«Актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов Выпуск 3 МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА Актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов Выпуск 3 ...»

МЕТОДОЛОГИЯ

ИССЛЕДОВАНИЙ

ПОЛИТИЧЕСКОГО

ДИСКУРСА

Актуальные проблемы

содержательного анализа

общественно-политических

текстов

Выпуск 3

МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ

ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА

Актуальные проблемы содержательного анализа

общественно-политических текстов Выпуск 3 Под общей редакцией И. Ф. Ухвановой-Шмыговой Минск «Технопринт»

2002 УДК 808 (082) ББК 83.7 М54 А в т о р ы:

И.Ф. Ухванова-Шмыгова (предисловие; ч. 1, разд. 1.1–1.4; ч. 2, ч. 4, разд. 4.1, 4.3; ч. 5, ч. 6, разд. 6.2; ч. 7, разд. 7.2; ч. 8; заключение;

приложения 1–3; материалы к словарю; библиография);

А.А. Маркович (ч. 1, разд. 1.5; ч. 4, разд. 4.2; ч. 6, разд. 6.1; ч. 7, разд. 7.1;

ч. 8, разд. 8.3; приложения 2 и 3; материалы к словарю; библиография);

В.Н. Ухванов (ч. 3; библиография) Р е ц е н з е н ты:

доктор филологических наук, профессор В.В. Макаров доктор социологических наук, профессор Д.Г. Ротман О б щ а я р е д а к ц и я:

доктор филологических наук, профессор И.Ф. Ухванова-Шмыгова Методология исследований политического дискурса. Актуальные М54 проблемы содержательного анализа обществ.-полит. текстов. Вып. 3 / И.Ф. Ухванова-Шмыгова, А.А. Маркович, В.Н. Ухванов; Под общ. ред.

И.Ф. Ухвановой-Шмыговой. – Мн.: «Технопринт», 2002. – 360 с.

ISBN 985-464-303- Данная монография посвящена актуальной научной проблеме построения дискурспортретов политических лидеров современности, решение которой позволяет лучше понять коммуникативную природу лидерства, специфику взаимодействия лидера и аудитории, характер воздействия лидера на свой электорат, а также построить дискурс-типологию лидерства, объяснить природу харизматичности. В качестве методологии использована авторская каузально-генетическая теория содержания дискурса, на основе которой созданы новые технологии дискурс-экспертизы. Материалом для анализа послужили печатные и видеотексты белорусских и российских лидеров, представленные в жанрах «интервью», «аналитика», «выступление перед массовой/целевой аудиторией», «предвыборная программа». Практический анализ носит сугубо пилотажный характер и призван апробировать новые исследовательские технологии.

Книга адресована специалистам в области теории и практики коммуникации, социологии, социальной психологии, политологии, лингвистики, семиотики, культурологии, а также широкому кругу читателей, интересующихся проблемами политической коммуникации.

Проект выполнен в рамках программы INTAS 99-00245; British Academy SG 31102 и при поддержке Международного совета по исследованиям (IREX).

УДК 808 (082) ББК 83. © Ухванова И.Ф., Маркович А.А., ISBN 985-464-303- Ухванов В.Н.,

ПРЕДИСЛОВИЕ

Данное монографическое исследование посвящено таким новым проблемам в изучении политической коммуникации, как (1) построение дискурспортретов политических лидеров современности (речевых портретов, проецированных на социальный, в том числе политико-правовой контекст); (2) построение дискурс-типологии политического лидерства и (3) выявление дискурсной специфики проявления харизмы в политической коммуникации. Такой поворот в исследовании политического дискурса, как мы полагаем, позволит лучше понять коммуникативную природу лидерства, специфику взаимодействия лидера и аудитории, характер воздействия лидера на свой электорат.

В качестве методологии использована авторская каузально-генетическая теория содержания сложных языковых знаков (дискурса), которая уже представлялась на страницах выпусков 1 и 2 данного издания и здесь, в Выпуске 3, получила свое логическое развитие. Именно ее рамки позволили нам обнаружить новые категории анализа и новые комплексные методики, на основании которых мы и построили дискурс-портреты политических лидеров Беларуси и России, а также рассмотрели новые возможности прочтения уже устоявшихся типов лидерства, обнаружили новые типологические критерии лидерства, новые подходы в операционализации понятия «харизматический лидер», построили дискурс-типологию политических лидеров.

Материалом для анализа послужили печатные тексты и видеотексты пяти белорусских и четырех российских лидеров. В их число вошли белорусские политики, поднявшиеся на самую высокую ступень власти: Петр Машеров, Станислав Шушкевич и Александр Лукашенко, а также наиболее сильный и последовательный идеологический противник президента Республики Беларусь Зенон Позняк и основной оппонент Александра Лукашенко на последних президентских выборах Владимир Гончарик. Со стороны России представлены речевые портреты двух последних лидеров у власти Бориса Ельцина и Владимира Путина, а также двух их неизменных, наиболее ярких оппонентов Геннадия Зюганова и Владимира Жириновского. Отобранные для анализа тексты этих политиков отражают ключевую жанровую палитру дискурса лидера страны, представленного в СМИ. Это интервью, выступление перед массовой или целевой аудиторией, анализ проблемы, предвыборная программа. Практический анализ носит сугубо пилотажный характер и призван апробировать новые исследовательские технологии.

Результаты исследования, получившие освещение в данном выпуске, были апробированы на различных международных научных конференциях, в том числе на конференции «Язык и социум» (Минск, декабрь, 2002 г.), конференции славянских исследований (Кембридж, апрель, 2002 г.), а также на рабочей встрече участников проекта «Компаративный анализ харизматического политического лидерства России, Беларуси, Украины: появление, мобилизация, устойчивость» (INTAS 99-00245; British Academy SG 31102) в Московском государственном университете в октябре 2001 г.

Этот тематический выпуск нашей серии появился благодаря творческому сотрудничеству трех авторов: Ирины Фроловны Ухвановой-Шмыговой, доктора филологических наук, профессора, зав. кафедрой английского языка и речевой коммуникации Белорусского государственного университета, Маркович Анны Александровны, аспирантки кафедры речеведения и теории коммуникации Минского государственного лингвистического университета и Ухванова Виктора Никифоровича, кандидата философских наук, доцента кафедры международного частного и европейского права Белорусского государственного университета.

СЛОВО БЛАГОДАРНОСТИ

Идея проведения данного исследования зародилась в рамках реализации международного проекта «Компаративный анализ харизматического политического лидерства России, Беларуси, Украины: появление, мобилизация, устойчивость» (INTAS 99-00245; British Academy SG 31102), осуществляемого под патронажем фонда INTAS и Британской академии наук при сотрудничестве кафедры Европейских исследований университета города Бас (Англия) и Европейского исследовательского института. Авторы благодарны коллегам из Великобритании профессору Роджеру Итуэллу, доктору Колин Лоусон, доктору Елене Коростелевой и Ховарду Уайту, а также руководителям и представителю социологического центра России (МГУ), Беларуси (БГУ) и Украины (Гэллоп Интернэшнл Лтд.) профессору Сергею Туманову, профессору Давиду Ротману и профессору Александру Стегнию за возможность научного общения, обмена мнениями и опытом, за критику и вместе с тем признание значимости данного направления исследований для дальнейшего изучения политического лидерства в целом и такой его специфической разновидности, как харизматическое лидерство.

Авторы особо признательны Международному совету по исследованиям и обменам IREX за поддержку данной публикации, что позволило уделить максимальное внимание написанию книги. Переосмысление и обобщение многих аспектов собранного ранее материала способствовало более глубокому развитию теоретических положений исследования и, в конечном итоге, построению теории дискурс-экспертизы материалов политической коммуникации.

В сборе данных и составлении многочисленных рабочих таблиц для построения дискурс-портретов политиков принимали активное участие молодые ученые Беларуси: старший преподаватель кафедры социальной коммуникации БГУ Наталья Елсукова, выпускницы отделения социологии факультета философии и социальных наук БГУ, аспиранты БГУ и МГУ Оксана Калиновская и Галина Манжула, которым также выражаем глубокую признательность за их кропотливый труд. Мы благодарим Марию Немцеву за помощь в наборе текстов, внесении правок и подборе фотографий для данной публикации.

Эта работа вышла в свет в настоящем виде также благодаря редакторским замечаниям и ценным советам Игоря Антоновича Дылевского и Галины Алексеевны Пушни, за что мы им очень благодарны.

Наша непосредственная благодарность адресована и уважаемым рецензентам – профессору Владимиру Владимировичу Макарову и профессору Давиду Генриховичу Ротману за доброжелательное отношение к данной работе и ценные замечания.

ДИСКУРС-АНАЛИЗ В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

1.1. Дискурс, дискурс-анализ, дискурсия, дискурс-компетенция Дискурс – это слово, которое пришло к нам в середине прошлого века из французского языка, да так и осталось в этом звучании с той только разницей, что для исследователей, работающих в рамках социальных наук, это – дискурс, а для лингвистов это – дискурс. Характерно, что два варианта произношения связаны, по крайней мере, с двумя вариантами содержания термина, что, однако, не противоречит цельности понятия «дискурс» и значимости, стройности, организованности современных дискурс-исследований, уже перешагнувших ту временную грань, когда дискурс-анализ воспринимался как особого рода искусство слова, и вставших в ряд современных, полноправных исследовательских технологий. Двузначность понятия «дискурс» заключается в том, что под ним понимается и деятельность и ее результат [Бенвенист, 1974; Арутюнова, 1990; Борботько, 1989; ван Дейк, 1998; Квадратура, 1999]. В этом нет противоречия, ибо, как писал Джон Дьюи в своей работе «Искусство как опыт» (1934), «это не лингвистическая случайность, что cтроение, сооружение, работа обозначают как процесс, так и его конечный продукт. Если глагол не имеет смысла, то и существительное лишено содержания». Так, есть жесткая логика в том, что дискурс – это и целенаправленное социальное действие и речь, погруженная в жизнь. (А, впрочем, существует ли речь, в жизнь не погруженная?) Дискурс трактуется исследователями также как сложное единство языковой практики и экстралингвистических факторов [НФС, 1998].

Понятно, что для исследователей появляется возможность самим расставлять акценты, проводя дискурс-исследования. Для одних фокус внимания падает на саму жизнь, и тогда экстралингвистические практики, паралингвистическое сопровождение речи становятся ключевыми, доминирующими позициями (Knapp, 1978 г.; Leathers, 1986 г.). Для других таким центром притяжения становится речь [Макаров, 1990, 1998; Речевое, 1983]. Понятно, что для сохранения цельности дискурс-исследований ключевым (интегративно значимым) является обобщающее понятие код, вбирающее в себя как вербальные, так и невербальные языки. Но все же противоречия и разночтения не покидают дискурс-теорию и сегодня.

Если дискурс является процессом, а не результатом, полагают одни, то его изучение возможно только на материале современных текстов, ибо как мы можем изучать все, что сопровождает и обусловливает порождение текстов (социальный контекст), не будучи свидетелями этого процесса? Так дискурс-анализ становится методикой, работающей с ограниченным числом текстов, и определяется как анализ исключительно устной речи в процессе ее звучания. При этом понятно, что анализ проводится с акцентом на функционирование речи (процесс), а точнее, условия ее функционирования, то есть на фонетический/просодический, лексико-семантический, а также прагма-, психо- и этнолингвистический уровни речевой деятельности.

