На правах рукописи

Шевченко Максим Николаевич

ЭВОЛЮЦИЯ ИДЕИ

«ЦАРСКОЙ» ВЛАСТИ НА РУСИ

ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XV – ПЕРВОЙ ТРЕТИ XVI ВВ.

Специальность 07.00.02 – отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

ОМСК – 2006 1

Работа выполнена на кафедре дореволюционной отечественной истории и документоведения ГОУ ВПО «Омский государственный университет им.

Ф.М. Достоевского».

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор Ю.А. Сорокин

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор В.П. Зиновьев, кандидат исторических наук, доцент Н.В. Макарьева

Ведущая организация Курганский государственный университет

Защита состоится 14 декабря 2006 г. в часов на заседании диссертационного совета ДМ.212.177.04 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Омском государственном педагогическом университете (644043, г. Омск, ул. Партизанская, 4).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Омского государственного педагогического университета (644099, г. Омск, наб. Тухачевского, 14, библиографический отдел).

Автореферат разослан « » ноября 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор исторических наук, профессор Г.А. Порхунов

I.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

.

Актуальность темы. Во второй половине XV – первой трети XVI вв. заканчивается процесс объединения русских земель под началом Москвы, формируется единое русское государство. На месте некогда большого количества разрозненных княжеств возникает новое государственное образование. Одновременно происходило формирование новых идеологических основ русской государственности. Москва постепенно становилась активным участником международных отношений. Таким образом, возникла необходимость, во-первых, определить статус русского государства, вписать его в систему международных отношений, а во-вторых, выработать новые принципы взаимоотношений между властью и подданными. Такая необходимость потребовала от современников обращения к религиозно-политической истории Руси для создания на ее основе легендарной истории московского великокняжеского дома, религиозно-политического мифа, который, с одной стороны, был призван убедить европейских монархов в благородном происхождении московских государей, с другой стороны, обосновать возрастающую власть великих князей над подданными. Без уяснения идейных начал, сформировавшихся при Иоанне III и Василии III, невозможно понять ни дальнейшее идеологическое обоснование необходимости «царской» власти в России, ни строительства российской государственности при Иоанне Грозном, а затем и при Романовых.

Тема диссертации актуальна и в общественно-политическом плане. С распадом СССР идеологические начала власти, на которых основывался советский политический режим, перестали удовлетворять современным условиям развития международных отношений и государственного строительства и потому уже стали достоянием истории. В этой связи следует говорить о том, что сегодня, как и пятьсот лет назад, для России характерны манипуляции с моделями государственного развития и формирования межгосударственных отношений, поиски оптимальной модели государственного устройства, властных отношений и поиски внешнеполитической концепции. Для России по-прежнему важно убедить мировое сообщество в том, что Российское государство способно заметно влиять на развитие международных отношений, да и идея реставрации «царской» власти в современной России все еще окончательно не отмерла.

Степень изученности проблемы. В дореволюционной исторической литературе изучение вопросов формирования представлений русских книжников о «царской» власти и международном религиозно-политическом статусе Московского государства было тесно связано с отношением исследователей к вопросу о византийском влиянии на формирование этих представлений.

Одни исследователи во главе с В.С. Иконниковым1 безоговорочно признавали влияние византийских религиозно-политических идей на формиИконников В.С. Опыт исследования о культурном значении Византии в русской истории.

Киев, 1869; Дьяконов М.А. Власть московских государей. Очерки из истории политических идей Древней Руси до конца XVI в. СПб., 1889; Сокольский В. Участие русского духовенства и монашества в развитии единодержавия и самодержавия в Московском государстве в конце XV и первой трети XVI вв. Киев, 1902; Вальденберг В. Древнерусские учения о пределах царской власти. Очерки русской политической литературы от Владимира Святого до конца XVII века. Пг., 1916.

рование воззрений русских книжников. Другие вслед за Н.М. Карамзиным полагали, что оно было куда менее значимо по сравнению с основополагающим влиянием золотоордынских политических порядков. Третья группа исследователей во главе с В. Сергеевичем3 вообще отрицала подобное влияние на развитие русской политической мысли второй половины XV – первой трети XVI вв. Историки полагали, что идея самодержавия русских князей «не есть продукт византийских влияний, это плод освобождения от этих влияний». В. Савва не разделял целиком позицию В. Сергеевича, считая, что византийские религиозно-политических идеи, взятые за основу, были существенным образом переосмыслены на Руси.

Еще одна составляющая нашей проблемы – вопрос об общественных движениях конца XV – начала XVI вв. был поставлен в научной литературе лишь в 60-х гг. XIX в. В историографии второй половины XIX в. прослеживаются две основные точки зрения на идеологическую борьбу конца XV – начала XVI вв.. Сторонники первой связывали возникновение направления Нила Сорского, к которому относили и Вассиана, и Максима Грека, с присущими славянству началами духовности и гуманности (О. Миллер) или же со свойственными новгородцам началами свободы и индивидуализма (Н.И. Костомаров). Представители второй (А.С. Павлов и В.С. Иконников) полагали, что нестяжательство являлось реакцией на «общественные нестроения». Наиболее последовательно взгляды О. Миллера и Н. Костомарова развивались в исследованиях В.И. Жмакина, А.Н. Пыпина и П.Н. Милюкова.5 Позиции этих исследователей разделяли также М.В. Довнар-Запольский и М.Н. Сперанский. Исследователи в целом соглашались с тем, что Иосиф Волоцкий относил к московскому князю те признаки власти, которыми располагал византийский император. Они отмечали в идеях иосифлян «параллелизм» монарха и Бога, были убеждены в том, что Иосиф Волоцкий и его сподвижники являлись прямой опорой государственной власти в ее политических притязаниях, а также связывали с иосифлянами формирование официальной идеологии Московского государства. В данных работах иосифлянам противопоставлялись еретики, а также Нил Сорский и его сторонники. Вассиана Патрикеева исследователи характеризовали как деятеля реакционного плана, принадлеКарамзин Н.М. История государства российского. Кн. II. Т. VI. Гл. 2, 3. М., 1989. Стб. 37 – 126; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. III. Т. V. Гл. 2, 3. М., 1989. С.

45 – 88; Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. II. М., 1988. С. 99 – 112, 130 – 162.

Сергеевич В.С. Русские юридические древности. Т. II. Вып. 2. СПб., 1900; Савва В. Московские цари и Византийские Василевсы. К вопросу о влиянии Византии на образование идеи царской власти московских государей. Харьков, 1901.

Миллер О. Вопрос о направлении Иосифа Волоцкого // Журнал министерства народного просвещения (в дальнейшем – ЖМНП). 1868. № 2; Рецензия Н. Костомарова на сочинение И. Хрущова. Исследование о сочинениях Иосифа Санина // Вестник Европы. СПб., 1868.

Кн. IV.

Жмакин В.И. Митрополит Даниил и его сочинения. М., 1881; Он же. Борьба идей в России в первой трети XVI в // ЖМНП. 1882. № 4; Пыпин А.Н. История русской литературы. Т. II.

СПб., 1898; Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. III. СПб., 1904.

Довнар-Запольский М.В. Московские гуманисты и обскуранты XVI века // Москва в ее прошлом и настоящем. Ч. I. Вып. 2. М., [б. г.]; Сперанский М.Н. История древней русской литературы. М., 1914.

жавшего к княжеско-боярской оппозиции. Новгородско-московской ереси эти исследователи придавали меньшее значение, чем, к примеру, И. Панов, видевший в ереси своеобразный катализатор, ускоривший столкновение между направлениями Иосифа Волоцкого и Нила Сорского.7 Позиции указанных исследователей имели значительное влияние на литературоведение и историографию, что признавалось многими серьезными исследователями конца XIX в.8 В целом, эти взгляды можно считать господствующими в научной литературе конца XIX – начала XX вв. А.С. Павлов и В.С. Иконников, к позиции которых примыкали взгляды В.О. Ключевского и Е.Е. Голубинского, характеризовали Вассиана Патрикеева как одного из выдающихся публицистов XVI в., находящегося в оппозиции к интересам церковной иерархии.10 Историки полагали, что нестяжательство было связано с общественно-политической борьбой, происходившей в Русском государстве XVI в. вокруг вопроса о земле, что секуляризация монастырских земель отвечала экономическим интересам государства,11 а также боярства.12 Исследователи были убеждены в том, что истинной причиной опалы и осуждения Максима Грека в 1525 г. стала его полемика против вотчиновладения монастырей. Взгляды, противоположные построениям В.С. Иконникова и А.С. Павлова, развивались в трудах церковных и близких к ним историков, крупнейшим из которых по праву считается митрополит Макарий (Булгаков).14 Подчеркивая в Вассиане Патрикееве боярское происхождение, боярскую «спесь и заносчивость», Макарий говорил о нем как о «дерзком вольнодумце и упорном противнике православной Церкви». Признавая ум, образование и писательский талант Максима Грека, митрополит «с прискорбием» отмечал, что в вопросе о вотчинных правах монастырей Максим Грек подпал под влияние Вассиана Патрикеева.15 Назовем еще несколько сочинений, внесших заметный вклад в разработку данного аспекта нашей проблемы. Панов И. Ересь жидовствующих // ЖМНП. 1877. № 3. С. 53 – 56.

