«ОТ СОЛДАТА ДО ГЕНЕРАЛА Воспоминания о войне Том 14 Москва Академия исторических наук 2011 УДК 82-92 1941/45 ББК 84P7-4 О80 О80 От солдата до генерала. Воспоминания о войне. Том 14. — М.: Академия исторических наук, ...»

Так сражался и погиб славный сын нашей Родины, гвардеец Александр Ельчищев. Его славное имя долго будет жить в нашей памяти, его благородный подвиг всегда будет звать нас на новые подвиги во имя любимой Отчизны.

Бойцы батальона не считали врага, а искали и били его.

Коммунист гвардии старший сержант Пономарев с пятью бойцами совершил вылазку в тыл врага. Обнаружив в лесу взвод немецкой пехоты, Пономарев скрытно окружил его и внезапно обрушил на немцев огонь всех своих средств.

Гвардейцы создали видимость наступления крупных сил и благодаря этому выиграли бой. Немецкий взвод был полностью уничтожен.

Рядовой комсомолец Малиев скрытно подобрался к вражескому пулемету и гранатами уничтожил его.

Бесстрашие, героизм, мужество и доблесть в этих боях проявили комсомольцы: сержант Константинович, гвардии красноармеец Васильев и другие.

Немецкий бронетранспортер с пушкой и пулеметом выдвигался по лощине, приближаясь к расположению позиций батальона. Гвардейцы заметили его. Тогда коммунист гвардии старшина Горбачев вместе с комсомольцами младшим сержантом Зуевым и красноармейцем Скрижевских по кустам подобрался к горной дороге. Как только бронетранспортер поравнялся с ними, они забросали его гранатами. Шесть гитлеровцев из расчета бронетранспортера были уничтожены, а два взяты в плен. Все это происходило ночью.

Видя, что сопротивление советских гвардейцев сломить нелегко, немцы предприняли новую авантюру. Апрель года в Австрии был теплым и солнечным. Хвоя, листья от деревьев и мох уже просохли. Кругом лесной массив окружал высоту 649. Гранит и лес не давали возможности гвардейцам хорошо окопаться. Чтобы окончательно «разделаться» с бесстрашными советскими бойцами, противник на наших глазах стал катить вокруг нас какие-то бочки. Оказалось, что они были с горючей смесью. Вскоре возник пожар. Огонь и дым все ближе и ближе приближались к нам... Фашисты пошли в новую атаку.

Сколько понадобилось мужества и героизма, чтобы, орудуя малой саперной лопаткой, тушить это огненное кольцо! Гвардейцы отгребали от своих позиций сухой лист и хвою, сбивали пламя со стволов деревьев. По приказу командира батальона это делали преимущественно раненые бойцы во главе со своим комсоргом батальона, которые могли еще двигаться и держать в руках лопату. Остальная же часть гвардейцев отбивала яростные атаки врага со всех сторон.

Пожар был потушен. Но сразу же начался сильный артиллерийский и минометный огонь противника. Снаряды и мины, не достигая часто земли, разрывались в воздухе, ударяясь о верхушки деревьев. Их осколки сыпались на головы гвардейцев батальона. Были ранены парторг и фельдшер батальона, ранен заместитель командира батальона по политчасти гвардии лейтенант Дерябкин. Осколок вражеского снаряда изуродовал автомат командира батальона.

Но и на этот раз гвардейцы не дрогнули. Они выстояли в неравном бою.

Сослуживцы с гордостью встречают победителей 18 апреля радисты отремонтировали батальонную радиостанцию. Снова была установлена связь с полком.

Батальон получил задачу - ударом с высоты 649 в направлении Вайстау уничтожить противостоящего противника.

В 23.00 часа 18 апреля после мощного артналета и удара, выходящих из окружения гвардейцев при содействии батальона автоматчиков дивизии, действующего с фронта, противник в указанном направлении был уничтожен и остатки батальона Кряжевских присоединились к частям нашей дивизии, которой командовал тогда гвардии генерал-майор Блажевич (погиб за несколько дней до Победы).

Сообщения о боевых действиях гвардейцев батальона Кряжевских в сложных условиях окружения быстро облетели все части и подразделения дивизии. В городе Берндорф, куда вышли отважные воины, уставшие от боев, бессонных ночей и дней, измученные жаждой и отсутствием пищи, висели плакаты и лозунги, приветствующие отважных храбрецов гвардейского батальона. Вышел специальный 120-й номер дивизионной газеты «Ленинец» от 21 апреля 1945 года под заголовком: «Привет гвардейцам офицера Кряжевских! Они показали высокие образцы умения, мужества, самоотверженности в борьбе с врагом».

«Наша гордость» - так называлась передовая статья этой газеты. Копию её я храню, как один из драгоценных документов Великой Отечественной войны на завершающем ее этапе.

Многое можно было бы рассказать о подвигах гвардейцев батальона под командованием Е.Н. Кряжевских, начиная с июньских боев 1944 года, которые велись на Карельском фронте при форсировании реки Свирь в районе Лодейного Поля и в последующем. Тогда наша дивизия, сформированная из личного состава воздушно-десантных бригад, входила в 37-й гвардейский корпус, которым командовал гвардии генерал-лейтенант Миронов. А еще ранее курсант Московского военно-политического училища Евгений Кряжевских командовал взводом, защищая родную столицу на Можайском направлении в 1941 году. Но в одной статье этого сделать нельзя.

Наш командир батальона был несколько раз ранен и контужен. В апреле 1945 года ему присвоили звание капитана и представили к званию Героя Советского Союза. Находясь в запасе и отставке в звании майора, вел большую военнопатриотическую работу среди молодежи, особенно учащихся школ и студентов. Умер он в 1994 году.

Я хорошо помню, когда меня принимали на фронте в члены партии, то члены парткомиссии политотдела дивизии спросили: «Сколько комсомольцев вашего батальона награждено орденами и медалями?» «Все», - был мой ответ, ответ гвардии старшины, комсорга 1-го гвардейского батальона, 303-го гвардейского полка, 99 гвардейской дивизии, 9-й гвардейской армии.

Кроме других боевых наград, у меня 3 ордена и более медалей. Я с особой любовью и гордостью храню Почетную грамоту ЦК ВЛКСМ, которой был награжден на фронте «За отличные боевые действия и умелое руководство комсомольскими организациями в наступательных боях». Ее подписал Секретарь ЦК ВЛКСМ Михайлов. Сам я был дважды ранен. Не долечившись полностью в ЭГ 1327, в августе 1944 года я снова отбыл на фронт с госпитальной койки.

Да. Победа в Великой Отечественной войне досталась нам нелегко. Но она вдохновляет нас на новые подвиги во имя любимой Родины. Первостепенная задача ветеранов войны донести до нашей российской молодежи героизм, стойкость и патриотизм, которые были присущи тогда советским воинампатриотам-интернационалистам. Мы обязаны решительно бороться с фальсификаторами Великой Отечественной войны, всемерно разоблачать их домыслы и ложь, показывать истинные истоки нашего советского патриотизма и героизма воинов, славных тружеников тыла, дававших фронту все необходимое.

Я родился 20 мая 1924 года в деревне Казаковка Мещовского района Калужской области.

Национальность – русский. Вероисповедование – православный.

До 1942 года был членом ВЛКСМ. С 1942 года по год – член КПСС. В настоящее время беспартийный.

Воевал на Западном фронте от Подмосковья до Смоленска в составе 33-й армии 222-й стрелковой дивизии 774-го стрелкового полка 3-го отдельного батальона минометной роты.

Первая награда – медаль «За Отвагу». Награжден за ликвидацию немецкого подразделения в одной из деревень Калужской области.

Вторая награда – орден Красной Звезды. Награжден за отсечение минометным огнем немецкой пехоты от их танков.

Войну закончил в воинском звании «лейтенант». В настоящее время капитан запаса, звание присвоено по указу Президента Российской Федерации за выслугу лет.

Дважды был ранен на войне.

В 1941 году окончил 9 классов средней школы в поселке Ермолино Боровского района Калужской области. Когда началась война, мне было 17 лет.

Узнал о начале войны дома, по радио Михаил Иванович Калинин, Председатель Верховного Совета СССР, читал обращение к советскому народу.

Со школьной скамьи 5 марта 1942 года все юноши старше 10-х классов были призваны в Боровский военкомат и далее направлены в 183-й армейский запасной стрелковый полк (АЗСП) для подготовки и обучения военным навыкам, а дальше для отправки на фронт. Обучение было недолгим.

14 июня 1942 года после кратковременного обучения я был отправлен на фронт. От населенного пункта Боровск до фронта шли пешком одну ночь, так как линия фронта была рядом. Был назначен рядовым солдатом в составе 33-й армии под командованием генерал-лейтенанта Ефремова Михаила Григорьевича в 3-й батальон минометной роты 222-й стрелковой дивизии 774-го стрелкового полка.

За то, что умел хорошо рисовать и умело владел топографией - правильно и четко отмечал вражеские позиции на карте - меня решили подучить. В ноябре 1942 года прямо с линии фронта я был направлен в 183-й армейский запасной стрелковый полк (АЗСП), в котором определили меня на курсы подготовки младших лейтенантов.

Армейские курсы проходили на железнодорожной станции Апрелевка. На ночлег нас определили в коровник, а спали мы в стойлах. Обучались здесь сорок две учебные роты, по 100 человек в каждой, может быть и больше. В столовой соблюдались строгие правила, без строевой песни не пускали в столовую. Если рота пришла без песни, то ее не пропускали, а отправляли в конец очереди. Приходилось ждать, пока все сорок рот не поедят. По команде приступали к приему пищи, по команде: «Встать! Закончить прием пищи!» все вставали и освобождали место следующей роте. На обед отводилось минут, успел – не успел поесть, вставай, потому что следующая рота ждет. В нашей роте поющих не было, как говорится всем «медведь на ухо наступил», так запевал сам ротный - лейтенант из Москвы. Его так и прозвали «Москвичзапевала».

После окончания курсов сразу пяти человекам присвоили звание лейтенанта. Среди них был и я. На выпуске присутствовал сам Михаил Иванович Калинин – Председатель Верховного Совета СССР.

Помню как сейчас, построили нас в карэ (это построение буквой «П» вокруг трибуны), стоим, ждем, дрожь по спине от волнения пробегает. На трибуну поднялся М.И. Калинин и руками машет, зовет к себе, показывает, мол, подойдите ко мне, но никто даже не шелохнулся. Постоял он секундочку и говорит: «Подойдите ко мне поближе, я тихо говорю». И строй, без команды, шагнул вперед. Прозвучали поздравления с окончанием армейских курсов. Прошлись парадом. И с парада сразу же на фронт.

За плечами вещевой мешок - и пешком на станцию Апрелевка. Сели в поезд. Привезли нас в город Калугу, переночевали и повезли дальше - на линию фронта. Всех нас несколько раз предупреждали, что как только поезд остановится, надо быстро выпрыгивать и бежать в лес, в укрытие, отбегать от поезда как можно дальше. Почему?

Говорят: «Потом узнаете». Привезли нас ночью к линии фронта, не успел поезд остановиться, начался обстрел. Кто не успел быстро выскочить, замешкался по каким-то причинам, так там и остался лежать навечно.

Направлен был я снова в свою минометную роту, но уже с новым званием - лейтенант. Лейтенант - один квадратик на воротнике, четыре треугольника – это капитан, заместитель политрука. Когда вышли из окружения, меня отправили в распоряжение комполка Солдатова. Дали бумажку и сказали:

«Идите и ищите хозяйство Солдатова». Где оно это хозяйство, никто не знал. А кто такой этот Солдатов никому неизвестно.

Когда рассвело, отправился я и со мной один попутчик искать Солдатова. Идем и расспрашиваем всех встречных, никто не знает, и не все еще с нами-то разговаривают, посмотрят на нас и проходят молча. Ну, думаем – попали в часть какого-то важного назначения, если нам ничего о ней не говорят.