Если же дискурс является продуктом речевой деятельности, как полагают другие, тогда под дискурс-анализом понимается анализ любых сообщений/текстов независимо от времени их порождения. И здесь уже в фокусе внимания и сам текст, и те условия его функционирования, которые получили свое отражение в тексте. Текст рассматривается как определенный комплекс (конструкт), построенный на основе взаимодействия целого ряда кодов (вербальных и невербальных). Соответственно в нем соседствует определенное множество параллельно функционирующих текстов, обеспечивающих текстовое многоголосие (текстовую полифонию), рожденное «затекстовой» реальностью или социальным контекстом, которое может быть восстановлено или реконструировано [Бахтин, 1979; Квадратура, 1999]. Таким образом, здесь фокус внимания смещается на прагматические, социокультурные, психологические параметры содержания, обогащающие текст и обеспечивающие ему социальную востребованность на многие годы после его порождения.

И там и тут текст – это событие. Но если в одном случае текст – это событие взаимодействия реальных людей, то в другом – взаимодействия текста и читающего/смотрящего/слушающего. Так, мы видим, что текст является самостоятельным субъектом коммуникации и в то же время феноменом, событием, которое надо вскрыть, а ключи к нему следует искать в нашем знании кодов, то есть и в нем (тексте), и в нас самих. Ведь не надо забывать, что наше понимание текста есть мера нас самих [Тодоров, 1983; Гийом, 1999].

Событийность текста учитывает его протяженность во времени: от его порождения/кодирования к реальности его самостоятельного существования (в качестве знака) и до процесса его декодирования, который включает и возможность его неоднократного переосмысления. Иначе говоря, текст живет своей жизнью, в которой есть и элемент свободы (выход в социальное пространство и социализация, «отягощение социальными штампами»), и несвободы (текст определенным образом вербализирован, «отягощен штампами языка»). Наличие дихотомии «свобода-несвобода», которая читается как собственно содержание или содержание отношений (сформированное вокруг идеи) и содержание формы (привязанное к феномену знака), позволяет понять природу содержания в динамике (без чего понятие «дискурс» просто не существует), а значит, раскрыть его исследовательский потенциал.

Итак, возможность реставрации, реконструкции социальной реальности изначально заложена в дискурсе. Эта реконструкция осуществляется и благодаря, и вопреки тексту, как бы независимо от него [Серио, 1999]. Понятно, что дискурс-анализ, оставаясь по сути текстологическим, приобретает еще одну жизнь – переходит в разряд методик, изучающих социальный контекст, а значит, становится «собственностью» социальных наук [Квадратура, 1999;

Jameson, 1981].

В данной книге мы объединяем оба подхода. Наше исследование в прямом смысле слова – интердисциплинарно. Мы полагаем, что именно этим дискурсанализ интересен и эвристичен, открыт новым возможностям практической исследовательской работы.

Жизненная и исследовательская практики диктуют нам уход от однозначности, рассудочной понятности, так называемой единой правды. Многообразие жизненных установок, ценностей, практик становится фактом реальности и требует не только признания, но и осмысления и теоретического обоснования.

Таким инструментом познания стала дискурсия – понятие сложное, неоднозначное, явившееся логическим продолжением понятий «дискурс» и «дискурсанализ». Под последним понимается некая совокупность языковых практик, участвующих в формировании представлений о социальной реальности.

Мы принимаем эту совокупность не столько с позиции денотата (с позиции видимого и слышимого), сколько с позиции потенциального, ожидаемого, или, по выражению М. Фуко, «притаившегося, невысказанного, невыраженного».

Впрочем, М. Фуко вел речь лишь о домысливании, конструировании объекта языковых практик [Квадратура, 1999]. Мы же переносим эту идею и на реконструкцию социальной реальности в более полном объеме, а значит, и на субъект, а точнее, субъектов коммуникации.

Дискурс для нас – это и артефакт, то есть факт, существующий параллельно с реальным (собственно речевым и неречевым), но способный затмить последний, подменить его собой, стать новой реальностью. Соответственно, мы соглашаемся и с тем, что дискурс-анализ – это анализ большой иллюзии, которая, тем не менее, становится реальностью.

Этот вопрос для нас настолько важен, что следует особо остановиться на размышлении о том, в каких случаях может происходить подмена реального виртуальным? Давайте зададимся вопросом, когда именно текстовое пространство замещает нам реальность, когда мы перестаем видеть разницу между жизнью и текстами, всего лишь трактующими жизнь для нас, но, по сути, уводящими нас от нее?

Таких контекстов не так уж и мало, как может показаться на первый взгляд. Мы можем насчитать, по крайней мере, пять таких контекстов: люди нередко склонны сотворять кумира, а потом они смотрят на жизнь его глазами, оценивают ее на основе его (а не своей) системы ценностей и перестают видеть саму реальность. Последняя начинает подменяться тем, как интерпретируют ее соответствующие авторитеты, и здесь от простой веры до манипуляции – один шаг. Часты и такие ситуации, когда у людей просто нет времени вникать в суть происходящего, и тогда им приходится полагаться на тексты. И уж наверняка у людей нет возможности всегда оказываться в районе происходящего, а, быть может, просто не хватает знаний, чтобы понять происходящее. В таких случаях даже то, что они находятся в эпицентре событий, не исправляет ситуации. И, наконец, когда ими беспардонно манипулируют.

Во всех вышеперечисленных ситуациях, а, возможно, и каких-то других (вспомните «призраки пещеры» Бэкона) [Бэкон, 1938], где человек также может оказаться в прямой зависимости от текста, дискурс-анализ пусть и не панацея, но реальный помощник. Так, он поможет понять ситуацию, удержит от манипулирования нами, а исследователю даст ключ к разгадке того, что неявно и сокрыто от постороннего взгляда.

Сегодня реконструкция реальности из текста перемещается в центр внимания не только социологов и лингвистов [Сусов, 1989; Макаров, 1998; Шейгал, 2001; Wodak, 1989; van Dijk, 1995; van Leewen, 1996], но также историков и культурологов. Дискурс-исследователи дают яркие примеры работы с историческими текстами, открывая новые знания о прошлом и становясь тем самым кумирами пытливой молодежи [Квадратура, 1999]. Дискурс-теория обогащает работу психологов и психоаналитиков: анализ вербальных и невербальных кодов помогает вскрыть мир подсознательного, а значит реконструировать многие социальные болезни общества [Янчук, 2000; Parker, 1990; Potter, 1987]. Работы дискурс-исследователей созвучны тому, что делают специалисты по рекламе и связям с общественностью, имиджмейкеры [Почепцов, 1999]. Дискурсанализ может стать значимым орудием в руках политиков. Уже сегодня дискурс-экспертиза становится одной из аналитических практик юриста.

Построение дискурс-портретов – это еще один способ реконструкции социального взаимодействия, познание мира и нас в нем. Однако перед тем как подойти к этому ключевому понятию книги («дискурс-портрет»), вернемся на шаг назад и сформулируем более четко, что мы вкладываем в понятия «дискурс» и «дискурс-анализ».

Итак, для нас дискурс – это любой текст (устный и письменный, современный и исторический, реальный и искусственно сконструированный) во всей его полноте и многозначности, полифоничности и полифункциональности, с учетом реального и потенциального, реального и «достраиваемого», конструируемого. Его план содержания, помимо непосредственно коммуницируемого, включает в себя целый комплекс знаний о мире, социуме, коммуникантах, коммуникативных кодах и их взаимодействии.

Соответственно, дискурс-анализ – это комплексный анализ всех видов содержания и реконструкция всех видов заложенных в него контекстов. Но это не означает тотальной размытости и неопределенности. Здесь все логично и закономерно. Дискурс – это текст, «открываемый» субъектами в процессе коммуникации. Открытие происходит как для говорящего/пишущего, так и для слушающего/читающего, либо переводчика, интерпретатора. Текст неизбежно вбирает в себя массу значений или, иначе говоря, всевозможных аспектов, видов, типов содержания. В нем – и значения, которые вкладывают субъекты коммуникации, и значения, которые рождаются от совмещения коммуникативного и ситуативного планов порождения и восприятия речи. Это, помимо прочего, также и значения, рождающиеся от речеповеденческих характеристик и разнообразного опыта коммуникантов: интеллектуального, национальнокультурного, исторического, языкового, речевого, социального, эстетического, космического, наконец.

Синтез и владение этим огромным множеством оттенков содержания являет собой то, что мы называем дискурс-компетенцией коммуниканта [см.:

Brown, 1983]. Наличие дискурс-компетенции позволяет быть коммуникативно грамотным и значит предвидеть последствия функционирования текстов в социуме, а также учесть их влияние как на судьбы общества, так и свою собственную судьбу.

Остается констатировать, что дискурс-теория и дискурс-практика представляют собой определенное единство и с этих позиций значимы для нашего настоящего и будущего.

1.2. Ключевые позиции каузально-генетического Признание того, что дискурс – это текст, реализуемый в субъектной ситуации общения, ведет за собой понимание того, что в содержании дискурса, как бы на равных, выступают два плана – предметно-тематический и субъектнотематический. Иначе говоря, мы пишем/говорим о чем-то, а значит о себе; в своем дискурсе мы постоянно конструируем не только мир, но и себя, и делаем это постоянно, каждый раз как бы заново, подтверждая либо отрицая коммуницируемое ранее. Таким образом, перед нами опять встает образ все того же двуликого Януса – одно его лицо обращено в мир реальности, а другое – в мир знаков. Но мир реальности неоднозначен, впрочем, как и мир знаков, ибо оба они постоянно меняются. И это не удивительно: в основе развития каждой – дихотомические структуры. И если мир реальности предстает перед нами в столкновении субъект-предметных (наше общение с миром) и субъектсубъектных взаимоотношений (наше общение друг с другом), то мир знаковой реальности – в столкновении знаков (кодов), которые их (эти взаимоотношения) репрезентируют, а это, соответственно, языковые и речевые формы репрезентации [Ухванова, 1993, 1998; Oukhvanova, 1997].

Суть каузально-генетического моделирования заключается в том, что семантическое ядро плана содержания сложного языкового знака (текста) расширяется от дихотомии «коммуницируемый фрагмент мира (референт) – его номинация/вербализация» (знаковый ряд референта) до квадритомии, куда входит, соответственно, еще одна дихотомия «коммуницируемый кортеж – его номинация/вербализация» (знаковый ряд кортежа). Напомним, что кортеж – это фрагмент социальной организации мира, то есть взаимодействующие коммуниканты, каждый со своим опытом субъектного взаимодействия, а референт – фрагмент познавательно-деятельностной организации мира, то есть мир в его субъект-объектной данности. Отсюда следует, что в содержании текста на равных взаимодействуют планы референтной и кортежной, знаково-референтной и знаково-кортежной содержательной направленности (все эти планы являют собой феноменологическое содержание, то есть за ними стоит некоторая данность – феномены). В содержании текста на равных взаимодействуют также планы гносеологической (структурной), прагматической (иерархической), синтагматической (линейной) и парадигматической (системной) природы (за ними, в свою очередь, стоит некоторая связь, а точнее, идея связи или связь, представленная в сознании коммуникантов). Соответственно, взаимодействуют между собой и эти два плана – план феноменологического и план идеального содержания.

