«Местные сообщества, местная власть и мигранты в Сибири на рубежах XIX–XX и XX–XXI веков Памяти Анатолия Викторовича Ремнева 2012 УДК 316.347(571.5) ББК 63.3(253) М 53 ...»

ИРКУТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Научно-образовательный центр

Межрегиональный институт общественных наук при ИГУ

(Иркутский МИОН)

Местные сообщества, местная власть

и мигранты в Сибири

на рубежах XIX–XX и XX–XXI веков

Памяти Анатолия Викторовича Ремнева

2012

УДК 316.347(571.5)

ББК 63.3(253)

М 53

Издание выполнено в рамках проекта «Местные сообщества, местная 

власть и мигранты в Сибири на рубежах XIX–XX и XX–XXI вв.», осуществляемого научно-образовательным центром Межрегиональный институт  общественных  наук  при  Иркутском  госуниверситете  (НОЦ  МИОН  при  ИГУ). Федеральная целевая программа «Научные и научно-педагогические  кадры  инновационной  России»  на  2009–2013  гг.,  государственный  контракт № 14.740.11.0770.

Научный редактор:

доктор исторических наук, профессор В.И. Дятлов Местные сообщества, местная власть и мигранты в Сибири на рубежах XIX–XX и XX–XXI веков/ науч. ред. В.И. Дятлов. Иркутск: Оттиск, 2012. – 463 с.

Книга посвящена комплексу проблем взаимодействия различных мигрантских групп и местных сообществ в переселенческом обществе Сибири в контексте этномиграционных процессов. Через изучение отдельных проблем и ситуаций (кейсов) делается попытка выявить ключевые характеристики и тенденции взаимоотношений мигрантов и переселенческого общества, с одной стороны, и противоречий и конфликтов относительно миграционной проблемы в самом принимающем обществе, с другой. Воздействие миграционных и адаптационных процессов на формирование государственной миграционной политики и ее реализацию на местном уровне, складывание массовых представлений и стереотипов в отношении мигрантов, влияние миграций на развитие местной экономики и социальных пространств рассматривается в ситуации позднеимперской (рубежи XIX–XX веков) и постсоветской (рубежи XX–XXI веков) России.

Книга предназначена для специалистов в области проблем миграций и диаспор, истории и современного развития Сибири, преподавателям и студентам, широкому кругу читателей.

ISBN 978-5-905847-12- © Коллектив авторов, © МИОН при ИГУ, Оглавление Предисловие

Анатолий Викторович Ремнев:

Ученый и Учитель (эскизы научной биографии)................ У истоков миграционной политики

Анатолий Ремнев, Наталья Суворова Управление миграционными процессами в позднеимперской России: концепты, люди и структуры

Власть, общество и мигранты: слова и образы

Виктор Дятлов «Благовещенская «Утопия»: из истории материализации фобий

Татьяна Сорокина «Благовещенская паника» 1900 года: версия власти..... Виктор Дятлов «Благовещенская Утопия»: историческая память и историческая ответственность

Елена Ли, Виктор Дятлов «… Сегодня китаец – раб, а завтра – господин…»:

китайцы в нанайском селении

Наталья Галеткина Категоризация и репрезентация столыпинских переселенцев (на примере двух переселенческих групп)

Дмитрий Козлов Региональная идентичность и фактор миграции:

«нелинейная» зависимость

Марина Балдано, Виктор Дятлов Буряты Китая и Монголии в дискурсе «национального возрождения»: идея «собирания нации»

Центр – регион – местное сообщество: борьба с мигрантами и/или «борьба за мигранта»?

Юрий Гончаров Отношение к еврейским общинам Сибири XIX – начала XX в. со стороны местного общества и местных властей

Наталья Рыжова Власть, бизнес и китайские мигранты: механизмы извлечения административной ренты (случай сельского хозяйства Амурской области)

Татьяна Журавская «Китайский» торговый центр: эффекты запрета...... Екатерина Скрипник «Северокорейское трудовое рабство» в России:

социально-экономические факторы

Леонид Бляхер Интересы региональных властей и местного сообщества в проведении миграционной политики (на примере Еврейской автономной области).......... Галина Калугина Национально-культурные общества: посреднические и коммуникативные функции в городском сообществе (на примере Иркутска)

Пространство миграции

Александр Алексеенко Миграции и борьба за городское пространство в независимом Казахстане

Данил Дегтярев Трансформация пригородной зоны сибирских городов в конце XIX – начале XX века

Константин Григоричев «Село городского типа»: миграционные метаморфозы пригорода. В поисках теоретических инструментов анализа

Анатолий Бреславский Пригороды Улан-Удэ в миграционных процессах постсоветской Бурятии: трансформация поселений и местных сообществ

Эта книга – очередной результат продолжающегося исследовательского проекта, посвященного изучению роли этномиграционых процессов в становлении и развитии переселенческого общества востока России. Важность проблемы очевидна.

Переселенческие общества, чьи ключевые характеристики заданы миграционными процессами, – феномен общемирового значения. В силу своей распространенности и глобальности – феномен чрезвычайно разнообразный и многоликий. Многообразие его типов и вариантов требует применения различных исследовательских стратегий, компаративистики, описания и анализа отдельных обществ, механизмов и результатов их генезиса и функционирования.

Сибирское переселенческое общество дает в этом смысле неоценимый материал. В основе его генезиса лежал, и во многом лежит до сих пор, сложнейший процесс синтеза переселенческого и аборигенного населения, первопоселенцев и новопоселенцев. Синтеза культурного, экономического, социального.

При этом необходимо иметь в виду как гетерогенность аборигенного населения, огромное разнообразие его типов, так и не меньшее разнообразие населения пришлого. Причем, это пришлое население постоянно укореняется, «осибирячивается», приобретая новые черты культуры, меняя (иногда радикально), старые. Синтез происходит в контексте сильной имперской власти, на базе русского языка и культуры, на основе привносимых из-за Урала экономических укладов и технологий, в экстремально тяжелых условиях жизни, отсутствия надежных коммуникаций и недонаселенности региона. Критически важен здесь и контекст – переселенческое общество формировалось в условиях общества традиционалистского, вступившего затем в эпоху модернизации. Различные стратегии модернизации (эпохи поздней Империи, Советской власти, постсоветских трансформаций) задавали сущностные характеристики изучаемого Дятлов Виктор Иннокентьевич, профессор кафедры мировой истории и международных отношений Иркутского государственного университета, директор Исследовательского центра «Внутренняя Азия», заместитель главного редактора независимого научного журнала «Диаспоры», Иркутск.

общества, ставя иногда под вопрос его переселенческий характер.

Поэтому, невероятная сложность самого явления требует использования различных исследовательских стратегий, методологического и концептуального аппарата многих наук, синхронного и диахронного подходов, изучения отдельных ситуаций и компаративистики.

Это стало стимулом к формированию общего большого проекта, выполняемого межрегиональным и полидисциплинарным исследовательским коллективом, который постепенно сформировался за много лет совместной работы в научных и научно-образовательных проектах. Необходимость такого типа исследовательской структуры, функционирующей на принципах неформальной сети, очевидна. Миграционная проблематика позволяет, а часто и просто заставляет, подходить к ее изучению с точки зрения широкого круга гуманитарных дисциплин, использовать наработанные ими концептуальные и терминологические аппараты, преодолевать неизбежно возникающие непонимания, а иногда и отчуждение. С другой стороны, миграционные ситуации чрезвычайно разнообразны, особенно в условиях такой не просто огромной, но разительно неоднородной страны, как Россия. Во многом ситуация зависит от состояния местной экономики, этнокультурной и социальной специфики местного общества и массы других уникальных в каждом конкретном случае факторов. И здесь опыт, знания и интуиция местных ученых незаменима.

В течение двух последних десятилетий в Иркутске, на базе Иркутского государственного университета, сформировался исследовательский центр, занятый изучением этномиграционных и диаспоральных процессов. Преимущественным, но не единственным исследовательским полем центра стали переселенческие общества востока России. За эти годы из небольшого и неформального сообщества историков-иркутян выросла большая, межрегиональная, междисциплинарная исследовательская сеть, уже осуществившая несколько серьезных научных и научно-образовательных проектов, имеющая в своем активе солидный список публикаций. Участники сети объединены большим опытом совместной работы, стремлением к ее продолжению, сходным пониманием целей и задач, добрыми человеческими отношениями. Это совершенно не исключает различия профессиональных языков, профессионального и человеческого опыта, рабочих и человеческих конфликтов и споров. Более того, это является естественной частью плодотворной творческой атмосферы работы. В исследовательскую сеть вошли историки, социологи, экономисты, демографы, политологи, работающие в различных городах России (преимущественно Сибири и Дальнего Востока, также из Москвы, СанктПетербурга), Казахстана, Монголии, Польши. Координационным центром, выполняющим задачи административного и информационного обеспечения работы сети, стал МИОН при ИГУ. В его функции, кроме исследовательской деятельности, входит как собственно организационная работа, так и поиск ресурсов для реализации проектов (фандрайзинг), инициирование и проведение образовательных мероприятий, документальное и информационное сопровождение проектов сети.

Иными словами, МИОН выступает как центр формирования исследовательской инфраструктуры, научно-образовательной и информационной среды для проведения исследований в сфере миграционных и диаспоральных процессов.

Особенность нашего проекта состоит в том, что его организаторы не просто собрали вместе специалистов по экономической и социокультурной истории Сибири имперского периода и демографов, социологов, политологов, изучающих современные миграции. Мы попытались найти общие тематические площадки и проблемные поля, с тем, чтобы в ходе совместной исследовательской работы выявить общее и особенное этномиграционных процессов в столь различных контекстах, разделенных не только временем, но советской эпохой.

Однако критически важный Советский период мы решили обойти, прекрасно понимая спорность и уязвимость такого выбора. Характер общественного устройства, политического режима, беспрецедентная закрытость («железный занавес»), беспрецедентный же разрыв с предшествующей традицией, когда были физически истреблены целые социальные группы ее носителей и хранителей – все это предполагает необходимость специальных исследований. К этому следует добавить и крайнюю ограниченность историографической и источниковой базы, обусловленной закрытостью советского общества и табуированностью изучаемой проблематики.

В то же время, до- и постсоветская эпохи обладают несомненными сходствами, связанными, в том числе, и с внешней открытостью, высокой степенью свободы миграций, актуальностью проблемы внешних миграций, их особой ролью в экономической и социокультурной жизни востока России.

Различия изучаемых эпох неизбежно порождало и разность исследовательских подходов. Изучение причин, механизмов, факторов и последствий миграционных процессов для периода до середины XX века (а фактически и до конца 1980-х гг.) прочно стало вотчиной исследователей-историков, изредка – демографов, тогда как миграции и развитие диаспоральных сообществ в постсоветские десятилетия остаются, по преимуществу, полем социологов, экономистов, политологов.

