«ПАРСИЕВА Л.К., ГАЦАЛОВА Л.Б. ГРАММАТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ ЭМОТИВНОСТИ В ЯЗЫКЕ Владикавказ 2012 ББК 8.1. Парсиева Л.К., Гацалова Л.Б. Грамматические средства выражения эмотивности в языке. Монография. / Федеральное ...»

Федеральное государственное бюджетное учреждение науки

Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных

исследований им. В.И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А

ПАРСИЕВА Л.К., ГАЦАЛОВА Л.Б.

ГРАММАТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ

ЭМОТИВНОСТИ В ЯЗЫКЕ

Владикавказ 2012

ББК 8.1.

Парсиева Л.К., Гацалова Л.Б. Грамматические средства выражения эмотивности в языке. Монография. / Федеральное государственное бюджетное учреждение науки «Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И.

Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А» – Владикавказ: ИПО СОИГСИ, 2012.

ISBN доктор филологических наук В.Т. Дзахова;

Рецензенты:

кандидат филологических наук Р.Р. Шанаева В монографии исследуется эмотивный потенциал грамматических средств языка, рассматриваются особенности функционирования грамматических средств выражения эмотивности, а также анализ их лексикографического описания и перевода с одного языка на другой.

Книга адресуется преподавателям словесности, научным работникам, аспирантам и студентам-филологам.

ISBN © Парсиева Л.К. и Гацалова Л.Б.

© СОИГСИ,

В В ЕД Е Н И Е

Вербальное выражение эмоций относится к одной из основных функций человеческой речи. Эмоциональные явления лежат в основе эмоциональных состояний и эмоциональных отношений различной интенсивности и составляют сферу эмоциональности человека. Как психологическая категория, эмоциональность характеризует содержание, качество и динамику его эмоций. Трансформируясь в тексте в лингвистическую категорию эмотивности, эмоциональность может выступать в качестве предмета и способа отражения.

Грамматические средства являются чрезвычайно важной частью эмотивных ресурсов языка. Они отличаются большим разнообразием и дают широкие возможности автору текста для передачи собственных эмоций или для изображения эмоций персонажей.

Рассмотрение текста с точки зрения эмотивных языковых средств не сводится только лишь к их поуровневому анализу. Восприятие эмотивности предполагает использование комплексного описания средств выражения эмоций, когда синтаксический анализ основывается на данных семантического и прагматического уровней, а семантический аспект изучения рассматривается с учетом особенностей лексики, фразеологии и грамматики определенного языка.

Объектом исследования являются грамматические средства выражения эмотивности в современном осетинском и русском языках.

Цель работы – изучение эмотивного потенциала грамматических средств современного осетинского языка, исследование особенностей функционирования грамматических средств выражения эмотивности, многоплановое комплексное описание эмотивов в осетинском языке; выявление функциональной дифференциации и семантического содержания эмотивов в художественных текстах и в разговорной, а также анализ их лексикографического описания и перевода с одного языка на другой.

Методологическая основа и методы исследования.

Методологическую базу исследования составили концепции, представленные в трудах Л. В. Щербы, В. В. Виноградова, В. И. Шаховского, В. И Абаева, М. И. Исаева, Л. Б. Гацаловой, Л. К. Парсиевой и др.

Основными методами в настоящей работе являются:

– метод лингвистического описания (приёмы наблюдения, сопоставления, идентификации, дифференциации, типологизации исследуемого материала); – компаративный метод, позволяющий выявить сходства и различия ввыражения эмотивности в русском и осетинском языках;

– метод компонентного анализа, способствующий осмыслению семантической структуры интеръективизма;

– метод оппозиционного (парадигматического) анализа, позволяющий определить тождество и различие синонимичных знаков, их потенциальную способность употребляться в тождественной коммуникативной ситуации;

– метод дистрибутивного анализа, с помощью которого определяется вариативность ИЕ;

– также используются социолингвистический, психолингвистический и количественный методы.

При анализе прагматических значений и ситуативной семантики интеръективизмов использовался семантикостилистический метод лингвистического анализа текста, направленный на определение тончайших смысловых оттенков эмотивных выражений в художественных, публицистических и драматургических текстах. При анализе примеров из живой разговорной речи – метод опроса информантов.

В рамках исследуемой темы проведен многоаспектный анализ грамматических средств выражения эмотивности в современном осетинском языке: изучено функционирование эмотивных грамматических единиц в устной и письменной формах речи; выявлены особенности эмотивных, когнитивно-эмотивных и эмотивно-побудительных высказываний с точки зрения функционально-коммуникативного подхода. Определена национально-культурная специфика эмотивных устойчивых сочетаний и фразеологизмов, подробно рассмотрены гендерно-возрастные особенности выражения эмотивности в речи.

Важным аспектом изучения эмотивного потенциала языка является межъязыковая коммуникация. Эмотивные единицы выполняют значимую функцию в художественном тексте для создания художественного образа, характеристики речи персонажа, в силу их экспрессивного потенциала и этнокультурной специфики. Данные особенности следует учитывать при переводе художественного текста, чтобы не нарушить авторский замысел, передать исторический и национальный колорит, индивидуальный стиль автора и художественно-образное наполнение произведения. Поэтому особое внимание в работе уделяется переводу эмотивов и эмотивных образований, а также их лексикографической репрезентации.

Для получения объективных результатов в настоящем исследовании были решены следующие задачи:

1) изучение современных концепций эмотивности, обоснование собственной позиции по ряду теоретических вопросов;

2) исследование функционирования грамматических средств выражения эмотивности в тексте;

3) систематизация грамматических средств выражения эмотивности в языке;

4) проведение многокомпонентного компаративного анализа эмотивов в осетинском языке;

5) классификация эмотивных грамматических средств по их функционально-семантическим особенностям;

6) изучение общих и специфических черт в использовании эмотивов в устной и письменной формах речи в осетинском языке;

7) выявление особенностей передачи эмотивов с одного языка на другой и определение наиболее адекватных способов перевода интеръекционных единиц с учетом их национальной специфики;

8) изучение лексикографической репрезентации эмотивных образований (ЭО) в русском и осетинском языках в словарях разных видов и разработка их словарного описания.

В настоящем исследовании проведен функциональносемантический анализ грамматических средств выражения эмотивности в осетинском языке. Для каждого эмотива рассматривались максимально возможные варианты значений, учитывалось влияние условий их употребления на изменение семантического содержания.

1. Отражение эмотивности в языке На современном этапе развития языкознания общепризнанным является тесная взаимосвязь языка, мышления, психики и сознания. По мнению В. И. Шаховского, «языковое… выражение и ощущение эмоций невозможно без мыслительного опосредования», что проявляется в наличии в языке эмотивных знаков, «с помощью которых вербализуются эмоциональные отношения человека к миру» [Шаховский, 1983].

В исследованиях В. И. Шаховского обосновывается сущность эмотивного знака, эмотива с позиции психолингвистики. Отражение картины мира в человеческом сознании имеет интеллектуальную и аффективную сферы, так как эмоции неотделимы от сознания и мышления и тесно связаны с когнитивными процессами. «Эмоциональная сфера человека является отдельным пластом психического образа, который как бы надстраивается над познавательным и потому занимает положение между этим образом и внутренними психическими образованиями (потребностями, опытом и т.п.)» [Шаховский, 1983]. Когнитивные и эмоциональные процессы взаимообусловлены: когниция вызывает эмоции, так как она эмоциогенна, а эмоции воздействуют на когницию, так как они вмешиваются во все уровня когнитивных процессов, независимо от их различий они являются главными параметрами способности человеческого ума, опыта с личностными и социальными аспектами. Они тесно взаимосвязаны в структуре личности: когнитивные процессы сопровождаются эмоциями, эмоции когнитивно осмысляются. Основой адекватного восприятия и употребления слова, в том числе и эмотива, в речевом общении является понятие.

Рассматривая взаимовлияние эмоций и когниции, он указывает, что во всевозможных коммуникативных ситуациях человек систематически входит в разные отношения с людьми и объектами мира, испытывая к ним определенные эмоции. На практике доказано, что эмоции и мысли способны воссоздаваться в сознании синхронно, так как эмоции и эмоциональная память, являются одной из подсистем сознания.

В современных исследованиях деятельность личности, ее сознание, мышление, эмоции (как часть ее психики) и язык социально и неразрывно взаимосвязаны. В. И. Шаховский подчеркивает, что языковое сознание и ощущение эмоций не может осуществляться без работы сознания: «Вербализованная эмоциональность носит осмысленный характер.

Способность человека как языковой личности управлять вербальным выражением эмоций и пропускать их через ситуативные, социальные и др. фильтры в процессе коммуникации, и в зависимости от них, «упаковывать» одни и те же эмоции в различные языковые формы или вообще не «пропускать» их в язык указывает на интеллектуальность коммуникативной эмоциональности» [Шаховский, 1983: 309]. Вопрос трактовки когнитивных особенностей и концептуальной соотнесенности эмотивных единиц остается открытым для дискуссий, что объясняется различным пониманием и разнообразием подходов к изучению данного феномена.

Эмотивный языковой фонд постоянно пополняется в процессе интеръективации. Выделяются эмотивы, образованные от имен существительных, имен прилагательных, глаголов, наречий, частиц, звукоподражательных слов, устойчивых сочетаний. Переход слов из одной части речи в другую наблюдается в языке неизменно постоянно. Слова, используемые в качестве эмотивов, могут употребляться также и в своем исходном значении. В. Т. Косов рассматривает это как процесс распада слова на омонимы: знаменательное слово с прежним лексическим значением и эмотив с новым лексическим значением – выражение эмоций или волеизъявления [Косов 1963: 21].

Основной областью использования эмотивов является разговорная речь, где структурная и семантическая аморфность лингвистических единиц возмещается естественной ситуативностью речи. Другой сферой активного употребления интеръекционных единиц является художественная литература, в которой авторская речь, речь героев и персонажей, ориентирована на разговорную речь. Эмотивные единицы усиливают экспрессивность речи персонажа, делая ее запоминающейся, узнаваемой, способствует раскрытию образа персонажа путем детализации его эмотивно-психологической сферы. Конвенциональный, закрепленный в словарях характер значения некоторых эмотивных единиц позволяет им выступать в качестве речевых социолингвистических маркеров, тем самым, способствуя типизации персонажей по тому или иному социолингвистическому признаку. Нередко эту роль выполняют эмотивные единицы, носящие эвфемистический характер [Хван, 2005].

Рассмотрим употребление эмотивов в художественном диалоге и устной разговорной речи.

Субстантивные эмотивные единицы В русском языке большое количество эмотивов образовано от вокативных форм имен существительных: батюшки, Боже, Господи, мама, мамочки, матушки и др.

Переходу вокативов в интеръективизмы способствовала в первую очередь утрата именами существительными вследствие исторического развития русского языка звательной формы. Эта утрата привела к отсутствию у застывших эмоционально окрашенных звательных форм омонимов в системе форм имени существительного, что ускорило процесс десемантизации, начавшийся при архаизации данных понятий [Середа, 2005].

В русском языке, в результате произошедших в России на рубеже XIX-XX вв. известных социально-исторических процессов, существенно сузилась область употребления таких слов, как «Бог», «Господь», «матушка» и «батюшка».

Они стали использоваться преимущественно внутри церковного общения: первые два – как сакральные слова, последние – как обозначения супружеской четы священнослужителей, причем первые два понятия насильственно выводилось из словарного запаса русского языка. Ограничение лексического значения и усиление роли эмоционально-экспрессивной характеристики со временем привело к полной десемантизации таких слов, как «Боже!», «Господи!», «Матушки!», «Батюшки!» [Середа, 2005].

