на правах рукописи

Гнюсова Ирина Федоровна

Л.Н. ТОЛСТОЙ И У.М. ТЕККЕРЕЙ:

ПРОБЛЕМА ЖАНРОВЫХ ПОИСКОВ

Специальность 10.01.01 – русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Томск – 2008

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы ГОУ ВПО «Томский государственный университет»

доктор филологических наук

Научный руководитель:

Эмма Михайловна Жилякова доктор филологических наук

Официальные оппоненты:

Александр Эммануилович Еремеев кандидат филологических наук Ирина Алексеевна Юртаева Институт мировой литературы

Ведущая организация:

им. А.М. Горького Российской академии наук

Защита диссертации состоится 15 октября 2008 г. в _ на заседании диссертационного совета Д 212.267.05 по присуждению ученой степени доктора филологических наук при ГОУ ВПО «Томский государственный университет» по адресу: 634050, Томск, пр. Ленина, 36.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета.

Автореферат разослан «_» августа 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор Л.А. Захарова

Общая характеристика работы

Возрастающий в последние годы интерес к творчеству Л.Н. Толстого все чаще привлекает внимание исследователей к изучению художественного наследия писателя в контексте мирового культурного пространства. В этой связи особую актуальность приобретает проблема «Л.Н. Толстой и У.М.

Теккерей», почти не исследованная в литературоведении.

Для постановки проблемы есть бесспорное основание – пристальное внимание Толстого к творчеству английского писателя Уильяма Мейкписа Теккерея (1811-1863 гг.). В течение 1855-1856 гг. Толстой внимательно изучает все крупные романы Теккерея в подлиннике, о чем свидетельствуют его дневниковые записи. В дневниках и письмах русского писателя встречаются и отзывы о творчестве Теккерея. Интерес Толстого к одному из самых выдающихся представителей английской литературы позволяет ставить вопрос о творческом диалоге русского писателя с Теккереем.

Доказательством наличия творческого диалога Толстого с Теккереем является то, что оба писателя сыграли принципиально важную роль в развитии жанра романа как основной категории реалистического этапа в литературе. Методологической основой такого подхода является теория М.М. Бахтина о жанрах как главной движущей силе истории литературы1.

Представляется, что именно жанр романа является тем принципиальным звеном, которое доказывает наличие контактно-типологической связи между творчеством Толстого и Теккерея.

Изучение жанрового своеобразия произведений Толстого и Теккерея делает очевидной близость их эстетических взглядов. Оба писателя в своем движении к литературе шли по пути преобразования жанровых традиций, за которым стояло их глубокое знание – то, что в поэтике и структуре произведений проявляется как «память жанра» (термин М.М. Бахтина).

Поэтому в вопросе о жанровом новаторстве Теккерея и Толстого принципиальное значение имеют имена авторов, стоящих у истоков определенной разновидности романного жанра, – О. Голдсмита, В. Скотта, Н.М. Карамзина, А.С. Пушкина.

Актуальность диссертации обусловлена, во-первых, интересом современной науки к исследованиям в области компаративистики и диалога культур; во-вторых, дискуссионностью проблем становления и типологии жанра романа; в-третьих, активизацией работы по поиску источников и анализу материалов произведений Л.Н. Толстого в связи с подготовкой нового академического издания Полного собрания сочинений писателя в томах.

Настоящее исследование является первой попыткой произвести системный анализ проблемы «Толстой и Теккерей». В качестве объекта исследования выбраны произведения Л.Н. Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность», «Семейное счастие», «Война и мир», «Анна Бахтин М.М. Эпос и роман // Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб., 2000. С 199.

Каренина» и романы У.М. Теккерея «Ярмарка тщеславия», «История Пенденниса» и «Ньюкомы», статья Теккерея «Опыт продолжения романа Вальтера Скотта «Айвенго», повесть «Ревекка и Ровена» и роман О.

Голдсмита «Векфилдский священник». Круг материалов, легших в основу работы, определяет ее предмет – жанровое своеобразие произведений Толстого и Теккерея, их связь с традициями жанров исторического и семейного романа, а также тип повествования в произведениях писателей.

Целью работы является характеристика и анализ творческого диалога Толстого с Теккереем, основанного на общем для писателей стремлении к модификации жанра романа и созданию его особой стилистической структуры. Достижение поставленной цели требует решения следующих задач:

1. раскрыть теоретические взгляды Теккерея и Толстого в области историографии и историософии, рассмотреть формирование в творчестве писателей новых принципов создания исторического романа;

2. описать модель семейного романа в творчестве Толстого и Теккерея, ее эволюцию и связь с предшествующей жанровой традицией, особенности которой выявляются на примере романа О. Голдсмита «Векфилдский священник»;

3. проанализировать тип романного повествования в произведениях Толстого и Теккерея.

Научная новизна работы определяется тем, что она представляет собой первый опыт комплексного исследования проблемы творческого диалога Толстого с Теккереем в широком контексте европейской литературы, истории, культуры и философии. Нетрадиционным является и сам подход, при котором доказательство связи между творческим наследием двух писателей основано на анализе жанрового своеобразия произведений. Суть подхода и его новизны заключается в следующем:

– поставлен вопрос о наличии в творчестве Толстого и Теккерея традиций таких разновидностей жанра романа, как исторический роман и семейный роман, точные границы и характеристика которых до сих пор являются одной из важнейших проблем литературоведческой науки;

– прослежено зарождение и развитие жанров исторического и семейного романа в европейской литературе и их модификация в творчестве Теккерея и Толстого, намечены пути их дальнейшего литературного бытования;

– проанализирован тип романного повествования в произведениях Толстого и Теккерея в связи с проблемой формирования реалистического психологизма в их творчестве.

В основе методологии исследования лежит системный анализ материала, комплексный подход к проблеме, сравнительно-исторический, структурно-типологический, историко-генетический и культурологический методы. Методической основой являются работы М.М. Бахтина, посвященные теории романа, а также работы по истории и теории литературы С.Г. Бочарова, Л.Я. Гинзбург, Г.П. Макогоненко, Б.Г. Реизова, Н.Д. Тамарченко, Г.М. Фридлендера, В.Е. Хализева, А.В. Чичерина, Б.М.

Эйхенбаума и труды по компаративистике А.Н. Веселовского, В.М.

Жирмунского, М.П. Алексеева, Д. Дюришина, статьи ведущих современных исследователей в сборнике «Проблемы современного сравнительного литературоведения» (ИМЛИ, 2004 г.).

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут способствовать более объективному и целостному осмыслению творчества Л.Н. Толстого и У.М. Теккерея, позволят по-новому взглянуть на проблему англо-русских литературных связей и углубить научные представления о теории и типологии жанров.

Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования ее материалов при чтении академических и специальных курсов по истории русской и зарубежной литературы, творчеству Л.Н.

Толстого и У.М. Теккерея, русско-английским литературным связям, теории и истории жанров и европейской историографии XIX века.

