«От КуАИ до СГАУ Сборник очерков Самара - 2002 Составители: Сойфер В.А. Балакин В.Л. Новикова А.Л. ББК От КуАИ до СГАУ. Сборник очерков. – Самара, Самарский дом печати, 2002, с., илл. ISBN Самарский государственный ...»

Начало самостоятельной работы в Куйбышеве. В апреле года я был назначен начальником сектора №4, который в августе того же года был преобразован в отдел динамики и баллистики №4. Нам была поставлена задача разработки эскизного проекта (ЭП) одной из модификаций ракеты Р7 – ракеты 11А57. В Куйбышеве тогда не было ЭВМ, поэтому все работы мы проводили, находясь в группах и секторах отдела 17 ОКБ-1. Мы поставили себе задачу – в ЭП детально описать все расчетные методики, выводы уравнений, чтобы, возвратясь в Куйбышев, смогли самостоятельно выполнять все расчёты. Группой баллистики руководил Г.П. Аншаков, группой нагрузок – А.А. Козлов, вопросами системы управления занимались братья Беловы, А.Л. Бенькович, Г.А. Дробинский.

Эскизный проект был разработан, и долгие годы эти тома служили основным методическим пособием для многих поколений разработчиков.

В августе 1964 года на нашем предприятии была смонтирована и запущена первая в Куйбышеве ЭВМ М-20. Это была по тем временам самая мощная ЭВМ. К этому времени Дмитрий Ильич создал работоспособные коллективы конструкторов, испытателей, расчетных подразделений. Всё это позволило Королёву С.П. передать нашему КБ ведение всех модификаций ракет на базе Р7, а также двух типов КА зондирования поверхности Земли. Таким образом, эти направления – ракеты-носители среднего класса и низкоорбитальные КА автоматического типа – стали основой последующего развития нашей организации.

Во второй половине 1964 года мы были отозваны из Москвы и начали работать в Куйбышеве. Однако здесь произошло неожиданное.

В результате нашего отъезда из ОКБ-1 там почувствовали нехватку специалистов для выполнения текущих работ. Заместитель С.П. Королева С.С. Крюков обратился к Д.И. Козлову с просьбой, чтобы мы поработали в ОКБ-1 ещё с полгода и передали все свои программы местным молодым специалистам. Так и было сделано.

В 1965 году состоялась встреча специалистов нашего КБ с учёными КуАИ. Инициаторами встречи были Д.И. Козлов и ректор института В.П. Лукачёв. На встрече присутствовали заведующие кафедрами КуАИ, в частности профессор Кудряшов Л.И. Мы рассказали об актуальных научных проблемах, которые необходимо решать в области баллистики, динамики, устойчивости и управляемости, теплотехники, двигателестроения и др. Началось научное сотрудничество КуАИ и филиала №3 ОКБ-1. Л.И. Кудряшов до последних своих дней работал на предприятии. Его ученик, Красночуб Е.К., первым в КБ защитил кандидатскую диссертацию. В 1968 году в МАИ защитил диссертацию Г.П. Аншаков. В 1969 году в ОКБ-1 я также защитил диссертацию на тему "Некоторые вопросы динамики ракет и автоматизации проектирования ракетных систем". В ней рассматривались вопросы устойчивости и управляемости ракет с учётом совместного влияния жидкого наполнения и упругости конструкции. Кроме того, были предложены эффективные алгоритмы расчёта и автоматического построения трасс полёта ИСЗ, амплитудно-фазовых характеристик автомата стабилизации, форм упругих колебаний конструкций ракет.

Оппонентами на моей защите были С.С. Лавров и Л.И. Алексеев.

К.С. Колесников (МВТУ им. Баумана) дал своё согласие выступить оппонентом, но в последний момент уехал в научную командировку за границу. Н.Н. Моисеев дал отзыв на работу.

В 1965 году в ОКБ-1 был образован вычислительный центр. Возглавил его С.С. Лавров. У нас также отдел 4 был разделён на два: отдел 17 – динамики и баллистики и отдел 50 – вычислительный центр.

Дмитрий Ильич предложил мне право выбора – какой отдел возглавить. В то время Г.П. Аншаков вырос не только как баллистик, но и отличался незаурядными организаторскими способностями. Поэтому я предложил, чтобы отдел 17 возглавил он, а я решил заняться организацией вычислительного центра (ВЦ). Этот выбор считаю правильным до сих пор. Геннадий Петрович со временем возглавил комплекс систем управления и стал первым заместителем Дмитрия Ильича. Вычислительный центр ЦСКБ стал не только самым крупным в Куйбышеве и в Поволжье, но и крупнейшим в министерстве.

В 1966 году в составе ВЦ была организована экспериментальноисследовательская лаборатория вычислительной техники и в её составе группа бортовых ЭВМ. Руководителем лаборатории был назначен Ю.Н. Перевалов (позднее он перешёл работать на Волжский автозавод и организовал там крупный ВЦ), а начальником группы бортовых цифровых вычислительных машин (БЦВМ) – В.С. Кандалов. Тогда в стране только начинали заниматься бортовыми ЭВМ. С Ю.Н. Переваловым мы объехали все фирмы, которые в то время занимались БЦВМ. Беседовали с беглыми американскими профессорами – Бергом и Старосом, академиком В.М. Глушковым и др. Разработали техническое задание (ТЗ) на БЦВМ и в конечном итоге остановились на Зеленограде. Разработали также ТЗ на бортовую логическую ЭВМ для решения задач распознавания образов (точнее КА) в космосе и договорились о её создании в Институте кибернетики АН УССР. Понимая, что БЦВМ является ядром системы управления КА, в КБ эта тематика позднее вместе с группой в полном составе была передана во вновь созданный комплекс систем управления КА (начальник Меркулов А.Н.). Наземные отладочные комплексы для разработки бортовой математики остались в ВЦ. Тематика создания бортовой логической ЭВМ разрабатывалась несколько лет. В Институте кибернетики были написаны монографии, защищено несколько докторских и кандидатских диссертаций, в частности на эту тему защитил диссертацию Ю.В. Яременко.

Идея создания системы управления на основе ЦВМ имела немало скептиков. Но нужно отдать должное руководству – Д.И. Козлову и А.М. Солдатенкову, которые безоговорочно поддержали это начинание. Так по прошествии нескольких лет впервые в практике создания КА была разработана цифровая система управления. В ЦСКБ была создана уникальная технология разработки бортового программного обеспечения. Этот опыт впоследствии изучался специалистами многих предприятий, в частности группой специалистов из ОКБ-1 во главе с академиком Чертоком Б.Е., космонавтами Рукавишниковым Н.Н., Гречко Г.М. и др. Основные идеи технологии изложены в монографии Д.И. Козлова, Г.П. Аншакова, Я.А. Мостового, А.В. Соллогуба "Управление космическими аппаратами зондирования Земли: компьютерные технологии" (Машиностроение, 1998 г.).

Не в последнюю очередь успешная реализация идеи создания цифровых систем управления КА послужила присвоению почётных званий лауреатов Ленинской и Государственной премий сотрудникам предприятия: Г.П. Аншакову, Ю.Г. Антонову, В.С. Кандалову, А.В. Соллогубу, Я.А. Мостовому.

Шестидесятые и семидесятые годы – период бурного развития вычислительной математики, автоматизации программирования, применения ЭВМ для решения прикладных задач. Ещё задолго до повсеместного внедрения автоматизированных систем управления (АСУ) нами были разработаны программы и внедрены на практике методы сетевого планирования и управления (в 1967 году вышла в свет книга В.Г. Белякова, А.В. Соллогуба, Г.Е. Фомина "Сетевое планирование с использованием ЭЦВМ"). В 1971 году под редакцией Д.И. Козлова была написана книга "Применение ЭВМ в задачах проектирования летательных аппаратов. Методы вычислений". Эта книга использовалась и используется до сих пор в качестве учебного пособия для студентов старших курсов КуАИ-СГАУ.

Опыт использования алгоритмических языков описан в моей монографии "Автоматизация вычислений", а опыт проектирования КА – в книге А.В. Соллогуба, Г.П. Аншакова, В.В. Данилова "Космические аппараты систем зондирования поверхности Земли" (Машиностроение, 1993 г.).

На протяжении более 40 лет специалистов ЦСКБ связывает с КуАИ-СГАУ большая творческая дружба. Руководитель предприятия профессор Д.И. Козлов многие годы заведовал кафедрами динамики полёта и летательных аппаратов. Профессор Фомин Г.Е. возглавлял филиал трёх кафедр на производстве. Мне в разное время доверяли заведование кафедрами прикладной математики и систем автоматического проектирования. Многие специалисты и выпускники КУАИ – Аншаков Г.П., Антонов Ю.Г., Кузнецов В.И., Агарков В.Ф., Крайнов В.И., Мостовой Я.А., Соллогуб А.В. – стали профессорами СГАУ, членами диссертационных советов по присуждению учёных степеней.

