[ «Деконструкция Материалы семинара по проблемам современной философии и социологии Выпуск №1 МГУ 2011 УДК 101.1 ББК 87 Печатается по решению кафедры социологии международных отношений социологического факультета МГУ им. ...»
Центр Консервативных Исследований
Кафедра Социологии Международных Отношений
Cоциологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова
Деконструкция
Материалы семинара
по проблемам современной
философии и социологии
Выпуск №1
МГУ
2011
УДК 101.1
ББК 87
Печатается по решению кафедры социологии международных отношений социологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова Главный редактор:
профессор, докт. полит. наук Дугин А. Г.
Научно-редакционная коллегия:
Багдасарян В.Э., докт. ист. наук Добаев И.П., докт. философ. наук Карпец В.И., канд. юрид. наук Мамедов А.К., докт. соц. наук Мелентьева Н.В., канд. философ. наук Попов Э.А., докт. философ. наук Черноус В.В., канд. философ. наук Альберто Буэла (Аргентина) Матеуш Пискорски (Польша) Пшемыслав Серадзан (Польша) Тиберио Грациани (Италия) Флавио Гонсалес (Португалия) © авторы © Иллюстрация на обложке - Яцек Йерка, Spokoj Panuje w Bloku Адрес Центра Консервативных Исследований:
119992, Россия, Москва, ГСП-2, Ленинские горы, МГУ им. М.В. Ломоносова, 3-й учебный корпус, социологический факультет Тел./факс: (495) 939 E-mail: [email protected] www.konservatizm.org Руководитель Центра - профессор Дугин Александр Гельевич Координатор Центра - Тюренков Михаил Анатольевич Оглавление Вступительное слово........................... Семинар № 1. Философия Хаоса................. Семинар № 2. Философия Гераклита............. Семинар № 3. Философия Платона................ Семинар № 4. Феноменология................... Приложение.................................. Семинар Деконструкция Семинар Деконструкция Вступительное слово А.Дугин Семинар Деконструкция К чему философы?
В данном сборнике представлены тексты докладов и материалы дискуссий участников семинара «Деконструкция», регулярно проходящего в рамках работы «Центра Консервативных Исследований» социологического факультета МГУ им.
М.В.Ломоносова. Здесь собраны доклады за осенний семестр 2010 года.
Семинар изначально задумывался как междисциплинарный, посвященный вопросам и темам, относящимся как к сфере философии, так и социологии. Основные направления обсуждаемых на семинаре проблем находятся в общем русле других семинаров – «Левиафан» (геополитика), «Четвертая Политическая Теория» (политология/идеология) и «Традиция» (религия/теология/ традиционализм). Семинар «Деконструкция» задумывался как ориентированный на рассмотрение фундаментальных проблем Вступительное слово философии и дополняющий остальные темы обращением к классическому философскому наследию и исследованиям Постмодерна.
Кроме собственно докладов, в сборник вошли некоторые тексты и тезисы участников семинара, имеющие некоторое тематическое или стилистическое отношение к разбираемым сюжетам и проблемам.
В центре внимания семинара «Деконструкция» находятся следующие темы:
• хаос и его философское осмысление;
Семинар Деконструкция • генезис логоса из сферы иррационального (эксклюзивность логоса);
• гносеологические симметрии и контексты;
• исчерпанность философского дискурса на Западе и перспективы Нового начала;
• феноменологическая проблематика и хайдеггерианские мотивы;
• возможность русской философии;
• проблематичность философского мышления в русском культурном контексте;
• зазоры и разрывы между философским мышлением Европы и русской средой;
• парадоксы русского «жизненного мира».
Эти темы в большинстве своем лишь обозначены для того, чтобы привлечь к ним внимание, так как именно они, на наш взгляд, Мы исходим из того, что современное российское общество жестко блокировано в направлении полноценного философского процесса целым рядом неслучайных и весомых обстоятельств:
• прерывом связей с первой попыткой философского мышления в России XIX - начала XX веков;
• безраздельной доминацией марксизма, а затем его полным вырождением в ходе ХХ века;
• почти вековой оторванностью от полноценного философского процесса на Западе;
• доминацией в современном российском обществе не переваренной и поспешно насажденной либеральной парадигмы;
• резким смещением самого западного философСеминар Деконструкция ского дискурса в постструктуралистском направлении в конце ХХ – начале XXI века;
• девальвацией самого занятия философией и другими «не прикладными» гуманитарными дисциплинами.
В таких условиях философия становится не просто ненужной, но и невозможной, так как для нее отсутствуют необходимые культурные и социальные предпосылки. Несмотря на это, мы считаем необходимым продолжать начатые исследования и постараемся привлечь к ним тех, кого философия интересует сама по себе – в ее чистом и самодостаточном виде.
Вместе с остальными семинарами «Деконструкция» мыслится одной из колонн (вос)становления утраченной интеллектуальной русской традиции.
Руководитель Центра Консервативных Исследований социологического факультета МГУ им. М.Ломоносова Дугин А.Г. (д.п.н.) Семинар №1 Философия Хаоса Семинар Деконструкция • Русская философия - философия хаоса • Апория как метод теологического мышления:
апористический парадокс "абсолютного объекта" • Илья Пригожин: физика хаоса и философия нестабильности • Родимый Хаос русской философии Семинар №1 Философия Хаоса д.пол.н., Директор Центра Консервативных исследований при международных отношений социологического факультета МГУ 1. Мы смотрим на хаос с позиции логоса. Логос есть эксклюзия. Объектом эксклюзии является хаос.
2. Порядок исключает хаос, выносит его за свои границы.
Семинар Деконструкция Тем самым вводится принцип трансцендентности и закладываются основания для референциальной теории истины.
3. Хаос знает, что есть порядок, но он не признает его исключительность. Хаос включает порядок в себя. Порядок внутри хаоса – это живой порядок.
4. Хаос мыслит комплиментарностью всех оппозиций.
Хаос включает в себя все, и даже то, что его исключает. На этом принципе мы можем построить философию хаоса как строгую 5. Хаос не является темным, и не является светлым. Он является темно-светлым.
6. Философия логоса от досократиков до постстурктуралистов исчерпала себя. Великий логос греков и слабая рациональность постмодернистов – и все, что между ними демонстрирует нам все версии эксклюзивной философии. Запад не может построить иной философии, поэтому философия там кончилась. Попытка заглянуть в хаос для них недостижимый соблазн. Судьба Запада – судьба порядка, и это их фатум.
7. Русские всегда чувствовали себя неуютно в логосе. Мы его не понимали, он нам не близок. Для нас родимым является хаос (Тютчев). В русской религиозной философии XIX –XX веков, в софиологии (Соловьев, Булгаков) и «общем деле» (Федоров) стучится хаос.
8. Этот процесс становления русской философии как философии хаоса был прерван на самом интересном месте в 1917. Коммунизм есть недоношенный плод философии хаоса, пятимесячный мутант.
ранее протезы логоса, нам поставляют фильмы Тарантино и галлюцинации Делеза. В нашем прошлом - у веков.
11. Новая русская философия возможно только как философия хаоса.
12. Основные направления философии хаоса:
• антропология хаоса (русская спонтанность), • гносеология хаоса (мышление как различение не того и этого, а этого и этого же самого), • топология хаоса (тематика «третьего начала», хоры, в «Тимее» Платона), • реверсивная темпоральность (узлы времени, синхронизм, взаимозаменяемость прошлого и будущего, время ленты Мебиуса и петлевое время), • этика хаоса (диалектика добра и зла – добрый разбойник), • эстетика хаоса (русская геометрия и завязанные в узел координатные оси), • хаос и витализм (философия жизни на языке хаоса), • хаос и сакральное (нуминозность, «хаотическое» прочтение истории религии), • культурология хаоса (множественность культур, многополярность).
Семинар №1 Философия Хаоса философ, политолог, председатель Исламского комитета России Проблема философии как феномена - удивительно странная вещь и не совсем понятно как и почему она существуют филиации традиционного мышления (начиная с Семинар Деконструкция древности, в архаическое время не видим нигде феномена философии, кроме как на Западе. А именно - в Греции, откуда потом это явление перешло на все западное пространство. Конечно, есть такие понятия, как индийская философия, китайская философия. Но, по большому счету, это очень серьезная натяжка, поскольку на самом деле существует либо феномен артикулизации того, что является метафизикой, либо же- очень беспомощное и спорное подражание в Новое и Новейшее времена западному дискурсу. Как оригинального явления философии за пределами Запада, за пределами эллинистического Запада, на самом деле, не существует. Философия – это такая организация мышления, которая позволяет управлять целеполаганием, выстраивать прозрачную для себя и самоконтролирующую цивилизационную структуру. В результате этого такая структурорасполагающая философия получает в свое распоряжение некие методики работы с материальным миром – научные, организационные, военные, культурные и прочие. Таким образом, общество, располагающее философией, оказывается наделенным колоссальным преимуществом перед древними традиционными обществами, которые философией не располагают (это наглядно показывает вся история). Взять, к примеру, пространство Индии – богатейшая традиция, распадающаяся на множество фундаментальных школ; огромное количество людей, которые практикуют фундаментальное созерцание. И вместе с тем – полная беспомощность перед, казалось бы, гораздо более одномерным, примитивным социумом (западным), который приходит в Индию и ставит в ее течение одного поколения полностью на колени. Более того, подвергает ее фундаментальной «переработке», оказывая на индийское традиционное общество такое влияние, что и после непосредственного ухода колонизаторов, оно остается «подбитой» птицей, которая однокрыло скачет и все никак не может взлететь к высотам Ориона, где находится арктический дом Вед.
В чем же заключается феномен философии, которая организует пространство вокруг себя таким образом, что те социальные формации, в которых философии нет - оказываются беспомощными?
На мой взгляд, философия возникает в тот момент, когда метафизике классического типа (метафизике большой Традиции) бросается абсолютно реальный и страшный вызов. Это происходит в архаические времена. Под метафизикой большой Традиции я понимаю неартикулированное символическое сознание, тесно связанное с принципом Мудрости, которая по преимуществу не нуждается в слове и в понятийной речи. Этой первоначальной фундаментальной метафизике бросается вызов в виде героического сознания. Возникает героическое сознание.
И оно сразу вступает в глубочайший конфликт с метафизической мудростью. Далее…Через некоторое время после того, как этот вызов был «переварен» метафизической мудростью -она отвечает. Отвечает метафизика большой Традиции некими методологиями, в значительной степени и почерпнутыми у героического сознания, но обращенными на героическое сознание с тем, чтобы его подавить, установить контроль над героическим сознанием со стороны Мудрости.
Я считаю, что героическое сознание возникает приблизительно в эпоху Моисея, то есть приблизительно в эпоху 1200 года до Р.Х. Напомню, что примерно в это же время имела место Троянская война (то есть это приблизительно одна временная черта). И героическое сознание было предоставлено самому себе в течение нескольких столетий.
А контратака на героическое сознание начинается примерно с Вавилонским пленением, а вавилонское пленение приблизительно совпадает по времени с рождением и деятельностью Фалеса и Пифагора.
