«ГЕОГРАФИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ПЕРСПЕКТИВ УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ 2 СОДЕРЖАНИЕ 5 Предисловие 6 ЧАСТЬ 1. ГЕОГРАФИЯ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ УКЛАДОВ 6 ГЛАВА 1. ВВЕДЕНИЕ В ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ УКЛАДОВ § 1. Волны и циклы мирового ...»

Поэтому для анализа какой-либо территории как культурного ландшафта недостаточно карт, на которых на физическом пространстве (территории) локально помечено расположение тех или иных культурных ценностей и памятников. Это, пожалуй, будут не карты культурного ландшафта, а карты ландшафта определенной культуры.

Для этого необходимы карты другого плана, такие, которые отражали бы не локальное, а пространственное понимание культуры, культуры как пространственной характеристики среды.

Одной из таких наиболее распространенных схем описания пространственной среды, ее пространственной организации является схема:

ЦЕНТР-ПЕРИФЕРИЯ

Данная схема позволяет различать в пространстве две зоны: центр, как главный, активный организующий, целеполагающий компонент, и периферию, как компонент подчиненный, зависимый, аморфный.

Именно такая простая концентрическая схема лежит, например, в основе различении городских и пригородных зон, сфер влияния крупных городов и столиц. Она также отражает историю возникновения городов, когда структура пространственной организации была достаточно простой и состояла из двух поясов – города и окружающей аграрной территории.

Однако с усложнением социальной жизни людей происходило и усложнение пространственной организации их жизни. Схема «центр-периферия» постепенно перестала соответствовать уровню сложности и структуре осваиваемого / создаваемого людьми пространства, а потому потеряла свою аналитическую силу и различительность. Потребовался переход к более сложным аналитическим схемам, позволяющим, например, различать внутренние и внешние зоны, окраину и рубеж, ядро и основную зону, типичные и переходные зоны и т.д.

Такой новой, по мнению В.Л. Каганского, является схема, в основе которой лежит комплексная система зон культурного ландшафта, каждая из которых является специфичной по очень многим параметрам:

ЦЕНТР – ПРОВИНЦИЯ – ПЕРИФЕРИЯ – ГРАНИЦА

Рассмотрим, какие специфические характеристики несет на себе каждая из обозначенных зон схемы. Но вначале, для дополнительной ориентировки, укажем соответствие этих зон некоторым уже знакомым вам терминам. Итак:

ЦЕНТР – метрополия, районообразующий узел, столица.

ПРОВИНЦИЯ – базовая территория, средняя зона.

ПЕРИФЕРИЯ – зона освоения, колония, окраина, резервная территория.

ГРАНИЦА – край, рубеж.

Любая конкретная территория может трактоваться как одна из зон (типов) и одновременно содержащий все эти зоны (типы).

Важно понимать, что это не заданные раз и навсегда «ярлыки», закрепленные за той или иной конкретной территорией. При смене масштаба, либо при смене ракурса рассмотрения одна и та же территория может принимать и статус центра, и статус провинции, и статус периферии, и статус границы культурного ландшафта.

Пример: небольшая деревушка в 10 дворов в масштабе района или области имеет статус глухой провинции. Но она может содержать культурно ценные фрагменты, фольклорные тексты, быть родиной (или другим значимым местом) крупной личности; это наделяет ее реальным статусом центра в масштабе страны.

Для разных людей и групп людей существенны разные культурные ландшафты, разные масштабы и горизонты.

На одной и той же географической территории, в связи с разнообразием людей, сосуществуют различные культурные ландшафты, которые различаются стратегиями и программами жизнедеятельности, социальными статусами и т.д. У различных людей проживающих в одном и том же месте могут быть абсолютно различные карты культурных ландшафтов, вплоть до взаимоисключающих вариантов. И как считает В.Л. Каганский, многое для человека в нашей стране зависит от того живет ли он в регионе РФ или в точке СССР, в возрождающемся мировом городе Петербурге – или в руинах блокадного Ленинграда, в глухой периферии труднодостижимой Камчатки – или посреди бойкой дуги Тихоокеанья от Сингапура до Сан-Франциско.

§ 21. Культурный ландшафт советского и постсоветского пространства Ниже вашему вниманию представлена экспертная версия В.Л. Каганского относительно культурного ландшафта России советского и постсоветского периода.

Важнейшим фактором, характеризующим особенность сложившейся структуры российского пространства, является то обстоятельства, что на протяжении последних примерно 500 лет Россия была империей. Специфика же имперской организации территории заключается в том, что империя конструирует пространство как бы «сверху»: сначала она создает статусы территорий для решения определенных (как правило, военно-политических) задач, а уже затем эти территории становятся (или не становятся) местами культурного ландшафта. Как тип организации пространства империя не знает и не допускает пространственного саморазвития мест и территорий, хотя сама порождает большие и сложные пространственные структуры. В истории России внешнее, властное конструирование доминировало над саморазвитием мест.

Под советским пространством В.Л. Каганский имеет в виду не территорию бывшего СССР, а качественно и структурно особый тип пространства, состояние культурного ландшафта.

Все места в ландшафте СССР представляли статусы в государстве. Мощь власти направлялась на организацию пространства посредством управления статусами мест. Энергично подавлялось само пространственное развитие. Административная география вытеснила – или поглотила – географию этническую или экономическую и даже природную.

Тем не менее, отечественная школа теоретической географии сумела доказать, что и в пространстве бывшего СССР не переставали действовать некоторые закономерности пространственной самоорганизации. В культурном пространстве страны парадоксально совмещались и переплетались властное пространство и пронизавшие его спонтанные структуры обыденной жизни.

Именно поэтому власть могла делать с любым и каждым местом пространства все что угодно, но оказалась бессильна перед его закономерностями. Переделом и высшим выражением этого бессилия стал распад СССР.

Географ утверждает, что в советском ландшафте иерархические властные отношения доминируют над территориальными, т.е. логика административного подчинения противоречит естественной логике территориальных отношений.

Образ советского пространства дают такие черты, как гиперцентрализованность всей среды и любого места, жесткая оконтуренность ячеек. Полноценных мест нет, жизнь в них фрагментирована.

В каждом месте делается только то, что поручено этому месту. В советском ландшафте постоянно осуществлялась все новая нарезка ячеек для решения задач. Внешняя организация намного сильнее внутренней, самоорганизация ландшафта подавлена. Взятый как совокупность отдельных мест, для решения отдельных задач, советский ландшафт представляет собой композицию ячеек с однозначными функциями и четкими границами пространство превращено в систему ячеек «ничего не знающих» друг о друге. Зачастую, успех одной ячейки заведомо ведет к ущербу других.

Пример: Город Гагарин (бывший Гжатск) рос для увековечивания первого пассажира межконтинентальной баллистической ракеты, строя мощную химическую промышленность и загрязняя реку Вазузу – источник водоснабжения Москвы.

Главная категория советского ландшафта – это размер. «Огромное» в советском ландшафте являлось предметом гордости. В.Л. Каганский называет это «гигантоманией». Поле всегда больше того, где еще возможно вести работы, завод – больше таких размеров, где еще возможно вести эффективное управление. Все в ландшафте больше, чем нужно для осмысленного использования.

Советский ландшафт не знает собственных состояний, ничто не существует само по себе – это все продукт переделки. Большинство мест противоположны естественному состоянию: пустыни избытком орошения превращены в соленые болота, болота осушены до состояния пустынь, деревни заросли лесом, вырубленные леса застроены дачами и т.д.

Опираясь на образ культурного ландшафта, видно, что советский ландшафт – это вовсе не культурный ландшафт. Нормальный культурный ландшафт устроен принципиально иначе – в любом месте решается много задач, реализуется масса функций.

Что касается административно-территориального деления (АТД) – главный каркас советского пространства, его функции многоразличны. Торговля и здравоохранение, местный транспорт и сельское хозяйство, образование и связь и т.д. – все уложено по ярусам системы АТД. АТД – система жизнеобеспечения и система статусов территорий и людей. Основная часть дифференциации советского пространства – различия между единицами АТД, в том числе в способе и уровне жизни.

Хотя эти различия создавали некоторый противовес жестким отраслевым ячейкам, каркас АТД вдавился в территорию. Люди жили в пространстве сконструированных и насильственно внедренных районов АТД, но никак не в пространстве естественно сложившихся мест.

Вывод о том, что в советском пространстве не было культурного ландшафт, можно сделать и из того, что во властно-идеологической онтологии культурный ландшафт не существовал, и потому его не предписывалось видеть, предписывалось видеть пространство своей ячейки (избирательное зрение). А вы уже знаете, что культурный ландшафт - это способность его видеть. У советских людей нет навыка видеть нечто вне своего жизненного горизонта. Люди верят: вся внешняя пространственно далекая реальность – совсем иная, устроена по другим законам, содержит очевидные противоречия и т.д. Но общество не подозревало, что живет в устроенной особым образом, не естественно сформировавшейся среде.

Распалась огромная империя, рушится искусственное сооружение планетарного уровня. Что же происходило в ландшафте?

По наблюдениям В. Л. Каганского в постсоветском ландшафте изменилось доминантное направление, ось порядка вертикаль рухнула, ячейки вступают в прямые соседские отношения.

Статусное и экономическое прикрепление людей к пространству ослабевает. Люди могут выбирать места, они учатся полноценно жить в ландшафте. Советский ландшафт был поляризован, эта поляризация усиливается в постсоветском ландшафте – в центрах и на периферии люди живут как бы в разных эпохах. В центрах доминирует политика,mass-media, бизнес, информация и т.д., на периферии – производство, натуральное хозяйство.

Если советский ландшафт безличностно-коллективен, то в постсоветском происходит приватизация земли. Но «новый» владелец ведет себя так же как все структуры, стремясь монопольно овладеть своей ячейкой.

Главным способом выживания и обеспечения благополучия стала смена мест, причем выбор этих мест разнообразен. Активно развивается процесс внутренней миграции. Но слишком быстрые миграции приводят к забрасыванию пространственных, функциональных ниш в ландшафте, его пространство упрощается. Успех зависит от активности человека в освоении иных мест.

Задание: итак, в данной главе Вашему вниманию представлен еще один тип практики, в рамках которой возникло и на сегодняшний день востребовано понятие культурного ландшафта – практика пространственного анализа. Проанализируйте, чем этот подход к понятию культурного ландшафта отличается от двух ранее рассмотренных (научное исследование и территориальное управление). При ответе можете воспользоваться структурой выводов после 1 и 2 глав.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОГО ИЗУЧЕНИЯ

Сайт Европейской ландшафтной конвенции (http://conventions.coe.int/treaty/EN/cadreprojets.htm) Сайт ЮНЕСКО(http://www.unesco.ru/heritage/text/Criteria/landscape.htm) Cайт Российского бюро ЮНЕСКО – (http://www.unesco.ru/msg/msg3.htm ).

