На правах рукописи

Фролова Евгения Львовна

ЭТНОСОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ ИМЕНИ

В ТРАДИЦИОННОЙ ЯПОНИИ

Специальность 07.00.07 – Этнография, этнология и антропология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени

кандидата исторических наук

Томск 2012

Работа выполнена на кафедре востоковедения Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Новосибирский национальный исследовательский государственный университет»

Научный руководитель: доктор исторических наук, доцент Войтишек Елена Эдмундовна

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Шерстова Людмила Ивановна кандидат исторических наук, доцент Синицын Александр Юрьевич

Ведущая организация: Институт истории, гуманитарного и социального образования ФГБОУ ВПО «Новосибирский государственный педагогический университет»

Защита состоится 02 марта 2012 г. в 17.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.267.18 при Томском государственном университете (634050, г. Томск, пр. Ленина, 36).

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета.

Автореферат разослан 30 января 2012 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор исторических наук, доцент С. А. Некрылов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Имя занимает особое место среди элементов культуры любого этноса. Имена являются важнейшими фокусами социальной жизни, в которых аккумулируются опыт и ценностные предпочтения множества поколений.

Коренные преобразования в обществе всегда сопровождались значительными изменениями в именах. В истории традиционной Японии масштабные реформы общества неоднократно вызывали смену модели именования. Особенно ярко это показали реформы Мэйдзи в конце XIX в., в ходе которых власти запретили именоваться по бывшим государственным должностям, старым рангам, профессиям, прежним воинским званиям, которые определенно указывали на сословную принадлежность, и предложили народу выбрать и использовать фамилию.

В условиях кардинальных общественных перемен имя рассматривалось как ведущий фактор политических процессов, поэтому новое правительство особое внимание уделило преобразованию системы именования граждан. Современные процессы глобализации необратимо разрушают этническое своеобразие японской культуры и поведенческие стереотипы японцев. В этих условиях имена и практики имянаречения, – это то, что сильнее всего сопротивляется внешнему влиянию.

Неослабевающее на протяжении всей истории внимание японцев к имени со всей убедительностью доказывает актуальность исследований в этой сфере.

Степень изученности темы Западная историография. Массив специальных трудов по проблематике имени у японцев на Западе невелик. Среди зарубежных трудов, лишь частично затрагивающих различные аспекты имени, отметим этнопсихологическое исследование Р. Бенедикт «Хризантема и меч»

(1941). В исторических трудах Г. Сэнсома и Е. Симидзу содержатся данные по генеалогии крупных японских родов. Культура и история самурайского сословия является предметом рассмотрения в работе С. Тернбулла1, где приведены факты о перемене имени воинов и специфики оглашения имени перед битвой. Этнокультурные исследования Ч. Данна, Ю. Берндта и К. Кирквуда, а также масштабный труд французских историков В. и Д. Елисеефф2 дают отчетливое представление Turnbull S. R. Samurai Armies 1550–1615 (Men-at-Arms). London, 1979. 48 p.

Елисеефф В., Елисеефф Д. Японская цивилизация. Екатеринбург, 2006. 528 с.

об интересующих нас аспектах истории и культуры Японии, быта и социальных процессов. Прикладные аспекты записи и прочтения японских имен и фамилий рассматриваются в книгах П. O’Нила1, А. Коупа и М. Инады2. Под разными точками зрения рассматривают имена Х. Плющев3 и С. Срондардоттир4.

Данные авторы, работая каждый над своей проблемой, не дают единой картины имени как части культуры традиционной Японии.

Японская историография. В ней, начиная со второй половины ХХ в., можно выделить несколько периодов, каждый из которых характеризуется интересом к определенным функциям имени собственного. 1960-е годы породили всплеск интереса к национальным традициям, что вызвало публикацию множества работ и словарей, основанных на изучении ранних памятников японской письменности, которые включали обширные генеалогии императоров и знати.

предпринимались первые попытки системного подхода к изучению имени собственного5. Происходило утверждение и закрепление ономастической терминологии, делались попытки системной классификации онимов.

Популярными стали публикации по психологии имянаречения.

В конце 1970-х гг. под влиянием европейской гуманитарной науки сформировалось структурно-семиотическое направление, давшее богатые возможности для изучения имен как отдельной знаковой подсистемы и особого средства коммуникации, возросло количество исследований, посвященных западной и сравнительной ономастике.

В 1980-е гг. в методологии преобладал историко-генетический подход, муссировалась проблема божественного происхождения императора, широко проводились исследования, обращенные к древнему периоду и средним векам, издавались новые генеалогические словари.

К 1990-м гг. фокус исследований постепенно сдвигался к изучению имен в синхронном аспекте. Публиковались списки и рейтинги наиболее O’Neill P. Japanese Names. A Comprehensive Index by Characters and Reading. New York–Tokyo, 1972. 380 р.

Koop A., Inada М. Japanese Names and How to Read Them. A Manuel for Art Collectors and Students. London, 2005. 540 р.

Plutschow H. Japan's Name Culture. The Significance of Names in a Religious, Political and Social Context. Japan Library. Richmond, 1995. 271 p.

Throndardottir S. Name construction in Medival Japan (Free trumpet studies in heraldry & onomatics). New York, 2004. 425 р.

Ватанабэ М. Нихондзин-но намаэ. Соно рэкиси то самадзамана ката (Имена японцев. История и различные типы имен). Токио, 1958. 247 с.

популярных имен, справочники населения, данные электронных опросов.

По количеству публикаций доминировали работы по психологии и практике именования, по проблеме выбора «правильного» имени для ребенка. Однако интерес к исторической проблематике не угасал. Именно в этот период в научный оборот было введено огромное количество исследований по истории отдельных родов, словарей.

На рубеже веков появились обобщающие работы по проблеме имен собственных, выполненные на основе трудов предшественников1. Наряду с традиционными историко-генетическими исследованиями, появились оригинальные подходы к изучению имен и фамилий. Например, Х. Мориока, ведущий современный исследователь фамильных именований, работает с именами как с маркерами исторических событий и географических объектов2.

Отечественная историография. В обширном массиве научных трудов, связанных с именами, можно выделить: 1) философско-психологические, 2) этнокультурные, 3) собственно ономастические (социолингвистические, лингвострановедческие, этнолингвистические) исследования.

Отметим наиболее значительные работы в хронологическом порядке, выделив те, что представляют особый интерес для исследуемой темы.

1) Философско-психологические исследования имени. В работе П. А. Флоренского «Имена» (1926) русские имена представлены как «личностные инварианты». Учение об имени С. Н. Булгакова и А. Ф. Лосева выделяло магические и энергетические свойства имени в широком смысле слова, и в особенности – имени собственного.