Шевырев С. История русской словесности. Ч. IV. СПб., 1887; Порфирьев И. История русской словесности. Ч. I. Казань, 1891; Галахов А.Д. История русской словесности, древней и новой. Т. I. M., 1894. С. 325.

См. подробнее: Лурье Я.С. Вопрос об идеологических движениях конца XV – начала XVI вв. в научной литературе // Труды отдела древнерусской литературы (в дальнейшем – ТОДРЛ).

М.; Л., 1958. Т. XV.

Павлов А.С. О Кормчей инока – князя Вассиана Патрикеева // Ученые записки императорского Казанского университета по отделению историко-филологических и политико-юридических наук. 1864. Вып. 2. С. 489; Ключевский В.О. Указ. соч. С. 157 – 160; Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. II. М., 1900. С. 707 – 715.

Павлов А.С. Исторический очерк секуляризации церковных земель России. Ч. I. Одесса, 1871.

Ключевский В.О. Указ. соч. С. 99 – 112.

Голубинский Е.Е. Указ. соч. С. 717 – 725.

Макарий (Булгаков) митрополит. История русской Церкви. Кн. IV. Ч. I. Т. VI. М., 1996.

Там же. С. 90 – 93, 98 – 112, 152 – 159.

Хрущев И. Исследование о сочинениях Иосифа Волоцкого. СПб., 1868; Никитский А.

Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде. СПб., 1879. С. 167 – 170; Дьяконов М.А. Указ. соч. С. 94 – 95, 129; Он же. Очерки общественного и государственного строя древней Руси. СПб., 1908. С. 416; Вальденберг В. Указ. соч. С. 229 – 331.

Первые попытки связать борьбу идей в конце XV – начале XVI вв. с борьбой классов были сделаны еще до революции – в трудах Г.В. Плеханова, М.Н. Покровского и Н.М. Никольского, а после 1917 г. такой подход стал доминирующим. Г.В. Плеханов считал «движение общественной мысли в допетровской Руси» следствием борьбы различных общественных групп:

духовной и светской властей, дворянства и боярства, боярства и духовенства и т.д. В этой связи Г.В. Плеханов характеризовал Иосифа Волоцкого как представителя духовенства, защищавшего интересы Церкви и ее земельные владения. Н.М. Никольский (автор нескольких глав по истории Церкви в книге М.Н. Покровского «Русская история с древнейших времен», которые после революции были переработаны в отдельное издание «История русской Церкви»), рассуждая об идеологической борьбе в конце XV – начале XVI вв., противопоставлял Иосифа Волоцкого в качестве «лучшего выразителя религиозного сознания боярско-именитого класса» его противникам, представлявшим собой причудливое соединение московского «старого боярства»

с новгородскими «мелкими людьми».18 Позднее Н.М. Никольский характеризовал русское еретическое движение как «аристократический протестантизм», «ибо под его радикальной внешностью скрывалась реакционная социальная сущность».19 Автор также полагал, что поддержка еретиков заволжскими старцами дала возможность иосифлянам сблизиться с великокняжеской властью. В исторической литературе 1930 – 1950 гг. исследователи, рассматривавшие вопрос о религиозно-политической борьбе на рубеже XV – XVI вв., приходили к выводу, что Максим Грек являлся идеологом боярства, но не консервативной его части, а той, которая осознавала неизбежность политического объединения государства под эгидой великих князей московских, или поддерживала Избранную раду. В 1960 – 1970 гг. исследователи видели положительное следствие учения нестяжателей в том, что предлагаемая ими секуляризация церковных земель могла способствовать укреплению Русского централизованного государства и расширению экономического могущества его социальной опоры – дворянства.23 Историки подчеркивали, что идеи нестяжательства обретали ту или иную политическую окраску, в зависимости от того, какая социальная группа связывала с этими идеями свои интересы: это могла быть и великокняжеская власть, и боярско-княжеская аристократия, и дворянство.24 Высказывалась мысль о том, что основной водораздел идеологической борьбы конца XV – первой трети XVI вв. проходил не между нестяжатеПлеханов Г.В. История русской общественной мысли. Т. I. M., 1914. С. 133 – 142.

Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен Т. II. Изд. «Мир», [б. г.]. С. 30, 50.

Никольский Н.М. История русской Церкви. М., 1931. С. 104.

Покровский М.Н. Указ. соч. С. 54.

Ржига В.Ф. Опыты по истории русской публицистики XVI века. Максим Грек как публицист // ТОДРЛ. М.; Л., 1934. Т. I.

Будовниц И.У. Русская публицистика XVI в. М.; Л., 1947. С. 146 – 147, 161, 165.

Клибанов А.И. Реформационные движения в России в XIV – первой трети XVI в. М., 1960.

С. 260 – 265.

См. подробнее: Казакова Н.А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960.

лями и иосифлянами, как считалось в дореволюционной литературе, а между еретиками и иосифлянами вкупе с нестяжателями, представлявшими различные течения внутри православной Церкви.

Обратимся теперь к различиям в понимании отдельных сочинений русских книжников второй половины XV – первой трети XVI вв. в дореволюционной и советской историографии.

Возникновение «Сказания о князьях владимирских» в дореволюционной историографии принято было связывать с падением Византии. Считалось, что «Сказание» появилось между 1480 и 1523 гг.25 Большинство исследователей рассматривало его в комплексе идей «Москва – Третий Рим».

Полагали, что легенды о приобретении Владимиром Мономахом «царского» венца из Византии и о происхождении русских князей от Пруса, родственника Августа, римского императора, были придуманы для доказательства прав русских на византийское наследие и были объединены в одно произведение Спиридоном-Саввой. В историографии советского периода закрепилось мнение, что «Сказание о князьях владимирских» подчеркивало единство процесса русской истории, устанавливая связь между князьями киевскими, владимирскими и московскими, говорило о месте русского государства в мировой истории.

Считалось, что его появление было вызвано потребностью молодого русского государства в укреплении власти великого князя, что оно отразило идеи, уже назревшие в русской действительности и в русской литературе, и что оно скорее говорило не о праве русских князей на византийские земли, а об их праве на все русские земли, в том числе и на киевские. После того, как были опубликованы сочинения старца псковского Елеазарова монастыря Филофея,28 историософская модель «Третьего Рима» надолго приковала к себе внимание исследователей. Изучение проблемы модели «Третьего Рима» в последней трети XIX в. осуществлялись в двух руслах – научном и философско-публицистическом. У истоков научного направления стоял Н.Ф. Каптерев, у истоков философско-публицистического – В.С. Соловьев.29 Н.Ф. Каптерев писал о постепенном формировании у русЖданов И.Н. Повести о Вавилоне и «Сказание о князех владимирских». СПб., 1891; Архангельский А.С. Из лекций по истории русской литературы. Литература Московского государства (конец XV – XVII вв.). Казань, 1913.

Иконников В.С. Указ. соч. С. 370; Дьяконов М.А. Указ. соч. С. 73 – 78; Пирлинг П. Россия и Восток: Царское бракосочетание в Ватикане. Иван III и Софья Палеолог. СПб., 1892.

С. 158 – 165; Сокольский В. Указ. соч. С. 104 – 114.

История русской литературы. Т. II. Ч. I. М.; Л., 1945. С. 307; История Москвы. Т. I. М., 1952. С. 127; Лихачев Д.С. Национальное самосознание древней Руси. М.; Л., 1945. С. 103 – 104; Гудзий Н.К. История древней русской литературы. М., 1956. С. 244 – 246; Дмитриева Р.П. Сказание о князьях владимирских М.; Л., 1955. С. 13, 152 – 156; Памятники литературы древней Руси (в дальнейшем – ПЛДР). Конец XV – первая треть XVI вв. М., 1984. Комментарии. С. 725 – 726; и др.

Православный собеседник (в дальнейшем – ПС). 1861. № 5. С. 78 – 96.

Каптерев Н.Ф. Характер отношений России к православному Востоку // Чтения в Обществе любителей духовного просвещения (в дальнейшем – ЧОЛДП). 1883 – 1884; Отдельное издание: Каптерев Н.Ф. Характер отношений России к православному Востоку. М., 1885.

С. 348; Соловьев В.С. Великий спор и христианская политика // Русь. 1883; Он же. Сочинения: В 2-х т. Т. I. Философская публицистика. М., 1989. С. 59, 71 – 72.