Семинар №1 Философия Хаоса Героическое сознание, возникнув, сразу проявляет себя в четко дискурсивной проекции, то есть обладает сразу неким специально организованным словом. Я не хочу сказать, что мудрость чисто метафизического типа была бессловесна. Она было не артикулирована, но это не значит, что она было бессловесна. Характерным модусом проявления неартикулированной мудрости являются гимны. Наиболее архаические, древние гимны – пеаны, некие формы славословия, которые существуют на грани глоссальности. Когда же возникает героическое сознание, то словесный ресурс оно преобразует в то, что можно назвать эпос. Эпическое повествование о подвигах героя – это фундаментальная структура, из которой потом родятся очень многие вещи, которые позже будут заимствованы самой метаСеминар Деконструкция физикой, перешедшей в наступление.
Метафизика, переходя в наступление на героическое сознание, создает философию. Это определенная форма встречной героическому сознанию артикуляции, в которой фундаментальные посылки героического сознания фальсифицируются и возвращаются назад, но обращаясь уже «наоборот».
Необходимо несколько слов сказать о хаосе.
Понятие хаоса, представление о хаосе, очень тесно связано именно с моментом контрнаступления метафизики на героическое сознание и возникновения наиболее первичных философских импульсов. Некоторые считают, что хаос – это производное от греческого слово, означающего «зиять», то есть это некая поглощающая бездна, которая ждет возможности поглотить. С другой стороны, есть более позднее представление, скажем, у Зенона Стоика, который производит это слово от греческого корня, который означает «литься», то есть связывает хаос с водой. Не с пустой бездной, а с некой неструктурированной стихией. Так или иначе, этот термин появляется именно с началом философии и связан с очень сложной встречей двух фундаментально различных понятий, двух фундаментально различных импульсов. Необходимо обратить внимание на то, что за пределами западного пространства в разных филиациях большой Традиции, хаос вообще отсутствует как принцип, как идея, как предмет исследования, как предмет опыта, как проблема бегства от него и так далее. Ни в дальневосточной традиции, ни в индийской традиции не присутствует самостоятельно выделенная идея хаоса.
Если посмотреть на идею хаоса вблизи, то мы обнаруживаем там совершенно очевидный синкретизм. С одной стороны, это нечто первичное. Это нечто, что, как говорит Гесиод, было первым, было сотворено или проявилось первым. С другой стороны, в идее хаоса присутствует концепция некоего пространства, некой протяженности, которая представляет собой сцену, на которой проявляются различные реальные игроки, позитивные силы. С третьей стороны, это неструктурированная аморфная субстанция, которая противолежит неким структурированным концепциям, противолежит порядку. То есть это синкретическая идея, потому что здесь, как мы видим в точном соответствии тому, как Александр Гельевич описал хаос, есть несколько моментов, которые взаимоисключают друг друга с логической стороны, но они вместе с тем сочетаются и присутствуют. Действительно, либо мы говорим об идее первичности, первозданности, предшествовании всему, и в этом случае это концепция так называемого пустого неба. То есть той формы утверждения, которая, по сути, является отрицанием, то есть поглощением и нигилизмом по отношению ко всему, что не оно. С другой стороны, если это уже субстанция, то эта субстанция ждет оплодотворения, это уже некая почва под паром, то есть это уже не пустое небо, это materia prima как минимум.
То есть первосубстанция, готовая воспринять в себе формообразующий импульс. Или это синкретическое понятие, которое становится очень специфическим именно для западного видения. И оно является тем понятием, которое метафизика через создание философии как узды, наложенной на героическое сознание, возвращает именно героическому сознанию.
Теперь о том, что такое героическое сознание. Фундаментально говоря, есть героическое сознание двух типов. Это героическое сознание собственно героя и героическое сознание пророка, получившего откровение. Пророк, получивший откровение – это совершенно другой уровень героическое сознания, но это, тем не менее, это именно героическое сознание.
Нас же интересует героическое сознание героя, то есть состояние героя «до» или «вне» пророка, получившего откровение. Герой- это тот, кто осознает, то есть «обладает» своим героическим сознанием – пока он не обладает героическим сознанием, пока он не встретился с собой как с носителем героического сознания, он не является героем.
Семинар №1 Философия Хаоса Он может быть кем угодно – сверхчеловеком, сверхсуществом, полубогом, но он ни в коем случае не является героем. Герой-это человек, который осознал, прежде всего, что он обречен. Не просто конечен, не просто, что он умрет как физический индивид. Он осознал, встретился с фактом того, что он обречен, с глубочайшим пониманием своей обреченности. То есть он встретился с тем фактом, что-то единственное ядро, которое составляет его собственную сущность, которое составляет ярчайший луч света, падающий в точку внутри него «здесь и теперь» – это абсолютно обреченная вещь. И больше того - его собственная сущность есть «продукт» отрицания, нечто отрицаемое. Он обнаруживает, что это отрицаемое, эта точка внутри него, которая является вспыхнувшим здесь пятном света (по Семинар Деконструкция контрасту с абсолютной тьмой вокруг) – есть сверхценная вещь, абсолютная драгоценность. Именно с этим связано переживание героями того, что они являются потомками богов, потому что это некий парафраз, позволяющий выразить сверхценность этого «Я-сознания» «здесь и теперь», его сверхактуальности «здесь и теперь». Далее, после того как герой обнаруживает внутри себя вот эту точку сверхценного, которая и является продуктом отрицания, то для него немедленно актуализируется такой феномен, как объект, представляющий собой, попросту говоря, «не-Я» в самом широком смысле. И оказывается, что этот объект как «не-Я» может быть только абсолютным объектом, потому что если этот объект не абсолютен, относителен, и если он герой может нечто терпеть рядом с собой параллельно, то тогда смысл этого обретения себя как сверхценности исчезает. Более того, нет феномена отрицаниянет феномена абсолютной дистинкции Я и «не-Я». В этом случае говорить не о чем и тогда мы возвращаемся к догероическому архаическому человеку, который тождествен простой внеположной реальности в акте простого созерцания. Это не героическое сознание, это сознание Золотого века или сознание высшего метафизического созерцания.
Героическое сознание усматривает абсолютный объект в его самодовлеющей мощи, которая отрицает все, кроме этого объекта; и обнаруживает, что результативным действием этого абсолютного объекта является его внутреннее самосознание, его «Я здесь и теперь», т.е. та точка отрицания со стороны абсолютного объекта, которая оживает в нем как вспышка света, как его героическое сознание. Почему оно героическое? Потому что оно бросает вызов абсолютной силе этого отрицающего абсолютного объекта. Другими словами, абсолютный объект выступает не иначе как Рок, непреодолимый Рок в своей тотальности и в своей противоположности герою как свидетелю.
Если мы посмотрим на взаимодействие между героем и абсолютным объектом, Роком, то оказывается, что у героя (я подчеркиваю: у героя в состоянии до пророка, получившего откровение, т.е. героя в первичном, инстинктивном виде) нет возможности увидеть объект как Рок. Абсолютный объект, отрицающий все, кроме себя и, стало быть, порождающий героическое сознание как продукт отрицания, нет возможности отличить от бытия в чистом виде, от бытия как некой данности. Чистое бытие и абсолютный объект для героя совпадают. Но получается удивительный парадокс.
Если бытие как наличное предъявленное есть ДА, то абсолютный объект в своем роковом измерении есть отрицание, есть НЕТ. И они абсолютно сливаются в одно и то же. То есть это некий внутренний подлог, который обнаруживает героическое сознание – бытие, которое на самом деле является ложным ДА и истинным отрицанием, то есть отрицанием внутри себя. Он не может различить два этих момента, они даны ему сразу, слитно, и вот почему этот Рок воспринимается им как страшная ложь, как подлог, как коварство Олимпа. Естественно, что вызов героя идет по линии утверждения себя, отрицаемого, как сверхценность, которая противостоит этому абсолютному объекту- Року без надежды его победить. Но вместе с тем оно предстоит этому абсолютному объекту- Року, который дан и предъявлен ему в качестве бытия. Таким образом, героическое сознание ищет утверждение себя не в сфере бытия. Героическое сознание ищет своего проявления, ищет той площадки, на которой можно взять реванш у Рока, не в онтологической, а во внеонтологической, трансцендентной онтологии сфере. Здесь мы выходим, на то, что героическое сознание приуготовляет себя к тому, чтобы воспринять это преображение, эту трансформацию, которую мы назовем состоянием пророка, получающего откровение. Потому что естественно, что для героя не существует такой проблемы, как индивидуум и его уязвимость. Если бы речь шла о том, что герой опознал в себе конечного, смертного индивидуума, то и говорить было Семинар №1 Философия Хаоса бы не о чем. Герой опознает в себе субъекта, то есть абсолютно равноценную альтернативную антитезу абсолютному объекту: только абсолютный объект есть и отрицает, а субъекта, являющегося героем, нет и он является продуктом отрицания. Есть отрицающее и есть отрицаемое. Субъекта нет, но вместе с тем он присутствует в виде сознания, в виде свидетельствования того, что его отрицает. Таким образом, героическое сознание обнаруживает совершенно внеонтологическую, принципиально антионтологическую сферу. Это сфера свидетельствования, сфера сознания, которая одновременно не нарушает тотального единства сущего. Не нарушает, поскольку не спорит за разделение этого сущего. Сознания нет внутри сущего, оно является тенью сущего, тенью, которая сама по себе (автономно от предмета) Семинар Деконструкция не существует; но вместе с тем она есть некое настаивание на альтернативном бытию утверждении. Это альтернативное бытию утверждение и есть героический вызов Року, который обречен до тех пор, пока не встретит некое послание, идущее ему навстречу- послание из бездны, которое укрепляет его Герой, который осознает себя как субъект, вынужден пребывать в трагическом безвременье до того момента, пока он не преобразится в пророка, получившего откровение. Что такое это удивительное переживание сознания здесь и теперь, которое обнаруживается как продукт отрицания со стороны абсолютного объекта и вместе с тем некий вызов к альтернативе бытию? Это то, что я называю безвременный вечный миг, который не длится и нигде не находится. Это здесь и теперь, но оно не располагается в потоке длительности- это не ситуативная внутренняя ситуация, но некая точка оппозиции, которая, тем не менее, делает время временем. Потому что только эта точка, внесенная в неопределенность потока ситуации, потока смены позиции, превращает все это в некую сюжетную длительность. Время становится временем только благодаря тому, что возникает героическое сознание. До героического сознания время идет просто как некое безвременье.
И вот здесь, кстати говоря, есть очень интересная мысль: идея воскресения мертвых. В Коране есть аят, где мертвые говорят о себе:
«мы провели в могилах часть дня или день»- то есть для них пребывание внутри могил во время вечного сна является чистым безвременьем, безвременьем как вечностью. Но это вечность конечна. Она конечна, потому что она прекратится при воскресении. Это новый парадокс – конечная вечность. Он соответствует другому парадоксу: мы находимся в одном из циклических эонов, повторяющихся один за другим до тех пор, пока не решится некая сверхпроблема. Обычно это представляют как вращающееся кольцо, которое уходит от нас в перспективу. На самом деле, это неправильное представление, поскольку в действительности в каждом эоне здесь-присутствие является нулем, от которого убегает назад отрицательный числовой ряд. То есть все предшествующие циклы представляют собой отрицательный числовой ряд, который кончается здесь, в нуле, с которого есть шанс начаться абсолютно новому--- новой земле и новому небу. Бесконечный числовой ряд «назад» ничем не ограничен, кроме нуля «здесь и теперь». То есть это некая бесконечность и она тоже ограничена. Это конечная бесконечность, ограниченная точкой «здесь-присутствия», «здесь-актуальности».
