«КУМУЛЯТИВНЫЕ И ДИСПЕРСИВНЫЕ ФАКТОРЫ ДИНАМИКИ СОЦИАЛЬНОГО НЕРАВЕНСТВА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ ...»

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. Н. И. ЛОБАЧЕВСКОГО

На правах рукописи

БАЛАБАНОВ АНТОН СЕРГЕЕВИЧ

КУМУЛЯТИВНЫЕ И ДИСПЕРСИВНЫЕ

ФАКТОРЫ ДИНАМИКИ СОЦИАЛЬНОГО НЕРАВЕНСТВА

В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Специальность 22.00.04 — социальная структура, социальные институты и процессы

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание учёной степени кандидата социологических наук

Научный руководитель — доктор исторических наук, профессор З. Х. Саралиева Нижний Новгород Содержание ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К АНАЛИЗУ ДИНАМИКИ

СОЦИАЛЬНОГО НЕРАВЕНСТВА

1.1. Понятие кумулятивных и дисперсивных факторов динамики социальноэкономического неравенства

1.2. Теоретические подходы к анализу кумулятивного и дисперсивного характера неравенства

1.3. Факторы прогрессирующего неравенства

1.3.1. Макроуровень процессов социального неравенства

1.3.2. Кумулятивные факторы неравенств индивидов и социальных групп... 1.4. Факторы и механизмы дисперсивного социального неравенства................ 1.4.1. Возможности стабильности в дифференцированном обществе............. 1.4.2. Уравнительные тенденции в макросоциальных процессах

1.4.3. Дисперсивные факторы неравенств индивидов и социальных групп....

ГЛАВА II. ДЕЙСТВИЕ КУМУЛЯТИВНЫХ И ДИСПЕРСИВНЫХ ФАКТОРОВ

НЕРАВЕНСТВА В РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ

2.1. Возможности „количественного“ исследования кумулятивных и дисперсивных эффектов

2.2. Кумулятивные эффекты социального неравенства в причинных связях жизненного цикла

2.3. Динамика бедности как результат конвертирования человеческих капиталов

2.4. Образование и возрастные изменения физического здоровья: кумулятивные и дисперсивные эффекты

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПРИЛОЖЕНИЯ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность. Высокий уровень социально-экономического неравенства, обусловленный событиями последних 15 лет, стал одним из ключевых признаков современного российского общества. Децильный коэффициент дифференциации доходов, бывший в стране минимальным (примерно 3,0) в 1980-е годы, повысился до 13,5 к 1995 г. и далее, до 15,3 к 2006 г. 1 Большая социальноэкономическая поляризация общества является реальной опасностью для его стабильности, препятствует восходящей мобильности, «запирая» большие группы людей в низших слоях социальной структуры, является питательной средой для нарушения законности, ограничивает развитие человеческого капитала, сужая жизненные шансы целых категорий граждан. Исследование процессов развития социального неравенства — одно из важнейших направлений социологических исследований в стране. Особую актуальность нашего исследования определяет тенденция, ставшая заметной с относительной стабилизацией российской экономики в конце 1990-х гг. Взрывная социальная мобильность, вызванная подменой распределительной системы стихийным рынком, сменяется выработкой устойчивых, специфичных для нашей страны моделей производства и передачи социальных статусов, то есть, «институционализацией» неравенства. Необходим анализ формирующихся механизмов, ответственных за углубление и сглаживание неравенств. Традиционный подход, основанный преимущественно на фиксации уровней социального расслоения, недостаточен для понимания внутренних динамических аспектов этого явления. Актуальным становится изучение механизмов неравенства как динамических взаимосвязей факторов, определяющих развитие кумулятивных и дисперсивных процессов неравенства.

Степень научной разработанности темы. В зарубежной и отечественной литературе накоплен богатый теоретический материал по проблемам социальФедеральная служба государственной статистики [Эл. ресурс]. — 2007. — Режим доступа:

http://www.gks.ru, свободный [Загл. с экрана].

ного неравенства, бедности и богатства. Этой теме посвящены труды таких классиков социологии, как К. Маркс, Ф. Энгельс, М. Вебер, Э. Дюркгейм, П. Сорокин 1. На современном этапе научное признание приобрели теории Э. Гидденса, Р. Дарендорфа, О. Льюиса, Р. Мертона, П. Бурдье, П. Штомпки 2.

Увеличивается число российских социологов и экономистов, глубоко изучающих процессы социально-экономического неравенства в современном российском обществе: Л. А. Беляева, Т. Ю. Богомолова, З. Т. Голенкова, Т. И. Заславская, В. И. Ильин, В. П. Култыгин, Л. Н. Овчарова, В. В. Радаев, М. А. Шабанова, О. И. Шкаратан, В. А. Ядов, С. С. Ярошенко и др 3. В их раМаркс, К. Капитал. Том 1. Книга 1: процесс производства капитала / К. Маркс // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. — Т. 23; Вебер, М. Основные понятия стратификации / М. Вебер // Социологические исследования. — 1994. — № 5. — С. 147—156; Дюркгейм, Э. О разделении общественного труда / Э. Дюркгейм; пер. с франц. А. Б. Гофмана, примечания В. В. Сапова. Изд. 2-ое.

— М.: Канон, 1996. — 430 с. — ISBN 5-88373-036-1; Сорокин, П. А. Проблема социального равенства / П. А. Сорокин; общ. ред. А. Ю. Согомонова // Человек. Цивилизация. Общество.

— М.: Издательство политической литературы, 1992. — 543 с. — ISBN 5-250-01297-3.

Гидденс, Э. Устроение общества: Очерк теории структурации / Э. Гидденс. — М.: Академический проект, 2003. — 528 с. — ISBN 5-8291-0232-3; Дарендорф, Р. Тропы из утопии:

Работы по теории и истории социологии / Р. Дарендорф; пер. с нем. Б. Скуратова и В. Близнекова. — М.: Праксис, 2002. — 535с. — ISBN 5-901574-08-7; Lewis, O. La Vida / O.

Lewis. — N.Y.: Random House, 1968. — ISBN 0-394-70421-5; Merton, R.K. The Matthew Effect in Science / R. K. Merton // Science. — 1968. — Vol. 159. — P. 56—63; Бурдье, П. Формы капитала / П. Бурдье; сост. и науч. ред. В. В. Радаев // Западная экономическая социология:

Хрестоматия современной классики. — М.: РОССПЭН, 2004. — 680 с. — ISBN 5-8243-0574Штомпка, П. Понятие социальной структуры: попытка обобщения / П. Штомпка // Социологические исследования. — 2001. — № 9. — С. 3—13.

Беляева, Л. А. Социальная стратификация и средний класс в России: 10 лет постсоветского развития / Л. А. Беляева. — М., 2001. — 185 с. — ISBN 5-874-44026-7; Богомолова, Т. Ю.

Миграция бедности: масштабы, воспроизводство, социальный спектр / Т. Ю. Богомолова, В.

С. Тапилина // Социологические исследования. — 2004. — № 12. — С. 17—30; Голенкова, З. Т. Динамика социоструктурной трансформации в России / З. Т. Голенкова // Социологические исследования. — 1998. — № 10. — С. 77—84; Заславская, Т. И. Неправовые трудовые практики и социальные трансформации в России / Т. И. Заславская, М. А. Шабанова // Социологические исследования. — 2002. — № 6. — С. 3—17; Ильин, В. И. Классовая структура: проблема методологии анализа / В. И. Ильин // Рубеж. — 2000. — № 15. — С. 86—109;

Култыгин, В. П. Исследования социальной структуры в переходных обществах (Историкометодологический обзор) / В. П. Култыгин // Социологические исследования. — 2002. — № 4. — С. 121—129; Овчарова, Л. Н. Бедность в России / Л. Н. Овчарова // Мир России. — 2001. — Т. 10, № 1. — С. 171—178; Радаев, В. В. Социальная стратификация / В. В. Радаев, О. И. Шкаратан. — М.: Аспект-пресс, 1996. — 318 с. — ISBN 5-7567-0119-2; Руткевич, М. Н.

Социальные перемещения / М. Н. Руткевич, Ф. Р. Филиппов. — М.: Мысль, 1970; Тихонова, ботах детально разработаны концепции социальной структуры российского общества, приведены данные, характеризующие его расслоение, обрисовано положение составляющих его групп, описаны процессы социальной мобильности.

Современные тенденции проблем социального неравенства исследуются на основе мощных эмпирических баз: учёт признаков дифференциации, глубины и масштабов распространения бедности находится среди главных задач государственной статистики во всём мире. Известными специальными исследованиями являются американское Панельное исследование динамики доходов (Panel Study of Income Dynamics, PSID), Британское панельное семейное исследование (British Houshold Panel Survey, BHPS), Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ / RLMS), Программа международных социальных исследований (International Social Survey Program, ISSP). В России востребованы крупные целевые исследования вертикальных А. А. Овсянников, Н. М. Римашевская), анализ социальной базы и условий формирования стабильного «среднего класса» (В. Ф. Анурин, Т. М. Малева), исследования элит (О. В. Крыштановская) 1. Имея в виду непосредственно проблему справедливости, социальное неравенство изучают и под этим углом Н. Е. На пути к новой стратификации российского общества / Н. Е. Тихонова // Общественные науки и современность. — 1998. — № 3. — С. 24—37; Черныш, М. Ф. Социальная мобильность в 1986—1993 годах / М. Ф. Черныш // Социологический журнал. — 1994. — № 2.

— С. 130—133; Россия: трансформирующееся общество / Науч. ред. В. А. Ядов. — М.: Ин-т социологии РАН, 2001. — 640 с. — ISBN 5-8188-008-0; Ярошенко, С. С. Северное село в режиме социального исключения / С. С. Ярошенко // Социологические исследования. — 2004.

— № 7. — С. 71—83.

Римашевская, Н. М. Социальное дно: драма реальностей и реальность драмы / Н. М. Римашевская, А. А. Овсянников, А. А. Иудин // Вестник международного университета. — 1997. — Вып. 2; Анурин, В. Ф. Контуры провинциального среднего класса России / В. Ф. Анурин // Социологические исследования. — 2006. — № 10. — С. 3—15; Средние классы в России: экономические и социальные стратегии / Е. М. Авраамова и др.; под ред. Т.

Малевой; Моск. Центр Карнеги. — М.: Гендальф, 2003. — 506 с. — ISBN 5-88044-152-0;

Крыштановская, О. В. Анатомия российской элиты / О. В. Крыштановская. — М.: Захаров, 2005. — 384 с. — ISBN 5-8159-0457-0.

(Р. В. Рывкина). 1 Анализ общественного мнения по острым вопросам социального неравенства проводится крупнейшими российскими исследовательскими центрами (ФОМ, ВЦИОМ, Левада-центр).

