«Г.Ф. Быконя Казачество и другое служебное население Восточной Сибири в XVIII - начале XIX в. (демографо-сословный аспект) Красноярск 2007 УДК 93 (18-19) (571.5); 351-755 БКК 63.3 Б 95 Ответственный редактор: Н. И. ...»

Пашенные крестьяне своим инвентарем и тягловой силой не только обрабатывали десятинную пашню, которая определялась в среднем как 1/4их «собинной» запашки, но и выполняли на ней весь цикл полевых работ. Под надзором выборных старост, назначаемых приказчиков присудов-комиссарств и контролем воевод, они сооружали и обслуживали также казенные тока, мельницы, крупорушки, хлебные амбары и т.д. При этом воеводы, заводские власти и верхушка назначенной и выборной низшей администрации грубо вмешивались не только в производственную, но и в личную жизнь сибирских землепашцев. Таким образом через принудительный труд присваивалось высокое естественное плодородие прежде нетронутых сибирских земель, реализовывалась государственная земельная собственность.

В целом же в ХVIII в. государственный сектор в земледельческом производстве Сибири, который составлял в 1745г. до 10- 15 % всего пахотного клина за Уралом, сворачивался из-за успехов народной колонизации. В 1728 г. во многих старопахотных районах, в том числе на Енисее (кроме новоосваиваемой территории Красноярского уезда) «государева пашня» была заменена оброчным хлебом по 9,5 четвериков с ревизской души, а в 1762г. ликвидирована совсем. Оказалось выгодней не только в социальном, но и в экономическом планах вместо пашни или подушного провианта брать оброчные деньги (1 рубль с ревизской души) и на них закупать у крестьян необходимое количество провианта для винокурения, снабжения войск, малохлебных районов, а также заводов. Попытки же и. о. иркутского губернатора Земцова вместо ежегодного сбора четверикового хлеба на случай неурожаев вновь ввести по присудам общественные «экономичес-кие поля», успеха не имели. Во внеземледельческих же отраслях экономики Восточной Сибири государ-ственное присутствие явно расширялось. Как и в ХУ II в. местные власти, напоминая приказчиков крупного многоотраслевого вотчинного хозяйства, практически в каждом ново-открываемом уезде заводили казенные кузницы, медные, столярные и бондарные мастерские, хлебные и пильные мельницы, винокурни, солеварни, налаживали судостроение, регулярные сухопутные и водные пути сообщения, перевозку казенных грузов, доставку почты. 15 Строительные работы и обслуживание обычно возлагались на местных казаков и ссыльнокаторжных. В отдельных случаях набранные туруханской, якутской и камчатской администрацией пешие и морские артели пытались вести казенный промысел ценной пушнины. 16 С конца ХVII-начала ХУШ в. казна, а затем семейство Романовых, ограничивая, а иногда запрещая частное горнорудное предпринимательство, заводит крупное производство железа, меди, серебра, свинца, золота: на реке Каштак притоке Кии (бассейн среднего Чулыма) в 1697-1699 гг. - Каштацкий завод 17; в Восточном Забайкалье с 1701г. - Аргунский завод, а позже крупные Нерчинские заводы казенные до 1787г. и в 1796-1800гг.) 18 (см.Прил.I, табл.1), на среднем Енисее в 1737гг. Луказский и Ирбинский (в 1737 -1744, 1762-1767, 1771-1791 гг.) заводы. 19 В Якутии на реке Тамге с 1732-1756 гг. действовал Якутский завод 20. На Камчатке в 1770-е гг.- функционировал Верхнекамчатский завод. 21 По данным Топографических описаний в 1797 г. в Восточной Сибири насчитывались следующее предприятия, составляющие казенный сектор в производящей экономике края: шесть серебряных заводов с рудниками в Нерчинском горном округе; три солеваренных завода в Иркутской губернии (Иркутский, Селенгинский, Усть-Кутский) и два (Спасский с Троицким)- в Приенисейском крае (см.Прил. I,табл.2); шесть промысловых соляных озер (Вилюйское, Борзинское, Якутское - за Байкалом, и три в верховьях Чулыма - Божеозерское, Степное, Тагарское или Караклеевское); шесть крупных винокуренных заводов (Красноречинский, Боготольский и Каменский - в Средней Сибири;

Илгинский, Николаевский и Александровский - в Иркутской губернии);

наконец Петровский железоделательный завод, Тельминская суконная фабрика близ Иркутска (казенная с 1793г.) и канатная прядильня. По подсчетам видного специалиста по истории сибирской промышленности эпохи феодализма Д.И. Копылова, в конце ХУШ в. казне и Кабинету принадлежали 36 предприятий или 62% общего за Уралом числа мануфактур, из них 19, то есть больше половины, -в Восточной Сибири. 23 Не случайно, что к концу ХУШ в. приписное к заводам население Урала и Сибири составляло 90% всех приписных крестьян страны. Важно отметить, что казенное и кабинетское предпринимательство велось в ведущих и наиболее прибыльных горнорудной и винокуренной отраслях промыш-ленности. По данным статистика начала XIX в.

Голицына в конце ХУШ в. Нерчинские сереброплавильные заводы ежегодно давали по 300-500 пудов драгоценного металла и по 40 тыс.

пудов свинца. Все серебро и золото, выплавленное на Нерчинских и Алтайских заводах с 1725 по 1807 гг., оценивалось более чем в млн.руб. 25 Доходным было и винокурение, объем которого в 80-х - начале 90-х гг.. ХУШ в. достигал до 170 тыс. ведер простого и двойного вина ежегодно. В эти же годы продукция сибирского казенного солеварения составляла около 230 тыс. пудов (см. Прил.I,табл.5,6).

Государственные металлургические заводы и мануфактуры, солеварни и винокуренные предприятия занимали ведущее место в своих хлебопашеством, составляли государственный сектор общественного производства в тогдашней Сибири. Он непосредственно основывался на ресурсах хозяйств пашенных и приписных крестьян, на труде ссыльнокаторжных и мастеровых (из последних некоторые были наемными).

Широко привлекались для казенно-ведомственных производственных и транспортных нужд и другие категории трудового населения Сибири, а также казачество.

Следует особо оговорить, что в политэкономической науке натуральные повинности и оброки государственных крестьян эпохи феодализма долгое время безосновательно связывали только с чистыми налогами 26. Однако без всевозможных личных отработок и служб, связанных с отвлечением труженика от своего хозяйства, то есть с волевым присвоением рабочего времени, а также без изымания из его хозяйства государственное хозяйство а оно, как признают те же политэкономы, в принципе могло быть только феодального типа. Именно его нуждами, а не объемом услуг публичной власти населению, определялись масштабы натуральных повинностей и платежей. Вот почему в порайонном плане несоизмеримыми, причем номенклатура тягла сохранялась. Таким образом, натуральная часть феодального фиска выступала не только условием, но и составной частью государственного хозяйства, а отношения у крестьян и ремесленников с государством в процессе ее выполнения являются производственными отношениями не только в сферах распределения и обмена, но и в сфере непосредственного материального производства.

Естественно, что в тех регионах, где носителем феодальных отношений через казенный сектор экономики является непосредственно само государство, там его хозяйственно-попечительская функция по отношению к хозяйствам тружеников явно выступает ярче, чем в районах с господством помещичьего землевладения. Вполне логично поэтому, что на современном уровне теоретического осмысления наследия классиков марксизма-ленинизма, ряд ученых пришли к выводу, что еще К.Маркс относил даже хозяйственное попечительство и государственное управление экономикой к базисным, а не надстроечным явлениям. В Сибири особенно отчетливо проступала социальная сущность взаимосвязи государственного производственного сектора с хозяйствами тружеников. Одна подводная с дорожной повинности в необъятной и слабозаселенной Сибири (напомним, транспорт относится к производительным силам) были в десятки раз тяжелее, чем в европейской России. Государственных крестьян за символическую плату принуждали возить различные хозяйственные грузы и чиновников, (ямщиков на восток от Енисея не выделяли), строить и ремонтировать здания различных присутственных мест, канцелярий, контор, мосты, почтовые станции и станки, продавать по твердой низкой цене хлеб, масло, пеньку, судовые снасти и мешки, поставлять деготь, смолу, мох, молоть казенный хлеб и т.д. Нередко извращалась даже патриотическая суть рекрутской системы, когда собранных с целых провинций и губерний Восточной Сибири новобранцев, полностью отправляли на заводские работы или превращали в хлебопашцев в приграничных безлюдных местах. Именно в Сибири широко практиковалась отработка подушных и оброчных недоимок на казенных заводах, рудниках, фабриках и строительстве. Такая коммутация сверху денежной формы ренты-налога в натуральную отработочную её форму - яркое свидетельство того, что верхи и низы тогдашнего общества отчетливо понимали однотипность денежных платежей и различных натуральных повинностей. Поскольку успех любых мер властей в любой форме и в любом районе Сибири зависели от наличия там населения, уровня хлебопашества, ремесел и состояния транспортных путей, то казенные хозяйственно-попечительские меры носили всеобъемлющий характер. Разнообразные действия администрации относились не только к условиям, но и к самому процессу производства в хозяйствах крестьян и ремесленников. В этом случае хозяйственно-попечительская политика публичной власти была однотипна вмешательству помещика в хозяйственную деятельность крепостного крестьянина. Это обстоятельство именно на материале позднеефеодальной Сибири подметил еще в 40-е гг.

