«Составитель: Н.Д. Ахметова Компьютерный набор: Р.Р. Давлетярова Редактор: Н.Ю. Семенова Ответственный за выпуск: Н.Р. Валиуллина М63 Мир чтения молодым: к юбилеям Г. Тукая и М. Джалиля : методические материалы / Респ. ...»

ББК 83.3.(2Рос=Тат)

М63

Составитель: Н.Д. Ахметова

Компьютерный набор: Р.Р. Давлетярова

Редактор: Н.Ю. Семенова

Ответственный за выпуск: Н.Р. Валиуллина

М63 «Мир чтения молодым: к юбилеям Г. Тукая и М. Джалиля» :

методические материалы / Респ. юнош. б-ка, инновационно метод.отд. ; сост.

Н.Д. Ахметова. Вып. 1., доп. и перераб. Казань, 2011. 89 с.

2 От составителя В 2011 г. все прогрессивное человечество будет отмечать 125-летие со дня рождения классика татарской литературы, национального поэта Габдуллы Тукая и 105-летие со дня рождения поэта, Героя Советского Союза Мусы Джалиля.

Предлагаем вашему вниманию методические материалы «Мир чтения – молодым: к юбилеям М. Джалиля и Г. Тукая » в 2-х выпусках Основу I-го выпуска составляют методические рекомендации, « Муса Джалиль: свет и тени прошлого» и «Габдулла Тукай. Жизнь и творчество», составленные сотрудниками РЮБ. Издание включает:

Сценарий вечера памяти «М. Джалиль: свет и тени прошлого».

Литературные страницы: очерк творчества М. Джалиля.

Подборка стихов поэтов Татарстана о М.Джалиле «Герою, который пел».

Дайджеста статей «Я сделал все, что мог, а песню допоете…» из периодических изданий, посвященных подвигу 11 заключенных легионеров джалильцев.

Габдулла Тукай «Жизнь и творчество» Сценарий вечера-портрета.

II выпуск содержит Дайджест сценариев из периодических изданий.

Издание может быть эффективно использовано библиотекарями, учителями истории, татарского языка и воспитателями юношества для проведения мероприятий, посвященных великим татарским поэтам.

Я с вами Я всегда в строю одном.

Где Фучик Юлиус И Матэ Залка.

Берлин – Тюрьма.

Затворы стен глухи.

Муса в тетрадку пишет И будут В вечности его стихи!

Заки Нури «Муса Джалиль: свет и тени прошлого»

Сценарий Вечера памяти Рекомендуем оформить книжно-иллюстративную выставку «Поэты всегда возвращаются» с разделами:

1. По следам поэта-героя.

2. «Жизнь моя песней звенела в народе».

3. Воспоминания о поэте.

4. Второе рождение поэта.

Для проведения этого мероприятия понадобится группа учащихся из 5-6 человек.

Оформление: на экране проецируется портрет поэта-героя. На столике для ведущего расположены томик стихов поэта, солдатская каска, перо, чернильница, букет цветов (гвоздики или полевые цветы).

Усилит эмоциональность вечера музыкальный фон: записи песен «Вставай, страна огромная» (муз. А. Александрова, сл. В. Лебедева-Кумача), «Ктм сине» (муз. С.

Садыковой, сл. А. Ерикеева).

1 чтец: Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 февраля 1956 года за исключительную стойкость и мужество, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне, Мусе Джалилю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. А еще через год Комитет по Ленинским и Государственным премиям в области литературы и искусства при Совете Министров СССР присудил Мусе Джалилю – первому среди поэтов – Ленинскую премию за цикл стихотворений «Моабитская тетрадь». В Татарстане с 1968 года введена литературная премия им. М.Джалиля за лучшее литературное произведение.

Ведущий: Заключенных в наручниках ввели в большой двухсветный зал со сводчатыми потолками и огромными полукруглыми окнами. Перед ними на возвышении стоял внушительный стол из морского дуба, рядом такая же дубовая кафедра с фашистским орлом и свастикой. Друг против друга располагались места прокурора и адвоката, тяжелые, обитые черной кожей судейские стулья с непомерно высокими спинками, импозантные люстры, громоздкие и неудобные скамьи для публики – все было рассчитано на то, чтобы подсудимый чувствовал себя жалким червем, песчинкой перед незыблемой глыбой фашистского правопорядка… Исход суда был предрешен заранее – ни судьи, ни подсудимые в этом не сомневались.

Разбирательство не спеша, катилось по заведенному раз и навсегда порядку. Выступал обвинитель, зачитывались протоколы допросов, приводились «изобличающие» документы и фотографии, заслушивались свидетели. Мог ли М.Джалиль представить себе хоть на миг, что в этом самом зале, где звучит тусклый голос судьи, усиленный прекрасной акустикой, через какие-нибудь 30 с небольшим лет громовым раскатом будут звенеть его стихи, переведенные на немецкий язык.

1 чтец : (вытаскивая из кармана маленький блокнот и зачитывая): «К другу, который умеет читать по-татарски»:

Это написал известный татарский поэт М.Джалиль. Он в 1942 году сражался на фронте и был взят в плен. В плену испытал все ужасы. Прошел через сорок смертей, затем был привезен в Берлин. Здесь он был обвинен в участии в подпольной организации, в распространении советской пропаганды и заключен в тюрьму. Его присудят к смертной казни. Он умрет. Но у него останется 115 стихов, написанных в плену и в заточении. Он беспокоится за них. Поэтому он из 115 старался переписать хотя бы 60 стихотворений.

«Если эта книжка попадет в твои руки, аккуратно, внимательно перепиши их набело, сбереги их и после войны сообщи в Казань, выпусти их в свет, как стихи погибшего поэта татарского народа. Таково мое завещание. Муса Джалиль. 1943. Декабрь».

Как сказал поэт С.Вургун: «Мир и мировая литература знают много поэтов, обессмертивших свои имена неувядаемой славой. Но таких, как поэт-герой Муса Джалиль, увековечивший свое имя бессмертными творениями и смертью, которая сама является подвигом, не так уж много. Вот они: великий Байрон, славный народный поэт Венгрии Петефи, герой Юлиус Фучик и, наконец, Муса Джалиль».

2 чтец: Умирая, не умрет герой – 3 чтец: «…С ним я познакомился во второй половине 20-х годов… Дружеское общение с Мусой Джалилем длилось лет пять-шесть, однако, начиная с 1934 года вплоть до самой войны нам видеться, не пришлось. Постараюсь точней воспроизвести внешний вид, личные качества Мусы тех лет, когда мы были дружны с ним, - каким сохранился он в моей памяти. Аккуратно сложенный невысокий джигит. Сам прост, и одет просто. Сдержан, не словоохотлив – особенно не любит говорить о себе, но когда говорит, волнуется, торопится, что свойственно натурам увлекающимся. С людьми бережен, внимателен, умеет слушать, не подумав, не говорит. Нет в нем и тени высокомерия или бахвальства, не любит поучать других… Он поэт, человек тонких, изысканных чувств, а поэтов мы привыкли видеть не на кровавых полях войны, а в садах поэзии. И храбрость поэта в нашем представлении – это отстаивающий справедливость пылкий стих…»

Ведущий: Так известный татарский писатель Амирхан Еники рассказывает о Мусе Джалиле.

4 чтец: Пусть время узел свой стянуло туже, Вспоминала поэтесса Е.Чебанова, знавшая Джалиля в 20-30-е годы.

Ведущий: В тоталитарном обществе в привычку входит выискивание идолов, ложных идеалов, и все это для поднятия духа задавленного простого народа. Подлинные герои, дорогие для народа сыновья, из-за официальной свистопляски, выставлялись как идолы, наделялись гипертрофическими качествами, превращались в статуи.

Так получилось и с Джалилем. В начале его хором обвиняли в преступлении, вырывали из школьных учебников страницы с его стихами и портретом.

5 чтец: Просматривая архивы партийных органов середины 50-х годов, видный татарский историк, профессор Булат Султанбеков наткнулся на письмо-кляузу одного майора, ранее занимавшего должность начальника районного отдела КГБ, тогда еще МГБ.

Майор обвинял руководителей госбезопасности ТАССР, не больше не меньше, как «в попустительстве буржуазным «националистам» и «сокрытии их вредоносных дел». Среди прочих доводов был и такой аргумент: они – де не придали должного значения материалам о Мусе Джалиле, поступившим к ним еще в 1947 году.

1 чтец: Очевидно, майор имел в виду Моабитскую тетрадь М.Джалиля, доставленную в республику по дипломатическим каналам и в том самом 47 году ее вынес из тюрьмы бельгийский патриот Андре Тиммерманс. Однако за год до этого, в марте 46-го, в Союз писателей Татарии (а оттуда прямиком в органы госбезопасности) поступила первая тетрадка Мусы Джалиля и блокнот Абдуллы Алиша (копия). Их вынес из тюрьмы бывший военнопленный Габбас Шарипов, а в Казань привез Нигмат Терегулов, поплатившийся за это жизнью (он погиб в одном из исправительных заведений ГУЛАГа).

2 чтец: Чуть ли не весь 1955 год шло тщательное разбирательство всех пунктов обвинения, выдвинутого отставным майором. Что касается пункта, связанного с Джалилем, то заместитель председателя КГБ ТАССР Кузнецов в специальном разделе дотошно анализирует историю этого вопроса. «Дело Джалиля» не закрыли, даже не усомнились в нем. Оно продолжало свое медленное, но неуклонное течение по волнам судебноканцелярской волокиты. Кроме версии об уходе поэта на Запад, прорабатывалась и версия о том, что он изменив фамилию, может скрываться в СССР. Сам факт пребывания в плену считался преступлением, а уж в легионе, то есть во вражеской армии – тем более.

3 чтец: Становится понятным и то, почему вдову поэта Амину Джалиль чуть ли не ежедневно вызывали на Лубянку, заставляя вечера напролет простаивать в коридоре, а за квартирой Джалиля в Столешниковом переулке установили наблюдение. По словам А.Джалиль, от нее требовали регулярного отчета: кто к ним приходил, зачем, о чем говорили. 5 апреля 1947 года имена Джалиля и Алиша четвертым управлением МГБ СССР включены в документы всесоюзного розыска, как особо опасных преступников, подозреваемых по целому ряду политических статей.

Звучит фонограмма песни С.Садыковой «Кљтђм сине».

Дело приобретало большой масштаб – им занимались центральное ведомство, МГБ с его разветвленной агентурной сетью при участии местных чекистов.

Ведущий: Когда Муса находился в плену, ему часто снился один сон. И он поделился об этом со своим собеседником Анваром Галимом: «Знаешь ли, как вышел я из лагеря, через день жена мне снится, тревожит. Такой вот сон приснился: будто сидит она на лестинице незнакомого дома и с криком: «Преступник, преступник!», бежит от меня. А в другом сне увидел я, как жена моя приехала в Берлин и разыскала меня. Оказалось, ее послали убить, отравить мужа-предателя Много я видел таких кошмарных снов. В каждом из них жена меня мучит, в каждом проклинает меня. По-моему, с семьей моей случилось какое-нибудь несчастье. Наверное, узнав о том, что я нахожусь в Берлине, погубили мою семью».

Видимо он это предчувствовал и сочинил стихотворение «Не верь!», обращенное к жене.

4 чтец: Коль обо мне тебе весть принесут, Скажут: «Изменник он! Родину предал!» Не верь, дорогая! Слово такое 5 чтец: 7 сентября 1948 года в Казань пришло сообщение, что по данным заместителя уполномоченного МГБ по Германии, «Залилов в 1945г. ушел в западную зону Германии».

Таким образом, к секретарям обкома поступала противоречивая информация – то о патриотической деятельности группы Джалиля, то прямо противоположного характера.

Этим-то и объясняются непонятные на первый взгляд колебания в оценке личности и творчества Джалиля и Алиша.