Следующий момент – это новая земля и новое небо, которые должны длиться вечно. Но у нас есть откровение, которое говорит о том, что в конце концов не останется ничего, кроме лика Всевышнего. То есть новая земля и новое небо как альтернативное творение, которое свободно от длительности, энтропии и всех проблем, связанных с бытием – это вечное совершенное создание, вечное совершенное творение. Но оно оказывается тоже конечное.
Семинар №1 Философия Хаоса Таким образом, у нас есть три конечности: конечность бесконечных циклов, конечность пребывания в вечном сне могилы и конечность рая или ада, которые на самом деле являются тремя конечностями постулированного бесконечного. Все эти конечности – это три аспекта «здесь-присутствия» в героическом сознании, которое (когда оно обнаруживается) немедленно вызывает против себя реакцию фундаментальной метафизики большой Традиции, которая должна это героическое сознание подавить, потому что оно грозит ей выходом на совершенно неведомые горизонты. И тогда – вот моя теза – возникает философия и как одно из фундаментальнейших оперативных понятий подавления героического сознания- концепция хаоса.
То, что прекрасно было описано Александром Гельевичем, удиСеминар Деконструкция вительно напоминает методологии дзэн-буддизма и вообще методологию инициатических работ с сознанием, избавляющих от жестких предикатов, оппозиций – «не здесь и не там», «не то и не это», «и то, и это». Такое «дзэнское» сознание, которое в современную постмодернистскую эпоху становится особенно актуально. Это впервые было использовано носителями сакральной метафизики, когда они сформулировали синкретическое понятие хаоса. Их задача была подорвать актуальное сверхощущение героя в точке здесь и теперь, предъявив ему идею порядка. То есть заменить самосознание героя как точки, которая противопоставлена, внеположена протяженности, некой конструкцией, неким порядком, сделать из человека вместо существа, несущего трагическую драму обреченности, конструкцию, строго говоря, искусственного интеллекта, которая выполняет определенные функции, решает определенные задачи, но при этом не знает, что она есть. Искусственный интеллект – это актуализация смерти, актуализация гибели. Поэтому философия – это в значительной степени методология действующей, рабочей, умной смерти, которая выдвинута на передний план метафизикой большой Традиции как механизм обуздания вызова, идущего от Духа. Спасибо.
Илья Пригожин:
физика хаоса и философия нестабильности Алексей Сидоренко эксперт Центра консервативных исследований социологического факультета МГУ Широкую известность в научных кругах Илья Пригожин получил благодаря исследованиям, которые он проводил, находясь в Бельгии и США. Однако мы по праву можем считать его своим соотечественником и говорить о его вкладе в российскую науку (особенно теперь, когда рухнули политические границы, ранее препятствовавшие обмену научными знаниями). Он родился 25 января 1917 года в России и умер совсем недавно - 28 мая 2003 года в США.
Наиболее актуальными, в свете темы хаоса, представляются тезисы Ильи Пригожина, раскрывающие созданную им концепцию самоорганизации, и топика «философии нестабильности», которой он уделял значительное внимание. Эти два проблемных поля возникли по-разному: одно было инсталлировано в область научной проблематики самим Пригожиным, другое родилось в соавторстве с западными учеными. Так или иначе, оба они имеют прямое отношение к физике хаоса.
рассматривает закономерность появления структуры в неравновесных системах неупорядоченных элементов, т.е. собственно проблематику постоянной «чреватости» хаоса логосом. «Порядок и беспорядок возИлья Пригожин никают и существуют одновременно», - гласит ключевой тезис Пригожина. Наиболее сильным моментом в этой топике мне представляется Теорема Пригожина, постулирующая, что стационарному состоянию системы (в условиях, препятствующих равновесному состоянию) соответствует минимальное производство энтропий. Если таких препятствий нет, то производство энтропии равно нулю.
Семинар №1 Философия Хаоса Соответствующий раздел «Энтропия и стрела времени», книги Пригожина и Стенгерс «Порядок из хаоса, новый диалог человека с природой» 1984 года издания1, принимая погрешность определенной степени обобщения, подтверждает не только закономерность возникновения структуры в неравновесных системах, но и возможность аннигиляции энтропии и, собственно, времени. Это в свою очередь означает отрицание необратимости истории и принципиальную возможность ее реверсивности.
Критик со стороны может справедливо отметить, нерелевантность трансляции законов микросистемы на макромир. Однако здесь на помощь нам приходит язык статистической физики. Ее центральной задачей является как раз детерминаСеминар Деконструкция ция зависимости свойств и качеств макроскопических тел от свойств и качеств множества микрочастиц, а также дескрипция их взаимодействия друг с другом. Таким образом, возможность аннигиляции энтропии и диктатуры стрелы времени в макропространстве с позиции статистической физики не является чем-то экстравагантным. Пригожин подтверждает данный тезис, говоря, что время не является чем-то готовым, предстающим в завершенных формах, что оно конструируется в каждый данный момент. А это значит, что человечество может принять участие в процессе этого смело обращался к междисциплинарному инструментарию и переводил положения концепции самоорганизации на социологические, психологические и биологические сферы знания.
Так например он утверждал, что поведения организма зависит не от мозга или не от нервной системы, но от самого организма в целом.
Этот тезис явно выходит за рамки научного модерна. Концепция самоорганизации, с одной стороны вылившаяся в область синергетики через Хакена и давшая массу абортивных результатов, с другой стороны приобрела распространение в до боли знакомых нам топиках структурализма (в структурной антропологии Леви Стросса и Бахтина, а также в аналитической психологии Юнга).
Открывающаяся перед нами перспектива оперативной реверсивности истории неизменно влечет за собой вопрос о ее реализации.
Здесь мы можем найти опору в тезисах Пригожина о плюрализме универсумов2. Интересно, что до Пригожина 1-й универсум рассматривался как внешний мир, являющийся по Лейбницу регулируемым автоматом, а 2-й универсум как внутренний мир человека. Что такое в этом контексте концепция самоорганизации и философия нестабильности Пригожина? Это именно то средство, с помощью которого происходит не только сближение внутреннего и внешСеминар Деконструкция него миров, но и возникает возможность влиять через один мир на другой.
Нас интересует, конечно, возможность детерминации внешнего мира через внутренний и здесь возникает вопрос появлении нового языка. Современная наука в целом становится все более нарративной. Прежде существовала четкая дихотомия: социальные, гуманитарные по преимуществу нарративные науки — с одной стороны, и собственно наука, законов природы, — с другой. Сегодня эта дихотомия разрушается, констатирует Пригожин. Мы же до сих пор воспринимаем эту ситуацию как некий травматичный факт, с подозрением относимся к постановке в один контекст религиозного и научного языка, естественнонаучного и гуманитарного знания. На мой взгляд, это препятствие необходимо к устранению. Наоборот, только формирование нового трансязыка, языка внепарадигмального, если угодно, станет залогом нашего успеха.
Вышеуказанные примеры получения знаний о мире на базе междисциплинарных методов исследования, (роль статистической физики в обосновании реверсивности истории, возможность через внутренний универсум детерминировать внешний), подталкивают к мысли о том, что этот транс-язык будет языком хаоса.
А значит языком русской философии и причиной ее появления. В заключение приведем цитату из работы Пригожина «Детерминизма нет ни в обществе ни в природе»3, которая развеет возможный пессимизм в отношении удачного исхода нашего дела.
Семинар №1 Философия Хаоса «Глядя на сегодняшнее человечество с позиций теории неравновесных процессов, вот что можно сказать наверняка: глобализация и сетевая революция ведут не только к большей связанности людей друг с другом, но и к повышению роли отдельного индивида в историческом процессе. Точно так же, как в точке бифуркации поведение одной частицы может сильно изменить конфигурацию системы на макроскопическом уровне, творческая личность, а не безликие восставшие массы будет все сильнее влиять на исторические события на новом этапе эволюции общества»4.
Семинар Деконструкция 1) Ilya Prigogine, Isabelle Stengers. ORDER OUT OF CHAOS, Man's new dialogue with nature. Heinemann. London. 1984 (Рус. издание: Порядок из хаоса: Новый диалог человека с при¬родой: Пер. с англ./ Общ. ред. В. И. Аршинова, Ю. Л. Климонтовича и Ю. В. Сачкова. — М.: Прогресс, 1986.—432 с).
2) Вопросы философии. 1991, № 6, с. 46-52. (Аутентичное издание: Prigogine I. The philosophy of instability. - "Futures", 1989, р. 396—400).
3) «Детерминизма нет ни в обществе ни в природе». 2000.
4) Там же.
Родимый Хаос русской философии Тюренков М.А.
заместитель директора Центра консервативных исследований социологического факультета МГУ Позвольте озвучить несколько дополнений к докладу профессора Дугина, касающихся корреляции хаоса с историей русской мысли.
Хотелось бы начать с некоторой исторической вводной части, а поскольку любое историческое введение всегда начинается с источников и историографии – то необходимо чуть подробнее остановиться именно на историографии обсуждаемой проблемы. Это довольно интересная вещь.
Советская историография русской мысли в докладе рассматриваться не будет, так как она малоинтересна даже в контексте изучения русского революционного мировоззрения.
Хотя, безусловно, она существовала. Кафедра истории русской философии возникла на философском факультете еще в 40-е годы прошлого века, потом она несколько трансформировалась, и существует до сих пор под руководством выдающегося историка русской мысли Михаила Александровича Маслина1.
Другая традиция историографии русской философии связана с эмигрантской школой, в основном, с такими именами как протоиерей Василий Зеньковский2, Николай Лосский3 и его ученик Сергей Левицкий4. Что интересно, эта школа, несмотря на весь объем критики, который на нее сегодня ложится, основывается на философии Владимира Сергеевича Соловьева. На той религиозно-философской школе, которая восходила к его софиологическим интуициям, в которых, как отметил профессор Дугин, «присутствует Хаос».
Конечно же, упомянутых исследователей нельзя назвать «философами Хаоса» в чистом виде. И этот «русский стук» («стук Хаоса», о котором говорил в своем докладе Александр Гельевич) восходит не к самой софиологии, а к гораздо более глубоким пластам русской мысли, в том числе и к дохристианским воззрениям наших Семинар №1 Философия Хаоса предков, и, безусловно, к Святоотеческому Православию. При этом сама софиология одновременно восходит и к раннехристианским гностикам, и, отчасти, к средневековым западноевропейским мистикам, таким как Якоб Бёме и Эммануил Сведенборг.
Но в данном контексте я бы хотел чуть более подробно остановиться на критиках данной историографической школы. Их не так много, и наиболее ярким из них является такой историк русской философии, как Николай Петрович Ильин (Мальчевский), который в своих работах рассматривает русскую мысль даже не с эксклюзивной позиции Логоса, а в радикальном рационалистическо-керигматическом контексте5. Любопытно, что он не является либералом-западником, более того, постоянно подчеркивает свою Семинар Деконструкция «русскость», говоря о своей «православности», в то время, как «православность» более близка к протестантизму в силу ее сугубой рационалистичности.
Николай Ильин в своих трудах провозглашает своеобразную русскую рационалистическую метафизику. Эта позиция достаточно интересна, но здесь мы наблюдаем взгляд на русскую философию с этакой «картезианской колокольни». Кто и что является главным объектом его критики? В первую очередь, это неоднократно сегодня упомянутые софиологи и, в первую очередь, Владимир Соловьев, т.е. та религиозно-философская школа, родоначальником которой последний является. И в ней Ильин критикует именно основания «Философии Хаоса», по сути, отвергая любые иррациональные формы философии. Хотя, если рассматривать историю русской мысли с самого начала, то и представители традиционной («постсоловьевской») историографии, и Ильин солидарно отрицают существование русской философии до XIX века. То есть фактически они отрицают философский смысл знаменитого «Слова о Законе и Благодати» митрополита Иллариона Киевского. К слову, в последнем произведении мы видим четко выстроенную оппозицию между Ветхозаветным Законом и Новозаветной Благодатью, причем последняя связывается непосредственно с водной Баней Пакибытия:
«Бог Сыном Своим вся языки спасе Евангелием и Крещением вводя в обновление Пакибытия в жизнь вечную...»
