«В. Б. ЛОПУХИН ЗАПИСКИ БЫВШЕГО ДИРЕКТОРА ДЕПАРТАМЕНТА МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ Ответственный редактор С. В. Куликов Нестор-История Санкт-Петербург 2009 УДК 947.083 ББК 63.3(2)53 Утверждено к печати Ученым советом ...»

19. В данном случае В. Б. Лопухин снова сильно преувеличивает влияние камарильи на кадровую политику самодержавия во время Первой мировой войны. За период с 17 мая по 6 июля 1916 г., нашедший отражение в письмах Александры Федоровны Николаю II и непосредственно предшествовавший увольнению С. Д. Сазонова, о необходимости назначения Б. В. Штюрмера руководителем МИД она ни разу не писала. Замена Сазонова Штюрмером, предрешенная Николаем II 3 июля 1916 г., состоялась без участия царицы, поскольку тогда царь находился в Ставке верховного главнокомандующего (Могилев), куда его жена приехала только 7 июля. Более того, Александра Федоровна и Распутин выступили против назначения Штюрмера преемником Сазонова. Узнав об этом назначении, старец буквально «рвал и метал», возмущаясь тем, как мог премьер согласиться на получение министерства, в котором «ничего не понимает» (Допрос И. Ф. МанасевичаМануйлова. 10 апреля 1917 г. // Падение царского режима. Т. 2. С. 51, 53–54). «Какой же он хозяин в иностранных… Собака, все себе забрать хочет…, — говорил Распутин Манасевичу после назначения Штюрмера, подразумевая его усилия по привлечению Румынии на сторону Антанты. — Хвастат, что румынцы пошли благодаря ему… Они и без него бы пошли… А он, понимашь, этим папу за горло схватил и оборудовал все там у него так, что мама даже ничего не знала… Вишь, как зазнался — даже не пожелал посоветоваться с самой… Теперь все пойдет шиворот-навыворот, и старикашке не удержаться» (Александро-Невская лавра накануне свержения самодержавия. С. 208). Г. Е. Распутин советовал Б. В. Штюрмеру не принимать нового поста, полагая, что «это будет его погибелью: немецкая фамилия, и все станут говорить, что это, — писала царица мужу, — дело моих рук» (Николай II в секретной переписке. С. 618). Александра Федоровна и Распутин явили проницательность, ибо назначение Штюрмера министром иностранных дел общественное мнение действительно восприняло как дело рук императрицы и старца, хотя ничего подобного не было. См. об этом: Куликов С. В. Камарилья и «министерская чехарда». С. 87. В. Б. Лопухин, подобно многим современникам, заблуждался и относительно цели назначения Б. В. Штюрмера, которой заключение сепаратного мира могло быть менее всего. Подробнее о его отношении к идее сепаратного мира см.: Куликов С. В. Бюрократическая элита Российской империи. С. 246–259 (параграф «“Чисто русское направление”. Б. В. Штюрмер — министр иностранных дел (июль-ноябрь 1916 г.)»). См. также: Васюков В. С. Внешняя политика России накануне Февральской революции. 1916 — февр. 1917 г. М., 1989. С. 232–295.

20. Одновременно с заменой С. Д. Сазонова Б. В. Штюрмером и увольнением последнего с поста руководителя МВД 7 июля 1916 г. министр юстиции А. А. Хвостов получил портфель министра внутренних дел, а его преемником стал член Государственного совета по назначению А. А. Макаров. Замена А. Н. Наумова назначенным членом верхней палаты графом А. А. Бобринским произошла 21 июля. Увольнение А. Н. Волжина с должности обер-прокурора Синода имело место 7, назначение же вместо него члена Совета министра народного просвещения Н. П. Раева — 30 августа 1916 г.

21. О предположении Б. В. Штюрмера назначить П. С. Боткина товарищем министра иностранных дел и его последствиях см.: Куликов С. В. Бюрократическая элита Российской империи. С. 250–251.

22. Скорее всего, увольнение А. П. Вейнера было вызвано его «немецкой» фамилией, а не еврейскими корнями, поскольку на посту министра иностранных дел Б. В. Штюрмер проводил политику «русификации» личного состава центральных и заграничных учреждений МИД, в связи с чем отставку получили сановники с «немецкими» фамилиями (барон М. Ф. Шиллинг) либо лица, имевшие репутацию германофилов (В. А. Арцимович).

23. Дела Д. Л. Рубинштейна, директора Русско-Французского банка, и И. Ф. Манасевича-Мануйлова, чиновника, состоявшего при премьере, инициировал начальник штаба верховного главнокомандующего М. В. Алексеев, являвшийся сторонником оппозиции и политическим оппонентом Б. В. Штюрмера, а также противником камарильи, представителями которой начальник штаба считал Д. Л. Рубинштейна и И. Ф. Мануйлова. С одобрения М. В. Алексеева председатель Комиссии по расследованию злоупотреблений тыла Н. С. Батюшин 10 июля 1916 г. приказал арестовать Д. Л. Рубинштейна по обвинению в спекуляции, граничащей с государственной изменой, хотя это дело было «инсценировано кучкой банкиров» из числа конкурентов Д. Л. Рубинштейна (Петроградская контрразведка накануне революции: Из воспоминаний сотрудника // Былое. 1924. № 26. С. 230).

К его делу попытались привлечь ближайшего сотрудника Штюрмера И. Я. Гурлянда, обвиненного в предупреждении Д. Л. Рубинштейна об аресте. Скандал вокруг Гурлянда неизбежно поколебал бы и положение премьера, однако Гурлянду удалось выйти из затруднительного положения без больших издержек, а Рубинштейн впоследствии был освобожден. Не прошло и полутора месяцев, как 19 августа 1916 г., по прямому распоряжению М. В. Алексеева и без предварительного уведомления Штюрмера, директор Департамента полиции Е. К. Климович арестовал И. Ф. Манасевича-Мануйлова, обвиненного в вымогательстве взятки у товарища директора Соединенного банка И. С. Хвостова, двоюродного брата бывшего министра внутренних дел А. Н. Хвостова. Помимо Алексеева и Климовича, за арестом И. Ф. Манасевича стояли дядя А. Н. и И. С. Хвостовых, министр внутренних дел А. А. Хвостов, и его заместитель А. В. Степанов, обеспечивавший связь между МВД и Ставкой. По приказанию главнокомандующего Северным фронтом Н. В. Рузского было произведено специальное следствие, порученное находившемуся в его распоряжении М. Д. Бонч-Бруевичу и Н. С. Батюшину, которые пришли к выводу, что дело Манасевича возникло благодаря провокации со стороны А. Н. Хвостова и его ставленника Климовича (РГИА. Ф. 525. Оп. 2 (217/2715). Д. 696. Л. 4–4 об. Справка по делу И. Ф. МанасевичаМануйлова). В начале декабре 1916 г. Батюшин явился к А. А. Вырубовой и «просил о прекращении этого дела, так как он убедился, что это грязная история, — сообщала царица мужу, — поднятая с целью повредить нашему Другу, Питириму и др., и во всем этом виноват толстый Хвостов» (Николай II в секретной переписке. С. 630–631). В данном случае А. Н. Хвостов пытался отомстить Манасевичу, поскольку ошибочно полагал, что именно он, установив в феврале 1916 г. причастность Хвостова к делу Б. М. Ржевского, был главным виновником его отставки. Свои основания для мести Манасевичу имел и Климович — именно Манасевич передал Штюрмеру записку бывшего московского градоначальника генерала А. А. Рейнбота-Резвого о причастности Климовича к укрывательству, путем выдачи паспорта, убийцы Г. Б. Иоллоса, члена кадетской фракции I Государственной думы.

Штюрмер, получив записку, «заволновался» и поставил вопрос об увольнении Климовича, которое задержалось только потому, что премьер перешел из МВД в МИД (Показания В. Л. Бурцева. 1 апреля 1917 г. // Падение царского режима. Т. 1. С. 323). Согласно результатам расследования Батюшина и Бонч-Бруевича, А. Н. Хвостову помог И. С. Хвостов, давший Манасевичу 25 000 рублей, попросив отослать их французской газете «Temps» за статью в пользу назначения министром финансов председателя правления Соединенного банка графа В. С. Татищева, тестя И. С. Хвостова. На самом деле деньги Манасевичу дали для того, чтобы обвинить его во взимании взятки, причем предварительно, по совету Климовича, все номера кредитных билетов были переписаны, а сами они — помечены условными знаками. Сразу после ухода Хвостова из квартиры Манасевича в нее вошли заранее подготовленные жандармы, которые произвели обыск, изъяли деньги и проверили их по записке, переданной Хвостовым. Жертвой провокации, подготовленной Климовичем, считал Манасевича самый крупный специалист по этой части — В. Л. Бурцев. Он был «глубоко возмущен» «провокационным приемом», использованным Климовичем, который сделал из И. С. Хвостова «орудие для ликвидации своих личных счетов» с Манасевичем.

Неудивительно, что на процессе Манасевича Бурцев вел себя «в смысле явно подчеркнутой им симпатии к Мануйлову» (Показания С. П. Белецкого // Падение царского режима.

С. 498), а после Февральской революции 1917 г. ходатайствовал о передаче ему Манасевича на поруки (Показания В. Л. Бурцева. 1 апреля 1917 г. // Падение царского режима. Т. 1.

С. 322). В данном случае неважно, действительно ли был виновен Манасевич, жертвой чего он являлся — собственной ли алчности или мести А. Н. Хвостова и Е. К. Климовича, поскольку, независимо от степени виновности Манасевича, он оказался, прежде всего, жертвой закулисной политической борьбы. Несмотря на попытки Александры Федоровны и Распутина избавить Манасевича от осуждения, его дело рассматривалось 13–18 февраля 1917 г. Петроградским окружным судом, который признал его виновным в мошенничестве и приговорил к лишению особых прав и преимуществ и заключению в исправительное арестантское отделение на полтора года.

24. Телеграмму Николаю II с осторожным протестом против увольнения С. Д. Сазонова Д. Бьюкенен отправил 6 июля 1916 г. (Бьюкенен Д. Моя миссия в России: Воспоминания английского дипломата. 1910–1918. М., 2006. С. 210–211). То, что В. Б. Лопухин знал об этом, свидетельствует о его знакомстве с воспоминаниями английского посла, опубликованными в СССР в 1920-е гг. с некоторыми сокращениями.

25. Имеется в виду конференция представителей стран Антанты, проходившая в Париже 1–4 (14–17) июля 1916 г. В конференции участвовали делегации Бельгии, Великобритании, Италии, Португалии, России, Сербии, Франции и Японии. Н. Н. Покровский являлся главой русской делегации. Заседания конференции были посвящены обсуждению проблем послевоенного мирового экономического устройства. Подробнее об этом см.: Бабичев Д. С. Россия на Парижской союзнической конференции 1916 г. по экономическим вопросам // Исторические записки. М., 1969. Т. 83.

26. Увольнение А. А. Хвостова с поста министра внутренних дел и назначение управляющим МВД товарища председателя IV Государственной думы А. Д. Протопопова состоЗаписки бывшего директора департамента… ялись 16 сентября 1916 г. Ранее А. Д. Протопопов являлся главой заграничной делегации законодательных учреждений России, которая в апреле-июне 1916 г. посетила Швецию, Англию и Францию. Членами делегации были: от Государственной думы — В. Я. Демченко (фракция прогрессивных националистов), М. М. Ичас (кадет), П. Н. Милюков (кадет), А. А. Ознобишин (фракция националистов), А. А. Радкевич (правая фракция), Ф. Ф. Рачковский (польское коло), Д. Н. Чихачев (фракция националистов), А. И. Шингарев (кадет), Б. А. Энгельгардт (фракция центра) и от Государственного совета — А. В. Васильев (группа левых), граф С. И. Велепольский (группа центра), В. И. Гурко (Кружок внепартийного объединения), князь А. Н. Лобанов-Ростовский (группа правых), граф Д. А. Олсуфьев (группа центра), барон Р. Р. Розен (группа центра). О делегации см.: Алексеева И. В.

