«ПАРСИЕВА Л.К., ГАЦАЛОВА Л.Б. ГРАММАТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ ЭМОТИВНОСТИ В ЯЗЫКЕ Владикавказ 2012 ББК 8.1. Парсиева Л.К., Гацалова Л.Б. Грамматические средства выражения эмотивности в языке. Монография. / Федеральное ...»

(Хмыцаты Ц. Арвй рвыст лг). – «Б ы т ы р (появился за девушкой, незаметно). Залда, знаешь что? Давай в этот чудесный день будем говорить друг другу какие-нибудь приятные слова. Наполним наши сердца радостью. З а л д а. Мое сердце и без приятных слов радостно. Б ы т ы р. Бог ты мой, когда же ты поймешь, в чем нуждается сердце парня, когда?!»

В устной речи осетин частотное употребление имеет эмотив уллй, уллгъи, дигорское уллхи. В. И. Абаев приводит в одной словарной статье ИЕ wllhi! wlli!

«клянусь богом», синонимом является хуыцауыстн! Заимствовано из арабского, употребительно повсюду у мусульманских народов [Абаев, 1989: 81]. В русском языке соответствует ей богу! ей-ей! и т.п.

Например:

– Уллй, Тотрадз, сомы м н кнын кныс, фл дын й згъын: зххардыстн, з м дунейыл ахм рсугъд, ахм зрдмдзуг адймаг нма федтон.

(Т. Гуру. Ныхасы къуыбылой). – «Клянусь богом, Тотрадз, клясться ты меня не заставляешь, но я тебе говорю, клянусь, что я такого красивого и приятного человека еще не встречал».

З а у ы р. цг у зын фарста. Раздр райдайын хъуыди.

рыгонй.

Д у к к и. рыгонй? м й з авдны куы райдыдтон. Уллй, м авднм, дам-иу, лппу хстг куы ‘рбацыди, уд дам, хълсыдзаг куг кодтон, чызг-иу куы ауыдтон, уд та, дам, худг.

Ф о н е т и к. Диссаг, афтмй д цахънм н усай баззай?! (Хуыгаты Г. Туаллаг рсугъд чызг). – «З а у р. Действительно, сложный вопрос. Раньше надо было начинать.

Молодым.

Д у к к и. Молодым?. Так я же еще в люльке был, когда начал. Ей-богу, когда, мол, к моей люльке мальчик подходил, то я во весь голос плакал, а если девочку видел, то смеялся. Ф о н е т и к а. Удивительно! Как же ты до сих пор не женился?!»

– Бауырнд д, Дзыбын, уддр з амондждын дн… – Уллй, стыр амондджын. Д хорзхй, уыцы мбисонды рсугъды км ссардтай, уый-ма мын згъ!..

(Т. Гуру. Ныхасы къуыбылой). – «– Поверь, Дзыбын, все же я счастливый… – Ей-богу, очень счастливый. Скажи, пожалуйста, где ты нашел такую красавицу!..»

Правильным является наисание уллгъи [Орфографический словарь осетинского языка, 2002: 570], однако в произведениях художественной литературы нередко встречается также графический вариант улл-гъи:

– … Рухсаг уд, мгуыр, д сиахс Мухар, колхозы иум бир фкуыстам. Хларй фцардыстм. Уд д хо Разиат др… Улл-гъи, иу-цалдр азы н бригады хринаггнгй фци, м ма хистрт ныр др й кой ракнынц.

(Цграты М. Тгрдойнаг Ацмз). – «– Пусть земля будет пухом твоему зятю Мухару. Дружно мы прожили. Да и сестра твоя Разиат… Ей-богу, несколько лет она в нашей бригаде поваром проработала, так о ней до сих пор старшие вспоминают».

Встречается также и употребление «уллгъибиллгъи»:

– Уадзм й, Б-бодз, уый н нуазы. Уллгъибиллгъи, з хистр дн ам м йын з б-бар радтон.

(Т. Гуру. Улсыхы Бодз). – «– Оставим его, Б-бодз, он не пьет. Клянусь богом, я здесь старший, и я ему разрешил».

В «Дигорско-русском словаре» биллхи «ей-Богу» приводится самостоятельно [ДРС, 2003: 199].

Одним из наиболее частотных интеръективизмов является анассын (йанассын). В живой разговорной речи данный эмотив может выражать различные, нередко противоположные эмоции, встречается в диалоге как реакция на вербальный или невербальный стимул. Употребляется в речи как мужчинами, так и женщинами.

Например, пренебрежительное, ироническое отношение:

З л д а. Рдийыс, Бытъыр! Й хъздыгдзиндтй й мгуыртн бахай кнын куы бахъуа, уый катай фехалд й гуыбын. (Ныххудт). Гъе, уый лг у, анассын, гъе! Цхрадонй й й хдзарм нал вдлы. (Фуайы худгй).

(Хмыцаты Ц. Арвй рвыст лг). – «З а л д а. Ошибаешься, Бытыр! Он испугался того, что ему придется поделиться с бедными своим богатством, поэтому у него расстройство, живот разболелся. (Рассмеялась). Вот это мужчина, черт побери. Теперь ему из огорода домой зайти некогда. (Уходит, смеясь)».

При выражении зависти, желания, стремления к чему-либо употребляется с ехх:

Т е п к а…….Хрзаг Дасхан ма згъа, ницы архайм й лджы сау мит раргом кныны охыл!

С е п к а. Ехх, анассын, гъер нм Цъыруйы флтрдзинад куы уаид!

С е п к а. Амырыкйы, дам, ис ахм лг. Ахургонд куыдзй, дам, рвдздр у лджы фд райарынм.

Т е п к а. А-а!.. Уый лг ну, срхън! Смудаг куйты ферм у. Кддр радиой фехъуыстон цыдр ахм… Цъырыу.

(Хмыцаты Ц. Гуырон бон). – «Т е п к а…….А то вдруг Дасхан скажет, что мы ничего не делаем для разоблачения ее мужа!

С е п к а. Эх, елки-палки, вот бы у нас было столько возможностей и умения как у Цру. Т е п к а. А кто такой Цру? С е п к а. В Америке есть, говорят, такой мужик. Лучше любой ищейки след берет. Т е п к а. А-а! Это не мужик, идиот! Это ферма для собак-ищеек. Когда-то по радио что-то такое говорили… ЦРУ».

Дз б е. Дл та рацыд с кртм уыцы нкъардй.

Б о б о. Цыма ппт бстйы сагъст й зрдйы смбырд сты!

Дз б е. Й хлар чызджытйыл куыд узлынц!

Бъ е къ о. Уыдон с лггадгнг чызджыт сты.

Б о б о. Ехх, анассын. Уыдонй фест!..

(Хмыцаты Ц. Гуырн бон). – «Дз а бе. Вон она вышла во двор, опять грустная. Б о б о. Как будто все проблемы мира в ее сердце собрались. Дз а б е. Как подруги вокруг нее увиваются!

Б е к о. Это их служанки. Б о б о. Эх, черт возьми, вот бы в них превратиться!..»

В устной разговорной речи часто встречается вариант «йанассын», иногда в сочетании с именами существительными: «йанассынйы фтген» – букв. «керосин йанассыны», «йанассынйы хъыбыл» – «детеныш йанассыны» и т.п. В основном используется для передачи гнева, недовольства, возмущения, угрозы и т. п. Анализ имеющегося у нас лингвистического материала позволяет утверждать, что ИЕ имеет широкое распространение в устной речи представителей старшего и среднего возраста, хотя также встречается в речи молодежи. Видимо, из-за того, что описываемая ИЕ была заимствована в осетинский язык как нецензурное слово, и только со временем сошла на роль эмотивной единицы, в словарях и грамматиках ее описания нет, а в художественных текстах встречается значительно реже, чем в живой разговорной речи. Следует заметить, что в настоящее время редко кто помнит о происхождении данного слова, что объясняет, на наш взгляд, его активное использование в процессе коммуникации в различных речевых ситуациях.

';

В современном осетинском языке процессу интеръективации подвергаются имена существительные, содержащие в своей семантике эмотивность и оценочность. В зависимости от эмоциональной направленности и речевой ситуации в эмотивы переходят имена существительные, характеризующиеся особой экспрессивностью в речи, названия некоторых заболеваний, зоонимы, орнитонимы, детские слова и т.п. Рассмотрим данные интеръективизмы более подробно.

Например, выражение гнева, страха, тревоги в живой разговорной речи ИЕ бллх – горе. Чаще употребляется мужчинами, является активной реакцией на какую-либо информацию или невербальный стимул.

С о л ы м (рагпп см кодта). Банцайут, хдзархалт, худинаггнджыт! У хърм сыстдзн канд сых н, гас хъубст нм фдисы фцудзысты. У хуысснтм фцут, стй рра сырдтау Хуыцаум ниут, у хуысснтм уын, згъын. рыхъуыстой ум адм! (Алчи й уатм ацыди). Бллх, бллх! хсвыгон с уромг уромын куы н фразы, уд цы уыдзн бонй? М зронд ср, цыт бавзрстай, цы?… (Хуыгаты Г. Хъздыг хдзар) – «С о л ы м (выскочил к ним). Заткнитесь, разрушители моего дома, позорники! На ваш крик не только соседи, а все село прибежит на помощь.

Убирайтесь в свои постели, а не взывайте к Богу, как дикие звери, идите спать, я сказал. Опозорились перед людьми!

(Все разошлись по своим комнатам). Горе, горе! Их ночью успокоить невозможно, так что же днем будет? О, моя седая голова, сколько ты всего терпишь?..»

Выражение гнева, недовольства, возмущения может передаваться ИЕ, производными от имен существительныхзоонимов. Например, куыдз! – собака!, куыйт! – собаки!

Куыдз чи у, уый! – букв. тот, кто собака! Степень проявления эмоции активная, может выступать в сочетании с у, ух, й, также иногда употребляется в живой разговорной речи со словами ух, анассынйы куыйт и т.п.

Х а дз ы. Не’ххуырстытыл зрд дарн нал ис.

Знон Ацмзы минвары ныхсты фст с срт ртхъирнгнгау брзонд систой, н с уыныс?!

Ацмзй см ныфс фзынд. м нем мбар лгтау дзурын райдыдтой. Куыйт!

(Хмыцаты Ц. Арвй рвыст лг). Х а д з ы. Нашим батракам больше нельзя доверять. Ты не видишь, что после вчерашнего разговора с посланником Ацамаза, они угрожающе высоко подняли свои головы?! Ацамаз им дал уверенность в себе. И теперь они с нами стали разговаривать, как с равными. Собаки!»

Г а б а й. (мстыгр худт ныккодта). Хъоды?! Сымах мныл?! (Ноджы хърдрй ныххудт фыддрадн) О, сымах ныргвд уе’ппты др! Куыйт! Цаммар куыйт!

Куыйт!

(Хмыцаты Ц. Арвй рвыст лг). – «Г а б а й. (рассмеялся со злостью). Бойкот?! Вы мне?! (еще громче назло рассмеялся). О, зарезать бы вас всех! Собаки! Скверные собаки! Собаки!»

Зоонимы, так же как и другие слова, в процессе интеръективации десемантизируются, утрачивая номинативность.

На первый план в семантическом содержании производного эмотива выступает непосредственное выражение эмотивности, например:

Й разм куы ’рбахцц, уд уыцымстый рлууыд м, й дндгты мсты лхъывд н фехалгй, ралмрста:

– Хрг!.. Уый хсны маринаг у, хсны… Хрг!

(Гуырион Т. Хдойнаг). – «Приблизившись к нему, он, в гневе остановился, и выдавил сквозь зубы: – Осёл!.. Его на стрельбище убивать надо, на стрельбище… Осёл!»

– Акс-ма уыцы хргм!.. Уыцы фосм!.. Уыцы хуым!..

(Гуырион Т. Хдойнаг). – Посмотри на этого осла!..