академик Н.М. Дружинин. Он в частности, писал: «Идея казенного «попечительства возникла не самостоятельно: она была заимствована из сложившейся практики крупного частновладельческого Правда, ограниченный хронологическими и тематическими рамками своего исследования, ученый необоснованно связывал появление казенного попечительства и вообще государственного феодализма только с поздней стадией российского феодализма. По его мнению, «в наказах сибирским воеводам ХVII века мы находим зародыши (выделено нами - Г.Б.) идеи «попечительства» о крестьянах, нужно было обеспечить сохранение и воспроизводство рабочей силы для обработки десятинной государевой пашни; именно поэтому воеводы обязаны были охранять их судом и расправою и истреблять в их среде всякое воровство». 29 Правительство постоянно требует от местных властей, чтобы род занятий и место разрядам крестьян настойчиво, хотя и безрезультатно, спускались минимальные показатели их хозяйств, например заводским - по две десятины посева на ревизскую душу, а государственным в Иркутской губернии в 70 гг. XVIII в.: «на мужа с женой три десятины, а холостому в полы». 31 От крестьян требовали расширения посевов конопли, льна, «благожелательное попечительство» 32 воевод, затем чинов казенных палат, горного начальства и губернаторов выражалось и в хозяйственных мерах: в наделении крестьян землей, переселении их на казенные места, устройстве хлебозапасных магазинов, распространении среди крестьян новых культур (конопли - в середине ХУIII в., картофеля - в конце XVIII в.), новых методов обработки земли, новых орудий труда (при Петре 1, кос-литовок), агротехнических знаний, насаждений полезных промыслов (пильных мельниц- с 60-х гг., пчеловодства- в конце ХУШ в.), распространении хлебопашества и скотоводства на северные районы Восточной Сибири и Камчатку (опытнические туруханская, якутская, оленёкская, вилюйская пашни). 33 Известный уже нам Бем в 70 гг. первым акклиматизировал на Камчатке хлебные злаки, завез туда лошадей, крупный рогатый скот. Через несколько лет у местных жителей в хозяйствах уже было больше коров и лошадей, чем в казенных стадах и табунах. С позиций теории экономики, на наш взгляд, правомерно говорить о сущест-вовании в Сибири ХУII-начале XIX в. нескольких вариантов (типов) особого казенно- хозяйственного уклада в сферах общественного производства, обмена и распределения, которые в изучаемое время, в условиях начинающего общего разложения феодально-крепостнической системы, заметно трансформировались в сторону государственного предпринимательства в неземледельческой сфере. Государство в нем выступало не только верховным, но и непосредственным земельным крупным собственником, который через прямые хозяйственноорганизаторские функции в сфере общественного производства непосредственно изымал феодальную ренту. Этот уклад по своей сути казенно-крепостнический в системе государственного феодализма, ибо основывался, согласно общегосударственным крепостническим принципам, на явно принудительном труде в системе государственного феодализма. Автор данных строк еще со второй половины 70-х гг. XX в. не разделял распространенный в литературе альтернативный подход к характеру государственного феодализма в Сибири - или крепостнический или черносошный. Некоторые историки и многие политэкономы считают, что непосредственное участие казны в развитии производительных сил Сибири, особенно совместно с частным предпринимательством, носит только публично-правовой характер, так как обеспечивает лишь общественно необходимые условия для экономического развития региона.

Действительно, якобы отсутствие классово-эксплуататорских задач и централизованных форм ограбления тружеников, занятых на казенных предприятиях, можно связывать с убыточностью со второй половины XVIII в. Нерчинского заводского хлебопашества и в отдельные годы -казенного солеварения в Иркутском губернии. Однако об отсутствии эксплуатации не может свидетельствовать убыточность, вызванная бесхозяйственностью, произволом, казнокрадством и низкой производительностью принудительного труда. Хлеб поставлялся ниже рыночных цен мастеровым, администрации и воинским чинам на территории горного округа, а также гарнизонам Охотского порта и Камчатки, а соль продавалась по твердой цене ниже себестоимости во всех отдаленных местах Иркутской губернии. 36 Однако, как уже отмечалось, в самых доходных отраслях экономики, горном деле и винокурении, казна обеспечивала себе твердые позиции, а если и разрешала участие частного предпринимательства, то с обеспечением себе гарантированных доходов, что нередко разоряло откупщиков-арендаторов (например, владельца завода и арендатора казенных рудников купца Сибирякова 37 и арендатора Ирбинского железоделательного завода купца-откупщика Савельева). Вместе с тем, именно условия колонизуемой окраины обусловили непосредственное участие казны и ее ведомств, в первую очередь Кабинета, в общественном производстве. Вообще, на наш взгляд, развитых своих форм государственно-хозяйственный уклад достигает лишь в отдельных регионах и на полярных крайних стадиях феодального способа производства, то есть носит характер регионально-стадиального явления, хотя в истории российского феодализма сам уклад появился на ранней его воспроизводился в условиях непрерыв-ной русской колонизации. Особенно он стал заметен на позднефеодальной стадии в ХVII-ХУШ вв., когда явственно обозначилась относительная отсталость России от ряда западноевропейских стран. В принципе же классу феодалов в силу общего неразвитого уровня политической надстройки легче было изымать феодальную ренту не в производственной сфере, а в сферах распределения и обмена через систему фиска, путем получения прямых и косвенных налогов, а также использования разнообразных натуральных повинностей и сборов. Показательно, что к концу изучаемого периода по мере роста русского населения региона определилась тенденция к перераспределению слагаемых казенного сектора в общественном производстве и расширению в нем частного присутствия. Так, в захлестнувшей Сибирь с 30-х гг. Х1Х в.

золотой лихорадке, правительство заняло только роль получателя промыслового налога-ренты с казенных золотоносных участков. Со второй половины ХУШ в. интенсивно стал развиваться, прежде занимавший скромное место в производящей сфере экономики, смешанный сельскохозяйственными и промысловыми угодьями, 40 арендованными у солеваренной 43 отраслях, а также в мукомольном деле, строительстве судов и на транспорте. 44 При этом довольно слабая частная мануфактурная промышленность по существу тоже входила в смешанный сектор экономики Восточной Сибири. По обоснованному мнению Д.И.Копылова "первые частные мануфактуры возникали также с помощью государства", где обычно использовался тот же принудительный труд ссыльных и недоимщиков. 45 По своим масштабам выделялась деятельность РоссийскоАмериканской компании, получившей от казны в конце ХУШ в.

монопольные права по хозяйственному использованию и управлению огромнейшей территорией Курильских и Алеутских островов, Сахалина и Северной Америки. При этом показательно, что Шелихов просил у Екатерины II воинскую команду до 1000 чел. для “лучшего обустройства”.

Императрица солдат не дала, но разрешила нанимать добровольцев на морскую и охранную службу, в том числе дворян-офицеров. Интересно, что некоторые промысловые суда этой и предшествовавших ей частных компаний снаряжались на паевых с казной началах, а такой будущий ее крупный поставщик как первогильдей-ский купец Д.И.Лобанов с компаньонами был крупным винным откупщиком. Своеобразной составной частью смешанного сектора экономики Сибири являлись социально-экономические отношения в частях регулярной армии.