ских книжников взгляда на Русь как «на представительницу и хранительницу истинного, неповрежденного православия...»; на Москву как на наследницу павшей Византии и других православных «царств», как на новый, «Третий Рим», на московского великого князя как на прямого потомка и наследника бывших греческих императоров, как на «главу православного государства, как на представителя, поборника и защитника вселенского православия». При этом автор добавлял, что «московские цари хотели быть наследниками византийских императоров, не выступая однако из Москвы и не вступая в Константинополь». В.С. Соловьев приводил два образа «Третьего Рима» – исторический и проективный; один он соотносил с допетровской Русью, второй – с будущей миссией, или задачей, завершающим, примиряющим этапом в вековом соперничестве Востока и Запада.

Другой вариант трактовки «восточного вопроса», «Третьего Рима» и его связи с «национальным самосознанием» представлен в трудах византиниста Ф.И. Успенского. Автор увидел то звено историософской модели «Третьего Рима», которое отождествляло Российское «царство» с «Ромейским царством».

Не менее тонко он уловил разницу между идеей «Третьего Рима» и идеей «константинопольской вотчины» московских великих князей: «...не одно и то же – создавать политическую идею и принимать меры к ее осуществлению». Если идея «Третьего Рима» выводится Ф.И. Успенским из эволюции «национального самосознания» и трактуется в терминах ответственности России за судьбы порабощенных Турцией христиан, то идея «константинопольской вотчины», по мнению автора, «впервые высказана не в русских памятниках, а, так сказать, подсказана нам из Рима в начале XVI в.». М. Дьяконов, указывая на «Изложение пасхалии» митрополита Зосимы, полагал, что «старец Филофей не был творцом теории о Москве – третьем Риме. Элементы этой теории были уже налицо, и ему принадлежит только окончательная и полная ее формулировка. Но в истории идей это была, бесспорно, важная заслуга». Мнение М. Дьяконова разделял и П.Н.

Милюков. Самым значительным явлением в исследовании идеи «Третьего Рима»

стала книга В.Н. Малинина «Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания»,32 где было опубликовано литературное наследие Филофея Псковского и другие сочинения, составлявшие, по мнению автора, его литературный контекст. Книга вплоть до 70-х гг. XX в. оставалась единственной специальной работой на эту тему. Хотя полемика по поводу происхождения, содержания, смысла идеи продолжалась, никто не обращался к исследованию рукописной традиции, так как она казалась исчерпанной.

Из представителей русского зарубежья особого внимания заслуживает Г. Флоровский, который рассматривал теорию «Третьего Рима» в «перспективах апокалиптического беспокойства» XIV – XV вв., усиленного падением Константинополя. Он называл ее эсхатологической теорией, строго выдержанной «в эсхатологических тонах и категориях». «Третий Рим» находится у Г. Флоровского в рамках концепции «кризиса русского византиСм. подробнее: Успенский Ф.И. Как возник и развивался в России восточный вопрос.

СПб., 1887.

Дьяконов М.А. Указ. соч; Милюков П.Н. Указ. соч. Ч. II. СПб., 1897. С. 22.

Малинин В.Н. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901.

низма», и в соответствии с этим автор утверждает, что он «заменяет», а не продолжает Второй. В отечественной историографии советского периода долгое время не было специальных исследований, посвященных идее «Третьего Рима». В работе по национальному самосознанию Древней Руси Д.С. Лихачев дифференцировал разные течения в представлении русских книжников. Он обозначил три важные разграничения: во-первых, между идеей «константинопольской вотчины» и «греческой идеей», во-вторых, между «политической теорией, направлявшей меч великокняжеской власти», и «мистической теорией», зревшей в среде русского духовенства и связанной отчасти с «греческой идеей», в-третьих, между теорией «Москва – Третий Рим», не вышедшей за пределы церковных кругов по преимуществу, и идеями «Сказания о князьях владимирских», получившими широкое распространение как в дипломатической практике, так и в официальной литературе XVI в. Вслед за П. Пирлингом и Ф. Успенским34 Д.С. Лихачев полагал, что идея «константинопольской вотчины», «византийского наследия»

внушалась русскому правительству западными державами в расчете на участие России в борьбе с Турцией, однако в самой Москве никогда не ссылались на права Московского престола, полученные через брак Иоанна III с Софьей Палеолог. Заметный вклад в исследование идеи «Третьего Рима» внесли работы А.Л. Гольдберга, опубликованные в 70-е гг. XX в. Исследователю удалось существенно расширить источниковедческую базу. Введение в научный оборот нового рукописного материала позволило по-новому решать проблемы генезиса, атрибуции, датировки изучаемых текстов, взаимоотношения между ними, последовательности их создания, а на основе этого предлагать более аргументированные решения, касающиеся содержания и смысла теории. Широкий подход к теории «Третьего Рима» отличает работу Международного семинара исторических исследований «От Рима к Третьему Риму».

Исследовательская программа семинара – это «Историко-религиозные и юридические аспекты идеи Рима: традиция и преобразования». Одной из ведущих тем семинара является пространственно-временное распространение римских традиций, их взаимодействие с национальными культурами, своеобразие привлечения и преломления этого опыта в разные эпохи у разных народов.37 В работе Н.В. Синицыной рассматривается проблема генезиса и эволюции историософской модели «Третьего Рима». В своей книге автор проводит качественный историографический обзор и опирается на Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1983. (1-е изд. Париж, 1937.) С. 10 – 12.

Пирлинг П. Россия и папский престол. Кн. I. М., 1912; Успенский Ф.И. Указ. соч; Он же.

Брак царя Ивана Васильевича III с Софией Палеолог // Исторический вестник (в дальнейшем – ИВ). 1887. Декабрь. С. 680 – 693.

Лихачев Д.С. Указ. соч. С. 100, 104.

Гольдберг А.Л. Три послания «Филофея» (Опыт текстологического анализа) // ТОДРЛ.

Л., 1974. Т. XXIX. С. 177 – 205; Он же. К предыстории идеи «Москва – Третий Рим» // Культурное наследие древней Руси. Истоки. Становление. Традиции. М., 1976. С. 115 – 116.

Римско-Константинопольское наследие на Руси: идея власти и политическая практика. IX Международный семинар исторических исследований «От Рима к Третьему Риму». Москва. 29 – 31 мая. 1989. М., 1995.

все последние достижения отечественной исторической науки по проблеме «Третьего Рима».38 А. Боханов рассматривает идею «царской» власти с историософских позиций. В советской исторической литературе существуют две основные позиции в оценке общественно-политических воззрений Ф.И. Карпова. Одни исследователи полагали, что Ф.И. Карпов по происхождению, социальному статусу и общественно-политическим взглядам являлся боярином.40 Другие исследователи, напротив, утверждали, что по происхождению, социальному статусу и общественно-политическим взглядам Ф.И. Карпов был дворянином, поддерживающим великого князя, не являясь при этом сторонником неограниченной власти государя. Мы вправе констатировать, что в литературе конца 1980-х – начала гг. интерес к заявленным вопросам сохранился, хотя общее количество публикаций несколько уменьшилось. Кроме уже упомянутых работ Н.В. Синицыной и А. Боханова, укажем на качественные публикации В.Г. Графского, Д.М. Шаховского, Л.Е. Морозовой, А.В. Чернецова, Л. Ронки де-Микелиса, опубликованные в материалах IX Международного семинара исторических исследований «От Рима к Третьему Риму»,42 а также сочинения А.И. Филюшкина, Я.Н. Щапова, А.А. Горского. В исторической науке констатируется факт перенесения на московских государей «царских» титулов и регалий в связи с Ферраро-Флорентийской унией, падением Константинополя и освобождением от золотоордынского ига. Однако исследователи зачастую представляют в своих работах только выводы, конечный этап своих рассуждений. До сих пор не ясно, в чем именно заключалось переосмысление православно-византийских традиций на Руси, имела ли место эволюция взглядов русских книжников или же предСиницына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции. М., 1998.

Боханов А. Самодержавие: идея царской власти. М., 2002. С. 208 – 232.

Ржига В.Ф. [Сообщение] // Известия Академии наук. Пг., 1914. № 15. С. 1103 – 1105; Он же. Боярин-западник XVI в. (Ф.И. Карпов) // Ученые записки института истории РАНИИОН.

1929. Т. IV. С. 39 – 48; Кимеева Е.Н. «Послание митрополиту Даниилу Федора Карпова» // ТОДРЛ. М.; Л., 1953. Т. IX. С. 220 – 234.

Зимин А.А. Общественно-политические взгляды Ф.И. Карпова // ТОДРЛ. М.; Л., 1956. Т.

XII. С. 160 – 173; Синицына Н.В. Федор Иванович Карпов – дипломат, публицист XVI в.:

Автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1966. С. 16 – 21; ПЛДР. Конец XV – первая треть XVI вв. М., 1984. Комментарии. С. 745 – 746; и др.

