«На первой странице обложки: первая встреча Америго Веспуччи с американским туземцем (По рисунку J. Stradanus, относящемуся к 1523 г.) Джерри Мандер Провал технологий и судьба коренных народов Перевод под общей редакцией ...»

АВТОР БЕСТСЕЛЛЕРА

"ЧЕТЫРЕ АРГУМЕНТА ЗА ОТМЕНУ ТЕЛЕВИДЕНИЯ"

КОГДА НЕ ОСТАЁТСЯ

НИЧЕГО СВЯТОГО

Памяти Дана Бомберри

На первой странице обложки: первая встреча Америго Веспуччи с американским туземцем

(По рисунку J. Stradanus, относящемуся к 1523 г.)

Джерри Мандер

Провал технологий и судьба коренных народов Перевод под общей редакцией д.т.н. В.И. Постникова ЭкоПраво Киев 2007 Для научных и экологических организаций Sierra Club, основанный в 1892 г. Джоном Мюиром, занимается изучением и защитой ландшафтов Земли и экологических ресурсов — гор, болот, диких берегов и рек, пустынь и степей. Публикации Sierra Club'а представляют собой некоммерческую образовательную программу с целью ознакомления широкого круга читателей с деятельностью клуба. Точки зрения, выражаемые в этих публикациях, не всегда совпадают с мнением руководства клуба. Sierra Club имеет около 60 отделений по всей стране, в Канаде, на Гавайах и Аляске. Вы можете принять участие в программах клуба по сохранениею дикой природы, обратившись по адресу: Sierra Club, 85 Second Street, San Fransisco, CA © 1991 by Jerry Mander In the Absence of the Sacred (The Failure of Technology and the Survival of the Indian Nations) Published by Sierra Club Books Печатается с разрешения автора Издание осуществлено при содействии Foundation For Deep Ecology и The Tides Foundation (USA) в рамках проекта DEEP ECOLOGY WORLD © В.И. Постников, перевод, Общественная эколого правовая организация ЭкоПраво Киев, а/я 51, Киев 119, Украина, Издательская группа DEW PUBLICATIONS E mail: [email protected]

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ:

Нужны ли нам индейцы?

К нига Джерри Мандера вышла в 1991 году, когда капитализм обретал второе дыха ние. Этому способствовали, по меньшей мере, два обстоятельства: во первых, рас пад Советского Союза, во вторых, глобальная компьютеризация... Казалось бы, капи тализм победил окончательно и бесповоротно по всем направлениям. Рыночная эко номика восторжествовала.

Со временем, однако, структурные недостатки капитализма стали проявляться все резче, а его "преимущества" — корпоратизация и ничем не сдерживаемый техни ческий прогресс — обратились для мира катастрофой. Гуманитарной, экологической, духовной.

Появление книги Мандера на этом фоне произвело в западном мире эффект ра зорвавшейся бомбы. Мандер, стоящий у истоков старейшей экологической органи зации США Sierra Club, прослеживает развитие американского общества и его тех нологическую экспансию на примере своего личного опыта. Он показывает, как формировалась "американская мечта", какие фантастические проекты лежат в ее ос нове. Всеобщее увлечение техникой, вера в ее неограниченные возможности — по прежнему основа мировоззрения большинства американцев. Логика машин естест венным образом переходит в логику жизни: все допустимо, все можно переделать, обновить — будь то компьютер, человеческая жизнь или природа — достаточно най ти лишь соответствующую технологию. При этом не остается ничего святого — ни тысячелетние традиции коренных народов, ни "права природы", ни достоинство че ловеческой жизни...

Опасность такой "логики" очевидна. Технологические страсти разгораются все сильнее, все пышнее научные и псевдонаучные фантазии. Человека уже этот мир не устраивает. (Он загажен, не поддается управлению, опасен). Следовательно, надо сконструировать другой, более удобный и безопасный (нанотехнологии, биотехно логии) или в крайнем случае отправиться в космос на поиски более "чистой" и бога той ресурсами планеты.

И тут выходит книга Мандера об индейцах. В мире живут миллионы аборигенов, пишет Мандер, которые (представьте себе!) отказываются от технического прогресса.

Они хотят, чтобы их оставили в покое. У них есть свои тысячелетние духовные и куль турные ценности, своя земля, свое понимание жизни. Они не хотят улетать в космос и не хотят спутникового телевидения. Они хотят восстанавливать свою землю. И у них есть шанс пережить нас.

Многое из того, о чем пишет Мандер, справедливо и для советского/постсовет ского общества. Так же как и американцы, мы сделали ставку на технику... и проигра ли. Мы не смогли с ней справиться, будучи генетически неприспособлеными. (Спра ведливости ради надо признать: у нас тоже были изобретатели, но все они мечтатели вроде Циолковского, люди оторванные от реальности и вынужденно ушедшие в фан тазии.) Это у нас самые тяжелые техногенные катастрофы, это у нас взрываются атом ные станции, тонут корабли и падают самолеты. Посмотрите вокруг себя трезвым взглядом — и вы увидите непоправимый, мертвящий след, который техника оставила на нашей психике и природе.

В особенности тяжела судьба коренных народов Севера России. Так же как в Аме рике, сейчас там хозяйничают нефтяные и газовые компании, ведется интенсивная добыча полезных ископаемых, вырубается лес. Популяция коренных этносов посто янно сокращается.

Книга Мандера — это, прежде всего, обстоятельный рассказ о борьбе коренных народов за свое достоинство. Нам многому стоит у них поучиться. Мы давно забыли свои корни, у нас нет своих традиций, своей мифологии. Мы давно живем не на зем ле, а существуем в безвоздушном (и бездушном) пространстве городов. Нами давно уже правят манкурты, не помнящие своего родства. Если у нас и есть будущее, то его нужно искать в прошлом.

И это ни в коем случае не возврат, а скорее возвращение на дорогу после длитель ного периода блужданий, вызванных ложными фантазиями. Это движение вперед к обновленной встрече с бессмертными ценностями и принципами. До сих пор единст венно трезвыми в этом отношении оставались коренные народы. Именно у коренных народов — а не у нас — находится ключик к будущему выживанию человечества.

Книга Дж. Мандера — вторая книга в рамках проекта "Мир глубинной экологии", выполняемого с целью ознакомления широкого круга читателей с философскими проблемами экологии1. Редакция намерена и далее продолжить работу над перевода ми наиболее оригинальных и влиятельных западных эко философов.

Первая книга проекта — Уильям Р. Каттон, мл. "Конец техноутопии" (Экоправо, Киев, 2006).

СОДЕРЖАНИЕ

ВОПРОСЫ, КОТОРЫЕ СЛЕДОВАЛО БЫ АДРЕСОВАТЬ ТЕХНИКЕ

Я РОС ВМЕСТЕ С ТЕХНИКОЙ

Город, лес, пригород Покупки Семейный доктор Мильтон Берль Семейный бьюик Флорида Летний лагерь

ФАНТАЗИЯ И РЕАЛЬНОСТЬ

Составляющие технологической парадигмы

ВАЖНОСТЬ НЕГАТИВНОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

"Холистическая" критика Виновен, пока не докажешь обратное Ретроспективная оценка технологий: автомобили и телефоны Жертвы технологии Десять рекомендаций в отношении техники

МЕГАТЕХНОЛОГИЯ НА МАРШЕ

СЕМЬ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ КАЧЕСТВ КОМПЬЮТЕРОВ

1. Загрязнение и здоровье. 2. Работа. 3. Переход в цифровое измерение 5. Ускорение темпов жизни. 6. Централизация. 7. Наихудший сценарий:

компьютеризированная война. 8. Можно ли во всем винить компьютеры?

Жизнь внутри масс медиа Свобода слова для богатых Технология пассивности Гиперактивность нервной системы Ускоренное восприятие и путаница в мыслях Политика спутанной реальности Телевизионный президент Последние новости: видеовойны

ТЕЛЕВИДЕНИЕ (2): САТЕЛЛИТЫ И КЛОНИРОВАНИЕ КУЛЬТУР

"Незаселенная ледяная пустыня" Нашествие из космоса Свидетели обвинения Как разрушается фольклор Визит в школу Вороны Корпоративное зло Корпоративная шизофрения Дилемма "корпорация человек" Одиннадцать внутренних правил корпоративного поведения

КОСМИЧЕСКИЕ КОЛОНИИ, ДИСНЕЙЛЭНД И ЭПКОТ

Возможности бизнеса в космосе Фантасты любят космические полеты Звездный посев: отправка "лучших людей" в космос Изгнание из Рая Уэст Эдмонтон Мол, Эдмонтон, Канада ЭПКОТ центр, Орландо, Флорида Сан Франциско, луна парк

СОТВОРЕНИЕ ГЕНЕТИЧЕСКОЙ ПУСТЫНИ

Ученый как бизнесмен Наилучший сценарий Шесть опасных моментов, связанных с генетикой Виновен, пока не докажешь обратное

КОГДА НЕ ОСТАЕТСЯ НИЧЕГО СВЯТОГО

Молекулярная инженерия Эпоха после биологии Безумство астронавта Мегатехнологии Обращение к современному миру

ПОДАВЛЕНИЕ ИНДЕЙСКОЙ АЛЬТЕРНАТИВЫ

ЧЕГО АМЕРИКАНЦЫ НЕ ЗНАЮТ ОБ ИНДЕЙЦАХ

Стереотипные истории формулы Индейцы и Нью Эйдж

ИНДЕЙЦЫ НЕ ПОХОЖИ НА АМЕРИКАНЦЕВ

"Мать Земля" Список важнейших отличий "Мы вам поможем" Править без принуждения Наши отцы основатели, ирокезы Великий закон Ирокезской конфедерации Ирокезская нация

УРОКИ ЭКОНОМИКИ КАМЕННОГО ВЕКА

Как мы отдыхали до прихода технологий Рабочее время Полезная пища Сознательное недопроизводство Экономика самодостаточности Сотворение "бедности" Скоростная перемотка: досуг техноутопии Предполагаемая эффективность современного

МИР ПРОТИВ ИНДЕЙЦЕВ

КАК РАЗРУШИТЬ ТРАДИЦИОННЫЕ ИНДЕЙСКИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА

Декларация независимости Первыми пришли хопи Приход навахо Симбиоз хопи навахо Американизация индейских правительств От общественного к корпоративному Требования корпоративной прибыли "Социальная инженерия" Последствия акта ANCSA для эскимосов племени юпик Сопротивление монетарной экономике Восстановление коренных Земля или деньги Комиссия США по земельным искам индейцев: заговор против индейцев "Мы должны были прислушиваться к нашим старикам" История сестёр Данн Ракеты МХ Походы в правительство Текущие события

ОСКВЕРНЕНИЕ СВЯЩЕННЫХ ЗЕМЕЛЬ

Четвертое июля, 1980 Великий Махеле Нашествие каулявов ХРОНИКА ТЕКУЩИХ СОБЫТИЙ (1):

БАССЕЙН ТИХОГО ОКЕАНА И АЗИЯ

"Войны "четвертого мира" Бассейн Тихого океана Азия ХРОНИКА ТЕКУЩИХ СОБЫТИЙ (2): КАНАДА, Канада Европа Африка Латинская Америка

НОВЫЙ ПОРЯДОК И НОВОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ

Рыночная экономика "Назад пути нет" Приметы жизни

ВВЕДЕНИЕ

"ИНДЕЙЦЫ ШМИНДЕЙЦЫ"

Т елефонный звонок из Нью Йорка, звонит редактор издательства:

— Мандер, у нас две ваши книги, обе хорошо продаются. Вы что нибудь пи шите новенькое?