В речи встречается как отдельно, так и с расширением:

батюшки мои, батюшки-святы, батюшки родимые и т.д.

Например:

Он…глянул в окно и ахнул:

– Весна-а!… Батюшки, тра-авка! А земля-то, земля! В чаду вся! Преет!

(В. Астафьев. Пастух и пастушка).

Человек внезапно насторожился весь, глаз беспокойно бегал… «Батюшки мои! не соврал ли я, не смеются ли надо мною», – казалось, говорил этот уторопленный взгляд… (И. Тургенев. Ася).

В данном примере «батюшки мои» выражает беспокойство, в нижеследующих – удивление.

«Батюшки мои!» Да как было и не удивляться, когда пыльной Сосновской улицей двигался джентльмен английской выпечки… (В. Липатов. И это все о нем…) – Батюшки мои! – ахнул дед, разглядевши хорошенько:

что за чудища! рожи на рожи, как говорится, не видно (Н. Гоголь. Пропавшая грамота).

Следует отметить, что встречается различное написание данного интеръективизма, с расширением светы/святы:

– В кухне из-под кровати человеческие ноги торчат. Ухватился за них, тяну. Батюшки-светы, как завизжит кто-то под кроватью на поросячий манер!

(М. Шолохов. Поднятая целина).

В два прыжка вымахнул я на крыльцо, распахнул дверь в куть. Батюшки-святы, что тут делается! Народу полна изба!

(В. Астафьев. Осенние грусти и радости).

– Батюшки родимые!.. Одна вода кругом… Едем мы без дороги, по колено в воде, по озерам… (А. Толстой. Детство Никиты).

В художественных текстах также встречаем употребление ИЕ отцы святители, святители угодники, святые угодники для выражения испуга, изумления, раздражения, например:

– Батюшки мои, это я вместо водки керосину выпил! – ужаснулся он. – Святители угодники!

(А. Чехов. Неосторожность).

В данном примере эмоциональное состояние персонажа передается с помощью единиц батюшки мои и святители угодники, образованных от вокативов.

– Святые угодники, – да ведь я своей смертью с вами не помру! Кто тебе позволил? Сейчас же перестань! Не дорос еще отцовским топором махать (П. Проскурин. Полуденные сны).

Такое же частотное употребление в художественной литературе имеют ИЕ образованные от существительного мать: матушки, мать моя, мать честная и т.п.

Например, выражение удивления, внезапной догадки:

Парень хотел было слово молвить, вдруг его как по затылку стукнуло.

– Мать ты моя, да ведь это сама Хозяйка!

(П. Бажов. Медной горы хозяйка).

Дверь отворилась, и здравствуйте… гляжу –мать царица!

– входят к нам в комнату хозяин с хозяйкой и три работника (А. Чехов).

В данном случае эмотив передает удивление от неожиданной встречи.

Пошли в сад. Доктор шел впереди всех и говорил восторженно:

– Вот так воздух! Мать честная, вот так воздух!

(А. Чехов. Моя жизнь).

В вышеприведенном примере интеръекционная единица выражает восторг, восхищение. В зависимости от речевой ситуации с помощью данной ИЕ передается изумление, испуг, неодобрение, порицание:

– Так, значит, уходим? – Следнев заторопился и, взглянув на часы, по своей обычной привычке присвистнул: – Мать честная! В этакое время в дом ввалиться!

(Л. Обухова. Заноза).

Нередко в художественном тексте функционирует ИЕ мама, мама родная, мамочки мои и др. С целью усиления выражения степени эмоционального состояния говорящего, производный ИЕ употребляется с непроизводным: ай, ой, ах ты и др.

Например, выражение испуга, ужаса:

А барышня, пассажирка, встала на цыпочки, растопырила пальцы, машет руками, точно лететь собралась, кричит:

– Ай, мама!

Ну, я обернулся и вижу – действительно «мама»! Удав, понимаете, залез в парашют, огромный удав, метров в тридцать (А. Некрасов. Приключения капитана Врунгеля).

И откуда, хотелось бы знать, здесь взялась эта тряпочка?.. Ой! – страшная догадка вдруг осенила Пятачка. – Мама! Мамочка!»

(А. Милн. Винни-Пух и все-все-все. Перевод Б. Заходера).

Санька одурела: надо было стыдиться, она же, как безумная уставила дышащие зрачки на жениха. Вдруг вздохнула – и шепотом: «Ой, мама родная…»

(А. Толстой. Петр Первый).

Левкина сунула верхний снимок подруге:

– Любуйся!

Наташа машинально посмотрела на карточку и взвизгнула:

– Ой, мама!

Ей было от чего испугаться. Фотография запечатлела Машу, но в каком виде!

(Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

Для выражения удивления, изумления с семантическим компонентом неожиданности также употребляется ИЕ мама, например:

Очень довольная тем, что хоть заочно сумела договориться с Левкиной о встрече, я вернулась в ванную, глянула на себя в зеркало.

– Мама! – невольно вырвалось у меня.

Теперь коричневый тон кожи на лице где то потемнел, а где то посветлел. Я стала похожа на собаку породы далматин.

(Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

Следует отметить, что в устной речи наиболее часто встречается употребление эмотивной единицы мама, мамочка (мамочки) и т.п.

– Ой, мамочки! Что я сегодня узнала, не поверите, если расскажу… – Мама дорогая! что у тебя тут такое случилось без нас?

рассказывай уже!..

– Ой, ну, заинтриговала, давай уже, колись!..

В данном примере, записанном нами из разговора трех подруг-студенток, «ой, мамочки» выражает сильное эмоциональное возбуждение, изумление, «мама дорогая» употребляется в роли эмоционального элемента, передающего экспрессивную окраску и выражающего значение удивления, интерес к ожидаемой информации, то есть в обоих случаях описываемые единицы являются эмотивами. Данные ИЕ в устной разговорной речи могут выражать самый различный спектр эмоций: испуг, радость, восторг, удивление, иронию, недовольство, возмущение и т.д. В русском языке одними из наиболее частотных интеръективизмов, образованных от вокативных имен существительных являются ИЕ «Господи!», «боже», «боже ты мой» и т.д. Эти выражения давно приобрели функцию выражения эмоций и эмоциональнооценочного отношения к происходящему. Следует отметить, что до настоящего времени нет однозначного мнения о том, являются ли эти выражения обращением к высшим силам с целью получения помощи, силы, удачи, защиты или представляют собой выражение эмоционально-экспрессивного отношения к речевой ситуации, так как определить их семантическое наполнение бывает достаточно сложно.

Например, выражение недовольства, возмущения, гнева:

…На двери флигеля было написано: ДОМОВОЙ. Рука Короткова уже протянулась к кнопке, как глаза его прочитали: по случаю смерти свидетельства не выдаются.

– Ах ты Господи, – досадливо воскликнул Коротков, – что же это за неудачи на каждом шагу (Булгаков. Дьяволиада).

– Привязалась к старику, дуреха! Он по своей стариковской надобности, а она… тьфу, Господи, да и глупая!

(Шолохов. Тихий Дон).

– Господи, владыко! – простонал мой Савельич. – Заячий тулуп почти новешенький! и добро бы кому, а то пьянице оголтелому!

(А. Пушкин. Капитанская дочка).

Нет, ответь, ты любишь меня?

– Точно.

– Что «точно»? Неужели трудно сказать жене: «Милая, я тебя обожаю, ты самая лучшая»?

– О господи… – прошипел Куприн. – Между прочим, я нахожусь на работе. Нельзя же быть такой дурой!

– Значит, сидя на службе, обозвать супругу дурой можно, а произнести вслух слова любви никак? – возмутилась я. – Мне не хватает твоего внимания!

(Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

Удивление, возмущение, недовольство, упрек также нередко выражаются с помощью данных ИЕ:

– Господи, боже мой! никак колокольчик? – сказала она и бросилась к балкону.

(И. Гончаров. Обыкновенная история).

В данном примере сложное эмоциональное состояние персонажа, испытывающего одновременно несколько эмоций, передается с помощью использования ИЕ господи, боже мой, например:

– Боже мой! – закричала Марья Гавриловна, – и вы не знаете, что сделалось с бедной вашей женою?

(А. Пушкин. Метель.) Ф а м у с о в. Моя судьба еще ли не плачевна?

Ах! Боже мой! Что станет говорить Княгиня Марья Алексевна!

(А. Грибоедов. Горе от ума).

Хорошо помню, как прошлой зимой, придя домой, Олег со стоном сообщил:

– Боже! Ну, почему народ у нас такой странный? Все видели машину и то, что у нее имелось четыре колеса. Но на этом одинаковые показания заканчиваются. Далее следует бред. На дороге стояли: «Жигули», «Волга», «Мерседес», «Вольво», «Ока». Цвет: черный, серый, синий, зеленый, голубой… (Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

Выражение радости, восторга, удивления:

– Боже мой! Сегодня утором проснулась, увидела массу света, увидела весну, и радость заволновалась в моей душе, захотелось на родину страстно (А. Чехов. Три сестры).

И вот я сижу перед ней, – подумал я, – я с ней познакомился… какое счастье, боже мой!

(И. Тургенев. Первая любовь).

Боже праведный! Что за угрюмое, босое лицо взглянуло на меня из зеркала! Я не хотел верить своим глазам!

(А. Куприн. Как я был актером).

Значительное количество эмотивов образовано от существительного «черт». Употребление данного слова в качестве обращения русском языке всегда было ограничено, табуировано из религиозных побуждений, поэтому в письменных источниках не зафиксировано употребление маркированной формы вокатива этого слова со специфической флексией -е (черте). В современном русском языке это слово преимущественно используется в роли междометия [Середа, 2005].

При употреблении в речи слово черт выражает недовольство, раздражение, досаду, удивление, значительно реже – восхищение, радость.

Например, выражение удивления:

– О, хороший закон – это великая вещь! И у нас есть суровые законы, но они нам полезны, и мы их уважаем… – Черт! Что он говорит! – смеясь, Петр опрокинул высокий кубок на птичьей ножке. – Поговорил бы он так в Кремле… Слышь, Франц, обморок бы их там хватил… (А. Толстой. Петр Первый).

Трясущимися руками я вытащила из сумочки паспорт и шмякнула его на стол.

– Смотрите!

Безукоризненно чистыми пальцами с отполированными ногтями Илья Германович перелистнул странички и воскликнул:

– О черт! Пардон, случайно с языка слетело.

– Я что, так ужасно смотрюсь? На седьмой десяток?

– Ну… э… нет… э… Меня ввели в заблуждение грыжи.

– Понятно.

(Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

Наиболее частотным является использование данного интеръективизма для выражения эмоциональных состояний гнева, раздражения, неудовольствия:

– Говори: где Федор? Был он у тебя ночью?

– А ну веди в шалаш!

Вошли – отец впереди, почерневший Митька сзади.

Вдруг что-то зашелестело.

– Ах ты черт! – выругался отец и остервенело посмотрел на Митьку (М. Шолохов. Бахчевник).

– Расьоль! – прервал Суворов готовые сорваться у француза с языка излияния. У вас что-то под глазом?

– Это? Ух, черт, болит!.. Это – кровавый знак страсти.

Ну и взбучку она мне устроила, я вам доложу!..

(А. Черчесов. Вилла Бель-Летра).

Выражение восхищения, радости:

– Ч-черт! – шепчет мой приказчик с завистью и восхищением. – Здорово заливает глаза мужику! Учись! Учись!

