«Современная Испания Реферативный сборник Москва 2003 ББК 63.3 (Исп.) С56 Серия Европа. ХХI век Центр научно-информационных исследований глобальных и региональных проблем Отдел Западной Европы и Америки Составитель, ...»

Российская Академия Наук

Институт научной информации

по общественным наукам

Современная Испания

Реферативный сборник

Москва

2003

ББК 63.3 (Исп.)

С56

Серия

«Европа. ХХI век»

Центр научно-информационных исследований

глобальных и региональных проблем

Отдел Западной Европы и Америки Составитель, автор введения и рефератов д-р ист. наук С.М.Хенкин Редакционная коллегия:

Т.Г.Пархалина, Е.А.Нарочницкая (ответственный редактор), Б.С.Орлов, Т.Н.Мацонашвили, И.С.Новоженова Современная Испания: Реф. сб. / РАН. ИНИОН.

С56 Центр научно-информ. исслед. глобал. и регионал. пробл.

Отд. Западной Европы и Америки. – Составитель, автор введения и рефератов Хенкин С.М. Ответственный редактор Нарочницкая Е.А. – М., 2003, 144 с.

В сборник вошли рефераты монографий, в которых исследуются разные стороны общественно-политической жизни постфранкистской Испании: становление и консолидация демократии, особенности политических институтов и политической культуры, роль монархии, сдвиги в расстановке социально-политических сил, национальные и региональные отношения, истоки и характер терроризма в Стране Басков, основные направления внешней политики.

The volume presents digests of books analyzing various aspects of postFrancoist Spanish politics, such as transition to and consolidation of democracy, characteristics of political institutions and political culture, the role of monarchy, recent shifts on the national political scene, ethnic and regional issues, terrorism in the Basque Country, foreign relations.

ISBN 5-248-00182-Х © ИНИОН РАН,

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Ч.Пауэлл. Испания в годы демократии, 1975–2000

Политическая система Испании

С.Фриас. Политическая культура в Испании: Сознание, позиции и практика

Х.Д.Медрано. Разделенные нации. Классы, политика и национализм в Стране Басков и Каталонии

И.Санчес-Куэнка. ЭТА против государства.

Стратегии терроризма

Испания – заметное действующее лицо на международной арене....... С.М.ХЕНКИН*

ВВЕДЕНИЕ: ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ

ПЕРЕХОДА ИСПАНИИ К ДЕМОКРАТИИ

В последние десятилетия Испания оказалась в числе стран, попавших в фокус внимания международной общественности. Ее переход к демократии стал одним из наиболее успешных процессов в рамках «третьей волны» демократизации. Важность достигнутого особенно отчетливо видна, если вспомнить тот тяжелый, временами трагический путь, которым шла Испания к современной политической системе. Ее страна поистине выстрадала.

Отправной точкой испанского пути к демократии можно считать знаменитую либеральную конституцию 1812 г., принятую в Кадисе во время победоносной борьбы испанского народа против вторжения Наполеона. Кадисская конституция разрывала с вековыми устоями испанской монархии, исходившими из принципа божественного происхождения королевской власти. Носителем верховной власти в стране объявлялась нация, которая свободна и не может быть ничьей наследницей. Монархия становилась парламентской, устанавливалась избирательная система. Условия того времени не позволили либералам претворить Кадисскую конституцию в жизнь.

Переход Испании к демократии, начатый в Кадисе, продолжался до середины 80-х годов ХХ в. – времени консолидации демократической системы. За эти примерно 170 лет страна пережила множество переворотов, восстаний, революций, гражданских войн, диктатур. Страна прошла три стадии государственного и культурного развития: монархию (до 1931 г.), республику (1931–1939 гг.) и франкистскую диктатуру (1939– * Хенкин Сергей Маркович – доктор исторических наук, профессор МГИМО (У) МИД России, ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН.

1975 гг.), причем на каждой из этих стадий отвергалось многое из предшествующих форм организации власти, прежних норм и ценностей. По существу, 170 лет ушли на то, чтобы подготовить к демократии социально-классовую структуру общества, национальный характер, выработать соответствующую политическую культуру.

Ныне впервые за всю историю в Испании сложился легитимный, стабильный и эффективный строй представительной демократии. Уже четверть века страна функционирует в режиме четкого разделения властей, созданы современная партийная система и избирательное законодательство, регулярно проводятся выборы в центральные и местные органы власти. Испания играет все возрастающую роль на международной арене. Ее место в современном мире кардинально изменилось по сравнению с тем, которое она занимала еще совсем недавно.

Страна сменила парадигму политической и духовной культуры, преодолев авторитарную традицию, разорвав казавшийся бесконечным круг насилия. Распутаны многие узлы и противоречия, решены «проклятые» вопросы, веками лихорадившие Испанию. Прочность нынешней государственности определяется решением ряда ключевых проблем.

Первое. Испании удалось восстановить национальную идентичность, обрести утраченное правопреемство. Если прежде в этой истерзанной общественными противоречиями стране и достигалась идентичность как основа социального согласия, то только на религиозной основе. Ныне впервые в своей истории Испания обрела национальногражданскую идентичность. Трудно переоценить роль в этом процессе короля Хуана Карлоса I, первого в истории страны представителя королевской семьи, который не стремился сохранить статус-кво, а пошел наперекор традиции и, опираясь на поддержку демократических сил, возглавил ликвидацию диктаторского режима. Король восстановил историческую преемственность власти, соединил прошлое, настоящее и будущее страны. Современная испанская монархия отличается от всех предшествующих типов королевской власти в Испании. Хуан Карлос играет в управлении страной меньшую роль, чем любой из его предшественников. И тем не менее монархия – становой хребет нации, а огромный моральный авторитет короля – гарантия стабильности политического развития Испании. Король стал необходимой фигурой для населения страны, у которого многие годы сохранялся страх перед возможностью новой гражданской войны.

Современную монархию отличает от предшествующих форм королевской власти в Испании и то, что она носит не сословный, а национальный характер, служит интересам всех испанцев, стоит «над партиями» и никому не подыгрывает. Под эгидой монархии последовательно сменяли друг друга у власти партии, принадлежащие к различным частям политического спектра: правоцентристский Союз демократического центра (1977–1982 гг.), традиционно считающаяся левой Испанская социалистическая рабочая партия (1982–1996 гг.), консервативная Народная партия (с 1996 г.). Во всех случаях король оставался и остается своего рода высшим попечителем, который доверяет народу, избирающему парламент, и подтверждает законность его выбора.

Второе. Законодатели урегулировали церковно-государственные отношения – исторически один из основных факторов раскола общества. Ведь в 30-е годы, в период республики в Испании господствовал яростный антикатолицизм. Напротив, франкистское государство было конфессиональным по характеру. В нем католицизм пронизывал всю жизнь нации. На этапе демократизации церковь была отделена от государства.

Хотя многие вопросы образования, брака, семьи, регулирования рождаемости становились предметом острых дискуссий, церковь в целом не ставила под сомнение органичность для современной Испании светского и демократического пути развития.

Испанский опыт – в ряду политических практик других стран – показал несостоятельность весьма распространенной точки зрения о несовместимости католицизма и демократии. Социально-экономическая модернизация страны привела к обновлению местного варианта католицизма и изменению его отношения к демократии. Многие современные установки католицизма не только не противоречат концепции представительной демократии, а усиливают ее.

Третье. В годы демократизации окончательно был решен «военный вопрос». В прошлое ушла традиция военных переворотов (в ХIХ– ХХ вв. произошло несколько десятков «пронунсиамьентос»). Армия перестала выступать в роли арбитра внутриполитической жизни. После присоединения Испании к НАТО (в 1986 г.) внимание военных переключилось с внутриполитических проблем на вопросы евро-атлантического военного строительства. ИСРП, придя к власти, поставила вооруженные силы под гражданский контроль, военными министрами стали назначаться гражданские лица.

Четвертое. Был найден удачный (по крайней мере, на достаточно длительный период времени) способ решения национально-региональной проблемы – традиционно крайне болезненной и конфликтной. «Государство автономий» стало промежуточной, компромиссной формой между централистским унитарным государством и федерацией. При том, что эта форма урегулирования национально-региональных противоречий удовлетворяет не все влиятельные национальные меньшинства, она доказала за четверть века свою жизнеспособность, уберегла многонациональную страну от дезинтеграции, ослабила националистические и сепаратистские тенденции.

Пятое. В годы демократии завершился вековой спор между «европеистами» и «почвенниками» – сторонниками самобытного пути развития Испании, стоявшими на изоляционистских позициях. Присоединившись к ЕС, НАТО и другим региональным организациям, Испания стала полноправным членом европейского сообщества.

И, наконец, шестое – по порядку, но не по значимости. Впервые в испанской истории в стране сформировалось прочное и устойчивое национальное согласие на демократической основе. Еще несколько десятилетий назад здесь было немало взаимной нетерпимости. Через всю историю Испании проходит глубокий раскол между традиционалистами и сторонниками модернизации. Столкновения двух противоположных лагерей приобретали характер острейших общественных конфликтов.

Такой сшибкой стала, например, гражданская война 1936–1939 гг., в ходе которой репрессии, убийства, месть и ненависть захлестнули страну. В 40-е годы, да и в последующие десятилетия, франкистская пропаганда настойчиво насаждала образ врага, ополчаясь прежде всего против коммунистов. И в левом лагере было немало людей, жаждавших реванша за поражение в гражданской войне. Однако в 70-х годах духовный и политический климат в стране изменился настолько, что в массовом сознании «образ врага» оказался уже достаточно размытым.

Демократический консенсус в Испании был достигнут благодаря глубокой переоценке ценностей как франкистами, так и антифранкистами. Вчерашние сторонники каудильо, легализовав левые партии и профсоюзы, обеспечив проведение выборов в центральные и местные органы власти, предоставив автономию национальным областям, приняли многие ценности побежденных в гражданской войне, согласились с теми требованиями, из-за неприятия которых правые силы когда-то с оружием в руках сражались против республики.

Показательна эволюция нынешней правящей партии Испании – Народной партии. В первые годы демократизации она выступала в ряде аспектов как антирежимная, неофранкистская партия. Ее исторический путь – это длительный, сложный, порой мучительный процесс приспособления к системе представительной демократии, сопровождавшийся модернизацией и сдвигом к центру, словом, приближением к существующим западноевропейским образцам. Благодаря приходу к руководству партией нового поколения политиков во главе с Хосе Мария Аснаром, не связанных с франкистским прошлым, она сумела совершить радикальное политико-идеологическое обновление. Обретя «второе дыхание», Народная партия заняла лидирующие позиции в современной Испании.

Не менее интересна эволюция ведущих левых партий – социалистической и коммунистической. Обе они также обнаружили способность к компромиссу, отказавшись от «возмездия» и «реванша», от требования привлечь к ответственности лиц, виновных в репрессиях франкистского периода. Антимонархисты по убеждению, они признали монархию.