Несколько десятков специалистов ЦСКБ защитили в КуАИ-СГАУ кандидатские и докторские диссертации.

Более 40 лет КуАИ-СГАУ готовит специалистов по ракетнокосмической технике. Подготовлены тысячи специалистов, которые работают на многих предприятиях отрасли. Нужно отдать должное предвидению таких основателей самарской школы ракетостроителей, как Д.И. Козлов, В.Я. Литвинов, Н.Д. Кузнецов, В.П. Лукачёв, которые были инициаторами подготовки специалистов этого профиля. В ЦСКБ выпускники КуАИ (Аншаков Г.П., Солдатенков А.М., Чечин А.В., Тархов К.В., Мелиоранский Б.Н., Капитонов В.А., Антонов Ю.Г., Климов В.И., Смирнов И.В., Козлов В.Д., Фомченко М.М., Абрамов Б.А., Агарков В.Ф. и др.) стали ведущими специалистами, возглавили важнейшие направления, определяющие лицо космической отрасли. При их непосредственном участии созданы уникальные ракетно-космические комплексы, которые до настоящего времени не имеют аналогов в практике мирового космического аппаратостроения.

Я ОТНОШУСЬ К ТАКИМ СЧАСТЛИВЦАМ

Я отношусь к таким счастливцам! И с гордостью должен сказать сразу же, что счастлив также и тем, что и многие мои однокашники разделили такую же судьбу, и это, на мой взгляд, явилось следствием той нелегкой, но ставшей заметной эпохи в жизни не только нашей страны, но и всего человечества.

А время было такое (я поступил в КуАИ в 1954 году), что страна, перенесшая и победившая в величайшей из истории войн, только что с невероятным напряжением залечившая основные военные раны, была вынуждена вновь участвовать в нарастающем военно-экономическом противостоянии. С учётом опыта ещё недавних военных действий огромная роль отводилась авиации во всех её ипостасях.

Для молодёжи той поры не ослабела романтика авиационной специальности, ведь авиация ещё до войны была любимым детищем советского народа, а наши авиационные достижения предвоенных лет и героизм советских летчиков во время Великой Отечественной войны были всенародной гордостью.

Выдержав немалый по тем временам конкурс на вступительных экзаменах, я стал студентом КуАИ. Авиационный институт той поры был одним из самых молодых в городе (12 лет – совсем небольшой срок для такого коллектива), но уже завоевавшим авторитет и уважение, а мощная авиапромышленность способствовала дальнейшему его росту и укреплению. Хотя сейчас меня и отделяет почти полвека от первых студенческих лет и впечатлений, но разве можно забыть лица первых преподавателей, лица своих сокурсников и товарищей, тот дух серьёзности и ответственности за учёбу, который царил в основной нашей массе. Хотя, конечно, студент есть студент во все времена и ничто, свойственное юности, ему не чуждо. Поэтому-то, в частности, так прекрасна эта пора!

Разве можно забыть коллективный дух занятий в "читалке" до глубокой вечерней поры или, скажем, коллективное вечернее исполнение заданий по "начерталке", по черчению? А первые занятия в лаборатории физики, химии, первый микровзрыв в колбе и чумазое, сконфуженное лицо его исполнителя!

Что особо характерного было в нашей студенческой среде тех лет? Кроме уже упомянутого серьёзного отношения к делу, я бы назвал следующее:

- были среди нас, правда, уже в небольшом числе люди (для нас они казались "старичками"), прошедшие суровые военные годы, например в нашей группе – наш староста Пётр Лысенко. Как мы заслушивались его рассказами или фронтовыми песнями!

- "монашеская", почти мужская среда: девушек в КуАИ было мало, например в нашей группе всего три (и одна из них стала впоследствии моей женой – Чечина Оля, тогда Семеренько);

- довольно строгая дисциплина, глубокое уважение к преподавательскому составу, несмотря на его молодость и скромность степеней и званий в то послевоенное, нелегкое время;

- активность в общественно-политической жизни: комсомольские собрания и мероприятия, спорт (невзирая на бедность спортивных доспехов), участие в демонстрациях, художественная самодеятельность (я на первых двух курсах играл в студенческом духовом оркестре), обязательные поездки в уборочную кампанию в колхозы и совхозы, незабываемые приключения и воспоминания. Один раз мы ездили на целину в Казахстан. Наш состав из теплушек был совместным с плановым институтом, и шутники на теплушках мелом написали саженными буквами "АЭРОПЛАНОВЫЙ", по букве на каждом вагоне.

Пользовались популярностью различные кружки – я окончил автомотокружок и занимался в парашютном, правда, прыгать не пришлось из-за медицинских противопоказаний.

Особо нужно сказать о тяге в то время среди многих из нас к участию в студенческом научном обществе (СНО), которое было развернуто по ряду профилирующих кафедр и, кроме помощи в более глубоком познавании предмета, будило интерес и развивало первые навыки в исследовательской работе под руководством энтузиастовпреподавателей. Помню, я работал в секции на кафедре строительной механики под руководством Х.С. Хазанова и очень благодарен ему за многое.

С прилежанием работали мы в опытных мастерских, которые размещались тогда в подвале здания на углу ул. Самарской и Ульяновской, теперешние подвалы "Вавилона". Да, часть нашего лабораторного корпуса на этом углу стала теперь "Вавилоном" – воистину жизнь богата неожиданными переменами и сюрпризами.

Поскольку институт был молод, у него почти не было общежития, студенты жили в основном в частном секторе – на квартирах, но была студенческая столовая в административном корпусе на улице Молодогвардейской, где можно было хорошо пообедать за вполне доступную студентам цену. Теперь в этой столовой размещается китайский ресторан.

В начале моей студенческой поры в КуАИ было три факультета:

1-ый (самолётостроение), 2-ой (авиадвигатели) и 3-ий (техническая эксплуатация). Не забыть первые впечатления от заводских практик, которые мы проходили на процветающих тогда авиационных заводах – заводе № 1 имени Сталина и заводе № 18 имени Ворошилова. Как тогда мы гордились будущей причастностью к их великим делам и какой романтикой веяло от работы на них! Кстати, некоторые из нас неплохо зарабатывали во время этих практик.

Эти добрые традиции, к счастью, институт поддерживает до сих пор и развивает дальше. Мне, как одному из руководителей ЦСКБ, приятно писать сейчас об этом – об очень хорошей традиции организации выезда студенческих групп каждый год на космодром Байконур, где молодые люди знакомятся со зданиями и сооружениями космодрома, с технологией подготовки пуска и видят в заключение незабываемые мгновения реального пуска ракетно-космического комплекса.

Что можно придумать лучше для развития профессионального интереса и гордости?!

В пятидесятые годы страна жила напряжённым трудовым ритмом, шло интенсивное развитие промышленности, особенно тех её отраслей, которые так или иначе были связаны с оборонными нуждами:

машиностроение, станкостроение, подшипниковая промышленность и, конечно же, авиастроение. И всё это было у нас в Куйбышеве. Была в широком масштабе востребована и развивалась наука: фундаментальная, отраслевая, вузовская; оснащались лаборатории.

Запомнилась глубокая творческая атмосфера, царившая на основных кафедрах, которые формировали нас как будущих авиационных специалистов: физики, химии, математики, теоретической механики и теории механизмов и машин, аэродинамики и гидравлики, сопротивления материалов и строительной механики самолётов, теории и конструкции двигателей, конструкции самолётов и другие. Возглавляли эти кафедры сравнительно ещё молодые учёные, энтузиасты своего дела. На всю жизнь запомнились такие люди, как Н.Г. Човнык, Я.М. Коган, А.Ф. Бочкарев, Л.И. Кудряшов, С.М. Макаров, Н.И. Резников, А.А. Комаров, В.М. Дорофеев, В.П. Лукачев, Н.Д. Кузнецов и многие, многие другие. Было много молодых талантливых преподавателей, лаборантов. Очень нравился многим из нас молодой преподаватель с кафедры конструкции самолётов Ю.Л. Тарасов, с которым судьба свела нас на многие долгие годы при работе уже по тематике ЦСКБ.

Очень многое в практическом деле подготовки нас, как авиаинженеров, давали занятия на военной кафедре, где на старших курсах до мельчайшего винтика изучался такой замечательный по тем временам самолёт, как МИГ-15, а также основы его эксплуатации. Незабываемы впечатления от практических занятий на тогдашнем нашем аэродроме – это место сейчас застроено домами (где-то в районе улицы Аэродромной), где мы проводили в том числе и запуски двигателей на этих машинах. Многое сделали для нас такие люди, как легендарный тогда для нас заведующий кафедрой генерал-майор Губанов, бывший морской лётчик. Ходил он в чёрной форме морской авиации, и мы обожали слушать его рассказы и лекции. Запомнились и такие наши военные преподаватели, как Крашенинников, Николаев, Тимарин.