Агония сердечного согласия. Царизм, буржуазия и их союзники по Антанте. 1914–1917.

Л., 1990. С. 168–195.

27. Возвращаясь в Россию, в июне 1915 г. в Стокгольме А. Д. Протопопов и его коллега по делегации, член Государственного совета по выборам граф Д. А. Олсуфьев, беседовали с сотрудником посольства Германии в Швеции Ф. Варбургом, который изложил германские условия мира. Встреча произошла по инициативе не А. Д. Протопопова, а Д. А. Олсуфьева, разделявшего в годы Первой мировой войны германофильские и пацифистские взгляды. По признанию графа, его «соблазняла мысль побеседовать с настоящим “живым немцем”, только что прибывшим из Германии, чтобы ознакомиться с их тогдашним настроением, но тут же вскоре к нашей “затее” присоединился А. Д. Протопопов». «Спустя несколько часов, — отмечал Д. А. Олсуфьев, — нам было сообщено, что в Стокгольме находится некий господин Варбург, банкир из Гамбурга, который часто ездит в Швецию, и что он с полной готовностью отозвался на мое желание» (ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 552.

Л. 25. Показания графа Д. А. Олсуфьева). Стокгольмская встреча ни в коей мере не испортила положительного впечатления членов делегации о ее руководителе. После возвращения в Петроград П. Н. Милюков сообщил думцам, что А. Д. Протопопов «держал себя умно и тактично» (Родзянко М. В. Крушение Империи. С. 128). Неудивительно, что председатель IV Государственной думы Родзянко считал, что Протопопов «успешно справился со своей задачей» (Родзянко М. В. Государственная Дума и февральская 1917 года революция // Архив русской революции. М., 1991. Кн. 3. Т. 6. С. 50). Вплоть до назначения Протопопова управляющим МВД думцы не считали стокгольмскую встречу чем-то криминальным. Когда он рассказал о встрече депутатам, то Дума «удовлетворилась» его объяснениями (Родзянко М. В. Крушение Империи. С. 128). Только после назначения Протопопова, когда он оказался неприемлем для оппозиции, стокгольмской встрече было придано значение события, компрометирующего Протопопова. Понимая это, Николай II заявил Д. Бьюкенену 30 декабря 1916 г.: «Господин Протопопов не симпатизирует Германии, и слухи относительно его стокгольмской беседы грубо преувеличены» (Бьюкенен Д. Моя миссия в России. С. 234). Следователь Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Г. П. Гирчич, отнюдь не заинтересованный в обелении Протопопова, тем не менее, пришел к выводу, что «поведение А. Д. Протопопова в эпизоде с Варбургом и то обстоятельство, что он в особую заслугу свою, признанную за ним и при Дворе, ставил удачное отклонение якобы сделанных ему предложений о сепаратном мире с Германией, не дает никаких оснований считать этот эпизод компрометирующим А. Д. Протопопова в каком бы то ни было отношении, за исключением нежелания его считаться с истиной» (ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 552. Л. 114. Заключение Г. П. Гирчича, 2 октября 1917 г.). О стокгольмской встрече см. также: Дякин В. С. Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны. (1914–1917). Л., 1967. С. 280–282; Черменский Е. Д. IV Государственная Дума и свержение царизма в России. М., 1976. С. 187–192; Алексеева И. В. Агония сердечного согласия. С. 195–202.

28. При передаче В. Б. Лопухиным отзыва Н. Н. Покровского об А. Д. Протопопове произошло явное наслоение на более ранние впечатления позднейших впечатлений как Н. Н. Покровского, так и мемуариста, поскольку версия о сумасшествии А. Д. ПротопоКомментарии пова муссировалась оппозиционерами уже после его назначения управляющим МВД. До и сразу после назначения А. Д. Протопопова Н. Н. Покровский относился к нему положительно. «Протопопов, — вспоминал Н. Н. Покровский, — появился в Совете министров с обычной своей живостью, любезностью, — если хотите, внешнею привлекательностью манер, и в первую минуту никакого дурного отношения к нему не было. Напротив, думали, что что-нибудь выйдет» (Показания Н. Н. Покровского. 30 июня 1917 г. // Падение царского режима. Т. 5. С. 355). Показательно, что до и в первые недели после назначения А. Д. Протопопова он пользовался бесспорным авторитетом и у других министров, которые впоследствии стали относиться к нему резко отрицательно. «С Протопоповым у меня такие отношения, — писал министр народного просвещения граф П. Н. Игнатьев своему заместителю В. Т. Шевякову 21 сентября 1916 г., — что, думается, никаких трений и недоразумений между нами быть не должно. Не знаю, справится ли он со своей тяжелой задачей, но это человек, с которым приятно иметь дело и обо всем можно договориться»

(РГИА. Ф. 1129. Оп. 1. Д. 107. Л. 32–32 об.).

29. Замена А. А. Макарова сенатором Н. А. Добровольским последовала не в октябре, а 20 декабря 1916 г. Мнение В. Б. Лопухина, что Добровольский являлся ставленником камарильи, представляется неверным. В конце 1916 г. сенатор являлся выдвиженцем не Г. Е. Распутина, а великого князя Михаила Александровича, который с камарильей не имел ничего общего. Хотя на пост министра юстиции Добровольский был избран Николаем II, председатель Совета министров А. Ф. Трепов выступил против назначения сенатора под предлогом того, что он взяточник (позднее слухи об этом не подтвердились). Император сообщил о своих разногласиях с премьером супруге и старцу, которые немедленно встали на сторону монарха. До начала декабря 1916 г. имя Добровольского в письмах Александры Федоровны Николаю II ни разу не упоминалось, а это значит, что она и Распутин обратили внимание на Добровольского только после того, как сенатора выбрал Николай II. С отъездом царя в Могилев, в Ставку верховного главнокомандующего, царица и старец попытались лично оценить кандидата Николая II. По просьбе почитательницы Распутина М. Е. Головиной Добровольский посетил квартиру старца, которому «не особенно понравился» и произвел на него «отрицательное впечатление»

(Допрос И. Ф. Манасевича-Мануйлова. 10 апреля 1917 г. // Падение царского режима. Т. 2. С. 62). Негативная реакция Распутина на кандидатуру Добровольского объяснялась тем, что старец верил во взяточничество сенатора. «Той старикашка, — имея в виду Добровольского, сообщил Распутин Манасевичу-Мануйлову, — не чист на руку»

(Александро-Невская лавра накануне свержения самодержавия. С. 208). В силу этого старец полагал, что «о Добровольском и думать нечего». Следовательно, Распутин являлся противником назначения Добровольского, причем даже тогда, когда он, будучи принят Александрой Федоровной 9 декабря 1916 г., произвел на нее благоприятное впечатление. После данного эпизода Распутин объявил Манасевичу, что «он на себя никакой ответственности брать не хочет, и если пройдет Добровольский, пусть пройдет, а если нет — так и нет» (Допрос И. Ф. Манасевича-Мануйлова. С. 62, 63). Таким образом, от поддержки кандидатуры Добровольского Распутин попросту устранился.

Впрочем, отрицательное мнение о сенаторе старец оставил при себе, лишь бы не противоречить Николаю II и Александре Федоровне. В начале декабря 1916 г. Распутин телефонировал члену Государственного совета И. Г. Щегловитову и поинтересовался, годится ли Добровольский в министры юстиции. Щегловитов ответил, что «не годится»

(Допрос И. Г. Щегловитова. 26 апреля 1917 г. // Падение царского режима. Т. 2. С. 433– 434). Однако негативный отзыв о сенаторе старец от императрицы скрыл, сообщив ей нечто другое, а именно — что, по мнению Щегловитова, Добровольский «вполне на своем месте» (Николай II в секретной переписке. С. 643). Как это неоднократно бывало ранее, в беседах с непосвященными назначение Добровольского Распутин приписывал исключительно себе, хотя и в данном случае он выдавал желаемое за действительное.

См.: Куликов С. В. Камарилья и «министерская чехарда». С. 92–93.

30. Под «членами правительства», обращавшимися к императору, В. Б. Лопухин подразумевает, прежде всего, Н. Н. Покровского. Так, 3 января 1917 г. во время всеподданнейшего доклада он подал в отставку, умоляя Николая II не следовать «гибельным советам Протопопова» и открыть глаза на «неминуемую катастрофу». Царь «очень кротко»

выслушал министра иностранных дел и велел ему оставаться на прежнем посту, заверяя, что «положение не так трагично» и «все устроится» (Палеолог М. Дневник посла. М., 2003.

С. 690). Описывая свои относящиеся к концу 1916 — началу 1917 г. доклады Николаю II по поводу необходимости удаления ненавистного Думе А. Д. Протопопова, Покровский вспоминал: «Я был тогда министром иностранных дел и держался того взгляда, что внешнего успеха мы можем достигнуть только при порядке внутреннем. А так как я считал, что во внутренних делах Протопопов ведет дело к развязке, чрезвычайно трудной, могущей вызвать революцию, — так прямо и этими самыми словами я это и называл, — то я полагал, что вести при этих условиях внешнюю политику не представляется возможным: внутренняя политика вела нас к необходимости заключить, в конце концов, сепаратный мир, а это дело представлялось опасным». Когда Покровский заявил Николаю II, что, оставаясь министром, станет обосновывать в кабинете «такие мнения, которые будут создавать там диссонанс», император заметил, что «это ничего» и «это хорошо». Показательно, что оппозиционное поведение министра иностранных дел ни в коей мере ему не повредило.

На вопрос председателя Чрезвычайной следственной комиссии о том, не исчезло ли после всего этого благоволение к нему со стороны Николая II, Покровский категорически ответил: «Совершенно наоборот. Как раз обратное» (Показания Н. Н. Покровского. 30 июня 1917 г. // Падение царского режима. Т. 5. С. 360, 361).

31. На сближение с оппозицией вдовствующая императрица Мария Федоровна пошла осенью 1915 г., когда она говорила опальному А. В. Кривошеину, что «невозможно управлять большим народом без поддержки просвещенных людей и против общего мнения». Как и лидеры оппозиции, видя в Александре Федоровне главную преграду на пути к образованию «Министерства общественного доверия», Мария Федоровна выразила «грусть и тревогу, что императрица своими личными действиями приготовляет себе трагическую судьбу» (Барк П. Л. Воспоминания // Возрождение. 1966. № 174. С. 78). В начале февраля 1916 г. великая княгиня Мария Павловна просила царицу-мать «открыть глаза» сыну и невестке, но расхождения между матерью и сыном были таковы, что она от этого отказалась (Палеолог М. Дневник посла. С. 447). Символом перехода Марии Федоровны в оппозицию и стало переселение ее в Киев, куда она прибыла 3 мая 1916 г., официально — для устройства госпиталей и посещения раненых (Высокие особы в Киеве // Утро России. 1917. № 6. 6 января). На самом деле царица-мать покинула столицу, чтобы не видеть «всего того, что ее огорчало в Царском Селе и в Петрограде» (Родзянко М. В.

Крушение Империи. С. 132). В киевском окружении Марии Федоровны главной темой разговоров была критика Александры Федоровны. Каждый ее поступок «строго осуждался не только в своем кругу, но и в присутствии лиц местного общества» (Воейков В. Н.