Различие методологий, методов, профессиональных языков, источников и, как следствие, результатов, невольно приводит к разрыву в изучении единого по сути процесса, искусственному разделению событий на исторические и современные, к «утрате» «исторической базы» в исследованиях современности и «исторической перспективы» – при изучении прошлого.

Задача объединения усилий и ресурсов представителей различных научных дисциплин делает междисциплинарный характер работы ее основной характеристикой. Преодоление дисциплинарных барьеров, нахождение общего языка стало отдельной специальной задачей проекта. Очевидны при этом не только потенциальные возможности такого выбора, но и несомненные риски и трудности. В каждой из наук сложился свой концептуальный аппарат, собственный язык и терминология, конвенции относительно логики и стилистики производимых текстов. Попытка совместных усилий могла привести к эклектизму и разношерстности, механическому соединению текстов по признаку общей темы. С другой стороны, вполне реальной была и возможность потери «профессиональной идентичности» авторами. Чтобы избежать этого, потребовались специальные усилия и стратегия.

В нашем случае – это «язык кейсов», когда изучение отдельных ситуаций становится инструментом поиска понимания общей проблемы. Такой подход дает возможность авторам работать на общую идею, общую проблему, опираясь на собственное профессиональное происхождение, свой концептуальный аппарат и язык, стараясь по возможности, сделать свой текст понятным и приемлемым для представителей других специальностей. Поэтому совершенно сознательно мы отказались от хронологического, географического или дисциплинарного подхода при выстраивании логики и структуры наших общих текстов монографического плана. Кейсы в них выстраиваются вокруг проблем. Кроме всего прочего, такой подход дает больше возможностей для того, чтобы задавать вопросы, формулировать проблемы, а не давать законченные ответы.

Все эти подходы мы начали осуществлять в исследовательском проекте «Миграции и диаспоры в социокультурном, экономическом и политическом пространстве Сибири, XIX – начало XXI века» (2009–2011 гг.). Организационной основой его стал Научно-образовательный центр Межрегиональный институт общественных наук при Иркутском госуниверситете (НОЦ МИОН при ИГУ). Проект финансировался в рамках федеральной целевой программы «Научные и научнопедагогические кадры инновационной России» по теме «Проведение научных исследований коллективами научнообразовательных центров в области исторических наук»2. Тогда же в окончательном виде сформировался исследовательский коллектив, в котором участвуют более 40 историков, экономистов, социологов, географов, этнологов, политологов из Иркутска, Улан-Удэ, Барнаула, Омска, Томска, Хабаровска, Владивостока, Благовещенска, Петербурга и Москвы, а также Казахстана, Монголии, Польши. Проект был завершен публикацией проблемного сборника и монографии3, а также серии статей в журналах «Полития», «Диаспоры», «Дружба народов», Федеральная целевая программа «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009–2013 гг., государственный контракт № 02.740.11.0347.

Миграции и диаспоры в социокультурном, политическом и экономическом пространстве Сибири. Рубежи XIX–XX и XX–XXI веков/ науч. ред. В.И. Дятлов. Иркутск: Оттиск, 2010. 640 с.;

Восток России: миграции и диаспоры в переселенческом обществе. Рубежи XIX–XX и XX–XXI «Известия Алтайского университета», «Известия Иркутского университета» серии «Политология. Религиоведение».

В процессе работы выяснилось, что многие интересные темы и сюжеты наших авторов не вошли в итоговые публикации по редакционным соображениям. Возникли новые идеи и темы, наметились новые направления дальнейших исследований. Закончившись организационно, проект продолжал развиваться содержательно. Поэтому так кстати оказался новый грант в рамках федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России»4. Он позволил осуществить на базе НОЦ МИОН при ИГУ исследовательский проект «Местные сообщества, местная власть и мигранты в Сибири на рубежах XIX–XX и XX–XXI вв.». Организационно самостоятельный, в содержательном и концептуальном плане он является прямым продолжением предыдущего проекта и осуществляется тем же авторским коллективом.

Продолжилось, в частности, научно-педагогическое направление нашей работы. Помощь молодым исследователям в их профессиональном становлении мы всегда рассматривали как собственную и чрезвычайно значимую для нас проблему. Без постоянного притока «молодой крови», без непрерывного пополнения новыми идеями, подходами, людьми, без конструктивного конфликта поколений мы обречены на застой и неизбежную деградацию. Поэтому в рамках довольно скромных ресурсов проекта, в качестве, как говорили в советские времена, общественной нагрузки, мы провели открытый конкурс статей молодых ученых по тематике проекта.

Все полученные статьи получили экспертную оценку и научное редактирование у ведущих специалистов нашего проекта.

Фактически, это были индивидуальные мастер-классы. После соответствующей дальнейшей переработки шесть статей были опубликованы в качестве специального раздела в журнале «Известия Иркутского университета» серии «Политоловеков/ науч. ред. В.И. Дятлов. Иркутск: Оттиск, 2011. 624 с. (Электронная версия: http:// demoscope.ru/weekly/knigi/djatlov/djatlov.html).

Федеральная целевая программа «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009–2013 гг., государственный контракт № 14.740.11.0770.

гия. Религиоведение»5. За предоставление такой возможности наша отдельная благодарность редакции журнала.

Основные же результаты работы сконцентрированы в предлагаемой книге. Ее структуру и содержание определил продолжающийся характер проекта. Возможность опереться на предшествующие монографические публикации позволила сконцентрировать усилия на нескольких важных и перспективных направлениях исследований, не особенно заботясь о выстраивании хотя бы относительно полной и систематически организованной общей картины. Каждое из этих направлений может в перспективе стать предметом работы отдельного проекта и основой монографических публикаций. Поэтому, в каком-то смысле, можно рассматривать это издание как пилотное.

И последнее. Самое главное. И очень печальное. Умер Анатолий Викторович Ремнев. Наш друг, соавтор, для многих – учитель. Активный участник наших исследовательских и научно-образовательных проектов. Блестящий ученый мирового класса. Историк, органично сочетавший страсть к работе в архивах со смелым теоретизированием. Азартный и веселый человек.

По старой доброй академической традиции, мы посвящаем ему эту книгу.

Мигранты и принимающее общество// Известия Иркутского государственного университета. Серия «Политология. Религиоведение». 2012. № 1 (8). С. 88–144.

Ученый и Учитель (эскизы научной биографии) Совсем недавно, в 2010 г. Анатолий Викторович традиционно не отмечал свой юбилей. Формальные практики он изучал, но сам был человеком очень неформальным, искренним. «Круглые» и «некруглые» даты отмечал публикацией сборников и монографий. «Заказную» юбилейную статью называл не иначе как «мой некролог», но, как к любому «своему» тексту относился внимательно и ответственно. Ссылаясь на опыт дореволюционных чиновников, говорил, что тексты подобного рода необходимо писать самостоятельно, не доверяя помощникам.

С удовольствием делился воспоминаниями, представляя их фактами не столько своей личной истории, сколько историографическими сюжетами. Гордился тем, что читая студентам спецкурсы по империи, опирался на свой личный исследовательский опыт, участие в знаковых научных событиях и близкое знакомство с современными классиками жанра. Он убрал из статьи все «юбилейные» эпитеты, хотя заметил при этом, что дело не в скромности. Думаю, что признание своих успехов и заслуг ему хотелось услышать, но не столько от учеников (вряд ли они смогут быть беспристрастными), сколько от коллег и учителей. Ссылаясь на опыт своих наставников, он редко хвалил за работу. Но в его случае время для окончательных оценок уже пришло, хотя теперь это нужно оставшимся без него.

Самостоятельная жизнь у А.В. началась очень рано. Уже с восьмого класса он стал жить отдельно от семьи, обучаясь в интернате, так как в родной деревне была только восьмилетняя школа. Ответственность за принятые решения, четкая организация своего рабочего времени, умение общаться и находить общий язык с самыми разными людьми – черты характера, вероятно, воспитанные этой ранней самостоятельностью. Выбор специальности был предопределен домашней обстановкой: отец был учителем истории, мама заведовала школьной библиотекой, и дома его всегда окружали книги. Были среди домашней библиотеки и «судьбоносные» книги, такие как «Воспоминания С.Ю. Витте», которые и привели А. Ремнева в Омский госуниверситет к доценту А.П. Толочко. Правда, до поступления в университет, будет еще неудачное поступление на истфак Омского педагогического института, работа в почти классической кочегарке, учительство в татарском селе Тоскино, зачисление и отчисление по собственному желанию из Новосибирского военно-политического общевойскового училища. Но путь на истфак не заслонит ни это, ни даже три года флотской службы на Дальнем Востоке. Впоследствии история этого региона станет предметом исследования одной из монографий А.В. Ремнева.

В 1977 г. А.В. Ремнев поступил в недавно открытый Омский государственный университет на исторический факультет. Характерно, что уже первоначальный выбор темы («Мемуары С.Ю. Витте как исторический источник») и кафедры для специализации (дореволюционной отечественной истории), определили последующее направление его «научной биографии» – это история российской власти имперского периода. Окончив второй курс на «отлично» и успешно продемонстрировав навыки научной деятельности, студент Ремнев был отправлен для дальнейшего обучения в Ленинградский государственный университет. Такая практика содействия начинающим периферийным вузам страны столичными классическими университетами, помогла получить фундаментальное образование и сделать успешную карьеру не только А.В. Ремневу, но и другим студентам сибирских университетов, с которыми он поддерживал дружеские и творческие связи.

На истфаке Ленинградского госуниверситета в рамках семинара профессора Б.В. Ананьича сложился научный коллектив, участники которого будут сохранять научные и личные контакты на протяжении многих лет. Прежде всего – это С.К.

Лебедев, а также «старшие ученики» Ананьича: Б.Б. Дубенцов, В.В. Лапин, М.Ф. Флоринский, а из «молодых» – Е.А. Правилова и Е. Кэмпбелл. Уже в студенческие годы (1979–1982) А.В. Ремневу удалось стать не просто одним из участников этого семинара, а «своим» в коллективе маститых историков «петербургской школы» (член-корреспондент РАН Р.Ш. Ганелин, доктор исторических наук В.Г. Чернуха). Приоритетное внимание к источнику и, особенно архивному, к историческим личностям и контексту, широчайший историографический кругозор – яркие черты этой школы, которые А.В. будет передавать и своим ученикам. Серьезное и заинтересованное обсуждение докладов студентов и аспирантов, повышенные научные требования к работам именно своих коллег, станет еще одной отличительной чертой работы преподавателя А.В.

Ремнева, воспитанной семинарами академика РАН Б.В. Ананьича.