Мандер: Да.

Редактор: О чем?

Мандер: Об индейцах.

Редактор: Индейцах?! О нет, только не об индейцах, Мандер. Никто не будет чи тать. В Нью Йорке давно нет индейцев; с ними покончено. Индейцы шминдейцы.

Мандер: Дело в том, что проблемы у индейцев не закончились. В некоторых час тях мира с ними поступают хуже, чем в Нью Йорке.

Редактор: Индейцы! Мандер, вы безнадежный романтик. Что то вроде Брандо.

Мандер: Не расстраивайтесь, я расправлюсь с этим "романтизмом" в своей книге.

Редактор: Ваш агент не сможет продать ее. Книги об индейцах не продаются.

Мандер: То же самое мне говорили в отношении книги о телевидении. Я не согла сен: книги об индейцах продаются. Посмотрите на Bury My Heart at Wounded Knee 2, на книги Кастанеды и Питера Маттиенсена. Посмотрите на Black Elk Speaks 3. Не думаю, что индейцы пройденный этап. Люди хотят знать о них больше. Все беда в том, что людям говорят по большей части о мертвых индейцах. Они не знают, что происходит с живыми и почему это происходит.

Редактор: Как она называется?

Мандер: Может быть, я назову ее так, как вы подсказываете.

Редактор: Это как?

Мандер: Индейцы шминдейцы. Книга будет сенсацией и откровением для многих.

Сначала я планировал написать две книги. В одной должен был критиковать техноло гическое общество Соединенных Штатов, т.е. продолжить мои Четыре аргумента за отмену телевидения. Предполагалось, что в ней будет дана оценка новой технологиче ской эпохе: информационному обществу, компьютеризации, роботизации, космичес Книга Ди Браун 1970 г. (а также одноименный фильм 2007 г.), посвященная яростному сопротив лению индейцев американскому экспансионизму. — Прим. перев.

Автобиография знахаря индейца племени оглала сиу (впервые опубликованная в 1932), в которой раскрывается социально этические мотивы коренного населения Америки. — Прим. перев.

Когда не остается ничего святого ким полетам, искусственному интеллекту, генетике, спутниковой связи и т.п. Такая книга представлялась мне весьма своевременной, поскольку техника изменяет мир все более устрашающими темпами. До сегодняшнего дня большинство людей рассма тривали технические нововведения как положительный факт. Но так ли это?

Понятно, что наше общество привыкло благосклонно воспринимать новые техно логии. Сообщения об изобретениях неизменно преподносятся на оптимистической но те. Происходит это прежде всего потому, что в нашем обществе информация поставля ется теми, кто получает от нее выгоду, а именно, корпорациями и их протеже в прави тельственных и научных кругах. Никто из них не заинтересован в анализе негативных сторон новых технологий.

Благодаря широкой рекламе технических средств на всемирных выставках, тру дам футуристов, многомиллиардным кампаниям фирм производителей создается кар тина технологического рая, как здесь на Земле, так и в космических "городах будуще го". Технологическая эволюция приравнивается вообще к эволюции, как будто это од но и то же. Мы привыкли повторять как заклятие: "Прогресс — это хорошо", "Назад до роги нет", "Технология освободит нас от болезней" и т.д. и т.п.

Дебаты по этим вопросам практически невозможны в нашем обществе, посколь ку во всех сферах политической и социальной жизни о них существует вполне опре деленное мнение. "Левые" относятся к технике так же, как корпорации, футуристы и "правые". Все уверены, что техника нейтральна. В ней нет политики, она не влечет за собой изначально никаких неизбежных социальных или экологических следствий.

По их мнению, важнее то, кто контролирует технику.

За последние десять лет я участвовал в десятке конференций, посвященных буду щему технологий. На каждой их них, вне зависимости от того, кто выступал спонсором — правительство, промышленность или экологи — говорилось следующее: "Есть много проблем с техникой, и мы ими займемся, но проблемы коренятся не в технике. Все за висит от того, как ее использовать. Мы можем и должны использовать ее лучше. Про блемы создают не машины, а люди". Это идея подавалась как самая оригинальная и глу бокая, и ее высказывал буквально каждый.

Как мы увидим, идея, согласно которой техника нейтральна, сама по себе не ней тральна, и напрямую служит интересам людей, которые пользуются нашей близору костью.

Впервые эту проблему я начал ощущать в 1960 х, когда увидел, какой ажиотаж воз ник в обществе с появлением телевидения. Активисты стали пытаться использовать эту технологию в своих целях, борясь за свои двадцать секунд в передаче новостей. Нача лась своего рода война за доступ к новой мощной технологии, которая впечатывала кар тинки в умы всего населения с вполне предсказуемым результатом. Нам следовало бы знать с самого начала, что телевидение неизбежно будет контролироваться корпораци ями, правительством или военными. Благодаря большому охвату, невероятной силе внушения и способности осреднять мысли, телевидение в особенности эффективно прививает образ жизни, служащий интересам крупных корпораций. Правительство и военные также быстро сообразили, что во времена политических кризисов телевидение — самый совершенный инструмент для контроля за информацией и сознанием граж дан. Тем временем общественность, претендующая на контроль за средствами массовой информации, осталась позади.

В настоящее время ажиотаж возник в отношении компьютеров, якобы освобожда ющих и приводящих к новой информационной демократии. На самом деле, как мы увидим в главе 4, вопрос, кто получает больше всего преимуществ от компьютеров был предрешен с момента их изобретения. Компьютеры, как и телевидение, имеют гораздо большую привлекательность для военных ведомств, транснациональных корпораций, международных банков, правительств и институтов слежки, чем для нас с вами. (По крайней мере, они используются там гораздо эффективнее и с большим размахом).

Компьютеры позволили мгновенно переводить огромное количество капитала и информации по всему миру. Это дало возможность невероятно укрепить крупнейшие институты мира. Фактически компьютеры сделали возможным существование таких институтов. Тем временем, мы сами, используя персональные компьютеры для редак тирования текстов, попали в информационные сети и поверили в то, что компьютеры делают нас сильнее.

Даже защитники окружающей среды усугубили проблему, отказавшись от крити ки технического развития, несмотря на совершенно очевидный его перекос и враж дебный по отношению к природе характер. Я боюсь, что главную суть технологии мы поймем только после того, как выскочим из "информационной эпохи" — имеющей сегодня ореол благотворительности — и поймем, что перед нами развернулась битва за два последние "неосвоенные пространства": космос и генетические структуры. От сюда прямая дорога к "постбиологической эпохе", нанотехнологиям, робототехнике и полному пренебрежению живой природой.

В первой задуманной мною книге я должен был поднять вопросы о том, достигло ли технологическое общество своих целей, а также проанализировать будущие направ ления его развития. До сих пор мы были бессильны перед лицом этой силы, частично из за того, что у нас совершенно не развита критика техники. В самом деле, мы не зна ем, как подойти к новым или существующим технологиям. Совершенно очевидно, что нам требуется новый, холистический язык; язык, который нечувствителен к окружаю щим нас рекламным призывам, научным прогнозам и глянцевому образу техники;

язык, который позволит взглянуть на технологию с разных сторон — социальной, по литической, экономической, духовной, экологической, биологической, военной и т.п.

Кто выиграет от внедрения той или иной технологии? Кто проиграет? Служат ли но вые технологии сохранению нашей планеты или разрушают ее? Как они действуют на здоровье? Каковы психологические эффекты? Как они влияют на наше взаимодейст вие с природой, ее понимание? Как сочетаются с уже существующими технологиями?

Что нового они с собой несут? Что при этом теряется? Куда они могут нас завести? Хо тим ли мы этого или нет? И так далее.

Сегодня мы видим, что технологическая эволюция ведет нас к чему то ужасному:

всемирной, монолитной технико политической паутине с непредсказуемыми нега тивными последствиями.

Когда не остается ничего святого Вторая книга должна была быть своего рода продолжением и обновлением книги Ди Браун Bury My Heart at Wounded Knee. В свое время эта книга произвела на меня огром ное впечатление. С одной стороны, в ней мастерски разбирается американская поли тика двойных стандартов и жестокости по отношению к индейцам. С другой стороны, Браун сослужила индейцам плохую службу, представив дело так, будто их больше не осталось и ничего сделать уже нельзя. Книга вызвала у читателя эмоциональный ка тарсис и поставила крест на судьбе индейцев. Вместе с популярными фильмами и те левидением она способствовала тому, что индейцы стали рассматриваться как атрибут истории.

Даже озабоченные проблемой равенства либералы, признающие, что на этой зем ле совершались жестокости, чаще всего говорят об индейцах как о далеком прошлом.

Такое отношение к индейцам настолько укоренилось, что редкие выступления в их за щиту — Марлона Брандо, Уильяма Кюнстлера, Роберта Редфорда, Кевина Костнера, Джейн Фонда — воспринимались с некоторым смущением, как будто они выходили за рамки допустимого романтического образа. Когда экологи, как, например, Дэвид Брауэр, выступали с предложением всерьез прислушаться к философам инуитам (эс кимосам), их сразу же относили к разряду чудаков, мыслящих непрактически, непо пулярно, неполитически и в отрыве от модных течений. (В случае же, если традиции аборигенных народов противоречат существующим экологическим взглядам — на пример, добывание меха, ловля тюленей или китов — взглядам индейцев вообще не дают хода). Не жалуют и литературных знаменитостей, таких как Питер Маттиенсен, за книги о современных проблемах индейцев (In the Spirit of Crazy Horse и Indian Country); при этом публика считает, что популярные авторы должны возвратиться к написанию романов или заняться изысками в области дзэн.

Я специально изучал этот вопрос. В книге Четыре аргумента описаны мои встре чи с индейцами, позволившие раскрыть отношение к ним масс медии. Я был весьма удивлен, когда критики назвали мои репортажи "наивными". Джин Янгблад, напри мер, уважаемый радикальный писатель, занимающийся проблемами масс медиа, пи сал: "Мандер такой наивный… Боже мой, эта старая песня шестидесятых — индейцы!" Снисходительно отнеслись и к Нельсону Манделе, когда в 1990 году он выступил на митинге в Окленде в поддержку индейцев. Пресса тогда писала, что он не совсем понимает, кто такие "наши индейцы".

Проблема индейцев — это не проблема далекого прошлого. Многие из самых отвратительных кампаний против индейцев предпринимались всего 80 — 100 лет на зад. Ваши дедушки, наверное, были живы в то время. Во дворах уже стояли форды модели Т.

Покушения на образ жизни индейцев продолжаются и по сей день, хотя, конеч но, прямые военные действия в духе Кустера4 давно в прошлом. Существуют более тонкие "легальные" (но не менее разрушительные) методы с целью отлучить их от зем ли, лишить суверенитета, переселить в другую местность, как это видно на примере Аляски (см. главу 16).

Джордж Армстронг Кустер (Custer) (1839 —1876) — командир кавалерийской бригады "Волки", участвовавшей в сражениях против индейцев. Отличался особой жестокостью. — Прим. перев.

Сегодня в Америке насчитывается более полутора миллионов индейцев. Значи тельная их часть продолжает жить в условиях дикой природы, в пустынях и на край нем севере Аляски, занимаясь традиционной охотой на землях своих предков. В про тивовес расхожим мнениям, большинство индейцев не хочет становиться американ цами, несмотря на оказываемое на них экономическое, культурное и законодательное давление.