Фокусируясь на моделях механизмов, усиливающих, поддерживающих и сглаживающих неравенства, т.е. на изучении кумулятивных и дисперсивных процессов, круг упомянутых выше работ следует расширить макроэкономическими теориями «порочных кругов нищеты», «кумулятивной причинности»

(Т. Веблен, Р. Нурксе, Н. Калдор, Г. Мюрдаль) 2, трудами в ключе концепции социального исключения (П. Абрахамсон, С. Погам, Ф. М. Бородкин, З. И. Калугина, К. Муздыбаев, Н. В. Чернина) 3. Источником дискурса о кумулятивном характере социального неравенства традиционно считается указанная выше работа Р. Мертона (1968 г.), но и до него публиковались труды, содержащие критический анализ моделей накапливания преимуществ / углубления депривации по принципу «снежного кома»: П. Блау и О. Дункан, Дж. Коулман, Р. Даль, Х. Цукерман 4. В 2006 г. Т. Дипре аналитически обобщил проведённые за более, Справедливые и несправедливые социальные неравенства в современной России / Ред.сост. Р. В. Рывкина. — М.: Референдум, 2003.

Veblen, T. The Place of Science in Modern Civilisation and Other Essays / T. Veblen. — New Brunswick, NJ: Transaction Books. — 1990. — P. 74-75; Nurkse, R. Problems of Capital Formation in Underdeveloped Countries / R. Nurkse. — Oxford: Basil Blackwell, 1953. — 163 p.; Kaldor, N., The Role of Increasing Returns, Technical Progress and Cumulative Causation / N. Kaldor // Economie Appliquee. — 1981. — № 4. — P. 593—615; Myrdal, G. Asian Drama: An Inquiry into the Poverty of Nations / G. Myrdal. — N.Y.: Pantheon, 1968. — ISBN 0-527-02776-6.

Абрахамсон, П. Социальная эксклюзия и бедность / П. Абрахамсон // Общественные науки и современность. — 2001. — № 2. — С. 158—166; Погам, С. Исключение: социальная инструментализация и результаты исследования / С. Погам // Журнал социологии и социальной антропологии. — 1999. — Том 2. — С. 141—153; Бородкин, Ф. М. Преодоление социальной эксклюзии: новые подходы / Ф. М. Бородкин; отв. ред. Т. И. Заславская, З. И. Калугина // Россия, которую мы обретаем. Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. — Новосибирск: Наука, 2003. — С. 507—537; Муздыбаев, К. Переживание бедности как социальной неудачи: атрибуция ответственности, стратегии совладания и индикаторы депривации / К. Муздыбаев // Социологический журнал. — 2001. — № 1; Чернина, Н. В.

Эксклюзия сельского населения: опыт социологического исследования / Н. В. Чернина // Сибирская деревня в период трансформации социально-экономических отношений. — Новосибирск, 1996. — 212 c. — ISBN 5-7623-1220-8.

Blau, P.M. The American Occupational Structure / P.M. Blau, O.D. Duncan. — N.Y.: Wiley, 1967. — 540 p. — ISBN 0-471-08035-0; Coleman, J.S. Equality of Educational Opportunity / J. S.

Coleman et al. — Washington, 1966. — ISBN 0-405-12088-5; Dahl, R. A. Who Governs: Democracy and Power in an American City / R. A. Dahl. — New Haven: Yale University Press, 1961. — чем 30-летний отрезок времени исследования моделей кумулятивных и дисперсивных процессов неравенства 1. Значимое влияние на эмпирическую методологию нашей работы оказали труды таких авторов, как М. Руттер и Н. Мадж, Р. Лэйт и К. Велан, К. Макклеланд, С. Лукас, Б. Нолан, К. Росс и К. Ву 2.

Указанный выше обзор Т. Дипре, к сожалению, не включает ни одной работы российских учёных либо исследования, проведённого на современных российских данных. Понятия «кумулятивный эффект», «закон Матфея» применительно к анализу процессов социального неравенства в отечественной социологии практически не встречаются (важное исключение составляют работы Г. С. Батыгина, В. Э. Бойкова 3 ). Анализ публикаций показывает, что, несмотря на значительный теоретический багаж и большой объем эмпирических результатов, специализированных исследований, нацеленных на выявление устойчивых моделей взаимодействия кумулятивных и дисперсивных факторов, определяющих развитие социальных неравенств в современной России, практически не ведётся. Мало внимания уделяется возможностям конструирования выходов из сложных жизненных ситуаций, то есть, дисперсивным моделям неравенств. До последнего времени такая постановка вопроса упиралась в естестISBN 0-300-10392-1; Zuckerman, H. Nobel Laureates: Sociological Studies of Scientific Collaboration : Ph.D. diss. / Harriet Zuckerman. Columbia Univ., 1965.

DiPrete, T. A. Cumulative Advantage as a Mechanism for Inequality: A Review of Theoretical and Empirical Developments / T. A. DiPrete, M. E. Gregory // Annual Review of Sociology. — 2006. — Vol. 32. — P. 271—297.

Rutter, M. Cycles of Disadvantage: A Review of Research / M. Rutter, N. Madge. — L.: Heinemann, 1976. — ISBN 0-435-82852-5; Layte, R. Cumulative Disadvantage or Individualisation: A Comparative Analysis of Poverty Risk and Incidence / R. Layte, C. T. Whelan // European Societies. — 2002. — Vol. 4, № 2. — P. 209—233; McClelland, K. Cumulative Disadvantage Among the Highly Ambitious / K. McClelland // Sociology of Education. — 1990. — Vol. 63, № 2. — P.

102—121; Lucas, S. Effectively Maintained Inequality: Education Transitions, Track Mobility, and Social Background Effects / S. Lucas // American Journal of Sociology. — 2001. — Vol. 106, № 6.

— P. 1642—1690; Nolan, B. Loading the Dice? A Study of Cumulative Disadvantage / B. Nolan, C. T. Whelan. — Dublin: Oak Tree, 1999. — ISBN 1-86076-144-5; Ross, C. E. Education, Age, and the Cumulative Advantage in Health / C. E. Ross, C.-L. Wu // Journal of Health and Social Behavior. — 1996. — Vol. 37, № 1. — P. 104—120.

Батыгин, Г. С. «Эффект Матфея»: накопленное преимущество и распределение статусов в науке / Г. С. Батыгин // Ведомости. Тюменский государственный нефтегазовый университет.

НИИ прикладной этики. Вып. 18. — Тюмень, 2001; Бойков, В. Э. Россия: десять лет реформирования / В. Э. Бойков // Социологические исследования. — 2001. — № 7. — С. 30—36.

венные ограничения малых «сроков давности» новых социальных статусов, отсутствие их «институционализированности», а также — в короткую историю российских лонгитюдных исследований, что не позволяло отследить причинноследственные связи социальных явлений.

Проблема исследования заключается в противоречии между формированием в российском обществе институциональных механизмов воспроизводства социального, экономического и культурного неравенства и неизученностью этих механизмов вследствие того, что Россия, в отличие от развитых стран Запада, находится в самом начале этого пути.

Объектом исследования является динамика социального неравенства в современной России.

Предметом исследования являются факторы воспроизводства, углубления и сглаживания социального неравенства в условиях современного российского общества.

Цель исследования состоит в комплексной (теоретической и эмпирической) характеристике действия кумулятивных и дисперсивных факторов динамики социального неравенства в современной России.

Поставленная цель определяет основные задачи исследования:

1. Анализ существующих теоретических подходов к исследованию кумулятивного характера неравенства в социальных науках;

2. Выявление ключевых факторов социальной поляризации, определяющих кумулятивный характер неравенств в российском и западном обществах;

3. Выявление факторов, тормозящих процессы социальной поляризации и определяющих дисперсивный характер неравенств;

4. Эмпирический анализ кумулятивных и дисперсивных эффектов во взаимодействии нескольких факторов социальных неравенств на основе российских данных.

Теоретико-методологическая основа исследования. Теоретическую основу составляют: макроэкономические теории «порочных кругов нищеты»

(Р. Нурксе) и «кумулятивной причинности» (Т. Веблен, Н. Калдор Г. Мюрдаль), теории классиков социальной стратификации (К. Маркс, М. Вебер, П. Сорокин), теория структурации Э. Гидденса, концепция «капиталов»

(П. Бурдье), концепция социального исключения (П. Абрахамсон, С. Погам, Ф. М. Бородкин и др.), концепция андекласса и «культуры бедности»

(О. Льюис, Р. Дарендорф), структурно-функциональный анализ (Р. Мертон), деятельностно-активистский подход (П. Штомпка, В. Ядов). Разнообразие использованных подходов не означает попытку их обобщения в рамках авторского исследования, но необходимо для выбора его аналитической схемы. Дальнейший анализ, в основном, строится на концепциях «капиталов» и социального исключения как имеющих наибольший потенциал для объяснения действия кумулятивных и дисперсивных факторов социальных неравенств.

Эмпирическая основа исследования представлена «количественными» методами. Проведён вторичный анализ данных российских исследовательских проектов. Обработка и анализ осуществлялись с применением статистического программного пакета SPSS. Методы анализа включали описательную статистику и условные распределения, расчёт аналитических индексов, линейный и логистический регрессионный анализ со статистической проверкой выявленных закономерностей.

Эмпирическая база диссертационной работы представлена результатами четырёх исследовательских проектов, включавших массовые репрезентативные опросы населения России в период 1999—2004 гг.:

1. Модуль ISSP-1999 — этап международного исследовательского проекта по межстрановым сравнениям в социальной сфере 1. В 1999 г. — исследование взрослого населения по теме социального неравенства. Многоступенчатая случайная выборка, 1 705 чел.;

Российский куратор проекта — «Левада-центр».

2. «Экономические и социальные стратегии среднего класса» 1, 2000 г. Базовая выборка (многоступенчатая случайная, смещённая в сторону городского населения), 3 994 чел. Репрезентирует взрослое население РФ по полу и возрасту. Данные первых двух исследований предоставлены Единым архивом социологических данных 2 ;

3. «Социальная стратификация России» 3, 2004 г. Многоступенчатая случайная выборка, 15 200 человек, опрошенных методом личного формализованного интервью. Выборка репрезентирует взрослое население РФ по полу и возрасту;

4. «Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения»

(РМЭЗ) 4, волны 2002 г. (12 520 человек) и 2004 г. (12 640 человек). Выборка всероссийская адресная территориальная стратифицированная многоступенчатая, дающая возможность сравнительного анализа одномоментных данных всех волн РМЭЗ (первая — в 1994 г.) и анализа панельных данных, позволяющих проследить судьбу конкретных индивидов.

Новейшие тенденции процессов социального неравенства в России отражены в работе на основе данных государственной статистики 1992—2006 гг. Научная новизна исследования 1. Обоснован подход к изучению динамики социальных неравенств в современном российском обществе как к взаимодействию кумулятивных и дисперсивных факторов неравенств, а также ограниченный потенциал использоРуководитель исследования — Т. М. Малева. Работы выполнены Московским центром Карнеги при поддержке Фонда Форда (грант № 1000-2046).

СОФИСТ [Эл. ресурс] Независимый институт социальной политики, 2007. — Режим доступа: http://sofist.socpol.ru, свободный [Загл. с экрана].

Исследование проведено в 2004 году Институтом общественного проектирования (Москва) в рамках проекта «Социальная стратификация России».

Сваффорд, М.С. Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ): измерение благосостояния россиян в 90-е годы / М. С. Сваффорд, М. С. Косолапов, П. М. Козырева // Мир России. — 1999. — №3. — С. 153—172.

Российский статистический ежегодник. 2005: Стат. Сб. / Росстат. — М., 2006. — 819 с. — ISBN 5-89476-182-4; Федеральная служба государственной статистики [Эл. ресурс]. — 2007. — Режим доступа: http://www.gks.ru, свободный [Загл. с экрана].