Сайт ЮНЕСКО на русском языке – http://www.unesco.org/general/rus/).

Сайт Международного Фонда Сохранения Всемирного Наследия (http://nasledie.org.ru/), Сайт «Музей будущего: информационные технологии и культурное наследие»

http://www.future.museum.ru Сайт «Русский Архипелаг» (www.archipelag.ru) Сайт Института национальной модели экономики (http://www.inme.ru) Сайт «Стратегическое планирование в городах и регионах России»

(http://citystrategy.leontief.ru/) Сайт Центра стратегических исследований Приволжского Федерального округа. Раздел «Комиссия по пространственному развитию» (http://www.prometa.ru/) Сайт Центра охраны дикой природы (http://www.biodiversity.ru/) Сайт Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачева Сайт Гринпис России (http://www.greenpeace.org/russia_ru/) 1. Арманд Д.Л. географическая среда и рациональное использование природных ресурсов. – М.:

Наука, 1983. – 238 с.

2. Исаченко А.Г. Оптимизация природной среды. – М.: Мысль, 1980. - 264 с.

3. Мильков Ф.Н. Человек и ландшафты. – М.: Мысль, 1973. - 224 с.

4. Калуцков В.Н. Основы этнокультурного ландшафтоведения. – М.: Изд-во МГУ, 2000.- 94 с.

5. Калуцков В.Н. Этнокультурное ландшафтоведение и концепция культурного ландшафта // Культурный ландшафт вопросы теории и методологии. – Смоленск, - 1998.

6. Культурный ландшафт: вопросы теории и методологии исследований / Семинар «Культурный ландшафт»: второй тематический выпуск докладов. – Москва-Смоленск: Изд-во СГУ., 1998. С. 104.

7. Веденин Ю.А., Кулешова М.Е. Культурный ландшафт как объект культурного и природного наследия // Изв. АН. - Сер. геогр. - 2001. - № 1. - С. 7-14.

8. Кулешова М. Е. Культурные ландшафты: общие представления, понятия, подходы к оценке // Экол. пробл. сохранения ист. и культ. наследия. — М., 2000. — С. 37—52.

9. Веденин Ю. А. Культурно-ландшафтное районирование России — ориентир культурной политики // Ориентиры культ. политики. — М., 1997. — Вып. 2. — С. 3—99.

10. Каганский В.Л., Родоман Б.Б. Культура в ландшафте и ландшафт в культуре. Наука о культуре: итоги и перспективы (информационно-аналитический сборник). – М.: РГБ (Информкультура), - 1995. – Вып. 3. – 88 с.

11. Каганский В.Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. – М., 2001.- 12. Туровский Р. Ф. Культурные ландшафты России. — М.: Изд. Рос. НИИ культ. и природного наследия, 1998. — 210 с.

ЧАСТЬ 3. ГЕОГРАФИЯ МЕНТАЛЬНЫХ МОДЕЛЕЙ

В связи с особенностями экономического, политического, культурного, социального (и т.д.) развития регионов в сознании людей складываются устойчивые представления о территории или так называемые географические образы – ментальные модели.

Можно выделить субъективные (или индивидуальные) и массовые географические образы.

Субъективные это образы, которые формируются у каждого человека в зависимости от места его проживания, возраста, уровня образования, социального статуса и особенностей профессии. Эти образы появляются у человека в сознании после личного знакомства с территорией – командировки, путешествия, рассказы близких людей, научные исследования и т.д.

Нетрудно предположить, что, например, для горожанина, недавнего мигранта, жителя пригородной деревни, бродяги, туриста, ученого, менеджера, предпринимателя, мэра, архитектора, художника будут существовать не просто разные образы одного и того же городского ландшафта, но и разные его миры - разные городские реальности.

Не менее интересны и массовые географические образы, это образы, сформированные в массовом сознании, под влиянием средств массовой информации (СМИ: журналы, газеты, радио, телевидение), а в последнее время и Интернета. Образ, представленный в массовом сознании людей можно назвать имиджем территории.

Географические образы наглядно демонстрируются при помощи так называемых ментальных или мысленных карт.

На первый взгляд рассуждения об образах могут показаться не серьезными, но это далеко не так. В истории существует масса примеров, когда одни страны или крупные регионы намеренно создавая негативный образ других территорий как бы «обезоруживали» соперников в борьбе за мировое лидерство, создавали им непривлекательный имидж среди других стран. Образы играют важную роль в политических процессах как межгосударственных, так и региональных.

Правительства стран зачастую ведут политику, в рамках выбранного образа своего государства.

Именно особенностям ментальных карт и географических образов посвящена третья глава.

ГЛАВА 1. МЕНТАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ ПРОСТРАНСТВА

§ 22. Представление географической территории в сознании людей: ментальные карты Ментальная карта – это картографическое отображение усредненных пространственных знаний и представлений отдельного человека или группы людей об окружающей их географической среде.

Ментальная география – молодое направление в географии, активно использующее различные методы гуманитарной науки, связанные с изучением познания.

На современном этапе ученые и эксперты оперируют не только реальными географическими объектами, но и географическими образами, которые могут вести как бы независимую жизнь в ментальности людей.

Ментальная карта как раз и является формой представления географических образов (или пространственных ментальных моделей) в сознании, как отдельного человека, так и целых групп людей.

Понятие «ментальная карта» («mental map» или «cognitive map») было впервые введено в психологии познания в 1948 году американским психологом Э. С. Толманом как личное, внутреннее представление человека о части окружающего пространства.

Однако главные работы по этой тематике относятся к 70-м годам ХХ века и принадлежат географу Р. М. Доунз и психологу Д. Стеа. Эти ученые определяют ментальную картографию как «… способности, которые дают нам возможность собирать, упорядочивать, хранить, вызывать из памяти и перерабатывать информацию об окружающем пространстве». Ментальная карта - это «созданное человеком изображение части окружающего пространства. Она отражает мир так, как его себе представляет человек, и может не быть верной. Искажения действительно очень вероятны».

Географам, трудно не согласиться с тем, что усредненные пространственные знания основной массы населения далеки от реальности.

Субъективный (личностный) фактор в ментальной картографии ведёт к тому, что ментальные карты и ментальная картография могут изменяться в зависимости от того, в какое время и с какой целью человек обращается к территории.

Распространение данного понятия основывается на том, что не только отдельные люди создают свою внутреннюю картину окружающего их пространства. Группы людей, сообщества и коллективы также создают представления о пространственной структуре окружающего мира.

Географические образы представляют собой компактное, образное представление о какойлибо территории. Географический образ страны или региона - это достаточно устойчивые представления, которые соотносятся с какими-либо политико-, историко- или культурногеографическими территориями. Географический образ маркирует район, отсутствие образа - признак его слабой выраженности, неустойчивости или недостаточного уровня его ментальной освоенности.

Характерно, что многие географические образы могут быть в полной мере поняты только с привлечением других географических образов. Так, например, образ Петербурга зачастую выступает как своеобразный антипод образа Москвы, образ России включает в себя образы Москвы и Сибири.

Географический образ, соотносимый с одним и тем же объектом, может сочетаться с самыми разными географическими образами. Так, географический образ Москвы может быть соотнесен, например, с Римом ("третий Рим"), с Петербургом ("две столицы России") и с Вашингтоном ("столицы противоборствующих держав").

Итак, географический образ представляет собой сложный комплекс (сеть) представлений, не доступных для непосредственного наблюдения.

Например: Пусть дан географический образ Приамурья времен генерал-губернатора Н.Н.

Муравьева-Амурского (1847-61 гг.) в политическом и культурном пространстве России того времени. Можно с достаточной степенью уверенности утверждать, что следующие выражения соответствуют этому образу: ""ворота" Дальнего Востока", "граница с Китаем", "Россия должна укрепляться на Тихом океане" и т.п.

Власти городов, регионов и стран могут целенаправленно формировать и культивировать географические образы.

В качестве примера можно привести успешную политику муниципалитета по изменению образа города Сент-Этьен (Франция) - в недалеком прошлом малопривлекательного центра угольной и других отраслей тяжелой промышленности. После того как “Цветом города” был избран зеленый - символ радикальных перемен: перестройки и экологизации хозяйства, новой планировки, улучшения качества жизни, удалось создать “пучок образов” Сент-Этьена как “зеленого” города: зеленые футболки надела футбольная команда - многолетний чемпион страны, зеленый цвет доминировал в логотипах местных фирм, мэр стал одним из активистов движения зеленых и т. д. Муниципалитет долгие годы целенаправленно представлял свой город как “городсад”, находящийся на перекрестке европейских магистралей, и т.п.

Процесс создания географических образов, изучение ментальной картографии в течение ряда лет привлекает к себе внимание разных областей знаний. В этой междисциплинарной сфере исследований встречаются друг с другом географы, историки, этнологи, картографы, социологи и психологи и даже политики.

Даже такая, казалось бы, бесспорная вещь, как стороны света в ментальной картографии представлены как географические образы. Анализ этих географических образов помогает ответить на отнюдь не только академический вопрос о границах так называемых неформальных регионов. В самом деле, все знают, где проходит западная граница Европы, но вот где ее восточные границы - это понимают по-разному. Страны Центральной и Восточной Европы и даже формально азиатские страны Закавказья претендуют на “европейскость”, аргументируя это историей, культурой, географией и т.д.. Попробуем разобраться в истории и современности этого вопроса.

Одной из первых сторон света, которая подверглась ментальному переосмыслению, был восток. Одна из ключевых работ, отражающих историю этого переосмысления - «Ориентализм»

Эдварда Саида (1978).

Эдвард Саид (1935-2003) родился в городе Иерусалиме. (Палестина в то время находилась под управлением Великобритании, в соответствии с мандатом, полученным ею от Лиги Наций в году). В 1947 году семья Саида покидает Иерусалим и переезжает в Каир, где Эдвард в начале посещает подготовительную школу, а затем поступает в колледж. Интересно отметить, что в семье в основном говорили на европейских языках. На арабском языке говорили, только обращаясь к прислуге. Впоследствии Саид отмечал, что с юных лет подобная ситуация не способствовала осмыслению им собственной идентичности, вносила раскол в его сознание. Затем отец принял решение об отправке его в школу-интернат в штате Массачусетсе, США. Он закончил Принстонский университет, получил степень доктора философских наук в Гарварде, занял пост профессора сравнительного литературоведения Колумбийского университета.

Автор описывает ориентализм как западноевропейский дискурс, который в конце XVIII - XIX веке, в первую очередь в Великобритании и Франции, не только породил множество научных дисциплин и способствовал росту интереса к восточным языкам, но и создал «Восток» как осознаваемую в Европе сущность, образ.