Такой подход не только выводит реальные тексты на так называемое дискурс-пространство, но и объединяет в себе процесс и результат, то есть идею о содержании (текстовую организацию в сознании коммуникантов) и собственно содержание (то, что за текстом стоит, к чему текст отсылает). Схематично мы можем увидеть процесс означивания (источники означивания дискурса) и результат (семантический октаэдр каузально-генетической модели) на рисунках 1 – 6 Приложения 1.

Организация планов содержания дискурса носит множественный, многоярусный характер и является предметом особого разговора. Здесь же важно сказать то, что строя исследовательскую программу, в фокусе внимания которой находится дискурс субъекта, важно видеть разные стороны его содержания, которые выступают как равнозначные элементы, ибо только в их единстве и возможна реализация содержания дискурса в целом.

Заявленная теория имеет свое четко очерченное положение в наборе существующих исследовательских парадигм, строящихся в континууме: позитивистская теория (полагание на существование мира, реальных фактов, находящихся вне субъекта) – интерпретативная теория (полагание на мир в сознании субъектов, а значит, интерпретацию их мыслительной деятельности) – критическая теория (полагание на то, что мир надо преобразовывать, причем как мир фактически существующий вне нас, так и существующий виртуально, в нас самих) [Dijk, 1988, 1993; Edelman, 1977; Fairclough, 1995, 1997; Fowler, 1979;

Wodak, 1989;] – постмодернистская теория – полагание, что нет мира и нет субъекта вообще, но есть миры и субъекты в своей неповторимой данности;

субъект неоднозначен, ибо пересекается со всеми этими мирами, как и каждый отдельный мир неравнозначен, ибо пересекается со всеми этими субъектами.

Изучение, такой полифонии, несмотря на всю сложность задачи, тем не менее, возможно. Один из путей – исследование методом отдельного случая (case study) [Янчук, 2000; Rosenvald, 1988; White, 1950], когда мы можем сосредоточиться в своем исследовании на малом, но сделать это последовательно, многоступенчато, с охватом всего возможного диапазона проявлений изучаемого явления. Впрочем, исследование в рамках одной из предыдущих постмодернизму парадигм (или перспектив, как они называются в современных англоязычных текстах) также не будет логически ущербным, ибо может быть рассмотрено в качестве исследования отдельного случая, но уже с позиций его глубины и однозначности, если, конечно, мы четко знаем границы возможного при использовании той или иной теории и учитываем относительность результатов исследования. В этом случае недостаток теории становится ее достоинством. Так, если мы верим факту (то есть нашим чувствам), а факт может быть иллюзией (ибо нередко и наши чувства нас подводят, будучи несовершенными), то мы все равно изучаем это существующее (или видимое) как факт эмпирического опыта, только не возводим его в ранг так называемой последней истины или инстанции.

Каузально-генетическое моделирование содержания открывает ряд новых исследовательских возможностей, в том числе исследование дискурса реальных субъектов (адресантов) методом построения дискурс-портретов. Понятие дискурс-портрет – новое для современной науки. Дискурс-портрет – это методика анализа текста, которая учитывает полифонию содержательного текстового пространства, но подчиняет ее решению одной глобальной задачи – получению максимально обширной информации об адресанте. Иначе говоря, являясь динамической по сути и функциональной по подходам, она «схватывает» практически все «тексты» дискурса, заставляя их работать на себя. Так здесь, в первую очередь, актуализируются «Я-текст» и «Мы-текст» (саморепрезентация и/ или кортеж-специфицирующие компоненты содержания), «Вы/Ты-текст» (восприятие адресантом аудитории), «Он/Она/Оно/Они-текст» (институционализация субъекта коммуникации). Помимо этого дискурс-портрет учитывает и другие аспекты содержания, в том числе код-специфицирующие компоненты. Последние (за исключением невербальных кодов) и составляют то, что в специальной литературе принято называть «речевой портрет» субъекта коммуникации. Таким образом, речевое для дискурс-портрета лишь один из функциональных компонентов, который осмысливается в социальном контексте и тем самым обогащается и преобразуется в новое многогранное единство. Так, анализируя дискурс субъекта, мы можем реконструировать и его самого: осмыслить специфику самовыражения личности, ее мир, аудиторию, иерархию ценностей и многое другое, а также диапазон ее влияния и в результате – построить дискурс-портрет адресанта. Это особенно значимо, если принять во внимание роль личности в истории и перенести подобного рода исследования из области лингвистических исследований в интердисциплинарный контекст.

Возвращаясь к обсуждаемой теории, остается добавить, что заявленная нами каузально-генетическая модель, трактуемая как методология, непосредственно использует методику «кейс стади», ибо концентрирует свое внимание на той самой капле, в которой отражен весь мир, а именно, на ядре содержания текста с учетом всевозможных его динамических разрешений. Изучив ядро (операционализировав понятие, разложив его на рабочие категории и установив их взаимодействие), мы можем проецировать результат на реальный текст и, далее, совокупность текстов (макротекст), рассматривая его целостно как единый знак. Вот почему мы считаем возможным и корректным, опираясь на данную теорию, исследовать ограниченное количество текстов, утверждая, тем не менее, что мы исследуем дискурс субъекта как целостное явление, то есть открытый перечень текстов (тексты, порождаемые конкретным субъектом). Возможно и встречное движение: изучая открытое множество текстов, воспроизводимых по разным поводам, в разных коммуникативных ситуациях одним лицом, мы можем остановить внимание на реконструкции типичного (например, типичных коммуникативных ситуаций, в которые помещает себя субъект:

межличностной – интервью, беседа с журналистом, в группе – выступление перед специализированной аудиторией, массовой – выступление перед неограниченной группой людей, транслируемое СМИ на широкую аудиторию, а из него выйти на изучение отдельного, частного, единичного (нахождение ключевой категории и ее операционализаторов) и типологического (нахождение способов наполнения категорий, число которых оказывается формально ограниченным).

От предварительных методологических замечаний перейдем к проведению инвентаризации категориального и методического аппарата для реконструкции субъектов коммуникации и построения дискурс-портретов политических лидеров.

1.3. Дискурс-анализ как совокупность аналитических практик Поговорим, во-первых, о категориях и их совокупностях (функциональных целостностях), которые могут быть операционализаторами или составляющими дискурс-исследований (качественного анализа текста) и которые, в частности, были использованы в процессе построения дискурс-портретов; а вовторых, о частных методиках, которые и составили основу данного дискурсисследования. Наш категориальный аппарат достаточно обширен и многопланов. На настоящий момент он насчитывает 31 дискурс-категорию.

В нашем исследовании мы стремились выделить синтезированные, динамические типы лидерства (дискурс-типы), в связи с чем уделяли большее внимание не каждой отдельной категории, а их группам, то есть категориям в их взаимодействии. Для удобства описания этих групп мы выделили те категории, которые являются для них стержневыми. Они также являются конституирующими для тех методик, которые составили основу нашего дискурс-анализа.

Помимо этого они оказали огромное воздействие на формирование корпуса дискурс-типов, которые представлены в Части 2. Впрочем, надо отметить, что не только они, но большинство выделенных нами дискурс-категорий «работает» в качестве типообразующих и методико-центричных, каждая из них играет значимую роль при написании дискурс-портретов, а значит, каждую следует научиться различать и фиксировать, осуществляя сбор базы данных для последующего анализа материала. Подтверждением тому является то, что некоторые категории задействованы не в одной, а в нескольких методиках (что к тому же является доказательством внутренней связи, дискурса, его функциональной цельности).

На этом основании рассмотрим вначале категориальный аппарат, на котором строились дискурс-портреты, а уже затем остановимся на методиках, составивших корпус нашего дискурс-исследования.

Итак, посмотрим на группы дискурс-категорий поближе. Все заявленные выше категории мы разбили на 4 группы, куда вошли: категории, отражающие и конструирующие: (1) адресанта; (2) адресата; (3) само сообщение с учетом его предметного контекста (с учетом того, что именно становится предметом сообщения) и (4) сообщение с учетом его языкового контекста (т. е. с учетом того, как именно это «что» вербализируется).

Данные группы мы «собрали» с опорой на традиционную трехсоставную социолингвистическую модель коммуникации [Якобсон, 1985],

КОНТЕКСТ

АДРЕСАНТ — СООБЩЕНИЕ — АДРЕСАТ

КОНТАКТ

предполагающую усложнение центральной позиции (СООБЩЕНИЕ) такими элементами, как КОД (языковой контекст) и РЕАЛЬНОСТЬ (предметнодеятельностный контекст). В нашем случае правильнее будет эту схему представить следующим образом:

социальная реальность (кортеж-специфицирующая)

СООБЩЕНИЕ

знаковая реальность (код-специфицирующая) Все эти позиции мы прочитываем (согласно каузально-генетическому подходу) как элементы содержания дискурса, исходя из следующей логики: текст (сообщение) не только занимает центральное положение в данной модели, но и основное, ибо, прочитываемый как дискурс (что является исходной посылкой нашего исследования), он неизбежно включает в себя субъектную ситуацию общения (то есть позиции «адресант» «адресат»). Последние значимы не только сами по себе, но и во взаимодействии. Отсюда мы строим четыре группы категорий: адресант-идентифицирующие, адресат-идентифицирующие, кортежидентифици-рующие и код-идентифицирующие. Рассмотрим их в заданной последовательности.

Первую группу – адресант-идентифицирующие категории – «ведет», как мы полагаем, дискурс-категория самоидентификация. То, как лидер подает себя: как называет и как интерпретирует, развивает это название; какие роли себе приписывает; видит ли он себя в ареоле качеств или действий, поступков, а, быть может, результата своей деятельности, реального или проецированного в будущее – миссии; в какие временные и пространственные рамки себя «вписывает». Все это не просто необходимо для дискурс-портрета, но и принципиально важно, составляет ядро, суть, значимый центр портрета [см.: Манжула, 2000; Маркович, 2001, 2002]. Именно эти категории, как мы полагаем, следует декодировать адресату, чтобы осознать и понять масштаб того человека, с кем он общается, его тип (его «Я-текст»). В контексте нашего исследования эти дискурс-категории мы будем также называть лидер-идентифицирующими. Составляющие эту группу названы, определены и актуализированы в таблице 1.1.

Мы полагаем, что данные семь дискурс-категорий не являются исчерпывающими, а лишь ключевыми в этой группе. Здесь можно было бы выделить еще одну категорию – модальность, которая легко вписывается практически в каждую из вышеназванных. Однако мы этого не делаем в силу того, что она, как мы увидим дальше, точно так же впишется и в другие группы. Это еще раз говорит об условности помещения категорий в те или иные группы, а также об их взаимопроникновении и взаимодействии, что подтверждает, в конечном счете, их функциональную целостность.