По словам Амины Джалиль, эти колебания общественного мнения непосредственно отражались и на отношении к ней. Ее то принимали, если не с распростертыми объятиями, то внимательно и вежливо как жену погибшего поэта-фронтовика, то буквально выгоняли из Союза писателей как жену изменника Родины.

1 чтец: Информация о патриотической деятельности группы Джалиля, собранная как агентурным путем, так и извлеченная из показаний лиц, побывавших в плену, доходила и до него. Под влиянием этой информации местные органы снова обращались в центр, напоминая о затянувшемся деле. Однако утешительного было мало. К именам Джалиля и его боевых товарищей прочно прилипло, казалось бы, несмываемое клеймо предателей.

2 чтец: В мае 1949 года один из руководителей МГБ Токарев послал новый запрос в Москву. В нем он ставил вопрос о необходимости уточнить данные резидента госбезопасности по Германии в связи с накопившимся в Казани обширным материалом противоположного характера. Не дождавшись ответа, начальник четвертого отдела МГБ ТАССР подполковник Качалов позвонил в Москву по войсковой части, попросил ускорить расследование, поделился своими сомнениями. В тот же день из Москвы пришел категорический ответ, не оставлявший, вроде бы, места ни для каких сомнений: «Уход Джалиля на Запад потвержден, разыскное дело остается в работе».

Ведущий: Так продолжалось до самого конца 1951 года: густой туман неопределенности, оскорбительные подозрения, полный запрет на издания и упоминания в печати… Но через полгода – первый и, как оказалось, решительный сдвиг. 23 июня года тот же Качалов по просьбе обкома партии просит Москву «уточнить факт гибели М.Залилова». Примерно через месяц, 21 июля приходит ответ. Четвертое управление МГБ СССР официально извещает Казань, что в связи с гибелью разыскиваемого в 1944 году оперативное разыскное дело на него прекращено. Это означало, что версия об «изменившем Родине», и «бежавшем на Запад отщепенце» была от начала до конца лживой, что все предположения о «затаившемся на время шпионе и диверсанте» не только немецкой разведки, но, возможно и ЦРУ, лопнули, как мыльный пузырь.

3 чтец: В августе 1952 года М.Джалиля, А.Алиша и других соратников поэта реабилитировали, и вернули в обком тетрадки со стихами Джалиля и Алиша, в свое время переданные в МГБ республики секретарем обкома по идеологии С.Г.Батыевым. После этого следственное дело Джалиля и Алиша было передано в архив. Таким образом, говорится в документе, адресованном ЦК КПСС, прямой вины чекистов республики в задержке с реабилитацией Джалиля нет. Но с августа 1952 года до первой публикации Моабитских стихов прошло более полугода. Внешних препятствий уже не было. Но оставалась инерция, успевшая набрать большую силу. Оставался провинциальный страх многократно пуганой вороны: как бы чего не вышло. Первую подборку Моабитских стихов свет увидел 25 апреля 1953 года.

4 чтец: По рассказу Амины Джалиль, ей в ночь на 24 апреля приснился вещий сон:

Муса в белом, светлый, улыбающийся, радостный. До этого он ей тоже нередко снился, но – в черном. Весь день она ходила с предчувствием какой-то радостной благой вести. И вот, уже под вечер, звонок из «Литературной газеты»: читайте завтрашний номер нашей газеты.

Наутро они с Чулпан обежали газетные киоски, накупили кипу номеров «Литературки». А сколько слез было в этот день! Слез радости и горечи, признательности и обиды… С ними выплеснулось все пережитое – гибель Джалиля, подозрение в его измене Родине, несправедливости по отношению к ней самой. А она непоколебимо верила в мужа, нередко оставаясь в одиночестве. И вот теперь – публичная, хотя еще и косвенная, реабилитация Мусы.

Звучит фонограмма песни С.Садыковой «Кљтђм сине».

Ведущий: Великая Отечественная война застала Джалиля в Казани, где он был председателем Союза писателей Татарии. Ему навсегда запомнилось 22 июня, он собирался с семьей поехать к друзьям. На вокзале услышал: «Война!»

Звучит фонограмма песни «Вставай, страна огромная!»

23 июня 1941 года, на второй день войны, Джалиль отнес в военкомат заявление с просьбой направить его на фронт, а 13 июля надел военную форму. Расставание было тяжелым. Муса бережно поднял дочь из кровати, прижал к себе теплое, доверчивое тельце.

1 чтец: Поезд медленно приближался к фронту. Он шел без расписания. В купе было тесно. Муса покинул Казань, но он все еще был полон воспоминаниями, все ощущал теплоту женских рук, домашнего уюта. Муса потянулся за блокнотом, чтобы записать родившиеся строки стихов. Обращаясь к жене, Муса писал:

2 чтец: Когда мы простились, шел дождь. И печально 3 чтец: Муса ехал в распоряжение политуправления Волховского фронта. Это было ранней весной, а в начале апреля Джалиль получил назначение в редакцию газеты 2-ой Ударной армии, которая стояла в болотистых лесах севернее реки Волхов. 2-й ударной армией командовал генерал Власов, оказавшийся впоследствии изменником Родины. Не выполнив поставленной перед ним боевой задачи, он остановил армию в непроходимых лесных болотах. В марте немецкая группировка «Север» нанесла контрудар и начала бои по окружению 2-й Ударной армии. Советские войска самоотверженно сражались с превосходящими силами врага.

Ведущий: Весной произошла катастрофа. Германские войска, перерезав горловину близ реки Волхов, полностью окружили войска 2-й Ударной армии.

В годовщину войны – 22 июня, восемьсот солдат пошли на прорыв через «Долину смерти», как называли они узкую горловину, соединявшую 2-ю Ударную армию с Волховским фронтом. Бой был жестокий. Из восьмисот человек, пошедших в наступление, уцелело всего лишь несколько десятков бойцов.

Но они выполнили долг – прорвали кольцо окружения.

К вечеру этого дня гитлеровцы снова сомкнули кольцо окружения. Еще через несколько дней все было кончено. Предательство генерала Власова привело к поражению 2Ударной армии. Власов открыто перешел на сторону фашистской Германии.

4 чтец: В этих схватках, в борьбе не на жизнь, а на смерть участвовал и Муса Джалиль – сотрудник армейской газеты «Отвага». Долгие годы об этом периоде жизни поэта мы знали только по нескольким его четверостишиям:

5 чтец: В содрогающемся под бомбами, К смерти взывал: «Приди! Добей!..»

Просил: «Избавь от жестокого рабства!»

Молил медлительную: «Скорей!..»

1 чтец: Муса Джалиль был тяжело ранен и 26 июня попал в плен, где-то в районе Мясного Бора.

2 чтец: Прости меня, твоего рядового, Когда последним дыханьем вздохну».

3 чтец: Что же случилось с Мусой Джалилем после трагических событий, разыгравшихся под Мясным Бором летом 1942 года? В разгар войны в лагерях для военнопленных гитлеровцы начали отбирать заключенных нерусской национальности.

Эсэсовцы загоняли отобранных пленных в отдельные бараки, а потом под охраной, в запертых товарных вагонах, везли куда-то в сторону Польши. Их привезли на станцию Едлино. Здесь М.Джалиль встретился с Талгатом Гимрановым. Только позже Талгат узнал, что его новый знакомый – поэт Джалиль, стихи которого Талгат знал на память.

4 чтец: После многомесячных скитаний по лагерям для военнопленных Джалиля привезли в польскую крепость Демблин. Сюда гитлеровцы сгоняли татар, башкир, военнопленных других национальностей Поволжья. Муса встретил своих земляков, нашел тех, кому можно было доверять. Они составили ядро созданной им подпольной организации.

В конце 1942 года фашисты развернули формирование так называемых «национальных легионов». В польском местечке Едлино они создали легион «Идель-Урал» (т.к.

подавляющую часть легиона составляли волжские татары, немцы обычно называли его Волго-татарским). Нацисты вели идеологическую обработку пленных, готовясь использовать против Советской армии. Сорвать замыслы фашистов, повернуть вложенное им в руки оружие против самих фашистов – такую задачу поставила подпольная группа.

Подпольщики сумели проникнуть в редакцию издаваемой немецким командованием газеты «Идель-Урал», печатали и распространяли антифашистские листовки, создавали тщательно законспиророванные подпольные группы - «пятерки».

Первый же батальон Волго-татарского легиона, посланный на Восточный фронт, поднял восстание, перебил немецких офицеров и влился в отряд белорусских партизан (февраль 1943г.).

В августе 1943 года гитлеровцам удалось напасть на след подпольной группы Джалиля и большинство его боевых товарищей арестовали.

Ведущий: Джалиль никогда не расставался с маленькой записной книжкой в темновишневой обложке. Он раскрывал ее, когда вокруг не было никого из посторонних, и начинал читать заветные, сокровенные строки. Муса записывал стихи арабской вязью, мало известной среди обитателей лагеря и недоступной немецким тюремщикам.

5 чтец: Муса каждый день встречался с Талгатом. Гимранов чувствовал, что какая-то тайная тревога все больше охватывает Джалиля. Раза два Талгат видел Джалиля в обществе незнакомого человека, они шепотом что-то горячо обсуждали и умолкали с приближением посторонних. Все это совпало с тем временем, когда Фон Зиккендорф, начальник лагеря, объявил, что предстоит отправка на фронт сформированного батальона легионеров. Утром батальон вышел на станцию. Среди людей, покидавших лагерь, шел и тот незнакомец, что тайком встречался с Джалилем. Прошло 2-3 недели. По лагерю распространилась новость – ее передавали друг другу на ухо, - батальон восстал по дороге на фронт. Из нескольких сот легионеров в лагерь вернулось не больше четырех десятков. Остальные ушли к партизанам или погибли в борьбе.

1 чтец: Никогда еще не видели Мусу таким взволнованным. Он не мог скрыть своего торжества. Попытка нацистов сделать военнопленных участниками своих преступлений закончилась крахом.

Однажды Муса спросил, не сможет ли Талгат смастерить самодельный компас.

Гимранов согласился, он долго возился с порученным делом. Сделал футляр, намагнитил стрелку. Работой своей он остался недоволен, но Муса забрал компас – пригодится. Затем понадобилась карта. Они хотели связаться с партизанами.

Ведущий: Весной 1943 года, примерно в мае, из Радомского лагеря бежала группа легионеров. Бежала с картой, переведенной на кусок материи, самодельным компасом, запасом продуктов и кое-каким оружием. Всем этим беглецов снабдила подпольная группа.

Все это было только репетицией, проверкой нового дерзкого замысла: подпольщики готовили восстание в лагере и большой побег.

2 чтец: Не об этом ли писал Джалиль в одном из своих стихотворений:

Только одна у меня надежда:

Будет август. Во мгле ночной Гнев мой к врагу и любовь к Отчизне Выйдут из плена вместе со мной.

Ведущий: Теперь стало известно, что именно в августе Муса Джалиль рассчитывал организовать побег из лагеря и вырваться на волю. Но осуществить этот план подпольщикам не пришлось.

3 чтец: В середине лета произошел провал подпольной организации. Среди ночи Джалиль и его товарищи были схвачены гестаповцами. Арестованных увезли в Берлин, в Моабит. Гитлеровцы были вынуждены отказаться от формирования отрядов из военнопленных. После ареста группы Джалиля пленных из Радомского лагеря рассовали по другим лагерям. Талгата Гимранова отправили сначала в Кельце, затем в Прибалтику. Муса Джалиль сразу после пленения был отправлен в сборный лагерь под Холмом, оттуда куда-то в Прибалтику, а потом в крепость Демблин. Это было в конце 1942 года. В демблинском лагере Муса связался с подпольной группой, действующей в крепости, и начал там нелегальную работу.