Каждое подраз-деление (полки, гарнизоны, батальоны) имели свое развитое хозяйство, представляя собой во многом самообслуживающийся хозяйственный организм, в котором, кроме мастеровых рот, было занято до 1/4 - 1/3 строевого состава. Солдаты заготовляли фураж для казенных табунов и крупного рогатого скота, выполняли разнообразные строительные и ремесленные работы, занимались доставкой полковых грузов, строили, обслуживали полковые мучные мельницы, а в отдельные годы даже обрабатывали полковую пашню. 47 В целом соотношение чисто казенного и смешанного секторов в экономике Восточной Сибири в течение изучаемого периода изменялось в пользу последнего за счет расширения сотрудничества с имущей верхушкой тяглого населения на основе товарно-денежных отношений. Однако это предпринимательское начало реализовывалось только с предоставлением откупщикам феодального характера привилегий, в том числе права прибегать к внеэкономическим санкциям. Это феодализировало нарождающуюся промышлен-ную буржуазию и держало ее на казенном поводке.

Система государственного феодализма, явно в большей степени по охвату и глубине, пронизывала сферы распределения и обмена. Каждый труженик города и деревни, кроме отдельных групп, не охваченных еще судом и фиском, типа бухтарминских и уймонских каменщиков на горном Алтае, подвергался в этих сферах централизованному ограблению феодального типа. Сфера распределения в тогдашнем обществе прежде всего характеризовалась системой фиска. Поскольку в Сибири государство выступало крупным корпоративным эксплуататором, то все три слагаемых части крестьянского и посадского тягла: общегосударственные денежные платежи в виде подушных и оброчных сумм, натуральные государственные повинности и земские мирские сборы раскладкой - все они во-первых, особенно широко взаимопроникали и взаимопереходили друг в друга, например, за многих раскладкой миром платили подушные; во-вторых, в каждой из этих частей, как уже выше отмечалось, особенно отчетливо выступала рентная сущность; в-третьих, официальные или чисто налоговые платежи, хотя и увеличивались (подушные деньги с 70 коп. до I рубля 70 коп. к концу века), но значительно в большей степени, чем в Европейской, России уступали по своей тяжести земским сборам 48, что естественно приводило к тому, что более видную роль в реализации налогового пресса играла община. На сборы раскладкой «за убылых разными случаями и yбогих» влияли повышенная подвижность сибиряков жительства и рода деятельности, а также активная переселенческая заселявших притрактовые районы и приграничные зоны.

Нe составляли также исключения промышленные, промысловые и торговые налоги. Еще с 1681г., а при Петре1 особенно настойчиво, центральная власть насильно подключала сложные общеуездные посадские общины к взиманию с населения так называемых окладных сборов, которые стали отдаваться им на веру. 49 Таможенные, кабацкие и соляные доходы составляли основу окладных сборов, а к неокладным, состав которых все расширялся, относились сборы с различных хозяйственных занятий торговли и некоторые канцелярские сборы. Отмена ряда таможенных и мелочных сборов по стране в 1754 г. слабо затронула восточную окраину, так как сохранялись «в прежней силе cборы, которые учреждены для Сибири по упомянутым местам (заставам и таможням Г.Б), и внутри Сибири». 50 Их состав увеличился, так как с 1764г. ввели по стране новые сборы для выплаты введенного внетабельной администрации жалования. Ликвидация этих обременительных сборов и связанных с их взиманием царствования Екатерины II. Размеры оброчных сумм периодически пересматривались Камер-коллегией и устанавливались по средним данным за три года. Именно на эти камер-коллежские оклады (известны за I728, I732, I738, 1742, I756, I764 гг.) ориентировались, когда в Сибирском приказе, а позже в Камер-коллегии, заключался 3-х летний контракт с магистратами или откупщиками. Каждый раз шла ожесточенная борьба между сторонами за размер поправок к последнему камер-коллежскому окладу. В случае завышения суммы, городскому миру или откупщику приходилось выкладывать недобор из своего кармана, а при заниженной оброчной сумме, собранные сверх нее средства не попадали в казну.

Воеводы и губернаторы на местах представляли казенные интересы, поэтому обязаны были не допускать нарушения правил обложения и взимания оброчных сумм, препятствовать их утайке 52. Результативности их действий с этой области придавалось большое значение при дальнейшем служебном назначении и отчете за прошлую службу.

Государственное присутствие в сфере обмена в наиболее чистом виде выступало в казенных монополиях на производство и продажу ряда товаров, а также реализации таможенных сборов в натуральном виде.

В ХУШ в. доходы казны от непосредственного участия в торговле особенно во внешней, значительно возросли и во второй половине столетия равнялись стоимости всей, ремесленно-промышленной продукции страны. 53 При Петре I состав государственных монополий был расширен: кроме вина, табака, мехов, шёлка, икры и клея список пополнили серебро, золото, соль, деготь, рыбий жир, ревень, поташ, смольчуг, смола, пенька, льняное семя, корабельный лес. 54 В последующее время этот перечень менялся, пока 31июля 1762г. Екатерина II не уничтожила многие монополии, в том числе на табак, шелк, на пушнину, ревень, смольчуг, на право торговли с Китаем, и Средней Азией 55.

Для Восточной Сибири наибольшее значение имели казенные монополии на такие самые доходные статьи торговли как вино, соль, пушнина, а также ревень. К продаже как и производству вина, как отмечалось, власти все шире привлекали откупщиков. Торговля солью обычно осуществлялась на вере. В том и другом случае местные власти ( c 1762г. экспедиция по части винной и соляной при губернской казённой палате,) входили во все детали организации и реализации этих казенных монопольных товаров (строительство и ремонт губернских соляных и винных магазинов, питейных домов и лавок по уездам, закупка через специальных офицеров и смотрителей нужных припасов; развоз питей и соли по сотням торговых точек; наем работников в винные и лавочные целовальники и сидельцы и надсмотр за ними 56.

В торговле ценной пушниной правительство до 60-х г. обходилось без посред-ников. Лучшая пушнина (соболя свыше 100руб, и чернобурые лисицы более 50руб.) отправлялась в Москву. В 1727т. казенную монополию на торговлю самой дорогой пушниной подтвердили, изменив критерии ее отбора (соболи - 20руб, лисы - 20руб.) и распространив ее на камчатских бобров 57. В 1697 и 1706 г.г. ограничили, а указами 1731,1734 и I739 гг. вообще запретили частный торг "мягкой рухлядью" в Китае 58. В этой стране пушнину еще с конца ХУП в. реализовывали через специальные казенные караваны. За время с 1702 по 1738гг. было отправлено II караванов, которые принесли прибыли, в среднем каждый по 90,8тыс. руб. (См.: Пpил.I Табл.3). Товары для них собирал Сибирский приказ из находящейся в Москве и по сибирским уездам казенной пушнины, а также "иноземной" серебряной монеты, ревеня, бадьяна, посуды и т.д.

Возглавляли их комиссары (с 1731г. – aгенты) из крупных российских купцов, а иногда из сибирских дворян или чиновников. В их распоряжении были целовальни-ки, работные и служилые люди (были выделены даже особые караванные казаки), всего от 10до 30 человек. Согласно Кяхтинскому трактату 1728 г, с караваном уже не могли ездить для торга русские купцы, так как частная торговля с Китаем переносилась в пограничные г.Кяхту и особую торговую слободу Цурухтайту. Накладные расходы по организации и содержанию каждого казенного каравана были значительными, достигая иногда до 64тыс. руб. 59 Доходность караванов снижалась и от того, что Китай, обставлявший торговлю с Россией рядом политических амбиций, нередко годами не пропускал их в Пекин (См.

Прил.I. Табл.4). В целом, по мнению видного специалиста в этом вопросе Б.Курца, государство не сумело эффективно использовать свою монополию на внешнюю торговлю пушниной с Китаем, а ликвидация частной пушной торговли была «победой китайских экономистов» 60.

В последующие десятилетия торговля казенной пушниной и собираемыми в виде таможенной пошлины товарами на Кяхтинском торге давала нередко самые крупные суммы по сравнению с другими отраслями государственного хозяйства (См. Прил.I, табл.4,5,6) Еще одной доходной статьей в Восточной Сибири до сер. 50-х гг. была казенная торговля ревенем (с 1727 по 1732 г. объявлялась вольной, став таковой окончатель-но в 1760г.). Учрежденная ревенная комиссия в Иркутске закупала сырье и после специальной сушки отправляла это лекарственное и кулинарное растение в Москву, а оттуда его продавали обычно в Голландию по18 гульденов за фунт. Со временем, выбрав его в Забайкалье, перешли к транзитной торговле среднеазиатским и китайским ревенем. Когда же через Кантон в Европу стали вывозить крупными партиями китайский копытчатый ревень, то цены на него упали.