Учись!

(М. Горький. В людях).

В значении недовольства, досады, возмущения, негодования обычно выступает ИЕ дьявол. Данный интеръективизм является менее употребляемым, чем черт, но в речи выполняет ту же функцию. Например:

– О, дьявол! – выругался Илья, оступившись в какую-то яму, полную грязи и снега… (М. Горький. Трое).

– Бум! Бах! Тарарах! – донеслось со стороны базы.

– О, дьявол! – пробормотал Фокин. – Это еще зачем?

(Стругацкие. Полдень XXII век).

– Куда тебя несет, дьявол! Не видишь разве, что едешь на людей!.. – услышал Бобров впереди грубый окрик (А. Куприн. Молох).

Такую же семантическую нагрузку имеет слово дьявольщина:

– Дьявольщина! – заорал в темноте Фокин. – Кто здесь?

(Стругацкие. Полдень XXII век).

Существенным источником пополнения интеръективизмов являются оценочно-характеризующие существительные: беда, вздор, ужас, крышка, конец, смерть и т.п.

Например, ИЕ используется в речи для выражения разочарования, досады:

– Только жена у него из русских, – такая-то собака, что не приведи бог. Грабит народ. Беда.

(Л. Толстой. Воскресение).

З а б е л и н. И вы явились меня просветить?

Р ы б а к о в. А что же вы думали? Конечно!

Забелин (хохочет). Беда… (Н. Погодин. Кремлевские куранты).

Этот же эмотив может передавать восхищение, гордость, самолюбование:

В а с я. Какой у меня, дядюшка Аристарх, характер!

Беда! Тоже в обиду не дадимся (Островский. Горячее сердце).

При выражении категорического отрицания, несогласия с оттенком возмущения употребляется ИЕ вздор:

– Позвольте с вами не рассчитаться, – проскулил убитый Степа и стал искать бумажник.

– Вздор! – воскликнул гастролер… (М. Булгаков. Мастер и Маргарита).

– Вздор! – крикнул Иван Федорович почти в исступлении. – Дмитрий не пойдет грабить деньги, да еще убивать при этом отца.

(Ф. Достоевский. Братья Карамазовы).

К о ч к а р е в. Жениться ведь вздумал?

П о д к о л е с и н. Вот вздор: совсем и не думал (Н. Гоголь. Женитьба).

Изумление, негодование, испуг, негативная оценка может быть выражена интеръективизмами жуть, чушь:

– Видал, как туда тянули снаряды и прочее?

– Видал.

– А, к примеру, ежели их поджечь, что оно получится?

Дед Александр толкнул Петьку локтем в бок, улыбнулся: – Жуть!

(М. Шолохов. Путь-дорожка).

– По-моему, ты вроде был к ней неравнодушен, а?

– Чу-ушь! – ответил Владимир презрительно (Ю. Бондарев. Выбор).

ИЕ кошмар часто употребляется как в устной, так и в письменной речи. Выступает в значении негодования, удивления, недовольства, например:

Дальше говорить было невозможно. Все повскакали с мест. Все кричали….молоденькая учительница английского языка… сложила накрашенные губы в гримасу, которая как бы говорила: «Кошмар! И это в присутствии учителя!»

(А. Кузнецова. Земной поклон).

– А мне Витьку из садика брать, после семи не держат.

Дома обеда нет – кошмар!

(И. Грекова. Кафедра).

В зависимости от речевой ситуации, интонации оно может передавать ироническое отношение к чему-либо:

– Ты представляешь, он меня не дождался… – Кошмар, ты ведь всего на два часа опоздала!

Контекст, речевая ситуация является определяющей для семантического содержания эмотивной единицы. Так, слово красота может выражать одобрение, восхищение, радость:

– Давно? – картавя, тараторила Иринка. – Только что?

Вот красота!.. А мы тебя через неделю ждали!

(Мальцев. От всего сердца).

– Вчера закрыла сессию досрочно, уже и в зачетку все оценки поставили! Красота!

Этим же интеръективизмом выражается негативная оценка, ирония, недовольство, возмущение:

– Видела вчера твоего дружка – красота! еле на ногах стоит, шатается, перегаром от него за километр несет… – Ну что обвели тебя вокруг пальца? Красота!

Восторг, изумление может передавать ИЕ чудо:

– Вам правда понравилась пантомима? – улыбнулась она Цветухину.

– Очень. Я в восторге от корсара… Как он сыграл! Чудо!

(К. Федин. Первые радости).

Восторг, восхищение может быть передано с помощью интеръективизма фантастика:

– Сегодня нас возили на экскурсию в горы. Мы отдохнули, повеселились, фантастика!

В зависимости от контекста, интонации, с которой произносится интеръекционная единица, это же ИЕ может передавать удивление, недовольство:

– Ну, что, как успехи?

– Ну, что ты получил сегодня?

– Не сдал, теперь только после сессии… – Фантастика! А говорил, что все знаешь… Мои родители соблюдали очередность: одно письмо – от отца, другое – от мамы, одно – от отца, другое – от мамы… порядок ни разу не нарушался… – Фантастика! – сказала однажды бабушка. – Хоть бы раз перепутали очередь!

(А. Алексин. А тем временем где-то…) При выражении одобрения, согласия употребляется ИЕ дело, дела, часто в сочетании со словами во, вот так, вот это… и т. д.

Г л у м о в. тоб со стороны не подумали чего дурного, ведь люди злы, вы меня познакомьте с Турусиной… М а м а е в. Вот, вот, вот. Дело, дело!

(А. Островский. На всякого мудреца довольно простоты).

– Эй, товарищи! Да ты к хозяйке присуседился. Знать, не нужна тебе водка, а нужна молодка, дело, брат, дело!..

(А. Пушкин. Борис Годунов).

– Вот если б, например, с тобой у нас Такая дружба завелась:

Скажу я смело, мы б и не видели, Как время бы летело.

– А как же? Это дело!

(А. Крылов. Собачья дружба).

Для выражения удивления, изумления нередко употребляется интеръективизм дела:

– Ну и дела… Ай да наш тихоня Кеша… – изумился Иван Иванович Заграничный (Е. Евтушенко. Ягодные места).

В этом же значении употребляется в нижеприведенных примерах ИЕ во дела! Следует отметить, что наблюдается различное оформление данного интеръективизма знаками препинания.

– Ищу, ищу – никак не могу найти… Вот тут где-то была! Пошел в Грешнево, где, говорю, Козловка стояла? У стариков спрашиваю, а они тоже ничего не знают. Во дела!

Я говорю, как же так?! Козловкий не знаете?!

(Г. Семенов. Реквием).

– Все твои сверстники – люди! А ты, любимый ученичок – кандидат в дураки! И так и сгниёшь где-нибудь в тайге… – Во! Дела! Сбесилась!

(Ю. Сбитнев. Костер в белой ночи).

Одним из наиболее часто употребляемых в устной и письменной речи является интеръекционная единица ужас!

Интересно заметить, что это слово в качестве эмотивного образования способно выражать самый широкий спектр эмоций. В зависимости от речевой ситуации оно может сочетать в себе признаки когнитивного и эмотивного интеръективизма – отражать состояние сознания и мыслей говорящего и одновременно передавать его эмоции.

Например, выражение изумления, негодования, возмущения:

Сегодня двоюродную сестру мою Сашу встретила!

Ужас! И она погибнет, бедная!

(Ф. Достоевский. Бедные люди).

– А говоришь ты как? Ужас! Вместо кваритира – фатера, вместо эвакуироваться – экуироваться, вместо как будто – кубыть… (М. Шолохов. Тихий Дон).

Курящие дети! Ужас!! Я обрушила на головы мальчиков все свои громы и молнии… (И. Грекова. Кафедра).

В разговорной речи этот же интеръективизм довольно часто используется для выражения положительных эмоций:

радости, удовольствия, восхищения и т.д. По имеющемуся у нас лингвистическому материалу, можно утверждать, что наиболее активно это слово для выражения эмоционального состояния и оценки употребляется в речи женщин. Выступает как ответная реакция на вербальный или невербальный стимул. Рассмотрим некоторые примеры:

– Девчонки! Ужа-ас! Они сегодня приезжают!!!

Ужа-ас!

В приведенном примере, описываемая ИЕ передает радость, восторженное состояние субъекта, что сановится понятным лишь благодаря соответствующей интонации, жестам мимике. В зависимости от речевой ситуации данное выражение может передавать беспокойство, тревогу, досаду и т.п.

– Ужа-а-ас!!! Какая красота, я и представить не могла, что здесь все вокруг та-ак!

– Ну, ты и фигурку себе сбацала, ужас! Как тебе так быстро это удалось!?

В данных примерах восхищение передается эмотивом и соответствующим контекстом.

Негативную оценку, недовольство, возмущение передает интеръективизм холера. По имеющемуся у нас лингвистическому материалу, можно отметить, что данное слово в качестве ИЕ чаще используется в речи представителей старшего и среднего поколения, употребляется как реакция на высказывание собеседника, собственную мысль или действие.

– Забрал он у меня всю мою пенсию, вот сижу теперь без копеечки… – Холера! Так зачем ты его это… вообще в дом пустила?..

– Чем-то горелым пахнет… – Холера! Пирог, наверно, пригорел!..

Отрицание, несогласие, отказ в сочетании с возмущением выражается ИЕ дудки:

– … правительство еще продолжает по старой привычке коситься на общественные организации, но уже ясно, что без нас ему теперь не обойтись. Дудки-с!

(А. Толстой. Хождение по мукам).

– А оправдывать то, чего не понимаешь, да еще служить этому, – дудки!

(Гранин. Иду на грозу).

– А все-таки мы тебя вылечим!

– Ну, это дудки (И. Тургенев. Отцы и дети).

Подтверждение чего-либо, согласие выражается ИЕ факт. Имеет употребление в качестве ответной реакции на вербальный или невербальный стимул, встречается как в устной, так и в письменной речи. Например:

– Горькие слова ты мне наговорил, но насквозь правильные, факт! Только ради бога, не думай, что я – безнадежный!

(М. Шолохов. Поднятая целина).

– Я уже говорил и ему, и Разметнову, повторю и тебе:

плохо вы ведете работу по вовлечению в партию хороших колхозников, преданных нашему делу людей. Очень плохо!

А хорошие ребята в колхозе есть, согласен?

(М. Шолохов. Поднятая целина).

– Ну, признайся теперь, что дура была, – сказала Ася.

– Факт, – согласилась Люда.

(И. Грекова. Кафедра).

– Я командир или нет? Командир я, спрашиваю?

– Факт! – спокойно согласился Чубук (А. Гайдар. Школа).

Выражение согласия передает интеръективизм добро (ну, добро):

– Добро! – сказал он ей после некоторого молчания, – жди себе кого хочешь в избавители, а покамест сиди в этой комнате (А. Пушкин. Дубровский).

– Добро, – сказал князь, когда выслушал он Улики царьградского мниха, – Тобою, отец, я теперь убежден (А. Толстой. Песня о походе Владимира на Корсунь).

– Добро, – сказала комендантша, – так и быть, отправим Машу (А. Пушкин. Капитанская дочка).

Несогласие, отказ, возражение, с оттенком досады выражают ИЕ фиг, фигушку, кукиш, шиш, выступающие в речи как реакция слушающего на определенную речевую ситуацию, вербальный стимул. Сопровождается характерным жестом. Например:

– Эге, нет! Ко мне с подозрением, а я распахиваться должна? Меня обводят вокруг пальца, а я осторожности не соблюдай? Фигушку!