С царем и без царя. С. 98). Это давало обильную пищу оппозиции, лидеры которой постоянно навещали Марию Федоровну. Так, М. В. Родзянко был у нее 12 июля 1916 г. При общении с оппозиционерами Мария Федоровна не делала секрета из своего неодобрения внутренней политики сына. Беседуя с членами Прогрессивного блока в Думе В. Я. Демченко и А. И. Савенко, она говорила, что «поступкам сына не сочувствует» (Личность Николая II и Александры Федоровны по свидетельствам их родных и близких (газетные материалы) // Исторический вестник. 1917. Апр. С. 151). См. также: Куликов С. В. Бюрократическая элита Российской империи. С. 358–361, 362.

32. Подробнее об этом заговоре см.: Куликов С. В. «Революции неизменно идут сверху…»: падение царизма сквозь призму элитистской парадигмы // Нестор. Вып. 11.

СПб., 2007. С. 160–171.

33. На самом деле 10 ноября 1916 г. Б. В. Штюрмер был одновременно уволен с постов председателя Совета министров, который занял А. Ф. Трепов (с оставлением его миКомментарии нистром путей сообщения), и министра иностранных дел, и до 30 ноября МИД временно управлял товарищ министра иностранных дел А. А. Нератов.

34. В действительности Александра Федоровна относилась к А. И. Спиридовичу, который был не генерал-губернатором, а градоначальником Ялты, весьма отрицательно.

В связи с предположением о его назначении петроградским градоначальником императрица сообщала Николаю II 28 ноября 1915 г., что Спиридович — «не совсем порядочный человек, недавно нелепо женился, — кроме того, после столыпинской истории в Киеве это совсем нехорошо» (Николай II в секретной переписке. С. 304–305). Последней фразой Александра Федоровна напоминала о том, что Спиридович был одним из тех, кого общественное мнение считало виновным в гибели П. А. Столыпина.

35. См. комментарий 12 к главе 21.

36. Назначение государственного контролера Н. Н. Покровского министром иностранных дел и товарища министра финансов С. Г. Феодосьева — государственным контролером относится к 30 ноября 1916 г.

37. Граф А. А. Бобринский был уволен с поста министра земледелия 14 ноября 1916 г.

Товарищ министра земледелия А. А. Риттих стал управляющим Министерством земледелия 29 ноября.

38. Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам — общественная благотворительная организация, возникшая в августе 1914 г., главноуполномоченным которой являлся князь Г. Е. Львов. Параллельно с ним образовался и функционировал Всероссийский союз городов помощи больным и раненым воинам с главноуполномоченным М. В. Челноковым. Уже в следующем году Земский и Городской союзы фактически перестали быть как общественными организациями, поскольку работали главным образом на казенные субсидии, составившие к сентябрю 1916 г. более полумиллиарда рублей, так и чисто благотворительными, поддержав требование думской оппозиции о создании «Министерства общественного доверия». Лидеры Земского и Городского союзов сыграли видную роль в подготовке и проведении Февральской революции 1917 г. Впоследствии в эмиграции существовали организации, считавшие себя правопреемницами союзов. Мнение В. Б. Лопухина о меньшей эффективности общественных организаций по сравнению с правительственными заслуживает внимания в сопоставлении с мнением его двоюродного племянника князя С. Е. Трубецкого, который был одним из руководителей Земского союза. По свидетельству князя, степень неспособности правительства «преувеличивалась нашей самовлюбленной общественностью», хотя «особенно гордиться» перед «военными бюрократами» общественным деятелям «не приходилось». Деятельность общественных организаций, прежде всего Земского союза, характеризовали «отсутствие настоящего хозяйственного расчета», «наплевательское отношение к вопросу о стоимости», «самоуверенная безграмотность во многих вопросах» и «распоясанность иных руководителей дела, не считающихся ни с какими правилами» (Трубецкой С. Е. Минувшее. М., 1991. С. 119, 130).

39. Назначение А. А. Нератова в Государственный совет произошло 26 декабря 1916 г., при этом он сохранил прежнюю должность товарища министра иностранных дел и к присутствию в верхней палате не определялся.

40. Г. Е. Распутин был убит в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. в Петрограде у Юсуповского дворца на реке Мойке. Участниками убийства были хозяин дворца князь Ф. Ф. Юсупов граф Сумароков-Эльстон, великий князь Дмитрий Павлович, депутат IV Государственной думы В. М. Пуришкевич, а также военный врач С. С. Лазаверт и поручик Преображенского полка С. Н. Сухотин. Подробнее об этом см.: Куликов С. В. «Выход один — убить негодяя» // Родина. 2003. № 7.

41. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства не подтвердила эти слухи.

42. М. В. Родзянко предлагал Николаю II назначить А. Д. Протопопова министром торговли и промышленности во время всеподданнейшего доклада, состоявшегося 25 июня 1916 г. в Ставке (Куликов С. В. Камарилья и «министерская чехарда». С. 89).

43. Увольнение А. Ф. Трепова и назначение члена Государственного совета князя Н. Д. Голицына председателем Совета министров последовали 27 декабря 1916 г. Тогда же произошла замена министра народного просвещения графа П. Н. Игнатьева сенатором Н. К. Кульчицким, о чем В. Б. Лопухин пишет ниже.

44. За участие в убийстве Г. Е. Распутина Николай II наказал великого князя Дмитрия Павловича ссылкой в русский экспедиционный корпус в Персии, что вызвало протесты у представителей императорской фамилии. На состоявшемся у великой княгини Марии Павловны 29 декабря 1916 г. совещании Романовых его участники по инициативе великого князя Николая Михайловича решили обратиться к императору с просьбой о помиловании Дмитрия Павловича. В письме, составленном морганатической супругой великого князя Павла Александровича княгиней О. В. Палей и подписанном 16-ю царскими родственниками, они просили Николая II «смягчить суровое решение относительно судьбы великого князя Дмитрия Павловича» (Гавриил Константинович. В Мраморном дворце: Из хроники нашей семьи. СПб.; Дюссельдорф, 1993. С. 216–217). Письмо, несмотря на кажущуюся аполитичность, имело политический подтекст, заключавшийся в демонстрировании императорской фамилией решимости добиться ограничения царской власти Государственной думой путем устранения от дел противницы этого — императрицы Александры Федоровны. «В декабре уж своей шкуры ради, — сообщил Николай Михайлович 3 марта 1917 г. в Думе, намекая на двоюродного племянника, — собрались мы, великие князья, и послали ему депутацию: заточай жену, давай ответственное министерство»

(Ломоносов Ю. В. Воспоминания о мартовской революции 1917 года // Станкевич В. Б.

Воспоминания 1914–1919. М., 1994. С. 261). Политический подтекст письма предопределил отрицательное отношение к нему Николая II, запечатленное его резолюцией: «Никому не дано право заниматься убийством; знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь Вашему обращению ко мне.

Николай» (Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. С. 216–217). Копии письма Николай Михайлович роздал членам Яхт-клуба, высказывал за клубным столом «резкие суждения» по адресу «немецкой» политики «Алисы Гессен-Дармштадтской» и сетовал «на безвольность и недальновидность» императора, которому стало известно о поведении великого князя. Николай II наложил опалу на родственника, приказав ему 31 декабря 1916 г. отправиться на два месяца, до 1 марта 1917 г., в свое имение Грушевка. Впрочем, Николай Михайлович сам напросился на ссылку, поскольку 29 декабря написал императору, что если «мое присутствие в столице будет признано нежелательным, то я уеду в свое имение» (Из дневника великого князя Андрея Владимировича за 1916–1917 гг. // Красный архив. 1928. Т. 26. С. 190, 191, 192). См. также: Куликов С. В. Бюрократическая элита Российской империи. С. 366–369.

1. Суть инцидента с П. Г. Курловым, который был другом А. Д. Протопопова, состояла в следующем. По докладу Протопопова Николаю II Курлов был назначен 23 октября 1916 г.

исполняющим обязанности товарища министра внутренних дел по Департаменту полиции.

Зная об отрицательном отношении к его другу со стороны оппозиции, Протопопов придал частный характер этому назначению и полагавшегося в таком случае рапорта о нем в Сенат не послал. Когда Курлов адресовал Сенату свои служебные рапорты, обер-прокурор 1-го департамента А. И. Руадзе заявил генералу, что не может дать им хода за отсутствием рапорта Протопопова, вследствие чего Курлов разочаровался в шефе и подал в отставку.

Доклад Протопопова об увольнении генерала Николай II утвердил 25 ноября 1916 г., и Сенат одновременно заслушал царские повеления о назначении и увольнении Курлова. См. об этом: Куликов С. В. Бюрократическая элита Российской империи. С. 280, 287, 298.

2. Речь идет об обновлении назначенной части Государственного совета, произведенном Николаем II 1 января 1917 г. в целях ослабления его оппозиционности. В результате из числа присутствующих были выведены 18 человек, в т. ч. 10 сторонников оппозиции (прогрессивного блока). Назначенные взамен их сановники в большинстве придерживались не «наиболее реакционного», как пишет В. Б. Лопухин, а умеренно-правого направления. Только один вновь назначенный член, а именно — А. И. Соболевский, являлся лидером дубровинского «Союза русского народа», прочие кандидаты крайне правых организаций в верхнюю палату не вошли. Подробнее об этом см.: Куликов С. В. Бюрократическая элита Российской империи. С. 351–355.

3. Замена Д. С. Шуваева членом Военного совета М. А. Беляевым произошла 3 января 1917 г., назначение С. Д. Сазонова послом в Англию — 12 января того же года.

4. Судя по всему, В. Б. Лопухин имеет в виду, прежде всего, опубликованные в 1920-е гг. работы В. П. Семеникова (Политика Романовых накануне революции. (От Антанты — к Германии): По новым документам М.; Л., 1926; Романовы и германские влияния во время мировой войны. Л., 1929), в которых тезис о стремлении царизма добиться заключения сепаратного мира накануне Февральской революции развивался наиболее обстоятельно. В. П. Семенников и его последователи не учитывали того кардинального факта, что только с победой над Германией Николай II и его окружение связывали достижение главной цели внешней политики царской России — обладание Константинополем и проливами Босфор и Дарданеллы. В своем последнем всеподданнейшем докладе по МИД, полностью одобренном императором, Н. Н. Покровский, указывая на то, что «ход военных событий, ныне развертывающихся на европейском театре войны, может еще в течение этого года поставить нас лицом к лицу с вопросом о ликвидации войны и началом переговоров о мире», подразумевал победу Антанты над Германией, поскольку далее советовал подготовить десантную операцию для захвата Босфора «не позже октября» 1917 г., т. е. «к моменту, когда может наступить решительный перелом в ведении военных операций у наших союзников» (Константинополь и проливы. Т. 2. С. 387, 390).

Подробнее о проблеме сепаратного мира между Россией и Германией накануне Февральской революции см.: Васюков В. С. Внешняя политика России. С. 232–295; Мельгунов С. П.

Легенда о сепаратном мире. С. 388–603.

5. Имеется в виду Особый комитет по делам Дальнего Востока. См. комментарий к главе 7.

6. Петроградская конференция представителей стран Антанты проходила 19 января — 7 февраля 1917 г. См. о ней: Алексеева И. В. Агония сердечного согласия. С. 239–251.

7. Подразумевается Февральская революция 1917 г., происходившая 23 февраля — 3 марта этого года. О ее событиях, имевших место в Петрограде 23–25 февраля, см.: Ганелин Р. Ш. 1) 25 февраля 1917 г. в Петрограде // Вопросы истории. 1998. № 7; 2) Петроград 23 февраля 1917 г. // Новый часовой. 1999. № 8/9; 3) 24 февраля 1917 г. в Петрограде // Клио. 2000. № 6.

8. О реакции Совета министров на события Февральской революции см.: Куликов С. В.

1) Совет министров в дни Февральской революции // Революция 1917 г. в России: Сб.

науч. ст. СПб., 1995; 2) Совет министров и Прогрессивный блок во время падения монархии // Нестор. 2005. № 7; Ганелин Р. Ш. Совет министров 26 февраля 1917 г. // История глазами историков: Межвуз. сб. науч. тр., посвящ. 70-летию доктора ист. наук, проф., зав.