Даже если не вдаваться в богословские аспекты христианской сакраментологии, становится очевидным космологический смысл водного крещения, связанный со Стихией, издревле олицетворявшей именно Хаос (Водой). И именно в этой традиции философствовало большинство мыслителей средневековья, начиная от Великих Каппадокийцев и заканчивая Святителем Григорием Паламой, чей спор с Варлаамом Калабрийским, в итоге уклонившимся в католицизм, для нас наиболее показателен.
Вершиной же древнерусской «Философии Хаоса» стали, на мой взгляд, произведения протопопа Аввакума. Напомню, что в его «Житии» в самом начале есть крайне интересные космологические вставки, где описываются такие вещи, как, например, «Предвечный диалог» Бога Отца и Бога Сына.
Но вернусь к русской религиозной философии, основателем которой является вышеупомянутый Владимир Соловьев. В основе его философии лежит, как известно, идея Всеединства. Всеединство – это некий первообраз и искомое идеальное состояние всего Мира. Профессор Дугин совершенно точно обратил внимание на то, что в «Философии Хаоса» ВСЕ является имманентным ВСЕМУ, то есть, по сути, не существует понятия трансцендентного. Соловьев же говорил о таком модусе, как «трансцендентно-имманентное», что, по сути, очень близко к тому, о чем говорил Александр Гельевич. Олицетворением этого Всеединства является София Премудрость Божия, трактуемая Соловьевым иначе, нежели это делает современная ему церковная Ортодоксия, которая старательно избегала таких глубин «Философии Хаоса». Однако это не значит, что существует антагонистическое, принципиальное и неразрешимое противоречие между «Философией Хаоса» и церковной Ортодоксией. Другое дело, что до сих пор академическими православными богословами не была дана доскональная аналитическая оценка всему комплексу софиологических трудов (которые в основном принадлежали перу не только самого Владимира Соловьева, а также о. Павлу Флоренскому и о. Сергию Булгакову).
Безусловно, в последнем случае необходимо четко отделить зерна Истины от плевел суемудрия, но пока этого на должном уровне не сделано.
Семинар №1 Философия Хаоса Не останавливаясь подробно, отмечу также существование и несофиологических концепции «Философии русского Хаоса»: это и «Философия Общего дела» Николая Федорова, это и русский космизм во всем его разнообразии, включая любопытную, но совершенно безумную философию Константина Эдуардовича Циолковского. Кроме того, к «Философии Хаоса», безусловно, относятся такие не-софиологи, как Лев Карсавин и Семен Франк. Из не-философов же, людей интуитивно близких к «Философии Хаоса» можно назвать достаточно большое количество русских поэтов. Среди последних я бы выделил Федора Тютчева, Александр Введенского, Константина Случевского и Вячеслава Иванова, причем последний выступает «философом Хаоса» не столько в своих поэтических Семинар Деконструкция произведениях, сколько в книге «Религия Диониса» и «Переписки из двух углов». Тютчев же, человек достаточно рационалистично мыслящий, оставил большое количество «хаотических» стихов, одно из которых я бы процитировал. Два четверостишия, которые стоят многих философских трактатов:
И в заключение хотелось бы отметить еще одного «философа Хаоса» высшей степени – это Василий Васильевич Розанов. Начинал он в достаточно рационалистическом ключе, написав гносеологическую работу «О понимании», в дальнейшем, в разработке такой нестандартной для русской философии темы, как «Метафизика пола», Розанов в значительной степени смыкается с софиологами, хотя тема Софии его практически не интересует и в софиологии он смыслит мало. При этом сам Василий Васильевич делает гораздо более радикальные выводы, чем те же самые софиологи. Ну, а в итоге в своей многочисленной «Листве», в экзистенциальных записях дневникового типа, этаким «ЖЖ» начала прошлого века, он становится «философом Хаоса» в чистом виде. Не зря «певец Хаоса» Егор Летов так любил эту розановскую цитату: «Родила червяшка червяшку. Червяшка поползала, потом умерла. Вот наша жизнь...»
1) См., напр.: Русская философия. Энциклопедия. Под общ. ред. М.А.Маслина. М., 2007.
2) Зеньковский В.В. История русской философии. Люб. изд.
3) Лосский Н.О. История русской философии. Люб. изд.
4) Левицкий С.А. Очерки истории русской философской и общественной мысли. Люб. изд.
5) См., напр.: Ильин Н.П. Трагедия русской философии. М., 2008.
Семинар №2 Философия Гераклита Семинар Деконструкция Философия Гераклита • Гераклит и современная Россия.
Тезисы к модернизации русского общества • Гераклит и логос христианского богословия • Философия Гераклита в восприятии русскихфилософов XX века • Потенциал философии Гераклита в интерпретации Мартина Хайдеггера и Эйгена Финка Семинар №2 Философия Гераклита международных отношений социологического факультета МГУ 1. Западная философия началась с Гераклита и его учения о логосе. Мартин Хайдеггер показывает, что на нем она и кончилась. Гегель и Ницше, завершившие западную филосоСеминар Деконструкция фию, особое внимание уделяли именно Гераклиту.
2. Русская философия вообще не начиналась. Пока. То, что было – было лишь первыми попытками мыслить философски, которые соскальзывали. Логос в европейском понимании, 3. На предшествующих семинарах мы видели, что хаос есть не эксклюзия логоса, а его инклюзия. Логос есть в хаосе.
Тот хаос, в котором нет – ВНУТРИ него – логоса, есть помойка, а не хаос. Археомодерн. Хаос чреват, он всегда беременен.
складках хаоса. Если русское – хаос, а не помойка, там точно должен быть логос. Его можно вызволить. Но никто – никто! – не должен и не может нас заставить повторять путь радикального разрыва логоса с хаосом (что произошло в западно-европейской философии). Можно допустить, что структура момента появления логоса из хаоса у нас будет общей с западно-европейской философией, но все остальное, скорее всего, совершенно другим, тем более конец, которого в философии хаоса 5. Продолжая гипотезу: русская философия должна начаться с Гераклита, но пока не факт, что она должна сделать такие же шаги, как западная. Да и это не принципиально. Давайте НАЧНЕМ с Гераклита. Этого достаточно. Если это окажется возможным, то это и будет НАЧАЛОМ.
6. Гераклит уже с первого фрагмента, а читать его можно с любого фрагмента, призывает нас к Логосу (to sofon), как иному. «Слушай не меня, но логос: всё одно». Русские тут же бросаются на «всё одно».
И забывают, что слушать надо не себя (=Гераклит), а логос. Для русских –в нашем хаосе – всё одно и так (без Гераклита). Так говорит растворенный в хаосе логос («всеединство» В. Соловьева). Но так мы далеко в философию не пройдем. То, как мы понимаем, что «всё одно»
- это бред. Начинать надо с того, что сам Гераклит не понимал, что «всё одно», а понимал, что всё различно и отдельно, а также - не сходится.
То есть Гераклит всё разделял. А чтобы он перестал разделять, его должно было поразить нашествие логоса, ударить молнией. Тут русские перестают, что-либо понимать: «какая молния, нам и так всё ясно, всё одно, конечно одно»… Видите, как всё запущено… Нам прежде Гераклита, надо было объяснить, что всё не одно. У русских отсутствует психологический фундамент для филосоСеминар Деконструкция фии. Сила хаоса слишком велика в нас. Это очень хорошо, но пока это только так, мы не найдем логоса в наших русских складках.
7. Надо выкорчевать из себя Владимира Соловьева и стать (пусть на время) чуть более вменяемыми. Вокруг нас множество. Кто, этого не признает, тот сейчас же покидает аудиторию. Не с позором, с почетом – так думает русский народ, и он прав. Но ему Гераклит не нужен, он и так все знает.
Тем более не нужен ему Соловьев. Русский народ сам по себе молодец. Но логос русский народ в своем естественном состоянии искать не хочет и не собирается, да никогда толком и не искал. Зачем ему часть хаоса, причем бесконечно малая?! Русское есть весь хаос и сразу. Богаче выбор. И народ не прогадывает. Но философии при этом нет и не может быть, пока что-то не изменится.
8. Гераклит есть предел сложности для русского. Непонимание его тут же запирает для нас философию как таковую и дальнейшую западную, и восточную (религиозную, индийскую, китайскую), и возможность создать свою оригинальную философию. Пока не разберемся с Гераклитом, пусть с его первым фрагментом, а также и с остальными, мы твердо стоим на месте, то есть спим.
9. Поиск логоса состоит из двух шагов. Первый шаг: выход из очарованного сна и фиксация пробужденности в мире множественности. Это больно. Это почти не выносимо. Это совершенно не по–русски. Русские, когда предчувствуют это, ругаются. У русских нет Семинар №2 Философия Гераклита никаких данных для этого – ни в культуре, ни в образовании, ни в психологии. Но без этого всё остальное заказано. Русские как носители хаоса -- волшебные, чтобы понять, что мир множественен, им надо стать обычными. Надо расколдоваться. Чрезвычайно неприятно. Это возможно только снаружи хаоса. Из хаоса надо вылезти. Но не в порядок, а в пространство боли. Скорее, в беспорядок.
10. Второй шаг: надо сгореть в лучах вертикальной оси, пронизывающей человека, растерянно взирающего на множественность вокруг. Ось есть огонь и молния. «Пюр» (огонь) и «кеуранос» (молния) -- два имени бытия у Гераклита. Но они бьют только в одно место: в поле напряженности между бодрствующим человеком и угнетающей его множественностью. Если чего-то не хватает Семинар Деконструкция – человека, бодрствования или множественности, у огня не будет места. Молнии некуда будет бить. Молния бьет только снаружи хаоса. Там же, снаружи хаоса и складываются все формулы Гераклита – там обнаруживаются фюзис, айон, боги и люди, «этос антропо дайомон», Зеус, которым любит и не любит называться «to sofon» и т.д.
11. Снаружи хаоса строится величественная архитектура порядка. Это конструкт, вытянутый вокруг молнии и огня. Вокруг логоса. Так создается пространство философии. Нам для этого нужно выйти наружу (мы живем, с философской точки зрения, в центре земли, под землей, наши небеса и светила искусственны, это полая земля, мать-земля, земля-вода, земля бездна, жидкая земля) и снаружи же сподобиться удара. Там, вдоль оси молнии будут иерархии, чины, этажи, лестницы и порядки, там есть верх и низ. Они одно и тоже, по Гераклиту, потому что для жителей хаоса нет ни того, ни другого, а когда появится верх, появится и низ. Там пребывают люди и боги, а также звери и духи. Там. Это важно – ТАМ. То есть не здесь.
