«УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ПОЛИТИКА В СФЕРЕ ОБЕСПЕЧЕНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ КОНСТИТУЦИОННОГО СТРОЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ...»

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ

БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«РОССИЙСКАЯ ПРАВОВАЯ АКАДЕМИЯ МИНИСТЕРСТВА ЮСТИЦИИ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ»

На правах рукописи

Сергун Евгений Петрович

УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ПОЛИТИКА В СФЕРЕ ОБЕСПЕЧЕНИЯ

БЕЗОПАСНОСТИ КОНСТИТУЦИОННОГО СТРОЯ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Специальность 12.00.08 – Уголовное право и криминология;

уголовно-исполнительное право Диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук

Научный консультант:

доктор юридических наук, профессор Б. В. Яцеленко Москва –

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение

РАЗДЕЛ I. СУЩНОСТЬ БЕЗОПАСНОСТИ КОНСТИТУЦИОННОГО

СТРОЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Глава 1. Конституционный строй Российской Федерации как объект уголовно-правовой охраны § 1.1. Конституционно-правовое и уголовно-правовое соотношение понятий «конституционный строй» и «основы конституционного строя» § 1.2. Уголовно-правовое определение безопасности конституционного строя Российской Федерации сквозь призму конституционной идеологии Глава 2. Политический экстремизм как прямая угроза безопасности конституционного строя Российской Федерации § 2.1. Политико-правовое определение экстремистской идеологии как мировоззренческого базиса политического экстремизма § 2.2. Терроризм как производное от политического экстремизма социальное явление § 2.3. Основные виды политического экстремизма в Российской Федерации: правый, левый, религиозный § 2.4. Экстремистская деятельность как совокупность противоправных форм политического экстремизма § 2.5. Отграничение политического экстремизма от демократического скепсиса, политического радикализма, религиозного фундаментализма и социального (политического и правового) нигилизма § 2.6. Косвенные угрозы безопасности конституционного строя Российской Федерации

РАЗДЕЛ II. ПРОВОДИМАЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ПОЛИТИКА В

СФЕРЕ ОХРАНЫ ОСНОВ КОНСТИТУЦИОННОГО СТРОЯ РОССИЙСКОЙ

ФЕДЕРАЦИИ Глава 3. Научно-теоретические проблемы современной уголовноправовой политики в сфере охраны основ конституционного строя Российской Федерации § 3.1. Отсутствие законодательных представлений о предмете уголовноправового воздействия § 3.2. Неопределенность научной классификации преступлений против основ конституционного строя Российской Федерации как следствие несоблюдения законодателем гносеологических правил юридической техники § 3.3. Теоретическая нерешенность «демократической дилеммы» в контексте уголовно-правового противодействия антиконституционным стремлениям Глава 4. Уголовно-правовая оценка эффективности составов преступлений против основ конституционного строя Российской Федерации de lege lata § 4.1. Насильственный захват власти или насильственное удержание власти (ст. 278 УК РФ) § 4.2. Вооруженный мятеж (ст. 279 УК РФ) § 4.3. Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ) § 4.4. Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ст. 282 УК РФ) § 4.5. Организация экстремистского сообщества (ст. 282.1 УК РФ) § 4.6. Организация деятельности экстремистской организации (ст. 282.2 УК РФ)

РАЗДЕЛ III. ПРОЕКТИРУЕМАЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ПОЛИТИКА В СФЕРЕ ОБЕСПЕЧЕНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ КОНСТИТУЦИОННОГО

СТРОЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Глава 5. Концептуальные начала уголовно-правовой политики в сфере обеспечения безопасности конституционного строя Российской Федерации § 5.1. Цель и задачи уголовно-правовой охраны конституционного строя § 5.3. Концепция либерально-демократического консерватизма как средство легитимации уголовно-правового противодействия антиконституционным Глава 6. Правотворческая форма реализации уголовно-правовой политики в сфере обеспечения безопасности конституционного строя Российской Федерации de lege ferenda § 6.1. Публичные призывы к совершению преступлений (ст. 212. § 6.4. Пропаганда экстремистской идеологии (ст. 280.1 УК РФ) § 6.4.1. Нарушение законодательных требований, предъявляемых к предназначенным для обнародования информационным материалам, содержащим признаки экстремистской идеологии (ст. 20.29. § 6.5. Антиконституционное истолкование религиозных текстов (ст. 280. § 6.6. Нарушение запрета на право въезда в Российскую Федерацию иностранными гражданами и лицами без гражданства, уличенными в русофобских § 6.7. Признание п. «е» ч. 1 ст. 63 УК РФ утратившим юридическую Библиографический список Приложение 1. Проект Федерального закона Российской Федерации Приложение 2. Проект постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях против либерально-демократических основ конституционного строя Российской Федерации»

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования объясняется наличием в настоящее время потенциальных угроз безопасности конституционного строя Российской Федерации, которые не могут быть устранены сформировавшимся механизмом уголовно-правового регулирования общественных отношений в сфере охраны основ конституционного строя Российской Федерации.

Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ (далее – УК РФ)1 действует уже более пятнадцати лет – относительно продолжительный период и, кажется, вполне достаточный для того, чтобы произошедшие еще в начале 1990-х гг. коренные изменения политико-философских и государственно-правовых представлений, вызванные провозглашением Российской Федерацией принципов и ценностей демократического правового государства, получили целостное отражение и в современной доктрине уголовного права. Но, как показывает практика, отечественная уголовно-правовая наука за время, прошедшее с момента вступления в силу нового уголовного закона, так и не выдвинула конструктивных предложений по обеспечению гарантии незыблемости фундаментальных принципов, закрепленных в ч. 1 ст. 1, ст. 2, Конституции Российской Федерации от 12 декабря 1993 г. (далее – Конституция РФ)2, или, выражаясь кратко, либерально-демократических основ конституционного строя Российской Федерации.

Переход от советской политической системы к новым методам и средствам осуществления политической власти в условиях демократического режима должен был выявить несостоятельность прежних уголовно-правовых взглядов не только на права и свободы человека и гражданина, но и на органично связанный с ними конституционный строй Российской Федерации как самостоятельный объект уголовно-правовой охраны. Однако фактическое положение дел вынуждает признать, что данная идея не получила практического воплощения. Об этом свидетельствует по меньшей мере теоретическая неопределенСм.: Собрание законодательства Российской Федерации (далее в ссылках – СЗ РФ). – 1996. – № 25, ст. 2954.

См.: СЗ РФ. – 2009. – № 4, ст. 445.

ность основ конституционного строя Российской Федерации как составного элемента видового объекта преступлений, предусмотренных гл. 29 УК РФ «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства». Следовательно, эффективная уголовно-правовая политика в обозначенной сфере не могла быть разработана.

Так, несмотря на то что согласно ч. 1 ст. 1 Конституции РФ «Российская Федерация – Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления», в действующем российском уголовном законодательстве отсутствуют какие-либо гарантии наличия (закрепления) указанного положения на конституционно-правовом уровне. В связи с этим политические стремления, направленные, к примеру, на превращение России в «православное унитарное государство с монархической формой правления» с лоббистским «проталкиванием» в последующем соответствующего основного закона, парадоксальным образом оказываются вне области уголовно-правового воздействия. Сказанное, разумеется, также относится к претворению в реальность любых иных теократических и религиозно-фундаменталистских концепций, выступающих за построение на территории Российской Федерации антилиберального, антидемократического государства (шариатского, ваххабитского и т. п.).

В соответствии со ст. 2 Конституции РФ «человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства». Примечательно, что данный основополагающий конституционный принцип, выступающий одновременно атрибутом естественно-правовой теории и базовым постулатом либерализма, имеет в Российской Федерации немалое количество непримиримых политических противников. Сегодня как на локальном, так и на федеральном уровнях под вуалью противостояния «ложным ценностям агрессивного западного либерализма» и путем спекуляций на тему «возрождения национального самосознания» наблюдается активизация квазидемократических, неоавторитарных и иных антиконституционных политико-идеологических сил, преследующих цель «исторического возврата» России в деспотическое, диктаторское прошлое либо установления не пережитой народом, заимствованной извне антидемократической системы, угнетающей неотчуждаемые права и свободы человека. Поскольку главным орудием указанных субъектов политической деятельности выступает пропаганда, следует признать, что действующий уголовный закон не содержит правового барьера перед умышленным внедрением в общественное (прежде всего подростково-молодежное) сознание антилиберальных установок (в общих чертах – взглядов, отрицающих первостепенную социальную значимость ст. 2 Конституции РФ).

«Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ» – гласит ч. 1 ст. 3 Конституции РФ. В свое время аналогичное положение, закрепленное в ст. 1 Веймарской конституции 1919 г., – «государственная власть исходит от народа»

(без указания тогда на приоритет естественных прав и свобод человека) фактически легитимировало внешне демократический приход к власти национал-социалистов в Германии и тем самым способствовало «трансформации» принципа народовластия в нацизм. Вряд ли возможно назвать политическую силу, которая в своей идейной основе не апеллировала бы под различными предлогами к институту демократии. Об условном народовластии говорили и советские конституции.

В связи с этим необходимо, во-первых, конкретизировать в теории российского права, что Конституция РФ провозглашает либеральную демократию, и, во-вторых, разработать в уголовно-правовой науке комплекс легитимных мер, направленных на обеспечение состояния защищенности (безопасности) политико-идеологического фундамента Основного Закона от угроз антиконституционного, т. е. антилиберального, антидемократического характера. В противном случае принцип «высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы» (ч. 3 ст. 3 Конституции РФ) может быть использован для «демократической» ликвидации мирной, свободной демократии в процессе непосредственного народовластия, если при этом общественное сознание подвергается целенаправленной политической манипуляции, а законных оснований для пресечения такой деятельности у государства не имеется. Если не исключить такую вероятность уголовно-правовыми средствами, то рано или поздно это приведет к свержению конституционного строя Российской Федерации и установлению в стране антидемократического режима.