Особенно важное значение имел сдвиг к умеренности, происшедший в компартии Испании, – одной из первых компартий Западной Европы, вставшей на путь пересмотра традиционных идейно-политических догм. При всем политическом мастерстве правящего класса путь к демократии мог оказаться намного сложнее, если бы его курс не нашел поддержки у влиятельной компартии.

Надо сказать, что в 70-е годы в Испании произошло редкое в истории совпадение многих объективных и субъективных обстоятельств, благоприятных для перехода к демократии и ее консолидации. Среди них – экономический бум предшествующего десятилетия и формирование многочисленного среднего класса, ориентирующегося на западноевропейские образцы, стремление миллионов испанцев избежать радикальных экспериментов по образцу 30-х годов и сдвиг к центру ведущих политических организаций, умение их лидеров подняться над узкопартийными амбициями и пойти по пути национального примирения, преодолевая непонимание и сопротивление собственной среды, присутствие в ближайшем окружении короля такого блестящего советника, как профессор права Торкуато Фернандес-Миранда. Король Хуан Карлос так оценил свою роль в испанском политическом процессе последних десятилетий: «Я нужный человек, появившийся в нужном месте в нужный момент»1.

Велико международное значение испанского опыта. К нему долгие годы обращаются политики и эксперты при решении самых разных проблем перехода к демократии, будь то обретение страной правопреемства Vilallonga J.L. Conversaciones con D. Juan Carlos I de Espaa. – Barcelona: Plaza & Janes, 1993, p. 99.

и национальной идентичности, механизмы формирования консенсуса, роль политических лидеров или преобразование межнациональных отношений и региональной сферы. И интерес этот не угасает. В последние годы – в связи с оживлением дискуссии о возможности восстановления института монархии в России и во многих других постсоциалистических странах Восточной и Центральной Европы – в эпицентре внимания оказались политическая роль испанской монархии и фигура короля Хуана Карлоса.

С высоты сегодняшнего дня очевидно, что испанский вариант демократизации явился определенным рубежом в развитии мировых процессов перехода к демократии. Если при свержении фашистских диктатур в европейских государствах в 40-е годы решающую роль играли внешнеполитические факторы (поражение во Второй мировой войне и оккупация иностранными державами) и факторы того же рода ускорили крах авторитарных режимов в Португалии и Греции в 1974 г. (соответственно, антиколониальная борьба и авантюристическое военное вторжение на Кипр), то в Испании толчок трансформационному процессу был дан изнутри. Эта страна стала своего рода полигоном, на котором велась обкатка новой модели демократизации: перестройка недемократического режима сверху реформаторской частью правящей элиты, пошедшей под давлением оппозиции на переговоры и соглашения с демократическими силами. Впоследствии некоторые элементы этой модели были использованы в странах Восточной Европы и Латинской Америки.

Отмечая внушительные успехи, которых добились испанцы в деле создания стабильной системы представительной демократии и поистине всемирно-историческое значение опыта их перехода к демократии, не следует забывать, что путь к новому политическому режиму не был для них легким и безоблачным. Демократический процесс здесь прошел через множество рифов и подводных камней, препятствий и политических кризисов.

Некоторые проблемы, оставшиеся от прошлого, не решены до сих пор. Наибольшую тревогу вызывают действия баскской террористической организации ЭТА. При том, что демократия в Испании давно консолидировалась, там продолжает литься кровь. Деятельность ЭТА уже более 30 лет держит страну в напряжении, порой вызывая острые политические кризисы. Этаровцы, первоначально боровшиеся против франкистской диктатуры, в годы демократизации превратились в основную силу, дестабилизирующую общественную ситуацию в Испании. Их требования (освобождение «от испанского ига» и создание на территории испанских и французских провинций, населенных басками, независимого государства) находят определенную поддержку в баскском обществе, чем и объясняется долголетие организации.

Испания интегрировалась в сообщество западных демократий, сохранив национально-историческую специфику. К примеру, элементы традиционного «авторитарного комплекса» так или иначе продолжают жить в массовом сознании. Некоторые партии, профсоюзы и организации, как правые, так и левые, остаются в плену традиционных – патерналистских и каудильистских – представлений о власти, веками складывавшихся в стране. Положение в них характеризуется господством руководящей верхушки, бюрократизацией аппарата, пассивностью рядовых членов, отстраненных от принятия решений.

Проблема отчуждения масс от партийно-политической деятельности, типичная для всех стран Запада, проявляется в Испании с особой остротой. И это также наследие авторитарной политической культуры.

Согласно различным социологическим обследованиям, степень вовлеченности населения в партии и профсоюзы здесь одна из самых низких в Западной Европе.

По существу, многие традиции в Испании вписались в демократическую реальность, стали составной частью новой государственности. И относиться, по крайней мере к части их, следует не как к препятствию на пути модернизации, а как к фактору, составляющему самую суть национальной специфики, национальной самобытности.

В настоящий сборник вошли рефераты индивидуальных и коллективных трудов, в которых исследуются разные стороны испанской действительности за последние десятилетия: становление и консолидация демократии, особенности политических институтов и политической культуры, национальные и региональные отношения, терроризм ЭТА, основные направления внешней политики. Можно надеяться, что знакомство с книгой позволит российскому читателю лучше понять реалии современной Испании.

ЧАРЛЬЗ ПАУЭЛЛ

ИСПАНИЯ В ГОДЫ ДЕМОКРАТИИ, 1975– В монографии известного испаниста, профессора Оксфордского университета Ч.Пауэлла, ныне работающего в Испании, воссоздана объемистая и многоаспектная картина становления, развития и консолидации демократии в этой стране. Работа, получившая в Испании одну из престижных национальных премий по общественным наукам, состоит из четырех крупных разделов, где анализируются предпосылки краха франкизма, переход к демократии, правление Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП) и политика Народной партии (НП).

Автор анализирует социальный характер франкистского режима, стремясь выявить те его аспекты, которые облегчили последующий переход к демократии. При этом Ч.Пауэлл исходит из определения авторитаризма, сформулированного в 1964 г. известным американским политологом испанского происхождения Хуаном Линцем (эмпирической основой линцевского определения как раз и послужил испанский опыт), и квалифицирует этот режим как авторитарный.

В монографии выделяются сущностные характеристики франкизма. Прежде всего, это — ограниченный плюрализм и дозированное инакомыслие в «верхах». Вокруг Франко с 1936 г. сложилась коалиция, включавшая военных, фалангистов, монархистов и католиков. Каудильо балансировал между этими весьма пестрыми по своим интересам и установкам силами, манипулировал ими. Другая характеристика диктатуры, тесно связанная с первой, — отсутствие четкой идеологии, что позволило различным «семьям» выдвигать и защищать самые разные проекты, зачастую несовместимые. Еще одна отличительная особенность франкизма — его слабая способность к мобилизации. Режим отказался от политической мобилизации населения, требуя по отношению к себе не активных проявлений преданности, а пассивного подчинения и лояльности.

Последнее обстоятельство во многом связано с тем, что господствующие позиции в политической системе франкизма принадлежали не фашистской партии – Фаланге, а традиционно-консервативным силам.

Фаланга (позже она была переименована в Национальное движение), образованная в 1938 г. с тем, чтобы служить посредником между обществом и государством и воспитывать испанцев на принципах, провозглашенных последним, никогда не выполняла эти задачи и обладала очень ограниченными возможностями для проникновения в социальную среду.

А после 1957 г., когда были пресечены попытки Национального движения поставить под свой контроль деятельность кабинета министров, оно превратилось в чисто бюрократическую структуру, не имевшую серьезного политического влияния. В 1966 г. сам Франко в частном разговоре охарактеризовал движение как «клаку», главная миссия которой состоит в том, чтобы помогать политикам – ставленникам правительства (с. 91).

В 60—начале 70-х годов, по заключению Пауэлла, франкизм представлял собой не однопартийный, а беспартийный режим (с. 91). Незначительная роль Фаланги облегчила переход к демократии, так как в распоряжении диктатуры не было эффективных институтов, с помощью которых ортодоксальные франкисты могли бы активно сопротивляться процессу перемен.

В авторитарных режимах единственную партию часто заменяет армия, особенно в начальный период правления, когда еще свежи воспоминания о ее участии в захвате власти. Консолидация же системы авторитарного правления сопровождается снижением роли военных. В испанском случае участие армии в мятеже 18 июля 1936 г. и постоянное сосредоточение верховной власти в руках генерала Франко привели к преувеличению роли «милитаристского элемента» при оценке франкистского режима, который не может именоваться военной диктатурой в полном смысле этого слова, за исключением начального периода. В Испании действовала «диктатура военного, а не военная диктатура» (с. 92).

Еще в сентябре 1936 г., отмечает Ч.Пауэлл, армия передала всю власть в новом государстве Франко. Благодаря огромному авторитету Франко среди его товарищей по оружию, вооруженные силы никогда не стремились контролировать своего верховного главнокомандующего, который правил как глава государства и председатель правительства (до 1973 г.) и только во вторую очередь — как генералиссимус трех родов войск. И хотя в первое двадцатилетие существования франкизма многие военные занимали посты в государственном аппарате, это был отнюдь не контроль армии над государством, подобный тому, который имел место в ряде латиноамериканских стран в 60–80-е годы. Более того, с конца 50-х годов присутствие военных в аппарате власти стало сокращаться. Так, в середине 70-х они занимали лишь пятую часть министерских постов. В кортесах доля офицеров уменьшилась с 22,9% мест в 1955–1958 гг. до 11,3% в 1971–1976 гг. (с. 93). Сокращались и расходы на оборону. В 1973 г. Испания тратила на военные нужды 1,9% ВВП, т.е. меньше, чем любая другая западноевропейская страна, кроме Люксембурга, причем подавляющая масса средств шла на выплату жалования (с. 94).

Наряду с характером власти, на перспективы перехода к демократии серьезное влияние оказывает степень подготовленности к ней общества, прежде всего так называемый социально-экономический фактор.

Разумеется, здесь нет прямой зависимости. Исторический опыт показывает, что демократия возможна и в относительно отсталых странах (Индия, Коста-Рика), а хорошие экономические показатели не исключают господства авторитаризма (Южная Корея, Тайвань в 80-е годы). Вместе с тем очевидно, что высокий уровень социально-экономического развития и благоприятная хозяйственная конъюнктура способствуют созданию условий для становления и консолидации демократии.

В Испании социально-экономические предпосылки перехода к демократии созревали несколько десятилетий. Гражданская война, помимо того, что она была огромной человеческой трагедией, обернулась катастрофой для национальной экономики. В 1940 г. доход на душу населения упал на 14% по сравнению с 1930 г. Так, если в 1930 г. доход на душу населения был в Испании на 13% ниже, чем в Италии, то в 1950 г.

разрыв составлял уже 40%. Франции и Италии понадобилось только три года на послевоенное восстановление, Испании – свыше десяти (с. 22).

