«ЧТЕНИЕ В БИБЛИОТЕКАХ РОССИИ Информационное издание Выпуск 5 Библиотеки - хранители культурных традиций Санкт-Петербург 2003 1 УДК ББК 78.38 Ч 77 Составители: И.Н. Качковская, заведующая НМО РНБ Л.В. Глухова, ст. науч. ...»
РОССИЙСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА
ЧТЕНИЕ
В БИБЛИОТЕКАХ
РОССИИ
Информационное издание
Выпуск 5
Библиотеки - хранители культурных традиций
Санкт-Петербург
2003
1
УДК
ББК 78.38
Ч 77
Составители: И.Н. Качковская, заведующая НМО РНБ Л.В. Глухова, ст. науч. сотр., канд. пед. наук Редакторы: В.М. Акимов, профессор СПб ГУКИ, доктор филологических наук О.С. Либова, ст. науч. сотр., канд. пед. наук Оформление: А.С. Степанова мл. науч. сотр., Н.О. Таранцева, библиотекарь Данный выпуск информационного издания «Чтение в библиотеках России»
освещает роль библиотеки не только как хранителя книжной памяти, но и свидетеля культурной жизни провинциальных городов России. Занимаясь пропагандой литературы и исследованиями в области чтения, сами библиотеки становятся бытописателями и творцами этой культурной жизни. Выпуск раскрывает тему читательской культуры как уникального явления, традиционно существующего в русской провинции. В издание включены статьи о преемственности культурных традиций в библиотеках городов Донского и Вольска, результаты исследования маргиналий (надписей и помет) на книгах как источника сведений о региональной истории, проведенного в Орловской областной публичной библиотеке им. И.А. Бунина, материал о чтении литературно-художественных журналов в прошлом и настоящем.
Информационное издание адресовано сотрудникам ЦБС - баз исследования, а также всем специалистам, интересующимся данной проблемой.
Издание подготовлено в рамках проекта № 02-03-18271а «Возрождение культурных традиций в городах русской провинции», финансовую поддержку которого осуществляет РГНФ.
ВНИМАНИЕ! НУМЕРАЦИЯ СТРАНИЦ В ПЕЧАТНОМ И ЭЛЕКТРОННОМ
ВАРИАНТАХ МОГУТ НЕ СОВПАДАТЬ.
ISBN 5-88718-048-х © И.Н.Качковская, Л.В.Глухова, составление, © Издательство «Сударыня», редподготовка, оригинал-макет,СОДЕРЖАНИЕ
Список сокращений …………………………………………………..……………………. Предисловие ………………………………………………………..……………………..... Глухова Л.В., Либова О.С. Чтение - национальная традиция России.(1861-1917) …………………………………………………………………………………… Макарова А.Г., Карионова Л.С. Город Вольск. Традиция чтения. …………..………… Степанова А.С., Степыкина И.В. Донская ЦБС: без прошлого не бывает будущего. ………………………………………………………….…………………………. Либова С.А. Литературно-художественные журналы и их роль в сохранении единого культурного пространства России. ………….……………………………………………… Бубнов В.В., Жукова Ю.В. Надписи на книгах – источник изучения региональной истории. ……………………………………………………………………………………….. Авторы и составители информационного издания ……………………………………….. Список сокращений ВЛКСМ – Всесоюзный Ленинский Коммунистический союз молодежи ВСО – внутрисистемный обмен ИТР – инженерно-технический работник КПСС – Коммунистическая партия Советского Союза ЛХЖ – литературно-художественный журнал (журналы) ОУНБ, ОНБ – областная (краевая, республиканская) научная библиотека НМО – научно-методический отдел РАН – Российская Академия Наук РГБ – Российская государственная библиотека (Государственная библиотека им. В.И. Ленина) РГНФ – Российский гуманитарный научный фонд РККА – Рабоче-Крестьянская Красная Армия РКМ – Рабоче-крестьянская милиция РНБ – Российская национальная библиотека (Государственная публичная библиотека им. М.Е. Салтыкова-Щедрина) РСФСР – Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика СМИ – средства массовой информации СПб ГУКИ – Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств ЦБ – центральная библиотека ЦГБ – центральная городская библиотека ЦБС – централизованная библиотечная система отождествлялась с культурой как таковой. На основании анализа репертуара чтения судили об уровне здоровья нации не только культурологи, но и политологи. Формула «Что читают россияне? Каковы они?» 1 появилась не вчера, и уже не раз оправдывалась достоверность выводов, сделанных на основании этого, хрупкого на первый взгляд, материала.
