«неуемная Россия неуемная Россия Москва–Волгоград 2003 Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова Центр общественных наук Экономический факультет Волгоградский государственный университет Волжский ...»
неуемная Россия
неуемная Россия
Москва–Волгоград
2003
Московский государственный университет
им. М.В. Ломоносова
Центр общественных наук
Экономический факультет
Волгоградский государственный университет
Волжский гуманитарный институт
Научно-исследовательский институт
проблем экономической истории России XX века Академия гуманитарных наук НЕУЕМная Россия 2 Под редакцией д.э.н., проф. Ю.М. Осипова; д.э.н., проф. О.В. Иншакова;
д.э.н., проф. М.М. Гузева; к.э.н., в.н.с. Е.С. Зотовой Москва–Волгоград ББК Н Редакционный совет монографии:
д.ю.н., проф. С.Н. Бабурин, к.э.н., доц. В.Г. Белолипецкий, д.ф.-м.н, проф. В.В. Горяйнов, д.э.н., проф. М.М. Гузев;
д.э.н., проф. М.М. Загорулько; к.э.н., в.н.с. Е.С. Зотова;
д.э.н., проф. О.В. Иншаков; д.э.н., проф. В.Я. Иохин;
д.э.н., проф. С.П. Макаров; д.э.н., проф. Ю.М. Осипов (председатель);
д.э.н., проф. В.Т. Пуляев Редактор — Т.Г. Трубицына Научно-организационная работа — С.Ю. Синельников, Н.П. Недзвецкая, А.А. Антропов, Е.А. Пермякова Научно-вспомогательная работа — Т.С. Сухина, И.А. Ольховая Художник — Е.Ю. Осипова Оригинал-макет — О.В. Еклашева Компьютерная верстка — О.В. Еклашева, Т.А. Грачева, И.В. Кузнецова, Л.И. Пшеницына Неуемная Россия / Под ред. Ю.М. Осипова, О.В. Иншакова, Н 38 М.М. Гузева, Е.С. Зотовой: В 2 т. Т. 2. — М.; Волгоград: Издание Волгоградского государственного университета, 2000. — 496 с.
Тема России неисчерпаема. В очередной монографии о современной России, подготовленной под эгидой Центра общественных наук при МГУ учеными Москвы, Волгограда, Волжского, Нижнего Новгорода, Ярославля, Краснодара, Ростова-на-Дону и других городов, ставятся и по мере сил разрешаются актуальные вопросы российского общества и хозяйства, их онтологической идентичности. Неуемная в своей смыслологии и фактологической интерпретации Россия не входит легко и просто в типологические стандарты, а потому приводит к специфическим трактовкам, нашедшим отражение и в данной монографии.
Для ученых-обществоведов, философов, экономистов, практикующих политиков и деловых людей, для всех, кто заинтересован в познании беспредельной России.
© Коллектив авторов, 2003 г.
Раздел II Российские экономические актуалии Л.И. Ростовцева Потребительская культура России: традиционное и инновационное Несмотря на активное употребление в России в последнее десятилетие термина «потребительская культура», его смысл и значение понимаются поразному.
Потребительская культура — культура потребителей. В советской экономической и социологической литературе слово «потребитель» имело негативную окраску, так как ассоциировалось с осуждаемыми «потребительством» и «вещизмом». Поэтому чаще всего использовался термин «культура потребления», а не «культура потребителя». К тому же, для марксистско-ленинской политэкономии был неприемлем субъективный, сугубо личностный характер проблемы поведения потребителя. В широком смысле слова под культурой потребления понималась совокупность достижений общества в области организации потребления населения, обеспечения его разумных пределов.
В узком смысле слова культура потребления рассматривалась как нравственное отношение общества и отдельных членов к потреблению, умение его рационализировать, экономно и бережно относиться к потребительским товарам [1, 276; 2, 45]. С одной стороны, культура потребления при социализме анализировалась с точки зрения общественных целей (при балансе ориентаций «на себя» и «на социум» говорили о рациональном типе потребления, при доминировании ориентаций «на себя» — о мещанском типе, противоречащем общественным интересам и принципам социалистического распределения). С другой стороны, культура потребления рассматривалась в связи с проблемой воспитания гармонически развитой личности, для которой вещизм, мещанство, потребительство — путь к духовному обеднению и нравственному распаду.
Совершенно справедливо критиковалась «формула» потребительства «жить, чтобы иметь» вместо «иметь, чтобы жить», препятствующая развитию человеческих сил [3, 216].
В 90-е гг. в условиях перехода к рынку в России слово «потребитель»
перестало быть ругательным. Открылся его новый смысл — «потребитель — король». В учебниках маркетинга он — главное действующее лицо; поведению потребителей непременно отводится специальная глава. В неоклассике теория потребительского поведения считается «ядром». Официальное признание в 80-е гг. новой науки «поведение потребителей», отпочковавшейся от маркетинга (родоначальник американский профессор Дж. Энджел), получило отклик и в России. В университетах открываются кафедры, выпускаются учебники по поведению потребителей [4—6]. Кроме того, принятие в 1992 г. Закона РФ «О защите прав потребителей» породило необходимость его популяризации и осознания россиянами своих прав как потребителей, подчеркнуло важность проблемы их адаптации к рыночным условиям. Все это способствовало рассмотрению потребительской культуры в правовом и экономическом аспектах.
На решение этих проблем было нацелено потребительское образование, организуемое в 90-е гг. в рамках государственной потребительской политики.
В специальной литературе пореформенного периода нам встретилась лишь одна попытка раскрыть сущность потребительской культуры — В.Д.
Симоненко и Т.А. Степченко. Они определяют потребительскую культуру как «совокупность исторически сложившегося уровня потребностей человека, умение и возможность разумно удовлетворять эти потребности, степень развития законодательства и институтов защиты прав потребителей» [7, 9]. Однако это определение не является исчерпывающим.
Прежде чем рассмотреть потребительскую культуру России с точки зрения традиционного и инновационного, уточним наше понимание сущности потребительской культуры. Полагаем, что под потребительской культурой следует понимать совокупность материальных и духовных ценностей, знаний, образцов и норм потребительского поведения, функционально полезных и закрепившихся в общественной практике.
Можно привести много классификаций потребительской культуры в зависимости от различных критериев. Так, с точки зрения смысла жизни, понимания счастья уже древние греки различали гедонизм, аскетизм и «золотую середину» между ними. Правда, мы не находим у них термина «потребительская культура», но по сути с позиций сегодняшнего дня их можно назвать гедонистическим, аскетическим и благоразумным типами потребительской культуры. Поведение потребителей всегда есть континуум между гедонизмом и аскетизмом в зависимости от приоритета материальных или духовных ценностей.
Потребительскую культуру можно классифицировать по критерию субъекта. Тогда следует различать: потребительскую культуру индивидуума, потребительскую культуру социальной группы или общности, потребительскую культуру общества.
По критерию этапов (фаз) потребительского поведения потребительскую культуру составляют: культура принятия потребительских решений, покупательская культура, культура потребления товаров и услуг, включая избавление от них или их остатков после использования.
Потребительскую культуру можно рассматривать также с точки зрения принадлежности индивида к социальной общности. Для этого можно позаимствовать у социологии термин «субкультура». Тогда можно говорить о городской и сельской потребительская субкультуре; в зависимости от возраста — детской, молодежной, взрослой (потребительской субкультуре лиц среднего возраста, пожилых и т. д.); по полу — мужской и женской потребительской субкультуре.
Если понятие «культура» охватывает все стороны деятельности человека, то «потребительская культура» касается его деятельности в роли потребителя. При этом потребительская культура тесно соприкасается, например, с экономической культурой (при выборе товаров и услуг, организации семейного бюджета), с правовой и коммуникативной культурой (при оформлении сделок купли-продажи товаров и услуг, при отстаивании прав потребителя, в процессе потребления услуг), с культурой питания, культурой быта, культурой досуга, развлекательной культурой, физической культурой, экологической культурой.
Иначе говоря, потребительскую культуру следует рассматривать в семи аспектах — не только с точки зрения экономики и права, а также с позиций экологии, валеологии (здорового образа жизни, здравостроительства), этики, эстетики и философии. Такая семиаспектная модель потребительской культуры отражает основные ценности жизнедеятельности потребителя не как «человека экономического», а как целостной личности. В ней есть место и высшим ценностям (ценностям святости, истины, добра и красоты), и ценностям витальным (здоровье, жизнь, природа), и социальным (свобода, справедливость).
Она ориентирует не просто на выживание, а на развитие.
Процесс развития культуры есть целостный процесс усвоения и сохранения ценностей прошлого, трансформации и обогащения их в настоящем, передачи этих созданных ценностей будущим поколениям. При этом традиционная культура и заимствование ценностей других культур служат основой для инноваций, вновь созданных ценностей.
Традиция — это система связей настоящего с прошлым. Посредством этой системы совершаются отбор, стереотипизация опыта и передача стереотипов, которые снова воспроизводятся. Надо заметить, что интервалы действия стереотипизированных форм опыта стали значительно короче, поскольку обстоятельства, которым они адекватны, меняются все быстрее и быстрее.
Первоначально слово «традиция» означало предание, т. е. все то, что унаследовано (передано) от предшественников, переданные от одного поколения к другому привычки и обычаи.
В процессе общения, потребления материальных благ и услуг, бытовой деятельности передаются жизненный опыт, умения и навыки, взгляды на природу и общество, критерии оценок. Все это связано с народной культурой, хранительницей социокультурных ценностей, накопленных на протяжении многих столетий. Из глубины веков дошли до нас, например, гостеприимство, секреты русской кухни, приоритет коллективистских ценностей, бережливость.
Развитие культуры выражается в процессах инноваций и их последующей стереотипизации. Инновация — введение новых технологий или моделей деятельности, стереотипизация — принятие этих моделей множеством людей в рамках соответствующих групп. Любая традиция — бывшая инновация, а любая инновация — это потенциально будущая традиция.