Экономическая отсталость усугублялась осуществлявшейся франкизмом политикой автаркии, ориентированной на сокращение импорта и налаживание производства недостающих товаров. Курс на самообеспечение национального рынка отвечал интересам социальных групп, поддерживавших франкистский режим, и господствовавших политических «семей». Вместе с тем политика автаркии объяснялась изоляцией, которую навязали франкизму западные демократии, победившие во Второй мировой войне.

Однако начавшаяся во второй половине 1940-х годов «холодная война» сделала международную обстановку намного более благоприятной для франкистского режима. Западные демократии боролись теперь уже не с фашистской, а с коммунистической угрозой. После 1945 г. фалангисты стали оттесняться от вершин власти представителями католической «семьи», которая вызывала намного меньше опасений в западных столицах. США, прежде относившиеся враждебно к франкистскому режиму, теперь начали видеть в нем своего союзника по глобальному противостоянию коммунизму. В 1953 г. было подписано испаноамериканское соглашение (так называемый Мадридский пакт), предусматривавший, в частности, предоставление Испании экономической помощи. Последняя, будучи существенно ниже, чем та, которую получали другие страны по плану Маршалла, тем не менее имела важное значение.

Благодаря начавшейся индустриализации темпы роста испанской экономики были довольно высокими. Однако развитие промышленности сталкивалось с серьезными трудностями, связанными прежде всего с нехваткой сырья и отсутствием достаточных средств для его приобретения. В целом автаркия, административное вмешательство государства в экономику, контроль над частной инициативой создавали серьезные препятствия для развития национального производства. В 1959 г. разразился финансовый кризис, сопровождавшийся вышедшей из-под контроля инфляцией и дефицитом государственного бюджета. На повестку дня встал вопрос о глубокой экономической реформе, способной ослабить вмешательство государства в экономику, восстановить роль деформированных товарно-денежных отношений, обеспечить приток в страну иностранного капитала. В правящем лагере усилились разногласия между технократами в лице католической организации «Опус Дей», выступавшими за хозяйственную реформу, и фалангистами, требовавшими продолжения политики автаркии. В этом споре победу одержали технократы, опиравшиеся на поддержку Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и Международный валютный фонд (МВФ). В 1959 г. был принят «план стабилизации», предусматривавший, в частности, постепенную отмену государственного контроля над хозяйственной деятельностью, ценами и заработной платой, девальвацию песеты и превращение ее в конвертируемую валюту, сокращение финансового дефицита, предоставление иностранному капиталу более широкого доступа на внутренний рынок. Благодаря этому плану Испания сумела найти выход из валютно-финансового кризиса и встала на путь реформирования экономики.

В 1961–1975 гг. темпы роста экономики составляли 6,7% в год – среди стран ОЭСР они были выше только у Японии (с. 24). Примечательно, что, хотя бум совпал с самым значительным в истории ХХ в. периодом расцвета мировой экономики, уровень жизни во франкистской Испании возрастал быстрее, чем в странах как с правоавторитарными диктатурами (Португалия, Латинская Америка), так и с тоталитарными режимами (Восточная Европа).

Экономическое «чудо» было связано с несколькими обстоятельствами. Во-первых, с доходами от иностранного туризма (численность посещавших Испанию туристов возросла с 6 млн. в 1960 г. до 34 млн. в 1973 г.). Во-вторых, с иностранными инвестициями, увеличившимися с 40 млн. долл. в 1960 г. до 322 в 1965 и 697 млн. долл. в 1970 г. Втретьих, с валютными поступлениями от рабочих-эмигрантов. По официальным данным, в 1960–1973 гг. 2,3 млн. испанцев выехали на заработки в основном в страны Западной Европы, – цифра значительная для страны, население которой составляло примерно 12 млн. человек (с. 25).

В годы бума экономика Испании серьезно трансформировалась.

Значительно сократилась роль аграрного сектора – с 24% ВВП в 1960 г.

до 9% в 1976 г. С 1960 г. ежегодный прирост индустриального производства составил 11%. Бурно росла и сфера услуг – 51% ВВП в 1976 г.

(с. 26).

Бурный экономический рост сопровождался впечатляющими социальными последствиями. Перемен такой глубины и масштабов не знала вся предшествующая история страны. Наблюдался интенсивный исход сельского населения в города. Если в 1950 г. примерно половина экономически активного населения была занята в аграрном секторе (между прочим, как и в 1914 г.), то в 1975 г. здесь трудилось лишь 23% населения. Сокращение доли жителей деревни с половины до четверти всего экономически активного населения заняло в Испании чуть более двадцати лет, в то время как во Франции этот процесс продолжался 3/ века, 50 лет в Германии и 30 лет в Италии (с. 29). Одновременно доля занятых в промышленности увеличилась с 25% в 1950 г. до 38% в 1975 г.

Во многом сходная картина имела место и в сфере услуг.

В 1970 г. 2/3 населения проживало в городах, насчитывавших свыше 10 тыс. жителей, и примерно половина — в городах с численностью населения свыше 50 тыс. Вместе с тем в Авиле, Памплоне, Сории и Сеговии в 1975 г. насчитывалось меньше жителей, чем в 1900 г., и это при том, что население Испании за этот период возросло с 18 до 35 млн.

человек (с. 29).

По сравнению с первыми послевоенными годами резко улучшилось имущественное положение населения, сформировался многочисленный средний класс. В 1955 г. средняя заработная плата по стране составляла 290 долл. в год (не достигая уровня 1935 г.), в 1964 г. – 497 долл., а в 1975 г. – уже 2486 долл. (с. 37). Уровень потребления резко возрос. Если в 1960 г. на каждую тысячу населения приходилось владельцев телефонов, 5 – автомобилей и 10 — автомобилей, то в 1975 г эти цифры возросли соответственно до 200, 653 и 111 (с. 41). Правда, при этом не следует забывать, что для трудящихся рост доходов и потребления означал сверхэксплуатацию. В 1976 г. более половины экономически активного населения работало свыше 46 часов в неделю (с. 37).

Кроме того, плоды экономического роста распределялись неравномерно среди различных групп населения. В 1974 г. 10% самых богатых семей владели 40% национального дохода. В Италии, Франции и Германии соответствующая цифра составляла 30% (с. 38). Авторитарная природа франкизма не позволила ему использовать возможности, открывавшиеся для социального развития общества. К примеру, расходы на образование составляли в Испании 2% ВВП, в то время как в Германии и во Франции – 5% (с. 40).

В годы бума стала заметна эволюция режима: власти смягчили цензуру, признали право трудящихся на заключение коллективных договоров и экономическую забастовку, допустили создание ассоциаций, не носящих характера политических партий. Проводя эти реформы, франкизм рассчитывал на укрепление своих позиций. Однако на практике произошло обратное. В Испании забурлила общественно-политическая жизнь, начало формироваться гражданское общество – сеть независимых от государства организаций и ассоциаций, которые подтачивали устои существующего порядка. Особенно важное значение имели изменения в менталитете испанского общества – самые заметные за всю его историю. Трансформируясь, франкизм, в известном смысле, занимался реформаторами.

Ч.Пауэлл обстоятельно рассматривает основных участников антидиктаторской борьбы, к числу которых он относит прежде всего рабочих. В контексте франкистской либерализации трудовых отношений на многих предприятиях возникли полулегальные профсоюзы – Рабочие комиссии, которые действовали в обход официальных корпоративных («вертикальных») синдикатов и реально защищали интересы трудящихся. На годы «экономического чуда» пришлись наибольшие по силе и масштабам социальные конфликты за весь период диктатуры. Развитие капитализма привело к серьезным сдвигам в политической культуре рабочего класса – отказу от традиционно максималистских требований и готовности к переговорам с предпринимателями. Профсоюз стал восприниматься «как орудие борьбы за улучшение условий труда, а не как инструмент осуществления социальной революции, что явно контрастировало с традиционной культурой революционного синдикализма испанского рабочего класса» (с. 32).

Со второй половины 50-х годов важным бастионом противостояния франкизму стала университетская среда. Значение студенческих выступлений, развивавшихся в отрыве от других слоев общества, определялось в первую очередь тем, что в университете «происходила политическая социализация значительной части испанской молодежи и, что особенно важно, – будущего политического класса демократического общества» (с. 50).

В то же время испанская деревня оставалась по большей части в стороне от антифранкистского движения. По сравнению с 30-ми годами, когда требование аграрной реформы, исходившее от радикально настроенных низов, оказалось одним из главных факторов раскола общества, ситуация резко изменилась. Массовая миграция сельского населения в города и индустриализация привели к тому, что главной фигурой в деревне стал средний собственник, не видевший в государстве эксплуататора и непримиримого врага. Крупные землевладельцы – важная социальная опора франкизма – потеряли свое экономическое и политическое влияние в обществе. В результате аграрная реформа не была включена в программу оппозиции.

Делегитимации режима способствовало дистанцирование от него все более широких слоев католической церкви. Франкизм был особенно восприимчив к критике со стороны церкви. Последняя поддержала франкистский мятеж против республики, окрестив его «крестовым походом за веру». Позже Франко объявил Испанию католической страной и предоставил церкви беспрецедентные льготы.

Рост антифранкистского движения, равно как и обновленческий курс, провозглашенный II Вселенским собором в Ватикане (1962– 1965 гг.), стимулировал развитие антифранкистских настроений в среде священнослужителей, связавших ряд положений социальной доктрины католицизма с требованиями уважения человеческого достоинства и социальной справедливости. Священники участвовали в забастовках и манифестациях трудящихся, завершавшихся схватками с полицией, предоставляли здания церквей для рабочих сходок, прятали там рабочих — активистов от сил безопасности.

Оппозиционные настроения проникли и в армию, где развернулись процессы поляризации. Часть офицеров выступала за модернизацию вооруженных сил, сознавая, что франкизм является препятствием на этом пути. В армии была образована организация «Демократический военный союз», которая, несмотря на свою малочисленность (в нее входило примерно 200 военнослужащих), влияла на настроения военных (с. 97). И хотя часть офицерства, прежде всего участники гражданской войны, ревностно защищала статускво, основную социальную базу режима накануне смерти Франко составляли гражданские, а не военные круги.

В оппозицию к диктатуре перешла также часть чиновничества. В первые годы франкизма понятия «режим» и «государство» практически совпадали. Однако в период бума численность управленческого аппарата резко возросла, в него влились кадры, не принадлежавшие к «семьям», составлявшим франкистскую политическую элиту, и относившиеся к ним критически. Для режима такой поворот событий стал еще одной «ловушкой».

С середины 60-х годов в испанском обществе прогрессирующими темпами стали распространяться ценности демократической политической культуры, о чем свидетельствуют различные социологические исследования. Так, отвечая в 1966 г. на вопрос, «что предпочтительнее:

чтобы один человек решал за нас или это должна делать группа лиц, избранных гражданами», 11% высказались за авторитарный выбор и 35% — за демократический. В 1974 г. эти цифры составляли, соответственно, уже 18 и 60% (с. 43). Существенно также, что за этот же период доля не ответивших сократилась с 54 до 22% (с. 43). В 1976 г. доля сторонников демократии среди респондентов составляла 78% — уровень, оставшийся с тех пор неизменным. Показателен и рост числа сторонников вступления в ЕЭС – институт, который ассоциировался с демократическими ценностями. Их доля возросла с 33% в 1966 г. до 74% в 1973 г. (с. 47).