Голландцы Цельсы, как. главные оптовые покупатели, в 1748г. давали по гульденов, а затем цена на ревень упала до 2 гульденов. Сократился и объем закупок. Нарушая контракт в 1749-1750гг. вывезли не 800-700 пудов в год, а лишь 710 пудов за оба года. Когда же Сенат, в 1758 г. отказавшись отпускать им ревень, распорядился его продавать внутри страны по руб. за пуд, то его скоро накопилось в одной Кяхте свыше 8 тыс.пудов.

Тогда, избегая убытков, разрешили большую торговлю ревенем, а в Амстердам Сенат направил своего торгового агента для продажи казенных его запасов.

В стадиально-типологическом плане производственные отношения в смешанном секторе общественного производства, а также государственно феодальное ограбле-ние в казенных и смешанных сферах распределения и обмена следует классифицировать как корпоративно-феодальный уклад в общественном производстве, ослож-ненный через чистый фиск и торговлю, формами централизованного ограбления. Этот корпоративнофеодальный уклад не содержал в своей основе крепостнических крайностей. Поскольку главным объектом эксплуатации выступали черные, а с XVIII в. - государственные крестьяне, а также трудовые слои горожан, то-есть крестьянские и посадские общины, то этот уклад называют «черносошным», ибо во всей стране, не говоря уже о Сибири, он был ведущим до принятия Соборного Уложения, окончательно закрепившего крепостническую систему в масштабе всей страны. В Сибири этот уклад оставался главным и в ХVIIIв., сочетаясь с мелкой крестьянской собственностью, патриархально-родовыми отношениями у народов Сибири и ранне-буржуазными связями. Специфические условия Сибири, которые отмечались выше, вынуждали центральную власть мириться с вносимыми на местах коррективами в общую крепостническую стратегию и терпеть разнотипные аграрные отношения. Казна относительно быстро отказывается от отдельных наиболее грубых форм эксплуатации. Похожие на помещичьи, по выражению П.И. Малахинова, «военно-феодальные воеводские хозяйства»

завести так и не удалось. Неуклонно возрастает численность оброчных крестьян. В старожильческих уездах «государева пашня» заменяется в 20-е г.г.XVIIIв. оброчным подушным провиантом, а с 1762г. ликвидируется повсеместно, кроме Нерчинского горного округа.

Из экономических соображений власти разрешили вольный захват свободных неокультуренных угодий. Хотя существовали нормы отвода, ограничивались, что приводило к существова-нию вненадельных и утаенных от прямого поземельного налога-ренты угодий, «эмбриональная прибыль» с которых присваивалась самим земледельцем. Сам факт утайки не вызывал какого-либо особого наказания. Обнаруженные самовольно используемые угодья просто облагались тяглом, либо передавались, если были желающие, другим лицам. Периодическим пересмотром размеров легализовывали наличие у сибирских землепашцев неотягощенных рентными отношениями различных сельскохозяйственных угодий, которые по экономической своей сути являлись мелкокрестьянской частной собственностью.

В полном противоречии с провозглашенным Соборным Уложением принципом наследственного закрепления земледельческих занятий за крестьянским классом-сословием, в Сибири отводились земли всем «охотно желающим». Во время первич-ного заселения «земельную дачу»

случалось даже оформляли в общее держание «всем пашенным крестьянам, и посадским, и служилым людям, которые в том селе жительство имели» 62.

До конца рассматриваемого времени постоянно нарушался общегосударственный курс на общинное сословное землепользование с коллективной ответственностью и взятием поручных записей. Во всех районах Сибири преобладало индивидуально-подворное землевладение.

Возникшие для совместного введения нетронутых земель в хозяйственный оборот повальные земельные сообщества были разносословными и, в лучшем случае, лишь регистрировались властями, являясь по меткому выражению В.А. Александрова, «компромиссом между общинным и индивидуальным землевладением». Во время первичного освоения (в Западной Сибири до второй половины XVIIв., а Восточной - до 80-х гг.) власти официально даже не пытались запрещать частные сделки с землей. В формулярах и содержании выдаваемых данных, отводных памятей и прочих земле- устроительных документах, обычно не упоминалось о запрете распоряжения отводимыми угодьями. Местные и даже центральная власти считались с распространением у распоряжения которой принадле-жит тому, кто первым вложил в нее, хотя бы символически, свой труд.

Несмотря на то, что с конца ХУП в. в формулярах поземельных актов появляется сакраментальная фраза...что «угодьями владеть до указу, а на сторону другим никому не продавать и не заложить, и ни в какие крепости не укрепить, и за вклад в монастыри не отдавать», сибирские власти оформляли все виды распоряжения различными угодьями: передачу по наследству, обмен, куплю-продажу, аренду, срочный и бессрочный вклад, превращение в пустошь. Мало того и в ХУII в., и в ХУШ в. местные власти, решая поземельные споры крестьян и других податных людей, нередко руководствовались правовыми нормами поместно-вотчинного и ясачного землевладения. Сибирская администрация мирилась с тем, что через право на заимку более крестьянами на все сельскохозяйственные угодья. Принято считать, что, разрешая частные поземель-ные сделки в Сибири, правительство все равно сохраняло за собой верховное право распоряжения землей и не подрывало этим свою номинальную феодальную собст-венность. Действительно, допуская в фискально-хозяйственных целях движение земли, власти видели в этом лишь тактическое, а не принципиальное расхождение с общегосударственной поземельной политикой, ибо оформляемые на местах поземельные акты считались в то же время недействительными.

Передаваемые по ним земли в принципе рассматривались «порожжими», которые, смотря по обстоятельствам, записывались в «дачу» служилым людям, в надел пашенным крестьянам, или оброчное держание. 66 Однако этот юридический нонсенс, делал местной юридической нормой те распоряжения землей. Относительно свободный перевод потребительной и меновой стоимости земли в ее денежный эквивалент в известной степени уравнивал землю с теми средствами производства, которые находились у тружеников в частной собственности. Местная сибирская юрисдикция перераспределения и мобилизации угодий первостатейными крестьянам и прочей имущей и служилой верхушкой, использованию ими земли в качестве источника обогащения через различные сделки и соединение ее принудительным и вольным путями с рабочими руками. Этим углублялась та существовавшая «правовая коллизия, когда государственному земельному праву противостоял сложившийся обычай потомственного владения и распоряжения угодьями». По мнению многих историков, несмотря на свои крепостнические устремления, правительство в условиях Сибири вынуждено было ставить вопрос не о личном прикреплении крестьян к земельным наделам, а лишь об обязательном обеспечении крестьянами тягла. При этом полностью прикрепить земледельца к крестьянскому тяглу так и не удалось, ибо он сохранял возможности перехода в посад или даже в казачество.

Как и крестьяне, рядовые служилые люди, посадские и появившиеся в ХУШ в. разночинцы тоже обладали реальной свободой хозяйственной деятельности, правом территориальной и межсословной миграции. Мало того, в отдельных и малодоступных районах русские труженики довольно долго лишь номинально и даже вообще не были охвачены государственной властью с ее судом и фиском, например, алтайские «каменщики». Почти безуспешными оказались все попытки властей, особенно настойчивые в - 90-е гг. ХУШ в., привести в полное соответ-ствие с сословным статусом род занятий и место жительства сибиряков. Многие податные были связаны родственными узами с нетяглыми, а некоторые члены их семей сами являлись таковыми. С другой стороны, после введения подушного обложения низшие и часть средних чинов местной бюрократии и белого духовенства считались податными. Расплывчатость и слабость сословных перегородок давали возможность почти всем категориям тяглого населения расширять свой официальный статус.

Сибирское трудовое население обладало правом непосредственного общения с аппаратом власти. Из-за отсутствия частных феодалов-дворян более видная роль, чем в центре страны, принадлежала в местном управлении Сибири сословно-пред-ставительному началу. После губернской реформы 1775 г. сибирские податные были даже представлены в губернском и уездном звеньях управления в лице заседателей верхних и нижних сельских расправ и нижних земских и совестных судов. Основная масса трудового населения Сибири в ХУП-ХУШ вв.

одновременно, но в разной степени подвергалась со стороны государства феодальной эксплуатации крепостнического и черносошного типа, что позволяет утверждать, что процесс развития российского феодализма вширь шел нередко по линии частичного или даже полного восстановления уже изжитых в центре страны своих прежних форм.

