«А.А. Киреев Дальневосточная граница России: тенденции формирования и функционирования (середина XIX – начало XXI вв.) Монография Владивосток Издательство Дальневосточного федерального университета 2011 ...»
Дальневосточный федеральный университет
Школа региональных и международных исследований
А.А. Киреев
Дальневосточная граница России:
тенденции формирования и функционирования
(середина XIX – начало XXI вв.)
Монография
Владивосток
Издательство Дальневосточного федерального университета
2011
http://www.ojkum.ru УДК 341.222 ББК 66.4 К43 Рецензенты:
В.А. Бурлаков, к. полит. н., доцент В.Г. Дацышен, д.и.н., профессор С.И. Лазарева, к.и.н., с.н.с.
О.И. Сергеев, к.и.н., с.н.с.
На обложке:
Место стыка государственных границ РФ, КНР и КНДР на р. Туманной.
Вид с территории КНР.
Фото автора.
Киреев, А.А.
К43 Дальневосточная граница России: тенденции формирования и функционирования (середина XIX – начало XXI вв.): монография / А.А. Киреев. – Владивосток: Изд-во Дальневост. федерал. ун-та, 2011. – 474 с.
Монография посвящена изучению развития дальневосточной границы России, анализу долговременных тенденций ее формирования и функционирования. В исторической динамике в работе рассмотрены основные факторы формирования границы, ее состав и структура, характер (режимы) ее функционирования, а также общее воздействие данного рубежа на развитие прилегающего к нему дальневосточного региона страны.
Книга предназначена для политологов, регионоведов, историков и международников, тех, кто интересуется проблемами РДВ.
УДК 341. ББК 66. ISBN 978-5-7444-2573-9 © Киреев А.А., http://www.ojkum.ru
СОДЕРЖАНИЕ
ВведениеГлава I. Государственная граница: теоретические основы изучения..... 1. Граница: сущность и историческое развитие
2. Подходы к изучению границ
3. Факторы формирования и функционирования границы....... 4. Состав и структура границы
5. Функции границы
6. Типы границ
Глава II. Формирование и функционирование дальневосточной границы в 1854 – 1929 гг.
1. Факторы формирования и функционирования дальневосточной границы в 1854 – 1929 гг.
2. Состав и структура дальневосточной границы в 1854 – 1929 гг.
3. Функционирование дальневосточной границы в 1854 – 1929 гг.
4. Дальневосточная граница в 1854 – 1929 гг.:
типологические особенности и тенденции развития................. Глава III. Формирование и функционирование дальневосточной границы в 1929 – 1988 гг.
1. Факторы формирования и функционирования дальневосточной границы в 1929 – 1988 гг.
2. Состав и структура дальневосточной границы в 1929 – 1988 гг.
3. Функционирование дальневосточной границы в 1929 – 1988 гг.
4. Дальневосточная граница в 1929 – 1988 гг.:
Глава IV. Формирование и функционирование дальневосточной границы в 1988 – 2010 гг.
1. Факторы формирования и функционирования дальневосточной границы в 1988 – 2010 гг
2. Состав и структура дальневосточной границы в 1988 – 2010 гг.
3. Функционирование дальневосточной границы в 1988 – 2010 гг.
4. Дальневосточная граница в 1988 – 2010 гг.:
Заключение
Ссылки и примечания
Использованные источники и литература
Список сокращений и аббревиатур
ВВЕДЕНИЕ
В последние годы федеральный центр ясно демонстрирует свою заинтересованность в решении острых и многочисленных проблем дальневосточного региона страны. При этом, насколько можно судить, речь идёт не только о преодолении последствий безоглядного дерегулирования регионального развития, имевшего место в постсоветский период, но и об исправлении гораздо более фундаментальных «перекосов», связанных с традиционно глубоко периферийным, служебно-инструментальным положением Дальнего Востока в структуре российского государства.Значительные финансовые средства, направленные в регион, кадровые и институциональные изменения в управлении им, ряд весьма конкретных по своему содержанию соглашений, подписанных с КНР, как будто говорят о том, что мы имеет дело с чемто большим, нежели очередной всплеск патерналистской риторики Москвы. Однако можно ли рассчитывать на то, что масштабное вложение государственных сил и средств действительно даст планируемый эффект?
Любые оценки ожидаемой эффективности управления, вероятности достижения им поставленных целей, требуют непременного учёта того, насколько управляющая сторона знает и контролирует управляемый объект, т.е. в конечном счёте, того, в какой степени она практически управляет им в настоящий момент времени. Очевидно, что для того, чтобы управлять объектом необходимо, по крайней мере, отчётливо представлять себе его границы и быть в состоянии оказывать решающее (преобладающее) влияние на то, что заключено в их пределах, не допуская бесконтрольного взаимодействия данного объекта с внешней средой.
Управление границей объекта имеет критическое значение для управления им как целым. Исходя из такого понимания управления, перспективы реализации планов государства относительно развития РДВ выглядят достаточно проблематичными.
Даже если принять во внимание происходящие в последнее время в федеральной политике изменения, протяжённые границы дальневосточного региона (прежде всего, в их межгосударственной части) и сегодня вряд ли могут считаться эффективным регулятором его внешних связей. Вместо того чтобы служить несущей опорой, прочным институционально-пространственным каркасом регионального управления, рубежи РДВ фактически являhttp://www.ojkum.ru ются одним из наиболее слабых и уязвимых его звеньев. Государственные границы региона устойчиво и отнюдь не беспочвенно ассоциируются в массовом сознании с различного рода «теневыми» процессами, демографическими, экономическими, политическими и иными внешними угрозами, процветанием криминальных и коррупционных отношений.
«Серое» состояние государственных границ РДВ, значительная часть структуры и функционирования которых остаются за рамками реального административно-правового контроля, тесным образом сопряжено с высокой степенью эпистемологической, научной непроницаемости этого объекта. Длительный период, с начала 30-х до начала 90-х гг. ХХ в., какое-либо независимое и полномасштабное его научное изучение было в принципе невозможным. В последующие двадцать лет положение стало меняться, и тем не менее, границы РДВ до сих пор остаются в числе наименее изученных компонентов региональной системы, что обусловлено не только объективной сложностью и многомерностью данного объекта, но и сохраняющейся закрытостью существенного объёма касающейся его информации.
Целенаправленные научные исследования дальневосточной границы (как части границы между СССР и КНР) были начаты отечественными учёными в 60-е гг. ХХ в. под непосредственным влиянием кризиса в советско-китайских отношениях. В этой международной ситуации основным их направлением вплоть до конца 80-х гг. являлось изучение вопросов формирования географических контуров данной границы, её дипломатической истории. Рассмотрению этой проблематики были посвящены работы Е.Л. Беспрозванных, В.С. Мясникова, С.Л. Тихвинского и ряда других авторов. Менее интенсивно в период 1960-х – 1980-х гг. разрабатывались проблемы функционирования дальневосточной границы, регулирования ею различных трансграничных процессов. В контексте изучения динамики социально-демографических и экономических отношений между Россией/СССР и Китаем эти проблемы затрагивались в трудах О.Е. Владимирова, В.М.
Кабузана, Г.Н. Романовой, М.И. Сладковского, Ф.В. Соловьёва. В силу политических причин в основном за рамками научного анализа в данный период оставались состав и структура системы дальневосточной границы, а также многие эндогенные факторы её генезиса.
Общественно-политические перемены в стране и изменение характера её отношений с соседями по СВА с конца 80-х гг. приhttp://www.ojkum.ru вели к заметному оживлению исследований дальневосточных рубежей, к их внутренней специализации и тематической реструктуризации. Судя по количеству публикаций, в центре внимания исследователей в последнее двадцатилетие оказалась проблематика трансграничных связей РДВ, включающая в себя и вопросы их пограничного регулирования. Особенно обширная литература посвящена миграционному взаимодействию региона с КНР и КНДР. К ней относятся статьи и монографии Ю.А. Авдеева, А.С. Ващук, Г.С. Витковской, В.Г. Гельбраса, А.В. Друзяка, Л.В. Забровской, Е. Загребнова, О.В. Залесской, А.Г. Ларина, Л.А. Крушановой, Е.Л. Мотрич, Т.З. Поздняк, Л.А. Понкратовой, Г.А. Сухачёвой, Л.Л. Рыбаковского, Е.Н. Чернолуцкой и других авторов. Трансграничные экономические отношения РДВ с назваными странами проанализированы в работах М.В. Александровой, А.В. Алепко, И.С. Безрукова, Е.В. Горбенковой, Е.И.
Деваевой, П.А. Минакира, Н.П. Рыжовой, Т.Н. Сорокиной, К.В.
Татценко. Исследования трансграничного взаимодействия в сфере военно-политической и общественной безопасности принадлежат таким авторам как И.Н. Баранник, В.А. Номоконов, Ю.С. Песков, С.А. Сидоров, В.В. Синиченко, А.М. Филонов.
Проблемы отношений РДВ с сопредельными обществами в культурно-идеологической сфере освещались в работах В.И. Дятлова, А.П. Забияко, В.Д. Иванова, Р.А. Кобызова, Л.Е. Козлова, А.В.
Лукина, Н.П. Рябченко. Многосторонний, комплексный анализ трансграничных отношений региона с Китаем и Кореей проведён в трудах А.Т. Кузина, В.Л. Ларина, Е.И. Нестеровой, Б.Д. Пака, А.И. Петрова, О.А. Тимофеева.
Продолжалось в 1990-е – 2000-е гг. и начатое в предшествующий период изучение формирования пространственной конфигурации дальневосточной границы, представленное работами А.Д. Воскресенского, Ю.М. Галеновича, В.С. Мясникова, А.Ю.
Плотникова, Б.И. Ткаченко. Новым направлением в научных исследованиях данной границы стал анализ её общественной структуры, и, прежде всего, её институционального, правового и материально-технического компонентов. Структурные основы пограничной охраны, таможенного и миграционного регулирования на Дальнем Востоке рассмотрены в работах Н.А. Беляевой, А.М.
Буякова, В.Г. Дацышена, С.Н. Ляпустина, В.Н. Мельникова, В.Ф.