Само- Репрезентация себя через знаковую идентификация номинацию, и ее интерпретация (прошлое, настоящее, будущее, реальное/нереальное) Проецирование себя в пространстве: И в 1985 году я встречался в Пространство бальный уровень) или модальном (реальность, виртуальность) Набор качеств как реальных, так и Трудолюбивый, сильный, мужеАтрибутивность приписываемых идентифицируемым ственный народ, который никогда не склонял голову перед Набор деятельностных характеристик Я говорил, говорю, и буду говоДеятельность идентифицируемых субъектов дис- рить. Я сделаю все…; Есть работа, которую должен делать Демонстрация или приписывание се- Я как президент обращаюсь ко Роль ДискурсОпределения Примеры или комментарий категории Аудитория Отражение характеристик Целевая ау- Отражение в тексте того Я обращаюсь к рабочим и это не просто слова:

сектора аудитории, кото- в молодости; я тоже работал на заводе, был дитория Реляцион- Установление со стороны ная КС адресанта определенного Вторую группу – адресат-идентифицирующие категории – «ведет», как мы полагаем, дискурс-категория аудитория (ее можно также назвать идентификация аудитории). Понятно, что без аудитории нет лидера. Ведь как он может реализовать себя без ведомых, без тех, к кому обращается, кого убеждает, кем манипулирует? Без них он, как король без свиты, как учитель без ученика. Реконструкция аудитории из текста адресанта возможна с опорой на то, как он называет адресата, как к адресату непосредственно обращается, а также в определенной степени с опорой на то, какое речевое поведение избирает для общения с ним: насколько последователен он в стиле, тональности общения, какими реляционными коммуникативными стратегиями пользуется – нападает или защищается, а быть может, просто презентирует себя перед данной аудиторией, демонстрирует свои качества, поступки [о коммуникативных стратегиях см.: Зернецкий, 2000; Ухванова, 2000; Ухванова, Гудкова, Манжула, 2000; Попова, 2001]. То есть мера себя есть и мера аудитории (по Сеньке шапка). Иначе говоря, лидер ведет себя с аудиторией так, как она того заслуживает, и по-разному с разной аудиторией. Можно сказать, что лидер не только отражает реальную аудиторию, но он ее и конструирует, приучает к себе, меняет, исходя из своих интересов. Но и она меняет его, развращая или, наоборот, воспитывая, возвышая.

Именно эти категории, как мы полагаем, следует актуализировать адресату, чтобы осознать свой масштаб и то, кем является аудитория для лидера. Это – «Тытекст» или «Вы-текст», отражающие электорат лидера. Входящие в эту группу (соподчиненные) дискурс-категории, их дефиниции и примеры актуализации в тексте представлены в таблице 1.2. Здесь есть две категории промежуточного плана. Это коммуникативная стратегия и контакт с аудиторией. Так они могут быть отнесены в равной степени и ко второй и к третьей кортежидентифицирующей группе.

Рассмотрим третью группу дискурс-категорий (ЧТО-КОМУ), ведущей в которой является, как мы полагаем, категория направленная информация. Так, предмет общения у политика всегда согласован с возможностями аудитории, а, быть может, и ее ожиданиями, готовностью воспринять информацию. Понятно, что для того, чтобы не утомлять аудиторию и в то же время сделать текст насыщенным, адресант стремится актуализировать такие дискурс-категории, как:

интертекстуальность, интерсобытийность, интерсубъектность. Но эти «интер»-категории могут быть актуализированы только в единой дискурсобщности1. В противном случае они останутся абстрактными, ничего не значаПонятие «дискурс-общность» непосредственно пересекается с понятием «коммуникативный кортеж» или просто «кортеж». Их различие лишь в том, что они соотносятся с разными группами явлений: первое – факт реальности, а второе – факт сознания; первое – предпосылка, а второе – результат.

Иначе говоря, дискурсная общность – это группа людей, организованная в рамках определенной коммуникативной ситуации и регулярно воспроизводимая с учетом определенного временного континуума. Например, дискурс-общностью (дискурсной группой) могут быть люди, посещающие одну щими, то есть пустыми для аудитории словами. Дискурс-общность – это еще одно название коммуникативного кортежа. Данную группу категорий мы назовем кортежной или кортеж-идентифицирующей [см. Попова, 1998]. Входящие в эту группу категории соответственно можно охарактеризовать как соподчиненные. Их дефиниции и примеры актуализации в тексте представлены в таблице 1.3. Здесь пограничными (то есть принадлежащими к разным группам дискурскатегорий) являются все «интер»-категории, ибо они одновременно идентифицируют и адресата и адресанта, взятых по отдельности.

Направленная Информация, упакованная для целевой информация аудитории Коммуни- Реализация мотивации общения (как Об изучении реализации коммуникативных кативная страте- субъект-предметной, так и субъект- стратегий см.: Методология, 2000 (5.3-5-5) Предметно- Конструирование реальности в интереправительство создало спец. комитет по расориентиро-ванная сах адресанта Кортежная КС Актуализация факта тесного взаимофлагу и республике, за которую наши отцы шли Контакт Эффективность-неэффективность в с аудиторией достижении целевой группы (включевы узнали о моей твердой позиции… Интертексту- Расширение содержательного потенчто – вот в такой ситуации оказалась наша альность циала дискурса с помощью цитат, покомиссия… тийность циала дискурса с помощью отсылок к Интерсубъ- Расширение содержательного потенпростые люди, учителя, врачи...

ектность циала дискурса с помощью отсылок к школу, один вуз, принадлежащие к оной общественной организации, профессиональному союзу, но только регулярно общающиеся в рамках этой социальной структуры.

В то время как кортеж – это воспроизведение результата такого общения, т.е. это отражение в текстах предыдущих субъектных взаимодействий коммуникантов. Каждый из коммуникантов имеет свой кортеж (тех, кто формировал, продолжает формировать их мировоззрение и поведение). Эти социальные связи актуализируются в содержании порождаемых текстов самым различным образом:

непосредственно (номинативно) и опосредованно (через интертекстуальность – цитирование, использование характерных слов и словосочетаний, синтаксических оборотов). Коммуникант, будучи солидарным с определенными дискурсными группами, может привносить в содержание дискурса их строй мысли и ценностные ориентиры. Он также может, общаясь с непосредственными коммуникантами, вести диалог с виртуальными субъектами, которые поразили его чем-то в прошлом, оставили след в его опыте общения, и при этом, что важно, оставили чувство незавершенности диалога). Декодирование подобных внутренних кортежей коммуникантов, вписанных в тексты общающихся, возможно в процессе аналитической работы дискурс-исследователя.

Рассмотрим теперь четвертую группу дискурс-категорий (ЧТО-КАККОМУ), ведущей в которой является, как мы полагаем, категория «корреляция миф-реальность». Каждый лидер конструирует не только себя, свою аудиторию и строит свой кортеж. Он также «строит» свой язык, т. е. код общения с аудиторией. Код лидера – составляющая его имиджа и это, безусловно, понятие многогранное. Декодируя код, мы выясняем, стоит ли лидер на земле или витает в облаках, уводя за собою аудиторию (модальность). Он может подыгрывать аудитории, эксплуатируя ее эмоции (ценностная пропаганда), заговорить ее языком (статусные характеристики кода, диалект) или заставить ее говорить на своем языке. Он может диктовать ей свое видение реальности или пригласить к размышлению и конструировать реальность вместе с ней (открытость-закрытость текста). Он будет менять язык в зависимости от времени и аудитории, переходить на эзопов язык, любой другой, лишь бы знать, что этим он удержит аудиторию здесь и сейчас. Код – это также мера долговечности политика, его силы и готовности удержать власть. Отсюда наша уверенность в том, что код политика несет информацию о нем самом. Данную группу категорий мы назвали код-идентифицирующей. Дефиниции и примеры актуализации в тексте представлены в таблице 1.4.

категории Корреляция Направленность мысли с учетом реальность» реальные факты, либо миф) и залюдей встанут под наши знамена вершающей (создание – воспроизведение – разрушение – иллюстрация мифа – реальности) Риторическая Набор риторических приемов и практика технологий (в том числе из арсе- что… (прием ценностной пропаганнала ценностной и фактологиче- ды «блестящая неопределенность») ской пропаганды, а также лингвистического программирования), используемых для манипулирования Дискурсная Объемная характеристика дискур- Декодирование данной категории практика са, реализуемая с помощью клю- оптимально в совокупности с дручевой темы (топика), которая од- гими категориями данной группы результатом (как, например, дискурс консолидации, конфронтации, лоббирования) Лингвистический Использование престижных / не- «Трасянка», «тарашкевица», марстатус престижных форм национального кированное использование только языка, др. языков, диалектов (со- одного языка или двух (в двуязычциально маркированного языково- ных странах) Энциклопеди- Использование знаний, демонст- Терминология из разных областей ческие знания рирующих энциклопедичность ад- знаний, в том числе использование Правильность Маркированность нормативных Учет характеристик аудитории речи или ненормативных форм речи Вариант Использование исторически марязыка кированного языкового кода Специальная Отсутствие либо чрезмерное ис- Установление терминологического терминология пользование специальной терми- поля, уровня спецификации и опренологии деление количественного показателя Стилистический Разнообразие стилистических ре- Единообразие стиля либо их намедиапазон гистров (формальный, неформаль- ренное смешение несовместимого Интерактивность Демонстрация и актуализация Грамотная организация и постояннавыков общения на межличност- ное обновление интернет-страниц и (с использованием информационных технологий) Невербальное Использование языка тела «Барьеры» из рук, окружающих Открытость/ за- Демонстрация отношения к ауди- Паузы, разграничивание факта и крытость тории. (Такая форма упаковки ин- комментария, другие жанровые хаформации, которая либо дает ау- рактеристики готовых штампов, ведущих к созданию готовых смыслов) Степень актив- Интенсивность содержания, при- Количественный показатель ности адресанта вносимого теми или иными форв коммуникации мами невербального и вербального Таким образом, перед нами 31 содержательная категория, заложенная в основании функционирования дискурса. Эти категории соподчинены внутренней организации дискурса, а значит, имеют иерархическую, структурную, системную и линейную организацию. Их выявление – дело соответствующих аналитических практик. Среди них такие виды анализа, как идентификативноинтерпретативный (номинативный), анализ кода (системный) нарративный (линейный), анализ коммуникативных стратегий (мотивационно-целевой или иерархический), анализ дискурсных практик (структурный) и риторический (функциональный). Общая тенденция операционализации методик через дискурскатегории представлена в таблице 5. Рассмотрим эти методики в заданной последовательности.

Идентификативно-интерпретативный (номинативный) анализ в чемто сродни тема-рематическому анализу, ибо с его помощью мы выявляем тему (то есть то, о чем идет речь в тексте) и какое развитие эта тема получает. Однако используется идентификативно-интерпретативный анализ и на узком (сегмент текста) и на более широком текстовом пространстве (макротекст). Его назначение – (1) идентифицировать все позиции, становящиеся (или способные стать) тематическими в дискурсе, в том числе сквозные темы дискурса – топики, и (2) определить характер их развития и фокусировку. При этом сквозные темы могут быть и предметно, и субъектно, и знаково ориентированы. В контексте нашего исследования данная методика (как видно из таблицы 1.5) сконцентрирована на адресант-значимых категориях. Отсюда понятно, какое большое значение мы отдаем этой методике в контексте составления дискурспортретов.