Ведущая роль в Сибири черносошных отношений, явившихся во многом свое-образным продолжением социально-экономических порядков русского Поморья, на наш взгляд, дает определенные основания усомниться в безусловной истинности распространенного в литературе мнения о чисто крепостнической основе системы государственного феодализма в России 69. В типологически-стадиальном плане «казенное крепостничество» можно считать крайней стадией, а феодальные отношения черносошного типа - исторически предшествующей стадией государственного феодализма. В Сибири же обе эти теоретически асинхронные стадии воспроизводи-лись одновременно. С другой стороны, система государственного феодализма, являясь в ХУIII в., сложной по своей структуре, не исчерпывала собой всей совокупности социальноэкономических отношений при феодализме.

развивались за счет патриархально-крестьянских отношений, территориях (например, общин уймонских и бухтармин-ских каменщиков), патриархально-родовых связей у народов Сибири, а также частнопомещичьих, кабально-феодальных и наконец, раннебуржуазных связей. Важным фактором, противоречиво повлиявшим на появление и развитие госу-дарственно-хозяйственного уклада и других форм централизованного взимания феодальной ренты, была ссылка. Ссылка в Сибирь, основанная на чисто феодальном принципе физической расправы и изгнания с основной государственной территории в уголовном, существующего социального правопорядка, в ХУШ в. явно в большей степени чем прежде, стала приобретать хозяйственно-фискальное значение.

Превращение Сибири, особенно заенисейской, в «ледяную тюрьму»

затрудняло деятельность местной администрации и осложняло социальное развитие региона. На устройство ссыльных и каторжников затрачивались в целом значительные казенные суммы. Многие из них надрывались на мануфактурах, солеварнях и винокурнях. Тем не менее часть ссыльных попадала в кабалу к купцам, зажиточным мещанам и крестьянам, или же превращались в дворовых местных чиновников, а другие оказывались в бегах и жили кистенем. Поэтому в ссылочном зауральском регионе от властей требовались дополнительные полицейские силы и меры для обеспечения личной безопасности и неприкосновенности имущества граждан. Сомнительная слава Сибири, как края каторги и ссылки, заметно снижала общественную и нравственную оценку сибиряков и отрицательно влияла уже с ХVII в. на сословный статус местных служилых людей. Не случайно, в первой половине XIX в. по мере роста общественного самосознания, молодая просветительски настроенная сибирская устойчивое традиционное умонастроение в местном общественном движении, областники второй половины XIX в. выдвинули лозунг «Сибирь для сибиряков».

Во второй половине ХУШ в. ссылка стала заметно расширяться. Это было одной из причин усиления хозяйственно-политических и фискальнополицейских мер по отношению к хозяйственной деятельности крестьян, ремесленников и торговцев. В ведение казенной администрации с 1764 г.

попадают бывшие монастырские крестьяне. Центральное правительство требует от местных властей более полной экономической реализации верховной государственной собственности на землю в виде бездоимочных платежей оброчной подати, ясака, несения особенно тяжелых в местных условиях натуральных повинностей. Поэтому административное деление Восточной Сибири становится более дробным, номенклатура учреждений расширя-ется, а число чиновников сильно возрастает - в 80 гг., не менее чем в 5 раз по сравнению со штатами 1763 г. 72 При этом показательно, что по губернской реформе, проведенной в Сибири в 1779-1783 гг., все отраслевые органы подчиняются наместническим правлениям и генералгубернаторам, Эта известная децентрализа-ция местного управления сопровождалась значительным увеличением местных судебноисполнительных и фискально-полицейских учреждений, пришедших на смену воеводским и губернским канцеляриям.

Вместе с тем в целях экономии средств на управление и для поддержания европейской славы просвещенной монархини Екатерина II несколько расширяет прежнее самоуправление в городе и деревне. В уездное и даже губернское звенья местного управления вводятся на казенном же сначала жалованье выборные лица из основных тягловых сословий и из ясачных людей (мещанские и сельские заседатели в нижних земских судах, верхних и нижних сельских расправах, совестных судах, ратманы в управах благочиния, гласные градские и шестигласных дум), то самоуправления трудового населения, чтобы глубже расколоть его через политических прерогатив. До этого они обычно использовались, кроме сферы производства в сферах распределе-ния и обмена. Так, частные лица и посадские миры получали на откуп или "на веру" право-обязанность взимания оброчных статей, таможенных пошлин, окладных и неокладных сборов. В сфере же обращения и обмена широко практиковалась откупная система по продаже казенных монопольных товаров, в частности вина, соли, пушнины, табака, ревеня, икры, рыбного жира, лосиных кож. Однако представительство в местном управлении Сибири, получило номинальный характер.

Расширение и усложнение форм государственного присутствия в сферах непосредственного производства, распределения и обмена как во всей стране, так и в более заметных масштабах на ее восточной окраине, неизбежно повлекло и формирование соответствующей социальной инфраструктуры. Это выразилось в создании правительством системы образования и подготовки кадров, здравоохранения и социального обеспечения. Первой сложилась школьная система сначала ведомственного, а с 1786 г. - и общеобразовательного типа. Восточная Сибирь в этом даже несколько опережала многие российские губернии.

Так, в Иркутской губернии в 50-70 гг. насчитывалось четыре навигацких и геодезических школы. Уже в 1782 г. усилиями губернатора Ф. Клички в Иркутске открылась первая в стране губернская публичная библиотека, а в 1784 г., Красноярск, первый среди уездных городов России, тоже открыл свою публичную библиотеку, книжный фонд которой в основном составили книги зауряд-капитан-исправника С.М. Кашкарева, бывшего сотрудника академиков И.Г. Фалька, П.С. Палласа и И.Г. Георги. 73 Всего к 1826 г. в Восточной Сибири по данным видного специалиста по истории культуры Сибири феодального периода А.Н. Копылова, насчитывалось общеобразовательных учебных заведений (гимназия, девять уездных училищ и шесть приходских). 74 Довольно рано появились за Енисеем и первые медицинские учреждения - в 30-х годах госпитали на Нерчинских заводах и при Якутском пехотном гарнизонном полку, в 40-х годах основана Иркутская аптека. В 70-х гг. на одних Нерчинских заводах имелось четыре госпиталя, где работали такие крупные для России того времени медики как Ножевщиков, Томилов, Робек, братья Рослейны и др. Резкое возрастание присутствия и регулирующей роли российского абсолютизма на восточносибирской окраине в XVIII - начале XIX вв.

обнаруживается и в изменении численности лиц, находящихся на государственной службе, то есть неподатного населения. За сто лет после введения подушной переписи, которая пересмотрела состав и численность находящегося на государственной службе и содержании нетяглового населения, оно выросло к 1823г. до 26172 душ м.п., т.е. в 1,8 раза (Прил. I, табл. 7,8). Именно они отвечали за реализацию политики центральной власти на местах и обеспечивали преимущество «государственного интереса» в каждой сфере хозяйственной и социально-политической жизни региона в изучаемое время.

В функциональном плане русское неподатное население Восточной Сибири в XVIII - начале XIX в., как и по всей стране, состояло из общегражданской и ведомственной бюрократии, регулярных войск, иррегулярного казачества и духовенства (Прил. I, табл. 8). Каждый из этих организацию во главе с центральными органами и Синодом, которые в свою очередь были подконтрольны Сенату. В течение изучаемого периода шло, хотя и не очень последовательно, усиление ведомствен-ного управления, особенно линии финансов, полиции, государственных предпринимательства, внешней и внутренней торговли, путей сообщения, образования, здравоохранения и соцобеспечения. При этом такое мощное в Восточной Сибири ведомство, как горное, получило в свое ведение опре деленную территорию с населением, по отношению к которому заводские власти одновременно выступали полностью или по отдельным вопросам территориально-дворцово-вотчинный тип управления. Пространственно было обособлено и ведомство Кабинета (кабинетские горные округа, а с 1769 г. - ясачные земли). Другие ведомства, правда, не получили в свое исключительное заведование территории, однако за рядом из них тоже потомствен-но закреплялся приданный им людской контингент. Так было с личным составом вооруженных сил (с офицерами - до 1762 г.), которым заведовала Воинская Коллегия, а также с духовенством, во главе с Синодом. Другой, тоже чисто феодального типа, особенностью ведомственного управления являлось полное с 1764 г. (а заводского и кабинетского ведомства - с 1785 г.) подчинение всех местных его подразделений общегражданской администрации во главе с губернатором. В Иркутской губернии губернатору были подконтрольны горная администрация Нерчинских заводов, Троицкая таможня, «пограничных дел канцелярия», губернские корчемная, полицмейстерская конторы, рентерея и соляное комиссарство. С 1783 г. они все отошли в ведение асессоров губернской казенной палаты. Поэтому широко практиковался обмен кадрами между различными ведомствами и между общегражданскими органами. Заметим, что такой архаичный универсализм должностных лиц не свойственен бюрократии буржуазного типа.

