«Е.А. Ерохина ЭТНИЧЕСКОЕ МНОГООБРАЗИЕ В ЦИВИЛИЗАЦИОННОМ И ГЕОПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОССИИ Новосибирск 2014 УДК 323 (571.1/5) ББК 66.3 (2Рос).5 Е 785 Е. А. Ерохина Е 785 Этническое многообразие в цивилизационном и ...»

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ НАУКИ

ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ И ПРАВА

СИБИРСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ

РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

Е.А. Ерохина

ЭТНИЧЕСКОЕ МНОГООБРАЗИЕ

В ЦИВИЛИЗАЦИОННОМ

И ГЕОПОЛИТИЧЕСКОМ

ПРОСТРАНСТВЕ РОССИИ

Новосибирск 2014 УДК 323 (571.1/5) ББК 66.3 (2Рос).5 Е 785 Е. А. Ерохина Е 785 Этническое многообразие в цивилизационном и геополитическом пространстве России / отв.ред. Ю. В. Попков /Российская академия наук, Сибирское отделение, Институт философии и права. Новосибирск: Манускрипт, 2014. 240 с.

ISBN В монографии раскрываются значение этнического многообразия как социокультурного феномена, фактора цивилизационного развития и элемента производства неравенства в современном мире. Снятие заключенной в этом феномене противоположности между горизонтальным и вертикальным критериями социальной дифференциации общества осуществляется в опоре на синтез социокультурного и геополитического подходов. Россия представлена в работе как страна, государство и цивилизация, а ее этническое многообразие – как атрибут образных проекций и геополитическая детерминанта. Работа адресована философам, социологам, историкам, географам.

Рецензенты доктор философских наук Донских О.А., доктор философских наук Гордиенко А.А.

доктор философских наук Шевченко А.А.

Утверждено к печати Ученым советом Института философии и права СО РАН ISBN © Ерохина Е. А., © Институт философии и права СО РАН, ВВЕДЕНИЕ Введение Этническое многообразие, наряду с неравенством, является одной из базовых социологических категорий описания общества. Если неравенство позволяет описывать социальную структуру исходя из сравнения социальных позиций в статусной иерархии, т. е. по вертикали, то многообразие представляет собой совокупность показателей, отражающих такие различия в позициях, которые невозможно ранжировать. Иными словами, этническое разнообразие демонстрирует горизонтальную дифференциацию общества, основанную на номинальных различиях. Этническое многообразие — естественное преимущество полиэтничных стран в глобальном мире. Вместе с тем это серьезная управленческая проблема.

Конституция РФ фиксирует правовой статус Российской Федерации в качестве федеративного и демократического, многонационального (полиэтничного) государства. Население России состоит из представителей более 170 народов. Однако самым многочисленным народом РФ являются русские. Его доля в этнической структуре населения страны составляет около 80 %. Русские сыграли ведущую роль в становлении российской многонациональной цивилизации и российской государственности, которая последовательно была реализована в Новое и Новейшее время в таких государственных образованиях как Московское царство, Российская Империя, Советский Союз (СССР) и Российская Федерация.

Российское государство изначально формировалось как многонациональное. В древнерусский период в этих процессах приняли активное участие представители славянских, тюркских, балтских и финно-угорских народов. Конец Средневековья – начало Нового времени – ознаменовалось интенсивным контактом с тюрко-монгольским кочевым миром.

Переход от традиционного общества к обществу современного типа спровоцировал усиление центробежных тенденций на национальных окраинах. В XX в. политически интегрированное пространство России дважды подвергалось распаду: в 1917–1922 и 1991–1993 гг. И дважды дезинтеграция была преодолена. Важную роль в этих процессах играла гражданская консолидация россиян. После окончания первой мировой и гражданской войн она опиралась на социалистическую идеологию и формирование новой гражданской общности — советского народа. После распада СССР восстановление централизованного государства основывалось на идеологии политического согражданства россиян.

ВВЕДЕНИЕ

В настоящее время перед РФ стоит проблема поиска новых оснований развития, совершенствования принципов федерализма и гражданской солидарности. Проблемы, с которыми столкнулось современное российское общество, требуют ответственности не только властных структур, но и представителей научного сообщества. В современной России сохраняется теоретическое противостояние сторонников этнического и политического понимания нации. Это, в частности, нашло отражение в Стратегии государственной национальной политики России до 2025 г., в которой субъект, от имени которого государство получает легитимацию, именуется в одном случае в соответствии с формулой Конституции РФ “многонациональный народ России”, а в другом — “многонародная российская нация”.

Предлагаемая читателю монография вводит научную и политическую проблему оснований гражданского единства полиэтничного сообщества россиян в дискуссионное поле цивилизационной компаративистики и геополитики. В данной книге автор ставит перед собой задачу рассмотреть социально-философские, научные и идеологические представления об этническом разнообразии России. Этничность является в настоящее время одним из самых спорных концептов. Разнообразные подходы к ее пониманию толкают исследователей к созданию полипарадигмальных концепций в попытке разрешить основной методологический вопрос этнической социологии: вопрос о приоритете коллективных структур и индивидуальной субъектности в этнокультурных и этносоциальных процессах. В западной науке на роль такой парадигмы претендует социальный конструктивизм.

В России эта задача может быть решена в опоре на теорию деятельности, имеющую общие с конструктивизмом методологические корни.

В последующих главах книги на основе положений теории деятельности осуществлен синтез социокультурного и геополитического подходов для описания этнической мозаичности российской цивилизации. С одной стороны, анализу поверглись модели управления этническим многообразием, которые были использованы государством как ведущим геополитическим субъектом того географического пространства, которое является ареалом российской цивилизации. С другой стороны, удалось зафиксировать ценности и принципы самоорганизации народов на этом пространстве.

Наконец, важным открытием является выявление сети образных репрезентаций России, в которых этническая мозаичность выступает своего рода “мерцающей” константой.

Теоретические положения, разработанные в ходе конкретных исследований, позволили представить российскую цивилизацию как социокультурное единство в многообразии составляющих ее этносов. Это делает книгу полезной и интересной для самого широкого круга читателей.

Этническое многообразие как cоциокультурный феномен §1. Этническое многообразие как научное понятие, общественное явление и управленческая проблема Этническое многообразие, наряду с неравенством, представляет собой одну из базовых категорий структурного описания общества. Если неравенство позволяет характеризовать социальную структуру исходя из сравнения социальных позиций в статусной иерархии, т. е. по вертикали, то этническое многообразие является параметром горизонтальной дифференциации общества.

Горизонтальная дифференциация основана на номинальных различиях, среди которых можно выделить группу различений, обусловленных связью с землей как обитаемым пространством, представленным конкретной территорией. Во-первых, это разнообразие хозяйственных укладов (кочевого, аграрного, индустриального), возникающее из различных способов адаптации к вмещающему ландшафту. Во-вторых, это языковое разнообразие, происхождение которого связано с генезисом конкретных сообществ, локализованных на определенных территориях. В-третьих, это этническое разнообразие, первоначально обусловленное характером взаимодействия того или иного человеческого коллектива со средой своего обитания.

Проблема происхождения этнического многообразия обсуждается в рамках различных объяснительных моделей. На сегодняшний день в этнологии и социологии принято выделять три подхода к ее пониманию: примордиалистский, инструменталистский и конструктивистский. Примордиалисты (П. Ван ден Берге, Л. Н. Гумилев) исходят из представления о том, что этнические связи являются априорными, естественными, непроизводными, предшествующими всякому опыту социальных взаимодействий.

Привязанности (солидарность и чувство родства с соплеменниками), основанные на этнических чувствах, носят, с их точки зрения, принудительный для индивида характер, а сами эти чувства основаны на субъективноэмоциональных проявлениях, имеющих аффективную природу. Такой подход в крайнем своем варианте вводит исследователя в мир априорных, не зависящих от социальной реальности эмоций и чувств. Личность при таком подходе оказывается “заложницей” мира объективированных, независимых от ее сознания, воли и желания, внешних по отношению к ней структур социальной реальности. Философские основания примордиализма лежат в немецком романтизме и немецкой классической философии.

Инструменталисты (А. Коэн, Р. Брубейкер, В. А. Тишков) полагают, что этнические чувства, включая этническую идентичность и солидарГлава ность, являются результатом социальных обстоятельств и рационального выбора индивида. С точки зрения инструментализма, этничность представляет собой репертуарную роль, сознательно и заинтересованно рассчитанную индивидом и группой. Идентичность у инструменталистов мотивирована и ситуативна, конструируется в интересах достижения личных или социально значимых целей. Такой подход в крайнем варианте не признает сценарных ограничений, накладываемых на индивида обществом при выборе репертуарных ролей. Философские основания инструментализма кроются в традициях французского Просвещения и идеологии нации как согражданства.

Социальный конструктивизм, получивший в последние годы бурное развитие под влиянием работ П. Бергера, Т. Лукмана, П. Бурдье, исходит из представления о том, что сами этнические связи являются продуктом социальных взаимодействий и производны от человеческих действий. Любое сообщество, в том числе этническое, обладает, по П. Бурдье, набором механизмов “структурирующих практик” для своих членов. В процессе повседневного участия, взаимодействия с родственниками и другими членами группы конструируются привязанности и солидарность. Предтечами конструктивизма стали теория социального действия М. Вебера, “жизненного мира” Э. Гуссерля, феноменологическая социология А. Шюца. Принято связывать конструктивизм в этнологии с именем норвежского ученого Ф. Барта.

В этой связи возникают следующие проблемы: 1) теоретико-методологические, обусловленные необходимостью введения данного концепта в научный оборот; 2) социально-философские, вызванные необходимостью осмысления данного феномена как социокультурного явления, 3) конкретно-социологические, порожденные интересом к определенному историческому контексту функционирования этнических систем.

Теоретический синтез объяснительных моделей может быть осуществлен в опоре на парадигму деятельностного подхода к социогуманитарному знанию. Деятельностный подход является акционистским в своих методологических и аксиологических основаниях, что идейно сближает его с конструктивизмом. На общность их происхождения указывает и исторический контекст возникновения конструктивизма на Западе и теории деятельности в СССР.