Идентификативновремя и пространство (дейксис), миссия интерпретативный анализ Анализ кода Реальность-виртуальность (модальность), (формы обращения); направленная/упакованная информация (лексико-семантические поля, ключевые слова) Нарративный анализ Анализ коммуникативных стратегий коммуникативные стратегии (мотивационно-целевой анализ) Дискурсы, дискурсии, интерсубъектность, интертекАнализ дискурсных практик Риторический анализ Приемы ценностного, фактологического, (нейро)лингвистического воздействия.

Другая методика – анализ кода. За ней стоит вдумчивое, внимательное отношение к языковому, вербальному воплощению дискурса. Буквально все уровни языка (грамматический, синтаксический, лексический, а также просодический для устных и графический для письменных текстов) необходимо учесть и декодировать их содержательный потенциал, ибо с его помощью мы должны найти репрезентацию социального контекста, ту самую «жизнь, которая встает из-за слов»: субъектную и предметную ситуации общения. Соответственно здесь (как это продемонстрировано в таблице 1.5) мы обнаруживаем как аудитория-значимые, так и код-значимые категории.

Третья методика – нарративный анализ. Его объектом является событийность текста. Текст есть хеппенинг (happening), перформанс (performance), он подчиняет себе адресанта, «диктует видение событий». Учитывая, что политическая коммуникация – это исключительно перформанс, данная методика играет ключевую роль в декодировании перформативных черт политика и самой политики, то есть способов воспроизведения/конституирования власти. Здесь «работают» категории всех направлений, а именно: лидер-, аудитория-, кортежи код-идентифицирующие. Таким образом, нарративный анализ – это анализ специфики общения политика с аудиторией, ибо наррация – «поводок», от длины которого зависит степень свободы аудитории в трактовке явлений действительности и взаимоотношений в социуме.

Анализ коммуникативных стратегий – методика так называемой точечной диагностики. С ее помощью мы декодируем мотивационно-целевой срез поведения политика. Здесь мы стремимся понять то, что определяет отношение политика к аудитории и к миру в целом, на какие конкретно отношения и на создание какой именно реальности он себя программирует. Этот мотивационно-целевой речеповеденческий срез содержания дискурса является как бы «текстом в тексте» и его декодирование, соответственно, требует учета практически всего аппарата дискурс-категорий. В этой связи точечная методика превращается в самодостаточную [Методология, 2000, с. 194-215].

Анализ дискурсных практик – еще одна возможность углубить наше знание о политике и «нарисовать» более точный и дифференцированный дискурс-портрет. Каждый политик использует определенный, фиксированный набор дискурсных практик, но может все же быть разнообразен/своеобразен в их наполнении – в реализации конкретных дискурсий. Особенно интересно это наблюдать на примере актуализации так называемых «интер»-категорий дискурса. Декодирование структурных элементов дискурса политика (как например, набора исходных фреймов, концептов) всегда несет информацию о нем и, значит, должно быть принято во внимание при составлении его дискурспортрета [Лассан, 1995].

Наконец, риторический анализ как способ получения новых знаний о политике. Здесь мы имеем дело с функциональным содержанием дискурса, а значит, с тем, как политик взаимодействует со своим электоратом, как он осуществляет свою власть над ним, как удерживает внимание аудитории, как преподносит себя, свои слабые и сильные стороны, как становится знаковой фигурой.

Легко увидеть взаимосвязь и взаимозависимость всех этих методик, что вполне соотносится с ранее заявленным нами тезисом о комплементарности и верификативности методик, составляющих единое поле дискурс-анализа.

1.4. Практические вопросы дискурс-анализа Итак, мы максимально приблизились к тому, чтобы начать практическую работу по анализу дискурса. А значит, нам надо уделить внимание и тому, как осуществлять поиск категорий и собирать базу данных для последующего составления дискурс-портретов. Но вначале хотелось бы обозначить ключевую совокупную характеристику, необходимую «исследователю-качественнику», каковыми мы и являемся, ибо наш анализ не строится на статистической выборке и количественных данных, а требуют аналитических и интерпретационных процедур. И это то, что Ансельм Страусс и Джульет Кобрин в своей книге «Основы качественного исследования» назвали «теоретической чувствительностью» [Страусс, 2001, с. 35-40]. Последняя предполагает, что необходимо осознавать тонкие различия значения данных, что надо быть проницательным, иметь способность осмысливать данные, понимать и отделять подходящее от того, что таковым не является. И все это «скорее концептуально, чем конкретно». Помимо этого следует, конечно же, читать соответствующую литературу, знать источники и оставаться разумным скептиком. Надо также следовать исследовательским процедурам и, конечно, накапливать опыт (чем больше его, тем лучше).

Особенно необходима теоретическая чувствительность в процессе работы с идентификативно-интерпретативной методикой. Именно она оказывается самой сложной, и не только для новичка. Впрочем, это не удивительно. Трудно не согласиться с утверждением, что для того, чтобы идентифицировать, что содержит текст, надо этот текст внимательно прочитать. В свою очередь, для того чтобы приступить к интерпретации, надо быть уверенным, что вы интерпретируете именно то, что заложено в этом тексте, а не свое «видение». Часто в нашей каждодневной речевой деятельности мы делаем досадные промахи, не утруждая себя понимать услышанное/написанное, а следуем стереотипам.

Внимательное прочтение – это, быть может, самая важная часть нашей исследовательской работы. Недопустимо «сканирование», скольжение по тексту.

Здесь мы не действуем методом вырезания и вклейки, то есть не вооружаемся реальными или воображаемыми ножницами и не строим макротекст из случайно взятых сегментов. Для нас актуальность и значимость сохраняет весь текст в его цельности и единичности/исключитель-ности. Мы не задаем тему тексту, не подбираем тексты согласно заданной тематике, а ищем ее: о чем говорится в тексте? что именно об этом говорится? и т. д. Читая и анализируя, мы работаем с сегментами, но как с определенными последовательностями, маркируя их тема-рематическую и топико-фокусную информацию (следуя за линией их развертывания, а также декодируя структурные, иерархические и системные компоненты содержания текстов, последовательно обнаруживая все новые и новые закономерности и случайности знакового воплощения дискурс-смыслов). Тематическими могут стать и субъекты коммуникации, и феномены, и даже слова, знаки, форма (лозунги, образы). Соответственно, текст после обработки получает новое формальное выражение, которое, как мы пришли к выводу, оптимально представлять в таблицах (образец рабочей таблицы см. в Приложении 2). Главное, чтобы эта собранная для последующего осмысления база данных действительно «читалась», и чтобы не было необходимости каждый раз вновь и вновь обращаться к самому тексту.

Поскольку в тексте взаимодействует определенное множество текстов, нам надо последовательно «считать» каждый из них, то есть его кодировать. Это кодирование предполагает выписывание ключевых позиций каждого категориального единства с последующим анализом этих новых формальных единств.

Такова процедура нашего анализа. И эта процедура – новое форматирование или «усовершенствование» текста – носит фундаментальный или базовый характер для нашего исследования. Да, можно согласиться, что в основе работы – результаты личного прочтения текста, но тот факт, что позиция «о чем текст»

поддерживается позицией «что именно об этом говорится», и если ничего не говорится, то «это» исключается (или фиксируется как потенциальная, но не актуальная тема), означает, что анализ не носит чисто субъективного характера.

Иначе говоря, данный метод несет в себе верификативное зерно, и это снимает тот налет субъективности, который всегда присущ чтению (декодированию текста). Он содержит также и интерпретативное начало, и присвоение имени (формы), то есть своего кода для последующей более компактной обработки материала.

Как видим, текст сохраняется, но сжимается. Его «держит» тема. Ее функциональное бытие обеспечивает цельность текста (дискурса). И это темарематическое или топико-фокусное единство, в свою очередь, является одним из «текстов» дискурса.

Ключевыми субтекстами, функционирующими в одном глобальном тексте при построении дискурс-портретов, являются, как это было продемонстрировано в предыдущем параграфе, (1) текст (лидера/адресанта) о себе (Я-текст); (2) текст об аудитории лидера (Ты, Вы-текст); (3) текст единения лидера с аудиторией (Мы-текст) и (4) собственно текст или текст на пересечении кодов (Текст). Естественно предположить, что иерархически ведущим должен быть «Я-текст», а остальные соподчинены ему и прочитываются в нем. Эта гипотеза основана на том, что мы строим дискурс-портреты этих субъектов и значит в определенном смысле приписываем им определенное «Я». Под нее мы кодируем и форматируем (преобразовываем в таблицы) наше текстовое пространство (выборку). Сбор информации об адресанте и есть наша ключевая задача.

Если продолжить разговор о работе с сегментами дискурса и дискурсом в целом с учетом его линейной, иерархической, системной и структурной организации, то надо отметить следующее. Когда в фокусе внимания исследователя линия (содержание дискурса с позиций его линейной презентации), то исходными данными, обязательными для каждого сегмента текста и текста в целом, должны быть: (1) начало сегмента/текста и его характеристики; (2) «тело» текста (идентификация того, что в нем содержится и интерпретация этих данных);

(3) конец сегмента/текста и его характеристики. Соответственно, работая со структурной организацией содержания текста, мы должны строить деревья, демонстрирующие логику развития тем, ключевых элементов содержания. В свою очередь, системная организация хорошо реализуется в построении полей, репрезентирующих ключевые элементы семантического и жанровостилистического среза содержания. Иерархическая репрезентация содержания может взять за основу любую из этих позиций.

Эти предписания говорят о том, что работа кропотлива, систематична, объемна, а значит, успех дискурс-анализа достигается не автоматически, а зависит от ответственности и профессионализма исследователя. Пошаговость – обязательное условие успеха. Спешка или желание сразу охватить все может привести к тому, что исследователь напрасно потеряет драгоценное время и весь путь придется пройти заново.

Некоторые из аспектов практической работы демонстрируют примеры Приложения 3. Как видим, задача исследователя – перечитывать неоднократно текст, находя все, что так или иначе актуализируется в нем, и фиксировать в таблицах, которые в своей совокупности и являются базой данных. Именно ее мы и должны анализировать и интерпретировать на последующем этапе исследования.

Для того, чтобы данный этап работы исследователя был понятен, остановимся на ключевых понятиях, которые составляют основу написания аналитических записок или конечного аналитического текста по всем исследовательским процедурам. Это – абстракция и типификация (построение типологий).

Эти категории позволяют подняться над каждым отдельным случаем репрезентации и перевести его в разряд возможных, характерных, абсолютных.

Абстракция и типификация дают знание об идее текста. За новым знаковым рядом (категориальной кодировкой текстового содержания) следует этап сравнения и сопоставления, этап контрастного прочтения: что есть в тексте, а чего нет, но могло бы быть, ибо оно есть в текстах других субъектов, входящих в исследовательскую выборку. С помощью контрастного сравнения мы идентифицируем подробности социального взаимодействия коммуникантов и специфику функционирования их текстов (что эти темы представляют собой с позиции репрезентаций).