(Н. Воронов. Макушка лета).

– Ну, давай, извиняйся, я готов… – Шиш, не дождешься!

В молодежной речи, на основе оценочно-характеризующих имен существительных образуются окказиональные эмотивные неологизмы: абзац, писец, копец, кранты.

Е. В. Середа указывает, что данные эмотивные единицы появились в речи как эвфемизмы, заменяющие неприличные слова из лексики, находящейся за пределами литературного языка и потому не имеющей права на широкое и гласное употребление. Такие узко ограниченные слова неприемлемы для молодежной лексики, так как вся она рассчитана на внедрение в активный запас всего современного русского языка. По значению эти эмотивы синонимичны непервообразным эмоциональным интеръективам, передающим оценочно-интеллектуальные значения, конец, ужас, кошмар и отличаются от них пейоративным (уничижительным) оттенком значения. Процесс эвфемизации при образовании эмотивов в молодежной лексике тесно связан с обратным процессом – процессом дисфемизации – заменой нейтрального в эмоциональном и стилистическом отношении слова более грубым, пренебрежительным и т.п. Любая замена грубого, непристойного слова не ограничивается полным устранением этого слова из лексикона – создается новое слово, по звучанию схожее с устраняемым оригиналом, для этого либо просто берется фонетически сходная лексема, либо видоизменяются под «оригинал», имеющиеся в языке эмоциональные синонимы или синонимичные по значению оценочно-характеризующие имена существительные, находящиеся в зоне ближней периферии эмотивной системы – копец (из конец), кранты (из крах) [Середа, 2000].

Эмоционально-нейтральные слова или выражения, используемые вместо синонимичных слов или выражений, представляющихся говорящему грубыми или некорректными, имеют частотное употребление в устной речи, могут выражать разнообразные эмоции, в зависимости от интонации, мимики, жестикуляции говорящего, а также контекста.

Одним из наиболее употребляемых в настоящее время является эмотив блин. Следует отметить, что данный интеръективизм очень активно используется в речи представителями различных возрастных групп как мужчинами, так и женщинами. В устной речи может иметь разнообразные значения, передавать противоположные эмоции.

Например, выражение припоминания, понимания чего-либо в сочетании с досадой:

– Блин! мобильник забыл, подожди, сбегаю за ним… В приведенном примере междометие используется в качестве реакции на собственную мысль.

Неожиданно задремала, а когда открыла глаза и глянула на часы, те показывали начало второго.

С воплем: «Блин!» – вылетела из квартиры и вскочила в лифт, где стояла я, желавшая выйти. Поругавшись со мной, девушка доехала до нужного этажа.

(Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

Выражение, недовольства, досады:

– Сегодня он не принимает, неприёмный день у него, ты завтра приходи… – Во, блин, зря тащилась только… Эмоциональное состояние радости, восторга:

– У меня новость обалденная, блин, сама не верю!.. Мы поедем на конкурс!

В нижеследующем примере эмоциональное состояние недовольства, возмущения, несогласия выражено непроизводным ага и вторичным блин:

– Родину защищал! – орал Вовочка в тенниске, чуть не колотя себя в грудь.

– Ага! Защищал, блин! Под вольтанутого закосил и дома дослуживал, – запальчиво бросил Вовочка в костюме, но осёкся. Нельзя было, конечно, пускать в ход этот сокрушительный аргумент. Как термоядерный удар, он не разбирал, кто его наносит, он сжигал и победителей, и побежденных (Е. Лукиин. Амёба).

В различных конситуациях блин выступает в речи как слово-паразит, интересно отметить, что данная интеръекционная единица довольно часто встречается в разговорной речи осетин, при общении на родном языке:

– Абон ацудзыстм хъум?..

– Блин, ферох м, ницы сын загътон, цй, удта райсом ацум?… «– Сегодня поедем в село?..

– Блин, забыл я, ничего им не сказал, ну, может, завтра поедем?»

– Райсом нм зачёт уыдзн, фондз сахатыл… – Блин, чи загъта уый? Иу бонм цы хъуам сахуыр кнон?..

– Иу бонм цм? Мйы разм нын куы дзырдтой… – Блин!.. з ницы хъуыды кнын… Кд з н уыдтн… «– Завтра у нас зачет будет, в пять часов… – Блин, кто это сказал? За один день я что выучить должен?

– Почему за один? Месяц назад нам об этом говорили… – Блин!.. я не помню… Может, меня не было?»

Таким образом, можно отметить, что в приведенном примере употребляется заимствованный эмотив из русского в осетинский язык, что в последнее время наблюдается достаточно часто.

Эмотивы, соотносимые с глаголом Значительное количество производных эмотивов соотносятся с глагольными формами. Среди них выделяют следующие группы:

а) не имеющие функциональных омонимов в глагольных формах: прыг, хвать, толк, скок и т.д.

б) имеющие функциональные омонимы в современных глагольных формах: видал!, подумаешь!, слушай! и т.д. [Середа, 2005].

Выражение отрицания, несогласия, отказа, передает ИЕ будет!

– Можно поиграть?

– Будет! Марш спать!

(В. Меликян).

– Ну, будет, будет, – сказал он, успокаивая собаку… (М. Пришвин. Кладовая солнца).

Будет также передает призыв к прекращению какого-либо действия, то есть выступает в качестве волитивного эмотива:

– Будет, не плачь, девушка, – глядя в сторону суровым тоном проговорил Лёнька.

(М. Горький. Дед Архип и Лёнька).

Варажение неодобрения, возмущения, негативной оценки, иронии способны передавать ИЕ видал, видишь, видите.

– Вон какие люди хворают, да и то к врачам ходют, а он, видите, не может задницу свою показать. Кому она нужна к черту!.. там глядеть не на что… (Шукшин. Операция Ефима Пьяных).

– Видал! Так он и не принес мне ничего, а как уверял меня, клялся, что сегодня все будет у меня… Удивление, негодование может быть передано эмотивом вишь (от видишь).

Один большой осколок, шумно, как куропатка, фырча на излете, пролетел над ними и шлепнулся возле самой ямы.

– Вишь, проклятый, куда достал! Чуть-чуть не попал.

(В. Овечкин. С фронтовым приветом), – Вишь! – неопределенно усмехнулся Рогожин, не совсем понимая неясную мысль князя.

(Ф. Достоевский. Идиот).

– Вишь, плеснула, – прибавил он, повернув лицо в направлении реки: должно быть щука.

(И. Тургенев. Записки охотника).

Угрозу, предупреждение об опасности, предостережение выражает интеръекционная единица гляди!

– Гляди, Ефим, не оступись!.. Поперек дороги не становись нам!.. Как жили, так и будем жить, а ты отойди в сторону!

(М. Шолохов. Смертный враг.) Дед лукаво погрозил Гешке согнутым пальцем:

– Чего это ты удумал? Гляди!

(Л. Кассиль. Черемыш, брат героя).

– Что же это ты, старина, принаряжаться да прихорашиваться стал? Гляди, как бы она тебя… Знаешь, какие они, казачки!

(М. Алексеев. Дивизионка) Пантелей Прокофьевич встал. Взвешивая слова, опасливо советовал:

– Гляди, поскользнешься – беды наживешь!

(М. Шолохов. Тихий Дон).

Данная интеръекционная единица может также передавать удивление:

– Гляди-ко! Сила у меня стариковская, совсем на исходе, а колю не хуже твоего.

(П. Бажов. Живинка в деле).

– Гляди! Как это у людей все получается! Как по-щучьему веленью!..

Выражение раздражения, недовольства, возмущения в разговорной речи часто передается с помощью ИЕ достал (-а, – о, – и), производного от глагола «достать», семантически соответствует глаголу надоедать. Например:

– Дай мне, дай теперь я поиграю, не только тебе купили, дай я!..

– Достал! На, забери… – Ну, давай пойдем, погуляем по набережной, сколько можно за компьютером сидеть!

– Достала! Я работаю!..

– Все достало уже! Хоть сбегай на необитаемый остров!

Точно, уволюсь, все достало!..

Данный интеръективизм имеет широкое употребление в разговорной речи. По нашим данным, чаще всего оно встречается в речи молодежи и представителей среднего возраста, а также в речи детей школьного возраста, люди старшего поколения выражают свои эмоции с помощью ИЕ достал значительно реже, (всего 4 случая употребления).

Злорадство, недовольство, досада нередко выражаются эмотивным образованием допрыгался.

Бим вытянул шею, оскалил зубы… Женщина в ночной рубахе орала на Серого:

– Допрыгался! Укуси-ит!

(Г. Троепольский. Белый Бим Черное ухо).

– Ого! Не включается, а я вчера уходил – он работал… – Допрыгался! Сутками его (компьютер) не выключал, а теперь – «не включается!» Сиди теперь, у меня денег нет тебе на игрушки… Категорическое отрицание, несогласие в сочетании с неодобрением предается интеръективами жди, дожидайся, иногда с повтором: жди, жди! жди-ожидай! Например:

– Бате-то, сказывают, плохо. Потом война, убить ни за что, ни про что могут. Ты имущество-то перерыл?

– Нет, оставлю на старом!.. Жди!..

(Вс. Иванов. Голубые пески).

Теперь ему объявили десять лет лагерей, но это же, конечно, злая шутка, это разъяснится?..

О, да, разъяснится, голубчик, жди!

(А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг).

– Думаю: повысили его, что ли?!

– Дожидайся, повысят! Скорей повесят. – Ха-ха-ха!..

(Шукшин. Позови меня в даль светлую).

Интеръектиизмы, производные от наречий В современном языке наречные эмотивы в большинстве случаев являются волитивными, в частности, императивными.

В. В. Шигуров выделяет три группы адвербиальных образований, перерождающихся в эмотивы:

1) неизменяемые наречия где, куда, как, пока, вон, долой, прочь, не имеющие категории степеней сравнения, сохраняющие при интеръективации признак неизменяемости. Ср.:

Посидите пока здесь! Завтра увидимся. Пока!; Где живешь? Ты идешь с нами? – Где, работы навалом… Ввиду отсутствия словоизменительной парадигмы у наречий этого типа создается благоприятная морфологическая база для их функционально-семантической перестройки и превращения в эмотивы.

2) изменяемые наречия, обладающие категорией степеней сравнения типа прямо, довольно, полно, смирно, горько.

Наличие парадигмы указанной категории, не препятствует их преобразованию в соответствующем контексте в эмотивы. При этом интеръективации они могут быть подвергнуты в форме как положительной (горько, смирно, хорошо и др.), так и синтетической сравнительной степени (тише). Интеръективная транспозиция у таких наречий сопряжена с утратой категории степеней сравнения: признак изменяемости заменяется у них признаком неизменяемости.

3) единичные изменяемые наречия в форме положительной степени типа полно, сохраняющие при интеръективации признак изменяемости. Своеобразие и парадоксальность ситуации заключается в том, – пишет В. В. Шигуров, – что следствием транспозиции наречий данной разновидности в императивные интерективы является смена парадигм. С одной стороны, они утрачивают категорию (парадигму) степеней сравнения, а с другой – приобретают под явным влиянием глагольного императива категорию (парадигму) числа.

Ср.: Этот студент полно излагает материал на экзамене (наречие в форме положительной степени; ср.: полней, более полно, наиболее полно) Не расстраивайтесь! Полноте!

Сколько можно… [гибрид, не имеющий категории степеней сравнения (полноте – полней и т.п.), но изменяющийся по числам: (полноте – полно)] [Шигуров, 2004)].