Забегая вперед, раз уж речь зашла о военной кафедре, как не вспомнить военные сборы после пятого курса, летом, в авиационном полку в г. Чапаевске. Строевая подготовка, жизнь в казарме, обслуживание полётов – всё это практически приобщало к нашей армии, которая тогда очень ценилась, была в зените своей славы и была любима всем народом. Запомнился наш ротный командир капитан Мигулёв, кадровый военный, осанистый мужчина. Я был тогда одним из командиров отделений ("Комод"). Очень многое дали для практической жизни эти сборы!

КуАИ тех лет во многом носил отпечаток влияния именно военной авиации, и преподаватели с военной кафедры органично вписывались в преподавательский состав института. Очень ценили мы и гордились, что часто в стенах института даже нам, студентам 1-го факультета, удавалось видеть в генеральской форме уже тогда знаменитого конструктора реактивных авиадвигателей Н.Д. Кузнецова.

В эти годы в авиационной части под Берлином служил мой дядя В.П. Забалухин (тогда служба в авиации длилась, по-моему, четыре года), и, приезжая, он много рассказывал об армейской жизни той поры за границей, что во многом дополняло мои впечатления о нашей военной авиации, нашей армии.

На старших курсах из научно-технических публикаций мы уже начали чувствовать, что готовится большой перелом в военных приоритетах между боевой авиацией и делавшей первые успехи молодой ракетной техникой – ракетах средней и большой дальности.

Поскольку у меня, кроме интереса к своей основной авиационной специальности, на старших курсах проявился интерес к авиадвигателям, то я стал (что можно было по тем временам) интересоваться и ракетными двигателями. Особенно детально я изучал материалы по немецкой ракете ФАУ-2 и её двигательной установке. Это во многом затем определило мою будущую работу в ЦСКБ. Начали публиковаться планы американцев о применении ракет для будущих космических полётов. Хотя наши планы не публиковались, но всё это будило во многих из нас самые смелые мечты, и невольно как-то складывалось ожидание чего-то большого в этом направлении.

И поэтому при всём восторге от сообщений о первых запусках в СССР межконтинентальных баллистических ракет возникало законное чувство удовлетворения, что наша страна идёт впереди в этой области техники. Хорошо помню то ликование, когда во время одной из лекций (по-моему, по теории автоматического регулирования, которую нам читал специалист из конструкторского бюро Н.Д. Кузнецова) мы услышали сообщение о запуске первого в мире искусственного спутника Земли в СССР – 4 октября 1957 года! Помню, как ходили тёмными осенними ночами смотреть эту перемещающуюся по небу маленькую искусственную звездочку. Я тогда по воскресеньям приезжал в поселок Мехзавод, где жила моя мать, там небо особенно хорошо позволяло видеть эту рукотворную звезду.

Ничего удивительного не произошло в том, что я был в числе первых, которые решились (когда встал вопрос перед последним курсом о новой специальности в КуАИ по ракетной тематике) пойти на изменение своей специальности и, конечно, всей будущей жизни. Хотя не скрою, было какое-то чувство раздвоенности, которое вскоре забылось.

Это мы потом уже гораздо позже узнали, что в это время в Куйбышеве по решению партии и правительства шла большая работа по переоснащению одного из самых передовых авиазаводов СССР – завода № 1 под производство ракетной техники, конкретно – легендарной в будущем королёвской "семёрки", и что от ОКБ-1 возглавлял эту работу Козлов Дмитрий Ильич. Спустя годы можно только в очередной раз подивиться масштабности и планомерности такой гигантской работы, которая делалась в советской стране в то время!

Разве мог я тогда знать, что в самом скором времени стану очевидцем и участником этой работы, а Д.И. Козлов на долгие годы, на всю мою сознательную жизнь станет моим руководителем и учителем, и что я буду через многие годы одним из его заместителей!

Но я "забежал" вперёд, а пока студенческая жизнь в КуАИ продолжалась, но только она закрутилась ещё быстрее и напряжённее.

Нам добавили полгода учёбы на освоение новой специальности (срок учёбы стал 6 лет, а не 5,5), предстояло освоить и изучить много новых технических направлений.

Разве можно описать все впечатления от учёбы в вузе в одном коротком очерке? Это целая жизненная эпоха, эпоха становления личности будущего специалиста, патриота своей Родины, наконец! А личная студенческая жизнь, библиотеки, коллективные походы в кино, демонстрации, Волга, лыжи, коньки и многое другое. А любовь? Какой же студент обойдется без любви? На третьем курсе я поближе познакомился с моей будущей женой, сокурсницей по группе Семеренько Ольгой. Помню, как сейчас, это было при подготовке к экзамену по физике. И поскольку физика – одна из фундаментальных наук, так и наше знакомство в конечном итоге стало фундаментальным на всю нашу жизнь. Мы расписались в 1959 году. Спеша на лабораторные занятия, зашли в ЗАГС на ул. Ленинградской, и вот уже более сорока лет вместе. Вновь забегая вперед, скажу, что на одной из юбилейных встреч после окончания института, вместе с такими супружескими парами, как Соллогубы, Вариводы и другие, получили нешуточные награды за стабильность и долголетие совместной жизни.

И, наконец, остались незабываемые впечатления о преддипломной практике в "стенах" ЦСКБ (хотя их, как таковых, ещё у ЦСКБ и не было, оно размещалось на третьем этаже в одном из корпусов завода № 1 им. Сталина).

Встречал нас тогда от филиала № 3 ОКБ-1 (так тогда именовался этот теперь знаменитый коллектив) молодой, симпатичный Б.Г. Пензин, ныне уже покойный. Во всём чувствовался его энтузиазм и радость новому пополнению. Как сейчас помню, это было 8 января 1960 года. Сколько лет! Кстати, тогда произошёл маленький "казус":

когда Борис Георгиевич зачитывал фамилии и имена студентов, то говоря, что такие-то идут на завод, а такие-то в КБ, я, видимо, по сочетанию Чечин А. (Чечина – моя жена) попал на завод в сборочный цех, окутанный тогда большой и справедливой тайной, а моя супруга – в КБ.

Помню, какое сильное впечатление произвёл на меня и моих коллег (а "счастливцев" было всего несколько человек) этот грандиозный по тем временам цех с настоящими ракетными блоками, со сверкающей чистотой и порядком, с контрольно-испытательной станцией и большим трудовым накалом всего коллектива. Он тогда работал в три смены! Вскоре ошибка выяснилась – меня вернули в КБ, и я после некоторого сопротивления подчинился дисциплине. И хотя тогда было очень жаль расставаться с цехом, но сейчас я, конечно, об этом не жалею, ведь ещё даже и тогда завод и КБ жили, по сути, единой жизнью, не говоря уже о временах теперешних, когда с 1996 года оба коллектива соединились в ракетно-космическом центре "ЦСКБ-Прогресс".

Помню первое своё инженерное задание – сделать чертёж на одну из заглушек рулевой машины. Задание оказалось во многом пророческим – на многие годы моя судьба оказалась связана с разработкой исполнительных органов систем управления как ракет-носителей, так и космических аппаратов, но это уже другая тема.

Через некоторое время вместе с нами в стенах филиала № 3 оказалась и шумная, весёлая компания будущих выпускников Днепропетровского госуниверситета.

Практически мы одновременно приступили к преддипломной практике и дипломному проектированию. Многие из этой нашей группы так на всю жизнь и прикипели к родному ЦСКБ и заводу и трудятся по сей день: В.И. Сабелькин, В.И. Субботин, Г.М. Хованский, А.В. Соллогуб, Л. Пантюшина, Д.Н. Незванов, Е. Горбачёв, А.А. Сутягин и др.

Потом была напряжённая работа над дипломом. Как правило, темой диплома была межконтинентальная баллистическая ракета с общей компоновкой и расчётом основных параметров, с пневмогидросхемой и спецчастью по одному из узлов или агрегатов – рулевая машина, привод, бак, хвостовой отсек и тому подобное.

Были у некоторых из нас командировки в этот период в Москву, потом защита в филиале № 3 и прощай, институт! Вернее, прощай, студенческая жизнь! Ибо с институтом, оказалось, совсем не нужно прощаться, так как началась через некоторое время напряжённая совместная работа по перспективным работам в специальных областях ракетной техники.