Эту скотину!.. На эту свинью!..»

В последнем примере гнев персонажа выражен несколькими восклицаниями, адресованными его обидчику. Проследить процесс перехода зоонимов в интеръекционные единицы можно, рассмотрев эти же выражения в другом контексте. Например, если человек, находящийся на ферме, хочет продемонстрировать домашних животных: – Акс-ма уыцы хргм!.. Уыцы фосм!.. Уыцы хуым!.. – Посмотри на этого осла!.. Эту скотину!.. На эту свинью!..». В этом случае описываемые единицы являются именами существительными. А в речевой ситуации выражения гнева, в вышеприведенном примере, они интеръективируются, переходят в разряд эмотивов.

В осетинском, как и в русском языке имеются интеръекционные единицы, образованные в процессе интеръективации выражений, представляющих собой обращения к Богу, Всевышнему. Данные ИЕ используются в речи и мужчинами, и женщинами. Следует отметить, что эти обороты в соответствующем контексте употребляются в современном осетинском языке, как обращение к Богу, а не только в качестве эмотивных образований, в отличие от рассмотренных выше ИЕ ллх, йарбын, уллй, утративших связь со своим первоначальным значением. При переводе их следует передавать соответствующими эмотивами русского языка, также образованными в результате интеръективации.

А. М. Шегрен писал о том, что у осетин мужчины слабо придерживаются религии, женщины еще слабее… [Шегрен, 1843].

В. И. Абаев отмечал особенности исповедования религии осетин. «Христианство, пропаганда которого велась среди алан с V в., имело решительное преобладание, но и мусульманство укрепилось в некоторых частях Осетии» [Абаев, 1949: 72]. Однако осетины также совершали и языческие жертвоприношения: «Принимая христианство, осетин исполняет некоторые обряды, крестится, соблюдает посты и праздники, иногда ходит в церковь, упоминает имя Христа и некоторых святых, но вместе с тем справляет и прежние языческие обряды, совершает кувды святым местам (дзуарам), приносит жертвы – баранов, козлов, быков по известным дням и не думает, чтобы его прежние обряды были несогласимы с новыми, которые ему указывает духовенство»

[Миллер, 237]. Религиозные особенности осетин не могли не отразиться в языке, в частности, в лексико-фразеологической системе осетинского языка. В осетинском языке достаточно много молитвенных формул, клятв, проклятий, связанных с религией, с именем Бога. Например, мужчины-осетины клянутся именем Бога: Хуыцауыстн! – «Богом клянусь!», именем Святого Георгия: Уастрджистн!

– «Клянусь Святым Георгием!», Кораном: Хъуыраныстн – «Клянусь Кораном». В зависимости от речевой ситуации эти выражения могут использоваться как интеръекционные единицы, служить для передачи эмоционального состояния говорящего.

И мужчинами, и женщинами употребляются проклятия, пожелания различного характера: Хуыцау д ма сразы уд!, диг. Хуцау ди ма исарази уд! – «Чтоб Бог тобой не был доволен!» Многие из клятв, обращений к Богу имеют эмотивный характер, то есть выполняют функцию выражения эмотивного или ментального состояния говорящего.

Так, выражение о, ме скнг – о, мой создатель может передавать сильные эмоциональные переживания, как положительные, так и отрицательные. Например, испытываемые одновременно удивление, восторг:

Т о т ы р. Д ныфс та куыд бахастай, д ныфс?

С н и а т. м йын цы зонын? «Уари, Уари»-иу кодтой дзух. Уари цы дугъы н уыд, уый дугъ н хуыдтой. Гъем срра дн, згъын, цы уа, уый уд. Атардтон м фнд. О, ме скнг! М зрд кунн ратыдта риуй. Й гуыпп-гуыпп ын мхдг хъуыстон… (Хуыгаты Г. Хъздыг хдзар). – «Т о т ы р. А как же ты решилась, как? С а н и а т. Откуда же я знаю? Все только и твердили: «Уари, Уари». Скачки, на которых не было Уари, даже скачками не называли. Вот я и сошла с ума, решила, будь что будет. Настояла на своем. О, мой создатель! Как у меня только сердце из груди не выпрыгнуло! Я сама слышала его стук…»

В нижеследующем примере эмотивное образование передает восхищение, изумление от неожиданной встречи с красивой девушкой:

Хъ а з а н.…Ксын м…саргъы бхыл бады чызг… й бакастм гсг – ирон. … О, ме скнг! Й цстытм ын фемдзаст дн м м’васт м срй м къхты бынм цыдр тых ахызти. Басыгъта м. Сау взалы куынн фестадтн. Никуы мыл рцыд ахм хабар.

(Хуыгаты Г. рдхорд фсымрт). – «К а з а н. Вижу,… на коне сидит девушка… внешне похожа на осетинку. О, мой создатель! Я встретился с ней взглядом, какая-то неведомая сила внезапно проскочила во мне от головы до ног.

Сожгла меня. Как я не превратился в черный уголек. Никогда со мной такого не случалось…»

Выражение глубины чувств, восхищения:

С н и а т…. Баба мын мад др уыд м фыд др. Н мын уыд бабай адджындр зххыл. Фл куы фзынд де ’фсымр… О, Хуыцау! Фсфд й фуагъта!…Афт мм каст, цыма н уый цард цард ну, фл хъизмар… (Хуыгаты Г. Хъздыг хдзар). – «С а н и а т. Отец мне был вместо матери и отца. Никого не было у меня дороже отца. Но когда появился твой брат… О, Боже! Он оставил его позади!… Мне казалось, что без него жизнь не жизнь, а страдание…»

Несомненный интерес представляет характеристика эмотивов дигорского варианта осетинского языка, представленная в монографии М. И. Исаева «Дигорский диалект осетинского языка», так как диалектные сходства и различия интеръекционных единиц имеют большое значение для полного описания осетинского языка. Ценность монографического исследования заключается также и в том, что языковой материал работы основывался на собственных записях автора, для которого дигорская речь является родной, а также на фольклорных материалах [20: 3, 4]. Все эмотивы дигорского диалекта по образованию разделены на первичные и вторичные (произошедшие от знаменательных частей речи). Следует отметить, что при описании производных (вторичных) интеръективизмов автором учитываются особенности их семантического содержания, трудности перевода. Перевод примеров с осетинского на русский язык дан и буквальный, и адекватный по смысловому содержанию.

Среди первичных ИЕ выделены односложные: ах!, ух!, ау!, о!, уау!, гъйт! и др. и состоящие из повторения одного и того же слова: ох-ох!, эх-эх!, фу-фу-фу!

Вторичные подразделены на простые: ллах!, ллахллах!, и составные, которые представлены более широко:

м арт рбауазал й! выражает горе, испуг (букв. «остыл мой очаг» (т.е. потух огонь в очаге), ард д хдзари! Выражает негодование, проклятие (букв. «да будет в доме твоем клятва!») и др. – Ард д хдзари, кд цбл гър книс – фззуст кодта ибл лг. «Будь ты проклята, чего ты кричишь?» – сказал сурово ее муж». Дана также и семантическая характеристика эмотивов дигорского диалекта осетинского языка.

Автор отмечает, что они способны выражать обширный круг эмоций, причем в зависимости от речевой ситуации одни и те же ИЕ передают различные оттенки эмоций и волеизъявления говорящего, например: боль, скорбь, испуг – уау, ллах, дддй и др.; удивление, сожаление – а-а, эх-эх-эх, ллх-ллх; отвращение – тфу!; желание – тходуй; призыв – фдес!, гъйт! Гъйт, зрдиуагй уайет, догъи ма уот фстаг! (Ирф) «Ну, старательно бегите, не будьте последними в беге»; стуггин фсоргъ, тходуй, нана, хуцауи дзурдй нур ку фестин (Ирф) «Ох, если бы, мама, велением бога я обернулась в крылатого коня; ллах-ллах – ниддес кодта зронд уос «Аллах-аллах, – удивилась старушка» [20: 93].

Эмотивные устойчивые сочетания Значительным источником пополнения эмотивов в осетинском языке являются устойчивые сочетания, непосредственным образом отражающие процесс коммуникации.

Функция эмотивных единиц – быть средством выражения ментального или эмоционального состояния или эмоционального отношения говорящего к речевой ситуации. Эмотивные фразеологические единицы усиливают образность, экспрессивность речи, способствуют более яркому проявлению эмоций говорящего.

Большой вклад в изучение эмотивной лексики и фразеологии осетинского языка внес профессор М. И. Исаев. В 1964 году была опубликована его монография «Очерки по фразеологии осетинского языка», явившаяся первым специальным исследованием по данной проблеме. В книге подробно рассматриваются состав, структурно-семантическое и грамматическое описание фразеологии осетинского языка. Анализируя структуру, значение и грамматическую характеристику устойчивых сочетаний осетинского языка, автор выделяет фразеологические единицы эмотивного характера, проводит детальное описание их семантического содержания, указывая на особенности перевода эмотивных единиц с одного языка на другой. В своем труде М. И. Исаев выделил фразеологизмы эмотивного характера, отметив, что «по составу компонентов они могут быть самыми разнообразными, начиная от ничего не значащих словосочетаний и кончая распространенными предложениями» [Исаев, 1964: 99]. С семантической точки зрения данные устойчивые сочетания разделены на группы, выражающие:

1) боль, скорбь, испуг;

2) подъем, порыв;

3) удивление, возмущение;

4) угрозу;

5) отвращение, презрение 6) желание;

7) негодование, разочарование;

8) обращение, восклицание [Исаев, 1964: 99, 100].

Опираясь на данную классификацию, рассмотрим эмотивные образования осетинского языка, производные от устойчивых сочетаний.

К эмотивным фразеологизмам М. И. Исаев относит и многочисленные формулы доброго и дурного пожеланий, благодарности и поздравлений, сочувствия и соболезнования, угроз, ласкательных выражений и т.п. Рассматривая формулы проклятий осетинского языка, автор указывает на их тесную связь с историей, этнографией и условиями жизни осетинского народа: «Наличие в осетинском языке большого числа формул, выражающих различные проклятия, объясняется тяжелыми условиями, в которых жили осетины раньше. Самый незначительный ущерб, нанесенный небольшому хозяйству горца, приводил последнего в отчаяние, и в адрес виновника извергались фонтаны проклятий, в магическую силу которых люди верили» [Исаев, 1964:

44]. Эмотивные устойчивые сочетания, несмотря на свой нечленимый характер, представляют собой явление развивающееся, динамичное, продуктивное. Эмотивные фразеологические единицы являются выразителями самобытности каждого языка, отражают специфику языка, особенности общения между людьми, степень эмоциональности носителей того или иного языка. Характер эмотивного речевого поведения отличается национальной специфичностью.

В устной речи осетин имеют широкое употребление формулы выражения возмущения, негодования, недоумения, страха (здесь и далее для обозначения эмотивов, производных от устойчивых сочетаний, используется терминология М. И. Исаева). Некоторые из этих формул в настоящее время встречаются в основном в художественной литературе и драматургии, другие характеризуются активным использованием в живой разговорной речи. Следует отметить, что существует этнокультурная и социально-гендерная дифференциация их употребления в устной и письменной речи.

Частотное употребление и в устной, и в письменной речи имеет выражения «м хдзар» – «мой дом». Исследователи подчеркивали, что слово русского языка «дом» не может полностью передать семантику осетинского понятия «хдзар». Дом, очаг у осетин был священным, неприкосновенным, враг, переступивший порог дома, становился гостем этого дома, и никто не имел права обидеть его. «Хдзар – это центральное место помещение в доме. Из скольких бы комнат ни состоял дом, жизнь семьи в основном протекала в «хдзаре». Вокруг «хдзара» росла и сплачивалась семья»

[Магометов, 1968: 263].