С точки зрения применения положений теории деятельности к изучению этнического многообразия наибольший интерес представляют деятельностная концепция С. Л. Рубинштейна и культурно-историческая теория Л. С. Выготского. Л. С. Выготскому впервые удалось научно обоснованными методами, по преимуществу психологическими, снять проЭтническое многообразие как cоциокультурный феномен блему непреодолимости барьера между внешним миром, в данном случае понимаемым как объективированная социальная реальность, и внутренним миром человека как социального агента, принимающего участие в ее конструировании. В психологии до Л. С. Выготского сознание и психика человека понимались сугубо индивидуалистически. Л. С. Выготский показал, что качества и характеристики социального мира создаются личностью, которая включается в социальные отношения. В свою очередь социальная реальность влияет на формирование качеств и характеристик человека1.

Сам Л. С. Выготский и его последователи изучали развитие сознания человека в связи с ролью культурных медиаторов, главным из которых является слово. С одной стороны, слово имеет исторически выверенное культурой и обществом значение, понимаемое всеми членами данного общества одинаково. С другой стороны, слово открыто для внесения индивидуальных смыслов.

Слово является единицей языка и речи. Если язык представляет своего рода объективную реальность, существующую независимо от сознания отдельного индивида, то речь всегда субъективна, всегда индивидуализирована и отражает внутреннюю, обусловленную сознанием индивида, субъективную реальность. Овладение языком вводит человека в мир культуры как коллективной памяти общества, овладение речью вводит человека в мир социальных взаимодействий с членами этого общества, его структурами и институтами.

С. Л. Рубинштейн, опираясь на диалектические принципы философии марксизма, обосновал постулат о единстве сознания и деятельности. Он использовал концепт деятельность в дискуссии с бихевиористами для обозначения несводимой к совокупности рефлекторных и импульсивных реакций на внешние стимулы психической реальности. Деятельность он понимал как процесс, в котором происходит становление и развитие сознания2.

На основе теоретических разработок Л. С. Выготского и С. Л. Рубинштейна А. Н. Леонтьевым были сформулированы основы универсального по существу деятельностного подхода. Деятельность трактовалась им как специфически человеческая форма активности3. Деятельность открывает перед человеком возможность не только приспосабливаться к окружающему миру, подобно животным, но и преобразовывать его в зависимости от своих потребностей, изменять среду своего обитания и социальное окружение, а также собственную личность.

См., например: Выготский Л. С. Мышление и речь. 5-е изд., испр. М.: Лабиринт, 1999.

Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М.: Наука, 1997.

Леонтьев А. Н. Становление психологии деятельности: ранние работы.

М.: Смысл, 2003.

Эти фундаментальные идеи послужили ориентирами для социогуманитарного знания. Они были реализованы в диспозиционной теории саморегуляции социального поведения личности В. А. Ядова, структурнодеятельностной концепции социально-экономических процессов Т. И. Заславской, системной концепции социальной деятельности В. П. Фофанова4.

Рассуждения в ключе деятельностной парадигмы позволяют взглянуть на этническое разнообразие как на социокультурный феномен, предпосылкой которого выступают способности человека к труду, знаковой коммуникации и самоорганизации. В отличие от животных, которые обладают только одной сигнальной системой и способны только к адаптации (поведению), опираясь на обусловленные их биологической специализацией инстинкты и рефлексы, человек обладает речью и творческой способностью к самовыражению в индивидуальных и коллективных продуктах своего труда.

Деятельность позволяет человеку создавать вокруг себя искусственную среду обитания. Так, например, из всех живых существ лишь человек может преобразовывать природные ландшафты в антропогенные. Разнообразие способов деятельностного взаимодействия человека со средой своего обитания создает предпосылку культурной дифференциации человечества. Различия, обусловленные многообразием хозяйственных укладов, открывают простор для хозяйственной специализации и последующего экономического обмена. Языковое разнообразие, происхождение которого связано с генезисом локализованных на определенных территориях конкретных человеческих сообществ, формирует основу для групповой идентификации и формирования коллективного самосознания на основе признания существующих различий.

К сущностным атрибутам культуры относятся деятельность и язык.

Разнообразие способов деятельностного взаимодействия человеческих сообществ со средой обитания и языковое многообразие в совокупности создают этническое разнообразие. Это позволяет отождествить этнос и культуру на самом высоком, предельном уровне абстракции. В логике гегелевской методологии восхождения от абстрактного уровня к конкретному, применимой и в рамках деятельностного подхода, при переходе от рассмотрения сущности этнического феномена как культурного к его наличному бытию правомерно зафиксировать две формы бытования этнического: коллективную и индивидуальную. В первом случае речь идет о коллективной общности, основанной на единстве культуры и языка, во втором – об этничЯдов В. А. Личность и ее ценностные ориентации. // Информ. бюл. Совет.

социол. ассоц. М., 1969. № 4. С. 34–45; Фофанов В. П. Социальная деятельность как система. Новосибирск: Наука, 1981; Заславская Т. И. Социальная трансформация российского общества: деятельностно-структурная концепция. М.: Дело, 2003.

ности, референтности значимой для индивида группы, идентификация с которой осознается им как ценность.

На уровне наличного бытия индивида этничность является индивидуально-психологическим феноменом. В процессе социализации личности ценности этнической группы становятся ценностными ориентациями личности, а стандарты поведения и общения – социальными установками.

Межэтнические установки являются инструментальными ценностями, порожденными ценностями мировоззренческого характера. В основе межэтнических установок лежат авто- и гетеростереотипы, формирующие коммуникативную дистанцию с партнером по общению в межэтническом взаимодействии.

В ситуации совпадения личностной и групповой позиции включаются механизмы преувеличения межгрупповых различий и минимизации внутригрупповых различий, благоприятствования членам собственной группы, правило референтного группового членства. Они приводят к когнитивным искажениям, когда своя группа представляется исключительно с положительной точки зрения. Таким образом, результатом позитивной групповой идентичности оказывается неадекватное отражение. Инаковость партнера по взаимодействию становится трудностью, нуждающейся в преодолении.

Преодоление происходит за счет стереотипизации и атрибуции, приписывания определенных черт представителям определенной культуры5.

Основой социальной самоорганизации этнической группы в коллективную общность является противопоставление по принципу “мы” – “они” на основе существующих культурных различий. Осознание отличий “мы” и “они” способствует возникновению коллективных представлений об общих для всех членов своей группы специфических чертах, зафиксированных в автостереотипах6.

Процесс сопоставления “мы” – “они” осуществляется путем выделения черт “другого” через соотнесение с собственными этническими чертами. При этом за положительный эталон принимается собственный культурный багаж. Представители определенной этнической группы не просто суммируют те или иные черты “другого”: элементы сходства и отличия в образах “мы” и “они” приобретают значение сигналов ценностного характера.

Если межкультурные контакты развиваются благоприятно, ситуация имеет тенденцию переходить с межгруппового уровня на межличностный.

На межличностном уровне восприятия подключаются совсем другие меСолдатова Г. У. Установочные образования в этноконтактной ситуации // Духовная культура и этническое самосознание наций. М., 1990. Вып. 1. С. 221–240.

Поршев Б. Ф. Социальная психология и история. М.: Наука, 1979. С. 81–84.

ханизмы, например, эмпатия, позволяющая рассматривать этнические характеристики партнера как часть его личности. В такой ситуации его инаковость становится ценностью, происходит переход с механизмов грубой настройки на механизмы тонкой настройки перцепции7.

Этническое разнообразие возникает как следствие многообразия хозяйственно-технологических укладов, языкового разнообразия и исторической эволюции типов этнической коллективности. Возможно выделение нескольких таких типов: этническая сеть, этническая диаспора, государствообразующий этнос. Исторически первичной в этом ряду является этническая сеть, существующая как совокупность горизонтальных неформальных связей, поддерживаемых институтами родства и землячества. Она соотносима с этникосом – понятием, введенным Ю. В. Бромлеем для обозначения этнической группы в собственном смысле этого слова, т. е. как общности, основанной на единстве языка и культуры.

Общность культуры – это консенсус по поводу основных норм и ценностей внутри данной сети, существующей на основе взаимного доверия и взаимной ответственности ее членов. Подчинение нормам и ценностям опирается не только на внешние, но и в значительной мере на внутренние инстанции социального контроля. Другими словами, человек, входящий в сеть, стремится следовать принятым в ней правилам не только потому, что боится санкций, но и потому, что этому препятствуют моральные соображения.

С появлением государства возникают следующие исторические формы этнической коллективности: государствообразующий этнос, этническое меньшинство и этническая диаспора. Под государствообразующим этносом понимается народ, который дает существование и название данному государству, этнос, культура которого доминирует в данном государстве.

Этническое меньшинство существует в структуре общества как этническая сеть. Под этнической диаспорой понимается этническое меньшинство, своим происхождением связанное с родиной за пределами территории данного государства. Диаспоры, как правило, выполняют в обществе специфические функции, обусловленные существующим разделением труда.

С переходом к модерну, обществу современного типа, этнические сообщества претерпевают существенные трансформации. Они приобретают новые свойства, характерные для наций и национальных меньшинств.

Понятия нации и национального меньшинства в данной работе означают качественное изменение способа интерпретации культурных различий.

Разумеется, и в эпохи, предшествующие Новому времени, культурные разАгеев В. С. Межгрупповое взаимодействие: Социально-психологические проблемы. М.: МГУ, 1990. С. 215–220.

Этническое многообразие как cоциокультурный феномен личия могли приобретать статусный смысл. Например, в эпоху античности все неэллины были для греков варварами, т. е. людьми, имеющими более низкий статус. Однако только в Новое и Новейшее время культурные различия стали инструментом статусной дифференциации, средством политики управления, сознательно и целенаправленно осуществляемой властью.

Всякое этническое развитие имеет две стороны: внутриэтническую и межэтническую. Внутриэтническая сторона обусловливает специфику процессов этнической консолидации (обособления), демографического воспроизводства и внутрисемейных отношений, роста традиционализма и неотрадиционализма в политической жизни и социальном поведении. Межэтническая сторона развития (межэтническое общение, миграция, трансформация социально-профессиональной структуры этноса, статуса языка и культуры этнических меньшинств) не может быть обеспечена ресурсами самой этнической группы. Межэтническая сторона развития, в свою очередь, содержит сферу этнокультурного развития, взаимодействий двух и более коллективных акторов, этносов со своими потребностями и интересами, и сферу этносоциального развития, на которую существенное влияние оказывают социальные институты общества. В модерне усиливается влияние одного из них – государства.

