Ср. исп. a paso de tortuga – как черепаха Mi padre siempre ha conducido a paso de tortuga, de manera que, cuando bamos de vacaciones al pueblo, el viaje se haca interminable. (Мой отец всегда вел машину на черепашьей скорости, поэтому, когда мы ездили на каникулы в деревню, путешествие становилось бесконечным.) англ. be slow off the mark – мешкать, медлить The pursuit was a bit slow off the mark because the boss wasn’t there to give orders.

(Поиски несколько замедлились, потому что босс отсутствовал и некому было отдавать приказы.) Можно говорить о том, что в данном случае фразеологические системы этих языков отражают западноевропейский стереотип представлений о скорости времени, являющий собой общеизвестное суждение «Time is money» (Время – деньги). Время рассматривается как ресурс, наравне с деньгами, и поэтому, в силу того что время линейно и каждому дано в равной степени, проблема не в том, сколько мы имеем времени (ибо у всех его поровну), а в том, как мы его используем. Отсюда следует, что постулат о времени как ресурсе должен непременно отразиться в языковых представлениях, что и наблюдается при анализе ТГ «быстро-скоро» (большинство членов которой обладают положительной соответственно). Убежденность западной культуры в необходимости быстро, а не медленно производить определенные действия свидетельствует также о ее монохронности, для которой характерны последовательная реализация действий и событий в каждую единицу времени. Монохронной культуре противопоставлена полихронная культура (в нашем случае – русская), в которой понятие «медленность» не является полностью отрицательным, если мы обратимся к прецедентным текстам, т.е. пословицам. Хотя они не являются объектом нашего исследования, нельзя полностью проигнорировать содержащийся в них культурный смысл: cр. рус. Поспешай медленно. Поспешишь – людей насмешишь. Спешка нужна при ловле блох.

Анализ источников образности и экспрессивного компонента коннотативного макрокомпонента ФСГ «структурная организация времени, представленной тремя ФСПГ - «прошлое», «настоящее», «будущее», позволяет сделать следующие выводы:

1. Время, без сомнения, воспринимается носителями всех трех изучаемых языков как движение, о чем свидетельствуют его сравнение с водой (исп. correr el agua por donde solia – досл. вода течет, где раньше все возвращается на круги своя), указание на направленность движения. Представление о необратимости движения времени также отражено во фразеологическом фонде языка, однако время не является так строго необратимым, как на это указывают физики, время в языковом сознании менее жестко направлено, языковое представление допускает возврат времени к определенной точке. Поэтому говорить о тождественности научного и языкового представления о структуре времени нельзя.

2. Фразеологический материал дает достаточный, на наш взгляд, материал для утверждения, что прошлое во всех трех языках характеризуется высокой степенью определенности, о чем свидетельствует наличие в ФЕ компонентаатрибута прошлого – прах, пепел (рус. отряхнуть прах с ног своих, исп. remover las cenizas – ворошить прошлое (досл.пепел), история (англ. ancient history, рус.