Апробация результатов исследования. Основные положения работы были изложены в виде докладов на конференциях молодых ученых в Томском государственном университете (2003-2007 гг.), Томском государственном педагогическом университете (2006 г.) и Томском политехническом университете (2007 г.); ХХXV Международной филологической конференции (Санкт-Петербургский государственный университет, 2006 г.); Международных научных конференциях молодых ученых «Ломоносов-2007» и «Ломоносов-2008» (Московский государственный университет); II Международных Весенних Толстовских чтениях ИМЛИ РАН (2007 г.); Толстовском семинаре ИМЛИ РАН; V Международной конференции «Лев Толстой и мировая литература» (Ясная Поляна, 2007 г.); Международной конференции аспирантов «Викторианские воспоминания» (Университет Центральной Англии, г. Бирмингем, Великобритания, 2007 г.).

1. Пристальный интерес Л.Н. Толстого к творчеству У.М. Теккерея позволяет ставить вопрос о наличии у писателей общих эстетических и нравственно-философских принципов, творческом диалоге, основанном не только на типологических схождениях, но и на контактной (генетической) связи.

2. В творчестве обоих писателей наблюдается процесс смешения и разрушения традиционных жанров, осознаваемый и Теккереем, и Толстым, и именно трансформация жанра романа становится важнейшим основанием для постановки проблемы творческого диалога Толстого с Теккереем.

3. Теккерей и Толстой выводят жанр исторического сочинения на новый реалистический уровень, поставив во главу угла принципы гуманизации, художественности и достоверности истории и доказав, что художественная история одновременно может быть увлекательной и точно отражать время, факты, изменение нравов.

4. Традиции классического семейного романа становятся для Толстого и Теккерея основой формирования их художественных принципов, главными среди которых являются интерес к семейно-нравственной проблематике и соединение эпичности и психологизма. Видоизменяя каноны жанра, оба писателя создают произведения с «поли-семейной» структурой, в которой семейные «гнезда» – точка пересечения общенациональных интересов и духовных поисков героев.

5. Творчество Толстого и Теккерея сыграло значительную роль в формировании типа романного повествования: автопсихологизация повествования в произведениях писателей явилась тем необходимым этапом, который предопределил дальнейшее литературное бытование жанра романа.

Структура работы обусловлена раскрытием заявленной темы, поставленными целями и задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего наименований. Общий объем исследования 184 с.

Во Введении обосновывается актуальность работы, ее научная новизна, определяются цели и задачи, дается история вопроса, формулируются объект и предмет исследования, характеризуются материал и методы его изучения, теоретическая и практическая значимость, излагаются положения, выносимые на защиту.

Первая глава «Традиции жанра исторического романа в творчестве Л.Н. Толстого и У.М. Теккерея» посвящена традициям и модификации исторического жанра в творчестве писателей в широком контексте научных, художественных, философских и публицистических работ об истории.

В разделе 1 рассмотрено состояние историографии к моменту прихода Теккерея и Толстого в литературу, дан краткий обзор их произведений, посвященных исторической тематике. Оба писателя стремились не только осмыслить исторические события, но и ответить на вопрос о том, какой должна быть подлинная история. В двух этих сферах – историософии и историографии – взгляды Толстого и Теккерея пересекаются наиболее явным образом.

Традиции и модификация жанра исторического романа в творчестве Теккерея и Толстого рассматриваются на примере двух произведений – «Ярмарки тщеславия» и «Войны и мира». Названный роман Теккерея представляется важным звеном как в европейской историографии XIX века, так и в эволюции исторических взглядов писателя. «Ярмарка тщеславия», снабженная эпатажным подзаголовком «Роман без героя», была прямым продолжением пародийного творчества Теккерея, открытым противопоставлением предшествующей литературной традиции: если нет идиллически-добродетельных героев викторианской литературы, то нет и героев бравурной официальной истории.

Формальных оснований для типологического соотнесения «Ярмарки тщеславия» и «Войны и мира» немало. Главные из них – это время действия и крупные исторические события, играющие ключевую роль в судьбах героев. Однако более важной представляется общая для писателей попытка преподнести своим читателям новый жанр исторического сочинения, с новой формой изложения и новым способом осмысления материала. Одновременно оба писателя дистанцируются от предшествующей историографической традиции – как научной, так и художественной.

Середина XIX века была своеобразным «безвременьем» как в исторической науке, так и в литературе, хотя к тому моменту история самой исторической мысли не намного превышала сто лет. Зародившись в русле философии (Вольтер, Гердер), она только в начале XIX столетия становится достоянием литературы (Скотт, Карамзин) и лишь затем – науки (французская романтическая историография). К 40-м годам XIX века романтическая концепция истории осознавалась как безнадежно устаревшая.

Однако на смену ей не пришло ничего, кроме позитивистской историографии – сухой фактографической науки. Художественный уровень исторической литературы также резко снизился, что болезненно чувствовалось после успеха скоттовских романов.

В разделе 2 предпринимается попытка раскрыть исторические взгляды Теккерея, очертив круг исторических сочинений, которые упоминаются в произведениях и письмах писателя. Наиболее значимыми для формирования исторических воззрений Теккерея являются несколько авторов. Среди античных историков это Фукидид, Саллюстий и Тит Ливий. Так, в романе «Ньюкомы», останавливаясь на проблеме подлинности изображаемых в художественном произведении событий, Теккерей замечает: «Со своей стороны я полагаю, что речи, приписанные Клайву, его батюшке и всем прочим, не менее подлинны, чем орации Ливия и Саллюстия…»2. Писатель тем самым ставит художественные произведения, в том числе и художественную историю, выше истории научной: то, что непростительно для историков, становится необходимым и важным в романах.

Среди историков XVIII века наиболее часто упоминаются Теккереем имена Д. Юма, автора «Истории Англии», и Э. Гиббона, автора «Истории упадка и разрушения Римской империи», из французских историков романтической школы – Л.-А. Тьера и Ф. Гизо. Важное место среди историков занимают имена современников Теккерея – Т. Маколея и Т.

Карлейля. В целом, историографический контекст творчества Теккерея указывает на то, что писателю были наиболее близки такие принципы, как художественность истории, эстетика правды и одновременно неприятие Теккерей У.М. Собрание сочинений: В 12 т. М., 1978. Т. 8. С. 276. В дальнейшем все ссылки на это издание даются в тексте, где первая цифра в квадратных скобках обозначает номер тома, вторая – страницу.

«истории королей и полководцев», претенциозности и ложного пафоса исторических сочинений, искажения фактов в научных трудах.

В разделе 3 анализируется круг исторического чтения Толстого и его суждения об исторической науке и беллетристике. С 1852 года Толстой начинает активно читать сочинения историков – Д. Юма, Л.-А. Тьера, Т.

Маколея, О. Тьерри, А.И. Михайловского-Данилевского, Д.А. Милютина, Н.Г. Устрялова, а также Н.М. Карамзина. В сентябре 1852 года Толстой оставляет в дневнике первое развернутое суждение о сущности исторического сочинения, каким оно должно быть, обозначая пять условий идеального, на его взгляд, исторического произведения – правдивость, беспристрастность, поучительность, художественность и изображение человеческих характеров. Одновременно Толстой критикует «официальную», научную историю, разочарование в которой укрепляется в писателе в связи с его педагогической деятельностью.

