«РУССКАЯ СОЦИАЛЬНО ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ 1850 - 1860-е годы ХРЕСТОМАТИЯ Библиотека Рунивере БИБЛИОТЕКА ФАКУЛЬТЕТА ПОЛИТОЛОГИИ МГУ Библиотека Рунивере БИБЛИОТЕКА ФАКУЛЬТЕТА ПОЛИТОЛОГИИ MfY РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ: д-р ист. ...»
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
имени М. В. ЛОМОНОСОВА
РУССКАЯ
СОЦИАЛЬНО
ПОЛИТИЧЕСКАЯ
МЫСЛЬ
1850 - 1860-е
годы
ХРЕСТОМАТИЯ
Библиотека "Рунивере"
БИБЛИОТЕКА
ФАКУЛЬТЕТА ПОЛИТОЛОГИИ МГУ
Библиотека "Рунивере"БИБЛИОТЕКА
ФАКУЛЬТЕТА ПОЛИТОЛОГИИ MfY
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
д-р ист. наук ШУТОВ А. ю. (председатель), д-р полит. наук ШИРИНЯНЦ А.А. (заместитель председателя), канд. филос. наук ОСАДЧЕНКО 3. Н. (ответственный секретарь), канд. ист. наук АНДЕРСОН К.М., д-р полит. наук АХРЕМЕНКО А.С., канд. полит. наук ДЕМИН и. Ю., канд. филос. наук ДЕМЧУК А.Л., канд. ист. наук ЕВГЕНЬЕВА Т. В., д-р филос. наук КОВАЛЕНКО В. и., д-р филос. наук КУДРЯШОВА М.С., д-р полит. наук, академик РАН ПИВОВАРОВ Ю. С., д-р филос. наук ЦЫГАНКОВ П.А., канд. полит. наук ЧИХАРЕВ И.А., д-р филос. наук ШЕСТ ОПАЛ Е. Б., д-р полит. наук ЯКУНИН В. и.МОСКВА, Библиотека "Рунивере"
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
имени М. В. ЛОМОНОСОВАФАКУЛЬТЕТ ПОЛИТОЛОГИИ
РУССКАЯ
СОЦИАЛЬНО- ПОЛИТИЧЕСКАЯ
МЫСЛЬ 1850-1860-е годыХРЕСТОМАТИЯ
Под редакцией А.А.Шupинянца Допущено ума по классическому университетскому образованию в качестве учебного пособия для студентов Московского государственного университета, имеющего право разрабатывать образовательные программы на основе самостоятельно установленных образовательных стандартов и требованииИЗДАТЕЛЬСТВО МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
20I Транснефть Издание осуществлено при поддержке Открытого акционерного общества «АК "Транснефть"»УДК 32(091)(419) ББК 66.l(2) Московского гocYд;lpcTвeHHoгo университета имени М.В. Ломоносова Русская социально-поmпическая МЫСЛЬ. 1850-1860-е годы:
Р88 Хрестома1ИЯ / COCI: И.Ю. Демин, АА IIIи:ринянц; подг. тек в хрестоматию, составленную в соответствии с IIporраммой учебного курса « История социально-политических учений России», читаемого на факультете политологии Московского государственного университета име ни М.В. Ломоносова, ВОIIШИ произведения к.с. Аксакова, АИ. Герцена, нышевского. Издание сиабжено коммеитариями.
Для студентов ryмаиитарных факультетов университетов, а также всех, ю'о интерес)еТСЯ историей р)Сской социально- политической мысли.
Ключевые слова: история социально-политических учений, Россия, 50-60-е годы века; р)Сская социально- политическая мысль.
Russian Social and Political Тhought. 1850-1860's: Reader // Сотр. Ьу Demin I.Yu., ShШnуants А.А.; texts prep. Ьу муп kova A.V., Repieva А.М.; ed. Ьу Shirinyants А.А. - Moscow:
Moscow Uпivегsitу Press, 2012. - 896 р.
ТЬе reader is compiled in ассоюапсе with the "Hi3tory ojsocia/ and politica/ Russian studies" course taught at the faculty о fPolitical Science ofthe 1.0 monosov Moocow State UnivelSity. It contains the vюrks Ьу Aksakov KS., HeJZen A.I., Кa..elin KD., Ogarev N.P., Pisarev D.I., Samarin Yu.F., Chernyshevsky N.G.
Тhis edition is supplied with comments.
ТЬе 000 k is intended tbr students ofhumanities as well as апуопе interested in the history ofthe Rnssiзп social and political thought Keywords: historyofsocialandpoliticalstndies, Rn&ia, 1850-1860's; Rnssian юсial and political thought.
ISBN 978-5-211-06410-2 Издательство Московского университета, Библиотека "Р универс" Библиотека "Рунивере" Аксаков Константин Сергеевич Записка к.с. Аксакова «О внутреннем состоянии России», представ Дополнение к записке «О внутреннем состоянии России», представ ленной государю императору Александру II Константином Сер Замечания на новое административное устройство крестьян в России. Самарин Юрий Федорович О крепостном состоянии и о переходе из него к rpажданской свободе.. Кавелин Константин Дмитриевич Герчен Александр Иванович Огарев Николай Платонович Чернышевский Николай Гаврилович Критика философских предубеждений против общинного владения. Писарев Дмитрий Иванович
ПРЕДИСЛОВИЕ
Настоящая «Хрестоматия» входит В университетскую серию книг «Библиотека факультета политологии» * И ориентируется на про грамму учебного курса «Исmрия социально- политических учений России», преподавание которого началось на философ ском факультете в 2004 г. и продолжается на новом факультете по литологии Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Органической частью эmго фундаментального курса** является история социально-политической мысли России 1850-1860 реформ», изменивших страну, когда были высказаны замечатель ные идеи, намечены важнейшие проблемы общественно-полити ческоm характера, на долгие mды определившие направленность русской социально- политической мысли. В ЭТОМ отношении мыс лителями, творчество которыхзаслуживаетпервоочередноm внима ния, в то время были к.с. Аксаков, Ю.Ф. Самарин, к.д. Кавелин, А.И. Герцен, НЛ. Огарев, Н.г. Чернышевский, д.и. Писарев.Этот небольшой перечень открывают имена к.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина, ВЫС1Упавших с позиций славянофильства - идей ного течения, важное о государстве и власти в em отношении к народу (Земле, общине, обществу), о русском самодержавии как народной монархии.
скончался император Николай 1. На следующий день вышел Ма нифест «О вступлении на престол Государя Импераmра Але ксан дра Николаевича», в котором прозвучали фразы о «священном обете иметь всегда единою целию благоденствие Отечества наше го» И желании «утвердить Россию на высшей С1Упени могущества и славы»
с.в. Перевезенцев, подг. текстов: с.в. Перевезенцев, г.в. Талина, Д.в. Ермашов, А.с. Ермолина В.с. Зубова; под ред. А.А. ШИРИНЯIЩа, с.в. Перевезенцева. М.:
Издательство Московского университета, Русская социально-политическая мысль. Первая половина XIX века: Хрестоматия / Сост.: И.Ю. Демин, А.А. Шири НЯIЩ; подг. текстов: А.М. Репьева, М.К Ковтуненко, А.И. Волошин; под ред.
А.А. ШИРИНЯIЩа. М.: Издательство Московского университета, 2011.
Курс читается студентам в течение четырех учебных семестров и охватьтает сти до первой половины ХХ в.
Этот документ про извел благоприятное впечатление на рус ское общество, породив надежды на потепление политического климата. Как это часто бывает, с воцарением нового самодержца, у многих интеллигентов-патриотов появилось желание воздей ствовать на правительство, не имеющее, по их мнению, ясного представления о перспективах развития страны, о направлении, стратегии и тактике движения вперед. Не стали исключением и и поставить вопросы» В своем коллективном обращении к прави тельству, - Ю.Ф. Самарин брался за обзор государственной служ бы вообще, В.А Черкасский - положения казенных крестьян, стоял на государственной службе и к тому же был «невозможен В приложении практическом», в этот проект он вовлечен не был.
Из-за этого у к.с. Аксакова возникли разногласия с Ю.Ф. Сама риным.
Волею судеб начинания Ю.Ф. Самарина и И.С. Аксакова так и остались начинаниями, а обиженный к.с. Аксаков в марте 1855 г.
очень подробно изложил свои мысли в адресованной (и, в конце концов, врученной) новому императору записке «О внутреннем состоянии России», ставшей, по выражению Н.И. Цимбаева, «един ственным памятником славянофильским надеждам "завоевать Россию "»'. Эта записка, которую некоторые исследователи счита ют политическим манифестом не только самого К.с. Аксакова, осуществившего «общую концептуализацию политологии славя нофильства» (выражение АФ. Замалеева), является важнейшим документом социально-политического творчества русского мыс лителя".
Дело в том, что историко-политологическая и в целом социаль но-политическая концепция К.с. Аксакова в деталях была разра ботана к началу 1850-х гг. Однако именно в записке «О внутреннем состоянии Россию) разрозненные элементы концепции, идеи, • Цuмбаев НИ Славянофильство. Из истории русской обществеlШО-ПОЛИ тической мысли XIX века. М., 1986. С. 194. Как отмечает Н. И. Цимбаев, Алек сандр 11 прочел записку и «с удовольствием отметил те места, где шла речь о «не политическом характере,> интересов русского народа,>. (Там же. С. 195.) •• Записка «О внутреlШем состоянии Россию> увидела свет только через 25 лет после ее написания - 9 мая 1881 г. И.с. Аксаков опубликовал ее первую часть в N2 26 московской газеты «РусЬ», сопроводив пояснением, где указал цели своей публикации: «выяснить, наконец, общие основы русской народной политиче ской мысли'>, давая, таким образом, повод утверждать, что эта записка является программным документом славянофильского кружка.
высказанные им раннее в разных работах, бьши приведены в опре деленную систему, и потому она заслуживает особого внимания.
объему разделов, содержание которых характеризуеткак сам строй и стиль мышления к.с. Аксакова, так и содержательную сторону его концепции.
к.с. Аксаков прибавил к записке «Дополнение», В котором дал вытекающий из нее «сосредоточенный вывоД» числом В пятнад цать пунктов и два примечания (о пользе свободы слова и о важ ности нравственной свободы человека в БЫIУ). В «Дополнению> он еще раз коротко сформулировал две практические меры, кото рые, по его мнению, позволят достичь желаемого восстановления древнего союза правительства с народом, государства с землею, на прочном основании истинных коренных русских начал: «Полная Записка эта, как и многие начинания славянофилов, осталась без последствий.
Позже к.с. Аксаков предпринял опыт неформального участия на восемь докладов Административного отделения Редакционных Комиссий для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости". Критически осмысливая содержа ние этих документов, К.с. Аксаков формулирует собственную конструктивную программу, которая продолжала начатое в его за народ вошедшее, не должно быть уничтожаемо внешним образом, по указу, а должно быть выброшено вон, внутренним процессом, вследствие нравственного подвига, вследствие свободного созна ния и искреннего убеждению>"", предостерегает он реформатоКонстантин Аксаков. Дополнение к Записке о внутреннем состоянии Рос сии, представленной Государю Императору Александру Константином Сер геевичем Аксаковым // Русь. М., 1881. N~ 28. Политическое обозрение. С. 13.