Обозначенными проблемами далеко не исчерпывается перечень научнопрактических вопросов, возникающих по мере погружения в изучение возможностей уголовного права в нише конституционной безопасности Российской Федерации. Поиску ответов на них должны были посвящаться многочисленные публикации, затрагивающие уголовно-правовые и криминологические аспекты экстремизма, а результаты проводимой широкомасштабной кампании по противодействию экстремистской деятельности – сделать поднятую тему исследования неактуальной. Однако ситуация получила довольно странное развитие: в российском уголовном правотворчестве произошла подмена одного из важнейших социально-правовых благ, вне всякого сомнения, нуждающегося в уголовно-правовой охране, – либерально-демократического политического режима – иными общественными отношениями, не способными по своей природе выступать объектами антиконституционных (т. е. подлинно экстремистских1) посягательств.

Более того, действующие «антиэкстремистские» уголовно-правовые нормы допускают, с одной стороны, возможность преследования лиц, использующих свои конституционные права и свободы с целью добровольного или вынужденного (в состоянии крайней необходимости) отстаивания идей демократического правового государства, а с другой – позволяют оставлять безнакаТак в российской научной среде получил распространение совершенно другой «экстремизм», не имеющий фактически ничего общего с тем феноменом, о котором, в частности, более двадцати пяти лет назад известный западный политолог, исследователь экстремизма У. Бакес высказался как о политической позиции, прямо или косвенно отрицающей демократическое конституционное государство. См.: Jesse E. Formen des politischen Extremismus // Extremismus in Deutschland. Erscheinungsformen und aktuelle Bestandsaufnahme. Texte zur inneren Sicherheit. Bundesministerium des Innern. – Berlin, 2004. – S. 11. См. также: Backes U. Politischer Extremismus in demokratischen Verfassungsstaaten. Elemente einer normativen Rahmentheorie. – Opladen : Westdeutscher Verlag, 1989.

Впрочем, термины «экстремизм» (нем. – Extremismus) и «враждебность к демократии» (нем. – Demokratiefeindlichkeit) становятся синонимами в германской политической науке уже к середине 1970-х гг. Причем впоследствии эта теория получает небезосновательное отражение в немецкой уголовно-правовой доктрине.

занными экстремистов в тех случаях, когда они добиваются ликвидации в Российской Федерации демократической формы политической организации общества, сознательно не прибегая на начальных этапах реализации своих очевидно преступных намерений к насильственным действиям, ограничиваясь массовым распространением антиконституционных воззрений. Такая уголовная политика не могла не поставить под сомнение наличие в нашей стране де-факто демократического режима.

Как выразился председатель Конституционного Суда Российской Федерации В. Д. Зорькин, «мы строим либеральное, открытое, демократическое общество и рыночную экономику»1. Но где тому уголовно-правовое подтверждение? Ведь из содержания уголовного закона не следует, что именно либерально-демократические принципы выступают объектом уголовно-правовой охраны, а никак не интересы антагонистичных политических (в т. ч. религиозно-политических) сил.

Причина образовавшегося научно-практического коллапса в сфере обеспечения безопасности конституционного строя Российской Федерации во многом объясняется тем, что российская наука уголовного права признает в основном только юридическую (по сути законодательную) и игнорирует политикофилософскую природу социального явления под названием «экстремизм». Экстремизм – это не «обыденное» уголовно опосредованное нарушение каких-либо конституционно-правовых норм, вызванное «низменными» мотивами, аморальностью, правовым бескультурьем, хулиганскими побуждениями, «богоотступничеством» и т. п., но идеологическая нетерпимость к одному лишь факту провозглашения Конституцией РФ либерально-демократических начал, обусловленная враждебностью к общепризнанным на международном публичноправовом (конвенционном) уровне естественным (неотчуждаемым) правам и свободам человека и гражданина, в т. ч. самому образу демократического правового государства.

Комментарий к Конституции Российской Федерации / под ред. В. Д. Зорькина. – 3-е изд., пересмотр. – М. :

Норма ; ИНФРА-М, 2013. – С. 11.

Предложенная интерпретация существенно меняет представления о том, как же должна выглядеть конституциональная уголовно-правовая политика в рассматриваемой области. Данное диссертационное исследование посвящено ее научно-концептуальной разработке.

Степень разработанности темы исследования, с одной стороны, характеризуется наличием большого количества диссертационных и монографических работ, иных научных публикаций, подготовленных российскими учеными в рамках рассмотрения уголовно-правовых и криминологических аспектов «экстремизма», но с другой – затруднительно назвать отечественные исследования, непосредственно затрагивающие проблему уголовно-правовой охраны политической системы демократического правового государства, и особенно те издания, в которых излагаются предложения по разработке профилирующей уголовно-правовой политики.

На этом основании выполненную работу можно только условно отнести к околотематическому перечню диссертационных исследований таких авторов, как С. В. Борисов, В. А. Бурковская, К. К. Демиров, Э. Т. Жээнбеков, Т. А. Корнилов, Р. О. Кочергин, Д. И. Леньшин, Д. Е. Некрасов, А. В. Павлинов, В. В. Ревина, А. С. Ржевский, А. В. Ростокинский, А. Т. Сиоридзе, А. С. Скудин, Н. В. Степанов, Р. М. Узденов, С. Н. Фридинский, С. Д. Юрчевский и др.

Несмотря на то что многие ученые подвергают справедливой критике действующие «антиэкстремистские» уголовно-правовые нормы, в своих выводах они, как правило, не выходят за рамки «кодексного мировоззрения» или, выражаясь иными словами, устоявшейся «законодательной феноменологии».

Сказанное объясняется господством в российской науке уголовного права лишь одного подхода к изучению экстремизма – эмпирико-индуктивного.

Политико-правовые аспекты экстремизма получили отражение в диссертациях С. В. Азевой, И. В. Воронова, А. Ю. Евтюшкина, А. С. Киреева, В. С. Ковалёва, М. Е. Косяковой, Х. Т. Курбанова, И. Д. Лопатина, Н. Е. Макарова, Р. И. Мороза, Е. С. Назаровой, Д. В. Новикова, М. А. Сафонова, А. М. Семенцова, Т. А. Скворцовой, Л. Л. Тамайко, М. П. Телякавова, Е. В. Ульяновой, Р. В. Упорникова и др. Но его рассмотрение в качестве угрозы либерально-демократическим началам конституционного строя Российской Федерации не входило в круг задач исследований отмеченных авторов.

Кроме упомянутых ученых, экстремизм (в его различных интерпретациях) входит в область научных интересов Ю. И. Авдеева, Р. А. Адельханяна, Д. И. Аминова, Ю. М. Антоняна, В. Н. Арестова, Ю. И. Бытко, В. В. Витюка, Н. В. Володиной, Л. Д. Гаухмана, Я. И. Гилинского, А. С. Грачёва, Н. Н. Даниленко, М. И. Дзлиева, А. И. Долговой, А. Г. Залужного, Н. Г. Иванова, А. А. Игнатенко, С. М. Иншакова, А. Г. Кибальника, А. А. Козлова, О. Н. Коршуновой, С. М. Кочои, А. С. Куликова, С. Я. Лебедева, Н. А. Лопашенко, В. В. Лунеева, А. В. Наумова, А. А. Нуруллаева, В. С. Овчинского, Р. Э. Оганяна, Д. В. Ольшанского, Э. А. Паина, В. Е. Петрищева, А. Ю. Пиджакова, Ю. Е. Пудовочкина, Б. Т. Разгильдиева, А. И. Рарога, А. Р. Ратинова, Р. А. Сабитова, У. Т. Сайгитова, Е. А. Степановой, Л. Р. Сюкияйнена, И. Л. Трунова, О. М. Хлобустова, А. А. Чичановского, В. Е. Эминова, Н. П. Яблокова, М. Я. Яхьяева, Б. В. Яцеленко и многих других.

Напротив, количество научных исследований, предметно посвященных вопросам уголовно-правовой охраны конституционного строя Российской Федерации, незначительно. Большинство из них сводится к уголовно-правовой характеристике составов преступлений, предусмотренных гл. 29 УК РФ (например, монография С. В. Дьякова1), либо юридико-технической корректировке текста уголовного закона без предложения самостоятельной научной концепции (в частности, диссертация Д. В. Царева2). В более близком тематическом русле находятся отдельные публикации С. О. Коновалова3, Р. Б. Петухова4, См.: Дьяков С. В. Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства: уголовноправовое и криминологическое исследование. – СПб. : Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2009.

См.: Царев Д. В. Общее понятие и признаки преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства в России : дис.... канд. юрид. наук. – Иваново, 2005.

См.: Коновалов С. О. Основы конституционного строя Российской Федерации как объекта уголовно-правовой охраны // Проблемы и перспективы развития современного законодательства : сб. материалов межкафедр. науч.-практ. конф. юридического факультета Российской таможенной академии / под ред. А. Г. Никольской. – М. : Изд-во Рос. тамож. акад., 2013. – С. 122–125.

См.: Петухов Р. Б. Конституционный строй Российской Федерации как объект уголовно-правовой охраны // Российская юстиция. – 2013. – № 8. – С. 7–8.

А. Г. Хлебушкина1 и др.

Объект исследования двусоставной: им является совокупность общественных отношений, с одной стороны, складывающихся в сфере уголовноправовой охраны конституционного строя Российской Федерации, а с другой – возникающих в области уголовно-правовой борьбы с политическим экстремизмом, представляющим единственную прямую угрозу безопасности конституционного строя Российской Федерации.

Предмет исследования составляет механизм уголовно-правового регулирования, гарантирующий незыблемость (постоянство) либерально-демократических основ конституционного строя Российской Федерации, предусмотренных ст. 2, 3 Конституции РФ (в обобщенном понимании – ч. 1 ст. 1 Конституции РФ), вкупе с широким спектром научно-теоретических и иных источников, а также эмпирических данных, вводимых в суть проблематики темы диссертационной работы.

Цель исследования сводится к научной разработке первоосновы легитимной (конституциональной) уголовно-правовой политики в сфере обеспечения безопасности конституционного строя Российской Федерации.

Названная цель определила постановку и необходимость решения следующих задач исследования:

конкретизировать сущность конституционного строя Российской Федерации как объекта уголовно-правовой охраны (ч. 1 ст. 2 УК РФ) и параллельно – основ конституционного строя Российской Федерации как обособленного в системе Особенной части УК РФ видового объекта преступлений (гл. УК РФ);

предложить и научно обосновать уголовно-правовую интерпретацию термина «безопасность конституционного строя Российской Федерации»;

См.: Хлебушкин А. Г. Основы конституционного строя как объект уголовно-правовой охраны // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. – 2012. – № 4 (56). – С. 73–79.