каф. рос. истории СПбГАУ Евгения Романовича Ольховского. СПб.; Пушкин, 2002.

9. Имеется в виду начавшийся утром 27 февраля 1917 г. бунт солдат Волынского полка, к которым присоединились солдаты полков, которые находились поблизости. О выступлении волынцев см.: Ганелин Р. Ш., Соловьева З. П. Воспоминания Т. Кирпичникова как источник по истории февральских революционных дней 1917 г. в Петрограде // Рабочий класс России, его союзники и политические противники в 1917 году: Сб. науч. тр. Л., 1989.

10. Из контекста этого места воспоминаний В. Б. Лопухина может создаться впечатление, что Кирилл Владимирович вместе с Гвардейским экипажем, командиром которого он был, явился в Таврический дворец 28 февраля, однако в действительности данное событие произошло 1 марта 1917 г.

11. Первые контакты МИД с революционной властью относятся к 28 февраля 1917 г., когда начальник канцелярии министра иностранных дел Б. А. Татищев, под предлогом защиты мидовского здания от «вооруженных лиц», обратился к П. Н. Милюкову, позвонив в Государственную думу. По воспоминаниям Б. А. Татищева, он «поставил» собеседника «в курс происходящих у нас событий и сказал, что у нас есть секретные архивы, нарушение целости и секрета которых будет одинаково нежелательным для любого правительства».

Татищев поинтересовался у Милюкова, «не имеет ли он средств дать нам военную охрану, во избежание каких-либо инцидентов». Тот ответил, что «очень охотно это сделает», и менее, чем через три часа в МИД прибыл караул приблизительно из 20-ти «довольно растерзанных» солдат под командой «совсем юного подпрапорщика, которому едва ли было более 20 лет». В противоречии с воспоминаниями В. Б. Лопухина Татищев утверждал, что 4 марта Милюков «дал» именно ему «знать, что будет в Министерстве в пять часов дня и желал бы познакомиться со служащими» (Татищев Б. А. Крушение. 1916–1917 гг. // Возрождение.

1949. Тетр. 4. С. 130, 131). О первой встрече Милюкова как министра с чиновниками МИД см. также: Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 260–261. Согласно А. В. Игнатьеву, 3 марта мидовцы получили извещение о намерении нового главы ведомства вступить в должность, причем им было предписано явиться на службу к 12 часам следующего дня. Однако, задержавшись на заседании Временного правительства, после которого он посетил Н. Н. Покровского, 4 марта П. Н. Милюков появился на Певческом мосту только в начале третьего и, встретившись с чиновниками, в половине пятого принял послов европейских союзных держав (Игнатьев А. В. Внешняя политика Временного правительства. М., 1974. С. 114).

12. Официальное провозглашение России республикой последовало не вскоре после речи П. Н. Милюкова о целях переворота, произнесенной им 2 марта 1917 г. в Таврическом дворце, а лишь 1 сентября 1917 г., хотя де-факто Россия стала республикой уже 3 марта, вследствие отказа великого князя Михаила Александровича занять императорский трон.

13. Подразумевается Временный комитет Государственной думы, орган революционной власти, образованный 27 февраля 1917 г. и продолжавший существовать и после образования Временного правительства.

14. Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так и военного и морского ведомств была учреждена указом Временного правительства от 5 марта 1917 г. и работала до Октябрьской революции.

Подробнее о ее деятельности см.: Аврех А. Я. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства: замысел и исполнение // Исторические записки. 1990. Т. 118. Попытки Чрезвычайной следственной комиссии обвинить деятелей старого режима, в т. ч.

и Б. В. Штюрмера, в нарушении законов, действовавших до Февральской революции, в целом закончились неудачей. Как вспоминал следователь комиссии А. Ф. Романов, революционной власти «не удалось не только осудить деятелей прежней власти, но, несмотря на самое горячее желание и энергию, даже и обнаружить хотя бы намеки на те тяжкие преступления, которые приписывались ей так называемым общественным мнением». Комиссия была вынуждена придти к выводу, что царские министры не совершали «тяжкие уголовно наказуемые деяния» (Романов А. Ф. Император Николай II и его правительство: (По данным Чрезвычайной следственной комиссии) // Русская летопись. 1922. Кн. 2. С. 37, 38).

15. В действительности Ю. П. Бахметев ушел в отставку не столько в силу принципиальных расхождений с Временным правительством, сколько по причинам личного свойства, поскольку еще в 1897 г., будучи посланником России в Болгарии, где преподавал будущий лидер кадетов, «ввиду “революционности” Милюкова потребовал его высылки из Болгарии, что и было исполнено болгарским правительством». «Неудивительно, — заключал коллега В. Б. Лопухина по МИД, — что когда “революционер-эмигрант” превратился в министра иностранных дел, т. е. в прямое начальство Бахметева, тот не стал дожидаться реванша со стороны Милюкова и придал своему уходу из министерства “принципиальный” характер» (Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 251). См. также: Макушин А. В., Трибунский П. А. Павел Николаевич Милюков: труды и дни (1859–1904).

Рязань, 2001. С. 186–196.

16. Формально решение об увольнении А. А. Половцова с поста товарища министра иностранных дел, с оставлением его состоящим в ведомстве МИД, и назначении на этот пост барона Б. Э. Нольде было принято на заседании Временного правительства 8 апреля 1917 г. См.: Журналы заседаний Временного правительства. Т. 1. М., 2001. С. 260. Однако опубликованный указ о замещении А. А. Половцова Б. Э. Нольде датируется 14 марта того же года (Куликов С. В. Временное правительство: кадровые перестановки. (Март — октябрь 1917) // Из глубины времен. СПб., 1996. Вып. 7. С. 34).

17. На самом деле П. Б. Струве вернулся из эмиграции еще в 1905 г. и с этого времени легально занимался общественной деятельностью. Формальное решение о назначении его директором Экономического департамента было принято на заседании Временного правительства 8 апреля 1917 г. См.: Журналы заседаний Временного правительства. Т. 1.

С. 260. Назначению П. Б. Струве предшествовала очередная реорганизация структуры центрального аппарата МИД. Постановлением Временного правительства от 14 марта 1917 г.

«Об изменении действующего учреждения Министерства иностранных дел» 1-й Департамент был преобразован в Департамент общих дел, 2-й Департамент и Юрисконсультская часть упразднены и учреждены два новых департамента — Экономический (занимавшийся торговлей, мореплаванием, путями сообщения, почтой, телеграфом) и Правовой (ведавший международно-политическими соглашениями, делами о подданстве и выдаче преступников, защитой интересов российских граждан за границей, консультированием по международному праву, подготовкой международных конференций и конвенций). См.:

Высшие и центральные государственные учреждения России. Т. 4. С. 12.

18. Имеется в виду Особое совещание для изготовления проекта Положения о выборах в Учредительное собрание, работавшее с 25 марта по 23 сентября 1917 г. Подробнее о нем см.: Высшие и центральные государственные учреждения России. Т. 1. С. 251–254. Об отношениях этого совещания с МИД см.: Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 446–451.

19. Решение о посылке в США российской чрезвычайной миссии и назначении ее начальником Б. А. Бахметева, с оставлением его в должности товарища министра торговли и промышленности, с возложением на него на время пребывания миссии в США управления посольством России в Вашингтоне и с присвоением ему на этот срок звания чрезвычайного и полномочного посла было принято на заседании Временного правительства 25 апреля 1917 г. См.: Журналы заседаний Временного правительства. Т. 1. С. 348–349.

20. Имеется в виду манифест Совета рабочих и солдатских депутатов «К народам всего мира», принятый 14 марта 1917 г. См. о нем: Игнатьев А. В. Внешняя политика Временного правительства. С. 94–105.

21. Заявление Временного правительства о войне было опубликовано 28 марта 1917 г.

См.: Игнатьев А. В. Внешняя политика Временного правительства. С. 105–107.

22. Ноту П. Н. Милюкова от 19 апреля 1917 г. напечатали на следующий день. См.

о ней: Игнатьев А. В. Внешняя политика Временного правительства. С. 196–206.

23. Опубликованные указы об отставках А. И. Гучкова и П. Н. Милюкова датируются 5 мая 1917 г. См.: Куликов С. В. Временное правительство. С. 36.

24. Согласно опубликованным указам Временного правительства, М. И. Терещенко был перемещен с поста министра финансов на пост министра иностранных дел 5 мая 1917 г., однако 8 мая он получил назначение управляющего Министерством финансов, которым его сделали временно, до 20 мая, и с оставлением министром иностранных дел (Куликов С. В. Временное правительство. С. 37).

25. Встреча М. И. Терещенко с чиновниками МИД состоялась в день его вступления в должность министра иностранных дел в 11.30 утра. Подробности о встрече см.: Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 366–369. Воспоминания В. Б. Лопухина относительно встречи корреспондируют с воспоминаниями о ней Б. А. Татищева, который сообщает, что прием новым министром подчиненных состоялся в пять вечера (Татищев Б. А. Крушение. С. 134).

26. Подразумевается наступление русской армии на Юго-Западном фронте, т. е. против Австро-Венгрии, происходившее с 18 по 30 июня 1917 г. и закончившееся полным поражением наступавших.

27. Речь идет об аресте М. И. Терещенко вместе с другими министрами Временного правительства во время проведения большевиками Октябрьского вооруженного восстания. Скептическая оценка Терещенко была характерна не только для В. Б. Лопухина, но и для других мидовских чиновников. Подробнее об этом см.: Михайловский Г. Н. Записки.

Кн. 1. С. 417–420.

28. Решение о назначении А. Н. Мандельштама директором Правового департамента было принято Временным правительством на заседании 8 апреля 1917 г., о назначении Н. Н. Нордмана директором Экономического департамента — на заседании 1 июня (Журналы заседаний Временного правительства. Т. 1. С. 260; Т. 2. М., 2002. С. 199). Соответствующие опубликованные указы датированы 8 апреля и 20 мая соответственно. См.

также комментарий 17 к главе 22.

29. Имеются в виду события 3–5 июля 1917 г., во время которых большевики впервые предприняли попытку вооруженного восстания, подавленную войсками, сохранившими верность Временному правительству.

30. Вывод В. Б. Лопухина о том, что кадровая нестабильность на уровне министров в период правления Временного правительства побила все рекорды «министерской чехарды», соответствует действительности. Если с июля 1914 г. по февраль 1917 г., т. е. за 31 месяц, министрами перебывали 39 человек, то с марта по октябрь 1917 г., за 8 месяцев, — 42 человека. Следовательно, при Временном правительстве на высшем уровне исполнительной власти текучесть кадров возросла в 5 раз! См.: Куликов С. В. «В самых лучших отношениях». Бюрократическая элита и Временное правительство // Отечественная история и историческая мысль в России XIX–XX веков: Сб. ст. к 75-летию Алексея Николаевича Цамутали. СПб., 2006. С. 378.

31. Московское государственное совещание заседало 12–15 августа 1917 г.