Неоднозначное воздействие на развитие демократического движения оказало и испанское «экономическое чудо» 1960-х – начала 1970х годов. Дав толчок росту антифранкистских настроений, оно одновременно стимулировало распространение в испанском обществе аполитичности и потребительских ориентаций. По данным социологических опросов, испанцы в большей степени отдавали предпочтение миру, стабильности и порядку, нежели справедливости, свободе и демократии.

Однако сказанное не означает, что режим обрел легитимность на путях ускоренного экономического роста и большинство населения стало позитивно к нему относиться. По некоторым оценкам, в начале 70-х годов большинство испанцев были политически индифферентны, в то время как 15% поддерживали режим, а 25% хотели перейти к демократии, причем сторонники крутых и решительных перемен составляли незначительное меньшинство.

Результаты данного опроса отражают то обстоятельство, что демократические ценности зарождались в контексте диктаторского режима, установленного после кровопролитной гражданской войны. Эти же данные свидетельствуют, что в переходный период победу не удалось одержать ни приверженцам франкистской политической системы, ни сторонникам решительного разрыва с ней. Первые игнорировали то, что испанцы, стремясь к миру и порядку, хотели также свободы и демократии. Вторые не принимали в расчет того, что, стремясь к демократии и свободе, испанцы не хотели жертвовать социальным миром и порядком.

Таким образом, накануне смерти Франко в Испании сложилась «демократическая политическая культура, несшая на себе печать консервативных ценностей» (с. 45). И это обстоятельство объясняет характер перехода Испании к демократии.

Присутствие в испанском обществе оппозиции режиму в большой степени способствовало демократизации. Вместе с тем оппозиция, достаточно малочисленная, не представляла серьезной угрозы для франкизма. Смерть Франко в ноябре 1975 г. отнюдь не вызвала всеобщего ликования и появления на улицах восторженных толп. Бюрократический аппарат продолжал функционировать, армия сохраняла нейтралитет, спецслужбы не проявляли признаков неподчинения власти. Для того чтобы в стране начались демократические преобразования, требовались способные инициировать и возглавить этот процесс акторы.

Такими акторами в Испании оказались реформаторские слои правящей элиты во главе с королем Хуаном Карлосом. Направляющая роль монархии, пожалуй, самая оригинальная особенность демократизации в Испании. Примечательно, что в годы франкизма восприятие института монархии в обществе было довольно сдержанным, порой критическим, а в Хуане Карлосе, объявленном в 1969 г. преемником Франко, видели верного последователя каудильо, его марионетку. Поэтому, придя к власти, молодой король оказался в очень сложной ситуации. Он был лишен харизмы и демократической легитимности. В условиях роста антифранкистских настроений и демократических сдвигов на Европейском континенте, связанных с крушением авторитарных режимов в Португалии и Греции, укрепить позиции монархии можно было лишь ведя страну к демократии. Еще в 1973 г. Хуан Карлос говорил своему учителю и наставнику, профессору права Торкуато Фернандесу-Миранде: «Будущая страна совершенно не будет похожа на нынешнюю. Монархия должна быть демократической. Только в таком варианте ее признают Европа и мир, и она сможет существовать» (с. 116).

Стремясь максимально не нарушать «нормального течения» политической жизни, король взял курс на трансформацию режима изнутри, при опоре на существующую легальность, действующие политические и конституционно-правовые институты. Хуан Карлос использовал то, что в отличие от большинства военных диктатур, франкизм обладал «конституционным фасадом» (с. 133). При всем этом путь к демократии был сложным и извилистым, сопряженным с преодолением многочисленных трудностей. Не следует забывать, что Хуан Карлос находился в окружении ортодоксальных франкистских сановников и «коридор» для его реформаторских начинаний был весьма узок.

Среди этих сановников следует прежде всего назвать главу первого постфранкистского кабинета министров К.Ариаса Наварро, верного последователя каудильо. В его правительство вошли как ортодоксальные франкисты, так и «цивилизованные правые» — сторонники постепенных, осторожных изменений (министр внутренних дел М.Фрага Ирибарне, министр иностранных дел Х.М.Ареильса, министр юстиции М.Гарригес).

Демократическая общественность восприняла кабинет министров К.Ариаса Наварро как продолжение франкизма. В Испании начался невиданный за весь период диктатуры подъем забастовочного движения, продолжавшийся весь 1976 г. За этот год было потеряно 150 млн. рабочих часов — намного больше, чем в 1975 г. (14,5 млн.) (с. 181). Только в первые три месяца 1976 г. произошла 17731 забастовка. В отдельные дни бастовали сотни тысяч рабочих и служащих. В ряде мест отмечались столкновения демонстрантов с полицией, были убитые и раненые. Трудящиеся требовали амнистии, политических свобод, улучшения экономического положения.

Отношения между Хуаном Карлосом и К.Ариасом Наварро с самого начала не сложились. Председатель правительства говорил некоторым министрам, что с королем ему «так же скучно, как с маленьким ребенком». В свою очередь Хуан Карлос заявил в интервью журналу «Newsweek», что К.Ариас Наварро – это «непоправимое бедствие».

«Действия Ариаса ставят целью показать, что он сильнее меня и в глубине души не воспринимает меня как короля», — заметил глава государства в частной беседе (цит. по: с. 159).

Ободренный результатами официального визита в Вашингтон, где он заявил, выступая перед конгрессменами, что «монархия гарантирует чередование у власти различных альтернатив в соответствии со свободно выраженными желаниями народа», Хуан Карлос санкционировал 1 июля 1976 г. отставку К.Ариаса Наварро. Не подлежит сомнению, считает Ч.Пауэлл, что это было «одно из самых трудных и вместе с тем удачных решений короля за весь период его правления» (с. 159).

Отмежевавшись от откровенных франкистов, Хуан Карлос стал в большей мере, чем прежде, опираться на «цивилизованных правых» — преимущественно поколение сорокалетних политиков, не участвовавших в гражданской войне и готовых поддержать перемены сверху. Король вспоминал позднее, что «ощущал почти физическую потребность окружить себя людьми своего поколения». Из этого круга глава государства выбрал на пост председателя правительства Адольфо Суареса, относительно малоизвестного политика, бывшего в предыдущем кабинете министром — генеральным секретарем Национального движения. Хуан Карлос видел в А.Суаресе «молодого, современного и достаточно амбициозного политика, способного взяться за решение стоящих перед страной проблем» (с. 159).

Правительство провозгласило своей целью создание демократической политической системы, основанной на гарантии прав и гражданских свобод, равенстве политических возможностей для всех демократических групп и реальном плюрализме. В своем телеобращении к нации, выдержанном в духе, резко отличном от стилистики Ариаса Наварро, А.Суарес обещал «уважать противников и предоставить им возможности для сотрудничества» (с. 161).

Первоначально широкие круги испанской и мировой общественности восприняли приход А.Суареса к власти негативно. Однако когда правительство встало на путь ломки франкистской политической системы, отношение к нему радикально изменилось. Менее чем за год в Испании были ликвидированы наиболее одиозные институты франкизма и введены демократические нормы и учреждения. Среди проведенных мероприятий – амнистии политических заключенных, роспуск Национального движения, «вертикальных профсоюзов», легализация основных партий и рабочих профсоюзов.

Особенно важное значение имела легализация компартии (апрель 1977 г.), на протяжении почти сорока лет являвшейся главным объектом травли и преследований со стороны франкистских властей. Это решение правительства было поддержано 55% населения (12% высказались против) (с. 180). До легализации КПИ существовали серьезные мотивы для сомнений в искренности действий властей, однако после этого уже никто не подвергал сомнению стремление А.Суареса создать в Испании подлинную демократию.

Ключевым моментом разрыва с франкизмом стало принятие закона «О политической реформе». В законопроекте, внесенном правительством в кортесы в августе 1976 г., признавался суверенитет народа, подразумевалось упразднение основных франкистских институтов – корпоративных кортесов и Национального движения, – а также избрание двухпалатного парламента на основе всеобщего, прямого и тайного голосования. Король и А.Суарес исходили из того, что принятие этого законопроекта, разрушавшего старую государственность и закладывавшего основы представительной демократии, должно было произойти без какого-либо отступления от существующего законодательства. Председатель правительства подчеркивал, что реформа «основывается на действующей законности и может осуществляться путем предусмотренных процедур. Не может и не будет существовать конституционный вакуум и тем более вакуум легальности, поскольку Испания — правовое государство, в котором господствует закон» (с. 166).

Идея закона «О политической реформе» была подсказана Т.Фернандесом-Мирандой, считавшим, что франкистские законы «не связывают» и что в них заложен механизм пересмотра существующего правопорядка (с. 115). Действительно, в законе «О наследовании поста главы государства» говорилось: «Для того, чтобы отменить или изменить Основной закон, требуется, помимо согласия кортесов, народный референдум».

Таким образом, закон «О политической реформе» мог быть принят лишь с согласия франкистских кортесов. Казалось невероятным, что прокураторы кортесов одобрят закон, ставящий крест не только на этом органе власти и, следовательно, их карьере, но и на политической системе франкизма в целом. Однако Т.Фернандесу-Миранде, назначенному королем председателем кортесов, после большой подготовительной работы удалось решить эту задачу. 18 ноября 1976 г. 425 прокураторов высказались за принятие законопроекта (59 голосов против, 13 воздержались). Путь к демократии в Испании парадоксальным образом открыли сами франкисты.

На состоявшемся в декабре 1976 г. референдуме в поддержку законопроекта высказались 94,2% из числа участвовавших в голосовании (против лишь 2,6%).

Реформаторская деятельность правительства развертывалась в обстановке террористических вылазок ультраправых, левацких и националистических групп, ожесточенного сопротивления реакционных кругов армии. Кризисные ситуации возникали постоянно. Так, в сентябре 1976 г. министр обороны, вице-председатель правительства Фернандо де Сантьяго подал прошение об отставке, заявив о своем несогласии с предстоящей легализацией связанного с компартией профсоюза «Рабочие комиссии» и других профсоюзов, выступавших в годы гражданской войны на стороне республики. Спустя несколько дней с ним публично солидаризировался другой известный противник реформ – генерал Карлос Иниеста. Правительство отправило обоих военных в отставку, назначив на пост министра обороны либерально настроенного генерала Гутьереса Мельядо, что, однако, не нашло поддержки у реакционно настроенной части генералитета. Постоянно встречаясь с представителями высшего командного состава вооруженных сил, А.Суарес информировал их о намерениях правительства и стремился убедить в необходимости проведения той или иной реформы. При этом он руководствовался установкой короля, стремившегося к тому, чтобы «победители в гражданской войне не превратились в побежденных демократией» (с. 166).