Выражения «м хдзарыл» – «на мой дом», «м хдзар фехлд» – «разрушился мой дом», «м хдзар куыд хлы»

– «как рушится мой дом» передают испуг, тревогу, беспокойство. Степень проявления эмоции активная. В русском языке точного соответствия нет, при переводе приблизительно можно передать его эмотивами, близкими по семантическому содержанию с поясняющим предложением, соответствующим контексту.

Т о т ы р. Бхгст куыд згъынц, афтмй ндрбон ацы бх инн ргъауы сау араббаг бхим фбыцу м й араббаг бахсыдта… С о л ы м. м бхксгт км уыдысты?

Хлиудзыхт! ввонгхорт!

Г о н и о н. М хдзарыл! Гъе уый цух ма уыдыстм!

(Хуыгаты Г. Хъздыг хдзар). – «Т о т ы р. Пастухи говорят, что этот конь повздорил с черным арабским скакуном и тот его загрыз… С о л ы м. А пастухи где были? Разявы! Дармоеды!

Г о н и о н. О, мой дом! Этого нам только не хватало!»

С о л ы м.…гъдау афт амоны, иу фсымр фзиан, уд й бинойнаг инн фсымрн хъуам баззайа! Куы н бафнда, уд! м н цуылн хъуам бафнда?

Мн фнды. Лппуйы фнды. Нырткк ма Гбийы фсоны фарст бакндзыстм, ам фци!

Г о н и о н. Мн та м хдзар куыд хлы! Мн цмй тарстн, уый м ср куыд баййфта! Н лг, ды афт куы бакнай, уд мхи рагъныл рцауындздзынн.

(Хуыгаты Г. Хъздыг хдзар). – «С о л ы м. По нашим обычаям, когда умирает один брат, то вдова должна стать женой его брата! Если мы захотим, тогда! А почему мы не должны захотеть? Я хочу. Парень хочет. Сейчас мы еще Габи спросим для вида, и все! Г о н и о н. О, как вновь рушится мой дом! О, как меня постигло то, чего я боялась! Если ты так поступишь, то я повешусь».

Интересно отметить, что выражение м хдзар, имеющее частотное употребление в устной речи, довольно активно функционирует и при непосредственном общении молодых людей. При этом, они используют его для выражения различных эмоций в разговоре на русском языке, иногда присоединяя к слову хдзар – «дом» дериват -ик: «м хдзарик», а также употребляют данное образование во множественном числе «м хдзарики», например, выражение удивления, недовольства, зафиксированное нами в речи студенток СОГУ (девушки 19 и 20 лет):

– Завтра всем сказали подойти к первой паре, на медосмотр пойдем… – М хдзарики! Опять что ли? Запарили уже… – М хдзар! ты чё, пристёгиваешь? Какая четвёртая пара, у нас сегодня только три по расписанию!

В приведенных примерах, описываемая ИЕ, используется для выражения недовольства, возмущения, протеста.

Очевидно, что в речи молодых людей в данном контексте, «м хдзар» употребляется только лишь с целью выражения своих эмоций. При этом говорящий использует данное сочетание «в готовом виде», не всегда понимая происхождение эмотивного образования.

В. И. Абаев указывал: «Центральное место в мировоззрении древних осетин занимал комплекс: небо – солнце – огонь – свет» [Абаев, 1949: 72]. Поэтому многие клятвенные формулы в осетинском языке связаны со словом арт – «огонь»:

д зынг быхуыссд! – «чтоб затух огонь твоего очага»; д артыл дон акн! – «налей воды на свой огонь!». У осетин, если в доме умирал последний продолжатель рода – представитель мужского пола, исполнялся такой магический ритуал:

огонь заливался водой, снималась надочажная цепь – святыня домашнего очага – это означало гибель дома, о нем говорили: «Хдзар бабын ис» – «Дом погиб» [Хубецова, 1977].

Так, в художественных текстах часто встречается интеръекционная единица м арт бауазл – «остыл мой огонь».

Употребляется исключительно лицами женского пола, является активной реакцией на вербальный или невербальный стимул, выражает страх, тревогу, беспокойство, например:

Д а с х а н. М арт бауазал! М чызг срра! Бауромут й! Уыцы фсадм хрингтй фксдзынн, рвитын см м’ппт ххуырстыты др, гъе ’рмст сымах ма цут, чызджыт!

(Хмыцаты Ц. Арвй рвыст лг). – «Д а с х а н. Остыл мой очаг! Моя дочь сошла с ума! Остановите ее! Я помогу этому войску продовольствием, пошлю всех своих батраков, только вы не идите туда, девушки!»

Д ы гъ ы з а (сусгй Чачай). Ацы дзгълхтг та дем цмн ис?

Б о хъ и. Уый д чындз у ныр. Скъфг й кнын.

Д ы гъ ы з а (й урджыт рхоста). М арт бауазл!

Мхи амардзынн! Флтау д рцахснт! (Хър кны фссценм). Милиц--!

(Хмыцаты Ц. Дыуу усгуры). – «Д ы г ы з а (незаметно о Чаче). А эта гулящая почему здесь? Б о к и. Она теперь твоя сноха. Я ее похищаю. Д ы г ы з а (бьет себя по коленям).

Остыл мой очаг! Я покончу собой! Пусть тебя лучше арестуют! (Кричит за сцену) Милиция-а-а!»

Устойчивые эмотивные сочетания содержащие слово бындур – основа, буквально: основной камень, также характеризуются гендерной маркированностью. Выражение «м бындурыл» передает страх, тревожное состояние, беспокойство. Степень проявления эмоционального состояния активная Часто встречается в художественных текстах, имеет широкое употребление в устной речи женщин, представителей старшего поколения.

Дасхан (рбацуы). Цы хабар у, чызг?! рдбон мын Злда афт загъы, дхи, дам, иуварс айсыс м куыс сусгй. … Цуылн раттыс ком д бир курджытй искмн? ….

А ц ы р у х с. Н, гыцци. з никуы скндзынн мой.

Д а с х а н. М бындурыл! Цуылн уд?!

(Хмыцаты Ц. Арвй рвыст лг). «Д а с х а н (подходит). Что случилось, дочь? Мне сейчас Залда сказала, что ты часто втайне от всех плачешь…. Почему ты не соглашаешься стать невестой кого-нибудь из твоих многочисленных поклонников?

А ц ы р у х с. Нет, мама. Я никогда не выйду замуж.

Д а с х а н. О, моя основа! Почему это?!»

Для выражения страха, ужаса, беспокойства используется ИЕ м къонайыл – буквально «на мой очаг». Къона – «очаг», используемое в женских заклинаниях, приближается к слову хдзар. С ним связано понятие тепла, огня, основы семьи, употребляется исключительно в речи женщин, сопровождается характерными жестами – «схватиться за щеки», «ударить себя по коленям»; степень проявления эмоции активная. Например:

– Нана, исты фыдбылыз ныл рбамблд? – тыхстй бафарста Таймураз… – Н, н, лппу гыццыл фллад у.

– М къонайыл, мацы мын кнд! – й рустм флбурдта чындз… (Мрзойты С. Фидиуг) – «– Нана, случилась какая-то беда? – с тревогой спросил Таймураз… – Нет, нет, парень немного устал.

– О, мой очаг, лишь бы с ним ничего не случилось! – схватилась за щеки сноха…»

Также может использоваться в значении эмотива, выражающего восторг, изумление, удивление.

Горе, страх, тревогу выражает ИЕ бабын дн – погибнуть, пропасть, разориться, сгинуть. Является активной реакцией на вербальную информацию или невербальный стимул, употребляется в речи и мужчинами, и женщинами.

Х а дз ы. Лппу!.. (Нырдиаг кодта). Бабын дн! (Й риуыл фхцыд). Бабын дн!..

(Хмыцаты Ц. Арвй рвыст лг). – «Х а д з ы. Сын!..

(Зарыдал). Пропал я! (схватился за грудь). Пропал я!..»

Тревога, испуг, возмущение, удивление передается выражением мгуыры бонт – букв. «бедные дни». Является активной реакцией на вербальную информацию, встречается в речи женщин. В речи молодых людей употребляется лишь иногда для выражения иронического отношения, создания комического эффекта и т.п. На русский язык приблизительно можно передать семантически соответствующими эмотивами О, ужас! Как же так! О, боже мой и т.п.

– Мгуыры бонт! м уд з зонг др куы ницы бакодтон! Куыд ницы мын фехъусын кодтат! Искуы ма афт уыди… «– Да как же так! А я даже ничего и не узнала! Как вы ничего не сообщили! Разве так можно…»

Упрек, укор в осетинском языке передается выражением уаих фуай. В. И. Абаев определяет уайых фуай как выражение упрека, приблизительно переводимое русским выражением «будь ты неладен!» – биргъ дзуры: «Мн бх, хрдзынн д». «Уаих фуай, куыд м хрыс, м ул фыды ‘ртау куы н ис» «волк говорит: «конь я тебя съем».

«Будь ты неладен, как ты съешь меня, когда на мне нет нисколечко мяса» [Абаев, 1989: 42].

Интересно, что в «Дигорско-русском словаре» данное выражение характеризуется как ИЕ: уайх фуун межд.

будь ты неладен (выражение упрека) [ДРС, 2003: 498], а в «Осетинско-русском словаре» под редакцией Т. А. Гуриева дан перевод на русский язык постыдился бы, но не указывается его принадлежность к интеръективизмам [ОРС, 2004: 417]. Однако при переводе на русский язык, не всегда уместным представляется передача «уаих фуай» как «постыдился бы», в зависимости от контекста данное выражение следует переводить, как нам кажется, семантически соответствующими интеръективизмами.

– Хорз ус, ацы хайуан дын уййаг у?

Хъугуйгнг, хълдзг сылгоймаг, бахудти.

– Уаих фуай, хорз лг, уд й базарм адмн вдисынм рбаластон? – загъта ус. – хца м тынг хсызгон куы н хъуид, уд й ницйы тыххй ауй книн.

(Гуырион Т. Мила – хъугвзарг). – «Уважаемая, это домашнее животное продается? Продавщица коровы, веселая женщина, усмехнулась.

– Вот тебе раз, уважаемый, а что же я ее на базар привезла, чтобы людям показывать? – сказала женщина. Если бы мне не нужны были срочно деньги, я бы ни за что ее не продала».

Г б и. М мгуыр чызг! Куыд м систон м къух?

Уаих рбауай, мнй уый! Цыт д срм хсыс!

(Хугаты Г. Хъздыг хдзар). – «Г а б и. Бедная моя дочь! Как я мог поднять на нее руку? Будь я неладен! Как ты мог!»

Удивление в осетинском языке передается с помощью выражения «царциаты диссгт» – букв. «царциатские чудеса». В русском языке по семантическому содержанию приблизительно соответствуют ИЕ: Вот это чудеса! Вот это да! Ничего себе! и т.п. Степень выражения эмоции пассивная (в зависимости от речевой ситуации). Может выражать удивление с оттенком радости, иронического отношения.

Например, удивление, с оттенком иронии:

А с б е (рбаздхт дзаг ведратим). Ахм хот стут сымах! Чи зоны, д хойы др стыр ахуыргонд лг рхъуыд!

З р и н. Мн царциаты диссгт! М сиахс куат бабаста й ул м хдзары куыстыт кны!

(Хмыцаты Ц. Дыуу усгуры). – «А с а б е (возвращается с полными ведрами). Такие вы сестры! Наверное, и твоей сестре теперь ученый муж понадобился! З а р и н а. Вот это да! Мой зять, надев на себя фартук, занимается домашними делами!»

Удивление, изумление, недоумение также может быть выражено интеръективизмом мн диссгт – букв. вот чудеса. Примерно передать на русский язык можно c помощью ИЕ ого, вот те раз, вот это да! и т.п.

(рбацуынц нлгоймгты улдарсы Ацырухс, Злда, Зри м Сни др. Инн чызджытй улдай Ацырухсы къухты ис хсргард).

А ц м з. Мн диссгт! Сымах та чызджыт, цмн?!..