Уже в студенческие годы у А.В. Ремнева, под влиянием той же академической среды петербургских профессоров, сформируется традиция постоянной и очень интенсивной работы в архивах и библиотеках. Это не было специальным поиском раритетов (его веселила фраза «введен в научный оборот»), хотя он опубликовал множество интересных и, действительно, уникальных исторических источников и источниковедческих работ. Добротно, годами прорабатывая фонды центральных и местных сибирских архивов, он создал уникальный фактографический фундамент для своих будущих теоретических и методологических новаций. Невероятно интенсивно работая в архивах, «... расширяя хронологию и пространство своего изыскания от начала XIX в. до начала века ХХ, от Урала – до Тихого океана, от Арктики – до Казахстана...», еще будучи студентом и аспирантом А.В. Ремнев, по воспоминаниям однокурсника А. Еманова (д.и.н, профессор ТюмГУ), поражал сокурсников «широким горизонтом видения проблем империи».

Сам же Анатолий Викторович совсем не пафосно объяснял свою «архивную эпопею» отсутствием телевизора в петергофском общежитии и неинтересными газетами 1970-х гг. «Свои»

семидесятые называл не безвременьем, а «хорошим периодом», когда он «учился,  занимался  наукой,  читал  книги,  ходил  на лекции в университет, но жил вне общественного контекста,  углубившись в архивные документы XIX столетия».

В 1982 г., окончив с отличием исторический факультет ЛГУ, А.В. Ремнев на год остается здесь при кафедре истории СССР в качестве стажера-исследователя, а с 1983 по 1986 г.

обучается там же в аспирантуре. Кандидатскую диссертацию «Комитет министров в системе высших государственных учреждений царской России (1860-е – 1906 гг.)» по специальности «История СССР» он защитил в диссертационном совете при ЛГУ в 1986 г. В диссертации решались проблемы истории функционирования высшего уровня власти, поисков организации «объединенного правительства». Тема, поднятая в восьмидесятые годы в кандидатской диссертации, сохранила свою актуальность и в начале XXI в. Чутко реагируя на историографические и методологические новации в современной исторической науке, а зачастую и самостоятельно определяя их, А.В. Ремнев доработает и опубликует свою кандидатскую диссертацию уже в 2010 г.

Возвращение в Омск после защиты диссертации не было простым решением. Тревожила замкнутость и провинциальность сибирского города, оторванность от привычной научной среды. Однако, в конце 80-х – начале 90-х гг. ситуация в гуманитарных науках кардинально изменится, чему поспособствовал Интернет и почти нереальная прежде возможность ездить в командировки практически в любую страну мира. А.В.

Ремнев не только отметит этот историографический факт, но и чрезвычайно продуктивно будет использовать его в своей научной биографии.

Из интервью А.В. Ремнева: Мы теперь принимаем участие в  научных конференциях, проходящих в различных городах России и  за рубежом, общаемся с коллегами-историками, с которыми нас  связывают научные интересы и дружеские отношения, ... читаем  книги историков прежних веков, зарубежных исследователей.

В Омском государственном университете, куда А.В. Ремнев вернулся в 1986 г., он быстро проходит по основным ступеням успешного ученого-преподавателя: от ассистента до профессора (1982–1997 гг.). Практически постоянно ему удается сочетать научную, преподавательскую и административную деятельность. В 1990–1992 г. он исполняет обязанности заместителя декана исторического факультета, а в 1996–2002 гг. – проректора по научной работе ОмГУ. В качестве проректора он проделал большую работу по открытию новых специальностей в аспирантуре и докторантуре ОмГУ, созданию диссертационных советов, привлечению средств из международных и российских фондов и программ для научных исследований.

Докторскую диссертацию «Административная политика самодержавия в Сибири в XIX – начале XX вв.» по специальности «Отечественная история» А.В. Ремнев защитил в СанктПетербургском филиале Института российской истории РАН в 1997 году. В диссертации впервые получили освещение вопросы, связанные с эволюцией правительственных представлений о роли и месте сибирского региона в Российском государстве, изучены управленческие аспекты сибирского варианта проблемы взаимодействия центра и региона, существенно скорректировано понимание значения сибирской генералгубернаторской и губернаторской власти в административной иерархии, выявлены общие принципы и динамика территориальной организации управления Сибири, причины и этапы перестройки административных границ внутри региона, определена специфика институционального устройства центральных и местных государственных органов, их взаимодействие и функциональная эволюция.

С 1998 года и до последнего дня своей жизни А.В. Ремнев являлся профессором кафедры дореволюционной отечественной истории и документоведения исторического факультета, а также профессором кафедры теории и истории государства и права юридического факультета ОмГУ. На двух факультетах Омского госуниверситета профессор А.В. Ремнев читал базовые лекционные курсы по отечественной истории, истории государства и права России, а также несколько специальных курсов. О широком научном признании его профессиональных достижений свидетельствуют приглашения для чтения лекционных курсов в другие российские вузы. В 2002–2003 гг.

им был прочитан спецкурс «Сибирь и Дальний Восток в Российской империи XIX – начала XX вв.» в Тюменском, Новосибирском, Иркутском, Саратовском и Сахалинском государственном университетах, а также цикл лекций на семинаремастерской «Этномиграционные процессы и становление диаспор в Азиатской России: история и современность» в Иркутске в 2006 г. В 2007 г. была прочитана серия лекций по истории Азиатской России в вузах Красноярска.

Профессор Ремнев использовал в своей деятельности не только традиционные формы преподавания, такие как учебная, публичная лекции, но и принимал активное участие уже на стадии создания таких новых обучающих и научных практик, как виртуальная мастерская, семинары-мастерские, онлайн-конференции, летние школы. Апробацию своих научных исследований он провел на многих российских и международных школах и приглашенных спецкурсах в Саратове, Иркутске, Новосибирске, Тюмени, Южно-Сахалинске, Львове и др. городах, где ему пришлось читать лекции студентам и молодым ученым.

Лекционная деятельность профессора А.В. Ремнева не ограничивалась российским «университетским пространством». Свидетельством научной зрелости и международного признания являлось приглашение его в известные зарубежные университеты: в 2007 г. – в Колумбийский университет (НьюЙорк); в 2007–2008 гг. – в Центр славянских исследований университета Хоккайдо (Япония).

Жизнь ученого измеряется не только и не столько годами, но научными достижениями, новыми книгами, встречами, конференциями. Темп и ритм жизни профессора А.В. Ремнева очень сложно вписывались в любые стабильные рамки и графики: учебные семестры, также как и каникулы и отпуск, постоянно прерывались научными командировками. В результате и возникло емкое понятие «научный туризм», сочетающее профессиональные интересы и путешествия. Оставаться долго на одном месте ему было сложно, требовалась не просто «смена декораций», а интеллектуальное общение, обсуждение научных, профессиональных проблем. Приезжая из очередной поездки, он много и с удовольствием делился впечатлениями, рассказывал о новостях из научных центров, новых проектах, интересных знакомствах и обязательно приносил книги.

Являясь высококлассным специалистом в области истории государственного управления России XIX – начала XX вв., административной политики в Сибири, на Дальнем Востоке и в Степном крае, имперской политики и региональных процессов в России XIX – начала XX в., идеологии имперского расширения на Восток и имперской географии власти, колонизации и «обрусения» азиатских окраин Российской империи, А.В. Ремнев был постоянно востребован на международных и российских научных конференциях. «Маршрутный лист» ученого включал такие научные центры как Москва, Нью-Йорк, Вашингтон, Урбана-Шампейн, Париж, Гамбург, Токио, Саппоро, Осака, Будапешт, Варшава, Астана, Алматы, Кокшетау, Бишкек, Львов, Санкт-Петербург, Казань, Ярославль, Кострома, Самара, Саратов, Новосибирск, Иркутск, Тюмень, Томск, Южно-Сахалинск и другие.

Участие в международных конференциях и семинарах для ученого было важно не только с целью обмена научным опытом, но и для формирования научных коллективов. С 1996 г.

А.В. Ремнев был руководителем и соруководителем международных и российских исследовательских проектов, в том числе таких, как межрегиональный семинар «Российская империя XIX – начала XX в. в региональном измерении» (Владимир, Сестрорецк, Ярославль, 1996–1997; международный проект «Империя и регион: российский вариант (Нью-Йорк, Омск, Самара, 1997–2002); междисциплинарный научный проект «Власть и общество в политическом и этноконфессиональном пространстве России: история и современность»

(Москва, Санкт-Петербург, 2000); международные летние школы в Саратове и Львове (2002–2006). Многие проекты, создав площадку и новый научный коллектив, завершали работу ценными публикациями. Таковыми, например, стали межархивный справочник по истории управления и самоуправления «Власть в Сибири в XVI – начале XX вв.» (2003); или серия книг: «Окраины Российской империи» (под редакцией А.В. Ремнева совместно с А. Миллером и А. Рибером) (2007– 2008). Новым перспективным направлением, сопряженным с имперской историей, стало изучение миграционной политики в геополитическом и национальном контексте Азиатской России. Этим сюжетам посвящена серия статей, уже опубликованных в России, Польше и подготовленных для печати в США и Японии.

Участие А.В. Ремнева в международных семинарах и конференциях давало ему возможность регулярно обсуждать проблемы истории Российской империи с Б.В. Ананьичем, М.

фон Хагеном, Дж. Бурбанк, С. Смитом, Р.Ш. Ганелиным, Л.Е.

Горизонтовым, С.И. Каспэ, В.О. Бобровниковым, С.Н. Абашиным, Е.А. Правиловой, Н.Ф. Тагировой, Е.И. Кэмпбелл (Воробьевой), Р.А. Циунчуком, П. Вертом, В. Сандерландом, Н. Ссорин-Чайковым, Ч. Стейнведелом и другими учеными.

Чрезвычайно важными для себя считал А.В. и контакты с сибирскими и дальневосточными коллегами (Л.М. Дамешеком, В.И. Дятловым, М.С. Высоковым, А.И. Костановым, С.В.

Кондратьевым, В.И. Шишкиным).

Отдельно нужно упомянуть межрегиональный семинар «Региональные процессы в имперской России». Он выделяется в ряду других проектов и долговременным характером, и высокой результативностью, и главное работоспособным, зрелым научным сообществом, продолжающим создавать новые научные площадки, формы и направления исторических исследований. В 1999 г. благодаря А.В. Ремневу удалось организовать «имперский» международный семинар и в Омске, собрав весьма представительный форум участников: Марк фон Хаген (профессор Колумбийского университета), Джейн Бурбанк (профессор Мичиганского университета), Стивен Смит (профессор Университета графства Эссекс), П.И. Савельев (профессор, доктор исторических наук, ректор Самарского муниципального института управления) и многие другие. Избранный ракурс исследования имперской тематики, акцентированный на изучение механизмов, методов и управленческих технологий, обеспечивавших устойчивость и долговечность Российской империи, позволил выйти на целый ряд новых научных направлений. Во время семинара в Омске участники встречались с руководством Омского госуниверситета, учеными исторического факультета и отделения теологии. В культурную программу семинара входило знакомство с историческими и архитектурными достопримечательностями Омска, посещение музеев, Ачаирского православного монастыря, строящегося на месте бывшего лагеря репрессированных.