Графский В.Г. Представление о власти и законе в Средневековой Руси: Римско-византийское влияние // Римско-Константинопольское наследие на Руси: идея власти и политическая практика. IX Международный семинар исторических исследований «От Рима к Третьему Риму». Москва. 29 – 31 мая. 1989. М., 1995; Шаховской Д.М. Идея «Москва – Третий Рим».

Основная тематика // Там же; Морозова Л.Е. Иван Грозный и публицисты XVI в. о пределах и характере царской власти // Там же; Чернецов А.В. Представление русских книжников XVI в. о власти русских князей и византийских императоров // Там же; Ронки де-Микелис Л.

Идея Москвы – Третьего Рима в «Повести о начале Москвы» // Там же.

Филюшкин А.И. Термины «царь» и «царство» на Руси. // Вопросы истории (в дальнейшем – ВИ). 1997. № 8; Щапов Я.Н. Достоинство и титул «царя» на Руси до XVI в. // Царь и царство в русском общественном сознании. М., 1998; Горский А.А. Представления о «царе» и «царстве» в средневековой Руси (до середины XVI в.) // Там же.

ставления о «царской» власти были взяты ими в готовом виде и не претерпели существенных изменений. Если эволюция взглядов русских книжников о сущности и характере «царской» власти имела место, то с какими историческими явлениями и событиями она была связана, а также о каких этапах эволюции этих представлений может идти речь. Не закрыт вопрос и об общественных движениях конца XV – первой трети XVI вв. Дискуссионным остается сюжет о сущности и характере религиозно-политической борьбы этого времени, в связи с чем возникает вопрос о позиции московских книжников в отношении проводимого московским правительством курса централизации государственного управления и становления монархической формы правления. В исторической литературе выглядят неубедительными редкие попытки реконструкции учения о «царской» власти тех или иных русских книжников. Зачастую исследователи не использовали всей полноты источникового материала, кроме того, на умозаключения историков влияла их политическая ангажированность или цензура. В литературе остается открытым вопрос о позиции Церкви и государства в отношении развития церковно-государственных отношений как основы общественнополитического созидания.

В целом, несмотря на определенные успехи, достигнутые в решении проблемы, ее изучение в публикациях современных авторов далеко от завершения. Отсутствие до сих пор специальных обобщающих трудов по проблемам генезиса и эволюции представлений русских книжников о «царской» власти, недостаточная изученность многих важных вопросов, стремление исследователей воздержаться от теоретических обобщений, наличие в литературе спорных точек зрения – все это свидетельствует о необходимости дальнейшей разработки указанной темы.

Объектом настоящего исследования является комплекс взглядов, мнений и идей русских книжников второй половины XV – первой трети XVI вв.

Предметом диссертационного исследования, соответственно, становится эволюция идеи «царской» власти, едва ли не наиболее актуальной и значимой для русских книжников в указанное время.

Цель данной работы – определить основные направления развития и принципиальные моменты представлений русских книжников о сущности и характере «царской» власти применительно к московским государям, которые со временем составили идеологические основы власти российских самодержцев.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) Определить степень и характер влияния православно-византийской модели церковно-государственных отношений на формирование представлений русских книжников о «царской» власти и международно-политическом статусе Московского государства.

2) Реконструировать взгляды русских книжников на «царскую» власть московских государей во второй половине XV – первой трети XVI вв.

3) Изучить представления русских книжников второй половины XV – первой трети XVI вв. о международно-политическом статусе русского государя и Московского государства, их исторической роли и значении.

4) Доказать, что комплекс идей русских книжников существенно повлиял на официальную позицию правительственных кругов в отношении властных полномочий московских государей и церковно-государственных отношений, показать природу и сущность этого влияния.

Положения, выносимые на защиту:

1) Идея «царской» власти на Руси во второй половине XV – первой трети XVI вв. развивалась по двум направлениям. Первое направление связано с вопросом о национальном освобождении и государственном суверенитете. Так, титулы «царь» и «самодержец» долгое время (до 1480 г.) рассматривались русскими книжниками по преимуществу только в контексте суверенного правления. Второе направление связано с формированием централизованного Московского государства (с конца XV в.), когда остро ставился вопрос о новых принципах церковно-государственных и вассальноподданнических отношений. В этой связи титулы «царь» и «самодержец»

постепенно стали применяться для характеристики политического режима внутри страны.

2) Эволюция воззрений русских книжников на сущность и характер «царской» власти в период со второй половины XV – по первую треть XVI вв. проходила в двух направлениях. Во-первых, от признания великого князя одним из многих православных «царей», блюстителем, покровителем и защитником православного христианства для «своих стран», то есть на территории русских земель, к признанию московского государя единственным православным государем, ответственным за судьбы вселенского православия. Во-вторых, от церковно-религиозных прерогатив «царской» власти к декларации ее религиозно-политических принципов, которые со временем составили идеологические основы власти московских государей.

3) В 70-х – 90-х гг. XV в. возможное получение «царского» титула московским государем приобретает характер признания его как суверенного религиозно-политического главы всего православного населения русских земель, единственного легитимного государя, представляющего Русь в международных отношениях, покровителя и защитника русской Церкви. Параллельно Московское государство начинает именоваться «царством». С этого времени «царский» титул русских князей, помимо церковно-религиозной сферы, стал употребляться в церковно-политической, общественно-политической и дипломатической сферах. В первой трети XVI в. размышления на эту тему породили различные идеи, обосновывавшие, с одной стороны, «царский» титул московских князей, с другой – автокефалию русской Церкви. Благодаря этому Московское государство получило надежные идеологические основы для решения дипломатических, политических и церковнорелигиозных задач. Начал формироваться образ мировой державы.

4) Московские книжники в конце XV в. являлись силой, которая в условиях образования единого Московского государства направляла свою деятельность на скорейшее установление централизации государственного управления, подчинения объединенных территорий центру, концентрации политической власти и экономических ресурсов в руках великого князя. При этом они выступали за ограничение влияния Церкви в общественно-политической жизни государства.

5) Ни один автор второй половины XV – первой трети XVI вв. не представлял «царскую» власть совершенно неограниченной. Русские книжники единственной формой управления государством признавали единовластие, которое в это время трактовалось как «самодержавие», противопоставляя его произволу боярско-княжеского многовластия. Государь московский, приняв титул «царя», становился гарантом «правды», то есть гарантом соответствия политической и судебной практики законодательным нормам.

Одновременно его воля, в силу данной обязанности, представлялась выше любого законодательного акта.

Хронологические рамки исследования охватывают период со второй половины XV в. по первую треть XVI в., то есть правление Иоанна III и Василия III. Некоторые задачи диссертации предполагают обращение к сюжетам, предшествующим великому княжению Иоанна III.

Методологическая база работы. Ключевым для данного диссертационного сочинения выступило понятие «идея царской власти». По меткому замечанию В.И. Даля, идея есть «понятие о вещи».44 В современных толковых словарях термин «идея» толкуется как в духе В.И. Даля («ведущие положение в системе взглядов», «основная мысль»), так и в значении «намерение», «замысел», «план», «убеждение», «основной принцип мировоззрения».45 Мы принимаем это двойное толкование и под идеей «царской власти» будем понимать те положения, которые имелись у русских книжников о «царской» власти. Но эти представления на Руси появились много раньше 1547 г., когда Иоанн Васильевич венчался на царство и принял среди прочих титул «царь», то есть ранее фактического ее оформления. Поэтому понятия о «царской» власти московских государей Иоанна III и Василия III неминуемо принимает значение «замысел», «план», приближается по значению к понятию «идеал» – «мыслимый, воображаемый образец совершенства», «высшая цель, руководящая деятельностью личности или общества». Еще одна принципиальная для настоящей диссертации дефиниция – «книжник» – толкуется нами чуть иначе, чем это было принято у В.И. Даля.

Для последнего книжник есть «ученый, знающий св. писание, догматик, учитель, толкователь Закона Божия». В наиболее общем значении термин «книжник» трактуется им как «грамотей, ученый, человек начитанный». Однако в рукописном наследии второй половины XV – первой трети XVI вв. мы анализируем сочинения лишь тех авторов, которые поднялись до самостоятельной разработки, неординарной интерпретации или талантливой популяризации идеи/идеала «царской» власти применительно к современным им российским реалиям. Другими словами, не просто взгляды книжников, но, прежде всего, взгляды идеологов – адептов и апологетов «царской» власти – изучались в настоящей диссертации. При подобном выборе мы руководствовались принципиальным соображением историка и историографа А.Л. Шапиро, согласно которому апология «царской» власти во Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. II. СПб., 1996. С. 8.

Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т. I. М., 1994. С. 336.

Там же. С. 335.

Даль В.И. Указ. соч. С. 125.