32. Ярким примером попыток М. И. Терещенко переориентироваться на новые источники рекрутирования личного состава Внешнеполитического ведомства стало его решение о замещении консульских постов присяжными поверенными, т. е. адвокатами. В связи с этим министр иностранных дел, «никого не спросив» в МИД, официально обратился в Министерство юстиции с предложением запросить все советы присяжных поверенных об их кандидатах в консулы. Мидовские чиновники выступили против подобного нововведения, полагая, что оно привело бы к тому, что «вся система дипломатической и консульской службы как совершенно обособленной отрасли государственной службы рухнула бы», качество же личного состава консулов ухудшилось, поскольку «не лучшие, а худшие элементы адвокатуры пошли бы на эти места, а рекомендация советом присяжных поверенных не явилась бы, надо думать, достаточно надежной для консульской службы». Терещенко был вынужден отказаться от своего плана и отправил в Министерство юстиции письмо с просьбой уведомить советы присяжных поверенных, что «нужда в консульском персонале прекратилась». Тем не менее, многие присяжные поверенные, узнав о возможности занять вакантные консулаты, «стали добиваться при помощи разных протекций консульских мест»

и, несмотря на сопротивление МИД, «известное количество» этих мест «пришлось отдать ловким адвокатам». Более важное значение имело то, что при Терещенко начал существенно меняться личный состав послов и посланников, которыми стали назначать общественных деятелей, в связи с чем И. Н. Ефремов оказался посланником в Швейцарии, В. А. Маклаков — послом во Франции, М. А. Стахович — послом в Испании. Г. Н. Михайловский полагал, что если бы Временное правительство осталось у власти, высшие дипломатические посты за границей «стали бы, несомненно, целиком уделом не профессиональных дипломатов, а счастливых политиков» (Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 382–384, 387).

33. Кабинет министра иностранных дел начал функционировать 28 августа 1917 г.

одновременно с упразднением Совета МИД, причем его официальное учреждение последовало 22 сентября. Кабинет министра ведал связями с Советом рабочих и солдатских депутатов и ЦИК Всероссийского съезда советов, информировал зарубежные представительства России о ее внутреннем положении (Высшие и центральные государственные учреждения России. Т. 4. С. 34). Подробнее об этом учреждении и его начальнике см.:

Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 390–393; Кн. 2. С. 101–104.

34. «Вечернее время» — ежедневная газета, основанная А. С. Сувориным и выходившая в 1911–1917 гг. в Петербурге.

35. Демарш А. В. Неклюдова предопределило подавление Временным правительством так называемого «корниловского мятежа», т. е. имевшей место 25–31 августа 1917 г. вооруженной попытки верховного главнокомандующего генерала Л. Г. Корнилова свести к минимуму политическое значение Совета рабочих и солдатских депутатов, который выступал за мир. Л. Г. Корнилов был арестован по приказу А. Ф. Керенского. Под впечатлением от событий в России А. В. Неклюдов решил подать в отставку, о чем сообщил А. Ф. Керенскому незашифрованной телеграммой, упрекая «президента республики» в том, что он «губит Россию». «Не довольствуясь этим, — вспоминал подчиненный А. В. Неклюдова по посольству Ю. Я. Соловьев, — посол разослал копии своей телеграммы союзным послам, испанскому министру иностранных дел и даже одному английскому корреспонденту для помещения в печати. Создалось действительно необыкновенное положение. Представитель российского правительства, пользуясь своим положением, начал агитацию против своего правительства, стремясь тем самым подорвать его авторитет за границей» (Соловьев Ю. Я. Воспоминания дипломата. С. 293).

1. По данным А. И. Добкина, М. С. Урицкий посетил МИД уже утром 26 октября 1917 г., когда имел часовую беседу с товарищем министра иностранных дел А. А. Нератовым (Примечания к: Лопухин В. Б. После 25 октября // Минувшее. 1990. Вып. 1.

С. 64). Б. А. Татищев вспоминал, что 26 либо 27 октября («на следующий после переворота день») около 15.00 к подъезду МИД подъехал автомобиль, в котором, кроме М. С. Урицкого, был и Л. Д. Троцкий, встретившийся с директором канцелярии министра иностранных дел (Татищев Б. А. Крушение. С. 136). Однако, судя по всему, Б. А. Татищев совместил два разных события: посещения МИД М. С. Урицким и Л. Д. Троцким.

По воспоминаниям Г. Н. Михайловского, 26 октября «в 11-м часу утра» на Певческий мост явился «товарищ Залкинд», потребовавший от Б. А. Татищева выдать ему «тайные соглашения с союзниками». Б. А. Татищев переадресовал собеседника к А. А. Нератову, который заявил, что «будет разговаривать только с лицом», отвечающим в новом правительстве за «внешние сношения России». А. А. Нератов узнал от Залкинда, что таковым является Л. Д. Троцкий и вечером был извещен по телефону, что завтра, 27 октября, он «сам приедет в министерство» (Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 505). Представляется, что в данном случае Г. Н. Михайловский перепутал М. С. Урицкого с И. А. Залкиндом, который появился в Дипломатическом ведомстве только 4 ноября (Залкинд И. А.

НКИД в семнадцатом году // Утро страны советов: Воспоминания участников и очевидцев революционных событий в Петрограде, 25 октября (7 ноября) 1917 г. — 10 марта 1918 г. Л., 1988. С. 196).

2. Сам Л. Д. Троцкий вспоминал, что приехал в МИД «дней через 5–7 после взятия нами власти» (Примечания к: Лопухин В. Б. После 25 октября. С. 65). По воспоминаниям Г. Н. Михайловского, это произошло 27 октября 1917 г., что соотносится с воспоминаниями Б. А. Татищева (Татищев Б. А. Крушение. С. 136; Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 505, 509).

3. Эпизод с Б. А. Чемерзиным имеется также в воспоминаниях Б. А. Татищева и Г. Н. Михайловского, которые (особенно последний) описали посещение Л. Д. Троцким МИД более подробно. См.: Татищев Б. А. Крушение. С. 136–137; Михайловский Г. Н.

Записки. Кн. 1. С. 509–517. Реакция мидовских чиновников на Троцкого, как и на большевиков в целом, предопределялась деятельностью Общества (Союза) служащих МИД, образованного в марте 1917 г. на их чрезвычайном общем собрании. В отличие от других министерств, низший персонал, прежде всего — курьеры, в Обществе представлен не был.

Общее собрание избрало исполнительный комитет Общества, председателем которого являлся А. М. Петряев (после назначения товарищем министра иностранных дел — почетный председатель исполкома), а товарищем председателя — князь Л. В. Урусов (председатель исполкома после А. М. Петряева). В состав исполкома входили представители от всех отделов МИД: С. Г. Богоявленский, князь С. А. Гагарин (секретарь исполкома), князь Н. В. Голицын, В. Г. Жуковский, Г. А. Колемин, Г. А. Козаков, В. К. Коростовец, Г. Н. Михайловский (секретарь исполкома), В. И. Некрасов (товарищ председателя после князя Л. В. Урусова), Ф. Ф. Новомейский, А. В. Сабанин и другие мидовцы. По наблюдениям Г. Н. Михайловского, исполком «не состоял из младших служащих, как раз наоборот, скорее там преобладали высшие чины министерства». Формально Общество было своего рода чиновничьим профсоюзом, поскольку в его уставе говорилось об «улучшении материальных, моральных и технических условий службы» чинов МИД. Фактически Общество чем дальше, тем больше играло политическую роль, оказывая поддержку Временному правительству. Перед приходом Л. Д. Троцкого в МИД, т. е. 27 октября, исполком принял решение об отказе от признания большевиков и необходимости забастовки. Саботаж мидовских чиновников, отмечал Г. Н. Михайловский, «есть дело исключительно нашего Исполкома и всей предшествующей деятельности Общества служащих МИД, сыгравшего в этот момент историческую роль, так как твердая позиция Дипломатического ведомства в его отрицательном отношении к большевистскому перевороту оказала огромное влияние на все петроградское чиновничество, приступившее к саботажу вместе с нами». Непосредственно после обращения Л. Д. Троцкого к чиновникам состоялось их общее собрание, на котором была оглашена только что принятая резолюция Союза союзов всех правительственных учреждений Петрограда об объявлении всеобщей забастовки в знак протеста против свержения большевиками Временного правительства (см. комментарий 5 к этой главе). На собрании присутствовали все чиновники МИД, а также штатные и нештатные канцелярские служители и машинистки. Все они единогласно, без воздержавшихся, проголосовали за то, чтобы «отказаться от всякой работы с большевиками и присоединиться к всеобщей забастовке», создав стачечный комитет на основе исполкома Общества служащих МИД. После этого председатель исполкома Л. В. Урусов сообщил об итогах голосования Л. Д. Троцкому. Тем не менее, выполняя обещание, данное в начале встречи с чиновниками, он был вынужден подписать пропуска, которые бы обеспечили безопасность всех участников собрания. В это время члены стачечного комитета, собравшиеся в здании общежития слушателей Учебного отделения восточных языков при МИД, составили телеграмму заграничным представителям России, в которой сообщали о начале забастовки и приглашали присоединиться к ней, настаивая перед иностранными правительствами на непризнании большевистской власти. Телеграмма была подписана Л. В. Урусовым и передана через английское посольство (Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 266, 267, 292, 294, 295, 300, 358, 371, 434–435, 503–504, 512, 514–515, 516–517; Кн. 2. С. 18, 50, 57, 106). В результате все посольства и миссии России отказались от сотрудничества с большевиками.

Впоследствии стачечный комитет Общества служащих МИД собирался «то у одного, то у другого из сослуживцев по министерству», в т. ч. у директора Петербургского и Главного архивов МИД князя Н. В. Голицына, причем на заседания комитета приходили 10–12 человек (Записки князя К. Н. Голицына. С. 100). Несмотря на репрессии большевистского правительства против «саботажников», забастовка чиновников Внешнеполитического и других ведомств продлилась, по меньшей мере, до марта 1918 г.

4. Предположения В. Б. Лопухина были вполне оправданны, поскольку 3 ноября 1917 г. Петроградский военно-революционный комитет выдал ордер на арест А. А. Нератова, утром 4 ноября — несколько пустых бланков на арест «саботажников» из МИД.

5. Всеобщая забастовка чиновников Петрограда, начавшаяся 27 октября 1917 г., была организована Центральным комитетом Союза союзов всех правительственных учреждений Петрограда — профессионально-политической организацией чиновничества, возникшей в марте-апреле 1917 г. и окончательно сформировавшейся к июлю этого года.