Было организовано выездное заседание семинара на теплоходе по Иртышу до старейших населенных пунктов региона – поселка Большеречье и села Евгащино, расположенных на знаменитом своей историей Сибирском тракте.

Его научное творчество охотно и стабильно поддерживали международные и российские научные фонды: фонд Форда, Институт Открытого общества (фонд Сороса), American Council of Learned Societies (ACLS), Московский общественный научный фонд, Министерство образования РФ (Единый заказ-наряд), РГНФ, Воронежский, Иркутский и Саратовский Межрегиональные институты общественных наук, фонд Михаила Прохорова и др.). При этом он и сам являлся членом нескольких экспертных советов, в том числе Международной программы стипендий фонда Форда (1999–2002), программы INTAS (2000–2002), Красноярского краевого фонда науки (2001–2002). В Омском госуниверситете в 1999–2002 гг. профессор А.В. Ремнев был председателем экспертного совета конкурса грантов молодых ученых.

Особо хочется отметить работу профессора А.В. Ремнева со студентами, магистрантами и аспирантами. Он подготовил одного доктора, семь кандидатов исторических наук и одного кандидата юридических наук. Среди подготовленных под его руководством работ нет случайных тем или слабых исследований – все они в рамках одного направления, и выполнены на высоком научном уровне. Редкие, почти исключительные похвалы и сложно достижимые, но ярко очерченные цели, являлись постоянным стимулом в работе его учеников. Все защитившиеся под его руководством продолжают заниматься научной работой, в том числе участвовали в общих проектах со своим научным руководителем. Он умел увлечь историей студентов и даже в ограниченное учебное время привить вкус к научным источникам и дискуссиям, а магистрантов и аспирантов, своим личным примером и опытом вдохновлял на масштабные и амбициозные проекты. Эти качества научного руководителя, а также широкие международные связи, приводили в Омск, к профессору Ремневу на стажировку ученых из дальнего и ближнего зарубежья (А. Масаэро (Италия), Д.

Рейнбоу (США), Д. Нода (Япония), К. Бижигитова (Республика Казахстан)). Важно отметить, что его педагогическая деятельность была направлена не только на приращение научного знания: диссертационное исследование никогда не было самоцелью. Собирая всех заинтересованных в обмене мнениями, получении новой научной информации, в знакомстве с новыми именами и просто научными гостями Омска, он строил то пространство науки в Омске, которого ему самому так не хватало. Редкий дар ученого обретать в общении с учениками и коллегами «интеллектуальное, научное и человеческое счастье», был в полной мере присущ Анатолию Викторовичу. И хотелось бы, чтобы этот навык плодотворного интеллектуального общения в достаточно сложной и конфликтной научной среде сохранялся как значимая часть его наследия.

А.В. Ремнев способствовал подготовке научных кадров не только в качестве научного руководителя и консультанта, но и как член ряда диссертационных советов: регионального диссертационного совета по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата юридических наук при Омской юридической академии МВД, диссертационного совета по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата философских наук по специальности «Социальная философия» при ОмГУ, диссертационного совета по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата исторических наук по специальностям «Этнография, этнология и антропология» и «Историография, источниковедение и методы исторического исследования» при ОмГУ. Много лет он являлся заместителем председателя регионального диссертационного совета по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук по специальности «Отечественная история» при Омском государственном педагогическом университете. С 1999 года профессор А.В. Ремнев выполнял обязанности председателя Государственной аттестационной комиссии на историческом факультете Тюменского государственного университета.

Еще одним важнейшим научно-организационным направлением деятельности А.В. Ремнева являлась редакторская работа в ряде региональных отраслевых изданий, таких как журналы «Омский университет», где он несколько лет занимал пост главного редактора, а также членство в редколлегиях журналов: «Омский краевед», «Научный вестник Омской Академии МВД России» и интернет-журнал «Сибирская заимка».

Особое место в этом ряду занимает международный журнал «Ab Imperio», в редакционном совете которого он состоял вместе с такими выдающимися исследователями имперской истории как А. Каппелер, С. Бейкер, А. Рибер, Р. Уортман, П.

Гатрелл и др.

Крупнейшие энциклопедические и справочные издания, как общероссийские, так и сибирские (Большая Российская энциклопедия, Высшие и центральные государственные учреждения России, Сибирская историческая энциклопедия, энциклопедии города Омска и Омской области) обращались к А.В. Ремневу как знатоку и специалисту по самому широкому кругу вопросов. Статьи, написанные им, посвящены личностям государственных деятелей высшего эшелона, сибирским генерал-губернаторам и губернаторам, высшим, центральным и местным государственным учреждениям. В 2008–2009 гг. он исполнял обязанности заместителя главного редактора «Энциклопедии Омской области».

Профессор А.В. Ремнев своей научной и общественной деятельностью являл собой пример научного эксперта, роль и значение государственного управления он изучал на протяжении всей своей научной, преподавательской и общественной карьеры. Помимо преподавательской деятельности, он являлся также членом ряда общественных и научных организаций:

действительный член Русского географического общества (с 1997 г.), член общественного совета Архивного управления Администрации Омской области; член научного совета Омского историко-краеведческого музея; член ученого совета ОмГУ (1996–2007). В 2004 г. за упомянутые выше заслуги был удостоен звания «Почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации». С 2008 г. профессор А.В. Ремнев состоял членом Общественной палаты Омской области, где исполнял обязанности председателя комиссии по науке и образованию. Энциклопедические знания по истории России в сочетании со спокойным и взвешенным отношением к современным общественно-политическим процессам, делали его незаменимым экспертом для региональных газет и телевидения, экспертом при разработке символики Омской области.

В письме коллеге весной 2011 г. А.В. Ремнев писал: «Много пишу, хотя не хватает времени. Написал статью о колониальности, постколониальности и исторической политике в современном Казахстане. Это уже опубликовано в первом номере за этот год в Ab Imperio. Написал также статью про «образ Ермака», а самое главное – развиваю дальше тему о колонизации и «обрусении». Хочу летом сесть за книгу о Сибири – точнее, переделать свои старые книжечки в один том. А потом (дай Бог!) возьмусь за Казахстан….». Теперь этим планам уже не сбыться. Жизнь Ученого оборвалась трагически рано, на 57-м году, когда он был полон творческих замыслов и плодотворно работал над их осуществлением.

Итогом научной деятельности профессора А.В. Ремнева стали 7 монографий и более 260 научных и учебно-методических работ, в которых ярко проявились его широчайшие исследовательские интересы, высокий научный потенциал учёного с международным признанием. Его работы опубликованы в разных странах мира и снискали заслуженное уважение научной общественности, они отвечают самому взыскательному профессиональному вкусу, по ним будет учиться еще не одно поколение гуманитариев. В этих работах – наследие ученого – те научные идеи, которые предстоит освоить и продолжать развивать его ученикам, коллегам по цеху.

А.В. Ремнев остается жить в своих произведениях, в своих учениках и в основанных им благородных традициях и в нашей благодарной памяти. Его коллеги по работе, друзья, ученики навсегда запомнят его как человека большой души, отзывчивого и внимательного товарища, остроумного собеседника, жизнелюба и оптимиста, который, мужественно перенося личные жизненные невзгоды, был примером стойкости и величия духа для всех, кто его окружал.

У истоков миграционной Управление миграционными процессами в позднеимперской России: концепты, люди Переселенческий вопрос долгое время не имел особого и самостоятельного учреждения, что отражало сомнения и колебания правительства в оценках его перспектив и характера.

В достаточно устойчивый министерский период переселенческое дело дробилось между ведомствами и учреждениями, имело различные источники финансирования, государственных идеологов, научных и общественных экспертов.

В данном исследовании управление миграционными процессами рассматривается в учрежденческом и институциональном аспекте. Становление переселенческого ведомства, построение административной вертикали и подчинение местных учреждений стало основой для характеристики новых принципов, факторов, формальных и неформальных норм, среды, формирующих колонизационную политику империи и определяющих эффективность практик управления миграционными процессами. В тексте вновь затрагивается проблема «несуществующего» Министерства колоний Российской империи, чтобы подробнее охарактеризовать возможную сферу его деятельности и сопоставить ее с «управленческим пространством» Переселенческого управления2.

Хотя переселенческие структуры и становились объектом исследования ученых, имперский ракурс изучения позволил вписать их в новые властные отношения, показать их роль как координационного и, что еще более значимо, научного звена в колонизационных проектах империи. Изучение Ремнев Анатолий Викторович, доктор исторических наук, профессор Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского; Суворова Наталья Геннадьевна, кандидат исторических наук, доцент Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского.

Сандерланд В. Министерство Азиатской России: никогда не существовавшее, но имевшее для этого все шансы колониальное ведомство // Imperium inter pares: роль трансферов в истории Российской империи (1700–1917). М., 2010. С. 105-149; Ремнев А.В. Российская власть в Сибири и на Дальнем Востоке: колониализм без министерства колоний – русский «sonderveg»? // Там же. С. 150-181.

административно-правового пространства переселенческого дела, «научного осмысления» колонизуемой местности совместными усилиями переселенческих чиновников и научными, общественными экспертами России и Сибири, выявило новую сферу сотрудничества представителей власти и общества в деле освоения и интеграции территорий, формирования гражданской нации и общества. Развитие переселенческих структур, являясь вспомогательным направлением аграрного (крестьянского) дела, зависело от многих внутриполитических факторов, в том числе от общего направления административных реформ, господствующих представлений о соотношении государственных (коронных) учреждений и общественных (земских) структур.

По общему учреждению министерств, всё управление государственными имуществами, крестьянами и сельским хозяйством находилось в ведении Министерства финансов3. В 1837 г. для управления государственными крестьянами, эксплуатации казенных имений и других земельных владений, для содействия развитию сельского хозяйства было создано Министерство государственных имуществ4. Оно возникло позднее других центральных учреждений, поэтому его устройство было достаточно сложным и детализированным:

два департамента государственных имуществ (16 отделений, распространявших свое влияние на всю страну), лесной департамент и департамент сельского хозяйства (с 1866 г. – департамент земледелия и сельского хозяйства), ученый комитет. К разряду свободных сельских обывателей помимо государственных крестьян были отнесены также иностранные поселенцы (колонисты), евреи-земледельцы, водворенные на казенных землях, инородцы Восточной и Западной Сибири и ряда губерний Европейской России5. Разнообразие юриИвановский В.В. Государственное право. § Развитие органов администрации сельского хозяйства и государственных имуществ// Известия и ученые записки Казанского университета. По изданию № 5. 1895 [Электронный ресурс] // http://www.allpravo.ru/library/doc117p/ instrum2817/item2910.html ПСЗ РИ-II (Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе). СПб., 1838. Т.