Преодолевая кризисные ситуации такого рода, А.Суарес опирался на поддержку короля и демократической оппозиции. После референдума во взаимоотношениях между правительством и демократической оппозицией возник принципиально новый момент: диалог на основе постоянных контактов. Оппозиционные партии образовали в декабре 1976 г.

«комиссию девяти», которая во время встреч с Суаресом излагала свое мнение по поводу различных аспектов реформирования политической системы и путей решения соответствующих проблем.

Шаги в направлении демократизации испанского общества укрепили позиции монархии. В ходе обследования, проведенного в январе 1977 г., 61% опрошенных высказались в поддержку монархии и только 22% предпочитали республику. 72% придерживались мнения, что король действует «хорошо или очень хорошо» (только 3% — что «плохо или очень плохо») (с. 175). Примечательно, что среди поддерживавших Хуана Карлоса было немало республиканцев.

Вырос и престиж А.Суареса. В начале 1977 г. 67% считали председателя правительства и его команду способными управлять страной, в то время как 18% ставили это под сомнение; 61% респондентов видели в нем демократа (23% это отрицали) (с. 176). Стремясь укрепить свои позиции, А.Суарес и его окружение создали в мае 1977 г. Союз демократического центра (СДЦ), представлявший собой разношерстную правоцентристскую коалицию, в которую вошли франкисты-«обновленцы», христианские демократы, либералы, наиболее умеренные социалдемократы.

На июнь 1977 г. были назначены первые после 1936 г. парламентские выборы, результаты которых должны были дать ответ на три принципиальных вопроса. Во-первых, кто будет руководить политическим процессом в Испании – СДЦ или ИСРП, которые по результатам опросов общественного мнения имели самый высокий рейтинг среди политических партий. В частных беседах руководители социалистов высказывали опасение в связи с возможностью своей победы на выборах, полагая, что она может спровоцировать армию на переворот и прервать процесс демократизации. Во-вторых, на выборах должен был решиться вопрос, будут ли будущие кортесы «учредительными», т.е. ставящими своей основной задачей разработку новой демократической конституции.

Король на встречах с политическими лидерами дал понять, что является сторонником классического конституционного процесса. В свою очередь А.Суарес публично оповестил, что в случае победы СДЦ на выборах он первым делом займется разработкой конституции, сотрудничая со всеми партиями, представленными в кортесах. В-третьих, первые за сорок лет парламентские выборы должны были определить реальный вес различных партий и коалиций в испанском обществе.

Победу на выборах завоевал Союз демократического центра, завоевавший 34,6% голосов и 165 мест в конгрессе депутатов – нижней палате парламента. ИСРП собрала 29,4% голосов (111 мест). Третье и четвертое места заняли компартия Испании — 9,3% (20 депутатских мест) и правоконсервативный Народный альянс – 8,8% голосов ( мест).

Вскоре после выборов король объявил, что начало демократии положено. «Монархия – полагая, что выражает и чаяния кортесов, — стремится к такой Конституции, которая отразит все своеобразие нашего народа и гарантирует его исторические права». Вместе с тем Хуан Карлос заметил, что, будучи конституционным монархом, не может направлять работу палат кортесов – это «обязанность политических властей» (с. 198).

После выборов перед парламентом и сформированным А.Суаресом правоцентристским правительством встало множество острых проблем. Помимо разработки новой конституции и завершения демонтажа политических структур франкизма, речь шла о смягчении начавшегося в 1974 г. экономического кризиса, последствиями которого были высокий уровень безработицы, инфляции и внешней задолженности. Трудности усугублялись тем, что однопартийное правительство, состоявшее из представителей СДЦ, не имело большинства в кортесах.

В октябре 1977 г. после трехнедельных переговоров между правительством и всеми представленными в парламенте партиями были подписаны так называемые «пакты Монклоа» (по названию правительственной резиденции в Мадриде), которые предусматривали необходимость осуществления целого ряда политических и экономических мероприятий, необходимых для завершения перехода от франкизма к представительной демократии. Пакты были компромиссом, в соответствии с которым оппозиция соглашалась на меры по оздоровлению экономики, предлагавшиеся правительством (контроль над государственными расходами, находившейся в обращении денежной массой и ростом заработной платы; некоторые меры по поддержанию занятости и др.).

Левые же партии добились включения в текст соглашений пунктов о проведении важных структурных реформ (налоговая реформа, установление парламентского контроля над средствами массовой информации, пересмотр уголовного и военного кодексов в сторону их смягчения, реорганизация сил общественной безопасности).

Итоги реализации «пактов Монклоа» были неоднозначными. К концу 1978 г., когда срок их действия истек, правительству удалось добиться (ценой резкого снижения темпов роста экономики и вдвое большего, чем ожидалось, увеличения безработицы) некоторых первоочередных целей – инфляция сократилась с 26,4% в 1977 г. до 16% в 1978 г.

Текущий платежный баланс был сведен с положительным сальдо, при этом золотовалютный запас достиг рекордного уровня – 10 млрд. долл., а позиции на мировом рынке укрепились. Вместе с тем большинство структурных реформ так и не были начаты.

Тем не менее соглашения сыграли важную роль в успехе переходного процесса. Прежде всего, их заключение свидетельствовало о существовании широкого базового консенсуса по вопросу о необходимости развития в демократической Испании социальной рыночной экономики.

«Пакты Монклоа» продемонстрировали также, что, в отличие от своих предшественников, демократическое правительство обладает достаточной легитимностью для проведения очевидно непопулярных мер «жесткой экономии». Наконец, соглашения стимулировали как демократическую социализацию новой политической элиты, вышедшей на политическую авансцену после парламентских выборов, так и примирение между старыми антагонистами. Первые переговоры между лидером испанских коммунистов С.Каррильо и видным деятелем франкистского режима М.Фрагой Ирибарне, возглавлявшим Народный альянс, состоялись именно во дворце Монклоа, а не в Конгрессе депутатов.

Стремление правительства А.Суареса избегать конфликтов с оппозицией проявлялось и при проведении внешнеполитического курса.

Однако, в отличие от внутренних социально-экономических проблем, здесь не существовало единства мнений. Напротив, имелись глубокие разногласия относительно того, какое место должна занимать Испания в мире, и прежде всего относительно отношений с США и возможного вступления в НАТО. КПИ и ИСРП были решительными противниками присоединения к Североатлантическому альянсу. Это проявилось, в частности, в декабре 1977 г., когда делегация ИСРП посетила Москву и подписала совместное с КПСС заявление, в котором констатировалась «необходимость преодолеть раскол современного мира на военнополитические блоки» (с. 216). В сфере внешней политики не было подлинного согласия, а скорее сложился «негласный пакт», позволявший отложить решение спорных проблем до принятия Конституции. Говоря на языке фотографа, здесь «сложился негатив консенсуса или, если угодно, консенсус «по умолчанию» (с. 216).

Одной из немногих целей, которую разделяли все партии, представленные в кортесах, было вступление в ЕС. После того, как Европейский парламент одобрил резолюцию, в которой признавалась важность проведения парламентских выборов в Испании в июне 1977 г., и выразил желание как можно скорее увидеть страну в составе ЕС, министр иностранных дел М.Ореха подал заявление о вступлении в Сообщество, предварительно убедившись в поддержке этого шага оппозицией.

А.Суарес в августе–декабре 1977 г. посетил столицы девяти стран – участниц ЕС. Председатель правительства Испании исходил из того, что демократизация и европеизация — процессы, дополняющие друг друга, и консолидация новой политической системы не произойдет до тех пор, пока политические структуры Испании не станут идентичными европейским.

Консенсус, сложившийся в Испании – в отличие от Греции и Португалии – по проблеме вступления в ЕС, объяснялся тремя обстоятельствами: оптимистическим восприятием населением страны этого шага, связанным с опытом «экономического чуда» 60 – начала 70х годов; самим характером демократизации, в ходе которой «европеистский консенсус», как и консенсус по вопросам конституции, рассматривался как гарантия необратимости демократизации; длительностью и степенью (большими, чем у Португалии и Греции) международной изоляции, преодоление которой требовало статуса, соответствующего переходу страны к демократии.

В декабре 1978 г. на общенародном референдуме была одобрена демократическая Конституция Испании, перечеркнувшая реакционное франкистское законодательство. Конституция стала результатом компромисса между основными партиями страны. Ни одна другая конституция в истории страны не обладала сопоставимым уровнем легитимности.

Ч.Пауэлл характеризует демократизацию «по-испански» как «переход путем компромиссов» – сначала между сторонниками жесткой и мягкой линий, а затем между последними и умеренной оппозицией. Примечательно, что компромиссы осуществлялись на уровне политических элит при относительно низкой активности населения. То, что в Испании не произошло радикального разрыва с прошлым, обусловлено именно консенсусной формой преобразований. Социальный нажим на власти со стороны левых и демократических сил, бесспорно, существовал и служил своеобразным противовесом давлению на правительство справа, со стороны ультрареакционных кругов, всячески тормозивших проведение реформ. Впрочем, левые силы не стремились к решительной конфронтации с политическим аппаратом диктатуры и не ставили вопрос о проведении радикальных социально-экономических преобразований. По существу, они сдвинулись к центру, поддержав общий вектор политики реформаторской части правящей элиты. Имевший глубокие исторические корни и усиленный гражданской войной 30-х годов раскол испанского общества на левых и правых был окончательно преодолен. На смену ему пришло национальное примирение, консенсус основных социально-политических сил. Условия для такого консенсуса были подготовлены как значительным улучшением условий существования миллионов людей в годы экономического подъема, так и широким осознанием преимуществ «спокойной, стабильной жизни» и необходимости защиты завоеванных демократических прав и свобод от посягательств всякого рода экстремистов.

Особенно важную роль сыграл страх перед повторением ужасов гражданской войны, ставшей огромной моральной травмой для нации.

Испанцы левых и правых убеждений сотрудничали в рамках так называемого «пакта забвения». Дабы предотвратить кровопролитие, жертвы репрессий отказались от намерения мстить и сводить счеты. В стране не разжигалась антифранкистская истерия. Бывшие сторонники диктатуры не только не были объявлены «врагами нации», но и сохранили легальные возможности для открытой пропаганды собственных взглядов. В свою очередь, значительная часть правых «поступилась принципами», отказавшись от создания «образа врага» в лице левых сил. По заключению Ч.Пауэлла, именно «пакт забвения», составляющий один из важнейших компонентов испанского опыта, в значительной мере объясняет ту увлеченность, с которой этот опыт изучается «на других широтах, особенно в тех демократизирующихся странах, где в прошлом имели место серьезные социальные разломы» (с. 629). Национальное примирение, материализовавшееся в серии соглашений между правительством и оппозиционными партиями («пакты Монклоа»), а также между правительством, предпринимателями и профсоюзами, облегчило переход к демократии и ее консолидацию.