По всему миру аборигенные народы продолжают вести традиционный образ жиз ни, подвергаясь давлению со стороны западного технологического общества. В Индо незии, Борнео, Новой Гвинее, лесах Амазонки, Боливии, Перу, Эквадоре, Гватемале, частях центральной Африки, на севере Канады, а также в Скандинавии, Советском Со юзе, Китае и Тибете, племена аборигенных народов борются за землю своих предков. В других местах, таких как Индия, Ирак, Турция, Мексика, Чили, острова Тихого океана, Новая Зеландия и Австралия, миллионы коренных жителей с трудом выдерживают культурное, экономическое и военное давление.

Согласно бостонской организации по защите прав человека Cultural Survival, в настоящее время насчитывается по крайней мере 3000 аборигенных народов в мире, живущих на территории 200 стран и испытывающих ущемление своих прав со сторо ны других слоев населения. Многие войны, характеризуемые масс медиа как "граж данские" или "партизанские", на самом деле представляют собой попытки коренных наций освободиться от доминирования более крупных наций государств. В Гватема ле — это майя. В Бирме — карены. В Амазонии — яномамо и ксингу. В Микронезии — белауаны. В Индонезии — народы ириан джайа.

Наверное, самое неприятное для американцев обстоятельство заключается в том, что во многих местах — в Южной Америке, на островах Тихого океана, Индонезии и Филиппинах — борьба коренных народов за свою землю и независимость часто на правлена против корпораций Соединенных Штатов, или техники, или военных. Более того, она направлена против ментальности Соединенных Штатов. На протяжении сто летий индейцы находились рядом с нами и не переставали говорить, что в нашем ми ровоззрении чего то не хватает. Но мы их игнорировали. Иначе могли возникнуть не приятные вопросы в отношении нашего образа жизни. Именно различие мировоззре ний вынуждало нас притеснять индейские племена.

Раздумывая над обеими темами, я, в конце концов, пришел к мысли об их нераздель ности и о том, что они должны составлять одну книгу. Нельзя понять ситуацию индей цев, эскимосов, аборигенных народов, островитян без осознания давления, которое на них оказывает наш социум. Точно также нельзя понять проблемы социума, не по нимая его отношение к коренным народам и к самой природе.

Таким образом, можно заключить, что главная характеристика технологического общества — это доминирование над природой и коренными народами. Проблемы ин дейцев сегодня, как и в прошлом, напрямую связаны с потребностями технологического общества в ресурсах. Они необходимы для поддержания экономического роста и про Когда не остается ничего святого гресса. И этот процесс начался сотни лет назад, когда мы пожелали земли и золота. Се годня мы продолжаем желать угля, нефти, урана, рыбы и земли. И мы будем обследовать оставшиеся территории — будь то канадские арктические земли, джунгли Борнео или тропические леса Бразилии — в поисках вожделенных ресурсов, Все эти действия являются следствием одного фундаментального заблуждения, а именно, уверенности в том, что наше общество представляет собой конечную стадию эволюции, ее, так сказать, последнее цветение, в то время, как коренные народы пред ставляют собой низшую, ступень эволюции. Эту положение разделяют все современ ные политические системы, как правые, так и левые, как капиталисты, так и маркси сты.

За исключением биорегионалистов5 и "зеленых", которые, по крайней мере, ста вят под вопрос данное положение, большинство людей в западном обществе уверены в превосходстве над коренными народами. Поэтому стало вполне привычным делом подвергать унижению любое проявление жизни или мысли, стоящих на пути "про гресса". Поступать таким образом становится желательным, неизбежным и, возможно даже, "богоугодным" делом.

Однако уверенность в том, что технологическое общество выше всех остальных и что оно должно привести нас к лучшему миру, в последнее время все чаще подверга ется сомнению. Промышленная революция продолжается вот уже сто лет, и у нас бы ло достаточно времени, чтобы осмыслить ситуацию в отношении человека, его само реализации и здоровья. Мы видим, что на самом деле технология создает апокалипти ческие условия существования на Земле. Техноутопия уже, кажется, провалилась, но временами опять вырывается вперед, расширяется, становясь при этом все более без жалостной и опасной.

Возникает вопрос: улучшится или ухудшится ситуация в будущем? Прислушимся ли мы к тем, кто всегда утверждал и продолжают утверждать, что цивилизация нахо дится на ложном пути? Наконец, какая из двух точек зрения более "романтическая":

та, согласно которой технология "починит" себя и приведет нас в технологический рай, или та, которая настаивает на более простом и проверенном веками решении?

Биорегионализм — движение, направленное на решение политических, культурных и экологических проблем за счет организации или восстановления мест проживания, с характерными природными и местными условиями (биорегионы). Как правило, они имеют природные водные границы. Упор де лается на местные культурные традиции и "святость места". — Прим. перев.

ВОПРОСЫ, КОТОРЫЕ

СЛЕДОВАЛО БЫ АДРЕСОВАТЬ

ТЕХНИКЕ

С овременная технология продвигалась столь мелкими шажками, на протяжении столь длительного времени, что мы не заметили, как сильно она изменила мир. Сего дня темпы перемен невероятно выросли. Ясно, что необходимы критерии, позволяющие оценивать наносимый техникой ущерб и ограничивать ее там, где это необходимо. Это критически важно для выживания.

Я РОС ВМЕСТЕ С ТЕХНИКОЙ

В 1936 году (когда я родился) не было ни реактивных самолетов, ни компьютеров, ни спутников, ни ксероксов, ни магнитофонов. Не было стереосистем и компакт дисков. Не было телевидения. Не пришло время для космических полетов; не было ни атомной, ни водородной бомб, ни ракет с самонаведением, ни "умных" бомб. Не бы ло флуоресцентных ламп, стиральных машин и кондиционеров. Не было шоппинг центров и супермаркетов. Не было пригородов. Не было скоростной почты, факсов, кнопочных телефонов, противозачаточных таблеток. Не было кредитных карточек, синтетических ниток. Не было антибиотиков, искусственных органов, пестицидов и гербицидов. Затем в один прекрасный момент все это появилось.

ГОРОД, ЛЕС, ПРИГОРОД

В 1940 году наша семья переехала из Бронкса в Йонкерс — маленький городок, распо ложенный в трех милях от городской черты Нью Йорка. Для меня это было равноцен но переезду в места, куда не ступала нога человека. Помню, как выглядел наш дом.

Маленький аккуратный кирпичный домик с белыми деревянными ставнями, в самом конце проселочной дороги, за которой начинался лес. В лесу водились косули, фаза ны, лисицы, еноты и совы.

В школу я пошел в пять лет, причем добирался до нее, идя по тропинке через лес.

До сих пор помню все детали этой тропинки: корни деревьев, через которые надо бы ло перелазить; старый клен, которого я полюбил как человека. Каждый день я отме чал малейшие перемены на своем пути; помню, например, как заметил углубляющи еся потоки ручьев после дождя. Мать говорила: "Так начинался Большой Каньон", и эта мысль меня поражала.

Через два года грунтовую дорогу перед домом покрыли гравием, а рядом постро или четыре дома, на близком расстоянии один от другого. Я видел, как рубили дере вья, чтобы очистить место под строительство. В нашем доме шел ожесточенный спор:

надо ли покупать землю перед домом для того, чтобы на ней ничего не строили? В конце концов, мы отказались от покупки. Родители не могли поверить, что на бли Вопросы, которые следовало бы адресовать технике жайшем холме начнется большое строительство. Через несколько лет в Йонкерсе ста ли возводить большие дома. Раньше мы планировали посадить сосны, чтобы отгоро диться от соседей. Но теперь почувствовали себя обложенными со всех сторон. Вско ре мы столкнулись с проблемой автостоянки.

Гравий постепенно заменили на асфальт, а посреди дороги нарисовали раздели тельную полосу. Хлынул бесконечный поток машин и грузовиков, заглушивший зву ки ветра и птиц. К 1955 году лес и его обитатели исчезли, а на их месте появились сот ни маленьких кирпичных домов с лужайками. Наш городок превратился в пригород для среднего класса.

Надо сказать, что мои родители хорошо отнеслись к переменам. Хотя лес был практически уничтожен, они утешали себя мыслью об экономическом прогрессе и о том, что кто то на этом зарабатывает деньги. Большинство наших соседей были по томками еврейских и итальянских иммигрантов, и прогресс для них означал величие Америки.

МАГАЗИНЫ

Любимым занятием моей мамы было хождение по магазинам, а я любил ходить вмес те с ней. Мама подходила к этой задаче с позиций восточно европейцев. Она родилась в румынском городке, где центральная площадь представляла собой рынок — он же выполнял роль общественного центра.

Ее любимым местом была Джером авеню в Бронксе, в квартале от нас. Такую же улицу, наверное, можно было увидеть и в Восточной Европе. Продавцы выставляли свой товар прямо на тротуаре: поношенная одежда, вязаные вещи, кожаные изделия, мясо, овощи, консервы и рыба. На улице много деликатесных магазинов и маленьких мастерских.

Продуктовые магазины были бесподобны. Бочонки с соленьями, гроздья салями, опилки на полу. При покупке принято было громко кричать и торговаться, зачастую на идише. Люди собирались вокруг рыбной горки и долго спорили по поводу качества то вара, поднимали рыбу и рассматривали ее со всех сторон. На улице всегда толпился люд, и казалось, что все друг друга знают.

К тому времени, когда мне исполнилось десять, мы перестали ходить на Джером авеню. В Йонкерсе закончили строительство торгового центра Кросс кантри. Распо ложенный в нескольких милях от нашего дома, Кросс кантри считался самым круп ным торговым центром в Нью Йорке; некоторые считали его даже самым крупным в мире. Вскоре он стал прототипом "моллинга", длинного ряда из магазинов. Но в сере дине сороковых такой тип магазина был в новинку. Сооружались огромные универма ги, окруженные со всех сторон мелкими ларьками (еще одно изобретение сороковых).

Никаких семейных магазинов. Никаких опилок. Вскоре пропали и маленькие продук товые магазины, которых вытеснили супермаркеты A&P. Никто уже не обсуждал с владельцами магазинов преимущества или недостатки трески. Более того, никаких владельцев, поскольку магазины теперь принадлежали конгломерату безличных соб ственников, а не конкретным людям. Хождение за покупками перестало быть инте ресным занятием. Пропал социальный элемент торговли, люди больше не общались друг с другом, а сама торговля превратилась в бизнес трансакцию. Миниатюрная и частная торговля изменилась вместе с физической средой: она исчезла как пригород ный лес или городской рынок.

СЕМЕЙНЫЙ ДОКТОР

Самой выдающейся личностью в Йонкерсе был доктор Моррис Вудро. Жившие в на шей округе иммигранты были поражены тем, что иммигрант сумел пробиться в док тора. Но Вудро был больше, чем доктор. Жил он в большом доме с колоннами, напо минавшем георгианский дворец. Его два черных кадиллака всегда аккуратно припар ковывал перед домом его личный шофер — факт, совершенно исключительный для района Линольн парка (в котором большинство изо всех сил старалось выбиться в средний класс). Если у вас были лишние деньги, вы не красовались перед всеми. Вуд ро красовался.

Он также интересовался музыкой и искусством — еще одно невероятное занятие в Линкольн парке. Каждое воскресное утро он облачался в смокинг и медленно фла нировал по Нилэнд авеню, держа за поводок двух афганских гончих и распевая при этом итальянские арии. Жители городка считали его большим оригиналом, но он им нравился.