12. Западноевропейская философия, оказавшись снаружи и ударенная молнией, осталась на веки зачарованной величественным зданием логоса. И она там испортилась. Логос вначале пульсировал, потом застыл, потом оледенел и высох. Потом раскололся на мириады останков. Каждый из западноевропейских людей получил по кусочку, как камень от Берлинской стены. Это его личный логос, точнее, то, что него осталось. Он больше не живой и есть реликвия. Рассеянный логос по растерянным множествам – общество помойки (современный Запад постмодерна). Такой мир, по Хайдеггеру, должен либо начинать сначала (другое Начало), либо исчезнуть. Нас всё это не касается, мы еще и первого раза не начинали толком.
13. У нас другие проблемы. Два шага я описал. Третий шаг состоит в том, чтобы опознать в логосе хаос. Увидеть, что снаружи есть то же самое, что внутри. Мы должны увидеть в чужом логосе родимый хаос, и сделать логос родимым. Мы не должны идти по пути Икара, мы должны вернуться в низины, по пути Орфея (Возможно, мы должны обернуться и взглянуть на то, что они сделали с Эвредикой...) Вернуться, но озаренными светом, пронзенными огнем, сожженными молнией. Только тогда, мы сможем понять тайное измерение Гераклита Темного: всё одно – логос есть хаос. Тьма есть свет. ТАМ есть здесь.
14. Запад не понял Гераклита. Он посчитал, что «всё – одно» касается ТОЛЬКО того, что снаружи. Он забыл дыхание бездны, откуда выползли, запах сырого небытия. «Всё» для него только вертикаль озарения и горизонталь обыденного.
«Всё» для нас это то, что снаружи, то, откуда бьет молния, но и то, что спит в глубине земли, притворяясь русским народом.
15. Гераклит есть русский этнический философ. Вернее, он может таким стать. Если мы сделаем три шага.
16. Преподавание философии в России должно начинаться и заканчиваться Гераклитом. Пока мы не выработаем к нему русского отношения, пока мы его не осознаем, нам вредно и некуда двигаться дальше.
17. Это первый (и последний) закон модернизации.
Семинар №2 Философия Гераклита В данной статье будет лишь тезисно обозначена тема, которую можно условно определить как «Гераклит и православие». Это не развёрнуСеминар Деконструкция тое освещение темы, просто хотелось бы обратить внимание на нескольких авторов, над работами которых стоило бы поразмыслить в дальнейшем в рамках обозначенной темы. Речь идёт о православном прочтении Гераклита и его учения о логосе. В своём докладе наш коллега, Максим Медоваров, ссылаясь на Лосева и его современников, заявил о том, что они различали эти два логоса – логос Гераклита и логос в православном учении. Тем не менее, нам необходимо более пристально изучить эту тему, т.к. Гераклит первым ввёл понятие логоса, которое (может быть случайно, а может и нет) совпадает с понятием логоса, являющимся осью христианского богословия.
Логос (греч., «слово»). В христианстве — «слово», «понятие», «учение» — Слово, как единство понятия и реальности1. Такое «Слово» встречается в Евангелии от Иоанна «Вначале было Слово…»2. Евангелия изначально написаны на греческом, Слово у Иоанна Богослова – Логос. Так и есть, вначале был Логос. Сам Иоан Богослов, кстати, долгое время проживал в городе Эфесе - родине Гераклита3.
На церковнославянском - «В начале бе слово, и слово бе в Бозе, и Бог бе слово», т.е. здесь и Бог и Слово отождествляются. В отличие от церковно-славянского, в современном переводе смысл искажён - «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог», что имеет совершенно иной смысл. К тому же бе и было имеют совершенно разные временные категории. Т.е. здесь ближе к Гераклиту именно церковно-славянский вариант перевода. Сам Иоанн Богослов говорит о «Логосе» по отношению к Сыну. В дальнейшем же христианские мыслители стали говорить о Сыне как о Слове.
История земной жизни Исуса Христа многими православными авторами трактуется как воплощение, «вочеловечение» Логоса, принёсшего Откровение и Сам явившийся этим откровением («Словом жизни»), самораскрытием «Бога незримого» 4. В соответствии с этим, в Христианстве утверждается тождество Логоса (Христа) Богу-Отцу, чьё «Слово» он представляет. То есть здесь обнаруживается связь между понятиями: Логос Сын в православии и логосом Гераклита.
Возможно, это именно тот Логос о котором впервые упомянул Гераклит. Сам Гераклит использовал понятие Логос, подчеркивая огромную разницу между Логосом как законом бытия и человеческими речами - словом.
Православные авторы писавшие о Логосе Ориген () (ок. 185-254), знаменитый христианский богослов и философ5. В учении о Троице Ориген решительнее всех предшествовавших христианских мыслителей утверждает безвременное рождение Сына Божия как ипостасного Разума, без которого немыслимо абсолютное существо; кроме общего участия трех Лиц Божества, Он признает особое действие Бога-Отца, определяющего существование как таковое, Духа Святого, определяющего существование нравственно совершенствуемое, и Логоса, определяющего существование разумное6.
В то же время, по мысли Оригена, воплощение и воскресение Христа было только одной из воспитательных мер, принимаемых «божественным педагогом» – Логосом. А цель дела Божия на земле есть, с точки зрения Оригена, воссоединение всех умов с Логосом, а через него и с БогомОтцом7.
В своем учении о вечном или сверхвременном рождении божественного Логоса Ориген действительно подходил к православному догмату ближе, чем большинство других доникейских учителей. Вследствие этого на его авторитет с большим уважением ссылался св. Афанасий Великий, который доказывал, что Творец и Семинар №2 Философия Гераклита Управитель вселенной есть Сам Божественный Логос, и отображал в своих исследованиях природу Логоса, Его деятельность в сохранении и управлении миром, всемогущество, благость и мудрость8.
Во второй половине IV в. некоторые идеи Оригена оказали влияние на двух знаменитых православных мыслителей - Григория Нисского и Григория Богослова, которые исследовали тему Логоса.
Григорий Нисский в своих трудах задавался вопросом - «Но достойно ли почитать человека как образ и подобие мира?», и сам отвечал себе - «Величие его в том, чтобы существовал он по образу сотворившей его природы», т.е. как «дух», и «по подобию Ее», т.е. как дух разумный и свободный. Именно о свободе человека ревнуя, вложил в него Логос лишь «начатки блага», соделал его не соСеминар Деконструкция вершенным, а лишь «способным к совершенству»9.
Григорий Богослов же говорит о том, что разум-логос, рассматривая видимый мир, ведет человека к отрицанию идеи самопроизвольности (о чём говорили сторонники Платона), и к признанию единого Художника и Правителя вселенной. В основе рассуждений Григория лежит стоическая идея врожденного логоса как внутреннего закона, который управляет каждым человеком в отдельности и всем мирозданием в целом10:
«Нас же, влекущихся к Богу и не допускающих, (что вселенная) никем не ведома и не управляема, взял (под свою опеку) логос» - утверждал Григорий Богослов.
Василий Великий, менее доверчиво относившийся к Оригену, отдавал, однако, должное достоинствам его творений и вместе с Григорием Назианзином участвовал в составлении хрестоматии из них под названием «Добротолюбие»11.
В основе космологии Василия Великого лежит твердое убеждение в разумности или "логосности" мироздания. "В глаголах Божиих "да будет свет", "да будет твердь" содержится нечто большее. Слово Божие не ограничивается только простым приказанием, но в нем и некая разумная причина, по которой устрояется твердь. Созидается мир Словом т.е. Логосом Божиим.
Творец, согласно Василию Великому, рассудил, что все в мире прекрасно, "вся добро зело", но эта "красота сознается по смыслу (по логосу) создания". Этот именно "логос создания" можно было бы передать в переводе и как "закон творения" или "закон природы". Но Василий Великий отдавал предпочтение понятию "логоса", как "смысла" или "разумности". По-гречески, конечно, можно сказать и "закон природы" ( ), что св. Василий иногда и делает, но тем не менее он предпочитает чаще говорить об этих "логосах" природы или творения. Иустин Философ утверждал, что Логос причастен всем людям и всем поколениям. Поэтому, по его мнению, и до Христа истина частично открывалась другим людям. "У всех, кажется, есть семена истины". "Семя Слова насаждено во всем роде человеческом" и некоторые (т.е. не христиане) старались жить не согласно какой-либо части посеянного в них Слова, но руководствуясь знанием и созерцанием всего Слова. До явления Слова во плоти филоСеминар Деконструкция софы и законодатели открывали и говорили в меру нахождения ими и созерцания Слова, но т.к. они не знали всех свойств Слова, Которое есть Христос, то они часто сами себе противоречили. Итак, древние, в частности Сократ, отчасти познали Христа, ибо "Слово находится во всем", и предвозвещали будущее через пророков. И Слово предвозвещало будущее Само через Себя, когда сделалось подобострастным нам и учило этому. Это признание рассеянности Логоса во всем мире и в отдельных умах людей, этой, так сказать, "логосности" мироздания и мировой истории, идущее, несомненно, от философии стоиков, заслужило Иустину Философу упрёк в чрезмерной, якобы, преданности философии в ущерб христианству.
1) Логос // Большая советская энциклопедия, М.: Советская энциклопедия, 2) Евангелие от Иоанна // Евангелие от Марка. Евангелие от Иоанна. Послание к римлянам. Апокалипсис. М: Объединенные Библейские Общества, 3) Логос - единый корень религии и науки // Россия, Церковь, Апокалипсис. Электронный ресурс: http://www.apocalyptism.ru/Logos.htm 4) История земной жизни Иисуса Христа // Большая советская энциклопедия, М.: Советская энциклопедия, 5) Ориген // Православие, электронный ресурс: http://www.pravoslavieto.com/history/02/185_Origen/index.htm 6) Александр фон Бреннер Вопросы философии и психологии // Электронный ресурс:
Семинар №2 Философия Гераклита http://www.von-brenner.com/galereja_platonikov.htm 7) Ориген // Древо. Открытая православная энциклопедия, электронный ресурс:
http://drevo-info.ru/articles/2934.html 8) Св. Афанасий Великий. Творения // My studies. Христианский портал, электронный ресурс: http://mystudies.narod.ru/name/a/athanasius/works.htm 9) Карсавин Л.П. Св. Григорий Нисский // Карсавин Л.П. Святые Отцы и Учители Церкви, М: Издательство МГУ, 10) Стоики говорили о "сперматическом логосе" (logos spermatikos), семена которого рассеяны по всему миру. В раннехристианской литературе (у Иустина, Климента Александрийского и др.) этот "логос" был отождествелен с Христом - Божественным Логосом, Который еще до Своего Воплощения действовал не только в израильском народе, но и в языческой среде. Иустин-философ говорил о причастности Логосу всего рода человеческого, в котором посеяно семя Его. Античные философы (Сократ, Гераклит и др.), а также некоторые поэты жили в соглаСеминар Деконструкция сии с Логосом и творили под Его воздействием. В этом смысле они были христианами до Христа. Такое представление примиряло всю дохристианскую историю человечества с христианством. См. Иустин. Апология I,46; Апология II,8.
11) Добротолюбие // М.: АСТ, Фолио, 12) Архимандрит Киприан (Керн) Золотой век Свято-Отеческой письменности. Глава III. Св. Василий Великий// Архимандрит Киприан (Керн) Золотой век Свято-Отеческой письменности, М.: Паломник, 13) Мученик Иустин Философ // Азбука веры. Библиотека Святых отцов и Учителей Церкви, электронный ресурс:
http://azbyka.ru/otechnik/?Iustin_Filosof/apologia 14) Архимандрит Киприан (Керн) Патрология // М.: Общество любителей православной литературы, Издательство имени святителя Льва, папы Римского, "Пылающая бездна":
Гераклит и Тютчев Карпец В.И.