Однако, как это не парадоксально звучит, сейчас ставится под сомнение, что с того момента, как «Россия научилась читать» 2, чтение действительно значило для жителей нашей страны больше, чем для других народов, что отношение к чтению и книгам определяло культурный статус человека в обществе. Чтение является национальной традицией россиян. Художественная литература была для интеллигенции своего рода лабораторией, в которой вырабатывались «точки зрения», методы оценки и само миросозерцание. Но и отношение к художественной литературе так называемого «простого народа» теснейшим образом было связано с житейской ориентацией читающих, поэтому в определенные исторические периоды репертуар чтения свидетельствовал о мировоззренческих, идеологических настроениях, царящих в обществе, о моральной и духовно-нравственной ориентации общества в целом и отдельных социальных групп.
Для того чтобы возродить хорошие традиции и отказаться от плохих, нужно разобраться, как, когда и почему они сложились.
Очередной выпуск информационного издания «Чтение в библиотеках России»
содержит материал, на основании которого можно будет судить об отношении россиян к книгам, чтению и библиотекам в разные периоды нашей истории. Библиотеки малых городов России являются не только свидетелями культурной жизни и хранителями книжной памяти. Занимаясь пропагандой литературы и исследованиями в области чтения, они сами становятся бытописателями и творцами этой культурной жизни. Мы публикуем факты, известные и не очень, которые, с нашей точки зрения, помогут тем, кто с ними ознакомится, глубже понять культурные начинания наших предков.
С нашей точки зрения, правомерно отождествление читательской культуры с культурной ориентацией жителей региона, города, деревни. Специфика библиотечной работы в малом городе создает уникальные условия для изучения культурных традиций Исследование «Чтение в библиотеках России», проводимое в РНБ с 1995 года, начиналось с целью разобраться в чем прав и в чем ошибся исследователь из Германии Клаус Менерт (Mehnert K.), написавший в 1983 году книгу «Что читают русские? Какие они?» («Uber die Russen heute: Was sie lesen, wie sie sind»).
Broocks J. When Russia learned to read: Literacy and popular literature, 1861-1917. Princeton, 1985.
нескольких поколений жителей. Таким образом, общие для ряда регионов установки на чтение, общие литературные пристрастия и антипатии, могут восприниматься как типичные, вызванные определенными внерегиональными условиями. Самое удивительное, что у русского народа уважительное отношение к книжной культуре и чтению не менялось, как бы ни менялись декларации о значении книги и чтения для народа, сочиняемые в угоду политической конъюнктуре.
Открывает сборник статья Л.В. Глуховой и О.С. Либовой. Она посвящена периоду с 1861 по 1917 год, от момента отмены крепостного права и последовавших за нею реформ, время которое принято считать началом приобщения к чтению широких кругов русского населения, до того момента, когда резко и вполне осознанно приступили к радикальной перестройке прежних традиций. Работа в Санкт-Петербургском филиале архива РАН и в фонде РНБ позволили ввести в научный оборот малоизвестные и публикуемые впервые источники этого периода и, сопоставляя их с привычными утверждениями, еще раз подчеркнуть богатство перспектив и возможностей в самом начале процесса создания читательской культуры россиян. В первую очередь, мы обращаем внимание на те традиции, которые удалось сохранить, несмотря на самые неблагоприятные обстоятельства.