Несмотря на свои чудачества, Вудро мог придти в дом к больному в любое время, даже посередине ночи, неизменно в шелковом халате с черным саквояжем и напома женными усами. Войдя в дом, он сразу же принимался петь. Если это был ребенок, он выделывал ряд смешных трюков. Собственно, Вудро не осматривал подолгу пациен тов. Некоторое время он смотрел на вас, затем просил высунуть язык, Иногда кричал, чтобы вы забыли о том, что больны. Затем приглашал в больницу тех, кто хотел посмо треть на действительно больных.

Если вы продолжали настаивать на том, что больны, он мог постучать по вашим коленям или дать микстуру собственного приготовления. В редких случаях он давал сульфамидные препараты, в самых исключительных — пенициллин. Он с похвалой отзывался о новых лекарствах, но не соглашался с теми докторами, кто приписывал их от простуды.

Вудро жил в переходный период между старой и новой медициной. Современные методы лечения он использовал только в экстренных случаях. Это относилось даже к ношению очков. В детстве у меня часто появлялся "ячмень" на веках. Офтальмолог от нес это за счет зрительного перенапряжения и выписал очки. Увидев меня однажды на улице в очках, Вудро сразу же снял их с меня и сказал, что они мне не нужны. Потом позвонил и отругал офтальмолога. Вудро объяснил просто: "ячмень" появляется от грязи. В любом случае, всё должно пройти с возрастом. Так и случилось. Я надел очки только в тридцать пять лет.

Вопросы, которые следовало бы адресовать технике Особые отношении у Вудро были с моим отцом, который был ипохондриком.

Отец внимательно наблюдал за сокращениями каждого своего мускула, и сразу же предполагал наихудшее. Это отражалось на всех нас, в особенности на мне. Но когда Вудро принимался лечить отца, все становилось на свои места. Замечая у отца груст ное настроение, он принимался рассказывать неприличные анекдоты. Отец смущал ся, но вынужден был смеяться, чтобы не ударить лицом в грязь. Затем Вудро начинал сеанс внушения: "Гарри, перестань расстраиваться, черт возьми, ведь ты такой здоро вый, что тебя не собьют десяток лошадей". Время от времени он давал отцу аспирин, который считался лекарством от всех болезней.

Много лет спустя, выйдя на пенсию и переехав во Флориду, мои родители поте ряли контакт с Моррисом Вудро. Отец попал в руки кровожадных докторов, которые, казалось, выбирают места скопления стариков. Один из докторов определил у отца высокое кровяное давление. Выписанные таблетки нарушили пульс. Другой доктор обнаружил у отца экстрасистолы, и выписал другие таблетки, вызвавшие задержку жидкости в организме. Это повлекло за собой необходимость в третьих таблетках и т.д.

Моррис Вудро каким то образом узнал о состоянии отца. Он позвонил из Йон керса и закричал: "Гапрри, ради бога, прекрати принимать эти таблетки, у тебя всегда был неровный пульс, это семейное". Вудро признался нам, что никогда не говорил от цу о состоянии его сердца, поскольку это только усилило бы его ипохондрию и дейст вительно привело бы к повышению давления. Он оставался нашим семейным докто ром, и поэтому считал, что должен немедленно вмешиваться в возникающие пробле мы.

Тем временем, мои родители уже согласились на современные препараты. При нятие таблеток продолжилось: таблетки вызывали у отца головокружение, тревожное состояние, задержку мочи или ее чрезмерное выделение, повышение и понижение кровяного давления. Отец так и не смог отказаться от приема таблеток. Через два года после звонка Вудро он скончался.

МИЛЬТОН БЕРЛЬ

В 1949 году, когда мне исполнилось тринадцать, на Нилэнд авеню появился первый телевизор. Через год телевизор появился у моих родителей.

В детстве я представлял, что внутри радиоприемника живут маленькие человечки и ведут передачи для меня одного. Любое другое объяснение с использованием техни ческих терминов было выше моего понимания. Но к шестнадцати я уже принял тот факт, что голоса каким то образом передаются по проводам (хотя это и оставалось для меня загадкой).

Телевидение было не менее таинственным, чем радио или телефон. Идея о том, что картинки могут передаваться по воздуху и по проводам, совершенно не укладыва лась в мою голову, да и сегодня, надо признаться, это поражает меня, хотя я научился принимать современную чудо технику.

Однажды мои родители пришли домой возбужденные и рассказали о том, что со седи Эдельсоны купили телевизор — "Теперь у них кино дома!". И мы пошли к ним в гости. Телевизор представлял собой одну из первых систем Philco. Катодная трубка располагалась ниже линии зрения и проецировала изображение на посеребренный экран. Для того чтобы что нибудь увидеть, надо было садиться перед самым экраном.

Если вы сидели сбоку, изображение было нечетким. А на экране был… Мильтон Берль!

Кроме него были Сид Сизер, Имоджин Кока, Мел Ален, Стив Ален, Эдвард Мерроу, Омнибус, Холмарк театр. Телевизионные программы в те дни были смешнее и проще:

простые комедии, спорт и прямые передачи из театра — все было спонтанным и захва тывающим.

Но, вероятно, самым лучшим качеством телевидения тех дней была его умерен ность. Программы обычно начинались около 4 часов дня и продолжались до 11 вече ра. И поскольку лишь немногие имели телевизоры, соседи собирались вместе, смот рели передачи и общались друг с другом. Миссис Эдельсон приглашала всех с нашей улицы смотреть телевизор, и еще угощала печеньем при этом. На передачи Мильтона Берля приходило до дюжины человек, все они жались друг к другу перед экраном и ве село кричали. В те дни просмотр телевидения был сродни хождению в кино: смотрели компанией, после чего обсуждали увиденное. Вскоре, впрочем, каждая семья приоб рела свой отдельный телевизор. Программы начали передавать круглосуточно. Кол лективный просмотр закончился: сначала передачи стали смотреть отдельные семьи;

затем каждый член семьи замкнулся в своей комнате, молчаливо наблюдая за проис ходящим на экране.

СЕМЕЙНЫЙ БЬЮИК

В Ликольн парке к машинам относились очень серьезно. Среди мужского населения всех возрастов постоянно велись споры в отношении дизайна машин, их возможнос тей и символического значения: это "классная" модель или нет? Мы играли в игру, за ключающуюся в том, кто первый отгадает модель, марку и год выпуска идущих по до роге машин. Хови Дугофф всегда выигрывал. Он никогда не ошибался, угадывая ма шину за два квартала.

В 50 х годах появилось понятие "запланированное старение". Реклама в тот пери од расхваливала все новое, и люди в Линкольн парке серьезно поверили в преимуще ства новизны. Полагалось менять машину чуть ли не через каждые два года. Это тре бование нарушали лишь мой дед и наш сосед Лу Озер. Семейству Озеров принадлежа ли две машины, одна из которых — "олдсмобиль" — обновлялась через каждые два го да. Но у Лу была и вторая машина, "ласаль", выпуска 1938 года. Он ежедневно совер шал на ней 10 мильную поездку из Йонкерса до северного конца нью йоркской под земки, которая подвозила его затем до офиса в нижнем Манхэттене. Его привержен ность к "ласаль" была удивительна, поскольку в других отношениях Лу был совершен ный конформист. Он не видел никакой необходимости продавать "ласаль", которая прекрасно ездила. Это сильно расстраивало его жену, детей и соседей. Проживавшие Вопросы, которые следовало бы адресовать технике на Нилэнд авеню стеснялись его "старой" машины, и рассматривали приверженность Лу старине как вызов общественному мнению, которое в то время уже формировалось вокруг потребительства.

В нашей семье был бьюик, который мы меняли каждые три года. Отец в особен ности любил большие машины. По его мнению, они были не только престижнее, но и в случае столкновения лучше защищали, чем европейские малолитражки, которых все критиковали.

Помню шерстяные сидения, на которых любил спать во время длительных поез док из Бруклина, где жили дедушка и бабушка. Проснувшись, я смотрел на спидометр и замечал на нем цифру 120 миль/час. Мне в голову приходила мысль: "Зачем строить такие быстрые машины, если предел скорости на дорогах 60 миль/час? Этот вопрос, полагаю, уже тогда свидетельствовал о моем смутном интересе к технике.

В Йонкерсе машины использовали по каждому поводу. Даже если надо было до браться в магазин через три квартала. Машинами не пользовались только во время больших еврейских праздников Рош Ха шана и Йом Кипур. В эти дни в синагогу все ходили пешком. Это надо было видеть! Обычно пустые тротуары заполнялись чинно идущими под руку парами, словно это была воскресная прогулка в Вене. На машинах ездили только итальянцы. Но ездили они медленно, видимо, отдавая дань празднику.

Помню случай, когда прекратилось всякое движение на дорогах. Мне было тогда лет одиннадцать. Снег засыпал Нью Йорк высотой несколько футов. Газеты писали, что город парализован, люди в панике, машины застряли в пробках. На следующее утро от цу обязательно надо было добраться до офиса в нижнем Манхэттене. Я пошел с ним.

Мы пробирались по глубокому снегу до шоссе, которое все же работало, доехали до под земки, которая также работала. Когда вышли на углу 18 й улицы и 6 й авеню, перед на ми открылась удивительная картина. На улицах стояла тишина, кругом белым бело от снега. Вместо того чтобы "паниковать", люди весело играли в снежки и катались на сан ках. Пресса полностью исказила то веселое настроение, которое охватило многих. Все дело в том, что паника лучше подходит для новостей, чем мирная игра в снежки.

ФЛОРИДА

По крайней мере раз в год мои родители выезжали во Флориду — их самое любимое на земле место. Они всегда мечтали в один прекрасный день уйти на пенсию и посе литься в этом тропическом раю, среди пальм, пустынных пляжей, стай цапель и пели канов. Но к тому времени, когда родители смогли туда вырваться, рай был уже заас фальтирован и затерялся среди высотных строений. Позже, когда я поинтересовался, не жалеют ли они о том, что произошло с Флоридой, они сказали, что жалеют, однако это был прогресс, а прогресс — это хорошо.

Чтобы добраться до Флориды мы садились на поезд. Поездка занимала два дня и еще ночь. Для меня это было ужасно долго, но я любил спать в купе и смотреть в окошко. Покрытые сажей города Северо востока постепенно уступали место дрему чим лесам; ландшафт становился все более зеленым, а погода теплее. В Южной Каро лине и Джорджии поезд проходил буквально в метрах от сельских лачуг. Сидевшие во дворе или на крыльце негры махали нам, когда поезд проносился мимо. Я старался представить себе, как живут люди в этих, домишках. На остановках мы выходили на платформу и пили из фонтанчиков, на которых было написано "Только для белых".

Иногда добирались на юг на машине. Для этого требовалось больше времени, и ехать было менее удобно, чем на поезде. Но это давало возможность останавливаться в различных загадочных местах и посещать дома с привидениями, видеть останки ди нозавров, логова змей, окаменевшие деревья. В восточной части парка Эверглэйдс во Флориде находилась "настоящая деревня индейцев семинолов". Там я впервые увидел индейцев. Хотя об индейцах я читал в школе — во что они одевались, чем питались и как они все вымерли — я был очень удивлен, увидев, что они еще живы. Мне сказали, чтобы я к ним не подходил и не трогал. Старики индейцы продавали мокасины, бусы и шапки, на которых было написано "Семинол". Один индеец силач боролся с алли гатором, ловко открывая его пасть и вставляя в него палку. Наконец мы очутились на краю кипарисового болота. На воде — индейские каноэ. В кипарисовом лесу я заме тил дома, встроенные прямо в деревья. Я не мог представать, что в этих местах можно жить. Болото казалось мне опасным. Когда мы покинули эти места, я почувствовал некоторое облегчение.