к.ю.н., доцент социологического факультета МГУ Если, вслед за профессором Дугиным, утверждать, что европейская и вообще западная философия начинается и заканчивается Гераклитом, а русская философия еще и не начиналась, то попробуем вновь задать самим себе знаменитый хайдеггоровский вопрос «К чему поэты?»
В этом случае приведем полностью стихотворение Федора Ивановича Тютчева «Сны» (1829):
Как океан объемлет шар земной, Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь — и звучными волнами Стихия бьет о берег свой.
То глас ее: он нудит нас и просит, Уж в пристани волшебной ожил челн, Прилив растет и быстро нас уносит В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной, Таинственно глядит из глубины, И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены.
Замечаем для себя, что Гераклит и Тютчев почти все время говорят об одном.
«Первое, что бросается в глаза при вчитывании в собственные суждения Гераклита, это полное отсутствие отвлеченной терминологии, - писал А.Ф.Лосев в «Очерках античного символизма и мифологии». - Если философию понимать как оперирование отвлеченными терминами и понятиями, то Гераклит совсем не философ».
«Если это не философия и не наука, то, может быть, поэзия? Что подлинные выражения Гераклита состоят почти сплошь из поэтических образов, это очевидно. Но будет ли правильным считать этот Семинар №2 Философия Гераклита материал только поэзией? Ведь всякая поэзия всегда до некоторой степени условна. Но образы Гераклита – не условны, а безусловны. Гераклит создает и переживает их не как субъективносвободный поэт, а как точнейший отобразитель абсолютно-объективного бытия. Всякому поэту свойственно то или иное эстетическое любование на свои образы. Но Гераклита занимает не эстетика, не любование, а точное отображение зримой им объективной реальности. При всей поэтичности образов у Гераклита- его философия не есть поэзия, его стиль – не просто поэтический. Но в таком случае, не есть ли это мифология?
Прежде всего, на этот счет имеется прямое заявление самого Гераклита, сохраненное нам Полибием: Гераклит Семинар Деконструкция называл "поэтов и мифографов" "не внушающими доверия поручителями для сомнительных [вещей]"; выпады против виднейших мифологов мы находим у Гераклита довольно часто. Однако, здесь можно обойтись и без прямых заявлений самого Гераклита. В этом отношении его фрагменты говорят сами за себя. Мифологических образов у Гераклита очень мало и они незначительны: вроде беглого упоминания Диониса и Аида, Эринний, блюстительниц правды, Аполлона с его дельфийским оракулом или Зевса.
Основным учением Гераклита Аристотель, Диоген Лаэрций и доксографы считают учение об огне как о первоначале и формах проявления этого огня. Уже это одно заставило нас говорить об абстрактной тенденции Гераклита и выделять из бытия то, что является в нем общим, т.е. об абстрактной всеобщности его мысли, абстрактной – в сравнении с антропоморфизмом мифа. Здесь перед нами не просто мифология, а абстрактно-всеобще обработанная Итак, стиль Гераклита не научный, не философский, не поэтический, не мифологический. Это совершенно своеобразный феномен, охарактеризованный выше как абстрактно-всеобщая мифология”.
То же самое – Тютчев, который, в данном случае уже вопреки Лосеву, не субъективен нисколько. Субъективность появляется лишь у позднего Тютчева, главным образом в т.н. «денисьевском цикле», речь о котором – впереди.
Что, как не «абстрактно-всеобщая мифология», например, вот это:
Дума за думой, волна за волнойДва проявленья стихии одной:
В сердце ли тесном, в безбрежном ли море, Здесь - в заключении, там - на просторе,Тот же все вечный прибой и отбой, Тот же все призрак тревожно-пустой.
А теперь обратимся к плутархову изложению Гераклита:
Гераклит:«Сопряжения: целое и нецелое, сходящееся расСеминар Деконструкция ходящееся, созвучное несозвучное, из всего одно, из одного все» (в изложении Псевдо-Аристотеля).
Такая «абстрактно-всеобщая мифология» неизбежно влечет за собой и соответствующую, говоря современным языком, антропологию (хотя о каком вообще «антропосе» здесь может идти речь?) Толкование Плутарха:“Смешно, что мы боимся одной смерти, хотя уже столько раз умирали и умираем сейчас. Ибо не только, как говорил Гераклит, «смерть огня – воздуха рожденье, смерть воздуха – воды рожденье», но и что еще более очевидно- в нас самих зрелый умирает с рожденьем старика, молодой умирает в зрелого, ребенок в молодого, младенец – в ребенка. Вчерашний умер в сегодняшнего, а сегодняшний умирает в завтрашнего. Никто не остается тем, кем был, и никто не «есть один», но «становится многими». Пока материя проносится невозможна перемена свойств, а кто изменяется, тот не тождествен самому себе, но коль скоро и не есть тот же самый, то и не есть, но именно изменяется, становясь одним из другого. Чувственное же восприятие по неведению бытия лжет, говоря, что явление есть».
У Тютчева читаем:
Смотри, как на речном просторе, По склону вновь оживших вод, Во всеобъемлющее море Льдина за льдиною плывет.
Семинар №2 Философия Гераклита Семинар Деконструкция Характерно, что и у Плутарха, и у Тютчева здесь именно «не совсем Гераклит», но «на тему Гераклита». Однако, непредсказуемость Гераклитова гениально прорывается у Тютчева – в отличии от Плутарха в немыслимом для девятнадцатого века (но несколько раз встречаемом у Тютчева – вспомним «Silentium!» - ритмическом сбое в первой строфе – «Льдина за льдиною»… И это уже именно сам Гераклит – через тысячелетия.
Здесь мы подходим к главному – если можно вообще выделять главное в «дискурсе Гераклита» - к теме Гераклитова Логоса, который он именует и неким толчком чего-то, и Солнцем, и Словом, и «умным огнем», и играющим ребенком. Последнее особенно важно. Вспомним о «коронованном младенце». Он же и есть та «пылающая бездна», которая тождественна «океану, объемлющему шар земной». Алхимики могли бы сказать, что это плазма, но та, которая на самом деле не плазма.
«С горы скатившись, камень лег в долине / Как он упал?...” – задает вопрос Тютчев.
Кроме того, не забудем важнейшее уподобление Логоса у Гераклита – молнии.
Параллели этому опять же находим у Тютчева.
«Выступление из мраку» - то, что у Гераклита и Тютчева есть основной и единственный акт. Он же и экпироза, поскольку дневное и ночное суть и не одно, и одно; и «плазма», и «не плазма», но «Пылающая бездна».
Именно гераклитовская молния проявляет у Тютчева Сущее.
Все бешеней буря, все злее и злей Ты крепче прижмися к груди моей".
"О милый, милый, небес не гневи, Ах, время ли думать о грешной любви!" "Мне сладок сей бури порывистый глас, На ложе любви он баюкает нас".
"О, вспомни про море, про бедных пловцов, Господь милосердый, будь бедным покров!" "Пусть там, на раздолье, гуляет волна, В сей мирный приют не ворвется она".
"О милый, умолкни, о милый, молчи, Ты знаешь, кто на море в этой ночи?" И голос стенящий дрожал на устах, И оба, недвижны, молчали впотьмах.
Гроза приутихла, ветер затих, Лишь маятник слышен часов стенных, Но оба, недвижны, молчали впотьмах, Над ними лежал таинственный страх...
Вдруг с треском ужасным рассыпался гром Семинар №2 Философия Гераклита Семинар Деконструкция 50-х – 60-х годов. Дело не в пронзительной лирической, совершенно «нововременной» (никак не античной, и не средневековой) ноте стихов. И не в «незаконной связи», делающей их В точности по Мартину Хайдеггеру- «язык есть дом бытия».
Имя и фамилия (родовое имя) Елены Денисьевой (1826 г.), которой посвящен цикл, по неотменимой логике «алфавита мира» (выражение Григория Сковороды) означает «Огненная от Диониса». Еще точнее – «огненная от огня», «огневушка-поскакушка» (у Бажова); вино, «божество» коего Дионис, огню тождественно. При всей скудости мифологического у Гераклита - Диониса он упоминает. Но остались эти упоминания лишь в позднейших изложениях. Читаем у Климента Александрийского, учителя Церкви II – III вв по РХ:“В качестве таинственного воспоминания об этих страстях, по городам воздвигают фаллосы Дионису. О том же говорит Гераклит: “Не твори они шествия в честь Диониса и не пой песнь во славу срамного уда, безсрамнейшими были бы их дела.
Но тождествен Аид («Срамный») с Дионисом, одержимые коим, они беснуются и предаются вакхованию».
Легче всего объяснить такую жесткую морализацию христианством Климента. Все, однако, не так просто. «Язычник» Плутарх (ок.
45 — ок. 127) излагает Гераклита точно так же.: “Под это же воззрение подводят и слова Гераклита-физика: “Аид тождествен с Дионисом, одержимые коим они беснуются и предаются вакхованию». Но те, кто толкует Аид как тело, полагая, что душа в нем сходит с ума и опьяняется, занимаются жалкими аллегориями. Правильно отождествлять Осириса с Дионисом и т.д.»
Понятно, что Гераклит не приведен, а пересказан. ПоСеминар Деконструкция нятно, что сам он говорил об этом, но не так. Понятно, что Климент заостряет негативные аспекты, но они выделены уже и Плутархом. Плутарх после Сократа, и после Платона, уже окончательно разделивших дневное и ночное (которое внутренне делимо уже и у досократиков, в том числе и у Гераклита). Как показал Мартин Хайдеггер ( об этом А.Г. Дугин «Мартин Хайдеггер: философия другого Начала», М, 2010 ) речь идет об отождествлении Бытия и Сущего, лежащего у самого Начала европейской мысли. А Сущее становится «идеей».
Процитируем самого Гераклита: «Все, что кажется лишенным благопристойности в словесном выражении, все эти символы «природы, любящей прятаться» ( в изложении Филона Александрийского) Но Гераклитовский логос уже у самих греков все более подменяется логосом моральным, а потом и социальным. Тютчев в «денисьевском цикле», незаметно для самого себя, (по Хайдеггеру) уже и Гераклит: «из идейных соображений»
«разделяет» возлюбленную на доброе и злое, «день» и «ночь». Хотя и «ночь» тоже, оправдывая себя, любит. Характерно, что такое деление появляется еще раньше, до знакомства с Денисьевой.
Люблю глаза твои, мой друг, С игрой их пламенно-чудесной, Когда их приподымешь вдруг И, словно молнией небесной, Окинешь бегло целый круг:
Семинар №2 Философия Гераклита Гераклитова молния изначально противополагается дионисийскому «желанью». И это обращено уже даже, видимо, и к «законной супруге».
Не те ли это «отравленные ключи», о которых много писал позже В.В.Розанов и которые он однозначно связывал только с христиантсвом, но корни которых, на самом деле, прорастают уже Семинар Деконструкция сквозь Сократоплатоновский спиритуалистический дуализм?
“Денисьевский цикл» - это уже даже не столько толстовский роман, сколько роман Достоевского, в котором герой истязает себя своим грехом, сокрушаясь «противостоянием»
возлюбленной и «толпы», в которое он сам же ее втянул. Нисколько не умаляя великолепия самих стихов, скажем: все это – «антропологические вопросы» блаженного Августина, растущие из собеседований Сократа.