всесторонне изучить феномен политического экстремизма как непосредственную угрозу антиконституционного (т. е. антилиберального, антидемократического) характера и отразить полученные результаты в приведенном понятийно-категориальном аппарате;

выявить главные научно-теоретические проблемы, присущие проводимой уголовно-правовой политике в сфере охраны основ конституционного строя Российской Федерации; установить причины их возникновения;

оценить степень результативности (рациональности, социальной полезности) предусмотренных действующим уголовным законодательством составов преступлений против основ конституционного строя Российской Федерации;

рассмотреть присущие им недостатки и положительные стороны (при их наличии);

сформулировать научно-концептуальные основы (руководящую идею, цель, задачи, принципы) качественной уголовно-правовой политики в сфере обеспечения безопасности конституционного строя Российской Федерации;

спроектировать отсутствующий в настоящее время эффективный уголовно-правовой механизм, способный гарантировать демократическую форму политической организации российского общества и ее защиту от экстремистских посягательств.

Методологической основой исследования служит диалектический метод познания социально-правовых явлений и процессов. В диссертации используется нехарактерный для российского уголовного права подход к определению сущности экстремизма – теоретико-дедуктивный1. Он осуществляется с применением иных формально-логических, общенаучных, частнонаучных и частноправовых методов исследования.

Названный подход в контексте изучения политического экстремизма отчасти перенят из германской уголовно-правовой науки. Если исходным пунктом противоположного эмпирико-индуктивного подхода выступает социальная действительность, а процесс познания основывается на субъективном опыте и результатах наблюдения феноменов, то отправной точкой теоретико-дедуктивного подхода является абстрактная модель демократического государства. См.: Ermert M. Der Extremismus im Strafrecht: Eine begriffsanalytische Analyse auf sozialwissenschaftlicher und verfassungsrechtlicher Grundlage. – Herbolzheim : Centaurus-Verl., 2007. – S. 6–7.

Теоретическую основу исследования составляют как труды ранее отмеченных ученых и многочисленные публикации других российских специалистов, посвященные политико-философским, теоретико-правовым, конституционно-правовым и уголовно-правовым аспектам рассматриваемой проблематики, так и научные работы зарубежных авторов. На формирование концепции данного исследования оказали существенное влияние публикации современных германских политологов и правоведов, в числе которых У. Бакес (U. Backes), Э. Йессе (E. Jesse), Ш. Кайлитц (S. Kailitz), М. Моммсен (M. Mommsen), В. Ной (V. Neu), А. Пфаль-Траугбер (A. Pfahl-Traughber), Й. Урбан (J. Urban), М. Эрмерт (M. Ermert), Х.-Г. Яшке (H.-G. Jaschke) и др. Принят во внимание ряд учебников по австрийскому, германскому и швейцарскому уголовному праву, а также по общей теории и конституционному праву Швейцарской Конфедерации.

Нормативную основу исследования образуют источники международного публичного права в области прав и свобод человека; советское, российское конституционное и уголовное законодательство; иные законы, подзаконные нормативные акты и судебные прецеденты, имеющие силу источника права; конституционное и уголовное законодательство зарубежных демократических государств.

Эмпирическая основа исследования в силу специфики теоретико-дедуктивного подхода имеет вспомогательное значение применительно к достижению сформулированных в работе цели и задач. Практической базой диссертации послужили: 1) материалы уголовных дел о преступлениях, предусмотренных п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ, п. «е» ч. 2 ст. 111 УК РФ, ст. 280 УК РФ, ст. 282 УК РФ, ст. 282.1 УК РФ, ст. 282.2 УК РФ, рассмотренных судами Краснодарского края и Республики Дагестан в период с 2006 по 2008 гг.; 2) результаты анкетирования1, проведенного в период с октября по декабрь 2008 г., в котором приняли участие 154 сотрудника подразделений МВД России из 17 субъПодробные итоги данного опроса отражены в следующей работе: Сергун Е. П. Экстремизм в российском уголовном праве (теоретико-дедуктивный подход) : монография. – М. ; Саратов : РПА Минюста России, 2009. – С. 220–223.

ектов Российской Федерации (входящих в состав Приволжского и Южного федеральных округов России), на которых были возложены функции по противодействию экстремистской деятельности в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 6 сентября 2008 г. № 1316 «О некоторых вопросах Министерства внутренних дел Российской Федерации»1; 3) результаты проведенного отделением по противодействию коррупции Поволжского (г. Саратов) юридического института (филиала) Российской правовой академии Министерства юстиции Российской Федерации исследования на тему «Мониторинг правоприменения законодательства о противодействии экстремизму в Саратовской области в 2003–2012 гг.» (в рамках общего исследования НИИ РПА Минюста России), в котором диссертант выступил соисполнителем; 4) сведения, представленные Центром по противодействию экстремизму ГУ МВД России по Саратовской области, полученные в ходе анонимного анкетирования на предмет выявления степени распространенности ксенофобских настроений в молодежной среде, проведенного среди учащихся ссузов г. Саратова и Саратовской области в период с 10 по 30 октября 2012 г. (опрошено 7909 респондентов в ссузах г. Саратова, 7716 – в 27 ссузах Саратовской области); 5) результаты социологического исследования «Культура межнациональных отношений студентов в образовательном пространстве вуза», проведенного в феврале 2013 г.

по инициативе ЦПЭ ГУ МВД России по Саратовской области Центром социально-политических исследований и технологий Саратовской государственной юридической академии в соответствии с решением Совета ректоров вузов Саратовской области в восьми вузах г. Саратова (опрошено 5 тыс. студентов); 6) информация Главного управления по противодействию экстремизму МВД России; 7) материалы Минюста России по противодействию экстремизму; 8) базы решений судов общей юрисдикции Российской Федерации, доступные в сети Интернет («судебныерешения.рф» и др.).

Научная новизна исследования заключается в том, что выполненная работа является впервые поставленным в российской науке уголовного права См.: СЗ РФ. – 2008. – № 37, ст. 4182.

экспериментом по разработке теоретических и практических положений узконаправленной уголовно-правовой политики, обеспечивающей незыблемость политико-идеологического фундамента Основного Закона демократического правового государства, в частности защищенность либерально-демократических основ конституционного строя Российской Федерации (предусмотренных ст. 2, 3, а в собирательном понимании – ч. 1 ст. 1 Конституции РФ) от угроз антиконституционного, т. е. антилиберального, антидемократического характера.

В общем смысле данная идея подразумевает междисциплинарное научное обоснование возможности и необходимости опосредованного уголовным правом идеологического противодействия политическим экстремистам в условиях либерально-демократического режима. Это требует оригинального подхода к комплексному решению вопросов, касающихся определения допустимых пределов (границ) уголовно-правовой охраны демократии в открытом обществе, компромиссного устранения дилеммы «политико-репрессивной (авторитарной) демократии», поиска формально-логических конституциональных оснований применения уголовно-правовых мер «контридеологического» характера, учитывая провозглашенные сегодня принципы идеологического (политического) многообразия и многопартийности (ч. 1–3 ст. 13 Конституции РФ), и т. д.

Доктринальным ядром уголовно-правовой политики в сфере обеспечения безопасности конституционного строя Российской Федерации выступает авторская концепция либерально-демократического консерватизма, которую предлагается рассматривать в качестве национального (российского) варианта германской политической модели «воинствующей демократии» (нем. – streitbare или wehrhafte Demokratie). Одно из назначений последней сводится к научной констатации легитимных оснований умеренного (сдержанного) уголовно-правового преследования экстремистов, стремящихся к ликвидации (свержению) «свободного демократического строя» (нем. – freiheitliche demokratische Grundordnung).

Рабочую гипотезу исследования можно сформулировать следующим образом: противодействие активным противникам провозглашенной де-юре политической системы в большей или меньшей степени присуще всякому государству, проблема состоит, однако, в точном определении легитимных оснований и интенсивности такого рода уголовно-правового воздействия на общественные отношения в демократическом правовом государстве.

Основные положения, выносимые на защиту, логично разделить на две группы.

1. Научно-теоретические положения:

1.1. Либеральная демократия1 как результат синтеза либерально-гуманистического (ст. 2 Конституции РФ) и демократического (ст. 3 Конституции РФ) начал конституционного строя Российской Федерации образует несокрушимый фундамент Основного Закона. Она является не просто процедурой народовластия, выборным (избирательным) механизмом (демократическая составляющая), но также самостоятельной политической идеологией, провозглашающей человека, его естественные (неотчуждаемые) права и свободы высшей ценностью (либеральная составляющая).

Конституция РФ отражает определенное политическое мировоззрение.

Следовательно, по смыслу ч. 2 ст. 1 УК РФ уголовное законодательство не должно быть деидеологизированным.

1.2. Либеральная демократия – не есть абсолютная свобода. Вместе с тем она является наиболее «свободной» формой государственного ограничения свободы. С позиции объема дозволенного поведения понятие «абсолютная свобода» значительно шире понятия «либеральная демократия». Несмотря на это, сегодня не представляется возможным назвать иную политическую категорию свободы, которая в указанном смысле была бы шире либеральной демократии.

Авторитаризм, тоталитаризм, теократия и другие антидемократические формы политической организации общества не могут обеспечить каждому человеку тот объем прав и свобод, который гарантирует подлинно либерально-демократический режим. Данное обстоятельство подчеркивает его особую социальноПолитико-правовая концепция, изложенная в настоящем исследовании, не имеет отношения к программе (идеологии) Либерально-демократической партии России (ЛДПР или Политическая партия ЛДПР). Возможные сходства по отдельным теоретическим вопросам следует рассматривать как невзаимосвязанное совпадение взглядов.

правовую ценность, очевидно достаточную для того, чтобы либерально-демократические основы конституционного строя Российской Федерации рассматривались в контексте гл. 29 УК РФ в качестве самостоятельного объекта преступления.