Напомним различие горизонтального и вертикального принципов дифференциации общества. Если в основе горизонтальной дифференциации лежит культурное, в том числе этническое разнообразие, которое само по себе не предполагает иерархии статусов, то в основе вертикальной стратификации лежит неравенство, в том числе и такая его разновидность, как этносоциальное неравенство. Под этносоциальным неравенством в данной работе понимается обусловленное институциональными и сетевыми условиями ограничение в доступе к материальным и духовным благам представителей определенных этнических, а также этноконфессиональных и расовых групп.

Первой причиной, обусловившей неравенство этнических групп в модерне, стала статусная дифференциация языков. В обществах, предшествующих модерну, организованные в горизонтальные страты военные, бюрократы, аристократы и священнослужители использовали культуру владения письменной речью для поддержания иерархии, которую никто не предполагал оспаривать. “Высокая” письменная культура элиты, овладение которой требовало серьезной и длительной подготовки, противостояла “низким” культурам простонародья, основанным на устной традиции8.

В качестве примера языков “высокой” культуры средневековья можно приГеллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 151–153.

вести латынь, чуждую для большинства простого населения в Европе, или язык книжной мудрости образованных конфуцианских ученых в средневековом Китае. “Низкая” же в статусном отношении культура простонародья бытовала на уровне локальных диалектов местных крестьянских общин.

Культурные различия, препятствовавшие коммуникации, поддерживали социальные барьеры. Сохраняющееся культурное разнообразие затрудняло образование смыслов и символов, общих для всех членов такого общества. С наступлением модерна поддержание культурных перегородок утратило смысл. Напротив, обмен сообщениями затруднен, если смысл посланий зависит от местного диалекта или определяется каким-либо сложным смысловым контекстом. Следовательно, универсальная система коммуникации требует только таких знаков, которые отвечают ее стандартам и не зависят от контекста9.

Для того чтобы люди умели вычленять необходимые смысловые элементы и абстрагироваться от специфического контекста, требуется длительное обучение и дисциплинарное воздействие. Источником такого воздействия становится государство, поддерживающее “высокую” письменную культуру. Однако эта “высокая” культура отличается от высокой культуры средневековьяуже.

Стандартизация образования невозможна без обеспечения его таким средством коммуникации как книга. С развитием книгопечатания книга стала первым легко воспроизводимым и массово распространяемым товаром. В концепции британского социолога Б. Андерсона книгопечатание оказывается предпосылкой формирования национальных языков, вытесняющих языки, чуждые большинству населения, в частности, языки интеллектуалов, подобные латыни. Соединение рыночного капитализма с техникой книгопечатания сделало возможной новую форму воспроизводства культуры, основанную на родном языке. Каждый национальный язык собирал вокруг себя близкие диалекты10. Соответственно, более удачливые диалекты становились государственными языками, тогда как остальные оказались подвержены ассимиляции либо утрате. Сохранившиеся языки недоминантных этнических групп, несмотря на поражение в статусе, функционировали в основном в устной форме.

По мнению Андерсона, статусная дифференциация языков была в основном стихийным процессом, направляемым интересами книготорговцев. Однако со временем утверждение единого языка культуры, образования, военной и государственной службы, администрирования становится Геллнер Э. Указ. соч. С. 155–156.

Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 2001. С. 68.

Этническое многообразие как cоциокультурный феномен моделью сознательной эксплуатации, при помощи которой национальные государства очерчивают свои культурные границы.

Следуя общепринятой концепции модернизации как перехода общества от до-современного к современному, индустриальному состоянию, имеет смысл опереться на исследования другого британского социолога, Э. Геллнера, характеризующего этот переход как смену типа воспроизводства культуры. В концепции Э. Геллнера пришедшая на смену высокостратифицированному типу культуры агрописьменного общества стандартизированная культура модерна представляет собой упорядоченную систему идей, которую формирует и обслуживает отряд чиновников, учителей и других государственных служащих. Требование единого стандарта коммуникации ограничивает “буйное произрастание” разнообразных субкультур11.

Первым шагом на пути к культурной гомогенизации является институционализация одного или нескольких языков в качестве государственных. При этом такие языки становятся инструментами администрирования и делопроизводства, на них же ведется обучение в массовой школе.

Обладание или необладание этнической группой собственного языка высокой культуры влекло за собой неравный доступ к образованию как социальному лифту для выходцев из разных этнических групп. Это создавало предпосылки для неравенства в обладании собственностью, властью, престижем конкретных представителей этих групп. Представители этнических групп, не обладавших языком высокой культуры модерна, в случае успешной восходящей мобильности утрачивали связь с ней, ассимилируясь с доминирующим большинством, если это было возможно, или с иной престижной этнической общностью.

Другой причиной, обусловившей превращение этнических различий в инструмент статусной дифференциации, послужило формирование представления об иерархии культур в пространстве научных концепций Просвещения. Его интеллектуальный каркас содержал идею прогресса и принцип универсализма, в соответствии с которым исторический процесс понимался как последовательное и неизбежное восхождение общества от низших форм развития к высшим, от простых – к сложным, от несовершенных – к совершенным во времени, линейном и необратимом.

Подобно тому как человек, одно из самых несовершенных с биологической точки зрения существ, объявлялся венцом эволюции, так и культура европейских народов в идеологии Просвещения представала образцом цивилизованности. Не только “естественная” природа призвана была стать объектом воздействия просвещенного разума. В этой роли видели также и социальные низы, и неевропейское человечество. Европа, ее исторический путь и образцы научной рациональности становились универсальным эталоном просвещенности.

Эпоха Просвещения сформировала идеологию европоцентризма, политической и научной доктрины, обосновывающей превосходство европейских народов и западно-европейской цивилизации над другими народами и цивилизациями в культурной сфере, а также их особую роль в мировой истории. При всей привлекательности идеи цивилизационной миссии европейцев, стоит признать, что она идеологически оправдывала практику колониализма.

С середины XVIII в. под влиянием идеи А. Фергюсона о стадиальной периодизации мировой истории стала пользоваться популярностью трехчленная структура, вводящая подразделение на “дикость”, “варварство” и “цивилизованное” состояние. Каждый народ занимал на лестнице этой иерархии определенное место в соответствии с определенными критериями (наличие письменности, государственности, городов).

Это представление входило в противоречие с фундаментальными идеями Просвещения: свободы, равенства, права на развитие – и нуждалось в объяснении. Если весь человеческий род одинаков благодаря общему свойству “разумности”, почему одни народы более изысканны и цивилизованны, а другие – грубы и невежественны? Рассуждения о климате и особенностях природной среды, в условиях которой формировался тот или иной народ, были самыми распространенными ответами на этот вопрос.

В основе рассуждений просветителей лежал опыт европейских народов, приобретенный в эпоху Великих географических открытий. Выйдя за пределы знакомой им культурной ойкумены, европейцы столкнулись с народами и цивилизациями, отличными по укладу жизни, социальным институтам, ценностям. Перед ними встала проблема удержания завоеванных за пределами Европы пространств, не решив которую они не могли сохранять доминирование в странах за пределами Старого Света.

В философии Просвещения связь населения с пространством через представление о “народном духе” начинает осмысливаться как технологически значимый для управления факт. По мысли Ш. Монтескье, “климат и почва” накладывали на “дух народов” свой характер, который, в свою очередь, находил выражение в нравах, законах, особенностях политического устройства разных народов12.

Что касается практик управления территориями за пределами Старого Света, то здесь доминирование европейских держав опиралось на симбиоз колониализма и предшествовавших ему местных до-модерных административных обычаев. Миссия Европы представлялась как помощь “отсталым” странам в достижении цивилизованного уровня. КультуртреМонтескье Ш. Избранные произведения. М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. С. 424–432.

Этническое многообразие как cоциокультурный феномен герский импульс Запада был порожден изменением его экономического и геополитического статусов. В орбиту торгово-промышленных интересов Западной Европы втягивается весь мир. Как убедительно показал Ф. Бродель в фундаментальном труде “Материальная цивилизация, экономика и капитализм”, капитализм не мог развиваться без эксплуатации чужого труда на периферии13. В числе последствий становления капиталистической мир-экономики Бродель называл возрождение рабства в Африке и Новом Свете, повторное закрепощение крестьян в Восточной Европе, соперничество колониальных держав за территории как потенциальные рынки сбыта, источники сырья и возможность эксплуатации дешевой рабочей силы.

В пределах Старого Света опробовалось множество способов “включения” разнородного в этнокультурном отношении населения в политикоадминистративную систему государства. Спектр возможностей располагался между двумя условными полюсами: культурной унификацией и ассимиляцией, с одной стороны, и признанием разнообразия в допустимых для управления пределах, с другой. С наступлением Нового времени европейские государства различными способами решали задачу гомогенизации разнородного в культурном отношении населения. Типичными оказывались меры, направленные на снижение культурной разнородности, призванные обеспечить управляемость. Некоторые из них уже были упомянуты: введение стандартизированных национальных языков, систем управления, образования. Эти меры действовали в направлении унификации и даже ассимиляции с доминирующим большинством.

Государство эпохи модерна обосновывало свою легитимность “национальными” аргументами: необходимостью защищать определенный народ и его культуру, от имени которых оно действовало. По глубине “вторжения” в приватную сферу людей его влияние можно сравнить разве что с влиянием религиозных институтов. Через повседневные практики, включающие личность в систему образования, трудового найма, во взаимодействие с административными и политическими институтами, СМИ, национализм трансформировал простые и естественные привязанности, такие как любовь к семье, малой родине, обычаям среды, в приверженность абстрактным идеалам, таким, например, как служение Отчизне14. Вера в идеалы свободы, равенства и братства способствовала духу исторического оптимизма и вселяла надежду на прогресс и справедливость даже в тех обществах, которые становились объектами эксплуатации расширившейся за пределы Западной Европы капиталистической миро-системы.

Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск: Полиграмма, 1993. С. 95–97.

Смит Э. Национализм и модернизм: критический обзор современных теорий нации и национализма. М.: Праксис, 2004. С. 343.