4 чтец: Вместе с друзьями, которых он встретил, Муса готовил массовый побег заключенных, но побег не удался. Ближе к весне 1943 года Джалиля куда-то увели.

«Одет он был в старую потрепанную шинель, в деревянных колодках, которую вместо обуви носили военнопленные. Мусу увезли в Германию, в лагерь Вустрау под Берлином.

Кто-то узнал, что под фамилией Гумерова скрывается поэт Джалиль». Мусу Джалиля стали уговаривать работать в комитете «Идель-Урал». Для гитлеровцев важно было иметь на своей стороне известного татарского поэта. Сначала Джалиль не дал никакого ответа.

Только после горячих споров, по решению подпольной группы лагеря, Муса согласился работать в комитете «Идель-Урал». Он поставил одно условие – остаться под фамилией Гумерова.

5 чтец: В комитете «Идель-Урал» Джалиль занимался «культурным обслуживанием»

легионеров. Он подбирал актеров для культвзвода, искал музыкантов, певцов, которые могли бы выступать перед легионерами. Лагерь легиона «Идель-Урал» находился под Радомом, но Муса теперь имел возможность выезжать и в другие районы Германии. Вместе с хоровой капеллой он ездил в Познань, Дрезден, бывал в Демблине, и там, где появлялся Муса Джалиль или его товарищи, возникали новые группы бойцов сопротивления.

Так, в столице фашистской Германии в разгар войны возникло еще одно антифашистское подполье, во главе которого стоял татарский поэт Муса Джалиль.

1 чтец: Уже в Берлине Муса встретился с Абдуллой Алишевым, детским татарским писателем. Джалиль хорошо знал его по Казани. В подпольную организацию вошел Гариф Шабаев, бывший финансовый работник из Ташкента. Был здесь Ахмед Симаев, поэт и журналист, который в Москве занимался в литературном кружке Джалиля. Теперь они не расставались до последнего часа.

2 чтец: Джалиль приступил к организации подпольных групп. Для подпольной работы в легионе ему нужны были надежные помощники.

Выбрали 13 человек. Ни один из них не был профессиональным артистом. Гайнан – учитель, Абдулла – старший политрук, Хасанов – преподаватель, Мичурин – юрист.

Из этих людей в Едлино и был создан так называемый культвзвод, или капелла.

Режиссером ее назначили Гайнана.

В конце июля 1943 года М.Джалиль приехал в Радом, где готовился план вооруженного выступления.

3 чтец: Разрозненные группы надо было собрать в единый «кулак». В Берлине свою поездку Муса объяснил тем, что нужно готовить постановку музыкальной комедии «Шурале», которую он написал. Действительно, члены капеллы распределили роли, начали репетировать музыкальную комедию, а тем временем вели подготовку к решающим действиям.

Восстание в легионе намечалось через несколько дней – на 14 августа. Однако им не суждено было выступить. 10 августа Муса неожиданно исчез.

4 чтец: Он был отправлен из крепости Демблин в специальный лагерь Вустрау, расположенный неподалеку от Берлина. Один из участников подпольной работы – Галим Батихов вспоминает о первых днях пребывания Мусы в Берлине. По его словам, дело обстояло так. Вскоре после перевода М.Джалиля из лагеря Вустрау в Берлин подпольщики собрались на Хавельштрассе якобы на вечеринку, посвященную приезду Мусы. Здесь были Джалиль, Батихов, Алишев и Симаев. Говорили о тактике работы в подполье. Муса предложил свой план. Он заключался в следующем: прежде всего надо постараться обезвредить фашистскую газету «Идель-Урал». Ее надо сделать беззубой, скучной и аполитичной.

В противовес фашистской газетке он предлагал наладить выпуск подпольных листовок.

5 чтец: Ахмет Симаев взялся организовать слушание радиопередач из Москвы, чтобы получать информацию о положении на фронтах. Симаев работал в радиостудии комитета и мечтал при удобном случае проникнуть к микрофону, чтобы выступить по радио с антифашистской речью. Подпольщики говорили о том, что надо связаться с советскими людьми, привезенными на работу в Германию.

1 чтец: Подпольная группа существовала до середины 1943 года. В результате предательской деятельности проникшего в организацию провокатора, руководящая группа подпольщиков была арестована.

Берлинскую подпольную группу арестовали в августе 1943 года. Кроме Мусы, в нее входили Ахмет Симаев, Абдулла Алишев, Фуат Булатов, Гариф Шабаев. Внезапный налет гестапо застал подпольщиков в редакции «Идель-Урал», когда подпольщики, настроив приемник, начали слушать и записывать сводку советского информбюро.

Ведущий: Всю группу направили в тюрьму Моабит, оттуда несколько раз их возили на допросы в гестапо. Следствие, как рассказывал Симаев, длилось больше полугода. Начались дни и ночи допросов, пыток. Гестаповцы сломали поэту руку, отбили почки. Тело исполосовали резиновыми шлангами. Раздробленные пальцы распухли и почти не гнулись Но поэт не сдался. Он и в тюрьме продолжал схватку с фашизмом, - своим творчеством.

Судил их Верховный имперский суд в Дрездене Прокурор в своей обвинительной речи говорил о подрывной деятельности подпольщиков против германского рейха. Он потребовал вынести смертный приговор всем подсудимым. Защитник, назначенный без ведома подсудимых, просил только заменить смертную казнь пожизненной каторгой.

С последним словом от имени подсудимых выступил Муса Джалиль. Он говорил, что преступление совершают не они, советские люди, оказавшиеся на скамье подсудимых, а клика Гитлера. Фашисты ответят за свои преступления!» - бросил Джалиль своим судьям.

Хоть брось в застенок, хоть продай в рабы!

2 чтец: Единственно, о чем просили осужденные, чтобы на Родине узнали, что они приговорены к смерти, и за что они погибли, и что они до конца своей жизни остались верны своему народу. Это было заветное желание Джалиля и его друзей.

В поэтическом сборнике Джалиля до нас дошло стихотворение поэта, посвященное фашистскому суду - «В день суда».

3 чтец: В день суда нас вывели из камер, 4 чтец: «Весть о смерти Мусы и его сподвижников я услышал от Усмана муллы. Тогда я не расспросил подробно. Решил разузнать при удобном случае… Их арест сильно обеспокоил меня. Арест по политическому обвинению, да еще в военное время в любой стране опасен. Ни одно государство не потерпит акцию, направленную против него. Вот поэтому положение Мусы и тех, кто с ним, будет нелегким, подумал я. Так оно и случилось.

Во время расстрела Мусы и его группы присутствовал и я в качестве мусульманского муллы.

25 августа около 11 часов я вместе с попом вошел к смертникам-татарам… Когда я вошел, все подняли головы и посмотрели на меня, но было видно, что со мной не хотят говорить… 5 чтец: Видеть их последние минуты было безгранично горько. Глядя на них, я задрожал… Я подходил поочередно к каждому и протягивал Коран. Все кладя руку, говорили «Прощение, прощение». В последнюю очередь я подошел к Мусе. Муса, протянув руку к Корану, прошептал: «Простите, знать судьба, судьба. Не ждали мы, что нас убьют».

Об этом поведал Усман Гани Мулла.

1 чтец: 23 апреля 1945 года 79-й стрелковый корпус Советской армии, наступавший в направлении рейхстага, вышел на рубеж берлинских улиц. Впереди сквозь дым разрывов показалась тюрьма Моабит. Когда бойцы ворвались во двор тюрьмы, там уже никого не было. Лишь ветер носил по двору мусор, обрывки бумаги. На чистой страничке одной из них кто-то из солдат заметил запись на русском языке: «Я, татарский поэт Муса Джалиль, заключен в Моабитскую тюрьму как пленный, которому предъявлены политические обвинения, и, наверное, буду скоро расстрелян. Если кому-нибудь из русских попадет эта запись, пусть передадут привет от меня товарищам-писателям в Москве, сообщат семье».

Бойцы переслали этот листок в Москву, в Союз писателей. Так на Родину пришла весть о подвиге Джалиля.

Ведущий: Светлое имя поэта осталось навечно в памяти людской, его имя носят малая планета №3082(открыта в 1972 г. в Крымской астрофизической обсерватории астрономом Т.

М. Смирновым), театр, улицы и проспекты, республиканская премия, школы и районный центр Татарстана, в Казани также работает литературно-мемориальный музей-квартира М.

Джалиля, в Мензелинске – мемориальный музей М. Джалиля.

В 1966 году на площади Первого Мая в Казани был поставлен памятник легендарному поэту, а 9 мая 1985 года торжественно открыт Мемориальный комплекс Мусы Джалиля в Набережных Челнах в одном из красивейших скверов на проспекте Мусы Джалиля.

Каждый год 25 августа в Казани у памятника Мусе Джалилю проводятся митинги, посвященные гибели поэта и десяти его товарищей по подпольной организации. В году состоялась церемония открытия мемориального комплекса – десяти бронзовых барельефов соратников Джалиля. Автор барельефов – выдающийся скульптор Владимир Цигаль. Барельефы придали скульптурному ансамблю не только художественную, но и смысловую законченность, ибо ничто так не придавало Джалилю силы духа, как сознание того, что он не одинок в своей борьбе.

В 1996 году на Казанском экспериментально – производственном заводе «ВКНИИВОЛТ» отлили памятник поэту-герою Мусе Джалилю. Авторский замысел принадлежит московскому скульптору, вице-президенту Всемирной ассоциации татарских художников К. Замитову. Бронзовый памятник весом в 2 тонны отправился на родину поэта – в Оренбург.

2 чтец: В 1968 году постановлением бюро Татарского обкома ВЛКСМ была учреждена премия имени М. Джалиля (ныне Республиканская премия им. М. Джалиля), которая присуждается раз в два года. На соискание премии выдвигаются отдельные авторы в возрасте до 30 лет, молодежные коллективы, а также отдельные авторы старше 30 лет, работающие для молодежи или с молодежью. На конкурс представляются работы в области литературы, изобразительного, музыкального, хореографического, театрального, циркового, киноискусства – в виде сценариев, нотного материала, аудиовидеозаписей, фильмов, фотографий, репродукций и другого иллюстрированного материала в области журналистики – статьи, телепередачи в средствах массовой информации, а также в области науки, образования; общественной деятельности, производства и предпринимательства.

Муса Джалиль (Муса Мустафович Залилов) родился в татарской деревне Мустафино Оренбургской губернии (ныне Шарлыкский район Оренбургской области) 2 (15) февраля 1906 года в крестьянской семье.

Шести лет он пошел учиться в сельскую школу, где за год овладел азами грамоты и вызубрил несколько сур из Корана. Вскоре семья в поисках лучшей доли переехала в Оренбург. Отцу удалось устроить сына в медресе «Хусаиния». Оно считалось «новометодным», то есть прогрессивным по тем временам медресе. Наряду с Кораном, здесь изучались и светские дисциплины, велись уроки родной литературы, рисования и пения.

В годы гражданской войны Оренбург стал ареной жестоких схваток, власть попеременно переходила от одних сил к другим: свои порядки устанавливали то дутовцы, то колчаковцы. В оренбургском караван-сарае (гостинице для приезжих) двенадцатилетний Муса видел окровавленные трупы красноармейцев, женщин и детей, изрубленных белоказаками во время ночного налета. На его глазах армия Колчака устанавливала «твердую власть» - реквизировала скот, отбирала лошадей, арестовывала и расстреливала сочувствующих Советской власти.

Когда весной 1919 года в окруженном белогвардейцами Оренбурге возникла комсомольская организация, тринадцатилетний Муса записывается в ряды Союза молодежи, рвется на фронт. Но в отряд его не берут: маленький, щуплый, он выглядит совсем мальчишкой. Вернувшись после смерти отца в родную деревню, Джалиль создает детскую коммунистическую организацию «Красный цветок». В 1920 году по инициативе Мусы в Мустафине возникает комсомольская ячейка. Кипучий, деятельный по натуре, Муса становится признанным вожаком сельской молодежи. Его выбирают членом волостного комитета РКСМ, посылают делегатом на губернскую конференцию комсомола.