1.3. Если какая-либо политическая система предполагает наличие абсолютной политической свободы, то она логично будет предусматривать возможность легальной самоликвидации, а значит, ее социальная ценность будет равняться нулю. Общество, находящееся в условиях вообразимой политической ситуации, будет пребывать в состоянии ожесточенной борьбы за власть, которая вскоре закончится установлением очередной диктатуры. Этим мотивируется легитимность и неизбежность уголовно-правовых ограничений провозглашенных Конституцией РФ (равно как и основными законами зарубежных демократических государств) прав и свобод граждан в той мере, в какой это необходимо для защиты ключевых либерально-демократических принципов (со ссылкой на ч. 3 ст. 55 Конституции РФ).

1.4. Базовые конституционно-правовые принципы подлежат интерпретации лишь в рамках либерально-демократической идеологии. Так, признание политического многообразия, многопартийности (ч. 3 ст. 13 Конституции РФ) не предполагает допустимость легального функционирования в Российской Федерации ультралевых (левоэкстремистских), ультраправых (правоэкстремистских) или религиозно-фундаменталистских политических объединений.

Принцип свободы мысли и слова (ч. 1 ст. 29 Конституции РФ) гарантирует, в частности, возможность публичной критики и выражения личного несогласия с кем угодно и чем угодно, но он не может истолковываться как легитимное конституционное право на пропаганду антиконституционных (т. е. антилиберальных, антидемократических) воззрений. Свободное распространение религиозных убеждений (ст. 28 Конституции РФ) не подразумевает, что некоторые архаические религиозные догмы, подстрекающие к антидемократизму, дискриминации и даже насилию, могут целенаправленно внедряться духовенством в общественное сознание, например, в рамках своеобразной политической кампании по «возрождению национальной идеологии», приходящей на смену современным естественно-правовым представлениям.

Назначение Конституции РФ состоит не в объявлении всеобщих правил политического соревнования в борьбе за власть между, например, сторонниками ультралевых (авторитарных, тоталитарных) форм марксизма-ленинизма, с одной стороны, последователями национал-социализма – с другой, религиозными фундаменталистами – с третьей, революционными анархистами – с четвертой и т. д., а в том, чтобы утвердить незыблемость (постоянство) либерально-демократических основ конституционного строя Российской Федерации. Но для этого требуется исключить возможность массового прихода к политической власти приверженцев антиконституционных взглядов. Следовательно, положения ч. 1–3 ст. 13 Конституции РФ подлежат систематическому толкованию (т. е. в контексте ч. 1 ст. 1, ст. 2, 3 Конституции РФ), а значит, допускается возможность конституционно-конформного уголовно-правового противодействия лицам, целенаправленно пропагандирующим в Российской Федерации экстремистские идеологии.

1.5. В основе разработки понятийно-категориального аппарата учения об экстремизме должна лежать аксиома «экстремистская идеология экстремизм экстремистская деятельность», где «» означает процесс образования (выведения) нового от исходного (первичного) понятия путем указания на его дополнительные существенные признаки.

Экстремистская идеология – система концептуально оформленных социально-политических взглядов и идей, для которой характерны следующие признаки:

неприятие естественно-правовой теории о неотчуждаемых правах и свободах каждого человека (оправдание полного или частичного угнетения общепризнанных прав и свобод);

нетерпимость (враждебность) к фундаментальным принципам демократии (прежде всего либеральной, отдающей приоритет правам и свободам личности, к защите которых сводится главная роль государства);

невозможность собственного воплощения в реальность в условиях демократического политического режима (такие воззрения могут быть реализованы только при авторитарном, деспотическом, тоталитарном, теократическом или ином антидемократическом режиме) и, как следствие, непризнание основ конституционного строя демократического правового государства.

Экстремизм с научных позиций занимает промежуточное положение между непосредственно идеологией и поведением с идеологической подоплекой.

Вкратце его можно определить так: приверженность антилиберализму и антидемократизму + психологическая готовность к активному претворению в действительность экстремистской идеологии любыми, в т. ч. уголовно наказуемыми способами. Таким образом, экстремизм выступает мотивообразующим фактором особого типа политической преступности.

Экстремистская деятельность охватывает все противоправные формы экстремизма, среди которых уголовно наказуемые можно обозначить как «преступления экстремистской направленности».

1.6. Уголовно-правовое гарантирование либеральной демократии предполагает наличие двух обособленных сфер уголовно-правового регулирования и, соответственно, различных средств уголовно-правового воздействия:

а) в сфере обеспечения непосредственного народовластия (т. е. демократической процедуры, выборного (избирательного) механизма) необходима криминализация деяний, посягающих на законную реализацию гражданами избирательных прав и (или) прав на участие в референдуме (в настоящее время осуществлена, о чем свидетельствуют имеющиеся ст. 141, 141.1, 142, 142.1 УК РФ);

б) в сфере защиты либеральной демократии как официально признанной политической идеологии, препятствующей формально правомерному прохождению в органы государственной власти сторонников антиконституционных воззрений, требуется криминализация деяний, посягающих на либерально-демократические основы конституционного строя Российской Федерации (на данный момент в российском уголовном праве такие нормы отсутствуют).

1.7. Чем отчетливее уголовный закон отражает конституционную идеологию, тем сложнее становится его использование в неконституционных либо антиконституционных целях. В свою очередь, уголовно-правовая защита конституционной идеологии служит гарантией недопустимости расшатывания легитимных оснований конституции посредством целенаправленного воздействия со стороны политических экстремистов на общественное сознание, чем обеспечивается не только конституционная безопасность, но и опосредованно безопасность самого уголовного права (или условная «самозащита» уголовного закона от возможности его интерпретации с позиций экстремистской идеологии).

Иными словами, идеологические рамки толкования действующих уголовно-правовых норм должны быть определены специальными нормами уголовного закона, обеспечивающими незыблемость (постоянство) либеральнодемократических основ конституционного строя Российский Федерации, потому что лишь фактом своего нынешнего существования многие уголовно-правовые нормы не способны гарантировать как дальнейшее собственное нахождение в уголовном законодательстве, так и в большинстве случаев стабильность идеологического контента, в рамках которого они традиционно реализуются.

1.8. Сущность безопасности конституционного строя Российской Федерации в контексте планируемой уголовно-правовой политики состоит не столько в недопущении частных случаев нарушений демократических прав и свобод человека и гражданина вследствие неправомерного поведения тех или иных субъектов правоотношений, сколько в правовом гарантировании незыблемости таких принципов и их реального провозглашения на конституционном уровне как в настоящее время, так и в необозримом будущем нашего государства. В некотором смысле объектом уголовно-правового воздействия в таком понимании выступают не конкретные группы общественных отношений, непосредственно регулирующиеся конституционно-правовыми нормами (большинство из которых, безусловно, подлежит уголовно-правовому обеспечению), а некие более абстрактные надконституционные общественные отношения (т. е. те, в рамках которых формируются социальные представления об идеальной форме политической системы), дестабилизация которых способна привести к исключению первых из сферы конституционно-правового регулирования в том объеме, в каком это будет необходимо экстремистам для установления в стране антидемократического режима.

1.9. При определении уголовно-правовых средств защиты демократии от ее политических противников германские теоретики констатируют наличие так называемой «демократической дилеммы», суть которой состоит в следующем:

если демократическое конституционное государство борется с политическими экстремистами агрессивно, то оно ликвидирует демократическую свободу и, соответственно, само себя; если же такое государство не устанавливает ограничений прав экстремистов, то они ликвидируют свободу и, соответственно, демократическое конституционное государство1. В диссертации обосновывается компромиссное решение данной проблемы: если либерально-демократическое конституционное государство борется с экстремистами снисходительно, устанавливая уголовную ответственность только за совершение ими наиболее эффективных для цели свержения демократического режима деяний, отдавая при этом приоритет общей превенции, нежели суровой каре, то, несмотря на вынужденное ограничение конституционных принципов, демократическая свобода в целом не ликвидируется, так как для законопослушных граждан ее попрежнему остается больше, чем могло быть при антидемократическом режиме.

1.10. В числе специфичных принципов предлагаемой уголовно-правовой политики в сфере обеспечения безопасности конституционного строя Российской Федерации – принцип «взвешенного уголовно-правового риска». Он предполагает, что при разработке диспозиций составов преступлений против либерально-демократических основ конституционного строя Российской Федерации необходимо свести степень вероятности безосновательного (ошибочного) привлечения к уголовной ответственности за совершение таких деяний к уровню неизбежного риска гипотетически возможной уголовно-правовой несправедлиСм., напр.: Kailitz S. Politischer Extremismus in der Bundesrepublik Deutschland. Eine Einfhrung. – Wiesbaden :

VS Verlag fr Sozialwissenschaften, GWV Fachverlage GmbH, 2004. – S. 211.

вости в общей массе иных случаев. Теоретически неустранимая допустимость невиновного привлечения к уголовной ответственности (в наиболее сложных, запутанных ситуациях) не должна рассматриваться в качестве неоспоримого аргумента против наличия в уголовном законе соответствующих статей, если в силу специфики объекта уголовно-правовой охраны наука не в состоянии предложить более точные диспозитивные формулировки.

1.11. Противодействие экстремистам посредством уголовного права не может предусматривать введение в Российской Федерации политико-идеологической цензуры средств массовой информации вопреки ч. 5 ст. 29 Конституции РФ. Принцип «отсутствия политической цензуры» означает, что в условиях либерально-демократического режима не представляется рациональным установление уголовно-правового запрета на свободное распространение материальных носителей и электронных источников текстовой, графической, аудиовизуальной или иного типа информации, содержащих (отражающих) концептуальные положения или отдельные элементы (признаки) экстремистской идеологии (т. е. экстремистских материалов), если такая деятельность осуществляется в научно-просветительских, превентивных, воспитательных, коммерческо-издательских и других целях, не преследующих умышленное внедрение в общественное сознание антиконституционных установок. Однако легально обнародованные, в частности, печатные экстремистские материалы должны являться самостоятельно непригодными средствами пропаганды экстремистской идеологии, в связи с чем их авторы (составители) и изготовители будут обязаны соблюдать законодательно определенные редакционно-издательские требования (изложенные в ч. 3 ст. 7 авторского проекта Федерального закона «Об обеспечении безопасности конституционного строя Российской Федерации»). Их игнорирование при отсутствии умысла на пропаганду экстремистской идеологии повлечет административную ответственность для физических и юридических лиц, причастных к совершению данного правонарушения.

