«ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ КАК ФЕНОМЕН СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ Новополоцк ПГУ 2011 УДК 159.95(035.3) ББК 88.352.1я03 А65 Рекомендовано к изданию советом учреждения образования Полоцкий государственный университет в качестве ...»

К сожалению, подструктура индивидуальности «Энергетическое развитие» не застрахована от ошибок в виде неуместных эмоций либо ослабленной мотивации. Так, человека может мучить неадекватное ситуации чувство вины или его деятельности препятствуют сомнения. Для индивидов, склонных к депрессии, характерна низкая мотивация. Человек полимотивированный, испытывающий положительные эмоции, напротив, будет стремиться к действию.

«Управление знаниями» (Knowledge Guidance) Энергетическое развитие происходит в контексте индивидуальных ментальных карт, или моделей реального мира. Например, общительность имеет целью найти других для того, чтобы быть с ними; кто эти другие и каково их возможное поведение – записано в индивидуальных ментальных моделях.

Индивидуальность – это психологическая система, которая существует единственно внутри мышления, без непосредственного контакта с внешней реальностью. В то же время она контролирует тело, которое функционирует во внешнем мире, «вне головы». Индивидуальность встречается с реальностью отчасти «через двери и окна психологической перцепции»

[477, с. 131]. Кроме того, она может испытывать окружающий мир, непосредственно действуя в нём и наблюдая последствия этих действий. Тем не менее психология других людей остаётся всегда за пределами индивидуальности. По данной причине мы познаём эти внешние агенты посредством индивидуальных ментальных моделей, причём познаём неполно.

Некоторые конкретные репрезентации кажутся реальными и заслуживающими доверия. Ментальные представления камня, реки или улыбающегося лица настолько жизненны, что мы принимаем их с незначительными сомнениями. Это практически непосредственные репрезентации внешнего мира, и мы автоматически ориентируемся с их помощью. Мотивы и эмоции привлекают эти базисные представления, и они так близки к реальности, что мы не всегда отделяем наши представления об обеденном столе от факта его физического существования.

Внешняя реальность даже этих ежедневных репрезентаций более сложна, чем воспринимаемая нами. Наши мысли о реке не есть сама река.

Если мы неправильно понимаем физическую реальность реки, то можем утонуть в ней. Вместо внешней реальности дома мы пользуемся интернальной репрезентацией дома, которая неполна. Шестилетний ребёнок знает о доме определённые вещи: где можно спрятаться, где чаще всего находятся мать, отец, сестра или брат, где найти еду и тому подобное. Родители знают всё о домашней технике, метраже, ипотеке и о том, как рассчитаться за неё. Историк может владеть информацией о возрасте дома и об участии его владельцев в политическом движении. Эти ментальные модели удовлетворяют интересам их создателей, но никогда не охватывают всю информацию о доме. Реальность всегда богаче представлений о ней.

Это означает, что два человека могут иметь по существу различные модели сложного бытия, и каждая из них является правомерной. Это в особенности справедливо для мира идей.

Наши модели не только неполны, они могут быть неправильными и предвзятыми. Мы искажаем вещи, подходя к ним с нашего собственного ракурса. Иногда искажение достигает экстремального уровня. Например, когнитивный стиль параноидальной личности таков, что она неизбежно ищет недоброжелательности. Поскольку вся информация двусмысленна, эта личность находит подтверждение своим суждениям.

То, что мотивирует нас к достижениям, всегда включает наши модели реальности. Чем точнее модели отражают внешний мир, тем удовлетворительнее действует система индивидуальности. Бедные или неполные модели приводят к эмоциональной фрустрации. Так, если влюблённый склонен любить не предмет своей любви, а своё представление о нём, то это может привести к жестокому разочарованию.

Напротив, хорошие модели способствуют успеху при наличии даже слабой ментальной энергии. Человек с низким уровнем энергии, который точно знает, чего он хочет и как этого достичь, может весьма эффективно продвигаться к успеху. Более того, чем лучше эти модели, тем более достойно они вознаграждаются обществом. Люди с ментальными моделями, сформированными и развитыми всесторонним формальным образованием, получают в западных странах больший доход, чем другие.

«Исполнение действий» (Action Implementation) Индивидуальная ментальная жизнь происходит во внутреннем мире ментальных моделей, которые отличаются от реальности. Ментальная энергия присоединяется к внутренним ментальным моделям. Эти модели соответствуют актуальным целям, достижение которых во внешнем мире позволяет удовлетворить соответствующие потребности. Когда эти цели определены, ментальная система должна спланировать действия для их достижения.

Действия осуществляются на различных уровнях сложности. На низшем уровне иерархии находятся моторные умения и действия, более или менее автоматизированные, далее идут более сложные умения (например, социальные).

При наличии энергии и разносторонних знаний успех возможен даже с минимальными социальными умениями. Так, исполнитель, зная, чего он хочет, может достичь этого, даже если он действует по отношению к другим грубо и невежливо. Однако «гений мотивации» будет действовать более эффективно, если он умеет приобретать друзей и ведёт себя в социальных ситуациях соответствующим образом.

Представим себе ситуацию, когда дошкольник хочет вступить в игру. Ребёнок с более развитыми социальными умениями скажет: «Ты, Ник, Бэтмен, а ты, Алекс, Супермен? Хорошо, я буду Спайдерменом, и что мы будем делать дальше?», а его сверстник с низким уровнем социальных умений может неуверенно произнести: «Мама купила мне новые ботинки».

Некоторые люди могут достигать высокого уровня осведомлённости и умений, но иметь низкий уровень ментальной энергии. При этом, зная, что и как нужно делать, они не воплощают свои действия в жизнь.

«Сознательная саморегуляция» (Conscious Self-Regulation) Умственная энергия может расти, соединяться с релевантными ментальными моделями и участвовать в построении планов для достижения целей с минимальным осознанием. Так, человек, привыкший к регулярным поездкам на работу, управляет автомобилем с минимальной концентрацией на окрестностях. Иногда подобные действия могут протекать искажённо. Например, женщина, соблюдающая диету, может обнаружить себя находящейся у холодильника и открывающей банку с шоколадным кремом.

Для человеческого бытия характерна способность к внутреннему наблюдению, обозрению и вмешательству, называемая осознанной саморегуляцией. Мы обладаем чувствительностью, т.е. имеем возможность ощущать себя живыми, существующими, концентрироваться на том, что мы думаем и делаем. Это и есть осознание, которое ставит перед нами вопросы: «Кем я буду?», «Каким я становлюсь?» и «Как я изменяюсь?».

Представим функции структурных частей индивидуальности и результаты их активности в обобщенном виде. «Энергетическое развитие»

(Energy development) идентифицирует психобиологические стимулы и желания, транслирует биологические нужды в психологические мотивы, присоединяет эмоции к мотивам с целью социальной регуляции последних, использует эмоции с целью регуляции мотивации. Результатами активности «Энергетического развития» являются мотивация (высокая или низкая, эмоционально заблокированная или эмоционально облегченная), эмоциональная энергия (позитивная или негативная), эмоциональный опыт.

«Управление знаниями» (Knowledge Guidance) создает собственные модели себя, для того чтобы записать собственную историю, осознать собственные ограничения и сильные стороны и репрезентировать себя другим; накапливает специализированные знания о мире для принятия эффективных решений в ключевых областях; формирует модели других людей для получения полезных результатов. К результатам активности данной подструктуры можно отнести хорошую осведомленность в противоположность наивности и игнорированию знаний о мире, позитивные или негативные установки, конструктивные или негативные умственные стили, правильное или искаженное понимание других людей и социального мира.

«Исполнение действий» (Action Implementation) развивает социальные умения для эффективного выполнения действий, а также умения для решения задач, получает социальную обратную связь и социальное вознаграждение, создает полезные взаимосвязи и системы взаимоотношений.

В результате имеют место естественная и искренняя социальная экспрессия в противоположность фальшивой и аффективной, социально искусная межличностная активность или невоспитанность и неуклюжесть, умелость или неумение в решении задач в области техники взаимодействия.

«Сознательная саморегуляция» (Conscious Self-Regulation) обеспечивает способность ощущать, контролирует чувство времени и заблаговременно планирует действия, развивает самоконтроль. Результаты активности данной подструктуры включают высокий самоконтроль или импульсивность, стратегическое планирование в противоположность неясным планам или отречению от планирования вообще.

План развития для каждой индивидуальности различен, поскольку различны задатки, умения, качества, социальное окружение, тип культуры.

Индивидуальность по сравнению с другими биологическими и социальными системами, окружающими её, является относительно слабой системой, «во власти океана возможных опасностей или текущих событий и влияний» [477, с. 137]. Её улучшение отчасти зависит от индивидуального контекста, поэтому актуализация может иметь место у разных людей различными путями. Человек может актуализироваться в соответствии со своими мотивами и умениями, желаниями, согласно требованиям общества, общему духу времени, религии или философии.

Система базисных компонентов допускает некоторые упрощения или аппроксимации, которые хотя и не позволяют охватить всю сложность индивидуальности, тем не менее могут быть полезными. Каждая подструктура индивидуальности может быть улучшена, что позволяет получить при этом различные преимущества. Например, улучшение энергетического развития означает развитие мотивации, что способствует реализации существующих адаптивных потребностей, а также развитие эффективных эмоциональных реакций на ситуацию и присоединение их к мотивации.

Оптимизация в области управления знаниями включает создание более точных моделей мира, в основном этому способствует образование. Что касается исполнения действий, то каждый человек должен иметь подходящие возможности для выражения своей сущности в социальном плане.

Развитие самоконтроля предполагает подавление деструктивных импульсов, развитие умения терпеливо сдерживать действия до тех пор, пока не будет собрана необходимая информацию и принято решение о том, что действительно следует делать. Подструктуры индивидуальности, цели и мотивация их изменений представлены в таблице 1.7.

Подструктуры индивидуальности и цели изменений «Энергетическое развитие» - Низкий уровень энергии. - Более высокий и продолжиНесчастье и негативность тельно поддерживаемый уроEnergy development) «Управление знаниями» - Искажённые, наивные мо- - Более точные и реалистидели себя и мира. ческие ментальные модели.

(Knowledge Guidance) «Исполнение действий» - Слабое развитие социаль- - Улучшение социальных (Action Implementation) «Сознательная Таким образом, в рамках Системы базисных качеств ЭИ включен в состав «Управления знаниями» и взаимодействует с эмоциями в составе «Энергетического развития». Это означает, что высокоразвитый эмоциональный интеллект характеризуется сочетанием точных, реалистических и конструктивных представлений о мире с высоким уровнем позитивной ментальной энергии.