12. № 10834.

СЗ РИ (Свод законов Российской империи). СПб., 1842. Т. 9. Ст. 629.

дических групп, относящихся к «состоянию государственных крестьян», показывает не только сложность формирования единого состояния, но и объединения этих групп в рамках общей государственной политики по любому вопросу, включая и переселенческий6.

На первом массовом этапе переселенческого движения (40 – 50-е гг. XIX в.) основные вопросы по переселению сельских обывателей находились в ведении Министерства государственных имуществ (МГИ), которое объединяло три направления деятельности: управление государственными имуществами, умножение государственных доходов от эксплуатации казенной собственности и попечительство над свободными сельскими обывателями, направленное на повышение благосостояния. С 1838 по 1855 г. по разрешению МГИ в Западную Сибирь прибыло более 90 тыс. переселенцев. Правительство также практиковало выкуп у помещиков крепостных и переселение их в Сибирь. Активизации заселения Сибири способствовал попечительный курс МГИ в отношении переселенцев, за реализацию которого на местах должны были отвечать его местные учреждения: Палаты и окружные правления. Государство, контролируя масштабы переселения, жестко регламентировало все его этапы, заботясь о появлении в Сибири состоятельного колонизатора и прочности его водворения. Местные учреждения МГИ должны были контролировать районы выхода и водворения переселенцев, определять экономическую, политическую и социальную целесообразность переселения, проводить межевые и землеустроительные работы, формировать переселенческие партии, следить за использованием ссуд. Государство обеспечивало прибывших жильем, продуктами питания, сельскохозяйственными орудиями, строительными материалами, кормами и семенами, предоставляло 3-летнюю льготу на выплаты податей и 10-летнюю денежную ссуду. При незначительных размерах переселенческого движения государству реально удавалось обеспечивать переселенцев всем необходимым, но льготы привлекали население и способствовали стихийному См.: Дунаева Н.В. Между сословной и гражданской свободой: эволюция правосубъектности свободных сельских обывателей Российской империи в XIX в. СПб., 2010. С. 44.

волнообразному нарастанию. Однако реализация реформы П.Д. Киселева на государственных землях Сибири проходила по проекту не министерскому, а разработанному местной администрацией. В результате организация управления государственных имуществ и крестьян передавалась непосредственно генерал-губернатору и особому отделению (IV) при Главном Управлении, на основании существующих в Сибири установлений, с учетом общих учреждений для Великорусских губерний.

Местные учреждения Министерства государственных имуществ – Палаты государственных имуществ – в сибирских губерниях не создавались, но поземельное устройство, межевание проводилось под руководством второго департамента МГИ, при котором с 1847 г. был создан корпус межевщиков, и создавались инструкции для съемочных отрядов.

В Сибири для осуществления межевых работ, в том числе и для создания переселенческих участков, создавались местные учреждения, имеющие различную ведомственную принадлежность: (губернские и уездные землемеры – землемеры ведомства губернских чертежных, состоявших в ведении казенных палат), с 1831 г. – рота топографов, с 1835 – межевая комиссия, с 1837 – Сибирское межевание в Западной Сибири, под руководством офицеров Генерального штаба, с г. – особое управление «Межевание казенных земель Восточной Сибири»7. Деятельность землемеров на местах регулировалась и контролировалась разнообразными и часто противоречивыми инструкциями от МГИ, генерал-губернаторов, поэтому и признавалась всеми неудовлетворительною8.

Кардинальные изменения в систему крестьянских учреждений были привнесены в эпоху Великих буржуазных реформ. В 1866 г. государственных крестьян перевели на выкуп и передали из Министерства государственных имуществ в ведение общекрестьянских учреждений, заодно закрыв правиХудяков В.Н. Аграрная политика царизма в Сибири в пореформенный период. Томск, 1986.

Дорофеев М.В. Крестьянское землепользование в Западной Сибири во второй половине XIX в. Томск, 2009. С. 221.

тельственный кредит на их переселение9. В связи с этим был значительно сокращен и местный аппарат МГИ: вместо палат государственных имуществ и окружных правлений создавались губернские управления государственных имуществ10. С 1866 г., при проведении крестьянской реформы на казенных землях, Первый и Второй департаменты Министерства государственных имуществ были упразднены, а на базе Второго департамента был создан Временный отдел по поземельному устройству государственных крестьян (упразднен в связи с выполнением своей задачи в 1883 г.).

Дальнейшая разработка переселенческого законодательства, а также непосредственное управление переселенческим делом было надолго передано в Министерство внутренних дел. В 1861 г. для поземельного устройства и общественного управления крестьян, вышедших из крепостной зависимости, Центральный статистический комитет был преобразован в Земский отдел11. Именно в этом отделе, «вопреки своему названию ничего общего с земством не имеющем, а ведающем всем обширным крестьянским делом, и производилась работа по пересмотру узаконений о крестьянах»12.

Земский отдел, сформированный из чиновников, ранее занимавшихся освобождением крестьян, призван был решать основной «крестьянский вопрос» во внутренней политике государства, поэтому и стал не только самостоятельной, но одной из главных частей МВД. Не случайно, для сотрудников Земского отдела, а также выделившегося из него Переселенческого управления и Управления по воинской повинности, 19 февраля было особым днем, который они отмечали торжественными обедами. Уже здесь менялся стиль побора кадров, и профессионализм стал одним из главных критериев. Именно там формировался «чиновник научного типа», какими без ПСЗ-II. Т. 9. № 1866. Ст. 43987.

Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1983.

Высшие и центральные государственные учреждения России. 1801–1917. Т. 2. Центральные государственные учреждения. СПб., 2001. С. 45.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника. М., 2000. С. 160.

сомнения были Д.И. Пестржецкий или И.М. Страховский.

Так, управляющий Земским отделом Г.Г. Савич пригласил в качестве сотрудника автора книги о крестьянской общине, бывшего политического ссыльного Кочаровского, чему, естественно, пытался воспротивиться Департамент полиции13.

К началу 90-х гг. Земский отдела МВД охватывал уже весь спектр «крестьянских вопросов», фактически вытесняя и заменяя собой целое министерство. Переселенческое дело в особое делопроизводство не выделялось, но все практические мероприятия с ним связанные, координировались в 11 делопроизводствах Земского отдела. Так, в 4-м делопроизводстве крестьяне могли получить разрешение на переселение, 6-е руководило поземельным устройством государственных крестьян, а 8-е решало дела по поземельному устройству и землепользованию инородцев Сибири, Урала и Степного края14.

Разработка нового (поощряющего, а не запрещающего) переселенческого законодательства приходится на 80-е гг. XIX в. и совпадает по времени и характеру предложений с подготовкой реформы местного управления. Цель преобразований, сформулированная кахановской комиссией, заключалась в объединении всех административных учреждений с уменьшением их числа и сокращением стеснительных формальностей и усилением разрешающей на месте власти, «установление живой связи между администрацией и общественным управлением, а также точное разграничение их прав и обязанностей с определением ответственности для земских органов»15.

Эта же идея объединения административных и общественных сил по решению переселенческого вопроса была реализована созданием в 1881 г. совещания «сведущих лиц из общества», т. е. лиц, знакомых с положением этого дела в теории или на практике» при особой «переселенческой комиссии, составленной из чиновников разных министерств». Однако, работа Романов В.Ф. Старорежимный чиновник (из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874–1920 гг.) // ГАРФ. Ф. Р-5881 (Коллекция отдельных документов белоэмигрантов).

Оп. 2. Д. 598. Л. 113.

Высшие и центральные государственные учреждения России. 1801–1917. Т. 2. Центральные государственные учреждения. СПб., 2001. С. 46.

Министерство внутренних дел. Исторический очерк. 1802–1902. СПб., 1902. С. 170.

в рамках самостоятельных, формальных структур не принесла ожидаемого успеха: комиссия и совещание высказали кардинально расходящиеся взгляды по ключевым вопросам, в частности о роли административных структур в организации переселенческого потока, о свободе и самостоятельности сельских обывателей в создании новых хозяйств16.

Идея сотрудничества администрации и общества, как и особые структуры, возникшие для ее реализации, достаточно быстро завершили свое существование при следующем министре внутренних дел Д.А. Толстом. Он предполагал, что основной недостаток существующего порядка состоит в том, что правительственная власть имеет слишком слабое влияние на ход местного управления, и потому усиление этого влияния должно быть главною целью предстоящих преобразований. Новый курс предполагал, что в основу организации местного управления будет положен принцип единства власти, а для этого все местные учреждения должны стать учреждениями правительственными, находящимися в тесной связи с центральною государственной властью.

Миграционные процессы в рамках такой централизованной бюрократической системы управления также всецело подчинялись государству. Это реализовывалось как в надзирающих и контролирующих функциях государственных учреждений через «сдерживание движения в тесных рамках», так и в попечительных – через «полное и всестороннее устройство переселенцев на новых местах». Именно поэтому значимость данного этапа заключалась не столько в выработке новых идей, сколько в подготовке, как в центре, так и на местах административных структур для управления миграционными потоками.

В 1880–90-е гг. были реорганизованы и значительно усилены местные учреждения Министерства государственных имуществ, был сформирован Западно-Сибирский переселенческий отряд, начинают действовать переселенческие конторы17. 20 декабря 1883 г. в Омске было учреждено единое Кирьяков В.В. Очерки по истории переселенческого движения в Сибири (в связи с историей заселения Сибири). М., 1902. С. 134.

Худяков В.Н. Указ. соч. С. 104; Дорофеев М.В. Указ. соч. С. 204, 225.

для Тобольской, Томской губерний и Акмолинской, Семипалатинской областей управление государственными имуществами18. В 1893 г. управление разделено на три учреждения (для Тобольской, Томской губерний и степных областей).

В 1897 г. аналогичные управления открыты в Иркутской и Енисейских губерниях. Цель их введения заключалась в попечении и наблюдении за государственными имуществами для повышения их доходности. Для этого в ведение управления государственных имуществ передавались: сбор сведений о казенных землях и оброчных статьях, контроль за распоряжением казенных земельных и лесных угодий (продажа в частную собственность, выделение под новые поселения).

Многообразные задачи «попечения и наблюдения за государственными имуществами», еще до появления основного переселенческого потока, позволяли власти создавать, точнее, описывать, структурировать и классифицировать природноклиматическое, экономическое и административно-правовое пространство водворения. Существенную роль в длинных и подробных списках функций этих учреждений играло «собирание верных и точных сведений», составление кадастров, измерение, описание и оценка земель и угодий, их классификации.

С расширением переселенческого потока, включением новых обширных пространств (как мест выдворения, так и водворения) малочисленные и, главное, привязанные к конкретной административно-территориальной единице местные учреждения становились не вполне эффективными для управления мобильными переселенческими группами. Выход из ситуации виделся в создании дополнительного штата чиновников особых поручений при центральных и местных учреждениях. Так, после издания общего закона о переселениях от 13 июля 1889 г. было дополнительно учреждено шесть должностей чиновников особых поручений по переселенческим делам при земском отделе МВД «для ближайшего наблюдения за движением переселенцев и оказания им необходимого содействия во время следования и на местах нового ПСЗ-III. Т. 3. № 1909.

