«АРХАИЧЕСКИЕ МИФОЛОГЕМЫ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ СОВРЕМЕННОСТИ ББК 86.2 УДК 2-67 + 29 Рецензенты: д-р филос. наук, проф., зав. каф. философии и права Перм. гос. тех. ун-та С. С. Рочев; каф. культурологи Перм. гос. ...»
-- [ Страница 1 ] --
С. В. РЯЗАНОВА
АРХАИЧЕСКИЕ МИФОЛОГЕМЫ
В ПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ СОВРЕМЕННОСТИ
ББК 86.2
УДК 2-67 + 29
Рецензенты: д-р филос. наук, проф., зав. каф. философии и права Перм. гос. тех.
ун-та С. С. Рочев; каф. культурологи Перм. гос. ин-та искусств и культуры
Р 99 Рязанова С. В. Архаические мифологемы в политическом пространстве
современности: монография. / С. В. Рязанова; Перм. гос. ун-т. – Пермь, 2009. – 238 с.
Неоориентализм как явление конфессионального пространства современности
Синкретические учения как опыт религиозного отношения
Культовая практика новых религий как индикатор религиозного опыта нового типа
Глава 2. НОВЫЕ РЕЛИГИИ КАК СУБЪЕКТЫ И НОРМАТИВНЫЕ
ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА
Глава 3. НОВЫЕ РЕЛИГИИ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ: ВЫБОР ИДЕАЛЬНОГО
БУДУЩЕГО
РАЗДЕЛ II. ПОЛИТИЧЕСКИЕ МИФЫ НОВЕЙШЕГО ВРЕМЕНИ
Глава 1. НАЦИЗМ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ МИФОЛОГЕМЫ
Глава 2. ТРАДИЦИОННЫЙ ДИСКУРС В МАРКСИЗМЕ
Марксизм как мифогенный фактор
Мифы «братьев по оружию»: идеологии соратников ленинизма
Глава 3. НАСЛЕДНИКИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА: ТОТАЛИТАРНОЕ МИФОТВОРЧЕСТВО В ПОСТСОВЕТСКОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
Мифологическое и религиозное в идеологии постсоветского Туркменистана
Мифотворчество в идеологическом пространстве постсоветского Кыргызстана
Узбекистан: ретроспектива как идеал
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
ВВЕДЕНИЕ
Миф – это смысл и содержание нашего времени.
Ф. Хуссонг Модная в современном религиоведении тема мифа и его влияния на культуру актуальна не только для специальных дисциплин, посвященных обозначенной проблеме, но и пограничных областей исследования. В полной мере это касается и политических наук, и даже сферы политических технологий. Как основа культуры любого традиционного общества мифология по праву может считаться самой старой социальной технологией.
Сам термин указывает не столько на искусственность мировоззренческих построений, сколько на их созидательную в мировоззренческом плане функцию. Ведь именно миф изначально конструирует пространственновременной континуум социума, определяя хронотоп последнего. Можно сказать, что мифология является основной детерминантой в большинстве процессов, протекающих в социальном пространстве.
Одновременно стоит иметь в виду, что миф нельзя рассматривать как феномен, которым можно манипулировать в абсолютном смысле этого слова.
Мифологическое сознание в значительной своей части коренится в бессознательном, что затрудняет рационализацию и управление процессом мифотворчества, даже в том случае, когда речь идет об искусственно сконструированной мифологической системе.
Если говорить о традиционных культурах, то параметры мировосприятия в них очерчиваются набором сюжетов, архетипической основой и ситуативным – привязанным к историческому контексту – содержанием. Базовые мифологические образы задают вектор развития цивилизации и являются причиной сходства далеко отстоящих друг от друга во времени и пространстве мифологий. Все сферы общественной жизни существуют как некое единство, обусловленное общим образцом. Поэтому мифы, связанные с феноменами, которые в современной политологии принято относить к политическим, в традиционном культурном пространстве демаркированы очень слабо. В них очень ярко проявляется мировоззренческий и вероучительный компонент, явно доминирует этимологический аспект. Единственно возможным критерием определения мифологии политического начала здесь становится соотнесенность образа с субъектом – носителем властного начала, политические полномочия которого делегируются ему неотделимо от онтологическпх. Политическое в этом случае становится одной из граней существования мироздания, что не позволяет говорить о специфичности политического мифа по сравнению с другими сюжетами.
В современной культуре ситуация в значительной мере меняется. На первый план выходят модернизационные тенденции, связанные с ценностями светского мировоззрения (явно) и системой приоритетов религиозного характера (в более скрытой форме). Создается впечатление, что архаические образы и образцы либо исчезают, либо получают статус художественных абстракций, не имеющих онтологической основы. Сфера политического существует как самостоятельный континуум, феномены которого связаны исключительно с управлением обществом. Именно этот внешний эффект восприятия и делает политические науки узко специализированными дисциплинами, большая часть выводов которых основана на анализе внешних характеристик и отношений внутри политического пространства.