Каждое государство, исходя из условий и собственных возможностей, использовало различные способы государственного строительства. Так, например, Франция последовательно проводила ассимиляторскую стратегию.

Великобритания сочетала меры военного подавления (в Ирландии, горных районах Шотландии) с признанием идентичностей (в отдельных случаях), отличных от английской, в качестве региональных, если не выдвигались сепаратистские требования15.

С другой стороны, пробуждающийся национализм недоминантных этнических групп также обращался к ценностям культуры, языка и необходимости их политической защиты и поддержки. Когда значительная часть населения национальных окраин больших европейских империй начала придавать особое значение своей этничности, социальная мобилизация привела к созданию национальных сообществ и соответствующих им государств: Греции, Италии, Сербии, Болгарии и т. д. Региональный сепаратизм национальных окраин и реакция на него больших империй регулярно приводили к военным конфликтам еще до начала Первой мировой войны, в том числе и за пределами Европы. В этой связи можно вспомнить войны за независимость Италии (1848–1849 гг., 1859–1860 гг., 1866 г.), англо-бурские (1880–1881 гг., 1899–1902 гг.) и балканские (1912–1913 гг., 1913 г.) войны, приведшие к созданию новых национальных государств.

Особого упоминания заслуживает объединение Германии, которая, хотя и мыслилась как государство немцев на основе единства “земли” и “крови”, тем не менее, создавалась не только дипломатией, но и “огнем и мечом” О. Бисмарка. Политический интеграционный процесс, начатый совместно Пруссией и Австрией, завершился их конфликтом внутри межгосударственного Германского союза. Он сопровождался серией войн против Дании, Австрии и Франции, инициированных Пруссией на протяжении 1864–1870 гг. Результатом стало провозглашение Германской империи (1871 г.), сопровождавшееся аннексией двух восточных провинций Франции: Эльзаса и Лотарингии, – жители которых говорили преимущественно на диалекте немецкого языка. Эти территории впоследствии не раз становились объектом геополитического соперничества между Францией и Германией, поводом для начала двух мировых войн.

Таким образом, превращение культурных различий, особенно этнических, в инструмент статусной дифференциации в эпоху модерна повлекло за собой становление представления об этническом разнообразии как о феномене, нуждающемся в упрощении и упорядочении. Модернистский управленческой подход к регулированию этнического разнообразия можно Миллер А. И. “Украинский вопрос” в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX века). Спб: Алейтейя, 2000. С. 5–11.

Этническое многообразие как cоциокультурный феномен охарактеризовать как нацеленный на гомогенизацию разнородных в этническом отношении групп подданных. Его практики во внутренней политике стран “первого эшелона” модернизации во второй половине XVII – первой половине XX вв. ориентировались на культурную унификацию граждан национальных государств, в межгосударственных отношениях – на использование силовых методов и экономическую экспансию. Модернистский научный подход осмысливал этническое разнообразие в категориях иерархического соподчинения культур, что в полной мере соответствовало духу универсализма, исторического оптимизма и идее прогресса в европоцентристском понимании.

Теоретико-методологический анализ концепта “этническое многообразие” и философско-социологический анализ наличных форм бытия этого явления, обусловленного многообразием хозяйственно-технологических укладов, языков и типов этнической коллективности, позволили представить его как весьма широкое по объему и содержанию. Оно включает социокультурный феномен и управленческую проблему, которая осмысливалась в эпоху модерна как нуждающаяся в решении средствами статусной стратификации и гомогенизации. Однако данное определение будет неполным без учета цивилизационного контекста.

§2. Этическое многообразие как фактор До второй половины XX в. этническое разнообразие не рассматривалось властью, прежде всего, институтами и структурами национальных государств, как ценность. Скорее, напротив, территории полиэтничных регионов рассматривались как предмет соперничества государств. Этническая принадлежность населения представляла для субъектов этого соперничества исключительно инструментальное значение. В первой половине XX в.

это спровоцировало серию этнических чисток в Европе, подтолкнуло к развязыванию Первой и Второй мировых войн. Так, например, результатом поражения Греции в войне против Турции в 1919 г. стал принудительный обмен населением между греческой и турецкой сторонами, имевший место в 1922 г. Обмен с обеих сторон имел целью гомогенизировать национальный состав государств для предотвращения сепаратизма со стороны потенциальных этнорелигиозных меньшинств и затронул около 2 млн человек.

Другой пример являет собой выдворение из стран Балтии в 1939– 1940 гг. остзейских немцев, живших на этой территории многие столетия.

Принудительное выселение этого этнического меньшинства началось еще до советизации Прибалтики и вступления на территории этих стран советских войск. Оно осуществлялось по договоренности между Латвией, ЭстоГлава нией и Германией. Вторая волна выдворения, охватившая также польское и еврейское население стран Прибалтики, пришлась на 1940–1941 гг. На этот раз оно осуществлялось уже между СССР и Рейхом.

Апофеозом национализма стал нацизм – идеология, использующая аргументы расового превосходства. Нюрнбергский трибунал 1946 г. подверг осуждению нацизм за преступления против человечности. Следующим шагом в практике международных отношений стало осуждение расизма, ксенофобии и идеологии превосходства одного народа над другим. Обращаясь к аргументации в логике защиты прав человека, западные державы постепенно отказывались от практики политического колониализма и апартеида.

Отношение к культурному разнообразию начинает подвергаться пересмотру во второй половине XX в. Культурное разнообразие осознается как ценность современного мира по мере того, как европейские страны переходят от нациестроительства, ориентированного на логику внутренней “борьбы с сепаратизмом”, к межгосударственной интеграции в рамках политических союзов, образующихся после Второй мировой войны. Самые известные из них Бенилюкс, объединивший Бельгию, Нидерланды и Люксембург, Северный совет в составе Дании, Исландии, Финляндии, Швеции, Норвегии и, наконец, Европейский союз.

Сегодня этническое многообразие начинает осмысливаться как естественное преимущество стран в глобализирующемся мире. Немалую роль в осознании этого факта сыграли философские и научные концепции XX в.

По мере нарастания кризиса универсалистских моделей развития усиливалось осознание многолинейности и поливариативности исторического процесса. Начало этому процессу положено трудами Н. Я. Данилевского, О. Шпенглера, А. Дж. Тойнби16. Благодаря их работам было сформировано представление о многообразии путей исторического развития отдельных стран и народов. Кризис универсализма, с которым связывалась идея иерархии культур, породил представление об их равноценности и относительности критериев сравнения. В этнологии утвердился приоритет культурного плюрализма в противовес идее иерархии культур.

Параллельно этим процессам произошло научное становление концепта цивилизации. В настоящее время в научном дискурсе цивилизация понимается по преимуществу как макросоциальная общность, формируемая на Данилевский Н. Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к романо-германскому. М.: Институт российской цивилизации, Благословение, 2011; Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. Образ и действительность. М.: Мысль, 1998; Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. Очерки морфологии мировой истории. М.: Мысль, 1998; Тойнби А. Постижение истории (Сб.) / Пер. с англ. Е. Д. Жаркова. М.: Рольф, 2001.

основе универсальных ценностей (религии, системы права, морали и т. д.).

Это понимание, обогащенное во второй половине XX в. миро-системным подходом, преодолело абсолютизацию “отдельного” в теории цивилизации.

Проблема снятия противоречия между универсальным и самобытным в теории локальных цивилизаций была решена подведением методологического базиса марксизма с его ориентацией на роль экономических факторов в развитии общества. Цивилизация как форма социальной самоорганизации общества на макро-уровне усилиями Ф. Броделя и И. Валлерстайна приобрела экономический базис, иначе говоря, мир-экономику, понятие, в которое ими был вложен смысл самодостаточности и экономической независимости от других подобных образований17.

Экономический базис цивилизации, условно говоря, неразрывно связан с “надстройкой” специфичными для нее институтами (нормами) и системой ценностей (аксиологическим ядром). Единство экономики, институтов и ценностей воспроизводится благодаря знаковой коммуникации, в основе которой лежит один из естественных языков, доминирующий в рамках данной цивилизации как язык межэтнического общения.

Понимание цивилизации как локальной социокультурной системы, порожденной конкретными условиями деятельности (материальнотехнической средой и институтами) и мировоззрения (ценностями) людей, населяющих данный регион и взаимодействующих между собой, невозможно без утверждения институционального и феноменологического подходов в цивилизационной компаративистике. Основатель институционального подхода, экономист и антрополог К. Поланьи обосновал существование в истории двух равнозначных институциональных комплексов:

обменных (рыночных) и распределительных. Отмечая их одновременное сосуществование во времени и пространстве, Поланьи полагал, что в том или ином обществе доминирующее положение может занимать только один институциональный комплекс, тогда как другой является альтернативным, дополняющим18. На основании этого положения российскими исследователями О. Э. Бессоновой и С. Г. Кирдиной была разработана теория институциональных матриц, которая позволила использовать базовые положения институционального подхода применительно к сравнительному исследованию европейской и российской цивилизаций19.

Бродель Ф. Указ. соч. С. 87–88.

Поланьи К. Великая трансформация: Политические и экономические истоки нашего времени / Пер. с англ. Спб.: Алетейя, 2002.

См., например: Кирдина С. Г. Институциональные матрицы и развитие России. Новосибирск: ИЭиОПП, 2001; Бессонова О. Э. Раздаточная экономика России:

эволюция через трансформацию. М.: РОССПЭН, 2006.

Весомый вклад в развитие сравнительного изучения цивилизаций внесли представители экзистенциально-феноменологического направления в философии. Один из них, К. Ясперс, выдвинул положение, согласно которому цивилизация появляется одновременно с формированием рефлексивного мышления20. Это позволило включить в качестве одного из главных в набор общих для определения цивилизации признаков осознание принадлежности к данной цивилизационной общности при противопоставлении другим подобным общностям. Большой вклад в утверждении феноменологического подхода в изучении цивилизаций как систем, базирующихся на единой системе ценностей, сыграла также школа “Анналов” с ее интересом к проблеме ментальности. Благодаря распространению идей “анналистов” и институционалистов утвердился взгляд на цивилизацию как на единство, связываемое сходством базовых черт культуры, социальной организации, образа жизни, религии, установок и психологии.