•• Аксаковекие заметки бьши изданы уже после смерти мыслителя. См.: Акса ков кс. Замечания на новое административное устройство крестьян в России.
Лейпциг: У Франца Вагнера, 1861.
•••• Там же. С. 84-85.
ров. Главным принципом административных реформ в области крестьянского хозяйства должно стать обращение к естественным исторически выработанным основаниям и традициям крестьян cKoй жизни: «ГО1Овясь рассуждать о предстоящем устройстве Рус ского народа, надо было начать с того, чтоб изучить это устрой ство во всех возможных подробностях, как в историческом, так и в современном, местном отношении. Тысячелетний опыт народа что-нибудь да значит. Исторические изыскания здесь необходи мы... Надобно было, если уж не советоваться, 10 хотя снять мерку с того, кому собираешься сшить платье; надобно кроить платье по народу, а не народ по платью, хотя для него, но от него вдали и не по нему сшитое»'.
Опираясь на собственный исследовательский опыт изучения истории естественного хода, кругообращения народной жизни, к.с. Аксаков предлагает оставить или восстановить естественное для Русской земли «соединение оконченных в себе кругов, смы кающихся друг с другом и восходящих от самых малых до самых широких размеров» ". При этом, как подчеркивает к.с. Аксаков:
«Правительство не должно входить в частный мир так же, как не должно входить и вдом крестьянина, и также, как и вдоме кресть янина не должно в нем распоряжаться. Чем меньше будет точек соприкосновения у Правительства с народом и у народа с Прави тельством, тем лучше» ***.
К. С. Аксаков разделяет институты общего и частного крестьян cKиx миров. Общий Мир к.с. Аксаков предлагает назвать «окру гой». Окружной Мир включает не менее 150 дворов и имеет опре деленные полномочия. Во-первых, он решаетвсе внутренние дела и вопросы окружного Мира (например, о построении приходской церкви); во-вторых, берет на себя все соприкосновения с пра вительством, и как следствие, в-третьих, обязательно выбирает необходимых должностных лиц. Определяя формулу взаимоотно шений этого мира и правительства, к.с. Аксаков пишет: «Прави тельство предъявляет: что. Народу представляется: как. За чер мой систему, в которой Власть в лице правительства признает Мир как сообщество русского народа в целом, и на разумной, нравТам же. 18-19.
ственной, освященной традициями основе взаимодействует с Ми ром окружным, состоящим из самоуправляющихся частных ми ров (дворов, крестьянских семей).
Чуть раньше появления аксаковской «(Записки... », во время Крымской войны, попытку аргументированного изложения сла вянофильского представления о русском самодержавии как над сословной, народной монархии, ограниченной православными и народными, а не формально-юридическими началами предпринял друг и сподвижник к.с. Аксакова Ю.Ф. Самарин. Безымянная определяется верховная власть в России», до сих пор поражает читателя глубоким проникновением в существо политических вопросов.
Критика Ю.Ф. Самариным поисков «(всесовершенной И безус ловно применимой формы правлениЯ», бездумного заимствова ния чужих образцов, высказанные им идеи «(народности» прави тельства и конфессиональной определенности, лежащей в основе В качестве иллюстрации приведем лишь один фрагмент самарин ского текста: «(Представим себе третий случай. В государстве хри стианском, где-нибудь на краю земли, живут мусульмане. Прави тельство, исповедуя веру Христову, любит, чтобы его прославляли на всех языках, и с одинаковым благоволением принимает молит вы о его благоденствии, где бы они ни читались: в церквях, в ко стелах, в синагогах или в мечетях. Мусульмане не только свободно отправляют свое богослужение, но даже пользуются покровитель ством власти; им строят мечети, воспитывают для них мулл, из дают для них Коран; чего им больше? Они довольны и при всяком случае рассыпаются в изъявлениях своей преданности. Наступает время доказать ее на деле. Загорается война, война за спасение право славных от ига мусульман. Что сделают мусульманские под данные православного правительства? Чью сторону они примут?
Памятуя неоднократные доказательства заботливости о их благе, станут ли они под знамя креста, в ряды того правительства, кото рому клялись в усердии, или не увлечет ли их в противоположную сторону блеснувший перед их глазами полумесяц? Сочувствуя правительству во всем, кроме веры правительства, будут ли они надежными слугами, когда дело дойдет до борьбы веры прави тельственной с их верою?»' • Самарин Ю.Ф. На чем основана и чем определяется верховная власть в Рос сии / / 1840-1876: Ю.Ф. Самарин. Статьи. Воспоминания. Письма / Сост. ТА Ме довичева. М., 1997. С. 60.
Идея народной монархии стала стимулом активнейшего уча стия Ю.Ф. Самарина в деле по подготовке и исполнению осво бождения многомиллионного крепостного крестьянства, а также отправной точкой критики конституционных поползновений определенной части «либеральствующего» дворянства, терявшего в связи с отменой крепостного права часть своих привилегиЙ.
Из большого количества документов (составивших три тома сочинений Ю.Ф. Самарина*) наиболее значимым представляется объемная записка «О крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе», подготовленная Ю.Ф. Самариным еще до официального «старта» эмансипационной кампании по отмене крепостного права в России". Записка была начата Ю.Ф. Самари ным в 1853 г., окончена в начале 1854 г., переработана и пущена в обращение в рукописном виде в 1856 г., Т.е. за год до первых из целой серии Высочайших рескриптов «об улучшении быта генерал-губернатору В.И. Назимову об учреждении из числа мест ных помещиков трех губернских комитетов и ощюй (. Чтобы этого избежать, считал он, «нам нуж ны: веротерпимость, прекращение полицейской проповеди про тив раскола, гласность и независимость суда, свобода книгопеча тания как единственное средство выгнать наружу все зараженные соки, отравляющие нашу литературу, и через это самое вызвать свободное противодействие искренних убеждений и честного здравомыслия. Нам нужны: упрощение местной администрации, преобразование наших налогов, свободный доступ к просвеще придворных штатов и т.д., и т.д.» ****. На наш взгляд, подобные про граммные требования (конечно же, после небольшой редакции) вполне уместно смотрелись бы и в документах многих современ ных политических партий России.
• Самарин Ю. Ф. По поводу толков о конституции / / 1840-1876: Ю. Ф. Самарин.
Статьи. Воспоминания. Письма/ Сост. ТА Медовичева. С. 97.
•••• Там же. С. 98.
Исследователи либерализма (В.В. Шелохаев и др.) убедительно доказали, что в России начиная с середины в. оформилось своеобразное либеральное течение социально-политической мыс ли, концешуальной основой которого были синтез или противоре чивое сочетание целого комплекса идей, идущих от Гегеля, Шел линга, Канта и др., что идейные корни русского либерализма в основном те же, что у их европейских современников Мишле, об общей принадлежности русского либерализма к европейской традиции. Специфика русского либерализма в том, что русские либералы -интеллектуалы (сначала в одиночку, а затем небольшими группами), заимствуя западные идеи, пытались насадить их «(свер ху» В традиционную И малоподготовленную к восприятию среду, стремились использовать творческий потенциал самодержавного режима.
Родоначальником концептуального либерализма в России мож но считать К.д. Кавелина. Его русские предшественники либералы-западники, наподобие Н.В. Станкевича, представляли собой кружковых мыслителей, слабо воздействовавших на обще ственную идейно-политическую атмосферу. Главные теоретиче ские интересы К.д. Кавелина лежали в области русской историо графии. Понимание им русского исторического процесса оказало определенное влияние на разработку основных принципов либе ральной политики, которые были изложены, в частности, в (га пойдет речь ниже. В одной из своих центральных работ «(Взгляд на юридический быт древней Россию) он выражает несогласие с по зицией другого «(западника» П.Я. Чаадаева относительно того, собность Руси к изменению в будущем. Отвергая взгляд на Рос сию как на «(традиционное общество» (в современной терминоло гии), он выдвигает принципиальное положение о том, что «(наша история представляет постепенное изменение форм, а не повто рение их». Это положение и легло в основу либеральной полити ки, которую разделял К.д. Кавелин: постепенное изменение форм русской политической жизни, не идущее в ущерб ее государствен HыM устоям. Именно К.д. Кавелин стал автором проекта осво бождения крестьян от крепостной зависимости, главные принциБиблиотека "Рунивере" пы которого легли в основание правительственной программы реформ 1860-х гг.· Одним из оснований крепостного права служил принцип при надлежности лиц податных состояний или помещикам-дворянам, или учреЖдениям и ведомствам. Этот принцип, как и крепостни чecTBo в целом, являлся источником социальных, экономических Итак, понятие о какой бы то ни было обязательной законно сти, по праву ли наследства или по праву избрания, у нас не вы оно не вытекает из нашей истории и не мирится с существом са модержавия, а потому, читая в наставлении для преподавания наук в военно-учебных заведениях, «(что В продолжение тысячи лет мы ничем иным себе не можем объяснить этого положения, как прибегнув к другому наставлению той же инструкции: «(В истории каждоm народа должен быть сделан самый строгий выбор собы тиЙ)46. Но выбор событий не есть история, и наставления, почерп HyTыe из выбора, исчезнут скоро, когда внимательное изучение фактов и размышление приведут к убеждению, что посылками для вывода наставлений служил односторонний выбор и что са мый вывод заключает в себе понятия несовместные. Первое усло вие для прочного образования есть правдивость наставников.
Повторим все сказанное. Не обаяние отвлеченной власти, ина че силы, и не формальная законность связывает в России поддан ных с государем. Русский народ видит и любит в своем государе православного и русского человека от головы до ног. В основании любви подданных к государю лежит вера и народность; такой ши poKoй И твердой основы не имеет ни одно правительство, и вот почему у нас оно так сильно. За что дорожит Россия правительНазвания: (основные, коренные, фундаментальные,) выражают важность содержания закона, lШчего не прибавляя к их обязательной силе в отношеlШИ к верховной власти.
ством, чем правительство сильно, тем самым определяется его историческое призвание, характер его действий, пределы его вла сти; пределы, полагаемые не хартиею, не буквою конституции, но самым существом его, которое глубоко и живо сознается духом народным. Россия и правительство тесно сплелись, потому что растут на одном корню, оторвать корень правительства от корня народного и пересадить его на другую, искусственно созданную почву, об этом могут ПОМЫШЛЯТЬ только или враги правитель ства и России, или те близорукие друзья его, для которых наше прошедшее непонятно, настоящее мертво, а будущее страшно.
О КРЕПОСТНОМ СОСТОЯНИИ И ОПЕРЕХОДЕ
С самого начала Восточной войны 48, когда еще никто не мог предвидеть ее несчастного исхода, громадные приготовления на ших врагов озабочивали людей, понимавших положение России гораздо менее, чем наше внутреннее неустроЙство.События оправдали их опасения. Мы сдались не перед внеш ними силами западного союза, а перед нашим внутренним бесси лием. это убеждение, видимо проникающее всюду и вытесняющее чувство незаконного самодовольствия, так еще недавно туманив шее нам глаза, досталось нам дорогою ценою; но мы готовы при нять его, как достойное вознаграждение за все наши жертвы и уступки.
Мы слишком ДОЛГО, СЛИШКОМ исключительно ЖИЛИ дЛЯ Европы, для внешней славы и внешнего блеска и, за свое пренебрежение к России, мы поплатились утратою именно того, чему мы покло НЯЛИСЬ,- утратою нашего политического и военного первенства.