Справедливо говорят, что всё первое запоминается наиболее ярко и на длительное время. Поэтому, нисколько не умаляя других многочисленных и многогранных работ института с ЦСКБ (аэродинамика, прочность, конструкция, спецзащита и многое другое), хочу отметить в то далёкое время работу совместно с кафедрой В.М. Дорофеева и его заместителя В.Я. Левина по проблеме создания двигателей малой тяги для систем исполнительных органов ориентации. Эти работы во многом были очень перспективны, было выполнено много теоретических работ, создано несколько стендов и экспериментальных установок. А какие замечательные специалисты выросли на этих работах:

В.Е. Нигодюк, Ю.М. Дубинкин, Р.Н. Гальперин, В.Ф. Акимов!

Выросла целая многопрофильная лаборатория микроэнергетики, проводились регулярно всесоюзные конференции, семинары, писались кандидатские и докторские диссертации, делались многочисленные изобретения. До сих пор в этом направлении СГАУ, кроме исследовательских работ, выполняет для одного из заводов, теперь уже Санкт-Петербурга, испытания одной из энергоустановок серийного космического аппарата. К сожалению, как и по всей стране, произошло резкое уменьшение объёмов работ, и теперь существуют большие трудности в развитии и поддержании экспериментальной базы на нужном уровне.

Для координации научно-исследовательских работ между вузами и ЦСКБ и более экономного расходования имеющихся средств позднее был создан научно-технический центр, который возглавляет и успешно развивает бессменный его руководитель Ю.Л. Тарасов.

Жизнь и глобальные изменения в стране не могли не изменить и лика любимого вуза, теперь он имеет новое наименование – СГАУ, но дело, конечно, не в названии. Приятно, что руководство университета после ухода из жизни такого замечательного Ректора, каким был В.П. Лукачёв, не растеряло активных жизненных позиций и сначала в лице В.П. Шорина, а теперь В.А. Сойфера успешно сохраняет и развивает лучшие традиции КуАИ и смело идет на необходимые преобразования.

Как выпускнику, мне отрадно также отметить, что наш выпуск, в том числе и благодаря поддержке руководителей института всех прошлых и теперешних времён, не теряет прекрасной традиции – встречаться каждые 5 лет в стенах родного вуза, чтобы отметить очередной юбилей. И пусть стены эти уже совсем другие, пусть жизнь разбросала нас по всей стране и теперь даже по другим странам, всё равно жив тот добрый студенческий и общечеловеческий дух, заложенный когда-то в нас родным институтом, его профессорскопреподавательским составом. Громадное, непреходящее спасибо за это!

И ещё несколько слов о связи времен и людей. Ярким памятным местом в городе является установленный на пересечении Московского шоссе и улицы Кирова монумент самолёту Ил-2, внёсшему исключительно большой вклад в нашу победу в Великой Отечественной войне.

Это заслуженная дань труженикам авиационной промышленности нашего города, в том числе и КуАИ. Когда-то, размышляя о значении монумента, я написал любительское стихотворение:

Самолёту ИЛ-2 в Самаре Его подняли из болот, Грозу фашистской силе чёрной, Он был возмездием и вот – Теперь он символ оборонный.

Вернулся в край он свой родной, Воссоздан заново из праха, На взлёте вновь, как часовой, Чтоб мы не знали с вами страха.

К нему идём в победный день, В дни торжества иль юбилея.

Его стремительная тень Застыла, нас как бы лелея.

Несут цветы ему бойцы Времён, минувших безвозвратно, И ветераны и юнцы, Чей впереди ещё труд ратный.

Молодожёны отдают тепло сердец В день свадеб пышных...

Он как былинный удалец Встречает всех без слов излишних.

Солдат пройдет парадный строй, Медь запоёт трубы походной – Взлетает он на грозный бой, Свидетель доблести народной.

Наш ракетно-космический центр "ЦСКБ-Прогресс" с участием ракетных войск стратегического назначения, городских и областных властей возвёл мемориал знаменитой ракете "Союз", созданной на базе королёвской "семёрки" под руководством генерального директора – генерального конструктора Д.И. Козлова. Этот мемориал, открытый октября 2001 года, – заслуженный памятник свершениям в авиакосмической жизни страны и города. И хочется завершить очерк стихами, посвящёнными этому событию:

Монументу ракеты Р7 в Самаре...

Дорогу к звездам людям дав, Она мечты их окрылила!

И вот над городом восстав, В великолепии застыла!

Ракета главная страны, Судьба их слита воедино, В трудах и славе рождены И никогда непобедимы!

Десятки лет она живет, Мир долголетьем изумляя, И в совершенстве всё растёт, Людей труда объединяя.

Победных стартов гул и гром, И в небе свет глаза слепящий.

С их озарением живём И день готовим предстоящий.

Тебе – Самару украшать, Самаре – дань давать признанья, В потомках гордость пробуждать За предков славные дерзанья!

– НАША СТАРТОВАЯ ПЛАТФОРМА В АВИАЦИИ

И ВЕЧНАЯ БЛАГОДАРНАЯ ПАМЯТЬ

Особенно тёплые воспоминания остались от руководителей самолётостроительного факультета – деканов В.М. Турапина и В.М. Белоконова.

Из многочисленных авиационных предметов особое удовольствие доставляет мне вспоминать теоретическую аэродинамику, которую вёл профессор Л.И. Кудряшев. Строгая математическая интерпретация физических процессов образования подъёмной силы, закономерностей обтекания тел воздухом, оригинальные приёмы исследования и многое другое производили впечатление идеальной законченности и доведённости до совершенства. Это завораживало и давало ощущение личного сопричастия к великой науке… Что сказать о занятиях в целом? Они были очень напряжёнными, но неизменно интересными, особенно, когда результаты теоретических исследований иллюстрировались в лабораториях и в залах реальных конструкций или на практике – в заводских цехах, на аэродромах.

Возвращаясь в памяти к учёбе в КуАИ, я не могу не сравнить профессорско-преподавательский состав того времени со слаженным симфоническим оркестром, который нередко приезжал в наш институт. Были и "солисты" из учивших нас, которые вспоминаются особенно тепло.

Достаточно скромный студенческий бюджет нередко пополнялся подработками на овощных базах, на внештатных заводских работах, на мясокомбинате, который был в особом "почёте" у вечно голодных студентов. Немного забывали о "хлебе насущном" при работах в колхозах и совхозах и, разумеется, на каникулах у родных.

Проигрышные в сравнении с Баку красоты города Куйбышева вполне компенсировались возможностями зимнего и летнего отдыха "на природе", где студенческая песня под гитару была непременной спутницей и удовольствием для души. Именно там я нашёл свою судьбу, свою "прекрасную половинку" Нину Сергеевну… Конечно, нас, южан, особенно впечатляло катание на коньках зимними вечерами на катке, иногда, несмотря на загрузку, мы несколько дней подряд получали великолепный заряд бодрости в бесшабашной компании друзей… Как было заведено в послевоенные годы, для приобщения молодёжи к высокой культуре и спорту в институте действовал университет культуры и многочисленные спортивные секции. Артисты театров и филармонии, музыканты и симфонический оркестр были нередкими гостями в институте. А самодеятельность в периоды соревновательных смотров, а также спортивные поединки факультетских команд превращались в какие-то турниры, в которых честь факультета была превыше всего! Но вне института это было единое сплочённое братство студентов и преподавателей, самоотверженно отстаивающих теперь уже высокую честь КуАИ!

…В трудах праведных и в кипении студенческой жизни промчались годы и наступил 1963 – год окончания института. Свято соблюдавшаяся традиция "последнего звонка" у нас выпала на лекцию Ю.Л. Тарасова. В порядке подготовки к этому звонку один из наших студентов, принёсший бутылку шампанского (что строжайше запрещалось правилами института), начал открывать пробку. И, как только звонок прозвонил, в аудитории раздался выстрел, а за ним звон разбитого пробкой плафона и восторженные аплодисменты немного ошарашенных студентов. Ю.Л. Тарасов, явно не готовый к такому обороту событий, попытался рассердиться, но, почувствовав настроение аудитории, махнул рукой и велел закрыть дверь, произнеся страховочное: "Чтобы никто из посторонних не увидел этого безобразия!". Таков был последний учебный час в ставшем родным КуАИ… Вот уже минуло 38 лет с того памятного часа… 38 лет, полных совсем другой, такой непохожей на студенческую, жизни авиационного инженера. Если в студенческой жизни оценка твоих достижений и провалов делалась на зачётах и экзаменах и материальным уроном могло быть лишь лишение стипендии, то в этой новой жизни отчёт шёл и идёт по большому счёту – перед коллективом, перед людьми, доверившими тебе право решать судьбу техники и, если ты руководитель, судьбы людей, и, пожалуй, наиболее строгий отчёт перед своей совестью. На протяжении всех этих лет полученные в КуАИ и на заводских практиках знания и навыки работы с коллективом и отдельными "профессорами" в нём, безусловно, помогали нам, выпускникам славного института. Но главная особенность институтской школы КуАИ тех лет, как и других советских вузов, – подготовка инженеров к самостоятельному мышлению, к самостоятельной работе, к критичному отношению к самому себе и к уважению мнения других.