Концепт цивилизация понимается в современном научном знании неоднозначно. На одном полюсе научного спектра встречаются теории в духе О. Шпенглера, утверждающие ее абсолютную, подобной лейбницевской монаде, автономность и недоступность познанию никакими иными, кроме интуиции, познавательными средствами. На другом полюсе находится представление о многообразии человечества, структурной единицей которого на уровне макро-дифференциации сегодня принято считать цивилизацию.

Разделяя в целом этот подход, необходимо отметить следующее. Концепт “цивилизация” в современном научном знании намечает тренд на снятие противоречия между универсализмом и самобытностью. Универсализм исходит из признания линейного характера развития общества. Ориентация на самобытность означает признание поливариативности и многофакторности исторического процесса.

В настоящее время концепт цивилизации активно используется и в ряде модернистских концепций. В частности, один из родоначальников теории модернизации Ш. Айзенштадт исследовал цивилизации (Восток и Запад) как находящиеся в процессе перехода от традиции к модерну общественные системы21. Примечательно, что и сама теория модернизации возникла как реакция на критику универсализма, игнорировавшего особенности перехода к модерну в незападных обществах. До второй половины XX в.

прогресс понимался преимущественно как догоняющее развитие стран, отставших от индустриализации. Акцент на индустриализацию долгое время Ясперс К. Смысл и назначение истории. Пер. с нем. М.: Политиздат, 1991.

Айзенштадт Ш. Конструктивные элементы великих революций: Культура, социальная структура, история и человеческая деятельность// THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. 1993. Т. 1, вып. 2. С. 190–212.

оставался ключевым моментом линейно-стадиальных моделей, в том числе и самой теории модернизации. Однако уже в 1970-е гг. под влиянием критики универсализма в ее рамках происходит смещение акцента с индустриализации на становление капитализма как системы отношений. Это сделало неизбежным перенос исследовательского интереса с вертикальных (статусно-иерархических) отношений на горизонтальные связи, обусловленные культурным контекстом развития изучаемого общества.

С другой стороны, теория модернизации развивалась в конкуренции с постмодернизмом, отрицавшим прогресс, гуманизм и свободу как ценности и достижения модерна. Термин “постмодерн” родился в произведениях Ж. Лиотара как синоним такого искажения проекта Просвещения, которое привело человека к еще большему, нежели в предшествующие эпохи, отчуждению от свободы, прогресса, истинно человеческих, основанных на гуманности, отношений. Полемизируя с постмодернистами (Ж. Бодрийяром, З. Бауманом, М. Мафессоли), модернисты (Ю. Хабермас, Э. Гидденс, У. Бек, А. Турэн) обращают внимание на незавершенность модерна22. В полемике с постмодернистами возникает концепция глобализации, которая позволила увидеть процесс развития как противоречивый, содержащий в своей структуре два вектора – прямой и возвратный. Например, модернизацию и демодернизацию, унификацию и фрагментацию, глобализацию и атомизацию.

В данной работе противоречие между стадиально-типологическим как ориентированным на универсализм и цивилизационным как ориентированным на учет самобытности подходами снимается опорой на социокультурную парадигму. Ее основания раскрываются в работах П. А. Сорокина, А. С. Ахиезера, Н. И. Лапина23. В них социокультурный подход предлагается как системный, исследующий в интегральном единстве личность, культуру и общество.

В исследовательской парадигме, задаваемой социокультурным подходом, общество предстает как совокупность подверженных историческим Хабермас Ю. Модерн – незавершенный проект // Вопросы философии. 1992.

№ 4. С. 40–42; Турэн А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии.

М.: Научный мир, 1998; Гидденс Э. Последствия модернити // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М.: Academia, 1999. С. 78–94; Бек У. Общество риска: На пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000.

Сорокин П. А. Социокультурная динамика и эволюционизм // Американская социологическая мысль. М.: Изд-во Международного ун-та бизнеса и управления, 1996. С. 372–392; Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта (социокультурная динамика России). Новосибирск: Сибирский хронограф, 1998; Лапин Н. И.

Измерение модернизации российских регионов и социокультурные факторы ее стратегии // Социс. 2012. № 9. С. 4–24.

трансформациям связей и отношений между индивидами, социальными группами и институтами. Суть этих трансформаций адекватно отражена универсалистской моделью исторического процесса как поступательного и имеющего всеобщий характер. Каждая его последующая стадия отрицает предыдущую и одновременно включает ее как момент своего становления.

Прогресс и развитие предстают как характеристики, сопровождающие общественные изменения.

Личность осмысливается в социокультурной парадигме как социальное качество человека, раскрывающееся в предметной деятельности и общении. Социальная реальность рассматривается как продукт активности человека. Характеристикой, сопровождающей личностные изменения, является повышение степени рефлексивности сознания.

Связующим звеном между личностью и обществом в парадигме социокультурного подхода выступает культура. Плюрализм культур и одновременное соразвитие типологически разнородных культурных явлений выступают характеристиками социокультурных изменений. При этом культурное развитие вовсе не обязательно предполагает отрицание старых качеств культуры новыми. Модель культурного плюрализма, ориентированная на учет многообразия, дополняет универсалистскую модель линейного развития. Иллюстрацией культуро-ориентированного подхода является, например, цивилизационная компаративистика.

Соединение теории модернизации с цивилизационной компаративистикой расширяет эвристические возможности исследования социокультурной динамики. Например, теория модернизации, опираясь на исторический опыт Европы, связывает серию буржуазных революций, окончательно утвердивших принцип народного суверенитета как базовый в политической жизни современных обществ, с завершением процессов политической централизации и ростом бюрократии. Однако анализ сущности этого перехода был бы неполным без учета собственно культурной динамики. Его неотъемлемой частью становится, например, исследование синтеза протестантской этики и ренессансного гуманизма с последующей трансформацией в светскую этику Просвещения, создавшего культурный фундамент уникальной европейско-североамериканской цивилизации.

Культурные синтезы различных типов пронизывают все сферы социальной реальности. Одним из таких типов является межкультурный синтез народов. В рамках цивилизаций этот тип связи характеризует высшую степень интегральности, такое качество системы, которое предполагает единство при сохранении этнического своеобразия элементов. Так, например, этническую основу современной европейско-североамериканской цивилизации составляет синтез романо-германского субстрата в единстве проЭтническое многообразие как cоциокультурный феномен тестантского и католического конфессиональных полюсов христианства, дополненных светским атеизмом Просвещения. Основа современной российской цивилизации – синтез, с одной стороны, славяно-финно-угорского, с другой – тюрко-монгольского этнических субстратов, совмещенных в многоконфессиональном пространстве, сочетающем светский атеизм с религиозными доминантами православного христианства, ислама, буддизма и язычества. Снятое в социокультурном подходе противоречие между универсализмом и ориентацией на самобытность позволяет увидеть межкультурный синтез народов как необходимое условие цивилизационного процесса, а этническое разнообразие – как один из сопутствующих ему факторов.

Представляется, что в настоящее время социокультурный подход – это частный случай широкого круга постсовременных концепций, чертами которых являются признание незавершенности модернизационного перехода, отказ от идеи иерархии культур и необратимости социокультурных процессов, учет культурной мозаичности и полицентричности современного глобального мира. В логике такой перспективы, развиваемой, например, одним из идеологов “европейского концерта” Ю. Хабермасом, становится понятной политика Евросоюза, направленная на поощрение регионального развития, поддержку культурных меньшинств и других форм недоминантной идентичности, помощь определенным группам, обладающим юридически закрепленными коллективными правами. Некоторые из этих мер являются ориентирами и для межгосударственных объединений более глобального уровня, например, ООН.

Таким образом, можно заключить, что в рамках постсовременных концепций социокультурной динамики, сформировавшихся в конце XX – начале XXI в., намечаются следующие тенденции:

— признание идентичности и коллективных прав определенных групп, существование которых вызвано к жизни культурными различиями;

— отказ от практик унификации и культурной гомогенизации граждан национальных государств;

— отказ от отождествления культурных и государственных границ;

— поддержка наднациональных (цивилизационных) форм идентичности, например европейской, в рамках межгосударственных интеграционных союзов (например, Евросоюза).

§3. Этническое многообразие как элемент производства Итак, этническое многообразие представляет собой социокультурный феномен, результат многообразия хозяйственно-технологических уклаГлава дов, языкового разнообразия и исторической эволюции типов этнической коллективности, а также фактор социокультурной динамики конкретных обществ. Этническое многообразие – предмет междисциплинарных исследований, базирующихся на методологии социокультурного подхода и иных комплиментарных ему современных концепций. Социокультурный подход базируется на следующих аксиоматических положениях:

— социокультурная динамика общества есть исторический процесс, ход которого определяется трансформацией социальных институтов и ценностей в направлении изменений от традиционного общества к обществу современного типа;

— активную роль в процессах социокультурной динамики играет человек как субъект и агент социальных взаимодействий;

— общая направленность социокультурных трансформаций не исключает, но предполагает учет влияния цивилизационных (специфических) особенностей, а также уникальных конкретно-исторических и географических условий развития обществ.

Основания социокультурного подхода были заложены отечественными исследователями в первой половине XX в.: экономистом Н. Д. Кондратьевым, социологом П. А. Сорокиным, психологом Л. С. Выготским. К числу исследований, выполненных в рамках социокультурного подхода в современной России, относятся работы А. С. Ахиезера, Н. И. Лапина, И. Б. Орловой, Н. С. Розова. Методология социокультурного подхода оказалась комплиментарной исследовательским парадигмам институциональной (К. Поланьи, О. Э. Бессонова, С. Г. Кирдина) и миросистемной (А. Г. Франк, И. Валлерстайн, Р. Коллинз) моделей социокультурной динамики. Социокультурный подход представляет собой частный случай широкого круга постсовременных концепций, сформированных во второй половине XX в. как попытка преодолеть модернистские и постмодернистские теории, абсолютизировавшие универсализм и самобытность в развитии конкретных обществ.

В рамках социокультурного подхода этническое разнообразие рассматривается как элемент производства неравенства. Глобально-формационная концепция мировой истории Ю. И. Семенова обусловливает возникновение этносов переходом общества от традиционного к классовому состоянию развития. Становление этой концепции связано с интереснейшей дискуссией между сторонниками биологического и социального понимания природы этнических феноменов.