Теперь, когда Европа приветствует мир, как давно желанный ОТДЫХ, нам предстоит воротить упущенное. С прекращением во енных подвигов, перед нами открывается обширное поприще для трудов мирных, но требующих не менее мужества, насmйчивости и самоотвержения. Мы должны обратиться на себя самих, иссле довать коренные причины нашей слабости, выслушать правдивое выражение наших внутренних потребностей и посвятить все наше внимание и все средства их удовлетворению.
Не в Вене, не в Париже и не в Лондоне, а только внутри России завоюем мы снова принадлежащее нам место в сонме Европей скихдержав; ибо внешняя сила и политическое значение государБиблиотека "Рунивере" о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе ства зависит не от родственных связей с царствующими династия ми, не от ловкости дипломатов, не от количества серебра и золота, хранящегося под замком в государственной казне, даже не отчис лительности армии, но более всего от цельности и крепости обще ственного организма. Чем бы ни болела земля: усыплением мыс ли, застоем производительных сил, разобщением правительства с народом, разъединением сословий, порабощением одноm из них другому всякий подобный недуг, отнимая возможность у прави тельства располагать всеми подвластными ему средствами и, в слу чае опасности, прибегать без страха к подьему народной силы, воз действует неизбежно на общий ход военных и политических дел.
Эта истина, под тяжкими ударами судьбы, постепенно прони кает в общественное сознание, и оттого в минуты, подобные на стоящей, охотнее, чем в спокойное время, выслушивается горькая правда, совесть общественная говорить громче, больнее отзыва ются старые, запущенные недуги и, казалось бы, в той же мере должна возрастать решимость на всякую жертву для коренного исцеления*49.
Во главе современных, домашних вопросов, которыми мы должны заняться, стоит, как угроза для будущего и как препят ствие в настоящем для всякого существенного улучшения в чем бы то ни было,- вопрос о крепостном состоянии. С какого бы конца ни началось наше внутреннее обновление, мы встретимся с ним неизбежно. Мы не можем миновать его и не должны укло няться от его разрешения; ибо нравственные и вещественный потребности целых сословий, возникающие естественно, истори чески-законно из данноm положения, подлежать разумному на правлению правительств только до известной поры. Можно их признать, обдумать и проложить путь К их удовлетворению; можно также противопоставить им упорное отрицание и заглушить их • Пример подобной благородной решимости подала Пруссия после пора жения под Иеною и Тильзитского мира. Разбитая и униженная, она приступила к внутреннему своему обновлению в самое то время, когда Фртщузские гарни зоны занимали ее крепости, а государственные доходы поглощались военными контрибупиями. Тогда БыJlli задуманы и начаты все коренные преобразования в ее общественной организапИИ. Сюда относится: упразднение барщины, кре постного состояния, отвод земель поселянам, упразднение местных и сословных привилегий, стеснявших свободу торговли и промыслов, устройство областной администрапИИ, военных сил и народных училищ. Благодаря великим государ ственным деятелям, в ту пору явившимся, Штейну, Гарденбергу и продолжате лям их трудов, единодушному содействию целого общества и благородной любви Фридриха Вильгельма к правде и свободе, униженная Пруссия быстро поднялась и не только воротила утраченное, но стала выше прежнего.
В первом случае, преобразование совершается в общественном сознании прежде, чем на практике, и потому существующий по рядок вещей, раздвигаясь постепенно, дает место образующимся новым явлениям; во втором, сдавленные потребности, встречая на всех точках систематический отпор, по-видимому, исчезают, но это обман: они только уходят вглубь. Лишенные гласного про явления, удаленные от света, они дозревают в тишине и мраке и там перерождаются в темные страсти, неразумные, как стихийные силы, и также неодолимые. Наконец, по поводу ли общего бед ствия, голода, пожаров, повальной болезни, или распущенного, неведомо когда и кем, вздорного слуха, или сумасбродной выходки отважного бродяги, они прорываются неожиданно, достигнув до той роковой поры своего развития, когда уже никакая человече ская сила не можетни сдержать, ни направить их стремления. Оста ется одна материальная с ними борьба, потрясающая надолго все основы общества, каков бы ни был ее исход. Вот чему учит нас при мер других народов и наша собственная историческая опытность.
Вопрос о крепостном праве находится еще в первой поре своего развития; но дальнейший ход его зависит оттого, в какое отноше ние к нему станет в настоящую минуту правительство и общество.
Если мы не хотим осудить себя на роль безгласных жертв в грядущей развязке, то пора повернуться к нему лицом, назвать его по имени и решиться, наконец, произнести во всеуслышание то, что уже дав но лежит у всех на сердце, как опасение или надежда, как разумное убеждение или как темная забота, неотвязчиво нас преследующая.
В полной уверенности, что вопрос о крепостном праве развился до полной зрелости; что разрешение его требует не только твердой воли со стороны правительства, но, сверх того и по преимуществу, ясного сознания и чистосердечного содействия со стороны сосло вия, наиболее заинтересованного в мирном его разрешении; с един ственною целью вызвать к спокойному и добросовестному обсуж дeHию всех его сторон, составлена настоящая записка. Пишущий эти строки желал бы избегнуть раздражительных сторон вопроса;
он обязывается не останавливаться на случайных злоупотребле ниях, в которых выражаются личные пороки и страсти; но вместе с тем, будучи сам помещиком, он вменяет себе в долг картину зла, истекающего из существующих законов, из действий правитель ства, из бытовых отношений, веками выработанных, выставить со всевозможною ясностью и ничего не смягчая; ибо, в настоящем деле, резкость выражения и строгость осуждения, даже при оши бочном воззрении, гораздо извинительнее натянутых оправданий и умышленных недомолвок.
о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе Еще недавно, лет двадцать тому назад, правительство и обще ство признавали крепостное право за несомненное зло. Против этого никто не возражал, никто за него не заступался и спорили только о том: наступило ли время упразднить его, каким путем из него выйти, чем заменить существующий порядок. Прискорбно сознаться, что теперь уже не то. Правительство приняло крепостное право под свое особенное покровительство: оно изъято безуслов но из круга тех вопросов, о которых позволено рассуждать печашо;
самые отдаленные намеки на вредные его стороны преследуются цензурою с беспощадною строгостью; наконец, в нашей литера туре и в изданиях казенных стали появляться апологии крепост ного права, выведенные не из юридических или административных соображений, но из общих, религиозно-нравственных начал, апологии самого существа крепостного права*50.
На чем же помирил ось общественное мнение, какими до водами или опытами оно переубедилось, из каких общих понятий истекает современное его воззрение? На все эти вопросы трудно отвечать. Воззрение, теперь господствующее в официальном мире, не поддается строгому разбору по самой его неопределенности.
На нем лежит какой-то идиллический оттенок. Оно не вникает в предмет, в действительные отношения крестьян к помещикам, но восхищается ими, или точнее, восхищается какими-то иде альными, им же самим созданными призраками. Полнейшее вы ражение его заключается в риторической фигуре уподобления по мещика отцу семейства, а крепостных людей его детям. Так теперь принято, и эта фигура в последнее время имела такой успех, так часто повторялась, что для многих она получила значение неопро вержимого доказательства, полного ответа, разрешающего все не доумения разума и совести.
В чем же заключается сходство? Хотим ли мы сказать, что крестьяне связаны с помещиком узами кровного родства? Или мы • Особенно замечательно в этом отношеlШИ одно место в наставлении для образования воспитанниц женских учебных заведеlШЙ, изданном в В пользу крепостного права приведены тексты из Священного Писания ственный, доселе небывалый пример в нашей литературе. В немногих словах, совет, предлагаемый автором инструкции воспитанlШцам, может быть выражен следующим образом: берегите крепостное право, как учреждеlШе божественное, как Божью заповедь, употребляйте его как власть родительскую над детьми. Не прямой ли из этого вывод что правительство, упразДlШв это право в Остзейском крае и в Польше, нарушило Божью заповедь?
хотим себя уверить, что дО ХУН века наш народ находился в со стоянии жалкого сиротства, и что Борис Годунов не крестьян при в качестве опекунов? Или не думаем ли мы, что как, по слову Апо стола, не чада должны приобретать имение для родителей, а роди тели для своих чад', так и у нас, не крестьяне работают на господ, а господа работают на крепостных своих людей, в надежде сделать их равными себе и передать им со временем свое состояние, свое образование и вообще все, чем дорожат сами?.
Если ни в природных, ни В исторических, ни в хозяйственных отношениях нет сходства, то в чем же искать его, как не един ственно в юридической неопределенности власти родительской и власти помещичьей, в беззащитности детей и в беззащитности крестьян? Закон не вмешивается в отношения родителей кдетям;
он не считает нужным вооружать последних оборонительными ограниченной власти первых. Таким же образом, или сходно с тем, поступает закон и в отношении к крепостному сословию. Вот един ственная точка соприкосновения обеих властей. Но разве в этой юридической неопределенности, в этом полновластии с одной стороны, и в этой беззащитности с другой, заключается сущность союза родителей с детьми? Неужели тот, кому дано безотчетно располагать судьбою ближнего, через это одно становится для него отцом?
Совестно было бы занимать читателей разрешением этих во просов. Сами защитники так называемых патриархальных отно шений крестьян к помещикам никогда не выдерживают своей темы и беспрестанно сбиваются на понятия, идущие с нею в раз рез: «К чему вмешательство закона и права, к чему вводить юри дические формальности и тонкости в такую область, где все про вот, что говорится крестьянам, когда коснется дело до собствен ности: «Знайте, земля моя, не ваша; мое добро для вас чужое;
я вам отвел участок из моей земли; так подавайте оброк или сту пайте на барщину». Странно, с какою быстротою чадолюбивый отец превращается в ревнивого собственника, дети в фермеров, семейные отношения в торговую сделку] Гораздо последователь нее крестьяне. С чужого голоса научились и они повторять: «Вы о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе наши отцы, мы ваши де1И», и прибавляютпро себя: «Мы все твои, а все твое наше» *51.
Пора бы убедиться в логике народного ИНС1Инкта и уразуметь, что отсутствие гарантий против произвола помещика находит себе казнь в отсутствии надлежащего основания и твердых границ для собственности вотчинника.
Помещик провозглашает себя отцом своих крепостных людей, и правительство утверждает его в этом звании; но этого мало. Осу ществление семейных отношений требует еще одного условия, а именно, чтобы те, на долю которых выпал жребий оставаться по гроб детьми, признали добровольно указанного им господина за своего отца. Предположив, что помещик с своей стороны спосо бен принять и выполнить достойно свою роль, спросим себя: ка ково внутреннее отношение к нему его крепостных людей? Та ли с их стороны безотчетная привязанность к нему, всецелая дове ренность, простота и непринужденность отношений, которыми держится союз родителей с детьми, без которых неограниченность и неопределенность родительской власти превратилась бы в не выносимую тягость? Не задумается над разрешением этого вопро са тот, кто имел случай читать следственные допросы по делам о неповиновении крестьян или кто, живя в деревнях, прислушался к народной молве и приучил свое ухо различать правдивое выра жение мыслей простых людей от их официальных речей; ибо и крестьяне имеют свой особенный официальный язык для обра щения с своим помещиком, язык подобный тому, какой употреб ляем мы, обращаясь к правительству.