Социальное взаимодействие – это, в том числе, и речевое взаимодействие (речевое поведение), содержание которого вовлекаемые коммуниканты актуализируют, соотнося с образцами и с поведением других. Значение поведения, таким образом, в каком-то смысле субъективировано и совпадает с тем, как его оценивают участники взаимодействия. Это и дает основание для обобщения, а в дальнейшем и идентификации типов поведения коммуникантов.

Понятно, что типы поведения коммуникантов соотносимы не только с поведением людей, но и с типами ситуаций, опыта, отношений к реальности. То есть мы можем строить типологию субъекта коммуникации практически по всем категориям содержания его дискурса. Так мы приходим к конечной цели:

декодируя содержание текста, мы строим дискурс-портрет коммуниканта, который является референтом нашего исследования. Собирая данные о тексте (его категориях), мы собираем данные об адресанте (его речевом поведении, его мире реальном и знаковом), интерпретируем их и строим типичную модель адресанта, которая и открывает возможность дать «полное описание» исследуемых персоналий и их сообществ, построение дискурс-типов лидерства или собственно речеповеденческих типов.

1.5. Тенденции анализа невербального поведения Успех политика во многом зависит от того, КАК он общается, как звучит его голос, как он одет, насколько подвижен или статичен. Бесконечная монотонность, невнятность могут погубить в глазах аудитории даже самую содержательную речь. Мятый костюм, дрожащие руки, бегающие глаза – свидетельства неуверенности в себе, а лидер должен демонстрировать силу духа и волю к победе. Политик – постоянный объект оценки аудитории. Часто мы слышим:

«Мне он не нравится, я ему почему-то не доверяю» или же «Он знает, что говорит, я ему верю», и отнюдь не всегда можем четко объяснить, почему же мы верим одному политику и не верим другому. Одной из таких причин может быть рассогласованность вербального и невербального кодов.

Для большинства невербальные знаки инстинктивны и выполняются автоматически. Воспринимаются они также в основном на подсознательном уровне. Невербальным поведением трудно управлять, особенно в непредсказуемой ситуации, каких может быть предостаточно на пресс-конференциях или встречах с избирателями.

В настоящее время невербальное поведение находится под пристальным изучением исследователей. Уже издано много книг по данной проблематике.

Правда, наш поиск такой литературы обнаружил, что в основном это англоязычные издания (см.: Knapp, 1978; Leathers, 1986). Здесь много полезных указаний для проведения исследований. Во-первых, важно определить те явления или компоненты невербального поведения, которые несут значимую информацию и какую именно информацию. Во-вторых, необходимо знать, как они соотносятся с различными вербальными кодами, и какая информация рождается в результате этого взаимодействия. Наконец, следует видеть цель – что нового мы узнаем о субъектах и предмете коммуникации. Исходя из этого строится рабочая модель невербального дискурс-анализа.

В нашем исследовании объектом внимания стали такие компоненты невербального поведения политических лидеров, как:

а) выражение лица, мимика, движение глаз, позы;

б) внешность, одежда;

в) праксемика (использование пространства);

г) характеристики голоса (тон, громкость, высота, интонация);

д) тактильность (использование прикосновений);

е) внешнее окружение (мебель, дизайн заполняемого политиком пространства, например, комнаты).

В ходе исследования, мы собирали видеофрагменты поведения политиков, в которых представлены межличностное общение (интервью журналиста с политиком), общение в группах (выступление перед целевой аудиторией, выезд на производство и пр.) и общение с широкими массами (как, например, обращение к телезрителям или выступление с трибуны на площади). Наша исследовательская модель невербального поведения политических лидеров включила целый ряд переменных:

(1) переменные, характеризующие адресанта;

(2) переменные, дающие информацию об адресате, то есть аудитории;

(3) переменные кортежной направленности, то есть, характеризующие факт установления контакта между адресантом и адресатом и специфику их взаимодействия;

(4) переменные, актуализирующие характерный код общения политика и тем самым уточняющие нашу информацию о нем и субъектной ситуации общения.

Как видим, при группировке переменных, как и в случае анализа вербального поведения, мы опирались на трехсоставную модель коммуникации: «адресант – сообщение – адресат», уточненную с позиций каузально-генетического моделирования содержания дискурса, в результате чего произошла перекомпоновка содержательных элементов, и добавился кортежный компонент (параметр) содержания.

Невербальные категории, их операционализация (переменные), а также их значение или комментарий даны в таблицах, которые построены с учетом того, какую информацию они несут о субъектной ситуации общения политика и тем самым о самом политике, участвующем в коммуникации.

Первая группа категорий анализа невербального поведения дает нам возможность охарактеризовать самого лидера. Исследователь, работая с данными категориями и переменными невербального кода, обращает внимание на то, как лидер выглядит, как он одет, меняется ли стиль его одежды в зависимости от ситуации; фиксирует его мимику, выражение глаз, движения головы; на основе характера и количества телодвижений делает вывод об общей статичности или же динамичности лидера (см. таблицу 1.6).

Вторая группа дает информацию о дискурс-категории «аудитория». Прежде всего, мы обращали внимание на наличие аудитории в материале и ее состав:

возраст, пол (см. таблицу 1.7).

Непосредственный, живой контакт с людьми очень важен для современного политика. Именно третья группа категорий раскрывает характер взаимоотношений с адресатом: инициирует ли лидер контакт с аудиторией, отвечает ли на ее активность, присутствует ли непосредственный (тактильный) контакт.

Отдельно выделяется наличие/отсутствие барьеров и общая открытость или закрытость лидера, а также реакция аудитории – дружественная, враждебная, яркая, нейтральная.

Выражение ли- серьезное поворачивает голову вправо-влево охватывает аудиторию руки на столе, пальцы переплетены; внимание, готовность сотруднируки на столе, согнуты в локтях, обра- чать при сохранении собственной руки на столе, согнуты в локтях, обраготовность взаимодействовать, притрагивается пальцами к лицу, голове, одежде, поправляет галстук, пиджак неуверенность, стремление кони т. д. тролировать жестикуляцию циональном волнуется состоянии спокоен аудитории аудитории Четвертая группа категорий анализа дает нам возможность охарактеризовать характерный (узнаваемый) невербальный код общения лидера с электоратом. Исследователь, работая с данными категориями и переменными, обращает внимание на язык невербального поведения политика как самозначимый элемент коммуникации: что именно из кода доминирует в общении (своеобразная визитная карточка политика), что обычно сопровождает его появление перед публикой, а что припрятано и используется крайне редко, но «всплывает» в общении с теми или иными группами электората. Иначе говоря, здесь важно не только идентифицировать и интерпретировать варианты кода, но и определить их вес и значимость, а именно: общепринятость или эксклюзивность, принадлежность к определенной культурной среде, социальное или ситуативное поведение, вычислить то, что лидер считает уместным/неуместным и определить, наконец, когда, в какой среде, каким невербальным кодом он себя раскрывает. Параллельно фиксируются типичные для данного лидера жесты, движения, позы, а также все экстраординарные, неожиданные для него невербальные знаки. Например, для Путина характерно отводить взгляд, смотреть вниз. Ельцин узнаваем благодаря своей нечеткой дикции, затянутым паузам, медлительности. Таблица 1.9 дает представление о том, как можно фиксировать и уточнять специфичный невербальный код политика.

Лидер и смотрит на собеседника Характер взаимодействия с непосредсобеседник реагирует на его коммуникатив- ственным собеседником говорит об Лидер и обращается к аудитории открытость, умение общаться аудитория к отдельным представителям ау- открытость, искренность Использование руки скрещены на груди закрыт, имеет свое мнение барьеров руки скрещены на груди со сжа- закрыт, имеет свое мнение, агрессивен находится за трибуной стремление показать желание общаться, воздействовать, искренность Праксемика публичная дистанция Важно зафиксировать дистанцию и ее социальная или формальная дис- соблюдение или нарушение соблюдение/нарушение дистанции Тактильность пожимание рук Проявление тактильного взаимодейстобъятия вия свидетельствует об открытости и В ней фиксируется та переменная, которая политику присуща, а также частотность ее применения и ее значение: использует ли он этот элемент кода, когда обращается к аудитории или когда ищет с ней контакта, сосредоточен он на проблеме или заботится лишь о своем имидже. То есть здесь мы анализируем также согласованность вербального и невербального кодов политика, являющихся составляющими его дискурса.

Все вышеперечисленные категории и переменные были использованы в ходе составления дискурс-портретов девяти политических лидеров Беларуси и России. Эти переменные, в частности, стали основой для составления кодировочного листа (он представлен в Приложении 3) или кодировочных таблиц, куда заносились наши наблюдения, а позже были обработаны с помощью компьютерной программы SPSS, что позволило произвести группировки данных, в частности их одномерные распределения. Результаты анализа невербального поведения лидеров представлены в практической части книги.

ДИСКУРС-ТИПОЛОГИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ЛИДЕРОВ

Наша типология политического лидера принципиально отличается от существующих в политической науке «эквивалентов» тем, что она строится исключительно на дискурсных манифестациях. К примеру, специфика самоидентификации или, скажем, интертекстуальности, то есть то, как называет себя говорящий и на какие тексты он непосредственно или опосредованно ссылается, не только дает общее представление о говорящем/пишущем, но и указывает на тип его речевого поведения, а значит, и коммуникативный тип лидера – дискурс-тип.

2.1. Политический лидер и аудитория: иллюзия и реальность Политические лидерство – явление, которое изучается всеми социальными науками – психологией, политологией, культурологией, социологией, социальной историей, теорией коммуникации [Авцинова, 1993; Андреев, 1993; Бирюков, 1991; Тимошенко, 1991; Шестопал, 1997; 1996].

Существует множество теорий лидерства, а значит, и трактовок данного явления, отличных друг от друга. Так, наиболее известные из них: (1) теория черт; (2) теория определяющей роли последователей; (3) ситуативная теория;

(4) синтетическая теория лидерства [Политология, 2002, с. 255-259].

Первая из них трактует лидерство как феномен, рождаемый специфическими человеческими чертами. Именно их наличие, полагают приверженцы этой теории, способствует выдвижению человека на лидирующие позиции. В свою очередь, приверженцы второй теории полагают, что для понимания феномена лидерства необходимо иметь представление об ожиданиях и целях приверженцев политического лидера. Лидер, полагают они, – инструмент группы, выразитель ее интересов. Представители третьей теории рассматривают лидера как продукт определенной ситуации. Они подчеркивают относительность значимости присущих лидеру черт и предполагают, что качественно отличающиеся обстоятельства могут востребовать качественно различных лидеров. Наконец, представители четвертой теории предлагают созвучный нам компромиссный вариант – учитывать всю совокупность переменных, включая такие как: (а) происхождение лидера, его социализацию и способ выдвижения, а также личностные качества (адресант-ориентированные переменные); (б) окружение лидера, его последователи и оппоненты (адресат-ориентированные переменные); (в) отношения между лидером и его сторонниками (кортежориентирован-ные переменные); наконец (г) результаты взаимодействия лидера и его приверженцев в конкретных случаях (предметная ситуация социального взаимодействия, порождающая контекст-ориентированные переменные).