Внешние заимствования ценностей культуры могут служить средством ее обогащения или, наоборот, деградации. Самый блестящий из сотрудников царя Алексея Михайловича, самый замечательный из московских государственных людей ХVII в., один из первых политико-экономов на Руси Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, наблюдая за иноземными порядками и сравнивая их с отечественными, стал поклонником Западной Европы. Он первым провозгласил, что «доброму не стыдно навыкать и со стороны, у чужих, даже у своих врагов» [8, 124]. Призыв брать во всем пример с Запада — исходная точка его преобразовательных планов. При этом надо подчеркнуть, что он говорил о необходимости такого заимствования чужого опыта, которое бы не противоречило русской национальной специфике. Он искал соглашения общеевропейской культуры с национальной самобытностью.
Разные народы имеют свою культуру, отличающуюся прежде всего ее способностью к развитию. Этнографы, изучающие дикие народы на рубеже XIX— XX вв., увидели причину их культурной отсталости в замкнутости, отсутствии взаимодействия и бедности традиции, не позволяющей им осознать свою прежнюю судьбу и умножить свое умственное достояние за счет различных внешних влияний, приобретений выдающихся умов других народов. Ф. Ратцель писал: «В ограничении во времени и в пространстве, изолирующем хижины, деревни и народы, так же как и следующие друг за другом поколения, заключается отрицание культуры; наоборот, в объединении вместе живущих и в связи следующих друг за другом поколений, заключается возможность ее развития. …Развитие культуры есть собирание сокровищ. …Во всех областях человеческого творчества и деятельности объединение является основанием дальнейшего высшего развития» [9, 24].
Чужой опыт, ценности чужой культуры только тогда способны принести пользу, когда не противоречат собственным традициям. Развитие культуры есть двуединый процесс — накопление и сохранение традиционного, национального, обогащаемое достижениями других стран и народов. Об этом необходимо помнить россиянам сегодня, чтобы не допустить отбрасывания ценностей национальной культуры и замены их западными, чтобы не прервать связь поколений. Принятие в России в начале 90-х гг. законодательства о защите прав потребителей, соответствующего международным стандартам, создание и развитие потребительского движения — примеры прогрессивного внешнего заимствования. Но настойчивость рекламы и СМИ в пропаганде западного образа жизни, материализма и эгоизма, агрессивности нуждается в корректировке, ибо ведет к размыванию национальных ценностей.
Наконец, совершенствование законодательства о защите прав потребителей, вызванное потребностями момента и национальной спецификой, организация потребительского образования, разработка его наиболее эффективных форм и методов — примеры внутренних инноваций потребительской культуры, основанных на сочетании традиции и заимствования.
Для русской модели экономики, начиная с Х—ХII вв. и вплоть до ХХ в., характерным был взгляд на хозяйство как духовно-нравственную категорию.
Самобытный хозяйственный строй — домостроительство — ориентировал хозяйство на обеспечение разумного достатка и нестяжательство (т. е.
самоограничение потребностей), чтобы можно было жить и самому достойно, и помогать своим близким. Погоня за прибылью как самоцель, поклонение деньгам, вещам порицались. На первом месте стоял труд как добродетель, нравственное деяние, богоугодное дело, гарантия благополучия, и лишь на втором месте — собственность. Особенностью трудовой и хозяйственной мотивации являлось преобладание моральных стимулов над материальными. Приоритет духовнонравственных ценностей над материальными, добротолюбие (любовь к прекрасному, возвышенному, доброму), праведность, коллективизм, нестяжательство являются традиционными чертами российской аскетической потребительской культуры в отличие от гедонистического типа западной потребительской культуры. Об этом свидетельствуют «Русская правда» и «Поучение Владимира Мономаха» (XI—XII вв. ), «Наставление от отца к сыну» из сборника XV в. «Пчела», «Домострой» (XVI в.), труды русских мыслителей XVII—XVIII вв. — И.Т. Посошкова, Ю. Крижанича, В.Н. Татищева, русских философов-богословов XIX в. [10, 180—240].
Сегодня в России происходит процесс ассимиляции ценностей западной культуры вместо традиционных национальных. Утрачивается отношение к труду как добродетели; интенсифицируются развлекательные процессы. Индивидуализм и эгоизм вытесняют коллективизм и взаимопомощь. Гедонистический тип потребительской культуры с его установкой на получение максимума удовольствия, материальное богатство, деньги вытесняет традиционный для России аскетический тип, нацеливающий на постоянное самосовершенствование, приоритет духовного над материальным. Это не может не вызывать обеспокоенности.
Россия — носительница духовного начала Святой Руси. Ее жизненное ощущение противоположно западному. Там — привязанность к земным ценностям, оседлость, стабильность жизненного уклада, обусловливающие стремление к культурному развитию всех сторон жизни (положительная сторона) и мещанство, погруженность человеческого духа в стихию материального бытия (отрицательная сторона). У нас — ощущение необъятных просторов, неведомых рубежей, порождающее чувство странничества в этом мире, мечту о будущем, устремленность ввысь и вдаль. Там — разум и рационализм, у нас — вдохновение с мистическим созерцанием и художественным прозрением. Для русского человека важны смысл, стремление к абсолютному идеалу. Если этого нет, то возникает разлад со своим внутренним существом, а отсюда невозможность органического существования личности в обществе и нарушение функций социального целого. Права и свободы не способны заменить веру. Они могут сосуществовать. Должно быть понимание необходимости учиться у Запада экономическим и социальным технологиям, при этом видя равное достоинство обеих культур. Но преклонения перед Западом быть не должно.
Путь России в области развития потребительской культуры должен быть в соответствии с многовековой традицией — путь не гедонизма, а благоразумного аскетизма. Не надо пугаться слова «аскетизм»; речь не идет о возврате назад, «опрощении», презрении удовольствий и того, что их доставляет. Аскетизм в обыденном сознании чаще всего ассоциируется с монашеством, нищетой, отречением от мирской жизни. На самом деле это — очень емкое понятие, наделенное богатым содержанием, которое не раз менялось на протяжении довольно длительной истории. В разные времена у аскетизма и разное «лицо».
Термин «аскетизм» происходит от греческого глагола «аскезис», т. е.
искусно и старательно перерабатывать, обрабатывать грубые материалы;
украшать и во всем этом упражняться. В античной и позднеантичной литературе он имеет три основных значения: смысл «физический» (упражнения тела), смысл нравственный (упражнения ума и воли) и смысл религиозный [11, 9—11]. Древние греки аскетизмом называли закаливание и упражнение, необходимые для успешного состязания и борьбы на арене атлетов, которые постоянно укрепляли свое тело преимущественно гимнастикой и придерживались строгого, воздержанного образа жизни. У философов-стоиков слово «аскезис» стало употребляться уже в специфически этическом смысле — как упражнение в добродетели и воздержанности. Добродетели можно научиться, только упражняясь в ней. Философия — учительница добродетели, инструмент очищения души и ума, или аскеза. Таким образом двоякое понимание аскетизма (и в телесном, чувственном смысле, и в духовном, нравственном) оттеняло усилие, напряжение, труд для осуществления какой-либо цели. В смысле религиозном аскетизм подразумевал упражнение в благочестии, стремление к жизни богоугодной, т. е. путь к религиозно-нравственному совершенству и соединению с Богом, предполагающий определенное внутреннее и внешнее состояние души и тела, неустанную борьбу с различными препятствиями.
Если в Священном Писании аскетизм мыслится как процесс приближения к религиозно-нравственному идеалу, вспомогательными приемами и средствами которого являются молитва, телесные подвиги, лишения и пр., то в патрологической литературе у святых отцов он понимается в двояком значении: в общем смысле — трудиться, упражняться и в частном — со времени возникновения и развития монашества — преимущественно для обозначения подвижничества. Понятия «монашество», «подвижничество», «аскетизм»
сделались постепенно синонимами. В первые три века аскетами называли христиан, которые добровольно упражнялись в строгой и воздержанной жизни в обычных условиях, оставаясь в обществе. Тех же, которые уединялись, удалялись от общества, называли анахоретами. По мере развития монашества аскетами стали называть монахов и отшельников, ведущих «жизнь суровую, многотрудную и строгую». С.М. Зарин перечисляет определения аскетизма в святоотеческой литературе как жизни, характеризующейся всевозможными лишениями;
измождением плоти; телесным «изнурением»; вследствие особенно строгого воздержания от пищи и сна; вследствие строгого сохранения поста; жизни, выражающейся в безупречном сохранении девства; в подвигах терпения, смиренномудрия; непрестанной молитвы, доходящей до экстатического состояния подвижника. При этом аскетизм понимается как «планомерное употребление, сознательное применение целесообразных средств для приобретения христианской добродетели, для достижения религиозно-нравственного совершенства» [12, IX].
Аскетизм, по православному учению, есть как бы «техническая сторона»
христианского совершенствования, так как главный деятель последнего — благодать Святого Духа. Цель аскетизма — приспособление естественных сил и способностей человека к восприятию божественной благодати, для достижения вечной жизни. А посты, нищета, бдения и т. д. есть только средства для достижения цели. Если внутренние усилия и внешнее преодоление препятствий не приводит к названной цели, то в сущности это не настоящий аскетизм, а видимый, кажущийся. Ближайшая цель аскетического подвига христианина — его нравственное совершенствование. Человек должен не только воспитывать себя, но и перевоспитывать. Христианская добродетель должна явиться в человеке борющейся. Поэтому требуется совершенное очищение от греха, освобождение от страстей и приобретение самой высокой добродетели, т. е. освящения и очищения сердца. Причем, на протяжении всей жизни человека.
Таким образом, православное аскетическое учение имеет две стороны:
положительную (воспитание добродетели) и отрицательную (борьба со страстями) [12, 213]. Добродетели (любовь, смирение, терпение, послушание) свидетельствуют о здоровье души, страсти («чревообъядение, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие и гордость») — о болезнях души. Заповеди Христа даны для врачевания души от страстей.
Все страсти — и телесные, и душевные — принадлежат к сфере психической жизни, борьбы духа с помыслами. По учению православных аскетов, чревоугодие и блуд осуждаются не как явления физиологического порядка, естественные отправления организма, а психического. Критерием нормального отношения к пище должно быть самообладание, соразмеряющее количество, качество, время еды с потребностями, чтобы обеспечить телу здоровую бодрость и достаточную крепость, а не получить наслаждение. Все сводится к тому, владеет ли человек своим настроением в деле питания, т. е.
является ли чувство удовольствия второстепенным или оно выступает на передний план, завладевая вниманием человека. Удовлетворение человеком всякой насущной потребности влечет за собой естественное чувство наслаждения.