водворения»19. В 1892 г. появляются дополнительные чиновники и на местах: пять чиновников особых поручений – при Иркутском генерал-губернаторе, три чиновника – при Приамурском генерал-губернаторе. В Западной Сибири переселенческие вопросы были отнесены к компетенции чиновников по крестьянским делам20. В 1894 г. по постановлению Комитета сибирской железной дороги при Земском отделе МВД была временно учреждена дополнительная должность чиновника особых поручений по переселенческим делам с содержанием из фонда вспомогательных предприятий, связанных с сооружением сибирской железной дороги. Чиновники особых поручений, формально состоящие при Земском отделе, а фактически служившие в Сибири, наделялись дополнительными правами и преимуществами.

Идея «живого сотрудничества и взаимодействия» еще не была реализована на этом этапе, хотя и были намечены общие платформы для сотрудничества, определяемые уходящей эпохой Великих буржуазных реформ.

До начала 90-х правительство последовательно пыталось упорядочить переселенческое движение, организовать его «правильно» и самостоятельно, но без участия общественных сил и «самоуправства» крестьян. Новая стратегическая цель была обусловлена новым форматом переселенческого движения (голод и железные дороги), под который вынуждено было перестраиваться и государство. «Заключить в узкие берега закона громадную могучую волну народного движения не удалось: волна эта прорвала бумажную плотину и хлынула со страшной силой»21. В связи со строительством Транссиба, появляется новый участник переселенческого дела – Комитет сибирской железной дороги (КСЖД) и «переселенческий вопрос» приобретает новую конфигурацию. Переселение (не для выселения), а для «заселения, соприкасающихся с железПСЗ-III. Т. 9. № 6198.

РГИА. Ф. 391. Оп. 2. Д. 193. Л. 16 об.

Кирьяков В.В. Указ. соч. С. 138.

ной дорогой местностей», «скорейшего устройства их быта на местах нового водворения». Дополнительным фактором стал и не предполагаемый ранее масштаб переселения. Планируемое переселение переросло в аврал, которым практически было невозможно управлять, его требовалось прекратить или приостановить, чтобы позднее развернуть на новой административно-правовой основе. В качестве основных недостатков существующей системы переселения были отмечены: резкий рост переселенческого движения при отсутствии точных данных о запасах свободных земельных угодий в Сибири; низкая пропускная способность железной дороги;

недостаток личных сил и денежных средств местных переселенческих организаций22.

Грандиозное предприятие, каким стало сооружение Транссибирской железнодорожной магистрали, повлекло за собой создание на высшем уровне специального органа управления – Комитета Сибирской железной дороги (КСЖД). Он был образован по инициативе министра финансов С.Ю. Витте после предварительного обсуждения в особом совещании под председательством Д.М. Сольского 10 декабря 1892 г.23. Первоначально в состав КСЖД вошли министры финансов, внутренних дел, путей сообщения и государственный контролер.

Позднее, еще до первого заседания, к ним присоединились военный министр и управляющий Морским министерством.

Кроме них, на заседания часто приглашались министры юстиции, императорского двора, иностранных дел, а также иркутский, приамурский и степной генерал-губернаторы.

Компетенция КСЖД была гораздо шире, чем требовало само РГИА. Ф. 391. Оп. 2. Д. 193. Л. 15 об.

ПСЗ-III. Т. 12. № 9140, 9354. Подробнее см.: Саблер С.В., Сосновский И.В. Сибирская железная дорога в ее прошлом и настоящем. СПб., 1903. С. 129-132; Борзунов В.Ф. История создания Транссибирской железнодорожной магистрали: Дисс… д-ра ист. наук. Томск, 1972. С. 513, 526-527, 533-538. Инициативу создания такого высшего комитета приписывал себе и государственный секретарь А.А. Половцов. В своем дневнике 18 февраля 1892 г. он записал, что говорил вел. кн. Владимиру Александровичу об учреждении под председательством наследника специального комитета, «который бы занялся сначала изучением вопроса о постройке, а затем и самою постройкою». Владимир Александрович его поддержал, заявив, «что это было бы весьма кстати, потому что цесаревич тяготится бездействием» (Дневник государственного секретаря А.А. Половцова. М., 1966. Т. II. С. 424).

сооружение магистрали, в его функции вошли самые разные вопросы, связанные с политикой самодержавия в Сибири.

Председателем Комитета был назначен наследник престола вел. кн. Николай Александрович (будущий император Николай II), а вице председателем – председатель Комитета министров, известный экономист Н.Х. Бунге. Вступив на престол, Николай II сохранил за собой председательствование в КСЖД. Делопроизводство КСЖД было поручено канцелярии Комитета министров. Возглавлял «сибирское отделение»

канцелярии Комитета министров сначала будущий министр финансов И.П. Шипов, а затем Н.Л. Петерсон. Насколько важной представлялась деятельность канцелярии, свидетельствует тот факт, что когда молодой чиновник И.И. Тхоржевский поступал туда на службу, помощник управляющего делами Комитета министров Э.Ю. Нольде так охарактеризовал его будущее поприще: «...Сибирское отделение – самое боевое и видное, туда труднее всего попасть. Председатель Комитета Сибирской железной дороги – сам Государь; он лично проехал всю Сибирь на лошадях, возвращаясь – еще как Наследник – из Японии. Он очень интересуется Сибирью, ее колонизацией и всем, что для этого делается. Там будет вам легче всего выдвинуться на работе»24.

Управление делами КСЖД попало в руки опытного в государственных делах А.Н. Куломзина, роль которого в сибирском управлении оказалась заметно выше официально занимаемого им положения. Хотя для обсуждения некоторых законопроектов требовались совместные заседания Комитета и Департамента законов Государственного совета, этого удалось избежать. А.Н. Куломзин объяснял это так:

«Законодательным же постановлениям Сибирского комитета, которые касались собственно устройства переселенцев в Сибири, я придавал по форме значение законов местных и временных, всемерно избегая затрагивать законодательные нормы, регулирующие народную жизнь европейских губерний империи»25.

Тхоржевский И.И. Последний Петербург. Из воспоминаний камергера // Нева. 1991. № 4.

РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 186. Л. 11-12.

4 марта 1893 г. при КСЖД образована подготовительная комиссия под председательством управляющего делами статс-секретаря А.Н. Куломзина для рассмотрения, в том числе, и мероприятий по устройству переселенцев в Сибири.

Уже в начале 80-х гг. Куломзин выступает за необходимость проведения переселенческой политики. Совместно с будущим министром государственных имуществ А.С. Ермоловым им был составлен законопроект о переселении малоземельных крестьян. Подготовительная комиссия фактически монополизировала решение вопросов, связанных с переселением крестьян, устройством церквей и школ в Сибири, что также увеличивало влияние А.Н. Куломзина на сибирскую политику. Известный французский путешественник и публицист Жюль Легра писал, что от А.Н. Куломзина «зависит аграрное будущее огромной колонии»26.

В Подготовительной комиссии обсуждались переселенческие вопросы, сметы и т. д. А.А. Корнилов в этой связи вспоминал: «Комиссия эта, находившаяся под председательством весьма лукавого, но в то же время разумного человека, А.Н.

Куломзина, взглянула довольно правильно на переселенческий вопрос, и, благодаря докладам этой комиссии, взгляд этот сообщился и самому председателю особого совещания наследнику престола Николаю Александровичу»27. Куломзин председательствовал и в целом ряде временных комиссий: о поземельном устройстве Забайкальской области, о выборе места для устройства коммерческого порта в г. Владивостоке, о способах обеспечения доставки грузов для Забайкальской железной дороги и др. В 1896 и 1897 гг. он совершил две поездки по Сибири, что, безусловно, также подняло его авторитет в КСЖД как специалиста по сибирским вопросам. Не случайно именно его приглашали в Государственный совет, когда там обсуждались дела по Сибири.

Legras J. En Siberie. P., 1899. P. 206. Впоследствии Ж. Легра стал переводчиком на французский язык официального издания «Сибирская железная дорога в ее прошлом и настоящем»

(СПб., 1903), вышедшем в Париже в 1904 г. (РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 366).

Корнилов А.А. Воспоминания // Минувшее. Исторический альманах. М.;СПб., 1992. Вып. 11.

Получив назначение в 1902 г. в Государственный совет, Куломзин был оставлен членом КСЖД. Он много сделал в своей жизни для Сибири: выступал за рост переселенческого движения, за скорейшее ее хозяйственное освоение, за отмену ссылки. Искренне полюбив этот край, он писал 7 июня 1896 г. из Омска: «Вообще, Сибирь такая страна, как я нынче испытываю, что в ней надо побывать только раз, чтобы хотелось еще побывать»28. «Занимая, по сравнению с местами министров, подчиненное положение управляющего делами Комитета министров, а затем и Сибирского, – оценивал его роль чиновник Переселенческого управления МВД В.Ф. Романов, – фактически Куломзин пользовался громадным влиянием и его выдающимся способностям и умению работать не покладая рук, Сибирь обязана началом всех трех колонизационных мероприятий, которые были связаны с постройкой великого железнодорожного пути мирового значения»29.

Под руководством А.Н. Куломзина в канцелярии Комитета министров был составлен «Свод статистических материалов, касающихся экономического положения сельского населения Европейской России» (СПб., 1894). Цель издания состояла в том, чтобы доказать наличие, с одной стороны, в центральных губерниях избыточного крестьянского населения, а с другой, что переселение «не может иметь последствием упадок земледелия на их родине»30. Под руководством А.Н. Куломзина был составлен также ряд справок о колонизации в других странах. Теоретическое обоснование правительственной политики на окраинах А.Н. Куломзин пытался искать в иностранных колонизационных приемах, прежде всего в деятельности Прусского правительства по германизации польских провинций. В Пруссию был направлен со специальным заданием чиновник канцелярии Комитета министров И.П. Шипов.

Через КСЖД осуществлялось финансирование всего переселенческого дела. Как вспоминал А.А. Корнилов, «средства эти отпускались по сметам, составлявшимся на местах местРГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 204. Л. 14.

Романов В.Ф. Указ. соч. Л. 154.

РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 191. Л. 4.