Муса не просто агитировал за новую жизнь, но и с оружием в руках отстаивал молодую Советскую власть: в отрядах частей особого назначения воевал с белыми бандами.

27 мая 1920 года В.И.Ленин подписал декрет, провозгласивший образование в составе РСФСР Татарской Автономной Республики. Появилась прочная основа для развития национальной экономики, науки, культуры. В Казань съезжаются молодые татарские литераторы, музыканты, художники, одержимые желанием принять участие в становлении нового искусства.

Осенью 1922 года в Казань переезжает и шестнадцатилетний Джалиль. «Меня вела… окрыляла вера в свою поэтическую силу», - писал он позднее («Мой жизненный путь»).

Раннее творчество Джалиля носит на себе явные следы влияния демократической татарской литературы начала ХХ века, в особенности поэзии Габдуллы Тукая и Мажита Гафури. С их творчеством стихи Мусы сближает гуманистический пафос, сочувствие к угнетенным, непримиримость ко злу во всех его видах.

В годы гражданской войны убежденность Джалиля в торжестве правого дела выражается в форме революционных призывов и лозунгов. Стихи этого периода примечательны открытым революционным пафосом, роднящим поэзию Джалиля с творчеством таких поэтов нового времени, как Галиаскар Камал, Мирхайдар Файзи, Шамун Фидаи и др. Обращает на себя внимание ораторский накал стихов, откровенно прокламационный стиль.

Новым было не только идейное содержание. Национальное под пером поэтов, рожденных революцией, приобретает иные формы. В поэзию проникает новая лексика. На смену традиционным восточным образам приходит революционная символика – алое знамя, пылающая заря свободы, меч революции, серп и молот, сияющая звезда нового мира… Примечательны названия юношеских стихов Джалиля: «Красное войско», «Красный праздник», «Красный богатырь», «Красный путь», «Красная сила», «Красному знамени».

Поэт настолько часто употребляет в эти годы эпитет «красный» (в его новом, революционном значении), что некоторые исследователи называют этот этап творчества поэта «красным периодом».

В Казани Джалиль работает переписчиком в газете «Кызыл Татарстан» («Красный Татарстан»), а затем учится на рабфаке при Восточном педагогическом институте. Он знакомится с наиболее яркими представителями татарской советской поэзии: Кави Наджми, Хади Такташем, Аделем Кутуем и другими, участвует в диспутах, литературных вечерах, с головой окунается в бурную литературную жизнь республики. С 1924 года он – член литературной группы «Октябрь», стоявшей на пролеткультовских позициях. Все свободное время он отдает творчеству, активно печатается в казанских газетах и журналах.

В татарской поэзии 20-х годов возникло своеобразное революционно-романтическое течение, получившее название «гисьянизм» (от арабского слова «гисьян» - «бунт»). Для него характерны повышенная экспрессия, романтический пафос, культ сильной одинокой, бунтующей личности, отрицание затхлого быта, (а вместе с ним нередко и всей «низкой, грубой» действительности), устремленность к возвышенному и не всегда точно определенному идеалу. «Гисьянизм» в сугубо национальной форме отразил некоторые черты и особенности, свойственные всей молодой советской поэзии 20-х годов.

Чуткий ко всему новому, готовый идти в ногу с веком, Муса отдал дань и этому течению. От лозунговых и откровенно агитационных стихов он делает резкий переход к сгущенной метафоричности, нарочитой усложненности поэтического языка, романтической окрыленности, масштабности «космически» отвлеченных образов: «Я солнцу новый путь открыл за мглою», //Я побывал в гостях у синих звезд, //Я небо сблизил и сдружил с землею, //Я со вселенной поднимаюсь в рост». Его герой мечтает о вселенском пожаре, в котором сгорит все старое, отжившее. Он не только не боится смерти, а идет ей навстречу с каким-то восторженным самоотречением.

«Гисьянизм» был не просто «болезнью роста», своего рода помехой на пути утверждения реалистических принципов в творчестве Джалиля и в татарской поэзии в целом. Это был закономерный этап развития. С одной стороны, в нем отразились процессы, общие для всей многонациональной советской литературы (рапповский «космизм»). С другой – своеобразно преломились многовековые восточные традиции татарской литературы, возродившиеся на крутом перевале истории.

В стихах Джалиля 20-х годов нашли образное выражение высокие идеалы нового поколения: чистота чувств, искренность, страстное стремление служить народу. И пусть поэзия эта не знала полутонов, но она рождена и вдохновлена юношеским максимализмом, высоким накалом гражданских чувств. У этой романтически-окрыленной поэзии, при всей ее условности, было свое неповторимое очарование:

Поэт не раз подчеркивал, что новый этап в его творчестве начинается с 1924 года: «В годы рабфака в моем творчестве наметился переворот. В 1924 году я стал писать совсем иначе» («Мой жизненный путь»).

Джалиль решительно отказывается как от романтической условности, так и от восточной метафоричности, ищет новые, реалистические краски.

В творчестве Джалиля отчетливее проявляются краски и образы реальной жизни.

Этому способствует и активная общественная деятельность поэта. В годы работы инструктором Орского укома комсомола (1925-1926) Джалиль ездит по казахским и татарским аулам, организует комсомольские ячейки, ведет активную политико-массовую работу. В 1926 году он становится членом Оренбургского губкома комсомола. В следующем году его посылают делегатом на Всесоюзную конференцию ВЛКСМ, где он избирается членом татаро-башкирской секции ЦК ВЛКСМ. После переезда в Москву Джалиль совмещает учебу в МГУ с большой общественной работой в ЦК комсомола. Он становится членом бюро секции и впоследствии заместителем ответственного секретаря.

«Комсомольская работа обогатила мой жизненный опыт, закалила меня, воспитала во мне новый взгляд на жизнь», - отмечал позднее поэт («Мой жизненный путь»).

Джалиль постепенно формируется как певец молодежи, поэт комсомольского племени. Многие его стихи приурочены к знаменательным датам в жизни ВЛКСМ («Восемнадцать»), стали популярными комсомольскими песнями («Песня молодости», «Споемте, друзья», «Песня комсомольской бригады» и др.). Не случайно и то, что первый сборник Джалиля «Барабыз» («Мы идем», 1925) вышел в серии «Библиотека МОПРа» и гонорар от него полностью был перечислен в Фонд помощи иностранным рабочим.

Значительную часть книги «Мы идем» составили стихи о дореволюционном прошлом.

В следующем сборнике «Товарищу» (1929) преобладают стихи о современности и современниках. Но и в этой книге господствует тот же дух революционного аскетизма, готовности к подвигу в бою и в труде, порою даже своего рода поэтизации трудностей.

Еще одна особенность лирики Джалиля (также во многом характерная для советской поэзии 20-х годов) – исторический оптимизм. Поэт словно бы опьянен открывшимися перед ним небывалыми перспективами. Он не просто устремлен в будущее, а как бы опережает события, воспринимает как свершившийся факт то, что только еще рождалось в муках и боли.

В годы учебы и работы в Москве Муса знакомится со многими видными советскими поэтами: А.Жаровым, А.Безыменским, М.Светловым. Слушает в Политехническом музее выступления В.Маяковского. Знакомится с Э.Багрицким, который переводит одно из стихотворений Джалиля. Вступает в МАПП /Московскую ассоциацию пролетарских писателей/, становится третьим секретарем ассоциации и руководителем татарской секции МАПП.

Герой поэзии Джалиля – чаще всего крестьянский паренек, рвущийся к свету новой жизни. Чаще всего поэт рассказывает о себе, своей любви, дружбе, учебе, окружающем его быте. Лирический герой его стихов бескомпромиссен, одержим идеалами светлого будущего, презирает мещанское благополучие.

В 1931 году Джалиль заканчивает литературное отделение Московского университета по специальности «литературная критика». До конца 1932 года продолжает работать редактором детского журнала «Октябрь баласы» («Октябренок»). Затем заведует отделом литературы и искусства в центральной татарской газете «Коммунист», выходившей в Москве. Но в столице живет не так уж много, постоянно разъезжает по стране.

Джалиль никогда не был только профессиональным литератором. На протяжении своей жизни он либо учился, либо работал, нередко совмещая по две-три должности одновременно. Товарищи поражались его неуемной энергии, широкой эрудиции, меткости и бескомпромиссности суждений.

Такой же была и его поэзия – порывисто-страстной, непримиримой к врагам и в то же время мягкой, лиричной.

В 1934 году выходят два итоговых сборника Джалиля «Орденоносные миллионы», куда вошли в основном стихотворения на комсомольско-молодежную тему и «Стихи и поэмы», включившие лучшее из того, что создано поэтом в конце 20-х – начале 30-х годов.

Эти книги подводят итог предшествующему периоду и знаменуют начало нового, зрелого этапа.

Поэзия Джалиля становится глубже, многообразнее, обогащается внутренний мир лирического героя. Его чувства становятся психологически достовернее, а восприятие жизни – философски значительнее, мудрее.

Стиль поэта характеризуется страстным, приподнято-эмоциональным отношением к миру. С одной стороны, в этом находит выражение свойственный эпохе исторический оптимизм. С другой – проявляются черты активной, жизнедеятельной натуры и горячего темперамента поэта. Любое событие или явление действительности пробуждает у него порыв к немедленному поступку, вызывает восторженное одобрение или столь же страстное неприятие. Герой его всегда воинственно активен. Ему чужды праздная созерцательность, душевная пассивность.

Читая такие стихи. как «Зайтуне», «Родник», «Мы сквозь ресницы все еще смеемся…», «Амине», «Когда она росла», чувствуешь человеческое тепло, обаяние доброты. Это поэзия исключительной нравственной чистоты, привлекающая сердечностью и доверительностью интонации.

Джалиль часто выступает в периодической печати со статьями, очерками, репортажами о строителях Сталинградского тракторного завода или Московского метрополитена, пишет о большевистских темпах и ударниках первых пятилеток, делится раздумьями о молодежном движении. Если в публицистических стихах преобладает наступательный, мажорный дух, то в интимной лирике небосвод не столь безоблачен. В ней есть и грусть, и сомнения, и тяжелые переживания.

Поэзия Джалиля уже в довоенные годы перешагнула национальные рамки. Переводы его стихов печатаются в центральных газетах и журналах, входят в антологии и коллективные сборники. В 1935 году стихи поэта публикуются отдельной книгой на русском языке.

Джалиль уже в ранних произведениях использовал фольклорные сюжеты, образы, стихотворные размеры. Особенно удачно и органично звучат фольклорные мотивы в лирических песнях. Многие песни на слова Джалиля получили широчайшую популярность и стали национальным достоянием татарского народа («Воспоминание», «По ягоды», «Волныволны» и др.). В них – народный язык, чисто национальный юмор, лаконизм, образность.

В 30-е годы углубляются литературные связи с писателями братских республик.

Джалиль много времени отдает переводческому делу. Переводит «Витязя в тигровой шкуре»

Шота Руставели (в соавторстве с А.Файзи), поэму «Батрачка» Шевченко, пушкинские стихи и романсы, стихотворения Некрасова, Маяковского, Лебедева-Кумача, Голодного, Ухсая и др.

Предвоенные годы отмечены в творчестве Джалиля усилившейся тягой к эпической широте изображения. В это время им создано несколько крупных эпических поэм. Очень интересна не опубликованная при жизни автора поэма «Директор и солнце» (1935).

Своеобразны по характеру и стилистическому рисунку поэмы «Джиган» (1935-1938) и «Письмоносец» (1938).