Эмоциональный интеллект в структуре индивидуальности в рамках постсоветской психологии В «Большом психологическом словаре» индивидуальность определяется как неповторимость, уникальность свойств человека [104]. «Возникновение» и функционирование индивидуальности характеризует определение А.Г. Асмолова, согласно которому она рассматривается как «совокупность смысловых отношений и установок человека, которые присваиваются в ходе жизни в обществе, обеспечивают ориентировку в иерархии ценностей и овладение поведением в ситуации борьбы мотивов; воплощаются через деятельность и общение в продуктах культуры, других людях, себе самом ради продолжения существования образа жизни, являющегося ценностью для данного человека» [32, с. 348].

В отечественной психологии, так же как и в зарубежной, имеют место попытки определения места эмоционального интеллекта в структуре индивидуальности. Интересным, на наш взгляд, представляется предложенное Э.Л. Носенко и Н.В. Ковригой [196] «встраивание» эмоционального интеллекта в рамки предложенного С.Л. Рубинштейном принципа единства внутреннего и внешнего в детерминации психического. Из этого принципа вытекает сформулированное С.Л. Рубинштейном утверждение о том, что «различные уровни и типы сознания определяют и различные уровни и типы поведения (реакция, сознательное действие, поступок), то есть сознание как высшая форма развития психики человека обусловливает изменение внутренней природы действия, или актов поведения, а изменение природы является одновременно и изменением психологических закономерностей их внешнего объективного течения» [239, с. 11].

Исходя из этого о психологической реальности существования феномена эмоционального интеллекта свидетельствует наличие у людей способности отражать внешние ситуации в различных формах [196]. Существование различных видов такого отражения предполагает и наличие соответствующих им различных форм реагирования, которые могут осуществляться:

- на сенсорно-перцептивном уровне деятельности;

- на уровне понятийного мышления, интеллекта;

- на высшем уровне сознания, в структуре которого содержится «присвоенный» общественный опыт [156].

Если человеку доступно отражение окружающей действительности на высшем уровне сознания, то его внешнее поведение является относительно независимым от непосредственной ситуации, оно определяется не только ею, но и опытом, предвидением возможного, замыслами, целями, представлениями о принципах поведения и составляющими «внутреннего мира человека» [156, с. 188].

В соответствии с этим эмоциональный интеллект можно рассматривать как одну из форм отражения во внешнем поведении субъекта его относительной независимости от непосредственного момента жизнедеятельности, в рамках которого осуществляется эмоциональное реагирование.

Эмоциональный интеллект является проявлением высокого уровня психического отражения.

Если разграничить «внутреннее» и «внешнее» в феномене эмоционального интеллекта, то, по мнению Э.Л. Носенко и Н.В. Ковриги, можно говорить о его составляющих: интеллектуальной – как о внутреннем, а эмоциональной – как о внешнем. Представления человека об адекватности той или иной формы поведения, о том, что определяет выбор конкретной формы поведения из нескольких возможных альтернатив, можно считать внутренним в ЭИ, а сами характеристики протекания эмоционального поведения (его содержание, количественные и качественные характеристики) – внешним [196].

Эмоциональный интеллект не только отражает определённый аспект внутреннего мира человека, но и порождает конкретные формы разумного внешнего поведения. Однако взаимосвязь между внутренним и внешним достаточно сложна: «…внешний аспект поведения не определяет её однозначно, потому что акт деятельности сам выступает как единство внутреннего и внешнего, а не только как внешний акт, который только извне соотносится с сознанием» [239, с. 11].

В формировании внутреннего мира человека исследователи (например, В.Э. Чудновский [302]) выделяют три аспекта, которые, согласно Э.Л. Носенко и Н.В. Ковриге [196], соотносятся с понятием эмоционального интеллекта, а именно:

- интериндивидуальный – представляет собой систему взаимосвязей между людьми, внутри которой человек совершает свои поступки; его можно соотнести с межличностным ЭИ;

- интраиндивидуальный – погружение во внутренний мир, выход за пределы ситуативных требований и ролевых обязанностей, осуществление «надситуативной активности» (этот аспект можно соотнести с внутриличностным ЭИ);

- метаиндивидуальный – влияние личности на других людей.

Если говорить об интериндивидуальном аспекте эмоционального интеллекта, то его исследователи (Д. Гоулман, Дж. Мейер) утверждают, что люди с высоким уровнем ЭИ демонстрируют умения, которые дают им возможность гармонично встраиваться в систему человеческих взаимосвязей, устанавливать доброжелательные отношения, адекватно интерпретировать эмоции окружающих, проявлять толерантность и социальную адаптивность.

Эмоциональный интеллект в интраиндивидуальном плане проявляется в умении осуществлять самонаблюдение, идентифицировать собственные эмоции в момент их возникновения, находить способы, которые помогают преодолеть страх, гнев, тревогу, печаль, осуществлять самоконтроль, откладывать удовлетворение насущных потребностей ради более значимых отдаленных целей, самомотивировать деятельность.

Можно предположить, что наиболее высокий уровень ЭИ даёт возможность человеку влиять на других людей и тем самым реализовывать метаиндивидуальную активность [196].

Если обратиться к попытке А.В. Петровского и М.Г. Ярошевского упорядочить двадцать четыре основных понятия психологии в виде «категориальной сети» [217], то понятие эмоционального интеллекта можно вписать в эмоциональный аспект функционирования человека. Данный аспект представлен в границах упомянутой «сети» следующей иерархией понятий в направлении от низшего уровня к высшему: аффективность, переживания, чувства, содержание. Самому низкому уровню («протопсихологическому») соответствует аффективность, предполагающая эмоциональное реагирование организма. Уровням «психосферы» (т.е. уровням индивида и «Я») соответствуют переживания и чувства. На высшем уровне, который авторы соотносят с «ноосферой», эмоциональное реагирование осуществляется с опорой на содержание. Последний уровень характеризует функционирование субъекта жизнедеятельности как личности.

Можно согласиться с Э.Л. Носенко и Н.В. Ковригой, которые рассматривают ЭИ в рамках высшего уровня субъекта жизнедеятельности, важнейшим признаком которого является внутренняя мотивация эмоционального реагирования [196]. Под внутренней мотивацией понимается «…конструкт, который описывает такой тип детерминации поведения, когда его инициирующий и регулирующий факторы вытекают из внутриличностного “Я” и полностью находятся в центре самого поведения» [301, с. 118].

Таким образом, позицию эмоционального интеллекта в структуре индивидуальности можно определить на границе эмоционального и интеллектуального, внутреннего и внешнего. Такое «пограничное» положение ЭИ позволяет на высоком уровне точности отражать внутреннюю и внешнюю действительность и способствует относительной независимости поведения от непосредственной ситуации. Важнейшей характеристикой данного уровня отражения является внутренняя мотивация эмоционального реагирования.

В СФЕРЕ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ИНТЕЛЛЕКТА

Прежде чем проанализировать гендерные различия в сфере ЭИ, рассмотрим результаты сопоставления лиц мужского и женского пола в уровне общего интеллекта. В его психометрических исследованиях обнаружены скорее качественные, нежели количественные различия, которые объясняются как особенностями строения мозга, так и подходом к воспитанию мальчиков и девочек [155]. В исследованиях гендерных различий самооценки IQ выделяется четыре направления. Охарактеризуем их в общих чертах:

1) ранние исследования самооценки общего фактора интеллекта G.

Было обнаружено, что мужчины оценивают собственный уровень IQ выше, чем женщины. В то же время и те и другие оценивают своих отцов и дедушек как более интеллектуальных, чем матерей и бабушек. Родители дают более высокую оценку по IQ своим сыновьям, нежели дочерям;

2) исследования, посвящённые самооценке множественного интеллекта (по Х. Гарднеру). Было выявлено, что женщины оценивают себя ниже, чем мужчин, по математическому (логическому), пространственному и телесно-кинестетическому интеллекту. Матери оцениваются детьми ниже, чем отцы, по пространственному и математическому интеллекту. Оба родителя полагают, что их сыновья имеют более высокий математический, пространственный и внутриличностный интеллект, чем дочери;

3) проверка связи между самооценочным и психометрическим измерением интеллекта. Обнаружены слабые положительные взаимосвязи (rs = 0,13 – 0,30);

4) изучение кросскультурных различий. Согласно результатам исследований, британские студенты оценили себя по IQ более высоко, чем гавайцы и сингапурцы. Все исследуемые оценили у своих отцов и братьев математический интеллект выше и вербальный интеллект ниже, чем у матерей и сестёр [495].

Сведения о гендерных различиях в сфере эмоционального интеллекта достаточно противоречивы. По всей видимости, это связано с использованием различных методик, одни из которых (объективные тесты) предназначены для измерения эмоционального интеллекта-способности (EI-processing), другие (опросники, основанные на самоотчёте) – для измерения ЭИ – черты личности, или EI-trait [495].

Гендерные различия в уровне эмоционального интеллекта в целом и отдельных его компонентов обнаруживаются уже в детском и подростковом возрасте. В исследовании, проведённом М.Э. Хорошун, было выявлено, что девочки 4 – 5 лет более глубоко понимают эмоциональные состояния людей и более точны в мимических и пантомимических проявлениях при демонстрации заданной эмоции, чем мальчики того же возраста [293]. У девочек-дошкольниц в результате тренинга интенсивнее, чем у мальчиков, формируются ориентация на другого человека и направленность на его эмоциональные состояния, которые, по мнению М.А. Нгуена, являются структурными компонентами эмоционального интеллекта в дошкольном возрасте [188].

В одном из исследований выявлены значимые различия в уровне эмоционального интеллекта между девочками и мальчиками-подростками:

у мальчиков уровень эмоционального интеллекта в целом ниже [426]. В то же время согласно результатам другого исследования [424] значимые различия по уровню эмоционального интеллекта обнаружены только у родителей (у женщин ЭИ достигает более высокого уровня, чем у мужчин), в то время как у детей таких различий выявлено не было.

В исследованиях Ш. Берн указывается на незначительность различий в эмоциональной сфере между лицами мужского и женского пола [44].

Согласно другим исследованиям [206], несмотря на отсутствие различий между мужчинами и женщинами по общему уровню EQ (коэффициента эмоциональности), женщины обнаруживают более высокий уровень по межличностным показателям эмоционального интеллекта (эмоциональности, межличностным отношениям, социальной ответственности). У мужчин преобладают внутриличностные показатели (самоутверждение, способность отстаивать свои права), способности к управлению стрессом (стрессоустойчивость, контроль импульсивности) и адаптируемость (определение правдоподобности, решение проблем). Иными словами, женщины более осведомлены об эмоциях, демонстрируют большую эмоциональность, у них складываются более благоприятные межличностные отношения и они действуют с большей социальной ответственностью, чем мужчины. Мужчины в свою очередь проявляют большее самоуважение, более независимы, лучше справляются со стрессом, лучше решают проблемы, более оптимистично настроены.

Согласно результатам психометрического измерения ЭИ с использованием методики MSEIT у женщин в целом по сравнению с мужчинами незначительно преобладают все компоненты эмоционального интеллекта.

Наиболее выраженные различия выявлены в уровне управления эмоциями.