вания распространённого понятия «социальной поляризации» для характеристики этих процессов;

2. На основе анализа социально-экономических теорий «порочных кругов нищеты», «кумулятивной причинности», классических стратификационных теорий, теории структурации Э. Гидденса, концепции «капиталов» П. Бурдье, концепций социального исключения и андекласса разработана авторская «структурно-ресурсная» схема социологического анализа действия кумулятивных и дисперсивных факторов неравенств в российском обществе. Она заключается в определении характера (кумулятивного или дисперсивного) взаимодействия ресурсов индивидов и социальных групп при максимально возможном учёте условий, в которых это взаимодействие происходит;

3. На основе вторичного анализа результатов отечественных и зарубежных эмпирических исследований по вопросам социального неравенства выявлены группы факторов, перспективных для разработки объясняющих моделей кумулятивных и дисперсивных процессов неравенства в российском обществе;

4. В ходе вторичного эмпирического анализа данных общероссийских обследований 1999—2004 гг. доказано действие кумулятивных и дисперсивных факторов, определяющих динамику неравенств по переменным дохода и физического здоровья индивидов, а также зафиксированы последние тенденции развития социально-экономических неравенств на основе данных российской государственной статистики.

Основные положения, выносимые на защиту 1. В условиях выработки в современном российском обществе новых устойчивых типовых моделей достижения, воспроизводства и передачи социальных статусов понятие кумулятивного либо дисперсивного характера социальноэкономического неравенства более адекватно и методологически продуктивно для изучения динамических аспектов неравенства в обществе, чем широко используемый термин «социальная поляризация». Свободное от идеологических клише, это понятие учитывает разные траектории движения индивидов и социальных групп по стратификационным осям; разную степень «конвертируемости» различных видов ресурсов; существование, наряду с поляризационными эффектами, механизмов сглаживания социальных неравенств, без которых невозможно стабильное существование общества.

2. Моделям кумулятивных и дисперсивных тенденций социального неравенства не посвящена какая-либо из известных социально-экономических теорий.

Вместе с тем, объективность существования таких тенденций на протяжении всей человеческой истории находит отражение в ряде теоретических концепций. Их анализ позволяет предложить «структурно-ресурсную» схему изучения данных явлений, основанную, прежде всего, на теории «капиталов»

П. Бурдье и концепции социального исключения. Первая определяет возможности накапливания преимуществ / углубления депривации ввиду способности различных видов ресурсов (капиталов) к взаимной конвертации.

Вторая актуализирует поиск механизмов, способных исключать или же интегрировать индивидов из / в социальный «мейнстрим» и подчёркивает важность существования «множественности» проблем исключённых, не сводя социальное неравенство к экономическому.

3. Результаты ранее проведённых исследований, проработанные в ключе выбранной «структурно-ресурсной» схемы анализа, позволяют предложить классификацию факторов социального неравенства, перспективных для разработки моделей кумулятивных и дисперсивных процессов. Отделяя макроуровень исследуемых явлений, мы говорим о кумулятивных факторах, действующих в процессах глобализации и информатизации, развития регионального неравенства и даже в контексте социальной политики. Некоторые компоненты этих процессов, рассмотренные под другим углом, обнаруживают дисперсивные факторы неравенства (миграционные процессы, растущая доступность информационных технологий, культурные особенности отдельных обществ). Кумулятивные факторы, действующие на уровне индивидов и социальных групп, представлены неравным «стартовым» экономическим капиталом индивидов и характером его использования, неравным человеческим и социальным капиталом, физическим здоровьем, ценностями и установками.

Дисперсивные механизмы связаны, во-первых, с наличием и возможностями мобилизации собственных ресурсов низкостатусных социальных групп в направлении восходящей социальной мобильности, во-вторых, с меняющимися возможностями доступа к высшему образованию и трансформациями профессиональной структуры, в-третьих, с особенностями воспитания детей в «проблемных» семьях, помогающих исключить передачу депривированного статуса между поколениями, в-четвёртых, с тем, что именно полюсные группы субъектов неравенств являются наименее стабильными и подвергаются ускоренной эрозии, что делает невозможным как непрерывную концентрацию ресурсов, так и бесконечное падение вниз.

4. Адаптация ряда зарубежных и отечественных методик к нашему исследовательскому подходу и имеющимся данным российских исследований позволяет доказать проявление действия кумулятивных и дисперсивных факторов неравенства в следующих механизмах: 1) Конвертирование человеческого капитала в экономический (кумулятивный эффект — статистически значимое положительное влияние образования родителей на уровень доходов респондента даже при контроле образования и профессионального статуса самого респондента); 2) Воспроизводство бедности в различных социальных группах (кумулятивный эффект — «застойный» характер бедности низкоресурсных групп, дисперсивный — эффективная мобилизация внутренних ресурсов высокоресурсными группами для выхода из бедности; определяющий характер подконтрольных индивидам переменных для мобильности из группы бедных: образования, профессиональной группы, места жительства); 3) Взаимосвязь возраста и образования во влиянии на физическое здоровье индивидов (кумулятивный эффект — ускоренное нарастание различий в состоянии здоровья между высоко- и малообразованными группами к предпенсионному возрасту; дисперсивный эффект — прекращение нарастания различий и некоторая конвергенция состояний здоровья в позднем возрасте).

Теоретическая значимость работы состоит в обосновании подхода к изучению динамики социального неравенства в российском обществе с позиций действия кумулятивных и дисперсивных факторов; в классификации кумулятивных и дисперсивных факторов на основе анализа результатов ранее проведённых исследований других авторов; в адаптации методологических подходов к эмпирическому анализу, что позволяет обнаружить действия кумулятивных и дисперсивных факторов неравенства в российском обществе. Вторичный анализ ряда зарубежных работ ввёл их результаты в научный оборот в российском социологическом сообществе.

Практически полученные результаты могут быть использованы в области разработки мероприятий социальной политики, в частности, для своевременного выявления групп населения, требующих социальной поддержки — адресной помощи, определения возможной социальной базы протеста, а также перспективных ресурсных групп с высоким адаптационным потенциалом, коррекции бюджетного, семейного и налогового законодательств, а также в учебном процессе при разработке курсов по социальной структуре общества, методам обработки и анализа социологической информации.

Апробация основных положений исследования. Результаты исследования докладывались автором на 8 международных, всероссийских, региональных конференциях и летних школах. В их числе: II Всероссийский социологический конгресс «Российское общество и социология в XXI веке: социальные вызовы и альтернативы» (Москва, 2003); VI Международный конгресс по математическому моделированию (Н. Новгород, 2004), Международные научнопрактические конференции «Государственное регулирование экономики: региональный аспект», «Социальная политика социального государства», «Прикладная статистика в социально-экономических проблемах», «Малая социальная группа: социокультурный и социопсихологический аспекты» (Н. Новгород, 2001, 2002, 2003, 2004) и др.

Результаты исследования отражены в 11 научных публикациях, из них одна в рецензируемом издании, общим объёмом около 5 п. л.

Разработанные эмпирические модели вошли в лабораторный практикум по статистическому пакету (SPSS) для студентов факультета социальных наук Нижегородского госуниверситета в рамках курса «Социальная информатика».

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы, приложения.

ГЛАВА I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К АНАЛИЗУ ДИНАМИКИ

СОЦИАЛЬНОГО НЕРАВЕНСТВА

1.1. Понятие кумулятивных и дисперсивных факторов динамики социально-экономического неравенства Динамические свойства неравенства, то есть способность его показателей изменяться во времени, чаще всего находят отражение в термине «социальная поляризация». «Поляризация» означает разделение элементов наблюдаемой совокупности в физическом или социальном пространстве на две части, противостоящие друг другу по ряду ключевых признаков. Социальная поляризация предполагает: 1) направленность социальной и экономической мобильности к полюсам социальной структуры; 2) нарастающие различия в материальном, социальном положении, доступе к власти, ценностных установках, интересах, моделях поведения высших и низших слоев; 3) взаимоисключающий характер этих интересов. Ее суть сформулирована в известном библейском изречении — «законе Матфея» — «кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» 1.

Для понимания развития процессов социального неравенства концепции социальной поляризации недостаточно, по крайней мере, по двум причинам.

Во-первых, она предполагает, что обладание одними ресурсами автоматически означает обладание другими (обывательские представления «с деньгами можно все…»), что далеко не всегда подтверждается эмпирическими фактами. Очевидно, что высокий уровень образования, культурный «капитал» хотя и коррелирует с хорошим материальным положением людей, однако не обязательно предполагает его, и наоборот. Во-вторых, из логики «социальной поляризации»

следует, что по прошествии некоторого времени все население страны в итоге раскалывается на «нищих» и «олигархов». Ясно, что этого не происходит ни в Книги священного писания Ветхого и Нового Завета в русском переводе с параллельными местами и словарём. — М.: Российское библейское общество, 2001. — 1312 с. — ISBN 5Мф. 13:12).

России, ни в странах Запада, не переживших эпохи социалистического «всеобщего перераспределения». Сомнения по отношению к концепции стратификационной поляризации высказываются и другими исследователями 1.

Традиционные подходы к изучению социального неравенства как к фиксации сложившихся различий в обществе были наиболее продуктивны в период интенсификации социального расслоения российского общества — в первые несколько лет после начала рыночных реформ. Процессы радикальной либерализации экономики и ослабления редистрибутивной функции государства в 1990-е годы привели к стихийному восстановлению «биологической справедливости» в пределах одного поколения, характерной для периодов революционных потрясений, когда самые активные и деятельные представители «низов»

получают уникальные возможности для восходящей мобильности (как в рамках закона, так и вне его), а многие представители средних и высших слоев оказываются нежизнеспособными в новых условиях. В результате либерализации механизмов социальной мобильности положение индивидов в социальной структуре в 1990-е годы как никогда раньше определялось их индивидуальноличностными качествами 2. Термин «поляризация» действительно отражал общую динамику социального неравенства, а фиксация доходов и уровней бедности в различных социальных группах позволяла определить наиболее проблемные социальные группы.

В последние годы рост неравенства замедлился, но не обратился вспять, так что «поляризованность» российского общества, например, по доходам, и сейчас остаётся уникально высокой. Значительная часть авторов считают, что Россия подошла к новому этапу развития своей социальной структуры, который можно обозначить как «институционализация неравенства», или, в терминологии П. Штомпки, кристаллизация структур интересов, возникновение Бакштановский, В. И. Социология морали: нормативно-ценностные системы / В. И. Бакштановский, Ю. В. Согомонов // Социологические исследования. — 2003. — № 5. — С. 8— 20 (С. 16).

Тихонова, Н. Е. На пути к новой стратификации российского общества.

прочной иерархии привилегий и лишений в отношении доступа к желаемым благам и ценностям, таким как богатство, власть, престиж 1. Это закрепление неравных стартовых позиций для новых поколений, передача раз достигнутого высокого социального статуса детям, инвестирование в них социального и экономического семейного «капитала» и, напротив, исключение «проигравших» и их потомков из доступа к важнейшим экономическим, политическим и культурным ресурсам общества, блокирующее им возможности восходящей мобильности. По мнению Т. И. Заславской, верхние слои общества стали все больше закрываться для пополнения свежими силами «снизу» 2. З. Т. Голенкова и П. М. Козырева, по результатам целевых и общероссийских выборочных опросов, утверждают, что в социальном расслоении наступает стабилизация:

примерно 10% благополучных утверждаются в своем статусе выигравших от реформ, проигравшее большинство адаптируется к новым жизненным условиям 3. Таким образом, делаются выводы об окончании периода социетального хаоса, в котором пребывала страна в начале-середине 1990-х, формировании контуров новой социальной структуры. Всё это заставляет предположить, что за «углублением пропасти» скрываются более сложные латентные процессы флуктуационных мобильностей, кумулятивных и дисперсивных неравенств.