Оставляя даже в стороне личные наблюдения, как предмет спорный, можно указать на документальные, бесспорные и всем доступные свидетельства. Пусть пере берут наши законодательные памятники со времен Уложения52. О каком настроении духа в кре постном сословии красноречиво свидетельствует целый ряд мани фестов, указов и циркуляров, повелевающих крестьянам безропотно повиноваться их господам и не давать веры слухам о вольности?
Отчего подобными актами открывались все новые царствования?
• Во всеподданнейшем донесении Смоленского предводителя от лица дворян 1849 года, по возбужденному вопросу о добровольных сделках с крестьяна ства, ми, мы читаем следующее: «Крестьяне издавна составили себе убеждение, обра тившееся с течением времени в твердую уверенность, что земля, на которой они живут и которою только пользуются, если не собственность их, то, по крайней мере, общая с помещиком», Это убеждение, конечно, не нравится помещикам;
но что может возразить против него тот, кто сам себя называет отцом, крестьян своими детьми, и на этом основании противится всякой попытке ограничить его произвол установлением правомерных отношений?
Отчего в последнее время усилено наблюдение за поведением крепостных людей? Что значат периодические движения масс в разных губерниях и эти неопределенные, глухие молвы о скорой свободе, всегда где-нибудьдоносящиеся? Отчего с каждым годом возрастают опасения помещиков, а вместе с страхом и раздражи тельность? Где ж тут признаки сыновней преданности, привязан ности и доверия?..
Могут возразить и действительно возражают, что народ не по нимаетсвоего блага, по грубости своей не ценит отеческой забот ливости помещиков, по легковерию увлекается злонамеренными внушениями -- пусть так! Мы никого не обвиняем и не оправды ваем, а стараемся только уяснить себе характер существующих отношений. Они представляются в следующем виде: помещик пользуется почти неограниченною и безотчетною властью отца в семействе; крестьяне же видят в нем не отца, а природного врага своего и рвутся от него на волю.
Прямое и косвенное влияние этих отношений на помещиков, вооруженных крепостным правом, на крестьян, связанных им, на чиновников, охраняющих его, налагает свое клеймо на нравствен ную физиономию каждого из ЭТИХ сословий. Начнем с помещиков.
Мысль и воля человека испытывает на себе постоянное давле ние общественного мнения, действующее на все его нравственное существо точно так же, как давление атмосферы действует на его физический организм. Оно не изменяет внутренних его свойств, не искореняет страстей и порочных наклонностей, но сдерживает их проявление. Наоборот, как в безвоздушном пространстве вся кое тело раздувается и выходит из своих законных пределов, так точно, при известных условиях, страсти, увлечения, прихоти, растаются на свободе, достигают до уродливых размеров и порож дают иногда изумительные явления дикого разврата или безумной жестокости. Взгляните на образованного Европейца у себя на ро дине, там, где общественное мнение, им уважаемое, поддержива ет его и не дает упасть ниже условного нравственного уровня, и вспомните, что позволяет себе тот же Европеец в отдаленных ко лонияхАмерики и Индии. Одинаковой опасности подвергается и помещик в кругу своих крепостных людей. Как полновластный господин, он действует на них всею 1Яжестью своей личности и не испытывает на себе их нравственного воздействия; ему нет отпора в равномерных правах людей, его окружающих. Их отношения, законом определенные, не могут измениться, хотя бы он лишился о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе их уважения и сделался для них предметом негодования или пре зрения. Их нравственный суд над ним до него не восходит*.
Но этого мало. Навык к самовластию и самоугождению разви вается не только вследствие отсутствия внеll1него противодей ствия, но еще в особенности потому, что со стороны своего окру жения из крепостных людей, помещик ежечасно подвергается ИСКУll1ению дать полную волю своему произволу. Ему предстоит борьба с собою и, сверх того, борьба с его подчиненными. Трудно ему заранее заключить свою волю в пределы и не переступить их;
но еще гораздо труднее заставить крестьян и дворовых, ближай ll1ИХ исполнителей его распоряжений, признать эти пределы и уважить их; ибо, где все зависит ОТ прихоти одного человека, есте ственно должно всего опасаться, но за то можно и всего добивать СЯ.- «Захочет барин, чего не сделаетJ» и в этом убеждении, на долголетнем опыте основанном, люди, которых участь отдана в его руки, со всех сторон осаждают его самыми бессовестными требованиями и обидными для другихдомогательствами**53.
• Положив себе за правило не останавливаться на злоупотреблениях, имеющих характер слуqайный, как бы часто они не повторялись, мы указываем здесь только на общие условия, вызывающие их. Не выходя из круга своих лиqных наблюдений, qитатель, если он живал в деревнях или следил за ходом уголовных дел, легко подведет примеры под эту статью Например, крестьянин требует, qтобы, во имя своего полновластия, поме щик приказал дРугому крестьянину вьщать свою дочь за его сына и, если поме щик откажется подбирать женихов к невестам, вся деревня заропщет (смотри об этом статью помещика Титова в NQ 4 Земледельqеского Журнала за 1836 год).
Второй пример: несколько лет тому назад, в одном оброчном имении, кресть янин, занимавшийся вьщелкою разных вещей из меди для Московских КУIЩОВ, настоятельно упрашивал своего господина, qтобы для поправления его дел, при ходивших в расстройство, запрещено бьшо прочим крестьянам, одной с ним вот чины, занимавшимся тем же ремеслом, принимать в Москве заказы из первых рук, а велено бы им бьшо работать всем на него, просителя, по той цене, какую он назначит. На все доказательства несправедливости его требования, он отвеqал «отец ты наш, на все твоя воля: как велишь, так тому и быть».
Третий пример: в некоторых имениях, зажитоqные крестьяне откупаются от поставки рекрутов натурою денежными взносами. Деньги идут в господскую кас су, а на место откупившегося, исправляет повинность семья, стоящая под ним на оqереди. Значит: помещик продал одного из своих детей дРугому. На этот истоq НИК доходов помещики были наведены богаqами из крестьян.
Четвертый пример: также по настоятельным требованиям крестьян, ввелся и поддерживается доселе обыqай, при разбирательстве жалоб, в слуqае недостатка доказательств против обвиненного, допрашивать розгами. Есть имения, в которых он до того укоренился, что отступление от него подателем жалобы принимается за явное при страсти е со стороны помещика или его поверенного к обвиняемо му. Многие говорят: «все это В наших нравах; такова натура Русского мужика; он это все любит». Действительно любит, так же как мы любим давать взятки, qтобы спасти законную собственность от грабежа и, привьrкнyв к этому, наqинаем не справедливый иск в надежде успеть взятками.
Таким образом, при малейшем послаблении (а кто за себя по ручится, что воля его, утомленная борьбою, подчас не изнеможет), самый добросовестный помещик неприметно выходит из границ, им самим для себя очерченных. При первой встрече с крепостны ми людьми своими, он сталкивается с отвердевшим понятием о его полновластии, о том, что может себе позволить помещик и чего можно от него ожидать. Как далеко оно расходится с тем иде альным понятием, которое сложилось в голове самого помещика, еще не выезжавшего из города и в тишине лелеявшего благие на мерения! Что же выйдет из этого столкновения? Станет ли твердо сти у помещика на первых же порах ответить решительным: не могу или не хочу? Выдержит ли он недоумение обманутых ожида ний, молчаливое, но очень понятно е сострадание его ближайших подчиненных к его неопытности? Не побоится ли он молвы, ко торая мигом разнесется о его слабости, о его неумении взяться за дело, молвы, которая немедленно подстрекнет к разным шало стям, воровствам и беспорядкам? Вероятнее всего, так обыкно венно и бывает, что, не желая уронить себя и остаться непонятым, а может быть, из ложного снисхождения к понятиям его окружаю щих, он подчинится им, отложив на время свои благие намере ния. Но этот шаг решителен. Одно послабление влечет за собою другое, и, через год, на просьбу прикащика: «(уж прикажите, су дарь, по старому», помещик отвечает, махнув рукою. И вот уж он вполне помещик и с каждым днем глубже и глубже втягивается во все права и принадлежности звания, которыми еще недавно возмущалась его совесть. Кто не видал этому примеров?
Обратимся к народу. Народ покоряется помещичьей власти как тяжкой необходимости, как насилию, как некогда покорялась Рос сия владыIествуy Монголов, в чаянии будущего избавления. Но на сколько покорностьза совесть возвышает нравственность челове ка, на столько же, при невозможности явной борьбы, унижает ее покорность за один страх. В этом отношении, коренное понятие народа, отвергающего про себя законность помещичьей власти, конечно, противоречит Своду Законов; мы и не беремся оправды вать его, но указываем на то, что есть, что всем известно и чего никто не решается сказать. Отношения крепостных людей к их помещикам развивают в первых притворство, обман и лесть. От того крестьяне, почти во всех обстоятельствах жизни, обращаются к своему помещику темными сторонами своего характера. Умный крестьянин в присутствии своего господина притворяется дура ком, правдивый бессовестно лжет ему прямо в глаза, честный об крадывает его, и все трое называют его своим отцом.
о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе Взгляд народа на крепостное право, хотя и глубоко в нем зата енный, хорошо известен как помещикам, так и правительству.
Помещики боятся за себя, блюстители благочиния боятся за об щественный порядок и под влиянием этого двойного страха про изводятся и решаются дела о неповиновении крестьян и злоупо злоупотреблений правительство не предоставило себе почти ни каких средств'; они постепенно накопляются, никому неведомые, разумеется, кроме тех, которые от них терпят, не имея права жало ваться, накопляются до тех пор, пока переполнится мера Рус ского долготерпения. Обыкновенно, с этой только минуты всту пается в дело местное начальство.
Всем известно, что наше законодательство стремится довести производство следствий и применение наказаний до безошибоч ной точности алгебраической выкладки; но, как бы близко оно ни подошло к своей цели, участие в уголовном делопроизводстве жи вой личности следователя и судьи не могло быть вполне устране но, а живая личность более или менее поддается влиянию живой современности. При обсуждении данного случая к строгим требо ваниям закона примешивается мысль о том, какими общими по следствиями может отозваться на практике то или другое реше ние, и вот почему обыкновенно случается, что приговор над уличенным помещиком смягчается боязнью ослабить или уро нить в его лице значение помещика, а виновные крестьяне каз нятся не столько в меру их вины, сколько в меру возбужденных опасений, казнятся не за одно совершенное ими преступление, а • Доказательством может служить страшное дело крестьян помещика в Ставропольской губернии. Доведенные до отчаяния своим господином, который разорял их систематически, насиловал их жен и дочерей, крестьяне, наконец, отложились от него, в полном сознании ожидавшей их участи. По приказанию губернатора, по безоружной толпе, стоявшей густою массою у церкви, сделано бьшо три выстрела картечью. Произведенное исследование обнаружило, что гу бернатор бьш вьшужден прибегнуть к этому средству, потому что, несмотря на все убеждения и угрозы, крестьяне оставались непреклонными, и губернатор бьш оправдан; но правы ли бьши местные власти, все вообще, в глазах которых кре стьяне доведены бьши N. дО такого состояния, что самая насильственная смерть бьша ими принята, как избавление от жесточайшей участи? Этот вопрос даже не бьш возбужден. Еще недавно, убийство Х., который в самом Петербурге, в глазах явной и тайной полиции, мучил свою прислугу и, наконец, поплатился жизнию за дошовременную безнаказанность, еще яснее засвидетельствовало всю не действительность предупредительного надзора, со стороны правительства, для ограждения крепостных людей от злоупотреблений помещичьей власти.