Психологические (экзистентные) изыскания в области имен собственных продолжаются и в современной России. Попытки найти подход к расшифровке значения имен и их влиянию на характер человека предпринимают Л. В. Успенский, Б. и А. Хигир. В этом же ключе написана работа В. Г. Гитина, который рассматривает личное имя как матрицу, определяющую характерные черты личности. Данный тип исследований представляет интерес, поскольку исследователи демонстрируют типичное для мифологического сознания восприятие природы имени как первичного начала по отношению к носителю.

2) Этнокультурные исследования. Труды, посвященные комплексному описанию японских этнографических и социологических реалий, начали См.: Араки Ё. Сэймэй но кэнкю: (Исследования по фамильным именованиям).

Токио, 1996. 464 с.

Мориока Х. Мё:дзи но надзо – соно наритати кара нихон га вакару (Загадки фамилий – узнаем Японию через их происхождение). Токио, 2002. 188 с.

появляться в России с конца XIX в. В жанре путевых записок о Японии писали А. И. Воейков, Д. И. Шрейдер. Научные монографии и страноведческие статьи в журналах были опубликованы Г. Востоковым, Д. Н. Анучиным. В них зафиксировано состояние послереформенной Японии, еще сохраняющей основные черты традиционного общества, в том числе содержатся факты, подтверждающие устойчивость социальных практик, связанных с именами.

В 1970-1980-е гг. появились обобщающие работы по японской культуре, по древней и современной японской литературе, по этнографии и социологии, которые содержат богатый фактический материал по обрядности, связанной с именами, что позволяет выстроить целостную концепцию этнокультурной специфики имени в Японии. Необходимо отметить также коллективные монографии, исследующие обрядность годового цикла, где подробно описана родильная обрядность и ритуалы детских праздников, связанные с именами1.

Данные об устройстве японского общества на различных стадиях его развития, описание системы рангов и чинов в эпоху раннего и позднего Средневековья, погребальной обрядности, связанной с именами, содержатся в масштабных работах М. В. Воробьева2, С. С. Паскова3, А. Н. Мещерякова и М. В. Грачева4, Е. С. Бакшеева5. Анализ ритуальных молитвословий норито, выполненный Л. М. Ермаковой, позволяет говорить о существовании у японцев номинационной магии в чистом виде, что чрезвычайно важно для нашей работы6.

Компоненты этнической культуры Японии: традиционные верования, обрядность, отношения в семье, устное и литературное творчество, язык и демонология подробно проанализированы в трудах отечественных историков и этнографов, однако специальных исследований, посвященных проблеме имени, не появилось.

Маркарьян С. Б., Молодякова Э. В. Праздники в Японии: обычаи, обряды, социальные функции. М., 1990. 248 с.; Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Годовой цикл. М., 1989. 264 с.

Воробьев М. В. Япония в III–VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир. М., 1980. 214 с.

Пасков С. С. Япония в раннее средневековье: VIII–XII вв. М., 1987. 195 с.

Мещеряков А. Н., Грачев М. В. История древней Японии. СПб., 2002. 512 с.

Бакшеев Е. С. Древнейшие истоки погребального обряда могари по археологическим данным периодов Дзёмон и Яёй // История и культура Японии. М., 2001. С. 7–25.

Ермакова Л. М. Речи богов и песни людей (Ритуально-мифологические основы японской литературной эстетики). М., 1995. 272 с.

3) Ономастические (социолингвистические, лингвострановедческие, этнолингвистические) исследования. Проблема имени как феномена культуры была поставлена в трудах Е. М. Мелетинского и Ю. М. Лотмана, показавших мифообразующую роль имени на материале литературы древнего мира. В том же аспекте имя рассматривали Л. Я. Штернберг, О. М. Фрейденберг, В. Н. Топоров. В частности, у Штернберга подробно рассматриваются причины зооморфной ориентации имянаречений.

В конце 1960-х – начале 1970-х гг. появились исследования А. В. Суперанской, положившие начало российской теоретической ономастике. Сборники статей по этнической ономастике 1980-х – 1990-х гг. свидетельствуют, что этнографические исследования имени в это время ограничивались изучением этнонимов и топонимов. Единственное исследование, посвященное японским антропонимам, принадлежит Н. П. Капулу1. Он дает структурно-семантическую классификацию японских имен и фамилий в синхронном аспекте, выделяет некоторые исторические компоненты, указывает на трудности прочтения имен.

К 1980-м гг. в России сформировалась этнолингвистика, в рамках которой вскоре выделилась этническая ономастика, появились специальные ономастические словари. Однако работы, в которых поставлена задача выявления этносоциальной специфики имени и практик имянаречения, немногочисленны. Образцом подобного исследования является работа Т. В. Топоровой2, проанализировавшей древнегерманские двучленные имена собственные в связи с отражением ими картины мира и общества. Анализируя современные исследования по этнической ономастике, Е. Л. Березович замечает, что будущее изучения имен связано не с лингвострановедческим подходом, при котором «невозможно выйти на концептуальные установки создателей имен», но с исследованиями, направленными на выявление этих установок3. В русле этой теории и выполнена наша работа.

Исторические, этнографические и этнолингвистические данные и материалы, введенные в научный оборот отечественными и зарубежными Капул Н. П. Японские имена и фамилии как явление языка и письменности // Словарь японских имен и фамилий / сост. Е. А Фолькман. М., 1958. С. 6–25.

Топорова Т. В. Язык в зеркале культуры: древнегерманские двучленные имена собственные. М., 1996. 255 с.

Березович Е. Л. Этнолингвистическая проблематика в работах по ономастике // Известия УРГу. Екатеринбург, 1999. С. 128–142.

исследователями, представляют огромный интерес. Вместе с тем всесторонний анализ феномена имени в японской культуре в них отсутствует.

Объект исследования антропонимическая система традиционного общества Японии в процессе ее эволюции. Под традиционным обществом Японии понимается единая этнокультурная и языковая общность, сложившаяся в границах Японского архипелага к VIII в. и существовавшая на основе сохранения кровно-родственных связей, преимущественно ремесленной и аграрной форм труда до начала реформ 1868 г.

Предметом исследования является этнокультурная специфика практик именования (личные и родовые имена, официальная формула именования, включающая названия родства, рода занятий, титулов, чинов, псевдонимы) традиционной Японии и механизмы функционирования имени как инструмента, определяющего процессы социализации и формирования этносоциальной системы.

Временные и географические рамки исследования заданы тематикой и объектом исследования. Это заселенная территория Японского архипелага в период с VIII в., т. е. со времени появления первых письменных источников, по вторую пол. XIX в., когда под влиянием реформ Мэйдзи началась трансформация традиционного общества.

Целью настоящего исследования является определение места и значения имени в мировоззрении человека традиционного японского общества.