ЛЕТНИЙ ЛАГЕРЬ

Лето я проводил в лагере, в Массачусетсе. Это был спортивный лагерь: баскетбол, бейс бол, плаванье и волейбол. Командные соревнования. Целью соревнований была побе да. Пару раз в неделю, однако, у нас был предмет, который назывался "природа". Инст руктор "по природе" казался нам странным, потому что никогда не занимался спортом.

Он постоянно собирал экспонаты растений и работал в своей "природной лаборато рии". Он брал нас на прогулки, указывал на цветы, называл их латинские имена, за ставлял делать записи. Мы ненавидели эти походы. Они всегда выпадали на самые жаркие дни; нас кусали жуки, а мы хотели играть в бейсбол. Иногда инструктор прово дил с нами занятия в комнате, где мы с каким то странным наслаждением препариро вали лягушек и змей. Там я узнал, что у животных такие же органы, как и у людей.

Летним днем 1945 года мы проснулись после обязательного дневного сна и уви дели, как инструкторы сгрудились вокруг радиоприемника. Кто то прибежал с газе той, в которой был заголовок: США бросают атомную бомбу на Японию. Началось оживленное обсуждение того, как одна бомба может уничтожить целый город. Я не мог вообразить ничего подобного, и на меня это произвело впечатление. Все говори ли, что после этого война — все войны — станут невозможными. Сутками я пытался понять, что представляет собой атомная бомба, но никто не мог мне этого объяснить.

Президент Трумэн выступил по радио и сказал, что на нас, как изобретателей бомбы, лежит большая ответственность, но Богу было угодно, чтобы мы ее изобрели. В ре зультате это помогло нам спасти тысячи жизней американцев. В будущем, обещал Трумэн, атомная энергия будет использоваться только в мирных, гуманных целях.

Вопросы, которые следовало бы адресовать технике Через несколько лет русские, без помощи Бога, также произвели атомную бомбу, и началась гонка вооружений.

Для меня лично факт ядерных вооружений означал, что, будучи подростком, я постоянно испытывал страх. Я понимал, что моя жизнь может в одно мгновение обо рваться. В школе начались регулярные занятия по противовоздушной обороне. Мы заучивали правила, что надо делать, если бомба упадет поблизости: не смотреть на вспышку, прятаться под парту, не пить воды, слушать внимательно распоряжения гражданской обороны.

Из всех технологических новшеств атомное оружие сильней всего подействовало на мое детство. У меня впервые возникли сомнения по поводу будущего. Я почувство вал, что сила техники настолько велика и непостижима, что может в любой момент опустить свой железный кулак и разрушить мою жизнь. Я более не был в состоянии контролировать свое существование.

К тому времени, как мне исполнилось тринадцать или четырнадцать, я был уже сильно озабочен возможностью возникновения ядерной войны. Я представлял себе ядерные взрывы и разорванную в клочья семью. "Как глупо,— думал я, — я только на чинаю жить, а в голове засели мысли о всеобщем уничтожении". Много переживаний было по поводу того, как следует жить перед лицом такой угрожающей техники. Хуже всего, что никто не хотел говорить со мной об этих вещах — ни в школе, ни в семье, ни в прессе. Атомная бомба знаменовала собой самое серьезное техническое достиже ние, о чем в Соединенных Штатах — да и во всем мире — знал каждый, но переживал отдельно, внутри себя.

Ядерная технология нарисовала ужасную картину того, во что может превратиться мир. С другой стороны, это была единственная технология, заставившая задуматься о подобных вещах. Для 40 х и 50 х характерно всеобщее увлечение техникой, тогда строились романтические картины будущего — фантазии, которые я мог бы сегодня определить как "техноутопия".

Больше всего способствовала такому восприятию будущего всемирная выставка в Нью Йорке 1939—40 годов. Она внушила людям новые представления о технике, ко торая скоро должна придти в каждый дом. Мои родители взяли меня, четырехлетнего, на выставку. Я ходил и смотрел на всё, раскрыв рот от удивления.

Самые впечатляющие картины были в павильонах разных компаний: диорамы, показывающие сверкающие белизной многоярусные техногорода. Монорельсовые дороги, перевозящие людей со скоростью 200 миль в час, блестящие, обтекаемые ма шины, несущиеся с невероятной скоростью по надземным шоссе. Личные самолеты и вертолеты, снующие между высотными зданиями в 500 этажей. Люди, летающие с небольшими ракетными моторчиками за спиной, роботы на улицах, выгуливающие собак.

В павильоне компании Дюпон выставлялся "типичный дом будущего", целиком из синтетических материалов. Группа роботов вызывается нажатием кнопки. Еще од на кнопка погружала в "природную среду" по вашему выбору: горы, луга, океаны. С помощью компьютера телевизора можно было заказывать продукты, получать газету или беседовать с друзьями (появляющимися на экране) в любой точке земли.

Диорама под названием "Демократия" представляла будущий образ жизни тех, кто живет в пригороде или сельской местности. Через двадцать лет (т.е. к 1960 г.) горо да должны были избавиться от трущоб и болезней. Они утопали в парках. К тому вре мени энергетические источники становились неиссякаемыми, а климат контролиро вался по воле людей.

В космическом павильоне улыбающиеся белые американцы счастливо жили в искусственных городах на других планетах. В другом павильоне показывалось, как с помощью современного кондиционирования воздуха мы будем скоро жить под зем лей. На выставке "Горизонты медицины и науки" предсказывалась победа над болез нями и продление жизни до нескольких сотен лет, или вообще обеспечивалось бес смертие; насекомые уничтожались с помощью пестицидов, а с бедностью было по кончено.

За два года более 45 миллионов человек посетили нью йоркскую Всемирную вы ставку. Все с воодушевлением восприняли разрекламированный будущий образ жиз ни. После десятилетия депрессии перспектива технорая казалась фантастически при влекательной. Мечта Дюпона стала мечтой многих. Ну кто не захочет иметь автомати зированный дом со своей природной средой, покупками при одном только нажатии кнопок? Кто не любит маленьких роботов? Кто не захочет жить вечно? Об этом стои ло задуматься.

Будучи ребенком, я, конечно, находился под впечатлением от увиденного и услы шанного. Образы будущего прочно вошли в мое сознание, как и в сознание моих свер стников. Эти образы наложили отпечаток на всю последующую жизнь. Мысль о том, что эти образы были всего лишь выдумкой корпораций, не приходила в голову. О про блемах, связанных с этими образами, или об альтернативе, никто не говорил.

АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА

На протяжении двадцати лет после Всемирной выставки подобные образы занимали главное место в средствах массовой информации, особенно, в рекламе. В рекламе Б.Ф. Гудрича 1942 года, например, говорится: "После нашей победы в войне мы полу чим новую Америку. Америку, которая удивит мир своими достижениями… Люди и ма шины уже начали работу по обновлению страны. Мы уверены в победе. Но сегодня все усилия должны быть направлены на победу в войне. Завтра, мы создадим новую Амери ку". Задачей рекламы было способствовать скорейшему приходу этой новой Америки.

К окончанию Второй мировой войны реклама начала превозносить достоинства различных приборов ("обед без хлопот"), замороженных продуктов и синтетической одежды ("синтетика всегда выглядит как новая, она модная и не рвется"). Американская Вопросы, которые следовало бы адресовать технике компания Cyanamid обещала свернуть горы, построить " шоссе …настоящий триумф в инженерном деле и транспорте, обеспечивающий безопасное скоростное движение без остановок, переходов, резких поворотов или снижения скорости". В рекламе также пре возносился расточительный образ жизни, освобождение дома от старых вещей, научные способы производства пищи, включающие добавление антибиотиков в корм скоту и пе стициды. Дюпон обещал сделать жизнь лучше с помощью химии, Вестингауз — "под нять на электронную высоту".

За эти десятилетия создавалась Американская Мечта. Для техники не должно бы ло быть никаких препятствий. После войны даже небо не было пределом. Сомнения не допускались. В отчете 1949 года, подготовленном президентом Брукингского ин ститута Г. Дж. Мултоном, заявлялось, что производственные мощности США таковы, что могут в восемь раз поднять уровень жизни 300 миллионов американцев. В отчете предсказывалось будущее изобилие за счет производительной работы фабрик и шахт, дающих в пять десять раз больше продукции, ферм, снимающих в три раза больший урожай, широкого освоения океана, осушения болот и превращения пустынь в цвету щие сады. "Нет пределов для повышения благосостояния мира", — заявил Мултон.

Компания Дженерал электрик передавала свои рекламные объявления по радио голосом Рональда Рейгана. Впоследствии, когда Рейган стал президентом, он сохра нил эту оптимистическую риторику. Слушая, как он расхваливал замечательную идею Звездных Войн, я узнал его старую манеру вещания и услышал те же словечки, заим ствованные из коммерческого лексикона послевоенного периода. Успех политичес кой карьеры Рейгана можно объяснить его связью с тем оптимистическим временем;

всем, кому сегодня за тридцать, еще помнят звон его речей. Это было время всеобще го подъема, когда многое казалось действительно возможным.

Новая система ценностей, сформированная в 40 х и 50 х, направлялась на то, чтобы предельно расширить американский промышленный и коммерческий секторы.

"Американский образ жизни" стал торговой маркой; он поставил знак равенства меж ду "настоящим американцем" и потребителем. В годы правления Трумэна Эйзенхауэ ра американский идеал потребительства прямо противостоял российскому отказу от такового. В 50 х годах покупка стиральной машины рассматривалась как удар по ком мунизму.

Для данной системы ценностей технологические инновации — это всегда хоро шо. Они полезны для здоровья. Они сокращают затраты труда. Они приводят в дейст вие экономику, способствуют ее росту, что в свою очередь поднимает уровень жизни, а это идет на пользу всем людям. Технические инновации способствуют демократии, свободе и отдыху. Научно технический прогресс скоро распространится на весь мир и освободит людей от тяжелой ручной работы, которая их порабощала испокон веков.

Когда нибудь вся Земля будет выглядеть как Всемирная выставка. Прогресс неизбе жен. Стрелки часов нельзя повернуть вспять.

Для меня, подростка, моей семьи и соседей, да и всех американцев, такие на дежды были вполне в норме вещей. Поддавшись риторике и общему ажиотажу, мы как будто оказались в огромном театре. Мы сидели и смотрели, как перед нами раз ворачивались одна диорама за другой. Наш мир радикально изменялся, условия проживания и любимые места разрушались, лес уничтожался, открытые простран ства застраивались; загрязнение и смог становились в норме вещей, пригород стал походить больше на Нью Йорк (последний стал напоминать Metropolis Фрица Лан га); а мы всё смотрели на происходящее словно были в кино.

Сказать, что мы, граждане, не принимали никакого участия в этих переменах, бу дет неверно. Мы жили в этом мире и взаимодействовали с изменяющейся средой.

Молчаливо принимая перемены, мы тем самым давали свое согласие. Но никто и не спрашивал нас, хотим мы перемен или не хотим. И мы не задавали вопросов. Все по лагалось и так ясным. Перемены происходили с такой быстротой и напором, что труд но было сообразить, что происходит. Даже если и было время задуматься, не нашлось бы слов, чтобы выразить свои мысли. Отсутствовал язык, позволяющий оценивать технику. Нет, впрочем, его и сейчас. Параметры дискуссии, даже параметры мысли, заранее определялись корпоративными, правительственными или научными инсти тутами. Не было формальных способов, с помощью которых простые люди могли уча ствовать в дискуссиях или дебатах, услышать все "за" и "против" того, что происходит.