Между тем имеющие солидный возраст традиционные мифологемы не утрачивают своей актуальности и на современном этапе развития культуры, существуя как базовый слой мировоззрения, имплицитно содержащийся в большинстве мировоззренческих построений человечества. Поскольку природа мифологического и на данном этапе человеческой истории остается неизменной, она определяет и закономерности разворачивания мифологических сюжетов в большинстве социальных сфер. Тотальная природа мифа определяет тот факт, что мифологемы, появляющиеся в политическом пространстве, по своей природе не могут ограничиться только им. Они выходят за рамки политического сознания, затрагивая и другие сферы, что может рождать трудности выделения политических мифов и для современной культуры. Чаще всего они граничат или сливаются с идеологическими построениями, а в случае с тоталитарными системами транслируются на весь социальный континуум. Последнее требует использования для анализа политического мифа не только собственно политических текстов любого уровня, но и источников, относящихся к другим сферам жизни культуры.
Учитывая сохранение значительной доли традиционного компонента в индустриальных и почти постиндустриальных обществах, приходится признать, что закономерности функционирования мифологем в культуре во многом определяют большинство сфер общественной жизни. Ни одна социальная или политическая технология, деятельность в сфере менеджмента или маркетинговая стратегия не может быть эффективна вне учета этого архетипического пласта в сознании человека. Принятие во внимание мифологической составляющей в социальной деятельности необходимо уже потому, что архетипы как устойчивые формы мировосприятия являются одним из наиболее стабильных оснований духовной жизни, на котором допустимо основывать идеологические либо маркетинговые конструкции1.
Сфера политического в социальном континууме содержит значительное количество архаических компонентов, несомненно, требующих Более подробно тема архетипа, его природы и влияния на политическое сознание традиционного общества была рассмотрена автором в коллективной монографии: Гущин В. Р., Колобов А. В., Михалева А. В., Рязанова С. В. Традиционное политическое сознание: эволюция мифологем. Екатеринбург, 2005. В указанном исследовании проанализирована система базовых образов, имеющих свою основу в бессознательном слое человеческой психики, и рассмотрены частные варианты апплицирования архетипов в локальных системах политического мышления в древности.
своего рассмотрения. Их присутствие в политическом сознании элит и масс делает политологию пограничной дисциплиной, которая вынуждена привлекать инструментарий других гуманитарных дисциплин, в частности – религиоведения. Феноменологический анализ политических платформ как содержащих мифологические сюжеты способствует установлению более тесных связей между политикой и общим пространством культуры.
Политическое поворачивается к исследователю неожиданно новой гранью – своей укорененностью не только в исторических традициях управления обществом, но и в самой природе человека. Сохранение и воспроизводство архетипических сюжетов позволяет говорить именно о традиционности поведения в политической сфере – как лидеров, так и толпы. Становятся очевидными родственные связи между древними монархиями и современными социалистическими режимами, фараонами и президентами, античными мистериями и современными выборами. Древние письмена отчетливо проступают на ткани настоящего, и прошлое еще раз встречается с будущим.
Если попытаться сгруппировать те учения или теории, которые содержат в себе варианты старых и новых мифологем, то можно выделить следующие общности:
- учения, связанные с исторической судьбой этноса, страны либо региона (сюда следует отнести идеологии тоталитарных обществ и демократических государств, существовавших ранее и существующих до сих пор, а также надгосударственных объединений);
- политические платформы, а также политтехнологии любой направленности всех уровней;
- парарелигиозные концепции, формулирующие принципы устройства мира и претендующие на некую целостность восприятия (теософия, антропософия, «Живая Этика» и др.);
- политические позиции традиционных и новых религий как часть их социальных концепций;
- построения, связанные с наличием разных цивилизационных типов и их противостоянием («коммунистическая угроза», «конфликт цивилизаций», «мусульманская угроза», «еврейский вопрос» и т.п.).
Приведенные группы учений не принадлежат исключительно политической традиции и не исчерпываются архаической составляющей. В некоторых случаях границы приведенных групп становятся подвижными и содержание одной разновидности учений может быть отнесено сразу к нескольким группам. Тем не менее все они позволяют с большей или меньшей точностью выделить политико-мифологическую составляющую и определить ее специфику.
Нельзя сказать, что традиция религиоведческого анализа политической сферы является абсолютно новой в современных гуманитарных науках. И широко известные философы ХХ в., и некоторые отечественные ученые уделяли внимание обозначенной проблеме. Российским гуманитарным университетом в 2005 г. был выпущен сборник «Современная российская мифология», в ряде статей которого делаются попытки фиксирования и анализа мифологических сюжетов в отечественном культурном пространстве. Наиболее интересной, на наш взгляд, оказалась статья Л.