Под влиянием религиозно-этических чувствований оно теряет свой «грубоэгоистический животно-самодовольный характер», облагораживается и одухотворяется. По учению преп. И. Кассиана, подавление страсти чревоугодия состоит в том, чтобы человек сознательно принимал пищу не столько для удовольствия, для приятности, сколько уступая непреодолимой потребности тела.
Аскетизм, ведущий к достижению такого состояния, характеризуется им как подвиг ума, состоящий главным образом в размышлениях; «ум должен быть утончен не только постом, но и бдением и чтением и частым сокрушением сердца о том, в чем сознает себя прельщенным и побежденным, — то сокрушаясь от страха пороков, то воспламеняясь желанием совершенства и непорочности» [12, 264].
В состоянии страстей чревоугодия и особенно блуда проявляется служение человека удовольствиям, что является болезнью развращенной воли, свидетельством ослабления духовной жизни. Естественные потребности человек обращает в средства самоуслаждения, самоугождения, руководствуясь началом грубого эгоизма, извращенного самолюбия. Человек должен быть господином страсти, а не ее рабом. Он должен уметь увидеть ее и сознательно наблюдать как бы со стороны, стараясь от нее избавиться. Сегодня этот взгляд на плотские страсти весьма важен в свете проблем алкоголизма, наркомании, спида, захлестнувших Россию.
В православной аскетической схеме на первом месте из душевных страстей поставлено «сребролюбие», так как оно ближе всех к плотским страстям и очень тесно связано с другими страстями — тщеславием, гордостью, гневом.
Это ненасытимое, напряженное стремление к приобретению денег, имущества, вообще материальных благ не имеет предела, наоборот, все более разжигается по мере обогащения. Оно не имеет в человеке природного начала; его начало — от воли. Сущность накопительства — в порабощении воли и всего строя душевной жизни материальными благами, в ложном понимании человеком своего истинного, высшего блага. У любви к богатству три причины: сластолюбие, тщеславие и неверие.
Таким образом, неограниченное стремление к материальному богатству и деньгам традиционно осуждалось, считалось страстью, а не целью жизни и свидетельством успеха, как сегодня. К тому же, отношение к богатству было подозрительным — «Трудом праведным не наживешь палат каменных». Но при этом богатство не отрицалось вообще. С.Н. Булгаков писал, что Евангелие не гонит человеческой радости и не клеймит всякое чувственное удовольствие, не осуждает культуру и экономический прогресс. Оно предостерегает от плена духа в погоне за богатством. Причем у святых отцов присутствует развитие взглядов о земном богатстве — от полного пренебрежения им до признания положительной стороны в зависимости от происхождения собственности и ее употребления» [13, 551, 558]. Сам Булгаков положительно относится к богатству и экономическому росту, но не как к абсолютной ценности, а как к условию освобождения личности.
И гедонизм, и аскетизм считают материальные потребности и материальную жизнь самостоятельной целью (одно воззрение эту цель признает, другое — отрицает). Булгаков же богатство и материальную жизнь признает не как самоцель, а как средство для служения высшей, абсолютной цели.
Человеческая жизнь имеет абсолютный смысл и ценность не в себе самой, а вне себя и выше себя, получает ее как служение высшему, идеальному началу, сущему добру. В работе духовной состоит цель человеческой жизни, а все остальное есть средства для этой цели.
Нищета приносит человеку унижающие его страдания и исключает возможность собственно человеческой, духовной жизни. Неудовлетворенные низшие потребности, как и болезнь тела, заполняют собою сознание и тем самым препятствуют деятельности духа. Очередь высших потребностей приходит тогда, когда удовлетворены низшие. Культурный расцвет совпадает с эпохой материального расцвета, и, наоборот, культурный упадок сопровождается упадком экономическим. С.Н. Булгаков видит в росте потребностей не только закон материального существования, но и духа — «развитие духа именно состоит в росте его запросов, в том, что он видит проблемы и задачи там, где раньше не видел» [14, 244].
Подъем человеческого достоинства, духовный рост личности выражаются в росте материальных потребностей. Но определяющее значение имеет не материальная, а духовная сторона человека, направление его воли.
Поэтому о. Сергий выводит формулу, свободную от крайностей гедонизма и аскетизма, но вовсе не отрицающую ни то, ни другое: «Умножай свои потребности, пока этого требует жизнь духа и человеческое достоинство, но и умей сокращать их, поскольку она же этого требует» [14, 247].
Иначе говоря, о. Сергий выступает против нищеты и разорения, заставляющих страдать и лишающих наслаждений, унижающих достоинство личности. Аскетизм же, отказ от наслаждений имеют смысл только тогда, когда он свободен, а свобода предполагает обладание. Поэтому необходима свобода от нищеты.
Если смысл жизни не в наслаждениях, а в благах духа, то внутренняя жизнь человека и человеческого общества представляет постоянную борьбу духа и чувственности за обладание человеком. Богатство изнутри влияет на дух человека, толкая к искушению. Правильное соотношение между потребностями духа и плоти требует духовной борьбы, контроля духа над чувственностью.
Это — внутренний акт, не устранимый из человеческого сознания и человеческой истории. Поэтому необходим контроль аскетического начала над гедонизмом, чтобы находить правильное соотношение между ними. Тогда возможно создание истинной цивилизации, которая упраздняется одинаково и односторонним аскетизмом (уничтожающим, а не разрешающим ее проблему) и односторонним гедонизмом (ведущим к моральному вырождению, мещанству).
Заглядывая вперед, Булгаков дает удивительно точный прогноз (оправдавшийся уже сегодня, когда чувственное преобладает над духовным). Он утверждает — роскошь и нищета одинаково антикультурны. И если на долю современного ему времени выпала в основном борьба с нищетой, то для будущего человечества будет характерна борьба с богатством или роскошью. Роскошь есть оборотная сторона и постоянная опасность богатства. Роскошь есть, по его определению, победа чувственности над духом, мамоны над Богом в идеальной душе и в целом обществе. Когда руководящим началом становится культ наслаждения (эстетического или неэстетического), мы имеем дело с роскошью.
Поэтому возникает задача примирения возрастающих потребностей с аскетикой (самоограничением в своих стремлениях), которая в каждой эпохе меняет свой облик.
Специфика этой задачи сегодня, по нашему мнению, проявляется в необходимости воспитания благоразумного аскетизма с учетом современного рационализма, уровня цивилизационного развития, нацеленности на творчество.
Это — серьезная проблема, требующая детальной проработки. Первым шагом в ее решении является изменение взгляда на потребителя при организации потребительского образования в рамках государственной потребительской политики. Потребитель — не только «человек экономический», который должен знать свои права и уметь ориентироваться на рынке. В России, как и на Западе сегодня роль потребительского образования сводится к формированию у потребителей знаний, необходимых в условиях рыночной экономики и позволяющих выработать у них определенные навыки и стереотипы поведения «в различных ситуациях, связанных с совершением сделок, что позволяет уверенно чувствовать себя на потребительском рынке» [15, 96]. Целью потребительского образования должно быть воспитание культурного потребителя как целостной личности, осознающей приоритет духовных ценностей над материальными.
Культурный потребитель — это потребитель:
• принимающий рациональные потребительские решения;
• знающий свои права и умеющий их защитить;
• этически, эстетически и экологически воспитанная личность;
• ведущий здоровый и осмысленный образ жизни, нацеленный на творчество.
1. Баранова Л.Я., Левин А.И. Потребности, доходы, потребление. М., 1988.
2. Кармазина Т. П. Проблемы формирования культуры потребления / Под ред В.А. Ядова. Минск, 1986.
3. Культура досуга / В.М. Пича, И.В. Бестужев-Лада, В.М. Димов и др. Киев, 1990.
4. Энджел Д., Бдэкуэлл Р., Миниард П. Поведение потребителей. СПб., 1999.
5. Алешина И.В. Поведение потребителей: Учеб. пособ. для вузов. М., 1999.
6. Ильин В.И. Поведение потребителей: Учеб. для вузов. Сыктывкар, 1998.
7. Симоненко В.Д., Степченко Т.А. Основы потребительской культуры. М., 1998.
8. Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М., 1990.
9. Ратцель Ф. Народоведение. Т. 1. СПб., 1896.
10. Ростовцева Л.И. Поведение потребителей и потребительская культура. М., 2002.
11. Сидоров А.И. Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества. М., 1998.
12. Зарин С.М. Аскетизм по православно-христианскому учению. М., 1996.
13. Булгаков С.Н. Христианская социология // С.Н. Булгаков. Труды по социологии и теологии: В 2 т. Т.2. М., 1999.
14. Булгаков С.Н. Об экономическом идеале // С.Н. Булгаков. Труды по социологии и теологии: В 2 т. Т.2. М., 1999.
15. Государственный доклад «Защита прав потребителей в Российской Федерации в 1996—1997 годах» // Государственный антимонопольный комитет РФ / Общ. ред. Н.Е. Фонаревой. М., 1998.
О взаимосвязи общего и единичного при взаимодействии Исторически конкретный способ взаимосвязи, взаимодействия потребностей и интересов участников производства, различных хозяйствующих субъектов и государства в немалой степени определяет как характер данной экономической системы, так и конкретную направленность и интенсивность развития данной системы. Следовательно, если в процессе функционирования исторически конкретной — российской — экономической системы выявляются различного рода проблемы, диспропорции, противоречия и несоответствия, а экономическое развитие характеризуется неустойчивым и вялотекущим ростом при значительных имеющихся резервах, значит в механизме взаимодействия потребностей и интересов участников производства, хозяйствующих субъектов и государства сложились искажающие нормальное течение экономических процессов деформации и сдерживающие развитие негативные, деструктивные противоречия.
Логично сделать предположение о том, что столь долгое время проявляющиеся многообразные конкретные деформации и деструктивные противоречия в содержании экономических процессов и в функционировании экономической системы имеют некоторое неслучайное основание в том, что движет процессами развития и направляет процессы функционирования в экономической системе — во взаимодействии потребностей и интересов участников производства. Потребности и интересы разных участников производства: собственников, управленцев, работников, предпринимателей — всегда разнонаправлены, различны по своему экономическому содержанию. Они могут конструктивно взаимодействовать между собой, обеспечивая не противостояние, а сотрудничество представителей различных классов и социальных групп, лишь тогда, когда в них проявится и станет достаточно обширной и влиятельной сфера общего. Можно предположить с достаточно высокой степенью вероятности, что многообразные проблемы российской экономики связаны в немалой степени с тем, что эта сфера общего в содержании единичных потребностей и интересов различных групп участников производства пока еще слишком мала и маловлиятельна, чтобы обеспечить действительно конструктивное сотрудничество и взаимодействие.