Как выразился литовский исследователь Р. Григас, «характер траекторий латентности социальных структур и процессов, а не очевидность — вот то, что волнует социолога или социального антрополога» 4. М. Руттер и Н. Мадж указывают на важность раскрытия каузальных процессов, понимание цепочки обстоятельств помимо идентификации какой-то «основной» тенденции, поскольШтомпка, П. Понятие социальной структуры: попытка обобщения, с. 11—12.

Заславская, Т. И. Социоструктурный аспект трансформации российского общества / Т. И. Заславская // Социологические исследования. — 2001. — № 8. — С. 3—11, с. 9.

Иванова-Гладильщикова, Н. Можно ли понять умом Россию? [Эл. ресурс] / Н. ИвановаГладильщикова // Известия Науки. — 2002. — Режим доступа:

http://www.inauka.ru/science/article32919/print, свободный.

Григас, Р. Контуры социологической концепции полей социальной напряженности / Р. Григас // Социологические исследования. — 2004. — № 5. — С. 29—35, с. 29.

ку разные формы и механизмы депривации (биологические, семейные, институциональные, политические, социетальные) взаимосвязаны друг с другом 1.

Итак, признавая идеологическую нагруженность термина «социальная поляризация» и необходимость объяснения формирующихся институциональных моделей социального неравенства, в данной работе мы опираемся на понимание неравенства как процесса, способного развиваться в разных направлениях под воздействием подбора взаимосвязанных ресурсов, которыми располагают отдельные субъекты социального неравенства. Взаимосвязанность и взаимодействие ресурсов приводит к тому, что действие отдельного ресурса почти никогда не является независимым, а усиливается или ослабляется подбором остальных ресурсов. Этот факт часто остаётся за пределами внимания исследователей, когда социальное неравенство изучается на основе фиксации сложившихся неравенств (степени поляризации) в различных разрезах социальной структуры.

Наиболее проблемными эффектами являются ситуации умноженного воздействия группы ресурсов, которое ведёт к процессу ускоренного воспроизводства и обострения неравенств. Неудивительно, что именно такой механизм дифференциации исследован наиболее полно, начиная с работ Р. Мертона 2. Он назван кумулятивным (от accumulating dis(advantages) — накопление преимуществ / неблагоприятных обстоятельств). Напротив, в работах авторов, исследующих кумулятивные процессы, мы находим лишь отрывочные упоминания об эффектах, препятствующих бесконечной аккумуляции преимуществ или углублению депривации, т.е. о процессах замедления накапливания или сглаживания неравенств — дисперсивных процессах. Последние также обусловлены взаимодействием наличных ресурсов субъектов неравенства, а преобладание первых или вторых на отдельном временном этапе в стабильном обществе и создаёт наблюдаемые уровни неравенства.

Rutter, M. Op. cit., p. 11.

Merton, R.K. The Matthew Effect in Science.

Предметом нашего исследования, таким образом, становятся факторы, обладающие кумулятивным и дисперсивным эффектом в их воздействии на динамику социального неравенства. Учитывая, что в отечественной литературе по нашей теме почти не встречаются упоминания о кумулятивных и дисперсивных эффектах (важное исключение составляют, например, работы Г. С. Батыгина, В. Э. Бойкова 1 ), считаем нужным дать авторское определение кумулятивных и дисперсивных факторов динамики социального неравенства.

Кумулятивными факторами динамики социально-экономического неравенства назовём имеющиеся ресурсы (или условия доступа к ним) субъекта социального неравенства, своим взаимодействием поддерживающие и усиливающие доминирующую тенденцию мобильности данного субъекта: восходящую (ведущую к дальнейшему накоплению ресурсов) или нисходящую (ведущую к дальнейшей потере ресурсов). Дисперсивными факторами — имеющиеся ресурсы (или условия доступа к ним) субъекта социального неравенства, способные своим взаимодействием замедлить или обратить вспять доминирующую тенденцию мобильности субъекта, т.е. затруднить или предотвратить дальнейшее накопление (или, соответственно, потерю) ресурсов субъектом.

Работа в ключе гипотез о кумулятивных и дисперсивных факторах открывает множество исследовательских направлений. Во-первых, важно установить, какие ресурсы и в каких ситуациях обладают кумулятивным эффектом, а какие — дисперсивным. Понимание этого должно помочь принятию решений на уровне социальной политики: идентификация ситуаций риска углубления депривации, активация внутренних ресурсов индивидов на борьбу с неблагоприятными обстоятельствами. Во-вторых понятие кумулятивности может успешно применяться для исследования социальной мобильности, жизненных траектоБатыгин, Г. С. «Эффект Матфея»…; Бойков, В. Э. Указ. соч.

рий индивидов. «Накапливание преимуществ» означает последовательное движение индивида вверх по социальной лестнице, повышение его социального статуса по разным осям социальной стратификации (соответственно, «углубление депривации» означает тот же принцип нисходящей мобильности). Напротив, дисперсивный характер мобильности означает, что одни и те же индивиды переживают как «взлеты», так и «падения» по лестнице социальных иерархий и что статусные преимущества по одним осям социальной стратификации не приводят к преимуществам в других. В-третьих, особым вопросом является наличие кумулятивных эффектов в межпоколенческой социальной мобильности.

Кумулятивные эффекты — это воспитание более здорового и счастливого потомства за счёт лучших стартовых условий в виде образования, достижительских ценностей и материальной обеспеченности, либо, напротив, закрепление на низших уровнях социальной структуры, формирование наследуемой бедности. Дисперсивный характер межпоколенной мобильности означает, что выходцы из средних и высших социальных слоев не обязательно реализуют те преимущества, которые обеспечили им родители, а выходцы «из народа», напротив, имеют возможность подняться и компенсировать свои изначально худшие жизненные шансы.

1.2. Теоретические подходы к анализу кумулятивного и дисперсивного характера неравенства Как уже отмечалось, исследователи социальных неравенств относительно недавно стали оперировать понятием кумулятивного характера социальных процессов, а продуктивные методики измерения «кумулятивности» не разработаны до сих пор. Однако идеи о том, что социальное развитие идет в направлении накапливания преимуществ одними и углубления депривации других, присутствуют в значительном количестве социально-экономических концепций, обеспечивая теоретическую базу для нашего исследования. В связи с этим значительные концептуальные возможности открывает принцип политеоретичности, полипарадигмальности, предполагающий отказ от следования «единственно правильной» теории и обращение вместо этого к различным теоретическим подходам, предлагающим разные взгляды на изучаемую проблему и «срезы»

предмета исследования. О приемлемости такого подхода пишет, в частности В. А. Ядов, связывая это с резким возрастанием динамизма социальных изменений и взглядом на общество с точки зрения «постклассической» науки как на «конструкции непрерывно меняющейся реальности агентами, которые и производят социальные изменения». Поэтому критерием обоснованности знания становится неоднозначность, то есть множественность объяснения изучаемых процессов 1.

Макроэкономические теории. Аналитический обзор начнём с группы теорий, имеющих, возможно, наиболее давнюю традицию в построении различных схем воспроизводства богатства и бедности. Так, теории «порочных кругов нищеты», зародившиеся в западных экономических школах в 40-х годах ХХ века, объясняют воспроизводство неблагополучных обстоятельств различных обществ через замкнутые циклы в развитии, в процессе которых общество проходит через ряд состояний, в итоге возвращаясь к исходному 2.

Экономистам принадлежит право «первооткрытия» так называемой теории кумулятивной причинности (cumulative causation). Это понятие было предложено Т. Вебленом в начале XX в. и означало, что экономика является эволюционирующей системой и экономическое развитие характеризуется причинным взаимодействием различных экономических феноменов, усиливающих друг друга. «История экономической жизни индивида представляет собой кумулятивный процесс адаптации средств к целям, при котором развивается совокупЯдов, В. А. Возможности совмещения теоретических парадигм в социологии / В. А. Ядов // Социологический журнал. — 2003. — № 3. — С. 5—19.

Нуреев, Р. М. Теории развития: кейнсианские модели становления рыночной экономики / Р. М. Нуреев // Вопросы экономики. — 2000. — № 4.

ное изменение…» 1. Тем самым он противопоставлял свою позицию концепциям равновесия неоклассической экономики. Кумулятивную причинность можно понимать как самоподдерживающийся и развивающийся механизм, не имеющий конечной цели. Факторами кумулятивного процесса изменений являются как внешние обстоятельства, так и личностные особенности индивидов. Понятие «круговой и кумулятивной причинности» получило развитие у Н. Калдора и нобелевского лауреата Г. Мюрдаля 2. По их мнению, процессы кумулятивной причинности предполагают, что региональное и национальное развитие обычно является скорее дивергентным, чем конвергентным, и что технология и экономические системы могут оказаться «запертыми» в рамках ограниченных путей развития. Сегодня основным объектом внимания этой теории является динамика роста и развития экономики индустриально развитых и развивающихся стран. Она оперирует понятиями возрастающей отдачи, экономического эффекта, обусловленного внешними факторами, взаимодополняемости в производстве, потреблении и технологических изменениях 3.

Марксизм. Центральное место и в марксизме, и в предшествующих ему социалистических доктринах занимает теория обнищания масс и тезис о прогрессирующей пауперизации пролетариата. Таким образом, упомянутые нами выше концепции «поляризации» восходят именно к социальной теории марксизма. Экономическая поляризация, по Марксу, означает, что по мере накопления капитала идет процесс накопления нищеты, то есть бедные становятся беднее, а богатые — богаче. Экономическая поляризация сопровождается социальной — формированием двух антагонистических классов — буржуазии и Veblen, T. The Place of Science in Modern Civilisation and Other Essays / T. Veblen. — New Brunswick, NJ: Transaction Books. — 1990. — P. 74-75. Цит. по Классики менеджмента: Энциклопедия / под ред. М. Уорнера. — СПб: Пи-тер, 2001. — 1168 с. — ISBN 5-318-00126-2, с. Kaldor, N. Op. cit.; Setterfield, M. History versus equilibrium: Nicholas Kaldor on historical time and economic theory / M. Setterfield // Cambridge Journal of Economics. — 1998. — Vol. 22. — P. 521—537; Myrdal, G. Op. cit.

Toner, Ph. Main Currents in Cumulative Causation. The Dynamics of Growth and Development / Ph. Toner. — Macmillan UK, 1999. — ISBN 0-333-74688-0.

пролетариата — и исчезновением промежуточных социальных групп. Таким образом, на одном полюсе накапливается богатство, на другом — нищета, муки труда, рабства, невежества, огрубения и моральной деградации 1. Позднее, в начале XX в. на смену теории абсолютного обнищания масс пришла теория относительного обнищания, заложившая основы понимания относительного характера бедности и обосновывающая «справедливость» роста требований рабочих и их притязания на более высокое место в социальной иерархии 2.