В 1870 году, как бы подводя итог работе над «Войной и миром», Толстой возвращается к вопросу о принципах создания подлинного исторического сочинения и важнейшим его качеством на этот раз считает художественность изложения истории, а также особое место в ней человека.

Для написания истории, по мысли Толстого, «нужно искусство – дар художественности, нужна любовь»3. Автор «Войны и мира» очевидно ставит труд художника выше научных исторических трудов. Только искусство, по его мнению, способно передать всю полноту исторического события или эпохи, при этом правдиво и беспристрастно, без надуманных объяснений произошедшего. «История-искусство», о которой говорит Толстой, позволяет и полноценно гуманизировать историю, сделать человека ее истинным героем. Именно такая история сможет выполнить свою дидактическую цель, о которой особенно заботился писатель.

Центральная проблематика главы сосредоточена в разделе 4, где рассматриваются две публикации в журнале «Отечественные записки» за 1847 г. (№ 4) – «Романы Вальтера Скотта» В. Майкова и «Опыт продолжения романа Вальтера Скотта «Айвенго» У. Теккерея. Обе статьи представляются программными для формирования нового реалистического исторического жанра, основанного на принципах художественности и гуманизации истории.

В. Майков в своей статье говорит о произведениях Вальтера Скотта как о явлении не только литературы, но и науки, философии и культуры. Через эстетическое чувство Скотт открыл человечеству подлинную историю.

Только через искусство, по мнению критика, способна и должна развиваться историческая наука. Вслед за этим Майков анализирует открытия Вальтера Скотта, позволившие ему, по мысли критика, стать основателем «новой исторической школы». Во-первых, «романы Вальтера Скотта произвели радикальную реформу в самом способе изложения истории»4, то есть Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. М., Л., 1952. Т. 48. С. 125. В дальнейшем все ссылки на это издание даются в тексте, где первая цифра в круглых скобках обозначает номер тома, вторая - страницу.

Майков В.Н. Романы Вальтера Скотта. Юрий Милославский, или Русские в 1612 году // В.Н. Майков.

Литературная критика. Л., 1985. С. 217.

фактически стали основой нового метода историографии – художественного.

Другой важной чертой вальтер-скоттовского романа Майков считает объективность автора в изложении исторического материала. Но наиболее важна третья черта: Скотт первый осознал, что «войны, миры и перемирия, также как перемены общественных форм, потому только и имеют важность в истории, что… отзываются в частной жизни человека и что вообще человек находится в неизбежной зависимости от своей социальной обстановки»5.

Первостепенная значимость человека в историческом произведении видна и в сатирическом бурлеске Теккерея. «Опыт…» направлен, прежде всего, на развенчание романтической историографии. При этом Теккерей преклоняется перед умением Скотта создавать неподражаемые живые человеческие характеры.

1847 год, таким образом, стал некой критической точкой, рубежом в развитии европейской историографии. Фактически Майков в своей статье говорит не о романе Вальтера Скотта, а об историческом романе будущего.

Он преподносит современникам модель исторического романа, которая должна стать востребованной, едва лишь появится «талант огромной величины»6. В этом смысле Теккерей и Толстой являются продолжателями традиций Вальтера Скотта – опосредованно, через «память жанра», через возрождение и модификацию скоттовского изобретения – исторического романа – на новом, реалистическом этапе развития мировой литературы. Не принимая законов сухой научной истории и той легкости, с которой обращалась с историческим материалом романтическая историография, Теккерей и Толстой одновременно делают ставку на объективную художественную историю, центром и смыслом которой является человек. По сути, именно они начинают по-настоящему изображать историю «домашним образом», за что А.С. Пушкин в свое время похвалил «шотландского чародея».

Раздел 5 посвящен реализации этих принципов в «Ярмарке тщеславия»

(1847 г.) Теккерея и «Войне и мире» (1863-69 гг.) Толстого. Исходя из стремления «гуманизировать» историю, сделать ее правдивым художественным рассказом о человеческой жизни, оба писателя формируют свою собственную систему законов, по которым строится исторический роман. Произведения Толстого и Теккерея отличает глубокий историзм, осознание взаимосвязи исторических эпох. На первое место выходит принцип достоверности, причем той, которая, по словам В.Е. Хализева, передает «внутреннюю сущность изображаемого»7. В романах Толстого и Теккерея появляется идентичный прием, который можно назвать детализацией исторического колорита: приметы эпохи вводятся в текст своеобразными штрихами, часто в скобках. У Анны Павловны Шерер «был грипп (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими)» (9, Майков В.Н. Романы Вальтера Скотта. Юрий Милославский, или Русские в 1612 году // В.Н. Майков.

Литературная критика. Л., 1985. С. 225.

Там же. С. 237.

Хализев В.Е., Кормилов С.И. Роман Толстого «Война и мир». М., 1983. С. 92.

3), Джоз Седли «обедал в модных трактирах (Восточный клуб не был еще изобретен)» [4, 30].

В описании исторических событий и Теккерей, и Толстой опираются на авторитетные исторические источники. Однако гораздо важнее, что исторические события даются обоими писателями «человечески» – глазами вымышленных героев. История постоянно, закономерно и неизбежно влияет на их жизнь: в «Ярмарке тщеславия» наступление войны способствует браку Эмилии и Джорджа Осборна, возвращение Наполеона в Европу разоряет семью Седли. Влияние истории на частную жизнь героев очевидно и в романе Толстого. Для эстетики романа Теккерея и Толстого характерна неразрывная связь исторических событий и нравственных основ жизни.

Война, входящая в жизнь героев, становится проверкой их на соответствие высшим моральным нормам. Характерно, что в романе Теккерея сражение при Ватерлоо как лейтмотив проходит через все повествование.

Особым нравственным смыслом войны является и возникающее в это время народное единение, столь важное для Толстого. Этот мотив можно обнаружить и в «Ярмарке тщеславия»: Теккерей показывает единый порыв матерей, жен, сестер воюющих англичан. Нравственным «мерилом» для героев обоих романов становится и отношение к Наполеону. В «Ярмарке тщеславия», как и в «Войне и мире», этот образ играет ключевую роль.

Значимо, что в обоих произведениях Наполеон большей частью появляется как предмет обсуждения, размышлений, оценок героев. Однако если Толстой показывает Наполеона как бездуховного и безнравственного, в высшей степени эгоистичного человека, то Теккерей судит о Наполеоне с позиций буржуазного европейского сознания. Недаром Наполеон у него соотносится с таким же этически двойственным образом Ребекки, а в «Войне и мире»

своеобразным двойником Наполеона становится этически однозначный образ Анатоля Курагина.

Структура и поэтика обоих романов подчинены историософской концепции Толстого и Теккерея, хотя исторические взгляды английского писателя являются лишь частью его общей философской концепции.

Главную роль в ней играет авторский взгляд на общество как на гигантскую «ярмарку», управляемую Кукольником. Обнаруживаются в «Ярмарке тщеславия» и прямые включения в текст романа авторских размышлений историософского характера, подобные толстовским. Так, в приближении битвы при Ватерлоо Теккерей делает «отступление», в котором размышляет о неизбежности исторических свершений.