Как нам кажется, публикации с мест наилучшим образом проиллюстрируют ряд Статья Л.С. Карионовой и А.Г. Макаровой, освещающая ситуацию в городе Вольске, подтверждает, что в различные периоды истории неизменными оставались доверительные отношения между библиотекарем и читателем. Сознательно или интуитивно библиотека г. Вольска в 1939 - 1941 годах следовала идеям Х.Д. Алчевской, которые тогда отнюдь не пользовались популярностью. С одной стороны, очевидно уважительное отношение к запросам читателей, признание их неоспоримого права на самостоятельность при выборе книг. С другой стороны, помощь библиотекаря, если читатель заявлял, что он в ней нуждается, при всей ее корректности, свидетельствует о стремлении донести до читателя, не взирая на его возраст и уровень образования, лучшее из мировой и отечественной литературы.
Культурно-просветительские традиции сохранились и в библиотеке Донского (статья А.С. Степановой и И.В. Степыкиной). Здесь ценят притягательность книг для жителей города. Сотрудники библиотеки на протяжении долгого времени изучают читательские интересы, не ограничиваясь использованием полученных данных при комплектовании. Специально разработанные мероприятия и повседневное обслуживание направлены, с одной стороны, на создание наиболее благоприятной атмосферы общения библиотекаря и читателя, с другой стороны, преследуют цель повысить культуру чтения посетителей библиотеки. Изучение и поддержка культурных традиций в библиотеках малых городов России дают возможность стимулировать общественный интерес к истории своего края, повышению ценностного статуса культуры, в том числе к библиотечному чтению.
Серьезного внимания заслуживает еще одна проблема современного чтения. Новая и во многом беспокойная ситуация возникла с середины 90-х годов минувшего ХХ века вокруг «толстых» литературно-художественных журналов, роль которых в традициях российского чтения всегда была особенной. Статья С.А. Либовой, посвященная месту литературно-художественных журналов в культурной жизни России, носит во многом реферативно-информационный характер. Размышления над фактами из истории дают возможность осмыслить современную кризисную ситуацию в отечественной журналистике. Несомненно, что и в новых условиях литературно-художественные журналы составляют существенную часть русской культуры и могли бы служить необходимым средством создания и сохранения единого культурного пространства в нашей стране. Библиотеки России многое делают для того, чтобы помочь журналам выжить. Бесспорно, однако, что работа эта должна быть еще более активной.
муниципальные библиотеки провинциальных городов России. Это - районные центры и города областного подчинения, различные с точки зрения экономического профиля, составу и численности населения, европейской части России и Сибири. Многие библиотеки были открыты еще в XIX веке. Поэтому, в сравнительно небольших библиотеках находятся уникальные книги и даже книжные собрания. Так, Вольская ЦБ располагает собранием редких книг превышающим 4 тысячи экземпляров из коллекций графа Нессельроде, графа Орлова-Денисова, книгами домашних библиотек известных вольских фамилий – Злобиных, Сапожниковых, Плигиных. Библиотеке города Донского, у истоков создания которой был граф Бобринский, к сожалению, не удалось сохранить книги положившие начало библиотеки. Но без прошлого нет будущего, и надписи на книгах, принесенных в библиотеку сегодня, могут служить не менее ценным источником изучения региональной истории, чем древние раритеты. Интереснейшая статья наших коллег из Орловской ОУНБ окажет методическую помощь всем заинтересованным в изучении истории своего края.
Материал, включенный в информационное издание, представляет собой очередной шаг на пути к изучению читательской культуры и культурных традиций, существовавших и существующих в городах русской провинции.
Отзывы и замечания просим направлять по адресу: 191069. Санкт-Петербург, Садовая, 18. Российская национальная библиотека. Заместителю директора по научной работе.
Споры вокруг значения образования и приобщения к чтению всего населения для россиян стали традиционными. В конце XIX века книга и чтение получили в России широкое распространение во всех слоях общества. В старинных русских городах шел бурный процесс создания библиотек различных типов и видов: светских и церковных, учебных и публичных, государственных, общественных, частных, даже книжные провинциальных городов обладали тщательно отобранными и систематизированными фондами, об этом можно судить, листая отпечатанные типографским способом каталоги библиотек Ачинска, Кром, Лебедяни, Орлова и других уездных городов, а так же ежегодные отчеты о проделанной работе перед Уездными Земскими Управами.