Печерицы, О.И. Сергеева, Н.А. Троицкой, Н.А. Шабельниковой, В.О. Шелудько, В.А. Черномаз.
В последние годы появляются исследования, направленные на изучение развития дальневосточной границы как целостного, системного явления, на раскрытие его общественных факторов и в особенности занимающей среди них ключевое положение государственной пограничной политики. К числу таких исследований относятся диссертационные работы В.Н. Мельникова и С.А. Сидорова.
Существующая литература по теме содержит обширный фактический материал, однако складывающаяся на его основе научная картина дальневосточной границы отображает этот объект крайне неравномерно и неполно. Во временном аспекте сравнительно мало изучено развитие границы в период после второй мировой войны. С точки зрения системной организации объекта, особенно значительные пробелы присущи результатам исследований состава, структуры и эндогенных факторов развития дальневосточной границы. В дисциплинарном отношении в изучении данной границы до сих пор доминирует исторический, описательный подход, тогда как концептуальный и методологический инструментарий других, более специальных, социогуманитарных наук – политологии, социологии, экономики (не говоря уже о лимологии) – остаётся, как правило, не востребованным.
Слабая и фрагментарная изученность границ РДВ и, как следствие, недостаточность осмысленного и результативного властного контроля над ними, по моему мнению, являются одним из главных препятствий на пути повышения эффективности управления дальневосточным регионом страны. Ввиду этого постановка и решение проблемы комплексного исследования рубежей РДВ имеет (помимо связи с рядом общих вопросов теоретического регионоведения) безусловную прикладную, управленческую и общественно-политическую, актуальность.
Необходимое с точки зрения регионоведческой и лимологической теории изучение границ такого обширнейшего региона, каким является РДВ, в их пространственной полноте и системной целостности представляется на сегодня задачей практически не выполнимой. Кроме того, следует учитывать, что разные участки их протяжённого периметра характеризуются различной географической спецификой и политико-правовым статусом и имеют неодинаковое влияние на конституирование и развитие общественной системы региона. Очевидно, что объективно наименьшую дифференцирующую, а значит и регулятивную роль для РДВ играет внутригосударственный, административный сегмент его границ. Гораздо большей значимостью в этих аспектах обладает та часть границ региона, которая наделена статусом межгосударственного рубежа. Однако и государственному отрезку границ РДВ свойственна внутренняя структурная и функциональная неоднородность. Большая часть его протяжённости (около 17 тыс.
км.) приходится на морские рубежи, которые в силу действия естественных факторов, отличаются сравнительно низкой интенсивностью трансграничных сообщений. Таким образом, практически наиболее значимым, как в структурном, так и в функциональном отношении, сегментом рубежей РДВ выступает относительно небольшой (около 3200 км.) материковый и государственный участок их периметра1. Именно этот участок рубежей РДВ (именуемый в данной работе дальневосточной границей), рассматриваемый с одной стороны как функциональный компонент общественно-политической системы региона, а с другой как региональная подсистема системы государственной границы России в целом, и является объектом настоящего исследования.
Протянувшийся от побережья Японского моря в районе устья р. Туманной до места слияния рр. Шилки и Аргуни, материковый государственный участок границ РДВ исторически выступал главным социально-географическим входом/выходом данного региона в его взаимодействии с международной средой и, прежде всего, с непосредственно соседствующими с ним китайским и корейским обществами. Через него проходил основной объём трансграничных человеческих, товарных, информационных и иных общественных потоков, масштабы и значимость которых в некоторые периоды могли превосходить соответствующие параметры интраграничных, внутрироссийских интеракций дальневосточного региона. Огромная и разнообразная функциональная нагрузка, ложившаяся на дальневосточную границу, обусловила прочно занимаемое ей положение приоритетного объекта государственной пограничной политики в регионе и её сравнительно высокую внутреннюю структурную сложность.
Сложноорганизованный, системный характер дальневосточной границы как явления предполагает необходимость анализа её структуры и функций. При этом нельзя не учитывать того, что современное состояние структуры и функций системы дальневосточной границы является текущим результатом её длительного, более чем полуторавекового, исторического развития. В связи с этим, структуру и функции изучаемой границы целесообразно анализировать в их динамике, как процессы формирования и функционирования данного объекта, как последовательную смену ряда его конкретно-исторических состояний. Таким образом, предметом представленного исследования следует считать формирование и функционирование дальневосточной границы России в период с окончательного определения в середине XIX в. её общих географических контуров и до настоящего времени.
Ввиду практической актуальности изучения дальневосточной границы, его направленности, в конечном счёте, на создание возможностей для осознанного и обоснованного воздействия на состояние этой границы в будущем, в центре исследования находятся долгосрочные тенденции динамики изучаемого объекта.
Исходя из этого, цель работы можно определить как выявление и объяснение основных тенденций формирования и функционирования дальневосточной границы как фактора развития РДВ.
В ходе проведения исследования автором решались следующие задачи:
1) рассмотрение современного состояния лимологической теории и методологии и формирование на их основе инструментария исследования дальневосточной границы России;
2) выявление факторов формирования и функционирования изучаемой границы;
3) характеристика эволюции состава и структуры системы дальневосточной границы;
4) характеристика динамики функционирования системы границы;
5) построение периодизации истории дальневосточной границы;
6) определение типологических особенностей системы изучаемой границы в различные исторические периоды;
7) выявление тенденций развития дальневосточной границы в различные периоды её истории.
Теоретической базой исследования послужили концептуальные положения и понятийный аппарат лимологии, разработанные или адаптированные к изучению российских границ в трудах, прежде всего, отечественных исследователей её проблематики (Л.Б. Вардомский, С.В. Голунов, В.А. Колосов, С.А. Королёв, В.А. Кудияров, Н.С. Мироненко, И.Г. Яковенко). Ядром методологического инструментария данной работы является системный (функциональный) подход, внедрявшийся и развивавшийся в лимологической области такими учёными как Дж. Прескотт, О.
Мартинес и Дж. Хаус. Принципы и категории других основных подходов лимологии, географического и конструктивистского, выполняли в настоящем исследовании вспомогательную роль.
Диахронный ракурс рассмотрения предмета исследования потребовал применения в нём таких методов как историко-сравнительный и историко-типологический.
Основным эмпирическим методом проведённого исследования являлся анализ письменных источников. Источниковую базу исследования составили международные и национальные нормативно-правовые акты, документы государственных органов и общественных организаций, материалы периодических печатных изданий, информационные ресурсы Интернета, неопубликованные архивные источники.
Автор выражает благодарность своим коллегам, специалистам в различных научных областях, чьи отзывы о работе позволили сделать ее лучше. Нелегкий труд рецензирования рукописи настоящей монографии взяли на себя такие исследователи трансграничных отношений дальневосточного региона России как О.И. Сергеев и С.И. Лазарева, В.Г. Дацышен, В.А. Бурлаков. Целый ряд ценных замечаний и советов по содержанию и структуре исследования был высказан ознакомившимися с его текстом И.Н.
Золотухиным, А.М. Кузнецовым, А.Л. Лукиным, Т.Г. Трояковой.
Неоценимую помощь в подготовке данной работы к печати автору оказал В.Н. Караман.
ГЛАВА I. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ГРАНИЦА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ
ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ.
1. Граница: сущность и историческое развитие Граница стала объектом специальных научных исследований по историческим меркам сравнительно недавно – не ранее второй половины XIX столетия. Только в последней четверти ХХ века сложились предпосылки к формированию на основе этих исследований особой области научного знания – лимологии, – и выработке необходимого для неё понятийного и теоретического аппарата1. Однако краткий и пока весьма скромный по достижениям «послужной список» лимологии отнюдь не следует считать соразмерным значимости её объекта. Граница, в широком, родовом значении этого понятия, принадлежит к числу наиболее фундаментальных и универсальных явлений общественной жизни. Понятие границы непосредственным и необходимым образом связано с основными категориями анализа любого рода общественных и политических систем2.В наиболее общем для социальных наук значении границу можно определить как пределы данной человеческой общности в физическом пространстве. Будучи весьма удобным и наглядным, такое широко принятое понимание границы, вместе с тем, заставляет воспринимать её как нечто абсолютно простое, далее не разложимое и не имеющее собственного содержания. Однако в любых, в т.ч. самых ранних, социальных системах сущность границы не может быть сведена только лишь к пространственному отделению системы от внешней среды. Граница всякой социальной общности объективно является также и механизмом регулирования всех форм взаимодействия данной общности с её природным и общественным окружением. Этот механизм может быть весьма примитивен, но само его наличие служит необходимым условием существования социальной системы.
Таким образом, граница представляет собой не просто более или менее чётко проведённую разделительную линию между средой и социальной системой, но специфическую часть последней, её подсистему, обладающую той или иной степенью обособленности и внутренней сложности. Как органическая часть системы, граница обусловлена её структурой и отражает в себе общесистемные свойства и закономерности. Вместе с тем, являясь Государственная граница: теоретические основы изучения медиатором импульсов, приходящих извне, граница сама в значительной (большей, чем иные подсистемы) мере формирует систему, обусловливает её внутреннюю динамику, её функционирование и развитие.
Поскольку речь идёт о системах социального типа, то формирование системой своей границы, также как и обратный процесс (т.е. обращённое на систему функционирование самой границы), наряду с объективной составляющей, включают в себя некоторую долю сознательной, целенаправленной деятельности людей. Иными словами, в этих процессах в разной пропорции постоянно присутствуют как стихийная системная самоорганизация, так и управление. Настоящее исследование сфокусировано, прежде всего, на управляемом формировании и функционировании границ, так как именно они связаны с сущностной спецификой социальных систем.