В этом смысле, стихотворение о молнии и “тени мужа» гораздо более соответствует онтологии Климента и Сократа-Платона, не изначальной, но еще не столь далекой от изначальной, каковой, в толковании Хайдеггера, применительно к европейской философии, не стало сразу.
Это и есть, на самом деле, «основной вопрос философии». «В русском контексте» стихотворение о «тени мужа» соответствует древлеправославному пониманию греха как прежде всего обнаженной скверны, не имеющей отношения к «моральным терзаниям» человека «модерна», как «верующего», так и «неверующего». Скверна исцеляется, по древлеправославным представлениям, физической тяготой и епитимией.
В этом смысле «морали» противостоят как аскеза (подлинное христианство), так и «либертинаж» (подлинное «язычество»). Кстати, в испанском фольклоре есть сюжет о Доне Хуане, аналогичный нашему сюжету о Кудеяре-разбойнике.
Становится гораздо более понятным, почему Константин Леонтьев называл «Пушкинскую речь» Достоевского «розовым христианством». Понятен и смысл его блестящей незавершенной статьи «Два графа. Алексей Вронский и Лев Толстой», всеСеминар Деконструкция цело направленной против «пафоса идей».
Но для Константина Леонтьева «граф Вронский», реальный прототип которого погиб в Сербии, это еще и «дух войны», противостояния, Polemos Гераклита, “отца всех вещей». «Граф Толстой» - воплощение жизни идей «Гераклит говорит, что «Гомер, молясь о том, чтобы «вражда сгинула меж богами и меж людьми», сам того не ведая, накликает проклятье на рожденье всех существ» (в изложении Плутарха ).
В поэзии же Тютчева мы обнаруживаем сразу всех. И «графа Вронского», и «графа Толстого»; «пылающую бездну», «молнию» и иллюзию «человеческого Я» (которого нет и быть не может); Гераклита и Гомера.
Приговор, выносимый поэтом европейскому пути - если говорить словами Хайдеггера, от фундаменталь-онтологии к онтологии, а за тем от онтологии к морали - и самому себе – однозначен.
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный ликВ ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык...
Вы зрите лист и цвет на древе:
Иль их садовник приклеил?
Иль зреет плод в родимом чреве Игрою внешних, чуждых сил?..
Семинар №2 Философия Гераклита Семинар Деконструкция Текстуальные совпадения Тютчева с Гераклитом поразительны: “Они не видят и не слышат божественного общего закона ( в изложении Клеанфа ).
Профессор Дугин утверждает: «…западная философия началась с Гераклита и его учения о логосе. Хайдеггер показывает, что на нем она и кончилась. Гегель и Ницше, завершающие западную философию, приоритетное внимание уделяли именно Гераклиту. Русская философия вообще не начиналась. Пока. То, что было – было лишь первыми попытками мыслить философски, которые соскальзывали. Логос в европейском понимании, явно не удел России. Наш удел хаос.
Но…. Преподавание философии в России должно начинаться и заканчиваться Гераклитом. Пока мы не выработаем к нему русского отношения, пока мы его не осознаем, нам вредно и некуда двигаться дальше”.
При этом западная философия ( Гераклит) и русская поэзия ( Тютчев ) находятся «где-то рядом в текучем словаре земли» ( Арс.
Тарковский ) и именно поэтому мы можем действительно все начать сначала и тогда:
'Аллах! пролей на нас твой свет!
Краса и сила правоверных!
Гроза гяуров лицемерных!
Пророк твой - Магомет!..' 'О наша крепость и оплот!
Великий бог! веди нас ныне, Как некогда ты вел в пустыне Свой избранный народ!..' --Глухая полночь! Все молчит!
Вдруг... из-за туч луна блеснулаИ над воротами Стамбула Олегов озарила щит.
( «Олегов щит», 1829-1850 ) Не о Стамбуле мы здесь ведем речь, разумеется. Чем быстрее о нем – источнике почти четырех векового «соблазна» – мы забудем, тем лучше. Но о том, что средиземноморское время уже кончилось, а русское еще и не начиналось Итак, Тютчев – не предвестие ли (или, по крайней мере, одно из таковых) будущей уже русской философии?
Семинар №2 Философия Гераклита Как известно, Мартин Хайдеггер написал о Гераклите едва ли не больше всех. Но он был не первым и не единственным, кто в XX веке обратился к «тёмному философу» и посмотСеминар Деконструкция рел на него «справа», с позиций сакрального мышления. В самой Германии учение Гераклита оказало огромное влияние на такого классика консерватизма и традиционализма, как О.Шпенглер. В 1904 г. 24-летний Шпенглер защитил диссертацию по философии о Гераклите. Защитил не с первого раза:
ученый совет был недоволен оригинальностью мыслителя, тем, что он игнорировал работы авторов XIX века о Гераклите.
Ключевыми моментами этой и последующих работ Шпенглера о Гераклите были следующие: 1) кардинальное и непреодолимое различие между эллинской и новоевропейской философией; 2) промежуточное положении досократиков между сакральной мудростью «тёмных веков» и вырожденческой философией эпохи поздней классики и эллинизма; 3) о жреческом, орфическом происхождении Гераклитовой мудрости (через тайное учение эфесских жрецов); 4) уникальность и «нетипичность» Гераклитовой философии хаоса по сравнению с более гармоничной метафизикой милетской школы; 5) отказ от привычной трактовки идей Гераклита как диалектики противоположностей в пользу учения о вечности и тождестве; 6) указание на роль аристократического, кшатрийского индивидуализма Таким образом, Шпенглер задал тон восприятия Гераклита традиционалистски ориентированными мыслителями XX века. Но это восприятие было различным в России и на Западе. В нашей стране в самом начале прошлого века независимо от Шпенглера большое внимание Гераклиту уделял П.А. Флоренский. Он ставил Гераклита необычайно высоко, называя его первым, кто осмыслил антиномичность, пронизывающую мир. Флоренский называл ум Гераклита «трагическим и, кажется, едва ли не из самых чутких к правде меж всех философов в древности. По крайней мере, у него не было внутренней черствости, от которой слишком часто мертвеет душа профессиональных мыслителей… И, как говорили, он всю жизнь проплакал над трагичностью себя и мира». Флоренский, в свойственной только ему манере, отметил два полюса, к которым тяготела мысль Гераклита.
Первый – это Истина, мировая Мудрость, единая для всего мира и им управляющая, имеющая нечеловеческое происхождение. Здесь Гераклит был солидарен с Парменидом, здесь оба они были предшественниками Платона. Но, в отличие от элеатов, ГеракСеминар Деконструкция лит видел не только совершенную и абсолютную гармонию Логоса (который Флоренский отождествлял с Богом-Словом, Христом), но и «разрозненность, раздробленность и антиномичность нашей земной юдоли… внутреннюю вражду мира».
По мнению Флоренского, если у ап. Павла осознание этого раздора и искажения мира выступает уже примирённым и преодолённым, то у Гераклита диалектика войны вещей предстаёт в чистом виде: из борьбы противоположностей рождается гармония, как если натягивать и ослаблять струну лука или лиры.
«Мир трагически прекрасен в своей раздробленности.
Его гармония – в дисгармонии, его единство – в его вражде», – писал Флоренский в «Столпе и утверждении Истины». С печалью говоря о том, что основная масса людей не понимает диалектики и единства противоположностей, о. Павел с глубоким уважением указывал на тех философов, которые продолжали линию Гераклита. Это Платон, Николай Кузанский, Спиноза, Фихте, Шеллинг, Гегель и особенно Ницше. Но все они, отмечает Флоренский, использовали слово, впервые введённое именно эфесским философом:, «противоречие». Правда, ряд исследователей полагал, что это описка позднейших переписчиков, а у Гераклита стояло «подхождение» или иное слово. Однако если бы у Гераклита и не было слова «противоречие», его стоило бы выдумать, полагал о. Павел.
В работах Флоренского можно найти и другие упоминания о Гераклите. Например, о «сухой душе» мудреца как иерархически упорядоченной душе. В данном фрагменте, кстати, Флоренский вслед за Семинар №2 Философия Гераклита «тёмным философом» противопоставляет Сушу анархическому Морю:
«водная душа» – от лукавого. В 1914 г., осмысляя Православие как полное раскрытие потенциала язычества, Флоренский без колебаний включает Гераклита в число пророков о Христе-Логосе, чьи изображения могут и должны помещаться в притворах храма, наряду с иконами ветхозаветных пророков.
Наконец, к 1918 г. относится характеристика Флоренским места Гераклита в истории эллинской философии. С одной стороны, мыслитель, предвосхищая Хайдеггера, противопоставляет два внешне схожих «философских треугольника». Античная триада: Гераклит, Парменид, Платон – ориентирована на Бытие и взыскует Богочеловечества. Триада Модерна: Юм, Вольф, Кант – отрицает Семинар Деконструкция онтологию, ориентирована на гносеологию и мораль и ищет человекобожия («автономной личности»). Переходя к вопросу о конкретных истоках философии Гераклита и досократиков вообще, Флоренский называет её остановкой на полпути между сакральной метафизикой орфиков и Гесиода и рационализированной философией греческой классики. Содержание ранней эллинской философии, по Флоренскому, практически совпадает с содержанием античной религии, и отличается лишь страстью выделиться из неё, стать не-религией. Это удаётся в классический период, но в итоге «не уйти философии от самоё себя», и в неоплатонизме она, наконец, возвращается на свою душевную В те самые годы, когда Шпенглер и Флоренский писали о Гераклите в своих работах, эту же тематику впервые затронул соратник о. Павла – А.Ф. Лосев. В процессе подготовки диссертации в Московском университете в 1915–1916 гг. он написал три статьи: «Эрос у Платона»; «Происхождение греческой трагедии» (высоко оценённую как творческое развитие концепции Ницше); и «Эволюция пессимизма в греческой политической литературе». В последней статье молодой магистрант Лосев установил связь между героическим пессимизмом Гераклита и его аристократическими, антидемократическими убеждениями.
Долгие годы Лосев (с 1929 г. – тайный инок Андроник) писал «в стол». Лишь в 1962 г. увидел свет его первый том «Истории античной эстетики» – «Ранняя классика» (философский труд приходилось маскировать как эстетический). Гераклиту была посвящена отдельная глава. Начинается она с утверждения, что за «архаически-торжественной темнотой» эфесского философа «скрыт тщательно выработанный стиль», но для мистиков эта темнота яснее солнца. Суть учения Гераклита Лосев усматривает отнюдь не в борьбе противоположностей или в взаимном перетекании вещей, но в самой его поэзии, «сочной, густой, прекрасно-безысходной», которую невозможно адекватно передать философскими категориями: «Если философию понимать как оперирование отвлеченными терминами и понятиями, то Гераклит совсем не философ… с таким же успехом подобную терминологию можно было бы извлечь, например, из произведений Пушкина, Лермонтова или Тютчева, у которых ведь сколько угодно можно найти образов, связанных с текучестью жизни и с соСеминар Деконструкция вмещением в ней противоречивых определений». Далее Лосев (как уже отметил В.И. Карпец) определил стиль сочинений Гераклита как «абстрактно-всеобщую мифологию».