Можно отметить наличие эмотивных и когнитивных ИЕ, производных от наречий.

Можно отметить наличие эмотивных и когнитивных интеръективизмов, производных от наречий. Например, выражение одобрения, восхищения, радости:

– Я пойду в санитарки.

– Идите вы, – сказал он. – Для этого посильнее нужен народ.

Она опять засмеялась, живо нагнулась, подхватила его под коленки, и он почувствовал, что его подняли над полом.

На секунду, но все же подняли.

– Здорово! – сказал он, что здорово, то здорово (В. Панова. Спутники).

– Здорово! Здорово! Я прошла по конкурсу! Меня берут! У меня получилось! Я еду в Питер!

Выражение неодобрения, разочарования, недовольства:

– Ну, что принес мне мою тетрадь?

– Не-а! Забыл… – Здорово! «Забыл!» Теперь я точно не сдам… Ну, ты меня и подставил!

Выражение неудовольствия, досады, разочарования ИЕ весело:

– Сколько его еще ждать?! Уже час торчу тут… – А вы сегодня не ждите, он звонил, сказал, что будет только завтра… – Весело! Завтра! Опять завтра!..

– Я вчера в магазине видела ту же самую юбку в два раза дешевле, а ты за нее сколько отвалила!

– Как дешевле? Точно такую же?

– Один в один, точно, и размеры были!

– Весело, ну я и лоханулась… Выражение неудовольствия, разочарования, досады, удивления передается интеръективизмом смешно:

– Оставь, папа! – брезгливо проговорила Виктория и скривила брови. – За кого замуж? Зачем? Дикий хохот какой-то. За этих длинноволосых сопляков или за этих отутюженных домашних мальчиков в заграничных галстуках, которые мечтают только о карьере? Почему-то большинство из них учится в дипломатическом. Смешно!

(Ю. Бондарев. Выбор).

– Я их немного подразнил. Верно… А они, дурачки, взяли да убежали. Пошутить нельзя! Смешно, честное слово!

(А. Рыбаков. Выбор).

– Ты слышала, вчера они вместе в ресторан пошли!

– А ты ничего не путаешь?

– О чем ты!.. Я их сама видела, шли рядышком, за ручки держались, дово-ольные… – Смешно!

– Скотина он, хамло настоящее! Уже и соседей не стесняется! А если бы теща на встречу… или жена! Ужас, вообще… В последнем примере, записанном из разговора двух женщин (43 и 38 лет), смешно передает негативную оценку, возмущение, при этом в речи одного из говорящих – рассказчицы – используется больше эмотивов негативной окраски (скотина, хамло, ужас).

В зависимости от речевой ситуации ИЕ хорошо также может непосредственно выражать различные эмоциональные состояния субъектов, эмоционально-оценочную характеристику происходящих событий, реплики собеседника.

Выступает в речи как реакция на вербальный или невербальный стимул.

Например, гнев, возмущение, угроза:

– …Еще раз говорю тебе, что больше ждать я тебя не буду, отдавай, что должен… – Отстань от меня, нечего мне тебе дать!

– Хорошо! Потом не жалуйся!

Выражение примирения, согласия в сочетании с удовлетворением, одобрением, радостью:

– Я не хотел напугать тебя… – Хорошо, хорошо! Я не сержусь!.. Ты ведь больше не будешь (В. Короленко. Слепой музыкант).

– Поезжай домой и возьми там в гардеробе мое розовое платье… И перчатки купи.

– Хорошо, – сказал Дымов. – Я завтра поеду и пришлю (А. Чехов. Попрыгунья).

– Нет, уж, пожалуйста, возьмите!

– Хорошо! – согласилась она, приняв две серебряные монетки (М. Горький. Мордовка).

В живой разговорной речи очень часто используется ИЕ вообще, также произносимое ваще. Данная интеръекционная единица может передавать различные эмоционально-оценочные значения, как положительные, так и отрицательные. Например, выражение восторга, восхищения мужчиной 60 лет. Степень выражения эмоции активная:

– Он так красиво играл, выступил лучше всех. Это вообще, вообще!

– Как вы отдохнули, нормально съездили? Там, наверное, красиво было?

– Вообще, вообще!

В последнем примере не совсем понятно, что именно хотел сказать говорящий этим «вообще». Однако в непосредственном диалоге такой сложности не возникло, так как в данном случае большое значение имеет интонация, с которой произносится интеръективизм, жесты и мимика.

В зависимости от речевой ситуации этим же интеръективизмом можно передать негативную оценку, возмущение, недовольство:

– Да это же аферист бессовестный, еще мужчиной себя называет, это вообще, вообще!

– Не ври! – возмутилась Маша.

– Ну ваще прям! – вытаращил глаза Ерин. – Слышь, детка, бросай колоться, а то уже тресняк пришел вместе с мозгоедой! Иди домой, поспи. Какой конверт?

(Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

Внезапно мне стало обидно за тех, кто стоит за прилавком.

– На мой взгляд, ничего ужасного не произошло. В продавщицы в основном берут молодых и симпатичных девушек. Спутай кто меня с сотрудницей магазина, сочла бы это за комплимент.

– Ну, блин, ваще! – воскликнула покупательница и подняла глаза.

Она явно собиралась перейти на крик, но неожиданно замолчала… (Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

В приведено примере эмоциональное состояние перснонажа передается выражением «ну, блин, ваще», но именно «ваще» в данном случае передает негативную реакцию на слова собеседника.

Следует отметить, что в некоторых случаях наблюдается определенная связь с первоначальным значением слова, то есть слово не полностью десемантизируется. В таких случаях, на наш взгляд, следует указывать на эмотивное употребление наречия.

Эмотивы, производные от частиц Как отмечалось выше, значительные трудности возникают у исследователя при определении принадлежности языковой единицы к интеръективам. Чаще всего такого рода сложности возникают при необходимости дифференциации эмотивов и частиц. Известно, что частицы – это неизменяемые незнаменательные (служебные) слова, которые участвуют в образовании морфологических форм слов и форм предложения с разными значениями ирреальности (побудительности, сослагательности, условности, желательности);

выражают самые разнообразные субъективно-модальные характеристики и оценки сообщения или отдельных его частей; участвуют в выражении цели сообщения (вопросительность), а также в выражении утверждения или отрицания; характеризуют действие или состояние по его протеканию во времени, по полноте или неполноте, результативности или нерезультативности его осуществления. [Русская грамматика].

Достаточно сложным является вопрос о разграничении интеръективизмов и частиц. Представляется убедительным мнение Ф. Амеки «Интеръективизмы могут быть высказываниями сами по себе и всегда отделены паузой от высказываний, совместно с которыми они могут выступать. Они всегда имеют собственный интонационный контур» [Ameka 1992: 108].

Рассмотрим некоторые примеры интеръективации частиц.

Внезапная догадка, согласие, подтверждения может передаваться ИЕ вот!, многократный повтор усиливает эмоциональность речи:

– Они лежали на самом верху. Так?

– Насколько помню, да. Вы подошли, подняли руки, схватили стопку… – Вот! Вот! Вот! – вдруг резко оживился Антон. – Но Лиза всегда хранила простыни внизу! Она была маленького роста, не дотягивалась до верхних полок, а простыни меняют часто. Поэтому жена держала их на удобной для себя высоте… (Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

И в а н о в. Чувствую, что сегодняшнее мое напряжение разразится чем-нибудь… Или я сломаю что-нибудь, или… С а ш а. Вот, вот, это именно и нужно. Сломай что-нибудь, разбей или закричи (А. Чехов. Иванов).

Рассматривая вопросы определения семантических границ эмотивных интеръективизмов и модальных частиц, И. А. Шаронов указывал, что при всей близости употребления репликовых эмоциональных частиц и эмоциональных интерективизмов между двумя группами можно провести границу. Единицы, являющиеся намеренными и адресованными, использующимися исключительно в диалоге репликами должны рассматриваться отдельно от единиц, выражающих непроизвольные, неадресованные восклицания, служащие реакциями на любой внешний (необязательно речевой) стимул [Шаронов].

Таким образом, следует учитывать наличие/отсутствие «собственного интонационного контура», адресованность, направленность речевой единицы.

Как отмечалось выше, мы придерживаемся мнения, что звукоподражательные слова и эмотивы (интеръективизмы) являются единицами разной структурно-семантической организации и должны рассматриваться как самостоятельные различные единицы в языке. Однако в процессе интеръективации ономатопеи могут приобретать эмотивный статус.

В устной разговорной речи наблюдается окказиональное использование звукоподражаний в роли эмотива, например, зафиксированный нами случай передачи грусти, сожаления посредством эмотива, производного из звукоподражания «мяу»:

– А Славка придет на встречу?

– Откуда? Он три дня назад уехал… – Мяу! Как жалко, я его так и не видела… Достаточно часто звукоподражания лежат в основе эмотивов-неологизмов, функционирующих в молодежной речи:

бэмц, хобана, бздыньк и т.п. [Середа, 2005] Среди производных эмотивов важное место занимают устойчивые фразеологические сочетания, которые утратили самостоятельное лексическое значение и выполняют функцию интеръективизмов, например, в русском языке: вот еще! была не была! вот тебе на! вот тебе раз! вот так клюква! черт побери! В осетинском языке; ой дын е!, – вот тебе раз!, выражает удивление, недовольство, догадку и т.

д.; м хдзар! – буквально «мой дом!» в зависимости от речевой ситуации передает тревогу, страх, возмущение, удивление и др., мн бллх! вот беда! и т. д.

Эмотивные устойчивые сочетания обладают основными свойствами фразеологизмов – целостностью, воспроизводимостью, образностью и экспрессивностью. В речи они способствуют более яркому проявлению чувств, настроений, переживаний говорящего.

Исследователи выделяют класс эмотивных фразеологических единиц [Исаев 1964, Зыблева 1987; Копыленко, Попова 1978; Середа, 2005 и др.]. Эмотивные фразеологизмы спосбны выражать различные чувства, эмоции, волевые побуждения говорящего. Выделяют следующие семантические группы эмотивных фразеологизмов:

1) эмотивные фразеологические единицы, выражающие различные эмоции говорящего (одобрение, восторг, удивление, негодование, порицание, досаду, упрек и т. д.): ну и ну!

увы и ах! мать честная! черт возьми! хоть в петлю лезь!

вот те (тебе) и на! и др.

2) различные волеизлияния субъекта. Данные ИЕ встречаются значительно реже: ни боже мой! как бы не так! к делу! ради бога! и пожелания: ни пуха ни пера! чтоб ни дна ни покрышки кому, чему, помогай бог! типун тебе на язык! хлеб да соль!

и т.п.

3) Приветствия, формулы прощания: наше вам с кисточкой! честь имею кланяться и т.п.

4) просьбы или приглашения: милости просим, сделайте одолжение, честь и место и т.п.

5) клятвы, передающие значение заверения в чем-либо:

вот те крест! разрази меня гром! не сойти мне с этого места! и т.д. [Молотков 1977: 147]. А. И. Молотков отмечал особенности формы и содержания эмотивных фразеологизмов. Однако не все указанные семантические группы являются эмотивными единицами, так как формулы пожелания, приветствия и просьбы не относятся к эмотивной фразеологии. С фразеологией данные единицы объединяет лишь то, что в их состав могут входить семантически переосмысленные компоненты [Телия, 1996].

В. Н. Телия классифицирует устойчивые сочетания на основе денотативного аспекта значения. То есть данная классификация имеет идеографическую, тематическую направленность.