Добрались до расположения какой-то части. Нашли землянку, оказалось, что это и был штаб, встретил нас политрук и получил я назначение, не угадаете куда - опять в свою же минометную роту. Назначили меня командиром минометного взвода 3-го отдельного батальона 774-го полка 222-й стрелковой дивизии 33-й армии Западного фронта.

Однажды при преследовании противника, мы вошли в одну из деревень в Смоленской области, которую сожгли немцы, и перед деревней на дороге выложили около 13- сожженных жителей деревни, вероятно, для устрашения советских солдат. Ужасное зрелище – обгорелые трупы. Но вместо страха у солдат появлялось еще больше ненависти и ярости, и молниеносно возникало желание – отомстить, во что бы то ни стало, и немедленно. Командир командовал:

«Догнать и уничтожить». И мы, стиснув зубы, и сдерживая свои чувства, бежали. Бежали, догоняли, стреляли и стреляли.

Стреляли, не оставляя ни одного фашиста в живых, и не брали их в плен.

Очень хорошо помню комполка Хаткевича – отважный был человек. Сам всегда впереди солдат в бой шел со словами:

«За Родину! За Сталина!» И из боя возвращался целый, без одной царапины, а рядом падают солдаты, рвутся снаряды.

Как будто заговоренный.

Однажды идем колонной - меняем позицию. Шагаем мимо деревни, тут выскакивает мальчишка и говорит, что немцы в конце деревни что-то ставят. Первым рванулся в бой командир полка Хаткевич, но тут неожиданность - немцы заминировали деревню. Вызвались добровольцы и шеренгой первыми пошли по минному полю. Погибли все, уцелел один комполка Хаткевич. Как говорили солдаты: «Он в рубашке родился».

Еще один эпизод вспомнился. Через лес шел полк, догоняет командира полка молодой лейтенант, только что прибывший по назначению. Тут налет вражеских самолетов.

Только и успел лейтенант доложить: «Товарищ комполка, прибыл в Ваше распоряжение…». Вдруг шальная пуля, и его убило, моментальная смерть, не успел даже назвать свою фамилию. Молодой, красивый, а фамилию так и не узнали, кто такой и откуда. Похоронили, как НЕИЗВЕСТНЫЙ… много таких было. Одним словом – война. Смерть на каждом шагу.

Помнится мне, много было призвано на войну с Кавказа.

Только стихнет обстрел – собираем убитых, раненых. А кавказцы соберутся в круг и начинают причитать, оплакивать своего погибшего. Тут снова налет немецких самолетов.

Комбриг кричит: «Всем разойдись! Ложись! Ложись! Убьет!

Ложись!» Кавказцы сидят и молятся. Падает снаряд, попадает в середину круга к кавказцам, и опять новые трупы в два раза больше прежнего. Сколько раз не объяснял им комбриг, бесполезно.

Еще один из случаев на войне. Шли через лес, с нами был кавалерийский полк с лошадьми. Откуда ни возьмись очередной налет вражеских самолетов - начинают лес бомбить. Кони, люди - в разные стороны, всё смешалось.

После обстрела – сбор. Нам легче - мы к командиру прибежали, ждем распоряжений, а кавалеристам приказ отдали – снять с убитых лошадей седла и все снаряжение на себе нести. Нельзя имущество бросать, его необходимо в первом же населенном пункте сдать под подпись.

Вспоминаются мне юные, молодые и красивые девчонки-радисточки. Ну, пусть мы, юноши, привычные к полевым условиям без воды, иной раз небритые, голодные, уставшие, под дождем промокшие. А девчонки всегда веселые, аккуратные и не подают даже вида усталости. И никакого страха в глазах! Молодость, красота и вера в скорую победу! Никто не думал, что война так долго затянется. В атаку шли всегда со словами: «За Родину! За Сталина!»

Были минуты и отдыха.

Линия фронта - Сафоновский район. Деревня Темкино.

Подъезжает машина, открываются борта машины, и прямо на машине начинается концерт. Собирается толпа. Кто сидит, кто стоит - все замерли и с большим вниманием смотрят и слушают выступление артистов из Москвы. Мы были молодыми. Мне было восемнадцать лет.

О страхе не думал. Скорее всего, была романтика.

Пошел в атаку – потом перерыв. И как у Твардовского в стихах «Василий Теркин» - привал. Кто письмо пишет домой, кто портянки перематывает, кто дымит папироску, кто на баяне играет. У нас на гармошке играл сам командир минометной роты - Василий Павлович, родом из Харькова, с Украины. Возил с собой баян и две пудовые гири. Хитрый был мужичок. Хитрость проявлялась в его смекалке. Сам выбирал позицию в гуще болота. Сядет вечером и играет там на баяне.

А ночью немец думает, что там наша позиция и начинает обстрел по болоту. Обстрел пройдет, а он опять играет. Потом снова вернется на островок, поставит миномет и ждет, когда противник будет проходить. Немцы ведь не ожидают в этом месте нашей засады, думают, что всех перебили, а тут их встречает огнем миномета наша рота. Хитрый, смелый, отважный был наш командир, но очень не любил и боялся лягушек.

Любил курить чужие сигареты. Все время у солдат просил сигаретку, а как его спросишь: «Где твои?», отвечал:

«У меня НЗ, твои выкурим, потом будем мои курить». Ну вот однажды солдаты решили над ним пошутить. В спичечный коробок посадили лягушку. В очередной раз подошел командир за сигареткой и спичками, берет коробок, открывает, а оттуда лягушка да прямо ему в лицо прыгнула. Крику было.

Командир пошел за своими гирями. Заставил солдата отжимать их пятьдесят раз. Вот смеху было. Теперь понятно для чего возил он эти гири. Вот тебе и баян, и гири походные.

Молодые были - романтика. Командиру всего лишь двадцать три года было.

Часто приходилось с политруком ходить в разведку, проверять боевые посты, особенно по ночам. В одном таком походе получил первое свое ранение. А было это так: хотели взять «языка», то есть немца взять в плен живым. Нарвались на засаду, услышали немецкие голоса и пытались затаиться, но нас обнаружили. Завязалась между нами перестрелка, и меня здесь зацепило. Ранило в левую руку. Было это 14 июня года.

В госпиталь шли пешком, так как ранение было из легких, а тяжелораненых несли на носилках. И вот почти целый месяц пришлось находиться на излечении в госпитале.

Госпиталь был расположен в воинской части города НароФоминска, в то время как раз там располагался санитарный взвод. После месяца лечения в военном госпитале, вернулся в свой полк.

При выполнении военных действий был дан приказ:

«Пересечь железную дорогу - населенный пункт Почеп Смоленской области - овладеть станцией, выбить немцев, удержать позиции и не дать немцам перевозить свою технику по железной дороге».

Приказ был выполнен, но в этом бою на реке Хмара, сентября 1943 года, меня тяжело ранило. Где-то засел снайпер и по одному убивал наших солдат. Вот такая разрывная пуля попала мне в левую ногу и раздробила кость ноги. Боль была ужасная, потерял сознание. Операцию делали на станции Вязьма Брянской области (где погибла наша армия и генераллейтенант Ефремов - командующий 33-й армии Западного фронта).

Опытный хирург осмотрел ранение. Я спрашиваю:

«Будете ногу отрезать?» А он в ответ: «Тебе повезло!

Шестнадцать лет я хирург, будешь не только ходить, но и плясать!» Долго длилась операция, и доктор сумел удалить все осколки из ноги. Собрал раздробленную кость в одно целое, но нога на 5 см стала короче. Наложили мне циркулярный гипс – от пятки до шеи. И меня, как тяжело раненого переносили на носилках, положив на грудь пакет с описанием моей истории болезни. Отправили меня в глубокий тыл – в город Ташкент. До Москвы везли на телегах, дальше в Ярославль, потом через Александровку, Вологду, Ленинград под символом Красного Креста.

Зимой 1943 года меня привезли в город Великий Устюг (поездом до станции Красавина, сняли с поезда, завернули в тулупы, уложили на сани и повезли в Великий Устюг).

В городе было построено 48 церквей, в старину это был город купцов, торгующих различными товарами, а на доход каждый купец строил себе церковь, так как не хотел идти к соседу. В городе работало три предприятия. Первое – фабрика гармошек, выпускавшая от губных гармошек до баяна. Второе – щеточная фабрика, производившая от маленькой зубной щетки до большой половой, и третье - пивной завод. Народ веселый, общительный. Пиво пьют и на губных гармошках играют, каждый вечер веселье. Продукцию выпускают, а продать было некому и некуда, так как война: транспорта нет, дорог нет, все разбито снарядами. Вот народ сам пьет пиво и сам себя развлекает.

Я после долгого лечения был направлен в Архангельск на окружную медицинскую комиссию, поселок Красавино, км от железной дороги города Архангельска (там видел ткацкую фабрику). Выписали нас троих: бурята - капитана партизанской отряда, монгола – младшего лейтенанта и меня хромого с палочкой. Мы втроем добирались до поселка, где находился госпиталь.

Поместили нас жить на одной стороне города, а за питанием - в столовую, приходилось ездить на другой конец города на трамвае. Город располагался у воды с красивым видом на Белое море и Северную Двину. В городе стояла воинская часть - около 10 тысяч человек (Карело-Финский фронт), которые разгружали корабли.

Окружная военная комиссия города Архангельска признала меня ограниченно годным 3-й степени к строевой службе. Из Архангельска, 5 марта 1944 года, меня отправили в распоряжение Боровского военкомата. Местная комиссия признала меня непригодным к военной службе - инвалидом 3й группы, и через полгода я был определен в свою школу учителем в деревне Ермолено.

После ранения командира роты я был назначен командиром минометной роты. Запомнился населенный пункт Могильное в Смоленской области. В хозяйстве роты было пять минометов, вместо девяти. Пять офицеров, пять лейтенантов, шесть солдат. Два человека на один миномет, чтобы их переносить из одного пункта в другой. Вот десять человек - вся моя рота.

Готовились к очередному бою. Ждали наступления противника. Осмотрел местность, выбрал удобную позицию, расположил минометы, и замаскировали мы их ветками деревьев, чтоб не были видны. Поступил приказ: «Удержать наши позиции. Ни шагу назад!» Бой был долгим. Но мы выстояли, выполнили приказ. Не только удержали наши позиции, но еще и погнали врага, выбили его из деревни и закрепили новые позиции. Вот за это - за исполнение приказа – не оставлять наши позиции, ни шагу назад, не отступать и был награжден медалью «За отвагу». Это первая моя награда и мне очень дорога. Второй наградой, орденом Красной Звезды, я был награжден за отсечение минометным огнем немецкой пехоты от их танков.

Как я уже рассказывал, в моем хозяйстве роты было всего лишь пять минометов, вместо девяти. Готовились к очередному бою. Ждали наступления противника. Я осмотрел местность, присмотрел небольшую возвышенность, откуда хорошо было видно продвижение противника. Установил на возвышенности свои минометы и стал в бинокль наблюдать за противником. Первым заметил, что немцы выводят танки, и начала движение пехота. Дал команду: «Отсечь пехоту от танков!» Затем на поле боя произошло танковое сражение, между нашими и фашистскими танками. Много было подбито вражеской техники.

Немцы заметили, что мы находимся на возвышенности, направили на нас огонь из артиллерии, но мы к этому времени успели спуститься в низину и там укрыться от артобстрела.

Уцелели все и сохранили все пять своих минометов. За эту успешно проведенную операцию, сохранение личного состава и удержание противника на прежних позициях, не допустив их дальнейшего продвижения, за уничтожение вражеской техники я и был отмечен второй своей наградой - орденом Красной Звезды. Вручал её сам Михаил Иванович Калинин.