О результатах усилий этого служебного населения в финансовоэкономической сфере дают некоторое представление ведомости о государственных доходах и расходах за 1781-1787 гг., опубликованные еще Л. Куломзиным. (См. Прил.I, табл.5,6). Подсчеты по ним показывают, что среднегодовой доход от Иркутской губернии за эти семь лет в среднем составлял 973490 руб., из них больше половины давали таможенный доход - 524731 руб. (без двух последних лет, когда кяхтинский торг был прерван), за ним шел питейный сбор -183596 руб., затем средства от подушного сбора - 130506 руб., от ясака - 32605 руб., с солеварения 8798 руб. (без трех убыточных лет), наконец прочие мелкие сборы давали по 6290 руб. Более 40% этих средств (425840 руб.) расходовали на месте, то есть в первую очередь на содержание аппарата власти и управления, казенные предприятия и многочислен-ные недвижимые имущества в виде зданий присутственных мест, хозяйственных и складских построек. Оставшаяся сумма поступала в центр. Хотя с Иркутской губернии в силу ее специфики чистого дохода получали меньше, чем с более населенной Тобольской губернии, но все же в эти годы около 550 тыс.руб. ежегодно изымалось из хозяйственного оборота региона.

Правящий класс крепостников-дворян России, как видим, подходил к освоению окраины страны в основном с узкосословными и подчиненными интересам центра, социально-экономическими и политикоидеологическими установками. Об этом же свидетельствует отсутствие строгого разделения сфер должностной деятельности между различными ведомствами. Личный состав регулярных частей и казаков, кроме чисто военных целей, широко использовались для решения административноналоговых и полицейско-карательных задач. Даже сельский клир с середины XVIII в., обязанный нарушать тайну исповеди и отмечать табельные лик особой службой, стал выполнять политико-идеологические и полицейские функции. Все вышесказанное приводит к выводу, что ведомственная организация управле-ния и распределения кадров в ней носила относительно условный основному функционально-служебному признаку все неподатное население в Восточной Сибири можно разделить на гражданскую, военную и идеологическую бюрократию.

В целом ведомственный состав неподатного населения Восточной Сибири в ХУШ-нач.Х1Х в. представлен в табл. 8, Прил. I. Из нее видно, что по числу штатных чинов ведущее место занимало кроме военных и духовенства, обще-гражданское ведомство, которое в первую очередь отвечало за соблюдение социального правопорядка и поступление налогов, а также за сохранность и использование различных «государственных имуществ», направляло и контролиро-вало городское и сельское самоуправление, ведало через приказ общественного призрения, социальным обеспечением, здравоохранением и просвещением, координировало деятельность узковедомственных учреждений. За ним шло исполнительных органов по губернской реформе 1775 г. В отличие от судебных учреждений Европейской России судебные органы Восточной Сибири в меньшей степени имели сословно-представительный характер, так как дворянские заседатели в них назначались, а не выбирались.

Удельный вес гражданской бюрократии среди русских этого огромного малонаселенного края в конце изучаемого периода был в два раза выше всероссийского уровня, поскольку, во-первых, за Енисеем до начала XIX в.

чиновники назначались не в два, как обычно, а в четыре звена местного управления (губернское, областное, уездное и низовое, состоящее из дистриктов-комиссарств); во-вторых, русское население восточносибирского региона даже к концу XVIII в. не сравнялось по численности с местным ясачным; и в-третьих, в каждой административнотерриториальной единице положенный штат чиновников приходился на меньшую в несколько раз численность русского населения, чем в Европейской России.

Еще одной особенностью рассматриваемого региона являлось заметное место по численности штатов горного и таможенного ведомств, что объясняется их самой высокой доходностью.

Особое место по своему контингенту занимало военное ведомство.

Кроме тради-ционных казаков, которые были в двойном ведении военных и общегражданских властей, сравнительно высокая численность военных чинов свидетельствует о повышенном участии армии в жизни региона, в частности о военно-бюрократи-ческом характере местного управления.

Итак, в результате политики центральной власти в «Азиатской России»

сложились преимущественно государственно-феодальные отношения, выступавшие частью, но очень своеобразной, системы казенного феодализма страны. Его материальной основой, кроме фиска, выступал казенный сектор экономики, который был явно развитее и весомее на восточно-сибирской окраине. Его присутствие было более заметным и в сфере непосредственного материального производства, и в сферах обмена и распределения, составляя и казенно-крепостнический, и черносошный(корпоративно-феодальный) уклады.

Проводниками этой политики и олицетворением названных укладов выступали все сословия неподатного населения, основную массу которого составляли казаки, низовая затабельная бюрократия и низшие чины частей регулярной армии. Однако успешность их усилий была относительной, ибо не были искоренены полностью другие нефеодальные уклады (типы) социально-экономических отношений (мелко-крестьянский уклад и патриархально-родовой у коренных народов Сибири.

1.2. Эволюция сословно-классовой политики феодального правительства по отношению к дворянству и прочему служебному населению России.

При феодализме сословная политика, как квинтэссенция социальной политики, наиболее отчетливо раскрывает подлинные устремления, взгляды и идеалы верхов общества, сущность общественного строя в целом. Сословный статус служебных людей, особенно дворянства, позволяет определить как сочетались защита узкосословных и классовых интересов верхушки общества с осуществлением функций публичной власти.

На наш взгляд, в правовом положении, или статусе служебного населения, следует выделять два пласта – служебный и частный. Первый характеризует объём прав и обязанностей, связанный со служебной деятельностью или местом в системе управления, то-есть функцией, поэтому его можно назвать функционально-должностным статусом. Частный пласт правового положения представляет собой их гражданский статус как частных лиц, то-есть членов общества вне служебных полномочий, и составляющих определенную корпорацию.

До возникновения и упрочения централизованного государства в России у основной массы феодалов эти две слагаемые их общего статуса были неразрывны, так как место в системе государственного управления было наследственным и родовым. Поэтому историки и правоведы, разбирая сословный статус дворянства до середины XIX века эти два пласта не различали. В лучшем случае, как например В.О.Ключевский, говорилось о служебных полномочиях79. При этом с ХVIII в. только одни привилегии без повинностей относили к сословному дворянскому статусу. Исключение составляли Н.А.Рожков, С.Ф.Платонов и Н.П. Павлов-Сильванский. Вряд ли это оправданно. На позднефеодаль-ной стадии в результате углубления общественного разделения труда между и внутри сфер общественного производства, распределения, обмена и управления в России складывалась политическая надстройка абсолютистского типа. Прежняя сословная структура и её критерии воспроизводства стали претерпевать значительные изменения.

Как известно, старофеодальные нетрудовые основные сословия с Соборного уложения 1649 г., оставаясь служилыми, стали строго наследственными. От отца к сыну передавался не только законодательно закрепленный общий сословный статус, то есть совокупность гражданских, личных, имущественных и общеполитических прав и обязанностей, но также сфера и род деятельности, в том числе у «служилых людей по отечеству» права на командные должности в государственном аппарате и связанные с ним права и обязанности, иными словами функциональный статус. Это усилило местничество, официально отмененное в 1682 г. с усложнением и специализацией военного дела, а затем судебно-фискальной и хозяйственно-организаторской сфер, которые потребовали специальных знаний, умений и навыков. Новые, по терминологии В.О. Ключевского, «служебные полномочия», которые нередко уже не соответствовали старому общесослов-ному статусу того или иного феодала, периодически дополняли или изменяли путем юридического закрепления их за носителем. Личная заслуга-выслуга как источник сословной принадлежности, стала дополнять «породу», хотя происхождение во многом еще определяло род и содержание службы.

В реализации новой тенденции развития сословного строя многое, как известно, сделал Пётр I, который с неукротимой энергией пытался в полном объёме решить важнейшую общенациональную задачу ликвидации относительной культурно-экономи-ческой отсталости России от самых развитых западноевропейских стран, ставших на путь буржуазного развития.

Объективно прогрессивные преобразования Петра I, которого Ф.Энгельс называл «действительно великим человеком»80 подготавливали условия для буржуазного развития страны, хотя существующий социальный порядок укрепился, а положение господствующего класса упрочилось. Эта неизбежная в тогдашних конкретно-исторических условиях противоречивость реформ первой четверти ХУШ в. была отмечена еще В.И. Лениным, который писал, что «…Пётр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства». Естественно, противоречивым оказался и подход центральной власти к правящему классу. С одной стороны, с указом об единонаследии 1714г.