история умалчивает), старый, древний (исп.a la antigua- как встарь, англ. the good old days), память (исп. refrescar la memoria –освежить память, fade from ones memory –исчезнуть из памяти) Настоящее и будущее воспринимается сознанием говорящего как нечто неопределенное, зыбкое, расплывчатое: первое в силу кратковременности и изменчивости настоящего момента (рус. халиф на час, англ. the hero of the day), второе - как результат восприятия будущего как неизвестности (ср. рус. со дня на день (=неизвестно когда), исп. cuando Dios quiera – когда Бог захочет, англ. someday or other – как-нибудь) 3. Двунаправленность линейной модели времени находит свое подтверждение пока лишь в разрозненных фактах языка, тем не менее нельзя отрицать некоторую противоречивость образа временной линии во фразеологическом материале. Так, нами были выявлены 2 ФЕ, вступающие друг с другом в определенного рода смысловые противоречия: исп. de hoy en adelante – с настоящего момента и далее (De hoy en adelante intentar madrugar, lo juro.- С настоящего момента и в будущем я постараюсь вставать рано, обещаю) и исп.estar/ llamar a la puerta – рус. быть на пороге, вот-вот что-то случится (Tendramos que ir pensando en llenar el depsito de gasleo para la calefaccin porque el invierno llama a la puerta. – Нам надо бы подумать о запасах горючего для отопления, потому что зима на пороге ). Если рассматривать первую ФЕ и ее синонимы (de aqu en adelante, de aqu para all, de esta hecha – с настоящего момента и далее), следует признать, что, во-первых, мы имеем дело с направлением времени (об этом свидетельствуют предлоги направления de… para/en), а во-вторых, время в этих ФЕ имплицитно направлено из прошлого через настоящее в будущее, тогда как во второй ФЕ llamar a la puerta (быть на пороге) основой создания фразеологического значения и образности является сравнение ситуации прихода какого-либо времени с приходом человека, который стучит в дверь, и, следовательно, в качестве субъекта, который стучит в дверь, осознается говорящим будущее, которое приходит в настоящее и затем превращается в прошлое. Таким образом, в рамках одной ФСПГ мы наблюдаем возможное развертывание двух моделей времени, на которые указывает Н.Д.

Арутюнова [Арутюнова 1998]. Такое явление наблюдается и в русском языке (рус.

весна на пороге).

4. В ФСГ «структурная организация времени» также наблюдается различие в уровне экспрессивности ФЕ для разных языков:

Нам представляется обоснованным предположить, что события прошлого всегда более обращены к сознанию человека, так как уже являются в большей или меньшей степени достоверными и осмысленными, тогда как события настоящего и будущего отличаются большей неопределенностью. Именно поэтому, на наш взгляд, языковое сознание человека наделяет большей экспрессивностью уже знакомый ему материал, дает ему оценки, выражает свое положительное или отрицательное отношение и, таким образом, образует больше ФЕ с тем или иным коннотативным компонентом.

При анализе ФЕ, составляющих ФСГ «возраст», наиболее различными по выражаемым ими семантическим смыслам концепта «время» оказались ФСГ «старость». При упоминании о «пожилых людях», «стариках», «престарелых», «ветеранах» зачастую возникают негативные коннотации. Для русской культуры данное представление является достаточно типичным: «С некоторой долей условности можно утверждать, что … старость воспринималась прежде всего как период ожидания смерти и подготовки к ней.» [Панченко 2007]. Это утверждение легко находит доказательный материал во фразеологии: рус. выживать из ума становиться забывчивым от старости, еле дышать –2. стать ветхим, немощным С другой стороны, существует несколько обратное представление о старости:

известны старцы — носители родового предания, сказители и мудрецы. В той или иной степени эта роль возлагалась на каждого состарившегося человека, причем основополагающую роль здесь играет именно возраст, а не индивидуальные заслуги человека: рус. старый волк – человек, испытавший в жизни многие лишения, невзгоды и приобретший опыт, знания. В испанской культуре основу стереотипа старости составляет все то же представление об «изжитом веке» и приготовлении к смерти. Так, в испанском языке, как и в русском, присутствуют ФЕ, обозначающие принадлежность «временного континуума не отдельным людям, а социальному коллективу -… всему человечеству в целом» [Панченко 2007]: cр. рус. чужой век заедать, заживать, исп. comer el pan de los nios (есть хлеб детей) – быть очень старым человеком, обременять. В английском языке ФЕ, отражающих данное представление о старости, не выявлены. Наоборот, данная ФСПГ в английском языке характеризуется большим количеством ФЕ с положительной коннотацией: англ. old chap - старина, дружище, one’s old Dutch – старуха, жена (шутл.) Кроме того, во второй половине XX века в наиболее экономически развитых странах культурный и экономический прогресс привел к еще большему замедлению демографического оборота и еще большему увеличению срока жизни людей при высокой гарантии сохранения их здоровья.