Было награждено 102 человека, в их числе был и я.

Закончил свое участие в военных боевых действиях на реке Хмара 17 сентября 1943 года в составе 3-го отдельного батальона минометной роты 33-й армии 774-го полка 222-ой стрелковой дивизии.

С 1 сентября 1944 года работал военруком, а также с августа 1944 года работал преподавателем в Балабановской средней школе: читал военное дело и по совместительству преподавал физику и математику. Поступил на заочное обучение в Московский педагогический институт имени В.И.

Ленина.

Случилась со мной интересная история при поступлении. Я сдал экзамены: физику, математику, химию и русскую литературу. Пришел за военным билетом в приемную комиссию, а документов моих нет, не могут найти. Обыскали все, потом секретарь смотрит на меня, а я в военной форме стою. Говорит: «Ой, а Вы фронтовик. У нас фронтовики без экзаменов зачисляются в институт, и вот ваши документы уже самые первые лежат на верхней полке, вы сразу зачисляетесь в списки обучаемых».

Я работал учителем в своей школе, в деревне Ермолино.

Потом пригласили в областное районо, затем в обком партии и 2 января 1953 года меня назначили директором средней школы поселка Балабаново, где я проработал 25 лет.

В 1978 году работал учителем Белоусовской средней школы. С 1979 по 2001 года был учителем физики Куриловской школы. За педагогический труд присвоено почетное звание «Заслуженный учитель РСФСР».

- орден Великой Отечественной войны I-й степени;

- орден Красной Звезды;

- орден Октябрьской Революции;

- медаль «За отвагу»;

- медаль «Ветеран труда»;

- медаль «Заслуженный учитель РСФСР»;

- медаль «За творческий педагогический труд»;

- медаль «Почетный гражданин города Балабаново»;

- медаль «За заслуги перед Серпуховским районом»;

- юбилейные медали «100 лет со дня рождения В.И.Ленина»; «40 лет Великой Победы»; «45 лет Великой Победы»; «50 лет Великой Победы»; «55 лет Великой Победы», «60 лет великой Победы».

Отец Горелов Алексей Осипович, 1900 года рождения, пропал без вести под Ельней. Отправляли запросы в г.

Подольск. Отвечали: «Нет в списках раненых, плененных, погибших и без вести пропавших»

Остались живы после войны - мать Горелова (Балакина) Мария Ефимовна, 1901 года рождения, и сестра Лосева (Горелова) Анна Алексеевна, 1920 года рождения.

Когда я был директором Балабановской средней школы, издал пособие для учителей «Производственный труд учащихся на строительстве» (Калужское книжное издательство, 1959 год).

Моя ученица Зина Денисова, выпускница Балабановской школы, стала писательницей. И она посвятила мне стихотворение, которое опубликовали в местной газете в году после встречи одноклассников и учителей Балабановской школы № 1:

Други мои, одноклассники, В сорок первом году родились.

Не воевали, но все же причастники, И над нами бомбы рвались.

Война дважды по нам прокатилась, Но мы живы остались, спаслись.

Нас спасла материнская сила Да отцы, что на фронте дрались.

Имена их на памятных досках (И цветов благородных не счесть):

Тишин, Павлов, Парфенов и Фокин… Ваши дети хранят вашу честь!

Мы играли в войну по окопам, Ели первую зелень – траву, Рвали щавель и вместе с укропом Продавать увозили в Москву.

Да, Страдаловка нас поддержала, Щи зеленые дав на обед, А зимой развлеченье давала:

Санки, лыжи – родной Диснейленд.

Бедновато, но весело жили:

Волейбол, и футбол, и лапта, И по Боровской с песней бродили, Нам понятна была красота.

Фотографию первого класса До сих пор, как бесценность, храним, Все серьезны (год сорок девятый), Все с короткою стрижкой сидим.

Катерина Ивановна с нами, Ноги в валенках – холод, зима.

До конца она нас опекала, Хоть в опеке нуждалась сама.

До сих пор собираемся вместе, Удивляя своих земляков, Мы поём комсомольские песни – 50 скоро будет годов.

Как окончили среднюю школу, Но цветет ещё старый наш сад.

И живет, слава Богу, Горелов, Наш директор и вечный солдат.

А в укромном саду того сада Москвичи–ополченцы лежат… Молодые из камня солдаты, Склонив головы, их сторожат.

Наш почетный Учитель! Спасибо!

Вам поклон от нас всех до земли.

Это Вы так легко и красиво Нас по жизни нелёгкой вели.

Ах, какие наставники были!

Нам по школьным предметом везло.

Мы прилежно уроки учили Всем житейским невзгодам назло.

Наше братство мы втайне держали И назвали «Ля Фратерните»:

Мы французский тогда изучали – Наша дань романтичной мечте.

Целина, Абакан и погоны, И спичфабрика, и институт.

Мы везде нашу песню о школе Пели стоя, как гимн поют!

Надо ж было судьбе догадаться:

В нашей школе теперь царство муз!

И хоть реже мы стали встречаться, Не забыть нам наш школьный союз.

оказала помощь студентка 2-го курса, университета им. А.Н. Косыгина Чернявская Алена Николаевна В отряде «За Родину» партизанской «Никогда не победят того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Советскую власть - власть трудящихся, что отстаивают то дело, победа которого им и их детям обеспечит возможность пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого труда».

Я родился в крестьянской семье 8 июля 1926 года и жил в белорусской деревне Аннополь Минского района Минской области. По национальности - белорус. Был комсомольским вожаком. 40 лет был членом коммунистической партии.

Война в родные края пришла ровно в четыре часа утра, на тот момент я учился в школе в 7 классе.

22 июня 1941 года мирный труд советских людей был прерван. Вероломно нарушив договор о ненападении, гитлеровцы внезапно нанесли бомбовый удар по железнодорожным узлам, аэродромам и группировкам советских войск, расположенных в приграничных районах. На советскую территорию ринулись заранее подготовленные и скрытно выведенные на исходные позиции танковые и моторизированные дивизии фашистов. Тысячи вражеских самолетов подвергли варварской бомбардировке мирные города и села, важные центры страны.

На шестой день немцы прошли через Аннополь. Правда, боев здесь не вели, ничего не разрушили. Только оставили в сельской администрации своих людей. Вот и решил я пойти добровольцем на войну - Родину защищать. И 8 июня года я уже находился в партизанской бригаде «Беларусь», отряд мой назывался «За Родину».

Зная как расправляются фашисты с партизанскими семьями, сразу же после моего ухода отец пошел на обман.

Утром прибежал он в местный сельсовет к немцам и начал допытываться, где его сын, которого якобы ночью увели полицаи. Никто ничего выяснять не стал, но подозрения от себя моя семья отвела, и мои следы для посторонних затерялись.

Шесть месяцев я пробыл в партизанском отряде.

Партизанские формирования создавались исключительно на добровольных началах. Они не могут быть созданы по принуждению, помимо воли и желания самих участников борьбы. Партизанские отряды создавались для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны повсюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной связи, поджога складов и т.д. Слова партизанской присяги являлись священной клятвой каждого вступившего в отряд патриота перед социалистической Родиной, боевыми товарищами. «За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за побои, издевательства и насилия над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, безжалостно, постоянно…»

Я принимал участие в освобождении трех станций:

Марьина горка, Пуховичи, Михановичи (железная дорога Минск-Гомель).

Командиром моего отряда был старший лейтенант Гончаров.

Командиром роты являлся Понкратов.

Наш отряд располагался в лесу в 40 км от Минска. Отряд был не маленький - 300-400 человек. Отряд входил в состав бригады. В бригаду входило 3 отряда: «За Родину», «Беларусь», «Большевик». Командовал секретарь Рузинского райкома партии. Наш отряд занимался, в основном, диверсиями на железной дороге. Однако наша деятельность часто сдерживалась из-за недостатка взрывчатки. Ее приходилось добывать самыми различными способами, зачастую с большим риском для жизни. А также ее отсутствие часто вынуждало нас прибегать иногда к организации крушений поездов путем развода рельсов. Но основная масса диверсий совершалась в этот период путем минирования. Наш отряд собирал бомбы, которые бросали немцы и которые не разрывались в болоте. Из них мы делали мины.

В отряде было трудно: оружия мало, еды еще меньше.

Здоровые молодые мужчины перебивались с картошки на воду. За соль клали головы – переодевались в формы убитых немцев и на свой страх и риск шли в деревни.

Свои военные действия я закончил в Минске. Я был «народным бойцом» бригады, которой командовал Покровский.

Про мой отряд и вообще о партизанах Белоруссии более подробно можно прочитать в книге, написанной авторами Л.В.

Аржаева, К.И. Доморад, А.А. Факторович, А.Д. Титов «Всенародная борьба в Белоруссии». Издательство «Беларусь», 1984, Минск, в 3-х томах.

О войне мне запомнилось не очень много всего, но помню, как в 1943 году наш отряд соединился с другими отрядами, и мы начали совместный поход. Почти двое суток в лесу мы отражали атаки карателей. А затем на совещании было решено нам выйти в рейд. Проходя через населенные пункты, мы громили вражеские гарнизоны, полицейские участки, комендатуры. Нами было ликвидировано и уничтожено около 60 гитлеровцев.

Наш партизанский отряд все время рос. Было и такое, что пришли хлопцы к нам в отряд. Им поручили мост на дороге взорвать. Они пошли вместе с другими партизанами, расстреляли наших ребят, автоматы забрали и ушли к немцам.

Также женщины у нас были в отряде, но не так много. В основном, мужчины. У нас находились две женщины, присланные из Москвы фотографировать. Одна потом погибла. Они всё просили: «Дайте нам сфотографировать, как идет бой». А это же не так просто! На моего товарища возложили ответственность за них. Пошли они вместе с ним в засаду. Надели белые халаты, которые им специально пошили.

Но немцы обнаружили их и стали окружать. Лесок маленький.

Надо уходить. Побежали. У одной пробило полушубок, но она осталась жива.

Была у нас еще одна девушка - очень смелая шестнадцатилетняя комсомолка Мария Казимирская. С осени она вела систематическую разведку: собирала сведения о фашистских гарнизонах, дислокации вражеских войск на нашей железнодорожной станции Пуховичи и в Марьиной горке, а также приносила нам медикаменты, гранаты. В этом нелегком деле ей помогал брат Владимир. По совету партизан Владимир устроился в полицию и собирал нужную информацию о вражеских гарнизонах. Он посещал такие места, которые были недоступны для других разведчиков. За Марией фашисты вели настоящую охоту. Несколько раз они устраивали засады, но односельчане всегда предупреждали разведчицу об опасности.

Два раза принимал я участие в подрыве эшелонов. И вот помню, на железнодорожной магистрали Минск-Гомель взорвали мы 25-метровый мост через реку Талька, в результате чего движение на дороге восстанавливалось несколько суток.

Помню, как немца повесили. Из-за того, что как-то один взвод попал в окружение. Несколько человек только вырвались. Немцы командира раздели, на спине вырезали звезды и убили его. А когда они отступали, одного мы в плен взяли. Вот и решили повесить его.

С времен войны и на всю жизнь запомнилась мне песня, которая была для нас в те годы как гимн: «Вставай страна огромная ….»

Во время войны я не получил никаких ранений и вернулся домой здоровым. Из моих близких родственников некоторые погибли в то время. В 1941 году мою младшую сестру Ольгу вместе с годовалым сыном Вовой сожгли заживо, как только узнали, что ее муж ушел к партизанам.

Погиб также муж сестры Антон Дроздовский в 1944 в Польше.

Вернулся с войны мой старший брат Иосиф - с самого начала войны ушел на фронт, а в первые дни войны вывозил из Бреста семьи военных. Потом, на протяжении долгого времени, в маленькую белорусскую деревушку к матери приходили письма и посылки от тех, кого в первые дни войны спас Иосиф. Воевал он с 1941-1945 года, был пехотинцем, кавалеристом, получил звание старшины. Во время войны получил четыре ранения.