При этом у некоторых мужчин обнаружены более высокие показатели, чем у большинства женщин, а у некоторых женщин – более низкие оценки, чем у большинства мужчин [441].

Определённый интерес представляют исследования, проведённые в рамках «смешанных» моделей ЭИ. Поскольку в исследованиях эмоционального интеллекта используются как объективные тесты, так и тесты, основанные на самоотчёте, интересным представляется сопоставление результатов тех и других с учётом гендерных различий. Подобное исследование было проведено К. Петридесом и А. Фёрнхамом [495]. Для измерения уровня EQ у молодых людей женского и мужского пола использовались две методики, предназначеннные для измерения эмоционального интеллекта – черты личности: объективный тест Emotional Intelligence Questionnaire [383] и опросник для самооценки 15 способностей эмоционального интеллекта, которые были выделены на основе анализа концепций ЭИ различных авторов [387]. В результате исследования не были выявлены значимые гендерные различия в уровне эмоционального интеллекта в целом. Обнаружено, что женщины превосходят мужчин лишь по параметру «социальные умения».

Большинство взаимосвязей между психометрическим и самооценочным ЭИ оказались положительными и значимыми. Подобные результаты свидетельствует об определённой проницательности испытуемых в отношении своих эмоциональных способностей. Взаимосвязь между указанными параметрами более выражена среди испытуемых с высоким уровнем эмоционального интеллекта, чем среди участников с его низким уровнем.

Это означает, что лица с высоким уровнем ЭИ достаточно объективны в оценке своих способностей, в то время как низкий уровень эмоционального интеллекта способствует его субъективной переоценке.

Неожиданным явился тот факт, что самооценка эмоционального интеллекта в целом у мужчин оказалась на достоверном уровне более высокой, чем у женщин. В частности, мужчины демонстрировали более высокую самооценку эмпатии, умений консультирования и более низкую, чем у женщин, самооценку эмоциональной экспрессивности. Вместе с тем корреляции между психометрическим и самооценочным интеллектом достигали более высокого уровня у лиц мужского пола, нежели у испытуемых женского пола. Подобные результаты могут быть объяснены, в частности, склонностью мужчин к самовозвышению, женщин – к самоуничижению [495].

Объективный поход требует от нас рассмотрения гендерных различий в выраженности компонентов эмоционального интеллекта, выделяемых в рамках модели способностей, полученных в результате более широкого круга исследований.

Различение (идентификация) и выражение эмоций На идентификацию собственных переживаний в значительной мере влияют гендерные стереотипы. Так, в ситуациях, которые способствовали возникновению гнева, например, в условиях предательства или критики, мужчины реагировали проявлениями гнева. Напротив, женщины в данных ситуациях были склонны чувствовать себя опечаленными, обиженными или разочарованными. Различия в уровне эмпатии обнаруживаются только в том случае, если в исследовании испытуемые-мужчины должны сообщить, насколько эмпатичными они стремятся быть [44]. Примечательно, что в подобных исследованиях и у мужчин, и у женщин при всём различии их эмоциональной экспрессии наблюдались одинаковые физиологические реакции [419].

Гендерные различия в идентификации эмоций проявляются в сфере сексуальности. После прослушивания эротической истории 42 % женщин говорили об отсутствии возбуждения, в то время как измерения вагинальной температуры доказывали наличие физиологических реакций. Возможно, эти различия связаны с ранним опытом: у девочек доступ к знаниям о своих гениталиях и половых реакциях ограничен, мальчики, напротив, свободны в их исследовании. Кроме того, общество предлагает женщинам амбивалентные знания о сексе: необходимо проявлять сексуальность для удовлетворения желаний партнёра, но нежелательно заботиться об удовлетворении собственных сексуальных потребностей. Несоответствие между психологическими и физиологическими реакциями особенно часто наблюдается у женщин с небольшим сексуальным опытом [419].

В целом и мужчины, и женщины склонны к выражению позитивных чувств и эмоций, поскольку это способствует гармонизации межличностных отношений и поощряется социокультурными нормами общения. Выражение негативных чувств и эмоций, напротив, сведено до минимума и направлено на самых близких людей [269]. При этом мужчины и женщины выражают эмоции с различной интенсивностью и различными способами.

В ряде исследований показана большая экспрессивность лиц женского пола вне зависимости от возраста [115; 267; 514; 525; 528]. Отмечается, что женщины более улыбчивы, чем мужчины. Интересно, что испытуемые женского пола проявляют более эмоциональное поведение в женских группах, чем в смешанных [115].

При обсуждении гендерных различий в выражении эмоций следует учитывать, что мужчины в рамках своей традиционной половой роли склонны к «ограничительной эмоциональности» – контролю и минимизации эмоциональной экспрессии [53; 87; 163]. Однако это не повод для того, чтобы считать мужчин «бесчувственными». Когда испытуемым демонстрировались несчастные случаи и их жертвы, то лица мужчин оставались безучастными, в то время как женщины выражали симпатию. Между тем психологические измерения показали, что и те и другие в равной мере переживали увиденные события [419].

Различия в интенсивности выражения эмоций могут быть связаны и с тем, что у женщин лицевая активность в целом выше, чем у мужчин. Активность лицевых мышц при предъявлении слайдов с изображением счастливых и гневных лиц оказалась более выраженной у женщин, нежели у мужчин, причём эти различия были более значительными при предъявлении счастливых лиц [419].

Большее разнообразие способов выражения эмоций у девочек, возможно, объясняется тем, что у них способность к вербализации эмоций формируется раньше и развивается быстрее, чем у мальчиков. В качестве примера эволюции эмоциональной экспрессии остановимся на выражении эмоции гнева. Интересно, что, по данным Л. Броди и Д. Голл (цит. по: [421]) в возрасте до 10 лет мальчики и девочки существенно не отличаются в проявлениях агрессии: во время переживания эмоции гнева и те и другие демонстрируют физическую агрессию. Однако к 13 годам различия в выражении этой эмоции становятся существенными. Девочки приобретают ряд эффективных умений в тактике вербального и невербального выражения эмоций, а мальчики продолжают проявлять свой гнев при помощи физических действий. В дальнейшем у мужчин преобладает прямая агрессия (физическая и вербальная), у женщин – косвенная, точнее «агрессия взаимоотношений» (распространение слухов) [44].

Гендерные стереотипы ограничивают выражение эмоций, «не свойственных» представителям определённого пола. Для мужчин открытое проявление эмоций в ряде случаев достойно насмешек и позора.

Проявления печали, депрессии, страха и таких социальных эмоций, как стыд и смущение, рассматриваются как «немужские». Мужчины, проявляющие подобные эмоции, оцениваются более негативно по сравнению с женщинами [523], их не склонны утешать, как это принято по отношению к женщинам [341]. Выражение гнева и агрессии, напротив, считается приемлемым для мужчин, но не для женщин. Агрессивные мальчики оцениваются как более привлекательные и компетентные, чем неагрессивные [491]. В то же время агрессивные девочки рассматриваются как менее привлекательные и обычно сталкиваются с широким кругом проблем во взаимоотношениях со сверстниками [374]. В ситуации конфликта мужчины в большей мере склонны к внешней агрессии, в то время как женщины – к аутоагрессии (к самообвинению).

Женщины, начиная с подросткового возраста, обнаруживают более выраженную тенденцию к проявлениям депрессии и печали. «Парадоксально, что сильные эмоциональные узы женщин с другими обеспечивают одновременно и буфер, и уязвимость к депрессии. Так как женщины больше раскрывают свою эмоциональную жизнь другим, в частности, негативные переживания депрессии, печали и тревоги, они могут расширить свой стиль несоразмерным образом и размышлять только о печальных явлениях и чувстве депрессии» [407, с. 239]. Представительницы женского пола обнаруживают превосходство также в проявлении стыда [53], страха и тревоги [115]. Нельзя сказать, что мужчины не испытывают подобных «немужских» эмоций, однако они стремятся не проявлять их в ситуациях непосредственного общения. Например, представители сильного пола проявляют такую же готовность обнаруживать свои эмоциональные проблемы, как и женщины, если они рассказывают о них в условиях магнитофонной записи или в письме в журнал [419].

Согласно исследованиям, проведённым в США и Венгрии, лица обоих полов считают, что женщины охотнее делятся своими чувствами, чем мужчины. В то же время мужчины наиболее откровенны в дружбе с женщинами [502]. Возможно, это связано с тем, что женщины более позитивно относятся к чужому эмоциональному самораскрытию, чем мужчины [269].

Кроме того, можно предположить, что у мужчин опасения по поводу несоответствия гендерной роли наиболее сильны в окружении представителей своего пола.

«Запрет» на выражение ряда эмоций и чувств существует и у женщин.

У них, отмечает Р. Сальваггио, весьма желательно выражение эмоциональной зависимости от противоположного пола, погружённости в «любовь» при запрете на открытое выражение чувств и проявление агрессии. По его мнению, это создаёт у женщин мазохистскую установку (цит. по: [115]).

Результаты представленных выше исследований дают основание согласиться с Ш. Берн по поводу того, что эмоциональность, т.е. сила переживаемых эмоций, у представителей обоих полов одинакова, различна лишь степень их внешнего выражения [44]. Однако Е.П. Ильин уточняет, что у мужчин и женщин различно и выражение определённых эмоций:

«… то, что «прилично» для женщин (плакать, сентиментальничать, бояться и т.п.), «неприлично» для мужчин, и наоборот, то, что «прилично»

для мужчин (проявлять гнев и агрессию), «неприлично» для женщин»

[115, с. 106]. Как полагает Т.В. Бендас, можно говорить о существовании «мужских» и «женских» эмоций, т.е. эмоций, более значимых для определённого пола. Для мужчин это в первую очередь гнев, а для женщин – печаль и страх [36].

Возможно, с гендерными стереотипами связаны и различия в кодировании эмоций. Установлено, что женщины лучше кодируют экспрессивное выражение счастья [371], печали и страха [36], мужчины – гнева и злобы [371].

Таким образом, каждый пол лучше распознаёт и выражает «свои» эмоции. Детерминация их выражения гендерными нормами состоит в том, что различия в выражении эмоций наиболее сильны в социальных ситуациях, наименее – когда личность более свободна и комфортна в своих реакциях.

Фасилитация мышления (ассимиляция эмоций в мышлении, использование эмоций для повышения качества мыслительной активности) В житейском обиходе существует устойчивое представление о преобладании у женщин «эмоционального мышления», которое подразумевает ингибирующее влияние эмоций на деятельность. Это означает, что женщины склонны реагировать не рационально, а эмоционально, причём реакция определяется не столько содержанием высказывания, сколько сложившимися к данному моменту отношениями [317]. Такая реакция непроизвольна и неконструктивна. Данный подход соответствует стереотипным представлениям о гендерных ролях, однако кажется далёким от современной реальности.