Чтобы понять, почему это так, необходимо прежде всего попытаться достаточно глубоко осмыслить диалектику взаимосвязи общего и единичного в содержании экономических потребностей и интересов различных участников производства. Рассмотрим наиболее характерные черты этой диалектики. Для того, чтобы участники производства, социально-экономическое положение, интересы и потребности которых различны, могли конструктивно взаимодействовать в процессе реализации какой-то общей цели (производственной, хозяйственной, политической и т. д.), необходимо какое-то минимально достаточное тождество их интересов и потребностей, достигаемое специфическим для данной хозяйственной системы способом. Без этого тождества, нередко весьма неполного и ограниченного, никакое даже временное конструктивное сотрудничество невозможно, следовательно, невозможно решение некоторых общих, совместных задач в различных сферах жизни общества. Для решения задач разного уровня общности необходимо достижение адекватного тождества интересов и потребностей участников соответствующих процессов. Чем выше уровень сложности решаемых в обществе общих задач, тем более глубоким и устойчивым должно быть необходимое для этого единство интересов и потребностей.
Задачи ускорения темпов экономического роста, повышения благосостояния населения, повышения эффективности производства, рационального снижения уровня инфляции, достижения высокой степени стабильности финансовой системы, всей экономики в целом для своего решения в качестве необходимого условия предполагают достижение соответствующей, достаточно высокой степени единства потребностей и интересов участников производства. Причем эта общность интересов и потребностей должна быть не только результатом, но и предпосылкой, предшествующей достижению названных выше общих целей.
Таким образом, необходимое единство потребностей и интересов участников производства нельзя объяснить общностью целей этих участников.
Скорее наоборот, некоторое изначально достигнутое единство их потребностей и интересов создает возможность формирования некоторых общих целей и задач.
Поэтому возникает законный и достаточно непростой вопрос: а чем же, какими же конкретными факторами, каким способом устанавливается это изначальное независимое от общности поставленных целей единство экономических потребностей и интересов?
Рассмотрим конкретные формы или способы, которыми и в рамках которых устанавливается единство, тождество экономических потребностей и интересов участников производства. Первая форма — тождество потребностей и интересов в рамках совместного труда. Здесь общность потребностей участников совместного труда обусловлена общими материально-вещественными условиями труда, определяющими конкретное содержание трудовых операций, а также взаимной связью отдельных работ, необходимостью объединения трудовых усилий и взаимной помощи работников. Общность внешних материальновещественных условий, трудовой среды, перемена труда, кооперация в труде, сотрудничество и взаимопомощь позволяют каждому работнику достаточно хорошо представлять как бы изнутри, что чувствует, как себя ощущает, что должен делать в тех или иных типичных (общих) обстоятельствах другой работник. Это восприятие социально-психологического тождества ощущений, представлений, способов действий на основе внешней механической связи работников с общими материально-вещественными обстоятельствами их труда.
Однако такое тождество потребностей и интересов ограничено пределами совместного труда и одинаковости способа связи с предметами и средствами труда. Управляющий или собственник имеют совершенно иной способ связи с предметами и средствами труда, поэтому работник не может понять изнутри психологически их потребности и интересы, остается им чуждым.
Потребителя своей продукции работник в состоянии воспринимать лишь в той мере, в какой сам может оказаться на его месте, когда непосредственно видит и воспринимает, как потребитель потребляет, использует произведенный продукт.
Таким образом, общность материально-вещественных условий труда и равенство либо близость уровней дохода (что делает людей покупателями одних и тех же видов продукции) обеспечивает весьма ограниченную общность социальнопсихологических установок, потребностей, жизненных ориентиров, что дает возможность людям в относительно узких социальных и пространственных границах психологически воспринимать и понимать друг друга. Последнее и означает тождество, общность потребностей и интересов, положенную единством материальных условий труда и внешних обстоятельств. Чем шире границы единства потребностей и интересов, чем полнее они совмещаются, совпадают, тем люди свободнее, тем меньше при прочих равных условиях необходимость во внешнем, принудительном объединении разрозненных участников производства в единый процесс производства, тем меньше внешних усилий общество и в частности государство затрачивает для того, чтобы создать необходимые общие условия нормальной жизнедеятельности для всех.
Каким образом работник может воспринимать и ощущать потребности и приоритеты потребителя, если последний имеет существенно отличный уровень дохода или при сопоставимом уровне дохода имеет существенно отличный набор предпочтений? Если приоритеты потребителя выражаются в его предпочтениях тратить ограниченный личный доход, существует единственный рациональный способ сделать для работника понятными и актуальными эти предпочтения, — прямо увязать оценку деятельности работника в доходах с готовностью покупателя тратить свои доходы на покупку продуктов труда этого работника (точнее — с готовностью покупателя оплачивать услуги этого работника в составе работ совокупного работника, изготавливающего готовый продукт либо его часть, выполняющего законченный цикл операций по изготовлению продукта).
Гибкая организация производства, увязывающая доходы работников с предпочтениями покупателей, превращает действия работника, сознательно обеспечивающего такую увязку (продукта труда с предпочтениями покупателя), в специфическую общественную функцию. Первоначально пассивное, задним числом достигаемое приспособление деятельности работника к предпочтениям покупателей (помимо усилий хозяйствующего субъекта, стремящегося организовать систематично это приспособление) может затем перерасти в систематическую деятельность универсального характера, в рамках которой работник формирует общие оценки значимости для производства и для потребления основных факторов, которыми он может управлять или на которые может повлиять, и затем соответственно этой значимости факторов производства или потребления организует их использование.
В рамках этой универсальной, всеобщей по своему содержанию деятельности работник обменивается оценками значимости отдельных факторов (в конкретных условиях) для производства и для потребления с другими людьми или сообществами, опирается на опыт и знания, связанные с формированием оптимальных комбинаций использования факторов (производства и потребления).
В рамках описанной всеобщей деятельности работник воспринимает оценки потребителя уже не только косвенно и опосредованно — через увязку получаемого дохода с рыночными оценками потребителем продукта труда и услуги. Работника и потребителя начинает объединять одно и то же всеобщее содержание их деятельности — оценочно-познавательно-организационное, в котором индивидуальные оценки значимости отдельных факторов (для производства или потребления) в конкретных обстоятельствах формируются на основе активного, творческого усвоения человеком оценок, формируемых и развиваемых другими людьми, сохраняемых сообществом, а конкретные способы использования человеком указанных факторов в производстве или потреблении формируются человеком на основе творческого усвоения или опыта и знаний других людей. Таким образом, чтобы понимать и ощущать потребности и интересы другого человека: потребителя или менеджера, собственника, — работнику уже не обязательно непосредственно контактировать с ним в процессе труда, иметь сопоставимый с ним уровень дохода, но и недостаточно воспринимать рыночные предпочтения потребителя в изменениях величины получаемого за свой труд дохода. Ему достаточно представить себе конкретные условия и обстоятельства, которые влияют на оценки и предпочтения потребителей и распорядителей ресурсов, а также на выбор конкретных комбинаций использования ресурсов.
Его оценки будут однопорядковыми, а представления о конкретных путях использования ресурсов, различных факторов производства и потребления будут однонаправленными с соответствующими оценками и решениями потребителей и хозяйствующих субъектов, распоряжающихся ресурсами, в том случае, если все они будут применять одну и ту же либо схожую ценностную шкалу, или систему предпочтений, использовать одну и туже универсальную систему знаний, ориентированную на формирование единых в своей основе механизмов, способов достижения одних и тех же целей. При этих предпосылках способ деятельности всех участников производства и потребления в своей основе будет одним и тем же — оценочно-познавательно-управленческим. В истории XX в. было немало попыток обеспечить универсальное единство ценностных ориентаций, единство технологии достижения общественно-значимых целей для всего населения отдельных стран. Однако такие попытки основывались на том, что какой-либо господствующий в обществе класс или слой навязывал основной массе общества свой особый материальный интерес в качестве общего интереса, обещая получение каких-либо частных материальных выгод, как правило, за счет других народов (фашизм) либо за счет других классов и слоев общества (коммунизм).
Перераспределение богатства или доходов за счет внешних для данного общества народов либо классов не может быть достаточно длительным и устойчивым и неизбежно перерастает в более узкое объединение на основе перераспределения доходов уже внутри сформировавшегося общества.
Соответственно система потребностей и интересов всех слоев данного общества в действительности не может быть достаточно однородной, способы деятельности представителей разных социальных групп существенно различаются — глубокое и устойчивое социальное единство в таком обществе не достижимо.
Вместе с тем, в первые моменты достижения такого ограниченного единства потребностей и интересов разных членов общества было обеспечено заметное ускорение социально-экономического развития, пока ресурсов для достижения объединения путем перераспределения создаваемого богатства было достаточно и пока существенные отличия потребностей и интересов господствующего социального класса или слоя от потребностей и интересов прочих классов не обнаруживали себя достаточно явно и сильно.
Сами по себе неудавшиеся социальные эксперименты, принесшие немало бед многим народам, свидетельствуют об общественной потребности в нахождении новых, более устойчивых форм достижения единства потребностей и интересов в обществе для обеспечения возможности более быстрого, согласованного и эффективного решения новых социально-экономических проблем общественного развития. Возможно ли достижение достаточно глубокого и устойчивого социального единства альтернативным путем? Практический ответ на этот вопрос имеет стратегическое значение для судеб страны.
Повышение степени единства потребностей и интересов членов общества ведет к повышению гибкости и эффективности всей экономики. Более полное единство потребностей, интересов производителей и потребителей позволяет быстрее и полнее приспосабливать производство к потребностям потребителей; более полное единство потребностей и интересов собственников, управленцев и работников позволяет наладить более полное и разностороннее сотрудничество, сгладить противоречия между ними. И то, и другое ведет к повышению эффективности производства. Повышение степени единства потребностей и интересов членов общества — необходимое условие эффективного перехода экономики в постиндустриальную стадию развития.
Принято считать, что в основе этого перехода лежит приоритетное значение информационных технологий, превращение знаний и информации в ключевой ресурс для развития экономики.