В рамках достижения поставленной цели в диссертации последовательно решается ряд следующих конкретных научноисследовательских задач:

1. Показать универсальный характер функционирования имен собственных в традиционном обществе Японии на примере социальных практик;

2. Выявить этническое своеобразие имени собственного на примере различных практик именования применительно к традиционной Японии;

3. Рассмотреть основные приемы и способы социализации в традиционном японском обществе, неразрывно связанные с практиками именования;

4. Выявить роль имени собственного как маркера сословной принадлежности;

5. Восстановить процесс трансформации антропонимической системы в широком временном диапазоне и историко-культурном контексте.

Методология и методы исследования. Основной объект данного исследования, имя собственное, в науке традиционно принято считать явлением языка. Однако многоплановость аспектов имени дает возможность его исследования в рамках различных наук.

В частности, методы семиотики могут быть успешно использованы в историко-антропологическом исследовании, что блестяще реализовано в работах классиков структурной антропологии К. Леви-Строса и др.

В трудах известных зарубежных этнографов М. Элиаде, В. Тэрнера, Э. Эванс-Причарда, посвященных реконструкции и структурносемиотическому анализу картины мира в различных культурных традициях, прослеживается идея о том, что в традиционной культуре (идентифицирующую) и мифологическую (регулирующую).

Мы рассматриваем имя в русле структурной антропологии, в совокупности его функций, проявляющихся в социальных практиках.

Структурно-функциональный метод также лег в основу выстраивания иерархии типов имен в сословной структуре общества.

Структурный анализ предполагает синхронное описание объектов или явлений в известном отвлечении от их генезиса. Наше исследование обращено в прошлое, что предполагает масштабную реконструкцию этнокультурной информации. Поэтому структурно-семиотический анализ дополнен методами собственно исторического исследования. Здесь мы опираемся на принцип историзма, который предполагает системное изучение любого объекта в процессе его развития с позиций конкретности и объективности.

Восстановить процесс трансформации антропонимической системы в широком временном диапазоне и историко-культурном контексте позволило использование историко-типологического, историкосравнительного, структурно-диахронного анализа. При этом под сочетанием структурного и исторического подходов мы имеем в виду принципиальный синтез, в котором синхроническое описание сочетается с диахроническим.

При транскрипции японских слов использована принятая в российском востоковедении транскрипция Поливанова. Термины и названия приведены в том виде, который сложился к настоящему времени в российской исторической и этнографической литературе.

Несовершенство современной терминологической базы ономастических терминов признается многими исследователями. Термин фамилия в его современном «паспортном» определении не может использоваться по отношению ко всем историческим типам родовых именований. Поэтому в данной работе фамилией понимается только официально узаконенная наследственная часть формулы именования японцев после 1872 г. В качестве аналога японского термина удзимэй (родовое имя) используется термин геноним в значении «собственное имя рода, поколения и их подразделений».

Существенные отличия между европейской и японской традициями именования, а также отсутствие терминологически оформленной классификации антропонимов по их происхождению, потребовали введения новых терминов. В данной работе предлагаются авторские термины импероним и бенефиционим. Термину импероним соответствует сэймэй – родовое имя, полученное непосредственно от императора при различных обстоятельствах. Термину бенефиционим соответствует мёдзи – именование, полученное вместе с наградным земельным владением (бенефицием). Значения используемых терминов и японских реалий приведены в терминологическом словаре.

Источниковая база исследования включает разнообразные опубликованные письменные источники. К ним относятся справочная литература; эпиграфические источники; исторические документы и официальные хроники (с высокой степенью достоверности), легендарные полумифологические и фольклорные своды (с низкой степенью достоверности); художественная литература.

Справочная литература. Это прежде всего словари и указатели, в большом количестве издаваемые в Японии. Кроме собственно антропонимических словарей «списочного типа», существуют словари, построенные по генеалогическому принципу, биографические словарисправочники, этимологические и узкоспециальные словари, например, женских имен, имен литературных героев, псевдонимов. В энциклопедическом проекте изд-ва Кадокава1 собраны имена исторических личностей Японии отдельно по префектурам, городам, деревням, которые дают богатый материал для исследователя. Созданы словари антропонимов отдельно по всем периодам японской истории, с древности до современности. В больших словарях обычно приводятся справочные и обзорные статьи по антропонимике.

Кадогава нихон сэйси рэкиси дзимбуцу дайдзитэн (Большой словарь имен исторических личностей Японии изд-ва Кадогава) / под ред. Р. Такэути. Токио, 1989. В 47 тт.

Отдельная группа справочников предназначена для родителей, ожидающих ребенка. В них описаны способы выбора «наилучшего имени»

на основе фонетического анализа, подсчета черт в знаках, сочетаемости имени и фамилии, имен родителей, даты рождения и т. п. Обилие антропонимических словарей в Японии неоспоримо свидетельствует, насколько велик интерес японцев ко всему, что связано с именем.

Эпиграфические источники. Первые письменные источники – это эпиграфика на бронзовых зеркалах, мечах и буддийских статуях. Известно до двух десятков надписей китайскими иероглифами, сделанных до конца VII в. В них прочитываются интересующие нас сведения: титулатура правителей, имена собственные, социальная номенклатура.

Значительное количество имен собственных зафиксировано на деревянных табличках моккан, обнаруженных к настоящему времени в количестве более 200 тыс. штук. Восстановленные с них надписи представлены на официальном сайте Института культурных ценностей в Нара1. Эти свидетельства имеют огромное значение для анализа антропонимических традиций Японии.

Исторические документы. Среди опубликованных документов VIII в.

особенно интересны книги подворных переписей, ежегодные учетные книги, содержащие данные о населении провинций с учетом пола и возраста, официальная переписка центральных и местных властей.

Ценность этих документов заключается в том, что они фиксируют имена простолюдинов, которые отсутствуют в официальных хрониках.

Свод законов «Тайхорё» (702 г.) и «местные описания» «Фудоки»

(713–740 гг.) содержат данные о фамилиях, образованных от названий должностей, попытки первых этимологических реконструкций имен (топонимов). Документы эпох Хэйан (794–1185)2 и Камакура (XII– XIV вв.)3 частично собраны и систематизированы Р. Такэути в 1947– 1960 гг. Особую ценность представляют документы о собственности на землю, об аренде земель, которые содержат имена и упоминания о статусе землевладельцев разных сословий, а также приложения в виде антропонимического и топонимического указателей. Для получения Сайт Института культурных ценностей в Нара [Электронный ресурс] // Мokkan scrypt. Электрон. дан. URL: http://mokuren.nabunken.jp/Script (дата обращения 12.12.06).

Хэйан ибун (Документальное наследство Хэйан) / сост. Р. Такэути. Токио, 1999.

В 4-х тт.

Камакура ибун (Документальное наследство эпохи Камакура) / сост. Р. Такэути.

Токио, 1962. В 42-х тт.

сведений по более поздним историческим периодам мы обращались к двум сборникам документов эпохи Муромати (XIV–XVI), содержащим «уложения» разных годов и «списки объектов земельного владения»1.