в назидательный страх другим'. Таким образом, коренная не правда основных отношений влечет за собою целый ряд частных несправедливостей со стороны самого правительства, невольно потворствующего неправде.
Во всей Европе существовало крепостное право до известной поры и в некоторых землях до весьма недавней; но, может быть, нигде оно не было так исторически беззаконно, как у нас, а пото мутак вредно и опасно в политическом отношении. В тех землях, где государственный организм сложился из разнородных начал, успевших отвердеть в своей исключительности задолго до их со вокупления под одною верховною властью; где каждое сословие, развившись в разобщении с другими, внесло в государственный союз выработанный свод исключительных прав, притязаний и предрассудков; где самая верховная власть поочередно подчиня лась и служила односторонним видам враждующих ме)lЩy собою племен, сословий и политических партий там, порабощение HocTи подобного явления, по крайней мере, не было лишено исто рического оправдания, как неизбежный вывод из основных по сылок, как недуг, но недуг прирожденный самому организму. Не • Например, пассивное сопротивление или неnовиновение превращается в вос стание, а преступление, учиненное против помещика, как частного лица, рассма тривается как оскорбление nравительственной власти. Подобного рода натяж кам, клонящимся к усугублению наказаний, заслуженных крепостными людьми, весьма трудно положить предел по следующей причине. Всякий чиновник, как представитель власти nравительством установленной, orносится к своим под чиненным единственно в сфере его служебной деятельности; вне этой сферы он относится к ним как частное лицо; как чиновник, он требует исполнения обязан ностей, законом определенных; но он не в праве, во имя своей власти, требовать личных себе услуг. Дело служебное и дело частное здесь ясно различаются. По мещик возведен также на степень власти nравительством установленной: он су дит, рядит и наказывает; сверх того, в качестве же помещика, он выгоняет своих крестьян на свои поля, сажает своего крепостного кучера на козлыI своей кареты, заставляет своего камердинера чистить свои сапоги. При этих orношениях, есть ли какая-нибудь возможность разобрать, в каких случаях ослушание против по мещика, или оскорбление ему нанесенное, относится к его личности, и, в каких случаях оно восходит до представителя правительством установленной власти?
По крайней мере, в нашем законодательстве не бьшо даже ни одной попытки подвести отношения владельцев ких крепостным людям под эти две категории, и оттого всякое ослушание, всякое оскорбление рассматривается, как преступление прorив власти или как бунт. Справедливо ли это?
о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе так было в России: у нас государство сложилось из цельного веще ства дружным усилием всей земли и, как в старину, так и до на стоящей минуты, все сословия его поддерживают. Оттого, всякий Русский, как бы далеко он ни стоял от престола, видит в Русском Царе самого себя; тогда как, например, во Франции крестьянин не мог не чуждаться короля, называвшего себя, как Франциск, тер Русского государства, то почему же не все сословия в равной дарственную службу, поставлены вне закона, вне прямого отно шения к верховной власти, числясь в mсударстве только по ревиз ским спискам55, как мертвая принадлежность другого сословия?
Для оправдания этой несправедливости, иногда при бегают к пред положению какой-то сделки, в силу которой правительство, воо ружив помещиков крепостным правом, в тоже время возложило на них ответственность за поселян, обязанность их опекать, кор мить в неурожайные годы, обстраивать и защищать от всяких обид'. Но это толкование, не вьщерживающее самой поверхност ной критики, как объяснение происхождения помещичьей власти и, очевидно, придуманное в новейшее время для ее оправдания, когда, развившись до последних своих пределов, оно начало кло противоречит понятию Русской земли о назначении верховной власти. Хотя бы даже подобною сделкою могло быть облегчено определение помещика: «Помещиком Я разумею наследственного чиновника, ко торому верховная власть, дав землю для населения, вверила чрез то и попечение о людях населенных. Он есть природный покровитель сих людей, местный их су ДЬЯ, ходатай за них, попечитель о неимущих и сиротах, наставник в благом, на блюдатель за благоустройством и правами». В записке против указа о обя занных поселянах, Смоленский губернский предводитель выразил туже мысль еще определительнее: «В нашем обширном отечестве, более десятка миллионов народонаселения управляется своими помещиками под руководством законов.
Правительство не имеет с ними никаких прямых отношений. Помещики стоят ли цом к государству и ответствуют ему за целость миллионов народа. В лице их за ключается власть и административная, и полицейская, и судебная... Исполнение всех этих обязанностей помещиками, соединенное с ответственностью и руча тельством их имуществ, не стоит ничего ни nравительству, ни народу О»). Откро венность, с которою защитник крепостного права выразил свое убеждение, что правительство, избегая собственных хлопот и денежных расходов, предпочитает отдачу помещикам в откупное содержание суда и расправы над одиннадцатью миллионами своих подданных, заслуживает полного уважения; но странно, что правительство не отреклось от приписанных ему видов.
тяжелое бремя государственного управления, Россия никогда не поверит, чтобы правительство могло решиться отдать сознательно часть своих подданных в откупное содержание. Государственная власть, со всеми ее обязанностями, со всею ее нравственною от ветственностью перед целою землею, не подлежит ни отчужде нию, ни разделу. В убеждении Русского человека, беспрепятствен ное, прямое, никем не прерванное отношение каждого сословия к верховной власти, поставленной над всеми сословиями и равно близкой ко всем, так же существенно необходимо для здоровья государственного организма, как свободное обращение крови во всех жилах человеческого тела. Чем по природе своей однороднее и цельнее этот организм, тем живее сочувствие целого с каждою из частей, и оттого онемение одного члена, наглухо перехвачен ного мертвым узлом крепостного права, отзывается болезненным расслаблением или судорогами во всем государственном составе.
Крепостное сословие, хотя, конечно, не сознает отчетливо, за то живо ощущает историческую беззаконность своего обидного положения и по естественному порядку вещей ставить его в вину дворянству. Дворянство разлучило простой народ с Царем. Став ши поперек между ними, оно заслоняет народ от Царя и не допу скает до него народных жалоб и надежд. Оно же скрывает от на рода светлый образ Царя и оттого слово последнего или не доходит до простых людей, или доходит искаженным. Но народ любит Царя и рвется к нему, и Царь с своей высоты с любовью смотрит на народ, издавна замышляя его избавление. Когда-нибудь они откликнутся и через головы дворян протянут руки друг другу·56.
• Тем, кому этот очерк политического воззрения крепостного состояния на со временность покажется натянутым, мы советуем, при удобном случае, разузнать, какими словами рассказывается в народе история Пугачева, или, после любого значительного бунта против помещика, расспросить, как судят другие крестьяне, непричастные к бунту, о действиях их соседей. К сожалению, большинство по мещиков и людей служащих на все явления, раскрывающие перед ними общее настроение крепостного сословия, смотрят слишком поверхностно, приписывая особенную важность случайным поводам к беспорjЩКам и принимая последствия за причины. С этой точки зрения прибегают обыкновенно к предположению зло намеренных подстрекательств. Бесспорно, попадаются и подстрекатели, хотя далеко не так часто, как думают помещики; но ошибка в том, что самое периоди ческое появление разглашателей ложных слухов вызывается общими ожидания ми и надеждами, постоянно бродящими в народе. Совершенно сходное явление представляют у нас самозванцы. Действующими лицами являются: Гришка Отре пьeB, Пугачев, Кондратий Селифанов; но если бы не возмушался народных слух молвою о цареубийствах, то никто бы из них не увлек за собою толпы, никому бы и в голову не пришло вьщать себя за царя. Можно устраивать коренные при чины беспорjЩКОВ и должно об этом заботиться; но надеяться, не касаясь причин, предупредить поводы к беспорjЩКам, бьшо бы безумием: ибо все на свете может о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе Таковы представления и постепенно зреющие надежды ll-ти миллионов людей. Что же помешает им перейти в дело?
Конечно, нам ответят: cтpome наблюдение и предупредительные меры правительства. Но, к несчастию, не одни помещики, живу щие в деревнях, а все дворяне, в том числе и служащие, всё сосло вие чиновников, от станового пристава до полного генерала, не выключая духовенства, все правительственные лица, наполняю щие промежуток между простым крестьянином и Царем, в глазах народа заподозрены. Когда через их посредство доходит до него Высочайшая воля, не согласная с тайными его ожиданиями, на род не верит посредникам. В его понятиях Царь и правительство никогда не сливаются. Объявляется ли отыскивающим свободы Высочайшая резолюция о неправильности их иска, крестьянам чудится подлог или обман; доходит ли до них манифест, междупе чатных строк они читают обещание желанной свободы'57.
послужить поводом. При современном настроении крепостного сословия, пья ная речь беглого солдата, превратно понятый указ, появление небывалой болез ни, приезд Государя в Москву (как это бьшо в году), всякое происшествие, почему либо обрашающее на себя внимание, может произвести где-нибудь тре вогу и возбудить мгновенно присущую мысль о свободе; ничтожный беспорядок может также легко перейти в бунт, а бунт развиться до общего восстания. Все это возможно в каждую минуту, и никакая полиция, разумеется добросовестная, не поручилась бы за один день спокойствия.
• Последние призывы в морское и сухопутное ополчение бесспорно бьши со ставленыI со всевозможною ясностию и осторожностью. Видно, что пером сочи нявшего их правило не столько желание поднять дух народный, сколько боязнь беспорядков и сопряженных с ними хлопот. Все, что можно бьшо придумать для предупреждения неосновательных толков, KOТOPbIX опасались, бьшо употреблено в дело, и, несмотря на все это, опасения до некоторой степени оправдались. Из вестно, что в HeKoTopbIX уездах Тверской губернии крестьяне поднялись массами без позволения помещиков, так что полиция должна бьша прибегнуть к валовому сечению для охлаждения их усердия. В Тамбовской и Рязанской губерниях, не смотря на толкования и увещания, крестьяне собирались толпами и уходили из деревень. В Киевской помещичьи крестьяне объявили, что они идут за Царя поголовно, а панам своим отслужили. За излишнее усердие по ним дали несколь ко выстрелов.
Вот еще пример: в Тамбовской губернии, в 1847 году, при продаже с публич ного торга имения князи Голицына, крестьянам бьшо предложено откупиться и вместе с тем ясно объявлено, чтоб они не ожидали и не просили никакого от каз нь! пособия. Вопреки этому, они отправили от себя депутата в Петербург, где он лично утруждал покойного Государя просьбою о переводе на них казенного долга.
При обратном препровождении этого депутата в Тамбов, сообщена бьша Высо чайшая воля, чтобы, по водворении просителя на месте жительства, сам вице губернатор растолковал прочим крестьянам точный смысл указа 8 Ноября. После продолжительных объяснений, потребовали от крестьян подписки в том, что они прослушали и поняли указ вполне; но здесь обнаружилась во всей силе та недо верчивость, о которую так часто разбиваются все меры и средства правительства.