Не проводилось никаких общенациональных референдумов, информацию можно бы ло черпать только из газет. А пресса сообщала прежде всего прогнозы правительства или рекламодателей. Если присутствовал альтернативный взгляд, он не выходил за рамки интеллектуальных кругов и не был доступен среднему американцу.

При отсутствии альтернативных взглядов доминирующая парадигма в обществе заключалась в том, что технические инновации — это безусловно хорошо, т.к. пред ставляют собой главные способы разрешения проблем в обществе и приведут в итоге к лучшему миру.

Через пятьдесят лет после начала строительства технологического рая, мир, одна ко, находится в самом большом экологическом кризисе с момента появления челове ка; и этот кризис вызван ненасытной потребностью технологической мегамашины в природных ресурсах. На этом этапе истории самое время задать себе вопрос: а на пра вильном ли мы пути?

ФАНТАЗИЯ И РЕАЛЬНОСТЬ

П перечитывая многообещающие заявления в 40 х и 50 х годах о скором приходе техноутопии и вхождении нашего общества в новую технологическую эпоху, становится ясно, что нам необходимо выработать критерии, которые помогут срав нить прогнозы с реальностью. Даже если небольшой процент прогнозов окажется верным, можно сказать, что мы стоим на пути построения научно технического рая на Земле.

За последние пятьдесят лет разрекламирован целый ряд новых технологий, увели чивающих наше счастье, свободу, мощь, здоровье и физический комфорт, а заодно уменьшающих затраты ручного труда, создающих новые рабочие места, усиливающих демократию и делающих жизнь прекрасной и приятной. Со временем набор этих ут верждений стал аксиомой и дал волю нашим необузданным техноутопическим фанта зиям. Мы поверили в них в 40 х и 50 х, и до сих пор в них верим. Но сбылись ли наши надежды? И по каким критериям можно судить об успехе или провале нашего пути?

Я полагаю, что минимальный критерий успеха должен заключаться в том, уда лось ли обществу сохранить население здоровым, мирным и удовлетворенным жиз нью. Все члены общества должны иметь достаточно еды и места для проживания, а также возможность участвовать в общественной жизни. Каждый должен иметь доступ к коллективной мудрости и знаниям и рассчитывать на то, что жизнь для него и для будущих поколений будет духовно и эмоционально богатой. Это в свою очередь пред полагает сознательное отношение к жизни, заботу и уважение к системам жизнеобес печения Земли.

Очевидно, можно поспорить в отношении отдельных пунктов указанного списка параметров или добавить свои, но для меня они кажутся базисными. С тех пор как на чалась усиленная пропаганда технологического рая прошло уже достаточно времени (почти пятьдесят лет), поэтому сейчас самое время сравнить прогнозы с реальностью.

Люди, превозносящие технику, говорят, что она повысила наш уровень жизни;

при этом имеется ввиду скорость (люди могут передвигаться быстрее и получать боль ше товаров и информации), выбор (часто приравниваемый свободе выбора), свободное время (предполагается, что технология облегчает работу и сокращает рабочее время) и роскошь (больше потребительских товаров и материального комфорта). Ни один из этих параметров не говорит нам о человеческом счастье, безопасности или возможно сти поддержания жизни на Земле. Возможность быстрее добираться до того или ино го места может приносить удовольствие некоторым людям, но и в этом я не уверен. Я также не уверен, что больший выбор потребительских товаров на рынке может достав лять такую же радость как, скажем, любовь и дружба, или осмысленная, интересная работа. Я также не верю, что выбор равнозначен "свободе", если последнюю тракто вать как разумный контроль над собственным сознанием и опытом.

Что же касается досуга, то я считаю, что в нашем обществе досуг часто означает простое времяпровождение — просмотр телевизора или покупку вещей. Многие пы тались доказать, что в условиях автоматизации и роботизации свободное время мож но тратить на поиск более интересной работы. Но как отмечал Маршалл Салинс и другие (об этом рассказывается подробно в главе 14), люди каменного века имели в два раза больше свободного времени, чем мы сегодня; они использовали его для ду ховной практики, личных отношений и удовольствий. Наконец, такие авторы как Иван Иллич 6, указывали, что если учесть время, необходимое для зарабатывания де нег и починку всех дорогих "экономящих время" электронных устройств, то современ ная технология просто крадет его у нас.

Кроме повышения уровня жизни, выдвигается еще один аргумент в пользу техно логического пути — современная медицина. Бесспорно, современная медицина, хотя и не привела к бессмертию, как предсказывалось на Всемирной выставке 40 х (и пред сказывается теперь в 90 х), все же способствовала продлению жизни. С помощью ан тибиотиков, антисептиков и улучшенной диагностики современная медицина увели чила продолжительность жизни в технологически развитых регионах мира.

С другой стороны, критики технологий (Иллич и др.) считают, что современная технология влечет за собой серьезные опасности. Отрицая традиционные методы са молечения и вторгаясь в человеческий организм с помощью лекарств или хирургии, современная медицина может приводить к осложнению той болезни, которую пыта ется излечить. Другие критики полагают, что западную медицину нельзя оторвать от всей сети технологий: компьютеров, вмешательств в репродуктивную область, биотех нологии и генетики, т.е. тех областей, которые сами по себе проблематичны. Третьи настаивают на том, что увеличивать продолжительность жизни бессмысленно, если снижается качество жизни, особенно в виду роста загрязнения и разрушения среды технологиями. Рост продолжительности жизни может вскоре обратиться вспять.

Признавая тот факт, что технологии в целом удлиняют жизнь, что, конечно, хо рошо, спросим себя: а по каким критериям можно их оценить? Можно ли оценить их влияние на человеческое счастье, безопасность, благополучие и веру в будущее? Эти Иван Иллич (1926 — 2002) — радикальный критик современной культуры, не воспринимаемый ни "правыми", ни "левыми". В полемических статьях указывал на порочность образования, ме дицины, экономики и энергетики. Основные труды можно найти на сайте http://www.preser venet.com/. — Прим. перев.

Вопросы, которые следовало бы адресовать технике вещи очень сложно измерить, но данные, полученные некоторыми американскими агентствами, могут дать представление об общем характере проблем в США. Хотя для других западных стран имеются отличные цифры — например, уровень преступления гораздо ниже в других странах — я думаю полезно привести эти цифры для США, по скольку США являются меккой технологического прогресса второй половины 20 го века и главными его популяризаторами, по крайней мере, до того момента, как ини циативу перехватили японцы.

Согласно цифрам, полученным независимым Национальным Советом по пре ступлениям со штаб квартирой в Сан Франциско, уровень преступности в США резко возрос после Второй мировой войны. К 1989 году число убийств в стране достигло 30 000 в год. Если вы молодой негр в Америке, наибольшая вероятность умереть у вас — от руки преступника. Если вы женщина, вероятность того, что вас изнасилуют, составляет один к пяти; если вы ребенок, то вероятность подверг нуться сексуальному домогательству один к трем.

Цифры, полученные за 1990 год другой независимой исследовательской группой, The Sentencing Project, свидетельствуют о том, что число заключенных в США превысило отметку 1 миллион. Это самое большое число заключенных в мире на душу населения. (Южная Африка вторая, Советский Союз третий). Если доба вить к этому число задержанных подростков, содержащихся под домашним арес том и т.д., общая цифра достигнет 1,5 миллионов.

Как уже широко освещалось в прессе, самоубийства и наркотики в США, особен но среди молодежи, приняли характер эпидемии. (Это также верно для большин ства промышленных стран мира). В 1990 году Национальный институт психиче ского здоровья7 привел данные, свидетельствующие о том, что самоубийства — третья причина смертности среди молодых людей в возрасте от 15 до 24 лет.

Данные Бюро переписи США за 1988 год указывают на то, что более 13% населе ния США (около 32 млн человек) официально находятся за чертой бедности. Бю ро также отмечает, что 17,5% населения живут "ниже 125% уровня бедности", т.е.

на уровне бедности. По оценкам Гарвардского центра исследования голода в Аме рике и стандартам Национальной академии наук, более 20 млн американцев "хро нически недоедают".

Центр переписи также сообщил, что в 1989 году у 13% населения США (32 млн человек) нет медицинских страховок.

По оценкам Национальной коалиции бездомных в конце 1990 года в Америке на считывалось около 3 млн бездомных.

National Institute of Mental Health.

Согласно данным Фонда семейной грамотности Барбары Буш, приблизительно 27% американцев "фактически безграмотны".

По сообщениям Исследовательской группы общественного здоровья "около 25% больничных коек заняты психическими больными". В свою очередь, Нацио нальный институт психического здоровья отмечал, что "28 млн американцев старше 18 лет страдают определенными психическими нарушениями, по край ней мере, в течение шести месяцев". Около 16 млн страдают "синдромом тревож ности", 10 млн — депрессией, и около 2 млн диагностированы как шизофреники.

По поводу этой грустной статистики можно сказать только одно: она не отражает счастливое состояние публики или удовлетворение человеческих потребностей.

Конечно, у некоторых людей дела идут очень хорошо. Согласно данным федераль ного банка США, 10% американских семей — чьи доходы превышают 50 000 долл. в год — принадлежат 78% всех частных предприятий, 86% муниципальных средств, 50% жи лищного фонда и 72% корпоративных активов. Вот вам и эгалитарные аспекты техни ческого прогресса.

Мне кажется, что объективный наблюдатель — например, антрополог с Марса — пришел бы к выводу, что у нашего общества серьезные проблемы. Учитывая уровень насилия, саморазрушения, наркомании, помешательства, неравное распределение бо гатства и неспособность избавиться от страха, наблюдатель, наверное, определил бы общую ситуацию как полный провал. Можем ли мы винить в этом технологию? Толь ко частично. Однако, учитывая заявления тех, кто ратует за разрешение всех проблем с помощью технологии, можно отметить, что машины так и не смогли создать обещан ную утопию — и, как мы увидим далее, напротив, породили много новых проблем.

Вероятно, самая важная проблема — это разрушение природной среды (теперь уже по всей планете), которая несомненно связана с ростом технологий. Только за по следнее десятилетие стал виден масштаб этого разрушения: выход из под контроля токсических веществ, уничтожение огромных лесных массивов, исчезновение, воз можно навсегда, многих видов растений и животных. Мы видим появление новых бо лезней, вызванных новыми технологиями, а также рост заболеваемости раком. Техно катастрофы в таких местах как Бхопал (Индия), Лав Канал и Таймс Бич; Вальдес, Аляска и Персидский залив; Три Майл Айленд и Чернобыль. Ясно, что идет разруше ние всей системы жизнеобеспечения планеты, продолжается загрязнение воды и воз духа, увеличиваются дыры в озоновом слое и растет глобальное потепление, — все это предсказывалось в течение многих лет защитниками окружающей среды, но игнори ровалось в технологическом угаре.

Учитывая все вышесказанное, разве нет у нас достаточных данных, чтобы сфор мулировать некоторые выводы? Вопреки предположению, что технология сделает жизнь лучше, очевиден ее провал, как в социальном, так и в экологическом плане. Это дает нам право поставить перед приверженцами технологий несколько прямых вопро сов. Льюис Мамфорд8 говорил, что "рог изобилия", т.е. неограниченное материальное Льюис Мамфорд (1895 —1990) — американский исследователь, критик науки и техники. — Прим.