Реализацию основополагающей регулятивной функции границы социальной системы принципиально можно свести к выбору между двумя режимами взаимодействия между данной системой и средой – открытому и закрытому. Открытый режим взаимодействия системы и среды предполагает свободный, беспрепятственный обмен любого рода социально значимыми действиями между ними. Под закрытым режимом подразумевается блокирование социальных взаимодействий между системой и средой (при сохранении возможности косвенного взаимодействия на уровне несоциальных, физических связей). Необходимость поддержания и обеспечения этих двух возможных модусов регулирования отношений системы и среды – открытости и закрытости – обусловила появление двух важнейших подфункций всякой границы – контактной и барьерной. В свою очередь, осуществление границей контактной и барьерной функций исторически привело к возникновению в процессе их дифференциации целого спектра более специальных видов регулирующей (пограничной) деятельности, особенности которых лежат в основе большого типологического разнообразия социальных границ современной эпохи. Также как и регуляция в целом, контактная и барьерная функции границы социальной общности могут быть реализованы в форме как стихийного массового поведения, так и целенаправленного управленческого вмешательства в общественные процессы.
Усложнение, дифференциация структуры и функций границы были неразрывно связаны с социально-экономическим и политическим развитием общества. Исходя из наличия этой связи, правомерно говорить о существовании всеобщей истории границы, состоящей из ряда последовательных, закономерно сменяющих друг друга стадий. Первая из основных стадий всеобщей истории границы, с моей точки зрения, соответствует эпохе древнейших социальных общностей – родовых общин охотников, рыболовов и собирателей. Специфика образа жизни этих построенных по кровно-родственному принципу и основанных на присваивающей экономике объединений обусловили формирование у них границ особого типа. Хозяйственная зависимость от ресурсов животного и растительного мира определяла сравнительно высокую подвижность родовых общин, практическую невозможность их длительного закрепления на какой-либо территории.
Кочевая жизнь родовых общин придавала мобильный, экстерриториальный характер и их границам. По существу, в рассматриваемый период границы социальных общностей были связаны не столько с территорией, сколько с самими людьми, в буквальном смысле выступавшими в роли их носителей.
Другой особенностью границ родовых общин, также тесно сопряжённой с присваивающим способом природопользования, являлся их точечный контур. Даже в периоды остановок и временного проживания на какой-либо определённой территории охотники, рыболовы и собиратели, как правило, использовали её площадь очень неравномерно и нерегулярно. Их распределение (расселение и хозяйственное перемещение) по занимаемому пространству достаточно часто менялось под воздействием различных эколого-экономических факторов и просто случайных обстоятельств. В подобных условиях внешние пространственные рубежи первобытных общин на практике должны были функционирвовать как прерывистые, пунктирные.
Вместе с тем, по-видимому, именно в эпоху кровнородственных сообществ возникают зачатки тех представлений, ценностей и поведенческих установок, комплекс которых может быть обозначен термином «культура границы». При этом можно предположить, что наиболее ранними формами отображения границы в общественном сознании явились относящиеся к ней ценности и поведенческие стереотипы. Важнейшее место среди этих древнейших элементов культуры границы принадлежало идее о сакральной значимости общинно-родовых рубежей как необходимой части религиозно-мифологической картины мира, а также набору норм (обычаев, обрядов), регулирующих порядок их пеhttp://www.ojkum.ru Государственная граница: теоретические основы изучения ресечения. Когнитивные представления о границах, в условиях относительной нестабильности, экстерриториальности последних, в этот период, судя по всему, ещё не могли иметь устойчивого, культурного характера.
Начало второй стадии в историческом развитии границ было связано с трансформацией социальных систем в ходе т.н. «неолитической революции». Развернувшиеся примерно с VIII тыс. до н.э. революционные изменения сначала в экономической, а затем, в социальной, политической и культурной жизни наиболее передовых человеческих сообществ не могли не затронуть типологических свойств их границ. Границы экстерриториального типа не исчезают вовсе, но вместе с сопряжёнными с ними архаичными кровнородственными отношениями постепенно вытесняются на периферию ойкумены, в неблагоприятные для проживания (в силу природных или общественных факторов) и слабоосвоенные регионы планеты. В плотно населённых же и экономически развитых очагах новой земледельческой цивилизации их место занимают собственно территориальные границы с более определёнными линейными контурами.
Переход от экстерриториальных к территориальным границам был обусловлен, прежде всего, значительно возросшей хозяйственной ценностью самой земли, превратившейся в объект целенаправленного возделывания, в различные сельскохозяйственные угодья. Длительная и регулярная сельскохозяйственная эксплуатация земель вела к формированию представления о праве земельной собственности хозяйствующих субъектов, в первую очередь субъектов коллективного типа. В своём развитии идея коллективной (клановой, общинной, племенной) земельной собственности явилась одним из источников понятия территориального суверенитета, т.е. верховной и исключительной власти над данной территорией. Судя по всему, с идеей коллективной земельной собственности по своему происхождению было связано и представление о территориальной идентичности, которая под воздействием последствий «неолитической революции» начинает постепенно замещать собой кровнородственные формы определения групповой принадлежности индивидов.
По-видимому, впервые территориальный принцип организации и идентификации подчиняет себе кровнородственный с появлением таких социально-политических общностей как вождества. Этому способствовали значительные размеры (до нескольких сотен тысяч человек) и смешанный, этнически гетерогенный характер населения вождеств3, которые не позволяли эффективно поддерживать их единство с помощью брачно-родственных отношений.
Отделённая от человеческого коллектива как такового и прикреплённая к территории, граница нуждалась в чёткой фиксации её пространственных координат. При этом, возрастающая ценность возделанной или иным путём, материально или духовно, окультуренной земли, предъявляла все более высокие требования к точности демаркации границ социальных общностей на местности. Таким образом, в обществах, прошедших через «неолитическую революцию», на смену дискретным, пунктирным границам приходят рубежи сплошного, линейного типа. Безусловно, ранее всего этот процесс должен был охватить районы наибольшей плотности населения и наиболее интенсивной хозяйственной деятельности. Именно в таких районах (например, в плодородных поймах рек), где высокая ценность земли служила предпосылкой для многочисленных и частых поземельных конфликтов, зарождаются технологии землеустройства и землемерия, на основе которых, как известно, позднее возникла картография. Межевые линии и знаки, разделявшие поля соседствующих общин, по всей видимости, можно считать исторически первым прообразом границы линейного типа.
Относительная стабилизация рубежей в эпоху раннеземледельческих обществ способствовала развитию в культуре границы когнитивного компонента. В этот период в общественном сознании утверждаются знания и представления о «своей (родной) земле», её пространстве и пределах. При этом, границы «своей земли», соотносимые обычно с теми или иными ландшафтными барьерами, начинают восприниматься как исконные и естественные. Таким образом, конкретные географические границы раннеземледельческой общности встраивается в уже сложившуюся традиционную, религиозно-мифологическую картину мира, а последняя, в свою очередь, проецируется на реальное физическое пространство, прикрепляется к нему. С этой эпохи когнитивный и ценностный компоненты культуры границ существуют в тесной связи друг с другом.
Формирование территориальных линейных границ вызвало изменения и в нормативно-поведенческой составляющей соответствующего культурного комплекса. Происходит детализация и ужесточение норм, регулирующих пересечение и в особенности перемещение границ общности. Покушение на целостность зеhttp://www.ojkum.ru Государственная граница: теоретические основы изучения мель общины, независимо от того, влекло ли оно прямую угрозу физической безопасности её членов, начинает рассматриваться как тяжкое преступление, требующее самого сурового наказания, вплоть до лишения виновного жизни4.
Появление на рубеже IV – III тыс. до н.э. первых государств положило начало третьей стадии исторического развития границ, которая не завершилась до настоящего времени. Образование государственной машины, последовательный рост её сложности и могущества, в различной степени преобразили буквально все сферы жизни общества. Граница общественной системы оказалась в числе тех её компонентов, которые в силу особенно высокой значимости для государственной власти испытали в данную эпоху наиболее очевидные и глубокие изменения.
Значимость, придаваемая границе как объекту государственной политики, вытекает из самой сущности государства. Институт, монополизирующий политическую власть и принуждение на определённой территории, может существовать лишь при условии чёткой фиксации её границ и достаточной степени контроля над ними. Контроль над внешней границей общества, т.е. над взаимодействием общественной системы с окружающей средой, выступает необходимой предпосылкой возможности управления любого рода внутренними процессами и отношениями в данной системе. Иными словами, подобный контроль является, по сути, минимумом государственного суверенитета, тем обязательным базисом, отсутствие которого лишает государство способности к реализации своих функций, к проведению какой-либо определённой внутренней и внешней политики.
Складывание института государственной границы было чрезвычайно длительным, многоэтапным процессом. Этот процесс шёл рука об руку с историческим расширением и дифференциацией функций государства, как явления, и его результаты могут рассматриваться как достаточно надёжный показатель уровня зрелости последнего. Судя по всему, первым этапом огосударствления границ общества следует считать достижение государством военного контроля над ними. Ранние государства существовали, как правило, в обстановке интенсивных внешних конфликтов, и задачи охраны, обороны и расширения (зачастую в тех же оборонительных целях) своих пределов являлись для них наиболее актуальными, первоочерёдными.
В более поздний период государственная граница приобретает также роль инструмента экономического, прежде всего, фисhttp://www.ojkum.ru кального контроля. С введением таможенного регулирования трансграничных экономических отношений было тесно связано появление такого характерного признака огосударствления границы как её правовая оформленность и институализированность.
Если до этого граница существовала в качестве социокультурного феномена, комплекса в основном не зафиксированных и уже поэтому весьма гибких представлений, ценностей и традиционных норм, то отныне она получила второе, – законодательное, нормативно-принудительное, – измерение. Создаваемые и защищаемые государственной властью формально-правовые нормы и институты в дальнейшем постепенно вытесняли из практики функционирования границы неформальные поведенческие стереотипы, при этом, однако, обычно не оказывая значительного воздействия на когнитивные и ценностные компоненты её культуры.
С помощью правовых средств, по мере своего развития, государство придавало собственным границам всё более широкий круг функций. Апогея этот процесс достиг в период индустриального, капиталистического общества, и в особенности в ХХ веке, когда государственная граница стала постоянно и повсеместно использоваться для регулирования не только стремительно диверсифицирующихся политических и экономических, но также социальных и культурных контактов. В это время по существу не осталось ни одного сколько-нибудь значимого направления государственной внутренней и внешней политики, важным механизмом реализации которого так или иначе не служил бы институт границы. Таким образом, расцвет национального государства в ХХ в. в полной мере выявил такую типологическую особенность государственной границы как её универсальный, многофункциональный характер.