(Хмыцаты Ц. Арвй рвыст лг). (Подходят в мужских одеждах Ацырухс, Залда, Зари и Сани. У Ацырухс еще и оружие в руках) А ц а м а з. Вот это чудеса! А вы-то зачем, девушки?!..»

В устной и письменной речи при выражении удивления нередко используется ИЕ уанцон ну. Например:

Нана ацы хатт къус рдгдзагй рахаста. Мила та уый др асыллынк-сыллынк кодта м та Нанам скасти.

– Уанцон ну… Д гыццыл гуыбын пуртийы хуызн куы ныддымст м ма мм цлнхъл куыдзы каст куы кныс… Абон дын гъгъд фуд… (Гуырион Т. Мила – хъугвзарг). – «Бабушка в этот раз вынесла чашку, не до конца заполненную молоком. Мила и ее быстро вылакала и посмотрела на бабушку. – Вот это да! Твой маленький животик раздулся, как мяч, а ты все еще смотришь на меня, как голодная собака… На сегодня тебе хватит…»

В нижеследующем примере эта ИЕ выражает удивление с оттенком упрека, возмущения:

Т о т ы р. Ом ма йм иу хатт сдзур, хъбр дрзг ныхас ма йм сппар.

С н и а т. Уанцон ну, м тиу? Флтау ме’взаг й рбыныл ахауд кн м дзыхы бахус уд! нуи др чысыл фхрд н баййфта! (Хуыгаты Г. Хъздыг хдзар).

– «Т о т ы р. Ну, огрызнись ей, скажи один раз грубые, обидные слова.

С а н и а т. Не стыдно тебе, мой деверь? Пусть уж лучше у меня язык отвалится или во рту отсохнет! Она и так немало в жизни натерпелась обид!»

В «Дигорско-русском словаре» оно характеризуется как ИЕ, выражающая удивление «неужели!, неужто!, да ну!, не может быть! уанцон нй, е уот бакна – не может быть, чтоб он так поступил» [ДРС, 2003: 499].

В осетинском языке выделяют «женские», «мужские», «общие» клятвы, заклинания и проклятия. Для женских проклятий и заклинаний характерны слова хрз – «очень», сау – «черный», судзг – парафраза от глагола судзын – «гореть», бындур – «основа», хур – «солнце», къона – «очаг» и др. [Хубецова, 1977: 64].

Интересным представляется тот факт, что многие проклятия и пожелания осетинского языка в определенной речевой ситуации выступают в качестве эмотивных единиц.

Так как интеръективизмом может быть признано десемантизировавшееся в результате интеръективации слово или выражение, то вполне уместным, на наш взгляд, является признание некоторых проклятий и пожеланий ИЕ. Так, например, достаточно часто используемые в речи выражения «йемын д ахсса» – «пусть чума тебя заберет», «иу др у мауал уа» – «чтоб ни одного из вас не осталось (в живых)» и т.п., без всякого сомнения являются эмотивами, если они употреблены в речи в качестве непосредственного выражения эмоционального состояния говорящего, как активная реакция на вербальный или невербальный стимул, при этом, говорящий может и не осознавать смысла самого проклятия, которое он только что употребил. Так, по имеющимся у нас аудиозаписям устной речи, можно сделать выводы, что такое использование многих проклятий осетинского языка наблюдается достаточно часто. Например, употребление проклятия «удхссг у ахсса» – буквально «чтобы тот, кто забирает души, забрал вас» в речи молодой женщины по отношению к своим детям, было непосредственным выражением гнева. То есть, во время выражения своего возмущения и гнева, о содержании высказанных слов в адрес малолетних детей, по словам женщины, «она и не подумала, просто была очень на них сердита». Таким образом, проклятие в данной речевой ситуации в процессе интеръективации десемантизировалось, то есть перешло в эмотив.

Эмотивные устойчивые сочетания в осетинском языке многочисленны, а нередко являются результатом персонального творчества. Яркий пример приводит М. И. Исаев в монографии «Очерки по фразеологии осетинского языка»:

«…высаженный проводником безбилетный пассажир напутствовал проводника: поезды цалх дыл искуы разилд!

«да переедет тебя где-нибудь колесо поезда!» [Исаев, 1964:

46]. Такого рода окказиональные выражения, проклятия, пожелания имеют довольно частое употребление в устной речи, характеризуются активным проявлением эмоционального состояния говорящего и часто вызывают соответствующую ответную реакцию слушающего.

Волитивно-эмотивные грамматические единицы В осетинском языкознании волитивные (волеизъявительные) единицы традиционно подразделяют на интеръективизмы, обращенные к человеку и обращенные к животным [Багаев, 1965].

Среди производных волитивных интеръектем, как и среди непроизводных, в осетинском языке можно выделить вокативные и императивные.

Призыв о помощи передается ИЕ фдис – тревога, погоня. В «Осетинско-русском словаре» [2004] для данного слова в эмотивном значении дан перевод караул! Однако иногда, в зависимости от речевой ситуации, с целью сохранения исторического и национального колорита произведения, на русский язык слово фдис в значении эмотива более уместно передавать как тревога, на помощь и т.п.

Хъ л с (дде). Гъей-ей-ей, адм! Фдис! Фдис!

Сылгоймаг йхи айнгй аппрста! Фдис! Баххуыс кнут! Ф-дис!

(Хуыгаты Г. Хъздыг хдзар). – «Г о л о с (на улице).

Э-э-э-й, люди! На помощь! На помощь! Женщина сбросилась со скалы! На помощь! Помогите! На по-мощь!»

Употребляется также с эмотивными или волитивными ой, гъей, о, уу и т. п. Например:

Хъу ныссабыр, Уайы иу ус уынгты мн, Алкй рудзгуыт ныххойы:

Замана!..

Сыстут, Бастълат, Цы фестут?!

(Калоты Х. Фстаг фдисонт) – «В селении все затихло, туман растворяется, Вот женщина по улицам одна идет, Ко всем стучится в окна: «О, Тревога! Тревога! Беда! Вставайте, Пропадите вы, Куда вы подевались?!»

Эмотив разм выражает призыв к стремительному движению:

«О Црай, км д, цы фд?

Разм дар хъддых д кард Дзуры йе ‘мбалм Асх. – Хъу нма рацыд фдисы.

Знаг йхи фстм исы, Бамбрзта й тугй зхх… (Калоты Х. Фстаг фдисонт) – «О Царай, где ты, куда ты делся? Вперед держи крепко свой меч И иди за мной! – говорит своему другу Асах.

– Село еще не пришло к нам на подмогу. Враг отступает, покрывая землю своей кровью… Вперед! Вперед! Скорей!»

Побуждение к действию выражается ИЕ марадз.

К производным волитивным интеръекционным единицам относятся и некоторые формулы угроз, которые по форме являются повелениями, предупреждениями: д къухт дхим дар! «держи руки при себе!» (т.е.не трогай руками, иначе будет плохо); д дзыхыл хц! «держи язык за зубами!»; дзбхй не ’мбарыс?!» «по-хорошему не понимаешь?!» [Исаев, 1964]. То есть данные устойчивые сочетания содержат в себе и волитивный, и эмотивный компоненты смысла.

Заимствование эмотивов и эмотивных образований Одним из способов образования производных (вторичных) интеръектем в языке является заимствование. Такие интеръективизмы со временем ассимилируются, аналогично другим заимствованиям. Исследователи отмечают, что эмотивы составляют «наиболее специфичную и консервативную часть каждого национального языка и с трудом пропускают в свой круг ‘чужаков’» [Крысин, 2002: 30]. Однако в осетинском и русском языках есть эмотивы, которые заимствовались наряду с другими словами, функционирующие в них до настоящего времени. Следует отметить, что осетинским языком эмотивные образования заимствуются в основном из русского языка, а интеръекционные единицы из других языков – посредством русского языка, как и абсолютное большинство заимствованных слов: «европейско-американские заимствования обычно вначале заимствуются русским языком, затем переходят в осетинский. И семантические изменения чаще происходят в процессе заимствования их русским языком, а с русского языка в осетинский язык они уже переходят без изменений» [Гацалова, 2005].

Следует заметить, что бывают случаи, когда заимствованная ИЕ настолько «входит» в ткань языка, что при переводе на язык, из которого она была заимствована, часто приходится подбирать различные интеръективизмы для передачи семантического содержания переводимой ИЕ.

Анализ производных эмотивов осетинского и русского языков показывает, что из одного языка в другой заимствуются наиболее часто интеръекционные единицы, имеющие «интернациональный» характер.

На сегодняшний день наиболее многочисленны заимствования из английского языка. Так, к новейшим заимствованиям эмотивов в современном русском языке можно отнести эмотивы типа ауч, упс, кул, о-оу, бла-бла-бла, вау и т.п. Поскольку их эквиваленты, имеющиеся в русском языке, семантически гораздо точнее самих заимствований и их выбор гораздо больший (ой-ух-эх, здорово-класс-круто, здрасьте-приехали- ну вот – конец, ну-ну (да-да-да) ага, шик-блеск-красота-ого и т.д.), то частое использование иноязычных эмотивов в повседневной речи подростков (что, к сожалению, является актуальной речевой проблемой) не представляется оправданным. Это безусловные варваризмы в составе заимствований русского языка [Середа, 2005].

В настоящее время интеръективизм вау, заимствованное в русский из английского языка, является одним из наиболее часто используемых в речи для выражения радости, восторга, восхищения. Является реакцией на высказывание собеседника, невербальный стимул или откликом на собственную мысль. Имеет широкое распространение в разговорной речи молодежи, детей школьного и даже дошкольного возраста, что, на наш взгляд, объясняется сильным влиянием западной лингвокультуры через посредство кино, телевидения, СМИ. Также нередко встречается в разговоре представителей средней возрастной категории, например:

Быстрая речь Риты была прервана звонком мобильного.

Недовольно поморщившись, девушка схватила трубку.

– Да ну? – воскликнула она спустя секунду. – А он чего?

Bay! Давай приезжай! А мне плевать, последний час там сижу. Ага! Перед уходом весь комп очищу, пусть посуетится, урод! Я сейчас еще одной женщине глаза открыла, клиентки его лишила. Пустячок, а приятно. Ну, жду! – Сунув мобильный в карман, вскочила. – Мне пора.

(Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

В приведенном выше примере эмотив вау передает злорадство. В нижеследующем – восхищение, восторг:

Аня, у которой в тот день было замечательное настроение, улыбнулась.

– Садитесь, все равно пока лентяйничаю.

Баба замерла.

– Что же вы? – поторопила ее Аня. – Идите ко мне.

– А ну, встань! – резко велела нежданная клиентка.

Аня заморгала, но потом, вспомнив, что посетитель всегда прав, вылезла из рабочего кресла.

– Супер! – хлопнула в ладоши тетка и приказала:

– Пройдись.

– Без разницы. Туда-сюда.

Аня покорно выполнила приказ.

– Класс! – восхитилась странная клиентка. – Руку подними, вторую… Bay! Хочешь славы и денег?

– Сколько? – оторопело спросила Аня.

– Ну, сначала немного, пару тысяч баксов в месяц, – деловито заявила бабенка. – Потом возможны миллионные контракты.

(Д. Донцова. Билет на ковёр-вертолёт).

В вышеприведенном примере употребляется несколько эмотивов, передающих сильное эмоциональное возбуждение субъекта, испытывающего одновременно удивление, восхищение, радость от неожиданной встречи с девушкой, подходящей по всем параметрам для ее модельного агентства. Из употребленных интеръективизмов к относительно недавним заимствованиям относятся вау и супер. Эмотив вау, заимствованное из английиского, в русском языке графически передается также уау!

В настоящее время в осетинский язык проникает большое количество эмотивных выражений из русского языка.

В процессе ассимиляции некоторые из них меняют звуковое оформление, семантико-стилистическое содержание. Заимствования из русского языка активно используются в устной речи, нередко употребляются в художественных текстах, в том числе, с целью усиления экспрессивности, придания комического эффекта и т.п.