расширились права дворян на землю и крестьян, хотя и с майоратными ограничениями, а частно-крепостнический режим распространился на новые десятки тысяч бывших черносошных крестьян. С другой стороны Петр I вновь, как нередко бывало до середины XVII в., открывает доступ к государственной, в первую очередь, военной службе выходцам из всех сословий. Но в силу общего уровня развития общества царь -реформатор был вынужден использовать именно дворянство в качестве главного орудия реализации своих преобразований. Он настойчиво его европеизирует, не ограничиваясь обрезанием бород и длинных боярских шуб, обучением грамоте и западному «политесу». В указном порядке впрягая лично каждого дворянина страны в пожизненную лямку гражданской и военной службы, царь Петр I добивался превращения их в знающих грамотных офицеров армии и флота, в организаторов казенных фабрик и заводов, специалистов горного дела, металлургического производства, наконец, в радеющих об «общенародной пользе» гражданских администраторов.

Введением раздач земель с крестьянами только за служебное отличие, представлением дворянского статуса за успешную службу всем выходцам из непривилегированных и трудовых сословий, конфискацией поместий и исключением из дворян «нетчиков» Петр I по существу вводил как самостоятельный, новый, чисто служебный и личный критерий принадлежности к дворянскому сословию, по которому подлинное шляхетство в экономическом и юридическом смысле давала не только «порода», а и успешная государственная служба, то есть личная заслуга и выслуга. Когда в 1724 г. Военная коллегия запросила Петра I кого именно относить к «знатному шляхетству», так как дети дворян и офицеров служат в гвардии, а незнатные могли начинать службу и в полевых полках и предложила таковыми считать владельцев более 100 ревизских душ, то император наложил резолю-цию:

«знатное дворянство по годности считать», то есть того, кто службой и высоким чином это доказал. По «Табели о рангах» сыновья знати вообще не получали рангов, «пока они нам и Отечеству услуг не покажут и за оные характера не получат». Этим все дворянство бюрократизировалось, а ведущий должностной слой классной гражданской бюрократии и все офицерство, благодаря разомкнутым сословным рамкам российского шляхетства, одворянивался. Как известно, офицерский корпус полностью, а гражданские чиновники – от VIII класса чинов и выше по «Табели о рангах» 1722 г. потомственно оказывались в рядах «благородного» сословия. Впервые дворянский статус обер - офицерам был введен указом 16 января 1721 г. –«все обер - офицеры, которые не из дворян, равно как их дети и потомки, суть дворяне и надлежит им дать патенты на дворянство». Пояснения к «Табели» уточняли, что воинские чины, «которые дослужатся до обер-офицерства не из дворян, то когда кто получит вышеписанный чин, оный суть дворянин и его дети, которые родятся в оберофицерстве; а ежели не будет в то время детей, а есть прежде, и отец будет бить челом, тогда дворянство давать и тем, только одному сыну, о котором отец будет просить». 83 При этом есть основания считать, что Петр I вскоре после принятия «Табели» уже подумывал расширить по гражданскому ведомству состав должностей - чинов со статусом потомственного дворянства, в частности включить туда секретарей воеводских канцелярий. Именной указ от 31 января 1724 г. гласил: «В секретари не из шляхетства не определять, буде же из подьяческого чина, кто какое знатное дело покажет и заслужит, (выделено мной – Г.Б.) то таких со свидетельства Правительствующего Сената производить секретарем, и чтоб кто будет секретарем, из таких давать шляхетство, как и в военной службе кто в прапорщики показан. 84 Верхушка посада была тоже обнадежена возможностью получить через участие в городском самоуправлении дворянство. В принятом 16 января 1721 г. «Регламенте главного магистрата» в главе 14 было сказано, что «показавшим радение в магистратской службе, можно просить государя о пожаловании в шляхетство».85. Природные же дворяне - землевладельцы, которые не подтверждали по службе своим чином - рангом шляхетства или совсем не служили, даже после указа о вольности дворянства 1762 г. официально несколько ущемлялись в политических правах и должны были подвергаться общественному порицанию со стороны своих местных дворянских корпораций.

Например, при выборах в Уложенную комиссию 1767 г., по губернской реформе 1775 г. и «Жалованной грамоте дворянству» 1785 г. дворяне, не выслужившие офицерского чина, получали только право совещательного голоса и не могли избираться на должности в местные казенные и сословные уездные и губернские учреждения и органы. Природные дворяне не в офицерском чине могли оставить службу, воспользовавшись указом о вольности дворянства г., только прослужив 12 лет. В первую очередь, через бюрократизацию всего дворянского сословия Петр I в функционально - структурном, или иными словами техническом, отношении пытался создать на буржуазный лад организованный и хорошо отлаженный аппарат власти и управления с его отраслевой специализацией, разделением властей и бюрократическим централизмом. Вместе с тем, будучи плоть от плоти своего класса, Петр I сохранил старый наследственный характер частного сословного статуса российского шляхетства, хотя сам лично крайне негативно к нему относился, о чем свидетельствует указ его о престолонаследии 1718 г., лишавший его потомков по мужской линии безусловных наследственных прав на российский престол. Ведь не только члены семей природных дворян, находящихся на службе, но и классные чиновники с У111 ранга и выше, а также все офицеры служилого происхождения с членами семей имели потомственный дворянский статус с правом собственности на землю и крепостных крестьян. Поэтому Петр I, жалуя за определенную личную службу права потомственного дворянства, не смог последовательно согласовать принципы личной заслуги и породы.

Ставший двуединым критерий принадлежности к шляхетству, не был доведен до логического конца, ибо предусматривал выделение особого разряда личных дворян, статус которых: во-первых, оказался неопределенным – не было ясности получали ли они важнейшее право владеть населенными землями; вовторых, этот статус носил пожизненный характер и не передавался по наследству, поэтому члены одной семьи оказывались в разных сословиях. У родившихся до получения отцом первого штаб-офицерского (УIII) ранга на гражданской или обер – офицерского чина на военной службе был довольно неопределенный сословный статус«обер-офицерских детей»86. У детей же гражданских чиновников, родившихся до получения отцом первого классного чина, сословное податное происхождение и принадлежность вообще не совпадало с новой сословной принадлежностью родителя. Такой по сословной принадлежности раскол многих семей личных и потомственных по выслуге дворян сильно осложнял внутрисемейные имущественные отношения и установление объема юридической дееспособности их членов. Затруднялся также контроль за соблюдением критериев воспроизводства сословной структуры.

Таким образом в петровскую эпоху статус личного дворянина по своей природе являлся чисто функционально - должностным. Сословное происхождение и сословная принадлежность у личного дворянина не совпадали, а сам он занимал место в «юридическом и социальном отношениях промежуточное между потомственными дворянством и податными классами», будучи свободным от телесных наказаний, рекрутчины и личных податей.

Природные дворяне в качестве рядовых в полках или затабельных чиновников до выслуги офицерского чина или VIII ранга, тоже оказывались носителями двух различных статусов: один определялся службой, а другой –породой.

Представители знатных дворянских родов видели в этом явное умаление их чести и как могли протестовали. Об этом свидетельствует, например, случай с адмиралом Ф.М. Апраксиным. Петр I, раздраженный тем, что некоторые недоросли знатных фамилий, чтобы не учиться морской науке, определились в духовное Заиконоспасское училище, повелел всем его ученикам забивать сваи в морском порту. Ф.М. Апраксин, узнав о посещении порта Петром, прибыл туда раньше и перед появлением там царя, сняв Андреевскую ленту, принялся им помогать. Изумленный Петр I спросил: «Федор Матвеевич, ты адмирал и кавалер, как же ты вбиваешь сваи?» На что Апраксин ответил:

-«Здесь бьют сваи мои племянники и внучата, а я, что за человек, какое имею в роде (выделено нами - Г. Б.) преимущество»88.