Среди идиом, выражающих чувства, В. Н. Телия выделяет три группы:

1. чувства-отношения, обозначаемые идиомами типа портить кровь, души не чаять, наступать на любимую мозоль и др.

2. чувства-состояния: кусать себе локти, быть на седьмом небе и др.

3. собственно эмоциональные состояния, являющейся наиболее многочисленной группой, семантически плохо структурированной. Например, такие идиомы, как Бог (Боже) ты мой!, Черт (дьявол, шут) меня возьми! могут передавать различные эмоциональные состояния: удивление, раздражение, восторг или восхищение и т. д. [9].

Эмотивные фразеологические единицы широко употребляются в устной и письменной речи, как мгновенная, непосредственная реакция на какое-либо явление, ситуацию, высказывание собеседника и т.д. В зависимости от речевой ситуации, интонации, мимики, жестов, интеръекционное высказывание может передавать различные эмоционально-волевые реакции субъекта. В речи они используются в «готовом виде», то есть обладают воспроизводимостью, образностью и экспрессивностью, что определяет их семантические и структурные особенности как фразеологической единицы.

Эмотивные устойчивые сочетания имеют большое значение в процессе коммуникации, непосредственным образом отражают процесс взаимодействия говорящего и слушающего.

Рассмотрим различные примеры употребления устойчивых эмотивных выражений в русском языке в устной разговорной речи, текстах художественной литературы и драматургии.

В русском языке широкое функционирование имеет ИЕ «белены объелся». Выражение «белены объелся» передает изумление, негодование, возмущение.

– Воля ваша, Антонида Васильевна, не пойду.

– Это почему? Это что еще? Белены, что ли вы все объелись?

(Ф. Достоевский. Игрок).

П о д х а л ю з и н. А вот что-с, Устинья Наумовна, нельзя ли как этому вашему жениху отказать-с?

объелся?

(А. Островский. Свои люди – сочтемся).

– Чего ты лютуешь, парень! – выговорила ему Седельникова. – Белены объелся?..

(А. Мусатов. Стожары).

Выражение была не была! передает намерение, согласие что-либо сделать, решимость на выполнение каких-либо действий после некоторых колебаний, сомнений.

Иногда употребляется с непроизводными ИЕ а, э, эх, например:

Роман стоял, переминаясь с ноги на ногу, решая идти или нет.

– Была не была – пойду (К. Седых. Даурия).

Иногда при ударе карт по столу вырывались выражения:

– А! была не была, не с чего, так с бубен!

(Н. Гоголь. Мертвые души).

Надо лишь вывести машину на волю, во двор, запустить двигатель и… Э, была не была – вперед!

(А. Бек. Жизнь Бережкова).

Еще мы не встретились, как их левый край послал Марущаку мяч. Марущак приготовился бить.

– «Эх, была не была! – решил я. – Перебьют ноги – ладно». И бросился на здоровенного Марущака.

(В. Беляев. Старая крепость).

Значительное количество эмотивных единиц образованы по схеме «составная частица вот так + имя существительное (частица)». Так, выражение вот так клюква передает удивление, разочарование, недоумение. В устной разговорной речи используется в настоящее время не так часто. Достаточно много примеров употребления данного выражения можно в художественной литературе.

– Всем хорош человек, но одна беда: пьяница!

– «Вот так клюква!»– подумал Посудин (А. Чехов. Шило в мешке).

– По вашему мнению, кто убил?

– Вот так клюква! – пробормотал он, дыша на окно и нервно рисуя на нем вензель.

(А. Чехов. Драма на охоте).

Тогда вышла из чулана Дуся, девка горемычная.

– Катитесь-ка, милые, во путь во дороженьку, – сказала она, подступая с ухватом.

– Вот так клюква, – ответил главный из парней, – уж и гоните! Это еще что?

(Н. Кочин. Девки).

В устной и письменной формах речи имеют широкое употребление эмотивные выражения с таким же семантическим наполнением вот так штука, вот так фунт, вот так шутка, вот так номер, вот так так, вот так раз, и т.п.

Примеры эмотивных выражений выступают в речи как реакция на реплику собеседника, собственную мысль или речевую ситуацию. Передают эмоционально-оценочную характеристику, в большинстве случаев негативную, отрицательную, реже – положительную или амбивалентную (удивление от неожиданного события в последнем примере).

В устной и письменной формах речи имеют широкое употребление эмотивные выражения с таким же семантическим наполнением вот так штука, вот так фунт, вот так шутка, вот так номер, вот так так, вот так раз, и т.п.

– Вот так штука! – ахнул старичок, разводя руками. – В первый раз вижу, как лиса в утку обратилась… Ну и хитер зверь!

(Д. Мамин-Сибиряк. Серая Шейка).

У самых ног его что-то запищало… – Вот так фунт! Ребенок… – в недоумении прошептал он, поднося находку к своему носу.

(М. Горький. Как поймали Семагу).

уборной уснул! Спектакль давно уже кончился, все из театра ушли, а я преспокойнейшим манером храповицкого задаю (А. Чехов. Лебединая песня).

Приведенные примеры эмотивных выражений выступают в речи как реакция на реплику собеседника, собственную мысль или речевую ситуацию. Передают эмоционально-оценочную характеристику, в большинстве случаев негативную, отрицательную, реже – положительную или амбивалентную (удивление от неожиданного события в последнем примере).

Выражение удивления, неодобрения, порицания, возмущения передает ИЕ вот это номер:

Вот это номер!

Вот это почин так почин!

Я с радости чуть не помер, А брат мой в штаны намочил.

Едри ж в твою бабушку плюнуть.

Гляди, голубарь, веселей!

(С. Есенин. Анна Снегина).

– Вот это номер! – вырвалось у Семена Иванова. – В Питере нашкодил, а теперь примется в Астрахани?

(А. Сапаров. Хроника одного заговора).

Употребление данного выражения с непроизводным ой чаще всего характеризует речевую ситуацию как неожиданную для говорящего. Например, реакция на незапланированную встречу:

– Ой, вот это номер! А ты что здесь делаешь? Тебя же в городе нет, сказали! Ты не уехал что ли?..

Реакция субъекта (женщина, 36 лет) на известие о рождении племянницы:

– Как родилась? Уже родилась?! Ой, вот это номер! А говорили же, что еще неделю ждать… Выражения вот так (те) раз, вот те на, вот так так, вот оно (как) способны передавать различные эмоциональные состояния субъекта, эмоциональную оценку речевой ситуации, какого-либо события, а также в зависимости от контекста – ментальное состояние субъекта, то есть могут сочетать признаки эмотивных и когнитивных эмотивов.

Например, выражение удивления, разочарования, досады:

…она не отстранялась, он сжал крепче её руку и поцеловал её в губы.

– Вот тебе раз! – проговорила она и, быстрым движением вырвав руку, побежала прочь от него (Л. Толстой. Воскресение).

Ш у р а. Яков, скажи честно: что такое Тятин?

Л а п т е в. Вот те раз! Ты же почти полгода ежедневно видишь его (М. Горький. Егор Булычев и другие).

– У себя полицмейстер? – вскричал он, взошедши в сени.

– Никак нет, – отвечал привратник: – только что уехали.

– Вот тебе раз!

(Н. Гоголь. Нос).

Эта же ИЕ выражает радость, восхищение, одобрение с оттенком удивления:

– Вот тебе раз! А говорила, что плохо рисуешь, молодец, очень похоже… Реакция на неожиданное получение подарка, доставленного курьером:

– Свет, Света-а! Иди скорее сюда, смотри, что тебе прислали!

– Вот те раз! А записки нет?

В разговорной речи для выражения удивления, недовольства, разочарования широкое употребление имеет интеръекционная единица вот тебе (те) на:

Г о р о д н и ч и й. Ревизор из Петербурга, инкогнито. И еще с секретным предписанием.

(Н. Гоголь. Ревизор).

Кто-то сказал не то со страхом, не то с удивлением: «Помер!.. Вот те и на!»

(М. Шолохов. Бараки).

Может выражать восхищение, одобрение, удивление:

П р и с т а в. Кто здесь грамотный?

П р и с т а в. Вот на! А у кого же ты научился?

(А. Пушкин. Борис Годунов).

– Четыре сына и пятый в проекте – это не шутка! Вот тебе и Савва!

(С. Бабаевский. Кавалер Золотой Звезды).

В последнем примере выражение строится по схеме «Вот тебе (те) + (и) + существительное (имя собственное)».

Восхищение, восторг, одобрение чаще выражается ИЕ вот это да:

Левин улыбнулся, напряг руку и, как круглый сыр, поднялся бугор из-под тонкого сукна сюртука.

– Вот это да! Вот это бицепс! – присвистнул Степан Аркадьевич. – Самсон!

(Л. Толстой. Анна Каренина).

Просто я взял решение синоптиков еще в шесть утра, когда они его обсуждали… «Вот это да!» – с восхищением подумал Кочин (Стругацкие. Полдень ХХII век).

Он, сложив руки на груди, долго с восторгом смотрел на знамя, которое держал в руках старшина Ковальчук.

– Вот это да! – сказал он после молчания. – Дрожь берет!

(К. Симонов. Живые и мертвые).

Это же выражение передает удивление, неодобрение, порицание, негативную оценку:

Жилин оглядел их. «Вот это да! – подумал он. – Неужели и у меня такая морда?»

(Стругацкие. Путь на Амальтею).

Т а н я. Вот только жаль, что в дом вошло что-то чужое, неприятное.

Л е о н и д. Зовут это чужое – Леночка?

Т а н я. Не знаю, скорее, Федор.

Л е о н и д. Вот так да! Почему?

(В. Розов. В поисках радости).

Выражение вот так так! используется в речи для передачи удивления, недоумения, досады:

– Если измерить в километрах, то не больше двадцати, а если по времени считать, то часа полтора затратите. Здесь дорога плохая – прошли дожди и все развезло.

– Вот так так! – Ромашов вытаращил глаза и слегка присел. – Надо бы ему на чай, а у меня ничего нет (Куприн. Поединок).

Н и к и т а. Вот так так. Я рассчитываю, как получше дело обсудить, а она вон как: жениться велит. Что ж так?

(подмигивает) Аль забыла?

(Л. Толстой. Власть тьмы).

Передает также восхищение с оттенком удивления:

Вот так так, выехала встречать Настю сама Ольга Карповна!

(В. Тендряков. Поденка – день короткий).

Все орудия без приказания били в направлении пожара.

Как будто подгоняя, подкрикивали к каждому выстрелу:

– Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!

(Л. Толстой. Война и мир).

В русском языке значительное число эмотивов произошло от выражений со словом Бог. Частотное употребление как в устной, так и в письменной речи имеет ИЕ бог с тобой (с ним, с ней, с ними и т.д.).

Например, выражение примирения, согласия, прощения:

– Забыть! – проворчал он; – я-то не забыл ничего… Ну, да бог с вами!.. Не так я думал с вами встретиться… (М. Лермонтов. Герой нашего времени).

М а р и н а. Погубил ты меня ни за что, обманул. Не пожалел сироту…, отрекся от меня. Убил ты меня, да я на тебя зла не держу. Бог с тобой. Лучше найдешь – позабудешь, хуже найдешь – вспомянешь (Л. Толстой. Власть тьмы).

В зависимости от контекста, речевой ситуации эта же ИЕ передает несогласие, удивление, упрек.

Я пишу дальше: «… в отрубе шесть вершков…». Мусий Карпович протягивает руки.

– Ну что вы, Бог с вами, Антон Семенович! Де ж там шесть? Там же четырех нэма (Макаренко. Педагогическая поэма).