Представление о большей эмоциональности женщин по сравнению с мужчинами и знание об эмпирически установленной взаимосвязи эмоциональности и креативности делает возможным предположение не столько об ингибирующем, сколько о фасилитирующем влиянии эмоций на умственную активность у лиц женского пола. Подобная гипотеза уже находит своё подтверждение в современных исследованиях. Так, выявлено более выраженное влияние эмоционального фактора на творческую продуктивность девочек по сравнению с мальчиками [120].

Понимание (осмысление) эмоций преобладает у лиц женского пола. Женщины по сравнению с мужчинами проявляют большие способности в прочтении изменяющейся социальной информации по лицевой экспрессии и другим невербальным признакам [163; 200; 425; 519], более склонны к интуитивному пониманию эмоций [163]. Возможно, это связано с тем, что у женщин область мозга, обслуживающая процессы, связанные с обработкой эмоциональной информации, больше, чем у мужчин [355].

Выраженные гендерные различия в сфере обработки эмоциональной информации обнаруживаются уже в подростковом возрасте. Так, современные девочки-подростки в целом лучше, чем мальчики, регулируют и контролируют свои чувства, лучше их вербализуют, имеют более богатый тезаурус для описания эмоциональных состояний [41; 42]. У девушекстаршеклассниц более, чем у юношей, развит эмоциональный канал эмпатии [220].

Женщины более эмпатичны, чем мужчины [521], более склонны плакать и говорить о своих бедах в ответ на рассказы других о своих неприятностях [389].

Бльшую эмпатийность девочек 10 – 12 лет по сравнению с мальчиками Н. Айзенберг [390; 497] связывает с более ранним моральным развитием первых. Бльшую склонность к эмпатии женщин по сравнению с мужчинами объясняют их гендерными ролями (заботливость первых и властность, независимость, соперничество вторых) [536], а также соответствующим воспитанием детей [349]. Игры девочек с куклами развивают эмпатийную экспрессию, а игрушки мальчиков её не развивают. По мнению Д. Блока, у мужчин вследствие этого имеется менее богатый опыт в сфере эмпатийной отзывчивости. В результате они просто не знают, как реагировать на эмоциональный дискомфорт другого человека.

Заметим, что указанные исследования эмпатичности связаны с изучением со-горевания. Интересным представляется, какими были бы различия в сфере эмпатийности между мужчинами и женщинами в ситуациях, требующих сорадования.

Исследования показывают, что мужчины и женщины различаются в объяснении причин эмоциональных вспышек, особенно интенсивных переживаний гнева и печали [419; 439]. К примеру, они указывают на различные детерминанты таких эмоций, как гнев, страх или печаль. Мужчинам свойственно искать причины эмоций в межличностных ситуациях, в то время как женщинам – видеть их в личных отношениях или в настроении.

Если мужчина терпит поражение, он объясняет это внешними причинами (отсутствием возможностей, недостаточной поддержкой руководства). Женщины обычно ищут причины неудач в себе, в личностном несоответствии.

Осознанная регуляция эмоций связана в основном с их подавлением.

Мужчины в целом более сдержанны в проявлении симпатии, печали и дистресса, женщины – в проявлениях сексуальности и гнева [419], а также агрессии [439]. Даже у склонных к алекситимии мужчин запрет выше на страх, а у женщин – на гнев.

Подавление эмоций может препятствовать взаимопониманию между полами. В супружеских отношениях мужчины не склонны к явному выражению эмпатии и совместному «плачу в жилетку» в случае неприятностей – они скорее отдадут предпочтение инструментальным реакциям, например, позаботятся о том, чтобы изменить или сделать что-либо лучше. Казалось бы, такая позитивная реакция должна только приветствоваться женщинами. Однако представительницы слабого пола ожидают в первую очередь сочувствия, к тому же они воспринимают активные действия как признак беспокойства. Поэтому женщины в подобной ситуации быть критичными по отношению к мужчинам, полагая с позиции своей гендерной роли, что те их «не понимают».

Причины описанных выше различий являются в большей мере социальными, нежели биологическими. Паттерны эмоциональных различий среди взрослых мужчин и женщин изначально детерминированы подходом в воспитании детей. Согласно К. Юнгу, у мальчиков в процессе их воспитания чувствования подавляются, в то время как у девочек они доминируют. Так, родители спрашивают 18-месячных девочек о том, как они себя чувствуют, чаще, чем мальчиков того же возраста. Матери чаще разговаривают о переживаниях с двухлетними дочерями, чем с двухлетними сыновьями.

Родители требуют, чтобы мальчики контролировали свои эмоции, но с девочками подчёркивается эмоциональная открытость. Когда родители рассказывают истории, то используют больше эмоциональных слов с девочками с одной оговоркой: они предпочитают чаще выражать гнев в историях, которые рассказываются мальчикам. Матери чаще улыбаются дочерям, чем сыновьям, ещё в младенческом возрасте и чаще включаются с ними в позитивное взаимодействие [53; 419]. Не удивительно, что, став взрослыми, женщины более, чем мужчины, склонны обсуждать эмоции и их проявления. Превосходство в склонности к обсуждению эмоций, которое появляется в раннем детстве, сохраняется на достаточно устойчивом уровне и в дальнейшем [407].

Различия в социализации девочек и мальчиков продиктованы неосознанным стремлением родителей подготовить детей к выполнению соответствующих гендерных ролей. Конкуренция в предметной и широкой социальной сфере требует от мужчины умения регулировать собственное возбуждение, ограничивать выражение «немужских» эмоций (и тем самым не демонстрировать сопернику собственные слабости). В условиях конкурентной борьбы допустимо агрессивное давление – отсюда социальное «разрешение» для мужчин на выражение гнева. Поощрение мальчиков к выражению агрессии и гнева и непоощрение к выражению печали, тревоги и уязвимости готовит их к роли конкурентоспособных добытчиков, стремящихся к индивидуальным достижениям, власти, статусу [356; 357].

Напротив, агрессивное поведение в соответствии со стереотипными представлениями о гендерных ролях совершенно не приветствуется у лиц женского пола. Это связано с тем, что в сфере семейных взаимоотношений более продуктивной стратегией поведения является проявление женщинами позитивных эмоций и контроль внешних проявлений агрессии.

Предполагается, что, будучи поощряемы к выражению таких эмоциональных явлений, как теплота, жизнерадостность, уязвимость, смущение, и не поощряемы по отношению к выражению гнева и агрессии, женщины смогут успешно играть социальные роли воспитательниц и хранительниц домашнего очага.

Взрослея, девушки верят в то, что от них требуется выражать позитивные эмоции по отношению к другим людям, в противном случае окружающие будут их осуждать. В то же время мужчины в аналогичных ситуациях не ожидают подобных последствий[53; 534].

Отметим, что нивелированию половых различий в эмоциональной сфере могут способствовать требования деятельности: если нужно, женщины способны демонстрировать эмоциональную сдержанность, а мужчины – чувствительность, в частности, к распознаванию эмоций других людей [36].

Обобщая сказанное, обратим внимание на то, что в воспитании девочек акцент до сих пор делается на послушании и ответственности, а у мальчиков – на стремлении к достижениям и опоре на собственные силы.

Такой односторонний подход к социализации девочек и мальчиков приводит к печальным последствиям. Мужчины оказываются неспособными проявить столь необходимые во взаимоотношениях полов и в семейной ситуации нежность, теплоту и участие; они не допускают в сферу сознания такие эмоции, как страх и стыд. Женщины лишены возможности адекватно осознать и выразить такие деструктивные эмоции, как агрессия и гнев, а также вынуждены тормозить проявления сексуальности. В том и в другом случае общество требует контроля эмоций, который осуществляется наиболее простым, но далеко не безопасным способом – через их подавление.

Таким образом, данные о гендерных различиях эмоционального интеллекта в целом достаточно противоречивы.

Установлено, что у женщин по сравнению с мужчинами преобладает понимание эмоций. В остальном различия носят скорее качественный, нежели количественный характер. Мужчины и женщины в равной мере переживают те или иные события, демонстрируют идентичные физиологические реакции. Однако они по-разному, в соответствии со своей гендерной ролью, объясняют причины эмоций. Выражение тех или иных эмоций у представителей женского или мужского пола, как и их регуляция, во многом обусловлены влиянием гендерных норм, которые формируются путём воспитания [27].

ВЗАИМОСВЯЗАННЫЕ С ЭМОЦИОНАЛЬНЫМ ИНТЕЛЛЕКТОМ

Необходимость дифференциации понятий в области исследований эмоционального интеллекта Связь интеллекта с другими индивидуальными параметрами в зарубежной психологии всегда находилась в центре дискуссий. Первую часть обсуждения, посвящённую взаимовлиянию интеллекта и личности, начали Л. Терстоун и Р. Кеттелл, обнаружившие тесное переплетение некоторых личностных свойств с интеллектуальными особенностями [148].

В отечественной психологии, как уже отмечалось, представления о взаимосвязи интеллектуальных и личностных характеристик были конкретизированы в положении Л.С. Выготского о «единстве аффекта и интеллекта».

До настоящего времени сохраняет актуальность замечание Б.Г. Ананьева о недопустимости разведения интеллекта и личности, поскольку это «представляется противоречащим реальному развитию человека, при котором социальные функции, общественное положение и мотивация всегда связаны с процессом отражения человеком окружающего мира, особенно с познанием общества, других людей и самого себя» [7, c. 260].

В настоящее время не отрицается возможность наличия связи между интеллектом и некогнитивными характеристиками индивидуальности, однако отмечается, что данная связь является менее очевидной и требует «тщательной проверки» [148, с. 154]. В отношении общего интеллекта в отечественной психологии подобная «проверка» уже проводится. Так, Ю.И. Мельник предположил, что состояния и свойства личности образуют личностную предпосылку актуализации и проявления интеллектуального потенциала, отражая отношения интеллекта и личности, т.е. насколько «интеллект личностен и личность интеллектуальна» [180, с. 78]. В экспериментальном исследовании данного автора были выявлены две формы интеллектуального потенциала – «зрелый» и «незрелый». Первый из них характеризуется высокой степенью опосредованности личностными характеристиками, которые играют ведущую роль в его проявлении. В психологическом плане зрелый интеллектуальный потенциал выступает как целостная структура, в которой энергетические, познавательные и личностные характеристики дополняют друг друга. Для незрелого интеллектуального потенциала характерна относительная автономия психологических показателей в структуре интеллектуального потенциала при энергетической опосредованности его проявления.

В целом поиск корреляций между интеллектуальными факторами и базовыми свойствами личности представляется перспективным и актуальным [152].

Для того чтобы установить, какие личностные параметры взаимосвязаны с эмоциональным интеллектом, необходимо определиться, в рамках какой модели – способностей или «смешанной» – проводятся исследования. Напомним, что под «смешанными» моделями эмоционального интеллекта понимаются те из них, которые «описывают понятие эмоционального интеллекта, в состав которого входят не только умственные способности, взаимосвязанные с интеллектом и эмоциями, но также и другие личностные диспозиции и черты, такие как мотивы, общительность, сердечность» [467, c. 399].