Другой брат, Иван, работавший в больнице, помогал партизанам, добывая и передавая им лекарства.

Также обо мне и моих родственниках написана статья Викторией Шатурной. Статья называется «Я был хорошим солдатом» №6(7) 20 февраля 2009 года. Страницы 1, 2.

После прекращения всех боевых действий меня отправили в армию.

- орден Великой Отечественной войны III-й степени, № 258041. Выдан 14 марта 1985 года, вручён в военкомате;

- орден «За службу Родине», № 481859. Выдан 30 апреля года, вручён в военкомате;

- медаль «За боевые заслуги», №043404. Выдана в 1954 году;

- медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне». Выдана 18 марта 1964 года;

- медаль «За отличную службу по охране общественного порядка», № 004525. Выдана 16 августа 1954 года;

- медаль «За отличную службу по охране общественного порядка», № 044132. Выдана 5 ноября 1967 года;

- 18 юбилейных медалей.

факультета технологий производственного менеджмента Московского государственного текстильного университета Командир батареи сильно удивился, Я родился 21 января 1920 года в селе Суходолье Стародубского района Брянской области. Я урожденный Ефименко. Окончание фамилии перепутали при выдаче документов. По национальности – русский. По вероисповеданию – христианин. Член КПСС с 1941 года.

Я рос в обычной крестьянской семье, во время коллективизации мать, Ефименко Варвара Панкратовна, пошла работать в колхоз, отец – Ефименко Антон Константинович был на заводе рабочим.

В 1933 году я окончил школу. С 1937 по 1938 годы учился в тракторной школе в городе Дорогобуже. После этого пошел работать в совхоз «Красный Октябрь» Брянской области.

В Красную Армию меня призвали в 1940 году, 20-летним юношей. Шумных проводов тогда никто не делал, все было скромно, и ушедших в армию никто заранее не оплакивал.

Провожал меня в армию отец и несколько товарищей, которым также предстояло на днях призваться в РабочеКрестьянскую Красную Армию (РККА).

Службу я проходил в городе Апрелевка Московской области, станция Алабино. В дивизии, в которой я проходил службу, было 5 полков: 12-й танковый полк, 13-й артиллерийский полк, 6-й и 75-й пехотные полки и 4-й мотострелковый полк.

О начале войны мы узнали в армии - услышали сообщение В.М. Молотова по радио о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Хотя внутренне мы и были готовы к такому развитию событий, но все равно для нас это известие оказалось полной неожиданностью. Просто было общее ощущение, что война будет, но не завтра или послезавтра. В то время я был в составе механизированного корпуса, которым командовал полковник Лелюшенко Дмитрий Данилович.

Участвовать в боевых действиях мы начали по приказу.

Командир приказал танки замаскировать в лесу (для того, чтобы сохранить технику), а ночью мы всей танковой бригадой стали отступать к Москве. В Москве на Белорусском вокзале нас всех погрузили на поезд (назывался он не то «Щука» не то «Кукушка», сейчас уже и не вспомнить), и мы поехали на Западный фронт. На поезде мы доехали до Орши.

Там нас высадили и отправили уже пешком по трассе МоскваМинск в направлении Запада.

Недели две наша колонна шла до Борисова. По дороге нас не бомбили, но мы видели последствия бомбежек, и что тогда творилось на дорогах. Паники, правда, не было, но общее впечатление было тяжелое. Народ был взбудоражен, особенно женщины, потому что мужчины уходили, а они оставались одни. Тяжело было и с питанием, ведь централизованно нас никто не кормил, поэтому мы потом стали и по домам ходить: просили немного хлеба, молока. Нам давали, никто не жадничал.

На подступах к Борисову мы вступили в бой с немецким танковым корпусом. 24 июня 1941 года бой мы проиграли, и нашу дивизию, под командованием полковника Д.Д.

Лелюшенко, разбили. Пришлось отступать.

Меня перевели служить на тягач «Коминтерн» в 35-й гвардейский самоходно-артиллерийский полк 100-й пролетарской Краснознаменной дивизии. Командиром батареи был Чуйко. Отступали мы через Смоленск. На Соловьевской переправе, которая находилась в деревне Соловьёво Смоленской области, недалеко от Старой Смоленской дороги, завязался бой.

Дальше отступали через Гжатск (сейчас город Гагарин) до Бородино. Между Бородино и Можайском нас, в составе 8го гвардейского механизированного корпуса, погрузили в эшелон и отправили в южном направлении.

Ехали на поезде мы до Орла, дальше шли пешком. Дело было осенью 1941 года. Дошли мы до города Сумы (Украина).

В сентябре-октябре дислоцировались в деревне Николаевка, недалеко от города Сумы. Здесь в октябре года завязался бой. Немцы сначала взяли Суржу и перлись на Сумы. А потом мы пошли в наступление. Тяжелейшие бои, большие потери. Суржу с боем брали несколько дней.

Запомнился такой эпизод из тех боев: со своими орудиями я вырвался вперед, и когда мы потом вернулись, то командир батареи так сильно удивился, что мы оказывается живы. В Николаевке мы простояли до ноября 1941 года.

В это время поступил приказ ехать в Москву. Нашу дивизию опять погрузили в эшелон в Сурже и отправили в Москву. По пути постоянно останавливались из-за бомбежек.

Была остановка на станции Валуйки на Украине, потом на станции Павелецк. Здесь произошло событие, которое останется в моей памяти на всю жизнь.

Когда мы стояли на станции Павелецк, фрицы скинули листовки: «Московские дамочки роют ямочки, придут наши таночки, зароют ваши ямочки». Я взял одну листовку и отнес прочитать командиру. Все были шокированы наглым поведением фрицев. Они вели себя так, как будто уже победили, но наших это не только не напугало, а наоборот, можно даже сказать разозлило. Решили бороться до конца. В этот момент все осознали, что немцы настроены очень серьезно, и быстро эта война не закончится. Прошло столько лет, но я до сих пор отчетливо помню ту фразу.

Зима 1941 года. Мы стояли в Апрелевке. Меня и двух моих товарищей Погорелова и Леонькина отправили в Москву получать технику. Мы поехали на ЗИС-5 с лейтенантом воентехником. В Москве уже прошла эвакуация. То, что мы увидели, оставило глубокое впечатление на всю жизнь. Народа в городе практически не было, окна были заклеены крестнакрест. По всем улицам стояли так называемые «ежи»

(защитные сооружения против танков). Мы остановились ночевать у воентехника дома, а утром по радио услышали сообщение: «Москва в опасности!» Технику мы так и не получили, поехали обратно в Апрелевку.

Зимой 1941-1942 гг. я вступил в ряды КПСС и получил звание сержанта. Было это под Наро-Фоминском. В бою с немцами тягач раздавил пушку, запомнился этот случай очень хорошо, потому что потом пришлось ремонтировать тягач дня - голыми руками на морозе. Морозы в 1942 году были не то, что сейчас, порой доходили до 40 градусов мороза.

В этом же году мы освободили Можайск, Медынь. От Медыни наша дивизия пошла на Верею и на Боровск.

Зимой 1942 года запомнился бой под деревней Сыворотка Калужской области. Запомнился потому, что впервые с начала войны на моих руках погиб мой товарищ и сослуживец – Иван Поцейко, рядовой из Витебска. Когда ты видишь, что человек, которого ты знаешь, который еще час назад был жив, лежит убитый, остатки юношеской романтики сразу улетучиваются, и я понял, что нужно быстрее взрослеть, становиться настоящим мужчиной, ведь перед нами встала ответственейшая задача – защитить Родину. Помню состояние опустошенности, какой-то обреченности, которое словами передать невозможно.

После этого же боя был первый отпуск домой, в село Суходолье, на 4 суток.

Вернулся я из отпуска на реку Унечу, где наша дивизия готовилась в отправке в город Брянск. На поезде мы доехали до станции Погорелое Городище (она находится южнее села с одноименным названием), на железнодорожной линии Москва-Ржев-Рига. Здесь начались ожесточенные бои за каждый город.

В марте 1943 года принимали участие в освобождении Ржева. Медленно, очень медленно, но мы продвигались на запад, тем самым оттесняя врага и освобождая город за городом.

Потом была битва под Великими Луками, лето-осень 1943 года. Мое первое ранение я получил именно здесь. Очень хорошо помню тот день, это было примерно в августе. Мы заняли позиции, хорошо окопались. Но видимо недостаточно хорошо, потому что ранение в ногу я все-таки получил. Меня отправили в медсанбат под Великие Луки. Ранение у меня было пустяковое, оно быстро зажило, но меня не отпускали, т.к. санитаров не хватало, а я был здоровый и мог проделывать большой объем работы. Госпиталь был переполнен, раненых было очень много, «тяжелые» лежали на первом этаже, а мы, легкораненые, - на втором. В это время я служил в 4-й Пролетарской Краснознаменной дивизии (командир Д.Д.

Лелюшенко).

К концу 1943 года мы дошли до города Невель Псковской области. Наш путь проходил по маршруту железнодорожной ветки Великие Луки – Полоцк.

В Полоцке мы переходили реку, называлась она, кажется, Полота. Я вместе со своей машиной, тягачом «Коминтерн», провалился под лед. Сначала ничего не понял.

Страха не было, а вот технику было очень жалко. После этого сильно простудился, но значения не придал. Дальше мы шли через Прибалтику в сторону Вильнюса. В Вильнюсе с температурой 40 меня доставили в госпиталь. Это уже было в новом 1944 году.

В госпитале у меня обнаружили туберкулез. Ничего удивительного в этом не было, в то время многим ставили такой диагноз, питание было плохое, условия никакие. Так вот с туберкулезом меня зачислили в запасной полк, где я находился до 1945 года. Командиром роты был Плевако.

После смерти И.Д. Черняховского в феврале 1945 года, командование армией принял маршал И.Х. Баграмян.

Таким образом, войну я закончил в Прибалтике в году, демобилизовался и поехал в город Рудню Смоленской области. После войны я 17 лет проработал на Зарубинской механо-тракторной станции (МТС) сначала комбайнером, потом трактористом и механиком.

Мои родственники тоже воевали в Красной Армии во время Великой Отечественной войны. Кто-то вернулся живым, например, двоюродный брат Ефименко Тимофей Савельевич.

Многие погибли на полях сражения: родной брат - Ефименко Александр Антонович, 1923 года рождения, погиб под Гомелем; двоюродные братья – Ефименко Петр Савельевич, 1920 года рождения, и Ефименко Сергей Савельевич, года рождения. По званию все были рядовыми.

Эту войны никогда не удастся забыть тем, кто через нее прошел. Она прочно засела в моей памяти. Грустно и больно от одной мысли, что могилы моих павших товарищей и родственников, разбросаны от Москвы и до Германии, и я уже не могу приехать к ним 9 Мая, помянуть боевых друзей и положить живые цветы на их могилы.

Мои награды:

- орден Отечественной войны II-й степени, (2419060, номер орденской книжки Г№9830060) за храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, и в ознаменование 40-летия победы советского народа в Великой отечественной войне 1941-1945 годов;

- медаль «За оборону Москвы», (Б№045514), за участие в героической обороне Москвы. Указ Президиума Верховного совета СССР от 1 мая 1941 года. Эта медаль очень долго искала меня и была вручена мне только 14 мая 2008 года;

- медаль Жукова (Д№0158704) от 19.02.1996 года.

Нас осталось только трое из восемнадцати ребят Я родился 19 ноября 1925 года на Украине в селе Жовтневое Конотопского района Сумской области. Украинец, православный.

Началась война, мне было 15 лет. Я окончил 9 классов.