Теория социальной стратификации М. Вебера. Одним из ключевых положений веберовской теории стратификации является понятие неравных «жизненных шансов» индивидов — их возможностей получить большее или меньшее количество экономических и культурных благ, достичь экономического процветания. Жизненные шансы определяются отношением к собственности и классовой принадлежностью индивида (у представителей одного социального класса жизненные шансы примерно равны, классовые же различия обусловливают и неравенство жизненных шансов). Они выходят за пределы экономической сферы как таковой, определяя уровень образования, стандарты медицинского обслуживания, жизненные ожидания индивида. Соответственно, человек скромного происхождения имеет меньше шансов стать богатым, образованным, здоровым и успешным, чем человек из более благополучной среды; наилучший же шанс быть благополучным — быть таким с рождения.

Возможности аккумулирования классовых преимуществ рассматриваются Вебером через понятие «монополизации» благ и ресурсов. Так, представители привилегированного класса собственников способны: 1) монополизировать приобретение дорогих товаров; 2) контролировать возможности систематической монопольной политики в продаже товаров; 3) монополизировать возможности накопления собственности благодаря непотреблению прибавочного проМаркс, К. Указ. соч., с. 660.

Родбертус, К. Первое социальное письмо к фон Кирхману / К. Родбертус. — С.-Пб. — 1906. — С. 68. Цит. по: Мизес, Л. фон. Социализм. Экономический и социологический анализ / Л. фон Мизес. — М.: Catallaxy, 1994. — 416 с. — ISBN 5-86366-022-8, с. 245— дукта; 4) монополизировать возможности аккумуляции капитала благодаря сохранению за собой возможности предоставлять собственность взаем и связанной с этим возможности контролировать ключевые позиции в бизнесе; 5) монополизировать привилегии на социально престижные виды образования так же, как на престижные виды потребления 1.

Теория структурации Э. Гидденса. Анализ повторяющегося характера социальных процессов представлен в теории структурации 2. Понятие структурации характеризует взаимную зависимость человеческой деятельности и социальной структуры. Агенты, с одной стороны, испытывают на себе воздействие социальной структуры, при этом трансформируя её в ходе повседневной деятельности. Так происходит процесс постоянного воспроизводства социальной жизни. Концепция структурации анализирует намеренные и непреднамеренные следствия социальных действий. Используя понятие «каузальных витков»

(causal loops), Гидденс анализирует взаимосвязь частей социальной системы через их причинные (каузальные) отношения. Действия одного элемента системы вызывает последовательность событий, влияющих на другие ее элементы.

Эти изменения, в свою очередь, оказывают воздействие на исходный элемент.

Цепь воздействий может привести как к изменениям системы в целом и отдельных ее частей, так и к восстановлению исходного состояния (в этом случае Гидденс называет такие каузальные витки «гомеостатическими»).

Эта аналитическая схема применяется, например, в объяснении воспроизводства бедности из поколения в поколение (каузальный виток «бедность — плохое образование — низкая зарплата — бедность»). Она была использована, например, для изучения стратегий поведения аграрных предприятий в современной России 3. В рамках ее представляется важным выяснить роль структурВебер, М. Указ. соч.

Гидденс, Э. Указ. соч.; Климов, И. А. Социологическая концепция Энтони Гидденса / И. А. Климов // Социологический журнал. — 2000. — № 1—2.

Линдер, П. Репродукционные круги богатства и бедности в сельских сообществах России / П. Линдер // Социологические исследования. — 2002. — № 1. — С. 51—61.

ных и индивидуальных факторов, способствующих сохранению / накапливанию преимуществ либо сохранению / углублению депривации.

Концепция «капитала» П. Бурдье. Концепция акцентирует внимание на том, как разные виды ресурсов способны «переливаться» друг в друга, как наличие у индивидов одних ресурсов способствует накапливанию других. Под «капиталом» Бурдье понимает ограниченные ресурсы — «накопленный труд» — и выделяет три его основных разновидности — экономический, культурный и социальный 1. В. Радаев, следуя принципиально той же схеме, определяет капитал как «накапливаемый хозяйственный ресурс» и выделяет значительно большее количество его видов — экономический, культурный, человеческий, социальный, административный, политический, символический, физический 2.

Капитал является динамическим и самовозрастающим ресурсом. Как сам капитал, так и позиции, занимаемые его обладателями, воспроизводятся благодаря способности капитала к накапливанию (чем больше капитал данного вида, тем легче его поддерживать и накапливать) и к конвертации, то есть трансформации одних его видов в другие, постоянной смене собственных форм (чем больше капитал одного вида, тем легче накапливать другие виды капитала).

Так, при определенных условиях культурный и социальный капитал могут конвертироваться в экономический, а тот, в свою очередь, облегчать доступ его обладателей к культурному и социальному капиталу — хорошему образованию, аристократическим титулам, общественным почестям («капитал тянется к капиталу»). При этом «различные типы капитала дифференцированы в зависимости от их способности к воспроизводству, или от того, насколько легко они передаются» 3.

Бурдье, П. Указ. соч.

Радаев, В. Понятие капитала, формы капиталов и их конвертации / В. Радаев // Общественные науки и современность. — 2003. — № 2. — С. 5—16.

Бурдье, П. Указ. соч., с. 72.

Концепция социального исключения. Кумулятивному характеру процессов неравенства большое внимание уделяется в концепции социального исключения (social exclusion, некоторые авторы переводят этот термин как «социальная отверженность» или «социальная эксклюзия») 1. Зародившись во Франции в 1960-е годы, наиболее влиятельной она стала в последние полтора десятилетия.

В отличие от превалирующей традиции изучения бедности как статичного явления (недостаточного уровня потребления), новая концепция акцентирует внимание на динамических аспектах неравенства («процесса исключения») 2.

П. Абрахамсон называет социальное исключение «постмодернистским эквивалентом бедности» 3. Э. Гидденс подчеркивает, что социальное исключение — это не степень неравенства, но механизмы, отделяющие группы людей от социального «мэйнстрима» 4. В одном из определений предлагается считать «исключенными» тех, кто, являясь географическими резидентами данного общества, не может участвовать в нормальной деятельности граждан общества по причинам, находящимся вне их контроля 5. Другое, делая акцент на (не)доступных индивиду ресурсах, утверждает, что индивиды исключены, когда: «1) находятся в невыгодном положении с точки зрения образования, квалификации, занятости, жилищных, финансовых ресурсов и т.д.; 2) их шансы получить доступ к основным социальным институтам, распределяющим эти жизненные шансы, существенно ниже, чем у остального населения; 3) подобные ограничения Atkinson, A.B. Social Exclusion, poverty and unemployment / A. B. Atkinson // Exclusion, Employment and Opportunity, CASE paper № 4. — L.: Centre for Analysis of Social Exclusion, London School of Economics, 1998; Berghman, J. Social Exclusion in Europe: Policy Context and analytical framework / J. Berghman; ed. G. Room // Beyond the Threshold. — Bristol: The Polity Press, 1995. — ISBN 978-1-861-34003-0; Burchardt, T. Social Exclusion in Britain 1991—1995 / T. Burchardt, J. Le Grand, D. Piachaud // Social Policy & Administration. — 1999. — Vol. 33, № 3. — P. 227—244; Paugam, S. The Spiral of Precariousness: A Multidimensional Approach to the Process of Social Disqualification in France / S. Paugam; ed. G. Room // Beyond the Threshold:

The Measurement and Analysis of Social Exclusion. — Bristol: Policy Press, 1996. — ISBN 1-861Room, G. Social Exclusion, Solidarity and the Challenge of Globalisation / G. Room // International Journal of Social Welfare. — 2000. — Vol. 8. — P. 166—174.

Berghman, J. Указ. соч.; Абрахамсон, П. Указ соч.

Абрахамсон, П. Указ соч., с. 159.

Giddens, A. The Third Way: Renewal of Social Democracy / A. Giddens. — Cambridge: Polity Press, 1998. — ISBN 978-0-745-62267-5, с. 104.

Burchardt, T. Указ соч., с. 229.

длятся во времени» 1. Как правило, в число исключенных попадают длительно безработные; современная британская социальная политика также относит к ним экономических мигрантов, беженцев, наркоманов, молодых правонарушителей, бездомных, не посещающих школы детей, криминально ориентированных подростков и преступников-рецидивистов — группы, чье поведение несет в себе общественную опасность.

Авторы, работающие в этой традиции, реже пользуются терминами «бедность» или «низшие слои» и чаще — такими понятиями как disadvantages — неблагоприятные условия или обстоятельства, ущерб, потеря, вред, депривация, социальная неприспособленность, социальная неустойчивость, социальная уязвимость, социальная дисквалификация, маргинализация, социальная (дез)интеграция 2. Соответственно на смену традиционным «вертикальным»

стратификационным схемам, оперирующим понятиями высших / низших слоев (классов), приходят более сложные «горизонтальные» деления на «инсайдеров»

и «аутсайдеров» 3.

Концепция исключения вводит понятие «множественности социальных проблем» — накапливания, подобно снежному кому, взаимопорождающих негативных жизненных обстоятельств, когда одно неблагоприятное обстоятельство нагромождается на другие 4. Указанные работы показывают ограниченность «финансового», статического подхода к изучению бедности, необходимость использования неэкономических индикаторов, анализа ее в терминах накапливания неблагоприятных обстоятельств. Одним из аналитических инструментов в этой концепции является понятие «цикл передаваемой депривации». Так, наАбрахамсон, П. Указ. соч., с. 159.

Rutter, M. Указ. соч., с. 4.

Абрахамсон, П. Указ. соч., с. 158.

Korpi, T. Accumulating Disadvantage. Longitudinal Analyses of Unemployment and Physical Health in Representative Samples of the Swedish Population / T. Korpi // European Sociological Review. — 2001. — Vol. 17. — P. 255—273; Martin, C. French Review Article: The Debate in France over «Social Exclusion» / C. Martin // Social Policy & Administration. — 1996. — Vol. 30, № 4. — P. 382—392; Paugam, S. Poverty and Social Disqualification: a Comparative Analysis of Cumulative Social Disadvantage in Europe / S. Paugam // Journal of European Social Policy. — 1996. — Vol. 6, № 4. — P. 287—303.

пример, депривированные в детстве становятся родителями следующего поколения депривированных детей 1. Обращается внимание на комплексный характер депривации — это не только снижающиеся возможности потребления, но и затрудненный доступ к образованию, получению услуг в области социального обеспечения, политическому и социальному участию, разрыв социальных связей, кризис идентичности. Эмпирические исследования в Великобритании показали тесные взаимосвязи между (не)участием индивида в пяти важнейших видах деятельности в британском обществе — потребительской, сберегательной, производственной, политической и социальной 2.