Джалиль написал четыре оперных либретто. Самое значительное из них - «Алтынчеч»

(«Золотоволосая», музыка композитора Н. Жиганова).

Около пяти лет Джалиль проработал редактором детских журналов. Писал передовые статьи, корреспонденции, готовил сатирические материалы и юморески под рубрикой «Из блокнота Шамбая», вел обширную переписку с читателями. В эти годы он приобрел вкус к работе с детьми, лучше узнал детскую психологию. Он пишет пионерские песни и марши, басни и стихотворные фельетоны, пейзажные зарисовки и изящные миниатюры для самых маленьких. Много писал Джалиль для детей и позднее. В конце 30-х – начале 40-х годов Джалиль работает заведующим литературной частью Татарского оперного театра. Писатели Татарии выбирают его руководителем своей организации. Джалиль по-прежнему в гуще жизни. Живет новыми творческими планами: задумывает роман из истории комсомола, начинает поэму о современной деревне.

Война перечеркнула эти планы.

23 июня 1941 года, на второй день войны Джалиль отнес в военкомат заявление с просьбой направить его на фронт, а 13 июля надел военную форму. Окончив краткосрочные курсы политработников, он прибыл на Волховский фронт корреспондентом армейской газеты «Отвага».

Началась жизнь политработника и военкора, полная трудностей, лишений и риска.

В первые недели Отечественной войны Джалиль написал цикл стихотворений «Против врага», куда вошли боевые песни, марши, страстные патриотические стихи, построенные как взволнованный поэтический монолог.

Иной характер носят стихи, написанные на фронте. На смену патетическому монологу и открытой публицистичности приходит бытовая лирика, просто и достоверно раскрывающая чувства и мысли человека на войне.

Об ужасах фашистской неволи написано немало. Едва ли не каждый год появляются новые книги, пьесы, фильмы на эту тему. Но никто не расскажет об этом так, как это сделали сами узники концлагерей и тюрем, свидетели и жертвы кровавой трагедии.

Одним из таких неповторимых, обжигающих своей подлинностью документов являются и «Моабитские тетради» Джалиля. В них мало бытовых деталей, почти нет описаний тюремных камер, мытарств и жестоких унижений, которым подвергались узники.

В этих стихах иного рода конкретность – эмоциональная, психологическая.

По многим стихам моабитского цикла видно, как нелегко приходилось Джалилю.

Тоска и отчаяние тяжелым комом застревали в горле. Надо знать жизнелюбие Мусы, его общительность, привязанность к друзьям, жене, дочурке Чулпан, его любовь к людям, чтобы понять всю тяжесть вынужденного одиночества. Нет, не физические страдания, даже не близость смерти угнетали Джалиля, а разлука с Родиной. Он не был уверен, что Родина узнает правду, не знал, вырвутся ли на волю его стихи. Вдруг фашистам удастся оболгать его, и на Родине будут думать о нем как о предателе?

Все, о чем рассказано в «Моабитских тетрадях», - глубоко личное, сокровенное. Но от этого оно не перестает быть общественно значимым. Здесь найден тот чудесный сплав личного и общенародного, к которому поэт стремился всю жизнь.

То, что накапливалось в творчестве Джалиля постепенно, годами, проявилось в ослепительно-яркой вспышке. Со страниц «Моабитских тетрадей» перед нами встает не просто талант, принадлежащий одному народу, а поэт, по праву принадлежащий к лучшим сыновьям человечества.

Друзья мои - татарские поэты, Я передать стремлюсь ваш голос, стиль, Оттенки и закатов и рассветов, Муса, ты и теперь наш политрук!

Поэтов строй, как тетива упруг.

Все снайперы стиха на правом фланге.

Твой юбилей стал смотром наших сил:

- Фатых Карим!.. Нет отклика на это… - Демьян Фатхи!.. И снова нет ответа.

Не избежал бессмертный список взгляда;

Спасенная Свобода - им награда!..

Так политрук мой думал и мечтал.

Вдруг обратился к рядовому роты:

- Ты был на фронте летчиком, Баттал.

-Храни, как небо, творчества высоты.

Годы войны, годы бед, ураганные годы...

Сколько впитала и пота и крови - спроси у земли...

Чтоб непроглядные, черные бури окончились солнца восходом.

Путь был немыслимо тяжкий... а все же прошли!..

Вот и дошли до победы... а ты? Пред тобою маршруты, Путь твой все дальше и дальше, но чувствуем рядом Разве могли без тебя мы прожить хоть минуту?

Здесь воедино: твоя окрыленность и наши сердца.

Разве задремлет клинок твоей песни? Смотри, как Разве притупится твой атакующий голос в бою?

Тот ошибется, кто скажет, что сердце тебя вспоминает, Не вспоминает, а видит живую улыбку твою!

Жизнь ты отдал, чтоб живым оставаться в победе.

- Смерть станет песней! - ты горд был девизом своим.

Ты среди нас! - это истина. И в задушевной беседе, Мы громких слов о бессмертии не говорим.

Друг мой, Муса, как могли мы назваться рабами?

Жажда свободы твердыни твердынь истребит.

Мы стены рабства прогрызли и пушками, и зубами, В пыль превратили Освенцим и Моабит, Вихрей возмездья все крепости в воздух вздымало, Мстили мы, мстили, надменные стяги топча.

Но и друзей потеряли в горячке сраженья немало.

Мост возвращенья разрушил топор палача.

Нет, не разрушил! Страна на поверке победной Снова и снова тебя вызывает: Джалиль!..

-Здесь! - откликается и человек, н легенда, Здесь! - наша песня. Наш день. Наша быль.

Ты первым был, ты. Запад-первым был Из тех, кто поднял ранней бури знамя.

Ты колыбель, ты старт такой борьбы, Где мудрый Маркс века переупрямил.

Ты позабыл: твой пролетариат Набата зов ждал с нетерпеньем юным.

И парижанки в духоте мансард Знамена вышивали для коммуны, О, как ты далеко от этих дней!..

как с восходящим солнцем В сравнении, - ты только мир теней.

Когда же сила вновь к тебе вернется?

Ты пережил себя. Куда ушли, Где Кромвели твои, твои Мараты?

Страшились гильотины короли.

И не было грозней твоей расплаты.

Кто ты теперь? Лишь недостойный сын Великого отца. Твоей рукою Финансовый король - твой властелин Дикарь и тот не умертвит любовь, Повесить песню, это уже слишком!

Смотрите, господа, Джалиля кровь, На ваших накрахмаленных манишках!

Ведь в высшем свете принято молчать.

Но, джентльмены, кровь имеет запах, За кровь не только Круппам отвечать, И Черчилли твои в ответе, Запад!

Британия! Сама себя вини, Но не спасут ни лорды, ни министры, Решают судьбы века коммунисты.

Джалиль идет на властный зов эпох.

Ведь и теперь на горле песен петли.

А рядом с ним певец «Возмездья» - Блок.

Поэзия зовет. Нельзя им медлить.

Кто, Запад, спас твоих детей и вдов?

Кто шел на смерть, твое спасая завтра?

Кто от тебя был отвести готов Коричневые лапы динозавра?

Джалиль спешит и с новым палачом Схватиться беспощадно и жестоко.

Идет, идет, а с ним плечо в плечо Возмездие и голос правды Блока.

Что там на родных просторах?

Синий, предрассветный снег, Розов изморози мех...

И зари чуть тлеет порох...

Что там на родных просторах?

Вот и вспыхнула заря!..

И жена наверно встала.

Искрился, когда мечтала Снег былого января...

Грустью гасится заря;

Верно думает: здоров ли?

Ох, тоска его тяжка...

И ни крошки табака!..

Видно, там под милой кровлей Жив ли, думает, здоров ли?..

Видно, сердце подсказало Снежность платью. Раньше всех Встала. Разгребает снег.

Смотрит в сторону вокзала...

Что ей сердце подсказало?..

На родимой стороне, Что там? По путям-дорогам Синий снег. Зарей не троган.

Розовым он снится мне.

Что там в утренней стране?..

Мне навстречу ромашки, ромашки...

Есть в них песенной силы размах.

И не только в лугах, на полянах,Им привольно и в наших: сердцах.

Сколько радуг и белых и алых!..

Лепестками глядят на меня.

Раскраснеются в играх и дразнят Язычком озорного огня.

Ты, заря цвета красных ромашек, Ты - Джалиля впитавшая кровь, Окропленная кровью Алиша, Пламенея, мне сердце суровь!

Лепестки, напоенные влагой, Мы прощаемся с вами легко, Но ромашки, что кровью набухли, В память сердца вросли глубоко, Ведь такому и Волхов свидетель.

Прожигали ромашки и снег.

Обдавали дыханьем весенним, Пробужденных отрогов и рек.

Вас не десять, не двадцать, а столько.

Что моя не вмещает ладонь.

Проросли сквозь гранит Моабита И горите, как вечный огонь.

И в огне непотухших вулканов, И а морозном мерцанье снегов.

Вы, как реквием о погибших, Вы звучнее и горестней слов.

Подниматься головкам ромашек, Пробуждаться, расти и цвести, Чтоб от скромности их и величья Людям голову выше нести.

На земле лепестков половодье.

И знамен в них и песен размах.

На дорогах, в лугах и долинах, И в достоинства полных сердцах.

Размышления о памятнике История порою размышляла:

Кому медяк, кому бессмертья медь, Лишь слава неразменного металла Достойна вечной бронзой зазвенеть.

Истории для всех найдет решенье,И для тысячелетий, и для дней.

Поэту даст такое возвышенье, Чтоб даль видней, пророчество точней.

Как неуместна иногда скульптура:

Был у Кремля поставлен не герой.

А как бы придавивший землю хмурый И леденящий Александр Второй.

Кто знает, может верил Каракозов, Что породит поэта бомбы взрыв, В татарском юноше разбудит грозы.

Бунтарский, все сметающий взрыв?..

Кто знает? Наш карающий казанец Нам не оставил весточки о том...

Металлом всех времен Джалиль воспрянет.

Даль озарит в прозрении святом.

Моим воображением очерчен, На пьедестале будет он таков:

Где царь стоял невластный над бессмертьем, Царить ему - хозяину веков!

Вблизи музей... Но в том музее смолк ли Крутой восьми столетий волнолом?..

Поэта повстречают волны Волги, Татария, друзья, родимый дом.

Соратники в борьбе с ним вместе снова.

Не покидать друзей – обычай наш.

Сойдутся, как у очага родного Бойцы Ахмет Симаи, Гайнан Курмаш.

Один был хлеб в плену, и был он горек.

И пъедестал один для всех сердец.

Здесь вместе: инженер, поэт, историк.

Здесь рядом и бухгалтер, и певец, Все собрались, как прежде вкруг Джалиля, Он великан. Пусть выше всех встает.

Но вас двенадцать! Это не забыли Ни строки, ни сердца, ни сам народ.

Читает японка Перед нами Ленинские горы Едем в гости в университет.

Не поблек ничуть от слов нерусских, Льется, льется русских песен свет.

Вижу в профиль гостью фестиваля.

Вот смущенно голову склоня, Улыбнулась. Дрогнули ресницы.

Осмелев, взглянула на меня.

Как она похожа на татарку!..

Женственно поправив волоса, Вдруг спросила:

-здесь Джалиль Радуясь, что близок ей Муса, Отвечаю:

- Да!..

Поднялась, изящества полна.

В кимоно и с веткою сирени.

Посмотрела на цветок она.

Положив его, достала книгу.

Что там иероглифы таят?..

Песня смолкли. Все мы в ожиданье:

Так ее преобразился взгляд.

Будто тихий дождик перед бурей.

Будто бы слегка прибил он пыль.

Ясен по-японски н по-русски Грозовой раскат:

- Муса Джалиль!

Не узнать нам голоса японки:

- Юдзин! - молнии сменили гром.

- Юдзин! - словно мстителей Ринулась в накале огневом.