На самом деле в ключевой ресурс превращаются не только знания и информация, но весь духовный фактор, целостная духовная жизнь человека не как особая форма бытия человека в особой духовной сфере жизни общества, а как непосредственное и доминирующее выражение универсально всеобщей, духовной природы человеческой деятельности во всех различных конкретных сферах ее проявления. Эта универсально всеобщая, духовная природа человеческой деятельности выражается в том, что человек для организации своей жизни формирует оценки и приоритеты значимости для каждой ее конкретной сферы различных внутренних и внешних факторов (опираясь на сложившиеся ценностные представления и обмениваясь ими с другими людьми), ставит конкретные цели в своей деятельности, формирует необходимые знания и опыт (опираясь на накопленную базу и обмениваясь ими с другими людьми) и применяет их для организации эффективных комбинаций использования различных факторов для достижения поставленных целей.
Содержание деятельности работника в корне меняется тогда, когда указанные всеобще духовные моменты деятельности превращаются в главный фактор роста предельной производительности труда и производства. Но для того, чтобы это произошло в масштабах всего общества, т. е. чтобы в масштабах всего общества духовный фактор производства превратился в ключевой фактор, организующий производство и обеспечивающий основную долю прироста производительности последнего, необходимо снять определяющую ориентацию организаторов производства на присвоение материального богатства путем монополизации функций владения и распоряжения экономическими ресурсами и ограничения участия работников в производстве ролью подчиненного придатка к вещественному капиталу. Очевидно, что такое превращение должно занять длительную историческую эпоху, что даже передовая в экономическом развитии страна находится лишь в начале пути к такому превращению. На этом пути функция распоряжения общественным богатством должна перейти от традиционных капиталистов к тем, кто в наибольшей степени овладел законами производства духовного богатства.
Очевидно, у России будет еще немало промежуточных этапов на этом пути. Можно ли каким-либо образом ускорить становление России на данный цивилизованный путь развития? Можно предположить, что естественными промежуточными этапами на пути превращения владельцев духовного фактора в главных распорядителей экономических ресурсов являются: снятие посттрансформационной доминирующей ориентации руководителей предприятий и организаций на присвоение ресурсов путем перераспределения создаваемых другими участниками производства доходов; формирование гибкой системы управления на российских предприятиях, обеспечивающей эффективную увязку доходов работников и управленцев со степенью соответствия выполняемой ими работы системе предпочтений потребителей производимым товарам или оказываемым услугам; формирование общегосударственной единой системы социальных институтов, эффективно направляющей процессы образования и воспитания социально ответственной, творческой, нравственно зрелой и высокообразованной личности, способной самостоятельно и конструктивно учитывать интересы потребителей, участников совместного труда и всего общества; формирование адекватной духовной инфраструктуры нового способа деятельности на предприятиях и в организациях в виде информационных технологий, системы обучения и воспитания социально ответственных, профессионально умелых, располагающих необходимым набором знаний и творческих работников, а также норм и правил общения участников производства, обеспечивающих эффективный обмен знаниями, навыками, духовными ценностями внутри и вне производственных коллективов; превращение руководителей организаций из управленцев, нацеленных на получение максимума прибыли и распоряжающихся людьми на основе управления материальными ресурсами, в руководителей, целенаправленно создающих наиболее благоприятные условия для формирования единства ценностных установок и ориентиров, для повышения уровня знаний, развития творческих способностей работников, для развития конструктивного творческого сотрудничества, обмена идеями и ценностями, использования на эти цели преобладающей доли экономических ресурсов.
На пути к созданию постиндустриального общества и экономики важнейшим средством могут стать меры, способствующие формированию более полного, чем прежде, единства потребностей и интересов всех участников производства, а также потребителей. На современном этапе движения России к постиндустриальной экономике целесообразны такие меры по обеспечению большего единства потребностей и интересов в обществе, как:
1) обеспечение адекватной защиты интеллектуальной собственности;
2) повышение степени законодательной защиты наименее защищенных субъектов отношений собственности: работников, мелких и средних предпринимателей; мелких и средних вкладчиков и прочих инвесторов;
3) формирование государственной идеологии строительства общества постиндустриальной экономики;
4) активизация роли государства в создании инфраструктуры духовной сферы жизни общества;
5) последовательная борьба с коррупцией в государственном аппарате, формирование эффективного механизма общественного выбора;
6) формирование эффективной структурной и инвестиционной государственной политики, обеспечивающей приоритетное развитие науки, культуры, образования, современных технологий;
7) содействие формированию гибких систем производства и управления, обеспечивающих более тесную связь получаемых на производстве доходов с результатами производства, их оценкой потребителями;
8) уменьшение неравномерности распределения доходов в обществе между различными социальными группами;
9) повышение степени заинтересованности предпринимателей и граждан в развитии экономики посредством формирования и совершенствования системы индикативного планирования, а также социально-экономического прогнозирования экономики.
Реализация предложенных мер имеет долговременный характер, может способствовать повышению гибкости и результативности, эффективности функционирования экономики.
Формирование сервисной экономики в процессе эволюции социально-экономических систем Изменение направления социально-экономического развития российского общества в сторону социально ориентированной рыночной экономики вызывает необходимость теоретического осмысления процесса трансформации экономических систем и того механизма, который осуществляет их движение и определяет изменчивость важнейших закономерностей и характеристик этих систем.
В течение последних пятидесяти лет экономические системы всего мира пережили подлинный переворот. Экономика в странах Запада совершила переход от свободного рыночного хозяйства к регулируемому капитализму, осуществляемому в условиях олигополии и монополистической конкуренции.
Технологической базой общественного производства перестала быть машинная индустрия, и все сферы существования человека — производство, услуги и домашнее хозяйство — стали звеньями единой системы машин — инфраиндустрии. В постсоциалистических странах начался переход от командноадминистративного, планового хозяйствования к регулируемой рыночной экономике. Однако с позиции технологии и в этих странах социальноэкономическая жизнь осуществляется в условиях инфраиндустрии, близкой по уровню к западным странам. Единство направления экономического прогресса в разных по политическому устройству системах вызвало выдвижение различных концепций, пытающихся объяснить движущие силы и сущность социальноэкономических преобразований, возникающих под воздействием краткосрочных и долгосрочных изменений в технике, технологиях, в институтах и в сознании людей.
Выдвигаемые концепции различаются подходами: одни акцентируют внимание на структурно-технических факторах, другие — на социальноэкономических, третьи подчеркивают стихийность процесса, четвертые делают упор на сознательную организацию процесса трансформации.
С середины 60-х гг. ХХ в. экономическая мысль Запада пыталась найти и описать новые высшие формы существования общества. В социалистических странах идея высшего общества была сформулирована еще в XIX в., и конечная цель в виде построения коммунистического общества была поставлена уже в начале XX вв. Однако к концу ХХ в. создание идеального общества было еще очень далеко, поэтому в 70-х гг. провозглашается общество развитого социализма, которое через двадцать лет уступило место под давлением экономических обстоятельств и деятельности определенных политических структур переходной экономике. Процесс такой трансформации произошел под влиянием существенных изменений как в социально-экономической, так и в технологической структуре производства. В результате выкристаллизовалось общее направление движения мировой экономики — создание социально ориентированной экономики (постиндустриального общества), характеризующееся тем, что материальные производительные силы уже не играют существенной роли, а главное значение приобретают социальные институты, ведущие организации теоретических знаний как стратегического ресурса общества. К тому же на первое место перед обществом выдвигаются социальные проблемы, которые в состоянии решить только прогрессивное государство, возглавляемое передовыми учеными-мыслителями.
На первом этапе развития теорий трансформаций четко прослеживается, с одной стороны, тенденция свести причины изменений к отраслевым преобразованиям в технике и технологии; с другой — стремление объяснить их политическими, культурными, образовательными факторами. Речь в данном случае идет о новой модели социально-экономической системы.
Поздние концепции трансформации основываются на плюрализме, когда делается попытка одновременного учета максимального количества факторов изменений, каждый из которых действует обособленно. В этом случае меняется характер динамики социально-экономической системы.
Множественность и многообразие факторов изменений вызывают, как правило, критические замечания по поводу обоснованности наделения той или иной группы факторов чертами нового состояния общества.
Экономическая мысль ХХ в. изобилует предложениями и обоснованиями сущности современного и будущего обществ, начиная с индустриального и заканчивая информационным и экологическим обществами.
Й. Шумпетер зафиксировал начало процесса перерастания рыночной экономики в качественно новую фазу. Этот процесс отразила (правда, несколько с других позиций) «теория третичного сектора» К. Кларка и Ж. Фурастье. И англичанин Кларк, и француз Фурастье отразили в своих книгах реальные закономерности, они исходили из гигантских сдвигов в общественном разделении труда, связанных с ускоренным развитием отраслей, удовлетворяющих массовую потребность в разнообразном обслуживании населения. Рост сферы услуг, оказавшийся возможным в результате роста доходов населения и повышения эффективности производства, сопровождавшийся высвобождением труда из промышленных отраслей, явился основой развития «третичного сектора». Перелив труда в этот сектор позволили увеличить занятость в целом, тем более, что предоставление услуг осуществляется с преобладанием ручного труда и при господстве закона постоянной производительности труда. В итоге создаются условия для возврата господства частного индивидуализированного предпринимательства и индивидуальной частной собственности, таким образом, происходит возрождение свободной рыночной экономики. Естественно, что ренессанс происходит на новом уровне и учитывает все произошедшие в обществе изменения. Вместе с тем происходит индивидуализация процессов владения и распоряжения.
В теории У. Ростоу определяющая роль в перестройке экономики принадлежит смене целевой направленности общества, а именно, активной роли общественных потребностей. Однако отрыв потребностей от возможностей (ресурсов) их удовлетворения — самого производства и природной среды — лишает движение потребностей закономерной основы. Структурно-отраслевой подход Кларка — Фурастье и социально-телеологический подход Ростоу были подвергнуты резкой критике сторонниками концепции индустриального общества Р. Ароном и Дж.К. Гэлбрейтом. Основой нового индустриального общества объявлялась «техническая» (научно-технологическая) трансформация, которая привела к возникновению корпоративной экономики, усилению роли государственного регулирования и авторитарной (плановой) экономики. В теории Гэлбрейта научно-технический прогресс и организация объявлялись редкими, а потому важнейшими факторами современного индустриального общества.