Концепция социального исключения прочно связана с практической деятельностью в сфере социальной политики, нацеленной на искоренение механизма воспроизводства стойкой бедности. Она способствовала пониманию того, что рост национального благосостояния сам по себе не решает проблемы накапливания неблагоприятных жизненных обстоятельств. При этом старые — перераспределительные — методы борьбы с бедностью в виде социальных трансфертов в лучшем случае позволяют поднять уровень потребления низших слоев, но не повышают «жизненные шансы» последних, фактически, консервируя их депривированное положение и зависимый от государства экономический статус. Поэтому столь востребованными в арсенале работников социальных служб стали меры «активации» исключенных — социальные услуги, призванные мобилизовать их собственные ресурсы и повысить уровень участия в основных институтах общества. Риторика социального исключения была воспринята европейскими политиками, и в последние два десятилетия сначала во Франции, а затем и во многих других странах ЕС борьба с социальным исключением стала одним из приоритетов социальной политики; разработаны и реализовываются государственные «Программы борьбы с исключением» (“Programmes for the Struggle against Exclusion”). Важнейшая цель этих программ — уменьшение застойной безработицы и, соответственно, основным направлениRutter, M. Указ. соч., с. 6.

Burchardt, T. Указ. соч., с. 227.

ем «социального включения» становится реинтеграция исключенных в рынок труда: «От пособий — к работе» (“from Welfare to Work”) 1.

В последнее десятилетие понятие социального исключения стали использовать и отечественные исследователи. Наиболее известны работы Ф. Бородкина и Н. Тихоновой 2, результаты исследования исключений сельского населения (З. Калугина, Н. Чернина, С. Ярошенко) 3. Здесь имеются попытки измерить социальную исключенность на институциональном и поведенческом уровнях, выделив группу показателей исключенности по отношению к средствам жизнеобеспечения, политическим и социальным правам. Стратегиям домохозяйств по совладанию с социальным исключением было посвящено исследование М. Локшина и Р. Емцова 4.

Ограничение на применение концепции социального исключения к российской действительности заключается в том, что на Западе при общих достаточно высоких жизненных стандартах «исключенные» составляют меньшинство населения. Для России, характеризующейся сегодня массовой бедностью, выделяемые по тем же параметрам «исключенные» могут насчитывать от 20 до 40% населения, то есть это скорее не группа исключенных, а, напротив, часть «мейнстрима», формирующая благодаря своей многочисленности «обычные», «нормальные» для российского общества установки и практики. Как признает Н. Тихонова, концепция социального исключения «создана и эффективно работает применительно к обществам скорее постиндустриального, чем индустриMartin, C. Указ. соч., с. 383.

Бородкин, Ф. М. Социальные эксклюзии / Ф. М. Бородкин // Социологический журнал. — 2000. — №3—4; Бородкин, Ф. М. Преодоление социальной эксклюзии: новые подходы; Тихонова, Н. Е. Социальная эксклюзия в российском обществе / Н. Е. Тихонова // Общественные науки и современность. — 2002. — № 6. — С. 5—17; Тихонова, Н. Е. Феномен городской бедности в современной России / Н. Е. Тихонова. — М.: Летний сад, 2003. — 407 с. — ISBN 5-94381-104-4; Тихонова, Н. Е. Феномен социальной эксклюзии в условиях России.

Калугина, З.И. Трансформация аграрного сектора России: проблемы эффективности и адаптации населения / З. И. Калугина // Мир России. — 2000. — Т. IX, № 3. — C. 48—95;

Чернина, Н. В. Указ. соч.; Ярошенко, С. С. Северное село в режиме социального исключения.

Lokshin M., [Эл. ресурс] / Household Strategies for Coping with Poverty and Social Exclusion in Post-Crisis Russia / M. Lokshin, R. Yemtsov // EconPapers. — Режим доступа:

http://econpapers.repec.org/paper/wbkwbrwps/2556.htm, свободный [Загл. с экрана] ального типа, где на место вертикальной приходит горизонтальная стратификация» 1. Однако безусловно перспективно использовать теоретический и методологический багаж этой концепции, нацеленный на выявление динамических аспектов депривации, то есть тех факторов, которые не позволяют людям вырваться из состояния бедности.

Концепция «культуры бедности» и «андекласса». Если в странах континентальной Европы в последние десятилетия преобладающей моделью анализа проблем воспроизводства бедности, депривации, худших жизненных шансов стала концепция «социального исключения», то англоамериканская традиция анализа этих проблем представлена концепцией «андекласса» (underclass) — устойчивого самовоспроизводящегося низшего слоя социальной структуры 2. К андеклассу относят группы трудоспособного населения, длительное время находящиеся на общественном иждивении — государственных пособиях по бедности. Это преимущественно матери-одиночки, хронически безработные и лица с нестабильной занятостью. Среди представителей андекласса высока доля «цветного» населения. Основными признаками этой категории являются крайняя бедность, внебрачное материнство, географическая сегрегация и межпоколенная преемственность этих проблем.

Если европейская модель «социального исключения» делает предметом своего анализа прежде всего структурные факторы депривации и особенности социальных сетей и социального участия исключенных групп, то в концепциях андекласса большое внимание уделяется культурным и индивидуальноличностным факторам, удерживающим людей на социальном дне. В 1960-е гг.

американским ученым О. Льюисом предложена концепция «культуры бедности», формирующейся в условиях постоянной нужды, когда низшие слои населения вырабатывают специфические ценности и нормы поведения, облегчаюТихонова, Н. Е. Феномен социальной эксклюзии в условиях России, с 37.

Балабанова, Е. С. Социально-экономическая зависимость: теория, история и современность / Е. С. Балабанова. — Н. Новгород: Изд-во ННГУ, 2004. — 269 с. — ISBN 5-85746-676-8, с. 63—77.

щие существование в условиях бедности, но при этом не позволяющие вырваться из нее 1. Отсюда традиция анализа этих социальных групп в терминах «рационального выбора» (сознательный выбор жизни на пособии как более выгодной по сравнению с оплачиваемой занятостью); потери уверенности в себе и «выученной беспомощности». Большое внимание уделяется описанию вредных привычек представителей андекласса, усугубляющих положение их семей.

Справедливости ради следует отметить, что не игнорируются и структурные факторы — изменения на рынке труда, блокированные возможности социальной мобильности, правила предоставления социальной помощи бедным. В целом же выводы авторов, работающих в этой традиции, сходны с теми, что предлагаются в теории структурации и концепции социального исключения — из андекласса трудно вырваться, каждый следующий год, проведенный вне рынка труда, затрудняет возвращение на него, лишения накапливаются и, словно оковы, препятствуют восходящей мобильности.

Рассмотрение семи основных исследовательских подходов, которые учитывает настоящая работа, позволяет сделать следующие выводы. Понимание кумулятивного характера социальных процессов и процессов воспроизводства социальных структур и феноменов находит отражение в аналитических моделях «порочных кругов», «кумулятивной причинности», «каузальных витков», «монополизации благ (ресурсов)», «накапливания / конвертации ресурсов», «множественности социальных проблем». В отмеченных теоретических подходах, во-первых, присутствуют идеи: 1) закрытости социальных структур и воспроизводства социальных слоев — закрепления своих привилегированных позиций высшими слоями и удержания в непривилегированном положении низших; 2) накапливания уровня ресурсной (не)обеспеченности по принципу Lewis, O. La Vida.

«снежного кома»: ресурсы (преимущества) либо накапливаются и способствуют взаимному возрастанию, либо, наоборот, углубляется депривация от этих ресурсов. Во-вторых, в рассмотренных нами источниках присутствуют идеи как аккумулирования и воспроизводства структур и ресурсов, так и механизмов, препятствующих их аккумулированию, иначе в обществе была бы невозможна социальная стабильность.

Соответственно, анализ рассмотренных нами теоретических подходов задает «структурно-ресурсную» схему дальнейшего анализа. Мы сосредоточиваем свое внимание: 1) на феноменах воспроизводства социальных структур и статусов и факторах, способствующих аккумулированию ресурсов / углублению депривации от этих ресурсов; 2) на феноменах социальной мобильности и факторах, обусловливающих дисперсивный характер распределения ресурсов в обществе 1. Схема предполагает определение характера (кумулятивного или дисперсивного) взаимодействия ресурсов индивидов и социальных групп при максимально возможном учёте условий, в которых это взаимодействие происходит. Традиционные факторы неравенства, рассмотренные с позиций взаимодействия конкретных ресурсов, могут отвечать за производство как кумулятивных, так и дисперсивных эффектов. Например, доступ к образованию как форме воспроизводства человеческого капитала носит кумулятивный характер для восходящей мобильности выходцев из семей интеллигенции, тогда как возможность получения платного образования есть диспресивная форма воспроизводства неравенства, поскольку открывает доступ к дипломам, сертифицирующим необходимый уровень знаний и навыков, для тех, кто не способен пройти подобную «сертификацию» в равной конкурентной борьбе на «общих основаниях».

Балабанов, А. С. Процессы накапливания преимуществ и углубления депривации: к постановке исследовательской проблемы / А. С. Балабанов, Е. С. Балабанова // Экономическая социология. — 2003. — Т. 4, № 4. — С. 64—78.

1.3. Факторы прогрессирующего неравенства Анализ отечественных и зарубежных публикаций позволяет дать качественную характеристику причин и процессов накапливания преимуществ / углубления депривации в разных сферах жизни общества. Аккумулирование преимуществ или, напротив, неблагоприятных обстоятельств можно наблюдать практически во всех сферах жизни общества: на уровне регионов, предприятий, социальных групп, домохозяйств 1. Рассмотрим проблему сначала на «макросоциальном» уровне, затем — на уровне социальных групп.

1.3.1. Макроуровень процессов социального неравенства Процессы глобализации и технологический разрыв. Вероятно, наиболее масштабный уровень воспроизводства и углубления неравенства связан с тенденцией к образованию всемирной инвестиционной среды и интеграции национальных рынков капиталов, известной как «глобализация». Глобализационные процессы обостряют межстрановую конкуренцию и, как следствие, ведут к накапливанию преимуществ странами «золотого миллиарда» с одновременным исключением бедных стран из рынка инвестиций, которые могли бы позволить им догнать западный мир. Приводятся данные, что 72% мировых иностранных инвестиций в настоящее время приходится на капиталовложения США, ЕС и Японии друг в друга. Всего 5 крупнейших ТНК контролируют более половины мирового производства товаров длительного пользования, самолетов, электронного оборудования, автомобилей; 2—3 компании контролируют практически всю международную сеть телекоммуникаций 2. По мнению Л. Г. Ионина, в глобальном масштабе главная проблема — именно углубляющаяся пропасть между богатыми и бедными странами. «Из этой пропасти лезут призраки, которые всех так пугают, — антиглобализм, фундаментализм, национализм, терроБалабанов, А. С. Социальное неравенство: факторы углубления депривации / А. С. Балабанов, Е. С. Балабанова // Социологические исследования. — 2003. — № 7. — С. 34—43.

Мнацаканян, М. О. Глобализация и национальное государство: три мифа / М. О. Мнацаканян // Социологические исследования. — 2004. — № 5. — С. 137—142, с. 140.

ризм, может быть, будущий коммунизм» 1. В последние десятилетия сверхпотребление богатых стран и недопотребление бедных стало ещё более очевидным. Разрыв в доходах 20% населения самых богатых и стран и 20% беднейших увеличился с 30:1 в 1960 г. до 74:1 в 1997. Наблюдаются гигантские диспропорции в производстве ВВП. Апологетика «золотого миллиарда», принципа Парето «20/80», согласно которому 20% населения Земли потребляют 80% её ресурсов, сейчас актуальна как никогда 2.