Вопросы, которые следовало бы адресовать технике богатство, преследуемое технологическим обществом, представляет собой "чудовищ ную взятку"; другими словами, оно не позволяет нам увидеть то, что мы теряем в этой сделке. Не пришло ли время обсудить величину издержек — экономических, социаль ных, психических и экологических — при получении таких выгод, как увеличение скорости, досуга, продление жизни, выбор товаров и т.п., в особенности если они ока зываются довольно маргинальными и, возможно, иллюзорными?

Однако такое обсуждение отсутствует, и никаких выводов не делается. Продолжа ют восхваляться преимущества новых технологий. Мы постоянно слышим, что новые поколения машин решат проблемы, оставшиеся от прошлого поколения машин. Мы слышим заверения в том, что будущая эра здоровья, комфорта, безопасности и счас тья буквально за поворотом, стоит только полностью довериться техническому про грессу.

Заклинания те же: "Нельзя остановить прогресс", "Нельзя загнать джина снова в бутылку", "Техника всегда останется с нами", "Надо найти способы лучшего ее исполь зования" и т.д. Но эти заклинания лишь прикрывают пассивность общества и страх пе ред очевидными истинами.

СОСТАВЛЯЮЩИЕ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМЫ

В книге Кит и реактор Лэнгдон Уиннер называет наше нынешнее состояние "техно логическим сомнамбулизмом". Он пишет:

Самой удивительной загадкой нашего времени является то, что мы охотно (и бессоз нательно) идем по пути перестройки человеческого опыта… Почему до сих пор фило софия техники не нашла своих сторонников? Почему система, так прочно обосновав шаяся среди бесчисленных сложных инструментов, методов и систем, настойчиво от казывается от попыток проанализировать свое собственное существование?... В двад цатом веке считается само собой разумеющимся, что только новые машины, методы и препараты могут улучшать человеческое существование. Даже сопутствующие тех нологическому развитию социальные и экологические беды не могут пошатнуть эту веру… Мы редко подвергаем инновации всестороннему изучению и обсуждению, и еще реже откладываем их применение…. Мы постоянно участвуем в выполнении ря да социальных контрактов, условия которых мы узнаем только после подписания.

Наша пассивность в отношении слепого преклонения перед техникой продолжа ется вот уже тысячу лет. Некоторые ищут корни этого преклонения в земледелии и сельском хозяйстве. Другие называют патриархат. Совершенно очевидна роль Науч ной Революции, которая принесла с собой механистический взгляд на природу, изме нила взгляд на жизнь и способствовала нашей зависимости от машин. Какими бы ни были исторические корни такой зависимости, мы находимся в системе восприятий, делающей нас слепыми и пассивными в отношении техники. Для этого существует не сколько факторов.

Посмотрите, как нам преподносят технику. Первые описания техники неизменно вы держиваются в оптимистическом, и даже утопическом, духе. Это происходит потому, что в капиталистическом обществе техника рекламируется либо изобретателями, ли бо теми, кто ждет прибыли от ее внедрения. В рекламе, на пресс конференциях, на выставках информация о технике преподносится исключительно в розовом цвете. Это происходит даже в тех случаях, когда изобретатели знают о потенциально опасных свойствах своего изобретения. Понятно, что изобретатели, компании и правительсто заинтересованы лишь в обнародовании идеализированной, глянцевой стороны техни ки. Однако вероятность самых тяжелых последствий от использования любой техно логии потенциально такая же, как и вероятность получения положительного эффек та. Ядерной энергетике в этом смысле немного не повезло. С самого начала ее исполь зование оказалось не таким радужным, как предполагалось. И в этом "виновата" Хи росима. Если бы мы знали заранее об опасной стороне телевидения, автомобилей, компьютеров, пестицидов и т.д., это несомненно сдерживало бы их развитие.

Всепроникающая способность и скрытый характер технологий Маршалл Маклюэн9 говорил о технике в экологических терминах, обращая наше внимание на ее всепроникающюю способность. С утра до вечера мы находимся в ми ре, который всецело изготовлен человеком. Мы окружены тротуарами, машинами, ги гантскими бетонными строениями. Автомобили, самолеты, компьютеры, приборы, телевидение, электрическое освещение составляют физическую вселенную, на кото рую реагируют наши органы чувств. Мы их замечаем, касаемся, реагируем. Они пред ставляют собой "информацию", которая формирует наше мышление (в отсутствии альтернативной реальности, т.е. природы), и, следовательно, наши знания о мире.

По мере того, как мы входим в отношения с объектами нашего творения, мы на чинаем в них растворяться и принимаем некоторые их характеристики.

Рабочие на конвейере, например, должны функционировать строго в соответствии со скоростью линии, подчиняясь ее повторяемости и другим техническим требованиям.

Управляя автомобилем, мы должны концентрировать сознание и реакцию тела на том, чтобы слиться с машиной, следовать за всеми изгибами дороги. Чем дольше мы придер живаемся такой линии поведения, тем больше она определяет горизонты нашего опыта и видения. В конце концов такое поведение становится рамками нашего сознания.

Парадокс, однако, состоит в том, что поскольку техника присутствует вокруг нас, мы перестали ее замечать. Идя по тротуару или управляя машиной, или находясь в су пермаркете, мы не замечаем технологической реальности, и вынуждены двигаться с ее скоростью. Мы проживаем наши жизни в искусственно сотворенной среде; мы сами находимся внутри изготовленных нами поделок.

Нам непросто понять технологию, находясь вне ее окружения, или, по выраже нию Маклюэна, "выйдя из среды". Но войдя в обусловленную техникой реальность, Герберт Маршалл Маклюэн (1911 — 1980) — влиятельный канадский философ и литературный критик, основатель теории масс медиа. — Прим. перев.

Вопросы, которые следовало бы адресовать технике мы тотчас забываем о предшествующей ей реальности. Нам трудно вообразить, какой была жизнь до телевидения или автомобиля. Мы не помним, как выглядели Соеди ненные Штаты, когда их территория была покрыта молчаливыми лесами. Информа ция, которую природа должна сообщать нашему уму и чувствам, сегодня практически отсутствует в нашей жизни. Если мы чувствуем потребность в природе, то чаще всего ищем ее в "парке", своего рода природном зоопарке. За вход в парк мы платим, слов но за просмотр кинофильма. Любое сообщество, живущее в природных условиях, ка жется нам непостижимым.

С каждым новым поколением, с каждым новым завоеванием дикой природы, у человеческих существ остается все меньше выбора, они вынуждены глубоко погру жаться в технологическое сознание. Еще сложнее увидеть выход из этой ситуации.

Постоянно находясь внутри искусственной среды, реагируя исключительно на пред меты своего собственного изобретения, мы, по существу, живем внутри нашего вооб ражения. В прошлом эволюция заключалась в интерактивном процессе между чело веком и природной средой; в настоящее время эволюция происходит благодаря взаи модействию людей и их артефактов. Мы развиваемся, проходя через странный внут ривидовый инцест. На каждом этапе перемены проходят все быстрее и глубже. Паути на взаимодействий между машинами становится сложней и незаметней; ее влияние усиливается и захватывает все большие сферы жизни. Мы погружаемся в технологи ческую среду, не отдавая себе в этом отчета. Окружающая среда становится частью на ших изобретений, превращаясь в единую мировую машину. Живя внутри этой маши ны, мы становимся ее механической частью.

Перемены происходят одновременно на стольких фронтах, технологии оказываются до такой степени переплетеными, что трудно ответить на вопрос: а как все это работа ет? Масштаб и сложность техники (например, система спутников и компьютеров, да ющая возможность банкам мгновенно переводить финансовые ресурсы в любую точ ку Земли), не позволяют нам осознать все связи. Не видя, как машины соединены друг с другом, мы похожи на слепого, описывающего слона, по его хоботу. Мы можем описать только ту часть технологии, которая нам подвластна. О ее характеристиках можно судить только в узком, личностном ключе, основанном на конкретном опыте.

Мы любим машины, поскольку они приносят нам личную пользу. Например, ма шины пылесосят ковры. Автомобилем легко и приятно управлять. Телевизор развле кает. Микроволновка молниеносно разогревает обед. Компьютер помогает выпол нить работу. При этом мы не задумываемся об их влиянии на общество или на приро ду. Не задумываемся мы и о том, как парад технологий воздействует на планету в це лом. В результате у нас формируется личный и узкий взгляд на технику.

Но так смотрят на машины очень многие. У меня самого есть личный взгляд на них. В течение пятнадцати лет я езжу на “вольво” выпуска 1968 года; у нее никогда не случалось никаких серьезных поломок. Я писал книгу о телевидении на старой пишу щей машинке Underwood; это была надежная, замечательная машинка. Сейчас я пи шу на старом компьютере IBM Selectric, также в своем роде замечательном.

Когда я использую эти машинами, или говорю по телефону, или управляю авто мобилем, я не останавливаюсь и не начинаю обдумывать социальные, политические, культурные или медицинские аспекты своих действий. Я использую машины как каж дый из нас. Так сейчас устроен мир, скажете вы, хотя я предпочел бы другое его уст ройство. Наверное, было бы невозможно работать, если бы каждый задавался вопро сом о влиянии машин на энергетические соотношения, на то, кто выигрывает, а кто проигрывает, на то, как они влияют на планетарную среду и т.п.

Мы не спрашиваем, например, способствует ли компьютер всеобщей ядерной ка тастрофе или увеличивается (или уменьшается) при этом власть корпораций. Смотря телевизор, мы не думаем о влиянии передачи на десятки миллионов людей, восприни мающих те же образы, в то же самое время, и не размышляем по поводу телевизион ного усреднения умов и культур. Мы не думаем о том, что асфальт подавляет жизнь.

Критика обычно сводится к нашему личному неудовольствию какими либо частнос тями. Очень редко мы рассматриваем ее политическую, социальную, духовную или экономическую составляющие и их влияние на страну или на мир в целом. И в этом вся проблема.

В книге Четыре аргумента за отмену телевидения я обсуждал реакцию животных на некоторые технологии. Олени останавливаются перед свечением фар. Рыба смотрит на маску ныряльщика, когда ее пронзают копьем. Я привел эти примеры, поскольку чувствую, что они имеют отношение и к нашему положению. Мы загипнотизированы новизной машины, ослеплены её яркостью, поражены её возможностями. У нас нет ни минуты, чтобы ужаснуться или подвергнуть её сомнению.

Частично эта проблема связана с генетической предрасположенностью. На про тяжении многих тысяч поколений наше выживание зависело от чуткого прислушива ния к тому, что происходит вокруг. Мы направляли наше внимание на необычные или новые события, как то: изменения в поведении животных, необычный след, природ ные катаклизмы и т.п. Возможно, они представляли для нас новую опасность или но вые возможности. Вскоре мы стали удаляться от природы, а наша генетическая и сен сорная эволюция не поспевала за эволюцией машин. В новой технократической сре де обитания мы не заметили, как информация, получаемая от органов чувств, переста ла восприниматься как истина.

Если триста лет назад люди видели стаю летящих на юг птиц, они могли рассчи тывать на то, что птицы действительно летят на юг, и исходя из увиденного, делать вы воды. Но с появлением движущейся картинки в телевизоре, информация, достигаю щая наших органов чувств (в частности, наших глаз), ранее считавшаяся истинной ("то, что можно увидеть, то истинно"), оказывается ложной. Отредактированные, вос становленные, переделанные, ускоренные или замедленные образы на экране телеви зора или в кино, это не те образы птиц, которые мы видим в небе. Будучи неспособны Вопросы, которые следовало бы адресовать технике ми различать эти образы, мы верим тому, что поданная телевизором информация ис тинна и надежна. Это предоставляет огромные возможности для рекламодателя и по литикам. Доверяя образам масс медиа, мы верим всему, что обладает новизной и нео бычностью в визуальном плане, — подобно косуле, уставившейся на свет прожектора.