Призвали меня в октябре 1943 года. Московская, Сталинградская и Курская битвы уже были позади, но конца войны никто ещё не видел. Вся Украина, Белоруссия, Прибалтика, Смоленская область пребывали в оккупации.

Несколько слов о том, что было со мной до того, как я попал на фронт. В октябре 1943 года собрали нас в Дубовязовском военкомате человек триста, назначили одного старшим и приказали идти на станцию Грузское, которая находилась в 30 километрах, для дальнейшей отправки в воинскую часть. Пришли, никто нас не встречал, никаких вагонов, чтобы везти нас дальше, не было. Мы разошлись по хатам и там пребывали целых три дня. Ни одного отставшего, ни одного убежавшего не было – долг превыше всего. Затем поступила команда следовать до станции Конотоп, где формировался эшелон. Пришли, то же ни одного отставшего.

Нас погрузили в эшелон, состоящий из обычных товарных вагонов, не оборудованных для перевозки людей.

Плотность была такая, что в лучшем случае можно было сидеть на корточках. И так до самого Харькова.

Нас определили в 11-ю запасную стрелковую бригаду.

Все были в своей одежде, размещались в бараках, спали скученно на нарах, не раздеваясь, завшивели. Начались занятия.

После месяца обучения нас, наконец, сводили в баню и обмундировали. Сформировали маршевые роты, погрузили в товарные вагоны, которые уже были оборудованы нарами и печкой для отопления. Ехали к фронту недели две.

Выгрузились на станции Нова-Белица вблизи города Гомеля.

Дальше проезда по железной дороге не было, так как она была разрушена немцами, и мы отправились к фронту пешим порядком.

Запомнился случай. В деревне Давыдово мы с другом Колей Москальцом зашли в дом погреться. Хозяева садились обедать и нас пригласили за стол. Мы были голодны, но для приличия отказались. Как же мы потом пожалели, когда нам второй раз не предложили. Так были воспитаны, такой был наш внутренний мир.

После длительного перехода мы прибыли в расположение 17-й стрелковой дивизии. Сопровождающие нас офицеры запасной стрелковой бригады передали наши маршевые роты командованию дивизии и возвратились обратно в Харьков.

В дивизии нас распределили по полкам. В 1312-м полку, построив нас, скомандовали: «Кто хочет в противотанковую артиллерию, два шага вперед!» Я и ещё несколько ребят из нашего класса вышли, и нас зачислили во взвод 45-мм противотанковых орудий 2-го стрелкового батальона. Никто не информировал кто командир батальона, полка, дивизии, не говоря о командирах высшего ранга. Через несколько дней мы узнали фамилию командира полка – это был подполковник Рябов, о встрече с ним в бою расскажу ниже.

Вскоре прибыл из госпиталя командир взвода лейтенант Рязанов. Меня назначили наводчиком, а моим командиром орудия был казах Таджибаев, хороший командир и благожелательный верный товарищ. В бытовых вопросах моим опекуном был пожилой усатый сибиряк, наш ездовой Широков.

Хочу привести один пример. В феврале месяце мы остановились на ночевку в лесу. Широков велел мне выкопать яму в снегу, чтобы могли поместиться два человека, а сам пошел и наломал огромную охапку елового лапника. Мы постелили в яму лапник, затем одну шинель, а второй накрылись, прижавшись друг к другу, и таким образом согреваясь. Перед тем как ложиться мы размотали обмотки.

Вот в таком коллективе мне и пришлось встретить первые бои.

Неделю мы интенсивно изучали материальную часть.

При изучении я тренировался в овладении прицелом и механизмами вертикальной и горизонтальной наводки и спуска. За деревней стоял подбитый немецкий танк. Мы стрельнули по нему, чтобы увидеть результат нашей учебы. На этом наша учеба закончилась, так как дивизии предстояло выдвинуться в боевые порядки.

Наше орудие было на конной тяге, это значило, что пара лошадей впрягалась в передок, и к передку прикреплялось орудие. В передке помещались и несколько ящиков со снарядами.

В боевой обстановке орудие перемещалось силами самого расчета, который состоял из 9 человек. Перемещалось орудие следующим образом: два человека брались за сдвинутую станину (лафет), два за лямки (две верёвки, прикрепленные к щитку), а остальные толками сзади и тащили ящики со снарядами. Если орудие застревало в колдобине, то наваливались все и вытаскивали его на ровное место. Лопаты и кирки прикреплялись к станине.

Прибыв в первый эшелон вечером, мы оборудовали огневую позицию сразу за первой траншеей пехоты.

Прикатили на себе орудие, поднесли снаряды. Завтра первый бой.

После артиллерийской подготовки пошла в атаку пехота. Вот тут-то и ожил передний край противника, заговорили его пулемёты, сеющие смерть. Я у прицела, командир орудия наблюдает и дает мне целеуказания:

«Большая разлапистая сосна, правее пулемет!» Я навожу орудие прямой наводкой, нажимаю кнопку выстрела, разрыв и пулемет противника замолкает. И так раз за разом, подавляя огневые точки противника, мы способствовали продвижению нашей пехоты, уменьшая ее потери.

И вот сзади вваливается в окоп командир полка подполковник Рябов. Раздается: «Вы что стоите, матьперемать, вперед!» Хотя пехота ещё не достигла переднего края противника, и своим огнём мы поддерживали её успешное продвижение, но приказ есть приказ. Сдвигаем станины, привязываем шанцевый инструмент, перекатываем орудие через траншею (благо материал для этого был ранее заготовлен) и проходим ещё метров двадцать. Я тащил за станину, и вдруг мой сосед, который держал вторую станину, издает крик «Ой!» и падает на землю. Я был тощий, малосильный и, естественно, не удержал станину, она рухнула на землю. Все врассыпную, ведь ясно было, что появилась большая цель, и немцы сразу взяли её на прицел. Надо окапываться. Командир орудия послал одного пожилого бойца отвязать шанцевый инструмент (лопаты, кирки). Только он приблизился к пушке и высунулся из-за щитка, как сразу вскрикнул: «Ой, диточки мои!» Пуля попала ему в живот.

Командир орудия приказал мне отвязать инструмент. Я подполз к орудию, высунул шапку из-за щитка – не пробита.

Смотрю вперед, а пехота уже ворвалась в первую траншею противника, и идет рукопашная схватка. Я поднялся, подошли остальные, перевязали раненых и потащили орудие вперед.

За первой траншеей противника нас догнал ездовой, мы взяли пушку на передок и - вслед за наступающей пехотой.

Какое-то время едем по лесной дороге, я иду сбоку орудия. И вдруг! Вижу впереди, в трех метрах буквально на линии колеса нашего орудия, противотанковую мину. Я окаменел, а потом крикнул: «Стой!» Но это уже ничего не могло изменить.

Счастье – колесо проехало в нескольких сантиметрах от мины.

Когда идет наступление, передний край наших войск и войск противника перемешивается, как слоеный пирог, особенно в лесной местности Белоруссии.

Продолжая наступление ночью, мы продвигались в лесу.

Впереди командир взвода и я, за нами лошади тащат орудие, остальные идут за орудием. Видим впереди и немного в стороне какие-то люди стоят. Командир окликнул их, а в ответ к нашим ногам полетела граната с длинной деревянной ручкой и раздалась автоматная очередь. Мы отпрыгнули в разные стороны, раздался взрыв. Лошади взвились на дыбы. Мы быстро сняли пушку с передка, развернули её для стрельбы, попытались зарядить картечным снарядом, так как он наиболее эффективен при стрельбе по живым целям в лесу. Но снаряд в ствол не идет, размокла картонная оболочка головки снаряда. Командир взвода командует: «Осколочный!» Я стреляю, снаряд попадает в дерево, и немцы испарились.

И ещё запомнились бесконечные переходы. Какой же это труд! Иногда приходилось идти сутками. Представьте себе: движется колонна, сплошная масса людей, от колонны отделяется солдат и идет куда-то в сторону, это он сонный потерял ориентировку. Из колонны выбегает другой солдат, бежит к нему, встряхивает его, и оба догоняют колонну. Мы спали на ходу. Легче было тому, кто шел, держась за ствол орудия, так называемая «ходячая плацкарта». Мы периодически менялись, занимая место у «ходячей плацкарты», все-таки немножко легче.

После одного из таких переходов, мы остановились на опушке леса, вокруг был кустарник, дальше открытое пространство. Ночью должны занять огневую позицию. Все повалились спать. Вдруг перед закатом солнца, послышались разрывы снарядов, и началась сильная ружейно-пулеметная стрельба. Часовой кричит: «Танки!» Я схватился, глянул и вижу: примерно в 500 метрах на нас движутся три танка и пехота противника. Танки движутся с довольно большим интервалом. Наша пехота, которая занимала первую траншею, отстреливаясь, отходила. Вновь прибывшая пехота развернулась в цепь и начала вести огонь, чтобы отсечь пехоту от танков.

Пока мы развернули орудие и приготовились к стрельбе танки подошли примерно на расстояние 250 метров. Один танк направился на нас и с ходу ведёт огонь. Вокруг стрельба, разрывы, в общем, кромешный ад. Заряжаем бронебойный, я навожу ниже башни, нажимаю кнопку, выстрел, вижу в прицеле брызги искр. Значит рикошет, он уже в 150- метрах и стреляет, проклятый. Здесь мобилизую всю свою волю, как говорится, сжимаю себя в кулак, снова стреляю бронебойным – опять рикошет. Молнией пронизывает мозг мысль, что броня танка толще калибра нашего снаряда.

Неистово ору: «Осколочный!», а танк уже рядом – я вижу, как вращаются гусеницы. Целюсь в гусеницу – выстрел, разрыв, и вижу - танк поворачивается на одной гусенице и подставляет свой борт. В борт дважды стреляю бронебойным и вижу вспыхнувшие огоньки над моторной частью танка, а потом и весь танк охватило пламя, и из него начали выпрыгивать танкисты. Ребята из расчета и пехота стреляют по ним из винтовок и автоматов, а я в какой-то прострации – мне всё безразлично. Такое можно понять только тогда, когда это случится с тобой.

Потом уже те, кто знал типы немецких танков, сказали, что это был танк Т-5 «Пантера».

В этом бою у моего друга Коли Москальца на спине вся шинель была изрезана осколками, но ни один из них не задел тела. Мы ещё рассуждали - это к лучшему или предупреждение к худшему.

В расчете у нас осталось четыре человека из девяти.

Заняли мы огневую позицию, для чего вырыли орудийный окоп и каждый себе небольшую щель длиной по своему росту.

Накрыли эти окопчики пустыми ящиками от снарядов, присыпали землей. Вот и дом, вот и крепость каждого. А на дворе февраль. У нас с Колей ровики были рядом. Ночью нам принесли еду в термосе. Мы поели. Коля сказал: «Ну, пошли».

А мне вдруг захотелось закурить. Я ему ответил: «Иди, я сейчас».

Я свернул «цыгарку» и нагнулся к окопчику командира орудия, чтобы прикурить и здесь меня обдало взрывной волной. Я прикурил, встал и спрашиваю у часового: «Где это?» А он мне отвечает: «На твоём окопчике не то мина, не то снаряд разорвался». Я пошел, досадуя, что придется окопчик ремонтировать. Подхожу и вижу, лежит Коля вниз лицом и хрипит, в стороне котелок валяется. Я к нему: «Коля, Коля!»

Перевернул вверх лицом, а он в последний раз захрипел и затих. Всего один осколочек и прямо в сердце. Глянул на свой окопчик, а вместо него – воронка. Вот такой случай. Я же не курил ни до, ни после этого случая, а вот в тот момент захотелось, чтобы остаться живым. Похоронили Колю в его же ровике. Завернули в плащ-палатку, сверху холмика поставили снаряд.