В статье «Книжность и грамотность», опубликованной в июльском номере журнала «Время» за 1861 год, Ф.М. Достоевский утверждал: «в обществе постиглась наконец полная необходимость всенародного образования. Постиглась же потому, что само общество дошло до этой идеи как до необходимости, увидело в ней элемент из собственной жизни, условие собственного дальнейшего существования». Писатель считал, что «…настоящее высшее, то есть прогрессивное, общество всегда увлекало за собой большинство всех высших классов русского общества, и потому если и есть теперь несогласные на народное образование, то их скоро не будет: все увлекутся за прогрессивным большинством, и если останутся крайние упорные, то замолчат от бессилия» 1.
С начала 1860-х годов Министерство народного просвещения регулярно издавало проекты и записки, которые направляли туда разные общественные организации и частные лица. Эти проекты отражали «всеобщ[ие] хлопот[ы] высшего общества образовывать низшее» 2. В течение десяти лет данная проблема была самым подробным образом рассмотрена в капитальных трудах и многочисленных журнальных и газетных статьях. Было признано, что государство должно выделить «щедрые» суммы на начальное народное образование, так как «народное образование есть вопрос жизни и смерти для государства нашего века и что величие современных держав зависит от числа грамотных более, чем от числа солдат» 3. В конце XIX века «мысль эта [воспринималась] как Достоевский Ф.М. Книжность и грамотность// Полн. собр. соч. в 30-ти т. Т. 19. Л. 1979. С. 5.
Там же.
Васильчиков А.И. О самоуправлении. [Цит. по Пругавин А.С. Запросы народа и обязанности интеллигенции в области воспитания. Изд. 2-е, значительно доп. СПб. 1895. С.XIII.].
аксиома, не требу[ющая] уже доказательств, так как давно признана всеми, кто только не относится к делу культуры с точки зрения Фамусова, видевшего в ученье причину всех зол и бед и боявшегося его хуже чумы» 1.
Голоса тех, кто сомневался в пользе просвещения народа, звучали редко, но хочется подчеркнуть, что принадлежали они лицам прямо противоположной политической ориентации. Чаще других ссылаются на полемику известнейшего лексикографа и писателя В.И. Даля в журналах «Русская беседа» и писателя - историка Е.П. Карновича в «Современнике». В.И. Даль назвал стремление к всеобщему образованию либеральным увлечением, подчеркивая, что грамотность не влечет за собой автоматически «исправления нравов». «…Разве просвещение и грамотность одно и то же? Грамотность только средство, которое можно употреблять и на пользу просвещения, и на противное тому - на затемнение. Можно просветить человека в значительной степени без грамоты, и может он с грамотой оставаться самым непросвещенным невеждой, да сверх того и негодяем…» 2. А.И. Васильчиков называл тех, кто «порицает просвещение неоднократно ссылалась на мнение депутата Государственной думы Нарышкина, который утверждал: «За долгое время своего пребывания в деревне и близкого наблюдения за духовным миром крестьянина я вынес глубокое убеждение в том, что неграмотные мужики, будь то старики или молодежь, обладают более ценным мировоззрением, нежели сбиваются с истинного пути» 4.
По другим соображениям, но так же однозначно, выступал против образования и распространения читательской культуры среди «низших» слоев общества писательразночинец В.А. Слепцов. Отрицательное отношение к распространению культуры вообще и чтению в частности среди «простолюдинов» этот типичный представитель демократически настроенной русской интеллигенции объяснял неприятием «полумер».
Он считал, что только кардинальное переустройство общества решит все проблемы, любые полумеры пользы не принесут. В середине XIX века, познакомившись с культурными начинаниями в городе Осташкове, – школой для «простых граждан», театром, библиотекой с фондом книг свыше четырех тысяч и т.д. - он пришел к выводу об их несвоевременности и бесполезности. «Что толку в том, что я грамотный, - рассуждает Пругавин А.С. Запросы народа и обязанности интеллигенции в области воспитания. Изд. 2-е, значительно доп. СПб. 1895. С. XII.
Даль В.И. Письмо к издателю А.И. Кошелеву //Русская беседа. 1856; III, смесь. С. 1-16.