Крестьяне дожо отказывались дать подписку, боясь чрез это преградить себе пути Такова сила исторического убеждения или предчувствия. О чем бы ни заговорило правительство во всеуслышание, как бы ЯСНО ОНО ни выражалось, слова его возбуждают всякий раз одни и те же со кровенный надежды или непобедимое сомнение в их подлинности.
Никакой закон, ни даже словесные убеждения от имени Госу даря, хотя бы их передавали жандармские офицеры, флигель- и генерал-адъютанты, не примирят народа с крепостным правом и не искоренят в нем твердой уверенности, что Царь давно замыш ляет даровать ему желанную вольность.
Да и разумно ли с нашей стороны желать, чтобы народ разоча ровался? Страшно теперь, когда он надеется; менее ли будет страш но, когда в нем заморят надежду и он отчается?
Недоверчивость крепостного сословия к правительству у нас обыкновенно при водится в доказательство невежества крестьян и Доказательство неопровержимо. Наш простой народ не знает ни Свода Законов, ни форм делопроизводства, ни отношений властей к дальнейшим ходатайствам. На уверения, что самому Государю их домогатель ства неугодны, они возражали: для чего не прислали указа прямо к ним, для чего распечатали не при них и т.п. Наконец, подписку отобрали, всё, по-видимому, кончилось; но через несколько дней узнали, что те же крестьяне тайно наводили справки о том, не ВЬШIло ли чего-нибудь на просьбу, поданную ими Государю.
Этот случай вполне характеризуем отношении крепостного сословия к прави тельству но всем гражданским делам об отыскивающих своБодыI или по жалобам на помещиков.
В 1853 году, крестьяне (о которых бьшо упомянуто ВЬШIе), получив отказ в их иске во всех инстarщиях, отложились от своего владельца и на все убеждения духовенства и местных властей отвечали, что они ожидают резолюции на просьбу, посланную ими в собственные руки Государя-Наследrшка. Их, наконец, разуве рили картечью и пулями.
Неоднократное повторение подобных случаев не могло укрыться от внима ния властей, находящихся в прямых отношениях к владельческим крестьянам.
Смоленский губернский предводитель в записке, уже цитированной нами, в ко торой он старался представить в выгоднейшем свете отношения крепостных лю дей к помещикам, писал, однако же, следующее: «Всегда достаточно бьшо рас поряжений правительства кподавлению опасного духа и водворению сп окойствия в народе, при всем том, что народ бессознательно подозревает, что эти распоряже ния не проистекают от воли Царя. Там же, где выражалась ясно положительная и непременная воля Государя, народ с благоговением принимал ее; так, например, в прошедшем году всенародное объявление циркуляров о Высочайшей воле, чтобы крепостные люди повиновались законной власти своих помещиков, водворило совершенное спокойствие». Ошибочность последнего удостовере Два года спустя, в году, вот что писал начальник той же Смоленской губер нии: «Недоверие к лицам, служащим по выборам дворянства, и еще меньшее доверие к полициям вынуждает крестьян Смоленской губернии обращаться с жалобами на своих господ в с.-Петербург к самому Государю Императору».
о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе и учреждений между собою и к верховной власти; но именно по этой причине, действие правительства на массу ни на чем ином основано быть не может, как на личном доверии к исполнителям царской воли. Когда и этот единственный рычаг вываливается из рук правительства, когда толпа встречает его чиновников с убеж дением, что ее обманывают, других средств не остается, как толь ко штыки и картечь. Опасное средствоJ Итак, триста тысяч помещиков, не без основания встревожен ных ожиданием страшного переворота; одиннадцать миллионов крепостных людей, твердо уверенных в существовании глухого, давнишнего заговора дворянства против Царя и народа, и в то же время считающих себя за одно с Царем в оборонительном загово ре против их общего врага, дворянства; законы, в которых народ не признает подлинного выражения царской воли; правительство, заподозренное народом в предательстве и не внушающее ему ни какого доверия, вот чем мы обязаны крепостному праву в от Может ли считать себя безопасным внутри и благоустроенным государство, под которое подведен этот страшный подкоп? Мо жет ли оно свободно и бестрепетно двигать всеми в нем заключен HыMи силами?
Влияние крепостного права на народное хозяйство Обратимся теперь к экономической стороне вопроса. Всякая промышленность, в том числе и земледельческая, требует сово купного участия трех условий: материала, данного природою, ка питала и труда; но капитал есть ничто иное, как сбереженный плод предшествовавших человеческих усилий, и потому от степе ни напряжения и производительности народного труда зависит, главнейшим образом, успех во всех отраслях народного хозяйства.
Тысячи внешних, второстепенных обстоятельств могут иметь влияние на человеческий труд, то возбуждая его, то ослабляя; но основной закон его развития остается постоянно и везде неизмен HыM: производительность труда находится в прямом отношении к свободе трудящегося. Чем менее он стеснен в выборе занятия, в распоряжении своим временем и своими силами, тем успешнее его труд; наоборот, производительность труда постепенно упадает по мере ограничения свободы трудящегося. Оттого всех хуже ра ботает невольник, для которого нет иных понуждений, кроме страха; несколько лучше невольника, но гораздо хуже вольнона емного, работает барщинник; а поденщик в свою очередь далеко уступает наемнику на урочном положении*58. Этот общий закон, давно признанный за одно из немногих бесспорных положений политической экономии, вполне применяется к современному состоянию земледелия в России. Первое побуждение, заставляю щее человека напрягать силы для тяжелого механического труда, • CM.Stuart МШ (Principes d'economie politiqueT. I,гл. 5, § 2), Roscher (Grundlagen etc. § 39) и вообще всех известных экономистов. К тому же заключению, путем наблюдения, прШlIЛИ издавна просвещеннейшие из наших помещиков. В Земле дельч. Журн.1834 г., N2 17, мы читаем: «Оброчник имеет гораздо более возможно сти развертывать своп способности, чем барщинник; ибо он улучшает свое состо ЯlШе на том пути, куда его влечет склонность. Предаваясь какому-нибудь ремеслу или промыслу но собственной своей воле, а не по направленно друтого, он более пользуется опытом, более исправляет собственный свои ошибки и следователь но несравненно более научается мыслить, чем тот, который все делает механиче ски по нарядУ друтого». В N2 3 того же журнала за 1835 г. «Крестьянское правило в барщинских работах: чем меньше и хуже, тем лучше». В статье Вилькинса батывающих землю издельными крестьянами, не знает, по собственному опыту, как медленно и небрежно исполняются наши барщинские работы, если нет за ними внимательного и строгого присмотра. Сколько обманутых и неудавшихся расчетов просто оттого, что вообще па барщине выгодыI крестьян диаметрально противоположныI выгодам помещика!» - Псковский помещик Волков выразил туже мысль в следующих словах: «Труд не должен быть принудительным, е сли же лают, чтобы человек работал с высшею степенью физических и yмcTBeННbIX своих способностей... Смело можно сказать, что в хорошо управляемых барщинах, три четверти барщинников отвечают за себя и за других, Т.е. что раБQты утягиваются nQ крайней мере на четвертую дQЛЮ времени. Когда бы эту потерю исчислить по всем имениям, то, я думаю,результат QКазался бы гQсударственной ваЖНQсти» (Земле дельч. Журнал 1852 года, N2 1). Дрyrой помещик, Л ОДЬIЖенский, идет еще далее и утверждает, что в барщине всегда nРQnадает раБQты па nQЛQвину (Земледельч.
журнал 1853 года, ~ 1).
Убеждение в негодности и непроизводительности вынужденного труда, по степенно распространяясь в круту просвещенных и добросовестных помещиков, заставило искать средств заменить или ослабить принудительный надзор в распо ряжении крестьянскими работниками, не отрекаясь от права на самый труд. Это бьш бесспорно зна чительный ш ar вперед, хотя в пределах крепостного права зада чa сама по себе не разрешима; ибо можно ли устранить принуждение в производ стве принудительных работ? Отсюда родились попытки подвести крестьянские повинности под определенное, урочное положение. Несколько TaкOBbIX положе ний, особенно замечательных как доказательство пробудившейся потребности, самими помещиками ощущаемой, ВЬЩТИ из области неограниченного произвола, бьшо напечатано в Журнале Сельского Хозяйства 1852 и 1853 годов. В том же из дании (1852 года, N2 2), в прекрасной статье Кошелева, очень ясно доказана, с одной CTOPOНbI, невозможность строгого применения урочного положения к по левым работам, с другой, опасность этой системы собственно в нашем хозяйстве, где уроки определяются не по вольному рядУ, а по усмотрению владельца, и при неограниченном праве взыскания за неисполнение с безответных крепостных людей, опасность облекать произвол в формальную законность. Указание на эту важную, совершенно новую и далеко не исчерпанную тему заслуживает великой блarодарности автору статьи.
о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе есть, конечно, нужда, боязнь остаться без куска хлеба. Второе, выс шее, к нему присоединяющееся, это твердая уверенность, что на житое честным трудом пойдет в пользу трудившегося; иными сло вами: доверенность к законам, охраняющим собственность. Почти не нужно доказывать, что первое из этих побуждений значительно ослабляется, а второе совершенно подрывается крепостным пра вом. Обязательная ответственность помещика за каждого из его крестьян, застраховывая последнего от нищеты и голода, слагает с него часть его личной ответственности за самого себя. Право на постороннюю помощь, это единственное, за то неотъемлемое пра во, присвоенное всякому крепостному человеку по его состоянию, уравнивая разорившегося от стечения несчастных обстоятельств труженика с тунеядцем, естественно поощряет беспечность.
В этом давно убедились наши помещики, и хозяйственная ли тература наша исполнена жалоб на этутему*.
С другой стороны, собственность крестьянина, все, что зараба тывается им в дни свободные от барщины, не только не огражда ется формальным законом от насильственного посягательства со стороны помещика, но даже в обычае, который во многих случаях у нас строже и нравственнее закона, понятия о крестьянской соб ственности так шатки, так неопределенны и произвольны, что уверенность в спокойном обладании нажитым имуществом кре постному сословию в массе решительно недоступна**59.
• Смоленский губернский предводитель в своей записке говорит: «Теперь крестьяне в неурожайные годы в житнице владельца находят необходимое про довольствие и семена, и oтroгo многие сделалuсь беспечны и небрегут собственным своим хозяйством. Помещики обязаны весьма часто делать пожертвования для крестьян беспечных и ленивых». Вот отзьmы известных сельских хозяев. БУШlНа:
«Крестьяне всегда ожццают от нас помощи и, к сожалению, мало думают о наших способах». Поздюнина: «Беспечность, столь замечательная в издельных кре стьянах и происходящая единственно oтroгo, что они в нуждах своих почти без возмездно получают пособия от помещика, при оброчном состоянии крестьян, если не совсем уничтожается, то по крайней мере ослабляется тем, что как бы в поощрение трудолюбию, при оброке бьmaет менее дурных примеров, при ко торых помещик вьшужденным находится делать пособие своим крестьянам». В другом месте, говоря об издельных крестьянах, тот же писатель утверждает, «что не в полной мере делаемое от помещика крестьянам пособие (как в 1834 году), производит в них негодование и что нельзя помещикам ожццать рассудительно сти и благодарности от необразованных крестьян своих». (Землед. Журнал 1834 г.
N218; 1836 г. N.? 27; 1845 г. N2 11).