Существует ряд взаимосвязанных с эмоциональным интеллектом (как способностью) понятий, среди которых эмпатическая точность [432], невербальная перцепция [338; 519].

Другие взаимосвязанные с ЭИ феномены, такие как эмоциональная компетентность [506; 542], эмоциональная зрелость [298], эмоциональная просвещённость [223], эмоциональная креативность [333], по отношению к эмоциональному интеллекту являются сходными или комплементарными.

Весьма близки и частично перекрывают эмоциональный интеллект другие виды интеллекта, такие как личностный интеллект [413], социальный интеллект [362; 530; 531]. Однако среди них только социальный интеллект удовлетворительно операционализирован как ментальная способность [530].

Для сторонников «смешанных» моделей эмоционального интеллекта «семейство» взаимосвязанных с ЭИ и частично его перекрывающих понятий выглядит более обширным. Это связано с тем, что в данных моделях сам термин «эмоциональный интеллект» отождествляется со значительной совокупностью хорошо изученных личностных характеристик, якобы приводящих к успеху. При таком подходе к указанной совокупности можно отнести мотивацию достижения [540], открытость [373], оптимизм [516], практический интеллект [529; 543; 547], самоуважение [347], склонность к приятным или неприятным переживаниям (pleasant – nonpleasant affectivity), субъективно переживаемое благополучие (subjective well-being) [323].

Д. Гоулман признаётся, что его модель ЭИ незначительно отличается от модели «силы эго» Дж. М. и Дж. Блоков [350].

Близок к позиции Д. Гоулмана А.И. Чеботарь, который в контексте эмоционального интеллекта рассматривает личностные свойства эгопластичности (ego-resiliency) и эго-контроля (ego-control), детально исследованные в рамках указанной модели [296]. Эго-пластичность представляет собой личностную жизнестойкость, гибкость, в то время как эго-контроль означает самоанализ эмоций, способность сдерживать побуждения к немедленному удовлетворению потребностей ради отдалённых, но более значимых целей, конструктивное поведение в ситуации фрустрации, сдержанность [350]. Индивид с высоким уровнем эго-пластичности при наличии сформированного самоконтроля обнаруживает следующие характерные черты: не испытывает большого дискомфорта перед лицом новых, незнакомых ситуаций; легко адаптируется в них; неразрывно связан с миром, но не подчиняется ему; решительно преодолевает препятствия; способен сохранять самообладание и внутренне собраться в стрессовой ситуации.

Человек с низким уровнем эго-пластичности обладает скудными адаптивными резервами, стереотипно ведёт себя в различных новых ситуациях, зачастую ощущая беспомощность, растерянность, проявляя ригидность, испытывает затруднения в экстремальных ситуациях (например, в ситуации стресса), проявляет беспокойство и озабоченность в ситуации перемен (как личностного, так и социального плана), испытывает большие трудности при перестройке собственного ритма в соответствии с требованиями, предъявляемыми реальностью [194; 350].

Свойства эго-контроля и эго-пластичности формируются достаточно рано. Согласно данным Дж. М. и Дж. Блоков, уже в три года можно измерить эти параметры, хотя на данном возрастном этапе они не коррелируют между собой. На протяжении дошкольного возраста (4 – 7 лет) можно обнаружить на достоверном уровне корреляции между этими двумя показателями в зависимости от пола (к примеру, девочки считают себя более застенчивыми и послушными, чем мальчики).

Выделяются следующие «негативные» варианты показателей эгоконтроля и эго-пластичности: сверхконтроль (overcontrol), недостаточный контроль (undercontrol) и недостаточная пластичность (brittleness).

Установлено, что дети с недостаточным контролем чрезмерно уязвимы по отношению к внешним воздействиям, неорганизованны, экспрессивны, неспособны к отсрочке в удовлетворении потребностей. Их сверстников со сверхконтролем, напротив, характеризует минимальная выраженность эмоций, подавление чувств и некоторых действий, категоричность.

Дети с низким уровнем эго-пластичности характеризуются как неспособные переносить стресс, не верящие в свои силы, тревожные, подозрительные и обидчивые [194].

Степень сформированности эго-пластичности, т.е. личностной жизнестойкости, гибкости, по мнению А.И. Чеботаря, может выступать независимой характеристикой межличностного эмоционального интеллекта, а степень сформированности эго-контроля может характеризовать внутриличностный аспект ЭИ [296].

«Сила эго» и «эго-пластичность», по мнению Дж. Мейера, не являются какими-либо новыми понятиями. Первым из них Дж. Блок обозначил психологическое здоровье, измеренное при помощи методики «Q-сортировка».

Термин «эго-пластичность» представляет собой оригинальное название эмоциональной устойчивости в опроснике 16PF Р. Кеттелла [474].

В соответствии со структурой «смешанных» моделей ЭИ связан с общим интеллектом в целом и практическим и креативным интеллектом в частности [529; 543], с конструктивным мышлением [401], мотивацией социальной желательности [492] и социальной проницательностью [364].

«Смешанные» модели эмоционального интеллекта перекрывают область Большой Пятёрки [481], включая такие её компоненты, как теплота, уверенность в себе, самодисциплина и другие. Поскольку ЭИ в подобных моделях понимается достаточно широко, желательно, чтобы в будущем было проведено разграничение собственно эмоционального интеллекта с феноменами, которые, хотя и взаимосвязаны с ним, тем не менее относятся к иным концептуальным полям.

Остановимся наиболее подробно на наиболее тесно взаимосвязанных или частично перекрывающих ЭИ феноменах, таких как эмоциональная зрелость, эмоциональная креативность, эмоциональное мышление, эмоциональная компетентность и эмоциональная культура.

Термины «эмоциональная культура», «эмоциональное мышление», «эмоциональный интеллект» и «эмоциональные способности» иногда употребляются как эквивалентные [263].

В «смешанных» моделях дефиниции «эмоциональная компетентность» и «эмоциональный интеллект» практически отождествляются (например, в модели Д. Гоулмана).

Термин «эмоциональная креативность», как и эмоциональный интеллект, порой кажется достаточно надуманным.

Психологическое содержание эмоциональной зрелости до сих пор чётко не определено, её исследования относятся к малоразработанным направлениям психологии.

Отождествлению некоторых из указанных понятий способствовала общность происхождения обозначаемых ими психических явлений и близость их функций в структуре индивидуальности. Феномены, взаимосвязанные с эмоциональным интеллектом, имеют общую генотипическую основу (свойства темперамента) и способствуют адаптации и эффективному социальному функционированию индивида. Вместе с тем данные психические явления, хотя и тесно связаны с эмоциональным интеллектом, но при этом отличаются от него. В связи с этим необходимо уточнить содержание понятий «эмоциональное мышление», «эмоциональная креативность», «эмоциональная компетентность», «эмоциональная зрелость», «эмоциональная культура» и определить их место в концептуальном поле эмоционального интеллекта.

Эмоциональное мышление и эмоциональная глупость Эмоциональное мышление в силу семантической неопределённости понятия зачастую отождествляется с эмоциональным интеллектом [206] или, напротив, понимается то как некий дефектный компонент мыслительного процесса, снижающий объективность познания [317], то как моральноэмоциональная детерминанта умственных действий [304].

Известный психолог В.Д. Шадриков считает, что есть определённые основания говорить об эмоциональном мышлении, и понимает его следующим образом. Действие ума, особенно в социальном поведении, мотивируется и контролируется моралью. Мораль и совесть в свою очередь взаимосвязаны с эмоциями. В этом случае эмоции по отношению к умственным действиям выступают не как следствие, а как причина: эмоции могут порождать новые идеи [304]. Иными словами, эмоциональное мышление – это вид мышления, стимулом к началу которого являются нравственные чувства.

Если эмоциональный интеллект представляет собой совокупность способностей, то эмоциональное мышление, по нашему мнению, это процесс обработки эмоциональной информации [15]. Стимулом к его началу являются чувства, которые несут в себе неопределённую, проблемную информацию. Аналогом эмоционального мышления является выделенное М. Хайдеггером «смелое мышление». Оно не является противоположностью эмоциональности, в нём разум и эмоциональный настрой образуют единое целое (цит.: по А. Лэнгле [160]).

В свою очередь своеобразный дефект мышления, который возникает под действием сильных эмоций в стрессогенных условиях, прежде всего у предрасположенных к нему индивидов, и носит обратимый характер, мы вслед за И.М. Кондаковым [129] будем рассматривать не как эмоциональное мышление, но как эмоциональную глупость.

Эмоциональная креативность Эмоции и креативность на протяжении длительного времени ассоциировались друг с другом в популярных психологических теориях. Например, римский философ Сенека, цитируя Аристотеля, отмечал, что гениальность не может существовать без примеси сумасшествия. По этому поводу уместно вспомнить карикатурные образы «сумасшедшего учёного» и «темпераментного художника».

Для современной науки связь между эмоциями и креативностью остаётся во многом неясной. Наиболее часто эмоции рассматриваются исследователями как фасилитаторы, ингибиторы или побочные продукты творчества, гораздо реже – как творческие продукты [500].

В 1980 году Дж. Эйверилл представил конструктивистскую теорию эмоций. Она базируется на трёх допущениях:

1) эмоции представляют собой комплексные паттерны реакций или синдромов;

2) ни один их компонент (лицевая экспрессия, физиологическое возбуждение или субъективный опыт) не является необходимым или достаточным для идентификации эмоций;

3) важнейшие принципы организации эмоций – не генетическое программирование, а социальные правила.

Базовое понятие теории Эйверилла – эмоциональный синдром. Так названы эмоции, сами по себе ставшие продуктами творческой активности.

Эмоциональные синдромы (emotional syndromes) представляют собой организованные паттерны реакций, которые в обычной речи обозначаются терминами «гнев», «любовь», «горе» и т.п. [337]. Наиболее важен в определении, по мнению Дж. Эйверилла, термин «организованные»: эмоциональные синдромы предполагают соответствие принципам структуры.

Простейшие эмоции (например, страх) могут быть организованы в соответствии с биологическими принципами (информация о них кодируется в генах). Для большинства эмоций ближайшими организующими принципами являются не биологические, а социальные, основанные на культурных представлениях.

Основываясь на базовых допущениях своей теории, Дж. Эйверилл выдвинул предположение о том, что эмоциональные синдромы – это аналоги кратковременных или промежуточных социальных ролей. В тех ситуациях, когда эмоциональные реакции недостаточны, общество предоставляет возможности для их усиления, что интерпретируется скорее как страсти (сильные чувства), т.е. «то, что происходит с нами», чем как действия – «то, что мы делаем» [335, с. 230].