Политическое лидерство – явление коммуникативное, многоролевое (лидер вынужден соответствовать ожиданиям различных социальных групп и «играет» разные роли в различных аудиториях), корпоративное (функционирование лидера поддерживается и во многом осуществляется его командой), институциональное (деятельность лидера невозможна без организационных структур). Если объединить эти позиции, то можно сказать, что политическое лидерство – явление групповое. И действительно, лидер-одиночка, лидер «сам по себе», без связи с последователями – абсолютный нонсенс. Полагая, что эта характеристика является ключевой, посмотрим внимательнее, что же составляет суть групповых взаимоотношений. Вряд ли можно оспорить тот факт, что основа взаимоотношений лидера с группой – власть и влияние. Понятно, что взаимодействие лидер- группы и аудитории несимметрично – влияние лидера на аудиторию сильнее, чем влияние аудитории на него. Дискурс влияния в группе это тоже дискурс лидера, в котором лишь отражается и конституируется группа. Поэтому и говорят, что группа имеет такого лидера, какого заслуживает и какого достойна.

Существует два типа лидерства: (1) лидерство «лицом к лицу» и (2) лидерство, «отделенное от группы», – лидерство вождей, за которыми идут массы. «Лицом к лицу» – это митинговый или популистский вариант. Лидерство, «отделенное от группы», редко осуществляется непосредственно, то есть в личных контактах. Оно опосредовано институтами власти. Из этого следует, что отношение лидер-аудитория, лидер-публика легко переходит в отношение лидер для аудитории, для публики. Этот образ создается и внедряется форматом и содержанием материалов подконтрольной прессы. СМИ призваны интерпретировать мотивы лидера, его решения и побуждения. Иначе говоря, не важно, каков лидер сам по себе, а важно то, как его «подают». Лидер как сконструированный образ может обладать практически любыми заданными характеристиками, соответствующими ожиданиям публики [Политическое консультирование, 1999, с. 66-67]. В этой ситуации мы обязаны соединить два ракурса – видеть лидера и его аудиторию. Политические консультанты и имиджмейкеры знают, что ожидания толпы лепят нового героя. Это понимают психологи, видя, с одной стороны, как быстро у электората наступает разочарование политиком типа «чего изволите», а, с другой стороны, как льстит толпе лидер, вышедший из ее среды, она чувствует себя агентом власти, она диктует, каким быть избраннику. Декодируя текст и нас самих в нем, мы лучше понимаем, каковы они, наши лидеры.

2.2. Классификация дискурс-типов на основе каузально-генетического Дискурс-типы, как и дискурс-категории, лежащие в основе идентификации типов, представляют лидера по трем ключевым группам: лидер ориентированные, кортеж ориентированные и аудитория ориентированные типы. Первые две группы распадаются, в свою очередь, на две подгруппы типов: статические, то есть дающие описание лидера и его кортежа и динамические или функциональные, то есть те, которые реализуют его как лидера. Соответственно у каждой подгруппы есть свой набор дискурс-типов, организованных в типовые варианты. Типовые варианты – это два, три или четыре дискурс-типа, объединенные соотнесенностью с одной и той же группой дикурс-категорий и реализующие себя в зависимости от того, какие манифестации эти дискурс-категории обнаруживают. Иначе говоря, они являются инвариантами, но это не одна единственная «постоянная величина». Анализируя дискурс политиков, мы иной раз сталкиваемся с одновременной реализацией нескольких инвариантов. Таким образом, мы должны принять к сведению тот факт, что политик волен быть противоречивым в своем дискурсе. Следовательно, каждый политик потенциально может актуализировать в своем дискурсе все 24 выделенных нами дискурс-типа, но это означает, что он реализует все возможные виды речевого поведения, чего достичь исключительно трудно, и это, безусловно, исключение.

Наша гипотеза заключается в том, что в дискурсе политика должен актуализироваться один из инвариантов дискурс-типа, а это значит, что мы можем говорить о реализации в дискурсе лидера восьми характерных для него дискурстипов (согласно восьми обнаруженных нами подгруппах). Назовем эти группы, подгруппы и сами дискурс-типы, соотнесенные инвариантно, а затем рассмотрим их дефиниции и способы актуализации.

1. Лидер-ориентированные дискурс-типы:

лидер-описательные/дескриптивные (статические) дискурс-типы, отвечающие на вопросы: кто он? какой? Сюда входят такие две группы типовых вариантов:

коллективист, индивидуалист, институционалист;

созерцатель, деятель, сбалансированный.

лидер-формирующие или лидер-функционирующие (динамические) дискурс-типы, отвечающие на вопросы: кто он? что его делает лидером? и как он удерживает лидерство? Сюда входят, в частности, такие дискурс-типы, как:

популист, рационалист, борец.

2. Кортеж-ориентированные дискурс-типы:

кортеж-описательные/дескриптивные (статические) дискурс-типы, отвечающие на вопросы: кто он? с кем? кому? Сюда входят дискурстипы:

общенациональный, региональный, партийный.

кортеж-формирующие или кортеж-функционирующие (динамические) дискурс-типы, отвечающие на вопросы: кто он? к кому обращается? как? Сюда входят две группы типовых вариантов:

тактик, стратег, псевдотактик или тип «чего изволите»

(имеет место несоответствие целей средствам);

3. Аудитория-ориентированные дискурс-типы:

аудитория-формирующие и описательные (динамические) дискурстипы, отвечающие на вопросы: кто? с кем? как? что? по отношению к кому?, одновременно отражающие данный факт и его конструирующие. Сюда входят три группы типовых вариантов:

прагматик, идеолог, идеалист;

менеджер, сказитель, технолог, учитель. Все термины здесь условны. В процессе построения теории мы шли не от названия, а от дискурсных манифестаций, находили их типовые черты, а уже затем подбирали имя. Поэтому при декодировании названий наших дискурс-типов не следует искать ассоциативных смыслов из других контекстов.

2.2.1. Лидер-описательные дискурс-типы Лидер четко идентифицируется в своем дискурсе, ибо он так или иначе называет себя, описывает и нтерпретирует. И делает это постоянно, в каждом своем тексте, вольно или невольно, эксплицитно или имплицитно. По этим дескрипторам он узнаваем для аудитории. Считывая эту информацию, она говорит: «Да, это наш лидер!» – либо, наоборот, отвергает его. Как происходит декодирование этой информации? Мы полагаем, что ключевую роль в этом играют лидер-описательные дискурс-категории, которые аудитория осознанно или неосознанно «считывает». Это самоидентификация, проекция во времени и пространстве, атрибутивность, деятельность. Эти категории мы определяем как операционализаторы двух лидер-описательных типовых вариантов: индивидуалист, коллективист, институционалист и созерцатель, деятель, сбалансированный тип.

а) Индивидуалист, коллективист, институционалист (с учетом категорий самоидентификация + время и пространство) Стартовой площадкой для создания дискурс-портрета является самоидентификация. У лидера есть, во-первых, собственное «я», есть также группы, с которыми он солидарен («мы»). И «я», и «мы» могут быть сильными или слабыми и даже вовсе не актуализироваться в дискурсе субъектов. Но лидер тем и отличается от других людей, что его самостность должна быть эксплицитна для аудитории, а значит, вербализована. Способ вербализации указывает на дискурс-тип лидера. Так, лидер может быть – индивидуалистом (сильное «я» + значимое «мы»), коллективистом (сильное «мы» + значимое «я») или институционалистом (объективированное прочтение себя: «он», «президент», «партия» (говоря о себе); в «мы» и редком «я» может актуализироваться не только реальный субъект, но и определенная структура – некий институт, партия). Остальные три способа самоидентификации («я» + слабое «мы»; слабое «я» + слабое «мы»; ни «мы» ни «я») – однозначно трактуются нами как случаи слабого коммуниканта и, следовательно, слабого лидера. Надо добавить также, что дискурс-типы индивидуалист, коллективист, институционалист могут быть уточнены с помощью таких категорий, как время и пространство, в результате чего мы получим конкретизированные градации:

виртуальный (вероятностный) – апеллирующий к будущему, ретроспективный – апеллирующий к прошлому; реальный – актуальный сегодня. Локальный – проецирующий себя на ограниченное пространство;

глобальный – проецирующий себя на мировое сообщество. Рассмотрим примеры, репрезентирующие каждый из этих дискурс-типов.

Индивидуалист («я» + «мы»):

Ко мне поступили просьбы, чтобы я встретился с журналистами ведущих средств массовой информации, появились и упреки, что я, мол, не хочу встречаться с журналистами, которые представляют оппозиционные издания. Извините за нескромность, я всегда считал своим достоинством то, что никогда не боялся идти в любую аудиторию, к любым журналистам и искренне и честно отвечать на вопросы, которые передо мной были поставлены. Сегодня я встречаюсь с вами и готов вести не только деловой, но и искренний разговор. Думаю, что мое условие, а я все-таки имею право на такое условие, следовать законам журналистики: все, о чем мы будем говорить, должно быть напечатано без искажений. А уж какие вы выводы будете делать, как вы будете, исходя из того, что я скажу, «обыгрывать», это – ваше право. Тут я не могу вам указывать. А вот настаивать, чтобы все, что говорят, было опубликовано без искажения, я, наверное, имею право. Я бы вас также попросил, чтобы мы обсудили все вопросы, с которыми вы пришли сюда и которые вас волнуют.

…Сегодня, в новогоднюю ночь, я, как и вы, с родными и друзьями собирался выслушать слова приветствия президента России Бориса Николаевича Ельцина…Сегодня на меня возложена обязанность главы государства… …Мы договорились с руководством обеих палат встретиться чуть позже моего выступления и пообсуждать основные параметры послания, с которым я выступаю перед вами…. …С Германией меня многое связывает. Здесь я прожил не один год. Я видел и чувствовал, как болезненно люди переживают разделение своей страны… Готов принять непосредственное участие в разработке стратегии сотрудничества наших стран на долгосрочную перспективу. Думаю, что эта давно назревшая инициатива способна придать дополнительный импульс российско-германскому взаимодействию на различных направлениях, отвечающему духу и идеям «большого договора»… Считаю, что этот основополагающий для российскогерманских отношений документ выдержал испытание временем… Вышеприведенные цитаты взяты из дискурса А. Лукашенко и В. Путина, и являются примерами, манифестирующими так называемые Я-тексты в дискурсе политика. В приведенных примерах «я» в дискурсе политика разнообразно, представлено в разном времени и пространстве, но при этом не распыляется, а остается сильным, благодаря четко фокусированной проекции на «здесь и сейчас».