Целью написания книги было представление западного подхода к исследованию Востока. В своем произведении автор утверждал, что западные наука и литература, в которых исследуются проблемы развития Востока на разных исторических этапах, “страдают” от колониального отношения к нему, т.е. к Востоку. Они рассматривают Восток как нечто “другое”. Запада никогда бы не было, если бы не существовала его противоположность - Восток для этого, по мнению автора, и был создан образ “Восток”, который полностью отличался от Запада, и чья сущность имела неизменные черты - языковые, культурные, религиозные.

Книга Э. Саида вызвала оживленные споры и вдохновила многих на исследовательские работы об ориентализме, а также пробудила интерес к другим местностям на ментальной карте Европы.

Ментальное конструирование «Запада», а также концепция и практика оксидентализма, не достигли того же масштаба, какого достигли исследования ориентализма («Востока»). Одна из ключевых работ в этом направлении – это сборник «Оксидентализм: образы Запада» (1995). Авторы считают, что их задача заключалась в том, чтобы показать, как образы Запада формируют представление людей о самих себе и как сами эти образы формируются людьми западных и не западных обществ.

В качестве одного из ключевых понятий, используемых в «дискурсе о Западе» можно выделить понятие «культура», или «цивилизация». Идея заключается в том, что Запад является неким историческим и культурным пространством, смыкается с представлением о том, что Европа - это больше чем просто географическая территория. В особенности под влиянием церкви этот образ превратился в обозначение духовного царства христианства. Именно из этого представления и выросло чувство культурного и политического превосходства Запада.

В конце XVIII века традиционное (классическое) разделение Европы на «варварский» Север и «цивилизованный» Юг сменяется новым господствующим членением европейского континента - на Запад и Восток. Отныне ту или иную конкретную страну причисляли к одному из этих двух регионов, исходя из единственного критерия - уровня прогресса и места данного общества на шкале исторического развития, обозначенной Западом в качестве стандартной.

С исторической точки зрения, пространственный образ Восточной Европы возник (подобно более ранней идее Востока), как негативный образ, укрепляющий позиции Запада. Анализ французской и английской литературы, описаний путешествий, дневников, писем, географических заметок и трактатов XVIII века позволяет обнаружить в них «изобретение Восточной Европы» - то, как авторы западноевропейского Просвещения «придумали Восточную Европу».

Восточная Европа, которая, согласно современным представлениям, расположена к востоку от немецко-польской или немецко-чешской языковой границы, в эпоху Просвещения мысленно воспринималась западноевропейскими путешественниками как относительно отсталая (по сравнению с цивилизованным Западом) территория. Восточная Европа представлялась как переходная территория между Западом и диким Востоком. Восточная Европа в глазах человека Просвещения находилась на пути к цивилизации, в глубине же все еще располагается варварская основа.

Соответственно, Восточная Европа рассматривалась как территория, отмеченная противостоянием дикости и цивилизации. Создание образа Восточной Европы можно интерпретировать как своеобразное проявление западного чувства превосходства. По-видимому, то, как западные просветители XVIII века представляли себе Восточную Европу и изображали на картах, можно понимать даже как западную подготовку к территориальной экспансии в восточном направлении (раздел Польши, поход Наполеона в Россию, захватническая политика III Рейха). Однако в середине XVIII в. понятия «Восточная Европа» еще не существовало. Как понятие «Восточная Европа»

возникло лишь только в первой половине XIX веке. До этого же времени речь шла о странах, считавшихся провинциями западной, «цивилизованной» Европы и (или) сочтенных впоследствии частями Восточной Европы.

Просвещение - эпоха перехода от феодализма к капитализму, характеризуется борьбой нарождавшейся буржуазии и народных масс против феодализма (в ряде стран Западной Европы П.

распространилось в 18 в., а частично, например, в Англии, в 17 в.).

С середины XIX века и вплоть до начала Первой мировой войны образ «Восточная Европа»

большей частью употреблялся как синоним понятия «Россия». Такое словоупотребление отражало факт господства России над обширной территорией Польши. Еще в XVIII веке в немецких, английских и французских источниках Россия причислялась не к Восточной, а к Северной Европе.

Здесь сказывалось влияние античной картины мира, которая исходила из разделения земли на «цивилизованный Юг» и «варварский Север».

Замена ментального позиционирования России с северной на восточную произошла примерно в 30-е годы XIX века. Ряд исследователей считают, что решающими событиями, определившими перемещение России с севера на восток, можно считать Венский конгресс и Крымскую войну.

Как вы думаете, почему именно эти события определили перемещение образа России с северной страны на восточную?

Перекройка ментальной карты Европы включала в себя во многом и сужение понятия «Северная Европа» до германского языкового ареала. Название территории «Север» постепенно приобрело положительное звучание и стало синонимом названия «Скандинавия».

В свою очередь категория «Восток» претерпела расширение. В связи с тем, что в первые десятилетия XIX века (перед лицом турецкой опасности) внезапно появилось представление о том, что Восток (Orient) является «диким», «нецивилизованным» и несет в себе угрозу. Были все основания причислять Россию уже не к Европе, а к «Востоку», т. е. к Азии. Дикость, которая прежде связывалась с Севером, теперь стала ассоциироваться с «восточным / ориентальным». По этой причине Россию также нередко называли «полуазиатской». Этот лексикон сохранялся впоследствии в период пропаганды Третьего Рейха и перешел в идеологию Запада времен холодной войны.

Как своеобразное отражение того, что Россия была помещена Западом на восток, является развернувшаяся в XIX веке дискуссия «Россия и Европа». В этой дискуссии термин «Европа»

употребляется как синоним «Запада».

Но собственные представления России по поводу своего образа не совпадали с западными. У многих российских ученых существовала своя ментальная карта, на которой страна занимала собственное место и собственную позиция в этом интенсивно исследуемом споре между Западом, то есть «Европой», и Востоком, т. е. «Азией». То, что Россия не принадлежит ни к Европе, ни к Азии, а на основании своей этнографической структуры, истории, экономики и характера своего общества составляет отдельную геополитическую, геоэкономическую и геокультурную единицу, провозглашалось в 20-х годах ХХ века эмигрантской евразийской школой, идеи которой сегодня снова пользуются в России немалой популярностью.

Идея о том, что граница между Европой и Азией пролегает через Россию, появилась до XIX века. Вопрос о том, где именно встречаются друг с другом два континента, занимал русских географов еще в XVIII веке. Разделение России на европейскую и азиатскую части также следует понимать как последствие «озападнивания», вестернизации (vest - запад) России Петром Великим.

Как только страна в 1721 году превратилась из русского царства в Российскую Империю, возникла мысль, что страну, как и другие европейские империи (например, Великобританию или Португалию), можно разделить на (европейскую) метрополию и (внеевропейскую) периферию. Впервые различие между европейской и азиатской частями России было проведено в работах историка и географа В.Н.Татищева, который первым предложил считать границей между континентами Урал (горный хребет и реку). В конце XVIII века В.Н.Татищев добился того, что его вариант разграничения страны на Европу и Азию был принят. С тех пор и до настоящего времени границу между Европой и Азией проводят в России по Уралу. В уральских горах, в городе Нижний Тагил и сегодня стоит гранитная стела, на восточной стороне которой выбито «Азия», а на западной – «Европа».

Колебания западного понятия «Восточная Европа» начались в тот момент, когда изменилось расположение государств в Европе, сложившееся после Первой мировой Войны, и между Россией и Германией возник пояс частично новых независимых государств. Перекройка ментальной карты Европы после 1918 года проявилась в дискуссии о понятии «Восточная Европа», которая велась в 30е годы в немецкоязычных журналах и была связана со спорами о предмете такой области знаний, как история Восточной Европы.

После 1945 года ученые, занимавшиеся изучением Восточной Европы, снова столкнулись с вопросом о том, каковы границы и очертания изучаемого региона. Определение Восточной Европы, доминировавшее во времена холодной войны, в первую очередь было ориентировано на современные ему политические реалии и ограничивало территорию Запада «железным занавесом». Известно, что хватило нескольких лет, чтобы оно перестало соответствовать действительности.

Наряду с Востоком и Западом, изучение ментальных карт в последние годы также коснулось Севера как конструкта, с помощью которого можно нечто идентифицировать. В античной картине мира Север считался родиной нецивилизованных варваров, пристанищем «иного», от которого Юг, как оплот культуры, отграничивался Многие исследователи считают, что это представление о структуре мира возродилось в эпоху гуманизма и Ренессанса и затем сохранялось до XIX века. До 1810 года в общепринятой картине мира к Северной Европе причислялись те страны, которые были расположены севернее Черного моря и Дуная и восточнее Эльбы и Вислы. Эту территорию обозначали понятия «Septembrio», «полунощные страны» или просто «Северные страны». Эти определения использовались равным образом и в немецкоговорящих, и во франко- и англоговорящих местностях. Территория северных стран противопоставлялась области южных стран. Даже поединок между Россией и Францией при Наполеоне воспринимался современниками еще как конфликт Севера и Юга.

Возрождение, Ренессанс (франц. Renaissance, итал. Rinascimento) - в истории культуры стран Западной и Центральной Европы эпоха, переходная от средневековой культуры к культуре нового времени (приблизительные хронологические границы В.: в Италии — 14—16 вв., в других странах — конец 15—16 вв.). Наиболее отличительные черты культуры В., антифеодальной в своей основе, — светский характер, гуманистическое мировоззрение, обращение к античному культурному наследию, как бы его «возрождение» (отсюда и название «Возрождение»).

Гуманизм (от лат. humanus — человеческий, человечный), исторически изменяющаяся система воззрений, признающая ценность человека как личности, его право на свободу, счастье, развитие и проявление своих способностей, считающая благо человека критерием...

Идея «дикого Севера» изжила себя самое позднее в XIX веке, в эпоху романтизма.

Романтизм (франц. romantisme), идейное и художественное направление в европейской и американской духовной культуре конца 18 - 1-й половины 19 вв..

Старая картина разрушалась с двух сторон. Одно из двух идейных течений, приведших к переоценке Севера, относится к XVII веку. Основу нового осмысления Севера - нового «нордизма»

(nord - север) заложил своими сочинениями медик и ученый-энциклопедист Олаф Рюдбек. Рюдбек создал фундамент нордической идеологии, которая провозглашала превосходство Севера, то есть Скандинавии под господством Швеции, и, таким образом, обосновывала претензии Швеции на исключительную позицию в иерархии европейских государств. Это идейно-политическое построение продержалось до XIX века, когда оно утратило свое специфически шведское звучание и переродилось в «нордическую» идеологию общего характера. В качестве второго идейного течения, внесшего вклад в переоценку образа Севера, можно назвать существовавшее в XIX веке в Германии политико-литературное движение «Скандинавизм», которому соответствовали одноименные литературные направления в северных странах. Основу скандинавизма составило «открытие»

древнескандинавской литературы и переинтерпретация саг и мифов в качестве древнегерманского наследия, осуществленная литераторами немецкого романтизма. Стилистическое превращение Севера в культурную прародину германцев и присвоение скандинавской литературы нашли продолжение в расовой идеологии национал-социалистов. Свойственный Северу стереотип собственного морального превосходства, корни которого восходят к XVII веку, когда Швеция была великой державой, сохраняется до сего дня как прочная основа для регионального сотрудничества и для ментального отграничения скандинавских стран от остальной Европы.