Таким образом, открытия Теккерея и Толстого в области исторического жанра необходимо рассматривать не только в литературоведческом аспекте:

оба писателя еще и поставили точку в споре литературы (искусства) и истории (науки) о том, может ли художественная история быть не только увлекательной, но и точно отражать время, факты, изменение нравов.

Теккерей и Толстой вывели художественную историю на новый реалистический уровень – сначала путем отрицания всей предшествующей романной и научной традиции, а затем открытия новой, подлинно человеческой истории, в которой жизнь вне-исторического персонажа оказывается более значимой, чем свершения исторических героев. Эта гуманизация истории и позволила произведениям Теккерея и Толстого стать совершенно новым этапом в европейской литературе. Сознательно критикуя сочинения Вальтера Скотта, оба писателя во многом продолжили традицию его исторического романа, создав в своем творчестве его своеобразную авторскую модификацию.

Вторая глава «Традиции жанра семейного романа в творчестве Л.Н.

Толстого и У.М. Теккерея» демонстрирует связь произведений писателей с традициями классического английского семейного романа и эволюцию этого жанра в их творчестве. «Мысль семейную» можно назвать центральной в целостной нравственно-философской системе Толстого, типологической особенностью его творчества. Поиски особого типа повествования, специфической жанровой формы, в которой семейное начало и семейная проблематика стали бы существенным элементом построения, не могли не привести Толстого к английской литературе, где еще в конце XVIII века был создан жанр, отвечающий целям писателя, – семейный роман.

В разделе 1 сопоставлены исследования А.Г. Татьяниной и Л.А.

Симоновой8, в которых содержится характеристика семейного романа как особой жанровой разновидности; предпринята попытка объяснить причины английской «ориентации» русских писателей, обращавшихся в своем творчестве к семейной проблематике.

В России с конца XVIII века начинается культ Англии как страны, где семейственность, приверженность семейным идеалам является главной национальной добродетелью. Об этом свидетельствуют высказывания П.И.

Сумарокова, Н.М. Карамзина, П.Я. Чаадаева, Н.И. Греча, Ф.В. Булгарина.

Вопрос о семье и воспитании был одним из главных предметов дискуссий в русском обществе XIX века. К 50-м годам XIX века в русском общественном сознании складывается устойчивый стереотип относительно одинаково семейной, патриархальной природы национального характера русских и англичан. Это сходство «семейного» менталитета наций характеризуется такими чертами, как приоритет «семейственности» в мировоззрении и образе жизни; традиционность и патриархальность домашнего быта в соединении с глубокой религиозностью; любовь к провинциальному «усадебному»

существованию как коренному и правильному в противовес легкомысленной суете светской столичной жизни.

Можно предположить, что именно дискуссии о семье и размышления ведущих русских критиков и писателей о «семейственности» английского менталитета привлекли внимание молодого Толстого к английскому семейному роману. Особое место в этом списке занимают имена О.

Голдсмита и У.М. Теккерея, хотя произведения последнего уже нельзя однозначно отнести к жанру семейного романа. Теккерей, а вслед за ним и Татьянина А.Г. Проза молодого Толстого и проблема семейного романа: Дис … канд. филол. наук. М., 2000. 194 с.; Симонова Л.А. Трилогия Э. Базена «Семья Резо» в контексте французского семейного романа:

Дис … канд. филол. наук. М., 2005. 268 с.

Толстой, пересматривают каноны жанра, придавая им уникальные авторские черты и приближая семейный роман к той форме, в которой он будет актуализирован литературой XX века.

В разделе 2 рассматривается модель семейного романа в творчестве Толстого и Теккерея путем сравнения с одним из классических образцов английского семейного жанра – романом О. Голдсмита «Векфилдский священник» (1767 г.), производится анализ поэтики, структуры, хронотопа, нравственно-философской системы произведений.

«Векфилдский священник» – роман, который высоко ценили и Теккерей, и Толстой, – полностью соответствует двум критериям жанра семейного романа, выделенным А.Г. Татьяниной: в нем очевидно наличие «коллективного героя», семейства священника Примроза, члены которого равноправны в сюжетном и композиционном плане, и высшая ценность семейного идеала. Ни в одном из произведений Теккерея и Толстого, напротив, семья не дана в качестве главного героя произведения, исключение составляют только роман Теккерея «Ньюкомы», повести Толстого «Семейное счастие» и «Крейцерова соната». Однако и в них очевиден авторский акцент на внутреннем развитии, драматизме переживаний главного героя.

При всем том семейные образования играют принципиально важную роль в произведениях Теккерея и Толстого. Романное пространство у обоих писателей представляет собой «поли-семейный» мир, где ни один герой не может гармонично существовать вне семьи, причем семьи настоящей, совмещающей в себе все традиции патриархальной национальной жизни.

Теккерей и Толстой своеобразно «расширяют» семейный принцип построения семейного романа, заменяя его принципом семейно-родовым С.Э. Нуралова называет его «гнездовым»9. В романе «Война и мир» образы четко группируются в зависимости от своей принадлежности к семье Ростовых, Болконских, Курагиных, Бергов. В «Ярмарке тщеславия» только одна героиня – Ребекка Шарп – не имеет семьи, но характерно, что все ее попытки добиться положения в обществе фактически сводятся к стремлению войти в одно из семейств – Седли, Кроули, Осборнов.

Семья в романах Толстого и Теккерея становится мерилом всех ценностей, точкой равновесия, истоком и итогом духовных поисков человека. Ни один из героев принципиально не может находиться вне «семейной» системы координат. Изначальное пространство романов Теккерея и Толстого почти всегда характеризуется наличием определенного равновесия, гармонии (хотя бы внешней) на сюжетном уровне и состоянием эпической полноты на уровне поэтики. Именно традиции семейного романа во многом предопределяют эпичность произведений писателей:

художественное пространство, представляющее собой совокупность Нуралова С.Э. Теккерей и Толстой // У.М. Теккерей. Творчество. Воспоминания. Библиографические разыскания. М., 1989. С. 429.

взаимосвязанных семейных «гнезд», позволяет Теккерею и Толстому показать всю полноту и многообразие национальной жизни.

Однако в безмятежном существовании счастливых семей у Теккерея и Толстого с самого начала намечаются признаки грядущего кризиса патриархальной идиллии. В «Войне и мире» наиболее явственно предвещает этот кризис описание семьи Болконских; в «Ярмарке тщеславия» с ней схожа семья Осборнов. В их описании присутствуют характерные параллели, которые трудно объяснить одним лишь типологическим схождением.

Теккерей и Толстой показывают разрыв мистера Осборна и князя Болконского с поколением детей, невозможность передать традиционные ценности по наследству через такую деталь, как книги. О семейном кризисе одинаково свидетельствуют неудачные браки их сыновей. Знаковым моментом можно считать то, что и Андрей Болконский, и Джордж Осборн придут к пониманию семейных ценностей только накануне смерти. В образах Джейн, старшей дочери мистера Осборна, и княжны Марьи Теккерей и Толстой показывают ту унизительную несвободу, которая выпадает героиням как извращенная форма отцовской любви.

Еще более существенным оказывается для Теккерея и Толстого кризис, который зреет в глубине наиболее цельных, истинных семей – Ростовых и Седли. Симптоматично, что именно эти семьи, великодушные, щедрые, постигает разорение. Однако важнее другое: Теккерей и Толстой показывают, как внутри семей Ростовых и Седли зреет кризис патриархальных ценностей, которые кажутся столь органичными для них.