В 70-х гг. стал широко использоваться технико-монистический подход, согласно которому автоматизация и кибернетизация являются чертами «технотронного общества», следующего вслед за индустриальным. Предложенная Бжезинским формулировка отражает концентрацию внимания на научнотехническом аспекте, коренные изменения в научно-технической базе производства приводят к переливу труда в сферу услуг, возрастанию роли духовных потребностей, переходу индивидов к активному состоянию и др.
Технологический подход позволяет конкретно проанализировать связи «человек — машина», изменения в отраслевой и ресурсной структуре, в предметном окружении людей в быту. Все это влияет на внешний облик человека, его психологию и систему ценностей, выявляет роль техники как основы переворота в общественном характере труда и его кооперации. Однако технологический подход не указывает на внутреннюю связь крупных научнотехнических открытий, без чего нельзя говорить о новом качестве общества.
Распространенная в настоящее время концепция информационного общества выделила и объединила факторный и технологический подходы к новым тенденциям (знания, ЭВМ, системы передачи информации на любые расстояния), что отражает реальный процесс повышения в обществе значимости информации и системы информатики. Г. Дордик писал, что коммуникационные, компьютерные технологии и телекоммуникации положили начало новой эре — эре информационного общества. В эпохе информационного общества появляется новый продукт — знание, информационный продукт, таким образом, меняется природа совокупного труда за счет увеличения в нем умственного и уменьшения физического труда. Усиление устойчивости связи «наука —техника — производство» и возникновение мобильной системы отбора, обработки и распространения и информации оказывают огромное влияние на взаимосвязанность и динамизм всех социально-экономических процессов и создают новые условия роста эффективности производства, уровня и качества жизни людей. Однако вряд ли информатика является единственной жизненно важной системой, так же как экология, поэтому многие авторы, характеризуя новое качество экономической системы, включают кроме названных факторов и другие (к примеру, Тоффлер, Носбит).
Краткое описание концепций трансформации общества было дано с целью выяснить место сферы услуг в определенной социально-экономической системе на конкретном этапе ее зрелости.
Общие тенденции исторического развития мировой экономики выявили основополагающие направления социально-экономического прогресса, среди которых становится весьма очевидной переориентация индустриальной экономики в сторону экономики услуг (сервисной экономики). Сервисной экономика становится в том случае, когда больше 50% валового внутреннего продукта создается сервисными отраслями, а сама сфера сервиса агрегирует свыше половины активного населения страны, обеспечивая тем самым высокий индекс развития человеческого потенциала. Но не только статистические макроэкономические показатели свидетельствуют о возросшей роли сервиса в жизни современного общества. Реальная ориентация на удовлетворение физиологических, материальных и духовных потребностей человека делает приоритетными социально-экономические показатели вместо чисто экономических при оценке эффективности производства. На мировых и внутренних рынках обостряется конкуренция в сфере сервиса, происходит глобализация производства услуг в рамках всемирного рынка на основе общемирового технологического прогресса. Осуществляется снижение доли государственного участия в оказании социальных услуг. Происходит либерализация в процессе формирования сервисного сектора экономики в масштабах территорий и регионов. В этих изменяющихся условиях трансформируется система потребностей населения, она дополняется растущими запросами индивидов, которые все больше и больше индивидуализируются, стимулируя, таким образом, диверсификацию процесса оказания услуг в соответствии с изменением как материальных, так и духовных потребностей.
Сфера сервиса как экономическая система должна активно реагировать на индивидуальные требования экономических агентов, а также участвовать в формировании этих требований, в создании наилучших условий для их удовлетворения. Сервисная экономика не должна ориентироваться на статичность достигнутых показателей в сфере услуг, поскольку это не соответствовало бы всеобщему закону возвышения потребностей людей, в том числе и духовных.
Сервисное общество имеет ряд принципиальных отличий от индустриального общества. Если в основе последнего экономическим субъектом является «экономический человек», действующий рационально в целях получения собственной выгоды, то в сервисной экономике действует, по мнению Г.И.
Хотинской, «сетевой человек», действующий с учетом информационных потоков и глобальных сетей различного ранга. По-моему мнению, человек сервисной экономики — это не просто индивид, владеющий максимальной информацией, а «корпоративный человек», цель существования которого состоит не только в овладении информацией ради обеспечения собственного богатства, а человек, у которого преломляются представления о сути богатства, которое в максимальной степени зависит от собственного образовательного и духовного потенциала.
Обеспечить такую цель в состоянии только общество, обладающее развитой системой индивидуализированных услуг, имеющей потенциальную возможность обеспечить конкретного индивидуума в полном соответствии с его желаниями. В этом случае для удовлетворения конкретных потребностей каждого субъекта необходима полнейшая информация — с одной стороны, а с другой — развитая, глубоко диверсифицированная система оказания услуг.
Растущее значение сферы услуг можно проиллюстрировать ростом занятости в отраслях сервиса, а также увеличением числа предприятий, возникающих ежегодно в сфере сервиса. В России изменения в сфере услуг обусловлены процессами разгосударствления собственности и демонополизацией и разрушением отраслевых вертикалей. Поэтому в этой сфере преобладающими стали малые предприятия, на долю которых в бытовом обслуживании приходится 68% объемов продаж. Создание рыночной среды привело к быстрому насыщению рынка товарами и услугами, правда, сопровождающееся в конце 80-х гг.
переориентацией бытового обслуживания с индивидуального обслуживания на массовое потребление товаров народного потребления. К настоящему времени ситуация изменилась, стал активизироваться обратный процесс индивидуализации обслуживания.
Сегодня в России определенные традиционные услуги оказываются на новой материальной и технологической базе. Например, фотоуслуги, которые к 2005 г. прогнозируется оказывать преимущественно с помощью цифровых камер, отказавшись от пленочных, что приведет к полному изменению технологий изготовления фотоснимков. В последние годы развивается сервисная инфраструктура и увеличивается сервисная активность в материальном производстве, что повышает конкурентоспособность сервисных предприятий через стабилизацию спроса на свою продукцию предприятиями промышленности.
В последнее пятнадцатилетие появились новые рынки услуг: рынок дизайнерских услуг, годовой оборот которого превышает 1 млрд дол., рынок пейджинговых услуг, рынок услуг сотовой связи, рынок охранных услуг, рынок аудиторских услуг и т. д. Таким образом, в России наблюдаются тенденции развития сферы услуг, похожие на развитые страны, только несколько замедленными темпами.
Отставание России в этой области, по мнению специалистов, составляет 10— лет и в значительной мере объясняется совпадением общемировых изменений с перестройкой отечественной экономики и переходом от командноадминистративной экономики к рыночной.
Обзор современной отечественной практики позволяет сделать определенные выводы: в России наблюдается увеличение доли сферы услуг, перелив в нее трудовых ресурсов, что соответствует представлением о формировании сервисной экономики, однако этот процесс затруднен изменчивостью и двусмысленностью правового пространства, нестабильностью хозяйственной среды, распространением практики неписаных «правил игры» и созданием дополнительных бюрократических услуг. Устранение указанных препятствий приведет безусловно к ускорению развития сервисных отраслей. Тем более что в целом уровень сервиса может служить показателем социальноэкономического развития государства, а также критерием зрелости экономики информационно-сервисного типа. В настоящее время в России потребляется услуг в 4 раза меньше, чем в США, в 3,5 раза меньше чем в Германии и Франции, что свидетельствует не только об отставании сферы услуг, но и низком уровне доходов российского населения. В нашей стране уровень квалификации трудоспособного населения недостаточен для создания и функционирования высокотехнологичного сервиса, а само население не способно потреблять новые виды услуг и не испытывает потребности в них. Такие потребности еще предстоит сформировать в индивидуальном и общественном сознании. Несмотря на это, российский сервис характеризуется в начале XXI в. расширением с доминированием в этом процессе интеллектуальных услуг нового поколения, социально-культурных и рекреационных услуг. Сервисный сектор поглощает существенное количество трудоспособного населения, высвободившегося из других отраслей. Эти черты сервисной экономики не могут полностью охарактеризовать ее позитивное влияние на экономическое развитие, процесс гуманизации экономического роста, его социальная направленность сопровождается увеличением комплекса услуг, направленных на совершенствование самого человека, его интеллектуальных и физиологических возможностей, удовлетворение его культурных, духовных и социальных потребностей. Общественный прогресс невозможен, если не обеспечены человеку долгая здоровая жизнь, высокий уровень знаний и доступ к средствам существования, образующим достаточный уровень жизни. В структуру индекса развития человеческого потенциала, предложенного программой ООН, включены 12 позиций, осуществление которых невозможно без опережающего роста сферы услуг относительно материального производства и без расширения ее хозяйственного значения в процессе общественного развития. Очевидно, что такие показатели, как демографические характеристики, окружающая среда, урбанизация и жилище, здравоохранение и питание, образование, экономическая активность, мобильность населения, социальное обеспечение, досуг и культура, использование времени, общественный порядок и безопасность, социальные отношения и политическая деятельность — характеризуют, в первую очередь, уровень развития сервисной сферы, которая своим количественным расширением и качественными преобразованиями обеспечивает формирование сервисной экономики в целом.
Методологические аспекты определения критериев оценки «эффективного собственника»
Все надежды реформ были связаны с расширением частной собственности, с появлением «хозяина». Появился термин «эффективный собственник». Сейчас можно уверенно констатировать — собственники есть.
Вопрос заключается в том, как сегодня с позиций реалий российской экономики подойти к методике оценки эффективности хозяйствования. Российские экономические реалии поставили вопросы поиска новых концептуальнометодологических подходов для решения прикладных задач. Одной из таких, на первых взгляд, легких задач является определение эффективности деятельности корпораций, работающих в новых условиях. Или, используя избитую формулировку, вопрос можно поставить так: какими критериями измерять эффективность собственника. Критерии, применяемые в прошлом, уже не отражают сложность современной российской экономики и просто неприемлемы или же дают формальный некорректный результат.