Хотя Юг с давних пор окружен магической аурой, эта сторона света все-таки еще не служит в европейском контексте обозначением влиятельной территориальной идеи. «Южная Европа», знакомая лишь как абстрактная категория, пока не смогла развиться в образ той притягательной силы, какой обладают отдельные составные части данной территории - например, Италия или Греция.

В исторических исследованиях район современного юга Европы осмысляется большей частью как «Средиземноморье» - после имевшего большое влияние труда Фернана Броделя. Это, однако, не означает, что на ментальной карте Европы образ Юга как остался нейтральная, не имеющая своего значения сторона света и пространственная категориия. В античности Юг считался приютом цивилизации, противоположностью дикому заальпийскому северу. В течение столетий это представление коренным образом изменилось. Своей низшей точки репутации образ Юга достиг после второй мировой войны, когда к этой части света был приклеен ярлык экономической отсталости. Эта взятая из экономической географии модель систематизации встречается как в ментальных картах мира («Конфликт Севера и Юга»), так и в ментальных картах отдельных европейских стран (например, внутриитальянское политическое движение «Лига Севера» как местный политический контрпроект по отношению к бедному югу Италии).

Бродель Фернан (1902-1985), французский историк. Руководитель французского Центра исторических исследований (с 1948), проф. Коллеж де Франс (с 1949), заведующий (с 1956) 6-й секцией ("Экономические и социальные науки") в Практической школе высших знаний (Ecole pratique des hautes tudes). Б. - редактор журнала "Annales, Economies, Socits, Civilisations", пользующегося значительным влиянием среди западноевропейских историков. Основные труды по социально-экономической истории Западной Европы 16-18 вв. Особенно подробно в них характеризуются развитие торговли и денежное обращение, много внимания уделяется также влиянию геогр. среды на социальные процессы.

Соединение Юга и Востока - Юго-Восточная Европа, или образ «Балканы» - представляет собой особое пространство на ментальной карте Европы, которое в последние столетия опять и опять заново конструируется.

Свои основные характерные черты образ «Балканы» приобрел в первые два десятилетия ХХ века, и вплоть до наших дней этот концепт сохраняет свое содержание практически неизменным.

«Дискурс о Балканах» опирается на оппозицию «цивилизация – варварство» и характеризуется идеями превосходства западной цивилизации, отсталости Балкан, идеей внутренних раздоров первобытной родовой культуры.

Балканизм представляет собой западноевропейский дискурс, который - в отличие от ориентализма - разворачивается внутри европейского контекста. Высшие точки очерняющие Балканы фиксируются в начале (Балканские войны) и в конце ХХ века (войны в бывшей Югославии).

Приводящие в замешательство жестокие события этих войн склоняли западного наблюдателя к тому, чтобы видеть в Балканах нечто решительно иное, чем Европа.

Понятие и образ «Центральная Европа» впервые появляется в географических текстах на рубеже XVIII-XIX веков. Оно возникло в связи с попытками географов разработать дифференцированную систему организации географических знаний, в которой «реальные страны»

были бы объединены в постоянные группы. Многие схемы в этой системе соответствовали ясным экономическим или политическим критериям. Например, схема «центр – периферия» впервые встречается в текстах развернувшейся в Германии в 1840-50-е годы дискуссии о таможне и национальной политике. Эти политические проекты сопровождались географическими исследованиями, в которых Центральная Европа отчасти уже наделялась антирусскими признаками.

После образования Германской империи рассуждения о Центральной Европе встречаются в немецкоязычной географической литературе реже, однако во время Первой мировой войны образ «Центральная Европа» (иногда – «Промежуточная Европа» (Zwischeneuropa)) снова начинает играть большую роль. Однако интересно, что еще в 1917 году географы критиковали понятие «Центральная Европа» на том основании, что такой природной и культурной реальности, как Центральная Европа, не существует. Но, несмотря на подобные критические высказывания географов, образ Центральной Европы остался важным выражением в немецкоязычных дебатах о политике и географии.

В 1915 году немецкий географ Фридрих Науман выдвинул концепцию Центральной Европы, которая представляла собой идею союза центрально-европейских государств, возникшую, прежде всего, из экономических и военных соображений.

В экономическом отношении Центральная Европа рассматривалась как блок между англоамериканской и российско-азиатской экономическими зонами. В военном отношении она представлялась как оборонительный союз против США, Великобритании и России. Согласно концепции Центральной Европы она должна была объединить такие страны, как Германия, Австрия, Венгрия, Богемия, Моравия, Словакия (отошедшие к Австрии и Пруссии в результате раздела части Польши), Хорватия, Трансильвания, Румыния, Болгария, Сербия, Греция, Швейцария, Дания, Голландия и Бельгия (возможно, Италия). Языком делового общения в Центральной Европе должен был служить немецкий, а немецкое «экономическое пруссачество» должно было в будущем определять характер хозяйства Центральной Европы.

После 1945 года центральноевропейский дискурс возрождался дважды. В первый раз - в конце 50-х годов, в политических и культурно-исторических дебатах вокруг «немецкого вопроса», и, прежде всего, немецкой истории, определявшейся центральным расположением Германии в Европе.

Эти дебаты инициировались «левыми» политиками, которые черпали вдохновение в идее Центральной Европы для своего проекта «второй фазы восточной политики» и дальнейшей политики разрядки.

Второй раз - в 1980-х годах, когда в странах Восточной Европы, прежде всего, в Венгрии, Польше и Чехословакии началась оживленная дискуссия по поводу отграничения от России и процесса советизации. Один из участников этой дискуссии писал:

«Быть центральноевропейцем в то же время, значит, не быть восточным европейцем или жителем Балкан. Чем настойчивее Центральная Европа клянется в верности гуманному образу жизни, тем дальше отодвигается Россия к краю Европы и попадает под старое подозрение в том, что она представляет совершенно другой, чужой, может быть, даже «азиатский» мир».

В 1980-х годах о Центральной Европе в восточной части этого региона говорили как о ментальном пространстве, существующем в воображении и представляющем собой «объект желания». Центральная Европа выступала не столько как исторически сложившаяся реальная территория, сколько как ключевое слово в мечтах о собственной наднациональной идентификации и категория политического самоопределения. Как и всякая идентификация, дискуссия о Центральной Европе состояла из попыток отграничить себя от «Чужого» или «Иного». Роль этого «Чужого» в данном случае принимает на себя, во-первых, «Запад», к которому и обращены эти рассуждения, но в еще большей степени СССР, или Россия, как существующая в течение долгого времени «иная цивилизация» на Востоке. Круг этих дискуссий замыкался предложениями о включении стран востока Центральной Европы в западный экономический и оборонительный союз против варварской, азиатской, авторитарной и нецивилизованной России.

Доказательством того, что «Центральная Европа» существует, в первую очередь, как ментальная категория, а не как реальное межгосударственное объединение, является слабость международного сотрудничества внутри данной территории после 1989-90 годов. Тем не менее, образ Центральной Европы до сих пор рассматривается в качестве подтверждения принадлежности этого региона к Европе.

История дискурса Центральной Европы демонстрирует, как, в зависимости от интересов и симпатий авторов, менялись (и продолжают меняться) способы определения границ региона и «содержание» его истории. Для немецких авторов XIX и первой половины ХХ в. Mitteleuropa была пространством германской цивилизационной миссии и политической доминации. Центром Mitteleuropa была Германия, и включала она, среди прочего, Бельгию. Чешские, венгерские и польские концепции Центральной Европы Германию исключали, а содержанием истории региона делали борьбу за национальную свободу. По сути, принадлежность к Центральной Европе рассматривалась в этом дискурсе как право на первоочередное вступление в ЕС и НАТО.

При этом некоторые польские исследователи, например, видят Речь Посполитую как центр региона, а границы его проводят по восточной границе современных Литвы, Украины и Белоруссии.

Сегодня и целый ряд современных исследовательских направлений, доминирующих на Украине и в Беларуси подчеркивает принадлежность этих стран к Восточно-Центральной Европе и именно в рамках этой перспективы строит новые концепции их истории.

Так, например, недавно появился украинский учебник истории Восточно-Центральной Европы, в котором авторы представляют иторию Украины как страны, входящей в восточную часть Центральной Европы.

Итак, исследование ментальных карт показывает, что большинство общеупотребительных названий обширных территорий, имеющихся в нашем словаре, являются не столько нейтральными терминами, сколько понятиями, имеющими ясную политическую, идеологическую историю.

Поскольку в будущем не исчезнут ни потребность людей ориентироваться в пространстве, ни влияние геополитических споров на человеческие представления о пространственном мире, ментальные карты и в дальнейшем будут оставаться важными факторами исследования территории.

Как мы увидели, именно политические интересы всегда доминировали при определении границ исторических регионов и их специфики. Как правило, именно из современного им политического дискурса заимствовались те или иные концепции исторических образов регионов.

Важно помнить, что географические, этнические, культурные и прочие сходства и различия при определении границ регионов очень важны и эти границы далеко не всегда совпадают.

Глава основана на материале статьи Ф. Б. Шенка «Ментальные карты: конструирование географического пространства в Европе от эпохи просвещения до наших дней», А. И. Миллер «Тема центральной Европы: история, современные дискурсы и место в них России», Журнал «Новое литературное обозрение», № 52, 2001.

http://nlo.magazine.ru/philosoph/inostr/inostr31.html

ГЛАВА 2. МЕНТАЛЬНАЯ КАРТА РОССИИ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Исследования географических образов России связаны с определенными сложностями. Дело в том, что размеры территории государственного ядра России за последние 300 лет были столь обширны, что создание лишь одного-двух базовых образов и оперирование ими практически невозможно.

Рассмотрим несколько ключевых образов России.

Первый из них - «Россия-Евразия», детально раскрытый и проработанный в рамках концепции евразийства в 1920-1930-х годах.

Для русских евразийцев "Евразия" совпадает с границами России: "Россия-Евразия" для них особый историко-географический регион Евразийского континента, наряду с Западной Европой, Китаем, Индией, исламским Ближним Востоком и т.д. Отсюда вытекает евразийская теория единства народов, живущих на территории Евразии, большую часть которой занимает Россия.