Коллективист («мы + я»):

Гражданское согласие должно касаться не только партий, но и национальностей и религиозных конфессий. Мы все разные, но у нас одна земля, одно государство. Нам здесь жить. Поэтому вопрос согласия для нас – вопрос чрезвычайно важный и основополагающий…. Мы все должны понять, что государственность и независимость – это не только благо, но и тяжелый повседневный труд…. Мы знаем как невыносимо трудна жизнь простого народа, как глубоко проникла в нашу жизнь социальная несправедливость, как сложен путь выхода из создавшегося положения. Но это не пугает ни меня лично, ни мою молодую команду – мы готовы работать, не жалея сил для того, чтобы нашему народу стало жить легче… Бесспорны успехи в развитии наших высших и средних специальных учебных заведений, они очевидны, они радуют, рождают чувство общесоветской гордости. … Мы с удовлетворением отмечаем возросший уровень преподавания, рост числа отличников учебы…. Однако деятельность высших и средних специальных заведений, впрочем, как и всю нашу работу, следует оценивать не только в сравнении с прошлым…. Скажу откровенно:

такое потребительское отношение к учебе и к жизни – неправильно и опасно. … Умение эти знания самостоятельно творчески применять, я бы сказал, применять с наибольшим коэффициентом полезного действия. Вот почему мы хотим, чтобы годы студенческой учебы были не столько годами нудной зубрежки, механического, пассивного усвоения знаний, сколько периодом творческой работы мысли, тренировки ума… Но давайте взглянем на эти цифры с более строгих позиций.

Вышеприведенные цитаты взяты из дискурса А. Лукашенко, П. Машерова и В. Жириновского. Здесь мы наблюдаем актуализацию Мы + Я текстов, где заявленное «мы» политика не отрицает «я». Последнее может быть скромным, но ни в коем случае не слабым. «Мы» в таком дискурсе – разнообразно, то есть включает разные группы людей, в разных временных и пространственных проекциях. И эти группы в дискурсе коллективиста едины, как бы смыкаются, что говорит о том, что ему внутренне присущ дискурс интеграции. Лидер конструирует свое сообщество, делая тем самым и его, и себя как бы вдвое сильнее.

Институционалист (институциональное «мы» и «я»):

Сегодня на меня возложена обязанность главы государства… Обращаю внимание на то, что ни минуты не будет вакуума власти в стране, Што датычыць земляў сельскагаспадарчага прызначэння, то мы – прыхiльнiкi бясплатнай прыватызацыi зямлi для тых грамадзян i iх аб‘яднанняў, якiя жадаюць на зямлi працаваць, але толькi ў межах….

Я сегодня специально отправлю ему нашу программу «Путем созидания», подготовленную народно-патриотическими силами. Программа была поддержана во многих регионах… Мы настаиваем на том, чтобы правительство представило свои предложения по выводу страны из кризиса. С другой стороны, я продолжаю держать на контроле ситуацию вокруг производственного объединения им. Семашко … Это разбойное нападение. Поэтому мы считаем, что одного увольнения недостаточно. Надо расследовать этот инцидент и наказать виновных. …Хочу несколько слов сказать о той сделке с западными кредиторами, которой сейчас очень гордятся… Поэтому просим представить материалы и документы по этому соглашению.

Вышеприведенные цитаты взяты из дискурса В. Путина, З. Позняка и Г.

Зюганова и иллюстрируют специфику Мы-текстов, где однозначно заявлено «мы», причем нельзя сказать, что это «мы» разнообразно. За ним однозначно прочитывается определенная структура, институт, сильная, единая группа. То же касается и местоимения «я». Переход от «я» личностного к «я» институциональному особенно четко виден в первом абзаце дискурса институционалиста.

Здесь мы сталкиваемся с реальным подтипом, когда нет выхода ни в ретроспективу, ни в виртуальность.

Таким образом, категории самоидентификация, время и пространство могут иметь в дискурсе политика различное наполнение, и это позволяет отнести их к разным описательным дискурс-типам. Примеры реализации этих типов в дискурсах политиков даны в картах 1 (Типологические карты: 4.1.5; 4.2.6;

4.3.6; 5.1.6; 5.2.6; 6.1.5; 6.2.6; 7.1.6; 7.2.6).

б)Созерцатель, деятель, сбалансированный (актуализация категорий атрибутивность, деятельность) У созерцателя в фокусе внимания преимущественно человеческие качества (свои и других), у деятеля – деятельность (своя и других). Сбалансированный тип демонстрирует равное внимание к качествам и деятельности в зависимости от ситуации. Подтипы: Критикующий – акцент на негативных параметрах качеств или деятельности. Позитивный – акцент на положительных качествах и/или положительной оценке деятельности. Нейтральный – не актуализирующий отношение к качествам и деятельности. Сфокусирован а) на себе; б) других; в) на себе и на других.

Созерцатель (качества):

Я знаю многих из них, знаю не понаслышке, а по реальной практической работе. Это умелые организаторы, уважаемые руководители крупных коллективов, прекрасные специалисты, неукротимые в своем стремлении к новому передовому. Словом, это замечательные люди, настоящие творцы и созидатели, в сердцах которых горит «прометеев огонь» дерзания и святой верности делу партии и народа…Могущество нового мира – это могущество воспитанных Коммунистической партией людей, обладающих идейной окрыленностью, высокой силой духа, нравственным благородством, единством помыслов, воли и действия.

Деятель (действия):

Да, мне кажется, сегодня государство уже имеет моральное право повысить требовательность к себе и ко всем его гражданам. Некоторые обязательства …государство уже выполняет. Так, государство всегда заявляло о выполнении макропоказателей бюджета, которые составляют основу экономики, и оно этим параметрам четко следует. Мы впервые за все годы реформ ушли от дефицитного бюджета и работаем с превышением доходов над расходами. Государство обещало действовать более энергично в тех сферах, которые касаются бизнеса: налогообложении, наведении порядка в экономике – и делает это.

Сбалансированный тип (качества + действия):

Трудолюбивых и усердных в учебе студентов у нас много. …Юность же по своей природе пытлива и любознательна. …Здесь уже приводились данные о том, что в прошлом году на всесоюзные и республиканские конкурсы было представлено 3 тысячи студенческих работ и исследований, треть из них были признаны оригинальными и поощрены, на 20 – выданы авторские свидетельства об изобретении. Около 200 студенческих научнотехнических разработок рекомендовано или уже внедрено в производство.

Мне всегда легко работалось с Сосновым, Митько, Гилевичем, Слемневым… Я всегда радовался, глядя, как нарабатывает опыт Козик. Интересный человек Гаркун. Не знаю, он отличается изумительным свойством адаптирования к любой ситуации. … Повторяюсь, он человек очень гибкий, и видимо, вскоре мы увидим проявление этого качества. Теперь об РСУ. В этом доме почти все сделано моими собственными руками. О деньгах. Нет ни оного счета, который бы я не оплатил.

Вышеприведенные цитаты взяты из дискурса П. Машерова, В. Путина и С.

Шушкевича. Акцент политика на качества или действия либо сбалансированность этих элементов добавляют значимую информацию к дискурс-портрету политика. Качества и действия получают у него либо позитивную, либо нейтральную оценку. Как показали «замеры», политики оценивают позитивно только свои качества, а качества других воспринимают негативно. Примеры реализации этих типов в дискурсах политиков даны в картах 2 по каждому политическому лидеру.

2.2.2. Лидер-формирующие дискурс-типы Лидер в своем дискурсе не только идентифицирует себя, то есть называет и интерпретирует, но и «делает» себя, и тем самым конструирует свой электорат, побуждая его думать и действовать определенным образом. Таким конструирующим началом обладают дискурсные и риторические практики, реализующие единство темы и ее знакового воплощения. Вербализация проблемы, преподносимой лидером, одновременно есть и видение проблемы, а значит, несет в себе предпосылки ее понимания. Разная формулировка проблемы является, по сути, разным речевым действием, а с учетом того, что в политическом дискурсе речевое действие носит перформативный характер (т.е. является действием реальным), можно сказать, что форма общения (дискурсные и риторические практики – формат и жанр) программирует лидера и его аудиторию. К этой группе дискурс-типов относятся популист – стремится максимально удерживать аудиторию, даже за счет нарушения логических связей, целостности текста, за счет отказа раскрыть глубоко тему выступления; рационалист – говорит по существу, опирается на общепонятную терминологию в изложении своих взглядов и предмета дискурса в целом, помнит, кому он говорит и для чего; борец – у него всегда есть мишень (проблемы или субъекты, группы или институты), он критичен по отношению к миру и социуму, он борется, максимально используя арсенал пропагандистских приемов и риторических практик.

(актуализация категорий дискурсные практики, риторические практики) Популист (дискурс эмоций и риторика ради риторики):

Растет число сторонников ЛДПР во всех социальных группах. Именно поэтому в средствах массовой информации блокируется правда об этой партии и ее лидере. Судьба России – в руках народа. Стране не нужен косметический ремонт в высшей сфере управления. Ей нужен пророссийский парламент, Президент-патриот. Тогда будет сформировано правительство национального доверия, и знамя Победы – знамя российской государственности взметнется над измученной страной! Как этого достичь? Надо Рационалист (дискурс «рацио» и риторика факта):

Я хотел бы обратить внимание на совершенно разные причины ухода.

Первый раз Гайдар вынужден бы уйти в ситуации, схожей с моей. Тогда в российском парламенте восторжествовали старые подходы. Теперь там другая ситуация. …О моей бывшей квартире на улице Одоевского, в которой сейчас, якобы, живет теща. В ту двухкомнатную квартиру….

Это наша отправная точка. И задача лидера – настроить на общие цели, расставить всех по своим местам. …Наша первая и самая главная проблема – ослабление воли. …Наша другая большая проблема – отсутствие твердых и общепризнанных правил. … И, наконец, есть еще одна большая проблема, без учета которой бесполезно строить любых «планов громадье». … Наш приоритет – побороть собственную бедность.

Не просто рубить «вершки», т. е. пресекать терроризм силовыми средствами. Гораздо важнее выпалывать «корешки» – устранить его социальную базу и причины.

Борец (дискурс конфронтации и риторика борьбы):

Я пра гэта пiсаў i казаў неаднаразова: Беларусь пад пагрозай усталявання дыктатуры, прытым надзвычай дурной дыктатуры, якая маральна зганьбiць нас на цэлыя пакаленнi, прынiзiць нашу нацыянальную супольнасць, адкiне назад у эканамiчным, грамадскiм i палiтычным развiццi.

…Нельга дапусцiць распаўсюджання камуна-фашызму на Беларусi, яго iмперыялiстычнай квазiславянскай iдэалогii, усталявання прагiтлераўскага дыктатарскага рэжыму. … Неабходна стварэнне антыфашысцкай антыдыктатарскай каалiцыi ўciх здаровых сiлаў беларускага грамадства. …З Чеченское гнездо терроризма создано не просто при попустительстве, а при прямом содействии нынешнего правящего режима. Несмотря на всю показную «непримиримость», Басаев, Радуев, Хаттаб и иже с ними этому режиму не враги, а верные друзья и слуги, его чудовищное порождение. …Ясно, что для смены курса и восстановления законности и правопорядка страна нуждается в смене власти. Каждый лишний день правления ельцинского режима означает новые страдания, новые потоки крови.

Вышеприведенные цитаты взяты из дискурса таких политиков, как В.