Монопольный контроль со стороны органов государственной власти и функциональная универсальность отличают государственную границу от границ негосударственного, общественного (в узком смысле) типа. Негосударственные границы (границы этносов, общин, предприятий, поселений и т.д.), по крайней мере, частично, контролируются и управляются соответствующими общественными (самоуправляемыми) субъектами. Кроме того, негосударственным границам присуща функциональная ограниченность, специализированность – они регулируют, как правило, лишь определённый, часто достаточно узкий спектр отношений данной социальной системы с её средой. Следует заметить, что Государственная граница: теоретические основы изучения хотя в эпоху государств практически все негосударственные, общественные границы неизбежно подвергаются частичному огосударствлению, т.е. оказываются объектами более или менее систематического централизованного управления и законотворчества, это, как правило, не приводит к утрате ими своей специфики. Негосударственные границы располагаются обычно внутри государственной территории и не пересекают её рубежей. Наложение границ общественного типа на государственные в рассматриваемый исторический период является в целом аномалией и встречается сравнительно редко.
Выделяя основные отличительные признаки государственной границы, необходимо подчеркнуть высокую внутреннюю дифференцированность границ этого типа. Как уже указывалось, на протяжении последних пяти тысяч лет параметры государственной границы существенно изменялись под влиянием такого фактора как историческое развитие государства и общества, а точнее под воздействием обновления социально-экономической, формационной организации последнего. Другим важным дифференцирующим фактором является специфика природных условий и, прежде всего, ландшафтной основы пролегания границы. Третьим фактором в этом ряду служит конкретный тип изучаемого государства, в определении которого наиболее значимы критерии этнической однородности его населения, экономической целостности и политического режима. Проблема видового разнообразия государственных границ будет более подробно рассмотрена в § данной главы.
Несмотря на то, что третья, государственная, стадия в истории границ всё ещё не завершена, сегодня уже трудно игнорировать симптомы, указывающие на близость этого явления к переходу в новое качественное состояние. К таким симптомам следует, прежде всего, отнести умножающиеся со второй половины ХХ в. признаки кризиса национально-государственной формы организации общества. Размывание в глобализующемся мире государственного суверенитета «сверху» (со стороны надгосударственных, международных структур) и «снизу» (со стороны субгосударственных, общественных субъектов) не могло не коснуться и тесно связанного с ним института границы. В ряде регионов планеты, лидером среди которых выступает Европа, в течение нескольких десятилетий по существу успешно идёт процесс «разгосударствления» границ. Наиболее распространённой формой данного процесса выступает отказ государств от прямого регулирования определённых видов трансграничных отношений, например, посредством введения безвизового обмена, отмены таможенного и валютного контроля и т.д. В итоге государственные границы утрачивают свою прежнюю «универсальность», их функциональный диапазон сужается, специализируется.
Другой, более сложной и более редкой формой разгосударствления является «демонополизация» тех регулирующих функций границы, реализация которых ранее была исключительной прерогативой государственной власти. Если «деуниверсализация» границы связана с ограничением государственного контроля в пользу граждан и организаций, то «демонополизация» сопряжена с передачей части полномочий центральных органов государственной власти различным территориальным образованиям субнационального уровня (регионам, национальным автономиям, муниципалитетам). Получая в том или и ином объёме права управления режимом пересечения «своего» участка границы, подобные образования используют их для создания двусторонних и многосторонних трансграничных объединений, огромное разнообразие которых в последнее время всё чаще обозначается общим термином «еврорегионы». Понятие «еврорегион» фактически охватывает широкий спектр уровней трансграничного сотрудничества – от устойчивого информационно-консультационного взаимодействия администраций приграничных территорий до формирования ими общих исполнительных и законодательных органов. В своей наиболее развитой и институализированной форме еврорегионы действительно могут претендовать на статус «альтернативных государств», проводящих свои рубежи поверх границ государств национальных5.
Ещё более фундаментальной по своему значению современной тенденцией в эволюции границ является их постепенное отделение от территории. Возрастающее единство мира, информационная, транспортная, экономическая транснационализация в сочетании с сохраняющейся (и даже углубляющейся) неравномерностью развития различных стран и огромным неравенством в уровне жизни их населения стимулируют пространственную мобильность последнего. Экономически и социально мотивированные массовые и регулярные миграции всё чаще выходят за пределы государственной территории и ведут к появлению переплетающихся друг с другом разветвлённых и подвижных сетей диаспор. При этом эмигранты (даже переехавшие на постоянное место жительства) нередко сохраняют разнообразные связи со Государственная граница: теоретические основы изучения своей родиной, включая права гражданства. Растёт число индивидов, обладающих статусом граждан двух и более государств6.
Соответственно, всё большее количество мигрантов в той или иной форме и степени начинают пользоваться юридической экстерриториальностью. Таким образом, вновь, как и в догосударственную эпоху, граница (правда, на сей раз как правовой институт) становится мобильным феноменом, перемещающимся в пространстве вместе с людьми как своими носителями. Тенденция к утрате границами территориального характера выступает одним из проявлений автономизации и эмансипации индивидов и организаций в отношении не только государственных институтов, но и любого рода территориальных общностей в принципе.
Несмотря на свой весьма молодой возраст, современная лимология располагает довольно богатым концептуальным, теоретико-методологическим арсеналом. Этот арсенал достался ей во многом в уже готовом виде в наследство от многочисленных «старших родственников», ближайшими из которых можно считать такие науки как история и география, политология и геополитика, а также теория международных отношений. Именно в их рамках, главным образом со второй половины XIX в., были выработаны либо адаптированы к интересующему нас объекту те подходы, которые в совокупности определяют основные принципы и порядок по существу всего спектра исследований границы, проводимых в настоящее время. Происхождение и развитие этих подходов, различным образом трактующих не только факторы формирования и функции, но и саму сущность границы, тесно связано как с объективными историческими метаморфозами последней, так и со сменой парадигм социального познания.
Первые результаты в научном изучении границы как общественного феномена были получены с помощью подхода, который может быть назван географическим. Вполне оформившийся только к концу XIX в. географический подход имеет очень глубокие корни в истории социального познания. Эти корни уходят в античную эпоху, когда происходило становление космоцентризма. Космоцентризм, самой распространённой и зачастую единственно легитимной при господстве религиозного сознания формой которого долгое время выступал теоцентризм, был наиболее ранней парадигмой научно-философской мысли. Признаhttp://www.ojkum.ru ние решающей значимости для жизни человека природных условий и процессов, а затем установка на объяснение «натуры» исходя из неё самой, из внутреннее присущих её составляющим свойств и закономерностей, с XVI в. послужили предпосылкой для бурного роста естественнонаучного знания и его эмансипации от давления богословской догматики. В свою очередь, очевидные успехи естественных наук уже в XVII – XVIII вв. способствовали широкому экспорту их мировоззренческих приоритетов и теоретико-методологических средств в едва только обретавшее научный статус обществознание.
Одним из главных концептуальных результатов приложения космоцентристской, натуралистической парадигмы к изучению общества в эпоху Просвещения стал географический детерминизм. Впервые достаточно чёткое и последовательное выражение географический детерминизм, как концепция всеобъемлющей и решающей обусловленности специфической организации конкретного общества условиями его естественной среды, нашёл в известном труде Ш. Монтескье «О духе законов» (1749 г.)7. Однако отдельные родственные ему идеи, включая идеологему «естественных границ» государства, по-видимому, вошли в обиход европейских политиков и обществоведов значительно раньше8.
Возросший спрос на подобные идеи был вызван активным строительством в Европе с начала Нового времени централизованных национальных государств, формировавших и отстаивавших свои рубежи в ходе ожесточённых военных конфликтов. В этой обстановке географический детерминизм был привлекателен как средство прямого и авторитетного обоснования фактического силового контроля государства над конкретной территорией. Замещая в той или иной степени применение вооружённой силы, такого рода аргументация способствовала определённому упорядочению и стабилизации межгосударственных отношений в европейском регионе.
Послужив одним из провозвестников географического детерминизма, идея «естественной границы» в дальнейшем на протяжении всего времени существования этой концепции входила в состав её ядра. При этом под «естественностью» границы понималась её объективная (или провиденциалистская) предопределённость самой морфологией земной поверхности, её орографической и ландшафтной структурой, а также, в некоторой степени, климатической поясностью. Иными словами, граница по существу трактовалась как физико-географический факт, наличестhttp://www.ojkum.ru Государственная граница: теоретические основы изучения вующий до и помимо человеческой воли и нуждающийся только в обнаружении, осознании и признании.
На протяжении второй половины XVIII – XIX вв. географический детерминизм претерпевает значительную эволюцию. Из весьма абстрактного социально-философского учения он превращается в целое исследовательское направление, представленное рядом различных научных концепций, опирающихся на большой объём исторических и географических данных. Более того, в результате синтеза географического, исторического и отчасти политологического знания в конце XIX в. в рамках этого направления возникает особая дисциплина – геополитика, ставившая перед собой не только исследовательские, но и прикладные, практико-управленческие задачи. В силу прикладной ориентации, геополитика уже не довольствовалась простым географическим истолкованием общественно-политических явлений, но пыталась давать рекомендации государствам по активному использованию естественной организации пространства в своих интересах9.
Развитие геополитики способствовало определённому уточнению содержания понятия «граница». Геополитиками был описан широкий спектр вариантов сопряжённости линий государственной границы с различными географическими объектами, рассмотрены факторы, обусловливающие её устойчивость или подвижность. Ими же были предложены первые классификации и типологии границ. Одному из представителей британской геополитики лорду Керзону принадлежит идея различения разделительных и контактных рубежей, предвосхитившая современную дифференциацию основополагающих функций любой границы10.
Тем не менее, изучение границ в классической геополитике так и не смогло преодолеть характерных для неё жёстко заданных и весьма узких концептуальных рамок. С точки зрения геополитиков, международные отношения могли быть сведены к межгосударственным, а последние, в свою очередь, во многом исчерпывались силовым, военно-политическим взаимодействием сторон.