Образ «Россия-Евразия» основывается на том, что Россия – это исключительная страна, непохожая на Европу и имеющая большое родство с Азией. Россия - это не Европа и не Азия, а отдельный своеобразный, целостный и органичный мир, это особая, самостоятельная цивилизация, которая должна не подражать кому-то, а отталкиваться в своем развитии от собственных традиций и принципов.

Классическое евразийство - идейно-политическое и философское течение русской эмиграции 1920—1930-х г.г. существовавшее до начала Второй мировой войны. Среди найболее известных евразийцев географ П.Н. Савицкий (1859-1968), филолог князь Н.С. Трубецкой (1890-1938), историк Г.В. Вернадский, богослов Г.В. Флоровский (1893-1979 и д.р.

Пожалуй, крупнейшим научным интерпретатором идеологии евразийства является Л.Н.Гумилев (1912 - 1992) - русский историк, этнолог и философ, автор оригинального учения о природе и жизни этноса. На формирование его взглядов повлияло десятилетнее пребывание в лагере с одним из основоположников евразийства П.Н. Савицким.

Сегодня, по прошествию почти ста лет, евразийская идея вновь возрождается в России создана евразийская партия. Зачинатель и проповедник идей “неоевразийства” в России А. Г. Дугин.

Несколько ранее был осознан и транслирован вовне другой ключевой геополитический образ – «Россия-и-Европа», или «Россия как Европа». Этот образ активно разрабатывался идейным течением – западничество, которое возникло в 1840-х г.г в противовес славянофильству.

Ядро западников составляли преимущественно петербуржцы А.И. Герцен, К.Д Кавелин, Н.В.

Станкевич, Н.П. Огарев, П.В. Анненков и др.

Образ «Россия-Европа» транслировал идею о том, что развитие России необходимо рассматривать в контексте развития общечеловеческой цивилизации, передовым рубежом которой является Западная Европа, где наиболее полно и успешно осуществляются принципы прогресса и свободы.

Российская история, считали западники, - это история преодоления отсталости от европейского запада, которая началась со времен правления Петра Великого. Задача состоит в скорейшем изживании патриархальщины и азиатчины.

Славянофилы исключали наличие общечеловеческого развития и признавали самобытность жизни каждого народа. Они считали, что преобразования Петра I нанесли удар по российской самобытности. У России согласно славянофилам, собственный путь развития, не нуждающийся в интеграции в европейскую систему.

На протяжении 1990-х годов шло расставание с внешнеполитическими иллюзиями по поводу вхождения России в Европу. Практическое воплощение идей создания единого европейского дома «от Атлантики до Урала», озвучивавшихся Ф. Миттераном, Г.Колем и Б. Ельциным, было отнесено в область туманной перспективы.

По мнению, Д.Н. Замятина к концу 1990-х годов образ «Россия-и-Европа», по сути дела, сузился до образа «Россия-и-Северная Европа» (проект сотрудничества ЕС и России «Северное измерение»).

Миттеран, Франсуа (1916–1996), президент Франции в период 1981-1995 г.г.

Гельмут Коль (р. 1930-) Федеральный канцлер ФРГ 1982-98гг.

Борис Николаевич Ельцин (р. 1931) первый президент Российской Федерации. избран июня 1991; 3 июля 1996 избран на второй срок, 31 декабря 1999 заявил о досрочной отставке, назвав своим преемником В.В. Путина.

Программа "Северное измерение" была предложена в 1997 году премьер-министром Финляндии П.Липпоненом. В 1999 году программа была официально одобрена саммитом Европейского Союза в Кельне, в 2000 году - принят план действий по реализации данной программы.

Целью "Северного измерения" является экономическое взаимодействие стран, входящих в "суперрегион" Северная Европа. Программа подразумевает развитие сотрудничества стран Европейского Союза с Россией (с акцентом на Северо-Западные регионы) и с государствами Балтии и Польшей. Со стороны Европейского Союза в программе активно участвуют Финляндия и Швеция, а также Норвегия.

Современное репрезентирование образа «Россия-и-Европа» связано, в основном с Советом Европы (права человека, свобода слова и СМИ) и деятельностью России в рамках ОБСЕ.

Очень важно отметить, что даже в рамках этого образа Россия воспринималась и воспринимается во многом как пограничная страна Европы.

Вопреки распространенному заблуждению, "западники" давно уже потерпели в России сокрушительное поражение Теория "особого пути" России, несколько подзабытая в ходе бурных демократических преобразований последних 15 лет, вновь овладела массами. Сегодня только 12 процентов россиян считают свою страну неотъемлемой частью западной цивилизации и видят необходимость в 5 процентов жителей России безоговорочно признают ее восточной державой и считают целесообразным усиление сотрудничества со странами Азии. При этом 73% россиян считают Россию евразийским государством, у которого должен быть свой собственный, неповторимый путь развития.

"Мы пойдем другим путем" - знаменитый ленинский лозунг вновь приобретает историческую актуальность.

Как сообщает Московская Школа Политических Исследований со ссылкой на опросы ВЦИОМ, идея особого пути России превалирует во всех без исключения социальных слоях, но наиболее привлекательна для людей с объективно более высоким статусом: предпринимателей (86% от группы), менеджеров (86%), специалистов (81%), людей с высоким уровнем доходов (81%) – и одновременно для людей, субъективно относящих себя к низшему социальному слою (77%).

Сторонников евразийской геополитической концепции чаще можно найти в больших и средних городах России (77%) и в наиболее активных социальных слоях (79% от тех, кто уверен, что будет принимать участие в предстоящих выборах в Государственную Думу России).

Еще один образ России – «Византия». В данном случае его происхождение очевидно: Россия входила в византийский культурный круг; российскую цивилизацию можно также назвать и византийско-православной. Очевидно, что геополитический образ Византии играл важную роль в формировании внешней политики России XVIII -- начала XX века, включая «Греческий проект»

Екатерины II и планы захвата Константинополя в первую мировую войну.

С образом Византии тесно связаны такие «сконструированные» ключевые геополитические образы России, как «Скандовизантия» (термин принадлежит академику Д.С. Лихачеву) и, возможно, менее значимый «Славотюркика» (термин принадлежит Г.С. Лебедеву). Все эти термины стремятся подчеркнуть интенсивное международное политическое и культурное взаимодействие в течение нескольких веков на территории современной России. Образ представляет Россию как «мост», или «страну-мост». В то же время благодаря выделению этих образов можно достаточно четко зафиксировать главные векторы политико-культурного влияния, действовавшие на территории России.

Среди ключевых образов России есть также «Восточная Европа». Несомненно, само понятие и образ Восточной Европы неоднократно менялись, особенно на протяжении XX столетия, включая иногда абсолютно разные страны и страновые и региональные образы (см. предыдущий параграф).

Однако, несмотря на всю расплывчатость и изменчивость этого геополитического образа, он оказал и продолжает оказывать сильное влияние на формирование внешнеполитического имиджа России.

Одним из новейших образов является - «остров Россия». Этот образ был выделен и подробно описан В.Л. Цымбурским в 1993 году. Он во многом базируется на этнокультурных, цивилизационных и языковых особенностях развития Древней Руси и средневековой России. Автор отмечает неудачу российского «напора на Европу», который продолжался на протяжении трех столетий. В.Л. Цымбурский не принимает концепции западников и евразийцев. Образ «Остров Россия» предполагает интенсивное саморазвитие на острове и освоение восточных – зауральских территорий. Автор выступает за признание нынешних границ России, отказ от внешней экспансии (возможно автор против стремления к возвращению к границам бывшего СССР) и «глобальной миссии» России, а приоритет отдает освоению существующей территории. Согласно этому образу определенное отдаление России от международных дел позволит ей интенсивно саморазвиваться на «острове».

Вадим Леонидович Цымбурский - старший научный сотрудник Института философии Российской академии наук.

Ряд исследователей считают этот образ допустимым с политической точки зрения, но непродуктивным с экономической. В связи с развитием глобализационных процессов (транснациональных корпораций, экономических союзов между странами и т.д.) изоляция во внешнеэкономической сфере может оказаться губительной для страны. Ярким примером является СССР, который был мощнейшей ядерной и военной державой, но на много лет отставал в экономическом развитии от крупнейших мировых держав.

Историко-географические образы России переплетаются, пересекаются, входят друг в друга, способствуют взаиморазвитию. Историко-географическая карта образов России представляет собой постоянные трансформации составляющих ее образов; это анимационная картина.

Какой из перечисленных образов, по вашему мнению, является наиболее продуктивным на современном этапе? (если ни один из предложенных образов, по вашему мнению, не подходит для современного позиционирования России на мировой арене предложите свой) Как вы считаете, какого образа придерживается современное правительство, в связи, с чем вы так решили?

В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ МАССОВОМ СОЗНАНИИ

В современном мире именно СМИ - наиболее влиятельный фактор создания политических, экономических, культурных имиджей, они играют определяющую роль в формировании образов стран, выгодно подавая читателям и зрителям одну страну или регион и, наоборот, навязывая совершенно негативный образ других.

Так, именно благодаря этим "орудиям" информационной войны удалось создать негативный образ Югославии 1999 года в глазах западноевропейцев и американцев, образ российской армии в ходе "первой чеченской кампании"; благодаря соответствующей политике СМИ Запад воспринимает Россию не иначе как страну, сплошь состоящую из "русской мафии".

Также, на современном этапе, в связи с развитием информационных технологий все большее и большее значение в формировании образов, в том числе и образов территорий, приобретает Интернет.

Прежде всего, необходимо определить, какое значение имеет Интернет для исследования ментальных моделей российского общества? Дело в том, что Интернет создает особое образногеографическое пространство; сам Интернет – это питательная информационная среда для формирования географических образов. Почему это происходит?

Здесь наиболее важны особенности распределения, размещения и передачи информации в Интернет. По сути, Интернет является одним из орудий, или инструментов гуманитарногеографических информационных технологий, которые применяются в информационном обществе XXI века. Благодаря Интернет формируются специфические, очень пластичные виртуальные пространства. Для этих пространств характерна высокая динамика, быстрая смена конфигураций, гибкость, оперативность, максимальная содержательность.

Перейдем теперь к определению образов России. Речь в данном случае пойдет о географических образах регионов. В первую очередь, это административно-политические образования - субъекты РФ, города, административные районы и т.д.

Как формируются образы регионов России в Интернете?

Один источник таких образов - это официальные сайты федеральных, региональных, муниципальных администраций регионов России.

(ссылки на официальные сайты властей субъектов РФ можно найти по адресу:

www.regions.ru, http://www.regions.ru/cities/index.html).