А через день нас перебросили на другой участок. Мы стояли на высотке, на окраине деревни, а немцы пытались эту высотку взять. Обстрел и бомбежка были жесточайшие. В один из таких обстрелов сижу в окопе, прижавшись к родимой земле, защитнице и спасительнице. Слышу - разрыв совсем рядом. Глянул вверх и вижу - в воздухе кувыркается станина моего орудия. Так я лишился своего орудия. Ночью приделали к орудию бревно и оттащили его в тыл, а нас, оставшихся, перевели в другой расчет. Здесь же был ранен командир нашего взвода лейтенант Рязанов.

К концу февраля – началу марта 1944 года наше наступление в Белоруссии остановилось и мы стали в оборону.

В начале наступления в полку было десять «сорокопяток» (по две в каждом батальоне и четыре в полковой батарее) по человек в расчете.

Если учесть и офицеров, то «сорокопятчиков» было около 100 человек. В конце наступления осталось четыре орудия и по 2-3 человека в расчете, то есть в строю остался только каждый десятый. Фронтовики так и называли наши орудия – «Прощай Родина!»

В обороне каждый расчет оборудовал орудийный окоп для кругового обстрела, укрытие для орудия, окопы полного профиля, устраивал себе блиндаж в три наката бревен сверху, внутри были устроены земляные нары и печурка для отопления. Для освещения использовались гильзы от снарядов, из которых изготовлялись коптилки. Горючим для этих коптилок был бензин или солярка.

В бензин добавлялась соль, чтобы не вспыхивал. Так как наши орудия были на конной тяге, то с горючим было тяжело, и мы натягивали провода связи, поджигали с одного конца, они медленно горели и освещали землянку.

После оборудования своих огневых позиций, ночью нас посылали в помощь стрелковым подразделениям (тоже очень поредевшим) для рытья траншей полного профиля и ходов сообщения. Норма была по 10 метров траншеи на человека, и по окончании ночи мы буквально валились с ног. Нам приносили еду в термосах и по 800 граммов хлеба. Хлеб мы съедали сразу, так как не могли удержаться и сразу валились спать. Вспоминая тот период, кажется, что нам вечно хотелось есть и вечно хотелось спать.

В середине апреля нашу обескровленную дивизию вывели во второй эшелон. Мы весь свой боезапас должны были забрать с собой. Хотя мне до сих пор не понятно – зачем надо было это делать, ведь его можно было передать нашим сменщикам. Ящики со снарядами мы по ходу сообщения выносили на опушку леса, откуда они должны были быть увезены на повозках.

Нёс я последний ящик, вышел из хода сообщения и, не доходя метров 10-15 до штабеля, попал под обстрел. Один вражеский снаряд угодил в штабель, и наши снаряды начали взрываться. Ящик ещё был у меня за спиной, когда я почувствовал резкий удар по ноге и, естественно, свалился.

Глянул, а у меня пробита телогрейка, ватные брюки и из разрыва брюк хлещет кровь. Попробовал подняться и от резкой боли свалился, и на какой-то момент потерял сознание.

Очнулся, дополз до хода сообщения и с перерывами добрался до блиндажа, где меня перевязали. Случилось это 15 апреля 1944 года. Вечером наш взвод оставлял боевые позиции. Меня посадили на лафет, и я так ехал по лежнёвке (дорога из поперечных бревен, проложенная через болота) до санитарной роты полка, где мне сменили повязку, сделали противостолбнячный и противогангренный уколы и отправили меня в медсанбат.

В медсанбат везли меня на повозке и опять по лежнёвке.

Если учесть, что у меня была повреждена бедренная кость, то нетрудно себе представить какие я испытывал мучения от этой лежнёвки.

Приехали в медсанбат, а он уже свернулся.

Направили меня в медсанбат соседней 90-й дивизии. И опять по лежнёвке на телеге, все равно как по стиральной доске. Привезли в медсанбат и сразу на операционный стол.

Дали наркоз и велели считать, досчитал до 120 и почувствовал страшную боль, вскрикнул и услышал вопрос: «Что больно?», а потом провалился в небытие. Очнулся, когда забинтовывали ногу. Отнесли меня на раскладушку. Спросили, не увлекаюсь ли я алкоголем, я ответил, что употреблял только свои «боевые» сто грамм. Отдали на память осколок длиной 4-5 см, обмотанный ватой, и сказали, что если бы не телогрейка и брюки ватные, то он мог отрубить ногу. Осколок я долго берег, но когда делали ремонт в квартире, то затерялся.

Принесли в котелке пшенной каши. Такой вкусной показалась! На второй день на санитарном автобусе отвезли в армейский госпиталь. Госпиталь размещался в деревне Кабановка. В деревенских избах на полу была настелена солома и мы, раненые, лежали рядами, в верхней одежде. На второй день меня понесли на перевязку в другой дом, где была оборудована перевязочная. Когда развязали бинты, то я увидел сплошную рану от колена до паха, источавшую дурной запах гниения, и у меня невольно навернулись на глазах слезы, я боялся потерять ногу.

Через несколько дней нас повезли на машинах на станцию, где погрузили в товарные вагоны. Привезли на станцию Злынка, примерно в пятидесяти километрах на восток от города Гомеля. У станции был посёлок Малый Вышков, где в двухэтажной школе и других зданиях был размещен эвакогоспиталь № 1057. Помыли нас, одели в чистое белье, выдали халаты, тапочки, костыли, положили на кровати с чистым белым бельем, вкусно и сытно накормили, было и сливочное масло.

Несмотря на рану, которая довольно сильно болела, наступило такое блаженство – как будто я попал в рай. К тому же медицинский персонал был квалифицированный, внимательный, предупредительный, доброжелательный, несмотря на капризы некоторых раненых. Работа всего госпиталя была подчинена единой цели – быстрейшему выздоровлению раненых и возвращению их в строй.

Стараниями медиков рана стала постепенно заживать, но здесь привязалась новая напасть: при ранении, переездах, да и в госпитале я лежал с прижатой к животу раненой ноге, в результате наступила жесткая контрактура и нога не распрямлялась. При госпитале был неплохо оборудованный физкультурно-тренировочный кабинет, где приходилось тренировать ногу по несколько часов в день с перерывами. К середине июня 1944 года я уже мог ходить без костылей.

Школа, в которой находился госпиталь, была расположена на горке и хорошо просматривалась железная дорога. Мы видели оживленное передвижение эшелонов с танками, пушками и другой военной техникой к 1-му Белорусскому фронту. Мы понимали, что скоро должно быть наступление на фронте. Так и случилось, в конце июня 1-й Белорусский фронт перешел в наступление.

В начале июля, хотя рана ещё не зажила, я был переведен в команду выздоравливающих и был использован на разных хозяйственных работах. В конце июля госпиталь был свёрнут, раненых передали в другие госпитали. Началась погрузка в эшелон всего хозяйства госпиталя, а оно было немалое. Кроме персонала госпиталя погрузкой занималась и команда выздоравливающих. Фронт быстро продвигался на Запад, а вслед за ним и наш эшелон. Наш эшелон продвигался не очень быстро, так как в первую очередь пропускались эшелоны, идущие к фронту. И вот мы проезжали через Партизанский край – Белоруссию, только что освобожденную от фашистов. При своем отступлении фашисты применяли тактику выжженной земли: деревни сжигались, часто вместе с жителями.

Как память того страшного времени в Белоруссии воздвигнут Мемориальный комплекс «Хатынь». В комплексе на месте домов остались только печные трубы и сарай, в который были согнаны все жители и заживо сожжены. В живых остался один старик, который в это время находился в лесу. Завершает этот комплекс скульптура этого старика с убитым ребенком на руках. Через определенные промежутки времени раздается траурный перезвон колоколов, подвешенных в печных трубах. Таких сожженных деревень были тысячи.

Для разрушения железных дорог фашисты применяли стальные ножи, прикрепляемые к паровозу и разрезавшие шпалы пополам. И так на многие километры. Разрушалось путевое хозяйство, стрелки, водонапорные башни, средства связи. Благодаря титаническим усилиям железнодорожников, путевое хозяйство довольно быстро восстанавливалось и военные грузы непрерывным потоком доставлялись фронту.

По всему было видно, что немцы себя в Белоруссии чувствовали неуютно. На каждой станции и полустанке было оборудовано не менее двух ДЗОТов, пулеметных точек и помещений для размещения гарнизонов. На расстоянии 100метров от железнодорожной линии был вырублен лес и кустарник. Медленно продвигаясь, мы прибыли в Минск.

Скорой отправки эшелона не предвиделось, и мы пошли в город. Город был весь в развалинах, казалось, не было ни одного неповрежденного дома. Вот как жестоко прошла война по многострадальной Белоруссии. В Великой Отечественной войне каждый четвертый житель Белоруссии погиб. Фашисты вели войну на уничтожение народа. И пусть останется на совести лжеисториков и журналистов, которые в своей лжи стараются смягчить и обелить зверства и вандализм фашистских захватчиков. Бог им судья.

Наконец в августе 1944 года, проехав около километров, мы прибыли в Брест, где начали быстро размещать госпиталь в помещении бывшей гимназии. Бои на фронте происходили в это время под Варшавой, и стал поступать довольно большой поток раненых. Мы, команда выздоравливающих, разгружали раненых, помогали при операциях, хоронили умерших, выполняли хозяйственные работы. В редкие часы свободного времени мы ходили смотреть развалины Брестской крепости и слушали рассказы местных жителей о героизме её защитников, которые обороняли крепость в полном окружении более полутора месяцев.

выздоровление, и меня с командой направили в армейский запасной стрелковый полк. В запасном полку мы долго не задержались, так как вскоре приехали «покупатели», и я был определен в 157-ю армейскую пушечно-артиллерийскую Барановичскую бригаду. На вооружении в бригаде было два дивизиона 152-мм гаубиц-пушек, один дивизион 122-мм пушек, дивизион АИР (артиллерийская инструментальная разведка), состоящей из батареи оптической разведки, батареи топографической разведки и батареи звуковой разведки.

Ещё при следовании в бригаду, начальник связи 2-го дивизиона спросил меня: «Пойдешь ко мне?» Я ответил, что я солдат и куда меня поставят, там я и буду воевать. Таким образом я стал связистом взвода управления 2-го дивизиона 152-мм гаубиц-пушек. Связисты взвода управления обеспечивали проводную телефонную связь наблюдательного пункта (в дальнейшем - НП) дивизиона (где, как правило, находился командир дивизиона) со штабом дивизиона, с НП батарей и с НП стрелкового полка, поддерживаемого нашим дивизионом. Следует отметить, что от состояния связи зависело взаимодействие пехоты и артиллерии, а в конечном счете, и успех операции. Здесь я уже знал фамилию командира бригады (им был полковник Кириллов), командира дивизиона, начальника штаба дивизиона и других начальников.

Бригада была хорошо оснащена техникой. Пушки перевозились мощными скоростными тягачами, ходовая часть была такая же, как на САУ-76, и тягачи развивали скорость до 40-50 км/час. Автомобильный парк состоял из американских машин, в основном «Форд» и «Шевроле». В нашем взводе были «Форд» и «Шевроле». «Форд» был у связистов, а «Шевроле» у разведчиков. Пока бригада стояла на отдыхе, мы приводили в порядок материальную часть. Материальная часть состояла из телефонных аппаратов и катушек с кабелем.

Телефонные аппараты были с зуммером, который был слышен через телефонную трубку. Во время дежурства приходилось привязывать трубку к уху. Телефонный провод с хлопчатобумажной оплеткой мы пропускали через кипящий озокерит, и потом тряпкой стирался излишний озокерит; такой провод не промокал и не давал замыканий. Провод наматывался на катушки длиной около 500 метров, и весила катушка около 10 килограмм. Когда начинали тянуть линию, то кроме карабина, противогаза нагружали на себя ещё 3- катушки.

Бригада располагалась в небольшом лесу, орудия - на опушке. Бригада входила в состав 28-й армии, которой командовал генерал Лучинский.