Биологическое по своей сути изменение режима воспроизводства населения повлекло за собой появление совершенно иного типа морали, иного отношения к человеческой жизни и отразилось в языке: англ. «young old», «молодые старики», —наиболее молодые либо наиболее сохранившиеся из пенсионеров, решившие, что накопленные за всю жизнь ресурсы — деньги, силы — надо тратить.

В испанском языке закрепились фразеологические номинации tercera edad (третий возраст), cuarta edad (четвертый возраст) – т.е. возраст после 60 и после соответственно. Иными словами, социальные и исторические изменения, произошедшие в Западной Европе в 20 веке, начинают находить свое отражение и в языковой сфере, создавая иной стереотип старости, тогда как для российского языкового сознания данные изменения пока неощутимы. Более того, приведенные выше ФЕ являются лакунарными, причем лакунарным будет не только форма выражения, но и сама реалия, что в свою очередь свидетельствует не только о сдвиге в национально-культурном восприятии ментально-лингвистического западноевропейской ментальности и языкового сознания.

Фразеологические системы трех неродственных, разноструктурных языков обнаруживают семантическое сходство. И русский, и испанский, и английский обладают определенным количеством ФЕ, выражающих «смыслы» концепта времени и их процентное отношение приблизительно одинаково, учитывая статистическую погрешность. Ни один из языков не имеет особенных, национально специфичных смыслов. Более того, степень межъязыковой эквивалентности в случае исследуемых нами языков довольно высока. Причины данного явления могут быть объектом для специального исследования. По мнению фразеологического материала русского и немецкого языков, «…причиной … в первую очередь являются неязыковые факторы, прежде всего многовековые политические, экономические и культурные контакты России и Германии»

[Щербина 2006;.14]. Несмотря на очевидную правомерность данного вывода относительно непосредственных контактов «Россия – Англия», «Англия – Испания», нам кажется нелогичным применить его по отношению к испанскому и русскому языкам, так как данные языки не вступали в непосредственный контакт, более того между Россией и Испанией нет длительных культурно-экономических связей. Языки, далеко отстоящие друг от друга по своей структуре и истории, тем не менее обнаруживают сходство семантических групп ФЕ и их содержания, что не может быть объяснено простым совпадением или экстралингвистическими факторами. Таким образом, мы делаем вывод о том, что концепт времени и его лексико-фразеосемантическое поле имеют схожую структуру в русском, английском и испанском языках. Исходя их этого, мы заключаем, что концепт времени является универсальным, характерным для большинства языков, и, кроме того, можно говорить об универсальности его семантической структуры в разных языках.

Можно говорить о том, что исследование концепта «время» и его реализации на фразеологическом уровне позволяет сделать следующий вывод: абстрактные представления о времени в данных культурах совпадают, тогда как конкретные представления, обусловленные влиянием повседневной практики использования языка и формированием соответствующих образов, являются национальноспецифичными или уникальными.

В третьей главе «Изучение концепта «время» методом ассоциативного эксперимента» подвергаются экспериментальной верификации данные, полученные в результате интроспективного анализа семантической структуры концепта «время», и рассматривается ассоциативное поле «время» как один из способов выражения концепта в языке.

Еще одним важным аспектом функционирования концепта в языке является его реализация в ассоциативной деятельности человека. Развитие ассоциативной методики в рамках психолингвистического и лингвокогнитивного исследования позволяет нам предположить, что экспериментальное изучение концепта посредством метода свободных ассоциаций дает дополнительные лингвопрагматические штрихи как к базисному, так и к интерпретационному слою.