В качестве другого источника следует выделить сайты различных региональных корпоративных и общественных структур - фирм, компаний, ассоциаций, союзов и т.д. И, наконец, можно говорить о частных сайтах, на которых представляются различного рода краеведческие материалы.

Сайты являются точками презентирования и интерпретирования образов регионов. Все эти сайты достаточно устойчиво отражают мысленные пространственные структуры, характерные для российского способа мышления о пространстве. Поэтому для понимания закономерностей формирования образов регионов России в Интернет важно оценивать содержательность и образность самих сайтов.

Так, официальные сайты администраций, как правило, отождествляют образ региона с физической (физико-географической) территорией, которую занимает представляемый регион.

При анализе частных или корпоративных сайтов, прослеживается отдаление образа региона от его физических характеристик. Для таких сайтов характерна игра различными географическими образами для создания запоминающегося, яркого образа конкретного региона.

В целом, следует отметить, что региональные сайты – это один из самых богатых источников такого рода сведений. Разумеется, каждый сайт создавался по сценарию конкретных авторов, и не всегда по нему можно судить о господствующем образе региона, но все вместе они складываются в достаточно стройную картину.

Ниже вам представлены основные способы описания регионов и закономерности формирования их географических образов, проанализированные и структурированные Н.Ю.

Замятиной.

Одна из наиболее характерных тенденций - указание положения региона относительно Москвы (столько-то километров). К этому прибегают создатели большинства сайтов. Во многом это обусловлено идущей еще с советских времен традиционной формой характеристики региона в статистических источниках. Так, в официальных справочниках Президиума Верховного Совета СССР «СССР. Административно-территориальное деление союзных республик» обязательно указывалось расстояние от областных центров до Москвы и столицы союзной республики, от каждого райцентра - соответственно до областного центра, а также указывалось расстояние от всех городов, поселков городского типа и сельских райцентров до ближайшей железнодорожной станции. Эта традиция как нельзя лучше отражает общую централизацию жизни страны.

Но, для характеристики географического положения региона такое соотнесение вовсе не обязательно: для этого вполне было бы достаточно, например, сказать, что регион находится, скажем, на Волге (или на Средней Волге). Если же этот регион характеризуется как расположенный в 1000 км от Москвы — это уже не совсем нейтральная характеристика положения. Проблема интерпретации этого случая состоит в том, что «в нормальной жизни» указывают положение относительно крупного города при характеристике какого-либо периферийного, подчиненного объекта: «Где у вас дача?»

Сто километров от Москвы, за Можайском». Сам факт ориентации регионов относительно Москвы означает их невольное подведение под московский порядок (во всех смыслах), их «периферизацию».

Для региона, расположенного в Центральной России, такое соотнесение будет оправданно.

Он действительно периферия по отношению к Москве — в том смысле, что Москва выполняет по отношению к нему ряд обслуживающих функций (предоставляет международные аэропорты, специальные вузы и т.д.). Но для Алтая, например, наиболее функционально важным центральным местом будет Новосибирск.

«Область пересекают автомобильные и железные дороги, соединяющие Москву с Ригой и Санкт-Петербург с Киевом. Центр области город Псков расположен примерно в одинаковой близости от Санкт-Петербурга (250 км), Таллина (280 км), Риги (260 км) и Москвы (600 км)».

Здесь 600 км до Москвы приравнены к 250–280 км до других центров. Аналогично, на электронной карте «Географическое положение Владимирской области» на соответствующем сайте область оказалась «приближенной» к Москве.

Владимирская область: пример изменения географического контекста при характеристике географического положения.

Еще один случай заслуживает быть упомянутым благодаря своей необычности: здесь расстояние до Москвы противопоставляется другим более «выгодным» соотнесениям:

О Калининградской области: «Ближайший областной центр России — Псков — отстоит от Калининграда на 800км, до Москвы — 1 289 км. А вот до многих европейских столиц расстояния сравнительно небольшие: 350 км до Вильнюса (Литва), 390 км до Риги (Латвия), 400 км до Варшавы (Польша), 600 км до Берлина (Германия), 650 км до Стокгольма (Швеция), 680 км до Копенгагена (Дания), 850 км до Осло» (Норвегия).

Еще один пример – электронная карта «Географическое положение Вологодской области», рамка которой охватывает всю Западную Европу, включая Мадрид и Лиссабон, а также турецкие Анкару и Стамбул, и обрывается почти сразу восточнее Вологды, как бы демонстрируя «европейскость» этого северного города.

Вологда. Пример изменения географического контекста Отступление от общего правила соотнесения с Москвой напрямую связано с изменением ориентации региона в ментальном пространстве — вместо ориентации на столицу налицо желание подчеркнуть ориентацию на связи с Западом. Однако эти исключения лишь подтверждает общее правило: до кого оценивается расстояние, тот и важнее.

Вообще, ориентация на центральный город — одна из базовых характеристик российского ментального пространства. Наиболее ярко она отразилась в специфическом способе наименования официальных административных единиц по центральному городу — N-ская область (N-ский край).

Характерно, что такой способ наименования исчезает к окраинам, где появляются ментально «неоцентрованные» Алтайский край, Амурская область, Приморский край, не говоря уже о Сахалине и Камчатке.

В прошлом таких «неоцентрованных» регионов было значительно больше, и они «подходили» значительно ближе к «сердцу страны». Например, были Степное генералгубернаторство, Кавказская и Сибирская губернии. Чаще всего главный город этих территорий выделялся практически сразу (раннее возвышение острога как экономического и политического центра вновь присоединенной окраины — вообще отличительная черта русской колонизации), но лишь со временем окружающая региональный центр территория обращалась в его область (характерна сама этимология этого названия — от слова «обладать»). Тем самым обращение территории в область такого-то города как бы маркировало ее «дозрелость» до нормального уровня.

Отсюда верно и обратное: «нормальным» состоянием территории согласно русской языковой традиции подразумевается ее подчинение главному городу.

Сложившаяся ситуация дает основания для такой, достаточно распространенной, точки зрения, согласно которой в России вообще не развита территориальная культура среднего уровня:

здесь якобы нет неофициальных (их еще называют вернакулярными — от английского vernacular, что значит «местный, народный») районов, кроме административных единиц. В пример приводятся страны Европы и США, где практически вся территория условно делится на общеизвестные районы, отличные от современной административной сетки.

Вместе с тем ситуация не столь проста. Например, даже составители официальных сайтов достаточно широко используют именно неофициальные, альтернативные названия собственных территорий:

Возможно, это стремление к восприятию своего региона как некой естественной территории, а не формализованной, выделенной «сверху» административной единицы. Вторая версия, не противоречащая первой, а дополняющая ее, связана с административным противостоянием регионов и их столиц - городов федерального подчинения: используемые для обозначения областей альтернативные названия позволяют воспринимать регион не как придаток областного центра, но как самостоятельную территорию.

Все используемые альтернативные названия территорий делятся примерно на две равные группы. Названия первой группы созданы в рамках основной традиции: это производные от названия центрального города: Ярославия, Брянщина, Псковщина, Белгородчина, Смоленщина и т. п.

Названия второй группы - это собственные названия территорий, производные от не урбанистических реалий. Чаще всего в этом качестве выступают реки, озера и горы: Кубань (Краснодарский край), Дон (Ростовская область), Прикамье (Пермская область), Забайкалье (Бурятия), Зауралье (Курганская область), Средний Урал (Свердловская область), Южный Урал (Челябинская область), Горный Алтай (Республика Алтай). Кроме природных названий также характерны исторические и псевдоисторические названия, например, Югория (Ханты-Мансийский автономный округ), Дебрянск (Брянск) и т.п.

Альтернативные названия используются чаще всего в тех случаях, когда речь идет о природе соответствующего региона, о его земле как таковой:

• в характеристиках природных ресурсов «Область богата не древесными ресурсами леса: грибами, ягодами (черника, брусника, клюква), лекарственным сырьем — традиционными экспортными товарами • при упоминании выдающихся местных уроженцев «Среди ярких талантливых писателей Зауралья достойное место занимают А. К. Югов (один из переводчиков бессмертной поэмы «Слово о полку Игореве»…), поэт С. А.

• в разного рода заявлениях относительно местных традиций «Взаимное уважение народов, традиционно крепкие хозяйственные и культурные связи — главные ценности, которые берегут на Дону»

• в текстах исторических справок «На старинных географических картах эта территория упоминается под названием Рассмотрение подобных контекстов было бы не столь интересно, если бы в ряде случаев те же названия не использовались в сугубо официальных контекстах. Это, во-первых, титульные и первые страницы сайтов, для которых характерны вводные тексты следующего типа:

«Брянский край... Прозрачные озера, неторопливые реки, корабельные сосны на песчаниках, дубравы, леса. Славна Брянщина ратными делами… Добро пожаловать на Брянщину!»

Во-вторых, строгие описания социально-экономического положения, современного состояния экономики области и т. д.:

«Зауралье обладает развитой сетью автомобильных дорог. Протяженность автомобильных дорог общего пользования почти 9 тыс. км, в том числе федеральных—757 км, дорог с твердым покрытием — более 6 тыс. км».

Ввиду описанной традиции «урбанистического», городского наименования русских территорий использование в «серьезных» контекстах речных, горных и исторических названий заслуживает особого внимания. В европейской традиции, особенно современной, они, напротив, достаточно характерны (скажем, большинство созданных в 60-е годы взамен традиционных провинций французских регионов названы именно по нейтральным горным или речным топонимам:

Юг-Пиренеи, Долина Луары, Рон-Альп, Лотарингия, Эльзас и т.д.). Вместо узловых названий, фиксирующих вертикальные отношения «город - территория», природные названия делают акцент на специфических местных особенностях территории.

Проявлением этой же тенденции можно считать тот факт, что во многих регионах рассказ о них начинается с характеристики положения относительно местных природных объектов:

«Башкортостан (Башkортостан) — страна на Южном Урале и в Приуралье, названная по имени коренного народа — башкир (башkорт)».

Обратим здесь внимание на проскальзывающее слово «страна» по отношению к отдельному субъекту федерации (также, например, сайт Ямало-Ненецкого автономного округа).

Ямало-Ненецкий автономный округ - это целая страна в центре Крайнего Севера России… Показательно также использование неформальных, «неправильных» синонимов самого слова регион - употребление в отношении современных областей слов «губерния» (например, сайт «Саратовской губернии»), край (например, Брянский, Вятский), земля (Вологодская, Двинская).

В настоящее время происходит усиление активности использования альтернативных названий регионов. Неофициальные названия прочно занимают свое место не только на страницах региональных сайтов, но и в региональной прессе, в названиях фирм, на этикетках региональной продукции; параллельно идет становление местной символики, праздничных ритуалов и т. д. По всей видимости, этот феномен занимает не последнее место в мощных процессах становления российского регионализма, а тенденцию естественности образов регионов следует расценивать как свидетельство роста регионального самосознания.