Примерно через неделю после моего прибытия в бригаду, поступила команда выступать, нашу армию передислоцировали на 3-й Белорусский фронт, которым командовал самый молодой командующий фронтом генерал Черняховский.

Пушки, тягачи были погружены в эшелоны, а мы на машинах поехали своим ходом. И вовремя уехали, так как через день налетела немецкая авиация и так разбомбила бывшее наше расположение, что от лесочка остались только кое-где расщепленные стволы.

Пехота вышла раньше, и мы обогнали её по дороге.

Прибыли мы в район город Вилкавышкие (Волковнск) в Литве. По всей обстановке было видно, что готовится наступление. Пока наша 28-я армия ещё не сосредоточилась, нашу бригаду передали другой армии, и мы заняли боевую позицию.

Меня и другого бойца по фамилии Куманин послали тянуть линию связи к НП 5 батареи, где мы и должны были дежурить. Было это в конце сентября 1944 года, и погода стояла довольно тёплая, так что мы вырыли два ровика в рост человека: один в полный профиль рядом с командиром батареи, где один из нас дежурил у телефона, а другой глубиной около 1 метра, где мы спали. Кухни у нас никакой не было, мы получали сухой паёк и сами себе готовили еду из концентратов в котелке на костре. Костер разжигали в ложбине, которая не просматривалась со стороны противника.

Там было много таких как мы. Некоторые, в том числе и мы, использовали и подножный корм с поля в виде свёклы, брюквы.

Вскоре после нашего прибытия в первый эшелон была произведена разведка боем, для выявления огневых средств противника. Разведка боем проводилась накануне общего наступления. Наступил вечер, а потом и ночь. В небе всё время кружились самолёты и бомбили. Вечером наступила моя очередь отдыхать, и я устроился в ровике для отдыха, накрылся плащ-палаткой и заснул. Через какое-то время я услышал взрыв страшной силы, как мне показалось на бруствере, и я почувствовал, как на меня сыплется земля, а потом всё затихло. Я попробовал пошевелиться и повернуться, а земля ещё более уплотнилась вокруг плащ-палатки, которой я был укрыт с головой. Становилось всё тяжелей и тяжелей дышать. Вот думаю и готовая могила. Сознание помутилось, и я погрузился в забытье.

Очнулся я на воздухе, и этот воздух мне показался таким вкусным и сладким. Оказывается, бомба весом около 500 кг угодила в КП батальона, а наш КП батареи только засыпало землёй - кого по колено, кого полностью. Пока откапывали моего напарника Куманина, он вдруг вспомнил обо мне и закричал: «А там Кабан засыпан!», и указал место, где находился мой ровик. И меня откапали. А на КП батальона никого в живых не осталось. Я немного оглох, и Куманину пришлось какое-то время дежурить за двоих. А утром пошли в наступление и мы начали сматывать провод, чтобы опять его тянуть в другом месте.

18 октября 1944 года мы подошли к ручью и увидели большую доску, прибитую поперек ствола березы, а на ней было крупными буквами написано: «Вот она, проклятая Германия».

Мы вошли на территорию Восточной Пруссии.

Население всё было эвакуировано и, кстати сказать, я до самого Кенигсберга ни одного гражданского немца не встречал. Бои на территории Восточной Пруссии были тяжелыми и кровопролитными. На всей территории Восточной Пруссии дома строились под наблюдением военного ведомства, поэтому, например, окна в подвалах строились в виде амбразур; как правило дома строились на возвышенных местах. Всё это осложняло наступление наших войск, и, наконец, наша армия была вынуждена остановиться и занять оборону. Наша бригада находилась в десяти километрах от города Гумбинеп (Гусев). Как только мы остановились, сразу же была организована система артиллерийской инструментальной разведки. Кроме специальных подразделений, каждый дивизион на своём участке вёл оптическую разведку, которая заключалась в создании двухтрех наблюдательных пунктов, имеющих точные координаты и связанных телефонной связью с группой вычислителей на НП дивизиона.

Разведчик у стереотрубы вёл наблюдения ночью и, увидев вспышку от выстрела орудия противника, наводил стереотрубу и по телефону сообщал отсчёт вычислителям. С другого наблюдательного пункта также сообщался отсчёт.

Вычислители наносили эти два направления на планшет и по месту их пересечения определялись координаты расположения вражеской батареи.

Противник тоже вёл обстрел расположения наших войск, и связь часто рвалась. При порыве связи один телефонист дежурит у телефона, а другой берёт телефонный аппарат, карабин и в темень, в грязь телефонный провод в руку и так следует до порыва. Потом приходилось искать второй конец провода, прозванивать, чтобы не соединить с чужим проводом, и соединять, заизолировав. Часто это приходилось делать под обстрелом.

Опасность заключалась ещё в том, что немецкая разведка специально разрезала провод, чтобы захватить нашего связиста, как «языка».

Особенно было тяжело в осеннюю слякоть и зимой. Еду готовили сами из концентратов.

В январе 1945 года, немцы начали наступление в Арденнах и серьёзно потеснили наших союзников, которые вынуждены были отступать. Английский премьер Черчилль обратился к Сталину за помощью. Выполняя союзнический долг, было принято решение начать наступление Белорусских фронтов раньше запланированного срока.

Погода была скверная: мороз, снег, метель. При прорыве немецкой обороны мы проверяли результаты нашей работы и видели разбитые орудия противника и воронки от разрывов наших снарядов. Дальше наступление развивалось на Инстентург (Черняховск), Прейсиш Эйлау и затем вышли к Балтийскому морю. За эти операции мы получили благодарность Верховного Главнокомандующего. Но Кенигсберг с ходу взять не удалось, поэтому нашу бригаду нацелили на Кенигсберг.

Кенигсберг в полном смысле представлял городкрепость. Он был окружён кольцом фортов с толщиной стен и кровли 5-6 метров, на некоторых фортах росли целые рощи.

Форты были окружены рвами с водой, каждый метр окружающей территории был прострелян и мог поражаться с большой точностью.

В городе был большой гарнизон. Здесь нашим огневикам-артиллеристам пришлось основательно потрудиться.

8 апреля 1945 года началось наступление на город.

Предварительно несколько дней укреплённые позиции и огневые точки бомбили наши самолёты, которые шли волнами беспрерывно. 9 апреля город был взят, и в этот же день нашу бригаду погрузили в эшелон и отправили в распоряжение 1-го Украинского фронта.

Ехали через только освобожденную территорию Польши и с удивлением видели, как на станциях поляки торгуют нашими папиросами «Катюша». Наш эшелон прибыл в город Познань. Наша бригада стала спешно разгружаться и форсированным маршем влилась в боевые порядки 1-го Украинского фронта, которым командовал маршал Конев И.С.

Немецкий фронт только что был прорван, и началась Берлинская операция. Наша бригада, как подвижное соединение, была брошена в прорыв. Прорыв был на довольно узком участке фронта. Когда мы проезжали в районе немецкого города Котбус, то видели, что орудия, стоявшие справа и слева от шоссе, стреляли в разных направлениях, а мы стремительно продвигались вперед по этой горловине, занятой нашими войсками.

Ближе к Берлину завязались ожесточенные бои. Нам, связистам, особенно доставалось, так как мы обеспечивали связь с передовыми стрелковыми подразделениями.

Пространство интенсивно обстреливалось противником. Связь постоянно прерывалась, так осколки снарядов и мин рвали телефонные провода, проложенные по земле, и нам приходилось под ураганным огнем ползти, вжимаясь в землюспасительницу, и восстанавливать связь, так как наша пехота не могла остаться без поддержки артиллерии.

После упорных боёв мы подошли к Берлину. Огневые позиции наших орудий расположились на его окраинах. Как долго мы шли, чтобы можно было стрелять по фашистскому логову!

Помимо непосредственных задач по поддержке пехоты наши командиры подготовили данные, и мы дали несколько залпов по Рейхстагу и Рейхсканцелярии, в которой сидел Гитлер с Геббельсом. Наблюдательные пункты дивизионов и батарей располагались в рядах стрелковых подразделений, а мы обеспечивали связь с огневыми позициями наших батарей.

свирепствовали молодые фольксштурмисты из гитлерюгенда.

Они стреляли отовсюду: с чердаков, подвалов, окон. Бывало, тянешь провод, а у тебя над головой строчка по стене из пулемета или автомата. Сразу ныряешь в подъезд или во двор, а потом вместе с пехотинцами выкуриваешь осиное гнездо. На войне работа телефониста не очень видная, но какая же она тяжелая и опасная, так как при любом обстреле приходится вылезать из окопа или укрытия и ползти по проводу пока не найдешь порыв.

Берлин в то время произвёл довольно мрачное впечатление: тёмно-серые дома, узкие улицы, на многих стенах домов крупным планов нарисованы наши танки «Т-34»

и «ИС», а также силуэт подслушивающего человека. На улицах было много подбитых и сожженных наших танков.

Ведь по танкам немцы били фауст-патронами с близкого расстояния из каждого подвала, из каждого дома. Видно и понятно было, что танки не для боя в городе. Здесь большего успеха можно добиться применением пехоты, артиллерии и авиации. Примечательно было и то, что встретив нашего воина, гражданские немцы говорили: «Гитлер капут!» Как говорится быстро «перестроились». На занятой нами территории в Берлине и других населенных пунктах почти во всех окнах вывешивались полотнища мол – «Сдаёмся, не стреляйте!»

В разгар боёв на улицах Берлина нашу бригаду срочно передислоцировали в район Цоссена (это южнее Берлина), чтобы встать заслоном на пути идущей на помощь Берлину танковой группировке противника.

Огневые подразделения спешно рыли окопы, для кругового обстрела из орудий прямой наводкой. Наши 122-мм и 152-мм пушки пробивали лобовую броню «тигров» и «пантер», так что мы приготовились достойно встретить фашистский зверинец.

Рядом с нашими боевыми порядками у Цоссена находился городок, где раньше располагался Генеральный штаб сухопутных войск гитлеровской армии. Запомнились высокие железобетонные башни, стоявшие над убежищами и бункерами. Кроме того, был посёлок из уютных коттеджей, столовые, бассейны. Фашистские генштабисты жили с большим комфортом. Здесь же были сосредоточены и другие артиллерийские части и соединения.

Но танковая группировка противника изменила направление прорыва и направилась на наши танковые соединения. Произошло крупнейшее встречное танковое сражения. Позже, когда мы проезжали мимо этого поля сражения, нашим глазам открылось такое кладбище подбитых и сгоревших танков, какого я раньше никогда не видел.

Запомнилось, как наша тридцатьчетверка таранила в бок немецкий танк «тигр» и оба сгорели, а также другие случаи близкого соприкосновения танков, что показывает, насколько жестокие бои были за Берлин. Когда угроза прорыва на нашем направлении миновала, нас опять нацелили на Берлин. Снова бесконечные провода для связи со стрелковыми подразделениями и нашими батареями. Сопротивление было сломлено, и немцы начали сдаваться.

Берлинский гарнизон уже капитулировал, а нам поступила команда в походном порядке двигаться на юг, в направлении Дрездена. Прибыв на позиции, мы быстро развернулись, установили связь. Утром была проведена артиллерийская подготовка, мы выбили немцев с первой линии обороны и начали успешно наступать и здесь мы узнали, что в столице Чехословакии Праге произошло восстание. Подвижные части, в том числе и наша бригада, были направлены на выручку братского чехословацкого народа.

Автомагистраль шириной 60 метров была вся заполнена танками, пушками, автомашинами на много километров. Вся эта стальная лавина неслась в сторону братской Праги. В ночь на 9 мая стояла ясная и теплая погода, и вдруг раздается страшная стрельба из стрелкового оружия, в основном трассирующими пулями, ракеты осветили всю местность. Мы все схватились, обеспокоенные – не прорвались ли немцы.