Сторонники биологического понимания природы этнических процессов, в том числе Л. Н. Гумилев, отождествляли этнос с популяцией, понятием, широко распространенным в демографии, экологии, медицине.

Л. Н. Гумилев придерживался натуралистической точки зрения на природу (сущность) этноса. По его мнению, этносы – коллективы людей, объединенных в природные системные целостности, неповторимость которых обеспечивается эффектом пассионарности как популяционным признаком.

Процесс развития этноса детерминирован биологическими факторами. Он проходит, минуя последовательно стадии возникновения, подъема, упадка и умирания. Полагая, что этногенез – процесс природный, Л. Н. Гумилев все же признавал, что этническая история – процесс многофакторный (сочетание этногенеза, истории ландшафта и истории культуры)24.

Данная концепция оставалась маргинальным, “неофициальным” направлением в отечественной этнологии. Доминирующие позиции принадлежали сторонникам теории этноса Ю. В. Бромлея, занимавшего пост руководителя Института этнографии РАН. Суть его теории этноса кратко сводилась к следующему: этнос признавался базовой единицей анализа, “этничность”, если бы это понятие использовалось, понималась бы как разделяемая членами группы культурная общность, имеющая объективные характеристики25.

Теория этноса постулировала ведущую роль социальных, прежде всего экономических, детерминант в развитии этноса26. Определение нации включало четыре существенных признака: общность экономической жизни, территории, языка и психического склада. Первые три из четырех признаков были заимствованы из работ К. Каутского, а последний – О. Бауэра.

По аналогии с нацией отечественные исследователи фиксировали данные признаки при определении племени и народности.

В дискуссии, развернувшейся по поводу обсуждения актуальных вопросов теории нации в 1970-х гг., Ю. И. Семенов показал, что лишь по мере становления классовых отношений возникает народность – тип общности, основанный на единстве территории, языка, культуры. Ю. И. Семенов определяет этнос как демосоциальный организм, или общность людей, объединенных единой культурой, языком и самосознанием. Люди, составляющие этнос, живут в обществе, однако отождествлять общество и этнос нельзя. Конкретное общество – многомерное понятие, включающее помимо общности культуры, общность экономических и политических связей.

Как таковое общество представляет собой геосоциальный организм или страну как совокупность населения, территории и власти, олицетворяемой См., например: Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Издательство ЛГУ, 1989.

Тишков В. А. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука, 2003. С. 101.

См., например: Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М.: Наука, 1973; Он же.

Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983; Он же. Этносоциальные процессы: Теория, история, современность. М.: Наука, 1987.

государством. Нация, по мнению Ю. И. Семенова, является геосоциальным организмом, который формируется при переходе от феодального к капиталистическому обществу27.

Дальнейшая разработка глобально-формационного подхода представляет собой интересную попытку синтеза марксистского подхода и теории модернизации с концепцией глобализации. По этому пути пошли и представители новосибирской школы этносоциологии (В. И. Бойко, В. Г. Костюк, Ю. В. Попков). На базе диалектико-материалистического метода (Г. В. Гегель, К. Маркс, Ф. Энгельс), системного подхода Т. Парсонса, теории социальной деятельности В. П. Фофанова и глобально-формационной концепции Ю. И. Семенова они сформулировали положения системногенетического подхода к исследованию этносоциальных процессов. Специфика данного подхода заключается в том, что этническое исследуется не как особенное или отдельное, а как элемент более широкой макросоциальной системы – цивилизации. Представители новосибирской школы этносоциологии (Ю. В. Попков, В. Г. Костюк, Д. В. Ушаков) полагают этносы социокультурными организмами, которые находятся в постоянном взаимодействии со средой и друг с другом, образуя более крупные объединения, локальные цивилизации. Цивилизация при таком подходе предстает как интегративная система, состоящая из субцивилизационных подсистем, таких, как, например, славяне, тюрки, монголы, финно-угры и т. д. Если спуститься на более низкий таксономический уровень, обнаружатся отдельные этносы как компоненты цивилизационной системы на уровне элементарных единиц28.

Цивилизация трактуется новосибирскими этносоциологами как социокультурная общность, группа этносов, имеющих длительную историю совместного проживания, тесные экономические, культурные и политические взаимосвязи, общие черты в образе жизни и менталитете, один или несколько языков межэтнического общения, общую историческую память.

Базовым механизмом, интегрирующим народы в цивилизации, является межэтнический синтез народов, т. е. соединение этносов, имеющих различные культурные и социальные характеристики, в единую социокультурную систему (локальную цивилизацию), пространством развития которой выступает определенный географический ареал. Цивилизации представляют собой первый макроуровень дифференциации человечества как единого социального организма. Каждая цивилизация как относительно самостояСм., например: Семенов Ю. И. Философия истории (Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней). М.: Современные тетради, 2003.

См., например: Этносоциологию – молодым: Материалы международных школ молодых этносоциологов. Новосибирск: Нонпарель, 2009.

тельная единица (подсистема) единого человечества развивается в соответствии с логикой, обусловленной не только общими законами социокультурной динамики, но также исторической спецификой и уникальными географическими условиями29.

Глобализация понимается указанными авторами как современный этап интернационализации – исторического процесса, в ходе которого осуществляется взаимодействие национальных (этнокультурных) общностей, формируется их внутреннее (национальное) и внешнее (интернациональное) содержание30. Теоретические положения, выдвинутые новосибирскими этносоциологами, прошли эмпирическую проверку в конкретно-социологических исследованиях в регионах Сибири, Казахстана, Монголии31.

Разделяя общеметодологические положения новосибирской этносоциологической школы – методологический холизм в объяснении социокультурной динамики, правовой полицентризм в понимании прав человека, многофакторную модель развития исторического процесса – стоит отметить недостаточное внимание к проблеме этнического неравенства. В самом деле, если этничность представляет собой элемент горизонтальной дифференциации общества, почему этническое разнообразие продолжает быть связанным с неравенством?

Существующие в рамках социокультурного подхода социологические теории тем или иным образом опираются на марксистское объяснение неравенства исходя из социальных противоречий, борьбы классов за обладание собственностью на труд и капитал. Такова, например, методологическая традиция, связанная с интерпретацией так называемого “национального вопроса”. В работах К. Маркса “национальный вопрос” появляется как результат эксплуатации метрополией труда населения зависимых стран и покоренных колоний. Связь между капитализмом и национализмом находилась, как уже отмечалось, в центре внимания Ф. Энгельса, О. Бауэра, В. И. Ленина, К. Каутского, Р. Люксембург, М. Вебера, Г. Кона и др. Результатом развития этих идей стали теория неравномерности капиталистического развития, учение об империализме, колониализме и национальноосвободительном движении, позволяющие понять роль капитализма в мобилизации национальных движений.

Ушаков Д. В., Костюк В. Г. Цивилизационный подход в этносоциологии // Этносоциологию – молодым: Материалы Междунар. школ молодых этносоциологов. Новосибирск: Нонпарель, 2009. С. 47–54.

См., например: Попков Ю. В. Интернационализация в традиционном и современном обществах. Новосибирск: ИДМИ, 2000.

Россия как цивилизация: Сибирский ракурс. Новосибирск: Сибирское научное издательство, 2008.

Во второй половине XX века эти идеи были синтезированы с моделью зависимости “центр – периферия” А. Г. Франка. Чтобы понять влияние неравного соперничества центра и периферии, достаточно обратить внимание на насаждаемый, часто насильственный характер западного капитализма в незападном мире. Практика империализма развеяла иллюзии Просвещения относительно цивилизационной роли Запада, превратив незападный мир в источник сырья и дешевой рабочей силы, рынок сбыта морально устаревших продуктов технологической и социальной инженерии. Беспомощность периферийных элит перед лицом подавляющего превосходства колонизаторов в экономической мощи, технологиях, оружии побуждает их обратиться к единственному средству, находящемуся в их распоряжении – народу.

Найти свой путь развития и навязать оппоненту собственные правила игры невозможно без привлечения в качестве союзника широких народных масс, что предполагает сознательное формирование межклассового сообщества, способность говорить на языке широких масс, повышение статуса простонародной и противоречиво разнообразной культуры “низов”.

Теория зависимости (А. Г. Франк, И. Валлерстайн) и миросистемная теория Ф. Броделя позволили преодолеть существующую в модернистских концепциях онтологизацию социального конфликта. Онтологизация социального конфликта как внутреннего стержня социокультурной динамики характерна не только для работ, выполненных в исследовательской парадигме марксистского подхода XIX и первой половины XX вв. Эту черту унаследовала и теория модернизации, что особенно сильно выражено в политологических исследованиях. Рассмотрение “национального вопроса” как преимущественно политического побудило ряд исследователей сфокусировать взгляд на национализме как исключительно политическом движении. Этим обусловлен интерес М. Манна, Дж. Брейи, Ч. Тилли к роли государства, войны и политических элит в процессах этнического возрождения и национально-освободительных движениях. Понимание национализма как узкого, сугубо политического, явления оказало существенное влияние на формирование широкого круга исследовательских программ, объясняющих социокультурную динамику в категориях гегемонии, борьбы государств за доминирование, военно-политической экспансии.

Предельная степень онтологизации конфликта возникает при знакомстве с работой американского политолога С. Хантингтона “Столкновение цивилизаций”. По версии Хантингтона, платформами для новых политических союзов в современном мире должны стать существующие цивилизации, мыслимые им как монолиты, скрепленные единой религией. Линии будущих фронтов локальных войн должны проходить по границам межцивилизационных платформ. С. Хантингтон выделяет цивилизации на основе Этническое многообразие как cоциокультурный феномен религиозного признака, что дает повод задуматься о правомерности отождествления религиозных сообществ с цивилизациями32.

Онтологизация социального конфликта, редукция сложного социокультурного феномена к его политической интерпретации, наконец, неясный статус категории “этническое разнообразие” в социальных теориях, препятствующий его однозначному отнесению к параметрам горизонтальной дифференции, – все эти признаки выступают свидетельством неполноты существующих в социогуманитарном знании подходов. Это в полной мере относится к социокультурному подходу, претендующему на объективное понимание этнического многообразия. Необходимо отметить попытки преодоления такой неполноты усилиями представителей научного сообщества, прежде всего, в рамках самого этнолого-антропологического знания.