Председателем ЦК являлся чиновник МВД Кудрявцев, его товарищами — чиновники Министерства финансов и МИД: Харьковцев и князь Л. В. Урусов. К числу видных членов ЦК принадлежал чиновник МВД Соколов. Заседания Союза союзов происходили в кабинете Кудрявцева в здании МВД у Чернышева моста. В Союз союзов входили общества служащих всех гражданских ведомств, в т. ч. Общество служащих МИД (представителями исполнительного комитета которого были, помимо Л. В. Урусова, В. К. Коростовец и Г. Н. Михайловский), а также ВИКЖЕЛЬ (Всероссийский исполнительный комитет Союза железнодорожников и почтово-телеграфных служащих). Г. Н. Михайловский вспоминал, что «весь центрально-государственный аппарат Петрограда заключался в Союзе союзов, мы имели сведения обо всех самых главных учреждениях столицы, и оттуда наши щупальца протягивались по всей России». «В том виде, в каком он существовал ко дню большевистского переворота, — подчеркивал Г. Н. Михайловский в другом месте, — Союз союзов персонифицировал всю гражданскую правительственную власть или, вернее, весь государственный аппарат, за исключением армии и флота. Даже дипломатия благодаря участию нашего Комитета служащих МИД была в распоряжении Союза союзов». Решение о проведении всеобщей забастовки чиновничества под лозунгом сохранения верности Временному правительству и идее Учредительного собрания ЦК Союза союзов принял 27 октября 1917 г., до прихода в МИД Л. Д. Троцкого, на заседании, проходившем в кабинете Кудрявцева в МВД. Там присутствовал 21 человек, в т. ч. В. К. Коростовец, Г. Н. Михайловский и Л. В. Урусов. За забастовку проголосовали 17 человек, против — 1, воздержались — 3. Характеризуя заседание 27 октября, Г. Н. Михайловский констатировал «сразу выявившееся единодушие в вопросе о непризнании большевиков в качестве всероссийского правительства». Союз союзов призвал к всеобщей забастовке не только столичное, но и провинциальное чиновничество, предусматривая, в то же время, неучастие в ней чиновников, работавших в жизненно важных учреждениях (продовольственного или муниципального характера). В политическом отношении руководителей забастовки объединяла не положительная, а отрицательная цель — пассивное противостояние большевизму. «Политическая физиономия этих подлинных представителей петроградского чиновничества, — вспоминал Г. Н. Михайловский, — была в высшей степени неясна с точки зрения партийной принадлежности. Все почти были беспартийными, но зато диапазон был велик. Так, в Союз союзов входили меньшевик-интернационалист Абрамсон и октябрист (будущий ярый монархист) С. С. Ольденбург. Это была единственная организация, в которой я видел действительно “единый антибольшевистский фронт”. Тогда это казалось совершенно естественным и не вызывало ни малейших трений в работе Союза союзов». Всеобщую забастовку предполагалось проводить в течение двух-трех недель, а дальше действовать в зависимости от обстоятельств, окончив ее, во всяком случае, в день открытия Учредительного собрания. ЦК Союза союзов, после объявления забастовки заседавший ежедневно, действовал в контакте с Совещанием товарищей министров, формальным преемником Временного правительства, и Комитетом спасения Родины и Революции, причем в качестве соединительного звена выступала особая «тройка» — в ней каждая из трех организаций имела по пять представителей (Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 504, 507; Кн. 2. С. 12, 38–39). Забастовка чиновничества приняла всероссийский характер и в первые месяцы советской власти представляла собой главную угрозу большевистскому режиму. «Самым больным в этот период явлением для советской власти, — указывал один из руководителей ВЧК Я. Х. Петерс, — была стачка интеллигенции — саботаж, который охватил не только Питер, но и всю страну. Бороться с этим явлением было чрезвычайно трудно» (Петерс Я. Х. Из воспоминаний о работе ВЧК в первый год революции // Утро Страны советов. С. 248). После разгона большевиками, в начале января 1918 г., Учредительного собрания ЦК Союза союзов продолжал руководить забастовкой, чему способствовало, помимо прочего, то, что «крушение Временного правительства и разгон Учредительного собрания отодвинули вправо большинство чиновничества» (Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 2. С. 61). Как представляется, забастовка чиновничества, создавшая компрометировавшую большевистское правительство ситуацию, когда оно, придя к власти, в течение полугода оставалось лишенным аппарата власти, причем не только в столице, но и на местах, явилась едва ли не главной причиной переезда Совнаркома в Москву, где легче было приступить к формированию нового аппарата, состоящего из абсолютно лояльных служащих.

6. Данное мнение В. Б. Лопухина полностью соотносится со свидетельством Г. Н. Михайловского, который писал, что политические партии и организации «не только не стали во главе саботажно-антибольшевистского движения, но шли за ним в хвосте». «Политические организации, — указывал тот же мемуарист, — по вполне понятным причинам сразу же спрятались в подполье, они, в особенности социалисты, делали ставку на Учредительное собрание, а не на саботажно-чиновничье движение. Никакого руководства нами с их стороны не было, повторяю, они шли тогда в хвосте, за нами, одобряя саботаж, но не давая нам никаких директив — до какого момента его вести, когда кончить» (Михайловский Г. Н.

Записки. Кн. 2. С. 38, 39).

7. Посещение И. А. Залкиндом и Е. Д. Поливановым МИД произошло 4 ноября 1917 г. Воспоминания об этом В. Б. Лопухина дополняются аналогичными воспоминаниями И. А. Залкинда. См.: Залкинд И. А. НКИД в семнадцатом году. С. 195–198. По свидетельству Залкинда, именно 4 ноября он получил от начальника канцелярии министра иностранных дел Б. А. Татищева ключи от сейфов, содержавших секретные документы МИД, в т. ч. так называемые «тайные договора», опубликовать которые стремились большевики. Сам Б. А. Татищев признавал, что когда «начальники отдельных частей были приглашены прибыть в министерство для сдачи дел и вручения ключей вновь назначенному помощником комиссара Залкинду», он «пришел в министерство и без каких-либо формальностей, просто вручил Залкинду ключ от несгораемого шкафа с особо секретными бумагами, вделанного в стену в моем служебном кабинете» (Татищев Б. А. Крушение.

С. 137). Организацией издания секретных документов ведал Н. Г. Маркин, выпустивший семь сборников этих документов. См.: Сборник секретных документов из Архива бывшего Министерства иностранных дел. № 1–7. Пг., 1917–1918. Подразумевая, что изданные большевиками материалы не имели того разоблачительного характера, который приписывали им публикаторы, С. Д. Сазонов отмечал, что большевики оказали «старой русской дипломатии обнародованием так называемых секретных документов большую услугу, обнаружив перед лицом всего света миролюбие императорской политики и чистоплотность ее приемов» (Сазонов С. Д. Воспоминания. С. 152).

8. Имеется в виду Г. Е. Пащенко, который, несмотря на обещание Л. Д. Троцкого, был уволен из МИД его приказом от 13 ноября 1917 г. См.: Известия. 1917. № 225. 14 ноября 9. Информацию о деле А. И. Доливо-Добровольского приводит Г. Н. Михайловский. «Дело заключалось в том, — писал он, — что, будучи молодым морским офицером, Доливо-Добровольский попал в кружок, близкий к Н. К. Михайловскому. Увлеченный революционными идеями, Доливо-Добровольский был арестован и посажен в Петропавловскую крепость, где и просидел один год. За это время из-за чтения книг при крайне скудном освещении он почти потерял зрение на один глаз. Из крепости его без суда освободили по личному распоряжению императора Александра III, и дело замяли, но он был отправлен на три года в дальнее плавание, после чего оставил морскую службу и через некоторое время поступил на службу к нам в Дипломатическое ведомство» (Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 301).

10. Еще 27 октября 1917 г. А. И. Доливо-Добровольский агитировал за признание большевистской власти и других мидовцев, в частности — Г. Н. Михайловского (Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 1. С. 505–506). Впоследствии, 14 ноября, А. И. ДоливоДобровольский публично отказался от участия в забастовке чиновников МИД и признал власть Совета народных комиссаров, к чему призвал своих бывших сослуживцев в обращении к ним, опубликованном 18 ноября в газете «Новая жизнь».

11. В. Б. Лопухин неверно передает содержание приказа Л. Д. Троцкого по МИД от 13 ноября 1917 г., поскольку, судя по всему, ознакомился с его сокращенным вариантом, опубликованным в газетах. В действительности полный текст приказа гласил: «За отказ от подчинения Совету Народных Комиссаров увольняются от должности без права на пенсию: Товарищ министра иностранных дел Анатолий Анатолиевич Нератов. Директор канцелярии Борис Алексеевич Татищев. Товарищ министра Александр Михайлович Петряев и чиновники министерства: Герман Павлович Ухтомский, Владимир Борисович Лопухин, Николай Петрович Юдин, Василий Иоаннович Шавельский, Григорий Григорьевич Епифанов, Алексей Николаевич Орлов, Яков Лазаревич Барсков, Иван Карпович Лысенко, Александр Николаевич Раевский, Александр Эдуардович Нюман, Григорий Евгеньевич Пащенко, Федор Андреевич Семенченко, Алексей Константинович Беляев, Владимир Иванович Некрасов, Алексей Алексеевич Губарь, Николай Николаевич Маслов, Михаил Иванович Муромцев, Алексей Васильевич Блинов, Константин Карлович Фетерлейн, Евгений Карлович Памерский, Карл Владимирович Циглер, Александр Оттович Струве, Юрий Геннадиевич Удинцов, Николай Николаевич Щелкунов, Александр Николаевич Марисов, Александр Владимирович Григорьев, Василий Иванович Беляев, Николай Михайлович Старченко, Лев Владимирович Урусов, Владимир Владимирович Таубе. Список остальных увольняемых чинов будет опубликован завтра» (Известия. 1917. № 225. 14 ноября). Вскоре, 16 ноября, к перечисленным мидовцам были добавлены еще 69 человек, а 26 ноября, за отказ служить новой власти, отставки получили и 28 послов и посланников.

12. «Ежегодник Министерства иностранных дел» — ежегодное ведомственное издание, выходившее в Петербурге (Петрограде) в 1861–1909 и 1911–1916 гг. Оно содержало сведения о российском и иностранных царствующих домах, высших чинах Российской империи, личном составе МИД и дипломатического корпуса в Петербурге, православных церквах, находившихся в ведении МИД, а также текущие приказы по министерству.

13. В. Б. Лопухин, надеявшийся на публикацию своих воспоминаний в СССР, явно преуменьшил антибольшевистский характер инцидента с Е. А. Висконти и бароном В. В. фон Таубе, тем более, что с началом 27 октября 1917 г. забастовки чиновников МИД сам В. Б. Лопухин занимал весьма щекотливое положение, ведая казенными суммами, из которых бастующие продолжали получать жалованье. По воспоминаниям Г. Н. Михайловского, «правительственные учреждения, принявшие участие в забастовке, располагали теми казенными суммами, которые были в их кассах. Бухгалтерские и казначейские части повсюду присоединялись к саботажному движению, и функции контроля за состоянием кассы переходили к стачечным комитетам». К числу находившихся в компетенции В. Б. Лопухина сумм относилась и субсидия монастырям Афона. Несомненно также, что именно благодаря В. Б. Лопухину чиновники МИД, как и в других министерствах, получили жалованье по указу Сената в обычный срок, т. е. 20 ноября 1917 г., а в декабре в дополнение к жалованью — наградные. Выдача мидовцам полного жалованья продолжалась до февраля 1918 г., когда оно было выдано в половинном размере, после чего «выдавались только пособия в самых экстренных случаях, поскольку ресурсы иссякли». «В некоторых ведомствах, — отмечал Г. Н. Михайловский, — дело обстояло лучше, в других совсем хорошо, и я был крайне удивлен, когда, приехав в начале сентября 1918 г., узнал, что до того времени существовали в некоторых ведомствах и комитетах чиновников какие-то “ликвидационные суммы”, кто-то еще их получал». Другим источником финансирования забастовки стал созданный уже в ее начале забастовочный фонд при Финансовой комиссии ЦК Союза союзов, пополнявшийся за счет общественных и частных пожертвований, поступавших в т. ч. от правлений крупных предприятий. «Так, например, у Нобеля, — свидетельствовал Г. Н. Михайловский, — было собрано сразу 90 тыс. руб.». В результате обысков у «лиц, организующих саботаж», отмечал Я. Х. Петерс, ВЧК обнаружила «подписные листы, на которых были десятки тысяч пожертвований со стороны отдельных буржуев в пользу саботировавшей интеллигенции». Наконец, в качестве источника субсидирования забастовки Финансовая комиссия в декабре 1917 г. рассматривала и внешний займ у союзных держав, однако ее деятельность в этом направлении пресекла ВЧК (Петерс Я. Х. Из воспоминаний о работе ВЧК. С. 248; Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 2. С. 48–49, 50–53).

14. Е. Б. Лопухин жил на Знаменской площади, 34, а В. И. Лопухина — на Звенигородской, 22.

15. В действительности Ярошинского звали Карл Иосифович. О деятельности К. И. Ярошинского в 1917–1918 гг. см.: Фурсенко А. А. 1) Русский Вандербильт // Вопросы истории. 1987. № 10; 2) Концерн К. И. Ярошинского в 1917–1918 гг. // Проблемы социально-экономической истории России: К 100-летию со дня рождения Б. А. Романова.

СПб., 1991.

16. Следственная комиссия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов отдала приказ об аресте К. И. Ярошинского 14 декабря 1917 г., однако к этому моменту он был за границей.

17. Строка из стихотворения А. С. Пушкина.

18. Имеется в виду октябрьская всероссийская политическая стачка 1905 г.

19. На самом деле С. Д. Сазонов был назначен членом Государственного совета в 1913 г., еще в бытность его министром иностранных дел. В заседаниях верхней палаты он участвовал как до, так и после увольнения с последнего поста.