Эмоциональные синдромы возникают на основе двух типов представлений: экзистенциальных верований и социальных норм. Экзистенциальные верования относятся к существованию. Они могут точно отражать эмоциональные реакции, свойственные большинству людей в данной ситуации, или носить мифический характер. Например, сравним два суждения: «влюблённые хотят быть вместе» (истинное) и «любовь возникает на небесах» (мифическое). Итак, эмоциональные синдромы отчасти организованы мифическими или истинными верованиями, которых придерживаются люди.

Частично эмоциональные синдромы организованы социальными нормами. Иначе говоря, имплицитные теории эмоций не только описывают реальное или мифическое положение вещей, но и предписывают то, как следует поступать (например, нельзя смеяться на похоронах). Выражение эмоций тоже подчиняется определённым культурным нормам. Без соблюдения таких норм в отношении гнева это был бы не гнев, а всего лишь не артикулированная ярость или фрустрация.

Экзистенциальные верования и социальные нормы обычно предлагают прототипы, в соответствии с которыми эмоции, обычно распознаваемые в культуре, конструируются в обществе. Однако представления изменяются – и нормы могут разрушаться. Вследствие этого эмоциональные синдромы отклоняются от прототипа, их концептуальная репрезентация становится всё более неясной и трудно артикулируемой. Если результирующее поведение приносит вред, то его могут обозначить как «невротичное». Поведение, способствующее более эффективным для индивида или группы результатам, может расцениваться как «креативное» [337].

Если придерживаться позиции, что фундаментальные эмоции постоянны и неизменны на протяжении существования той или иной цивилизации, той или иной исторической эпохи, в течение индивидуальной жизни, следует признать, что возможности эмоциональной креативности весьма ограничены. Заимствуя аналогию Р. Плутчика (1980), эмоциональную креативность можно сравнить со смешиванием основных цветов для получения различных оттенков. Дж. Эйверилл придерживается иной аналогии [332], согласно которой эмоции более напоминают занятия живописью, а не простое смешение красок. Живописное полотно имеет форму и содержание, которые являются продуктом своеобразного внутреннего видения художника, смысла, придаваемого им миру. Они допускают неограниченные возможности самовыражения. Конечно же, не все картины одинаково оригинальны или креативны. Конформность к существующим стандартам действует в искусстве, как и в других областях. Однако, несмотря на существование различных направлений в живописи (например, импрессионизм, сюрреализм и т.д.), невозможно выделить то из них, которое являлось бы основным.

Для демонстрации социально-конструктивистского подхода к природе эмоций Дж. Эйвериллом были избраны два подхода. Первый из них заключался в детальном анализе определённых эмоций, таких как гнев [328], горе [327; 330; 337], любовь [329] и надежда [331; 336], а также в исследовании того, какое влияние на их интенсивность и изменения оказывают социальные системы, частью которых эти эмоции являются. Второй подход в большей мере основывался на умозрительных построениях. Если серьёзно отнестись к метафоре, согласно которой эмоции представляют собой промежуточные социальные роли, то можно предположить, что люди, которые лучше исполняют роли, должны быть более компетентны в эмоциональном плане.

Дж. Эйвериллои и Дж. Голнишем было проведено эмпирическое исследование, в котором диагностировались способности актеров к исполнению ролей, затем путём самооценки и исследования физиологических реакций на показ сцен печали, гнева, страха, счастья измерялась их способность к включению в эмоциональные ситуации. Как и предполагалось, во время просмотра указанных видеоматериалов талантливые актеры продемонстрировали более высокий уровень возбуждения, чем их менее успешные коллеги [418].

Поиск причин возникновения культурных различий в эмоциональных синдромах способствовал исследованиям проблемы эмоциональной креативности. В 1999 году Дж. Эйвриллом был разработан опросник ECI (Emotional Creativity Inventory) и тест эмоциональных триад (The Emotional Triads Test) (прил. 2).

Эмоциональная (или любая другая) реакция может считаться креативной, если она одновременно соответствует трём критериям: новизне, эффективности и аутентичности. Новизна предполагает наличие новых эмоциональных реакций по сравнению с предыдущим поведением индивида или/и типичным поведением в определённой ситуации. Эффективность означает, что эмоциональный ответ должен быть потенциально полезным для индивида или группы. Эксцентричные, отклоняющиеся от нормы реакции, которые не соответствуют требованию эффективности, не относятся к креативным. Аутентичность проявляется в том, что эмоциональная реакция должна отражать индивидуальные оценки и мнения, быть способом самовыражения личности. Неаутентичные реакции, напротив, представляют собой копию или карикатуру и оставляют мало возможностей для дальнейшего развития [335]. Исходя из этого эмоциональная креативность (emotional creativity – EC) представляет собой развитие эмоциональных синдромов как новых, эффективных и аутентичных [332].

На основании теоретического и эмпирического анализа Дж. Эйврилл выделяет следующие структурные компоненты эмоциональной креативности [334]:

- подготовленность (preparedness) – обучение пониманию эмоциональных переживаний на базе предшествующего эмоционального опыта.

Люди, рассматривающие эмоции как важную часть своей жизни, анализируют и пытаются понять свои переживания, сензитивны к эмоциональной жизни других, обладают более высоким уровнем подготовленности, чем индивиды, более индифферентные к эмоциям;

- новизна (novelty) – способность переживать необычные, с трудом поддающиеся описанию эмоции;

- эффективность/аутентичность (effectiveness/authenticity) – умение выражать эмоции искусно и искренне [334]; эмоции расцениваются как аутентичные, если они искренни, совместимы с важнейшими интересами личности и способствуют её благополучию [337].

Можно выделить несколько уровней эмоциональной креативности.

Низкий уровень характеризуется наиболее эффективным использованием уже существующих эмоций, созданных внутри культуры. На более высоком, комплексном уровне эмоциональная креативность представляет собой модификации («ваяние») стандартных эмоций для лучшего удовлетворения потребностей индивида или группы; на высшем уровне – развитие новых форм эмоций, основанных на изменениях в верованиях и правилах, на которых эмоции основываются [334].

В результате эмпирических исследований гендерных различий в сфере эмоциональной креативности выявлено, что подготовленность и эффективность/аутентичность на достоверном уровне достигают более высокого уровня у женщин по сравнению с мужчинами. Это означает, что женщины более склонны обдумывать свои эмоции, более внимательны к эмоциям других, их переживания в большей мере аутентичны и эффективны, чем у мужчин. Новизна в некоторой степени преобладает у лиц мужского пола, хотя различия по этому параметру не являются статистически значимыми [334].

Исследования корреляций эмоциональной креативности с составляющими Большой Пятёрки показали, что наиболее выражены взаимосвязи ЭК с открытостью опыту (r = 0,23; p 0,001) и дружелюбностью (r = 0,23; p 0,01).

В наибольшей мере независимы от эмоциональной креативности нейротизм, экстраверсия-интроверсия и добросовестность. Однако причины этого в каждом случае различны. Так, индивиды с высоким уровнем нейротизма склонны давать новые, но неэффективные эмоциональные реакции, в то время как люди с высокими показателями добросовестности обнаруживают противоположную тенденцию. Хотя ни экстраверты, ни интроверты не обнаруживают преимуществ в уровне эмоциональной креативности, первые могут иметь более позитивный эмоциональный опыт и тёплые взаимоотношения. Лица с высоким уровнем дружелюбности обнаруживают тенденцию анализировать и оценивать свои эмоции, что свидетельствует о более высоком уровне подготовленности, и давать эффективные эмоциональные реакции.

Представляет интерес характер взаимосвязи эмоциональной креативности с представлениями людей, которые определяют их способ восприятия окружающего мира и придают их жизни осмысленность. Многие люди в поисках смысла жизни обращаются к религии, которая может стать и зачастую является источником глубокого и творческого эмоционального опыта, простирающегося от глубочайшего отчаяния до вершин экстатических переживаний [437]. Среди креативных эмоциональных переживаний, ассоциирующихся с религией, можно выделить мистический опыт.

В исследовании Дж. Эйврилла [334] принимали участие адепты различных религий (католики, протестанты, иудеи и др.), большинство из которых имели достаточно либеральные, неортодоксальные взгляды в отношении религиозной жизни. Обнаружена взаимосвязь между эмоциональной креативностью и общим (r = 0,39; p 0,001) и религиозным (r = 0,46; p 0,001) мистицизмом, а также выявлена взаимосвязь EC и ориентации на поиск.

Среди компонентов EC наиболее выражены корреляции новизны с общим (r = 0,46; p 0,001) и религиозным мистицизмом (r = 0,40; p 0,001); подготовленности с религиозным мистицизмом (r = 0,40; p 0,001). Взаимосвязей между эмоциональной креативностью и внутренней/внешней религиозностью на достоверном уровне обнаружено не было [334].

Таким образом, эмоционально креативная личность обладает опытом, который способствует преодолению обычных границ между человеком и другими людьми, пространством и временем, она стремится открыто и честно задавать экзистенциальные вопросы.

Помимо прочего в исследованиях Дж. Эйверилла выявлена взаимосвязь эмоциональной креативности с самоуважением (r = 0,26; p 0,01).

Среди составляющих EC наиболее выражена связь самоуважения и эффективности/аутентичности (r = 0,45; p 0,001).

Самоэффективность наиболее тесно связана с эффективностью/ аутентичностью (r = 0,24; p 0,01) и подготовленностью (r = 0,30; p 0,01).

Это означает, что креативный в эмоциональном плане человек с уважением относится к своей личности и проявляет уверенность в себе и своих способностях.

Взаимосвязь EC с алекситимией носит обратный характер (r = –0,34;

p 0,01). Эмоциональная креативность и её компоненты связаны обратными корреляциями с компонентами алекситимического конструкта:

эмоциональная креативность в целом наиболее тесно связана с экстернальной ориентацией (r = –0,61; p 0,01); подготовленность – также с экстернальной ориентацией (r = –0,65; p 0,001); новизна – с трудностью идентификации эмоций (r = 0,39; p 0,01) и экстернальной ориентацией (r = –0,46; p 0,01); эффективность/аутентичность – с затруднениями в идентификации эмоций (r = – 0,45; p 0,001) и трудностью их описания (r = –0,64; p 0,001).

Эмоционально креативным личностям не свойственны алекситимические симптомы, что, тем не менее, не мешает им испытывать определённые затруднения при идентификации новых для них переживаний. Однако причины трудностей в идентификации и описании эмоций у лиц, страдающих алекситимией, и эмоционально креативных личностей различны.

Алекситимия отражает экстернальную ориентацию и проблемы в процессе понимания собственной эмоциональной жизни, в то время как эмоциональная креативность (и взаимосвязанный с ней мистический опыт) подразумевает интернальную ориентацию и переживание эмоций, которые по своей сути с трудом поддаются описанию на обыденном языке [337].

Эмоциональная креативность, как и креативность в других областях, не возникает на пустом месте. Это достижение, «порождённое определёнными усилиями и предусмотрительностью» [332, с. 296].