В соответствии с такими воззрениями, преимущественный интерес для них имели границы государственного типа, причём рассматриваемые, прежде всего, в своём барьерной аспекте, как оборонительные рубежи, как герметичные пространственные пределы некого самодостаточного и внутренне неделимого политического организма. Формирование и изменение подобных граhttp://www.ojkum.ru ниц является результатом властно-силовой борьбы государств, основные закономерности и правила которой определены физико-географическими условиями.
Искусственное сужение объекта изучения, – а именно реального многообразия типов, функций и факторов формирования границ, – во многом объяснялось тем значительным местом, которое, в течение всего времени существования классической геополитики, в ней занимали мировоззренческие и идеологические ценности. Исходной питательной средой, в которой в конце XIX в. в Германии зародилась геополитика, послужили популярные в тот период в этой стране консервативно-романтические и националистические идеи. Большое и весьма непосредственное воздействие на становление геополитической мысли оказала иррационалистическая философия, прежде всего, немецкая «философия жизни», а также социал-дарвинизм. Развитие геополитики во второй четверти ХХ в., как известно, теснейшим образом было связано с идеологией и мифологией германского нацизма11.
Столь заметная роль в геополитических штудиях ценностных посылок, интуитивно-спекулятивных построений, безусловно, способствовали крайне однобокому и избирательному использованию ими эмпирического материала.
Предвзятость и догматизированность классической геополитики, по существу, открыто пренебрегавшей требованиями научной объективности, не могло не сказаться соответствующим образом на проводившихся в её рамках исследованиях границ. Уже в 20-е – 30-е гг. ХХ в., задолго до приведшего геополитику к глубокому кризису крушения фашистских держав, намечается рост числа научных работ, отказывающихся от геополитических постулатов в определении и изучении границ.
Главным предметом критики оппонентов геополитики из числа европейских историков и географов (Ж. Ансель и др.) в эти годы стала краеугольная для неё категория «естественной границы». Опираясь на данные эмпирических исследований, они подвергли сомнению решающую роль физико-географической организации пространства в образовании и стабилизации межгосударственных рубежей. Действительной устойчивостью, с их точки зрения, обладали лишь те государственные границы, которые сложились как результат взаимодействия целого комплекса факторов, включающего в себя наряду с ландшафтными и рельефными условиями данного района, характерную для него конhttp://www.ojkum.ru Государственная граница: теоретические основы изучения фигурацию экономических, социальных и культурных отношений12.
Отход от геополитического и шире – географического подхода был продиктован не только внутренней логикой развития самих исследований границ, т.е. постепенным расширением их эмпирической базы и появлением новых прикладных проблем.
Перемены, наметившиеся с 20-х гг. ХХ в. в данной области науки были созвучны гораздо более глубоким процессам, состоявшим в формировании и распространении в социогуманитарном знании новой, социоцентристской, парадигмы. Её повсеместное утверждение в науках об обществе сопровождалось признанием последнего в качестве самодовлеющей реальности, управляемой собственными законами, не сводимыми к природным. Постепенная смена космоцентристских версий обществознания социоцентристскими происходила при ближайшем содействии таких философских учений как позитивизм и марксизм. При всех своих содержательных различиях и позитивистская, и марксистская философии в ХХ в. активно способствовали внедрению в научные исследования взгляда на общество как на автономную по отношению к природной среде системную целостность.
Получивший к началу 50-х гг. ХХ в. известность во всех социогуманитарных дисциплинах системный подход объединил вокруг себя различных европейских и американских исследователей границ, недовольных узостью натуралистической методологии их изучения. Отталкиваясь от принципов сначала структурно-функциональной, а затем и кибернетической разновидности системного подхода, эти учёные пересмотрели вслед за категорией «естественных границ» и другие положения геополитической лимологии. Исследователи послевоенного периода, прежде всего, отказались от характерной для их предшественников чрезмерной сосредоточенности на государстве и его военно-политических рубежах. Границы любого рода (в т.ч. и между государствами) стали рассматриваться ими как общественное явление, как атрибут социетальной системы в целом. Таким образом, типологический диапазон изучаемых рубежей резко расширился: наряду с политическими, объектом исследований становятся границы экономического, социального и культурного типов. Это, конечно, не означало уменьшения внимания учёных к государственным границам. Однако последние перестали рассматриваться исключительно в военно-политическом аспекте – с точки зрения представителей системного подхода, такие границы являлись многоhttp://www.ojkum.ru слойными образованиями, рубежами наиболее высокого уровня типологической сложности13.
Изучение границы как части (подсистемы) общественной системы придало особую значимость проблеме выявления её системных функций. Исследования 50-х – 70-х гг. ХХ в. значительно пополнили научные знания о функциях границ. Если внимание геополитиков было сфокусировано в основном на барьерном предназначении границы, то системный подход способствовал активизации изучения комплекса контактных функций, разного рода трансграничных процессов и взаимодействий. Границы, в особенности границы государственные, стали рассматриваться как механизмы регулирования многочисленных международных и межобщностных потоков – товаров, людей, услуг, капиталов, информации14. Данные потоки могут иметь весьма различную интенсивность и разные последствия для взаимодействующих обществ и общностей, но само их существование в пограничных районах представляет собой объективно необходимое явление. В этом убеждении сторонники системного подхода к изучению границ были близки к либеральной теории международных отношений, постулировавшей тесную и многостороннюю взаимосвязанность и взаимозависимость современных обществ15.
Выявление целого ряда контактных функций границ позволило переосмыслить и расширить представление об их барьерных функциях. Быстрый рост различного типа взаимодействий между странами породил новые, практически не известные ранее проблемы национальной безопасности. В связи с этим во второй половине ХХ в. в политико-правовой и научный обиход вводятся понятия экономической, демографической, культурной, информационной и иных форм безопасности общества. В результате многие исследователи обращаются к вопросам эффективности функционирования границ в качестве инструментов защиты национальных интересов во всех этих сферах16.
Структурные особенности смежных обществ, природные и общественные факторы генезиса границы между ними и характер её функционирования в совокупности определяют то, что представители системного подхода именовали «пограничной ситуацией». Пограничные ситуации, часто неодинаковые на разных участках границы одного и того же государства, кроме того, могут различаться степенью своей устойчивости во времени. Наиболее полное описание возможных (гипотетических) пограничhttp://www.ojkum.ru Государственная граница: теоретические основы изучения ных ситуаций на государственной границе принадлежит французскому исследователю М. Фуше17.
Длительное изучение функций границ со временем привело к новому пониманию их статуса в системах более высокого уровня.
Признание получила идея о том, что современная граница не только относительно независима от естественных условий существования общественной системы, но и способна являться фактором, активно воздействующим на параметры её физической среды, видоизменяющим в определённой мере природные ландшафты. Ещё более заметное воздействие граница оказывает на внутреннюю структуру самой общественной системы. Демографическое, социально-экономическое, культурное состояние каждого данного общества во многом обусловлено режимом функционирования его границ18. Иными словами, общества не только формируют свои границы, но и в той или иной степени сами формируются ими.
Помимо содержательного расширения проблематики исследований границ, период доминирования в них системного подхода ознаменовался интенсивным методологическим обновлением. Именно в 50-е – 70-е гг. ХХ в. исследования в этой области приобретают ярко выраженный междисциплинарный характер.
Вместе с историками и географами в них активно включаются социологи, политологи, международники и экономисты, антропологи и культурологи. В связи с этим в изучение границ был привнесён целый ряд новых понятий и методик различного научного происхождения. Особенно значительно этот процесс обогатил инструментарий эмпирических исследований границ, который пополнился методами сбора количественных и качественных данных, статистического анализа и моделирования.
Умножение дисциплинарных ракурсов в исследованиях границ не смогло, однако, помешать их конституированию в особое научное направление. В этом качестве «Border studies» получили широкое признание в самом конце рассматриваемого периода – во второй половине 70-х гг. ХХ в. Кроме общего предмета, сохранению весьма хрупкого единства исследований границ в эти годы способствовало согласие исследователей относительно основных принципов системного подхода и применяемого понятийного аппарата.
Наконец, ещё одной важной тенденцией послевоенных десятилетий явилось кардинальное расширение географии изучаемых границ. Если ранее интересы исследователей были обращены главным образом к Северной Евразии и Северной Америке, то в этот период полем их анализа становятся практически вся ойкумена. Большое число лимологических работ, появившихся в эти годы, были посвящены проблемам создания и изменения границ, трансграничным отношениям и конфликтам в различных регионах постколониального «третьего мира». Ускоряется географическая дифференциация исследований границ, формирование в них страноведческих и регионоведческих научных школ. Наряду с этим, выходят в свет первые работы, прилагающие к изучению границ методы компаративного анализа19.
Развитие многодисциплинарных системных исследований границы, накопленные в ходе него данные и концепции, создали предпосылки для очередной методологической перестройки этой области научного знания в 80-е гг. ХХ в. Благоприятным фоном для такой перестройки стал наметившийся ещё в 60-е гг. общий кризис социоцентристской парадигмы социогуманитарных наук и рост популярности антропоцентрических истолкований их предмета. Экспансия современного антропоцентризма, опровергающего целостность и упорядоченность, «системность» общества, и нашедшего наиболее яркое воплощение в философии постструктурализма и постмодернистской публицистике, судя по всему, была вызвана сложными процессами исторического перехода к общественным отношениям нового постиндустриального, «информационного» типа. Дополнительный импульс ей дало разрушение к концу 80-х гг. биполярного миропорядка и последовавшая за ним фрагментация и разбалансировка системы международных отношений.
Распространение антропоцентристской парадигмы не завершилось полным вытеснением парадигм-предшественниц. Напротив, присущая ей релятивистская позиция способствовала формированию ситуации сосуществования, плюрализма парадигм и тяготеющих к ним более специальных теоретических подходов. В исследованиях границ периода конца ХХ – начала XXI в. это выразилось не только в сохранении и дальнейшем развитии системного подхода, но и в возрождении скорректировавшего свои методологические основания применительно к новым реалиям геополитического направления лимологического анализа20. Однако наиболее характерной и широко востребованной методологией в исследованиях границ в этот период стал непосредственно восходящий к идеям антропоцентристской парадигмы конструктивистский подход.