Например, выражение удивления, изумления:

…«Цдисмбал» й цст Федырм рныкъуылдта м цайцымн н сулфгй фдл кодта, цг й хъуырй цаврдр хситт райхъуыст.

– Уый дын номыр! – ныццин коддта, Лактемыры дллаг фарс чи бадт, уыцы лппу (Т. Гуру. Ныхасы къуыбылой) – «Цадисамбал» подмигнул Федыру и не вздохнув выпил стакан водки, издав горлом какой-то странный свист. – Вот это номер! – воскликнул парень, сидевший за Лактемиром.

В нижеследующем примере гнев, возмущение, досада выражаются заимствованным из русского языка словом сволочь. При этом использование ИЕ в речи персонажа создает особый экспрессивный эффект, указывает на сильное эмоционального возбуждение говорящего, например:

«Фхудинаг м кодта… Лг ацы номй кдм флидза?..»… – Хуыцау куы уаид, уд уыцы пъири брг бамыр книд, – сирвзт дзы хърй. – Сволычы чи у, уый! Сволычы!

(Т. Гурион. Ныхасы къуыбылой) – «Опозорил он меня… Куда теперь от этой клички спрятаться?»… – Если бы Бог был, то закрыл бы его рот навсегда, – вырвалось у него вслух. – Вот сволочь! Сволочь!»

Следует отметить, что в осетинском языке наблюдается использование заимствований из русского и английского языков в речи молодых людей. Часто встречается ИЕ вау (уау!). Рассмотрим некоторые примеры, записанные нами из речи студентов СОГУ:

– Цй цы, равзрстай исты?

– Балхдтон, кс… – Уау! Тынг у! Класс!

«– Ну что, выбрала что-нибудь?

– Купила, смотри… – Уау! Сильно! Класс!»

Здесь использованы эмоционально-оценочные интеръективизмы, имеющие широкое употребление в русской разговорной речи уау (вау) и класс, и эмотивное выражение осетинского языка, передающее восхищение, восторг, положительную оценку тынг у, образованное из выражения «тынг хорз у» – «очень хороший», «тынг тыхджын у» – «очень сильный» и т.п. В осетинском языке есть интеръективизм уау! выражающий крик от боли, отчаяние, испуг, совпадающее по звучанию с английским уау (вау). Однако осетинское уау не употребляется для выражения восторга, восхищения, как эмотив уау в приведенном нами примере. Это дает нам основание утверждать, что в речи говорящего была использована ИЕ, заимствованная русским языком из английского.

В речи представителей молодого поколения значительно чаще появляются новые «модные» заимствованные интеръекционные единицы. Представители старших возрастных групп более консервативны и не расположены к такого рода новациям. Речь детей школьного возраста, особенно подростков, выделяется эмотивными неологизмами, на их взгляд, наиболее правильно отражающими отношение к определенной ситуации. Немалую роль в этом играет и существующая «мода» на выражение эмоционального состояния посредством тех или иных эмотивов, жестов и мимики.

Следует отметить, что значительное количество «модных»

эмотивов достаточно быстро лишаются своей злободневности, так как речь молодых людей активно меняется под влиянием средств массовой информации.

Сопоставительное описание эмотивных Начало сопоставительно-типологических исследований положено в XVIII-XIX веках. В трудах В. ф. Гумбольдта основывается значимость сопоставительного изучения языков на синхронном уровне: «Через многообразие языков для нас открывается богатство мира и многообразие того, что мы познаем в нем, и человеческое бытие становится для нас шире, поскольку языки…дают нам различные способы мышления и восприятия. Язык всегда воплощает в себе своеобразие целого народа…» [Гумбольдт, 1985: 349].

Необходимость типологических исследований подчеркивал И. А. Бодуэн де Куртенэ: «… мы можем сравнить языки совершенно независимо от их родства, от всяких исторических связей между ними. … Везде мы наткнемся на вопросы о причине сходств и различий в строе языка и в эволюционном процессе на той и другой почве. Подобного рода сравнение языков служит основанием для самых обширных лингвистических исследований, как в области фонетики, так и в области морфологии языка, так и, наконец, в области семасиологии, или науки о значении слов и выражений» [Б. де Куртенэ, 1963: 245].

Сопоставительное изучение эмотивов в разноструктурных языках непосредственно связано с этнолингвистикой, лингвокультурологией, теорией и практикой перевода, вопросами межкультурной коммуникации.

Из приведенного в предыдущих параграфах лингвистического материала можно сделать выводы о том, что в русском и осетинском языках имеются значительные схождения в способах образования производных эмотивов, их функциях в речи, семантико-стилистической нагрузке и т.д.

Производные эмотивы в русском и осетинском языках образуются в процессе интеръективации. В обоих языках выделяются когнитивные, эмотивные и волитивные производные интеръекционные единицы. Основной функцией эмотивных образований в русском и осетинском языках является вербализация эмоций. Среди эмотивных ИЕ в сопоставляемых языках выделяются единицы с позитивной, амбивалентной и негативной окраской. Эмотивные образования могут выражать то или иное состояние духа, отношение к чему-либо: радость, восторг, восхищение, одобрение, чувство удовлетворения, удовольствие, удивление, страх, печаль, беспокойство, досаду, сожаление, тоску, иронию, упрек, презрение, возмущение, отвращение, ненависть, грусть, отчаяние, предупреждение, самоуверенность, раздражение, унижение и т.д. И в осетинском, и русском языках в зависимости от контекста один эмотив может передавать самые различные эмоции, отражать ментальное состояние говорящего, а разные интеръективизмы могут иметь одинаковое семантическое содержание, например, в осетинском языке эмотив «уый дын йе», (примерно переводимое на русский язык «вот тебе раз», «вот это да»), может передавать множество различных эмоций: состояние грусти, печали, сожаления, тоски, восхищения, восторга, удивления.

В русском языке, как отмечалось выше, имеется значительное количество эмотивов, произошедших от вокативных форм имен существительных: батюшки, матушки, мамочки. Данные эмотивы характеризуются активным употреблением в живой разговорной речи для отражения различных эмоциональных состояний и оценок.

Так, для выражения удивления нередко используются ИЕ мамочки, например:

– Мамочки, уже приезжаете? Класс! (1).

– Мамочки, это что новости?! Откуда ты взялся? (2).

При этом одним и тем же интеръективизмом может быть передано удивление как с положительной тональностью (1), так и с отрицательной (2).

Страх, испуг, недовольство передают ИЕ мама!, мамочки! Чаще всего употребляется в качестве ответной реакции на какую-либо неожиданную ситуацию, может использоваться с непроизводным ой, например:

– Ой, мама! Чуть концы не отдала… нельзя же так внезапно из-за угла выпрыгивать!..

– Ой, мамочка! Спасите, спасите! Он меня прибьет!

При устном общении не возникает сомнений относительно того является ли «мама», «мамочка» непосредственным обращением к матери или же это эмотивная единица.

Правильное восприятие семантического содержания высказывания и эмоций, выражаемых интеръекционными единицами, возможно благодаря интонации, контексту, речевой ситуации.

В обоих языках частотное употребление имеют интеръекционные единицы, соотносимые с вокативными формами имен существительных – обращений к высшим силам:

боже, господи, бог мой, о, мой создатель; о, ме скнг, о, хуыцау, хуыцауы грах и т.п.; имен существительных-зоонимов, оценочных имен прилагательных, устойчивых сочетаний и т.д.

Следует заметить, что наряду со схождениями наблюдаются и определенные различия в употреблении эмотивных единиц в сопоставляемых языках, поскольку эмотивы характеризуются национально-культурной спецификой и социально-гендерной маркированностью. Так, в осетинском языке нет эмотивных форм, которые представляют собой обращение к матери или отцу, что связано с традиционным этикетом и национальной культурой осетин. С этим же связано и непопулярность упоминания нечистой силы при выражении эмоционального состояния говорящего. Так, если в русском языке достаточно частотное употребление имеют интеръекционные единицы со словом «чёрт», то в осетинском языке не наблюдается использование эмотивных образований со словом «хйрг». Следует отметить, что в устной речи на осетинском языке можно услышать употребление русского эмотива «чёрт», что объясняется влиянием русского языка в условиях тесного двуязычия. Такое использование русских эмотивных единиц в речи на осетинском языке наиболее характерно для представителей молодого и среднего поколения, значительно реже их используют в устной речи люди старших возрастных групп.

Сопоставительный анализ показывает, что своеобразие языковых традиций употребления наиболее ярко проявляется в эмотивных устойчивых сочетаниях, так как в них интенсивнее отражаются особенности материальной и духовной культуры носителей языка. Этнокультурная специфика употребления эмотивных единиц отражается и в гендерновозрастной дифференциации использования их в речи. Так, мужчины обычно не выражают свои эмоции посредством «женских» эмотивов, женщинам не подобает применять традиционно «мужские» интеръективизмы. В речевых ситуациях, когда происходит нарушение данных традиций, эмотивная единица приобретает оттенок ироничности, нарочитости, например, зафиксированное нами употребление ИЕ «м хдзар» в речи мужчины 57 лет:

– О, салам, ам д ды др? М хдзар, м д усн та цы згъдзын? Хдзарм ма дзы баундзын? Цй, махм-иу рацу, гнн нй! – «О, салам, ты тоже здесь? О, мой дом, а что же ты своей жене скажешь? Домой вернуться ее не побоишься? Ладно, к нам приходи, что ж поделать!»

В приведенном примере использовано эмотивное выражение «м хдзар», букв. «мой дом», характерное для разговорной речи женщин с целью активного выражения испуга, ужаса, тревоги т.п. В данной речевой ситуации прослеживается намеренное применение интеръективизма для придания высказыванию особой остроты, иронического отношения к адресату. С этой же целью при беседе на осетинском языке довольно часто используются эмотивные образования русского языка, при этом в речи мужчин более комично звучат ИЕ русского языка характерные для женской речи, например, отрывок из разговора студентов:

– Цй, цы? Абон дттыс? Бацу уал уд ды.

– Ой, кошмарики, трсын, ды уал раздр… – Ну, чё? Сдаешь сегодня? Давай ты заходи тогда.

– Ой, кошмарики, боюсь, давай ты сначала… В данном случае «Ой, кошмарики» воспринимается как не совсем адекватное поведение для парня 22 лет, однако, понятная из контекста, интонации преднамеренность использования этого выражения проясняет ситуацию.

Все эти тонкости и особенности правильного функционирования эмотивов в живой разговорной речи и художественных текстах при выражении ментального и эмоционального состояния говорящего, субъективно-чувственного отношения к чему-либо, необходимо знать для успешной межкультурной коммуникации, лексикографической репрезентации и полноценного перевода интеръекционных единиц.

Таким образом, мы пришли к следующим выводам:

1. Эмотивный языковой фонд является живой, пополняющейся языковой системой. Пополнение эмотивного фонда и в русском, и в осетинском языках происходит в процессе интеръективации разрядов.

2. В осетинском языке нет эмотивных форм, которые представляют собой обращение к матери или отцу, что обусловлено национальной культурой осетин.

3. Для эмотивов характерна энантиосемия, в зависимости от речевой ситуации и интонации одна и то же ИЕ может выражать противоположные эмоции.

4. Среди производных эмотивов важное место занимают устойчивые фразеологические сочетания, которые утратили самостоятельное лексическое значение и выполняют функцию эмотивов. Эмотивные устойчивые сочетания и фразеологизмы обладают целостностью, воспроизводимостью, образностью и экспрессивностью. В речи они способствуют более яркому проявлению чувств, настроений, переживаний говорящего.

5. Устойчивые эмотивные сочетания тесно связаны с историей, этнографией и условиями жизни народа – носителя языка.