Развитию эмоциональной креативности могут способствовать эмоциональные травмы и препятствия в раннем опыте (r = 0,46; p 0,001), так же как и разочарования (r = 0,31 – 0,37; p 0,01). Травматический эмоциональный опыт (например, смерть или серьёзная болезнь близкого человека, развод родителей, вербальные или физические оскорбления и т.д.) заставляет личность задуматься о своих эмоциях и попытаться их понять (т.е. способствует подготовленности), способствует расширению диапазона переживаний и их выходу за рамки повседневности (т.е. способствует новизне).

С другой стороны, осознаваемая эффективность/аутентичность чаще ассоциируется с предполагаемой пользой, извлечённой из прежнего опыта, а не с его жестокостью или количеством травматических событий [334].

Пабло Пикассо заметил, что каждый акт созидания является прежде всего актом разрушения. Закономерно поставить вопрос о том, что разрушается в процессе развития эмоциональной креативности. Это привычные оценки, установленные взаимоотношения, хорошо известные способы реагирования.

Чтобы понять, что созидается в процессе становления эмоциональной креативности, следует рассмотреть характеристики личностей с высоким её уровнем [334]. Эмоционально креативные личности:

- обладают более выраженной способностью интегрировать и выражать собственные эмоции в символической форме. Согласно Дж. Эвериллу и К. Томасу-Кноулесу, символы – это не только средство для выражения прошлого опыта, при их помощи люди могут формировать и трансформировать, иными словами, создавать опыт, который потом может быть выражен как символическим, так и иными способами;

- способны давать комплексную оценку ситуации, принимать в расчёт большее количество стимулов; для них менее свойственно делать преждевременные выводы. При выполнении Теста эмоциональных триад (прил. 3) субъекты в некреативных историях проявляли тенденцию сосредоточиваться исключительно на них самих. Когда внимание уделялось иным аспектам события, акцент был сделан на гедонистической оценке ситуации для субъекта, выводы делались очень быстро. В креативных ответах, напротив, различным аспектам события, включая потенциальные реакции других, давалась глубокая интерпретация;

- глубоко включены в исследование значения собственного эмоционального опыта; не жалеют времени и энергии, для того, чтобы понять свои эмоции, они искренни в своих чувствах, склонны обдумывать возможные последствия своего поведения;

- склонны к содержательному анализу чувств и поведения других;

могут децентрировать собственный опыт и приспосабливаться к нуждам и целям других. Эта децентрация облегчается благодаря использованию символизации, о которой уже шла речь выше;

- в меньшей мере ограничивают себя личными и социальными стандартами, более толерантны к конфликтным особенностям в себе и других;

- испытывают меньше прототипичных особенностей даже в стандартных эмоциях;

- находят вызов там, где другие видят опасность. Это предполагает наличие определённой степени уверенности в себе или осознанной самоэффективности [339].

Следует уточнить, в чём состоят отличия ЭИ и эмоциональной креативности. На описательном уровне эти понятия в некоторой мере перекрывают друг друга: оба предполагают сензитивность к знаниям об эмоциях (т.е. подготовленность), так же как и способность реагировать эффективно или аутентично. Главное их отличие состоит в степени новизны эмоционального ответа, характерной для эмоциональной креативности [335]. Выраженной эмоциональной креативности соответствует высокий уровень ЭИ. Однако индивиды с таким уровнем ЭИ, измеренным при помощи теста MSCEIT, не всегда обладают высоким уровнем эмоциональной креативности. Это происходит потому, что MSCEIT измеряет скорее конвергентный, чем дивергентный эмоциональный интеллект.

На теоретическом уровне связь между ЭИ и эмоциональной креативностью остаётся не вполне определённой, так же как и взаимосвязь между когнитивным интеллектом (IQ) и когнитивной креативностью.

Обобщив значительное количество эмпирических и теоретических исследований, Р. Стенберг и Л. О’Хара описывают четыре варианта возможных на теоретическом уровне взаимосвязей когнитивного интеллекта и креативности: а) креативность – подсистема интеллекта; б) интеллект – подсистема креативности; в) креативность и интеллект – частично или даже полностью перекрывающие друг друга системы; г) креативность и интеллект – независимые друг от друга способности [533].

По мнению Дж. Эйврилла, эмоциональный интеллект, согласно представлениям П. Сэловея, Дж. Мейера, Б. Бэдэлла, Дж. Детвейлера [376], может быть связан с эмоциональной креативностью двумя путями. Во-первых, поскольку вторая «ветвь» ЭИ представляет собой «использование эмоций для фасилитации мышления и деятельности», следовательно, эмоциональная информация может способствовать более эффективному мышлению и креативности. Во-вторых, согласно определению третьей «ветви» ЭИ – «понимание значений и смысла эмоций» – и четвёртой – «управление собственными эмоциями и эмоциями других людей», различные эмоции могут образовывать комбинации и выражаться в необычной форме – в концепции эмоциональной креативности, это означает изменения в эмоциональных синдромах [337].

Однако понятие «эмоциональный синдром» в корне отличается от понятия «эмоция» в модели способностей. Это отличие отражено в заключении Дж. Мейера: «Когда мы ищем новые возможности для выражения эмоций, нет необходимости изобретать для этого новые стандарты или уникальные эмоциональные реакции» [397, с. 238]. Эмоциональная креативность, напротив, связана с изменением в представлениях и нормах, без чего стало бы невозможным возникновение новых эмоциональных синдромов.

Эмоциональный интеллект акцентирует внимание на следовании групповым стандартам в большей мере, чем на новизне и аутентичности реакции. Правильным ответом при выполнении теста MEIS считается тот, который соответствует наиболее общим ответам большого количества испытуемых или небольшой группы экспертов в области эмоций. Такой консенсус, по мнению Дж. Эйврилла, может быть надёжным индикатором эффективности, но приуменьшает важность новизны и аутентичности [337].

Эмпирический уровень рассматривается в исследовании З. Ивцевиц, М. Брэкетта и Дж. Мейера, которое показало, что взаимосвязь между ЭИ и эмоциональной креативностью соответствует взаимосвязи между когнитивным интеллектом и когнитивной креативностью. Из этого следует, что EI и EC представляют собой две отдельные системы способностей. Предположение о том, что эмоциональная креативность, в отличие от эмоционального интеллекта, взаимосвязана с креативным поведением, подтвердилось частично. Взаимосвязи ЭИ и креативного поведения действительно не были обнаружены. Однако было выявлено, что только EC, измеренная при помощи самооценки, образует значимую корреляцию с креативным поведением, в то время как EC – способность – коррелирует только с самооценкой артистической деятельности [433].

Из всего вышесказанного можно сделать следующие выводы. В соответствии с представлением об эмоциях как о продуктах творчества эмоциональная креативность определяется в качестве развития эмоциональных синдромов как новых, эффективных и аутентичных. Можно выделить три структурных компонента эмоциональной креативности: подготовленность, новизну, эффективность/аутентичность. Первый и последний компоненты EC на достоверном уровне преобладают у женщин.

Эмоциональная креативность находится во взаимосвязи с рядом личностных характеристик. Так, индивид с высоким уровнем эмоциональной креативности описывается как дружелюбный, открытый для опыта, склонный к мистическим переживаниям, стремящийся в открытой и честной манере задавать экзистенциальные вопросы. Такой человек с уважением относится к себе; ему не свойственны алекситимические симптомы, однако он может испытывать определённые затруднения при идентификации новых для него переживаний. Высокий уровень эмоциональной креативности даёт ряд личных и социальных преимуществ его обладателю. Среди них:

глубина познания собственного эмоционального опыта; склонность к содержательному анализу чувств и поведения; толерантность к себе и другим;

уверенность в себе, способствующая самоэффективности.

Таким образом, эмоциональная креативность – понятие, отличное от ЭИ. В сравнении с последним она предполагает новизну эмоциональной реакции. Различие касается и подхода к обработке эмоциональной информации. Если ЭИ скорее относится к конвергентному интеллекту, то EC основывается на дивергентном интеллекте. Взаимосвязи ЭИ и эмоциональной креативности, согласно эмпирическим данным, соответствуют взаимосвязям между когнитивным интеллектом и когнитивной креативностью [21; 23].

Близким к эмоциональной креативности является понятие эмоциональной одарённости, которая проявляется в непринуждённости и нестандартности выражения эмоций, но с учётом ситуации и уместностью эмоционального поведения [69]. По нашему мнению, эмоциональная одарённость – это та же эмоциональная креативность, но ограниченная рамками норм эмоциональной культуры.

Эмоциональная зрелость. Проблема эмоциональной зрелости рассматривалась в ряде исследований отечественных и зарубежных психологов (например, П.В. Симонов, Г.М. Бреслав [52; 53], В.К. Вилюнас, А. Маурер, П. Фресс, А.Я. Чебыкин, И.Г. Павлова [209; 298] и др.).

Понятие эмоциональной зрелости в современной психологии рассматривается неоднозначно. Можно выделить три непротиворечивых подхода к определению эмоциональной зрелости:

- как соответствие эмоциональных проявлений взрослого, биологически зрелого человека нормам, принятым в данном обществе;

- как соответствие эмоциональных проявлений взрослого человека не только ожиданиям общества, но и потребностям, ценностям и интересам субъекта;

- как соответствие эмоционального поведения представлениям о норме для данного возраста.

По мнению А.Я. Чебыкина и И.Г. Павловой, эмоциональная зрелость представляет собой: 1) интегративное явление сугубо эмоционального порядка; 2) характеристики определённого уровня эмоционального развития человека; 3) качество личности, которое характеризует адекватность эмоционального реагирования [298].

Таким образом, понятия эмоциональной зрелости и эмоционального интеллекта сближают представления о нормативности эмоционального поведения. Вместе с тем при изучении эмоциональной зрелости вне фокуса внимания исследователей остаются когнитивные процессы, обеспечивающие адекватное эмоциональное реагирование.

Эмоциональная зрелость определяется как интегративное качество личности, которое характеризует степень развития эмоциональной сферы на уровне адекватности эмоционального реагирования в определённых социокультурных условиях. В большей мере она отражается в особенностях проявлений эмоциональной экспрессивности, эмоциональной саморегуляции и эмпатии. Перечисленные выше характеристики являются важнейшими признаками эмоциональной зрелости.

К основным компонентам структуры эмоциональной зрелости относят:

- на уровне эмоциональной экспрессивности – способность адекватно отражать в мимике, пантомимике, экспрессивных действиях и интонации эмоциональное состояние;

- на уровне эмоциональной саморегуляции – управление своими эмоциями в соответствии с ситуацией и целесообразностью, умение справляться с эмоциональными реакциями социально принятыми способами;

- на уровне эмпатии – способность понимать мир переживаний другого человека, эмоционально отзываться на его переживания, а также использовать эти способности в общении [298].

Если сопоставить структуру ЭИ и эмоциональной зрелости, очевидно, что последняя во многом комплементарна первой. Вместе с тем структура эмоционального интеллекта шире по охвату, поскольку она включает не только способность отражать средствами невербальной коммуникации собственное эмоциональное состояние, но и идентификацию эмоциональных состояний других людей, не только понимание эмоций другого человека, но и понимание собственных эмоций, а также фасилитацию мышления.