Материал по специальным разрешениям на ношение или запрещение фамильных именований (49 примеров) содержится в памятнике «Указы Токугава о запретах»2. Также чрезвычайно интересны списки первой послереформенной переписи населения (1872 г.), частично доступные на официальном сайте Национального архива Японии3.

Полуофициальные, мифологизированные исторические хроники Японии, прежде всего ранние своды «Кодзики» (712 г.) и «Нихон сёки» ( г.), дают богатый этнографический материал для исследования имен собственных (теонимов, топонимов, антропонимов). Однако из антропонимов в них представлены только имена аристократии, записанные китайскими иероглифами фонетическим способом.

Несколько обращений к императорам рубежа VIII–IX вв., в частности, «Такахаси удзи буми» (789 г.)4, представляют собой генеалогические документы, призванные доказать древность происхождения и подтвердить права на ношение имен. В списках «Синсэн сёдзироку» (815 г.), полностью представленных на сайте проф. К. Китагава5, кодифицирована иерархия всех знатных родов р-на Кинай (Центральная Япония).

Богатство и престиж рода Фудзивара запечатлены в хронике XI в.

«Эйга-моногатари». Множество примеров имен служилого дворянства мы находим в памятниках XII–XIII вв. «Хогэн моногатари» и «Адзума кагами». Преобладание принципа вертикального и горизонтального соименования, а также неизбывный интерес японцев к генеалогии в средние века хорошо иллюстрируют памятники XII в., снабженные в современных изданиях приложениями антропонимических списков.

Сэнгоку ибун. (Документальное наследство эпохи Муромати с 1467 г. по 1568 г.).

Токио, 1983. 776 с.; Намбокутё ибун (Документальное наследство эпохи Муромати с 1337 г. по 1392 г.). Токио, 1966. Т. 1–3.

Токугава кинрэйко (Указы Токугава о запретах). Токио, 1978. В 11 тт.

Дзинсинкосэки (Обновленные и исправленные посемейные списки 1871 г.) [Электронный ресурс] // Национальный архив Японии. Электрон. дан. URL:

http://www.archives.go.jp/index/ jinsinkoseki/html (дата обращения 14.12.2006).

Такахаси удзибуми тюсяку («Сочинение о клане Такахаси» с примеч. и коммент.).

Токио, 2006. 288 с.

Синсэн сёдзироку (Вновь составленные родовые списки) [Электронный ресурс] // Сайт проф. К. Китагава/ Электрон. дан. URL: http://homepage1.nifty.com/k-kitagawa/ data/shoji.html (дата обращения 23.05.06).

Произведения художественной литературы предоставляют уникальный материал для антропонимических реконструкций. Песни «Манъёсю» (VIII в.) содержат свидетельства наличия традиции табуирования имен, особенно женских. Литературные памятники эпохи Хэйан (794–1185) дают представление о системе обращений в традиционном японском обществе. В них упомянуты имена простолюдинов: слуг, монахов, талантливых ремесленников. Записки и дневники хэйанских аристократов, роман «Гэндзи-моногатари» содержат богатый этнографический материал по обрядам рождения и имянаречения, инициации и смерти, по фактам жалования фамильных именований.

«Повесть о доме Тайра» (XIII в.) и др. «военные повести» позволяют реконструировать особенности антропонимикона Средневековья. Имена действующих лиц, представленные в драматургии и прозе конца ХVII – начала ХVIII вв., ярко отражают сложившиеся к этому времени сословные различия имен собственных.

Основные научные положения, выносимые на защиту:

1. Практики имянаречения и функционирования имени в традиционном обществе Японии носят универсальный типологический характер: ярко выражены охранительные, дезитеративные свойства имени, развита номинационная магия, табуирование имен, псевдонимы. В то же время они имеют яркие этнические особенности: мифологизированное отношение к личному имени оставило отпечаток на системе обращений (именование собеседника в третьем лице и обычай обращения «без имени») и девизах правления императоров.

2. Антропонимическая модель периода традиционного общества была многосоставной и вариативной. В нее могли входить «детское» имя, обиходное имя, имя-прозвище, псевдонимы, должностные именования, родовые именования, посмертное имя. На протяжении жизни номинационная модель личности могла значительно усложняться, дополняясь новыми компонентами.

3. Имя в традиционной Японии являлось инструментом власти.

Отсутствие родового имени и особая система личных именований подчеркивали божественную сущность императора. Император обладал правом жаловать имена и титулы, формируя социально-иерархическую структуру вокруг верховного правителя. Имя в роду императора и семьях придворной аристократии играло роль «пропуска» к власти. Власть пользовалась и дискриминационными мерами: лишение имени, установление ограничений на право ношения родового именования.

4. Имя в традиционном японском обществе выступало в качестве сословного маркера. Сословные различия проявлялись в наличии либо отсутствии родового имени, в составе и значении знаков личного имени, а также в комплексной формуле именования. Формирование каждого из типов сословно маркированных именований осуществлялось в течение долгого времени.

5. Исторические родовые именования подразделяются на три основных типа согласно пути их первичного приобретения. Это древние генонимы, «жалованные имена» (имперонимы) и «поместные имена»

(бенефиционимы). Среди компонентов формулы именования аристократии генонимы и имперонимы представляли собой постоянные компоненты, а бенефиционимы, личные имена, титулы, ранги и должности могли меняться в течение жизни. Все три типа именований долгое время функционировали одновременно, конкурируя между собой по статусу.

6. Основная модель личного именования аристократов с IX в.

представляла собой двузначное имя из знаков с преимущественно абстрактным значением, с ярко выраженной традицией горизонтального и вертикального соименования. Тип личного имени простолюдинов менялся от эпохи к эпохе, заметно тяготея с X в. к «аристократической» модели, но в то же время сохраняя сословные особенности.

Новизна исследования. Имя в этнокультурной традиции Японии впервые является предметом специального изучения. В работе предложена оригинальная концепция, согласно которой имя играло основополагающую роль в построении японской государственности периода традиционного общества, являясь системообразующим фактором.

Показано, что социально-политическая и сакральная иерархия японского общества отражалась в системе антропонимики и кодифицировалась с помощью именований. Автором настоящего исследования впервые описан процесс трансформации антропонимической системы японцев на основе данных сохранившихся письменных документов. Воссоздана картина изменения основного типа личного именования с учетом сословных различий. В диссертации впервые разработана классификация исторических типов родовых именований и предложена оригинальная терминология.

Автор в своей работе оперировал новыми источниками и исследованиями зарубежных авторов, не публиковавшимися ранее на русском языке. В том числе, автором был выполнен и прокомментирован перевод отрывка из «Кондзяку моногатари» («Повесть о временах старых и новых», 1120 г.), опубликованный отдельной статьей.