Наиболее выраженными районами страны (по доле упоминания в соответствующих регионах), безусловно, являются Урал и Сибирь, а также Север (Крайний Север).

Особый интерес представляет Поволжье. Само Поволжье представлено достаточно слабо, однако Волга - неизменный предмет упоминаний почти во всех расположенных по ее течению регионах. По-видимому, образ Поволжья «испорчен» долгими обсуждениями его официальных границ, не столь очевидных, как, скажем, границы Сибири или Урала. Длительное существование Поволжского экономического района (кстати, в различных границах), а теперь еще Приволжского федерального округа выработало во многих регионах определенное отчуждение от этого названия:

«Это Самара-де Поволжье, а мы Центральный (Волго-Вятский, и т.д.) район». Волга же сама по себе остается традиционно привлекательным символом. Поэтому, несмотря на то, что Поволжье как таковое размыто на Верхнее, Среднее и Нижнее Поволжье — существует, однако, крепкий образ волжан.

Впрочем, упоминания этих районов по большей части производятся механически:

указывается положение субъекта в соответствующем районе, а нередко также некоторые количественные характеристики субъекта на фоне района (доля по численности населения и т. д.).

Это явное «наследство» официального соотнесения с соответствующим экономическим районом.

Лишь в некоторых случаях за соотнесением с тем или иным регионом стоит достаточно четкое представление об общности региональной судьбы. Среди наиболее выраженных случаев — регион Каспия в высказываниях астраханского губернатора А.П. Гужвина: «Астрахани, Калмыкии и Дагестану определено судьбой представлять Россию на Каспии». При этом Астрахань представляется как центр соответствующего региона. Заметим, что и другие регионы подаются не «просто»

расположенными в том или ином районе, но расположенными в его центре, например: «ЯмалоНенецкий автономный округ - это целая страна в центре Крайнего Севера России».

С другой стороны, хорошо выражено соотнесение с другими регионами в слабых, периферийных регионах, «зажатых» более мощными соседями: регионы-соседи то и дело упоминаются в различных контекстах. Например, очень характерен в этом отношении сайт администрации Курганской области, создающий чуть ли не физически ощущаемое впечатление «растяжки» между Уральским хребтом и огромной «плитой» Тюмени:

«Курганская область расположена на стыке Урала и Сибири. Более половины произведенного мяса и молока аграрный сектор поставляет в промышленные районы Урала, Тюменской области, другие регионы и федеральные продовольственные фонды и т. д.»

Таким образом, наиболее сильно общность нескольких субъектов РФ в рамках той или иной группы артикулируется не столько из-за их подобия, сколько благодаря связям типа «центрпериферия», где роль центра играет один (несколько) из регионов группы.

«Средний Урал - ядро Урала, горной страны, «Каменного пояса» земли русской, реальная граница между Европой и Азией» (сайт Свердловской области, как известно, претендующей на роль метрополии Уральского региона);

«Тюменская область занимает большую часть Западно-Сибирской равнины и фактически делит территорию России на две большие части: западнее - Урал и Европейская часть страны, восточнее - азиатская: Сибирь и Дальний Восток» (сайт Тюменской области).

Важно также соотнесение с частями света, которые вообще имеют мощное культурное значение. Интересно, например, как трактуется положение Пермской и Свердловской областей на границе Европы и Азии. В первом случае область – «форпост Европы», во втором – «находится на пересечении важнейших транспортных путей между Востоком и Западом России... Выгодное географическое положение исторически делало этот регион важным торговым центром».

противопоставлению некоторой иной географической реалии. Иногда такие ментальные «пары»

удается выявить только в ходе специального исследования. Удобным примером может служить Американский Юг, существующий лишь в контексте Американского Севера. Так, противопоставление Американского Юга Промышленному Северу и Колонизуемому Западу автоматически вызывает призрак гражданской войны, закрепляет за Американским Югом образ побежденной территории, а не просто одного из регионов страны с определенным климатом и уровнем развития производительных сил.

В России аналогичным образом («от противного») осознается «Север» как территория, противостоящая «Материку», «Большой Земле». Соотнесение с Севером автоматически означает и соотнесение с Большой Землей, а значит, и особую ущемленность. Например, на сервере Республики Саха «Север» как характеристика территории не упоминается, а географическое положение указывается относительно нейтрального Северного полярного круга.

Упоминания зарубежных стран заслуживают внимания всего в нескольких случаях. Как правило, это случаи «возвеличивания» региона за счет заграницы. Чаще всего для этого используются традиционные территориальные сравнения («на территории нашего края могли бы разместиться столько-то бельгий, нидерландов и даний, вместе взятых». Излюбленными «линейками» для российских регионов выступают «Бельгия, Нидерланды и Люксембург, вместе взятые», а также некоторые другие европейские страны. Большего интереса заслуживает тенденция использования азиатских сравнений в восточных регионах страны — это своеобразный знак «поворота головы» в сторону других зарубежных образцов:

О Горном Алтае: «Площадь республики составляет 92,9 тыс. кв. км, что примерно соответствует площади Португалии и Венгрии и чуть меньше площади Южной Кореи».

Второй способ — это указание на те или иные функциональные связи с заграницей:

например: «наш регион экспортирует продукцию в Голландию». Помимо сугубо информационной стороны такого рода утверждений весьма немаловажен рекламный аспект этой информации:

традиционно считается, что чем шире географически экономические связи, тем сильнее их обладатель. Поэтому не случайно, что аналогичную информацию нередко используют фирмы в качестве прямой рекламы.

Одним из важнейших аспектов обеспечения чувства причастности региона к державе служит определение его специфической роли в рамках страны. Не случайно «раздача» регионам ролей — реальных и символических — активно использовалась еще в традиционных империях. Здесь значим сам символизм раздачи, распределения. По-видимому, в этом контексте понятно появление в СССР всесоюзной житницы (Кубань, затем Казахстан), всероссийских здравниц (Крым, Северный Кавказ) и др.

Если не считать геополитических особенностей, на сайтах почти всех регионов России четко зафиксирована их функциональная (чаще — хозяйственная) уникальная роль в стране: «мы занимаем ведущие позиции», «занимаем первое место», «область — одна из лидеров в стране по…».

Другое дело геополитическое положение в рамках страны. Особую роль здесь всегда выполняли пограничные регионы, которым доверялся «щит родины». «Защитная» тематика не исчезла и в настоящее время, во всяком случае, образ целого ряда регионов по преимуществу базируется на традиционном, «сторожевом» образе границы. Здесь любопытен пример Брянской области, для которой реальное боевое приграничье осталось далеко в прошлом, однако постоянно артикулируется посредством современной символики вплоть до выбора в качестве официального гимна области «партизанской» песни «Шумел сурово Брянский лес…».

Однако сегодня наиболее характерны другие образы приграничья - «форпост» и «ворота».

Семантическое значение этих слов чаще имеет оттенок направленности: ворота - в страну, форпост вовне страны:

«Учитывая характер российских реформ и глобальные изменения в мире, можно прогнозировать ту роль, которую Приморский край будет играть в мировой экономике и политике не только как форпост России на Дальнем Востоке и главные ворота в Сибирь, но и как крупный международный торгово-финансовый центр, ориентированный на Восточную Азию и страны Тихоокеанского бассейна».

Особенно любопытно использование заимствованного из военного лексикона слова «форпост»: изначальная агрессивность его значения «прикрывается» специальными оговорками о мирном (экономическом, культурном) его характере:

«С образованием независимых государств Срединного региона возросло геополитическое значение области как экономического и культурного форпоста России и Сибири в межгосударственных отношениях».

«Архангельская область имеет все необходимые предпосылки, чтобы стать центром развития Северного морского пути»

Наконец, последняя геополитическая роль из приписываемых российским регионам - роль своеобразного «сердца Родины». Причем основания для таких претензий могут быть самые разные:

от историко-культурных (Владимирская область) до экономических (Ямало-Ненецкий автономный округ):

«В самом сердце России, в центре ее европейской части, расположена Владимирская область — удивительный древний край, сосредоточивший на своей территории значительную часть историко-культурного достояния России, неповторимый облик которого многие века поражает красотой и величием гостей из всех уголков земли».

«Сейчас Вы находитесь на официальном информационном сервере Губернатора, Администрации и Государственной думы Ямало-Ненецкого автономного округа….Если Вас интересует жизнь оплота экономической мощи России, с оглядкой на который принимаются многие экономические и политические решения, — в путь».

§ 26. Образы российских регионов в средствах массовой информации Специфика формирования образов регионов в СМИ Характерной особенностью нашего времени является огромная роль в жизни общества средств массовой информации и, прежде всего «электронных» – телевидения и радиовещания.

Довольно точно и образно по этому поводу высказался Б.Н. Ельцин, назвав телевидение «второй ядерной кнопкой». С помощью этих средств быстро формируется устойчивое общественное мнение, если надо, ломаются устоявшиеся и создаются новые стереотипы, эталоны поведения и отношений, иначе говоря, формируется образ того или иного объекта.

Не являются исключением и территориальные (географические) знания населения.

Информация, получаемая через СМИ, отличается значительной мобильностью, доступностью, преимуществом перед классическими источниками знания. Так как все события, передаваемые через СМИ, происходят в пределах географической среды, то вместе с основным знанием до потребителя доходят и знания о географическом пространстве, на котором происходит то или иное событие – при этом формируется образ-имидж региона.

Информация, передаваемая через СМИ, не только формирует образ (имидж) отдельного региона, но и преобразовывает этот образ в соответствии со своими интересами. Зачастую СМИ навязывают аудитории не только темы, но и свои интерпретации событий, таким образом происходит контроль над массовым сознанием аудитории, которая получает информацию.

Формирование образа региона зависит от частоты публикаций о регионе и от тематической структуры этих публикаций. Но, к сожалению, нужно признать тот факт, что информация о центральных регионах очень разнопланова и намного чаще освещается в общероссийских СМИ. А периферийные и отдаленные регионы представлены в информационном потоке в основном событиями, большинство из которых носит скандальный характер – убийства, крушения, скандалы и т.п., в то время как ежедневно происходит множество позитивных событий.

Для наглядного примера можно рассмотреть сформированный за последнее десятилетие имидж Северного Кавказского региона, входящего в состав Южного федерального округа. На протяжении последних лет средствами массовой информации вольно или невольно формируется мнение, что Северный Кавказ является источником зла, антикавказские настроения становятся порой, чуть ли не доминантой, определяющей характер многих политических и экономических событий.