Принимая предложенное Х.Линцем и А.Степаном определение процесса демократизации в Испании: «согласованная реформа – согласованный разрыв» (с. 130), Ч.Пауэлл полемизирует с теми исследователями, которые утверждают, что переход к демократии «сверху» серьезно ограничивает масштабы политических и социально-экономических изменений. О беспочвенности такого рода утверждений свидетельствует, по автору, в частности, сравнение испанского опыта с португальским и греческим: в 80–90-х годах в Испании «была создана более “передовая” в социальном отношении, в плане распределения богатства и развития государства благосостояния демократическая система» (с. 139).

По мнению Ч.Пауэлла, процессы перехода к демократии, начатые «сверху» реформаторами, вышедшими из рядов старого правящего класса, имеют больше шансов на успех, чем инициированные «снизу». Последние «могут приводить к созданию временных правительств, зачастую поддающихся соблазну использовать свою революционную легитимность для институционализации не менее недемократических ситуаций, чем те, которые они пытаются преодолеть (так было на Кубе при Ф.Кастро, в Иране при Хомейни и могло произойти в Португалии, если бы там возобладало наиболее радикальное крыло Движения вооруженных сил)» (с. 137). Вместе с тем не следует забывать, что возникший в результате эталонного с точки зрения политики пактов и компромиссов процесса постфранкистский режим отличался чрезмерной концентрацией власти в руках узкого правящего слоя, недостаточной развитостью гражданского общества, пассивностью населения, малочисленностью партий. Иными словами, достоинства перехода трансформировались в недостатки демократии.

Один из наиболее удивительных моментов демократизации «поиспански» состоит в том, что она не вызвала активного противодействия со стороны вооруженных сил, которые, в целом, вряд ли могли быть причислены к сторонникам смены режима. Поскольку при франкизме военные не находились у власти, задача реформаторов состояла не в оттеснении их от рычагов управления, а в обеспечении принятия ими происходивших перемен или, по крайней мере, их невмешательства в политику. Реформаторы всеми силами стремились сохранить существовавшую легальность с тем, чтобы лишить армию единственного предлога для срыва процесса демократизации. Показательно, что после одобрения закона «О политической реформе» адмирал Пита де Вейга заявил, что «его совесть абсолютно спокойна, поскольку демократическая реформа будет осуществляться в рамках франкистской легальности» (с. 255).

Особенно важное значение для сохранения лояльности вооруженных сил имело то, что во главе процесса демократизации стоял король – верховный главнокомандующий, которого воспринимали как наследника Франко, назначенного самим каудильо. А.Суарес же во всех случаях действовал от имени Хуана Карлоса.

К тому же в рядах военных не было согласия по жизнеспособной альтернативе демократизации. Такого согласия никогда не существовало ни в трех родах войск, ни среди представителей различных поколений, представленных в офицерском корпусе. С тревогой наблюдая за процессом демократизации, военные не имели собственного проекта постфранкистских преобразований, лидеров, способных претворить такой проект в жизнь и минимальной социальной поддержки, необходимой для его осуществления. В целом военные продемонстрировали, что обладают достаточным влиянием, чтобы ограничить вмешательство реформаторов в чисто военную сферу, но не настолько сильны, чтобы сдержать процесс демократизации.

Только в двух случаях на переходном этапе вооруженные силы выступили как единый институт. Впервые это произошло после легализации компартии, которую осудил Высший совет армии. Второй случай имел место в связи со всеобщей амнистией, предполагавшей возвращение в ряды вооруженных сил лиц, исключенных оттуда за принадлежность к антифранкистскому Демократическому военному союзу. Правительство получило предупреждение, что возвращение членов ДВС в армию вызовет в ее рядах реакцию с непредсказуемыми последствиями.

Это был единственный случай, когда военные успешно «надавили» на гражданскую власть, не подчинившись ее решениям.

Министр обороны Гутьерес Мельядо взял курс на превращение вооруженных сил в чисто профессиональный институт. Жалование военных выросло на 21% и сравнялось с жалованием гражданских чиновников.

Недовольство ультраправых кругов в армии носило характер отдельных изолированных акций и с опаской воспринималось большинством офицеров, полагавших, что подобная активность может привести к обострению внутриармейских разногласий. В конце 70-х годов было раскрыто несколько заговоров военных. Наиболее известным был «заговор Галаксия» (по названию кафе в Мадриде, где собирались его участники) (ноябрь 1978 г.). Заговорщики, пользуясь отъездом короля в Мексику, ставили своей целью захват дворца Монклоа во время заседания Совета министров и создание правительства национального спасения, возглавляемого военными.

В конце 1978 г. правительство А.Суареса распустило парламент и назначило новые выборы. Они состоялись в марте 1979 г. и в целом закрепили расстановку сил, сложившуюся в Испании после 15 июня 1977 г. – СДЦ – 35% (168 мест в Конгрессе депутатов), ИСРП – 30% (121 место), КПИ – 10,8% (23 места). Наибольшие потери понес Народный альянс, собравший всего 6,1% голосов (9 мест, на 7 меньше, чем в 1977 г.) (с. 238).

В апреле 1979 г. – впервые после 1931 г. — прошли муниципальные выборы, покончившие с засильем франкистов на местах. Убедительную победу завоевали на них левые партии: 3/4 испанцев проживали теперь в муниципалитетах, управлявшихся КПИ и ИСРП (с. 240).

После выборов межпартийному сотрудничеству, связанному с осуществлением «пактов Монклоа» и разработкой новой Конституции, пришел конец. В условиях усилившегося соперничества между партиями позиции однопартийного правительства, сформированного Союзом демократического центра, заметно ослабли. Власти были неспособны справиться с последствиями экономического кризиса 1979 г. и падения мировых цен на нефть в результате ирано-иракской войны, с террористическими акциями разного рода экстремистских организаций.

Ситуация усугублялась положением дел внутри разношерстного по составу СДЦ, где обострились разногласия между различными идейнополитическими течениями. Так, социал-демократы и «независимые»

ориентировались на большее вмешательство государства в экономику, чем либералы, в то время как христианские демократы занимали по этому вопросу промежуточную позицию. Если либералов и социалдемократов объединяло светское видение моральных и религиозных проблем, то демохристиане и «независимые» были в этих вопросах более консервативны.

В мае 1980 г. ИСРП внесла в кортесы резолюцию о вотуме недоверия правительству СДЦ. За правительство высказались 166 депутатов, против – 152, 21 воздержались (с. 282).

Популярность председателя правительства А.Суареса резко упала. Члены правительства все больше убеждались в том, что если при решении крупных государственных проблем он проявлял энтузиазм, то мелкие повседневные вопросы вызывают у него скуку. Было также заметно, что А.Суарес утратил свою легендарную способность принимать решения, превратившись в малоактивного руководителя, неспособного играть роль арбитра в спорах между министрами. Все это создавало в политической элите и стране ощущение потери управляемости. Эйфория первых лет демократизации сменялась разочарованием и страхом перед будущим. Король Хуан Карлос дистанцировался от А.Суареса, резонно полагая, что рост критики в адрес его бывшего ставленника негативно скажется на отношении к монархии.

В январе 1981 г. А.Суарес ушел в отставку. Его сменил Леопольдо Кальво Сотело – государственный деятель, тесно связанный с испанской финансовой олигархией, занимавший в предыдущем кабинете пост заместителя председателя правительства по экономическим вопросам.

В обстановке явно обозначившихся симптомов социальнополитического кризиса правые силы армии и гражданской гвардии (жандармерии) предприняли 23 февраля 1981 г. попытку государственного переворота с целью прервать процесс демократизации. В этот день вооруженные гражданские гвардейцы ворвались в здание парламента и в течение 18 часов удерживали депутатов, в том числе руководителей основных партий и почти всех членов правительства. В этот драматический момент очень многое зависело от позиции короля, к авторитету которого взывали как мятежники, так и приверженцы демократии. Хуан Карлос решительно встал на защиту демократии, приказав путчистам сложить оружие.

Любопытен проведенный исследователем анализ гипотетического сценария развития Испании в случае успеха государственного переворота. По мнению Ч.Пауэлла, в такой ситуации был вероятен раскол (подобный произошедшему в 1936 г.) вооруженных сил на мятежников и сторонников конституционного строя, который привел бы к вооруженному конфликту. Но даже если бы мятежникам удалось разгромить своих противников, они не обрели бы сколько-нибудь значительной опоры в обществе, как это случилось в прошлом. Согласно опросу, проведенному в марте 1981 г., 76% испанцев осуждали путч и только 4% ему сочувствовали. Хотя население заняло выжидательную позицию, партии и профсоюзы, мобилизовав своих сторонников, без труда парализовали бы политическую жизнь страны. В отличие от 1936 г., мятежники не могли рассчитывать на поддержку со стороны церкви. Неблагоприятной для них (опять-таки по сравнению с прошлым) была и международная обстановка. В результате своей попыткой переворота путчисты способствовали консолидации демократической системы, которую хотели свергнуть (с. 298). Манифестации, прокатившиеся по всей Испании февраля 1981 г., в которых участвовали миллионы людей, положили конец тому разочарованию в новой политической системе, которое возобладало с 1979 г. В политической жизни начался новый этап, характеризовавшийся верой в демократию, которая при всех своих недостатках предпочтительнее авторитарной альтернативы, навязывавшейся реакцией.

Вместе с тем правоцентристское правительство и при лидерстве Л.Кальво Сотело не сумело стабилизировать социально-политическую обстановку в стране. Кризис в СДЦ продолжал углубляться. Созданная сверху как инструмент завоевания власти в электоральной борьбе эта разношерстная коалиция не сумела институционализироваться как настоящая политическая партия, пользующаяся поддержкой в обществе.

Электорат СДЦ составляли социальные группы, которые в последние годы франкизма отличались индифферентностью и пассивностью. Они отождествляли себя с СДЦ в значительно меньшей степени по сравнению с избирателями других партий и голосовали не столько за это объединение, сколько за А.Суареса, обладавшего в первые годы демократизации бесспорной харизмой.

Утрата председателем правительства и лидером коалиции этой харизмы сказалась на СДЦ самым плачевным образом: на внеочередных парламентских выборах 1982 г. коалиция потерпела сокрушительное поражение, потеряв 4,7 млн. голосов и 156 мест в Конгрессе депутатов.

Ее электоральный результат оказался более чем скромным – 6,5% голосов и 12 депутатских мест (с. 326). В испанской истории не было ни одного случая подобного электорального провала. Вскоре после выборов СДЦ самораспустился.

В целом выборы привели к кардинальной перегруппировке политических партий Испании – не случайно за ними закрепилось определение «переломных» или «выборов-катаклизма». Победителем стала традиционно считавшаяся левой Испанская социалистическая рабочая партия, собравшая более 10 млн. (48%) голосов избирателей, что обеспечило ей абсолютное большинство мест (202) в Конгрессе депутатов.