Теоретическая и практическая значимость исследования Выводы, сделанные в работе, могут представлять интерес для специалистов в области этнографии, социологии, психологии, фольклористики, культурологии; они расширяют представления об особенностях мировоззрения японцев. Материалы и результаты исследования могут быть использованы в научной, педагогической, культурно-просветительской деятельности, при подготовке лекций и спецкурсов по этнографии и страноведению Японии, при дальнейшем исследовании различных аспектов японской культуры.

Материалы диссертации были использованы при разработке спецкурса «Ономастика стран Дальнего Востока. Япония», включенного в лекционный план ГФ НГУ в 2000–2012 гг.; при чтении курса лекций на ежегодной летней школе японского языка в МКЦ «Сибирь-Хоккайдо», г. Новосибирск.

Апробация результатов исследования. Основные положения настоящей работы были опубликованы в 15 статьях, в том числе 12 статей в журналах, рекомендованных ВАК, а также в двух монографиях.

Отдельные аспекты исследования излагались и обсуждались в выступлениях на научно-методических конференциях преподавателей японского языка России и стран СНГ (Москва, 2007, 2008, 2009); Третьем Сибирском симпозиуме «Актуальные проблемы изучения Японии и японского языка» (Новосибирск, 2011) и Международном научноисследовательском семинаре в рамках научных обменов между Новосибирским государственным университетом и университетом Тохоку (Новосибирск, 2011).

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав и заключения, а также списка литературы и источников. Работа снабжена приложениями, иллюстрирующими и дополняющими излагаемый материал. В приложении «Терминологический словарь» уточняется содержание ономастической терминологии, приводится пояснение японских терминов и реалий.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определяется значение имени собственного как этнокультурной характеристики социальной природы человека. Здесь же дается обоснование новизны и актуальности работы, определяются цели, задачи и методы исследования, рассматривается степень изученности проблемы в отечественном востоковедении и японских научнометодических источниках, выявляется теоретическая и практическая значимость настоящего исследования, поясняется структура работы.

Первая глава «Этнокультурные аспекты имени в традиционном обществе Японии» состоит из трех разделов. В ней на обширном этнографическом и ономастическом материале выявляются универсальные элементы специфики мифологического сознания человека традиционного японского общества, проявляющиеся в отношении к личному имени.

В первом разделе «Роль имени в обрядах перехода традиционного японского общества» подробно описаны основные приемы и способы социализации, неразрывно связанные с практиками именования. Типичное для мифологического сознания отождествление имени и природы его носителя формировало установку первичности имени по отношению к объекту, требовало перемены имени при каждой смене статуса.

Ответственный выбор нового имени осуществлялся наиболее достойным представителем общества, и новые отношения формально признавались родственными связями.

Дородовый период, роды и первый год жизни сопровождались особыми ритуалами. На седьмой вечер после рождения ребенок получал «детское» обиходное имя (обряд надзукэ-но иваи). Оно могло быть охранительным, порядковым, характерным (связанным с особенностями внешности или поведения), либо дезиративом. Вместе с ним ребенка нарекали «истинным» именем, сохранявшимся в тайне пожизненно, после чего представляли родовому божеству.

В зависимости от социального положения родителей, подростковые инициации могли проводиться в возрасте от 3 до 17 лет. В Японии XVI– XIX вв. инициационный возраст совпадал с отрочеством (11–16 лет).

Перемена статуса влекла за собой смену прически, одежды, а также «детского» имени на «взрослое». Возраст инициации постепенно повышался, пока не достиг 20 лет – возраста совершеннолетия в современной Японии.

Брак, за некоторыми исключениями, не предполагал смены родового и личного имени ни для мужчин, ни для женщин. С распространением буддизма и веры в загробное существование вошли в обиход посмертные имена, вначале для императора, затем для знати и остальных сословий.

Модель земного мира была перенесена на мир потусторонний, что породило практику ранжирования посмертных имен.

Возможность смены имен на протяжении жизни отразилась в антропонимической модели. На протяжении всего периода традиционного общества антропонимическая модель была многосоставной, например, – Эгава Танъан Хидэтацу Куэн Тародзаэмон (родовое именование, псевдоним, «настоящее имя», имя типа адзана, обиходное имя).

Разные компоненты использовались для называния личности в различных ситуациях. Набор основных личных именований человека традиционного общества можно представить в виде следующей таблицы:

Детство и отрочество Взрослое имя Перемена статуса (возраст от 3 до16 лет) Зрелость Псевдоним жизни. Перемена стаДолжностное именование туса. Смена среды проживания.

Во втором разделе «Имя как средство влияния на судьбу»

охарактеризовано понятие «судьба» применительно к сознанию человека традиционного общества и определена роль имени как орудия возможного влияния на судьбу.

С появлением буддизма утвердилось понятие судьбы как «предварительного эскиза жизни», который можно изменить с помощью определенных поступков. Соединение в сознании этого концепта с мифологическими представлениями о власти имени над человеком привели к распространению в Японии практик перемены имени, гадания по именам, прорицательства, вредоносной и любовной магии с использованием имени. Охранительные функции были заложены в зооморфных именованиях, частотных особенно у мужчин (знаки «дракон», «черепаха», «змей (червь)» и пр.), а также в бранных и нелестных прозвищах детей, в частности, с компонентом мару (Киномару и пр.). С XII в. под влиянием конфуцианской традиции в именах чаще используются знаки с морально-положительным значением («добродетель», «счастье», «долголетие»).

В третьем разделе «Сакрализация имени» отражена специфика развития ономастической системы в контексте развитой традиции табуирования имен. Наличие номинационной магии обнаруживается в молитвословиях норито, зачастую редуцированных к имени божества с прибавлением глагола нору «молиться». Табуирование личных имен, особенно у женщин, прослеживается в мифологических хрониках и в поэзии VIII в.

Вера японцев в креативную функцию называния и материальность изреченного имени проявилась в именовании императоров. В Японии VI– XVI вв. практиковалось называние правителей по месту расположения дворцов либо по посмертному имени окурина, что было связано с традицией строгого табуирования их личных имен. Табуировались не только сами имена, но и составлявшие их знаки (напр., знак хито ).

Позднее японцы перешли к именованию императоров по девизам годов правления нэнго. Традиция девизов правления была заимствована из Китая, однако в японском традиционном обществе она была безусловно принята благодаря практике восприятия имени как первичного по отношению к объекту. Совершенно так же, как имя должно было определить судьбу ребенка, девиз правления служил инструментом воздействия на целую эпоху. В этом смысле девизы эпох можно смело назвать дезиративами.

Запрет на обращение по имени строго соблюдался на всех уровнях социума – от императора до семьи. Вместо имен употреблялись титулы, названия должностей и профессий, псевдонимы. В Японии псевдонимами пользовались не только люди искусства, но и воины, торговцы, спортсмены, духовенство. В целом, анализ псевдонимов известных личностей позволил выделить несколько типов: 1. наследственные (порядковые); 2. оттопонимические (по месту жительства); 3.