второй половине XV – первой трети XVI вв. становится основой идейного содержания работ книжников того времени.48 Иногда в литературе таких людей называют «русские провидцы». Применительно к изучаемому периоду надлежит, на наш взгляд, разводить термины «самодержец» и «царь» и, соответственно, производные от них понятия, в частности «самодержавная власть» и «царская власть». Последняя в эпоху Иоанна III и Василия III много шире первой. Историки применительно к периоду после 1480 г., то есть после формального уничтожения вассальной зависимости московского великого князя от золотоордынского хана, рассуждали о трансформации Иоанна III из вассалов в сюзерены, то есть о суверенитете Московского государства. Под последним и понималось самодержавие.50 Понятие же «царь» и «царская власть» суть понятия вероучительные, выводимые русскими книжниками не столько из византийских и/или ордынских политических реалий, сколько из православного догмата: Иисус Христос есть царь небесный, его власть тождественна власти царя земного, хотя и не равна ей: небесный царь – пантократор (вседержитель), земной царь – автократор. После 1547 г. термины «царь» и «самодержец» все больше сближаются по смыслу, но никогда не сливаются окончательно. Во всяком случае, монарх в России носил и титул «самодержец», и титул «царь» до февраля 1917 г. включительно.

В диссертации используется герменевтический подход к исследованию источников. В рамках герменевтики письменный документ трактуется как «проявления жизни» творческого индивида и как языковое обнаружение духовного мира соответствующей эпохи, что предполагает понимание оставленных этой эпохой «жизнепроявлений». Процесс понимания имеет круговой характер и выступает в качестве «герменевтического круга». Последний предполагает взаимообусловленность объяснения и интерпретации, с одной стороны, и понимания – с другой. Для того чтобы понять нечто, его необходимо объяснить, и наоборот. Для понимания целого необходимо понять его отдельные части, но для понимания отдельных частей уже необходимо иметь представление о смысле целого. Чтобы понять некоторый текст, надо понять отдельные предложения, но для понимания каждого предложения надо уже располагать пониманием текста. Чтобы понять предложение, надо понять отдельные слова, но для правильного понимания их смысла надо понимать предложение и т.д. Основополагающим принципом исследования выступил принцип историзма, под которым понимается признание устойчивой связи между явлениями и событиями в развивающемся и изменяющемся мире. Основные методы исследования – исторический и логический, взятые в единстве. Изучение предмета исследования при помощи логического метода предполагает обобщение фактического материала, выявление исторической перспективы, изучение его в единстве прошлого и настоящего. Исторический меШапиро А.Л. Историография с древнейших времен по XVIII в. Вып. 1. М., 1982. С. 95.

См. например: Зайцева Л.И. Русские провидцы о российской государственности (середина XVI – начало XX вв.). М., 2003.

Об историографических спорах на этот счет см. подробнее: Сорокин Ю.А. Российский абсолютизм в последней трети XVIII в. Омск, 1999. С. 23 – 31.

См. подробнее: Новая философская энциклопедия. М., 2000. С. 509, 512, 514 – 515.

тод подразумевает подход к исторической действительности с точки зрения всей совокупности конкретных фактов и раскрытие закономерностей процесса исторического развития. В соответствии с принципом историзма процессы, протекавшие в прошлом, должны рассматриваться так, как они происходили в действительности, без модернизации прошлого и политического ангажемента.

Наряду с общенаучными принципами в работе использовались специальные исторические методы и приемы: сравнительно-исторический метод, который предполагает сопоставление одновременных и разновременных явлений, а также их пространственно-временных характеристик; историко-генетический метод, который заключается в последовательном раскрытии свойств, функций и изменений изучаемой реальности в процессе ее исторического движения.

Источниковая база исследования довольно представительна. Типологически использованные в диссертации источники следует разделить следующим образом:

I. Публично-правовые акты светских и церковных властей:

1) Акты светских властей: а) Договорный вид: международные договоры, б) Договорно-распорядительный вид: указные грамоты о действиях властей в пользу реального контрагента, в) Судебно-процессуальный вид: судные списки, докладные судные списки и правые грамоты.

2) Делопроизводственные документы, прежде всего их распорядительный вид: памяти, приказы.

3) Акты церковных властей: а) Договорно-распорядительный вид: грамоты и послания о соблюдении интересов реального контрагента, б) Распорядительно-агитационный вид: послания иерархов.

II. Памятники древнерусского канонического права.

III. Оригинальная древнерусская литература: поучения и послания.

IV. Публицистика.

Как правило, исследователи обращали внимание на наиболее заметные дипломатические акты второй половины XV – первой трети XVI вв.

(Посольство греков Ралевых в Рим с наказом вести переговоры о браке Иоанна III с Софьей Палеолог, «Ответ дьяка Ф. Курицына императорскому послу Н. Поппелю», переговоры с Польским и Литовским государствами, переговоры с Римом и императором Священной Римской империи).52 При этом они воздерживались от анализа дипломатических инструкций («Память») московским послам, что не давало возможности составить более полную картину развития тех идеологических аргументов, которыми двигалась внешняя политика великих князей московских. Между тем, в «Памяти», выданной Юрию Траханиоту от 22 марта 1489 г.,53 направленному к императору Священной Римской империи с обратным посольством, обозначен один из ключевых этапов формирования идеологии русского государства. Послам предписывалось вести переговоры с императорскими дипломатами по вопросу признания императором за великим князем московским равного международно-политического статуса и права именоваться в официальных дипПамятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными (в дальнейшем – ПДС). Т. I. СПб., 1851.

Там же. С. 17.

ломатических документах «царем». Основанием для переговоров должны были стать родственные связи с «передними римскими царями» (византийскими императорами), с которыми московские князья еще до установления отношений «братства» находились в отношениях «приятельства» и «любви» (имелся в виду брак русской княжны Анны, тетки Иоанна III, с Иоанном Палеологом).

Важным источником стали указные грамоты московских князей,54 среди которых особо следует упомянуть о «Послании Великого князя Ивана III новгородскому архиепископу Ионе» (от 1471 г.), где отражены представления русской стороны о сильно возросшей после Ферраро-Флорентийской унии и падения Константинополя роли и значении московского князя в международных религиозно-политических вопросах Значительный источниковый комплекс составляют судные списки, среди которых особо следует выделить «Отрывок следственного дела о Иване Берсене и Федоре Жареном, с допросами старцу Максиму Греку и келейнику его Афанасию».55 Следственное дело проясняет эволюцию взглядов московских князей на отношения между государем и подданными по мере формирования единого централизованного государства.

Из актов церковных властей наибольшее значение имеет «Послание константинопольского патриарха Антония IV Василию I Дмитриевичу» (1393 г.). На основании этой грамоты были предприняты попытки реконструировать православно-византийскую религиозно-политическую модель.

Среди памятников древнерусского канонического права использованы «Изложение пасхалии на осмую тысящу лет» (1492 г.) и «Соборная грамота духовенства православной восточной церкви, утверждающая сан царя за великим князем Иоанном IV Васильевичем» (1561 г.), в тени которых долгое время оставались другие, не менее значимые памятники канонического права, такие как «Соборная грамота русских епископов о верности их митрополиту Ионе и не сообщении с Исидоровым учеником Григорием, поставленном в Риме на киевскую митрополию», «Присяжная грамота тверского епископа Геннадия, данная новопоставленному митрополиту Феодосию»

(1461 г., после 31 марта)57 и др. Эти памятники древнерусского канонического права дают возможность исследователю составить более полное представление о тонкостях и перипетиях процесса становления автокефалии русской Церкви, параллельно о росте власти московских государей, в непростых религиозно-политических условиях второй половины XV в.

Из памятников оригинальной древнерусской литературы исследовательского внимания неизменно удостаивались такие, как «Послание московсАкты археографической экспедиции (в дальнейшем – ААЭ). Т. I. 1294 – 1598. СПб., 1836;

Акты исторические (в дальнейшем – АИ), изданные Археографической комиссиею. Т. I. 1334 – 1598. СПб., 1841; Русская историческая библиотека (в дальнейшем – РИБ), изданная Археографической комиссиею. Т. VI. СПб., 1880.

ААЭ. Т. I. СПб., 1836. № 172. С. 141 – 145.

РИБ. Т. VI. СПб., 1880. Приложения. № 40.

Там же. № 118. Стб. 795 – 802; Соборная грамота духовенства православной восточной церкви, утверждающая сан царя за великим князем Иоанном IV Васильевичем 1561 г. Издана М. Оболенским. М., 1850. С. 17 – 18; РИБ. Т. VI. СПб., 1880. № 83. Стб. 627 – 632; Там же. № 94. Стб. 687 – 690.