В настоящее время с точки зрения методологии самыми проработанными оказались вопросы определения экономической эффективности инвестиционных проектов. В подборе методов определения критериев экономической эффективности использована методология, применяемая в международной практике, мировые критерии оценки экономической эффективности инвестиций, такие как чистый дисконтированный доход, индекс доходности, внутренняя норма доходности, срок окупаемости и т. д. [1]. Классические подходы к эффективности с точки зрения определения экономической эффективности капитальных вложений основаны на сопоставлении результатов и затрат. Докажем ниже, что эти методы не могут быть применимы в определении критериев эффективного собственника. Проблемы заключаются в следующем.
Эффективный собственник — это эффективный хозяйственник.
Эффективность хозяйствования всегда определялась показателями доходности, прибыльности. Одна из основных проблем — то, что в современных условиях прибыль предприятия не может служить критерием определения эффективности предприятия, так как последние всевозможными методами и схемами не показывают прибыль. Согласно статистическим данным многих российских регионов, с 1995 г. наблюдалась интересная тенденция: рост внутреннего валового продукта и параллельно с этим соответственно по периодам резко сокращалась балансовая прибыль крупных и средних предприятий отраслей экономики [2, 4— 5]. Причин, объясняющих эти противоречивые тенденции, предостаточно. Это и сокрытие сверхприбыли, и уход от налогов, и увеличение себестоимости различными легитимными методами, и получение материальных выгод собственниками через себестоимость, а не через механизм прибыли. Это и обеспечение дополнительной наличности в условиях нестабильной, порой криминальной экономики. Это и боязнь раскрыться, чтобы не оказаться купленными на корню, как «лакомый кусочек», недобросовестными участниками рынка, в частности, крупными корпорациями.
Даже если получена прибыль, есть ее рост, чтобы делать окончательные выводы об эффективности, важно проследить экономическую целесообразность направлений использования прибыли, используется ли она с расчетом получения будущих доходов, в чьих интересах распределяется. Иногда цели собственников, менеджеров и трудового коллектива расходятся именно в вопросах распределения доходов. Порой происходит перекачивание финансовых ресурсов под влиянием частных интересов, их нерациональное использование. Можно ли в этом случае считать деятельность предприятия эффективной?
Об изменении роли прибыли в современной экономике говорят многие авторы, так, например, как отмечает В.Ф. Юров, «в условиях постоянного спада производства прибыль предприятий не только снижает свою массу, но и теряет свое качество, так как ее формирование производится не за счет роста производимой продукции, работ и услуг, а в основном за счет повышения рыночных цен. В результате утрачивается истинное содержание прибыли, она перестает быть показателем эффективности работы предприятий и приобретает лишь номинальное значение» [3, 87].
Если невозможно применить прибыль в качестве критерия оценки эффективности, то возникает вопрос, применим ли рост объемов работ, продукции, оказываемых услуг, товарооборота, т. е. тех благ, которые, в конечном счете предназначены потребителю. Здесь не все так просто и однозначно. Один из парадоксов заключается в следующем. В регионе растут объемы производства на предприятиях, а налоговые поступления в местный бюджет снижаются. Не всегда справедливо распределяются налоги по разным бюджетным уровням. Имеет место увод крупных финансовых потоков из региона, «выкачивание» ресурсов через механизм торговых домов. Само производство сегодня оказалось заложником в финансовых схемах для перевода финансовых потоков в другие регионы, в центр.
Необходимо также сравнивать промышленный рост с реальными доходами населения, с ростом заработной платы, растет ли она хотя бы в такой же пропорции. Эффект ради роста производства — разве это эффект, если население не чувствует улучшения собственного материального благосостояния.
Одним из известных показателей экономической эффективности всегда было снижение себестоимости продукции (услуг). В конкурентной борьбе за потребителя предприятия должны снижать цены на продукцию. Но и здесь парадокс. Сегодня наблюдается не снижение цен, не снижение затрат, а противоположная тенденция — удорожание продукции. Причины этого не просто в уменьшении прибыли. Есть и объективные факторы. Сегодня внешняя среда предприятия стала играть приоритетную роль, вот почему оправдано поглощение российских предприятий в регионах мощнейшими интегрированными бизнесгруппами.
Формирование бизнес-групп стало методом выживания в современных российских условиях, так как благодаря объединению в крупные структуры можно конкурировать в жестких условиях рынка, используя деловые связи топменеджеров, в том числе и на государственном уровне, можно «пробить» крупные заказы для предприятий. Бизнес-группы являются известными, многопрофильными структурами с концентрацией финансовых ресурсов. Этот факт обеспечивает им особое доверие со стороны потенциальных инвесторов. Их основная задача — сбыт, поиск новых заказов для предприятий.
В результате оказалось, что в условиях концентрации сбыта в одних руках, монополизации производства выгоднее поднять цену на продукцию, чем заниматься экономией затрат на производстве, так как это путь тернистый, трудоемкий, долгий. А от этой наценки имеют доход, и предприятия и новые управленческие структуры, создаваемые на базе трех и более предприятий.. А проигрывает в этой ситуации только потребитель. Констатируя этот факт, надо с ним смириться, так как манипулирование с ценами и тарифами связано с взаимодействием предприятия с субъектами внешней среды, иначе не выжить.
Можно ли быть эффективным в неэффективной внешней среде? Критерий снижения затрат на настоящий момент не может служить оценкой экономической эффективности.
Надо отметить, что сегодня произошло резкое разграничение двух направлений: экономики производства и управления финансами. Произошла гиперболизация роли управления финансами в ущерб экономики предприятия.
Нет органического единства. Суть заключается в достижении эффективности в производстве, а сегодня акцент сделан на распределении, на управлении финансовыми потоками. Производство в должной степени не обновляется. Но есть в этой тенденции и положительное. Так, внимание к вопросам управления изменило менеджмент, развиваются новые информационные технологии, внедряется мировой опыт. Пусть медленно, но и российские предприятия продвигаются на пути интеграции в мировую экономику. Сегодня финансовый менеджмент более развит, чем производственный. Оправдание этому разделению служит усиление значимости внешней среды предприятия. Поэтому и произошла смена понятий. Время расставит все на свои места. Не во внешней среде будут «делаться» деньги, а все-таки на производстве. Следует признать, что в крупных структурах мощнейший потенциал трудовых коллективов не задействован в росте эффективности, все решается «наверху». Таким образом, сегодня резко изменился традиционный взгляд на структуру предприятия и методы управления.
Есть еще один методический подход — расчет экономической эффективности через комплекс показателей, которые отражают разные аспекты деятельности. В социально-экономических исследованиях применяются различные финансово-экономические интегральные показатели эффективности государственных и приватизируемых предприятиях. Например, в основе такого показателя взяты четыре показателя: производительность труда, рентабельность продукции, фондоотдача, оборачиваемость оборотных фондов, а также четыре показателя финансового состояния: коэффициент автономии, коэффициент маневренности, коэффициент обеспеченности собственными оборотными средствами, коэффициент текущей ликвидности [4]. В этом случае эффективным можно считать такое предприятие, которое просто стабильно работает без банкротств, без социальных потрясений. Тогда слово «эффект» теряется свой изначальный смысл, как получение чего-то дополнительного по сравнению с исходной базой. Или же надо кардинально методологически пересмотреть взгляды на расчеты экономической эффективности в принципе. И действительно, в рыночной экономике любое работающее предприятие уже эффективно. Эффект заключается в стабильности.
Если говорить о разных показателях, то здесь важны два момента, вопервых, надо расширить спектр показателей, во-вторых, определить приоритеты.
В финансовом менеджменте на Западе применяются такие показатели, как рост активов, рост прибыли на капитал. Они могут служить базой оценки эффективного менеджмента. Но ряд показателей нельзя напрямую перенести на российскую экономику.
Например, рост курсовой стоимости акций, принятый на Западе в качестве одного из главных оценочных показателей, в наших условиях применять нереально. Этот показатель отражает частные интересы, но далеко не большинства населения. Кроме того, цены акций на российском рынке ценных бумаг не могут стать мерилом эффективности компаний. Исходя из практики реформ, рыночная цена акций складывалась не на основе рыночных факторов.
Под влиянием частных интересов акции порой уходили в обмен на материальные блага по завышенным ценам или по заказу скупались предприятия регионов по чрезвычайно высоким ценам за короткий период времени. Параллельно действовала противоположная тенденция, когда акции продавались за бесценок «нужным» людям, убытки покрывались прибылью. Это не есть рынок. Поэтому в условиях российского рынка ценных бумаг с его неразвитой инфраструктурой, где цены складываются закрыто и под влиянием нерыночных, порой субъективных факторов, показатель курсовой стоимости неприменим в оценке эффективности предприятия.
Такой показатель, как стоимость фирмы, в качестве критерия эффективности также трудно применим в российских условиях. Если использовать в определении стоимости фирмы имущественный подход, то учетная политика, амортизационная политика, колоссальный по своей величине износ основных фондов и ряд других объективных факторов делают данный метод некорректным. Второй подход, основанный на определении стоимости фирмы через будущую доходность, останется формальным в реальности.
В наших условиях следует добавить ряд показателей для оценки эффективности работы предприятия. Так, например, можно считать в качестве оценочного показателя рост заработной платы, причем и по категориям работающих. Иногда в целом по предприятиям заработная плата растет, а по категориям трудящихся темпы роста различны, наблюдается недоплата большинству тех, кто трудится на рабочих местах. Эффективно для собственника — заставить тысячные коллективы работать на собственное благо, подчинить, навязать данную схему распределения доходов. Но и работающие должны быть мотивированы. Трудовой потенциал не использован до конца.
Эффективный труд — это свободный труд, а не рабский. У собственника меняется отношение к трудовому коллективу. С одной стороны, ему нужны только исполнители его воли, а с другой — хотелось бы использовать инициативу и самоотдачу работников, получить прирост интеллектуального вклада на благо предприятия. Следует добавить такой показатель, отражающей внешнюю среду:
сколько людей идет на данное предприятие на освободившуюся вакансию. Это говорит о многом: о мотивации, достойной заработной плате, благоприятном микроклимате в коллективе.
Хотелось бы предложить и такой показатель, как соотношение производственных и непроизводственных фондов. Более красноречивого показателя и не придумаешь. Что строится по самым высоким меркам качества в первую очередь — производственные корпуса или офисы, так называемые центральные усадьбы, каков парк машин у руководства и т. п.? В годы реформ сложилась даже такая народная примета: как только затевается крупный евроремонт в фирме, это означает ее банкротство в ближайшем будущем. Хотя по данному показателю могут быть и возражения. Учитывая мировые оценки, необходима репутация фирмы, ее престиж, и в этом, безусловно, важную роль играет внешний имидж фирмы. Но нужна мера и пропорции. На Западе корпорации даже завышают прибыль с целью поддержания имиджа, т. е. критерии престижа, деловой репутации чрезвычайно важны, иначе на рынке не удержаться.