1.12. В плоскости проводимой в настоящее время государственной политики в области борьбы с «экстремизмом» находится не уголовно-правовая охрана политико-идеологического фундамента конституционного строя Российской Федерации, а противодействие возбуждению социальной розни в его многогранных субъективно-оценочных проявлениях, что неправильно. Всякое подобное «возбуждение» утрачивает свою феноменальную и юридическую самостоятельность вне контекста пропаганды экстремистской идеологии и (или) публичных призывов к совершению преступлений. Вне органической связи с названными деяниями «возбуждение ненависти либо вражды» (ст. 282 УК РФ) является не более, чем своеобразным «испытанием терпения» «злоумышленниками» конкретной социальной группы посредством язвительной критики (часто необоснованной, преувеличенной, заведомо не соответствующей действительности) или высмеивания, обзывания и т. п., носящих в представлении всех или отдельных ее членов оскорбительный (унижающий, попирающий и т. п.) характер. Такого рода поступки не имеют отношения к экстремистской деятельности и не представляют общественной опасности в уголовно-правовом смысле.

2. Научно-практические положения:

2.1. В рамках намеченной уголовно-правовой политики предлагается следующий вариант изложения ч. 1 ст. 2 УК РФ: «Задачами настоящего Кодекса являются: охрана и обеспечение естественных (неотчуждаемых) и иных общепризнанных либеральных прав и свобод человека и гражданина, демократического конституционного строя, гарантирование общественной, экологической, экономической, информационной и государственной безопасности, мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений».

2.2. Название гл. 29 УК РФ целесообразно сформулировать так: «Преступления против либерально-демократических основ конституционного строя и иные антигосударственные преступления».

2.3. Действующий п. «е» ч. 1 ст. 63 УК РФ следует признать утратившим юридическую силу.

В п. «л» ч. 2 ст. 105, п. «е» ч. 2 ст. 111, п. «е» ч. 2 ст. 112, п. «б» ч. ст. 115, п. «б» ч. 2 ст. 116, п. «з» ч. 2 ст. 117, ч. 2 ст. 119, п. «б» ч. 1 ст. 213, ч. ст. 214, п. «б» ч. 2 ст. 244 УК РФ разумно использовать другое обозначение указанных квалифицирующих признаков – «на почве экстремистской идеологии». Данную формулировку надлежит органично вписать и в диспозицию ч. ст. 150 УК РФ.

2.4. Действующие ст. 205.2 и ч. 3 ст. 212 УК РФ следует признать утратившими юридическую силу. Необходимо отражение в уголовном законодательстве нижеизложенного состава преступления.

Статья 212.1. Публичные призывы к совершению преступлений 1. Публичные призывы к совершению преступлений небольшой или средней тяжести против личности – наказываются ограничением свободы на срок до четырех лет либо принудительными работами на срок до трех лет, либо арестом на срок до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до трех лет.

2. Публичные призывы к совершению тяжких или особо тяжких преступлений – наказываются принудительными работами на срок до пяти лет либо арестом на срок до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до пяти лет со штрафом в размере от ста тысяч до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до трех лет либо без такового.

2.5. Действующая редакция ст. 278 УК РФ нуждается в основательном пересмотре. Далее предлагается авторский вариант ее изложения.

Статья 278. Деятельность по захвату власти или присвоению властных полномочий 1. Действия, направленные на захват государственной власти или присвоение властных полномочий, совершаемые с целью установления в Российской Федерации антидемократического политического режима, а равно ликвидации (свержения) либерально-демократических основ конституционного строя Российской Федерации, – наказываются лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет с ограничением свободы на срок до двух лет либо без такового.

2. Те же действия, сопряженные с организацией вооруженного мятежа либо активным участием в нем, а равно совершаемые с применением насилия или угрозой его применения, – наказываются лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет с ограничением свободы на срок от одного года до двух лет.

Универсальное примечание к ст. 275 УК РФ справедливо дополнить указанием на то, что лицо, совершившее преступление, предусмотренное ч. ст. 278 УК РФ, освобождается от уголовной ответственности при наличии сформулированных в указанном примечании оснований.

2.6. Введение ч. 2 ст. 278 УК РФ сделает непрактичным установление уголовной ответственности за вооруженный мятеж в контексте ст. 279 УК РФ.

Вместо последней рекомендуется иная уголовно-правовая норма.

Статья 279.1. Сепаратизм 1. Действия, направленные на осуществление выхода субъекта Российской Федерации или его части из состава Российской Федерации в нарушение территориальной целостности государства, не обусловленные намеренным попранием Российской Федерацией конституционных и общепризнанных на международном публично-правовом уровне принципов равноправия и самоопределения этносов (народов), проживающих на территории Российской Федерации, – наказываются лишением свободы на срок до двенадцати лет с ограничением свободы на срок до двух лет либо без такового.

2. Те же действия, сопряженные с организацией вооруженного мятежа либо активным участием в нем, а равно совершаемые с применением насилия или угрозой его применения, – наказываются лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет с ограничением свободы на срок от одного года до двух лет.

Примечание. Сецессия, совершаемая в антиконституционных, то есть антилиберальных, антидемократических целях, по смыслу настоящей статьи признается сепаратизмом.

Универсальное примечание к ст. 275 УК РФ справедливо дополнить указанием на то, что лицо, совершившее преступление, предусмотренное ч. ст. 279.1 УК РФ, освобождается от уголовной ответственности при наличии сформулированных в указанном примечании оснований.

2.7. Действующую ст. 280 УК РФ следует признать утратившей юридическую силу. Назрела потребность в научной разработке концептуально нового состава преступления.

Статья 280.1. Пропаганда экстремистской идеологии 1. Распространение политических взглядов и идей, не согласующихся с положениями, предусмотренными частью 1 статьи 1, статьями 2, 3 Конституции Российской Федерации, а равно отрицающих приоритетную ценность человека, его прав и свобод, провозглашенных Конституцией Российской Федерации и ратифицированными Российской Федерацией отраслевыми источниками международного права, в том числе концепцию демократического правового государства, если такое деяние совершается с целью внедрения в общественное сознание антиконституционных, то есть антилиберальных, антидемократических установок, – наказывается штрафом в размере от пятнадцати тысяч до ста тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев, либо обязательными работами на срок до трехсот шестидесяти часов, либо исправительными работами на срок до одного года, либо ограничением свободы на срок до двух лет.

2. То же деяние, совершенное:

а) с использованием средств массовой информации;

б) группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, – наказывается штрафом в размере от ста тысяч до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до двух лет, либо обязательными работами на срок до четырехсот восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до двух лет, либо ограничением свободы на срок до четырех лет, либо арестом на срок до четырех месяцев.

3. Деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, совершенное:

а) лицом с использованием своего служебного положения;

б) главой (учредителем) общественного объединения политической направленности;

в) религиозным (духовным) деятелем;

г) педагогическим работником государственного либо негосударственного образовательного учреждения среднего, высшего или дополнительного профессионального образования, а равно преподавателем религиозного образовательного учреждения аналогичных уровней в учебно-образовательном процессе, – наказывается принудительными работами на срок до трех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового, либо арестом на срок до шести месяцев с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового, либо лишением свободы на срок до трех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового.

4. Деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, совершенное:

а) лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, а равно главой органа местного самоуправления;

б) лидером политической партии;

в) религиозным (духовным), этническим или национальным лидером, а равно лицом, занимающим высокое (авторитетное) положение в иерархии религиозных (духовных) служителей;

г) педагогическим работником начального, основного или среднего общеобразовательного учреждения, а равно преподавателем религиозного образовательного учреждения аналогичных уровней в учебно-образовательном процессе, – наказывается принудительными работами на срок до пяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет, либо лишением свободы на срок до пяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет.

2.8. Действующую ст. 20.29 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. № 195-ФЗ1 (далее – КоАП РФ) «Производство и распространение экстремистских материалов» следует признать утратившей юридическую силу. Предлагается ввести в административное право нижеизложенный состав правонарушения.

Статья 20.29.1. Нарушение законодательных требований, предъявляемых к предназначенным для обнародования информационным материалам, содержащим признаки экстремистской идеологии Нарушение установленных федеральным законодательством Российской Федерации редакционно-издательских и иных требований, предъявляемых к предназначенным для массового распространения материальным носителям и электронным источникам текстовой, графической, аудиовизуальной или иного типа информации, содержащим (отражающим) концептуальные положения или отдельные элементы экстремистской идеологии, при отсутствии признаков уголовно наказуемого деяния – влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от одной тысячи до трех тысяч рублей либо административный арест на срок до пятнадцати суток с конфискацией указанных материалов и (или) оборудования, использованного для их производства; на должностных лиц – от двух тысяч до пяти тысяч рублей с конфискацией указанных материалов и (или) оборудоваСм.: СЗ РФ. – 2002. – № 1, ч. 1, ст. 1.

ния, использованного для их производства; на юридических лиц – от пятидесяти тысяч до ста тысяч рублей или административное приостановление деятельности на срок до девяноста суток с конфискацией указанных материалов и (или) оборудования, использованного для их производства.

2.9. Наравне с пропагандой экстремистской идеологии (ст. 280.1 УК РФ) целесообразна криминализация деяния, состоящего в умышленном распространении в российском обществе антиконституционных воззрений в религиознозавуалированных формах, для чего была спроектирована соответствующая уголовно-правовая норма.

Статья 280.2. Антиконституционное истолкование религиозных текстов 1. Научное, теологическое, эзотерическое или иное истолкование текста Священного писания, другого религиозного или оккультного источника, констатирующее «богоугодность», «одобряемость» «сверхъестественной силой»

экстремистской идеологии, совершаемое с целью внедрения в общественное сознание антиконституционных, то есть антилиберальных, антидемократических установок, –...

Квалифицирующие признаки и санкции данного состава преступления тождественны ранее указанным в ст. 280.1 УК РФ.

2.10. Действующие ст. 282, 282.1, 282.2 УК РФ следует признать утратившими юридическую силу. Рекомендуется отражение в уголовном законе другого состава преступления.