должностные (по месту службы, учебы); 4. фантазийные; 5. характерные (по внешнему виду, поведению); 6. дезиративы.

Традиция кодирования подлинных имен, осторожного обращения с личным именованием оставила свой отпечаток в системе обращений.

Именование собеседника в третьем лице и обычай обращения «без имени»

являются отличительной особенностью японского языка.

Вторая глава «Имя как инструмент власти в традиционном японском обществе» состоит из трех разделов, в которых показано, что родовое имя в сочетании с титулами и рангами использовалось властью для формирования социально-политической структуры государства.

В первом разделе «Механизм становления родовых структур через призму имянаречения» проанализировано формирование чиновнодолжностной иерархии в период становления японской государственности (по VIII в.).

Элиту общества составляли обладатели двух основных типов родовых именований: генонимов и имперонимов. Древние генонимы (Асука, Сога, Абэ, Накатоми) оформились в целом до начала V в. Они восходят к названиям локусов родовых божеств или профессиональным именованиям. Имперонимы жаловались, как правило, вместе с одноименными землями, членам императорской семьи, отделенным от рода, и придворным (Фудзивара, Татибана, Тайра, Минамото). Пожалование имперонимов принцам закрывало им дорогу к власти, ибо у императора не могло быть родового имени, но открывало им и остальным придворным возможности для карьерного роста. Все родовые именования подчинялись сложной иерархии, конкурируя между собой. К VIII в. вокруг верховного правителя образовалась плотная прослойка лиц, ищущая подтверждения своих прав на высокое положение в семейных родословных.

Не обладая всей полнотой экономической власти, император опирался на мифологизированные меры, удерживая политическое равновесие путем присвоения новых статусных знаков отличия: титулов кабанэ и рангов кураи. Однако замкнутая генеалогически выстроенная структура успешно поглощала насаждаемые сверху реформы системы титулов и рангов, все попытки реструктуризации элиты терпели неудачу. Официально право на должность при дворе давал определенный ранг, но при этом степень ранга определялась не личными заслугами, а наличием титула, титул же всецело зависел от происхождения, т е. «благородного» родового имени.

Введение все новых знаков отличия и молчаливая нивелировка старых позволяла некоторое время поддерживать общество в относительном покое. Как только имя переставало отражать текущую социальноиерархическую структуру, происходила очередная реформа статусных знаков отличия и типа именования.

Второй раздел «Имя как инструмент государственной власти»

посвящен обоснованию тезиса о том, что власть в традиционной Японии ассоциировалась со статусным именованием и правом имянаречения.

Обладатели благородных родовых имен стремились ограничить и законсервировать исторически сложившуюся систему, тогда как остальные претенденты на власть пытались проникнуть в нее различными путями: через усыновление, прошения императору, подлог документов о происхождении. Несколько указов о запрещении фальсификации происхождения встречаются в «Нихон сёки» (720 г.), там же описана церемония выявления лживых претендентов на знатность – кукатати (погружение руки в кипяток).

Попытки властей усилить позиции конфуцианства путем пожалования титулов иммигрантам с материка вызвали сопротивление знати, проявившееся в составлении генеалогических списков «чистой аристократии» как отдельных родов (Такахаси, Имибэ), так и районов (Кинай – списки «Синсэн сёдзироку», 815 г.). Целью этих списков было приведение текущей социальной структуры в соответствие с сакральной генеалогией. Все «чистые» роды делились на следующие категории: 1.

потомки императоров; 2. потомки небесных божеств; 3. потомки детей и внуков небесных божеств; 4. потомки земных божеств; 5. потомки переселенцев из Кореи и Китая. Несмотря на неприятие «иноземных родов», которые не могут возводить свое происхождение к японским богам, списки свидетельствуют, что в VIII в. до трети высшей элиты были иммигрантами либо потомками иммигрантов, т. е. определенная ротация «исконно японских» родов все же происходила.

Мифологизированные дискриминационные меры (лишение имени, установление ограничений на право ношения родового именования, насильственная перемена имени) широко использовались властями для демонстрации силы и уничтожения неугодных. Вместе с лишением имени наказуемый (иногда и все его потомки) теряли привилегии, право на земли и на должности. Изгнание, арест, конфискация имущества считались менее опасными, чем лишение родового имени, поскольку человек «без имени»

терял покровительство родового божества. Известны случаи временного «отлучения от имени»: от нескольких недель до года. Преступники должны были обязательно менять имя при должностном или ином преступлении, при ссылке в монашество (или, наоборот, разжаловании в простые миряне) и при отлучении от императорского дома. Лишению имени подвергали даже посмертно, чтобы бесчестье пало на потомков.

Правом пожалования родового имени власти пользовались как с целью дарования определенных привилегий, так и в корыстных интересах.

По мере ослабления верховной власти такая мифологизированная мера наказания, как лишение имени, применялась ко все более низшим слоям общества: от высшей аристократии к военным и периферийной знати.

Чиновники и военные лишались права на имя чаще всего за прямое или косвенное участие в бунтах, должностные и бытовые проступки, пьянство, злоупотребление оружием, проявление непочтительности, в том числе, в семье. Однако они могли добиться отмены указа о лишении имени и восстановления своих прав за определенное вознаграждение, подношение настоятелю семейного храма.

Мифологический строй концепции власти явился сильным идеологическим аргументом императора в пору становления японской государственности. Смелый идеологический ход – объявление себя прямым потомком богов, – легитимизировал любые действия со стороны власти. Следующий ход правителя заключался в идее частичного дележа власти с подданными путем пожалования имен и рангов. Называние рассматривалось как божественная функция уже только потому, что осуществлялось потомком богов. Принятие от императора имени означало выражение подчинения и преданности. Жалованные именования и титулы, если посмотреть на них пространственно, расходились от двора концентрическими кругами – вначале их получали члены императорской семьи, затем придворная аристократия, военные роды, периферийная аристократия, и, наконец, все военное сословие.

Третий знаковый ход власти заключался в делегировании права имянаречения главам родов. Главы родов исполняли функции посредника между родовым божеством и членами рода. Возможность оперировать именами укрепляла их положение, наделяла их «частичкой божественной власти». Впоследствии, к ХI в., как только власть императора ослабла, удельные феодалы-даймё присвоили себе право наделять именами своих подданных. Тем самым подтверждается наше предположение о том, что власть всегда ассоциировалась у японцев с правом имянаречения.

В третьем разделе «Имя как право на землю» обрисован процесс возникновения и распространения нового типа именований – бенефиционимов мёдзи. Право жалования имен и земель в X – XI вв.