Потом от радистов узнали, что германская армия капитулировала, и сами начали салютовать Великой Победе.

Утром политработники нам зачитали сообщение о подписании немецким командованием акт о безоговорочной капитуляции и Указ Верховного Совета СССР об установлении праздника «День Победы», а также сообщили о том, что южная группа немецких войск под командованием генерала Шёрнера не признала капитуляции и продолжает сопротивление, и что нашей помощи ждет восставшая Прага.

Раздалась команда «по машинам» и мы двинулись навстречу новым боям.

При продвижении по территории Германии нас встречали белыми флагами, а при вступлении на чехословацкую землю, нас, в буквальном смысле слова, засыпали цветами. Везде мы видели только радостные дружеские лица, приветствующие нашу армиюосвободительницу. Мы доехали до города Млада Болеслав, и на этом для нас война кончилась.

В последний день у нас погиб старший лейтенант Трухин. Чехи привезли гроб из красного дерева. Около тысячи чехов вместе с нами провожали в последний путь нашего товарища.

Мы вернулись в Германию и стали полевым лагерем у немецкого города Гера недалеко от Дрездена.

Великая Отечественная война закончилась победой антигитлеровской коалиции, но самые страшные потери понесли мы.

В 1941 году девятый класс Карабутовской средней школы закончили восемнадцать мальчишек. В живых осталось только трое: Литвин Петр Васильевич, Луценко Петр Иванович и я, Кабан Константин Иванович. Такое совпадение с песней, поэтому я свое воспоминание назвал словами из неё.

Великую Отечественную войну я прошел солдатом, награжден боевой медалью «За отвагу», а также медалями «За взятие Кенигсберга» и «За взятие Берлина», которые я считаю тоже боевыми. В 1995 году награжден орденом Отечественной войны I-й степени.

Демобилизовались мы только в 1950 году - сразу после Великой Отечественной началась новая «холодная» война. Но обо всем по порядку.

Первую партию, старших по возрасту, солдат демобилизовали вскоре после окончания войны ещё с территории Германии. Через некоторое время ещё - более младших. Провожали их с большим почётом.

В августе наша бригада начала эвакуацию на Родину.

Приехали мы в город Холм недалеко от Кракова и разгрузились. Дальше предстояла перегрузка в вагоны с широкой железнодорожной колеей. Пока ожидали состав, мы съездили посмотреть лагерь смерти «Майданек», который находился вблизи города Кракова. От того, что мы увидели, застыла кровь в жилах. Мы увидели абажуры, перчатки из человеческой кожи, целые склады детской одежды и обуви – остатки от сожженных детей. Каждый из нас невольно задавал вопрос: «Неужели могли это сделать люди?» Да, это делали немецко-фашистские захватчики, отравленные людоедской нацистской идеологией Гитлера и его приспешников.

После перегрузки на наши вагоны с широкой колеей мы довольно быстро приехали на место постоянной дислокации в Белоруссию на территорию бывшего военного городка, где до войны располагался артиллеристский полк. От городка остались только полуразрушенные стены казармы, да фундаменты других зданий. Офицеры располагались на квартирах в поселке, а мы в палатках. Бригада превратилась в строительную часть: занимались непосредственно строительством, заготавливали лес (и я в том числе), работали как на фронте – на пределе человеческих возможностей.

К морозам казарма и столовая были построены. В это время была создана школа сержантов, меня определили в группу разведчиков- вычислителей.

Параллельно шла демобилизация старших возрастов. К лету 1946 года бригада настолько усохла, что её слили с другой, 41-й бригадой, расположенной в Витебской области, где и состоялся выпуск нашей школы.

В начале 1947 года демобилизовали солдат 1924 год рождения. Остались служить ребята только 1925-1927 годов рождения. В то время в армию призывали в 21 год и, следовательно, 1928 года рождения не призывали.

Из-за малочисленности рядового и сержантского состава нашу слившуюся бригаду переформировали в гаубичный артиллерийский полк кадрового состава и передислоцировали в Калининградскую область, в места, где мы воевали.

Несколько слов о кадрах полка. Наш полк был полностью укомплектован офицерским составом, материальной частью, а рядовым и сержантским составом из трёх дивизионов - только один. Офицерам нагрузка осталась прежняя, а рядовым и сержантам утроилась и стала почти как на фронте.

Приходилось ходить в караул и дежурить на кухне через день, обслуживать в три раза большую материальную часть.

Особенно тяжело было от недосыпания. Засыпали при первой возможности и в любом положении. Физические нагрузки тоже были большие, особенно после демобилизации в году солдат 1925 года рождения. Наконец в 1949 году призвали солдат 1928 года рождения. Нам предстояло обучить и подготовить себе замену.

Мы, старослужащие, имевшие боевой опыт и знавшие воинскую службу, относились к вновь призванным как старшие братья. Передавали свой опыт. Ни о какой дедовщине и мыслей не было. И даже после демобилизации я получал много писем от своих подчиненных. А многие годы спустя, будучи на целине в Павлодаре, я встретил бывшего солдата Астапенко, и он пригласил меня в гости. Это дорогого стоит.

Наконец в апреле 1950 года я был демобилизован.

Мне очень хотелось учиться, ведь я не окончил десять классов. Сестра должна была заканчивать десять классов в следующем году. Родители не могли учить двоих.

Признаюсь, я был какое-то время в растерянности. В нашем Дубовязовском сельском районе было всего две средние школы – одна в десяти, а другая в пятнадцати километрах от нашего села.

Мне везло на хороших людей, которых я встречал. По рекомендации райкома комсомола мне предложили должность физрука в Кошарской средней школе, но для этого надо было пройти месячные курсы при Глуховском пединституте. Но ехать не на что, денег нет. Тогда мать повела единственную кормилицу-козу на базар и продала за 90 руб. С ними я поехал на курсы.

На курсах физическая подготовка была на высоте, и я многому научился. Но нагрузки были такие, что я, не занимавшийся регулярно физической подготовкой, чувствовал себя, как побитый – болели буквально все мышцы. Если добавить к тому, что я питался на 3 рубля в день – это стоимость самого дешевого обеда, то было очень тяжело. Но уныния не было, мы также были веселы, шутили, у нас была цель - мы учились.

После курсов я прибыл в школу перед началом учебного года. И опять мне повезло. Директор школы Мороз Анатолий Денисович, фронтовик, когда я ему сказал, что мне хотелось бы закончить десять классов, ответил мне, что лучше будет, если я сяду за парту рядом с десятиклассниками. Так целый год я был в двух ипостасях – учитель и ученик. Уроки физического воспитания я проводил в первую смену, а во вторую смену занимался как ученик десятого класса.

С трепетом сердечным я шел на первые уроки – ведь прошло девять лет после окончания девятого класса. Но я довольно быстро освоился и к концу первой учебной четверти, уже другой замечательный человек, классный руководитель, Сазонова Неонила Савельевна сказала, что если я постараюсь, то смогу окончить школу с медалью.

Весь педагогический коллектив благожелательно принял меня, и все помогали, чем могли, в моей работе и учёбе.

В то время перед началом первой и второй смены проводилась физзарядка. Распорядок дня был следующий:

утром я бежал проводить физзарядку, после неё бежал завтракать, затем бегом проводить уроки в первую смену, после бегом обедать и после обеда бегом проводить физзарядку перед второй сменой и заниматься в 10-м классе.

Так я бегал весь год. Вечером готовил конспекты для проведения уроков и домашние задания.

Труды не пропали даром, школу я закончил с серебряной медалью, и я поступил в Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии.

Родители мне не могли помогать, и жил, учился я на одну стипендию в 220 рублей, притом из неё вычитали 10% за облигации, подоходный и бездетный налог и два раза в год по 200 рублей за учёбу, так как учёба была платная.

Дополнительным доходом была повышенная стипендия, (я старался сдавать экзамены на пятерки), работа в научноисследовательском секторе института, разгрузка вагонов, чистка снега с крыш и работа на производстве во время каникул. Выручала фронтовая закалка и дружба. Ближайшими друзьями были Юра Иванов, Толя Скуратов и Володя Буданов.

С ними, как в песне, и хлеба горбушку и ту пополам. Мы были радостными, весёлыми, старались не пропускать новых кинофильмов в кинотеатрах, ходили в театры, в том числе и в Большой. Но главное - мы не были завистливы. Шиком считалась ковбойка и лыжный костюм. Окончил я институт с красным дипломом, с отличием, и поехал работать на целину в город Павлодар. Участвовал в изысканиях таких уникальных объектов, как нефтепровод «Дружба», длиной около километров; Саратовский завод технического стекла; дочернее предприятие АвтоВАЗа - Вологодский подшипниковый завод и другие.

За трудовые достижения я был награжден орденом «Знак Почета».

Вспомнил я послевоенные годы потому, что в году я окончил девятый класс и поступил в 10-й класс только в 1950 году, который окончил в 1951 году. Почти десять лет у меня забрала война Великая Отечественная и «холодная»

войны. Послевоенные годы были не легче военных, хотя над головой не свистели пули, не рвались бомбы, снаряды, мины и не сыпались дождём осколки.

Мне 80-й год и подводя итоги прожитой жизни, могу сказать, что был верен долгу перед Родиной, перед людьми, на фронте не прятался за спины других, в мирное время работал в сложных экспедиционных условиях, не совершал подлых поступков и могу честно смотреть людям в глаза.

Задание выполнено, мы захватили карту расположения немецких войск Я родился 1 августа 1923 года в селе Русаново Терновского района Воронежской области. Я участвовал в четырёх самых известных битвах Великой Отечественной войны: битве под Москвой, Сталинградской битве, на Курской дуге и в Ясско-Кишиневской операции.

Моя фронтовая жизнь началась в июле 1941 года после окончания 10 класса. Мне еще не было 18 лет. И таких не призывали в армию. Но поскольку немцы упорно продвигались к Москве, учащихся 9-10 классов отправляли на строительство фронтовых оборонительных сооружений. Такие сооружения мне с другими ребятами пришлось строить в Смоленске на берегу Днепра. Под Вязьмой мы копали рвы и возводили укрепления. Вместе с нашими войсками я и мои одноклассники отступали до Можайска.

В конце сентября 1941 года началась битва под Москвой.

В декабре наши войска перешли в контрнаступление и отогнали фашистов от Москвы. Я помогал на кухне или подносил снаряды. Ребята рвались на передовую, но так как мы не были военнослужащими, нам нельзя было находиться там, поэтому нас отпустили домой.

Но, пробыв дома всего 3-4 дня, я был призван в армию и направлен во 2-е танковое училище в Саратове. А затем – переведен в Киевское артиллерийское училище. Окончив училище за 8 месяцев по ускоренной программе, получил воинское звание лейтенанта артиллерии. Потом я попал в 9-ю артиллерийскую дивизию и в составе 62-й армии под командованием генерала Чуйкова В.И принимал участие в боях за Сталинград.

Изолированная с севера от войск Сталинградского фронта, а с юга - от основных сил Юго-Восточного фронта, 62-я армия значительно уступала противостоящему ей противнику как в численности личного состава, так и в вооружении.

Летом 1942 года немецкие танки стремились к Волге.

Артиллерийский взвод 76-ти миллиметровых пушек под моим командованием в течение 15 дней стойко держал оборону и не пропустил фашистов. После тяжелых боев под Сталинградом взвод был направлен на переформирование под Воронеж.

После пополнения я со своим взводом прибыл на берег Дона.

Войска готовились к наступлению: подвозилось много снарядов, по 10 комплектов на пушку.

19 ноября 1942 года после залпов «Катюш» вся армейская артиллерия в течение полутора часов вела шквальный огонь по позициям фашистов. После артподготовки войска пошли в атаку, хоть и натыкались на плотный огонь пулеметов фашистских дзотов.