Опираясь на данные о том, что эмоции личности по отношению к социальным объектам проявляются иначе, чем по отношению к себе [138; 148], А.Я. Чебыкин и И.Г. Павлова склонны рассматривать становление эмоциональной зрелости в отдельности на личностном и межличностном уровне. Личностный уровень эмоциональной зрелости представляет собой результат внутренней деятельности личности, направленной на овладение собой, на преобразование внутреннего мира. Межличностный уровень рассматривается как результат внешней деятельности, которая направлена на преобразование внешнего мира и проявляется в общении. Эти уровни проявления компонентов эмоциональной зрелости авторы условно назвали интронаправленностью («iнтроспрямованiстю») и экстранаправленностью («экстраспрямованiстю»). Это не противоположные полюса одной и той же особенности, а различные уровни каждого из компонентов эмоциональной зрелости [298].

В соответствии с таким подходом интроэкспрессивность рассматривается как непроизвольные проявления эмоций в мимике, движениях, интонации, которые выполняют функцию разрядки, регуляции процесса возбуждения, вызванного эмоциональным переживанием. Поэтому, не обращая внимания на то, что экспрессия связана прежде всего с коммуникативной функцией эмоций, авторы полагают возможным интерпретировать непроизвольное выражение эмоциональных состояний как действие, направленное на организацию внутренней активности. В свою очередь, умение правильно (точно и с адекватной интенсивностью) передавать своё эмоциональное состояние в общении относится к признакам экстраэкспрессивности. Личностный уровень эмоциональной саморегуляции (интросаморегуляция) проявляется в способности к управлению собственными реакциями, состояниями и процессами в соответствии с ситуацией или целесообразностью. Экстрасаморегуляция представляет собой способность влиять на поведение других людей, владение средствами прямого или опосредованного влияния на собеседника. Интроэмпатия рассматривается как умение разбираться в эмоциональном состоянии окружающих, способность сочувствовать и сопереживать им, понимать причины их поведения, в то время как экстраэмпатия характеризуется способностью адекватно использовать эти умения для регуляции отношений в общении.

Эмоциональный интеллект также представляет собой интегративное образование, включающее внутриличностный эмоциональный интеллект (ВЭИ), т.е. способности к пониманию собственных эмоций и управлению ими, и межличностный эмоциональный интеллект (МЭИ) – способности к пониманию эмоций других людей и управлению чужими эмоциями. Однако ВЭИ и МЭИ – это не уровни эмоционального интеллекта, а его виды, которые предполагают актуализацию разных когнитивных процессов и навыков, но при этом должны быть связаны друг с другом [162].

На основе результатов эмпирического исследования А.Я. Чебыкиным и И.Г. Павловой выделены основные этапы становления эмоциональной зрелости в юношеском возрасте:

1) 11 – 13 лет. На протяжении возрастного отрезка отмечается тенденция к ослаблению саморегуляционного и эмпатийного компонентов и повышению эмоциональной экспрессивности. К концу этого периода имеет место снижение уровня эмоциональной экспрессивности, стабилизация всех трёх компонентов и их равное участие в организации адекватности эмоционального реагирования. По этой причине период, соответствующий раннему подростковому возрасту, может быть назван этапом доминирования экспрессивности в эмоциональной зрелости;

2) 14 – 15 лет. На протяжении данного этапа отмечается тенденция к снижению экспрессивности и одновременного возрастания произвольной эмоциональной саморегуляции. В целом это период ослабления роли экспрессивной регуляции поведения, который характеризуется бессознательным (интуитивным) уровнем организации адекватного эмоционального реагирования и повышением значимости сознательной регуляции как собственных эмоций, так и поведения окружающих;

3) 16 – 17 лет. Данный период отличается тенденцией к повышению эмпатии. При этом в организации адекватного эмоционального реагирования снижается значение эмоциональной самрегуляции. В структуре эмоциональной зрелости выявлены изменения, которые проявляются в снижении значимости особенностей, связанных с коммуникативной деятельностью, и активизации роли способностей, которые участвуют в организации внутренней деятельности личности. Это этап усовершенствования личностного уровня эмоциональной зрелости;

4) 18 – 23 года. Данный этап характеризуется значительным повышением всех компонентов эмоциональной зрелости при сохранении ведущей роли эмпатии в организации адекватного эмоционального реагирования. Специфика этого периода состоит в отдельном, автономном становлении каждого из компонентов эмоциональной зрелости, что позволяет определить его как этап автономно-сбалансированных и относительно устойчивых ее проявлений.

В описываемом исследовании осуществлена попытка создать типологическую модель эмоциональной зрелости личности, основанием для которой явилось представление о становлении эмоциональной зрелости как о процессе усвоения личностью стереотипов социального реагирования, которые формируются в конкретном социокультурном окружении на основе индивидуальных особенностей и врождённых механизмов саморегуляции. В соответствии с доминирующими компонентами в её структуре определено семь типов эмоциональной зрелости: экспрессивный, саморегуляционный, эмпатийный, гармонический, саморегуляционно-эмпатийный, экспрессивно-эмпатийный и экспрессивно-саморегуляционный. Установлено, что наиболее эффективное становление эмоциональной зрелости характерно для гармонического и экспрессивно-эмпатийного типа. Для гармонического типа характерна одинаковая представленность всех компонентов эмоциональной зрелости при достаточно высокой общей адекватности эмоционального реагирования. Его представителям свойственны уравновешенность, эмоциональная стабильность, низкая агрессивность, направленность на социальные объекты, адекватность оценки собственных возможностей и своего места среди других людей. Экспрессивно-эмпатийный тип характеризуется доминированием эмоциональной экспрессивности и эмпатии над эмоциональной саморегуляцией, высоким уровнем эмоциональной зрелости в целом, неустойчивостью эмоционального состояния, направленностью на социальное окружение, потребностью в общении, общительностью. Наиболее низкие интегративные показатели эмоциональной зрелости характерны для экспрессивно-саморегуляционного типа. В его структуре доминируют эмоциональная экспрессивность и саморегуляция; его представителям свойственны импульсивность поведения, высокая эмоциональная напряжённость, тревожность и вместе с тем направленность личности на социальное окружение [298].

Притом что в подростковом и юношеском возрасте у лиц мужского и женского пола общие показатели эмоциональной зрелости существенно не отличаются, выделены гендерные различия в уровне её проявлений. Так, у девочек наиболее активно развивается сочувствие и сопереживание, понимание эмоционального состояния и мотивов поведения партнёра; у мальчиков – регуляция собственных эмоций [209; 298]. Полученные результаты позволяют предположить, что для представителей женского и мужского пола характерны различные пути достижения адекватности эмоционального реагирования. Различия проявляются и на уровне взаимосвязей основных компонентов эмоциональной зрелости с эмоционально-личностными особенностями. Наиболее существенно они выражены во взаимосвязях эмпатии. Последняя у мальчиков чаще, чем у девочек, связана с эмоциональной лабильностью, депрессивностью и раздражительностью. Наименее выраженные отличия определены в детерминации эмоциональной экспрессивности. С возрастом различия в факторах становления как эмоциональной зрелости в целом, так и её основных компонентов сглаживаются [209; 298].

Определены следующие закономерности в становлении эмоциональной зрелости в подростковом и юношеском возрасте:

1) неравномерность становления эмоциональной зрелости, которая проявляется в разбалансированности развития её основных особенностей и уровней их проявлений;

2) интеграция и последующее приобретение автономии компонентами эмоциональной зрелости;

3) взаимосвязь с определёнными личностными особенностями – экстраверсией и общительностью [298].

Итак, эмоциональная зрелость понимается как интегративное качество личности, которое характеризует степень развития эмоциональной сферы на уровне адекватности эмоционального реагирования в определённых социокультурных условиях. К основным компонентам структуры эмоциональной зрелости относят эмоциональную экспрессивность, эмоциональную саморегуляцию и эмпатию.

Понятия эмоционального интеллекта и эмоциональной зрелости сближают представления о нормативности эмоционального реагирования.

Вместе с тем эмоциональная зрелость рассматривается как интегративное явление сугубо эмоционального порядка, в то время как эмоциональный интеллект в рамках модели способностей представляет собой совокупность когнитивных способностей. В изучении эмоциональной зрелости до сих пор вне процесса исследования остаётся когнитивный аспект её функционирования.

Результаты исследований процесса становления эмоциональной зрелости могут представлять интерес для учёных, работающих в рамках концептуального поля ЭИ, поскольку эти понятия являются в определённой мере комплементарными. Так, установлено, что эмоциональная зрелость развивается неравномерно в направлении интеграции её компонентов и последующего обретения ими автономии, что она взаимосвязана с такой личностной особенностью, как экстраверсия (ранее было показано, что экстраверсия является одной из биологических предпосылок развития эмоционального интеллекта). Достойным внимания представляется выдвигаемое на основании результатов исследования предположение о том, что для представителей женского и мужского пола характерны различные пути достижения адекватного эмоционального реагирования.

Эмоциональная компетентность Понятие «компетентность» означает обладание знаниями, позволяющими судить о чём-либо, высказывать веское, авторитетное мнение [56, с. 282, 307]. Она предполагает «умение вырабатывать стратегию действия, намечать рубежи, которые предстоит пройти для достижения запланированной цели, делать полезные выводы из успехов и неудач при составлении жизненных планов» (А.А. Лузаков, 1985, с. 119). Согласно определению К. Скайе, «компетентность» – фенотипическое выражение комбинации генотипических факторов поведения, которые обеспечивают адаптивное поведение в специфической ситуации или классе ситуаций.

Компетентное поведение – это применение интеллектуальных способностей в повседневных жизненных ситуациях.

Аналитические, творческие и практические способности, измеряемые тестами, могут рассматриваться как формы развиваемой компетентности. Однако компетентность можно понимать не только как свойство человека, но и как особенность восприятия его другими людьми – в аспекте взаимодействия человека и ситуации. В этом случае компетентность аналогична обретению общественного статуса [221].

Выделяют две группы теорий компетентности:

1) теории, акцентирущие внимание на умственных процессах, подчёркивают роль планирования, решения проблем и процессов рассуждения или выделяют процессы получения информации. Эти теории представлены в работах К.А. Эриксона и Дж. Смита; Р. Стенберга и Т. Бен Зева; Р. Стенберга, Е.Л. Григоренко и М. Феррари. Р. Стенберг идентифицировал следующие метакомпонентные процессы, отличающие эксперта от новичка: планирование, отслеживание, оценка решения проблемы, принятие решения;

2) теории, фокусирующиеся на знании, подчёркивают роль накопленной информации в долгосрочной памяти как ключ к пониманию компетентности. Данные теории описываются в работах А. де Грота, В.Дж. Чейза и Х.А. Саймона [221].