перешло от императора к крупным феодалам. Бенефиционимы жаловались военному сословию с одноименным наградным земельным владением и вместе с ним передавались по наследству. Представители сильных разветвленных родов использовали бенефиционимы как индивидуальный адрес, входящий в состав именования («Фудзивара, что проживает в Доиндэн»), что было удобно для различения разных ветвей и членов рода.

С X в. именование по бенефициониму быстро распространилось в среде военной аристократии. Кроме политических причин возвышения сильных военных родов немалую роль играло количество их земельных угодий, а, следовательно, денег и власти. Поскольку бенефиционим указывал на факт владения личным поместьем, большое количество бенефиционимов свидетельствовало об экономической и политической мощи рода. Владение несколькими поместьями приводило к появлению «исконных» и «новых» мёдзи, к употреблению двойных и комбинированных мёдзи, что было очень престижно.

Таким образом, с XII в. бенефиционимы стали значимым статусным именованием, и были установлены ограничения на их ношение для лиц, не владеющих землей. Многочисленные упоминания о запретах на ношение бенефиционимов в указах военного правительства свидетельствуют о том, что были попытки незаконного присвоения этих именований. Однако анализ исторических документов XVII–XIX вв. показал, что пожалование бенефиционимов «без земли» представителям низших сословий (за заслуги либо за деньги) было обычной практикой. Правом пожалования бенефиционимов вместе с земельным наделом обладали в XII в. сёгуны или их наместники, позднее главы родов. К XVI в. этим правом (иногда имя жаловалось номинально, без земли) обладал каждый крупный феодал даймё. Церемония пожалования бенефиционима проходила в поместье феодала и во многом копировала придворные церемонии пожалования титулов и рангов.

Дробление крупных родов и политика камакурских сёгунов (Ёритомо, Асикага и др.) о наследовании родового имени только по главной мужской линии родства привели к тому, что бенефиционимы (обычно т. н.

«исконные» мёдзи) из личного маркера владельца поместья превратились в наследуемую часть именования.

Престиж нового типа именования повлек за собой ротацию в сложившейся иерархии древних родов. К XVI в. в среде военного сословия бенефиционим приобрел более высокий статус, чем все прежние именования. Появление нового типа статусного именования давало правящим кругам дополнительное средство воздействия на дистанционно удаленные от двора роды и позволяло по-новому выстроить иерархию общественных отношений. Неустойчивость бенефиционимов не позволяет считать их фамилиями, но именно они фиксировались в переписях как родовые именования, которые впоследствии легли в основу современных фамилий.

Возможность номинального получения бенефиционимов привела к их постепенному распространению среди низших сословий. Простолюдинам бенефиционимы жаловались только по специальному разрешению, за особые заслуги или за крупную сумму денег. Известны случаи пожалования имени за конфуцианские добродетели, прилежание в науках или постройку моста. Право жаловать бенефиционимы простолюдинам принадлежало аристократам и феодалам, которые нередко пользовались им в целях материальной выгоды. Однако в силу принятых в обществе социальных установок большинство простого населения скрывало факт обладания любым родовым именованием, обнаруживая его только при обращении к священникам или божествам.

Вкупе с древними генонимами, более поздними имперонимами, новыми и старыми титулами кабанэ и административными рангами, бенефиционимы мёдзи образовали невероятно сложную систему социально-политических отношений, замешанную на клановом родстве и родовом именовании, в которую с рождения был вписан человек традиционного японского общества.

Третья глава «Имя как сословный маркер» посвящена различиям в типе и формуле именования основных сословий, сложившихся ко второй половине XIX в. На основе текстологического анализа разнообразных письменных источников выдвинут тезис о том, что имя в традиционном японском обществе выступало в качестве сословного маркера.

В первом разделе «Сословная структура традиционного общества»

кратко охарактеризована четырехчленная стратификация си-но-ко-сё (воины–крестьянство–ремесленники–торговцы), отдельно выделены маргинальные группы («неприкасаемые», ронины, отшельники, актеры и гейши).

Социально-классовая стратификация традиционного японского общества определяла жизненный уклад и морально-правовые нормы поведения представителей всех сословий. Сословные различия доминировали в правовой, социально-поведенческой, материальной и языковой сферах. Правящие классы отграничивали себя от низших сословий по всем параметрам: материально, законодательно и с помощью языковых норм. Факт урожденной принадлежности к определенному сословию и связанные с этим права и привилегии безусловно принимались общественным сознанием. Несмотря на постепенное возрастание влияния горожан (сословий купцов и ремесленников) и частичное размывание границ между сословиями, социальные различия оставались непреодолимыми вплоть до начала реформ Мэйдзи (1868 г.).

Второй и третий разделы, «Императорский род и аристократия» и «Простолюдины», содержат анализ процесса трансформации типов именования указанных сословий на основе данных сохранившихся письменных документов: переписей населения, подворных переписей и уездных списков VIII–XIX вв., а также родовых генеалогий.

Императорский род, вследствие своего божественного происхождения, стоял над всеми сословиями, играя роль национального символа. Единственная императорская династия, не имеющая родового имени, располагает для обозначения правителей системой личных, тронных (прижизненных) и посмертных имен. В именах представителей японского императорского рода отразились ключевые моменты истории и этнокультурных контактов – усвоение буддизма, заимствование китайской культуры, жестокая борьба за власть в стране и стремление к сохранению традиций. Знаковый состав личных имен наследников трона служил инструментом династического регулирования, указанием на возможность или невозможность занять трон, что показано на примере имен принцев с иероглифом хито. Нарушение цепочки именования для современного исследователя безусловно указывает на дворцовые перевороты, политические интриги, смену ветвей власти.

В «японские» посмертные имена ранних императоров и принцев входил формант пико (для женщин – пимэ), означающий «сын (дочь) солнца». Именование с этими формантами прекращается после оформления официальных генеалогий (VIII в.), но возобновляется в ХХ в.

Личные мужские имена знати VIII в. демонстрируют высокую частотность форманта маро (Маро, Хитомаро, Киёмаро и др.).

В IX в. произошла смена «японской» модели личных имен на «китайскую» (в два знака), которая постепенно распространилась «сверху вниз» – от императорской семьи до низших сословий. Одновременно укоренилась традиция горизонтального и вертикального соименования.

Элемент личного имени передавался из поколения в поколение, играя роль маркера данного рода (напр., знаки ёри и ёси в роду Минамото). Женские имена имели конечный формант ко (Масако).

В мужских личных именах аристократии значительный след оставили названия должностей (форманты бэй (бэ:, хэй), сукэ, эмон и пр.), однако после введения «китайской» модели имена с этими формантами были постепенно вытеснены в низшие сословия.

Личные имена простолюдинов менялись от эпохи к эпохе, что можно проследить по подворным переписям и уездным спискам. Картина имен VIII в. ввиду недостатка данных позволяет отметить лишь некоторые тенденции: мужской формант маро, женский мэ, преобладание знаков описания пространства (высокий, большой, скала, провинция и пр.).