•• Оставляя в стороне грубые злоупотребления, мы утвержцаем, что на кажцом шагу встречаются обычные посягательства на собственность крестьян, никого не оскорбляющие, бессознательные, иногда даже невольные. Например: соглашаясь дать крестьянину своему отпускную, помещик назначает ему выкуп не по сораз мерности с оброком, от него получаемым, но единственно по состоянию BЬrкy пающегося, действительному или предполагаемому; oтroгo он требует и получает Итак, ослабление главных пружин народной производитель ности вот прямое последствие настоящего положения рабочего крепостного сословия. Выражая этими словами вывод из неопро вержимых фактов и из отзывов Русских хозяев, нельзя не вспомс него в десятеро более, чем с другого. Между тем, отпуская на ВОJПO крестьянина среднего состояния и богача, владелец в обоих случаях теряет одно и тоже: оброк, которым тягла облагаются поровну, или барщину, исправляемую в одинаковой мере по числу тягол. Оба крестьянина также приобретают одно и тоже: право рас полагать собою; но один платит против другого тройную и четверную цену пото му только, что он богат, иными словами, потому что дольше, успешнее, усерднее другого трудился. Итак, помещик облагает огромным налогом свободный труд крестьянинаи, пользуясь случаем, берет много единственно на том основании, что есть с чего взять. Точно таким же образом поступает удельное ведомство и казна в имениях коннозаводских, взыскивая с увольняемых для записки в купечество по 1300 р. сер. с души, а для записки в мещанство по 600 р. Каким именем назвать такой поступок?
Вот другой случай, вовсе нередкий: помещик, снисходя к просьбе зажиточ ного крестьянина, позволяет ему откупиться от рекрутства. Деньги получает по мещик, крестьянин сходит с очереди, а поставка рекрута падает на ближайшее семейство. Еще чаще бывает, что крестьянин нанимает рекрута на стороне, раз умеется на свои деньги, и, сдавши его, приносит помещику квитанцию, а сам по прежнему продолжает платить оброк или ходить на барщину.
Третий пример: крестьянин покупает в городе дом на свои деньги, но на имя своего господина, что и теперь продолжается, хотя по закону крепостньrе JПOДИ могут при обретать недвижимую собственность на свое имя. Помещик разоряет ся, и по взысканиям, на него предъявленным, все имение его, в том числе и дом, принадлежащей его крестьянину, поступает в продажу; крестьянин впадает в ни щету, увлеченный своим господином, без всякого дурного намерения со сторонь!
последнего. Возможность подобных явлений, не говоря уже о насильственном посягательстве на собственность, объясняет достаточно почему крепостньrе JПOДИ почти повсеместно так тщательно скрывают свое состояние. Эта боязливая забот ливость выражается в различных формах. В местах, отдаленных от промышлен НbIx центров, существует постоянное обыкновение прятать монету в кувшинах, зарывать их в землю или навоз, затыкать ассигнации в щели и т.п. Кто знает, на какую сумму через это выхдитT из оборота мелких капиталов. Некоторые поме щики, по возможности строго уважавшие крестьянскую собственность, пытались для пользы самих же крестьян убедить их не держать денег у себя, а отдавать их на сбережение в господскую контору с правом обратного получения при первом вос требовании; но, за двумя или тремя исключениями, эти попытки не имели успеха Причина весьма понятна: личная доверенность к человеку редко бывает в состоя нии пересилить привычку, укоренившуюся от недоверчивости к целому порядку установившихся и законом освященных отношений. Несмотря на все это, много добросовестных JПOдей еще придерживается у нас того мнения, будто бы отсут ствие законного разграничения между собственностью помещика и собственно стью крестьянина заменяется и вознаграждается тождеством их интересов. Чтобы понять всю ошибочность этого мнения, достаточно припомнить, как часто мы видим разоренных крестьян за богатыми помещиками, и спросить себя: часто ли попадаются богатые крестьяне за обедневшими помещиками? Помещик может получать большие выгоды и не делится ими с крестьянами, в потерях же его зна чительная часть падает всегда на их ДОJПO. И это называется тождеством выгод!
о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе когда после Февральской революции, торжествующие социали сты, захватив верховную власть, приступили к приложению своей теории организации труда 60 • Все сериозные возражения, против них предъявленные, сводились к следующим двум: «принимая на себя удовлетворение нуждам каждого, вы дадите премию тунеяд ству; подрывая право собственности, вы запугаете капиталы: ныне находящиеся в обращении скроются, а накопления новых остано ВЯТСЯ». Нам, конечно, были совершенно чужды вопросы и стра сти, в то время волновавшие Францию; но мы следили с напря женным участием за борьбою партий, и с свойственною нам горячностью к чужому делу, мы рукоплескали издали мужествен HыM противникам В то время торжествовавшей школы и не нахо дили слов для осуждения социалистов. Напрасно! Если бы мы взглянули на вопрос хладнокровнее и глубже, мы бы вероятно за метили, что возражения, под которыми похоронена была теория организации труда, падали во всей силе и на крепостное право. Не нам, единственным во всей Европе представителям э1ого права, поднимать камень на социалистов. Мы с ними стоим на одной до ске, ибо всякий труд невольный есть труд, искусственно органи зованный. Вся разница в том, что социалисты надеялись связать его добровольным согласием масс, а мы довольствуемся их вы нужденною покорностью'61.
Кроме механического труда, о котором мы говорили доселе, или так называемой черной работы, всякое промышленное пред приятие требует участия задумывающей мысли и исполняющей воли.
Представителем этих высших способностей в деле сельской промышленности является у нас один помещик, в этом отноше нии занимающий место западного фермера или заводчика СВ обДля избежания всякого недоразумеllliЯ, считаем не JПIшним заметить, ЧТО мы не думаем простирать сравнеllliЯ на политический характер социальных школ современной ФРaJЩИи. Впроqем, этот характер, в высшей степени ревоmoцион ный, вовсе не составляет принадлежности самой теории; Людовик Наполеон, са модержавно правящий судьбою фРaJЩИИ, мог бы сделаться социаJПIСТОМ и при менить ПОJПIтико-экономиqеские наqала этой теории без баррикад, без народных собраний и зажигательных воззваний. Сами социалисты, по крайней мере многие из них, склоняются в пользу формы правлеllliЯ неограниqенной, в ком бы вер ховная власть ни сосредоточивалась. Но мы привыкли представлять себе всякого социалиста каким-то пугалом в усах, ДJПIнной бороде, с зверским взгJЩЦОМ и в лохмотьях. Таким он мог являться вследствие внешних обстоятельств, но самое уqение вовсе не требует этой трагиqеской обстановки. Не переставая быть лож ным и вредным, оно очень легко может облеqься в общую одежду консерватор ства самого непреклонного, а в этой форме, к сожалению, мы не узнаем его.
ширном смысле еntгергеnеur б2). Но крепостное право ставит пер представляет ни одна промышленность, основанная на вольном труде. Из этого положения вытекают значительные выгоды для частных лиц и огромные потери для народного хозяйства. Фермер держит столько батраков, сколько ему потребно по объему его хо зяйства; сумма рабочих сил, при ВОДИМЫХ ИМ В действие, в точно сти соответствует его оборотному капиталу, и оттого всякое новое предприятие или расширение старого, требуя прибавочных сил, неминуемо вовлекает его в новые расходы. Все усилия фермера, естественно, устремляются к тому, чтобы заменить по возможности дорогой труд бесплатным участием неодушевленных сил природы (огня, воды, паров) и усовершенствованием способов производ ства работа довести производительность их до высшей степени.
Наоборот, наш Русский помещик обязан по закону содержать всех приписанных к его земле крепостных людей, хотя бы он и не на ходил в них пользы; за то, располагая их обязательным ТРУДОМ, он не нуждается в собственном оборотном капитале; он властен на прягать рабочие силы, состоящие в безотчетном его распоряже нии до последних пределов физической возможности, не опасаясь остаться без рабочих, хотя бы требования его превышали в не сколько крат стоимость отведенных крестьянам угодий. При ЭТИХ условиях, истекающих из порядка вещей освященного законом, Русскому помещику легко получить с населенного имения доход, конечно, незначительный по сравнению с богатством природных средств, за то не налагая на себя тяжкого бремени личных хлопот и трудов. А многие ли захотят ТРУДИТЬСЯ, не ощущая нужды, когда можно целый век прожить без труда? К чему бы, например, изо бретать или заводить машины, жертвовать значительные суммы в видах постоянного сбережения времени и труда, когда труд и время не представляют для Русского помещика определенной ценности?' • В одной из своих статей о нашем сельском хозяйстве, Вилькинс рассказывает следующее: одному помещику предлarаJШ завести у себя молотильную машину;
но, отдавая ей полную справеДJШВОСТЬ, он отвечал, что считает ее для себя не годною..
... Вилькинс, В своих примечаниях на Векерлина, говорит: «Мы стараемся толь ко учитывать необходимые для нас денежные доходы, не обращая внимания на то, что получение их сопряжено больше или меньше с существенными издержками, которые не заметньrдля нас потому, что мы не платим за них чистыми деньгами Крестьянам своим за работу мы денег не платим, а частые неурожаи приписьmаем воле БожиеЙ». (3емл. Журн.
Тот же автор, в своем образцовом исследовании о сельском хозяйстве в губер ниях, лежащих на Север от Москвы, доказывает, что две трети возделываемой в них земли не обеспечивают насущного пропитания обрабатьmающих се крестьян.
Очевидно, что такое предприятие не принадлежит к разрЩ(}' производительных, тогда как помещики могут получать от него доход, как бы скудны ни бьши урожаи на их полях. Сколько подобных предприятий исстари заведено и продолжается в пространной России единственно потому, что есть рабочие, прикрепленньrе к земле, KOТOPbIX можно, не тратя ни копейки, употреблять как и на что вздумается!
о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе Наши мыслящие хозяева давно сознали Э1У существенную раз ницу, долго старались определить себе действительную ценность труда и отношение ее к цене, в которую обходится помещикам обя зательный труд; но безуспешно. Живая, назидательная полемика, возникшая из столкновения разных мнений об этом предмете, оставила по себе только один, впрочем, очень важный результат.
Доказана неразрешимость возбужденной задачи по недостатку дан Hыx' которых И быть не может, где нарушена свобода труда, где цену труда не Бог строит, а устанавливает человеческий произвол*65.
• Некоторые хозяева выводят оценку труда из цеlШОСТИ произведений, пере ставляя произвольно термины вопроса. Стоимость произведений или цена, в ко торую обходится хлеб произвоДИтелю, слагается из совокупности расходов про изводства, в том числе и задельной платы ; не оценив предварительно работы, нельзя определить во что обошлось произведение. Что же касается до цены, по которой оно продается на рынке, то, очевидно, что она зависит от естествеlШОГО плодородия почвы, от урожая, запроса и многих причин, не имеющих прямого влияния на цеlШОСТЬ труда.