В наших условиях имидж фирмы формируется больше под влиянием деловой репутацией менеджеров.
Эффективный хозяйственник — это умеющий разумно и перспективно тратить финансовые средства, умело вкладывать в новые технологии, чтобы в будущем иметь деньги большие, чем сегодня. Не важно какими методами, из каких источников, с помощью каких финансовых схем (кроме криминальных) найдены средства, главное — обновить производство. Показатели обновления фондов, внедрения инноваций должны входить в комплекс критериев экономической эффективности.
Определение критериев эффективности предприятия в современных условиях осложнено непрозрачностью финансового рынка, существенным влиянием частных интересов на экономику, нестабильностью макроэкономической среды. На эффективность влияет множество факторов. Один из важнейших из них — метод принятия управленческих решений. Тенденция в принятии решений ярко выражена — от коллегиальности к единоличности.
Власть идет ближе к собственнику. Сам собственник, принимая решения, отвечает всем своим имуществом. Это объективно закономерная тенденция, о которой говорили в начале 90-х гг., и она реализовалась. В этой связи следует отметить, что эффективность управленческих решений становится в первую очередь зависимой от личности собственника, от его профессионализма, ума, нравственности. На экономическую эффективность деятельности предприятий стал существенное влияние оказывать человеческий фактор. Удовлетвориться только формулами означает закрыться от реального определения экономического эффекта работы предприятия.
Надо отметить, что в настоящее время трудно оценить объективно роль собственников. Противоречие заключается в том, что, с одной стороны, именно они сегодня формируют новые реальные экономические отношения, от которых зависит движение вперед, а с другой — действуя порой бесконтрольно под влиянием частных интересов в противовес корпоративным и государственным интересам, они же одновременно и препятствуют развитию экономики. На деле оказалось, что эффективность производства зависит от собственника, от его гражданской позиции, от его способности управлять, в том числе и людьми.
Сущность эффективного собственника не может на уровне макроэкономики сводиться только к экономическим показателям предприятия.
Нужен комплекс показателей, включающих эффективность экономики региона, так как на уровне региона именно приватизируемые предприятия дают львиную долю налогов в местный бюджет, определяя благосостояние региона. Требуется измерить соблюдение норм, деловой порядочности. Определение показателей эффективности региона — это также целая методологическая задача. Здесь важны приоритеты в экономических интересах. Например, предприятие работает, но при этом не платит долги смежникам, налоги — городу, т. е. закрывается от всех «высоким забором», соблюдая только корпоративные интересы. Будет ли такое «процветание» данного предприятия экономически эффективным? Этот же вопрос распространяется и ан уровень государства. Эффективно ли государство, если народ не чувствует улучшения своего материального благополучия? Кто должен богатеть в первую очередь — народ или государство? Оставим вопрос риторическим.
Такие экономические категории, как «эффективность предприятия», «эффективный собственник», «эффективный хозяйственник», требуют теоретического осмысления и определения. Содержание этих понятий выходит за рамки экономики. Это комплексное явление, включающее в себя не только производственную, но и социальную, социологическую, психологическую, нравственную составляющие. Экономическая эффективность становится категорией объемной. Здесь требуется междисциплинарный подход.
Таким образом, из вышесказанного можно сделать следующие выводы.
Во-первых, противоречивые, неоднозначные процессы в современной экономике требуют пересмотра критериев в оценке эффективного собственника. Во-вторых, многие классические критерии, как-то прибыль, объемы работ, снижение затрат, не отражают в должной мере экономическую эффективность на современном этапе рыночных отношений. В-третьих, при выборе критериев экономической эффективности требуется рассматривать не только показатели внутри предприятия, но и показатели внешней среды. В-четвертых, для комплексного отражения экономической эффективности должен быть интегрированный показатель, при этом должен быть аргументирован отбор критериев и учтены их приоритеты.
1. Методические рекомендации по оценке эффективности инвестиционных проектов и их отбору для финансирования (утв. Госстроем России, Минэкономики РФ, Минфином РФ, Госкомпромом России 31 марта 1994 г. №7 — 12/47.
2. Волгоградская область в цифрах в 1998 г.: Статистический еженегодник.
Волгоград, 1999.
3. Юров В.Ф. Прибыль в рыночной экономике: вопросы теории и практики.
М., 2001.
4. Сравнительный анализ экономических результатов работы российских предприятий различных форм собственности. М.; СПб., Международный Центр социально-экономических исследований, Леонтьевский Центр, 1996.
Институциональная типология российской экономики В 2002 г. Россия была признана мировым сообществом страной с рыночной экономикой. В связи с этим напрашиваются следующие вопросы1. На основе каких типологических характеристик было сделано данное заключение?
Какая обобщенная модель (или тип2) была принята за единицу расчленения изучаемой реальности? Какие типологические единицы целесообразно использовать в целях сравнительного анализа существенных признаков, связей, отношений, уровней организации объектов и т. п.?
С институциональной точки зрения в качестве базовых типов организации хозяйственных процессов наряду с рынком («стихийным порядком») можно выделить семейно-родственную структуру, иерархию и др. Каждый из них представляет собой определенную совокупность норм, правил (как формальных, так и неформальных), которые организуют взаимодействия между хозяйствующими субъектами и структурируют обмен деятельностью в любой его форме3. Так, рынок как типологическая единица есть совокупность таких норм, как целерациональное действие (продуманное использование условий и средств для достижения поставленной цели), сложный утилитаризм (т. е. максимизация индивидуумом своей полезности на основе продуктивной деятельности), деперсонифицированное доверие, межличностное сравнение полезности, добровольное подчинение закону (легализм) и т. п. В основе иерархии как типологической единицы лежат властные отношения между субъектами, административно упорядоченные и жестко субординированные4. Индивидуальные действия подчинены инструкциям центра. Ресурсы используются для достижения заданной центром цели, т. е. имеет место ценностно-рациональное действие. В Мы абстрагируемся от экономических, политических и др. последствий рыночного статуса российской экономики. В данной работе нас интересует сугубо аналитический момент.
Тип (от греч. tpos) — отпечаток, форма, образец.
Институты рассматриваются как регуляторы хозяйственных процессов. Основное их назначение и смысл заключаются в организации (упорядочении) взаимоотношений между людьми. Без институтов высокоразвитая хозяйственная жизнь была бы невозможной:
общество представляло бы собой множество не связанных друг с другом сегментов, групп, индивидов. Д. Норт пишет, что «институты — это правила, механизмы, обеспечивающие их выполнение, и нормы поведения, которые структурируют повторяющиеся взаимодействия между людьми» [1, 73]. Достаточно полное определение понятия «институт» дано А.Н.
Олейником. По его мнению, «институт совокупность формальных, фиксируемых в праве, и неформальных, фиксируемых в обычном праве, рамок, структурирующих взаимодействия индивидов в экономической, политической и социальной сферах» [2, 188].
Иерархия (от греч. hiers — священный и arch — власть) — расположение частей или элементов целого в порядке от высшего к низшему.
свою очередь семейно-родственная структура характеризуется локализацией хозяйственного взаимодействия и традиционным поведением. Имеет место разделение хозяйствующих субъектов на «своих» и «чужих». Преобладают неформальные нормы и правила. Отношения строятся на основе четких принципов взаимности и доверия. Использование ресурсов базируется на сложившемся образе мира, а также определенных поведенческих схемах и установках.
Выбор той или иной институциональной структуры зависит от специфичности ресурсов, уровня неопределенности внешней среды, склонности хозяйствующих субъектов к риску, сложности взаимодействий и других факторов.
Все эти факторы влияют на модификацию и искажение форм в рамках одного типа5. Появляются смешанные формы, сочетающие характеристики разных институциональных типов, например, цеховая структура в Средние века, клан и др.
На основе новых информационных и коммуникационных технологий (ИТ) сформировалась специфическая форма хозяйственной организации, отличающаяся как от рынка, так и от иерархии. Эту морфологическую форму поразному называют в экономической литературе6. Например, В. Кузнецов пишет о «сетях добавленной стоимости», которые гибко меняют свою конфигурацию с изменением условий экономической деятельности [3, 18]. Э. Кочетов обращает внимание на блуждающие интернационализированные воспроизводственные ядра [4, 73 74]. П. Власов, Т. Гурова, Л. Мясникова и другие выделяют глобальную сеть [5; 6].
Вместе с тем все авторы едины в том, что в новых условиях хозяйственное взаимодействие все больше оказывается организованным по принципу сетей. Исследуя структуру «информационального общества»7, М.
Кастельс приходит к выводу, что «…именно сети составляют новую социальную морфологию наших обществ, а распространение сетевой логики в значительной Так, иерархия в форме командной экономики характеризуется простым и ограниченным утилитаризмом (ориентацией индивидуума на максимальную полезность вне продуктивной деятельности), неполной рациональностью, связанной с ограниченностью информации и отсутствием свободы выбора средств для достижения цели, заданной извне государственными органами (партийными, хозяйственными и т. п.), а также максимально персонифицированным доверием, провозглашенным легализмом и т. п.
Морфология (от греч. morph — форма и … логия) — наука о форме и строении организмов и т. п.
М. Кастельс считает, что более точным определением нового общества, основанном на производстве, распространении и потреблении информации, и, соответственно, экономики, является «информациональное» (informational), а не «информационное» (information) [8, —43].
мере сказывается на ходе и результатах процессов, связанным с производством, повседневной жизнью, культурой и властью» [7, 494].
Сетевая структура представляет собой совокупность взаимосвязанных узлов, содержание которых зависит от характера деятельности. В соответствии с принципами построения сети расстояние (физическое, экономическое, социальное, политическое и т. п.) между двумя точками укорачивается, если они являются узлами единой сетевой структуры. Интенсивность их взаимодействий повышается. При этом в рамках одной сетевой структуры расстояние между узлами либо одинаковое, либо равно нулю. Расстояние между любой точкой, находящейся вне конкретной сети, и любым ее узлом может доходить до бесконечности [7, 495].