Васильчиков А.И. О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений. Т. 1. СПб. 1872. С. 417.
Цит. по: Горбачева Р.М. Быт колхозного крестьянства// Социологическ. очерк. Ставрополь. 1969. С. 47.
один из собеседников и единомышленников Слепцова, - когда мне и думать о грамоте некогда? Бедность одолела, до книг ли тут? Ведь это Ливерпуль! Та же монополия капитала, такой же денежный деспотизм; только мы еще вдобавок глупы, - сговариваться против хозяев не можем – боимся…Ведь уж учат, кажется, на что лучше: и грамматике, и географии, и истории, и чему-чему не учат; и там, в школе они все это отлично знают… а не угодно ли послушать – как он [кучер или рыбак] говорит, когда выйдет из школы? … Поглядите вы на него в школе, где он вам об Тургеневе расскажет, (курсив наш Л.Г., О.Л.) и потом послушайте его через год по выходе из училища, когда уж он в работу пошел …Вот вы тогда и увидите, какую пользу ему грамотность принесла» 1.
Все-таки в конце XIX века большинство членов «образованного общества» не согласилось с тем, что «русскому народу чтение только вредит», с тем, что малые дела в области просвещения неуместны, если нельзя получить все и сразу. Большинству россиян была близка точка зрения Ф.М. Достоевского, высказанная им в цитированной выше статье. Он писал - «в усиленном, в скорейшем развитии образования – вся наша будущность, вся наша самостоятельность, вся сила, единственный, сознательный путь вперед, и, что важнее всего, путь мирный, путь согласия, путь к настоящей силе» 2.
В предисловии ко второму изданию известной книги А.С. Пругавина «Запросы народа и обязанности интеллигенции в области просвещения и воспитания» читаем:
«главнейшие запросы народа в области образования выясняются сами собой из… многочисленных фактов, цифр и данных… Смеем думать, что нам удалось установить достаточно прочно следующие три главные положения.
3) Народ жаждет духовных, нравственных впечатлений» 3.
Грамотность считалась панацеей от многих бед, чтение книг – средством для облагораживания нравов. Как следствие «благотворных преобразований в России», а так же «стремления простого народа к грамотности», повсеместно стали открываться воскресные школы. Устроители поставили перед собой цель «безвозмездного сообщения первоначального образования рабочему и ремесленному классу народа, который, по роду занятий, не имеет возможности пользоваться ежедневным учением в других училищах… Оно [образование] рассматривалось в одном ряду «с учреждением женских школ, обучением грамоте солдат в полках и т.п.». Городские приходские училища оказались «не Слепцов В.А. Письма об Осташкове//Современник. 1862. № 5. 1863..№№ 1-3. Письмо второе – Визиты.
Достоевский Ф.М. Книжность и грамотность//Полн. собр. соч. в 30-ти т. Т. 19. Л. 1979. С. 19.
Пругавин А.С. Запросы народа и обязанности интеллигенции в области просвещения и воспитания. СПб.
1895. С. XVIII.
достаточными для удовлетворения вполне этой потребности». Дети фабричных ремесленников и «в разных услугах находящиеся» не имели возможности посещать стационарные школы, «будучи заняты все дни кроме воскресных и праздничных» 1.
За самый короткий период число школ и учащихся поражает стремительным ростом. В начале 1861 года в Тульской губернии насчитывалось 11 школ, в конце года – 1112; в Симбирской губернии за тот же период количество школ увеличилось с до 257, в Подольской - с 306 до 882. В Тверском удельном имении в 1858 году насчитывалось 8 училищ, где обучались 240 мальчиков, в 1863 насчитывалось уже училища, а число учащихся составило 4491, к январю 1865 года насчитывалось училищ и 4645 учеников 2. Этот темп не снижался вплоть до 1917 года. По данным переписи 1897 года грамотными были 29% мужчин и 13% женщин, а в 1913 году грамотность среди мужчин достигла 40%. По данным переписи населения 1920 года «грамотны в европейской части России среди детей 12-16 лет, т.е. тех, кто посещал школу до революции 1917 г., были 71% мальчиков и 52 девочек» 3.