Экономики, шагнувшие в постиндустриальный этап своего развития, работают в режиме, позволяющем создавать продукты с высокой добавленной стоимостью при меньших затратах сырья и большем использовании интеллектуального человеческого капитала — ресурса, наиболее эффективно воспроизводимого именно в богатых странах. Структура экономики бедных стран, ориентированных на индустриальное производство и экспорт сырья, становится «ловушкой»: увеличение уровня потребления в них возможно лишь за счет сверхэксплуатации природных и человеческих ресурсов, что в конечном счете ведет к их истощению.

Даже если принять во внимание значительно возросшую за последние десятилетия доступность вычислительных и коммуникационных мощностей, благодаря чему даже слабые страны могут развивать собственные информационные системы, не следует забывать о новых линиях технологического раздела между богатыми и бедными странами. Движение к стратегическим целям военной и энергетической безопасности требует огромных капитальных вложений, которые могут себе позволить лишь мировые лидеры; они же в наибольшей степени и воспользуются в дальнейшем выгодами от решения этих задач.

А. Тоффлера можно назвать Матфеем постиндустриальной эпохи за его мысль, Интервью с профессором Л. Г Иониным // Журнал социологии и социальной антропологии.

— 2003. — Том VI, № 2. — С. 5—20 (С. 19).

Иноземцев, В. Л. Постиндустриальное хозяйство и «постиндустриальное» общество / В. Л. Иноземцев // Общественные науки и современность. — 2001. — № 3. — С. 140—152;

Ракитянский, Н. М. Россия и вызовы глобализации / Н. М. Ракитянский // Социологические исследования. — 2002. — № 4. — С. 60—66.

что «в уже наступившем будущем лишь общества, озаботившиеся обзавестись технологиями, основанными на знаниях (knowledge based technologies), в конечном итоге, все и решат» 1.

«Цифровое неравенство». Наиболее яркая сторона «исключающего технологического развития» (М. Кастельс) 2 сегодня, пожалуй, неравенство в информационной сфере, иногда называемое цифровым (дигитальным) разрывом 3. Недостаточная включённость в новую информационную экономику приводит к исключению целых общественных слоев и территорий из новой, глобальной системы информационных связей и экономических отношений. Развитые страны сегодня выступают поставщиками качественно нового безграничного ресурса — информации и знаний, получая взамен ограниченные материальные ресурсы из стран мировой периферии.

Между субъектами информационного процесса возникают своего рода информационные «ножницы». В некоторых регионах запаздывание информационного развития приобретает хронический характер. В октябре 1997 г. Северная Америка опережала Африку по уровню распространения Интернета (число подключений на 1000 чел.) в 267 раз, в октябре 2000 — уже в 540 4. На развитые страны приходится 74% телефонных линий в мире и 93% пользователей интернета, на долю наименее развитых — соответственно 1,5% и 0,2%. Невидимая граница мировой паутины объединяет тех, кто имеет к ней доступ, и отсекает тех, кто его лишен. Таким образом, создаются две параллельные системы коммуникации, из которых одна — для обеспеченных, образованных, владеющих современными средствами связи, которые получают Баранов, В. П. Доктрина Тоффлера-Фукуямы-Хантингтона и реальность мира [Эл. ресурс].

— 1996. — Режим доступа: http://belani.narod.ru/LIB/Vlbaranov.htm, свободный [Загл. с экрана] Кастельс, М. Указ. соч., с. 23.

Аймалетдинов, Т. А. «Высокие технологии» и проблемы информационного неравенства в России / Т. А. Аймалетдинов // Социологические исследования. — 2003. — № 8. — С. 121— 126, с. 122.

Еляков, А. Д. Информационный тип социального неравенства / А. Д. Еляков // Социологические исследования. — 2004. — № 8. — С. 95—100, с. 95—97.

большие объемы информации быстро и дешево. Другие же, пользуясь прежними технологиями, получают устаревшую информацию и проигрывают. Другой разделительной линией в условиях глобализации систем коммуникаций становится знание английского языка.

Даже внутри развитых стран более интенсивно, чем в индустриальном обществе, происходит распадение социума на 2 класса: 1) класс интеллектуалов и 2) тех, кто не входит в новую информационную экономику. Разделение очень жесткое: в принципе интеллектуальный класс сегодня имеет возможность создавать готовую продукцию фактически без применения труда других людей.

Отчужденный класс не имеет даже моральных прав претендовать на этот продукт. С середины 20-х до середины 70-х гг. XX века имущественное неравенство в западных странах устойчиво снижалось. С середины 70-х — устойчиво растет 1.

Миграционные процессы. Миграция как фактор социальных преобразований негативно влияет на страны, утрачивающие часть своего населения. Становится ощутимой нехватка трудовых ресурсов, деформируется половозрастная структура населения за счет убытия из его состава наиболее здоровых, молодых, профессионально подготовленных граждан 2. Заметнее становится поток массовой незаконной миграции с Юга на Север на фоне усиливающейся поляризации, в ситуации демографического спада Севера и бурного демографического развития Юга. Политическими методами пресечь это будет невозможно.

Даже Мировой банк признаёт растущую неспособность периферийных зон обеспечить достаточное количество основных продуктов питания для своего населения 3.

Ракитянский, Н. М. Указ. соч., с. 61—65.

Юдина, Т. Н. О социологическом анализе миграционных процессов / Т. Н. Юдина // Социологические исследования. — 2002. — № 10. — С. 102—109, с. 103.

Валлерстайн, И. После либерализма: Пер. с англ. / И. Валлерстайн; под ред.

Б. Ю. Кагарлицкого. — М.: Эдиториал УРСС, 2003. — 256 с. — ISBN 5-354-00509-4, с. 23— 27.

Трансформация ценностей. Рост экономических различий в современном мире обусловливает серьёзные изменения внутренних, фундаментальных условий человеческого развития, которые в долгосрочном аспекте будут задавать разные целевые векторы развития Севера и Юга. Можно говорить о разделении ценностных ориентаций населения разных регионов мира на материалистические и постматериалистические. В Америке, Австралии и Западной Европе с конца 1960-х происходит отчетливый сдвиг от акцентирования материалистических ценностей к предпочтению самореализации, личностной удовлетворенности, качества жизни и окружающей среды (экология, социальная деятельность, участию в принятии решений в сфере экономики и общественной жизни) 1. Неравенство глубоко проникает не только в сферу материальной жизни, но и в культуру 2.

Региональное неравенство. Поляризация в пространстве происходит не только между странами и народами, но и внутри единых государственных и национальных общностей. В рамках основных типов населенных пунктов создаются неодинаковые условия для жизнедеятельности людей, в том числе и для их социальных перемещений. Эти особенности проявляются в размерах и интенсивности процесса мобильности, в его причинной обусловленности и направлениях перемещений. Среди факторов, имеющих большое значение для профессиональной мобильности, американские исследователи особо выделяют тип и размер населенного пункта 3. От места рождения значительно зависят качество образования, будущие связи, уровень дохода и другие факторы, влияющие на статус индивида в будущем. Чем крупнее первое место жительства инБунчак, Я. Социокультурная трансформация в Словакии 1990-х годов (некоторые итоги) / Я. Бунчак // Социологические исследования. — 2004. — № 7. — С. 115—119, с. 117.

Юрлов, Ф. Н. Социальные издержки глобализации / Ф. Н. Юрлов // Социологические исследования. — 2001. — № 7. — С. 13—22.

Blau, P.M. Op. cit.

дивида, тем больше у него шансов на профессиональный успех, тем выше степень экономической свободы 1.

В российском обществе примером воспроизводящегося и усиливающегося регионального неравенства является, с одной стороны, Москва, уже имеющая самый высокий уровень жизни в России и при этом осуществляющая масштабные инвестиционные проекты, а с другой стороны — провинция, в особенности бедные дотационные регионы, «проедающие» ресурсы из Центра, что способствует их все большей экономической зависимости, развалу инфраструктуры и ухудшению качества человеческих ресурсов. На конец 1990-х годов в России приходится высочайший уровень неравенства по доходам среди регионов — 10:1 2, по другим данным эти различия достигают 14 раз 3. На конференции ВШЭ «Конкурентоспособность и модернизация экономики» 6—7 апреля 2004 г. шла речь о механизмах ускоренного роста регионов с избыточной концентрацией доходов. При этом, однако, отмечалось, что прямая функциональная зависимость между экономическим неравенством и экономическим ростом отсутствует.

На территориальную поляризацию, к сожалению, накладывается и цивилизационная 4. По наиболее жёстким зарубежным оценкам, современная российская деревня находится в средневековье, в провинциальных городах преобладают нравы XIX в., и лишь «продвинутые» столицы можно назвать современниками эпохи5. Две третьих российских интернет-пользователей приходится на Власова, Н. Поляризация пространства как фактор экономической свободы [Эл. ресурс] / Н. Власова. — Материалы конференции «Гражданские свободы и образование на рубеже веков и континентов». — Режим доступа: http://www.prof.msu.ru/conf/conf32.htm, свободный [Загл. с экрана] Социальное расслоение и социальная мобильность / Отв. ред. З. Т. Голенкова. — М.: Наука, 1999. — 191 с. — ISBN 5-02-008304-6, с. 27.

Римашевская, Н. М. Бедность и маргинализация населения / Н. М. Римашевская // Социологические исследования. — 2004. — № 4. — С. 33—44, с. 36.

Родоман, Б. Б. Пространственная поляризация и переориентация / Б.Б. Родоман; под общ.

ред. Т. И. Заславской // Куда идёт Россия?.. Трансформация социальной сферы и социальная политика. — М.: Дело, 1998. — С. 178-183. — ISBN 5-7749-0122-X.

Lester, D. Feudalism’s Revenge: The Inverse Dialectics of Time in Russia / D. Lester // Contemporary Politics. — 1998. — Vol. 4, № 2. — P. 193—204.

Москву и С.-Петербург 1. Между тем, доступ к Сети сейчас является новой разделительной линией между образованными и неграмотными, богатыми и бедными, молодыми и пожилыми, городскими и сельскими жителями. На этом примере виден опасный комплекс факторов неравенства, способный генерировать социальное неравенство с умноженной эффективностью.

Государственная социальная политика: характер и последствия перераспределения ресурсов. Упоминание социальной политики среди факторов прогрессирующего неравенства может показаться странным. Но в научной литературе имеется достаточно свидетельств того, как малоэффективная социальная политика государства может закреплять бедность и даже порождать её. В частности, структурные объяснения высокого уровня бедности в России связываются именно с бездействием государственной социальной политики, развалом прежней распределительной системы и недостатками новой 2. Коммерциализация сфер образования и здравоохранения, рост доли населения в платежах за транспортные услуги и услуги ЖКХ предполагают наличие прочной ресурсной базы в домохозяйствах. Отсутствие таковой оборачивается катастрофическими последствиями для отдельных семей, и это не только российский опыт: в Польше негативные следствия избыточной коммерциализации социального обеспечения действуют как механизм накопления и бьют, прежде всего, по семьям с низкими доходами 3.

Категориальный принцип распределения социальных трансфертов в России сегодня не ругает только ленивый. Но западный опыт показывает, что и адресный принцип не обеспечивает более высоких жизненных шансов «исключенных». Так, в числе сил, удерживающих андекласс на социальном дне, называется система пособий, способствующая формированию «ловушек бедности».

Еляков, А. Д. Указ. соч., с. 97.