Почти ежедневно СМИ информируют россиян об очередном теракте, взрыве, захвате заложников и т.д. Зритель, читатель лишь услышав об этом, практически не сомневается в том, что это дело рук «кавказцев»… Предисловие к исследованию политических образов регионов РФ Для оценки политических образов регионов, формируемых в настоящее время СМИ в общественном сознании жителей Российской Федерации, В.А. Колосов, Д.В. Заяц проанализировали содержание «Независимой газеты» - одной из наиболее респектабельных либеральных ежедневных российских газет. Издание принадлежит к числу интеллектуальных и элитных и распространяется, не только в столице и Санкт-Петербурге, но и в других крупных городах. «Независимую газету» читают лица, принимающие политические решения - члены российской политической элиты. Важно, что территориальный охват публикаций «Независимой газеты» заметно шире, чем у других ежедневных газет: именно она обладает значительными информационными ресурсами и разветвленной корреспондентской сетью и отводит на своих страницах значительное место регионам России, событиям, как в ближнем, так и в дальнем зарубежье. Новостям из регионов страны и международной информации в каждом номере предоставляется как минимум по одной полосе.

Владимир Александрович Колосов – доктор географических наук, руководитель Центра геополитических исследований Института географии Российской Академии Наук.

Заяц Значимость того или иного участка политического пространства для общественного сознания россиян определялась частотой его упоминаний на страницах газеты. За условную единицу рейтинга популярности ареала принималась отдельная статья, содержащая конкретный географический адрес или адреса. В связи с тем, что рассматривались политические образы регионов, исследование ограничивалось анализом публикаций, имеющих более или менее выраженный политический подтекст. Неполитические информационные материалы, например, новости культуры, науки, спорта и т. д., учеными не рассматривались.

Исследование проводилось в течение трех лет — с октября 1997 по сентябрь 2000 г. За этот период произошло много важных для мировой и российской политики событий, например, финансовый кризис 1998 г. сначала в азиатских странах, а затем в России, кульминация вооруженного конфликта в Косово, испытания стратегических ядерных устройств Индией и Пакистаном, президентские кампании в России и США и др.

Связь между информационным освещением регионов РФ и численностью их населения, а стало быть, и реальным весом в стране позволяет определить коэффициент информационной значимости (отношение доли региона в публикациях и доли в общем населении указанного ряда регионов). Если коэффициент больше единицы, то информационное освещение той или иной территории можно условно считать достаточным или повышенным. Если коэффициент меньше единицы, то внимание газеты к региону не соответствует его доле в населении.

Политические образы регионов формируемые «Независимой газетой»

Число публикаций о различных регионах резко варьирует по месяцам.

Первенство Северного Кавказа серьезно ставилось под сомнение лишь дважды: в сентябре 1998 г. в этом был повинен финансовый и правительственный кризис, а в мае-июне 1999 г. — относительное затишье на Северном Кавказе и вал информации с Балкан. В обоих случаях на первое место выходил Центральный регион. Резкий скачок числа публикаций по Северному Кавказу и Центру в сентябре—ноябре 1999 г. был связан с обострением конфликта в Дагестане и Чечне, террористическими актами в Буйнакске, Москве и Волгодонске, кампанией против блока ОВР и столичного мэра Ю. Лужкова в связи с приближавшимися парламентскими выборами.

Лидирующие позиции в информационном освещении территории России занимали северокавказские национальные республики, где с разной степенью интенсивности протекают этнополитические конфликты — в первую очередь Чечня и Дагестан, а также Северная Осетия, Ингушетия, Карачаево-Черкесия и главные политические центры страны — Москва и СанктПетербург. Повышенный информационный фон характерен для крупных экономически развитых субъектов федерации, зачастую возглавляемых известными политиками. Среди них Ростовская, Свердловская, Кемеровская, Новосибирская, Самарская и Саратовская обл., Приморский и Красноярский края, Татарстан и Карелия. По мнению экспертов, повышенное внимание «Независимой газеты» к Бурятии и Кировской области, связано с субъективными причинами — активностью корреспондентов в этих регионах.

Благодаря СМИ многие регионы приобрели устойчивые положительные и отрицательные образы, переплетающиеся с образом их лидеров. Так, в свое время имидж Нижегородской обл. был связан с популярным в Москве губернатором Б. Немцовым. В результате регион получил далеко не вполне объективно заслуженную славу одного из наиболее успешных и «продвинутых» на пути реформ, а его глава стал первым вице-премьером правительства России. Приморский край, наоборот, преобрел недобрую известность как очаг постоянных социальных конфликтов, как арена бескомпромиссной войны между губернатором Е. Наздратенко и бывшим мэром Владивостока В.

Черепковым, как место природных катаклизмов (наводнений, цунами). Кемеровская обл.

прославилась шахтерскими забастовками и яркой личностью губернатора А. Г. Тулеева, Саратовская обл. ассоциируется с губернатором Д. Аяцковым. Образ Москвы, никогда не обиженной вниманием журналистов, долгое время был неразрывно связан с имиджем Ю.М. Лужкова как рачительного хозяина, многое сделавшего для процветания столицы (разумеется, на фоне других регионов).

В информационной тени пребывают, во-первых, малонаселенные окраинные регионы (Тыва, Республика Алтай, Еврейская АО, почти все автономные округа, Архангельская, Амурская и Курганская обл., Алтайский край), а во-вторых, ряд близких к Москве областей Центра, входящих в «красный пояс» (Калужская, Липецкая, Пензенская, Тамбовская, Ульяновская, Ивановская, Владимирская, Костромская, Смоленская, Брянская обл.)*.

* Во многом информационное игнорирование регионов, возглавляемых «левыми»

губернаторами, происходило из-за их оппозиционности по отношению к либеральным ценностям «Независимой газеты».

Так же скуден информационный поток из Астраханской и Белгородской обл., Чувашии и Республики Марий Эл. Показатели освещения событий в таких крупных субъектах РФ, как Московская, Воронежская, Тюменская, Челябинская, Оренбургская обл., явно не соответствуют их весу в экономической и политической жизни страны.

Регионы Российской федерации значительно различаются по характеру поступления информации о них. Ее поток равномерен из Москвы и Санкт-Петербурга, Чечни, Ингушетии, Татарстана, Карелии, Новгородской и Ростовской области. Интерес к таким регионам, как Карачаево-Черкесия, Тюменская, Пензенская, Омская, Ульяновская область, Хабаровский край, наоборот, испытывает временные всплески и периоды угасания.

Таким образом, российское общественное мнение территории своей страны неоднородна.

СМИ играют определяющую роль в формировании этих образов, выгодно подавая публике одну страну или регион и, наоборот, навязывая негативный образ других.

Информация «Независимой газеты» о российских регионах довольно близко коррелировала с их долей в населении, экономическим потенциалом и реальным влиянием на политическую обстановку в стране. В геополитической картине мира, рисуемой НГ, явно доминирует ближнее зарубежье. Справедливо выделяются районы этнополитических конфликтов, прилегающие к границам России. В отношениях с внешним миром Россия в зеркале НГ предстает прежде всего как европейская страна, поддерживающая наиболее тесные отношения с клубом ведущих мировых держав.

Рис. Коэффициент информационной значимости для регионов России по данным «Независимой Таблица. Частота упоминаний регионов РФ в «Независимой газете» за период с октября 1997 по сентябрь 22 Волгоградская обл. 172 0, 26 Карачаево-Черкесия 147 4, 30 Ставропольский край 115 0, 31 Нижегородская обл. 111 0, 32 Краснодарский край 110 0, 41 Калининградская обл. 71 1, 43 Ханты-Мансийский а. о. 67 0, 49 Кабардино-Балкария 49 0, На уровне макрорегионов наибольшее внимание «Независимой газеты» в период 1997- г.г. привлекал Северный Кавказ. На Северный Кавказ пришлось 28% публикаций, тогда как его доля в территории России всего 2,1%, а в населении — 12%. Даже экономическое ядро страны — Центральный, Центрально-Черноземный и Волго-Вятский районы в совокупности уступали Северному Кавказу по доле публикаций (20,5%). Азиатская Россия (Сибирь и Дальний Восток) за рассматриваемый трехлетний период аккумулировала 22% региональных публикаций.

Иллюстрацией к сказанному может служить карта образов регионов в средствах массовой информации в 1997 году. Она наглядно демонстрирует ограниченность числа по-настоящему заметных регионов, а также «дискретность» региональных образов, складывающихся на базе относительно узкого набора тем и событий. Карта была составлена в Московском Центре Карнеги и опубликована в «Политическом альманахе России. 1997»:

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОГО ИЗУЧЕНИЯ

Сайт «Карты разума, ума, памяти и мышления» (http://www.mindmap.ru/index.htm) 1. Замятин Д.Н. Динамика геополитических образов современной России // Человек. – 2002. - № 2. Петров Н.В., Титков А.С. Образы регионов в общественном сознании: мифы и стереотипы. – Политический альманах России 1997. Т. 1: Выборы и политическое развитие. М., 1998.

3. Каганский В. Евразийские регионы и евразийские образы регионов 4. Цымбурский В. Л. Остров Россия (перспективы российской геополитики) // Политические исследования. 1993. № 5/ 5. Миллер А.И. Ментальные карты историка. И связанные с ними опасности (www.empires.ru).

6. Генисаретский О.И. Политика сохранения социо-культурного ядра как методологический вызов (www.archipelag.ru)

class='zagtext'> ЧАСТЬ 4. ГЕОГРАФИЯ СОВРЕМЕННЫХ АНТРОПОПОТОКОВ

ГЛАВА 1: НЕОБХОДИМОСТЬ ВВЕДЕНИЯ ПОНЯТИЯ АНТРОПОПОТОК

Ни для кого не секрет, что население распределено по планете крайне не равномерно.

Проблема миграционной политики важна практически для всех стран. Эта политика разноплановая, т.к. одни страны являются центром притяжения людей, другие наоборот.

Проблема миграции - движение людей из многонаселенных стран в малонаселенные приобретает особый смысл в ситуации так называемого «демографического перехода», сопровождающегося сокращением темпов рождаемости в развитых странах мира. К сожалению, Россия не избежала «демографического перехода» и выработка миграционной политики оказывается неизбежно связанной с этим неприятным для нашей страны обстоятельством. Новым иммигрантам не всегда бывает легко интегрироваться в жизнь страны, причиной чему порой служит особая религиозная традиция переселенцев, их обычаи и особенности поведения, от которых они не всегда готовы отказаться. Соответственно, возникает вопрос об идентичности как новых жителей страны, так и ее самой.

Неразрывность всех этих явилась предпосылкой появления термина – антропопоток.

Антропоток: (греч. nthropos - человек) дословно человеческие течения, человеческие потоки, человеческие перемещения.

Pages:     | 1 | 2 |

3

| 4 |