Государственная граница: теоретические основы изучения Зарождение конструктивистского подхода, во многом определившего специфический облик современной лимологии, относят к 50-м гг. ХХ в. Его становление происходило первоначально в лоне антропологии, в работах, посвящённых изучению границ между оседлыми и кочевыми обществами Центральной Азии21. В конце 60-х гг., в связи с публикацией в 1969 г. сборника статей «Этнические группы и социальные границы» под редакцией Ф.
Барта, развитие методологии конструктивизма переходит в свою теоретическую фазу22. Окончательное оформление важнейших положений конструктивистского подхода произошло в начале 80х гг., когда в свет вышла работа английского антрополога Б. Андерсона «Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма» (1983 г.)23. В последующие годы идеи Барта и Андерсона приобрели большое число сторонников среди исследователей границ, сначала в Европе, а затем и за её пределами. Стимулом к быстрому усвоению нового подхода стало кардинальное обновление политической карты Северной Евразии в результате распада социалистического блока (и отдельных из входивших в него государств) и Советского Союза, а также процессов общеевропейской интеграции и расширения ЕС.
Видимая лёгкость, с которой изменялись или проблематизировались прежние рубежи, обнаружившаяся под давлением международных организаций и внутренних этнополитических субъектов хрупкость национальных общественно-политических систем, привели многих лимологов к разочарованию в любого рода объективистских объяснениях природы границ.
В соответствии с конструктивистским подходом граница рассматривается, прежде всего, как социальное представление, т.е.
феномен коллективного и индивидуального сознания, зафиксированный и выражаемый в языке, символах и мифологемах, стереотипах восприятия и действия. При этом, материальные атрибуты и инфраструктура границы, её территориальное позиционирование трактуются скорее как производная, вторичная реальность24. В качестве ментальных конструкций, границы принадлежат обычно к неотрефлексированному иррациональному компоненту сознания, к «бессознательному», и непроизвольно проявляют себя в мышлении и поведении своих носителей.
Тем не менее, генезис подобных бессознательных социальных представлений, по мнению многих конструктивистов, зачастую связан со вполне целенаправленной деятельностью различных элит. Будучи заинтересованы в сохранении или создании собственного государственного или этнического сообщества, эти элиты конструируют и транслируют соответствующую ему индивидуальную идентичность, обязательным и важнейшим элементом которой и выступает представление о границах данного сообщества. Иными словами, конструирование границ осуществляется как часть более общего процесса государственного и национального строительства, происходящего путём идеологической индоктринации (и шире – социализации) граждан «сверху»25.
Вместе с тем, сторонниками конструктивистского подхода в определённой мере признаётся и та роль, которую в формировании государственных, этнических и иных групповых рубежей играют стихийные культурные процессы. Стереотипы взаимного восприятия представителями различных общностей друг друга, возникающие в ходе массовых контактов, также способны влиять на характер функционирования и даже на пространственную конфигурацию конкретной границы.
Интерпретация конструктивистами сущности границ предопределила и основной способ типологизации последних. Наибольшую значимость для представителей данного подхода имеет деление границ на формальные (институциональные, юридические) и неформальные (ментальные, фактические). При этом, в фокусе их внимания находятся в первую очередь неформальные рубежи (или «ареалы идентичностей»), как наиболее устойчивые и глубокие, оказывающие самое непосредственное и всеобъемлющее воздействие на поведение граждан.
Ту или иную неформальную составляющую могут иметь и государственные, и негосударственные границы. Однако преимущественный интерес конструктивистов направлен на ментальные границы негосударственного типа. Такой акцент обусловлен общим смещением предметной области современной науки о международных отношениях в сторону их наднациональных и субнациональных субъектов26. Незаслуженно недооценивавшиеся, а то и вовсе игнорировавшиеся ранее рубежи между цивилизациями и историко-культурными регионами, этнические и конфессиональные ареалы и даже границы локальных (родовых, соседских, профессиональных) групп и общин, в условиях кризиса и деэволюции национальной государственности действительно приобретают вполне зримые очертания и практическую осязаемость. Они оказывают всё более сильное влияние на направленность и интенсивность миграционных и товарных потоков, возникновение и развитие международных и внутригосударhttp://www.ojkum.ru Государственная граница: теоретические основы изучения ственных конфликтов. Более того, ментальные рубежи между различного типа неформализованными общностями при определённых обстоятельствах (подобных распаду СССР) становятся базой для построения юридически оформленных и институционально оснащённых новых межгосударственных границ. С другой стороны, утратившие прежний статус границы «де-юре» способны ещё длительное время продолжать своё существование на уровне неформальных, культурных представлений27.
Сквозь призму социальных представлений сторонниками конструктивистского подхода рассматриваются и вопросы функционирования границ. В такой перспективе регулирующее воздействие границы на межобщественные (транснациональные) отношения считается значимым не само по себе, но лишь постольку, поскольку оно оставляет культурный след в сознании их участников, изменяя, так или иначе, их знания, ценности и поведенческие установки. Иными словами, конструктивистские исследования сосредоточены в основном на комплексе социокультурных функций границы. Центральное место в этом комплексе занимает функция, которую, на мой взгляд, следует именовать социализирующей. Суть данной функции заключается в том, что усвоение образа границы, сопряжённых с ней символов и представлений позволяет индивиду с предельно возможной чёткостью осознать собственную социальную (этническую, национальную, государственную) принадлежность. Закрепление границы в качестве феномена сознания по существу завершает процесс самоидентификации индивида, в наглядной пространственной форме концентрируя и разделяя совокупности уже знакомых ему (действительных или мнимых) характеристик представителей «своего» и «чужих» сообществ. Без интериоризации такого важного и ёмкого «маркера идентичности», каким является пространственная граница, социализация становится неполной и неустойчивой.
В свою очередь, общность, включающая в себя достаточно значительную долю подобных «недосоциализированных» членов, не может рассчитывать на внутреннюю прочность.
Наиболее радикальные сторонники конструктивистского подхода придают границам не только социализирующую, но и генерирующую функцию. Эта функция реализуется в том случае, если граница служит не одним из элементов, формирующих групповую идентичность индивидов, но по существу единственным основанием их объединения в некую общность. С этой точки зрения, акт проведения (например, той или иной сепаратистски настроенной элитой) пространственной или сугубо ментальной, дискурсивной границы как акт дифференциации сам по себе способен создать новую социальную (этническую) группу, которая в дальнейшем может трансформироваться в нацию-государство.
Тем самым, границе отводится роль главного, самого мощного инструмента конструирования сообществ, своеобразного двигателя общественно-исторического процесса28.
Конструктивистские концепции границы вполне адекватно отражают целый ряд свойств данного явления, получивших особенное развитие и значимость в исторических условиях конца ХХ – начала ХХI вв. О реалистичности, познавательной и практической эффективности этого подхода свидетельствует в частности активная рецепция узловых для его категорий (таких как «идентичность», «ментальная граница», «образ границы» и др.) альтернативными теориями границы, прежде всего, геополитическими и системными. Вместе с тем, воззрения многих приверженцев конструктивизма характеризуются явной переоценкой детерминирующей роли индивидуального и общественного сознания, а в структуре последнего – преувеличением формирующей, конструктивной силы его идеологического, рационально-доктринального компонента.
3. Факторы формирования и функционирования границы Понятийный и методологический аппарат современной лимологии по существу представляет собой продукт стихийного синтеза научных результатов, достигнутых всеми рассмотренными выше подходами – географическим, системным и конструктивистским29. Не обладая достаточной логической полнотой и стройностью, этот аппарат, тем не менее, в силу своего широкого использования обеспечивает определённую степень профессиональной общности и взаимопонимания учёных, занимающихся изучением границ, формирует единое проблемное поле данной области научного знания.
В своём дальнейшем изложении теоретических аспектов лимологического анализа, я буду исходить из научно-практической необходимости поддержания такой общности. Поэтому понятия и методы, применяемые в изучении границ, будут группироваться далее не в зависимости от их концептуального происхождения, а с точки зрения связи с основными проблемами лимологии. Среди Государственная граница: теоретические основы изучения таких ключевых проблем, в относительно равной мере признаваемых и разрабатываемых представителями всех упомянутых подходов, можно назвать следующие: 1) факторы формирования, 2) состав и структура, 3) функции и 4) типологическое многообразие границ.
Вместе с тем, фактическое стирание граней между различными подходами на уровне отдельных понятий и конкретных методик, не означает исчезновения противоречий между ними на уровне понимания самой сущности своего объекта и основных принципов его изучения. В данном случае перед каждым исследователем возникает необходимость выбора. В настоящей работе я буду руководствоваться той трактовкой сущности границы и теми требованиями к порядку её изучения, которые выработаны в рамках системного подхода. Именно этот подход послужит средством упорядочения и интеграции разнообразного познавательного инструментария, накопленного современной лимологией – разумеется, в той его части, которая непосредственно связана с конкретным предметом данного исследования.
Рассмотрение обширной и чрезвычайно разнородной совокупности факторов, участвующих в процессах формирования границ, целесообразно начать с проведения их наиболее общей и принципиальной дифференциации. Речь идёт о делении таких факторов на природные и общественные. Несмотря на всю условность и упрощённость подобного бинарного деления30, оно сохраняет немалый эвристический потенциал и логическую связь с целым комплексом теоретически и практически значимых проблем. В частности, её применение необходимо при решении вопросов о длительности исторического существования (жизненном цикле) конкретных границ и объективных пределах управления их конфигурацией и функционированием.
Весь спектр природных факторов, участвующих в формировании границ, может быть описан такой общей категорией как «дифференцированность ландшафтной оболочки Земли». По существу, все возможные формы дифференциации земной поверхности (включая её лито-, гидро- и биосферный компоненты) могут оказать влияние на процесс лимогенеза. В то же время, очевидно, что воздействие на него различных составляющих естественного ландшафта не только по своему характеру, но и по глубине (дифференцирующей силе) является весьма неодинаковым.