К таковым относится, например, теория этнической процессуальности В. А. Тишкова, в которой этносы предстают как ментальный конструкт, сформированный целенаправленными усилиями элит в лице так называемых “этнических предпринимателей”. Сторонники данной теории (В. Тишков, В. Малахов, С. Соколовский) позиционировали себя в 1990 – начале 2000 гг. как социальных конструктивистов и последователей методологии М. Вебера (в частности, теории социального действия). Идентифицируя себя в академическом пространстве как релятивистов (постмодернистов), они маркировали своих оппонентов – сторонников теории этноса Ю. В. Бромлея – как эссенциалистов (позитивистов). Категория “этничность”, с их точки зрения, раскрывает содержание этнического в пределах конструктивистского подхода, тогда как категория “этнос” выполняет эту функцию в рамках примордиалистской парадигмы. Примордиалистский эссенциализм способствовал, по их мнению, искусственной политизации этничности. В своих программных работах – статье “Забыть о нации” и монографии “Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии” – В. Тишков выступил последовательным сторонником деконструкции примордиализма и деонтологизации этничности.

Однако трудно согласиться с ним в оценке теории этноса Ю. В. Бромлея как примордиалистской. Теория этноса содержит идеи, не чуждые парадигме конструктивизма, имеющего общие методологические корни с деятельностным подходом, в рамках которого выполнялось подавляющее большинство социокуманитарных исследований в СССР. Таковы, например, положение о социальной обусловленности этнических процессов, рассмотрение этнических явлений в процессе социальных изменений, внимание к границам и их символическому маркированию – эти и многие другие положения заставляют усомниться в справедливости оценки идей Ю. В. Бромлея как примордиалистских.

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2003.

Кроме того, в логике постмодернистской деконструкции теоретическое упразднение этничности выполняет роль методологического соблазна, позволяющего лишить этнические конфликты этнической субъектности, их этнически окрашенных предметов и объектов, перевести управляющее воздействие на них в совершенно иное русло. Как полагает известный конфликтолог В. А. Авксентьев, такие “реалистические” концепции имеют скорее нормативный, нежели аналитический характер, как и политические выводы, делаемые на их основе. Они фиксируют то, какой хотелось бы видеть этничность, чтобы с ней не были связаны тяжелейшие конфликты, а не то, какова она на самом деле”33. Признание процессуального характера этничности как этнической идентификации личности в ситуационном контексте не объясняет многие неудобные проблемы, такие, например, как вопрос об устойчивости этнических идентификаций, о межпоколенном характере этничности, о том, что даже в стабильные эпохи люди идентифицирую себя с определенными этническими группами, что этническая идентификация человека формируется в процессе его социализации, что в реальной действительности люди почти никогда не стоят перед возможностью выбора своей этнической принадлежности34.

Деполитизация этничности, редукция этнической мозаичности к культурному основанию дифференциации не позволяет понять, почему этничность является такой “горячей” темой. Равным образом политизация этничности и интерпретация этого сложного феномена в терминах столкновения, конфликта и даже культурной несовместимости приводят к онтологизации конфликта и игнорированию интеграционных механизмов развития общества. Как культурный феномен этническое разнообразие связано с горизонтальной дифференциацией общества, как социальный – со статусной иерархией.

Снятие противоположности между двумя критериями дифференциации, восходящими к разным основаниям, возможно в случае преодоления неполноты социокультурного подхода за счет привлечения иных подходов.

В поиске таких подходов имеет смысл еще раз вспомнить о двоякой социокультурной природе этнического разнообразия. Социальность этнического формируется как результат совмещения структурно-институционального интерьера общества и активности индивида – субъекта этничности. Этническая культура возникает во взаимодействии природной среды и осваивающего ее сообщества. Следовательно, совмещение горизонтального и верАвксентьев В. А. Становление подходов к изучению межэтнических конфликтов в приграничье // Стабильность и конфликт в российском приграничье. Этнополитические процессы в Сибири и на Кавказе. Научно-образовательный форум по международным отношениям. М.: 2005. С. 59–60.

тикального ракурсов этнической дифференциации может быть объяснено обращением к факторам, которые в существующих моделях социокультурной динамики рассматриваются как внешние. Речь идет, с одной стороны, о внимании к потребностям и ценностям субъекта этничности, с другой – об интересе к биологическому субстрату этничности, внешним образом обуславливающему социокультурную динамику.

Теоретическим основанием для обращения к анализу влияния на этническую коллективность и локальные цивилизации естественных факторов являются доказанные положения диалектической концепции В. В. Мархинина о социально-биологической природе этноса, а также теорий этнокультурной динамики (С. А. Арутюнов, Н. Н. Чебоксаров) и геоэтнокультурных систем (С. Я. Сущий, А. Г. Дружинин). Биологическая составляющая отражена в популяционной структуре и расово-антропологическом составе этноса35, социальная – в моделях взаимодействия этнического коллектива с окружающей средой. Так, например, одна из классификаций таких моделей предложена М. Г. Левиным и Н. Н. Чебоксаровым в теории хозяйственнокультурных типов36. В. В. Мархинину удалось синтезировать наиболее эвристичные положения, предложенные советскими этнографами, с концепцией этногенеза Л. Н. Гумилева и на этой основе создать собственную модель этноса как коллективной структуры, посредством принадлежности к которой могут быть потенциально реализованы все потребности человека как родового существа37.

В теории этнокультурной динамики С. А. Арутюнова уровень технологического развития и характер природной ландшафтно-климатической зоны выступают предпосылками формирования хозяйственно-культурных типов (исторических типов культуры, выражающихся в основном спектре потребляемых ею природных ресурсов и технологий их использования) и историко-культурных областей (исторических типов культуры, локализованных на определенных территориях в рамках определенного исторического времени). До наступления эпохи Великих географических открытий этногенез определенного народа протекал в пределах историко-культурных областей в форме одной или нескольких разновидностей хозяйственнокультурных типов. Несмотря на распространение товарного хозяйства (специализированного земледелия, крупномасштабного скотоводства, инСм., например: Алексеев В. П. Становление человечества. М.: Политиздат, 1984; Он же. Очерки экологии человека. М.: МНЭПУ, 1998.

См.: Левин М. Г., Чебоксаров Н. Н. Хозяйственно-культурные типы и историко-этнографические общности (К постановке вопроса). Сов. этнография. 1955. № 5; Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И. А. Народы. Расы. Культуры. М.: Наука, 1971.

Мархнин В. В. Диалектика социального и биологического в процессе становления этноса (философско-социологический аспект). Томск: Наука, 1989.

дустриального рыболовства), хозяйственно-культурные типы сохранились в остаточном виде до настоящего времени38. В тех регионах планеты, где еще не начался модернизационный переход или произошло возвращение к архаике, традиционные типы хозяйствования продолжают оставаться доминирующей формой воспроизводства культуры и основанных на ней социальных различий.

Концепция геоэтнокультурных систем С. Я. Сущего и А. Г. Дружинина позволила взглянуть на этносы как на субстраты геоэтнокультурных систем, или ГЭКС, территориальных целостностей, локализированных в пределах определенного ареала, сформированных взаимодействием населения с антропогенизированными природными ландшафтами, с одной стороны, и территориальными общественными системами, с другой. Востоковед Б. С. Ерасов полагал, что ГЭКС корректно отождествить с локальными цивилизациями, если понимать под ними не просто исторически сложившиеся группы людей, объединенных общностью истории, культуры, самосознания, психики и общих черт общественного строя, религии, мировоззрения. По его мнению, важной характеристикой цивилизаций является сеть взаимодействий, образованная общественным разделением труда индивидов и групп. Обмен, поддерживающий такую специализацию и, соответственно, место этнической группы и ее подразделений в разделении труда, включает хозяйственные связи, классовые и статусные системы, государство и бюрократию39. Таким образом, этносы оказываются промежуточным звеном в триаде “природная среда – население – социальные институты”.

Современный этап развития человечества характеризуется выходом сетей общественных отношений за пределы локальных цивилизаций. Существующая архитектура мироустройства достаточно адекватно описывается схемой центр – периферия, отражающей стороны социального противостояния и направления межцивилизационных противоречий. При этом сторонами современного конфликта оказываются не классы в традиционном марксистском понимании, а страны и народы. Анализ ресурсных, институциональных и ситуационных ограничений, с которыми сталкиваются в эпоху глобализации локальные цивилизации и составляющие их народы, невозможен без обращения к социальной, культурной и политической географии пространств, во взаимодействии с которыми сформировались соответствующие сообщества.

Арутюнов С. А. Силуэты этничности на цивилизационном фоне. М. ИНФРА-М, 2012.

Сущий С. Я., Дружинин А. Г. Геоэтнокультурная система // Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия. Учеб. пособие для студентов вузов. Изд. 3-е, доп. и перераб. М.: Аспект-Пресс, 2000. С. 182–184.

Этническое многообразие как cоциокультурный феномен Это обстоятельство побуждает дополнить социокультурный подход геополитическим. Геополитика зарекомендовала себя как эвристичный инструмент анализа в рамках миросистемного подхода. Она позволила увидеть, что фактором социокультурной динамики наряду с этническим конфликтом выступает межэтническая интеграция, обусловленная взаимной зависимостью участников цивилизационного, и шире, глобализационного процесса.

Еще одной причиной выбора геополитического подхода как комплиментарного и дополняющего социокультурный послужило наблюдение за ходом исторического процесса, одним из содержательных аспектов которого является повышение степени рефлексивности индивида. Аргументы в пользу этого положения обоснованы в трудах представителей немецкой классической философии, в диалектико-материалистической концепции К. Маркса и Ф. Энгельса. Эта точка зрения нашла поддержку и в религиозноидеалистических концепциях, например, в теории антропогенеза П. Тейяра де Шардена. С экзистенциальных позиций она нашла обоснование в философии истории К. Ясперса.

Косвенным выражением и эмпирическим проявлением повышения степени рефлексивности индивидов при переходе от традиционного общества к модерну является зафиксированное социологами расширение горизонтов социальной сравнимости. В норме человек сравнивает себя с теми, кто находится рядом. Расширение горизонтов социальной сравнимости в связи со становлением глобального мышления позволяет выбирать объект социального сравнения достаточно произвольно. В современных условиях этот выбор не обязательно ориентирован на территориальную близость или статусное сходство.