20. «Весь Петербург (Весь Петроград)» — адресно-справочный ежегодник, издававшийся А. С. Сувориным в 1894–1917 гг. Содержал информацию об учреждениях центрального и местного управления, учебных и лечебных заведениях, список жителей столицы и т. д.

21. Переезд большевистского правительства из Петрограда в Москву состоялся 10– 11 марта 1918 г.

22. Вероятно, организация, созданная М. Д. Зориным, была консультативным органом Особой комиссии из советских и финских представителей «для разработки тех практических мероприятий, которые вытекают из отделения Финляндии от России».

Образование Особой комиссии стало следствием подписания В. И. Лениным 18 (31) декабря декрета Совнаркома о предоставлении независимости Финляндии. В связи с тем, что в ней 15 (28) января 1917 г. вспыхнула революция, в начале февраля появилась новая советско-финская комиссия, которая и выработала договор между двумя странами, подписанный 1 марта В. И. Лениным.

23. Имеется в виду Брест-Литовский мирный договор. Л. Д. Троцкий, в качестве народного комиссара иностранных дел, играл главную роль при начале мирных переговоров в Брест-Литовске между Россией и Германией и ее союзниками — Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией. В начале января 1918 г. германская делегация потребовала от большевиков согласия на отторжение от России территории размером свыше 150 тыс. квадратных километров. По инициативе Троцкого переговоры были прерваны. Он предложил объявить войну прекращенной, армию демобилизовать, но столь позорного мира не подписывать.

Это мнение Троцкий, вернувшийся в Брест, огласил 28 января, после чего переговоры снова прервались, и Германия начала наступление по всему фронту. Несмотря на отсутствие единства в большевистской верхушке по вопросу о мире, возобладала точка зрения В. И. Ленина, выступавшего за мир любой ценой, даже если он окажется «похабным». Заключение Брестского мирного договора на еще более тяжелых условиях последовало 3 марта 1918 г.

24. Вскоре после подписания Брест-Литовского договора барон Б. Э. Нольде выступил с инициативной создания Комиссии по Брест-Литовскому миру, в связи с чем разослал приглашения в нее «целому ряду общественных деятелей и бюрократов». Председателем комиссии, заседавшей при Съезде торговопромышленников на Литейном проКомментарии спекте, был сам Б. Э. Нольде, а членами — «крупные чиновники разных ведомств», в т. ч.

(от МИД) — Г. А. Козаков, Г. Н. Михайловский и А. В. Сабанин. Заседания комиссии посещали также С. И. Веселаго, Н. Н. Покровский и «ряд видных и знающих бюрократов»

(Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 2. С. 86–90). Если эту комиссию нельзя идентифицировать с бюро, о котором пишет В. Б. Лопухин, хотя и там, и там членом являлся А. В. Сабанин, то, во всяком случае, они были тесно связаны между собою.

25. О судьбе А. В. Сабанина см.: Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 2. С. 104–107.

26. Видимо, имеется в виду декрет ВЦИК и Совнаркома, датированный 11 апреля 1918 г. Декретом 22 апреля того же года была национализирована внешняя торговля.

27. Союз международных торговых товариществ сорганизовался в Петрограде к июлю 1918 г. по инициативе банковских, торгово-промышленных и бюрократических деятелей, несмотря на Декрет 22 апреля 1918 г. о монополии внешней торговли.

Официально союз образовывался в целях «содействия развитию товарообмена России с иностранными государствами и облегчения условий русской внешней торговли». Деятельностью союза руководил совет, разделенный на собрания в Петрограде и Москве.

Председателем совета являлся Н. Н. Покровский, вице-председателем — А. Н. Вентцель. В Совет входили граф Э. Ф. Берг, С. В. Габриэль, барон А. Г. Гинцбург, М. М. Гирс, Н. И. Гучков, Н. И. Жаба, В. К. Кистер, А. В. Кривошеин, К. П. Лазарев, Н. Е. Молчанов, Г. Л. Нобель, С. К. Подгурский, В. В. Прилежаев, В. И. Тимирязев, И. И. Тхоржевский и Б. Е. Шацкий. Текущими делами Союза ведало его правление, председателем которого являлся Е. С. Каратыгин, директором-распорядителем — А. К. Бабиевский. Членами правления были Н. И. Арбузов, А. Н. Вентцель и С. А. Шателен. Деятельность Союза свелась к его организовыванию, которое затянулось до декабря 1918 г. (Примечания к:

Лопухин В. Б. После 25 октября. С. 85–86).

28. Мемуарист ошибается. В действительности О. А. Глебова (урожденная Михалкова) была дочерью не ярославского губернского предводителя дворянства Сергея Владимировича Михалкова, а его брата Александра Владимировича и его жены Варвары Ивановны, урожденной Унковской, сестры жены С. В. Михалкова.

29. Имеется в виду Лев (Леопольд) Семенович Ауэр (1845–1930).

30. Вероятно, этим младенцем являлся Михаил Семенович Ауэр, который, уже будучи в эмиграции, стал голливудским киноактером Майклом Ауэром.

30а. Мемуарист опять ошибается. А. И. Унковская была замужем за пензенским губернатором С. А. Хвостовым, погибшим при взрыве террористами дачи П. А. Столыпина в 1906 г. См. также комментарий 28 к этой главе (Комментарий Д. Н. Шилова).

31. Судя по всему, В. Б. Лопухин перепутал И. Н. Борисова, который в 1916–1917 гг.

являлся товарищем министра путей сообщения и председателем Междуведомственной комиссии по выработке плана сети новых железных дорог Российской империи, подлежащих сооружению по окончании войны, с членом комиссии, художником и предпринимателем А. А. Борисовым, отстаивавшим в ней проект Северной сибирской железной дороги, включенный в план, утвержденный комиссией. Компаньоном А. А. Борисова в этом деле являлся норвежский предприниматель Э. Ганневиг. Оба они ходатайствовали еще перед царским правительством о выдаче им концессии на сооружении Северо-Сибирской магистрали.

«Концессионеры, — вспоминал двоюродный племянник В. Б. Лопухина князь С. Е. Трубецкой, участвовавший в выработке устава соответствующего общества, — рассчитывали, что советская власть продлится в России недолго, но боялись потерять свои хозяйственные позиции, если они не продолжат свои переговоры и изыскания при большевиках». В 1918 г.

А. А. Борисов и Э. Ганневиг выдвинули проект концессии на сооружение Великой северной дороги перед Советом народных комиссаров, который отнесся к нему неоднозначно. Более того, по инициативе В. И. Ленина 4 февраля 1919 г. Совнарком принял постановление, которое сочло «предоставление концессии представителям иностранного капитала с принципиальной точки зрения допустимым во всех тех случаях, когда только таким путем может быть достигнуто развитие производительных сил». Концессию на сооружение Северного пути большевистское правительство решило «признать желательной и осуществление ее практически необходимым». На этой точке зрения Совнарком находился до марта 1919 г.

В конечном итоге «представители концессионеров были арестованы и дело заглохло» (Трубецкой С. Е. Минувшее. С. 186; Примечания к: Лопухин В. Б. После 25 октября. С. 90–92).

32. Вероятно, Н. Н. Покровский подразумевал движение так называемых «моравских братьев».

33. Покушения на М. М. Володарского и М. С. Урицкого, закончившиеся их смертью, произошли 20 июня и 30 августа 1918 г. Покушение Ф. Каплан на В. И. Ленина закончилось его ранением и состоялось 30 августа того же года.

34. Постановление о красном терроре было принято Петроградским комитетом РКП(б) 23 июля 1918 г., Совнаркомом — 5 сентября того же года.

35. См. комментарий 20 к этой главе.

36. Постановление большевистских властей Петрограда о «мобилизации буржуазии»

на захоронение трупов умерших от холеры последовало 14 июля 1918 г. Решение В. Б. Лопухина о поступлении на советскую службу не означало, что он изменил идеалам, вдохновлявшим мидовцев в ходе забастовки чиновничества. На состоявшемся 19 января 1918 г.

под эгидой исполкома Общества служащих МИД их общем собрании (на нем присутствовали около 200 человек), была принята резолюция, которой запрещались «возвращение на службу и вообще советская служба в тех отраслях государственного управления, где она принимала политический характер». Дипломатическая и консульская службы, «как имевшие явно политический характер», возбранялись «на все время пребывания большевиков у власти». Таким образом, саботаж не только не прекращался, но и становился перманентным, тем более, что дозволялась исключительно служба «в нейтральных учреждениях технического свойства», причем можно было поступать лишь в те учреждения, в которых саботаж «законно прекратился с разрешения ЦК Союза союзов». Характерно, что в ходе обсуждения резолюции, принятой единогласно, прозвучало предложение не смягчить ее, а еще более усилить, запретив членам Общества служащих МИД «всякую советскую службу». Выдавая 20 февраля 1918 г. в последний раз жалованье, исполком объявил об окончании забастовки в том смысле, что отныне чиновники могли поступать в советские учреждения «на нейтральные должности» (Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 2. С. 77–78, 81, 95). Как будет видно из дальнейшего, В. Б. Лопухин полностью выполнил это решение.

37. Описывая инцидент с Ф. Н. Петровым, случившийся накануне Первой мировой войны, Г. Н. Михайловский вспоминал: «Личность ничем другим не приметная, он вдруг прославился на всю читающую Россию тем, что на станции Клин во время дебоша, учиненного одним из пассажиров 3-го класса, где оказался Петров, последний из-за неуважительных слов в адрес вмешавшейся в дело железнодорожной жандармерии был отведен в станционное жандармское управление и двумя жандармами высечен в буквальном смысле этого слова. Как показало дознание, никаких бумаг, удостоверяющих его положение как правительственного служащего, при Петрове не оказалось, да и, кроме того, он был в нетрезвом состоянии. По приезде в Петроград Петров немедленно явился к начальству, т. е. к Сазонову, и рассказал свою печальную историю, умолчав, конечно, о невыгодных для себя обстоятельствах. Дело попало в печать, по собственной ли инициативе Петрова или иным образом — неизвестно. Замять инцидент не было никакой возможности, и Сазонов со свойственным ему темпераментом потребовал удовлетворения за оскорбление своего чиновника. Чем дальше двигалось дело, тем картина оказывалась все больше и больше не в пользу Петрова. Он, как выяснилось, сам буйствовал и вел себя во всех отношениях не так, как подобает чиновнику Дипломатического ведомства. Левая печать, отдавая должное демократическому происхождению Петрова, взяла его под свое покровительство, и, поскольку независимо от личности пострадавшего методы станционной жандармерии не заслуживали одобрения, двух виновных жандармов уволили со службы.

В результате этой печальной известности уволили Петрова, так как его поведение также заслуживало порицания» (Михайловский Г. Н. Записки. Кн. 2. С. 22).

Абамелек-Лазарева Мария Павловна (1876–1955), урожд. Демидова, княжна СанДонато — княгиня, жена князя С. С. Абамелек-Лазарева. Умерла в эмиграции Авдаков Николай Степанович (1847–1915) — действительный статский советник (1910). Горнопромышленник. Учился в Горном институте. В 1873–1912 служил в Рутченковском горнопромышленном обществе. Председатель Совета съездов горнопромышленников Юга России (1906), член Государственного совета по выборам от промышленности (1906–1915, входил в группу центра), председатель Совета съездов представителей промышленности и торговли (1907), Русско-французской торговой палаты (1912) и Центрального военно-промышленного комитета (1915) Авксентьев Николай Дмитриевич (1878–1943) — один из лидеров Партии социалистов-революционеров. Учился на юридическом факультете Московского университета, посещал Берлинский, Лейпцигский и Галльский университеты. В 1905 вступил в партию эсеров. В 1906 осужден на ссылку, откуда бежал и эмигрировал во Францию.