Результаты проведенного свободного ассоциативного эксперимента, обращение к глубинным структурам в языковом сознании носителей языка подтвердили наличие универсальной семантической структуры концепта «время», а также гипотезу о принадлежности русской лингвокультуры к полихронным культурам, англо-американской - к монохронным, где важной психологической установкой является последовательность и концентрация на одном деле в каждый данный момент, тогда как испанская находится в промежутке между этими двумя типами, тяготея к полихронному типу. Так, при рассмотрении реакций, полученных на слово-стимул «будущее», подтвердилась гипотеза, высказанная в интроспективном анализе ФСГ «будущее» о том, что будущее определенно имеет в сознании русскоговорящих характер неизвестности (ассоциаты неизвестность, неуверенность), но в то же время наблюдается стремление респондентов придать некоторого рода определенность данному понятию при помощи синтагматических ассоциаций, относящихся к одной части речи - прилагательные великое, счастливое, прекрасное, далекое. Если в русских ассоциатах идея неуверенности выражена непосредственно через данную ассоциацию, то в испанских и английских идея уверенности выражена посредством некоего третьего (формально не выраженного) члена. Можно сказать, что для монохронной английской и американской культуры это явление типично, так как будущее (ближайшее– АА nearest – другая стандартная реакция) для носителя английского языка (английской или американской культуры) - это события самого ближайшего времени, легко контролируемые из настоящего. И в этом заключается принципиальная разница видения данного семантического пространства носителем русского языка и носителем испанского или английского языков. Кроме того, данный факт свидетельствует о том, что испанский язык, принадлежащий к романским, а те, в свою очередь к полихронным языкам (по классификации Э.Холла), не является полностью полихронным, а испытывает влияние т.н.

«англосаксонской» культуры прежде всего в ассоциативных тезаурусах, так как электронный ресурс].

Линия времени безусловно имеет двоякую направленность для респондентов:

из будущего в прошлое, на что указывают типичные реакции на слово-стимул «прошлое» - РА 3 былое, не вернуть, ушло, прошло, ИА – se fue (ушло), que no vuelve (не вернется), AA no return. С другой стороны, не может подвергаться сомнению и тот факт, что носитель языка, находясь во временной позиции «настоящее» смотрит вперед, в будущее, и для него время движется именно в этом направлении: РА впереди, то, что будет, ИА adelante, en adelante (впереди), en lo sucesivo (впоследствии), АА will come, soon, nearest.

Русскоязычные респонденты также стремятся дать определение времени, возможно, пытаясь сузить само понятие до «времени = отрезок времени»: темное, наше, смутное, будущее, прошедшее. Характерно, что ассоциаты темное и смутное являются национально-специфичными, поскольку не имеют схожих коррелятов в других языках, что может отчасти быть следствием особого развития российской истории, знавшей такие периоды, как Смутное время и пр. Такого рода ассоциации могут рассматриваться как стандартные реакции по привычной связи, (встречаемости в одном тексте).

Ассоциаты носителей испанского языка отличаются большей конкретностью, стремлением развернуть слово-стимул в высказывание, на что указывает большое количество синтагматических реакций ([tiempo] de la vida, mal tiempo, buen tiempo, tiempo de la vida). Однако, как и носители русского языка, испаноговорящие респонденты в качестве наиболее типичной реакции выбрали ассоциат duracion, procesо, таким образом проявилась устойчивая ассоциативная связь, характерная для изучаемых языков. Отличительной особенностью данной группы является типичность реакций presente, pasado, futuro, что позволяет говорить о том, что понятие времени в ассоциативном сознании говорящих четко структурировано на эти составляющие. Группа, представляющая реакции англоязычных респондентов, Сокр. РА – русская ассоциация, ИА – испанская ассоциация, АА – английская ассоциация также отличается как наличием доминирующей реакции period, так и большим количеством синтагматических реакций: any [time], have [time], beat [time] Более того, мы наблюдаем в качестве реакции целые предложения: What’s the time?