По-разному складывалась судьба выпускников КуАИ 1963 года. В памяти остался дружный коллектив группы, но особенно запомнились В. Иванов, В. Маврицкий, Ю. Щипанов, С. Муганлинский… Периодические встречи мало-помалу стали реже, но иногда судьба сводит нас, и мы рады, что все без исключения выпускники достойно выполняют своё дело развития авиации и других областей промышленности и бизнеса.

Пройдя все ступени нелёгкой конструкторской лестницы в коллективе создателей отечественной гидроавиации и возглавив в году коллектив Таганрогского авиационного научно-технического комплекса (ТАНТК) имени Г.М. Бериева, я в меру возможностей способствовал поддержанию деловых и товарищеских отношений со многими руководителями и работниками КуАИ, ставшего СГАУ.

Прежде всего, отмечу прекрасные многолетние отношения с ректором университета В.А.Сойфером. С преподавателями и специалистами:

Г.А. Резниченко, В.А. Комаровым, Д.М. Козловым, В.Н. Майнсковым и другими – нас связывают и совместные работы, и активное участие учёных СГАУ в международных научных конференциях по гидроавиации в рамках организованного по нашей инициативе "Гидроавиасалона" в г. Геленджике, что позволяет уверенно поддерживать технический уровень летательных аппаратов отечественной гидроавиации на мировых значениях. По опыту сотрудничества между ТАНТК и СГАУ смею утверждать, что руководство университета продолжает традиции великолепной школы КуАИ и всемерно развивает их, в чём просматривается залог будущих успехов. Поэтому линию плодотворного учебного процесса и формирования отношения будущих инженеров к работе в авиации со студентами возглавляемой мною кафедры летательных аппаратов Таганрогского радиоуниверситета я и мой заместитель, выпускник КуАИ 1963 года и "бакинец" С.Г. Муганлинский, во многом заимствуем из опыта СГАУ.

Заканчивая настоящие небольшие воспоминания, хочу подчеркнуть, что по большому счёту мои личные достижения во многом базируются на прочном фундаменте авиационного инженера, который был заложен в родном КуАИ-СГАУ и которому я бесконечно благодарен.

Учёба моя в Куйбышевском авиационном институте началась давно и не кончается по сей день.

Отчётливо помню её начало. Летом 1945 года, после эвакуации во время войны в Ташкент, наша семья попала в Куйбышев и поселилась в замечательном доме на улице Галактионовской, 118 – это как бы сзади первого корпуса. Дом был замечателен прежде всего тем, что в нём жили вместе преподаватели и студенты. Во дворе стояли заграничные военные самолёты и было почему-то очень много дров. Самолёты, правда, стояли недолго.

Сейчас многое прояснилось из того времени. Начиналось строительство "железного занавеса". Борьба с космополитизмом и низкопоклонством перед западной техникой были её составными частями, поэтому самолёты тихо исчезли, а у меня осталось сожаление и тревога.

Не свои, конечно, а навеянные осторожными разговорами взрослых.

Это были первые уроки КуАИ.

Вскоре, к счастью, я, мальчик пяти лет, подружился, если можно так сказать, с комнатой, в которой жили три выдающихся студента:

дядя Ваня (впоследствии – Иван Александрович Иващенко, многие годы проректор КуАИ по учебной работе), дядя Федя (Фёдор Прокофьевич Урывский, который потом многие годы возглавлял партийную организацию института) и ещё один дядя Ваня (Иван Владимирович Алёхин, который в студенческие годы и позже был и оставался, прежде всего, художником по призванию). После окончания института он некоторое время проработал в Куйбышеве, потом уехал куда-то на юг России или на Украину (тогда это было практически неразличимо) и уже вот оттуда много лет спустя прислал в подарок нашей семье картину, написанную по памяти – вид на Жигулёвские Ворота с берега Студёного оврага – с удивительной точностью вечернего настроения, какое бывает на берегу Волги.

Несмотря на трудное время, жили эти студенты очень весело, без конца придумывали какие-нибудь нехитрые развлечения для нас – малышей, и понятно, что меня тянуло в эту комнату как магнитом.

Правда, было одно серьёзное препятствие. Жили мы в разных концах этого большого дома, и путь к студентам шёл по длинному коридору.

Пешком его пройти было невозможно (невтерпёж!), и мы преодолевали его бегом. Но этого очень не любил Наум Васильевич Пинес. Жил он как раз посередине коридора, подкарауливал нас, ловил и наказывал длинными нотациями и вопросом, на который не было ответа:

"Почему мы бежим, а не идём?" Только много лет спустя я узнал, что он – классный специалист по металловедению, когда слушал его чёткий, неспешный, без единого лишнего слова курс лекций. Вот она любовь к порядку!

А с моими друзьями-студентами я уже начал изучать технологию сборки авиационных конструкций. Они как раз проходили практику и приносили с завода новинку – взрывные заклёпки. Взрывались они при нагреве довольно громко и с каким-то очень резким звуком, поэтому тотчас родилась забава: мы клали заклёпку на электрическую плитку и с наслаждением ждали реакции кого-нибудь, кто забегал в комнату и ничего не знал о наших приготовлениях. Но первый раз я попался сам. Заклёпка не взрывалась очень долго, нервы были перенапряжены от долгого ожидания, и, когда она хлопнула, я плюхнулся в масляные краски дяди Вани-художника, чем прославился в общежитии на многие дни.

С тех пор у меня глубочайшее уважение к сборочным работам, особенно к односторонней клёпке.

Довольно скоро наша семья переехала в первый новый дом преподавателей КуАИ на улице Самарской, 195а. Это тоже был замечательный во многих отношениях дом. О нём рассказывает в своём очерке В.А. Сойфер. С позиций сегодняшнего дня дом был примечателен своими выдающимися обитателями, абсолютно разными, но очень дружными, своего рода команда интеллигентов из разных городов, собранная войной. Но всё это осозналось много позже, а тогда для меня дом был замечателен тем, что через дорогу был второй корпус института, который все тогда называли ВИАМ, а в его дворе была чудесная свалка, на которую выбрасывались в несметных количествах части самолётов и двигателей. Несколько счастливых школьных лет мы с моим другом Женей Путята провели в разбирании сложных агрегатов. Для меня это было началом серьёзной инженерной подготовки.

Сейчас нет таких свалок, и интересы и развлечения в основном виртуальные, а инженеру, и особенно конструктору, нужно любить и чувствовать "железки".

Когда я несколько лет назад побывал в ряде городов США, то увидел, что там это хорошо понимают. У них культ техники, замечательные технические музеи, аэроклубы, где можно посмотреть, потрогать и полетать. Мы сейчас у себя на кафедре для этих целей держим целый парк самолётов и даём возможность студентам разбирать и собирать самые сложные агрегаты.

Из дворовых уроков расскажу, пожалуй, об одном, который, как мне кажется, получил развитие много лет спустя. Когда пришло время увлечения фотографией, я частенько обращался за советами к Александру Мироновичу Сойферу. Он, надо сказать, был большим любителем фотографии и изрядным мастером. И вот однажды он мне сказал: " Как жаль, что ты начинаешь с плёнок, в которых 36 кадров. Совсем другое дело, когда снимаешь на фотопластинку. Сфотографировал, проявил и тут же можешь оценить результат, когда хорошо помнишь, какое было освещение, экспозиция и прочие условия". Много позже мы руководствовались этим принципом – сделать как можно короче разрыв по времени от принятия проектных решений до получения и визуализации характеристик проекта на основе высокоточного моделирования, когда создавали компьютерные тренажёры для конструкторов.

Разговор о фотографии как-то незаметно перескакивал на рассказ об искусственном войлоке из металлических пружинок. Материал, который впоследствии был назван металлорезиной, ещё только зарождался, и одному из его изобретателей, наверное, нетерпелось поразмышлять о нём вслух, хотя бы с мальчишкой. Трудно переоценить эти уроки… Моя студенческая учёба в КуАИ пришлась на 1958-64 годы. Время интересное и в жизни страны, и в жизни института.

Атомная бомба, ракеты. Каждый год – воздушный парад, несколько новых самолётов. Культ знаний, культ культуры. Дискуссии о физиках и лириках. Огромный конкурс в КуАИ. Экзамены пришлось сдавать при наличии школьной золотой медали.

Начинался учебный год, как тогда было заведено, с сельхозработ.

И хоть экономически это было нецелесообразно, но было и много полезного для нас – студентов. Мы быстро знакомились, узнавали друг друга в трудных житейских ситуациях. По очереди были бригадирами, поварами, завхозами. Я в первой же поездке в село устроился работать помощником комбайнёра. Замечательная работа. На первых порах интересно. Техника довольно сложная. Время летит быстро.