кого великого князя Василия II Васильевича константинопольскому патриарху Митрофану II» (1441 г.), «Послание московского великого князя Василия II Васильевича императору Константину XI Палеологу» (июль 1451 г.), а также послания архиепископа Геннадия, сочинения Вассиана Патрикеева, некоторые из которых были опубликованы еще А. Павловым (1863 г.), «Просветитель» Иосифа Волоцкого. Чуть реже исследователи обращались к «Слову кратку», очень часто – к творчеству старца Филофея, особое внимание уделялось его «Посланию на звездочетцев», первое издание которого состоялось в 1861 г. В то же время учительные послания русских митрополитов,59 призывающие к покорности великому князю те или иные города и территории, разъясняющие вопросы автокефалии русской Церкви, вопросы скорого наступления «последних дней» и т.д., и сегодня остаются мало привлекаемыми в изучении вопросов становления и эволюции взглядов русской стороны на прерогативы и пределы «царской» власти, в реконструкции и характеристике взглядов той эпохи на сущность и характер церковно-государственных отношений.

Из памятников публицистического характера для изучения представлений русских книжников конца XV – первой трети XVI вв. чаще других исследователи использовали «Послание ростовского архиепископа Вассиана на Угру» (1480 г.),60 «Послание» Спиридона-Саввы,61 Послания Иосифа Волоцкого,62 Сочинения Максима Грека,63 а так же «Послание Федора Карпова митрополиту Даниилу».64 Изучение в науке сочинений выше перечисленных авторов происходило в 30-х – 70-х гг. XX в., потому обращение к сочинениям перечисленных авторов сегодня имеет очевидную актуальность.

Названные источники в совокупности позволяют реконструировать процесс эволюции воззрений русских книжников второй половины XV – первой трети XVI вв. на важнейшие религиозно-политические вопросы, волновавшие современников. Также они помогают определить, насколько представления тех или иных авторов могли влиять на официальную позицию государственной власти и, наоборот, насколько идеология и политические установки власти могли влиять на общественное сознание. В целом, имеюТам же. № 62. Стб. 525 – 536; Там же. № 71. Стб. 575 – 586; Казакова Н.А., Лурье Я.С.

Антифеодальные еретические движения на Руси XIV – начала XVI вв. М.; Л., 1955. Приложение. С. 309 – 391; Казакова Н.А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960. Приложение. С. 223 – 285; «Полемические сочинения инока-князя Вассиана» // ПС. 1863. Июль – октябрь.; Иосиф Волоцкий. Просветитель. Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1994; «Слово кратко» // Чтения в Обществе истории и древностей российских (в дальнейшем – ЧОИДР). 1902. Кн. II. С. 3 – 60; ПС. 1861. № 5. С. 78 – 96.

АИ. Т. I. СПб., 1841. №№ 280, 281; РИБ. Т. VI. СПб., 1880. №№ 66, 85, 87.

«Послание ростовского архиепископа Вассиана на Угру» // ПЛДР. Вторая половина XV в.

М., 1982. С. 523 – 537.

Дмитриева Р.П. Сказание о князьях владимирских М.; Л., 1955. Приложение. С. 159 – 170.

Послания Иосифа Волоцкого / Под. Ред. А.А. Зимина, Я.С. Лурье М.; Л., 1959.

Максим Грек. Сочинения преподобного Максима Грека: В 3-х частях. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1910.

Послание Федора Карпова митрополиту Даниилу // ПЛДР. Конец XV – первая треть XVI вв. М., 1984. С. 494 – 520.

щаяся историческая литература и источники, взятые в совокупности, позволяют разрешить поставленные в исследовании задачи.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые специальному исследованию подвергнута эволюция взглядов русских книжников на предполагаемый характер власти московских государей, а также внешнеполитический статус и международное положение русского государства во всей совокупности, что и укладывается в понятие идеи «царской власти». Изучены их взгляды на сущность и характер власти великих князей московских на протяжении того периода в истории страны, когда ряд религиозно-политических событий (Ферраро-Флорентийская уния, падение Константинополя, свержение татаро-монгольского ига и др.) так или иначе определили формирование и развитие русской государственности. Это позволило увидеть проблемы эволюции идейных основ политического режима в новом аспекте. Благодаря данному обстоятельству были существенно скорректированы имевшиеся в литературе представления о воззрениях многих русских книжников, чьи сочинения, как полагали исследователи, повлияли на становление идейных основ «царской» власти. Результаты исследования дают возможность существенно скорректировать взгляд на развитие представлений русских книжников о «царской» власти и исторических судьбах русского государства.

Апробация и практическая значимость работы. Основные положения и выводы диссертации были отражены в докладах на международных научных конференциях (Кокшетау, 2005, Омск, 2006). По теме исследования опубликовано шесть научных работ. Материалы диссертации могут быть использованы для создания обобщающих трудов по отечественной истории, а также найти применение в подготовке лекционных курсов и семинарских занятий, спецкурсов и спецсеминаров.

II. СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ.

Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Во введении обоснованы актуальность, научная новизна и практическая значимость темы диссертационного исследования, показана степень изученности проблемы, определены цель и задачи исследования, его хронологические рамки, охарактеризованы методологическая основа и источниковая база.

ГлаваI. Идея «царской» власти в интерпретации русских книжников второй половины XV в. Показано формирование представлений русских книжников о сущности и характере «царской власти» во второй половине XV в. Рассматривается эволюция идеи «царской власти», распространение употребления «царского» титула по отношению к московским князьям в источниках различного характера: церковно-религиозной, религиозно-политической, общественно-политической и дипломатической сфер, в оригинальной древнерусской литературе. Исследуется расширение значения и изменение характера употребления «царского» титула московских князей.

Впервые в творчестве московских книжников «царского» титула удостоились предки великого князя Василия II киевские князья в лице князя Владимира Святославовича. Наделение «царским» титулом князя – крестителя Руси, родоначальника христианских государей на Руси, признанного Церковью святым и равноапостольным, произошло в рамках оригинальной древнерусской литературы: в «Послании московского великого князя Василия II Васильевича константинопольскому патриарху Митрофану II» (1441 г.) и «Послании московского великого князя Василия II Васильевича императору Константину XI Палеологу» (1451 г.). Московские князья в этих посланиях по религиозно-политическим целям своей деятельности ставились книжниками середины XV в. в один ряд со своим царственным предком, который именовался ни много ни мало «новым Константином». Этими посланиями было положено начало утверждению исключительно высокого религиозно-политического статуса московских князей на Руси в глазах современников, некоторые из которых стали именовать Василия II в рамках жанра энкомии (похвалы) «белым царем всеа Русии» еще при жизни.

С середины XV в. иерархи русской Церкви публично заявляют о том, что великое княжение является «богодарованным» только московским князьям. Так, попытки удельных князей покуситься на великое княжение квалифицировались как проявление «самоначальства» и «высокомысльства» и объявлялось смертным грехом.65 Одновременно митрополит Иона грозил всем, кто решит ослушаться данного решения церковных иерархов, церковным отлучением.66 В это время церковные иерархи не раз называли московских князей государями, которые властвуют над «Богом порученными»

им подданными; государями, которых «постави Дух Святый пасти людей Господня». Таким образом, накануне падения Византийской империи московской религиозно-политической мысли уже были свойственны представления о том, что московский великий князь на Руси должен стать единым верховным государем, религиозно-политическим главой православного населения русских земель, по меньшей мере тех, на которые распространялась юрисдикция московского митрополита. «Царский» титул или эпитеты, соотносящиеся с «царской властью», к этому времени нашли свое отражение в русской литературе и церковно-религиозной сфере. Утверждается мысль о том, что лучшей формой государственного устройства является единовластие. Начинается сакрализация власти московского государя, которая становится одним из оснований легитимности зарождающегося и активно поддерживаемого Церковью единовластия на Руси.

В 50 – 70-х гг. XV в. развернулась борьба за сферу церковной юрисдикции между московской митрополией и литовским митрополитом «латынином» Григорием. Данное противостояние имело и политическую подоплеку, поскольку распространение церковной юрисдикции митрополита-униата на русские земли, не входившие в Польское королевство грозило присоединением к его территории таких важных в экономическом и политичесПослание Российского духовенства Углицкому князю Дмитрию Юрьевичу // АИ, Т. I. СПб., 1841, № 40, С. 75 – 83.

Окружная грамота митрополита Ионы (о измене и наветах князя Дмитрия Юрьевича, с убеждением, чтобы сановники и народ отложились от него и покорились великому князю под опасением церковного отлучения) // Там же. № 43. С. 86 – 87.

ком значении русских земель, как Новгород и Псков. Поэтому, когда митрополиту Григорию подлогом и подкупом удалось добиться грамоты константинопольского патриарха, утверждающей его пастырскую власть над всеми русскими землями, в дело вмешался великий князь московский Иоанн III.