Как отмечали ещё представители классической геополитики, наиболее мощными и устойчивыми природными барьерами, споhttp://www.ojkum.ru собными послужить основой границ социальных общностей, выступают заданные климатическими параметрами пределы области, пригодной для проживания человека (ойкумены), а также береговые линии морей31. Их особая дифференцирующая сила заключена в многообразии и практически неодолимом характере тех ограничений, которые налагаются ими на человеческую деятельность и коммуникацию во всех основных сферах общественной жизни – экономической, социальной, культурной и политической.
К природным факторам второго (по убыванию) дифференцирующего уровня можно отнести рельефную (орографическую) и гидрографическую структуру ландшафта32. Рельеф и гидрография также оказывают значительное и комплексное влияние на разного рода общественные процессы, однако их барьерность, как правило, не создаёт столь же всесторонней и труднопреодолимой изоляции общностей, как факторы первого уровня.
Наконец, к третьему уровню по своему дифференцирующему потенциалу принадлежат границы климатических (ландшафтных) зон, почвенных регионов, ареалов распространения различных типов флоры и фауны33. Для рубежей этого уровня свойственно значительно более узкое, специализированное воздействие на человеческую деятельность (прежде всего, хозяйственную) и сравнительно высокая проницаемость для товарных, информационных и денежных потоков. Их минимальный изолирующий эффект проявляется главным образом в направленности и интенсивности миграционного движения, в географии расселения конкретных обществ.
Предлагаемая градация физико-географических факторов лимогенеза, безусловно, является предельно общей и абстрактной. Её применение в исследовании конкретной границы требует учёта целого ряда опосредующих обстоятельств. В числе последних важнейшее место принадлежит историческим условиям формирования границы. Общественно-исторические условия могут опосредовать дифференцирующее воздействие природных ландшафтов в двух основных формах. Во-первых, влияние ландшафта зависит от стадиального (или формационного) статуса расположенного в нём общества. Известно, что стадиальное (т.е. прежде всего, социально-экономическое) развитие, чем далее тем более освобождает общество от любого рода ограничений, задаваемых природной средой. Эта закономерность в полной мере относится и к ландшафтным барьерам. Если для обществ с присваивающей Государственная граница: теоретические основы изучения и даже достаточно высокоразвитой аграрной производящей экономикой столкновение с природными барьерами третьего уровня (например, с границами обитания основных промысловых животных или пределами распространения культивируемых растений) могло означать прекращение или, по крайней мере, длительную остановку их территориального роста, то современные постиндустриальные общества благодаря использованию новых технологий, в т.ч. технологий климатической адаптации, успешно расширяют в своих интересах вечные, как казалось ранее, рубежи ойкумены34, планомерно преодолевая, таким образом, барьеры первого уровня.
Во-вторых, влияние ландшафтных барьеров опосредовано спецификой хозяйственно-культурного типа (подтипа) общества35, его цивилизационными особенностями. Глубокое своеобразие способов природопользования и адаптационных стратегий, свойственных разным цивилизациям (как то, западным и восточным, оседлым и кочевым), предопределяет их различное практическое и ценностное реагирование на природные рубежи одного и того же уровня и типа. Эти различия не исчезают и в том случае, если сопоставляемые в данном аспекте цивилизации находятся на одной стадии социально-экономического развития.
Помимо внешних исторических условий на пути прямой детерминации границ естественными барьерами стоит и такое внутренне присущее им свойство как зональность. Природная дифференциация ландшафта, как правило, имеет не резко контрастный (линейный), а градуированный характер, при котором относительно однородные географические пространства разделены более или менее широкими зонами переходных форм. Иными словами, сами природные барьеры обычно представляют собой пространства или зоны, а не линии, вследствие чего они в принципе не могут однозначно детерминировать конфигурацию линейной границы. Зональность природных барьеров позволяет им достаточно однозначно обусловливать расположение лишь границ «широкого» типа.
Сказанное выше относительно состава и функционирования природных факторов лимогенеза даёт возможность уточнить содержание понятия «естественная граница». Традиционное истолкование «естественной границы» как непосредственно и точно (линейно) заданной природными барьерами, и в силу этого неизменной, «вечной», практически не применимо к рубежам социальных общностей. Естественные факторы лимогенеза всегда реализуются в общественно опосредованной форме и определяют не столько саму линию границы, сколько пространственный диапазон возможностей её проведения. Исходя из этого, «естественной» может считаться граница, расположение которой в высокой степени коррелирует с географическими координатами определённого природного барьера, при условии, что данная корреляция является выражением косвенной (опосредованной) причинной зависимости первой от второго. Разумеется, что вывод от том, позволяет ли значение данной конкретной корреляции рассматривать её в качестве сильной может быть сделан только на основе сравнения измерений связи координат многих границ и природных барьеров. Кроме того, сильная степень такой корреляции должна прослеживаться на протяжении длительного исторического периода, т.е. подтверждаться серией исторических данных по изучаемому объекту.
Следует особенно подчеркнуть, что никакая статистически зафиксированная сильная корреляция между линией границы и ландшафтным барьером сама по себе не достаточна для отнесения данной границы к типу «естественных». Исследователю необходимо убедиться в том, что вычисленные значения действительно являются результатом причинного воздействия природных условий, т.е. раскрыть механизм природопользования и адаптации данной социальной общности, посредством которого естественная среда формирует её пространственные пределы. Это тем более важно ввиду того, что та же корреляция может быть выражением обратной причиной зависимости, когда тот или иной ландшафтный рубеж, наделяется значением маркера (натурального знака) границы данной социетальной системы, сложившейся под влиянием её взаимодействия не с природной, а с внешнесоциетальной средой, или в силу внутрисистемных процессов (например, демографически или религиозно обусловленных миграций). В подобном случае, несмотря на совпадение конфигурации границы с естественной дифференциацией ландшафта, она, безусловно, будет принадлежать к «общественному» типу. Очевидно, что деление границ на «естественные» и «общественные»
является относительным и допускающим существование континуума промежуточных форм. Одна и та же граница в сравнении с другими, с точки зрения силы пространственной связи с ландшафтными барьерами и соотношения формирующих факторов, может оказаться ближе в одном случае к идеальному «естественному», а в другом – к «общественному» типу. Поэтому данная Государственная граница: теоретические основы изучения типология значима, прежде всего, как инструмент теоретической, сравнительной лимологии.
Обращаясь к рассмотрению общественных факторов, участвующих в формировании границ, следует, в первую очередь, отметить их чрезвычайное разнообразие. В силу этого они могут типологизироваться по множеству критериев. Так, исходя из подсистемной организации общественной системы, данные факторы могут быть разделены на экономические, социальные, культурные и политические. С точки зрения происхождения, т.е. генетической связи указанных факторов с той общественной системой, частью которой является изучаемая граница, либо с внешними по отношению к ней системами, они могут быть разделены на эндогенные и экзогенные. Однако большей познавательной эффективностью в изучении процесса формирования границы, на мой взгляд, обладает типология его общественных факторов, основанная на степени их устойчивости. По этому критерию названные факторы распадаются на два основных типа – структурные и ситуативные.
В качестве структурных факторов выступают те внутренние связи в общественной системе, которые отличаются наибольшей устойчивостью и играют важнейшую роль в обеспечении её самосохранения и самотождественности. Устойчивость структурных общественных факторов обусловлена как объективной длительностью времени их генезиса и изменения, так и неявностью, латентностью их содержания и действия, их укоренённостью в глубинах коллективного бессознательного. В силу этого, структурные факторы крайне мало поддаются любого рода целенаправленному регулированию, их ощутимая лишь в исторических масштабах динамика имеет, в основном, стихийный характер.
Структурные отношения, наиболее непосредственным выражением которых служат общественные представления, ценности, поведенческие стереотипы и неформализованные институты, присутствуют во всех подсистемах общества, определяя рамки их функционирования.
В какой бы подсистеме общества не действовали структурные факторы, они выполняют, прежде всего, функцию обеспечения его целостности, единства составляющих его индивидов и групп. Именно эта интегрирующая роль структурных отношений обусловливает их исключительную значимость для процессов формирования границ. Различные структурные отношения конституируют пространственные общности людей разного типа (экономические, социальные, культурные и политические) и масштаба. Границы этих общностей могут, как различным образом пересекать друг друга, так и совпадать. В последнем случае, это приводит к возникновению полиструктурных, комплексных общностей, обладающих особенно высокой прочностью и системной автономией. Наибольшей структурной сложностью и соответственно наивысшей устойчивостью и самодостаточностью обладает такая разновидность пространственной общности как национальное общество (или нация-государство). Подобные свойства национального общества обусловлены тем, что оно образовано взаимоналожением (более или менее полным совпадением территориальных границ) и вертикальной интеграцией общностей всех основных типов структурной организации – экономической, социальной, культурной и политической36.
Особую значимость для длительного самосохранения общественных (национальных) систем имеет наличие у них политического (государственного) единства. Присутствие в структуре общества политической общности обеспечивает вертикальное институционально-правовое оформление и стабилизацию составляющих его общностей экономического, социального и культурного типов, создаёт возможность для их превращения в объект идеологической рефлексии и осознанного централизованного управления. Политико-государственное единство нации повышает степень её интегрированности не только «изнутри», но и «снаружи», в отношениях с внешней средой. Политическая (государственная) граница национального общества организационно аккумулирует и приводит к общему пространственному «знаменателю» его экономические, социальные и культурные рубежи, обеспечивая их защиту и одновременно подчиняя их единому регулированию в общесистемных (общенациональных) интересах.
Значение наличия у нации единой политической структуры особенно наглядно проявляет себя при её сопоставлении с этносом. Этносы также являются общностями комплексного характера, отличающимися исторической длительностью существования и высокой степенью самодостаточности. Однако их комплексность ограничена лишь тремя типами структурных связей – экономическим, социальным и культурным. Этнические общности лишены собственного (суверенного) политического каркаса, централизованного государственного управления и оберегающей их иммунитет государственной границы. Эти обстоятельства опhttp://www.ojkum.ru Государственная граница: теоретические основы изучения ределяют их в целом большую уязвимость для различных воздействий, исходящих из внешней среды. Этносы зачастую оказываются пассивными объектами политики государственно организованных наций, которая способна приводить к их разделению или даже полному разрушению.