6. Волитивные интеръективы русского и осетинского языков выражают побуждение к действию, призыв к прекращению действия, обращение к определенному лицу. Выделяются эмотивы, обращенные к человеку и обращенные к животным. Среди волитивных производных интеръективизмов можно выделить группы по сфере применения: единицы, употребляемые в военном деле, язык охотников и т.д.

Волитивные, так же как и эмотивные и когнитивные инетръективизмы соотносятся с различными лексико-грамматическими разрядами.

7. Одним из способов образования производных (вторичных) эмотивов в языке является заимствование. Данные заимствования со временем ассимилируются аналогично другим заимствованиям.

8. Осетинским языком эмотивы и эмотивные образования чаще заимствуются из русского языка, а интеръекционные единицы из других языков – посредством русского языка, как и абсолютное большинство заимствованных слов.

9. В устной речи молодых людей, детей школьного возраста встречается наибольшее количество заимствованных эмотивных единиц из английского и русского языков. Некоторые эмотивы, в том числе заимствования, становятся словами-паразитами. Это обусловлено влиянием западной лингвокультуры посредством кино, телевидения и других СМИ.

Теоретические и практические вопросы перевода Перевод эмотивов представляет значительные сложности, при этом, проблема передачи их с одного языка на другой занимает незначительное место в работах известных теоретиков перевода. Недостаточная разработанность вопросов теории и практики перевода эмотивных единиц, обладающих существенным речевым потенциалом, отрицательно сказывается на качестве перевода того или иного произведения. В определенной речевой ситуации, с помощью эмотивов можно самостоятельно осуществлять коммуникацию, поэтому незнание ИЕ, правил его функционирования в иноязычной речи может привести к непониманию носителя языка при обособленном употреблении им того или иного интеръективизма.

На значимость эмотивных единиц при переводе и межкультурной коммуникации указывает Е. В. Милосердова:

«Наряду с одинаковыми языковыми формами, для выражения различных эмоционально-экспрессивных значений:

удивления, негодования, упрека, восхищения и т.п., налицо также специфические языковые конструкции, отмеченные грамматическим идиоматизмом, а потому и трудные для усвоения. При их переводе очень важно избегать калькирования форм родного языка на иностранный, которые у носителя данного языка могут вызвать недоумение или будут им просто не поняты» [27: 89]. Таким образом, междисциплинарный подход к исследованию эмотивов с учетом исходных положений и выводов лингвокультурологии и этнолингвистики способствует более полному осмыслению их функционально-семантических, когнитивно-прагматических особенностей, а также имеет практическое применение при передаче интеръекционных единиц с одного языка на другой.

Трудности, с которыми сталкивается переводчик при передаче эмотивов с одного языка на другой, не всегда легко преодолимы из-за неразработанности данного вопроса в теории перевода и лексикографической репрезентации ИЕ.

При переводе большое значение имеет установление функционального тождества между единицей исходного языка и единицей языка перевода.

Так, А. В. Федоров писал: «Полноценность перевода состоит в передаче специфического для подлинника соотношения содержания и формы путем воспроизведения особенностей последней (если это возможно по языковым условиям) или создания функциональных соответствий этим особенностям. Это предполагает использование таких языковых средств, которые часто и не совпадая по своему формальному характеру с элементами подлинника, но, соответствуя норме языка перевода, выполняли бы аналогичную выразительную функцию в системе целого» [28: 114].

Применительно к переводу, функция отдельной единицы текста ИЯ понимается нами как значение в рамках определенного контекста.

Проблема передачи эмотивов и эмотивных образований с одного языка на другой представляется малоизученной. Как показывают наблюдения, ИЕ часто оказываются за пределами внимания переводчика. Существующая определенная недооценка роли эмотивов, приводит к снижению качества перевода, так как их функции в речи весьма разнообразны и важны.

Следует отметить, что в языке перевода в большинстве случаев имеются закономерные соответствия для интеръекционных единиц исходного языка. Однако задача переводчика осложняется тем, что наличие этих соответствий в контактирующих при переводе языковых системах еще не означает обязательного их сохранения, так как ИЕ в системе языка (как словарные единицы) имеют несколько иные свойства, чем в процессе речевого общения. В речи эмотивные образования встречаются значительно чаще, и передаваемые ими значения разнообразнее, чем в словарях. При этом очень важно правильно определить интонацию, с которой произносится то или иное эмотивное образование в конкретной речевой ситуации, так как именно интонация во многом определяет семантическое содержание интеръективизма. Поэтому для обеспечения полной адекватности при переводе ИЕ необходимо различать их варианты и инварианты как в исходном языке, так и в языке перевода, учитывая при этом, насколько экспрессивно-эмоциональные оттенки каждой ИЕ языка перевода соответствуют в контексте, в речевой ситуации экспрессивно-эмоциональным оттенкам ИЕ в языке оригинала [29].

При переводе с одного языка на другой эмотивных образований следует также учитывать, что семантически близкие интеръекционные ИЕ могут значительно различаться по стилистическому употреблению.

Характерной чертой эмотива является, на наш взгляд, тесная связь семантики ИЕ с национально-культурной традицией и историей народа – носителя соответствующего языка, с интонационными и орфоэпическими нормами и особенностями определенного языка.

Так, при переводе с русского на осетинский язык немаловажно знать, что в осетинском языке выделяются эмотивные образования, употребляемые преимущественно мужчинами: «Ард д хадзары бацуа!», «О, Хуыцауы грах!»

и другие, и интеръективизмы, чаще всего встречающиеся в речи женщин: кс-кс, передающее обращение к лицу, имя которого не может быть произнесено в определенной речевой ситуации; «М бон бакалди!», «М арт бауазал!», «М хдзар фехлд!» и др. [7; 29]. Понятно, что незнание или игнорирование этой особенности в речи осетин может привести к ощущению неправильного эмоционального поведения субъекта в момент речевого общения или нарушению стилистики произведения, авторского замысла.

Нахождение эквивалентов для перевода производных эмотивов имеет определенные трудности. В большинстве случаев оказывается невозможным использовать буквальный перевод лежащего в основе эмотива значимого слова.

Необходимо искать ситуативно-подходящие интеръективизмы в языке перевода, нередко полностью отличающиеся от эмотивов исходного языка по своей этимологии.

При переводе ИЕ важно учитывать, что семантически синонимичные эмотивы, не различаясь или почти не различаясь по значению, могут быть совершенно разными по стилистическому употреблению. Стилистическая дифференциация характеризует особенности речи говорящих, их принадлежность к определенной социальной среде или группе. Ср. например: «О, Боже!», «Господи!», «Бог ты мой!», «Мать честная!», «Святители угодники!», «О, Хуыцау!», «Хуыцауы грах!», «Хуыцау м федта!» и т.п.

Не меньшего внимания и тонкого «чувства языка» требуется от переводчика при полисемии и омонимии ИЕ, так как внешне идентичные эмотивы в той или иной речевой ситуации нередко имеют различное семантическое содержание. То есть следует строго дифференцировать случаи, когда та или иная ИЕ при её стабильной структуре содержит в себе смысловые варианты, совершенно отличающиеся друг от друга по своей функциональной значимости.

Например, эмотивы типа «А», «Ну», «Ей богу!», или английские «Come!», «Well», осетинские «гъй!», «гъа уд!», содержат в себе варианты-омонимы разнофункциональной значимости: эмоционально-оценочной и апеллятивно-побудительной.

Рассмотрим некоторые примеры перевода эмотивов с русского на осетинский язык.

Ах, имеющее широкое употребление в произведениях русскоязычной художественной литературы, способно выражать радость, испуг, удивление, припоминание, осуждение и некоторые другие чувства и эмоции. На осетинский язык ах переводят функционально соответствующими эмотивами.

Проблема сохранения национального колорита Перевод художественной литературы – один из сложнейших видов творческой деятельности, при выполнении которой перед переводчиком стоят две основные задачи: адекватно понять текст оригинала и обеспечить наиболее полное восприятие произведения на языке перевода. Значительны и нелегко преодолимы трудности создания перевода, в котором помимо смысла, фонетики, ритмики передано также интонационное своеобразие и особенности стиля автора, так как «переводить – значит понять внутреннюю систему того или иного языка и структуру данного текста на этом языке и построить такую текстуальную систему, которая в известном смысле может оказать на читателя аналогичное воздействие – как в плане семантическом и синтаксическом, так и в плане стилистическом, метрическом, звукосимволическом, – равно как и то эмоциональное воздействие, к которому стремился текст-источник…» [31: 287].

Важным аспектом теории и практики перевода остается вопрос сохранения национальной специфики художественного произведения. Еще в 1974 году И. Левый указывал:

«Современная теория перевода настойчиво подчеркивает необходимость сохранения национальной и художественной специфики оригинала. И если национальная специфика сама по себе исторична, то черты эпохи не всегда выступают как составная часть национальной: бывают исторические явления, международные по своей сути, например, рыцарская культура эпохи феодализма, требующая от переводчика передачи исторических реалий (костюм, оружие), особенности этикета, психологических черт. Трудность для переводчика при передаче исторического и национального колорита возникает уже из того, что здесь перед ним не отдельные, конкретно уловимые, выделяющиеся в контексте элементы, а качество, в той или иной мере присущее всем компонентам произведения: языковому материалу, форме и содержанию» [32: 127].

В случаях передачи эмотива на язык перевода методом транслитерации зачастую нарушается семантика текста, стиль повествования, создается ощущение «неполноценности» языка перевода и неправильного эмоционального поведения персонажа.

Особенно сложным представляется передача с одного языка на другой поэтических произведений. В силу различных языковых особенностей оригинального произведения и перевода, сложно передать национальный колорит, эмоциональность, эвфоническую выразительность стиха, соблюдая при этом эквиритмичность и эквилинеарность.

При передаче на русский язык стихотворения Х. Дзаболова «Ирон кафт» (Осетинский танец) переводчик проигнорировал эмотив, что привело к потере эмоциональности и национальной специфики стихотворения:

Ссыгъди цстыты зрин арт, Цнгт айтынг кодта: «Гъйтт!»

Цыма базырджын срибар Сыстад царддттг зххй.

Подстрочный перевод:

Загорелись глаза золотым огнем, Плечи расправил и с криком: «Айтт!», Как будто окрыленный свободой, Вознесся над жизнедающей землей.

Перевод на русский язык А. Передреева:

Умолкла «хонги» траурная песнь, Звучит фандыр, тревогою объятый, И, как орел, сорвавшийся с небес, В широкий круг влетел танцор крылатый.

Далее в переводе стихотворения неверная передача звукоподражания привела к ощущению неправильного поведения персонажей и нарушению смысла художественного произведения:

Ныфс, хъарухссг ххуысау Стынг и рог мдзгъд: «рц-ц! рц-ц!».

Цыма тохы фзй хъуысы Ссад фринк крдты кърц-кърцц.

Подстрочный перевод:

Надежда, волю несущий (силу) в помощь.

Усилились легкие хлопки: «рц-ц! рц-ц!».

Как будто с поля битвы слышен Звон отточенных франкских мечей.

Перевод на русский язык А. Передреева:

На крыльях рук летит по кругу он, И крики «арц», и звук ладоней ладных Сливаются в один могучий звон, Как будто слышен звон мечей булатных!

В оригинале с помощью ономатопеи «рц-ц!» поэт пытается передать звуки, издаваемые хлопками, А. Передреев же называет «арц» криками, что искажает общую картину изображения национального осетинского танца [Чибирова, 2006].

При выборе специфических национальных средств выразительности важно сохранить благозвучие стихотворения на языке перевода. Национальную специфику слов, не имеющих эквивалента в переводе, можно передать в контексте всего стихотворения. Следует обращать внимание и на лексическую сочетаемость слов в переводимом языке и в переводе, на соответствие подбираемого слова к определенному стилистическому пласту.

Некоторые трудности возникают и при переводе с одного языка на другой волитивных интеръективизмов. Так, в осетинском языке выделяют волитивные интеръективизмы, а) обращенные к человеку; б) обращенные к животным.