Через месяц уже сложилась дружная студенческая группа.

Учиться было интересно. У меня была приличная школьная подготовка, в которой упор делался на решение большого числа задач и вообще на выполнение различных сложных заданий. Поэтому в институте, несмотря на действительно очень напряжённый учебный план первых двух курсов, мне было нетрудно. По-настоящему трудно было, пожалуй, только один раз – на вступительном экзамене по математике. Нина Александровна Кожевникова – жена ректора В.П.Лукачёва – дала мне очень трудные задачи, видимо, по "блату".

Мы жили тогда по соседству, и несколько лет спустя Нина Александровна сказала мне, что сделала так, чтобы я мог "отличиться". Хорошенькое дело – отличиться на вступительном экзамене!

Дальше я ещё не раз получал задания повышенной сложности. И за это могу сказать только "спасибо" своим учителям. Мне нравилось черчение, очень нравилось решать изящные, остроумные и порой очень трудные задачи по начертательной геометрии.

Я так увлёкся этими задачами, что в определённые дни в читальном зале консультировал студентов по "начерталке". Правда, особенно интересными я признавал почему-то только задачи, с которыми ко мне приходили несколько девушек с четвёртого факультета… Объём заданий по сопромату был, на первый взгляд, колоссальным – двадцать или двадцать пять балок и расчёт статически неопределимой конструкции (с проверкой!). Но только на первый взгляд.

После первого десятка задач появлялось полное понимание работы балок, и остальные щёлкались как орешки. Как ни крути, количество переходит в качество. Второй десяток задач доставлял мне уже удовольствие и, наверное, в немалой степени определил надолго мой интерес к механике деформируемых тел.

Сейчас мы, преподаватели, много рассуждаем о перегруженности учебных планов, о трудностях жизни в перестроечный период и, как результат, сокращаем количество аудиторных занятий, объёмы заданий. Вспоминая свои студенческие годы, я задумываюсь: правильно ли мы делаем сейчас? Серьёзная учёба не может быть лёгкой. Другое дело, что за хорошее образование кто-то должен хорошо платить.

Но тогда, в начале 60-х, была другая страна, другая эпоха.

С преподавателями нам просто повезло. Замечательно, что все они были очень разными. И каждый, кто оказывал на нас сильное влияние и очень запомнился, имел какую-нибудь яркую особенность.

Лекции В.М. Пенкова запомнились артистической чёткостью и великолепным умением использовать доску. (Сам я, к сожалению, так и не научился делать это хорошо. После написания этих воспоминаний буду стараться не подводить своего учителя).

На всю жизнь запомнился блок дисциплин и преподавателей по аэромеханике.

Прежде всего, лекции профессора Л.И. Кудряшова, одного из немногих тогда в КуАИ докторов наук. Ещё до начала занятий мы наслушались рассказов о сложности курса, о причудах профессора, о невозможности понять что-либо в этой науке. И вот начались занятия.

Да, уравнения Навье-Стокса в самом общем виде оказались очень сложными. Но Леонид Иванович как-то очень быстро произвёл группировку членов с определённым физическим смыслом и подвёл нас к теории подобия, в которой он был крупным специалистом, и кое-что (самое главное) стало становиться понятным.

Только много лет спустя я смог оценить в должной мере смелость и труд, которые взваливал на себя Леонид Иванович, знакомя нас с фундаментальным научным методом – дедукцией, то есть следованием от общего к частному. Очень умело и к месту рассказывал Леонид Иванович о корифеях газовой динамики, об их работах, о своих учителях. Мне это очень нравилось и как-то будоражило воображение.

В последующих курсах всё стало быстро проясняться и вставать на свои места. Виталий Михайлович Белоконов прочитал нам теоретическую аэродинамику с очень сложной математикой. Фактически мы в этом предмете продолжали изучение специальных разделов высшей математики. В конце курса он использовал фрагменты своей кандидатской диссертации и рассказывал о моделировании обтекания крыльев малого удлинения системой вихрей. Таким образом мы знакомились с методами, которые стали применяться на практике только через 10-15 лет после появления достаточно производительных ЭВМ.

Завершающим в этом цикле был курс экспериментальной аэродинамики Вячеслава Михайловича Турапина, где вдруг всё стало просто и ясно: из теории – основные фундаментальные соотношения, а из эксперимента – безразмерные коэффициенты. Интеллигентная речь, лёгкое подтрунивание то ли над собой, то ли над нами, то ли над относительной точностью своей науки, делали его лекции лёгкими и, если так можно выразиться, комфортными.

Вообще, нужно сказать, в то время кафедра аэродинамики была одной из ведущих, как, наверное, и должно быть в авиационном институте. На ней начала работать одна из первых аспирантур, и вскоре из неё выделилась кафедра динамики полёта и систем управления, которая стала очень быстро развиваться. Но самое главное – при кафедре аэродинамики во время нашей учёбы появился вычислительный центр. Причём сразу с двумя направлениями: электрическое моделирование и цифровая техника. Первое было представлено электроинтегратором ЭИ-12, второе – вычислительной машиной "Урал-1". В нашу речь пришло, вернее сказать, ворвалось новое слово – ВЦ. Это было революционное событие! Смешно, конечно, сейчас обсуждать технические характеристики первого ВЦ. Но тогда всё было впервые. Впервые! А в развитии авиации и зарождавшейся ракетной технике накопилось много задач, которые требовали не интуитивных, а научно обоснованных решений. В свою очередь, среди учёных находились смельчаки, которые строили численные методы решения этих задач, не смущаясь тем, что они требовали решения уравнений с десятками и сотнями неизвестных, то есть с фантастической по тем временам размерностью. И вот появился компьютер. На ряде научных направлений словно плотину прорвало. ВЦ быстро перешёл на круглосуточную работу.

Я думаю, что многими своими достижениями нынешний СГАУ обязан тем подвижникам, которые создавали и осваивали первый ВЦ, и последующей политике института по приоритетной компьютеризации научных исследований и учебного процесса. В числе первопроходцев надо с благодарностью назвать первых программистов: Грекова, Малиева, Благовестову – и первых электроников: Стригалева, Колдоркина, Агафонова. Конечно, этот список следовало бы продолжить, но, к сожалению, сама работа помнится до деталей, а лица и имена начинают забываться. Подробнее о первых шагах ВЦ можно прочесть в очерке В.В. Пшеничникова.

Но вернёмся к делам студенческим. Посередине учёбы, между третьим и четвёртым курсом (это значит 1961 год), нам каждому снова пришлось делать свой жизненный выбор. Дело в том, что как раз в эти годы оборона страны и соответственно индустрия стремительно переходили на ракетную технику. Нужны были специалисты по абсолютно новой технике. Институт очень быстро отреагировал на этот заказ государства. Старшекурсники-самолётчики получили дополнительный год занятий для переучивания, а наш поток решили поделить пополам.

Одна половина должна была продолжить обучение по самолётной специальности, а другая стать ракетчиками. Сколько тут было волнений! Переводили лучшие группы. Моя, в которой я был старостой, по каким-то показателям не попала в лучшие, а учиться новой секретной специальности очень хотелось. Я был не один такой. Мы объединились и упросили деканат сформировать ещё одну группу ракетчиков, фактически сборную. Для меня (старосты!) это было очень тяжёлое решение. Оно не вписывалось в этику того времени.

Здесь я должен заметить, что старост назначал деканат. У старосты была довольно большая нагрузка. Помимо традиционного ведения журнала, участия в работе учебных комиссий, старосты организовывали общественно полезную (временами) работу студентов. А её было очень много: дежурство с шести часов утра по корпусам, сельхозработы, уборка территории, снега и т.п. Можно обсуждать экономическую эффективность этой работы, но то, что она давала полезные навыки коллективной работы, не вызывает у меня никаких сомнений.

Несмотря на переход на новую специальность, учиться на 4- курсах было легко. Учебный процесс плавно переходил в практическую плоскость. Мне доставляли удовольствие и запомнились лекции Г.В. Филиппова, И.С. Ахмедьянова, Л.А. Дударя.

Геннадий Васильевич рассказывал о системах наведения ракет.

Обсуждались различные способы наведения, в основном интуитивные. Лекции были прекрасно подготовлены. Всё было понятно по ходу изложения, сразу появлялись собственные размышления о необходимости оптимизации траекторий.

В лекциях Исхака Саидовича рассматривались методы расчёта специфических ракетных агрегатов и узлов – оболочек, сильфонов и т.п. Мне долго не давало покоя показанное математически, на первый взгляд, парадоксальное влияние нагрева передней и задней кромок крыла малого удлинения на его крутильную жёсткость.

Леонид Арсентьевич демонстрировал одновременно прекрасное знание сварки и педагогическое мастерство, которые давали в итоге не только основательные знания, но и "заражали" нас его любовью к техническим наукам.