Мы полагаем, что наблюдая за работой машины, мы понимаем все ее качества.

Но у человека нет достаточного опыта, чтобы предвидеть, как поведут себя машины со временем или каков тотальный эффект от их применения.

Усложняет проблему и тот факт, что каждая технология представляет себя в наи лучшем свете. Каждая технология создается для решения определенной задачи и, так сказать, рекламирует себя. Она появляется как "друг", обещающий решить вашу про блему. Эта машина перенесет воду отсюда туда. Эта — убьёт животное на расстоянии 400 ярдов. Эта — повезет лодку по воде с большой скоростью. Эта — убьет насеко мых, поедающих вашу пищу. Эта — осветит город. Все это очень привлекательно.

Более того, новые машины действительно выполняют обещанное, что вызывает у нас удовольствие. Только по прошествии значительного времени, когда технология уже глубоко внедрилась в нашу жизнь — принесла с собой сопутствующие техноло гии, изменила экономическую ситуацию, семейную и общественную жизнь, культуру и непредсказуемым образом повлияла на Землю — мы начинаем понимать, что обще ство заключило с технологией фаустовскую сделку. Но ситуацию уже трудно изменить.

Что же делать в этом случае? Что противопоставить привлекательности машины? Наш скептицизм!

Ни одна идея не способствует технологическому сомнамбулизму в большей степени, чем идея о "политической нейтральности" техники. Мы постоянно слышим со сторо ны правых и левых, со стороны корпораций и общественных деятелей: "Проблема не в технике, а в том, как ее использовать и кто ее контролирует". Можно было бы не при давать этой точке зрения большого значения, если бы она не была такой опасной.

Принимая эту точку зрения, мы позволяем технике беспрепятственно развиваться, не пытаясь проанализировать ее статус. После этого мы удивляемся, почему некоторые технологии оказываются особенно выгодными для определенной части общества.

Самый первый пример — ядерная энергия, которая, очевидно, не способствует продвижению общества далее по пути демократии, но определенно подталкивает его в направлении автократии. Из за своей дороговизны и небезопасности ядерная энергия должна находиться в руках централизованных финансовых, правительственных и во енных институтов. Ядерную станцию не могут построить соседи, договорившись меж ду собой. Общественному контролю ядерная энергетика также не поддается. Ее не мо жет контролировать даже администрация городов или штатов; это стало очевидным, когда местные власти попытались было запретить перемещение или захоронение ра диоактивных отходов на своей территории.

Существование ядерной энергетики и ядерного оружия в свою очередь требует существования, по выражению Ральфа Нэйдера, "новых жрецов" — технической и во енной элиты, занятых проблемой хранения ядерных отходов; последние будут оста ваться опасными для населения на протяжении 250 000 лет. Поэтому, если будущее об щество, устав от индустриализации, захочет перейти от централизованного технологи ческого общества, скажем, к аграрному, это будет уже невозможно сделать. Техничес кая элита должна будет остаться, хотя бы для того, чтобы заниматься хранением или переработкой различных накопившихся отходов10.

Не будет преувеличением сказать, что ядерная технология естественным образом направляет общество к большей политической и финансовой централизации и боль шему милитаризму.

Солнечная энергетика, напротив, естественным образом способствует демокра тии. Ее могут использовать небольшие группы, даже семьи. Ей не нужен централизо ванный контроль. Она наиболее экономична для небольших установок — причина, по которой большие энергетические компании ее тормозят. К тому же, солнечная энер гия не требует тысячелетнего присмотра со стороны общества.

Таким образом, там, где ядерная энергия требует централизованного контроля, солнечная энергия прекрасно работает на децентрализованной основе. Эти свойства присущи данным технологиям и отражают идеологические установки, скрытые внутри них.

То, что справедливо для энергетических систем, справедливо и для других техно логий. Каждая новая технология благодаря своей природе неизбежно направляет об щество в определенном социально политическом ключе. Каждая новая технология со гласуется с определенными политическими доктринами и изобретается людьми с оп ределенными политическими взглядами.

Как уже отмечалось, идея о том, что технология нейтральна, сама по себе не ней тральна, поскольку закрывает от нас конечный пункт нашего развития и напрямую служит апологетам централизованного технологического общества.

Оптимистические сценарии будущего, погружение в технологическую реальность, соблазнительность и привлекательность машин, наша привычка думать о технике в личностном ключе, идея нейтральности техники — все это только укрепляет техноло гическое сознание. И в этом большая опасность для будущего.

Это очень важное замечание, в каком то смысле приговор странам, сделавшим ставку на ядерную энергетику. — Прим. перев.

ВАЖНОСТЬ НЕГАТИВНОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

В ыступать сегодня против обожествления техники — неблагодарная задача. По пробуйте покритиковать какое нибудь техническое достижение, и вас сразу же назовут "луддитом"; подразумевается, что всякий противодействующий технике слег ка не в себе.

Термин "луддит" возник в восемнадцатом веке в Англии, с появлением первого в истории движения против техники. Занятые на небольших сельских фабриках рабо чие восстали, когда их ручные станки заменили оборудованием для массового произ водства текстиля. Они захватывали фабрики и разрушали машины. Движение лудди тов11 стали рассматривать как серьезную угрозу обществу; в последствии за разруше ние техники была введена смертная казнь.

Понятно, что люди остерегаются выдавать себя за луддитов. Но это не относится к Лэнгдону Уиннеру12. Недавно в одном интервью он заявил: "Я рад, что меня называ ют 'луддитом'. Позиция луддитов во всех отношениях была мудрой и важной для бу дущего. Они противодействовали новому экономическому порядку, который, как они считали, разрушит их образ жизни и традиции, и приведет мир к плачевному состоя нию. Они не ошиблись. Их сопротивление должно нас вдохновлять".

Психолог и писательница из калифорнийского городка Санта Фе Челлис Глен дининг выступила в журнале Utne Reader (1990) с провокационной статьей "О манифе сте неолуддитов", в которой писала:

Неолуддиты — это граждане двадцатого века, сомневающиеся в том, что развитие тех ники олицетворяет собой прогресс. У неолуддитов хватает мужества взглянуть на ка тастрофу наших дней… Западное общество не в состоянии контролировать ситуацию, оно разрушает хрупкую ткань жизни на Земле. Чтобы остановить разрушение не до статочно регулировать или запрещать отдельные технологии, такие, как пестициды или оружие. Требуется новый образ мыслей и новые взгляды на жизнь и человечест во. Требуется новое мировоззрение.

По имени организатора Теда Лудда. — Прим. перев.

Лэнгдон Уиннер — профессор политических наук Ренсслерского политехнического института (Трой, Нью Йорк); известнен своими философскими работами в отношении отрицательного действия техники на общество. — Прим. перев.

Корни современного противостояния технике зародились с появлением экологи ческого движения в 1960 х годах. (Древний принцип экологии заключается в тесной взаимосвязи между всеми проявлениями жизни). В это время я координировал кампа нию по пропаганде Сьерра Клуба (Sierra Club) и Друзей Земли (Friends of the Earth).

Тогда же, кроме традиционной охраны окружающей среды, задачей которой была за щита дикой природы и заповедников, мы стали заниматься анализом опасностей не которых технологий.

Среди объектов нашего внимания можно назвать оппозицию сверхзвуковому транспорту, ядерной энергетике, а несколько позднее, ядерному оружию. Мы также протестовали против сооружения плотин на реке Колорадо в Большом Каньоне.

Краеугольная книга Рейчел Карсон Молчаливая весна послужила началом борьбы с ДДТ и другими пестицидами. (К началу 1970 х опыт Вьетнама открыл нам глаза на опасность гербицидов и фунгицидов). Наше движение также выступило против ис пользования азотных удобрений и фумигантов, противостояло (открытым) шахтным разработкам, некоторым способам рыболовства (траловый лов), и активно пропаган дировало альтернативные источники энергии (в противовес ископаемому топливу и ядерной энергии).

В тот период мы критиковали автомобиль. Мы выступали против строительства скоростных шоссе; разработали ряд предложений, некоторые из которых удалось осу ществить (например, запрет на проезд автомобилей в определенных зонах города).

Производители машин были вынуждены установить системы контроля за вы хлопными газами и строить меньшие по размеру, более экономичные и безопасные автомобили.

Возникли движения против пластиковых бутылок, пищевых добавок, бытовых распылителей, синтетических стиральных порошков, флуоресцентных ламп и фтори рованной воды. И как только появились первые сообщения о достижениях генной инженерии, против нее сразу же выступили многие наши активисты.

Наверное, мало кто понимал тогда, что эти первые экологические акции были сугу бо антитехнологическими по своему характеру и более радикальными, чем это представ лялось с первого взгляда. Противодействуя дальнейшему расширению техники на новые участки окружающей среды, экологическое движение пришло к пониманию порочнос ти всей экономики. К нашему стыду, мы не сразу осознали всю глубину проблемы.

Лишь немногие исследователи, среди них Леопольд Кор, Э. Ф. Шумахер и Дэвид Брауэр, занимались поиском принципов, позволяющих оценить влияние техники. Од ним из таких принципов была "малость" по сравнению с "большими размерами" техни ческих устройств. Экономика, способствующая технологическому росту на ограничен ной планете, вызывала сомнение. Возникло понятие "приемлемой технологии", с низ ким воздействием на окружающую среду, работающей на принципах децентрализации и малых размеров: солнечная энергия взамен ядерной, разнообразие фермерских хо зяйств взамен агробизнеса, устойчивая экономика взамен экономического роста.

Пропаганда этих принципов, однако, шла медленно, а технологический Молох тем временем продолжал уничтожать на своем пути все живое. Экологи не замечали, что каждый участок борьбы оказывался оторванным от более общей проблемы. Мы бо Вопросы, которые следовало бы адресовать технике ялись, что нас посчитают слишком радикальными, и поэтому редко называли проблему по имени — систему логики и принятые допущения — то, что приводило к плотинам, пестицидам, ядерным вооружениям, экономическому росту и проч. Тем временем, про мышленность, масс медиа и правительство повторяли старую мантру о том, что техни ка служит прогрессу и что прогресс равнозначен технике. На каждом этапе техническо го развития, нас все сильнее затягивал техно мальстрим.

"ХОЛИСТИЧЕСКИЙ" КРИТИЦИЗМ

Не думаю, что при написании Четырех аргументов за отмену телевидения в 1973 году я отдавал себе отчет в том, что создаю новый язык, с помощью которого можно будет препарировать телевидение и другие технологии. В тот момент мне даже в голову не приходило требовать отмену телевидения; просто я хотел расширить тему для обсуж дения, и учесть все аспекты телевидения — политические, социальные, экономичес кие, биологические, перцептуальные, информационные, эпистемологические, духов ные; влияние телевидения на детей, на природу, на власть, на здоровье. Одним сло вом, всю тотальность влияния телевидения, откуда, собственно, вытекает термин "хо листическое мировоззрение".

В книге особое внимание я уделил, так сказать, наихудшему сценарию — посколь ку таковой отсутствовал в ранних исследованиях. Критика телевидения в то время ог раничивалась весьма узкими проблемами, связанными с содержанием программ и иг норировала общее влияние телевидения на общество. Маклюэн уже объяснил нам, что "The medium is the message"13. Но публика плохо понимала, что он имел в виду.