К интерективам осетинского языка, обращенным к животным относятся слова отгона животных: но (лошади), гъст (коровы), хе, цоб (быка), ррый (овцы), орч (ягненка), цых, дзгъс (козы), акыс, уыссиу (курицы), ддм, асте (собаки), гъцитт (кошки), уысс (свиньи);

сигналы призыва подойти, остановиться, стоять спокойно: прсо, тпру (лошади), гос, гес, огъо (рогатому скоту), тхы-тхы (овцы), орч-орч (ягненка), дзыгы-дзыгы (козы), гоцо-гоцо (теленка), нцъа (собаки), гис (кошки), цип-ципцип, дзиб-дзиб-дзиб (курицы), булл-бул-бул (голубя), ссы, уыст (натравление собаки) [Багаев, 1965: 476].

Приведенные выше интеръекционные единицы вне контекста могут быть непонятны даже владеющему осетинским языком, так как в разных районах (и даже населенных пунктах) Северной и Южной Осетии возможно употребление разных слов призыва или отгона животных. Среди эмотивов, обращенных к животным, имеются существенные территориальные диалектные различия. Поэтому при передаче их с одного языка на другой транслитерация интеръективизма может привести к нарушению семантического содержания всего текста. Наиболее релевантным представляется перевод функционально соответствующими единицами.

Семантико-стилистическое содержание и синтаксические функции эмотивов в аспекте При анализе семантического содержания и переводе ИЕ следует также учитывать их синтаксические функции в речи и занимаемую позицию в высказывании. Эмотивные образования могут быть эквивалентом предложения или элементом предложения, употребляться в препозиции, постпозиции и, реже, в интерпозиции.

Некоторым эмотивам свойственно почти всегда препозитивное или наоборот, постпозитивное употребление. При препозитивном употреблении ИЕ предваряет поясняющее предложение, а при постпозитивном – усиливает выражение эмоционального или волеизъявительного поведения субъекта, повторяет их в краткой и выразительной, но общей и нерасчлененной форме. Независимо от занимаемого положения в предложении, интеръективизм выступает в собственной роли, являясь самостоятельным высказыванием. В позиции, когда эмотив стоит внутри предложения, оно может выполнять функцию экспрессивно-усилительной частицы и играть иную роль, выступая одним из структурных компонентов предложения [34: 12, 13; 35: 81].

В языке перевода выделяются эквиваленты, аналоги или адекватные замены эмотивных единиц исходного языка.

«Эквивалентом следует считать постоянное равнозначащее соответствие, которое для определенного времени и места уже не зависит от контекста. Аналог – это результат перевода по аналогии посредством выбора одного из нескольких возможных синонимов. К адекватной замене прибегают, когда для точной передачи мысли переводчик должен искать решение задачи, исходя из целого: из содержания, идейной направленности и стиля подлинника. Но и в адекватной замене, основанной на учете взаимодействия всех элементов подлинника, могут быть известные закономерности» [36:

157-158].

Таким образом, разработка строгих критериев выделения ИЕ в речевом акте, методов дифференцирования их формально-структурных, смысловых и стилистических вариантов и инвариантов, а также их места в высказывании субъекта могут быть достигнуты в ходе сравнительно-сопоставительного анализа семантических соотношений ИЕ в контактирующих при переводе языках. Выявление определенных различий и соответствий, закономерных сходств ИЕ обоих языков способствует выработке адекватных методов передачи эмотивов и эмотивных образований с одного языка на другой – выделению эквивалентов, аналогов и адекватных замен единиц исходного языка средствами языка перевода.

Семантическая и стилистическая нагрузка эмотивов в речи, в контексте произведения настолько важна, что игнорирование передачи ИЕ на язык перевода нарушает все переводимое предложение или абзац, в котором употребляется интеръективизм. При переводе эмотивов необходимо учитывать как самый широкий контекст, так и национальные особенности происхождения и употребления эмотивной единицы. Для адекватного перевода художественного произведения необходимо хорошее знание всех лексических, семантико-стилистических, этнолингвистических и лингвокультурологических особенностей контактирующих языков.

Лексикографическая репрезентация эмотивов Представление эмотивов в толковых словарях Проведение многоаспектного анализа интеръекционных единиц в русском и осетинском языке непосредственно связано с их лексикографическим представлением. Для определения значений, передаваемых конкретным эмотивом, и сопоставления их семантического содержания в русском и осетинском языках были изучены данные одноязычных и двуязычных словарей. Следует заметить, что традиционная система представления интеръекционных единиц в словарях малопродуктивна и не способна в полном масштабе отражать семантику эмотива [2].

Словарная статья эмотива в одноязычных словарях, как правило, содержит неполный перечень эмоций, передаваемых данной интеръекционной единицей, и примеры. При этом нередко различные, даже противоположные эмоции не разграничиваются, а примеры приводятся не ко всем названным значениям, иногда без достаточного контекста для понимания семантики эмотива и дополнительных пояснений.

Так, одним из наиболее распространенных эмотивов русского языка, способных передавать самые разные эмоции является а.

Оно может быть истолковано как выражение припоминания, узнавания, догадки, с оттенками негодования, иронии, гнева, злорадства, испуга, отчаяния. При этом «а» чаще всего будет произноситься при неожиданном вдохе, тогда как при выражении злорадства – на выдохе, несколько более протяжно.

Для убедительности и правильного понимания приводимых примеров необходим достаточный контекст.

Релевантным явилось бы описание произношения эмотива, так как в зависимости от долготы, краткости, тона, интонации ИЕ способны менять передаваемые значения. В предложении «А, опять вы!» эмотив обозначает недовольство, досаду, что можно конкретизировать глаголом «отмахнуться». В данном примере а имеет резкое, отрывистое произношение. Протяжное «а», произнесенное с другой интонацией, в этом же высказывании может выражать узнавание, припоминание, удивление и т.п.

В словарной статье должна быть дана информация о значении, произношении, графическом изображении эмотива.

Примеры необходимо приводить с достаточным контекстом для понимания семантического содержания интеръективизма, желательна четкость в их иллюстрации. Для этого примеры должны приводиться конкретно к названным эмоциям, которые передает эмотив, что внесет большую ясность в толкование языковой единицы и облегчит восприятие словарной статьи.

В «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д. В. Дмитриева, толкование слова содержит характеристику его семантики, информацию о частотности употребления и сочетаемости с другими словами, отношении говорящего к сказанному, стилистические пометы. Примеры приводятся в предложении, так как «полное предложение лучше всего раскрывает весь окружающий контекст, необходимый для понимания смысла» [12: 11]. Описание конкретной ИЕ в этом словаре является более полным, но следует отметить, что в издании не представлены многие эмотивы, имеющие довольно широкое употребление как в устной, так и письменной речи: а, ой, ох, у, ух, эх, эй и др.

Более четкая характеристика эмотивов представлена в «Словаре эмоционально-экспрессивных оборотов речи».

Так, для а, описание которого в толковых словарях приведено выше, автор указывает три графических варианта А!;

А-А!; А-А-А!, выделяет девять значений, выражаемых эмотивом, к каждому из которых даны примеры с достаточным контекстом. Приведем эту словарную статью с некоторым сокращением иллюстративного материала:

1. Выражение удивления. – Подали оладьи – не ест! – А-аа!.. –удивился Костыль. – Не ест! (Чехов, «В овраге»).

2. Выражение удовлетворения, восторга, радости. – Знаешь ли, что этот Пигасов, который с таким озлоблением все и всех ругает… – знаешь ли ты, что он, когда служил, брал взятки, и как еще!. – А! Вот то-то вот и есть (Тургенев, «Рудин»).

3. Выражение гордости, преклонения. – Нет, братцы, так любить, как русская душа, любить не что бы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе – А!… – сказал Тарас и махнул рукой, … и сказал: – Нет, так любить никто не может! (Гоголь, «Тарас Бульба»).

4. Выражение досады, упрека, негодования, угрозы, злорадства. – А-а! каблуками бить, да еще браниться! – закричал Сережа (Л. Толстой, «Детство»).

5. Выражение бессилия, безнадежности, безразличия и т.п. – Я вот уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле, а как загляну в докладную записку – а! только рукой махну.

Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда (Гоголь, «Ревизор»).

6. Выражение раскаяния, испуга. – Ааа! – промычал Вронский, схватившись за голову, – Ааа! Что я сделал! – прокричал он (Л. Толстой, «Анна Каренина»).

7. Выражение ужаса, отчаяния, боли и т.п. – А! А!.. – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза (Л. Толстой, «Война и мир»).

8. Выражение решимости с оттенком досады. Иногда при ударе карт по столу вырывались выражения – А! была не была, не с чего, так с бубен! (Гоголь, «Мертвые души»).

9. Выражение возражения, несогласия в сочетании с неодобрением, возмущением и т. п. – А! еще неизвестно, кто выиграл! Что мельник тебя не пожалел, это правда, а остальное еще посмотрим, еще надо у людей спросить, может он и не думал открывать шинок (Короленко, «Судный день») [37: 45-46].

Очевидно, что приведенная репрезентация интеръективизма более полная и удобная для восприятия, так как примеры даются отдельно для каждого эмотивного значения, выражаемого ИЕ. Однако следует отметить, что а, выражающее удивление, значительно отличается от других модификаций значения ИЕ. В первом случае эмотив произносится при неожиданном вдохе, тогда как в остальных – на выдохе. Данная особенность не имеет графического обозначения, следовало бы сделать примечание или дать отдельную словарную статью для этого интеръективизма, так как в живой разговорной речи оно употребляется как самостоятельный эмотив. В лингвистических исследованиях интеръективизм а рассматривается как независимая единица, имеющая значительную частотность в устной речи [38].

Значительным событием для осетиноведения и, в частности, для осетинской лексикографии явилось издание в 2007 году первого тома «Толкового словаря осетинского языка» под редакцией Н. Я. Габараева. В первом томе названного словаря характеризуется около восьми тысяч слов современного осетинского языка. В словарной статье дается толкование значений слова, приводятся его основные грамматические формы, слово снабжено стилистическими пометами, словарные статьи иллюстрированы.

Дефиниция эмотивов представляет собой описание семантического содержания и стилистической принадлежности, учитывается диффузность интеръективизмов, приводятся примеры с достаточным контекстом для понимания их значения, указаны соответствующие эмотивы русского языка. В словаре рассматриваются как непроизводные интеръекционные единицы: а, а-гъа, ай, ал, ау, и др., так и производные: ллх, арби и т. п. Следует отметить, что в словаре приводятся также диалектные эмотивные единицы, что имеет большое значение для более полной лексикографической репрезентации интеръективизмов осетинского языка.

Словарное представление интеръекционных единиц и в русском, и осетинском языке требует значительного расширения помещаемых в статью сведений. Лексикографическое толкование должно включать в себя как адекватное семантическое описание, так и сведения о звуковых вариантах интеръективизма, его стилистическом употреблении, способах графического изображения и произношения. Желательна информация о мимике, жестах, которыми сопровождается тот или иной эмотив. Для этого необходим новый подход к лексикографическому описанию интеръекционных единиц и создание специального словаря эмотивов. На материале осетинского языка такой работы пока нет, создание словаря эмотивных слов и выражений осетинского языка представляется весьма актуальной задачей, которую мы отнесли в перспективам дальнейших исследований.

Эмотивные единицы в переводных словарях Известно, что важнейшими помощниками переводчика являются двуязычные словари, однако не всегда лексикографические соответствия интеръективизмов в языковых системах могут быть применены в качестве готовых «универсалий» для передачи эмотивов на язык перевода, так как семантическое содержание той или иной ИЕ может варьироваться в зависимости от определенной речевой ситуации.