Статья 282.3. Нарушение запрета на право въезда в Российскую Федерацию иностранными гражданами и лицами без гражданства, уличенными в русофобских и антироссийских акциях 1. Въезд на территорию Российской Федерации иностранных граждан и лиц без гражданства, не проживающих постоянно в Российской Федерации, получивших в порядке, установленном законодательством Российской Федерации, от дипломатического представительства или консульского учреждения Российской Федерации соответствующее уведомление о запрете на въезд в Российскую Федерацию либо отказ в выдаче визы или иного разрешения, необходимого для правомерного пребывания в Российской Федерации, в связи с совершением вне пределов Российской Федерации умышленных деяний, направленных на разжигание социальной нетерпимости по отношению к гражданам Российской Федерации или выходцам из республик бывшего СССР, владеющим русским языком и не утратившим культурные и исторические связи с Российской Федерацией, унижение их чести и национального достоинства, умаление героических подвигов и заслуг участников Великой Отечественной войны, осквернение государственной символики Российской Федерации, исторической символики СССР или Российской империи, мемориальных комплексов, памятников истории и культуры России, публичную клевету в отношении выдающихся деятелей России, а также иных действий на почве русофобских, антирусских или антироссийских настроений, угрожающих национальной безопасности Российской Федерации, – наказывается арестом на срок до шести месяцев со штрафом в размере до двухсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до восемнадцати месяцев либо без такового либо лишением свободы на срок до трех лет со штрафом в размере до двухсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до восемнадцати месяцев либо без такового.

2. То же деяние, совершенное:

а) группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой;

б) с целью совершения преступления на территории Российской Федерации;

в) с применением насилия или угрозой его применения, – наказывается лишением свободы на срок до шести лет со штрафом в размере от ста тысяч до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до трех лет либо без такового.

2.11. Действующий Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» (далее – ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности»)1 не отражает научно обоснованных представлений об экстремизме и на основании этого подлежит отмене. Вместо него целесообразно принятие авторского Федерального закона «Об обеспечении безопасности конституционного строя Российской Федерации», раскрывающего основные концептуальные положения планируемой уголовно-правовой политики. В качестве дополнительного источника права, способствующего конституционно-конформной реализации предложенных уголовно-правовых норм, в работе предлагается проект постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях против либерально-демократических основ конституционного строя Российской Федерации».

Достоверность и обоснованность результатов исследования обеспечиваются применением классической научной методологии, опорой на широкую теоретическую и достаточную эмпирическую базы, многократной проверкой выводов работы на доктринальную устойчивость перед встречной критикой в процессе их апробации.

Теоретическая значимость исследования состоит в следующем:

вносится научная определенность в понимание конституционного строя Российской Федерации как объекта уголовно-правовой охраны, в результате чего открываются новые уголовно-политические перспективы;

приводится около 20 авторских дефиниций ключевых терминов, образующих в совокупности понятийно-категориальный аппарат, позволяющий создать в рамках российской науки уголовного права и криминологии собственное учение об экстремизме, органично сочетающее политико-философские и государственно-правовые подходы (в т. ч. европейские) к познанию данного феномена;

См.: СЗ РФ. – 2002. – № 30, ст. 3031.

впервые излагается научно-концептуальный элемент уголовно-правовой политики по обеспечению незыблемости (постоянства) либерально-демократических основ конституционного строя Российской Федерации, что формирует зачатки относительно самостоятельной уголовно-правовой школы;

моделируются специфичные уголовно-правовые нормы, некоторые из которых (например, проекты ст. 280.1, 280.2 УК РФ), вероятно, заинтересуют западных ученых-криминалистов (ведь концепция настоящего исследования претерпела определенное влияние германской политико-правовой мысли), что могло бы повысить международный авторитет российского (национального) уголовного права.

Практическая значимость исследования состоит в том, что сформулированные в диссертации выводы и предложения могут быть использованы:

как научные аргументы в пользу необходимости существенного пересмотра государством проводимой «антиэкстремистской» кампании;

в ходе предполагаемого реформирования механизма уголовно-правового регулирования общественных отношений в сфере охраны конституционного строя Российской Федерации;

на стадии предстоящего проектирования законов, подзаконных нормативных актов и судебных прецедентов, способствующих конституционно-конформной реализации предложенных уголовно-правовых новелл;

в учебно-образовательном процессе (в частности, при разработке тематического спецкурса в рамках направления подготовки (специальности) – «Правовое обеспечение национальной безопасности»).

Апробация результатов исследования и их внедрение осуществлены в нескольких формах. Концепция либерально-демократического консерватизма была изложена в рамках круглого стола на тему «Правовая охрана конституционного строя и безопасности государства: современные подходы и международно-правовой опыт», проведенного Комитетом Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации по конституционному законодательству, правовым и судебным вопросам, развитию гражданского общества 18 февраля 2014 г. Основные теоретические и практические положения диссертации получили отражение в 22 статьях, опубликованных в 7 ведущих рецензируемых научных журналах, указанных в перечне ВАК Минобрнауки России; четырех авторских и одной выполненной в соавторстве монографиях; 12 сборниках материалов международных и всероссийских конференций (семинаров); двух тематических учебных пособиях, задействованных в учебно-образовательном процессе ФГБОУ ВПО «Российская правовая академия Министерства юстиции Российской Федерации», ФГБОУ ВПО «Саратовская государственная юридическая академия», разосланных (как и монографии) в профильные высшие учебные заведения Российской Федерации; в других источниках. Общий объем публикаций по теме исследования – 75 п. л.

Структура диссертационной работы определена целью и задачами исследования и включает введение, двадцать восемь параграфов, размещенных в шести главах и трех разделах, заключение, библиографический список и два приложения.

РАЗДЕЛ I. СУЩНОСТЬ БЕЗОПАСНОСТИ КОНСТИТУЦИОННОГО

СТРОЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ГЛАВА 1. КОНСТИТУЦИОННЫЙ СТРОЙ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

КАК ОБЪЕКТ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ ОХРАНЫ

§ 1.1. Конституционно-правовое и уголовно-правовое соотношение понятий «конституционный строй»

Настоящее исследование целесообразно начать с констатации одной из важнейших проблем современной российской науки уголовного права, а именно с указания на понятийную неопределенность конституционного строя как объекта уголовно-правовой охраны и основ конституционного строя как объекта преступления.

Отмеченный научный пробел, возможно, оставался бы исключительно теоретическим вопросом, не имеющим особого практического значения, если бы от недостающей совокупности доктринальных представлений целиком и полностью не зависели содержание и эффективность государственной стратегии и тактики борьбы с преступностью в обозначенной сфере. Тем не менее, российский уголовный закон не отражает по данному поводу какой-либо существенной и непротиворечивой информации.

В соответствии с ч. 1 ст. 2 УК РФ «задачами настоящего Кодекса являются: охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений». Как отмечает Б. В. Яцеленко, «в данном законодательном фрагменте четко перечислен круг социальных ценностей, именуемых в уголовном праве объектом уголовноправовой охраны, а в случае, когда они испытывают на себе преступное воздействие, – объектом преступления»1.

Первый заставляющий обратить на себя внимание парадокс состоит в том, что согласно букве российского уголовного закона конституционный строй Российской Федерации не способен претерпевать отрицательные последствия преступления самостоятельно, поскольку не получает своего обособленного отражения в системе Особенной части УК РФ в качестве одноименного родового или видового объекта. Это возможно только в результате его трансформации в основы конституционного строя, т. е. составной элемент видового объекта преступлений, предусмотренных гл. 29 УК РФ «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства».

Кроме того, при рассмотрении системы Особенной части УК РФ выявляется полемичное обстоятельство: поскольку гл. 29 УК РФ «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства» включена в раздел X УК РФ «Преступления против государственной власти», становится очевидно, что государственная власть выступает родовым (специальным) объектом всех составов преступлений, предусмотренных названной главой. Следовательно, можно предположить, что понятия «основы конституционного строя»

и «безопасность государства», образующие вместе соответствующий видовой объект, входят в объем подчиняющего (родового) понятия «государственная власть». Но насколько такое логическое отношение между указанными категориями соответствует научной теории?

Последнее из того, что может представлять некоторую информативную значимость в российском уголовном законе применительно к пониманию сущности конституционного строя Российской Федерации, – его формальное «дискредитирование» в сравнении с иными указанными в ч. 1 ст. 2 УК РФ объектами уголовно-правовой охраны. Позиционирование прав и свобод человека и гражданина как приоритетного блага, охраняемого уголовным законодательстКурс российского уголовного права. Общая часть : учеб. пособие / под ред. Н. Г. Иванова, С. И. Никулина, Б. В. Яцеленко. – М. : Экономика, 2010. – С. 191.

вом демократического правового государства, абсолютно естественно. Но, как ни странно, именно данное обстоятельство и вызывает некоторые недоразумения относительно законодательной постановки конституционного строя Российской Федерации на предпоследнее место согласно сложившейся уголовноправовой иерархии ценностей. Больше из УК РФ относительно исследуемой проблематики почерпнуть нечего.

Как видно, российский уголовный закон не только не раскрывает определения рассматриваемых понятий, но и вызывает дополнительные вопросы. К тому же нормативно-правовые дефиниции «конституционный строй» и «основы конституционного строя» отсутствуют в каком-либо ином федеральном законодательстве Российской Федерации (руководство при этом ч. 1 ст. 16 Конституции РФ не снимает сомнений, о чем будет сказано далее).

Конечно, здесь уместно возразить и сослаться на то, что российский уголовный закон аналогично не раскрывает содержание таких понятий, как, например, «личность», «жизнь», «здоровье», «экономика», «собственность», «общественная безопасность», и не уточняет значение множества других терминов, используемых в названиях родовых и видовых объектов преступлений в системе Особенной части УК РФ, что, вне всякого сомнения, имеет научное объяснение. Поэтому целесообразно обратиться к учебной литературе по уголовному праву России для возможного получения нужных разъяснений.

Как известно, понятие «конституционный строй Российской Федерации»

в уголовном законодательстве употребляется только в контексте задач уголовного права как отрасли права. Однако тематические параграфы известных нам учебников по Общей части уголовного права России не содержат даже краткой характеристики объектов уголовно-правовой охраны, названных в ч. 1 ст. 2 УК РФ. Единственное, что некоторыми авторами отмечается, – декларативное суждение об изменении по сравнению с ранее действовавшим Уголовным кодексом Российской Советской Федеративной Социалистической Республики от 27 октября 1960 г.1 (далее – УК РСФСР 1960 г.) иерархии ценностей, поставленных Ведомости ВС РСФСР. – 1960. – № 40, ст. 591.