Вилькинс, глубже и добросовестнее всех рассмотревший вопрос, различает внутреннюю цеlШОСТЬ труда (valeur iпtrinsеquе) от номинальной цены или платы за работу. Первая, признаваемая им за нормальную, соответствует, по его мне нию, стоимости продовольствия, иными словами: равняется удовлетвореlШО жизненных потребностей и более ничему. Вторая, случайная, зависит от многих побочных обстоятельств. Нормальную цену Вилькинс принимает за основание всех расчетов для определения во что обходится самому производителю возде льmание сельских продуктов, и затем, переходя к оценке барщины, он говорит:
«Если крестьянину в собственном его хозяйстве день стоит 18 фунтов муки (здесь подразумевается продовольствие работника, его семейства и содержание лоша ди, переложеlШое на муку), то можно ли найти какой-нибудьдостаточный повод к предположению, чтоб этот же самый рабочий день стоил дороже или дешевле на барщине?» Против этого можно возразить: 1) Тэер, у которого Вилькинс заим cтвoвaл свою систему, ограничивает ее применение двумя условиями, предпола гая, что цена труда соразмеряется цеlШОСТИ продовольствия в землях, достаточно населенных и при обыкновенном порядке вещей; ни то, ни другое условие к нам не применяется. Кроме насущного пропитания, есть множество других потреб ностей, частью по существу своему необходимых, частью сделавшихся таковыми.
Все они входят в понятие, какое составляет себе каждый человек о своем содер жании. Весьма трудно оценить их по одиночке, еще труднее отделить в них су щественное от произвольного. Хлеб, сукно, сахар, все вообще произведения человеческого труда из рук производителя переходят в чужие руки вследствие мень! или торга; продавец сбывает их единствеlШО потому, что покупщик ценит их свыше внутреlШей их стоимости, дороже той ценыI, в которую они обошлись производителю; труд есть тот же товар, и потому помещик, располагающий ра бочими силами крестьянина, не может принять за основание своих расчетов ту цену, в которую сам крестьянин оценивает свою работу. Наконец, если под нормальною ценностью труда подразумевать количество cъecTНbIX припасов, по требное на пропитание работника, то слово цеlШОСТЬ употреблено неправильно и вьmедеlШая норма, одинаковая для Калифорнии, где в два месяца чернорабочий наживает капитал, и для Ирландии, откуда ежегодно выхдятT толпы пере селен цев, не находящих себе насущного пропитания, не может принести нам никакой ПраК1Ические последствия этой неопределенности могуг быть весьма различны, в иных случаях, содержание крестьян может об ходиться помещику дороже стоимости их труда; в других, угодья, предоставленные крестьянам в пользование, могуг не стоить и по ловины отрабатьrваемой ими барщины или оброка, которым они обложены; но с точки зрения народного хозяйства гораздо важнее и вреднее этих частных несправедливостей самая их неулови мость; ошибки везде неизбежны, но строгая отчетность, где она возможна, немедленно обнаруживает их, наводя в тоже время на средства к их исправлению; при недостатке же отчетности, ошибпользы в наших хозяйственных расчетах. ЕсJШ же к понятию о количества, мы присоединим понятие о ценности, то мы впадем в систему оценки труда по его произведениям, систему, отвергаемую Вилькинсом на том основании, что мука, крупа, сено суть произведения предшествовавшего труда, а ценность произведе ний, по его же словам, зависит от многих случайных обстоятельств, не имеющих прямого вJlliЯНИЯ на ценность труда.
Волков, в своих замечаниях на статью Вилькинса, и Калачев, в описании с. Вески, Владимирской губернии, предлагают оценивать труд издельного крестья нина по оброк)!, какой он мог бы уплачивать; но им справедливо возражает Виль кинс, что нет ничего произвольнее, непостояннее и изменчивее наших оброков.
Н.Н. Муравьев и за ним многие другие определяют ценность обязательного труда крепостных людей по средней плате наемному работнику. Нет сомнения, что этот способ оценки, сам по себе, самый правильный и рациональный, но, к несчастью, нельзя извлечь из него никакой надежной данной для руководства на практике; ибо сравнение обязательного труда с вольным предполагает существо вание вольного труда, как товара, постоянно требуемого и постоянно предлагаемого.
у нас же, коmrчество вольнонаемного труда, употребляемого в сельском хозяй стве, так ничтожно по отнош ению к массе обязательного труда, что плата батраку составляет как бы исключение из общего правила, по которому нет возможности составить себе даже прибmrзительное понятие о том, во что бы обошелся вольный труд, есJШ бы помещики не имели в своем безотчетном распоряжении барщины, а крестьяне могли бы свободно располагать своим временем и своими силами.
Вилькинс, совершенно неправый в опровержении этой системы оценки вообще, совершенно прав в доказательствах ее неприменимости к современной России.
Но от него ускользнуло еще следующее обстоятельство: значительная часть на ших вольнонаемных батраков принадлежит к числу крепостных людей, отпущен Hыx на оброк, и потому в плату, ими вьшрашиваемую, входит, сверх расходов на их содержание, сверх вознаграждения за труд, сумма на покрытие оброка, иными словами: процент, нарастающий на капитал, называемый крепостным правом;
из чего следует, что это право при теперешних обстоятельствах служит регулято ром и для вольного найма.
Наконец, Поздюнин, опровергнув очень основательно все исчисленныIe си стемы оценки обязательного труда, приходит к убеждению в не возможности удо влетворительного разрешения задачи и говорит: «Разбирая беспристрастно труды многих, занимавшихся определением ценности работ земледельца, вижу, что эти господа добиваются золота алхимиков». В этих словах гораздо больше правды, чем сколько предполагал сам автор. Смотр, перевод Тэера, примечания Муравье Ba, Земледельч. Журн.1844 г. NQ 10, 1845 г. NQ 7 и 9, 1847 г. NQ 6, 1853 г. NQ 6, Земле дельч. Газеты 1839 г. NQ 4.
о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе ки плодятся до бесконечности и, повторяясь много лет сряду в од них и тех же формах, вовлекают целое государство в неисчисли мую потерю сил и времени.
При тесной связи экономических условий сельского хозяйства у нас в России с юридическими отношениями дворянского сосло вия к крепостному, всякая перемена к лучшему или худшему в си стеме помещичьего хозяйства должна, естественно, отзываться более или менее крутым переломом не только в хозяйстве, но и в целом быту поселян. Последовательность этих явлений пред ставляет много поучительного и указывает нам какую будущность готовит крепостному сословию развитие рационального хозяй ства, основанного на крепостном праве.
Лет тому назад, владельцы значительных имений мало за нимались сельским хозяйством и по большей части довольствова лись умеренным оброком', собирая сверх того натурою разные припасы для своих домашних потребностей. Они управляли свои дворню и оставляя в покое крестьян. Только в случае неисправ ности в платежах или важных беспорядков, принимаемы были в отношении к последним единовременные меры строгости. Луч давая помещику часть произведений своего труда, располагали свободно всем своим временем и всеми своими рабочими силами.
Этот порядок вещей изменился постепенно от совокупного действия многих причин. Имения быстро дробились, и с каждым новым разделом средства владельцев уменьшались, а потребности их как существенные, так и искусственные, порожденные непо возрастали в изумительной прогрессии. Между тем крестьяне, обедневшие во многих местах от истощения земель, от ряда неу рожайных годов, от прекращения некоторых промыслов, отчасти от той же прихотливой роскоши, которая и их коснулась, не толь ко не выносили увеличения оброков, но даже в платеже прежних денежных повинностей становились неисправными. Тогда дворя не почувствовали необходимость пристальнее заняться своими • Из этого должно ИСКJПO'lИТЬ отдаленные от центра степные области, как, на пример, Заволжский и Новороссийский край; они населены в недавнее время переводом крестьян из внутренних губерний. Самое их население бьшо спеку ляциею помещиков, и крестьяне с минуты их водворения посажены на барщину.
Оброчная система в этих краях существуеть почти ИСКJПOчительно в казенных и удельных имениях.
делами, увеличить свои доходы, обеспечить на будущее время верное их поступление и, ДЛЯ достижения этих целей, естественно избрали самое сподручное и дешевое средство: заведение барщи ны. Крестьяне все еще оставались полными хозяевами в своих до машних занятиях и в своем быту, но половину их времени и рабочих сил помещики взяли в свое распоряжение'.
Принявшись за дело, к которому не могли их приготовить ни государственная служба, ни жизнь в столицах, имея перед глазами блистательные успехи земледелия в Англии и Германии, наши хо зяева, на этом поприще, как и на всех других, увлеклись слепым подражанием западным образцам. Начались толки о введении вы соких пород рогатого скота, улучшенных орудий и многопольной системы; за толками последовали опыты. Эти опыты, по большей части неудачные и возбудившие недоверчивость к выводам науки вообще, принесли, однакоже, ту великую пользу, что самые неуда чи навели на исследование отличительных особенностей нашего сельского хозяйства, препятствующих применению иностранных теорий. Можно сказать, что только с ЭТОЙ минуты, когда возник вопрос о коренных условиях земледельческой промышленности в России сравнительно с Западною Европою, наука сельского хо зяйства прочно водворилась на нашей почве и вступила в период самостоятельная своего развития.
Над этим вопросом трудились многие; но Вилькинсубб, литера турная деятельность которого доселе еще не оценена по достоин ощупать другие. Мы не можем отказать себе в удовольствии при вести следующее место из его сочинений, содержащее в себе пол нейший вывод из всего им написанного: «В чужих краях успешный ход сельского хозяйства преимущественно зависит от употребле ния наличного капитала, а у нас в России хозяйство помещика вполне и непосредственно зависит от частного хозяйства крестьян его. Но как это частное хозяйство в свою очередь зависит от мно гих совокупно-действующих физических и нравственных условий, которые, однако же, все вместе не могут заменить очень простого условия, денег, то эта цепь зависимостей была и будет камнем преткновения для дальнейших успехов дворянского хозяйства до тех пор, пока быт и земледелие самих крестьян не придут в известную степень улучшению>. о переводе с оброка на барщину в губерниях средней полосы, см. Землед.
ренных запашниках>); «Хозяйственный обзор Нижегородского уезда>), Бобарыкина.
о крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе Весьма близко к той же мысли подошли Н.Н. Муравьев 67 в его примечаниях к Тэеру, Майер и другие наши писатели. По мере ее распространения, вопросы о почве, удобрении, севооборотах и способах производства полевых работ постепенно уступали место выдвинутому на первый план вопросу: об управлении крестьянами, как рабочим механизмом, заменяющим у нас оборотный капитал'.
На этом, естественно, должно было сосредоточиться внимание просвещенных хозяев, ибо им предстояло избрать одно из двух:
остаться навсегда, во всех своих распоряжениях, в полной зависи мости от крестьян, или же, наоборот: привести хозяйство кресть ян в полную зависимость от господского, обеспечив их безбедное существование, взяв их в вечную опеку и nреобразовав их домашний бытнановыйлад, придуманный помещиком ввидахнаивыгоднейшей для него организации их труда.
Практика взялась за выполнение второй половины программы.
Можно ли за это винить помещиков? Не ясно ли, что с их стороны не бьшо свободно-обдуманного выбора, а было вынужденное следо вание 1Ой системе, которая вытекает из порядка вещей, основанно го на крепостном праве? Несколько указаний пояснят нашу мысль.
Каждому помещику известно по опыту, ч1О он отвечает первый за беспечность его крестьян. Ошибки и упущения в их домашнем хозяйстве вовлекают его неожиданно в безвозвратные расходы и тем расстраивают надолго самые обдуманные его расчеты. Как же не подумать об ограждении и себя и крестьян от гибельных по следствий их беззаботности?