От его лица в грамоте к новгородскому митрополиту Ионе указывалось на принятое в Москве решение о не каноничности притязаний митрополита Григория и действий константинопольского патриарха. От лица Иоанна III говорилось: «…кто будет нам люб, тот будет у нас на всей Руси, а от Риму митрополиту у нас не быти, мне не надобен».67 По мнению русской стороны, «греческое православие» «изрушилось» по причине того, что константинопольская Церковь находилась «во области поганого царя». В послании великого князя в Новгород мы находим двойную антиномию: политическую и религиозную. «Области поганого царя» турецкого султана противопоставляется «область истинного царя», московского князя. «Изрушевшемуся» «греческому православию» существует альтернатива – московская Церковь, не только низложившая митрополита-«латынина» Исидора, но и фактически высказавшая упрек константинопольской Церкви за попытку объединиться с Римско-католической Церковью: «…а по Божию наших ради грехов попущенью, во царском граде стало в царях и в патриаршестве раздвоение и размышление…», «…царь не таков, а ни патриарх ни таков, иномудрствующе, к Латином приближающиеся». В это время сакрализация власти московского государя проходит важный этап эволюции, теперь русскими митрополитами утверждалось, что великий князь – это «божий слуга», повиноваться которому долг каждого христианина: «Всяк повинующийся власти, Божию повелению повинуется, а противящийся власти, Божью повелению противится». Таким образом, в 50 – 70-х гг. XV в. в русской церковной и религиознополитической литературе была сформулирована позиция русской стороны в отношении событий, произошедших в Византии в конце 30 – начале 50-х гг.

XV в., а также в отношении роли и значения московского государя и московской Церкви в изменившейся международной религиозно-политической ситуации. В Москве падение Византии осознали как следствие церковно-религиозного «раздвоения и размышления» «в царях и в патриаршестве». Грамоту константинопольского патриарха Дионисия митрополиту-«латынину» Григорию расценили как знак того, что «греческое православие» «изрушилось».

Параллельно московский князь по отношению к православному населению русских земель осмысливается в качестве «новый Владимир», объединяющий русские земли силой утверждения истины православного вероисповедания. Великий князь противопоставляется как «христианский Господарь РусПослание великого князя Ивана Васильевича к новгородскому архиепископу Ионе, о том чтобы он не имел общения с киевским лжемитрополитом Григорием // РИБ. Т. VI. СПб., 1880. № 100. Стб. 709.

Послание митрополита Ионы киевскому князю Александру Владимировичу о поставлении своем в сан митрополита // Там же. № 66. Стб. 557, 558 – 559.

Грамота митрополита Филиппа новгородцам (с убеждением их не отлагаться от великого князя и не вступать в союз с королем Польским) // АИ. Т. I. СПб., 1841. № 280. С. 512 – 514;

Грамота митрополита Филиппа новгородцам (с убеждением их покориться великому князю и не изменять православной вере) // Там же. № 281. С. 514 – 518.

ский» «чужему Латынскому Господарю», польскому королю. А в послании ростовского архиепископа Вассиана на Угру он выступает еще и как «богом венчанный» и «богом утвержденный» православный «царь» в противовес «самозванцу», «хищнику», «богоборцу» и «разбойнику» хану Золотой Орды. Все это в совокупности способствовало упрочнению религиозно-политического авторитета московских князей как независимых государей и на международной арене, и на территории русских земель.

После того, как на рубеже 80 – 90-х гг. XV в. русской дипломатии удалось достигнуть признания будущим императором Священной Римской империи Максимилианом статуса московских государей, равного императорскому, митрополит Зосима провозгласил Москву «новым Константинополем», а великого князя – «новым Константином». Тем самым он связывал дальнейшие судьбы вселенского православия с судьбами Московского государства, фактически провозглашая их зависимыми от его исторического пути.

Развитие религиозно-политической мысли в данном направлении было обусловлено тем, что русские книжники и идеологи русской государственности постепенно осознавали русское государство как «спасительное царство». Чем больше претензий со стороны римско-католического мира выдвигалось русскому государству и русской Церкви, тем больше вопросов по самоидентификации решала русская сторона, приходя к определению статуса и роли русского государя и государства в международных отношениях, статуса и роли русской Церкви в судьбах православия. Переосмысление названных вопросов всякий раз было связано с новым витком антилатинской полемики. Из употребления «царского» титула великого князя в церковнорелигиозной сфере в середине XV в. к концу XV в. сформировался особый политический статус московских князей как «русских государей – Божьей милостью государей на своей земле», которые «поставление имеют от Бога».

Этот тезис сочетался с претензией великих князей московских быть и титуловаться государями всея Руси, стремлением включить в состав Московского государства те русские земли, которые находились под Польско-Литовским владычеством. Таким образом, «царский» титул в отношении московских князей получил распространение в религиозно-политической и дипломатической сфере.

ГлаваII. Русские книжники первой трети XVI в. о прерогативах и пределах «царской» власти. Вся публицистическая полемика конца XV – первой трети XVI вв. – различные проекты государственного устройства, церковно-государственных, общественно-политических отношений – развивалась вокруг церковно-монастырского землевладения и вопроса о степени участия Церкви в государственном управлении. Всех авторов можно разделить на две группы. Одни считали необходимым в той или иной степени конфисковать церковно-монастырские земли и отдалить Церковь от сферы общественно-политических отношений. Другие отстаивали исконно принадлежащие Церкви земельные права и ратовали за участие Церкви в общественно-политической жизни.

К первой группе относятся представители служилого дворянства, московские еретики Федор и Иван Курицыны и представители церковно-религиозного направления нестяжателей Вассиан Патрикеев и Максим Грек.

Московские вольнодумцы призывали к конфискации церковно-монастырского землевладения и писали об отдалении Церкви от государственного управления, признавая общественно-воспитательное значение церковных норм и правил. Идеалом государя московские еретики видели грозного монарха, судившего по «правде» на основе принципов нелицеприятного и бессословного суда.

Политические взгляды Ф.И. Карпова были сходны с принципами, на основе которых московские вольнодумцы стремились внести преобразования в общественно-политические отношения и государственное управление. Государь, в понимании Ф.И. Карпова, должен управлять по «правде».

Понятие «правды» имеет в интерпретации автора два значения: с одной стороны, «правда» – это суд по «справедливым законам», с другой – это когда «каждому человеку причитается заслуженное им, свято и праведно живется». Государь должен управлять «грозой закона» для обуздания злоупотреблений, а «милостью и жалованьем» для поощрения своих верных слуг.

Вассиан Патрикеев призывал к конфискации церковно-монастырского землевладения в полном объеме и видел в основе церковно-монастырской организации отшельническую, уединенную и непритязательную форму жизни. Это дает основание говорить о том, что Вассиан предлагал конфискацией земель и преобразованием церковно-монастырского устройства привести организацию Церкви в соответствие с идеалом раннего христианства, далекого от попыток влиять на государственную политику и управление, и, видимо, тем самым усилить власть великого князя.

Максим Грек осуждал лишь владение монастырями «селы с христианы» и избыток церковно-монастырских богатств, отмечая их тлетворное влияние на монашествующих. В своих политических воззрениях Максим Грек отстаивал сильные позиции Церкви как общественно-политической организации, способной оказывать серьезное влияние на стратегию развития и управление государством, в рамках церковно-государственного компромисса, своего рода союзнических отношений. Согласно Максиму Греку, государство, учитывая интересы каждого субъекта общественно-политических отношений (Церкви, великокняжеской власти, аристократических и служилого сословий), должно выстраиваться при должном для них участии. В основу его размышлений о церковно-государственных, общественно-политических отношениях, прерогативах и пределах «царской» власти легло такое понятие, как симфония церковной и великокняжеской властей. Вместе с тем, по мысли Максима Грека, бояре и воеводы являются слугами и советниками «царя», по отношению к которым автор рекомендовал милосердие, человеколюбие, долготерпение и щедрое расположение. В управлении своими подданными «царь» должен руководствоваться соблюдением принципа «правды», «нелицеприятного суда» и распространять эти принципы среди своих подданных, делать их основополагающими для всех звеньев государственного управления. «Царствовать» по правде, согласно Максиму Греку, означает «царствовать» «…законно и по заповедям от Вышнего владыки»;

«…помогающие царю бояре и князья должны быть справедливы в управлении и судить без мзды». Максим Грек был убежден, что «царем» необходимо быть не только по праву рождения, но и совершать достойные «царского» сана и служения дела. Задачу «царской» власти Максим Грек определял следующим образом: «…душа благочестивого царя печется об утверждении и мирном благоустроении любимых ею подчиненных». В сочинениях Максима Грека «царская» власть не представляется неограниченной. Автор видел «царя» наделенным большими властными полномочиями в отношении Церкви и своих подданных, но это лишь в том случае, если государь является истинным православным «царем».