под уголовно-правовую охрану, которая в настоящее время, по их мнению, выглядит следующим образом: «личность – общество – государство»1. Но, как справедливо, на наш взгляд, отмечает С. А. Авакьян, «на самом деле никакого приоритета личности перед государством нет и быть не может. Ведь государство – это организация всех граждан данной страны. Государство – единственный из политических организмов, который представляет всех граждан. Уважение к конкретной личности, безусловно, должно быть. Но она от этого не возвышается над совокупным объединением граждан, характеризуемым как общество и представляемым государством»2. В связи с этим остается продолжить поиск ответов на имеющиеся вопросы в учебных пособиях по Особенной части УК РФ.

Действительно, в разделах учебников, посвященных рассмотрению преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства (гл. 29 УК РФ), учеными-криминалистами иногда предпринимаются попытки определения понятий «конституционный строй» (очень редко) и «основы конституционного строя» (несколько чаще). Однако все эти старания носят в большей степени символический характер, поскольку, как выясняется, традиционно предлагаемые дефиниции отражают не взгляды специалистов в области уголовного права, а точки зрения конституционалистов.

Так, А. С. Самойлов в рамках общей характеристики преступлений против основ конституционного строя3 приводит известное определение понятия «конституционный строй», предложенное О. Е. Кутафиным: «Конституционный строй – это форма (или способ) организации государства, которая обеспечивает подчинение его праву и характеризует его как конституционное государство»4. Но даже крайне высокая степень абстрактности мышления не облегСм., напр.: Уголовное право России : Общая часть / под ред. А. И. Рарога. – 4-е изд., перераб. и доп. – М. :

Эксмо, 2010. – С. 13.

Авакьян С. А. Конституционное право России. Учебный курс : учеб. пособие : в 2 т. – 4-е изд., перераб. и доп.

– М. : Норма : Инфра-М, 2010. – Т. 1. – С. 367.

См.: Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть : Учебник. Практикум / под. ред.

А. С. Михлина. – М. : Юристъ, 2004. – С. 335.

Козлова Е. И. Конституционное право России : учебник / Е. И. Козлова, О. Е. Кутафин. – 4-е изд., перераб. и доп. – М. : Проспект, 2009. – С. 94.

чит теоретическое моделирование состава преступления, посягающего на указанное благо в его конституционно-правовом осмыслении.

Подобная ситуация складывается и в отношении уголовно-правовой дефиниции «основы конституционного строя». Отдельные авторы (например, Ю. Е. Пудовочкин1) при уголовно-правовой характеристике гл. 29 УК РФ так же ссылаются на соответствующее определение О. Е. Кутафина, согласно которому под основами конституционного строя Российской Федерации понимаются главные устои государства, его основные принципы, призванные обеспечить России характер конституционного государства2. Но, как правило, в учебных пособиях по Особенной части уголовного права России определение последних (при наличии такового) принято заменять банальной ссылкой на содержание гл. 1 Конституции РФ «Основы конституционного строя». Причем иногда характеристика данного объекта преступления сводится к единственному предложению следующего (или похожего) содержания: «Основы конституционного строя Российской Федерации определены в гл. 1 Конституции РФ, закрепляющей исходные принципы экономических отношений, политической системы, статуса личности, общественного и государственного строя»3.

В иных случаях специалисты в области уголовного права кратко раскрывают содержание гл. 1 Конституции РФ. Так, А. В. Наумов, освещая видовой объект преступлений, предусмотренных гл. 29 УК РФ, отмечает: «Основы конституционного строя Российской Федерации определены в главе 1 Конституции РФ, закрепляющей исходные принципы конституционного строя, экономических отношений, политической системы общества. Основы закрепляют форму государственной власти в Российской Федерации (ст. 1), признают человека, его права и свободы высшей ценностью (ст. 2), определяют народ как носитель суверенитета и источник государственной власти (ст. 3), устанавливают пределы суверенитета Российской Федерации (ст. 4), провозглашают и гарантируют См.: Уголовное право России. Части Общая и Особенная : учебник / под ред. А. В. Бриллиантова. – М. : Проспект, 2011. – С. 925.

См.: Козлова Е. И. Указ. соч. С. 98.

Уголовное право. Общая и Особенная части : учебник / под общ. ред. М. П. Журавлева и С. И. Никулина. – 2-е изд., перераб. и доп. – М. : Норма, 2008. – С. 652.

свободу экономической деятельности и равенство всех форм собственности (ст. 8), закрепляют принцип разделения власти на законодательную, исполнительную и судебную (ст. 11), признают идеологическое и политическое многообразие (ст. 13), определяют соотношение действия Конституции и других законов и иных нормативных правовых актов и общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров (ст. 15). Содержание этих и других ценностей, охраняемых статьями гл. 1 Конституции Российской Федерации, и представляет основы конституционного строя как неотъемлемую часть родового объекта рассматриваемых преступлений»1. Такого же подхода придерживаются А. С. Самойлов2, Б. В. Яцеленко3, А. Б. Мельниченко вместе с И. А. Семенцовой4.

Примечательно, что при этом имеются в виду всего шесть составов преступлений (ст. 278, 279, 280, 282, 282.1 и 282.2 УК РФ), которые с позиций формальной логики не могут посягать на столь широкий и до конца неопределенный по своему объему круг общественных отношений, даже если допустить, что каждое из названных деяний имеет исключительный (неповторимый) непосредственный объект преступления (что, конечно, не соответствует действительности). Более того, ст. 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» представляет собой уголовно-правовую гарантию реализации конституционно-правового запрета, предусмотренного ч. 2 ст. 29 Конституции РФ, расположенной в гл. 2 Конституции РФ «Права и свободы человека и гражданина».

Вышеизложенными цитатами из учебных пособий исчерпываются устоявшиеся взгляды российского уголовного права на понимание конституционного строя как объекта уголовно-правовой охраны и основ конституционного строя как объекта преступления. В связи с этим напрашивается вывод о том, Уголовное право России. Части Общая и Особенная : учебник / М. П. Журавлев [и др.] ; под ред. А. И. Рарога.

– 6-е изд., перераб. и доп. – М. : Проспект, 2010. – С. 575–576.

См.: Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть : Учебник. Практикум / под. ред. А. С. Михлина. – С. 335.

См.: Уголовное право России. Особенная часть : учебник / под ред. И. Э. Звечаровского. – М. : Юристъ, 2004.

– С. 425.

См.: Уголовное право: Особенная часть : учебник / В. Т. Гайков [и др.]. – Ростов н/Д : Феникс, 2008. – С. 615.

что отечественная уголовно-правовая наука не имеет необходимых представлений как минимум о предмете уголовно-правового регулирования гл. 29 УК РФ.

Обращение за помощью к науке конституционного права России в надежде найти пригодные для уголовного права дефиниции не приносит положительных результатов, так как эти отрасли научного знания имеют существенно отличающиеся предметы исследования и задачи. Конституционалисты не преследуют цель определения каких-либо понятий под нужды уголовного права.

Естественно, они не утруждают себя размышлениями о том, как на основе тех или иных предлагаемых конституционно-правовых дефиниций можно будет в дальнейшем сформулировать, например, диспозицию конкретного состава преступления, посягающего на основы конституционного строя Российской Федерации. К тому же проблема осложняется тем, что толкование конституционного строя, равно как и его основ, относится к числу наиболее спорных вопросов в теории российского конституционного права1. «Конституционный строй есть сложное и многофункциональное политико-юридическое понятие, противоречивость которого имеет глубокий философский смысл»2, – утверждает Н. А. Боброва.

По мнению некоторых ученых-конституционалистов, конституционный строй вообще не понимается в качестве определенной системы правоотношений, что делает невозможным его рассмотрение с позиций господствующей в уголовном праве (но не бесспорной) концепции «объект преступления – общественные отношения»3. Так, М. В. Баглай полагает, что «порядок, при котором соблюдаются права и свободы человека и гражданина, а государство действует Как справедливо отмечает А. Д. Ермаков, «в науке конституционного права нет, наверное, более дискуссионной и неоднозначно понимаемой категории, чем категория "конституционный строй" и понятие основ конституционного строя. Изучив весьма обширный пласт конституционно-правовой литературы, посвященной данному вопросу, мы найдем множество различающихся точек зрений... Даже в определении самого понятия "конституционный строй" в рядах отечественных ученых-конституционалистов отсутствует единство (можно насчитать около полутора-двух десятков тем или иным образом различающихся дефиниций)». Ермаков А. Д. Политические партии – институт конституционного строя Российской Федерации : дис.... канд. юрид. наук. – Саратов, 2004. – С. 13–14.

Боброва Н. А. Конституционный строй и конституционализм в России : дис.... докт. юрид. наук. – Самара, 2003. – С. 28.

См., напр.: Гаухман Л. Д. Квалификация преступлений: закон, теория, практика. – 2-е изд., перераб. и доп. – М. : АО «Центр ЮрИнфоР», 2003. – С. 77.

в соответствии с конституцией, называется конституционным строем»1. Схожей точки зрения придерживаются М. Б. Смоленский, М. В. Мархгейм и Е. Е. Тонков: «Конституционный строй – это порядок, который устанавливается при реализации прав и свобод человека и гражданина, когда государство действует в строгом соответствии с конституцией и законами в условиях демократического политического режима»2. Получается, что не общественные отношения, складывающиеся в процессе реализации прав и свобод человека и гражданина, именуются со слов авторов конституционным строем, а некий устанавливающийся при этом «порядок».

Напротив, Г. Н. Комкова и Д. С. Велиева отмечают, что «конституционный строй – это совокупность экономических, социальных, политических, правовых, идеологических отношений, регулируемых главным образом нормами Конституции, связанными с организацией центральных (федеральных) органов государственной власти и управления, государственным устройством и правовыми связями между человеком, гражданским обществом и государством»3.