Абрамян «Ленин как трикстер», автор которой находит в образе вождя мировой революции одновременно демиургические и трикстерные компоненты. В целом же исследование опирается скорее на филологические, чем на религиоведческие и политические приемы анализа текстов, что влечет за собой и специфическую интерпретацию полученных результатов, исходя из законов существования текста.
В некоторых случаях определение «политическое» по отношению к мифу выступает не как концептуально содержательное, а как лишь указывающее на использование данного феномена в политическом пространстве. Примером может служить статья А. В. Белова «Россия – это Европа: опровержение политического мифа», автор которой прибегает одному из используемых в идеологической сфере образов исключительно для полемического повода2. Иногда сам термин «политическая мифология»
употребляется прагматически-ситуативно, как наиболее «очевидная»
причина сложившейся в культуре ситуации3.
Существует целый блок работ, в которых приводятся или анализируются отдельные феномены как факты политической мифологии.
Если говорить о западных исследователях, то начать следует с К.-Г. Юнга, изучавшего специфику современного сознания («Проблемы души нашего времени») и возможность создания искусственных систем символов с целью манипуляции социумом («Человек и его символы»). Эту традицию продолжает Р. Барт, в своих «Мифологиях» отмечающий, что миф имеет собственный метаязык, а также то, что мифологическое начало в своем развитии в политике способно вытеснять собственно политические составляющие.
П. Бурдье настаивает на том, что все политические платформы, по сути, представляют собой миф, поскольку «политические позиции реальны настолько, насколько присутствуют во времени и определяют пространство существования социальных групп»4. Т. Нейрн пишет о гражданском обществе как мифе, противостоящем другим идеологическим образованиям и подвергшемся изменениям в трактовках разных идеологов5. Рассмотрению лишь одного этапа существования политических мифов посвящены и работы Э. Кассирера, традиционно считающегося одним из создателей теории политического мифа6. Политик у него предстает как священник, приносящий Белов А. В. Россия – это Европа: опровержение политического мифа». URL:
в общество новую религию («Политические мифы»). В одном из своих самых поздних трудов – «Мифе государства» – он анализирует специфику нацистского мифотворчества. Однако сделанные им выводы в полной мере могут быть распространены на весь спектр политических мифологий, поскольку Кассирер анализирует миф как актуальный феномен культурного пространства, указывая, впрочем, на разницу в доле мифологического начала в мировоззрении в разные периоды истории человечества. Исследователь выделяет как особую разновидность сконструированные, вторичные мифы, опосредованные новыми технологиями мифотворчества. В качестве одной из характерных черт современного политического мифа он рассматривает сочетание магического и рационального начал, умело используемое в речевой практике политиков, а также создание мифологем в соответствии с требованиями времени.
Целостный набор политических мифологем блестяще проанализирован К. Хюбнером в работе «Истина мифа». Исследователь находит мифологические основания в понятии нации, обосновывая это тем обстоятельством, что все национальные святыни играют роль сакрального пространства, а события, связанные с жизнью нации, уподобляются АРХЕ, первообразцу, получают священный статус. Согласно Хюбнеру, этот статус не зависит от давности существования предмета или явления, поскольку время, как в классических образцах мифов, замыкается на себя. Часто отождествляются человек и нация, и связь этих явлений представляется неразрывной, как у человека и Космоса. Мифологическими предстают и призывы жить по традициям и законам предков. Существуют, по мнению мыслителя, и политические псевдомифы, получившие такое название потому, что были сконструированы сознательно, а не возникли спонтанно.
Хюбнер отмечает, что они отнюдь не являются продуктом современной культуры. Примерами таких мифов могут служить образ Римской республики как архетип республиканских идей для XVII–XIX веков, арийские герои как прообразы фашистского расизма и первобытнообщинное общество как «золотой век», не знающий классового деления, для коммунистической идеологии.
В узком временном промежутке рассматривает политическую мифологию (а если быть точным – политические мифологемы) и С.
Кордонский. Объектом его внимания становится специфика мифотворчества в границах социалистической культуры, а именно в ее отечественном варианте, что накладывает печать на предлагаемое исследователем определение мифологемы: «Мифологема представляет собой устойчивое состояние общественного сознания, общественной психологии (и даже индивидуальной психофизиологии), в котором зафиксированы каноны описания существующего порядка вещей и сами описания того, что существует и имеет право на существование. В мифологеме заданы основные отношениям между тем, что признается в мифологизированном обществе существующим, т. е. законы данного общества, в том числе и законы природы, которая в мифологемах производна от общества и его институтов»7. Несмотря на то, что, по мнению Кордонского, традиционные и современные мифологемы «не отличаются по внутренней логике»8, характеристики мифов, предлагаемые самим автором, не могут быть отнесены к феноменам архаических культур.