Бедность в России. Государственная политика и реакция населения / Ред. Дж. Клугман. — Вашингтон: Всемирный Банк, 1998. — ISBN 5-89520-17-6, с. 22.

Станицкис, Я. Посткоммунизм — явления тайны / Я. Станицкис // Социологические исследования. — 2002. — № 1. — С. 17—28, с. 22.

Устойчиво низкий доход для наиболее обездоленных гарантирует их более или менее сносное существование, но не способен качественно улучшить жизнь получателей пособий или стимулировать их внутренние ресурсы на борьбу с бедностью 1. Помощь, основанная на проверке нуждаемости претендентов (meanstested assistance), не стимулирует получателей пособий самостоятельно решать свои проблемы. В западных исследованиях бедности с 1980-х гг. утвердилось понятие «социальной дисквалификации», восходящее к работам Г. Зиммеля.

Оно подчёркивает, порой, неверное социальное конструирование группы бедных: как тех, кто получает помощь (или должен получать её согласно социальным нормам), а не как тех, кто страдает от особой нехватки ресурсов и лишений 2.

В современной России постсоветская система социальной защиты нередко исключает из государственной поддержки именно остро нуждающихся. Созданная для выравнивания возможностей, она самим характером своей деятельности часто усиливает неравенство: к льготам легче получить доступ тем, кто имеет ресурсы (например, ссуды на строительство жилья получают вынужденные мигранты, имеющие достаточный семейный доход; на обучение, вероятнее всего, будут направлены те имеющие социальные ресурсы безработные, которые добудут справки о возможности своего будущего трудоустройства 3 ). Наиболее же депривированные оказываются социально исключены и из доступа к ресурсам государственной поддержки тоже! Приводятся оценки, что эффективность государственных социальных программ в России (доля средств, достающихся семьям, живущим за чертой бедности), составляет лишь 19%, остальная же часть «размазывается» по многочисленным категориям льготников. В Центральной и Восточной Европе этот показатель колеблется в районе 30—50%.

Доля домохозяйств из трех верхних децилей составляет 90% в льготах на Field, F. Losing Out: The Emergence of Britain’s Underclass / F. Field. — Oxford: Basil Blackwell, 1989. — ISBN 0-631-17149-5, с. 101.

Погам, С. Указ. соч.

Балабанова, Е. С. Вынужденные мигранты: стратегии совладания с жизненными трудностями / Е. С. Балабанова // Экономическая социология. — 2000. — Том 1, № 2. — С. 35—53.

транспорт для студентов, 70% в льготах на санаторно-курортное обслуживание 1. В. Сидорова на примере одной из Республики Коми показывает крайне неравномерное и не в пользу малообеспеченных распределение дотаций и льгот. На 20% домохозяйств с наименьшими доходами приходится по 8% льгот на медицинское обслуживание и транспортные расходы, по 13% — на питание и оплату жилья. На 20% домохозяйств с наибольшими доходами — от 27 до 31% льгот. Методика оценки нуждаемости в республике в 1997—2001 гг.

была эффективна в снижении остроты и глубины бедности, но не решала проблемы снижения уровня бедности. Уменьшилась группа пребывающих в состоянии бедности от 1 до 2 лет, но увеличилась «хроническая» группа: от 2 до лет. В целом в 1999 г. «коэффициент обновления» (ротации) нуждающихся семей был довольно низким — 15%2.

Л. Н. Овчарова в выступлении на конференции ВШЭ «Конкурентоспособность и модернизация экономики» 6—7 апреля 2004 г. также касалась связи социальной политики и уровня бедности. По её наблюдениям, наиболее значительное неравенство наблюдается в самых бедных регионах. Социальные трансферты во многом работают лишь на усиление неравенства. Доступ к натуральным льготам в наибольшей степени имеется у обеспеченных групп (беднейшая децильная группа — 4% социальных расходов, богатейшая — 20%).

Вектор развития социальной политики должен смещаться от увеличения трансфертов к активизации регионов изнутри.

1.3.2. Кумулятивные факторы неравенств индивидов и социальных групп Руководствуясь при рассмотрении проявлений тенденций прогрессирующего неравенства в российском обществе структурно-ресурсной схемой, понятиями экономического, человеческого, социального капиталов, будем рассматДмитриев, М. Е. Социальные реформы в России: итоги и ближайшие перспективы / М. Е. Дмитриев // Общественные науки и современность. — 1998. — № 5. — С. 19—25, с. 21—22.

Сидорова, В. А. Влияние адресной социальной помощи на изменение уровня, глубины и остроты бедности / В. А. Сидорова // Социологические исследования. — 2004. — № 7. — С. 83—95, с. 87, 91.

ривать перемещения групп и индивидов по трём стратификационным осям:

экономической, культурной и властной. В отечественных публикациях по проблемам неравенства, порой, главным его источником определяется «дифференциация заработной платы» 1. Действительно, даже отраслевой срез различий в оплате труда в современной России потрясает: средняя зарплата работника в газовой промышленности составляет 392% от средней по стране, в цветной металлургии — 195%, в науке — 82%, в сельском хозяйстве — 46%, в легкой промышленности — 51% 2. Тем не менее, различия в оплате труда, на наш взгляд, не объясняют истинной причины неравенств: дифференциация зарплаты есть производное, результат неравного распределения индивидуальных ресурсов. Почему одни работают на высоко-, другие — на низкооплачиваемых работах? Почему одни остаются жить в депрессивных регионах и поселениях, другие мигрируют в более благополучные регионы и крупные города? Объяснить эти различия невозможно без обращения к неравенству индивидуальноличностных ресурсов, а саму дифференциацию зарплаты мы не рассматриваем в качестве первичного ресурса неравенства, признавая, впрочем, существование её кумулятивных связей со множеством других факторов.

Экономический капитал индивидов и домохозяйств. Анализ кумулятивных факторов неравенства на уровне индивидов и социальных групп естественно начать с материальных ресурсов — индивидуального и семейного экономического капитала. Обычно различия в уровне экономического благосостояния рассматривают как результат неравенства; нам же интересно рассмотреть, посредством каких механизмов материальное положение может воспроизводить себя и обусловливать дальнейший рост неравенства.

Отметим для начала, что характерная форма гистограммы распределения доходов в российском обществе (с вытянутым «хвостом» больших доходов), а также многочисленные свидетельства поляризации населения России по дохоСправедливые и несправедливые социальные неравенства… / Ред.-сост. Р. В. Рывкина.

Социальное расслоение и социальная мобильность / Отв. ред. З. Т. Голенкова, с. 27—28.

дам за последние полтора десятилетия — ещё слабые свидетельства работы «эффекта Матфея». Например, панельное исследование ИСЭПН РАН «Социальные связи, социальный капитал и адаптация к социальным изменениям в сельской местности России» показало рост материально-имущественного расслоения сельского населения и поляризации доходов в следующих цифрах. В 1995 г. на долю 20% наиболее обеспеченного сельского населения приходилось 30% всех денежных доходов, в 1999 г. — 47% 1. Однако, нет свидетельств того, что 20% наиболее обеспеченных в 1995 г. и 20% наиболее обеспеченных в 1999 — одни и те же домохозяйства. В США с 1977 по 1989 гг. на самый богатый 1% населения приходилось 70% общего роста доходов на семью 2. Но ясно, что состав верхнего процентиля в этот отрезок времени также не оставался постоянным. И всё же немало исследований подтверждают в динамике ускоренный прирост капитала именно у обеспеченных индивидов. По другим источникам (российские данные 1992—1995 гг.), главным приобретателем материальных ресурсов являлся именно верхний квинтиль 3. Закреплению высокого уровня благосостояния наиболее доходных групп способствовал переход ресурсов из государственного сектора экономики в частный (активная приватизация предприятий и жилья). Зарубежные авторы на своих данных также показывают, что имущественная обеспеченность сама по себе может определять будущее благополучие состоятельных семей 4.

Немало упоминаний в научной литературе мы находим о «запирающем»

действии низкого уровня доходов на депривацию индивидов. «За последние года только 6% бедных удалось поднять уровень своего материального положения (в целом по выборке — 23%), 9% — повысить уровень образования и Лылова, О. В. Экономическая адаптация селян к рыночным условиям / О. В. Лылова // Социологические исследования. — 2003. — № 9. — С. 107—113, с. 113.

Юрлов, Ф. Н. Указ. соч.

Commander, S. Channels of Redistribution: Inequality and Poverty in the Russian Transition. / S.

Commander, A. Tolstopiatenko, R. Yemtsov // The William Davidson Institute Working Paper Series. — 1997. — № 42.

Pahl, R. Divisions of Labour / R. Pahl. — Oxford: Basil Blackwell, 1984. — ISBN 0-631-13273Rutter, M. Op. cit., с. 66—67.

квалификации (в целом — 21%), 8% — получить повышение или найти подходящую работу (в целом — 17%), 4% — дорогостоящие приобретения (в целом — 16%). В общей сложности российских бедных за 3 года не смогли изменить к лучшему хоть что-либо в своем нынешнем положении» 1. Работа Т. Ю. Богомоловой и В. С. Тапилиной, которую мы продолжаем в эмпирической части нашего исследования, позволяет сделать вывод о застойном характере российской бедности в 1994— 2004 годах 2.

Согласно данным исследований ИКСИ РАН 2001—2003 гг., об улучшение уровня жизни говорили 41% (однако, отметим про себя: не 100%! — А.Б.) «богатых» и 14% «бедных». Оптимизм богатой части российского населения контрастирует с мнением не только бедных, но и представителей «срединного большинства». Опрос зафиксировал две примерно сопоставимые по численности группы: кому удалось за последние 3 года чего-то добиться в жизни (50%) и те, кому не удалось (50%). Успешные — изначально бывшие неплохо обеспеченными 3.

Наличие ресурсов, сопряжённых с хорошим материальным положением, и характер распоряжения ими — ещё один источник кумулятивного эффекта экономического капитала. Низкий доход, часто связанный с плохими жилищными условиями, характером питания, транспортной доступностью, затрудняет полноценное восстановление индивидов для продуктивной трудовой деятельности.

Наличие жилья в собственности у состоятельных семей — средство сбережений, которое может быть передано следующим поколениям или конвертировано в денежный капитал. Для бедных же семей, арендующих жилье, последнее не является активом, поэтому расходы на его содержание принимают «затратный» характер. Дифференцирующим фактором является сама структура доДавыдова, Н. М. Материально-имущественные характеристики и качество жизни богатых и бедных / Н. М. Давыдова, Н. Н. Седова // Социологические исследования. — 2004. — № 3. — С. 40—50 (С. 42).

Богомолова, Т. Ю Миграция бедности: масштабы, воспроизводство, социальный спектр.

Петухов, В. В. Новые поля социальной напряженности / В. В. Петухов // Социологические исследования. — 2004. — № 3. — С. 30—40, с. 31—34.

машних расходов — преобладание у обеспеченных семей доли «стратегических», направленных на укрепление экономического и человеческого капитала семьи (инвестиции в образование, покупка недвижимости, сбережения), у бедных — текущих, направленных на выживание (питание, покупка товаров для текущего потребления). Семейные стратегии первых — «долгосрочные стратегии социальной мобильности», вторых — «краткосрочные оборонительные стратегии» 1. Сберегательная активность в современных условиях — не только средство накопления, но и страховка на случай периодов безработицы, смены работы, потери трудоспособности.