Ко второй группе авторов относятся представители так называемых «воинствующих церковников» – новгородский архиепископ Геннадий и Иосиф Волоцкий. Отстаивая неприкосновенность церковно-монастырского землевладения, видя целью своей борьбы такой сильный общественнополитический институт, как Церковь, архиепископ Геннадий и Иосиф Волоцкий в значительной степени расходились в понимании сущности и характера церковно-государственных отношений. В Новгороде Церковь представляли в качестве хранительницы православно-библейских принципов власти, принципов общественно-политических отношений, гаранта стабильности и развития общественных отношений. В новгородской архиепископии было распространено мнение о том, что «Вси царие, начальници и прочии мирстии господа… Церкви православной настоятелем послушание святое з боязнью и честью изъявляти должни есме. Не сотворивый же его… Богови спротивен…».70 Помимо этого, «настоятелям Церкви Божии подобает повиноватися… вся христианом православным… первее», чем мирской власти.71 В силу этого за Церковью признавались советнические, воспитательные и назидательные функции в отношении общества и государственных деятелей. В этой связи провозглашался тезис о том, что «священство выше царства». Иосиф Волоцкий залогом руководящих общественнополитических позиций Церкви видел союзнические отношения между Церковью и государством: «великое дарование Божие людям, данное свыше по человеколюбию – священство и царство: одно служит Богу, другое, властвуя, печется о человеческом». В рамках этих отношений Иосиф Волоцкий и его сторонники обосновали легитимность и проводили в жизнь принципы московского самодержавия, получая в силу этого сильные экономические и политические позиции Церкви в общественно-политических отношениях, с правом влиять на развитие государственной власти.

В «Сказании о князьях владимирских» и творчестве старца Филофея были подведены итоги размышлениям русских книжников второй половины XV – первой трети XVI вв. о роли и значении Московского государства и Русской Церкви в мировой истории, об истоках русской государственности и международном религиозно-политическом статусе московских князей.

Современникам предлагалось рассматривать Московское государство как «ромейское царство», то есть, с одной стороны, как вместилище всех временно-исторических проявлений «царства Христа» (вместилище метафизической, вневременной сущности и смысла всех погибших «православных царств») с правом исполнения мессианских, эсхатологических ожиданий, а с другой – как проявление и, одновременно, становление высших идеалов «Слово кратко» // ЧОИДР. 1902. Кн. II. С. 10.

Там же. С. 11.

церковной и государственной властей, взаимоотношение которых основывается на принципах симфонии. Для обоснования прав московских князей на «царский» титул был сочинен легендарно-исторический рассказ о «Мономаховом венце» и потомке московских князей Прусе, происходившем от римского императора Августа, который утверждал древние истоки «царского» титула на Руси, доказывавшие, что московские князья именуются «царями» по праву рождения.

В заключении подведены итоги и сформулированы основные выводы исследования.

Во второй половине XV – первой трети XVI вв. учение о «царской»

власти прошло ряд этапов своего развития. В учении о «царской» власти выделяются два основополагающих направления. Первое – внешнеполитическое: в нем являлись важными вопросы суверенности, религиозно-политического статуса московских князей во вселенском православии и международной иерархии государей. Второе – внутриполитическое, оно было посвящено вопросам характера, пределов и прерогатив «царской» власти, обсуждению и принципов церковно-государственных взаимоотношений, и принципов вассально-подданнических отношений. Оба направления имели тесную идейную взаимосвязь.

В первом направлении формулировалось то значение «царского» титула московских князей, в каком их хотели представить в Москве на международной арене в зависимости от тех или иных церковно-религиозных и политических событий. Постепенно увеличивалось количество сфер приложения и расширялось значение «царского» титула московских князей: от довольно узкого значения «царского» титула (в середине XV в.) московских князей в качестве защитников и покровителей православия русских земель, бытовавшего преимущественно в церковно-религиозной литературе панегирического характера, к значению московского государя, «царя» в качестве единого, суверенного религиозно-политического главы всего православного населения русских земель, единственного легитимного государя, представляющего Русь в международных отношениях, покровителя и защитника русской Церкви (в 70 – 80-х гг. XV в.). С этого времени «царский»

титул русских князей, помимо церковно-религиозной сферы, стал употребляться в церковно-политической и дипломатической сферах.

После признания в конце 80-х гг. XV в. «царского» титула московских князей в дипломатической переписке с Максимилианом, будущим императором Священной Римской империи, в 90-х гг. XV в. московским митрополитом был озвучен тезис о великой роли Москвы – московского князя (московского государства) и русской Церкви – в судьбах вселенского православия. В XVI в. размышления на эту тему породили историософскую и историко-легендарную теории, обосновывавшие, с одной стороны, «царский» титул московских князей, с другой – автокефалию русской Церкви, называя Московское государство «царством». Благодаря этому Московское государство получило идеологические основы для решения дипломатических, политических и церковно-религиозных задач. Формировался образ мировой державы.

Во втором направлении значение «царского» титула московских князей эволюционировало от признания иерархами русской Церкви великого княжения «богодарованным» только московским государям (середина XV в.) к провозглашению московского князя «божьим слугой», «своим господином» «христианским Господарем Русским», не подчиняться которому означает «Божью повелению противиться» (70-е гг. XV в.). Следующий этап формирования представлений о «царской» власти происходит в рамках публицистического обсуждения характера, пределов и прерогатив «царской»

власти (90-е гг. XV в. – первая треть XVI в.), где авторы единогласно признавали, что единовластие (монархия) является наилучшей формой государственного устройства, но полемизировали по поводу пределов «царской» власти. Титул «царя» начинает фигурировать в общественно-политической, идеологической и государственной сферах.

В целом следует говорить о том, что ни один автор второй половины XV – первой трети XVI вв. не представлял «царскую» власть совершенно неограниченной. С другой стороны, русские книжники видели единовластие единственной формой управления государством, противопоставляя его произволу боярско-княжеского многовластия. Объявляя государя гарантом «правды» и «нелицеприятного суда», книжники, порой не всегда осознанно, фактически создавали предпосылки для формирования неограниченной власти монарха. Поскольку, являясь гарантом «правды» (т.е. гарантом соответствия политической и судебной практики законодательным нормам), государь, чья воля в силу данной обязанности представлялась выше любого закона, определял ее содержание и характер.

Следует отметить, что источником для формирования учения о «царской» власти на Руси послужили православно-византийские традиции в том виде, в каком они нашли отражение в Кормчей, «Пчеле» и т.д. Учение о «царской» власти на Руси отличалось от аналогичного учения в Византии рядом черт, из которых следует выделить две наиболее существенные. Суть первой заключается в том, что на Руси в значительно большей степени делался акцент на принципах симфонии церковной и государственной властей. Суть второй в том, что на Руси «царскую» власть представляли ограниченной большим количеством пределов, начиная морально-нравственными и заканчивая неповиновением церковных властей или даже подданных.

Возможно, эти пункты отличий обусловлены историческими реалиями. Если в Византии уже сформировавшийся институт императорской власти довлел над формирующейся церковно-общественной организацией христианства (императоры сначала преследовали христиан, затем утверждали официальный статус христианства как господствующей религии, председательствовали на Вселенских Соборах), то на Руси власть московских князей начинает возвышаться с того момента, когда Церковь поддержала московских государей.

Основные положения диссертации отражены в следующих работах:

1. Шевченко М.Н. К вопросу о сущности учения Иосифа Волоцкого о царской власти // Вестник Томского государственного университета. Бюллетень оперативной научной информации «Актуальные проблемы отечественной истории XVI – начала XX вв.». 2006. № 70(I). Май. С. 7 – 13.

2. Шевченко М.Н. К вопросу о статусе московских государей в последней трети XV в. // Омские исторические чтения. Омск, 2003. С. 29 – 34.

3. Шевченко М.Н. К вопросу о политической борьбе в России первой трети XVI в. // Материалы международной научно-практической конференции «Валихановские чтения – 10». Т. I. Кокшетау, 2005. С. 266 – 270.

4. Шевченко М.Н. Борьба идей в русской публицистике первой трети XVI в. // Актуальные проблемы отечественной истории XVI – начала XX вв.

Вып. 2. Омск, 2005. С. 13 – 26.

5. Шевченко М.Н. «Послание Великого князя Ивана Васильевича к новгородскому архиепископу Ионе, о том, чтобы он не имел общения с киевским лжемитрополитом Григорием» в религиозно-политической полемике XV в. // Документ в контексте истории. Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. Омск, 2006. С. 87 – 91.

6. Шевченко М.Н. К вопросу об эволюции взглядов русских книжников на природу царской власти (конец XIV – XV вв.) // Актуальные проблемы отечественной истории XVI – начала XX вв. Вып. 3. Омск, 2006. С. 3 – 14.

_ Издательско-полиграфический центр ОмГМА 644099, Омск, ул. Ленина, 12; тел. 23-05-