После Февральской революции 1917 вернулся в Россию. В связи с созданием 24 июля 2-го коалиционного Временного правительства занял в нем пост министра внутренних дел. Вышел в отставку 2 сентября. Председатель Временного совета Российской республики (предпарламента) (сентябрь–октябрь). Умер в эмиграции Агренев-Славянский (Агренев) Дмитрий Александрович (1836–1908) — певец, хоровой дирижер, собиратель народных песен Адам — кучер имения Лопухиных в Ковенской губернии Адлерберг Александр Васильевич (1860–1915) — граф, действительный статский советник (1899), в должности шталмейстера (1903), шталмейстер (1907). Окончил Пажеский корпус. Служил в Кавалергардском полку и в канцелярии военного губернатора Уральской области. В 1890 перешел на гражданскую службу. Уфимский (1891) и псковский (1893) вице-губернатор, исправляющий должность пензенского губернатора (1898), в 1899 утвержден в этой должности. Псковский (1903) и петербургский (1911, с 1914 петроградский) губернатор Азеф Евно Фишелевич (1869–1918) — секретный агент Департамента полиции, одновременно один из основателей и руководителей партии эсеров, глава ее военной организации. Разоблачен в 1908 В. Л. Бурцевым на основании данных, полученных от бывшего директора Департамента полиции А. А. Лопухина. Умер в эмиграции 125–126, 200, a В указателе учтены только имена, встречающиеся в тексте воспоминаний. При составлении аннотаций к именам, впервые появляющимся в 23 главе, использовались сведения из примечаний к ее первой публикации (Лопухин В. Б. После 25 октября // Минувшее: Ист. альм. Вып. 1. М., 1990).

Акимов Михаил Григорьевич (1847–1914) — действительный статский советник (1886), тайный советник (1899), действительный тайный советник (1907). Шурин П. Н. Дурново. Учился на юридическом факультете Московского университета. Служил по Судебному ведомству. Товарищ прокурора Владимирского (1872) и Московского (1875) окружных судов, киевский губернский прокурор (1879), прокурор Владимирского окружного суда (1880), товарищ прокурора Киевской судебной палаты (1881), председатель Одесского (1883–1887, 1887–1889) и Пензенского (1887) окружных судов, прокурор Одесской (1889) и Московской (1891) судебных палат, старший председатель Одесской судебной палаты (1894), сенатор (1899), министр юстиции (декабрь 1905 – апрель 1906), член по назначению (1906, входил в группу правых) и председатель (1907) Государственного совета 153, Аксаков Иван Сергеевич (1823–1886) — историк, литератор, журналист славянофильского направления 176, 354, Аладьин Алексей Федорович (1873–1927) — политический деятель. Учась в гимназии, примкнул к революционному движению. Учился на медицинском и физикоматематическом факультете Казанского университета, из которого был исключен за революционную пропаганду, затем 9 месяцев провел в заключении. Бежал за границу, где находился до 1905, когда вернулся в Россию. Член I Государственной думы (лидер фракции трудовиков). В 1906–1917 — снова в эмиграции. В 1917 поддерживал генерала Л. Г. Корнилова. Умер в эмиграции.

Алевский Владимир Николаевич (1870 – не ранее 1917) — коллежский советник.

Гимназический товарищ В. Б. Лопухина. Окончил Киевский университет. Служил в Министерстве финансов. Старший бухгалтер Киевской конторы Государственного банка.

В 1917 член правления Русского торгово-промышленного банка и 1-го Общества пароходства по Днепру Александр I (1777–1825) — российский император (1801) Александр II (1818–1881) — российский император (1855). Смертельно ранен террористами 36, 82, 115, 133, 138, 176, 189, 200, 327, 352, 354, 357-358, Александр III (1845–1894) — российский император (1881) 23, 25, 29, 56, 74, 82, 122, 153, 189, 353–354, 358, 363, Александр Михайлович (1866–1933) — великий князь, сын великого князя Михаила Николаевича, брат великого князя Николая Михайловича, муж великой княгини Ксении Александровны, отец княжны крови Ирины Александровны. Флигель-адъютант (1886), контр-адмирал Свиты (1903), вице-адмирал и генерал-адъютант (1909), адмирал (1915). Специалист в области кораблестроения, археолог-любитель и коллекционер. Получив домашнее образование, был зачислен в Гвардейский экипаж, неоднократно совершал длительные плавания. Член (1898) и председатель (1900) Совета по делам торгового мореплавания, председатель Особого совещания для рассмотрения вопроса об управлении торговыми портами (1901), главноуправляющий торговым мореплаванием и портами (1902–1905), младший флагман Черноморского (1903) и Балтийского (1905–1909) флотов. Во время Первой мировой войны — заведующий организацией авиационного дела в армиях Юго-Западного фронта (1914) и во всей действующей армии (1915), полевой генерал-инспектор авиации (1916–1917). Умер в эмиграции 120, 132, 153, 241, 264–266, Александра Федоровна (Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса), урожд. герцогиня Гессенская (1872–1918) — российская императрица (1894–1917), жена императора Николая II. Председательница Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов (1914–1917) и Особого комитета по оказанию помощи русским военнопленным, находящимся во вражеских странах (1915– 1917). Расстреляна большевиками. Канонизирована Русской православной церковью (2000) 13, 56, 84, 102–103, 133, 196, 200, 210, 242, 246, 257, 264–265, 269, 273, 275–277, 283–286, 328, 351, 354, 370, 387–389, 399, 402–405, 407, 409–411, 413– Алексеев Евгений Иванович (1843–1917) — контр-адмирал (1892), вице-адмирал (1897), генерал-адъютант (1901), адмирал (1903). Учился в Морском кадетском корпусе. Служил в 4-м и 1-м флотских экипажах, неоднократно совершал длительные плавания. Морской агент во Франции (1883), помощник начальника Главного морского штаба (1892), начальник броненосной эскадры Тихого океана (1895), старший флагман Черноморской флотской дивизии (1897), главный начальник и командующий войсками Квантунской области и морскими силами Тихого океана (1899), наместник на Дальнем Востоке (1903–1905). Во время русско-японской войны — главнокомандующий сухопутными и морскими силами на Дальнем Востоке (1904), член Государственного совета (1905–1917, с 1906 входил в группу правых) 36, 126, 349–350, 362–363, 367– Алексеев Михаил Васильевич (1857–1918) — генерал-лейтенант (1908), генерал от инфантерии (1914), генерал-адъютант (1916). Военный теоретик и историк. Учился в Тверской классической гимназии, Московском пехотном юнкерском училище и Николаевской академии Генерального штаба. Служил в Казанском пехотном полку. Участник русскотурецкой войны 1877–1878. По окончании Академии служил в штабе Петербургского военного округа. Старший адъютант 1-го армейского корпуса (1890), младший делопроизводитель канцелярии Военно-ученого комитета Главного штаба Военного министерства (1894).

Одновременно — экстраординарный (1898), ординарный (1901) и заслуженный (1904) профессор Академии Генерального штаба. Начальник отделения генерал-квартирмейстерской части Главного штаба (1900). Участник русско-японской войны 1904–1905. Оберквартирмейстер Главного управления Генерального штаба (1906), начальник штаба Киевского военного округа (1908). В годы Первой мировой войны (1914–1917) — начальник штаба Юго-Западного фронта (1914), главнокомандующий Северо-Западным и Западным фронтами (1915), начальник штаба верховного главнокомандующего (1915–1917). Верховный главнокомандующий (апрель-май 1917), военный советник Временного правительства (май–август 1917), начальник штаба верховного главнокомандующего (август-сентябрь 1917). Один из создателей и руководителей Добровольческой армии 250, Алексей Александрович (1850–1908) — великий князь, сын императора Александра II, дядя императора Николая II. Контр-адмирал Свиты (1877), генерал-адъютант (1880), вице-адмирал (1882), адмирал (1888). По получении домашнего образования служил на военных судах, неоднократно совершая длительные плавания. Командир Гвардейского экипажа (1873–1881), член кораблестроительного и артиллерийского отделений Морского технического комитета (1874–1881). Во время русско-турецкой войны 1877– 1878 — начальник всех морских команд на Дунае. Член Государственного совета (1881), главный начальник флота и морского ведомства (1881–1905), генерал-адмирал (1883), член Комитета министров (1892–1905). Умер во Франции 76, 120, Алексей Николаевич (1904–1918) — наследник-цесаревич и великий князь, сын императора Николая II. Расстрелян большевиками. Канонизирован Русской православной церковью (2000) Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса, герцогиня Гессенская — см. Александра Федоровна.

Алмазов Михаил Павлович — действительный статский советник (1911). Чиновник особых поручений при государственном контролере (на 1896), затем — управляющий Кишиневской и Подольской (на 1915) контрольными палатами Альтшуллер (Альтшиллер) Александр Оскарович — предприниматель, австровенгерский подданный. В начале XX в. — почетный консул Австро-Венгрии в Киеве, подозревался в шпионстве. Был близок к семье В. А. Сухомлинова, что стало одним из оснований для обвинения последнего в государственной измене Амфитеатров Александр Валентинович (Old Gentlman) (1862–1938) — писатель и публицист, сотрудник газеты «Новое время». Умер в эмиграции 61, Анастасия Николаевна (1867–1935) — великая княгиня, младшая дочь черногорского князя Николая I Негош-Петровича, сестра великой княгини Милицы Николаевны, жена герцога Г. М. Лейхтенбергского, светлейшего князя Романовского; с 1907 — жена великого князя Николая Николаевича младшего. Умерла в эмиграции Андреев Василий Васильевич (1861–1918) — музыкант, виртуоз игры на балалайке, создатель и руководитель первого Оркестра русских народных инструментов Андроников Михаил Михайлович (1875–1919) — князь, титулярный советник, публицист и издатель. Учился в Пажеском корпусе. Служил канцеляристом в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий МВД. В 1896 вышел в отставку. В 1897 причислен к МВД. Чиновник особых поручений при обер-прокуроре Синода (1914–1917).

В конце 1915 — начале 1916 был близок к Г. Е. Распутину. Расстрелян большевиками 255, 387–388, 400, 402– Анненков Михаил Николаевич (1835–1899) — флигель-адъютант (1864), генералмайор Свиты (1869), генерал-лейтенант (1879), генерал от инфантерии (1892). Специалист в области военных перевозок. Учился в Пажеском корпусе и Николаевской академии Генерального штаба. Старший адъютант Гвардейского генерального штаба (1859), помощник генерал-полицмейстера в Царстве Польском (1863). Участник Польской кампании 1863. Член Главного военно-тюремного комитета (1867). Заведующий передвижением войск по всем железным дорогам и водным путям России (1869), член Временного исполнительного комитета по передвижению войск (1877–1884), начальник военных сообщений Закаспийского края (1879), заведующий строительством стратегической железной дороги в Полесье (1880), член от Военного министерства в Совете министра путей сообщения (1884) и Комитета по мобилизации войск (1885), заведующий строительством Самаркандского участка Закаспийской железной дороги (1886) и управляющий этой дорогой (1888), начальник Временного особого управления общественными работами для помощи населению, пострадавшему от неурожая (1891–1892), член Военного совета (1891) Антонович Афиноген Яковлевич (1848–1915) — действительный статский советник (1893), тайный советник (1895). Экономист. Учился на юридическом факультете Киевского университета. В 1877 защитил магистерскую, в 1883 — докторскую диссертации.

Профессор политической экономии, статистики и законоведения Ново-Александрийского института сельского хозяйства и лесоводства (1879), доцент кафедры полицейского права Киевского университета (1882). Редактор газеты «Киевское слово» (1887–1892). Товарищ министра финансов (1893), член Совета министра народного просвещения (1895) 59– Апраксина Александра Александровна — см. Оболенская А. А.