Кордонский считает, что природа в мифах выступает вторичной по отношению к обществу, что противоречит содержанию классических мифологических текстов. Согласно его концепции предполагается наличие объективной реальности, которая может быть описана в соответствии с истиной, а не мифологически: «Люди, реализующие мифологему и в ней живущие, нечувствительны к реальности, для них окружающая жизнь лишь набор примеров для интерпретаций в терминах мифологической логики и онтологии. Несоответствие мифологической и обыденной картин мира они приписывают действию разного рода таинственных и трудно идентифицируемых сил: внешних и внутренних врагов, магии и колдовства.
В воображении мифомана и его повседневной практике постоянно находится образ прекрасного будущего, которое не реализуется только потому, что этому кто-то препятствует»9. По нашему мнению, различать обыденную и мифологическую картины мира дано только независимому наблюдателю.
Носители мифологического мышления помещают себя внутрь принятой ими мировоззренческой модели, ограничивая когнитивные практики ее пределами. Образ прекрасного будущего также не относится к традиционной мифологии.
В границах такого подхода исследователь указывает на существование в социалистической культуре коммунистической, фундаменталистской и прогрессистской мифологем и описывает их содержание. Стоит отметить, что все мифологемы рассматриваются как альтернативные по отношению к существовавшей идеологической системе, что, очевидно, также отнесено автором к специфике политического мифа в социализме. Фактически Кордонский игнорирует те процессы мифогенеза, которые протекали в рамках официальной идеологии и политической деятельности. При этом отмечается, что процесс мифотворчества осуществлялся исключительно на основе социалистического мировоззрения, несмотря на присутствие в мифах элементов критики социализма. Частным случаем мифологемы предстает совпадение (одноименность) мировоззрения и типа ментальности10.
Примечательно, что для характеристики мифологем используются понятия ущербности и несвоевременности, имплицитно указывающие на возможность инструменталистского подхода к мифу. К тому же, по нашему мнению, миф по своей сути не может быть несоответствующим реальности, поскольку в силу своей пластичности тесно связан со здесь-бытием, даже при ссылках на факты прошлого и будущего. Любопытными представляются http://www.newlibrary.ru/author/kordoskii_simon.html от 28.01.2009. (Дата обращения: 06.01.2009).
Там же.
Там же.
Кордонский С. Административные рынки СССР и России.
выделение периода вербализации мифологем, а также идеи взаимопроникновения и распада мифологических образов в результате изменения политической ситуации и формирования «квазиполитического пространства», влияющего в перспективе на стратегию развития сферы политического в стране11.
Существуют и другие варианты концепций, в рамках которых рассмотрение политической мифологии ограничивается определенным объектом или сферой применения. Для Т. Г. Тхапсагоева «наибольшей действенностью в политической сфере отличаются исторические мифы»12, хотя и не обладающие спецификой по отношению к политическим мифам, работающим в других сферах. При этом анализируются только те феномены, которые связаны с функционированием отечественной культуры последнего столетия. Соответственно «динамика и тематический спектр мифологии отражает прежде всего динамику этноэтатических процессов – возникновение, становление, развитие и ‘‘пост-ельцинскую’’ трансформацию». Исследователь утверждает, что наиболее ярко политические мифы заявляют о себе в новых версиях этнических историй. В качестве демиургического выдвигается миф о «конфликте историй». Что касается входящих в СССР национальных республик, то в них «мифотворчество было поставлено на легитимное и системноинституциональное основание»14.
Всего выделяется четыре разновидности мифологических систем:
мобилизационные, стабилизационные, репрессивные и постельцинские зависимости от задач, стоящих перед социумом. Используя стратегию обильного цитирования, раскроем логику сменяемости этих видов мифов:
«Мобилизационные мифы… доминируют на первом (начальном) этапе этноэтатизма… Один ряд строится на основе исторических мифов ‘‘былого величия’’ этноса и его истории, а другой как бы контрастирует с ним, строясь на мотивах ‘‘конфликта историй’’ и ‘‘прошлых исторических обид’’. Оба мифологических ряда… сходятся и фокусируются на идее этнической суверенизации… после легитимации этнического этатизма, на арену выходят мифы уже иного характера – стабилизационные, призванные снять накал этномобилизации и подчинить социум режиму новой организации власти… когда стали зримы плоды этнического этатизма и неприятие их большинством общества, в ход пускаются репрессивные мифы, призванные возбуждать недовольство поведением тех, кто осмеливается критиковать действующие порядки, бороться против них… в постельцинской мифологии… приглушены мифы трех смысловых рядов, которые до 2000г.
«