Опять-таки, только спустя много лет, когда уже знаешь, что стоит за преподавательским трудом, можно оценить по достоинству интеллектуальный потенциал, энтузиазм и работоспособность наших учителей, которые буквально за два года поставили на очень приличном уровне новую специальность.

Основные дисциплины по специальности, курсовое и дипломное проектирование вели у нас совсем новые для института люди:

М.Б. Даутов, Б.А. Куликов, Л.П. Юмашев. Их буквально уговорили перейти на преподавательскую работу с производства. У них не было внушительных степеней и званий, не было педагогического опыта, но было главное – все они уже участвовали в создании новой техники, имели опыт конструкторской работы. Здесь, конечно, названы далеко не все фамилии, которые заслуживают того. Несколько позже серьёзный импульс в своём развитии за счёт специалистов из промышленности получил радиотехнический факультет. Эти люди внесли большой вклад в образование моего поколения, в развитие нашего университета.

Несколько слов о практической подготовке. Считаю, что она была у нас организована очень хорошо. На первом курсе мы работали в учебных мастерских. Во время производственных и преддипломной практик – на оплачиваемых (!) рабочих местах. Никогда не забуду, как я, работая на фрезерном станке, попытался усовершенствовать технологию и использовал запрещённое попутное фрезерование. Фреза пошла на деталь, как хорошо тренированный альпинист на заветную вершину. Через мгновение шпиндель диаметром примерно в руку школьника изогнулся, и воображение уже нарисовало жуткую картину, как разваливается мой станок, а за ним и весь цех. К счастью, первой не выдержала и развалилась фреза, и ущерб от моих экспериментов оказался минимальным. Но запоминаются такие эффекты надолго, в академических занятиях их можно только анализировать. Одно дополняет другое.

В силу известных экономических причин сейчас организовывать эффективные практики студентов стало гораздо трудней. А жаль! Для инженерной подготовки они могут быть очень полезными.

С благодарностью мы, выпускники шестидесятых годов, вспоминаем и учёбу на военной кафедре. Здесь тоже повезло с наставниками.

Занятия по воспитательной работе в частях вёл сам начальник кафедры генерал Г.П. Губанов. Легендарный генерал, участник Великой Отечественной войны, очень эффектный человек и чисто внешне, он рассказывал нам много поучительных историй из своей жизни.

Учёба на военной кафедре сильно отличалась от всех других и прекрасно их дополняла. Здесь мы досконально изучали одно изделие, приучались к строгой дисциплине. Эта подготовка оказалась особенно полезной для нас в первые годы самостоятельной работы после окончания института.

Неплохо в наши годы обстояли дела и со спортом. Уже на первом курсе нам был предложен широкий выбор спортивных специализаций.

Мне повезло: я выбрал гимнастику. В те годы в институте начинал работать преподавателем всегда подтянутый, элегантный В.А. Кульков, который сам ещё только готовился выполнить мастерский норматив.

Он сумел пригласить к работе с новичками опытнейшего тренера В.В. Лямина и создать на многие годы культ гимнастики в университете. Слава богу, как сейчас стало принято говорить, этот вид спорта продолжает быть массовым у нас. Жаль только, что во многих других вузах гимнастики не стало, не проводятся и ежегодные городские межвузовские соревнования. А какие это были грандиозные спортивные события! Соревновались командно по всем разрядам. Студенческий спорт значил для меня очень много. Я начинал с абсолютного нуля, а на пятом курсе тренировался уже по первому разряду. Для меня это было большим достижением. Спорт учил преодолевать трудности, не бояться публичных выступлений, прививал вкус к здоровому образу жизни. Спорт был в почёте. Лыжники – мастера спорта В. Сыресин, В. Коваль, пользовались у нас на потоке непререкаемым авторитетом. Особую касту составляли авиамоделисты. Из их среды, как впрочем и из многих других выдающихся спортсменов, впоследствии получились не менее заметные авиационные и ракетные специалисты.

В этом очерке я оглядываюсь на свои студенческие годы, уже обладая определённым опытом научного сотрудничества с конструкторскими организациями и опытом подготовки кадров для них. Знаю судьбы своих однокашников, многие из которых сделали хорошую карьеру, а самое главное – сделали много хороших конкретных дел:

спутников, ракет, самолётов и других сложнейших изделий. В последние годы довелось побывать в различных зарубежных странах и посмотреть, что собой представляют инженеры у них и как их готовят. И постоянно, конечно, приходится думать о том, кого и как нужно готовить сейчас нам. Так вот, не боясь выглядеть консерватором, считаю, что уже в шестидесятые годы в нашем университете сложилась эффективная инженерная школа. Её главные особенности: сочетание фундаментальной подготовки с широким техническим кругозором, с определённой энциклопедичностью и способностью использования знаний при решении сложных междисциплинарных задач. Основа хорошая, её нужно только развивать, учитывая новые условия и требования жизни: всеобщую информатизацию и необходимость ещё более широкого взгляда на технику и мир в целом.

Чем существенно отличается нынешний СГАУ от КуАИ шестидесятых годов, так это возможностями послевузовского и фактически непрерывного образования. Приём в аспирантуру в последние годы значительно увеличен. В многочисленных диссертационных советах университета можно защищать кандидатские и докторские работы по всем основным направлениям естественных наук и техники. Требования к диссертациям довольно высокие. Но это не только не пугает соискателей, но, наоборот, привлекает их защищаться именно в СГАУ.

В университете сложилась строгая и в то же время очень доброжелательная система предварительной экспертизы научных работ. Нередко диссертации рассматриваются на заседаниях межкафедральных научно-технических советов дважды, а то и трижды. После этого на защиту, как правило, выносятся уже вполне добротные исследования.

Подготовка кадров высшей квалификации стала важнейшей частью деятельности университета. Примечательна в этом отношении весна 2000 года. После некоторого застоя в подготовке диссертаций в середине 90-х годов мне, например, в мае – июне 2000 года довелось принять участие почти в двух десятках защит. И я не могу сказать, что это было напрасно потраченное время. Большая часть работ была посвящена очень интересным новым задачам. Диапазон исследований широчайший: от автоматизации проектирования до выбора оптимальных ориентиров на небе для астронавигационных целей.

Мне нравится работать в университете. Мы здесь продолжаем учиться постоянно: мы учимся вместе с дипломниками и аспирантами, на защитах учимся у наших бывших студентов.

Сейчас я уже довольно твёрдо усвоил, что нельзя два раза войти в одну и ту же воду в реке. И, тем не менее, завершая эти строки в конце августа, ловлю себя на мысли, что с удовольствием съездил бы ещё разок на сельхозработы или какую угодно стройку со своей студенческой группой.

Я поступил в КуАИ в 1959 году. Институту было всего 17 лет. Мы были практически ровесниками. В отличие от нас, у которых всё ещё было впереди, у института уже была известность, и он уже тогда был лучшим вузом Куйбышева.

О КуАИ я узнал ещё будучи школьником. Учась в младших классах, я начал заниматься в авиамодельном кружке, и как-то само собой у кружковцев сложилось: если здоровье позволяет, он идёт в лётное училище, в ином случае – в КуАИ. Для меня ещё был один источник информации. Старший брат моего одноклассника закончил в 1953 г.

второй факультет КуАИ. Наверное, мой одноклассник снабдил меня некоторыми конспектами лекций. Среди них мне запомнился конспект по реактивным двигателям. Надо сказать, что в то время самолёты с реактивным двигателем я мог видеть лишь на земле. На учебном аэродроме в моем родном городе стояли первые реактивные самолёты МиГ-9, Як-15 и легендарный МиГ-15. Так как упомянутый конспект был написан ранее 1953 года, то теперь я могу оценить, насколько быстро в учебные курсы КуАИ включались последние достижения авиационной техники.

Моё поступление в КуАИ совпало с очередной реформой высшего образования. На первом курсе мы совмещали работу днём на авиазаводах города Куйбышева с учёбой вечером. Это позволило многим из нас, кто не видел близко самолёт, узнать его конструкцию, что, несомненно, было очень полезно. Правда, срок обучения возрос до 5 лет 10 месяцев. Зато одновременно заметно увеличился курс высшей математики, иностранный язык стали изучать в течение четырёх лет, а затем сдавать государственный экзамен. Наконец, дипломы мы получали не после защиты проектов, а после годичной работы с некоторой справкой, отпечатанной на рыхлой бумаге розового цвета.

Много нового мы встретили в стенах института. Когда мы приходили на первом курсе вечером в институт на занятия, нас поражала сатирическая стенгазета многометровой длины "Самолёт идёт на таран".

Мы старались приходить как можно раньше, чтобы прочитать эту газету или развешенную на стенах свежую "Техническую информацию", выпускаемую Центральным аэрогидродинамическим институтом (ЦАГИ). Всё это живо обсуждалось.