Внутренняя предопределенность грядущего несчастья ощущается в характерах почти всех членов той и другой семьи: здесь напрямую соотносятся образы графа Ростова и мистера Седли, Николая и Джоза.

Симптоматично также, что катализатором и одновременно жертвой глобального кризиса семьи в романе Толстого становится именно Наташа, самый органичный и цельный из ее членов. Кульминацией кризиса патриархальности (и вообще семейного романа в редакции Толстого) становится ее попытка побега с Анатолем Курагиным, которую сам Толстой назвал «узлом» романа (61, 180).

В разделе 3 доказывается, что мотив побега является структурным и сюжетообразующим элементом поэтики семейного романа в авторской редакции Толстого и Теккерея.

Как сюжетный элемент побег героини впервые обнаруживается еще в античной литературе. Побег является частым структурным элементом авантюрного романа. При этом тайный брак молодых героев несет во всех произведениях одинаковую смысловую нагрузку: позиция родителей представляется ошибкой, а любовь героев – категорией истинной, путем к созданию крепкого семейного единства. Иное значение приобретает побег влюбленной героини в семейном романе. Ее решение выйти замуж тайно, против воли родителей становится не просто ошибочным, но трагическим, фатальным для судьбы всей семьи. Напротив, позиция родителей в отношении избранника героини является незыблемо верной, основанной на вековой родовой мудрости. Примером может служить бегство Лидии в романе Дж. Остен «Гордость и предубеждение», комический побег мисс Уордль в «Посмертных записках Пиквикского клуба» Ч. Диккенса, отчасти – судьбы героев в «Повестях Белкина» А.С. Пушкина.

Однако в традиционном семейном романе побег играет менее значительную роль, чем в романах Толстого: героиня, бегущая из семьи, не является ключевым образом. Для Толстого же принципиально важным становится внутренний мир как самой героини, решающейся на слом традиционного уклада жизни, так и окружающих ее героев. С этой точки зрения традиции семейного романа оказываются органичны для психологического метода Толстого: утверждая семейный идеал, он проводит своих лучших героев через полосу заблуждения, максимально приближая их к пороку и предательству самих себя, а затем заставляет понять то, в чем изначально убежден сам. Характерным мотивом романов Толстого является то, что герои не обретают семейное счастье и семейные ценности легко, а получают их, пережив ряд кризисов, осмыслив жизнь и повзрослев духовно.

Эта же тенденция к «психологизации» семейного романа намечается и в творчестве Теккерея. Характерно, что мотив побега также пройдет через все его главные романы. В «Ярмарке тщеславия» можно обнаружить целых три побега, хотя совершают их не героини, а герои - Родон Кроули и Джордж Осборн. Все три ситуации уже не выполняют только сюжетообразующую функцию: фактически каждая из них, являясь ошибочным шагом, приводит героев к осознанию истинных семейных ценностей.

Теккерей, а вслед за ним и Толстой, актуализируют в своих произведениях заложенную в потенции жанра семейного романа антитезу «дом – светское общество». Эта антитеза вырастает у обоих писателей в целую систему этических оппозиций, раскрывающих содержание семейного идеала: город – деревня, любовь – нелюбовь к детям или их отсутствие, вера – безверие. Хронотоп света противостоит «домашнему» топосу как пространство лжи, безнравственности и двуличия. Мотив материнской любви также является устойчивым в творчестве Теккерея и Толстого.

Лучшие их героини показаны как заботливые матери, окруженные множеством детей. Напротив, характерной чертой «светских» героев является отсутствие детей либо равнодушное отношение к ним. Важнейшее место в структуре семейного идеала обоих писателей занимают также религия и топос деревни, провинции как пространства, где искони сохраняются патриархальные традиции.

Каждый из героев Теккерея и Толстого при всей сложности своего внутреннего мира находится в рамках этой системы этических оппозиций.

Упомянутое внутреннее движение центральных персонажей, таким образом, можно представить как выход из пространства семейных ценностей в мир мнимых светских идеалов, а затем возвращение назад, к патриархальным устоям жизни. Ряд героев начинает это движение из «минус-пространства»: у Пьера Безухова, например, семьи изначально не было, Андрей Болконский начинает поиск семейных идеалов с семьи ложной.

В этом смысле побег становится ключевым моментом в романе Толстого именно в силу того, что означает уход в пространство светских идеалов самой органичной, нравственно чистой героини. Наиболее близок этой ситуации в «Войне и мире» сюжет романа «Векфилдский священник».

Именно Голдсмит одним из первых открыто противопоставил тлетворному влиянию светского общества патриархальные устои семьи и ввел мотив искушения и соблазнения мнимыми ценностями света юной героини. Побег дочери священника Примроза Оливии с безнравственным помещиком Торнхиллом становится «водоразделом» повествования так же, как и увлечение Наташи Анатолем в «Войне и мире» Толстого.

Разрушительная сила поступка героинь подчеркивает, что их побег – лишь одна из возможных случайностей, которые рано или поздно разрушили бы жизнь их семей. Особенно четко прослеживается это в «Векфилдском священнике»: в результате чрезмерной доверчивости семьи, позволившей себе совершить подмену ценностей, рушится все, что составляет суть их идиллического существования. В «Войне и мире» последствия неудавшегося побега Наташи еще более катастрофичны – неслучайно они непосредственно предшествуют вторжению французов в Россию. Война, как и увлечение Наташи Анатолем, становится кульминацией кризиса патриархальных отношений, поразивших все российские семьи того времени, и одновременно наказанием за оторванность людей от семьи, рода, своих корней. Точно так же и соблазнение Осборна Ребеккой неслучайно предшествует трагедии войны: и то, и другое – итог предательства англичанами своих патриархальных традиций в угоду ценностям «ярмарки тщеславия».

Однако в той же семейной основе национального мира обнаруживают оба писателя и нравственный потенциал, который способен противостоять глобальной угрозе разрушения нации. Так же, как и война, поступок Наташи становится катарсисом, очищением, пройдя через которое, и семья Ростовых, и вся нация сможет восстановить утраченные патриархальные идеалы.

Динамика хронотопа после наступления роковых для героев событий и в «Векфилдском священнике», и в «Войне и мире» подчеркивает цикличность как один из ключевых принципов поэтики семейного романа. Преодоление национального бедствия совпадает с созданием молодыми героями новых счастливых семейных союзов. Ситуация побега завершается благополучно, драматизм кульминации романов вновь сменяется эпическим равновесием.

Раздел 4 посвящен эволюции семейного романа в позднем творчестве Толстого и Теккерея, общей для писателей тенденции к «анти-семейному»

роману. Характерно, что симптомом изменения взглядов писателей на семью опять же становится ситуация побега – но теперь уже замужней женщины в поисках истинной любви и счастья. До «Анны Карениной» (1873-77 гг.) Толстого трагизм этой ситуации был описан Теккереем в романе «Ньюкомы»

(1853-55 гг.).