Вместе с тем, влияние политической структурированности общества на формирование его границ, при всей его важности, не следует переоценивать. Государственная организация скорее оформляет, стабилизирует внешние рубежи общества, нежели создаёт их. Это хорошо заметно в ситуациях завоевания новых территорий, границы которых напрямую устанавливаются решениями государственной власти, исходящими из военно-политических интересов. Если возникшие подобным путём границы не будут в достаточно короткие сроки укреплены за счёт экономической, социальной и культурной интеграции завоёванных территорий, их дальнейшее сохранение, как правило, становится не только хронической и неразрешимой государственной проблемой, но и тяжёлым общественным бременем. Таким образом, границы, являющиеся продуктом одной только политической воли, ещё более уязвимы и неустойчивы, чем границы, политически не защищённые.
Безусловно, даже у государственно организованных общественных систем полное совпадение пространственных конфигураций структурных отношений всех четырёх типов – явление исключительно редкое. Ведь различные подсистемы общества имеют разные закономерности, темпы и направления развития.
Являющаяся практически нормой та или иная степень взаимного несоответствия физико-географических координат экономического, социального, культурного и политического пространств каждого данного общества служит одной из главных предпосылок исторической динамики его границ, их расширения или сжатия. Большой интерес для лимологии представляют случаи взаимного наложения в пределах одной территории разнотипных структурных общностей, принадлежащих к смежным общественным системам. В подобных случаях такие территории (в зависимости от того, производится ли их политический раздел или нет) могут стать местом формирования промежуточных буферных образований37, либо трансграничных общностей38.
Несовпадение пространственных конфигураций структурных компонентов общества в значительной мере обусловлено их разной зависимостью от его природной среды, от естественных факhttp://www.ojkum.ru торов лимогенеза. С последними наиболее тесно связаны очертания экономического пространства общества, особенно география производства, и, в первую очередь, таких его отраслей как сельское хозяйство, добыча полезных ископаемых и энергетика. Наименее зависимы от дифференциации ландшафта когнитивные, ценностные и поведенческие структуры политических отношений, сравнительно легко преодолевающие природные барьеры и обладающие наибольшим потенциалом пространственной экспансии. Промежуточное положение в данном случае занимают социальный и культурный ареалы общественной системы.
К категории ситуативных общественных факторов лимогенеза относятся сохраняющиеся на протяжении времени существования отдельного качественного состояния в развитии общественной системы конкретные сочетания её элементов и их функциональных взаимодействий. Каждая общественная (общественно-политическая) ситуация характеризуется определённым набором субъектов (индивидов, групп и институтов), их целей и интересов, ресурсов и действий. Ситуативные элементы и связи в общественной системе, как правило, доступны для осознания и регулирования, что обусловливает сравнительно высокую скорость изменения их параметров. Наиболее важными элементами общественной ситуации обычно выступают политические лидеры, элиты и институты, с находящимися в их распоряжении ресурсами, а самые существенные связи в ней задаются направлениями государственной политики. Вместе с тем, существует немало типов ситуаций, значимую роль в которых могут играть неорганизованные групповые субъекты и образуемые их активностью массовые процессы. Применительно к границе, ключевыми ситуативными факторами, как правило, выступают пограничная политика и массовые процессы трансграничного характера.
Формирующее воздействие экономических, социальных, культурных и политических ситуативных факторов на границу воплощается, как правило, в краткосрочных изменениях конфигурации последней. Результаты подобных изменений чаще всего достаточно неустойчивы и обычно ненадолго переживают те ситуативные причины (военное вторжение, трансграничное переселение, перенаправление товарных потоков и т.д.), которые их вызвали. На длительный срок созданные таким образом рубежи могут быть закреплены только в том случае, если ситуативные факhttp://www.ojkum.ru Государственная граница: теоретические основы изучения торы действовали в одном географическом направлении со структурными предпосылками.
Упоминавшаяся множественность составляющих общество структурных общностей и несовпадение их пространственных контуров ведут к тому, что ситуативные факторы могут играть роль своего рода «переключателей», обеспечивающих перенос границы с одного объективно сложившегося контура на другой39.
В этом случае, даже самые, на первый взгляд, незначительные общественные события способны повлечь за собой лимогенетические последствия большого исторического и пространственного масштаба.
Более ощутимо, чем на пространственную конфигурацию, ситуативные факторы воздействуют на внутреннюю структуру и функционирование границы. Так, структурная организация и режим функционирования границы в значительной мере зависят от постоянно варьирующих объёма, интенсивности, организованности, законности и иных характеристик товарных, людских, информационных и других межобщественных (трансграничных) потоков. Но, безусловно, главной силой, формирующей структуру и функции границы национальной общественной системы чаще всего выступает пограничная политика государства. Её значимость связана не только с особыми ресурсными возможностями государственной власти, но и с тем, что её действия, в отличие от общественных процессов, носят более целенаправленный и планомерный характер.
Понятие пограничной политики не имеет устоявшегося научного определения. Отчасти это связано с существенными историческими изменениями в содержании обозначаемого этим понятием явления. Изначально пограничная политика (или политика в отношении государственной границы) охватывала совокупность мероприятий органов государственной власти по управлению формированием и функционированием границы в целях обеспечения безопасности данного государства. Позднее, под влиянием процессов демократизации и укрепления в современных политических системах позиций гражданского общества, в число субъектов пограничной политики, наряду с государственными органами, стали официально включаться органы местного самоуправления, общественные объединения и граждане, а круг решаемых этой политикой проблем расширился. Тем не менее, с точки зрения своей целевой направленности пограничная политика зачастую продолжает рассматриваться (в т.ч. и в действующем закоhttp://www.ojkum.ru нодательстве РФ) как ориентированная на решение задач государственной (национальной) безопасности. Ряд отечественных исследователей справедливо указывают на однобокость такой трактовки данного понятия40. Поэтому в настоящей работе понятие пограничной политики будет использоваться в более широком определении – как скоординированная деятельность органов государственной власти и негосударственных субъектов по управлению формированием и функционированием государственной границы в целях обеспечения безопасности и развития данного общества.
Особое место среди факторов формирования границ занимает общественная (национальная) идентичность. Особенность этого фактора состоит как в его исключительно сильном и наименее опосредованном влиянии на лимогенетические процессы, так и в крайней сложности, дискуссионности его научной категоризации41.
Будучи связанной одновременно с множеством ситуативных и структурных факторов лимогенеза, со множеством общностей, общественная идентичность играет важную роль в их взаимодействии. Организуя, иерархически соподчиняя и координируя частные идентичности индивида, общее (общественное) самоопределение последнего обеспечивает возможность его параллельного и неконфликтного практического участия во всей совокупности входящих в социум ситуативных и структурных общностей. В свою очередь, практическая вовлечённость достаточно большого числа индивидов в функционирование разноуровневых и разнотипных общностей способствует укреплению вертикальных и горизонтальных связей между ними, без поддержания которых существование таких комплексных общностей как общественная система было бы просто невозможно. Конечно, это не означает, что общественная идентичность выступает единственным интегратором общественного целого. Экономические, социальные, культурные и политические общности структурного и ситуативного уровней, находящиеся в общественном пространстве, связаны по вертикали и горизонтали также объективными отношениями, которые могут действовать и помимо индивидуальных идентичностей, или, по крайней мере, их рефлексивных компонентов. Однако незафиксированность и незакреплённость в сознании членов общества, делает эти стихийные отношения, а значит и всю общественную систему, крайне уязвимой для любого рода дестабилизирующих внешних импульсов.
Государственная граница: теоретические основы изучения Ввиду своего особого места в общественной системе, своей интегрирующей и эксплицирующей (объективную реальность) роли, идентичность выступает медиатором действия всех ситуативных и структурных факторов лимогенеза. Она может ускорить и усилить или замедлить и ослабить влияние этих факторов на процессы построения и разрушения общественных (национальных, государственных) границ. Поэтому общественная идентичность является чрезвычайно важным объектом управления (пограничной политики) для заинтересованных в изменении или сохранении существующих границ государственных институтов.
Как отмечалось выше, для современных, индустриальных обществ характерны границы линейного типа. Восприятие государственной границы в качестве линии сегодня присуще и политико-правовой мысли, и массовому сознанию населения всё большего числа стран мира. Вместе с тем, как это не парадоксально, физико-географическое «сжатие» современных границ до практически «бесплотных» геометрических линий сопровождается их активным расширением в социальном пространстве. Граница (прежде всего, граница государственная) в настоящее время представляет собой весьма сложный объект, высокодифференцированную подсистему общественной системы, наряду с протяжённостью (линейностью) обладающую значительным внутренним объёмом, собственной структурной глубиной.
В составе государственной границы как подсистемы общества можно выделить следующие основные компоненты: 1) нормативно-правовой, 2) институциональный, 3) материально-технический, 4) социальный и 5) культурный. Названные компоненты и входящие в них элементы системы связаны различными устойчивыми (структурными) отношениями, важнейшую часть которых образуют регулярно воспроизводимые формы практического и коммуникативного взаимодействия и деятельности субъектов границы, т.е., прежде всего, государственных институтов и социальных общностей.
Значительный объём (площадь), занимаемый системой современной государственной границы (а точнее, входящими в её состав институциональными и социальными субъектами и материально-техническими объектами) в общественном пространстве, безусловно, требует для своего существования определённого «носителя», т.е. пространства физико-географического. Таким образом, в системе границы целесообразно выделить ещё один специфический компонент, соединяющий её с природной средой и включающий в себя формы территориальной организации, физико-географического позиционирования её общественных компонентов и отношений. Этот компонент границы, лежащий на пересечении социального и физического пространств, может быть назван «социально-географическим». Именно с его рассмотрения, по моему мнению, и следует начинать анализ состава и структуры границы.