Ни одна партия в истории Испании не добивалась столь внушительного успеха на выборах. Электоральный триумф ИСРП отчасти стал возможен благодаря крупной неудаче КПИ, потерявшей по сравнению с 1979 г. почти половину голосов, перешедших к социалистам. Ее присутствие в нижней палате парламента сократилось до 4 депутатов. Если в 1979 г. соотношение сил между КПИ и ИСРП составляло 1 : 3, то в 1982 г. оно уже было 1 : 12 (с. 325).

Выдвинутая ИСРП «программа перемен» под девизом «За справедливое и равноправное общество» предусматривала консолидацию новой политической системы, проведение мер по смягчению тяжелых последствий экономического кризиса и массовой безработицы, осуществление технологической перестройки производственной базы экономики, определение нового места Испании в мире.

Второе место на выборах занял правоконсервативный Народный альянс, за который проголосовали 5,5 млн. (26,6%, 107 мест в Конгрессе депутатов) избирателей – в 5 раз больше, чем в 1979 г. НА, начавший сдвигаться в сторону центра, выиграл больше всех от поражения СДЦ, получив почти 3 млн. голосов его бывших сторонников (с. 326).

Основная масса электората занимала центристские позиции. По подсчетам исследователей, средняя позиция избирателей, измеренная по 10-балльной шкале, на которой цифра 1 соответствовала крайне левой, а цифра 10 — крайне правой позиции, составляла в 1982 г. (как и в 1979 г.) 4,8 балла (с. 327).

Парламентские выборы 1982 г. свидетельствовали о возможности чередования у власти в Испании партий различной политикоидеологической ориентации. Стало очевидно, что в политической жизни страны работают демократические правила игры. Примечательно, что в Германии в течение 20 лет после окончания Второй мировой войны не было такого чередования партий у власти. А в Италии оно стало происходить только после окончания «холодной войны», спустя почти полвека после рождения I Республики.

В выборах приняли участие 79,8% электората (в 1979 г. – 68,1%) – наивысший показатель для Испании ХХ века. Они приобрели характер плебисцита в поддержку демократии, способствовав релегитимации ее институтов.

Ч.Пауэлл рассматривает вопрос о том, как вписывается победа ИСРП на парламентских выборах 1982 г. в хронологию переходного периода в Испании. Этот вопрос, отмечается в монографии, и определение рамок переходного периода являются предметом дискуссий специалистов. Как это принято в исследованиях переходных процессов, ученые разделяют собственно переход к демократии и ее консолидацию. Под переходом понимается ломка недемократического режима, формирование основных институтов и правил игры новой политической системы, под консолидацией – адаптация к этой системе населения, утрата антирежимными альтернативными силами реальной поддержки, принятие подавляющим большинством общества демократических норм.

Некоторые исследователи относят начало перехода Испании к демократии к 1969–1975 гг. (предпереходный этап), связывая его с углублением кризиса франкизма. Однако такая датировка, по мнению автора, вряд ли правомерна — указанный период следует квалифицировать скорее как «поздний франкизм». Ч.Пауэллу представляется более правильным определять переход к демократии как единый процесс, не разделяя его на фазы, что может привести к путанице. Исследователь не соглашается и с мнением, что переход начался в июле 1976 г., когда А.Суарес стал председателем правительства Испании. Согласно Ч.Пауэллу, начало переходу положило провозглашение Хуана Карлоса королем Испании (22 ноября 1975 г., спустя два дня после смерти Франко): с этого момента политический процесс приобрел качественно новую динамику.

Не менее дискуссионен вопрос о времени окончания переходного периода. Так, иногда его финальной точкой объявляют 15 июня 1977 г. – день, когда состоялись первые за 40 лет выборы в демократический парламент. Ч.Пауэлл критикует это утверждение. В 1977 г., когда только что установленные демократические институты сосуществовали с формально действовавшими франкистскими законами и рядом незатронутых реформами социально-экономических структур, когда франкисты господствовали в местных органах власти и занимали весомое положение в центральных институтах, было еще рано говорить о ликвидации франкизма как политической системы. Более адекватны реалиям две другие точки зрения. В соответствии с первой из них переход завершился 6 декабря 1978 г. одобрением на общенародном референдуме демократической Конституции, ознаменовавшей юридическое оформление представительной демократии. Согласно другой позиции — ее разделяет Ч.Пауэлл — переход закончился почти год спустя, после того как 25 октября 1979 г. на референдумах в Каталонии и Стране Басков были утверждены Статусы об автономии, открывшие путь для принципиально новой политики в регионах.

По оценке автора, консолидация демократии в Испании произошла в середине 80-х годов, в первые годы правления ИСРП (1982– 1996 гг.), укрепившей демократические институты и поставившей армию под эффективный гражданский контроль. Военная реформа, осуществленная правительством социалистов, коренным образом изменила роль Совета начальников генерального штаба, который перестал быть коллективным органом командования тремя родами войск и превратился в совещательный орган при президенте и министре обороны. На пост министра обороны стал назначаться политик из числа гражданских лиц, причем его полномочия заметно расширились. Важное значение имело также вступление Испании в НАТО (1986 г.), стимулировавшее переключение внимания вооруженных сил с внутриполитических проблем (испанская армия традиционно выступала в роли «арбитра» в жизни страны) на вопросы западноевропейского военного строительства.

Надо сказать, что решение о присоединении страны к военной организации НАТО (в политическую организацию блока она вошла еще в 1982 г. при правоцентристском правительстве) далось ИСРП весьма непросто. Дело в том, что в Испании имелось влиятельное движение, отстаивавшее традиционную для страны политику нейтралитета и неприсоединения к военным блокам. Находясь в оппозиции, ИСРП придерживалась антинатовской платформы. Однако после прихода к власти руководство партии радикально изменило свою точку зрения.

Ссылаясь на то, что НАТО – гарант экономического развития страны, открывающий ей доступ к современным технологиям, социалисты развернули мощную пропагандистскую кампанию за вступление в альянс.

На состоявшемся в марте 1986 г. общенациональном референдуме им удалось добиться трудной победы (52% из числа пришедших на голосование – «за», 39% – «против») (с. 370). Вхождение в НАТО стало одним из факторов консолидации испанской демократии.

Аналогичную роль сыграло и вступление в ЕС в январе 1986 г. Оно рассматривалось как шаг, означающий конец вековой социальной и политической изоляции Испании от остальной Европы, позволяющий модернизировать экономику и гарантирующий необратимость демократических преобразований.

За более чем 13-летний период пребывания ИСРП у власти в Испании произошли заметные перемены, затронувшие разные сферы жизни. Ч.Пауэлл разделяет правление социалистов на три этапа. Первый (1982–1986 гг.) – консолидация политических институтов и экономическая нормализация – совпадает с первой легислатурой ИСРП. Второй (1986–1993 гг.) – экономический бум и развитие государства благосостояния – приходится на вторую и третью легислатуры. Третий этап (1993–1996 гг.) – характеризующийся глубоким экономическим и политическим кризисом, начавшимся после потери ИСРП абсолютного большинства в кортесах и завершившимся ее поражением на выборах.

В первое время после победы социалистов на выборах часть испанских «верхов» опасалась проведения радикальных преобразований, включая национализацию крупной частной собственности. Однако умеренные действия социалистов развеяли эти опасения. Еще на своем съезде в октябре 1981 г. ИСРП отказалась от радикальной риторики и взяла курс на реформистскую политику, не предусматривавшую ни переход к социализму, ни построение альтернативной модели общества (с. 320).

В годы правления ИСРП Испания прошла через фазу ускоренного экономического развития (1985–1991 гг.), сопоставимого по масштабам с «чудом» 60-х — начала 70-х годов. Новое экономическое «чудо» вписалось в подъем западной экономики, начавшийся еще раньше в США и европейских странах. В годы экономического подъема ВВП увеличивался в среднем на 3,7% в год и был намного выше аналогичного показателя по ЕС – 2,6% (с. 426). Отчасти бум был связан с интенсивным проникновением на испанский рынок зарубежных компаний, заинтересованных в укреплении здесь своих позиций в связи с вступлением страны в ЕС. В 1985–1990 гг. иностранные инвестиции возросли в пять раз – факт беспрецедентный в экономической истории Испании.

В годы бума трансформировалась экономическая структура, расширилось и укрепилось государство «всеобщего благосостояния». Перед ИСРП встала проблема, которую приходится решать любой правящей социал-демократической партии, — как совместить перестройку экономики с защитой интересов населения, прежде всего необеспеченных социальных слоев, экономическую эффективность – с социальной справедливостью. Стремясь сделать испанскую экономику более конкурентоспособной и эффективной, правительство по примеру неоконсервативных партий отдавало приоритет экономическому росту.

«Экономическая эффективность предшествует эффективности социальной», — говорил лидер социалистов Ф.Гонсалес, обосновывая политику партии (с. 427).

Неправомерно, однако, называть курс ИСРП «неолиберальным»

или даже «тэтчеристским», как это делали некоторые критики Ф.Гонсалеса. При социалистах расходы на социальные услуги и социальное обеспечение населения постоянно росли. Если в 1980 г. они составляли 66% от расходов Великобритании, Италии, Франции и Германии, то в 1994 г. уже 87%. Основные средства вкладывались в системы образования, здравоохранения и пенсионного обеспечения.

Так, расходы на образование возросли в 1982–1995 гг. на 120%, составив 4,3%, и приблизились к среднеевропейскому уровню. В 1985– 1992 гг. доля 16–17-летних, охваченных разными видами обучения, увеличилась с 56 до 77%, 18–20-летних – с 33 до 53%, 21–24-летних – с 17 до 26%. Число стипендий, предоставлявшихся государством в системе высшего и среднего образования, возросло со 162 тыс. в 1982 г. до 750 тыс. в 1992 г: ресурсы, предназначавшиеся на эти цели, увеличились в шесть раз. В эти же годы число неграмотных сократилось с 8,5 до 5,3%. Если в 1980 г. Испания занимала десятое место в мире по количеству охваченного обучением населения в возрасте от 4 до 23 лет, то в 1988 г. она поднялась уже на четвертое место; обгоняли ее только Канада, США и Франция (с. 458).

Расходы на здравоохранение возросли в 1982–1992 гг. в четыре раза. Новая система национального здравоохранения распространилась на все население, на ее финансирование приходилось 5,4% ВВП. Этот уровень был, однако, ниже, чем в Италии (7,6%), Германии (8,2%), Франции (8,7%) (с. 460–461).

Особенно заметные результаты были достигнуты в реформировании пенсионной системы. Расходы на пенсионное обеспечение возросли в 1982–1995 гг. в пять раз – с 1,3 млрд. до 6,5 млрд. песет, составив четвертую часть всех расходов на социальные нужды. Это позволило охватить пенсионным обеспечением 7,6 млн. человек, в том числе 2 млн. не охваченных ранее. Средняя пенсия возросла с 19 до 52 тыс. песет в месяц; самые низкие пенсионные выплаты сравнялись с минимумом заработной платы (с. 457).

В 1990 г. Ф.Гонсалес имел все основания заявить, что в течение первых восьми лет правления ИСРП «системы здравоохранения, образования и пенсионного обеспечения охватили все население и возможно благодаря этому 80-е годы войдут в историю» (с. 557).