«Ньюкомы» можно с полным правом назвать «анти-семейным»

романом: Теккерей обнажает в нем распад родственных связей, невозможность создания в современном обществе истинной счастливой семьи. Враждуют, хотя и негласно, семьи Ньюкомов, нет понимания между детьми и родителями. Но наиболее трагичной становится в романе тема создания новых семей. Тема счастливого или несчастливого брака интересовала и Толстого. Напрямую он обращается к ней дважды: в повести «Семейное счастие» (1859 г.) и в «Анне Карениной». Оба эти романа несут на себе отпечаток чтения «Ньюкомов» Теккерея.

В «Ньюкомах» Теккерей описывает судьбу Клары Пуллярд, которую выдают против воли за безнравственного и себялюбивого Барнса Ньюкома.

После нескольких лет брака леди Клара бежит от него к своему первому возлюбленному. Теккерей совершает подлинное психологическое открытие, показывая, что героиня несчастлива в новом браке. Писатель обнажает и еще одно противоречие: Клара без сожаления бросает своих детей от первого брака. Побег леди Клары из семьи не входит в главную сюжетную линию романа, основное место в которой занимают судьбы Клайва и Этель Ньюкомов. Фактически Толстой в романе «Анна Каренина» использует ту же сюжетную схему, хотя уделяет ключевое внимание все-таки внутренним переживаниям Анны. Но параллельно показана другая пара героев, и именно драматические события в жизни Карениных во многом помогают Левину не придти к тому же трагическому финалу – самоубийству. Таким образом, побег героини в обоих романах также служит катарсисом, но не для самих героинь, а для тех, кто находится рядом с ними. Однако финал романов пессимистичен, сохраняется драматическая неустойчивость поэтики.

Таким образом, традиции классического семейного романа становятся для Толстого и Теккерея существенной основой формирования их собственных художественных принципов, основанных на пристальном внимании к семейно-нравственной проблематике и органичном соединении эпичности и психологизма. Видоизменяя каноны жанра, оба писателя создают произведения с «поли-семейной» структурой, совершают «психологизацию» семейного романа, делая основой жанра внутреннюю эволюцию героя. Свой семейный идеал Теккерей и Толстой раскрывают через идентичную систему этических оппозиций. Поэтику семейного романа в их авторской редакции отличает цикличность. Точкой кризиса становится побег героини, кульминация преобладания «анти-семейных» ценностей в мире. В позднем творчестве Теккерея и Толстого наблюдается тенденция к «анти-семейному» роману. Структура повествования остается той же, однако цикличность размывается, а драматизация после кульминационного побега героини не сменяется эпическим равновесием. Уделом героев становится одиночество. В этом смысле творчество Теккерея и Толстого отражает общую тенденцию развития семейного романа, который окончательно превратится в «анти-семейный» в литературе XX века.

В третьей главе «Автопсихологизм как особый тип романного повествования Л.Н. Толстого и У.М. Теккерея» ставится вопрос о формировании реалистического психологизма в творчестве Теккерея и Толстого и связанной с этим проблеме автопсихологизации повествования.

Творчество обоих писателей сыграло значительную роль еще и в формировании самого типа романного повествования, стало тем необходимым этапом, который предопределил дальнейшее литературное бытование жанра романа.

В разделе 1 раскрывается содержание термина «автопсихологизм», впервые употребленного Л.Я. Гинзбург при характеристике трилогии Толстого, выявляются признаки автопсихологизма в романах Теккерея.

Автопсихологизм – это непосредственное внесение авторского опыта в произведение, причем принципиально важное для автора. Толстой, по словам Л.Я. Гинзбург, «творил миры и одновременно вносил в них свою личность, свой опыт, духовный и бытовой. Притом вносил откровенно, заведомо для читателя, превращая тем самым этот личный опыт в структурное начало»10. При этом автопсихологизм в определении Л.Я.

Гинзбург одновременно имеет отношение и к проблематике произведения, и к его структуре и входит, пользуясь терминологией М.М. Бахтина, как в «зону героя», так и в «зону автора». В первом случае «опыт решения накопившихся к данному времени жизненных задач»11 включается в образ героя через внутренние монологи, диалоги с другими персонажами, через изображение его напряженных внутренних поисков. Во втором случае автор через так называемые «отступления» напрямую размышляет о волнующих его проблемах.

Для английской литературы, особенно викторианской, наличие авторских «отступлений» в тексте было своего рода каноном художественного мастерства. Как пишет И.И. Бурова, «в викторианскую эпоху сопоставление функций проповедника и романиста считалось вполне естественным и обоснованным»12, и в исполнении этой писательской задачи «большая смысловая нагрузка ложилась на комментарии»13. Однако «отступления» Теккерея не совсем укладываются в рамки традиционной поэтики викторианского романа, а напротив, в позднем творчестве писателя приобретают то же качество, что и «отступления» Толстого, – автопсихологичность.

Если в «Ярмарке тщеславия» автор еще стоит «над» художественным миром произведения, то уже в предисловии к следующему роману «История Пенденниса» (1850 г.) Теккерей высказывает мысль о том, что «роман есть в некотором роде беседа с глазу на глаз между автором и читателем» [5, 5].

Автор перестает быть всеведущим и всемогущим. Однако в «Истории Пенденниса» повествовательная форма, органичная для самоанализа писателя, еще не найдена, и очевидно, что Теккерею сложно рассказывать о похожем на себя герое с позиции обезличенного автора. Фактически по своей повествовательной манере роман делится на две части. В первом томе Пенденнис еще почти не рефлексирующий герой: его психологическое Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1971. С. 314.

Бурова И.И. Романы Теккерея. Становление реалистического психологизма в английской литературе середины XIX века. СПб., 1996. С. 115.

Там же. С. 116.

состояние автор показывает своими глазами, давая им объективную оценку.

Но уже к концу первой половины романа мысли Пена начинают сливаться с выводами и даже нравственно-философскими комментариями автора.

Во втором томе нравственно-философское содержание романа уже явно доминирует над сюжетом, и обусловлено это тем, что герой начинает сам анализировать свою жизнь и свои поступки. Именно с этого момента и образ Пенденниса, и авторские «отступления» становятся одинаково автопсихологичны. Развитие сюжета отступает на второй план, на первый выходит принципиально важное как для самого Теккерея, так и для его героев решение внутренних, глубоко личностных проблем совести и чести.

В романе «Ньюкомы» Теккерей наконец находит ничем не сдерживающую его форму повествования от лица рассказчика, вспоминающего свою молодость. За счет этого доля присутствия авторского начала на страницах произведения существенно увеличивается, причем «отступления» приобретают эмоциональный и глубоко личностный характер.

Такой подход явно не соотносится с одной лишь традицией викторианской эпохи. «Ньюкомы» становятся своего рода дневником душевной жизни Теккерея в его последние годы, страстной исповедью писателя, страдающего от болезни, одиночества и неразделенной любви. Комплекс личных проблем автора становится лейтмотивом «Ньюкомов», предопределяет развитие сюжета.

Фактически благодаря своим «отступлениям» Теккерей сам становится главным рефлексирующим героем романа. Особенно очевидно это в «Ньюкомах»: писатель исследует через судьбы героев свою собственную душу, но никогда не сливается ни с одним из них. Автопсихологичен, таким образом, оказывается весь текст романа. Автопсихологизм Теккерея становится и типом его психологизма, и типом повествования, пронизанного авторскими размышлениями и самоанализом.