В период Хэйан (IX–XI вв.) имена простонародья часто записывались азбукой и копировали «аристократическую» модель. Женские имена утрачивают формант мэ. Популярны были порядковые имена, имена с «должностными» формантами. К XVII в. эти имена абсолютно преобладают у мужчин, женские имена в основном «предметны».

Тип именования являлся одним из основных сословных маркеров. К сер. XIX в. сложились четкие различия в именованиях аристократии и простолюдинов, в частности, закрепилось деление на «самурайские» и «простонародные» имена, что нередко обыгрывалось литераторами и драматургами в художественных произведениях. Переход из одного сословия в другое, как правило, сопровождался сменой имени. В целом, имена представителей каждого сословия можно рассматривать в качестве одного из элементов дихотомии «простонародье-аристократия», задающего и закрепляющего сословную принадлежность наряду с другими маркерами (жилье, одежда, род занятий). Сословные различия в именах стали исчезать только после упразднения самих сословий в результате реформ Мэйдзи (1868 г.).

В Заключении сформулированы основные результаты настоящей работы и намечены некоторые перспективы дальнейших исследований.

Изучение этнического своеобразия традиционного японского общества невозможно без знания истории и культуры страны. Одним из важнейших аспектов формирования мировоззрения и, в конечном счете, структуры всего общества, является отношение японцев к имени и связанным с именем архаическим символам. Имена японцев представляют собой сплав культурных и социальных ценностей, религиозных взглядов, политической истории и семейных традиций. В них, словно в зеркале, отражено прошедшее, настоящее и, возможно, будущее, поскольку личные имена, согласно мифологическому сознанию, влияют на судьбу детей.

Поэтому японцы естественным образом стремились избежать нивелирования такой уникальной ценности, как имя. Сохраняя достоверность информации, содержащейся в имени, и при необходимости обновляя эту информацию, японцы поддерживали исторически сложившуюся социальную систему.

Детальное исследование различных типов именований в этнокультурной традиции Японии показало, насколько значительно место, которое имя занимает в мировоззрении японцев. Поэтому разностороннее изучение феномена имени открывает новые перспективы для лучшего понимания этнического своеобразия японской нации.

Основные положения настоящего исследования отражены в следующих публикациях:

Статьи в журналах, рекомендованных ВАК:

1. Фролова Е. Л. Некоторые особенности японских имен собственных / Е. Л. Фролова // Вестник НГУ. Сер. История, филология. – 2002. – Т. 1, вып. 2 : Востоковедение. – С. 70–78 (0,5 п.л.).

2. Фролова Е. Л. Псевдонимы японцев: история и современность / Е. Л. Фролова // Вестник НГУ. Сер. История, филология. – 2003. – Т. 2, вып. 3 : Востоковедение.– С. 81–92 (0,75 п.л.).

3. Фролова Е. Л. Японские псевдонимы как феномен игровой культуры / Е. Л. Фролова, Е. Э. Войтишек // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. – Новосибирск, 2004. – Т. 10, ч. 1. – С. 25–29 (0,3 / 0,15 п.л.).

4. Фролова Е. Л. О роли табу в японском обществе: табуирование имен и действий в традиционной японской культуре / Е. Л. Фролова, Е. Э. Войтишек // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. – Новосибирск, 2005. – Т. 11, ч. 2.– С.

62–68 (0,4 / 0,2 п.л.).

5. Фролова Е. Л. Мужские имена у японцев / Е. Л. Фролова // Вестник НГУ. Сер. История, филология. – 2006. – Т. 5, вып. 4 : Востоковедение.– С. 61–67 (0,4 п.л.).

6. Фролова Е. Л. Сказ о том, как великому министру была впервые пожалована фамилия Фудзивара / пер. с яп. и коммент. Е. Л. Фроловой // Вестник НГУ. Сер. История, филология. – 2007. – Т. 6, вып.4 : Востоковедение. – С. 122–125 (0, 25 п.л.).

7. Фролова Е. Л. Перемена имени как средство влияния на судьбу в традиционном японском обществе / Е. Л. Фролова // Вестник НГУ. Сер.

История, филология. – 2008. – Т. 7, вып. 4 : Востоковедение. – С. 71–77 (0,4 п.л.).

8. Фролова Е. Л. Реформа традиционной системы именования в новейшей истории Японии / Е. Л. Фролова // Вестник НГУ. Сер. История, филология – 2009. – Т. 8, вып. 4 : Востоковедение. – С. 104–110 (0, 4 п.л.).

9. Фролова Е. Л. Этнокультурные предпосылки возникновения японских ономастических терминов / Е. Л. Фролова // Вестник НГУ. Сер.

История, филология. – 2010. – Т. 9, вып. 4 : Востоковедение. – С. 116– (0,4 п.л.).

10. Фролова Е. Л. Источниковая база исследования имени собственного в историко-культурологическом контексте традиционного японского общества / Е. Л. Фролова // Вестник НГУ. Сер. История, филология. – 2010. – Т. 9, вып. 7 : Археология и этнография. – С. 170– (0,6 п.л.).

11. Фролова Е. Л. Имя как инструмент власти в традиционном японском обществе / Е. Л. Фролова // Вестник НГУ. Сер. История, филология. – 2011. – Т. 10, вып. 3 : Археология и этнография. – С. 229– (0,5 п.л.).

12. Фролова Е. Л. Гадание по именам как один из этапов обряда имянаречения в современной Японии / Е. Л. Фролова // Вестник НГУ. Сер.

История, филология. – 2011. – Т. 10, вып. 4.– С. 151–163 (0,8 п.л.).

Монографии:

1. Фролова Е. Л. Имена собственные в японском языке. Имена, фамилии и географические названия / Е. Л. Фролова. – Новосибирск : Издво Новосиб. гос. yн-та, 2000. – 128 с. (8,0 п.л.).

2. Фролова Е. Л. Японский язык. Имена собственные / Е. Л. Фролова. – М. : Муравей, 2004. – 160 с. (10,0 п.л.).

Статьи в других изданиях:

1. Фролова Е. Л. Имена, фамилии и географические названия в японском языке / Материалы 5-й научной конференции преподавателей и студентов Восточного института ДВГУ. – Владивосток, 2000. – С. 47– (0,12 п.л.).

2. Фролова Е. Л. Реформы императора Сага в области имен собственных / Материалы XLIV МНСК «Студент и научно-технический прогресс»: Востоковедение / – Новосибирск, 2006. – С. 71–73 (0,17 п.л.).

3. Frolova E. L. Ethnic and cultural functions of name in traditional Japanese society / E.L. Frolova // Archaeology Ethnology and Anthropology of Eurasia. – 2008. – № 35. – Р. 105–112 (0,5 п.л.).

Отпечатано в ООО «Позитив-НБ»

634050 г. Томск, пр. Ленина 34а