ными главными начальствами; затем рассматривались подготовительной комиссией при Комитете сибирской дороги под председательством А.Н. Куломзина, и, наконец, утверждались в самом Особом Комитете»31. Чтобы на месте ознакомиться с состоянием переселенческого дела, А.Н. Куломзин дважды, в 1896 и 1897 гг., совершил поездки в Сибирь. Эти поездки не только изменили его взгляд на переселенческий вопрос, но и существенно скорректировали всю правительственную переселенческую политику. Сторонник переселения в Сибирь среднесостоятельных крестьян, он встретил среди переселенцев и «ужасных бедняков». Все его беседы о причинах переселения сводились к жалобам крестьян на малоземелье в местах выхода. Но он вынужден был признать и еще одну причину – политическую. «Отчасти господа земские начальники, по-видимому, искусственно выталкивают, т. е. возбуждают к переселению неспокойный элемент»32.

Свои впечатления через частные письма к бывшему воспитателю наследника генералу Г.Г. Даниловичу он пытался донести и до Николая II. Бедствия переселенцев в пути, недостаток отмежеванных участков, медленность гидротехнических работ привели его даже к мысли приостановить переселение.

Ему удалось провести через КСЖД в качестве временной меры положение о прекращении выдачи путевых ссуд самовольным переселенцам, что, впрочем, по его же словам, «серьезного значения не имело»33. Главным сдерживающим фактором, полагал А.Н. Куломзин, должна была стать осведомленность крестьян о том, что их ожидает в Сибири. Было предпринято издание нескольких брошюр для народа, разъясняющих условия переселения и распространяющих сведения о Сибири. Сам А.Н. Куломзин издал брошюру «Сибирское переселение» (СПб., 1896). Он резко выступил против книг и статей, завлекающих крестьян в Сибирь34. Предлагал Корнилов А.А. Указ. соч. С. 29.

РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 202. Л. 8.

Подробнее о позиции А.Н. Куломзина в переселенческом вопросе см.: Тихонов Б.В. Переселенческая политика царского правительства в 1892–1897 гг. // История СССР. 1977. № 1.

С. 115-119.

Россия. Комитет Сибирской железной дороги. (Материалы). Б., м. 1897. Т. 1. Л. 411-412.

он также расширить практику предварительной посылки ходоков. Правильному взгляду должно было способствовать и широкое распубликование законов о переселении. Но последнее предложение вызвало возражение со стороны И.Н.

Дурново, который считал, что «крестьяне всякую бумажку по переселенческому делу растолковывают, как приглашение к переселению»35.

8 марта 1895 г. на заседании Комитета сибирской железной дороги его председатель Великий князь Николай Александрович выразил мысль, что «крестьянские переселения не должны вызывать опасения и правительственное содействие должно направляться на то, чтобы переселение носило характер более сознательный и получило вполне правильную постановку»36. На всеподданнейшем отчете Нижегородского губернатора за 1895 г. по поводу движения переселенцев и организации переселенческого дела, была сделана «высочайшая помета»: «Обращаю особое внимание МВД на эту часть отчета. Невозможно оставить такое государственное дело в заведовании какого-то маленького отделения Земского отдела»37.

Переселенческое дело находилось в ведении нескольких ведомств и вопрос о подчинении нового учреждения был, в том числе и вопросом межведомственных и внутриведомственных интересов. Такой логике следовало МВД, предлагая создание особого учреждения для заведования переселенческим делом. Проект МВД предполагал создание временного Переселенческого управления в составе министерства по образу двух отделов Министерства земледелия и государственных имуществ – сельской экономии и сельскохозяйственной статистики и земских учреждений. Помимо собственно заРГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 202. Л. 109.

Министерство внутренних дел. Исторический очерк. 1802–1902. СПб., 1902. С. 190.

РГИА. Ф. 391. Оп. 2. Д. 193: «Об учреждении временного Переселенческого управления при МВД и об усилении средств на содержание чиновников Переселенческого управления».

ведования переселенческим делом, в ведение нового учреждения предполагалось передать и сопутствующие вопросы:

покупка крестьянских земель при помощи Крестьянского банка, аренда крестьянами казенных земель. Однако выделение переселенческого дела в особое учреждение предполагало не только бюрократические и ведомственные мотивы.

Отмечался и особый, небюрократический характер самого дела, «требующий не столько соображения с законом, сколько живой распорядительности и быстрого приспособления и удовлетворения, внезапно возникающих и часто крайне изменчивых запросов этого движения»38. При обсуждении министр внутренних дел И.Л. Горемыкин отметил, что управление переселенческим делом «имеет лишь весьма мало общего с обычными приемами канцелярской деятельности»39.

«Живое дело», с точки зрения МВД, вполне могло быть реализовано только при создании обособленного учреждения, с более гибкой и легче поддающейся изменениям организацией. Предполагалось ограничиться «весьма небольшим числом чиновников, предназначенных собственно для постоянной канцелярской работы». Возможные обвинения в «крамольности» небюрократического (неканцелярского) учреждения, снимались уверениями в признании и подчинении «общепринятым началам в центральных управлениях» и более частным условиям: «несмотря на особенности деятельности, … она многими своими сторонами будет совпадать с условиями делопроизводства в других административных учреждениях».

Особый характер деятельности Переселенческого управления должны были обеспечивать не канцелярия, а чиновники особых поручений. Подобные должности существовали и в Земском отделе, но учитывая разнообразный, слабо предсказуемый характер, уровень сложности их деятельности, МВД предположило внести коррективы в штатное расписание и не присваивать им определенных классов и, соответственно, содержания. В штате предполагалось установить общую сумму, отпускаемую на содержание этих лиц РГИА. Ф. 391. Оп. 2. Д. 193. Л. 17.

и предельные оклады. В зависимости от сложности и важности поручаемого дела МВД само могло определять и оклад, и должность чиновника. Еще одна степень самостоятельности руководства в нарушение традиционной чиновной иерархии заключалась в возможности «отступления от требований закона, касательно согласования класса должности с чином назначаемого на нее лица»40. Штат Переселенческого управления, «в виду соблюдения строгой экономии», определялся минимально: начальник управления, его помощник, пять чиновников особых поручений, два делопроизводителя, три помощника делопроизводителей, секретарь и журналист.

Даже мягко и осторожно высказанная идея об особом характере деятельности Переселенческого управления была не однозначно принята в высших бюрократических, особенно финансовых, кругах. Управление государственным контролем не находило оснований для выделения переселенческого дела от прочих задач государственных учреждений по устройству сельских обывателей. Министерство финансов предлагало сократить штат переселенческого управления и оклады чиновников «в виду незначительности сего управления», приравняв их к окладам чиновников Земского отдела, а не управления Министерства земледелия и государственных имуществ. Предполагаемая экономия пяти с половиной тысяч в год уже на этапе обсуждения нового учреждения показывала с одной стороны типичное нежелание финансового ведомства увеличивать казенные расходы, а с другой, неприятие и непонимание специфики переселенческого дела.

В записке управления государственным контролем вообще оспаривалась необходимость создания нового специального учреждения, поскольку «внутренние бюрократические ресурсы» Земского отдела еще не исчерпаны (это не самое большое по числу чиновников учреждение, всего человека). Единственно возможный способ «измерить» труд учреждения виделся в подсчете числа чиновников, а потому и предлагаемое решение было направлено именно на усиление канцелярской деятельности. Создание дополнительного делопроизводства (или даже двух) в составе Земского отдеРГИА. Ф. 391. Оп. 2. Д. 193. Л. 17 об.

ла избавляло бы государственное казначейство от расходов по содержанию начальника и его помощника, секретаря и журналиста. Последовательная ликвидация особого статуса, самостоятельного руководства логично завершалась предложением сократить чиновников особых поручений (с пяти до трех), определив при этом им меньший и единый оклад в 2000 рублей. МВД удалось полностью отстоять свой проект. По штатному расписанию должностей и расходов Переселенческое управление смогло не только сохранить все позиции по составу и жалованию, но и увеличить общую сумму годового расхода41.

После долгих обсуждений в 1896 г. при МВД было создано Переселенческое управление с тремя основными практическими задачами: 1) руководство выдачею и сама выдача разрешений на переселение; 2) водворение переселенцев; 3) заведование суммами, отпускаемыми на переселенческое дело.

В ведение Переселенческого управления передавалась также подготовка новых законодательных мероприятий. Таким образом, весь цикл переселенческого дела: от создания нового правового и институционального пространства переселенческого движения, управления финансовыми потоками до научной экспертизы, проектирования и непосредственного формирования, сопровождения и водворения переселенческих партий было сосредоточено в ведении одного центрального учреждения. Высокая степень самостоятельности, сочетание принципов централизованного и децентрализованного управления, высокая мобильность учреждений данного ведомства стали не только залогом эффективного управления миграционными процессами, но и позволили выработать свой особый стиль «небюрократического» управления.

«Совсем маленькое и «черносошное» переселенческое делопроизводство», ютившееся «в одном из самых захудалых уголков Министерства внутренних дел» с момента своего создания позиционировало специфику своей деятельности, «небюрократический» характер, а также особый стиль руководства42. Во многом от руководителя зависели объем и наПСЗ-III. Т. 16. № 15464.

Тхоржевский И.И. Последний Петербург. Воспоминания камергера. СПб., 1999. С. 124.

правления деятельности сотрудников, но еще более значимо было понимание существа и характера государственной службы на каждом конкретном, даже самом незначительном канцелярском месте. Уже в проекте по образованию Переселенческого управления министр внутренних дел отметил, что в связи с постепенным усложнением задач переселенческого дела, к чиновникам данного ведомства должны предъявляться особые, более высокие требования к уровню образования и подготовки.

Среди начальников Переселенческого управления не было случайных, а потому временных руководителей. Первым начальником был В.И. Гиппиус (1896–1902), вторым – А.В. Кривошеин (1902–1905)43, третьим – Г.В. Глинка (1905–1915), последним – Г.Ф. Чиркин (1916–1917). Уже при А.В. Кривошеине лидерство и инициатива среди центральных учреждений совершенно явственным образом перешла к Министерству земледелия, которое стало «фокусом культурной работы всего государства…»44. При А.В. Кривошеине Переселенческое управление «из второстепенного, небольшого учреждения становилось неожиданно одним из модных ведомств, привлекающих к себе всеобщий интерес и, может быть, несколько преувеличенные ожидания»45. Так как министры «давали общее руководство и вели «высокую политику», технически управляли делами директора департаментов»46. В Переселенческом управлении вопросы политические уходили на второй план, а на первом были меры по переезду и устройству крестьян на новом месте, поэтому в этом деле «могли не ссорясь, сотрудничать и правые и левые, оставив в стороне свои собственные политические взгляды и убеждения»47.

Значительную часть русской интеллигенции и составляли такие чиновники среднего звена, которые относились к поВощинин В. Колонизационное дело при А.В. Кривошеине. Пг., 1915; Судьба века. Кривошеины. СПб., 2002; Воронов И. Министр Азиатской России // Звезда. 2006. № 12.

Тхоржевский И.И. Указ соч. С. 105.

Татищев А.А. Земли и люди. В гуще переселенческого движения (1906–1921). М., 2001.