Однако нам кажется, что делать вывод об особенности структуры ассоциаций носителей английского языка не представляется обоснованным. Здесь также наблюдается присутствие структурированности времени, но уже по другому признаку: время структурировано по единицам измерения, в частности minutes, hours. Можно предположить, что понятие времени как структуры гораздо более характерно для западноевропейских культур, тогда как для русской культуры характерно восприятие времени как единого целого «вещества», обладающего определенными характеристиками, которые являются более чем релевантными для носителей языка. Это лишний раз дает повод убедиться, что русская культура является полихронной, а английская - монохронной,, тогда как испанская находится в промежутке между этими двумя типами, тяготея к полихронному типу.

Построенное ассоциативное поле концепта «время», включившее в себя наиболее стандартные реакции-ассоциаты, также может служить в качестве языковой проекции концепта, но уже на ином уровне – уровне речевой деятельности - вследствие того, что ассоциация является актом предикации, а следовательно, речевым актом.. Ядро поля составляют слова-стимулы, отражающие семантическую структуру концепта, к ближней периферии мы относим реакции, входящие с ядром в гипо-гиперонимические, антонимические, синонимические и другие парадигматические и синтагматические отношения, к дальней периферии можно отнести ассоциаты, образованные в результате сложных ассоциативных реакций. Вместе с тем, наличие большого количества индивидуальных (или единичных) реакций свидетельствует об индивидуальной актуализации концепта на уровне ассоциаций, что является «передним краем»

активного слоя концепта и заслуживает отдельного изучения, будучи, таким образом, перспективой исследования Ассоциативные поля могут рассматриваться как база для последующего, более сложного изучения концептов, рассмотрения способов их выражения (семантические поля), а также для диагностики современного состояния концепта, изменений, касающихся его различных компонентов, отслеживания динамики реализации концепта в современном языке и сопоставительных исследований концептов для создания общего концептуария той или иной культуры или системы культур.

В заключении излагаются результаты исследования в соответствии с положениями, выносимыми на защиту.

публикациях:

1) Афанасьева О.В. Концепт “время” в современной трактовке (на материале английского, испанского и русского языков). Аспекты изучения./ О.В.Афанасьева //Вестник Чувашского университета. – № 3. - Чебоксары: Чуваш. гос.ун-т, 2007. – 0,38 п.л.

2) Афанасьева О.В. Особенности лексической репрезентации художественного концепта (на примере концепта времени в произведении Р.М. дель Валье-Инклана «Весенняя соната»)/ О.В.Афанасьева// Русская и сопоставительная филология:

состояние и перспективы: Международная научная конференция, посвященная 200-летию Казанского государственного университета: Труды и материалы. – Казань: Казан. гос. ун-т им. В.И.Ульянова-Ленина, 2004. – С. 43- 3) Афанасьева О.В. Интертекстуальность лексической составляющей концепта времени в произведении Р.М. дель Валье-Инклана «Весенняя соната»/ О.В.Афанасьева// Филологические чтения:материалы Всероссийской научнопрактической конференции. – Оренбург: ГОУ ОГУ, 2005. – С. 7- 4) Афанасьева О.В. Жаргонизмы испанского языка в плане выражения концепта времени./О.В.Афанасьева// Русская и сопоставительная филология’2006. – Казань:

Казан. гос. ун-т, 2006. – С.18- 5) Афанасьева О.В. Особенности трехслойной структуры концепта времени (на материале английского, испанского и русского языков)/ О.В.Афанасьева// III Международные Бодуэновские чтения: И.А.Бодуэн де Куртенэ и современные проблемы теоретического и прикладного языкознания: труды и материалы: в 2т. – Казань: Казан. гос. ун-т, 2006. – Т.2. – С.127- 6) Афанасьева О.В. Фразеосемантическое поле как средство выражения концепта./ О.В.Афанасьева// В.А.Богородицкий: научное наследие и современное языковедение:

тр. и матер. Международной науч. конф.: в 2т. – Казань: Казан. гос. ун-т им.

В.И.Ульянова-Ленина, 2007. – Т.2. – С.39-