Большое значение для лексикографического описания эмотивов имеет «Русско-английский словарь междометий», изданный в 2001 году, авторами которого являются Д. И. Квеселевич и В. П. Сасина [39]. Данный словарь содержит около 1000 эмотивных единиц. В словаре дано описание слов, употребляемых в речи со значением реакции на ситуацию или слова собеседника, так как они всегда представляли большую трудность для переводчиков литературных текстов. Отмечается, что с точки зрения происхождения релятивы восходят к частицам (а?, ну!, вот!), существительным (дудки!, факт!, комедия!, порядок!), прилагательным (пустое!), местоимениям (ничего!), наречиям (здорово!, ладно!), глаголам (давай!, идет!, скажешь!). Целый ряд релятивов входит в состав русской фразеологии: тоже мне!, нечего сказать!, новое дело!, с ума сойти.

Авторы «Русско-английского словаря междометий» считают «…целесообразным рассматривать всю совокупность релятивов современного русского языка в качестве некоторого функционального поля, ядро которого по праву займут междометия как слова, служащие для выражения чувств и волеизъявления говорящего» [39: 6]. К релятивам отнесены эмоциональные, императивные и этикетные формулы, за пределами функционального поля релятивов, по мнению составителей, остаются звукоподражания и глагольно-эмотивные слова. При дифференциации эмотивов и периферийных релятивов отмечается, что первые являются лишь сигналами чувств и волеизъявлений, а вторые дают им также и номинации. Общими категориальными признаками компонентов характеризуемого функционального поля названы:

1) специфическая синтаксическая функция в качестве самостоятельных интонационно оформленных нечленимых фраз;

2) общее значение реакции на ситуацию или реплику.

Из всего рассматриваемого лексического материала авторами были отобраны около 1000 наиболее частотных единиц: более 800 эмотивов и 100 звукоподражательных слов, перевод которых на английский язык может оказать существенную помощь в практике перевода. В составе эмотивов авторы рассматривали слова, выражающие:

1) согласие/несогласие: да, нет, ага, конечно, ладно, никак нет и др., 2) различные оценки сказанного собеседником, ситуаций, происшествий: ой!, ах!, ужас!, цирк!, здорово! и др., 3) побуждение, команду, призыв: шш!, стоп!, цып-цып!, огонь! кругом! и др.

Словарная статья включает заголово, его толкование, предлагаемые английские аналоги или эквиваленты, иллюстративные цитаты из произведений русской художественной литературы, перевод этих цитат на английский язык.

Следует отметить, что в заголовке словарной статьи в ломаных скобках даются факультативные компоненты вокабулы, в косых скобках приводятся варианты, что значительно облегчит задачу переводчика при передаче с русского на английский язык эмотивной единицы.

Представляется невозможным предложить в словаре однозначный вариант перевода, так как эмотив обладает значительной семантико-прагматической вариативностью. Как отмечалось выше, такие важные факторы определения семантики эмотива, как особый звуковой состав, паралингвистические данные, в определенной степени интонация, лексикографически не фиксируются. Судить о различных оттенках эмоциональных проявлений, передаваемых тем или иным интеръективизмом эмоционально-оценочного характера, можно лишь исходя из конкретной речевой ситуации.

Именно речевая ситуация, контекст, к которому относится авторская речь, ремарки, собственный монолог говорящего, высказывания собеседников в диалогической речи, предшествующие или поясняющие ИЕ, являются определяющими для установления конкретного значения при переводе.

Так, немало семантических эквивалентов можно найти при переводе с русского на осетинский язык, к примеру:

«вот тебе раз» – «гъйд-гъа», «уый дын гъе», «гъгъа, уд», «диссгт» и т.п. Для достижения адекватного перевода эмотивов важно сделать правильный выбор между вариантами ИЕ, учитывая соответствие эмотивных оттенков ИЕ в контексте на обоих языках.

На наш взгляд, в переводных словарях эмотивы должны быть представлены более широко. В словарной статье той или иной ИЕ желательна информация об особенностях употребления, её стилистической нагрузке, а также перечисление вариантов написания (как известно, эмотивы имеют значительное разнообразие в области написания).

Достаточно большое количество эмотивов настолько специфичны, что требуют описательной характеристики звукового оформления. Так, в зависимости от редупликации, характерной для многих непроизводных интеръективизмов, долготы или краткости звука, может меняться семантика, степень выражения эмоции: ой! – удивление, ойой-ой! – беспокойство, сожаление; ох! – недовольство, оох!

– возмущение и т. п. Основные словарные соответствия в контактирующих при переводе языковых системах, не всегда могут быть использованы как готовые «универсалии» в различных речевых ситуациях.

В осетинской лексикографии также нет единого мнения о составе эмотивов как первичных (непроизводных), так и вторичных (производных). Так, например, для одного и того же слова марадз, выражающего побуждение к действию существуют различные дефиниции.

В «Осетинско-русском словаре» марадз рассматривается как ИЕ, на русский язык переводится живо! ну-ка!, марадззгъай – частица хоть бы [14: 289].

В «Дигорско-русском словаре» приводится ИЕ марауадз – межд. живо!, ну-ка! [15: 362].

В «Орфографическом словаре осетинского языка» марадз характеризуется как частица, так же как и марадззгъай [16, 2002: 360].

Наиболее полным из лексикографических источников осетинского яыка является «Большой русско-осетинский словарь» Л. Б. Гацаловой и Л. К. Парсиевой [40]. В нем содержится около 60000 слов и выражений. Следует отметить, что в названном словаре достаточно хорошо отражены эмотивы, в качестве иллюстративного материала приводятся некоторые эмотивные устойчивые сочетания.

Сложность лексикографической репрезентации ИЕ обусловлена специфичностью его значения, которое нельзя описать обычным способом, принятым для других слов языка, так как они непосредственно выражает субъективно-чувственное отношение к действительности, не называя его при этом. Большое значение для определения семантики ИЕ имеет интонация, мимика, жест. Информация об этом в словарях обычно не содержится, несмотря на её актуальность. Отражение названных явлений в словарной статье будет способствовать более полному описанию эмотивов и значительно облегчит задачу переводчика при передаче интеръекционных единиц с одного языка на другой.

Таким образом, нерешенные вопросы теории эмотивности имеют значительное влияние на лексикографическое представление.

ЗА КЛ ЮЧЕ Н И Е

В настоящем исследовании проведено комплексное описание эмотивов в осетинском языке, позволившее определить функциональную дифференциацию и семантическое содержание эмотивов в художественных текстах и в разговорной речи как особых единиц коммуникации, посредством которых выражаются эмотивные, когнитивные и эмотивно-волитивные значения.

Различные концепции теории эмотивности, рассмотренные в работе, показывают, что толкование эмотивов является одной из наиболее спорных областей лингвистики. В состав ИЕ некоторые языковеды включают инстинктивные выкрики, любые эмоционально-окрашенные слова, звукоподражания, формулы речевого этикета. Проанализировав результаты лингвистических исследований, мы пришли к заключению, что ИЕ – это особый класс слов, лишенных номинативной функции, служащих для непосредственного выражения ментального, эмотивного или волитивного состояния субъекта.

Сопоставительное изучение эмотивных единиц различных языков тесно связано с этнолингвистикой, лингвокультурологией, теорией и практикой перевода, проблемами межкультурной коммуникации.

В монографии рассмотрены вопросы теории и практики перевода эмотивов, в результате чего было обнаружено, что несоответствие функционально-семантических соотношений ИЕ, игнорирование и недостаточное внимание к передаче их на язык перевода нередко приводят к смысловым искажениям, нарушению авторского стиля и неправильному восприятию эмоционального поведения персонажа произведения. При описании в настоящем исследовании особенностей передачи эмотивов с одного языка на другой были определены наиболее адекватные способы перевода интеръекционных единиц с учетом их этнокультурной специфики.

В работе значительное внимание уделено проблеме лексикографического представления эмотивных образований в русском и осетинском языках в словарях разных видов, так как словарное представление является важным аспектом изучения интеръективизмов. В результате проведенного исследования мы пришли к выводу, что лексикографическое описание эмотивов требует более полного описания структурных, семантических, функциональных, стилистических характеристик, а также отражения информации о звуковом составе, интонации, мимике, жестах, сопровождающих ИЕ. Все эти данные будут способствовать более полному словарному представлению эмотивов, что значительно облегчит выбор адекватного варианта при переводе.

В исследовании подробному изучению подвергаются грамматические средства выражения эмотивности. Многокомпонентный анализ фонетико-графической характеристики эмотивов в осетинском языке позволяет утверждать, что интеръективизмы в письменной и устной формах речи имеют определенные различия как в плане семантического содержания, так и в плане их частотности. В устной речи используется значительно большее количество невербальных эмотивов, которые лишь приблизительно передаются на письме.

Одним из наиболее сложных вопросов, связанных с феноменом эмотивности является проблема определения семантического содержания эмотива. Рассмотренные в монографии различные семантические классификации эмотивов, существующие в языкознании, показывают, что расхождения в трактовке данного вопроса обусловлены разными взглядами исследователей на лингвистический статус ИЕ, а также сложностью определения семантики интеръективизма, которое характеризуется большой зависимостью от речевой ситуации, контекста, интонации, паралингвистических явлений.

Для получения объективных результатов и более полной характеристики ИЕ в плане содержания и выражения, было проанализировано более 10000 контекстов, содержащих эмотивы, из которых около 800 приводятся в работе в качестве иллюстративного материала. Многоаспектный анализ интеръективизмов как особых коммуникативных единиц, непосредственно выражающих ментальное, эмотивное или волитивное значения, позволил выделить и в осетинском, и в русском языках три основных разряда эмотивов: когнитивные, эмотивные и волитивные.

К когнитивным относятся эмотивы, отражающие состояние сознания и мыслей субъекта, его логическую оценку ситуации общения. Интеръективизмы этого разряда выражают: узнавание, догадку, понимание, припоминание, подтверждение, возражение. В зависимости от речевой ситуации и интонации когнитивные интеръективизмы могут содержать также эмотивный компонент смысла.

Эмотивные единицы разделены на два подразряда:

а) эмоционального состояния;

б) эмоциональной оценки (отношения).

Интеръективизмы эмоционального состояния в русском и осетинском языках, при положительной тональности эмоции и активном проявлении в поведении субъекта (говорящего), выражают: радость; удовлетворение, облегчение.

При отрицательной тональности эмоции и активном эмоциональном поведении субъекта – гнев, негодование;

страх; тревогу, беспокойство; горе, отчаяние; душевные страдания, тоску, боль.

Пассивной интенсивностью характеризуется выражение печали; усталости.

Интеръективизмы эмоциональной оценки передают:

а) положительное эмоционально-оценочное отношение: удивление; похвалу, поощрение; восхищение, желание, стремление;

б) отрицательное эмоционально-оценочное отношение:

порицание, недовольство; презрение, отвращение; сожаление, досаду; сочувствие; укоризну, упрек; зависть; иронию, пренебрежение; неловкость, смущение; пресыщение.

Когнитивные и эмотивные ИЕ и в осетинском, и в русском языках чаще всего выступают в речи в качестве реакции на вербальную информацию или невербальный стимул.

Волитивные интеръетивы выражают различные волеизъявления, обращенные к человеку или животному. Среди них выделены:

а) вокативы прямого и дистанционного контакта с реципиентом;

б) императивные, выражающие побуждение к действию, требование прекращения действия, просьбу, приказ.

Проведенный в данной работе контекстуальный анализ эмотивных речевых единиц показал, что употребление ИЕ в речи различается по этнокультурным, возрастным и гендерным признакам. В речи женщин довольно часто используются а, ах, ой, ого, ддй, эх и невербальные интеръекционные единицы, произносимые с закрытым ртом; мужчины вообще реже используют непроизводные интеръективизмы для выражения эмоций, в их устной речи более частотными являются когнитивные и волитивные, а из эмотивных – о, ох, ууу, оуу (мн), а также производные ИЕ. Представители младших и средних возрастных групп чаще используют новые заимствованные эмотивы.