Важно отметить, что при Петре I новому служебно – должностному принципу при- надлежности к дворянству был подчинен старый потомственный. Однако со времен дворцовых переворотов под прямым давлением самого дворянства процесс формирования вместо прежних наследственно-замкнутых разрядов «служилых людей по отечеству» нового служебного военно-бюрократизированного дворянства во многом пошел в ином направлении. В принципах воспроизводства российского шляхетства постепенно реабилитируется «порода», а обязанности превращаются в узкосословные привилегии. Дворянство, как известно, сумело расширить старые привилегии и обрести новые, в том числе отмену всех стеснений в передаче владельческих прав на крестьян и земли; полную свободу завещания, включая отмену майората; освобождение своей собственности от налогов и платежей;

снятие ограничений в распоряжении лесами, минеральными богатствами, недрами (Жалованная грамота 1785 г.); приобретение винокуренной монополии (1754 г.); получение кредита через Дворянский банк; право присутствия (членства) в гражданских обществах; сословное самоуправление на уездном и губернском уровнях; право суда равными. В 60-е гг. во многом было снято традиционное, идущее от Уложения 1649 г. 89, запрещение чиновникам-дворянам и военным чинам по месту службы заниматься хозяйственно предпринимательской деятельностью, ростовщичеством и откупом, заключать сделки, брать кабалы, покупать земли. Этот запрет неоднократно повторялся в ХУШ в. в наказах и в специальных правительственных актах, например, в указах от 23 июня, I июля и августа 1740 г., 25 августа 1744 г. и 23 апреля г.90 Так, именной указ от 23 июня 1740 г. констатировал, что «губернаторы, воеводы и прочие судьи, так же секретари и канцелярские служители в противность Уложения деревни и земли и прочия недвижимыя имения на свои и посторонних надежных им людей, також и жен и детей своих, имена, покупают и в заклад берут у таких дворян и других чинов людей, которые сами и их все имение в полной их команде имеются». Поэтому запрещалось всем местным властям, независимо от их ранга, «где кто из них к делам определены, у дворян и других чинов людей, которые в тех же местах испомещены, деревень, земель, людей и крестьян покупать и под заклад брать, как на свое имя, так и на имя родственников или посторонних лиц». Сенатским докладом от 13 июня 1764 г. утвержденным именным указом, сначала уездным и провинциальным воеводам, а указом 27 января 1766 г. - и губернаторам, разрешили покупать земли и владеть ими в подведомственных им территориях. Снятие запрещения мотивировалось тем, что увеличение жалования по только что изданным штатам гарантирует от злоупотреблений этих должностных лиц, желавших получить «акциденции» в виде земли.

Заявлялось так же, что при новой государыне воеводы назначаются не «для получения от воеводства себе пропитания», но «по способности к исправлению полученных дел». По указу же от 28 января 1770 г. губернаторам, воеводам и приказным людям было разрешено «векселеваться» в губерниях, где они служат. Освободилось дворянство и от главной своей сословной обязанности -службы. Первое отступление от правила обязательной дворянской службы сделало правительство Екатерины I, отпустив без содержания из армии 2/ офицеров, унтер – офицеров и рядовых из шляхетства 93. При Анне Иоановне по манифесту от 31 декабря 1736 г. в мирное время один из членов семьи освобождался от службы для управления родовым имением. Кроме того бессрочную службу заменили 25 годами, и она должна была начинаться не с лет, а с 20-ти94. Вместе с тем принцип пожизненной и личной службы, по крайней мере для беспоместных дворян, оставался в силе, так как уходящий в отставку по выслуге лет был обязан поставить за себя одного рекрута со ревизских душ. Указом 1740 г. уточнялось, что те, кто имел 50 - 70 душ, вносили вместо рекрута 30 рублей, а 30-50 душ - по 20 рублей 95. Учреждение в 1731 г. Шляхетского кадетского корпуса в принципе обнадеживало дворян насчет облегчения тягот военной службы в качестве рядовых и унтер-офицеров.

Во времена Елизаветы распространилась практика записи дворян в полки в малолетнем возрасте. Как известно, знаменитый указ Петра Ш о вольности дворянства 18 февраля 1762 г. отменил службу как сословную обязанность. Для того времени это означало, что дворяне, оставшиеся уже по своему желанию в аппарате управления и армии, превращались в бюрократические кадры пробуржуазного типа. Ведь право свободного в юридическом, а не экономическом плане выбора рода деятельности и вытекающие из него договорные отношения является одним из основных признаков буржуазного общества. Однако новый принцип государственной службы дворян утвердился далеко не сразу. Вопрос об отставке для чиновников и офицеров УШ и выше рангов в каждом отдельном случае придирчиво решался Сенатом и императрицей, а природных дворян не в классных чинах отпускали только через 12 лет службы руководители департаментов и ведомств.

Прогрессивно настроенные люди екатерининского времени, следуя заветам Петра I, не отделяя понятие «общества» от понятия «государства», тоже расценивали свою службу как патриотический долг. Так, идеальный герой гениальной комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль» Стародум постыдным грехом своей молодости считал уход в отставку из-за того, что был несправедливо обойден чином96. Поэт Г. Р. Державин, в свою бытность министром юстиции в начале XIX в., придерживался таких же принципов.

Обсуждая доклад Военной коллегии и мнение графа Потоцкого о службе дворян «в нижних чинах», он отстаивал правильное толкование пунктов 7,8 и манифеста 18 февраля 1762 г., которые разрешали свободную отставку только лицам, выслужившим классные чины, а прочим потомственным дворянам, не подтвердившим свое дворянство чинами, до отставки следовало пробыть на службе минимум 12 лет97. Просветительские иллюзии насчет благодетельной власти, с которой необходимо сотрудничать, стали развенчиваться лишь в декабристский период. Только во времена молодого А. И. Герцена, писавшего об «удивительном союзе даже для ХУШ столетия... власти и мысли, императорских указов и гуманного слова, самодержавия и цивилизации», многие его современники с гордостью скажут, что из оппозиции к охранительному царизму они нигде не служат98.

В целом указ о вольности дворянства рассматривался большинством его современников и в последующие десятилетия не как акт, дающий каждому представителю благородного сословия право свободно и альтернативно определять своё отношение к государственной службе, а как право самостоятельного выбора рода, времени и места несения этой службы.

Особенно отчетливо этот подход проявлялся у тех дворян, у которых государственная служба была основным или единственным источником средств существования.

По губернской реформе 1775 г. все провинциальные дворяне - помещики стали в потенции выборными и назначаемыми чиновниками местных управленческих звеньев. Павел I вообще отменил прежние дворянские вольности по отношению к государственной службе, вновь объявив её обязательной. Молодой же Александр I, перешагнув по дороге к трону даже через труп умерщвленного заговорщиками отца, поспешил подтвердить дарованные его бабкой, Екатериной II, дворянские привилегии. Вместе с тем идея обязательной службы «благородного» сословия как общественного и морально-этического долга, предполагавшая в принципе полное слияние неслужилой части дворянского класса с его военно-бюрократической прослойкой, облеченная в псевдопатриотический флер служения царю и отечеству, по-прежнему сохранялась и настойчиво проводилась во внутренней политике царизма.

Особо следует остановиться на возможности получения офицерских чинов или классных рангов выходцами из социальных низов. В условиях нарастающего разложения и кризиса феодального строя, сокрушительно воздействовавшего на землевладельцев - крепостников, политическая организация страны эволюционизировала от «просвещенного» абсолютизма Екатерины II через консервативно-романтический деспотизм Павла I и сомнительный двоедушный либерализм Александра I к охранительноправовому царизму Николая I. Но на протяжении всех этих тактических поисков оптимальной для узкоклассовых задач внутренней политики верховная власть именно в военно-бюрократическом дворянстве видела наиболее организованную, надежную и послушную силу, способную в полном объёме сохранить незыблемым сословный строй и исключительные привилегии «благородного» всероссийского дворянства, возглавляемого первыми дворянами страны - царской фамилией Романовых. Поэтому все более актуальной с середины ХУШ в. задачей становится забота о сословной чистоте дворянства, а значит личного состава государственного аппарата и офицерства.

Для недворян дорога в обетованный шляхетский рай, открываемый, как известно, получением ранга коллежского асессора УШ класса на гражданской службе и чином прапорщика - на военной, становится все более длинной.

Уже правительство Елизаветы Петровны после сбора сведений об офицерах из дворян и не из дворян принимается за сословную чистку офицерского корпуса. Было отставлено много обер-офицеров из «солдатских и прочих нижних пород детей и крестьян»99. Усложняются возможности выслуги нижних чинов в их благородия. Для производства в офицерские и даже в унтерофицерские чины неукоснительно обязательным условием стало знание грамоты. Прежде, судя по именным офицерским спискам, строго не выдерживалось распоряжение Петра I, подтвержденное в 1731 г., «чтоб безграмотных не производить, дабы каждый к обучению грамотному попечение имел не ленностное». Требование обязательной грамотности получило ярко выраженную сословную окраску.