Хрупкая и нежная, а голос Закипал и лился, как металл.

Будто сам Джалиль перед толпою В Токио стихи свои читал.

Сила притяжения Можно измерить, простор И океана разбег, Хоть бесконечно простер Воды бесчисленных рек.

Есть океан без преград.

Равных, не встретишь ему:

В космос Колумбы летят.

Страшно там быть одному.

Но, как земля ни родней.

Как ни опасно вдали, Это стремленье сильней, Чем притяженье земли.

Волю героев земных, Вечного подвига свет.

Яростно соединив С дерзким горючим ракет, Мчит космонавт в небеса.

Вскормлен отвагой борцов.

Это твой подвиг, Муса.

К звездам послал храбрецов.

Облик, зовущий, родной Всех притягательней сил...

Не был бы добрый, земной, Как бы ты нас окрылил?..

Баллада о Кургане Ох тяжко, как тяжко В концлагере жить.

Раз в тысячу легче Со смертью дружить.

Деревья кивают Густою листвой:

- Спеши, мы укроем, Пока ты живой.

- Деревья, зачем вам Болтать второпях?..

Не видите разве.

Что ноги в цепях?

Догонят, ужалят Здесь пули – гонцы.

Отсюда выходят Одни мертвецы.

II.

Но ярость готовит Строку для броска.

Оружием стала Поэта тоска, Он в пленных затронул Все струны души:

- Не к смерти, а к смертному Бою, спеши!

Не жить нам в позоре, Нам в рабстве не жить, Нам с честною смертью В бою подружить!

III.

Туманится Волга, Печаль не тая:

- Томятся в Берлине Мои сыновья.

В беззвучии жестов Лишь видимый страх.

И будто оружия Нет в их руках.

Кто так научил их Таить голоса?..

В глазах у них молния, В сердце - Муса:

- Погибнем, но раним Смертельно врага.

Нас скроют навеки Чужие снега.

Нелегкая участь Безвестная смерть.

Но в совесть открыто Мы можем смотреть, Хоть жребий забвенья судьбою нам дан...

Нет, память народа Встает, как курган!

Все выше он, выше!

И стал он горой.

Да! В памяти вечен Поэт и герой!

посвященных подвигу 11 заключенных легионеров джалильцев Шестьдесят лет тому назад, 25 августа 1944 года в предместьи Берлина, в каземате тюрьмы Плётцензее погибли на гильотине одиннадцать наших соотечественников, которые, попав в плен и в так называемый Волго-татарский легион, мужественно продолжали борьбу против германского нацизма.

Обвинительный приговор Имперского суда от 12 февраля 1944 г., ставший известным документально лишь спустя более полувека после события, признал каждого из них виновным в действиях, направленных на «подрыв военной мощи» рейха. В нашей стране эта группа патриотов известна как «группа М. Джалиля», по имени поэта-героя, идейного вдохновителя участников Сопротивления. Приговор Имперского суда поставил на первое место фамилию офицера-фронтовика, главного зачинщика, Гайнана Курмашева, выделив отдельной строкой смертный приговор именно ему. Документ так и озаглавлен «Курмашев и других». У нас есть все основания поставить имя Гайнана Курмашева рядом с именем Мусы Джалиля.

В связи с 50-летием со дня гибели татарской группы Сопротивления в Казани в комплексе с памятником Мусе Джалилю у Кремлевской стены был торжественно открыт мемориал группе Джалиля - барельеф, воплотивший образы героев. По инициативе Лиги российско-германской дружбы, поддержанной президентом Татарстана М. Ш. Шаймиевым, делегация ветеранов в мае 1995 г. доставила из Татарстана в Берлин к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне мемориальную плиту с именами татарских патриотов, чтобы разместить в мемориале Плетцензее.

Однако потребовалось несколько лет, чтобы реализовать этот проект. Понадобилось обращение к властям Берлина и переписка с ними, а также дополнительные усилия германских исследователей по поиску документальных подтверждений участия татарской группы в Сопротивлении. В результате таких исследований сотрудниками Музея "Германское Сопротивление" во главе с доктором И. Тухелем и был выявлен этот важный документприговор суда, который дает возможность по-новому взглянуть на роль наших соотечественников в общеевропейском движении Сопротивления фашизму.

Прежде всего, необходимо рассматривать подвиг и гибель группы Джалиля и Курмашева на фоне общей трагедии плена: из 4 млн. 590 тыс. советских солдат и офицеров, оказавшихся в плену 3 млн. 600 тыс. погибли от голода и насилия. Германские власти сортировали пленных не только по чинам и званиям, но и по национальной принадлежности, имея циничное намерение создать национальные легионы для борьбы "против большевиков".

Весной 1942 года после первого крупного поражения под Москвой и больших людских потерь германское командование стало создавать из пленных разных национальностей подразделения для вспомогательных работ и охраны коммуникаций. Одним из первых был сформирован т.н. Туркестанский легион, в который были включены примерно 650 казахов, 400 азербайджанцев, 350 узбеков, 250 киргизов, от 20 до 30 грузин, армян и татар, а также несколько аварцев, лезгин, осетин, таджиков. Всего в легион включили около 2100 пленных, которых германское командование намерено было использовать в работах на оккупированной территории и для охраны железных дорог, а в дальнейшем для вторжения на Кавказ и за Каспий.

Перед оккупантами возникла проблема, на каком языке изъясняться с этой разноликой и разноязыкой массой? Кто будет командовать этим воинством? Нацисты не имели в резерве большого числа унтер-офицеров, владеющих русским языком. Все это были реальные проблемы, которые требовали времени и разделения пленных по национальностям. Об этих потребностях мы узнаем из отчета зондерфюрера Людерзена, совершившего инспекционную поездку в места размещения Туркестанского легиона с 24 февраля по марта 1942 г.

Значительная часть красноармейцев попала в плен в результате дезорганизованного отступления и окружения целых соединений Красной Армии, которые оказывались отрезанными от Большой земли. Муса Джалиль и некоторые другие татары попали в плен в результате предательства генерала Власова, который вместе со своим ближайшим окружением перешел на сторону нацистов, бросив на произвол судьбы Вторую ударную армию.

Татар немцы отправляли в лагерь Демблин (Польша), где Муса Джалиль встретил своих друзей и знакомых по довоенной жизни: друга детства Фуата Булатова, коллегу по татарскому писательскому союзу Абдуллу Алиша, Гайнана Курмашева, которому написал письмо по поводу его первых стихов, присланных в редакцию, где работал уже известный поэт. Они с полуслова понимали друг друга, не только потому, что говорили на одном языке, они были близки по духу, а теперь и по выпавшей на их долю судьбе.

Германские власти начали формирование легиона из волжских татар осенью 1942 г. В документах зафиксирована дата - 6 сентября как начало создания легиона под названием «Идель - Урал», причем к идеологической обработке пленных были привлечены эмигрантские круги, жившие в Германии или приехавшие из нейтральной Турции. Они начали свою деятельность с благотворительной заботы о пленных, организовав продовольственные посылки. 1 ноября 1942 г. германские власти признали руководящий орган национального комитета - т.н. «ляйтштелле». Тогда же в Берлине стали готовить выпуск еженедельной газеты для легионеров под названием «Идель - Урал». В военном архиве нам удалось найти лишь отдельные номера этой газеты. Мы не располагаем пока комплектом за период с ноября 1942 по август 1943 г. Усилиями берлинских друзей и коллег нам удалось получить комплект газеты за период с августа 1943 по июнь года, который мы передали в Национальный архив Татарстана.

Для выпуска газеты на татарском языке в Берлине требовались знающие язык журналисты и писатели. Поэтому писателю А. Алишеву, журналисту А.

Симаеву и поэту М. Джалилю предложили работать в редакции газеты и радио.

Крепость Демблин была сборным пунктом, где отбирали в легион «добровольцев» из числа пленных, стоящих перед альтернативой: идти в легион или умереть от голода и болезней.

Кандидатов на культурно - просветительскую работу отправляли в лагерь Вустрау под Берлином, а кандидатов для службы в легионе – в лагерь Едлино близ Радома в оккупированной Польше. Вокруг редакции «Идель – Урала» и культурно-просветительской группы в Берлине и сложилось ядро подпольной группы, которая выезжала в лагеря для военнопленных, где хоровая капелла выступала с песнями, будившими в душах людей тоску по родине. Все три батальона Волго-татарского легиона оказались неблагонадежными с точки зрения нацистов: они не смогли их использовать ни на фронте, ни против партизан.

Газета «Идель-Урал» печаталась шрифтом на «волжско-татарском» языке. Первый номер подвергся критической оценке. В рецензии, написанной на немецком языке, отмечен ряд ошибок в переводах официальных немецких документов, неубедительность аргументов.

Газета выходила тиражом 4500 экземпляров. Из данных по рассылке можно сделать вывод о примерной численности подразделений легиона в различных местах рас положения. В Волготатарский легион направляли примерно 2000 экземпляров.

Первое формирование из военнопленных татар с сентября по декабрь 1942 г. готовил к отправке на фронт майор Зеккендорф. Тогда в расположении батальона были обнаружены листовки с призывом не запятнать честь Родины. Эсесовцы не смогли выявить распространителей листовок. Однако через неделю после отправки в феврале 1943 г.

батальона на восток до лагеря дошли слухи, что батальон в составе нескольких сот человек перешел к партизанам в районе Гомеля или Витебска, а остатки батальона (несколько десятков чело век) были возвращены на базу в Едлино. Исключительную ценность для защиты чести татар имеет документ, сохранившийся в архиве партизанского движения Белоруссии. Это сообщение одного из сотрудников Витебского обкома КП/б/ К. И.

Шемялиса, которое содержит сведения об обстоятельствах перехода на сторону партизан 825го батальона легиона «Идель – Урал». Из документа следует, что этот батальон сформировали в лагере военнопленных в Едлино, где легионеры прошли четырехмесячную подготовку для борьбы с партизанами. В конце обучения пленных переодели в немецкую униформу и заставили принять присягу, подобно гражданам рейха. Уже в период обучения наряду с идеологической обработкой со стороны немцев, велась работа по под готовке перехода к своим.

Среди документов командования легиона нами выявлен один примечательный, датированный в Радоме 15 мая 1943 г. и изданный на ротаторе от имени командира дивизии (имя не названо). Документ предписывает приобщить текст под №14 в дело "Обращение с легионерами" и касается уголовных дел в легионе, как некоторых "поучительных уроков", которые должны быть доведены до всеобщего сведения. В пункте 3 документа излагается раскрытие подрывной группы в татарском легионе: "В декабре 1942 г. в Волго-татарском легионе была раскрыта подрывная коммунистическая ячейка. Один из командиров роты, заместитель командира и один командир взвода попытались внушить легионерам коммунистические идеи, чтобы использовать в подходящий для них момент против германского вермахта. В узком кругу они делали непотребные замечания об оснащении германских солдат, выражали недовольство снабжением и пытались устной пропагандой распространить в своей роте мнение, что де германская боевая мощь существенно ослаблена, причем они преувеличивали якобы имеющиеся советские успехи. Командир роты подталкивал командиров взводов к избиению легионеров, чтобы те знали "германскую палочную дисциплину". Таким путем их травили, чтобы вернуть к пролетарским идеалам коммунизма". Далее они требовали от переводчика искажать смысл слов. Особенно он должен был сознательно исказить высказывания одного легионера, который восхищался Германией и потому был им ненавистен, чтобы представить его в глазах германских начальников как предателя и тем самым обезвредить его.

Идеологическая работа с пленными и легионерами-мусульманами потребовала от германских пропагандистов соблюдения определенных правил. Немецкому персоналу было рекомендовано при общении с работниками тюркского происхождения строго соблюдать предписание: «Никаких побоев... Никакого брюзжания... Никаких насмешливых замечаний...