В разделе 2 дается целостная характеристика автопсихологизма как особого типа романного повествования Толстого и Теккерея. Несмотря на ряд видимых стилевых отличий, автопсихологизация текста происходит у писателей по одному общему принципу, который можно назвать ретардацией повествования. Она выражается в замедлении и ослабевании роли сюжета («внеавторского», условно объективного слова) и одновременно увеличении доли и роли авторского слова в тексте.

Наиболее репрезентативен в этом плане роман Толстого «Анна Каренина», а точнее, линия Левина. Вначале авторское проглядывает лишь в прямой речи героя, его практических идеях и эмоционально-личностных замечаниях: «Ах, все-таки, – сказал Левин, – все-таки, «с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь…». Да» (18, 43).

Строки из цитируемого героем стихотворения Пушкина неоднократно встречаются в письмах Толстого. Так, осенью 1862 года он замечает в письме к А.А. Толстой: «Чувствую всю свою мерзость всякую секунду, примериваясь к ней, к Соне, «но строк печальных не смываю» (60, 452).

Начиная с третьей части романа доля внутренней речи Левина постоянно увеличивается в тексте, провоцируя эффект ретардации: повествование все больше заполняется не действиями, а размышлениями героя. Постепенно линия Левина начинает включать в себя два равноценных типа авторской речи – рационалистический (размышления о новом устройстве хозяйства) и эмоционально-философский, связанный преимущественно с темой смерти, также имеющей реальную основу в жизни Толстого. После смерти в году брата Николая Толстой спрашивает в письме к А.А. Фету: «К чему все, если завтра начнутся муки смерти со всею мерзостью подлости, лжи, самообманыванья, и кончится ничтожеством, нулем для себя» (60, 358).

При этом стиль повествования в линии Левина заметно меняется.

Нейтральное повествование от третьего лица начинает стремительно индивидуализироваться, переходя из «зоны автора» в «зону героя».

Создается ощущение, что рассказ теперь ведется исключительно от лица Левина. Особенно четко это видно в описаниях внутреннего состояния героя – эффект дополняется использованием несобственно-прямой речи: «…Чем более он напрягал мысль, тем только яснее становилось ему, что… он забыл, просмотрел в жизни одно важное обстоятельство – то, что придет смерть… Да, это ужасно, но это так» (18, 368). В этой сцене поток размышлений, отданных герою, начинает перерастать рамки художественной условности.

Прямая речь теперь становится отображением высказываний, несобственнопрямая – сознания героя: «…Он обнажил свои мускулистые руки. Да, силы много. Но и у Николеньки… было тоже здоровое тело» (18, 368).

Постепенно формы непрямой речи начинают преобладать в линии Левина. Стиль приобретает оттенок «репортажа»: размышления героя Толстой не доводит до уровня «отступления» лишь за счет оборотов «Левин видел», «Левин полагал». В этом постепенном переходе от форм прямой речи к индивидуализированной речи косвенной и заключается процесс автопсихологизации в «Анне Карениной». Периоды размышлений Левина, не стесненные разделением внешнего и внутреннего изображения героя, увеличиваются в объеме. В последней части они почти целиком заполняют собой повествование. Оторвавшись от художественно-условной «привязки» к герою, эти открытые размышления превращаются в полноценные авторские «отступления». Происходит смещение повествовательных «зон»: чем больше «зона автора» индивидуализируется, включая сознание героя, тем больше в ней начинает «просвечивать» непосредственное авторское слово. Толстой освобождает героя от художественных рамок и начинает говорить за него сам. Ретардация повествования в финале достигает кульминации. Роман завершается «отступлением»-откровением: «Жизнь моя, …каждая минута ее – не только небессмысленна, какою была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!» (19, 399).

В разделе 3 производится анализ автопсихологизма на уровне структуры текста, в качестве примеров взяты эпизоды из романов «Анна Каренина» Толстого и «Ньюкомы» Теккерея.

автопсихологизма в произведениях Теккерея и Толстого проявляется и на структурном уровне, в постепенном переходе от внешних событий к процессам, происходящим в душе героя, и к авторским размышлениям.

Рассмотрим отрывок из романа Толстого «Анна Каренина» (ч. 3, гл. XII).

Картина ночных размышлений Левина начинается с описания происходящего на лугу: «Старик, сидевший с ним, уже давно ушел домой;

народ весь разобрался. Ближние уехали домой, а дальние собрались к ужину и ночлегу в лугу. Левин, не замечаемый народом, продолжал лежать на копне и смотреть, слушать и думать. Народ, оставшийся ночевать в лугу, не спал почти всю короткую летнюю ночь. Сначала слышался общий веселый говор и хохот за ужином, потом опять песни и смехи» (18, 291). Пять предложений абзаца выстраивают четкую пространственную организацию, синтаксически вычленяя Левина как центр пространства. Два первых и два последних предложения имеют сходную двоичную структуру и ровный ритмический рисунок, «опоясывая» центральное предложение, удлиненное за счет большего количества глаголов, но при этом простое, с одним субъектом действия – Левиным. Левин противопоставлен окружающим и семантически:

его фигура статична, глагольное сочетание «продолжал лежать»

противопоставлено глаголам движения, которые характеризуют других людей. Левина во внешнем мире как бы и не существует: на это указывает оборот «не замечаемый народом». Так происходит первый этап ретардации повествования и концентрации текста на фигуре главного героя.

Следующий абзац завершает переход в сферу сознания героя через концентрацию на звучании мира: «Весь длинный трудовой день не оставил в них другого следа, кроме веселости. Перед утреннею зарей все затихло.

Слышались только ночные звуки неумолкаемых в болоте лягушек и лошадей, фыркавших по лугу в поднявшемся пред утром тумане. Очнувшись, Левин встал с копны и, оглядев звезды, понял, что прошла ночь» (18, 291). Глаголы действия сменяются безличными словами состояния. Деепричастие «очнувшись» является своеобразным «мостиком» между внешним миром и внутренним миром героя и парадоксальным образом переносит действие вглубь его сознания: «Ну, так что же я сделаю? Как я сделаю это?» – сказал он себе, стараясь выразить для самого себя все то, что он передумал и перечувствовал в эту короткую ночь. Все, что он передумал и перечувствовал, разделялось на три отдельные хода мысли. Один – это было отречение от своей старой жизни, от своих бесполезных знаний, от своего ни к чему не нужного образования. Это отреченье доставляло ему наслажденье и было для него легко и просто. Другие мысли и представления касались той жизни, которою он желал жить теперь. Простоту, чистоту, законность этой жизни он ясно чувствовал и был убежден, что он найдет в ней то удовлетворение, успокоение и достоинство, отсутствие которых он так болезненно чувствовал. Но третий ряд мыслей вертелся на вопросе о том, как сделать этот переход от старой жизни к новой. И тут ничего ясного ему не представлялось. «Иметь жену? Иметь работу и необходимость работы?