Затем он разбирает термины, употребляемые Гераклитом, отказываясь от их привычного толкования. Так, огонь он трактует не как субстанцию вроде первовлаги Фалеса или воздуха Анаксимандра, но как архетип материи и структуру мира (ещё не расчленённую на форму и содержание). Логос Гераклита – также структура вещей; он «не есть просто философская категория и предмет разума; это, кроме того, еще и физическое тело и мифическое существо», заимствованное им из мистерий храма Артемиды Эфесской (прямая отсылка к работе Шпенглера «Закат Европы», которую Лосев хорошо знал). «Бесполезно приписывать Гераклиту те или иные новоевропейские философские ярлыки, – повторяет Лосев. – У нас просто нет таких терминов, чтобы можно было ими изобразить существо гераклитовой эстетической философии». Неправы, по Лосеву, и философы Нового времени, толкующие Логос как безличный внешний закон природы, и христианские богословы вплоть до С.Н. Трубецкого, отождествляющие гераклитовский Логос с Богом Словом: вопросами всей позднейшей философии Гераклит задаваться просто не мог.
Касаясь таких выражений Гераклита, как «натянутый лук и стрелы», «лира» и «вечность как играющее дитя», Лосев также видит в них не метафоры, но саму плотяную реальность. Хаос зол и в то же время осмыслен: потому игра ребёнка есть чистая и невинная игра Семинар №2 Философия Гераклита хаоса самого с собою – хаоса, не знающего о грехопадении. Наконец, и противопоставление сухой души мудреца (освещенной огнём и излучающей его вовне – здесь Лосев видит истоки позднейшей метафизики света) и влажной, чувственной души глупца вновь выводит нас на проблематику Моря и Суши, уже представленную у Гераклита в зародыше. Красноречиво намекнув, что у него есть и иные соображения насчёт играющего ребёнка, Лосев возвращается к очищению мысли Гераклита от позднейших толкований.
Конечно, в каком-то смысле Гераклит говорил о скрытой гармонии «вечного хаоса бурлящих противоположностей». Но утверждать (как до сих пор делается во всех справочниках и пособиях), что главное у Гераклита – диалектика противопоСеминар Деконструкция ложностей, – было бы совершенно неверным. Хотя Гераклит и говорил иногда об изменчивости и взаимном переходе явлений, но гораздо чаще подчёркивал единство, тождество и вечность, лежащие в основе всех изменений и само не изменяющееся:
«Мало кому приходит в голову та несомненная истина, что безразличная текучесть противоположностей трактуется Гераклитом именно как нетекучий Логос (как бы ни понимать здесь этот последний)». «Противоположности существуют в одном и том же», – говорится в изречении Гераклита, не вошедшем в сборник Дильса. Интересно, что здесь Лосев совершенно самостоятельно пришёл к тем же выводам, что и молодой Шпенглер в своей диссертации, не принятой академической философией, а именно: учение об изменении и становлении у Гераклита – играет не главную роль в его философии, но на первом плане – учение о тождестве и постоянстве. Шпенглер был первым в мире, кто отверг традиционное «гегелевско-дильсовское» прочтение Гераклита, Лосев – вторым.
«Мировая популярность Гераклита, несомненно, послужила ему во вред. О Гераклите считали нужным высказываться почти все философы, навязывая ему то, что было в их собственном кругозоре… При этом упускали из виду, что учение Гераклита является глубоко своеобразным, совершенно непохожим на новоевропейскую философию; и было бы бесцельным занятием присоединять к уже существующим бесчисленным ярлыкам для Гераклита еще один новый», – отмечал Лосев. Он предлагал отбросить груз позднейших (от Платона и Аристотеля до Секста Эмпирика и Кирилла Александрийского) сведений о Гераклите и обращаться только к его подлинным изречениям. Лосев показал на конкретных примерах, как точнее переводить искаженные более поздними философами цитаты Гераклита: не «покоится», а «ожидает»; не «превращение», а «поворот». Не произносил философ и хрестоматийную фразу про реку, в которую нельзя войти дважды; искажены позднее были и его слова о Логосе и воспламенении мира. Диалектика Гераклита столь же отлична от диалектики Гегеля, как «атеизм» чёрного мага Демокрита отличен от атеизма вульгарного материалиста Бюхнера. Вместе с тем, учение о вечном движении мира, о Логосе как внутреннем законе вещей, о божественности огня, как показывает Лосев, присуще всем досократикам в равной мере, и Гераклит здесь не уникален. И учение о противоположностях, и учение о тождестве всего у него даны только интуитивно и ничуть не в большей степени, чем у других досократиков. В чём же тогда уникальность Гераклита и его притягательность?
В его лирическом и трагическом пафосе, отвечает Лосев.
В его аристократическом презрении к людям, которые не умеют слушать Логос и «видят счастье в наслаждении, как быки в пожирании гороха». Гераклит – консерватор, барин, кшатрий на покое, подобный Константину Леонтьеву, Шпенглеру или Эволе. Он презирал не только окружавших его эфесских грубиянов и наглецов, но даже Гомера, который был «мудрее всех эллинов, взятых вместе». Люди настолько ничтожны, что «им не было бы лучше, если бы исполнились все их желания». А потому Гераклит постоянно грозил им: «Суд над миром и над всеми в нём совершается через огонь! Грядущий огонь будет судить и осудит!». Ибо этот огонь есть в то же время и судьба, и вечность, и играющий ребёнок – мировая гармония и хаос в одно и то же время, хаос, уже беременный Логосом. Единственный из досократиков, Гераклит отказался от оптимистического взгляда на космос и не побоялся заглянуть в глаза хаосу. И боги и люди смертны, это лишь накипь среди круговорота вещей, порождаемого хаосом. Каждая отдельная вещь имеет трагическую судьбу, рождается и умирает. «Неумолимая последовательность мысли и гордое дерзание», – вот что, по Лосеву, отличало Гераклита от других досократиков и роднило его с позднейшими консерваторами и традиционалистами: «Он был противником всего Семинар №2 Философия Гераклита недодуманного, всего компромиссного, всего слабого, жалкого, трусливого, беспомощного и поверхностного». «Наиболее вероятной спецификой философии Гераклита является беспощадное додумывание до конца антиантропоморфного гилозоизма. Отсюда его трагический пафос, отсюда его торжественная и в то же время нервозная темнота, отсюда не сводимый ни на какую абстрактную теорию символизм, отсюда и возможность, а может быть, даже и необходимость бесчисленно-разнообразных трактовок его философии». Так в эфесском философе, жившем в эпоху демократизации Эллады, совместились противоположности: уча о равенстве всех вещей перед лицом огненного суда, он в то же время остался аристократом и царём Семинар Деконструкция Эстетику Гераклита, по Лосеву, тоже невозможно перевести на язык европейской философии, ибо в ней красота является одновременно и огнём, и Логосом, и умом, и гармонией, и играющим дитём, и космосом, и луком, и молнией, и войной:
всё это – «одна и та же величественная и мрачная, трагическая и невинная и в то же время весёлая картина вечности, ритмически вспыхивающей из лона слепой судьбы». «Вся гераклитовская философия и эстетика исходит из полного отождествления общего и единичного, внутреннего и внешнего, логического и материального, идеального и реального», – указывает Лосев и делает вывод, что «тут перед нами своего рода символический материализм или материалистическая символика», т.е. то же самое, как определяли свою философию сами Флоренский и Лосева. Именно «этот тип редкостного символического мышления» Гераклита Лосев и называет его главной отличительной особенностью, по сравнению с которой все остальные его прозрения кажутся второстепенными.
Подводя итоги, в «Истории античной эстетики» Лосев впервые дал и свою оценку историческому месту Гераклита: «В досократике не было философии более глубокой и яркой, чем философия Гераклита, и, вероятно, никто больше Гераклита не понимал трагической и величественной красоты периодически вспыхивающего космоса». Но Гераклит не мог понять, что его философия уже означала начало перехода «от мифоса к логосу» (цитата Лосева!). Однако он в своей «скорбной, трагической» эстетике прозревал и иное:
мир возник от недостатка, от умаления Огня: «Когда же мир гибнет в мировом пожаре, то первоогонь насыщается, восстанавливается и возвращается к своей полной и бесконечной силе. Это величественно и красиво. И это – мировая трагедия». Так Гераклитов пессимизм оборачивается «беспечальной и наивной бодростью философского самочувствия, с каким-то никогда не убывающим и торжественно-спокойным жизнеутверждением». Ничего из этого не осталось уже у прямых последователей Гераклита: Псевдо-Гиппократ, Кратил и Эпихарм опошлили учение Гераклита и извратили его, подменив объективную поэзию субъективной прозой, натурализмом, релятивизмом и скептицизмом.
Продолжение этой мысли мы находим в «Истории античной философии в конспективном изложении», изданной уже после смерти Лосева, в 1989 году. Здесь выделяются три этапа античной философии: мифология (когда в мире как целом не выделялись объект и субъект), философия досократиков (когда мир был понят как объект, но ещё не было субъекта) и классическая философия (когда произошло рождение субъекта). Поэтому-то, указывал Лосев, Гераклит понимал космос гилозоистически, а его диалектика была интуитивной: понятия огня, Логоса, становления не образовывали систему категорий.
Как и у других «ранних классиков» с их учением о Космосе, состоящем из пяти стихий, пишет Лосев, «здесь нет учения о субъективной стороне действительности, здесь нет никаких других сторон действительности, и потому это есть объективная субстанциальность, установленная при помощи абстрактно-всеобщих категорий». Но Гераклит вместе с тем завершает период ранней классики, наиболее полно схватив диалектику материи и формы, которые пребывают нераздельно и неслиянно.
В заключение хотелось бы вновь указать на некий параллелизм в развитии русской и немецкой философии традиционалистского толка в XX столетии: мысли Флоренского и Шпенглера о Гераклите были записаны одновременно; синхронно (и независимо друг от друга) шла деятельность Лосева и Хайдеггера.
Один – самый плодовитый философ XX века в России, другой – на Западе. Неудивительно, что с 60-х годов Лосев обращал внимание на работы Хайдеггера. С ними его знакомили очень разные люди, в их числе германист и музыковед А.В. Михайлов и философ В.В. Бибихин – два Семинар №2 Философия Гераклита исследователя и переводчика Хайдеггера, занявшие позже диаметрально противоположные позиции. Любопытно, что в 70-е годы Лосев играл с маленькой дочерью Бибихина игрушечной матерчатой обезьянкой, которую они ласково именовали «доктор Мартин Хайдеггер».
В дальнейшем, многие люди, близкие некогда к Лосеву, двигались в совершенно неверном направлении, допуская даже сознательное искажение мыслей Хайдеггера (переводы того же Бибихина). История предательства философии Флоренского и Лосева их учениками ещё не написана, хотя она не менее трагична, чем извращение идей Гераклита Псевдо-Гиппократом, Кратилом и Эпихармом. Увы, схожих примеров из жизни других мыслителей и ученых можно привести очень много. Конечно, сам великий инок-слепец АндроСеминар Деконструкция ник не может нести ответственность за последующую эволюцию своих учеников.
Для нас важен факт именно параллельного развития одних и тех же мотивов у русских и европейских философов-консерваторов и потрясающий момент их «узнавания». Особого внимания заслуживает эпизод, когда В.И. Скурлатов (позже пострадавший от рук «либералов от философии» за свои проекты мобилизации и военизации советского общества) в г. читал уже слепому Лосеву вслух двухтомник Хайдеггера.
Лосев был взволнован: ещё бы, прямой ученик Гуссерля (кумира лосевской молодости) пишет о досократиках! Тем не менее, размышления Хайдеггера о технике и о западном нигилизме Лосев понял и принял легко: он был знаком с «Закатом Европы» Шпенглера и сочувствовал подобным идеям.
Но мысль Хайдеггера о том, что греки не столько «видели»
«