Основным, конечно, была учёба. Мы почувствовали, что практически все преподаватели готовы, не считаясь со временем, помогать нам разбираться с трудными разделами, отвечать на наши вопросы.

Деканат пытался вникнуть в наши бытовые проблемы и помочь их решать. Заслуга в этом принадлежала деканам факультета, вначале это был Вячеслав Михайлович Турапин, а затем – Виталий Михайлович Белоконов.

Когда мы учились на втором курсе, оживилась работа студенческого научного общества и многие из нас имели возможность определиться в своих дальнейших интересах. В это время я примкнул к группе студентов-третьекурсников, которые практически самостоятельно разрабатывали аппарат на воздушной подушке. Эта инициатива была поддержана деканом, и работа над этим проектом была засчитана моим товарищам как производственная практика. Когда работа над проектом заканчивалась, его защита по инициативе ректора Виктора Павловича Лукачёва состоялась на учёном совете института. В обсуждении проекта принимали участие профессора Комаров Андрей Алексеевич, Разумихин Михаил Иванович и другие члены совета.

Проект получил одобрение, было решено выделить авиационный двигатель и материалы для его реализации. К сожалению, по разным причинам проект не был осуществлён.

К этому времени под руководством профессора Филиппова Геннадия Васильевича я увлёкся теорией пограничного слоя, которая и сейчас является областью моих основных научных интересов.

Хотел бы отметить большую роль нашего декана профессора Белоконова Виталия Михайловича в распространении подготовки специалистов по индивидуальным планам с одновременным приобщением к научным исследованиям под руководством ведущих преподавателей. Многие считали это ненужным, идущим во вред качеству подготовки. Но жизнь показала, что для тех студентов, которые были реально заинтересованы в углубленной подготовке, обучение по индивидуальным планам, несомненно, принесло большую пользу. Среди таких студентов были теперешние профессора СГАУ Горлач Борис Алексеевич, Комаров Валерий Андреевич, Балакин Виктор Леонидович, Салмин Вадим Викторович, Титов Борис Александрович и другие.

Приобщение студентов к научной работе считали своим долгом многие преподаватели КуАИ, включая ректора Виктора Павловича Лукачёва. Формы поощрения были самые разные: материальная поддержка, командирование на различные конференции, ранее не практиковавшееся, и др. Когда в КуАИ появился совет по защитам диссертаций, В.П. Лукачёв приветствовал присутствие студентов на заседаниях этого совета. Если по режимным соображениям заседания проходили в кабинете ректора, то у студентов всегда была возможность слушать и эти защиты. Кстати, защиты дипломных проектов в те времена проходили в присутствии многих студентов младших курсов, а сейчас не все руководители дипломных проектов считают нужным посмотреть, как отстаивают свои разработки и полученные результаты их воспитанники.

ЭТО БЫЛО НЕДАВНО... ЭТО БЫЛО ДАВНО...

"Милый дедушка, Константин Макарович..." – почему-то вспоминаются эти строки, которые, окропляя скупой студенческой слезой, имитировал "заслуженный артист КуАИ" С.А. Сватенко в известной в кругу тогдашних друзей и почитателей миниатюре "Ванька Жуков". В существенно меньшей мере вспоминаются суровые, но полные невысказанной надежды на счастливый совместный исход слова преподавателей-экзаменаторов (независимо от сдаваемого предмета).

Что же такое студенческие годы? Какой след они оставляют в дальнейшей трудовой (творческой, коммерческой, бомжовской и пр.) жизни бывших студентов?

Когда, незадолго до празднования 35-летия окончания мною института, (КуАИ — не путать с нынешним, незвучащим СГАУ), мне поступило (в связи с предстоящим 60-летием института) предложение за подписью бывшего участника студенческого театра эстрадных миниатюр В.А. Сойфера, я попробовал вспомнить то, что отличало именно наш выпуск, а может, точнее, группу, которая вышла весной 1966 года в уже осознаваемый нами мир.

Поступив в институт в 1960 году, мы ещё в августе отправились по призыву партии и правительства в Новый Буян для обеспечения (не помощи, так как местных уборщиков мы не видели) сбора картофельного урожая с месячным отрывом от светской и другой жизни. Немного отмывшись, мы узнали, что "вляпались" в эксперимент, в соответствии с правилами которого мы должны были в дневное время отбывать трудовую повинность на каком-либо предприятии авиационного профиля города Куйбышева, а в вечернее время постигать премудрости "Начертательной геометрии", "Истории КПСС" и, по-моему, ещё чего-то другого из расширенной школьной программы. Нетрудно понять, что время для сна (а в эти годы обычно это не ночь) мы делили между предприятием п/я 32 (ныне – широко известное Областному союзу работодателей – ОАО "Моторостроитель") и убаюкивающими словами "I get up very early" (Я просыпаюсь очень рано) нашего любимого преподавателя английского языка Л.М. Труниной. Что уж тут говорить о способах построений аксонометрий в начертательной геометрии, а тем более об эмпириокритицизме? Но и в этом полусонном состоянии мы закончили первый курс и стали полноправными "дневными" студентами. После нас, позже, этот эксперимент был отменён, но мой приотрубленный кривошипно-шатунным прессом средний палец на левой руке, хочется думать, внёс какой-то вклад в такое решение.

"Первый курс – начало, на втором бы не укачало" – афоризм мой.

Не успели ознакомиться с расписанием занятий – видим красочный плакат руки "неизвестного художника" М.М. Пирского. "Что стоишь, на плакат глазеешь? Записывайся в хор – не пожалеешь!" Что нужно молодому, годному, необученному? Только призыв.

...И пошли мы на первое занятие хора...

...И увидели горящие глаза до сих пор молодого В.М. Ощепкова...

...(И увидели рядом с ним великолепную Р.А. Алещенко)...

...И почувствовали, что действительно можно поднять людей, если относительно слаженно спеть в зале Окружного дома офицеров хором в сотню молодых голосов слова: "Люди мира, на минуту встаньте... Слушайте, слушайте, гудит со всех сторон-н-н".

...И полюбили мы (по крайнем мере я, уже певший до этого в народном хоре клуба "Мир") хоровое и ансамблевое пение всерьёз и надолго.

Под влиянием этой серьёзности и произошла в очередной сессии двойная очная встреча с Е.А. Бредихиной, закончившаяся, к удовлетворению сторон, оценкой "хорошо". Я заранее прошу прощения у всех преподавателей института, о которых не упомяну в этих заметках, хотя каждый из них внёс свою лепту в повышение общего уровня развития ранее несформированного субъекта, в чем, на мой взгляд, и состоит основная задача высшей школы.

После зимней сессии вполне оправданный отдых привёл к тому, что некий великовозрастный студент Е.М. Слободник начал завлекать идеями, услышанными им на концерте в городе Москве в Московском государственном университете и Доме журналиста (это было время, когда в этих коллективах участвовали и ныне достаточно хорошо известные А. Курляндский, А. Хайт, М. Розовский и др.). И уже весной от лица института в областном смотре студенческой художественной самодеятельности был представлен ряд миниатюр и песен нашей учебной группы под номером 222 (про песни сказал потому, что одну из них исполнял я).

Мне кажется, это выступление послужило основой для воссоздания периодически возникавшего ранее в стенах КуАИ Театра миниатюр в виде существовавшего несколько лет коллектива, в который входили как основа С.А. Сватенко, М.М. Пирский, Е.М. Слободник, С. Добрынин, а позже Н. Каргин, В. Прокофьев, Ю. Швец и др. и который далее преобразовался в "АИСТ" (Авиационный институт – студенческий театр). В это время появились в коллективе и свои авторысценаристы, ныне известные в СГАУ люди: В. Сойфер, В. Балакин и др.

"АИСТ" как театр включал в себя уже не только исполнителей и авторов эстрадных миниатюр, но и эстрадный ансамбль и вокальный ансамбль и пр. и пр. В музыкальную часть коллектива большой вклад внесли В.А. Акулов (ныне доцент Самарского государственного технического университета), Б. Есипов (ныне доцент СГАУ), С. Серебрянский, В. Антоничев, В. Цыганков, В.А. Чистяков и др. Вокальную часть коллектива представлял набирающий опыт и исполнительское мастерство мужской вокальный квартет в составе:

Ю. Авдошенко, С. Игначков, Н. Новиков, Б. Сурков.

Я несколько отвлёкся от исторических событий и не упомянул, что после весенней сессии 1962 года по разумнейшему решению В.П. Лукачёва большая часть хора под руководством и при участии В.М. Ощепкова проходила начальную вокальную и спортивную подготовку в палатках спортивного лагеря КуАИ на поляне имени Фрунзе и именно тогда с нашим участием начал закладываться фундамент первого студенческого общежития на Московском шоссе.