мещикам по «левой» традиции отрицательно, распространяя это настроение на родовую аристократию туземного населения, и даже на зажиточных крестьян-старожилов. Впрочем, партийности не придавали большого значения, когда, как отметил В.Ф. Романов, «приходится работать над живым делом научными методами»48. Вопреки духу времени, они стремились не к политической, а скорее, к профессиональной консолидации, средством для которой мог стать издаваемый при финансовой поддержке Переселенческого управления периодический сборник «Вопросы колонизации», который был далек от официоза.

Помощником А.В. Кривошеина, а затем более десяти лет главой Переселенческого управления был Г.В. Глинка, выпускник Московского университета, фанатичный «мужикофил», у которого была «какая-то просто болезненная любовь ко всему родному, в особенности же, к нашему крестьянству»49. «Народнические тенденции» начальника Переселенческого управления проявлялись в том, как он «может и без умысла, каждую пядь земли берег для крестьянства» и прямо ликовал, когда царь щедро уступил свои земли под переселение. По свидетельству одного из переселенческих чиновников, у В.И. Глинки «было страшно развито чувство моральной ответственности перед переселенцами»50. А так как, как он считал, в отличие от Америки у России нет таких средств на колонизацию, «и русский мужик своими костями строит Сибирь», то именно чиновники должны проявлять особую заботу о переселенцах. Главным качеством Г.В. Глинки, как руководителя, было неприятие «бумажной гладкости», шаблонов, предвзятых планов, кабинетной работы вообще51. Он не терпел и достаточно жестко критиковал подчиненных за малейшие попытки «чинодральства», «кабинетства», «впадания в мертвую канцелярщину» или установРоманов В.Ф. Указ. соч. Л. 235.

Татищев А.А. Указ. соч. С. 138.

Гурко В.И. Указ. соч. С. 173.

ления «никчемных церемониалов»52. Взамен традиционных бюрократических качеств требовал от сотрудников осмысленности службы, нравственной поддержки подчиненных, сочувствия живой работе, «видение надлежащей перспективы, отличие важного от пустяков».

Под стать себе руководители набирали и подчиненных.

Отличительной чертой большинства переселенческих чиновников была горячая любовь к родине и порученному им делу и абсолютная честность, неприятие канцелярщины, кабинетной работы и отношения к службе, как средству наживы53. Еще одной их особенностью была включенность в интеллигентскую среду, активная общественная деятельность, а также сотрудничество с научными и общественнополитическими журналами. Они ревниво реагировали на «политиканство» и демагогическую критику переселенческой политики со стороны оппозиционной интеллигенции, «чрезвычайно невежественной в отношении естествознания, в особенности знания наших колоний», и гордились своим профессионализмом и даже ученостью, своими заслугами в изучении Сибири. Так, к примеру, по словам В.Ф. Романова, Атлас Азиатской России «по его научному значению составил предмет гордости любого ученого общества». «Такие люди становились похожи на Майнридовских героев; они знали всеми фибрами своего тела и души, знали и чувствовали дикую прелесть природы далеких окраин Сибири, почти обожествили эту природу, были красиво суеверны»54. Тот же В.Ф. Романов подчеркивал и особое, уважительное отношение крестьян к переселенческим чиновникам: «Местные наши агенты были любимы населением; слово «переселенный» произносилось крестьянами совершенно иным тоном, чем «земский»55. И это была не только самооценка переселенческих чиновников, хотя можно говорить и о вполне осоРГИА. Ф. 391. Оп. 5. Д. 278. О неблагонадежных чиновниках местных переселенческих организаций. Л. 238.

Романов В.Ф. Указ. соч. Л. 228.

знанном моделировании поведения и образа «передового чиновника-интеллигента».

Депутат первой Государственной думы, руководитель врачебно-продовольственного комитета князь Г.Е. Львов, изучавший и много содействовавший переселенческому делу, называл переселенческих чиновников «героями». Можно обратиться и к авторитетному мнению Г.И. Успенского, который оставил яркий и, несомненно, искренний образ «редкого чиновника», которому можно доверять. Переселенческий чиновник, как служитель общества, отделяется им от прочих – «сложных и неясных фигурантов, чьи помыслы неочевидны для человека со стороны». Удивительно находить это, буквально, текстологическое сходство характеристик у людей, казалось бы, имеющих принципиально различные общественно-политические идеалы. «Все, что касается этого сложного дела (переселенческого), все поставлено здесь хорошо, правильно, добросовестно и дельно», «без канцелярщины и пустого формализма», – писал Г.И. Успенский в очерках «Поездки к переселенцам»56. Очевидный для Успенского недостаток средств для «плодотворной и добросовестной деятельности» связан не с традиционными злоупотреблениями чиновников, но с низкой активностью общества.

«И я с великим удовольствием могу сказать, что собственными моими глазами видел, что отношения людей, заведующих таким большим народным делом, вполне соответствуют ему.

Дело делается по-человечески, то есть именно так, как оно и должно бы было делаться также и там, в глубине России»57.

Вряд ли эта фраза могла быть написана для демонстрации благонадежности автора, и тем более она совершенно не соответствует ярко критическому настроению, которое фиксировали в сибирских очерках Успенского советские исследователи.

Чиновники для народа, без формальностей и фальши, делающие дела при отсутствии документов, в обход все существующих инструкций и правил – такими увидел «переУспенский Г.И. Поездки к переселенцам [электронный ресурс] // http://az.lib.ru/u/ uspenskij_g_i/text_0530.shtml селенных» Успенский. Он считал их деятельность идеальным воплощением помыслов «культурного человека», так как они имели возможность бескорыстно реализовать свои лучшие человеческие качества, помогать нуждающимся «не со снисходительностью и превосходством барина, а чувствуя близость и сопричастность в таком же человеке»58.

Крестьянский вопрос, вырастал из «канцелярий» в «народное дело», в новых условиях активной деятельности земских организаций и радикальной интеллигенции, причудливо и сложно объединял людей не в политические или идейные соратники, не в организации и учреждения, а в пространство общего дела: чиновников и интеллигенция, земцев, общественных и политических деятелей, ссыльных. Умение мыслить широко и неординарно, постоянная мобильность, особое образование (преимущественно, техническое или сельскохозяйственное), демократичность, «народофильство» – таковы были формальные и неформальные требования, предъявляемые к немногочисленному штату Переселенческого управления. Типичный представитель «переселенческого чиновничества» обладал качествами «идеалиста-народника, работающего не считая часов за скудное вознаграждение и не мечтающего ни о какой карьере»59.

Переселенческие чиновники, действительно, заняли особое место в местном управлении, не только по относительной бюрократической автономии, обилию задач, но и значительности средств, благодаря которым они могли «влиять на развитие экономической и культурной жизни края»60. И.И.

Тхоржевский обобщил наиболее важные черты ведомства при Кривошеине: «Министерству верили, давали денег. Завязались отношения с земствами, кооперацией, учеными, общественными деятелями, печатью», а позднее нашелся и общий язык с Государственной думой61.

Создание новой динамично развивающейся структуры закономерно приводило к столкновениям не только в центре, Успенский Г.И. Указ соч.

Татищев А.А. Указ. соч. С. 35.

Тхоржевский И.И. Указ соч. С. 86.

но и на местах. Традиционные ведомственные конфликты в «переселенческом» контексте усугублялись столкновением земельных, имущественных, социокультурных интересов различных социальных, этнических, конфессиональных групп. Поземельные конфликты из-за сокращения угодий (поддерживались/усиливались) неразберихой в законодательстве и ведомственных конфликтах. Новые структуры Переселенческого управления сталкивались с представителями местной администрации, как на местах выхода, так и на местах водворения. Выход виделся в четком разграничении полномочий, сфер деятельности. Особенно беспокоило правительство усложнившееся управление хозяйственными делами, связанное с устройством переселенцев. Ситуация обострялась не только тем, что администрация не могла переложить часть своих забот на так и не введенные в Сибири земские учреждения, но и царившей неразберихой внутри самого местного государственного аппарата. Было признано, что разрозненная деятельность ведомств на местах существенным образом «тормозит» переселение. Отвод земельных участков для переселенцев являлся предметом занятий Министерства земледелия и государственных имуществ, а сами вопросы устройства переселенцев были уже делом чиновников МВД. Если в Восточной Сибири их деятельность как-то на месте координировал генерал-губернатор, то в Западной Сибири они должны постоянно обращаться к своим министерствам. Выдворением и водворением переселенцев должны были заниматься и местные чиновники, и командируемые от Переселенческого управления на линию сибирской железной дороги и прочие колонизационные районы.

Переселенческие чиновники занимались организацией процесса, налаживанием связей, устройством новых структур, а в дальнейшем, по мере стабилизации населения, часть функций передавалась местным чиновникам. В связи с расширением круга деятельности крестьянских чиновников и усилением переселенческого движения, в 1894 г. было принято решение об увеличении численности чиновников по крестьянским делам в два раза. С 1896 г., после значительного упрощения процедуры, выдача переселенцам ссуд была передана крестьянским чиновникам62. Но передача функций не имела одностороннего и однозначного характера, укрепление местной организации Переселенческого управления предполагало и концентрацию наиболее важных отраслей переселенческого дела в своих руках. Так, первоначально склады сельскохозяйственных орудий, семян и разных предметов домообзаводства находились в ведении МЗ и ГИ, но в 1897 г. они были переданы МВД. С 1896 г. МЗиГИ начало устраивать специальные лесные склады, с 1899 г. к этому делу было привлечено и МВД.

В качестве особой задачи Переселенческого управления значилось содействие сельскому населению в расширении его землевладения. Те же задачи были определены и для Крестьянского поземельного банка. «При такой общности задач, интересы самого дела требовали тесной связи между названными учреждениями». По закону 31.05. 1899 г. в состав Совета банка и его местных отделений были включены представители от Переселенческого управления. В Совете банка должен был присутствовать начальник ПУ, а в отделения, находящиеся на местах, где переселенческое дело имело наиболее важное значение, были командированы чиновники особых поручений.

После преобразования крестьянского управления в Сибири (1898), создания особого по крестьянским делам присутствия, в его состав, помимо окружного начальника, Амурским губернатором было предложено ввести и чиновника по особым поручениям по переселенческим делам, «так как он имеет постоянное сношение с крестьянским населением, особенно с новоселами, и крестьянские нужды и интересы ему должны быть не менее знакомы, как и окружному начальнику»63. Чиновники особых поручений могли участвовать в губернских, областных и уездных учреждениях при рассмотрении дел по переселенцам с правом совещательного голоса. По закону 10 июня 1900 г. эти чиновники были включены, на правах членов, в состав губернских или губернских по крестьянским делам присутствий, причем им было предоРГИА. Ф. 391. Оп. 2. Д. 1287. Л. 4.

ставлено «право голоса по делам переселения». Цель данной меры: «обеспечить правильное взаимодействие местных органов банка с органами общего государственного управления».