– Вот собираюсь за границу пожить: для этого-то имение заложу и продам… – Бог с тобой, что ты, Борюшка! Долго ли этак до сумы дойти!

(И. Гончаров. Обрыв).

Выражает пожелание успеха, удачи, благополучия, счастливого пути и т.п.

– Счастливый путь, друзья! Бог с вами! Я и без вас мой кончить век могу!

(Тютчев. Пришлось кончить жизнь в овраге).

Я молчал. Мама притянула меня к себе и поцеловала.

– Ну, бог с тобой! Мне хочется, чтобы ты был счастлив.

А остальное не важно (К. Паустовский. Далекие годы).

– Ну, с Богом, с Богом! – повторял он с крыльца. – Ведь приедешь еще когда в жизни-то? Ну и приезжай, всегда буду рад. Ну, Христос с тобою!

(Ф. Достоевский. Братья Карамазовы).

В приведенном примере пожелание удачи, счастливого пути выражается двумя ИЕ «с богом, с богом!» и «Христос с тобою».

Большое количество эмотивных образований со словом черт произошли от устойчивых выражений:

Например, выражение черта с два может передавать категорическое возражение, несогласие, отрицание.

– Как! – сказал Нарумов, – у тебя есть бабушка, которая угадывает три карты сряду, а ты до сих пор не перенял у ней ее кабалистики?

– Да, черта с два! – отвечал Томский, у ней было четверо сыновей, в том числе и мой отец: все четыре отчаянные игроки, и ни одному не открыла она своей тайны… (А. Пушкин. Пиковая дама).

На горе через впалую лысину кургана, понатужась, переваливали двое конных. Передний в офицерской папахе плетью вытянул длинноногую породистую кобылу.

– Не уйдут коммунисты!.. За курганом Тесленко, вислоусый украинец, поводьями тронул маштака-киргиза.

– Черта с два! Не догонят… (М. Шолохов. Продкомиссар).

– А родные разве тебе не помогали?

– Черта с два! Батька после смерти матери женился на другой, а та, мачеха, его под башмак взяла и против меня настраивала (Беляев. Старая крепость).

– Я бы их и близко к колхозу не подпустил, а вот ты понапринимал таких перевертухов целую сотню и думаешь, небось, что из него сознательный колхозник выйдет? Черта лысого!

(М. Шолохов. Поднятая целина).

Употребление черт бы тебя (его, ее, их) побрал (подрал, взял) выражает чаще всего, возмущение, негодование, недовольство.

– Подлец народ! – с бешенством закричал г. Пралинский. – Просился у меня, каналья, на свадьбу, тут же на Петербургской, какая-то кума замуж идет, черт ее дери. Я настрого запретил ему отлучаться. И вот бьюсь об заклад, что он туда уехал!

(Ф. Достоевский. Скверный анекдот).

Черт бы побрал бурсу, заставлявшую человека прибегать к тем же средствам, чтобы избавиться от нее, к каким прибегают рекруты для избавления от солдатчины, то есть отрубают себе пальцы и рвут вон зубы (Н. Помяловский. Очерки бурсы).

Опять, черт подери, скучать целый вечер у директора!

(А. Чехов. Три сестры).

– Не могу же я триста лет говорить одно и то же, – кричал он, разводя руками.

– Есть же, черт возьми, порядок какой-то! Или нет его?

(В. Росляков. Один из нас).

Иногда это же выражение в речи передает восхищение, удивление, браваду и т.п., например:

Он (Грушницкий)…придерется к какой-нибудь глупости, вызовет Печорина на дуэль… Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит, – на шести шагах их поставлю, черт возьми!

(М. Лермонтов. Герой нашего времени).

– Вот умный, черт побери, нечего даже и возразить тебе, так ты все классно продумал! Ну что ж, дерзай!

По аналогии с данным выражением образованы прах возьми, шут возьми, шут побери, холера его забери, чума тебя возьми, лукавый его побери и т. п.

– Я в порядке. Спасибо. Только мне очень… – она замолчала.

Суворов попробовал угадать:

– Больно?

– Нет. Гадко. И, прах вас возьми, стыдно смотреть вам в глаза… (А. Черчесов. Вилла Бель-Летра).

При выражении недовольного согласия, уступки, прощения в устной и письменной речи часто используется ИЕ черт с ним (с тобой, с вами, с ней, с ними, с нами):

В путеводителях сказано, что в путешествии по Италии роман непременное условие. Что ж, черт с ним, я на все согласен. Роман, так роман.

(А. Чехов. Письмо М. В. Киселевой, 1 апреля 1891 г.) – Силыч сидел верхом на Паникадиле, мял его и спрашивал: – Живота или смерти?

– Пусти!.. Черт с тобой!

(Н. Помяловский. Очерки бурсы).

– Ну, прости меня, ангельчик мой Лизи, ей-богу, не стану больше в карты играть: черт с ними! Они мне даже опротивели (Писемский. Тюфяк).

Расьоль кивнул:

– Занятная книга, не так ли? Хотя вам, бьюсь об заклад, не понравилась.

– Книга эффектная, спору нет, – сказал Суворов и тут же скучно подумал: «А, черт с ним! Все равно не о чем говорить. Поглядим, как он попляшет по рингу». – Признаться, не очень понятно, зачем вам это понадобилось?

(А. Черчесов. Вилла Бель-Летра).

В последнем примере ИЕ А, черт с ним! является реакцией на собственную мысль говорящего, то есть применяется автором с целью отражения мыслей персонажа, которые он не озвучивает.

В зависимости от речевой ситуации эта же ИЕ может выражать несогласие, отрицание в сочетании с удивлением, упреком, например:

– Тебе надо съездить к нему: его все уважают и боятся, даром, что он в отставке… – Черт с ним! Что мне за дело до него! – сказал Райский (И. Гончаров. Обрыв).

Волитивно-эмотивные единицы Волитивные производные интеръективы, как и непроизводные ИЕ выражают: побуждение к действию, призыв к прекращению действия, обращение к определенному лицу.

Выделяют волитивные ИЕ, обращенные к человеку и обращенные к животным. Среди волитивных производных интеръективов можно выделить группы по сфере применения:

интеръекционные единицы, употребляемые в военном деле, язык охотников и т.д.

В данном разделе рассмотрим волитивные ИЕ русского и осетинского языков, используемые в художественных текстах, живой разговорной речи, проанализируем основные группы по сфере употребления ИЕ. Волитивные эмотивы, так же как и эмотивные и когнитивные ИЕ соотносятся с различными лексико-грамматическими разрядами.

Приказ уйти, покинуть помещение, требование удалиться передает эмотив вон!

– Слышишь? – крикнула Аксинья и в сильном гневе топнула ногой.

– Кому говорю? Пошла вон со двора, и чтоб ноги твоей тут не было, каторжанка! Вон!

(А. Чехов. В овраге).

«Вон, холоп!» Иван заплакал И пошел на сеновал, Где конек его лежал.

(П. Ершов. Конек-горбунок).

Призыв на помощь в случае опасности передается эмотивной единицей, производной от имени существительного, караул!

В это время из-за стены послышался взрыв брани, толкотня ударяющихся в стену, звон цепей, визг и крики.

Кого-то били, кто-то кричал: «Караул!»

(Л. Толстой. Воскресение.) Просьба или приказ сосредоточиться, выслушать выражается ИЕ, производной от имени существительного, внимание!

– Внимание! Внимание!

Говорит полярный радиоцентр на семьдесят втором градусе северной широты. Здравствуйте, товарищи полярники!

(Б. Горбатов. Здесь будут шуметь города…) Побуждение к действию, согласие на чье-либо действие выражается интеръекционной единицей, производной от глагола, валяй (те).

Приказ, требование уйти, удалиться выражает, производный от глагола интеръективизм катись. Употребляется как реакция на реплику или действие собеседника, самостоятельно или в сочетании: катись отсюда, катись колбаской.

Например:

– Катись, пока я тебе колес не наточил! – загадочно пригрозил милиционер.

(Л. Леонов. Соть).

Приказание замолчать передается ИЕ, соотносимой с глаголом, заткнись (грубо). Используется как в устной, так и в письменной речи.

Француз присел на половицу у двери, и, обхватив руками виски, перевел с облегчением дух.

– Ну, Суворов… Так пытать умели когда-то иезуиты, да и то лет уже двести, как утратили навыки. Но ведь ты православный?

– Заткнись. На тебе вообще креста нет. Разыгрываешь из себя помесь де Сада с Вольтером, а у самого, поди, в штанах мокро.

(А. Черчесов. Вилла Бель-Летра).

– Заткнись, Рубин, надоел! – Уханов предупреждающе толкнул его плечом.

(Ю. Бондарев. Горячий снег).

– Аня, Антон Макаркин женат, – назидательно сообщила главная местная сплетница Вера Данильченко, – неприлично гоняться за несвободным мужчиной. И потом, он тебе в отцы годится!

Аня залилась краской, уперла кулаки в тонкую талию и завизжала почти в диапазоне ультразвука:

– Не твое собачье дело! Делай свои замечания соплякам, а ко мне не лезь! Женат, не женат, какая мне разница… Заткнись, убогая (Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

– Давай-давай, рассказывай, что ты мне собирался рассказать?

– Расскажу, ты думаешь, молчать буду, так вот, ни на какое собрание он вчера не ходил… – Заткнись!..

ИЕ имеет широкое употребление в устной речи, в зависимости от социального статуса и речевой ситуации, чаще используется представителями среднего возраста и молодежи, детьми. Реже встречается в речи людей старшего поколения.

Эмотивные грамматические единицы Эмотивные и когнитивные единицы Состав эмотивных единиц осетинского языка активно пополняется в процессе интеръективации и заимствования. Производные эмотивы, образованные в результате десемантизации слов из различных лексико-семантических разрядов, характеризуются активным употреблением в живой разговорной речи. К производным эмотивам относятся ллх, йарбын (йарббын), тоб, тхуды, фдис, уллгъи, а также фразеологические сочетания: мн мыл, м къонайыл, м хдзарыл, м бон, м боныл, судзг бонт, дудг бонт и т. п.

В состав производных эмотивов некоторые исследователи включают также и звукоподражательные слова. Так, Н. К. Багаев указывал, что «…к производным следует отнести также … звукоподражательнгые слова гпп, тъпп, тъупп, гуыпп, кърцц, къуырцц, цлхъ, къпп, цъыкк, образовавшиеся от соответствующих имен существительных звукоподражательного происхождения [Багаев, 1963: 478].

Придерживаясь мнения профессора М. И. Исаева [Исаев, 1965], мы не рассматриваем ономатопеи в составе непроизводных эмотивных образований, так как это единицы разной структурно-семантической организации. Звукоподражание может выступать в качестве эмотива, если оно подверглось процессу интеръективации, и используется в речи для непосредственного выражения волеизъявления, эмотивного или интеллективного состояния субъекта.

Среди заимствованных выделяются интеръективизмы, пришедшие в осетинский из русского языка: алло, ура, маладец (молодец) стоп, бис, пли, баста, марш и др. Из арабского были заимствованы ллх, тоб, йарбын, уллгъи, но как существительные в современном осетинском языке они уже не употребляются. То есть ллх, йарбын, уллй едва ли, не самые употребляемые в речи осетин, носителями языка уже не воспринимаются как производные эмотивы.

Так, В. И. Абаев указывает, что ллх – «восклицание боли, ужаса, при удвоении также удивления, иронии и пр.… Распространено по всему миру. В осетинском … в значении «бог» не употребляется» [Абаев, 1958: 129].