Сравнивая результаты политики ИСРП с результатами других правивших в 80–90-е годы на юге Европы социалистических партий, можно сказать, что испанским социалистам лучше других удалось совместить принципы экономической эффективности и социальной справедливости.

Социальная политика ИСРП во многом способствовала ее электоральным успехам: в 1986 и 1989 гг. партия одерживала победы на парламентских выборах, завоевав абсолютное большинство мест в нижней палате парламента.

Однако при всех достигнутых успехах доход на душу населения составлял в Испании в 1991 г. 79,2% от среднего по ЕС и был даже ниже, чем аналогичный показатель 1975 г. (81%) (с. 443). Иными словами, за 15 лет Испания не добилась никакого прогресса в плане приближения к экономическому уровню развитых стран ЕС. Разница в уровнях доходов самых богатых и самых бедных оставалась здесь более высокой, чем во многих других странах Европы. В 1990 г. 30% наиболее состоятельных граждан владели 53% национального дохода (в Великобритании — 50%, в Германии — 48%, в Швеции — 44%), в то время как 30% наиболее бедных – только 13% (в Великобритании — 15%, в Германии — 16% и в Швеции — 17%).

ИСРП не смогла снизить уровень безработицы (23%) – один из самых высоких в Западной Европе. Чувство протеста у населения порождали также рост налогов (в 1982–1992 гг. они увеличились с 26 до 36%) и низкое качество работы ряда социальных служб. В 1991 г. 56% респондентов сетовали на то, что платят налоги, не получая адекватной отдачи от системы социального обслуживания населения (с. 452–453).

В вину ИСРП вменялись авторитарные методы руководства, оторванность от широких партийных масс. Говорили о «суперпрезидентской» власти Ф.Гонсалеса, его «цезаризме» и «бонапартизме». Укоренению авторитарных методов руководства благоприятствовал длительный период пребывания партии у власти, когда процесс обновления руководящих кадров почти полностью прекратился. Если в 1977 г. 75% депутатам парламентской фракции ИСРП было менее 40 лет, то в 1996 г. таковых осталось всего 15%. К тому же 10% были депутатами-ветеранами (с.

562).

Но особое недовольство в стране вызывала широко распространившаяся коррупция, в которой оказались замешаны и высокопоставленные партийные функционеры. Ч.Пауэлл обращает внимание на то, что в 80-е годы феномен коррупции распространился и в других западных странах – Италии, Франции, Бельгии, Германии, Великобритании, Японии. В Испании коррупция имела специфические корни. Ее распространение было во многом связано с присоединением к ЕС и появлением новых рынков и акторов, действия которых не подпадали под существовавшее экономическое законодательство. К примеру, отсутствовал закон, обязывавший осуществлять аудиторские проверки предприятий. С 1986 г. правительство начало продавать государственные предприятия транснациональным корпорациям, причем это происходило без всякого парламентского контроля. В целом в эти годы возросла роль политической власти в руководстве экономическими процессами, что увеличило возможности для коррупции. Сыграло роль также создание «государства автономий» и связанная с этим децентрализация власти, расширившая поле для безответственных действий чиновников.

В период правления социалистов в Испании постоянно происходили акции социального протеста. Особенно большой резонанс получила всеобщая забастовка 1988 г., в которой участвовало почти 9 млн. человек. Трудящиеся требовали повышения заработной платы служащим и пенсий в соответствии с уровнем инфляции, введения коллективных договоров для служащих, увеличения числа безработных, имеющих право на пособия. Забастовка парализовала жизнь страны. По словам министра иностранных дел Испании, в тот день создавалось впечатление, что «на Мадрид упала нейтронная бомба», а другой высокопоставленный чиновник заметил, что «центр города напоминал кладбище» (с. 432). Забастовка стала серьезным испытанием для правительства, заставив его признать определенные недостатки своей социально-экономической политики и пойти на ряд уступок трудящимся.

Недовольство различными аспектами деятельности ИСРП привело к тому, что стихийно сложившийся вокруг нее блок, состоявший из представителей традиционного рабочего класса и средних слоев, дал трещину и на парламентских выборах 1996 г. она уступила пальму первенства консервативной НП (так с 1989 г. стал называться Народный альянс), набравшей 38,8% голосов избирателей. Ч.Пауэлл называет поражение социалистов «сладким», а победу консерваторов «горькой», поскольку разрыв в голосах составил всего 340 тыс. (с. 550).

Успех НП стал крупным политическим событием. Ведь она ассоциировалась в глазах широких слоев общественности с франкистским прошлым. Для этого были серьезные причины: в 1976 г. партию основали бывшие франкистские сановники, и в некоторых аспектах она выступала как антирежимная неофранкистская сила. Однако в конце концов НП сумела приспособиться к представительной демократии. Особенно важное значение имела смена поколений в ее руководстве – приход к власти молодых политиков во главе с лидером партии Хосе Мария Аснаром, сформировавшихся в условиях демократии и не связанных с авторитарным прошлым. Новому руководству удалось модернизировать партию, сдвинув ее к центру. Обретя новую идентичность, НП выдвинулась на лидирующие позиции в современной Испании. В 1996 г. партия насчитывала 500 тыс. членов, которые разделяли самые разные взгляды – популистские, консервативные, либеральные, демохристианские и даже социал-демократические, что, однако, не представляло серьезной угрозы для партийного единства.

И все же на первых порах руководство НП испытывало определенный дефицит демократической легитимности. Число респондентов, утверждавших, что «они никогда не проголосуют за НП», хотя и сократилось с 42% в 1989 г. до 25% в 1996 г., все же оставалось достаточно высоким. По шкале идеологических оценок, где 1 балл означает крайне левую позицию, а 10 баллов – крайне правую, платформа НП оценивалась в 7,9 балла, в то время как средняя самооценка избирателей составляла 4,7 балла (с. 554). Возможно, это обстоятельство объясняет то, что «новое большинство», объединившееся вокруг Народной партии, первоначально было невелико.

Консерваторам сопутствовала удача: они пришли к власти, когда уже был преодолен экономический кризис 1992–1994 гг. В первое четырехлетие своего правления НП добилась заметных успехов. Было создано 1,8 млн. новых рабочих мест – почти половина возникших за это время в странах ЕС. В результате безработица в Испании снизилась с 23% в 1996 г. до 15% в 2000 г. (с. 590). Круг лиц, охваченных системой социального обеспечения, за тот же период увеличился с 12,3 до 14,6 млн.

(с. 592). Сократились инфляция и внешний долг. НП осуществила приватизацию ряда крупных государственных компаний, в результате которой держателями акций стали 7,5 млн. человек (с. 581). Упрочились связи Испании с ЕС, страна вступила в зону евро. Начиная с 1997 г., впервые в истории ХХ в. прямые испанские инвестиции за рубежом превысили иностранные инвестиции в Испании.

В 1999 г. доход на душу населения в Испании составлял 82% от среднего в странах ЕС. Это было связано не столько с уровнем производительности труда, составлявшим 95% от среднеевропейского, сколько с высоким уровнем безработицы и прежде всего с крайне низкой экономической активностью населения. В конце 90-х годов из 26 млн. человек трудоспособного возраста работали лишь 13,2 млн. (с. 590). Иными словами, трудилась только половина (51%) из тех, кто мог это делать, – самый низкий показатель среди стран ЕС. Поэтому сближение испанской экономики с экономикой наиболее развитых стран в большой мере зависит как от сокращения безработицы, так и от увеличения доли экономически активного населения (особенно женщин).

При всем этом социально-экономическая политика НП укрепляла ее позиции. Если в 1996 г. только 10% испанцев оценивали экономическую ситуацию как «хорошую» или «очень хорошую», то в 2000 г. доля оптимистов возросла до 45% (с. 610). Бросаются в глаза различия с предшествующим правлением ИСРП. Даже в наиболее успешные для социалистов 1987–1989 гг. доля лиц, считавших, что дела в экономике «идут хорошо», не превышала 25% (с. 610).

Накануне парламентских выборов 2000 г. 70% опрошенных прогнозировали успех НП, но только 15% полагали, что она завоюет абсолютное большинство мест в парламенте (с. 617).

Однако результаты выборов в кортесы, состоявшиеся в марте 2000 г., превзошли ожидания. НП одержала убедительную победу, закрепив тем самым свою демократическую легитимность. Консерваторы, опередив на 10,5% свою основную соперницу – ИСРП, набрали 44,5% голосов (184 места в Конгрессе депутатов), что позволило им сформировать правительство абсолютного большинства (в предыдущие четыре года НП управляла при поддержке ведущих националистических партий Каталонии и Страны Басков).

85% проголосовавших за НП поддерживали ее и на выборах 1996 г. Вместе с тем ей отдали предпочтение более полумиллиона избирателей, ранее голосовавших за ИСРП. Консерваторы получили также примерно 100 тыс. голосов Объединенных левых (избирательного блока, в который входит компартия).

Неожиданный для многих успех НП объясняется относительно низкой степенью участия испанцев в выборах, едва достигшей 70% (на 7% ниже, чем в 1996 г.). Абсентеизм избирателей нанес наибольший ущерб ИСРП (1,7 млн. ее избирателей не пришли голосовать) и Объединенным левым (1,1 млн.), в то время как консерваторы собрали на 600 тыс. голосов больше, чем в 2000 г. Участие в голосовании оказалось выше в тех регионах, где консерваторы до выборов занимали более прочные позиции (Галисия, Кастилия и Леон) и ниже, где их влияние было слабее (Каталония, Андалусия) (с. 619).

Большинство, завоеванное НП, оказалось, по словам автора, «не только абсолютным, но и универсальным, в том смысле, что она одержала победу почти во всех автономных сообществах и во всех демографических группах» (с. 620). Консерваторы победили в 42 из 52 избирательных округов (они уступили соперникам лишь в четырех провинциях Андалусии, четырех – Каталонии и двух – Страны Басков) (с. 620–621).

В этом смысле результаты, достигнутые НП в 2000 г., были похожи на те, которых добилась ИСРП в 1982 г.

Вместе с тем воздействие победы консерваторов на политическую систему Испании не было столь велико. Дело в том, что если в 2000 г.

разрыв между партиями, занявшими два первых места на выборах, составил 10 процентных пунктов, то в 1982 г. он был значительно больше – 21 процентный пункт, что позволило ИСРП в 80-е годы править, не встречая серьезной конкуренции. Кроме того, за ИСРП в 1982 г. проголосовали 37% испанцев, внесенных в избирательные списки, а за НП в 2000 г. – 31%. Если бы не высокий уровень абсентеизма, показатели основных соперников могли бы выглядеть иначе. Следует отметить, что несмотря на самое серьезное в своей истории поражение, ИСРП сохранила прочные электоральные позиции (34% голосов и 125 мест в нижней палате парламента) и превзошла свой результат 1979 г. (30%), когда она также находилась в оппозиции (с. 619).