Однако, если представить, что к числу задач российского уголовного права относится согласно ч. 1 ст. 2 УК РФ охрана указанных общественных отношений, то выявляется не только логическая ошибка в соотношении объемов объектов уголовно-правовой охраны, но также становится очевидным, что в таком понимании конституционный строй претендует на место общего объекта преступления, охватывающего всю совокупность общественных отношений и благ (интересов, социальных ценностей), охраняемых уголовным законом от преступных посягательств.

Аналогичный вывод справедлив и применительно к толкованию основ конституционного строя как составного элемента видового объекта преступлений, предусмотренных гл. 29 УК РФ. То, что они формально сгруппированы именно в гл. 1 и не разрознены по всему тексту Конституции РФ, относительно Баглай М. В. Конституционное право Российской Федерации : учебник. – 8-е изд., изм. и доп. – М. : Норма, 2009. – С. 118.

Смоленский М. Б., Мархгейм М. В., Тонков Е. Е. Конституционное право Российской Федерации. – 2-е изд., испр. и доп. – Ростов н/Д : Феникс, 2009. – С. 148.

Конституционное право России : учебник / под ред. Г. Н. Комковой. – М. : Юристъ, 2005. – С. 63.

уголовно-правового понимания сущности преступлений против основ конституционного строя практически ничего не проясняет. В этом смысле нами разделяется следующее суждение Ю. Е. Пудовочкина: «В Конституции РФ основы конституционного строя регламентированы главой 1, в которой определены носитель суверенитета и источник власти в России, заложены основы правового статуса личности в государстве, закреплена форма правления и тип государственного устройства, указаны иные принципиальные характеристики Российского государства как демократического, светского, социального. Очевидно, что задача охраны столь широко определенного круга общественных отношений может быть под силу только всей системе права России; а охрана этих отношений от криминальных посягательств сродни задачам, стоящим перед Уголовным кодексом РФ в целом»1. Солидарного мнения придерживается С. В. Дьяков: «Такая широта защищаемых общественных отношений может быть адекватна, пожалуй, задачам, стоящим перед Уголовным кодексом в целом»2.

Важно учитывать и то, что широкое теоретическое понимание основ конституционного строя как системы закрепляемых в Основном Законе фундаментальных принципов устройства публичной власти и общества3 в известной степени выходит за рамки нормативно-правовых положений гл. 1 Конституции РФ. Так, В. Е. Чиркин обращает внимание на то, что основные конституционные принципы содержатся не только в гл. 1 Конституции РФ (например, недопустимость экономической деятельности, направленной на монополизацию и недобросовестную конкуренцию согласно ст. 34 Конституции РФ)4. Такого же мнения придерживается А. С. Янюшкин, утверждая, что конституционные принципы отражены и в других главах Конституции РФ, ссылаясь в качестве примера на принцип осуществления правосудия в Российской Федерации тольУголовное право России. Части Общая и Особенная : учебник / под ред. А. В. Бриллиантова. – С. 925–926.

Дьяков С. В. Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства: уголовноправовое и криминологическое исследование. – СПб. : Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2009.

– С. 24–25.

См.: Конституционное право России : учебник / отв. ред. А. Н. Кокотов и М. И. Кукушкин. – 4-е изд., пересмотр. и доп. – М. : Норма : Инфра-М, 2010. – С. 92.

См. : Чиркин В. Е. Конституционное право России : учебник. – М., 2003. – С. 77.

ко судом (ч. 1 ст. 118 Конституции РФ)1. Сказанное свидетельствует о невозможности проведения четкой научной грани между понятиями «конституционный строй» (ч. 1 ст. 2 УК РФ) и «основы конституционного строя»

(гл. 29 УК РФ) в российском уголовном праве.

Возможно, по смыслу гл. 29 УК РФ предполагается уголовно-правовая охрана не всех основ конституционного строя Российской Федерации (или в целом конституционного строя), а лишь некоторых из них, например только политических (вне социальных, экономических и иных конституционных начал)? На такую мысль наводит прежде всего осознание как политической природы преступлений экстремистской направленности (которая будет рассмотрена нами позже), так и антиконституционной (антидемократической) сущности вооруженного мятежа (ст. 279 УК РФ) с насильственным захватом власти (ст. 278 УК РФ), если эти преступления совершаются в условиях демократического правового государства (что, впрочем, действующим уголовным законом не оговаривается). Однако такое суждение не основано на фактическом содержании гл. 29 УК РФ, в статьях которой нет упоминаний о таких важнейших политических основах конституционного строя Российской Федерации, как народовластие (демократия), либерализм и правовое государство, а также о форме государственного устройства, форме государственного правления, о каких-либо частных принципах (например, о политическом многообразии и многопартийности) и т. п.

Вероятно, посчитав, что дальнейшая дискуссия вокруг уголовно-правового определения основ конституционного строя в итоге ни к чему не приведет, ряд ученых высказывают соображения по поводу отказа от данного термина в названии гл. 29 УК РФ. Например, С. В. Дьяков полагает, что гл. 29 УК РФ должна иметь формулировку «Преступления против безопасности государства»2, а по мнению Д. В. Царева – «Преступления против основ государственСм.: Янюшкин А. С. Политические основы конституционного строя Российской Федерации в конституциях и уставах субъектов Российской Федерации : дис.... канд. юрид. наук. – Пенза, 2009. – С. 15–16.

См.: Дьяков С. В. Указ. соч. С. 31.

ной власти»1. Но, по нашему мнению, такой подход направлен вовсе не на решение важной научной проблемы – уяснение конкретного предмета возможного уголовно-правового регулирования, а только на поиск некой обобщающей законодательной формулировки, наиболее адекватной смысловому содержанию составов преступлений, предусмотренных в настоящее время гл. 29 УК РФ.

Иными словами, авторами применяется не теоретико-дедуктивный метод «от понимания сущности объекта преступления – к содержанию нормы уголовного закона», а, напротив, – эмпирико-индуктивный, т. е. «от содержания нормы уголовного закона – к пониманию сущности объекта преступления». В самом деле, в большинстве подобных случаев речь идет не более, чем о «подгонке»

криминализованным деяниям (причем, неизвестно на каких основаниях) наиболее «созвучной» уголовно-правовой формулировки того или иного видового (родового) объекта преступления.

С. В. Дьяковым альтернативу словосочетанию «основы конституционного строя», нельзя не заметить, что таким образом в российском уголовном законодательстве возникает новый «претендент» на роль общего объекта преступления. Так, В. В. Сверчков приводит следующее толкование безопасности государства: «Безопасность государства – это состояние защищенности конституционного строя, суверенитета, обороноспособности, территориальной целостности и других жизненно важных интересов РФ от внешних и внутренних угроз»2.

Во-первых, данное определение сформулировано на основе ст. 1 утратившего силу Закона от 5 марта 1992 г. № 2446-1 «О безопасности»3, согласно которой государство, будучи одним из основных объектов безопасности (наравне с личностью и обществом), рассматривается как совокупность трех составляющих элементов: конституционного строя, суверенитета и территориСм.: Царев Д. В. Общее понятие и признаки преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства в России : дис.... канд. юрид. наук. – Иваново, 2005. – С. 8.

Сверчков В. В. Уголовное право. Общая и Особенная части : учеб. пособие. – 2-е изд., перераб. и доп. – М. :

Юрайт ; ИД Юрайт, 2011. – С. 536.

См.: Ведомости СНД РФ и ВС РФ. – 1992. – № 15, ст. 769.

альной целостности (примечательно, что принципы суверенитета и территориальной целостности России закреплены в ч. 1 и 3 ст. 4 гл. 1 Конституции РФ, что является очередным свидетельством имеющейся конкуренции понятий «конституционный строй» и «основы конституционного строя»). При этом под безопасностью государства понимается состояние защищенности его жизненно важных интересов от внутренних и внешних угроз. В действующем российском законодательстве содержание безопасности государства не раскрывается (в т. ч.

в Федеральном законе от 28 декабря 2010 г. № 390-ФЗ «О безопасности»1, чей предмет правового регулирования вообще не представляется ясным в силу отсутствия необходимых нормативно-правовых дефиниций).

Во-вторых, отсутствие однозначного научного определения государства является для ученых-правоведов настолько же фундаментальной проблемой, насколько для конституционалистов неимение общего консенсуса относительно понимания природы конституционного строя. Достаточно привести слова, например, М. М. Рассолова: «Теоретики государства и права до сего дня дискутируют, что следует понимать под государством. А отсюда – и бесчисленное множество определений, вызванных, на наш взгляд, тем, насколько сложным и многоплановым является феномен государства, требующий к себе пристального внимания и дальнейшей творческой разработки»2. В связи с этим крайне нежелательно вводить в названия разделов и глав Особенной части уголовного закона указанные метафизические категории без конкретизации общественных отношений, на которые оказывается непосредственное уголовно-правовое воздействие.

В-третьих, ни существующую формулировку названия гл. 29 УК РФ («Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства»), ни предлагаемую С. В. Дьяковым («Преступления против безопасности государства») нельзя признать удачными, потому что в обоих случаях российский уголовный закон не называет конкретную сферу (направление) обеспечеСм.: СЗ РФ. – 2011. – № 1, ст. 2.

Рассолов М. М. Теория государства и права : учебник для вузов. – М. : Юрайт ; Высшее образование, 2010. – С. 80.

ния безопасности государства. Так, по мнению С. А. Воронцова, «составными элементами безопасности государства являются военная, государственная, информационная, политическая, экономическая, общественная и экологическая безопасность»1. Но уголовное законодательство обеспечивает некоторые из указанных видов государственной безопасности вне гл. 29 УК РФ (также вне раздела X УК РФ), например, нормами разделов VIII УК РФ «Преступления в сфере экономики» (экономическая безопасность) и IX УК РФ «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка» (общественная безопасность), включающего гл. 26 УК РФ «Экологические преступления»

(экологическая безопасность) и гл. 28 УК РФ «Преступления в сфере компьютерной безопасности» (информационная безопасность) и т. д. Соответственно, в контексте гл. 29 УК РФ словосочетание «безопасность государства» нуждается в существенном уточнении либо замене иным термином.

В-четвертых, вне зависимости от устоявшихся научных взглядов на объяснение сущности государства, оно никоим образом не может выступать подчиненным (видовым) понятием по отношению к государственной власти (т. е.