Воздерживаться от проявления недоверия, если даже для этого имеются основания». (ЦХ, ф.

1303, оп. 2, д. 6а, л. 36). Однако после раскрытия и ареста группы подпольщиков из роты пропаганды в августе 1943 г. попали под подозрение и муллы: в сентябре 1943 г. в легионе проведена своего рода чистка.

В обстановке жесткого контроля в Берлине в редакции «Идель – Урала» действовала подпольная группа, которая использовала любую возможность для нейтрализации направленных против нашей страны материалов, «смягчая» переводы на татарский язык, прибегая к иносказаниям. Главным методом борьбы против нацистов стали листовки с использованием сведений из сводок Совинформбюро, сообщавших о реальной ситуации на фронтах. Группа пропаганды была выпущена за пределы лагерей, некоторые жили в частных квартирах, ходили в гражданской одежде. Они использовали относительную свободу для печатания листовок и распространения их среди легионеров, чтобы подготовить их морально к побегу или восстанию в лагере.

Эта тенденция в деятельности части пропагандистов не осталась незамеченной в эмигрантских кругах. Самозванный президент татарского государства в эмиграции Шафи Алмас составил донесение на сотрудников редакции, в частности, на фотожурналиста Рахима Саттарова. Шафи Алмас рекомендовал германским властям принять меры для устранения Саттарова из редакции. Дальнейшая судьба Рахима Саттара не известна: то ли он ушел к польским партизанам и погиб, то ли на цисты его действительно устранили. От него остался блокнот с его стихами, который он передал товарищам.

Группа Джалиля и Курмашева была схвачена гестапо в августе 1943 года. Роковую роль в разоблачении авторов листовок сыграла литера со щербинкой в машинке на радио студии. В выслеживании распространителей листовок был использован внедренный в подпольную группу провокатор. В августе 1943 года гестаповцы арестовали участников подпольной группы в Берлине и лагере близ Радома. Тогда были схвачены примерно 40 человек, но перед Имперским военным судом предстали только 11. С другими подозреваемыми (мы до сих пор не знаем полный список арестованных) нацисты, видимо, расправились без вся кого суда, отправив их в концентрационные лагеря. Не все легионеры выжили и вернулись на родину, многие остались на полях сражений во Франции или на Балканах. Значительная часть вернувшихся домой подверглась репрессиям. В этом двойная трагедия плена.

Одиннадцать татарских патриотов погибли на гильотине в Берлине 25 августа 1944 года.

Их имена, отлитые латинским шрифтом на металлической плите, можно видеть сегодня в Мемориале «Германское Сопротивление» на Штауфенбергштрассе 13-14 в Берлине. Вот их имена в той последовательности, в какой они названы в обвинительном приговоре неправедного нацистского суда по степени вины перед нацистами и по степени заслуг перед своей Родиной: Гайнан Курмашев, Фуат Сайфульмулюков, Абдулла Алиш, Фуат Булатов, Муса Джалиль, Гариф Шабаев, Ахмвт Симаев, Абдулла Батталов, Зиннят Хасанов, Ахат Аднашев, Салим Бухаров.

В плену Муса Джалиль написал примерно 125 стихотворений (так у автора). До нас дошли две его тетради, исследователи полагают, что может быть обнаружена еще, по крайней мере, одна тетрадь в дополнение к «Моабитской тетради».

После суда и приговора против джалилевской группы Сопротивления германские военные инстанции осознали большое влияние национальной песни на настроение и моральный дух пленных и легионеров. В этом ряду играла свою роль и татарская национальная песня, лирическая по форме и глубоко патриотическая по содержанию.

Подвиг Мусы Джалиля и его соратников не должен и не может быть забыт - это пример силы духа человека. Сложным был путь моабитских тетрадок на родину М. Джалиля, не менее сложным был процесс реабилитации поэта и его соратников. Но историческая справедливость восторжествовала. В 1953 году «Моабитскую тетрадь» увидели в Казани, затем в Москве. Она получила признание общества и государства. В 1956 г. Мусе Джалилю присвоено звание Героя Советского Союза, в 1957 году присуждена Ленинская премия за цикл стихов «Моабитская тетрадь». Подвиг группы Джалиля стал известен благодаря татарским, русским и немецким исследователям.

В связи с 60-летием со дня гибели Гайнана Курмашева и 10 других героев было бы справедливо сказать доброе слово о каждом из них. Что бы не только родные и близкие погибших, но и соотечественники, живущие в различных регионах России помнили их еще многие годы.

Мы даем краткие очерки о каждом из группы Джалиля и Курмашева, сложившиеся из сведений, полученных исследователями от родственников и свидетелей событий в течение десятилетий после войны.

Гайнан Нуриевич КУРМАШЕВ родился в Актюбинске (Казахстан) 27 февраля года. После окончания учительского техникума работал преподавателем, а в 19 лет стал директором школы в Актюбинске. В самом начале ВОВ Г. Курмашев как «абсолютно надежный офицер» был заброшен в тыл противника. Попытка получить сведения о герое от Подольского военного архива пока не дала результата. Из германских документов известен факт гибели Г. Н.

Курмашева - он был казнен первым из группы татарских участников Сопротивления в 12 часов минут. Нацистский суд считал его главным организатором группы, готовившей восстание.

Фуат САЙФУЛЬМУЛЮКОВ - второй в списке приговоренных. Родился в Ташкенте 16 июля 1916 года, закончил Самаркандский Институт народного хозяйства. Был направлен на работу в Таджикистан, в наркомат торговли в качестве товароведа. В германских документах профессия Ф. Сайфульмулюкова указана - бухгалтер. При подготовке к восстанию перед его группой была поставлена задача - уничтожить штаб легиона, состоявшего из немецких офицеров и унтер-офицеров.

На третьем месте в приговоре Имперского суда стоит имя Абдуллы Бариевича АЛИШЕВА. До войны он был уже известным татарским писателем. А. Б. Алишев родился сентября 1908 года в деревне Куюки (Татария), учился в землеустроительном техникуме в Казани, работал мелиоратором в Мензелинске, потом на стройках. В 1933 стал писать - вышли несколько его детских книг. Рядовой красноармеец Абдулла Алишев осенью 1941 раненым попал в плен. Был привлечен к работе в газете «Идель – Урал».

Фуат Зиятдинович БУЛАТОВ родился 23 февраля 1913 г. в с. Мелеуз (Башкирия).

Самостоятельно освоил программу средней школы и поступил в Институт Коммунального хозяйства. Семьи Булатовых и Залиловых жили в Оренбурге по соседству, Муса (М. Джалиль) и Фуат знали друг друга с детства, дружили, хотя Муса был старше Фуата на 7 лет. Ф. Булатов в плену слушал радиопередачи из Москвы и разъяснял друзьям подлинное положение дел на фронтах.

Гариф Хафизович ШАБАЕВ родился 15 декабря 1907 года в д. Старое Тураево (Башкирия). Работал в финансовых учреждениях Ферганы и Ташкента. На пятый день войны был зачислен рядовым стрелкового полка и направлен на фронт. В трудные месяцы начального этапа войны попал в германский плен. По рекомендации подпольной организации Гариф назвался наборщиком и был отправлен в типографию, где готовил матрицы листовок. Во время ареста именно у него были найдены оригиналы листовок и матрицы.

Ахмет Садретдинович СИМАЕВ родился в д. Усть - Рахмановка (Пензенская обл.) декабря 1915 г. В предвоенные годы работал ответственным секретарем газеты в г. Воскресенск (Московская обл.). В плену работал в редакции радио, он слушал советские передачи и передавал сведения подпольщикам. При аресте группы ищейки нашли у него самодельный радиоприбор, приспособленный как передатчик. А. Симаев пользовался машинкой с латинским шрифтом, в клавиатуре которой была зафиксирована щербинка. Она и выдала подпольщика.

После ареста и суда подпольщики стремились любыми путями сообщить соотечественникам, что они остались верными родине и погибли в борьбе против нацизма. Они оставили надпись на стене тюрьмы. Послание было начертано А. Симаевым на стене тюремной камеры в Дрездене: «Здесь сидел Ахмет Симаев, журналист, москвич. Нас из России одиннадцать человек. Все мы осуждены вторым германским имперским судом на смертную казнь. Кто обнаружит эту надпись и вернется живым на Родину, прошу сообщить родным и близким о нашей судьбе. 24 марта 1944 года».

Абдулла Вахытович БАТТАЛОВ родился в д. Большие Тиганы (Татария). Работал в колхозе, в 1937 году был призван в армию, но комиссован из-за травмы. В начале войны был вновь признан годным к службе и отправлен на фронт. В лагерях в Демблине и Едлино поддерживал связь между группами подпольщиков. В плен А. Баттал попал с обмороженными ногами, в лагере ему ампутировали пальцы обеих ног.

На допросах назвал себя курсантом школы младших командиров или «обер – лейтенантом», а немцы по недоразумению записали его в подполковники. Абдулла Баттал болезненно переживал свой просчет: привлеченный им в подполье легионер оказался провокатором.

Зиннят Хуснуллович ХАСАНОВ родился в с. Иске Кешер (Татария). По окончании торгового техникума работал товароведом, в армии был зачислен в школу младших командиров и получил звание лейтенанта. На фронте командовал ротой, участвовал в боях под Москвой.

Раненый у д. Спасово, он попал в плен. Хасанова отобрали в музыкальную команду, где он и включился в подпольную работу. Занимался распространением листовок, при подготовке восстания ему была отведена роль командира 3-го батальона. После ареста гестаповцы подвергли его жестоким истязаниям, после которых заключенные едва узнали 26-летнего лейтенанта - он стал абсолютно седым.

Ахат Махмутович АТНАШЕВ родился 12 декабря 1917 г. в Петропавловске (Казахстан).

В 1938 году был призван в армию, служил в кавалерийских частях, участвовал в освобождении Западной Украины и Бессарабии. Попав в плен, Ахат Атнашев вел работу в третьем батальоне по распространению листовок, подготовке восстания и по переходу к партизанам.

Галлянур Мустафович БУХАРАЕВ (или, как он назвал себя, Салим Бухаров) родился июня 1915 года в с. Мияки (Башкирия). До войны работал бухгалтером в отделении госбанка. В начале войны он был командиром взвода части, стоявшей в Двинске (Даугавпилс). В плену вел работу в третьем батальоне. С. Бухаров был казнен (обезглавлен) на гильотине последним из группы в 12 часов 36 минут.

В данном очерке мы напомнили известные факты и дополнили картину подробностями, ставшими известными за последнее время из германских источников, сознательно приводя детали и личные данные павших героев, что бы еще раз напомнить о подвиге наших соотечественников и призвать родственников и знакомых публиковать, возможно, сохранившиеся у них письма, фотографии или документы, которые дополнят наши знания о погибших героях.

25 августа 1944 года в предместье Берлина, в каземате тюрьмы Плётцензее, были казнены на гильотине одиннадцать наших соотечественников. Попав в плен и в так называемый Волго – татарский легион, они мужественно продолжали борьбу против германского нацизма. Обвинительный приговор Имперского суда от 12 февраля 1944 года, ставший известным документально из германских источников лишь спустя более полувека после события, признал каждого из них виновным в действиях, направленных на «подрыв военной мощи рейха» и содействие противнику.

В нашей стране эта группа патриотов известна как «группа Мусы Джалиля», по имени поэта-героя, идейного вдохновителя участников Сопротивления фашизму. Приговор Имперского суда поставил на первое место фамилию офицера-фронтовика, организатора групп Сопротивления в татарском легионе, главного зачинщика Гайнана Курмашева, выделив отдельной строкой смертный приговор именно ему. Приговор так и озаглавлен:

«Курмашев и 10 других».