Таким образом, говоря «ллх», человек не предполагает обращение к Богу, и, более того, может не знать, что это слово было заимствовано из арабского языка как существительное «аллах».

В «Толковом словаре осетинского языка» под редакцией Н. Я. Габараева приводится в разных словарных статьях толкования слов:

2. аллах – употребляется для выражения страха, удивления и т.д. в русском соотвествует о, боже! [ТСОЯ, 2007: 96].

ллх, межд., выражающее страх, призыв о помощи, удивление, нестерпимую боль, соответствует ой! ах! [ТСОЯ, 2007: 253].

Таким образом, аллах и ллх в данном словаре представлены как ИЕ, характеризующиеся разным семантическим наполнением. Первое выступает как эмотивное, второе выполняет функции и эмотивного, и волитивного, вокативного интеръективизма. Интересно заметить, что в обеих словарных статьях примеры приводятся из произведения Т. Джатиева «Горная звезда», то есть обе ИЕ функционируют в художественном тексте в сооветствующих контекстах.

Данный эмотив в разговорной речи способно выражать значительно более широкий спектр эмоций и эмоциональных оценок. Поэтому при переводе на русский язык релевантым является использование интеръективизмов, соответствующих по семантико-стилистическому наполнению.

Рассмотрим функционарование ллх в диалоге. Например, удивление с оттеноком иронического отношения:

Хъ а з а н. Гррт, цуыл у д сусг зарг? Чысыл ма й фхърдр кн.

Г р р т. м никуы фехъуыстай, сусг зарг хърй н фчындуы.

Хъ а з а н. м дум та цы ис сусггагй?

Г р р т. Ма згъ. Удгас лгм ргом цы ис, дыуу ахмы та йм сусгггт ис… Хъ а з а н. Гъем-ма мын дзы иу раргом кн.

Г р р т. Цмн? Иугр дм сусг ис, удй хъуам дымгйн др ма схър кнай м й зхм др ма бауылфай.

Хъ а з а н. ллх, ллх! Ахм арф дын сты?

(Хуыгаты Г. рдхорд фсымрт). – «К а з а н. Гаррат, о чем твоя тайная песня? Спой её немного погромче. Г а р р а т. А ты никогда не слышал, что тайные песни гормко не поют. К а з а н. А у тебя-то какие тайны? Г а р р а т. Не скажи. У живого человека в два раза больше тайного, чем открытого. К а з а н. Так раскрой мне одну из тайн. Г а р р а т. Зачем? Уж если у тебя есть тайна, то ее не следует открывать и ветру, и даже выдохнуть в землю. К а з а н. Ах ты, боже мой! Так глубоко они у тебя?»

В зависимости от речевой ситуации и интонации, с которой произосится ИЕ, ллх может передавать радость, восхищение, например:

З л д а (сусгй чызджытм). ллх, цал срн усгуры! Н фл цг усгурт рмстдр хсты быдыры ссарн ис (Хмыцаты Ц. Арвй рвыст лг). – «Л а д и. Как их много! Б ы т ы р. Целая армия! З а л д а (шепотом девушкам). Ах, боже мой, сколько завидных женихов! Все же, настоящих женихов можно найти только на поле битвы».

Выражение недовольства, возмущения, боли:

Ц о р. рнм! де унгтыл улм схц, – рызгълдысты дын… Тыхджын! (Нрвылнмг нрв рцфт кодта.) ллх, ллх! Кдм м цгъдыс?

Хъуылг дын куы н дн!..

(Брытъиаты Е. Хазби). – «Ц о р а. (кожемяке). Мни крепче. Подтянись, а то рассыпешься на части… Сильнее же, сильней. (Кожемяка подбрасывает сидящего на рычаге, Цора) Э, Аллах, Аллах, тише. Ближе к желобу дави осторожней, обоим легче будет» (Перевод Е. Бритаева).

Чаще всего данная интеръекционная единица выражает страх, тревогу, беспокойство, например:

Есен фехста, м хъуывгъан Сары-фырты къухй фхауд. Сары-фырт фтарст.

– ллх, арв цы хър кны, – м иуварс алыгъд.

Загъта ма: – Уый Есены хсты хуызн у (ОНС). – «Есен выстрелил и у Сары-фырта (букв. Сын Сара) кумчан выпал из рук. Сары-фырт испугался.

– Ой, ой, как гром гремит, – убежал он. Сказал еще только: – Это похоже на стрельбу Есена».

Исторически производным от имени существительного эмотивом, является ИЕ арби, йарби.

В. И. Абаев характеризует arbi, arbyn как восклицание, выражающее протест, возражение и пр…. Из арабского, персидского… «о, господи!»; относится к общему мусульманскому фонду кавказских языков [Абаев, 1958: 58].

В «Осетинско-русском словаре» под редакцией Т. А. Гуриева в разных словарных статьях приводятся ИЕ:

арби! межд., выражающее удивление, протест араби!;

йарби межд. о боже (в значении несогласия, оправдания);

йарбын, йарббын межд. см. йарби [ОРС, 2004: 42, 248].

Рассматривать их как самостоятельные ИЕ нет достаточных оснований, так как использование эмотива в том или ином графическом варианте не влияет на семантическое содержание высказывания.

В «Дигорско-русском словаре» дана дефиниция следующих интеръективизмов:

арби межд. восклицание, выражающее протест, возражение и пр.; о, господи! о, боже!; арби! Аллах, н хъиамт нин дзгъли ку фккодтай О, боже! Господи, ты сделал тщетными наши труды [ДРС, 2003: 29].

йарбий, йарбин межд. ой боже!, господи! (в значении несогласия, возмущения, удивления, оправдания) [ДРС, 2003: 313].

Эмотив йарби, (йарбын, йарббын) имеет широкое употребление в живой разговорной речи, может передавать различные эмоции и эмоционально-оценочное отношение.

Обычно стоит в начале высказывания. В русском языке, в зависимости от речевой ситуации, соответствуют эмотивные выражения да в конце концов, боже мой, господи, ей-богу и т.п.

Например, выражение возмущения, недовольства:

– Йарби, цы ныззгл д уазг лппуйыл? Ацы хйрджы нозтй куы фхъст вййыс, у дхи бынтон куы ныггогыз кныс. Кд н нуазы, уд м тыхй цмн ныллуыдт… (Т. Гуру. Ныхасы къуыбылой). – «О боже, что ты вцепился в своего гостя? Стоит тебе вкусить этого дьявольского напитка, то совсем из себя индюка сторишь. Если он не пьет, то зачем ты его насильно заставляешь…».

В зависимости от контекста может выражать несколько эмоций одновременно: удивление, беспокойство, тревогу, желание и др. Например, использование эмотивной единицы в тексте героической песни для передачи сложного эмоционального сосотояния героя:

Хазби райсом ламаз куы скны м й ламаздыхъыл афынй вййы.

– й… йарби!.. Хуыцау, хаир фынт с фк, – згъг, куы фтрртт ласы й ламаздыхъхъй, м й зронд куы бацуы, Санаты чызг, Косерханм. – Йа, гыцци, диссаджы фынт федтон… зронд адм фынтй дсны куы уыдысты (ОГП. Хазби). – «Хазби после совершения намаза вздремнул на коврике. – Ох, боже! Господи, сделай так, чтоб сны мои были к лучшему, – подскочив с коврика, подошел он к своей старой матери, Косерхан Шанаевой. – Э, гыцци, дивные сны я видел… старшие же хорошо разбираются в значении снов…»

В нижеследующем примере этот же интеръективизм в речи используется для оправдания, возражения. На русский язык, на наш взгляд, в данном контексте эмотив йарбын уместно было бы передать как «да ёлки-палки», «чёрт возьми» и т. п. Однако мы передаем его «да боже мой», что большее соответствует лексикографическим данным, но несколько не точно отражает стиль и естественность диалога:

– Сымах диссаджы адм стут, диссаджы. Гххтт гххтт йеддм ницы у, фл цард рмст гххттй ну… – Йарбын, Тотик, абондргъы м н равдлд, фл райсомм… – Знон др мын раст афт загътай: «Райсом уыдзысты».

Гъем д ныр фрсын: кцы райсом уыдзысты?..

– Йарбын, Тотик… – Ныууадз, д хорзхй, д йарбын-йарбын (Т. Гуру. Ныхасы къуыбылой). – Странные вы люди, странные. Бумага всего лишь бумага, но жизнь не только от бумаги зависит… – Да боже мой, Тотик, сегодня мне некогда было, но до завтра… – Вчера ты мне то же самое сказал: «Завтра будут».

Вот теперь я тебя спрашиваю: в которое завтра они будут?..

– Да боже мой, Тотик… – Оставь, пожалуйста, свое «боже мой-боже мой».

Графическое представление данного эмотива характеризуется значительной вариативностью. В «Орфографическом словаре осетинского языка» приводятся следующие: арби, арббын, йарби, йарб (б) ын [ОСОЯ: 44, 232]. Однако в художественной литературе встречаются и другие, что обусловлено известным невниманием к правилам написания эмотивов. Например, йарппын:

– Йарппын, ирон адм нал стм ави? Бимбол н хъуыди… Бимболы агург арбацыдыстм… Н бхты нын раттут. Ауадзут н. Мах др дзгълздт не стм.

Мыгггт нын ис. Н срыл чи сдзура, ахмт дзы разындзн… (Цграты М. Быны чызг). – «О, боже, не осетины мы уже что ли? Нам нужен был Бимбол… Мы пришли искать Бимбола… Верните нам наших коней. Отпустите нас. Мы тоже не безродные. У нас есть фамилии. Найдутся такие, кто заступится за нас…»

В нижеприведенных примерах интеръективизмом арби выражается возмущение, протест:

Хъусоветы срдар Садул графины фарс бахоста, й рахиз къухы цы дгъл уыдис, уымй.

– Мн хорз адм! – сдзырдта Садул… Уллй, куыд й згъон, уый зонг др н кнын. Арби, не’мбырд нма фци м крдзим чысыл куы байхъусиккам… (Т. Гуру. Ныхасы къуыбылой). – «Председатель сельсовета Садул постучал ключом по графину.

– Уважаемые товарищи! – заговорил Садул… Ей-богу, даже не знаю как сказать. Да, в конце концов, наше собрание еще не завершилось, давайте послушаем друг друга…»

– Хорз адм, абон не’хсн уазг ис, цалдр м ртиссдз азы Амырычы чи фцис, ахм уазг… Й ном Хъвдын у… Мн Хъайсыны хистр фсымр… Арбын, бадг ма уал скнут!.. Урт фстейы чи ис, уыдонм дзурын. Алыбон Амырыкй блццтт куы н цуы, мыййаг… (Т. Гуру. Ныхасы къуыбылой). – «– Уважаемые присутствующие, сегодня среди нас находится гость, который прожил более шестидесяти лет в Америке… Его зовут Кавдын… Вот старший брат Кайсына… Да боже мой, сядьте вы пока!.. Вон, те, кто сзади стоят, я к ним обращаюсь. Не каждый же день гости из Америки приезжают…»

Б ы т ъ ы р (фзынд чызджы фдыл, сусгй). Злда, цы, уый зоныс? Ацы диссаджы бон крдзийн исты дзбх ныхст куы акниккам. Цинтй байдзаг кнм н зрдт.

З л д а. н дзбх ныхстй м зрд цинтхъуаг ну.

Б ы т ъ ы р. Арби, лппуйы зрд цы хъуаг у, уый кд бамбардзын, кд?!