Оставить Покровское? Купить землю? Приписаться в общество? Жениться на крестьянке? Как же я сделаю это? – опять спрашивал он себя и не находил ответа. – Впрочем, я не спал всю ночь, и я не могу дать себе ясного отчета, – сказал он себе. – Я уясню после. Одно верно, что эта ночь решила мою судьбу. Все мои прежние мечты семейной жизни вздор, не то, – сказал он себе. – Все это гораздо проще и лучше...» (18, 291).

Диалектика размышлений Левина начинается с эмоциональнорефлексивной фазы – двух вопросов-восклицаний, которые рефреном пройдут через весь эпизод. Ритм повествования крайне замедляется, его движение осуществляется по аналогии с мыслью Левина – как бы с трудом, мучительно, толчками. Этого автор достигает за счет введения лексических повторов («сделаю», «чувствовал»); повтора морфологически синонимичных глаголов («передумал», «перечувствовал»); регрессии, или повтора на стыке фраз (дважды «все, что он передумал и перечувствовал»); анафоры, нагнетанием различных форм местоимения «свой». К третьему предложению Левину удается совершить переход к фазе рационально-аналитической.

Повествование становится более гладким и начинает развиваться по спирали, вращаясь вокруг повторяющегося слова «жизнь». Ощущение плавности движения усиливается за счет однородных дополнений. Однако за этим следует второй слом в структуре: столкнувшись с неразрешимым вопросом, Левин возвращается к эмоционально-рефлексивному поиску, что вновь выражается в обилии вопросов. Попытка снова перейти к аналитической фазе не дает результата. Ретардация повествования достигает апогея: еще чутьчуть – и внутренняя речь героя перестанет поддаваться вербализации, уйдет в сферу подсознательного. На это указывает отрывочность фраз, исчезновение глаголов, повторение оборота «сказал он себе». Напряжение мысли достигает такой силы, что Левин вырывается из сферы сознания во внешний мир.

Ретардация повествования также прослежена в работе на примере эпизода романа Теккерея «Ньюкомы» (гл. LXVI).

Таким образом, налицо постепенная ретардация повествования на всех уровнях анализа текста Теккерея и Толстого, которая, однако, не прекращает непрерывного движения авторской мысли в тексте, динамики самоанализа.

Еще одна доминанта автопсихологизма писателей – постоянный внутренний поиск, сопряженный с неизбежным отречением от своих концепций и началом нового витка рефлексии. В этом непрекращающемся движении мысли и чувства, проявляющемся на всех уровнях повествовательной структуры, и заключается суть автопсихологизма Теккерея и Толстого – основополагающей особенности их повествования и психологического метода. Начав формирование психологизма с себя, оба писателя перевернули традиционную романную поэтику своего времени, основанную на преобладании сюжета, заложив тем самым фундамент для последующих открытий в области психологического романа.

В Заключении подводятся итоги исследования, намечаются перспективы дальнейшей работы по данной теме.

Исследование проблемы «Толстой и Теккерей» может быть продолжено как в контексте теории и истории жанров – в частности, в настоящей работе не получили освещения такие разновидности жанра, как социально-критический роман и роман-эпопея, – так и на других уровнях анализа (нравственно-философской проблематики, мотивно-образной системы, хронотопа). Чрезвычайно перспективным представляется исследование особенностей языка и стиля романов Толстого и Теккерея, склонности писателей к сложных синтаксическим конструкциям.

Потенциал имеет и сама методология исследования – анализ контактно-типологических связей между творчеством двух писателей, основой которого является жанровое своеобразие их произведений, их вклад в становление и трансформацию определенного жанра. Такой подход может быть применен для других исследований в области компаративистики.

Проведенное исследование имеет перспективу для культурологических изысканий, посвященных проблеме русско-английских связей, национальному своеобразию Англии и России и культурному диалогу между двумя народами.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Гнюсова И.Ф. Автопсихологизм как особый тип романного повествования У.М. Теккерея и Л.Н. Толстого // Вестник Томского государственного университета. 2008. № 309. Апрель. – С. 7-11.

2. Боровко (Гнюсова) И.Ф. Теккерей и молодой Толстой: два «романа воспитания» // Материалы IV Всероссийской научно-методической конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики». – Томск, 2003. – Ч. 1. – С. 32-35.

3. Боровко (Гнюсова) И.Ф. Концепция истории в романах «Война и мир» Л.Н. Толстого и «Ярмарка тщеславия» У.М. Теккерея // Материалы V Всероссийской научно-методической конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики». – Томск, 2004. – Ч. 1. – С. 13-15.

4. Боровко (Гнюсова) И.Ф. Проблема историзма в теории европейского романа XIX века // Материалы VI Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения». – Томск, 2005. – Ч. 2. – С. 26-28.

5. Гнюсова И.Ф. К вопросу о значении исторической концепции Вальтера Скотта в романном творчестве Л.Н. Толстого // Материалы XXXV Международной филологической конференции. История русской литературы. – СПб., 2006. – С. 118-121.

6. Гнюсова И.Ф. Историческая концепция Теккерея в контексте античной, английской и французской историографии // Вестник Томского государственного университета. Бюллетень оперативной научной информации. 2006. № 84. Август. – С. 99-106.

7. Гнюсова И.Ф. Н.М. Карамзин и Л.Н. Толстой (исторические и нравственно-философские истоки реализма Толстого) // Материалы VII Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения». – Томск, 2007. – Ч. 2. – С. 33-37.

8. Гнюсова И.Ф. Л.Н. Толстой и У.М. Теккерей: проблема автопсихологизма // Русская литература в современном культурном пространстве: Материалы IV Международной научной конференции. – Томск, 2007. – Т. 1. – С. 163-170.

9. Гнюсова И.Ф. Традиции семейного романа в творчестве Л.Н.

Толстого // Материалы XIV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». Секция «Филология». – М., 2007. – С. 328-331.

10. Гнюсова И.Ф. Традиции семейного романа в творчестве У.М.

Теккерея // Язык и мировая культура: взгляд молодых исследователей.

Материалы VII российской научно-практической конференции-конкурса преподавателей, аспирантов, студентов вузов и учащихся старших классов альтернативных учебных заведений. – Томск, 2007. – Ч. 1. – С. 177-181.

11. Гнюсова И.Ф. Л.Н. Толстой и О. Голдсмит: к вопросу о традициях семейного романа в творчестве Л.Н. Толстого // Коммуникативные аспекты языка и культуры: Сборник материалов VII Международной научнопрактической конференции студентов и молодых ученых. – Томск, 2007. – Ч.

1. – С. 45-47.

12. Гнюсова И.Ф. Традиции семейного романа в творчестве Л.Н.

Толстого и У.М. Теккерея // Материалы VIII Всероссийской научнопрактической конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения». – Томск, 2008. – Ч. 1. – С. 53-57.

13. Гнюсова И.Ф. Автопсихологизм как особый тип романного повествования Л.Н. Толстого // Материалы XV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов».

Секция «Филология». – М., 2007. – С. 467-469.

14. Гнюсова И.Ф. Проблема семейного счастья у Л.Н. Толстого в контексте традиций английского романа («Ньюкомы» У.М. Теккерея) // Яснополянский сборник-2008. – Тула, 2008. – С. 49-59.