Накануне пятидесятилетия со дня гибели татарской группы Сопротивления в августе 1994 года в Казани в комплексе с памятником Мусе Джалилю у Кремля был торжественно открыт мемориал группе Джалиля - барельеф, воплотивший образы героев. По инициативе Лиги российско-германской дружбы, поддержанной президентом Республики Татарстан М.

Ш. Шаймиевым, делегация ветеранов в мае 1995 года доставила из Татарстана в Берлин к пятидесятилетию Победы в Великой Отечественной войне отлитую в Казани Мемориальную плиту с именами татарских патриотов, чтобы разместить её на месте казни. Однако потребовалось несколько лет, чтобы осуществить это. Понадобились обращение к властям Берлина и переписка с ними, а также дополнительные усилия германских исследователей по поиску документальных подтверждений участия татарской группы в Сопротивлении. В результате таких исследований сотрудниками Музея «Германское Сопротивление нацизму»

во главе с доктором И. Тухелем и был выявлен этот важный документ — приговор суда (факсимиле документа), который даёт возможность по-новому взглянуть на роль наших соотечественников в общеевропейском движении Сопротивления германскому фашизму.

Подвиг группы Джалиля и Курмаша был совершён в условиях общей трагедии плена четырёх миллионов пятисот девяноста тысяч советских солдат и офицеров, которые, по данным нашего генштаба, оказались в плену. Из них три миллиона шестьсот тысяч человек погибли от голода, болезней и прямых насилий безо всякого суда и следствия. Известно, в каких невыносимых условиях оказывались наши соотечественники в лагерях для военнопленных. Нацисты сортировали пленных не только по чинам и званиям, но и по национальной принадлежности, имея циничное намерение создать национальные легионы для борьбы «против большевиков».

Уже весной 1942 года после первого крупного поражения под Москвой и больших людских потерь германское командование стало создавать из пленных разных национальностей подразделения для вспомогательных (главным образом земляных) работ и охраны коммуникаций. Одним из первых был сформирован «Туркестанский легион». В него были включены примерно шестьсот пятьдесят казахов, четыреста азербайджанцев, триста пятьдесят узбеков, двести пятьдесят киргизов, от двадцати до тридцати грузин, армян и татар, а также несколько аварцев, лезгин, осетин, таджиков. Всего в легион включили около двух тысяч ста пленных, которых германское командование намеревалось применить для работ на оккупированной территории и для охраны железных дорог от партизан, а в дальнейшем для вторжения на Кавказ и далее за Каспий. Но сразу же перед оккупантами возникли трудности: на каком языке изъясняться с этой разноликой и разноязыкой массой?

Кто будет командовать этим воинством? Конечно, нацисты не имели в резерве большого числа унтер-офицеров, владеющих русским языком. Всё это были реальные проблемы, которые требовали времени и разделения контингентов пленных по национальностям.

Об этих потребностях мы узнаём из отчёта зондерфюрера Людерзена, который совершил инспекционную поездку в места размещения «Туркестанского легиона» с февраля по 1 марта 1942 года. Отчёт этот сохранился среди трофейных документов в фонде «Винета» (органа пропаганды ведомств Розенберга и Гебельса) и выявлен одним из авторов очерка А. Ахтамзяном в Российском государственном военном архиве.

Эти обстоятельства объясняют, почему только к осени 1942 года нацистам удалось начать формирование национальных подразделений, в том числе «Волго-татарского легиона».

Известно, что многие красноармейцы попали в плен в результате дезорганизованного отступления и окружения целых соединений Красной армии. Мусу Джалиля и некоторых других татар пленили из-за предательства генерала Власова, который вместе со своим ближайшим окружением перешёл на сторону нацистов, бросив на произвол судьбы Вторую ударную армию. Раненый политрук М. М. Залилов был взят в плен, вероятно, близ разбитой машины редакции фронтовой газеты «Отвага», в которой он работал до июня 1942 года (позже поисковики нашли останки редакционной машины и даже разбитую редакционную пишущую машинку, опознанную по инвентарному номеру). Другие участники группы сопротивления попали в плен в разных местах и при разных обстоятельствах, но чаще всего, будучи раненными. Татар немцы стали свозить в лагерь Демблин на территории Польши, где Муса Джалиль встретил некоторых своих друзей и знакомых по довоенной жизни. Они, конечно, с полуслова понимали друг друга, не только потому, что говорили на одном языке, но и потому, что были близки по духу, а теперь и по выпавшей на их долю судьбе.

Германские власти начали формирование легиона из волжских татар осенью 1942 года.

В документах зафиксирована дата 6 сентября как начало создания легиона под названием «Идель - Урал». К идеологической обработке пленных были привлечены эмигранты, жившие в Германии или приехавшие из нейтральной Турции. Они начали свою деятельность с благотворительной заботы о пленных, организовав продовольственные посылки. Первого ноября 1942 года германские власти признали руководящий орган национального комитета — «ляйтштелле». Тогда же в Берлине стали готовить выпуск еженедельной газеты для легионеров под названием «Идель - Урал». В военном архиве нам удалось найти лишь отдельные номера этой газеты. Мы не располагаем пока комплектом за период с ноября 1942 по август 1943 года. С по мощью наших берлинских друзей и коллег удалось, однако, получить комплект газеты за период с августа 1943 по июнь 1944 года, который мы передали в 2004 году в Национальный архив Республики Татарстан. Можно предположить, что где-то сохранился и комплект газеты за период активной деятельности группы Джалиля, которая была арестована именно в августе 1943 года.

Первый номер газеты «Идель - Урал» вышел 15 ноября 1942 года, 18 июля 1943 года вышел двадцать девятый номер за текущий год, или тридцать пятый номер с начала издания газеты.

Разумеется, для выпуска газеты на татарском языке в Берлине требовались знающие язык журналисты и писатели. Поэтому писателю А. Алишеву, журналисту А. Симаеву и известному поэту М. Джалилю предложили работать в редакции газеты.

В крепости Демблин отбирали легион «добровольцев» из числа пленных, которым требовалось решить: идти в легион или умереть от голода и болезней. Кандидатов на культурно - просветительскую работу отправляли в лагерь Вустрау под Берлином, а кандидатов для службы в легионе — в лагерь Едлино близ Радома в оккупированной Польше. Именно в Вустрау Муса Джалиль встретился с Абдуллой Алишем и Ахметом Симаевым. Вокруг редакции газеты «Идель – Урал» и культурно - просветительской группы в Берлине и сложилось ядро подпольной группы, которая стала выезжать в лагеря для военнопленных, где хоровая капелла выступала с песнями. Они будили в душах людей тоску по Родине и стремление вернуться домой живыми. В идеологическом противостоянии нацистам верх взяла идея верности Родине, а не служения чужеземным захватчикам. Стихи и песни пробуждали не только ностальгию, но и чувство патриотизма. Поездки музыкальной капеллы, а, по сути, самодеятельные концерты в лагерях имели прямо противоположные последствия, нежели те, на которые рассчитывали националистические лидеры и нацисты. Далеко не тайно поэт называл свои стихи «жырларым». Песня занимает особое место в душе татар, как, впрочем, и русская народная песня. Этот феномен ещё ждёт своего объяснения. Песни Джалиля в этом смысле — историческое явление. В плену и заточении Муса Джалиль написал примерно сто двадцать пять стихотворений (так у автора).

До нас дошли две тетрадки (одна написанная арабской вязью, другая латинским шрифтом).

Исследователи полагают, что может быть обнаружена ещё, по крайней мере, одна тетрадка в дополнение к «Моабитской тетради».

К слову сказать, после суда и приговора в отношении группы «Курмашев и 10 других»

германские военные инстанции осознали большое значение национальной песни для морального состояния легионеров, влияние советской песни на настроения, моральный дух пленных и легионеров. Летом 1944 года от имени верховного командования начальник генерального штаба вермахта генерал Детлеффсен издал распоряжение, которым было предписано собирать (или отбирать) сочинённые легионерами песни и присылать их командованию якобы для печатания и возможного премирования лучших сочинений.

Дальнейшие указания генштаба не оставляют сомнений в том, чем было озабочено германское командование: «Сочинённые в подразделениях песни надлежит до 25. 06. направить в А. О. К. 4/П Ост. Особенно подходящие песни будут отмечены премиями. При этом обращается внимание на то, что пение старых советских песен запрещено, точно так же не разрешается использование советских мелодий для пения новых текстов, поскольку при исполнении очень легко будет возникать в подсознании старый советский текст».

Совершенно очевидно, что германские власти имели в виду не только «Интернационал» или «Раскинулось море широко», которые не были собственно советскими мелодиями, но и «Катюшу» или «Синий платочек», другие лирические песни.

Время издания распоряжения говорит о том, что после суда над джалилевцами, которые в роте пропаганды имели свою «капеллу», над нацистскими пропагандистами как бы навис кошмар советской песни, которая продолжала воздействовать на души легионеров. В этом ряду играла свою роль и татарская национальная песня, лирическая по форме и глубоко патриотическая по содержанию.

Все три батальона Волго - татарского легиона оказались неблагонадёжными с точки зрения нацистов, и они не смогли их использовать ни на фронте, ни против партизан. февраля 1943 года почти полностью перешёл на сторону партизан Белоруссии 825-й татарский батальон. Отправленные во Францию и на Балканы «татарские батальоны» также ушли в маки, к партизанам, к бойцам Сопротивления.

Газета «Идель - Урал» печаталась латинским шрифтом на «волжско-татарском» языке.

Первый же номер подвергся критической оценке. В рецензии, написанной на немецком языке, отмечен ряд ошибок в переводах официальных немецких документов, беспомощность и неубедительность аргументов. «Общее впечатление: газету редактируют люди, которые весьма мало знают дело пропаганды. Она явно направлена на то, чтобы завоевать симпатии читателей. Она слаба в литературном отношении и беспомощна в техническом отношении». Газета выходила тиражом 4500 экземпляров. Из списка следует, что в ряд пунктов посылали от сорока до ста экземпляров, а в некоторые пункты в большем количестве: в посёлок «А» — сто экземпляров, в посёлок «В» — девятьсот, в подразделение № 500 — до двухсот пятидесяти, в Демблинский лагерь — тысячу экземпляров. Из этих данных можно сделать важный вывод о примерной численности подразделений легиона в разных местах расположения: Демблине, Родоме и около Варшавы. В расположение «Wt. Lg,», то есть Волго - татарского легиона, направляли примерно две тысячи экземпляров, вероятно, в расчете на каждого легионера.

В № 29 за 1943 год была напечатана напыщенная статья Шафи Алмаса с заискивающим названием «Наша борьба общая, наша цель едина».

Комитет «Идель - Урал» выпускал также другие издания пропагандистского толка.

Среди них был журнал «Корреспондент», а также задуманный как периодический альманах «Татарише литератур» на татарском языке, точнее, «Татар эдэбияты». В архиве есть только его пятый номер за 1944 год.

Первое формирование из военнопленных татар — 825-й батальон с сентября по декабрь 1942 года готовил к отправке на фронт майор Заккендорф. Талгат Гимранов сообщил позже, что тогда в расположении батальона были обнаружены листовки с призывом не запятнать честь Родины. Эсэсовцы не смогли выявить распространителей листовок. Однако через неделю после отправки в феврале 1943 года легионеров на восток до лагеря дошли слухи, что батальон в составе нескольких сот человек перешёл к партизанам в районе Гомеля или Витебска, а остатки его из нескольких десятков человек были возвращены на базу в Едлино. Говорили, что командовал восставшими легионерами политрук, имени которого не знали...

Исключительную ценность для защиты чести татар имеет документ, сохранившийся в архиве партизанского движения Белоруссии. Это сообщение одного из ответственных сотрудников Витебского обкома КП(б) К. И. Шемялиса. Оно содержит достаточно подробные сведения об обстоятельствах перехода на сторону партизан 825-го батальона легиона «Идель-Урал».