Более того, если в обществах, предшествующих модерну, неравенство рассматривалось как норма, то Просвещение необратимо изменило данное представление: выявленное в результате такого сравнения структурное или институциональное неравенство стало отождествляться с ущемлением прав человека. Национализм мобилизовал широкие слои социальных низов вокруг политических проектов, направленных на сокращение вызванной неравенством социальной дистанции, на ликвидацию колониализма, утверждение приоритета национальной независимости над прочими ценностями.

Осмыслить этот мировоззренческий сдвиг без применения глобальных моделей анализа невозможно.

Методологический арсенал глобального анализа широк и многообразен. Однако наиболее эвристичными для данной работы представляются геополитические концепты предельного уровня абстракции, такие как геополитический объект и геокультурная система. Из множества трактовок понятия геокультурная система наиболее инструментальной для данного исследования оказывается концепция геоэтнокультурных систем (ГЭКС).

ГЭКС представляют собой территориальную целостность, сформированную взаимодействием этносов с антропогенизированным природным ландшафтом и общественными системами (государством, социальными институтами, сообществами). Совокупность социокультурных характеристик ГЭКС (месторазвитие, место в структуре экономического обмена на макроуровне разделения труда, характер общественных институтов, аксиологическое ядро и т. п.), производных от ее взаимодействия с территорией как материальной основой, позволяет сформулировать определение локальной цивилизации как теоретического объекта. Под локальной цивилизацией в дальнейшем понимается устойчивая социокультурная общность, связанная своим происхождением с определенной территорией и развитием институционально-нормативных и ментально-ценностных механизмов самоорганизации общества на макроуровне социальной дифференциации человечества.

Концепция геоэтнокультурных систем открывает возможность сформулировать определение геополитического объекта (ГО) как эмпирического, под которым следует понимать конкретный регион планеты, с которым населяющие его этнические сообщества связаны образом жизни. Следовательно, структурным компонентом геополитического объекта является население, этнические характеристики которого должны быть с необходимостью включены в эмпирический анализ текущего и перспективного состояния ГО.

В следующей главе геополитика рассматривается как общественный феномен и инструмент научного анализа, позволяющий объяснить и понять, как этническое разнообразие становится геополитической детерминантой и объектом геополитических проекций.

Этническое многообразие как геополитическая проблема §4. Геополитика как научно-рациональный феномен Геополитика является одним из крупнейших интеллектуальных трендов, порожденных усилиями по преодолению кризиса классической рациональности с ее историческим оптимизмом, верой в прогресс и познаваемость мира, социальную справедливость. География модерна, постулировавшая существование мира как единого целого, была вдохновлена Великими географическими открытиями и успехами в астрономии и физической географии. Своими когнитивным усилием она создавала его картину, подчиненную принципам универсальности познания, взаимной дополнительности рационально-логического и эмпирического методов, адекватности картографических проекций географическим реалиям.

Кризис механицизма изменил дисциплинарную матрицу географии.

Как и всякая научная революция, геополитический поворот в географии имеет двойное происхождение: с одной стороны – внутринаучное, обусловленное развитием самог научного знания, с другой – общественное, детерминированное характером социальных изменений. Последнее обусловлено становлением империализма и завершением формирования мировой колониальной системы. Наметившийся во второй половине XIX – начале XX в.

передел мира побуждал “старые” европейские государства, прежде всего Англию и Францию, “зарезервировать” свои места в системе условных международных координат. “Новые” акторы международной политики, в частности США и Германия, стремились к переделу уже “поделенного”.

Экспансия отдельных стран и даже цивилизаций за пределы их исторических ареалов привела к образному “захвату” в реальном пространстве иных частей света, например, США, расположенные в Новом Свете, осмысливались как часть “западного” мира. В отличие от них страны Латинской Америки, расположенные в той же части света, к образному “Западу” отношения не имели. Процессы, происходившие в международных отношениях, нуждались в научном осмыслении.

Отцом-основателем геополитики принято считать немецкого географа Фридриха Ратцеля, который сформулировал основы “пространственного” подхода к изучению политики, отталкиваясь от популярной в конце XIX в. эволюционистской доктрины. Принципиально важным в этом подходе оказалось положение о взаимосвязи территории (“почвы”) и населения (“народа”), из которой рождаются государства. Сам термин “геополитика” был введен шведским географом Рудольфом Челленом, который обнаружил обусловленность политических процессов географическими факторами. Опираясь на идею Ратцеля о государстве как живом организме, Челлен предложил динамический подход к государству и его географическим атрибутам, заложив основы новой академической дисциплины, предметом которой стали технология управления и контроль над пространством1.

Ядром геополитики была политическая география, в центре внимания которой традиционно находится сила и мощь государства, прежде всего военная, выражающаяся в способности решать задачи внешней безопасности, а также территориального расширения. Это выводило на первый план в геополитических исследованиях проблему взаимосвязи власти, территории и ресурсов.

Интерес к ресурсным возможностям государства, с которыми связаны его сила и мощь, обусловил выход геополитики за пределы политической географии. В XX в. произошло усиление экономической составляющей методологической матрицы геополитики благодаря трудам Н. Кондратьева, Ф. Броделя, И. Валлерстайна2. Геоэкономика позволила объяснить, как экономическая мощь государства позволяет достигать внешнеполитических целей, перераспределять в свою пользу мировые ресурсы и власть, обеспечивать собственное экономическое, технологическое и инновационное развитие.

Распад СССР и конец биполярной модели мира предопределили кризис традиционной геополитической модели исследования. В настоящее время, по мнению В. А. Дергачева, она все более ориентируется на учет ряда цивилизационных факторов, что предполагает совмещение географического, исторического и социологического анализов3.

В современных исследованиях принято различать геостратегию и геополитику. Как полагает М. В. Ильин, геостратегические исследования нацелены на построение ресурсных моделей государств и отношений между ними в условных пространствах. Геополитика, по его мнению, имеет дело с качественно определенными пространствами, объединяя информацию о характеристиках самого пространства с информацией о способах политической организации в данном пространстве. В фокусе геополитики оказыРатцель Ф. Человечество как жизненное явление на земле. М.: ЛИБРОКОМ, 2011; Челлен Р. О политической науке, ее соотношении с другими отраслями знания и об изучении политического пространства // Полис. 2005. № 2. С. 115–126.

Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск: Полиграмма, 1993; Валлерстайн И. После либерализма: Пер. с англ./ Под ред. Б. Ю. Кагарлицкого. М.: Едиториал УРСС, 2003; Кондратьев Н. Д. Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения.

Избранные труды. М.: Экономика, 2002.

Дергачев В. А. Геополитика. Учеб. для вузов. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2004. [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://dergachev.ru/book-geop-2004/3.html.

Этническое многообразие как геополитическая проблема вается специфика взаимодействия географических факторов, включая антропный (население), с различными формами управления, возможности и ограничения, накладываемые географией и историей на организацию власти и управленческие практики4.

В современном развитии геополитической мысли выделяются следующие крупные направления: атлантизм, континентализм и прикладная геополитика. Атлантистские теории представлены работами Х. Маккиндера, А. Т. Мэхена, Н. Спайкмена и их современных последователей: Г. Киссинджера, С. Хантингтона, З. Бжезинского5. Эта англосаксонская традиция, исходя из функциональной ориентации населения, делит мир на народы суши и народы моря. Ее теоретики отстаивают постулат о доминировании народов и стран, тяготеющих к морю, над народами континента. Это обусловлено, с их точки зрения, ведущей ролью прибрежных цивилизаций, продуцирующих культурные импульсы, расходящиеся далее вглубь континентов. Данное направление обосновывает мировое лидерство народов моря, прежде всего представителей англо-саксонской культуры, развитием прогресса в научно-технической революции, позволившим добиться стратегического превосходства благодаря развитию технических средств. Ценностное содержание атлантистской доктрины базируется на догмате соперничества Запада и Востока, необходимости доминирования Запада в целях повсеместного распространения идеалов прогресса – конституционной демократии и прав человека в их либеральном понимании, как в наибольшей степени соответствующих идее гуманизма. Инструментом этой стратегии видится интеграция в западную цивилизацию всех обществ в Латинской Америке и Восточной Европе, культуры которых близки западным ценностям в такой “прогрессорской” интерпретации.

Противоположностью атлантизма является континентализм, геополитическая традиция, обосновывающая экономическую и политическую гегемонию одной страны или группы господствующих на континенте стран. Континенталистские школы возникали и развивались в России (Н. Я. Данилевский, В. И. Ламанский, А. Е. Вандам, евразийство), Германии (Ф. Ратцель, К. Хаусхофер, К. Шмит) и по определению невозможны в англосаксонском мире. В практическом плане реализацией континенталистских устремлений был советский геополитический проект. Его опыт Ильин М. В. Этапы становления внутренней геополитики России и Украины // Полис. 1998. № 3. С. 82–83.

Бжезинский З. Великая шахматная доска: господство Америки и его геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 1998; Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика? М.: Ладомир, 2002; Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2003.

был обобщен за пределами СССР русскими интеллектуалами в эмиграции (евразийцами). В постсоветский период континентализм реализуется в тесном экономическом и политическом сотрудничестве России и Европейского союза, в частности, в партнерских отношениях двух континентальных стран, России и Германии,, ответственных за стабильность на европейском континенте после распада биполярной модели мира.

В 1970-е гг. в геополитике формируются предпосылки для отказа от географического дуализма и деглобализации геополитического мышления.

Существенным моментом указанного тренда является феноменологизация пространства в географических исследованиях. Разнообразие регионов, стран, континентов затрудняет возможность формирования единого, при этом достаточно корректного географического образа мирового развития6.

Между тем, есть потребность ментально освоить не только обитаемое, но и необитаемое пространство. Свой вклад внесли массовые миграции и развитие туризма, желание людей путешествовать по миру. Стремление визуализировать представления о странах и регионах, сделать их более рельефными, входит в противоречие с необходимостью дистанцирования, отвлечения от политических, экономических и культурных деталей ради создания компактного, легко манипулируемого образа. На этом пути возникает осознание культурной опосредованности пространственных представлений и стремление постичь закономерности формирования коллективных пространственных представлений.