В стране велась напряженная работа над тем, каким образом предоставить народу возможность образования и какой путь избрать, чтобы дать доступ к книжной культуре.
Библиотеки оказались важнейшим звеном в этом процессе. Существовало мнение, что ежедневная народная и воскресная школа служат, в первую очередь прагматическим целям - профессиональному обучению и не имеют достаточного времени для «нравственного влияния» на своих учащихся. Поэтому Х.Д. Алчевская и другие ученые сделали вывод, что помочь школам могли библиотеки. Во-первых, в фонде каждой народной библиотеки имелись книги, которые так и классифицировались – духовнонравственные. Во-вторых, библиотеки располагали художественной литературой, которой в России XIX века отводилась чрезвычайно важное место в деле сохранения культурных традиций, воспитания нравственности и формирования мировоззрения.
Мнение о том, что библиотеки могут и должны служить средством воспитания нравственности, получило широкое распространение во всех слоях общества. Отчасти именно поэтому не только в губернских и уездных городах, но и в волостях открывались все новые и новые библиотеки. Создавая в станице Усть-Медведицкая филиальное отделение Общества содействия начальному образованию в области Войска Донского, учредители начали свою деятельность с открытия библиотеки-читальни «в память незабвенного генералиссимуса русских войск и величайшего русского военного Ширинский-Шихматов П.А. Воскресные школы в России. СПБ. 1863. С. 3.
Использованы данные, приведенные в книге Е. Некрасовой «Народные книги для чтения в их 25-летней борьбе с лубочными изданиями». Вятка. 1902.С. 6.
Брукс Дж. Грамотность и печать в России, 1861-1928 // Чтение в дореволюционной России. М. 1992. С. 82.
народного учителя Александра Васильевича Суворова». Они обосновали свой поступок необходимостью «принять активное участие в просвещении населения станицы», так как «успешно бороться с многочисленными неприглядными фактами в жизни населения можно лишь широким распространением в его среде знания, без которого невозможно ни сознательное усвоение правил религии и нравственности, ни установление правильных отношений к природе и обществу» 1.
Нам довелось ознакомиться со многими удивительными начинаниями граждан России. Братья Иконниковы, крестьяне села Чекуево Онежского уезда Архангельской губернии, на свои средства создали «Общество для открытия бесплатных библиотек в пределах Мардинской волости». Общество поставило перед собой цель «дать возможность населению Мардинской волости пользоваться чтением книг, периодических и других всякого рода изданий». В 1902 году библиотека имела около 2000 томов и периодических изданий, внесенные в различные каталоги. «Абонентами чтения» было человека, записывали «абонентами всех желающих, ни билетов, ни залогов не полагается». «Абоненты» посетили библиотеку 1740 раз, читателям было выдано «книг и периодики». Сумма денег, собранная поклонниками просвещения населения Мардинской волости была столь велика, что ее вполне хватало и на текущее комплектование, и на переплет, поступающих в библиотеку книг (книги переплетались в мастерских Архангельска и СПб). Один из параграфов устава рекомендовал «капиталы Общества по мере накопления обраща[тъ] в государственные или гарантированные правительством процентные бумаги», а на руках у председателя Правления держать лишь незначительную необходимую на текущие расходы сумму 2.
В регионе, расположенном за тысячи верст от Онеги, в Червишевской волости Тюменского округа Тобольской губернии потомственный гражданин Алексей Федоров Памфилов открыл в 1894 году Чернореченскую бесплатную народную библиотеку. В Уставе, изданном типографским способом и утвержденным Тобольским Губернатором Н. Богдановичем, читаем: «Цель – предоставить всем жителям деревень Червишевской волости бесплатное пользование книгами для чтения». Помимо взноса учредителя, СПб филиал Архива РАН. Ф. 158, оп. 4. ед. хр. № 18. Л. 60. Здесь и далее приводятся цитаты из хранящегося в СПб филиале Архива РАН так называемого Архива Вольтера (Ф. 158, оп. 4. ед.хр. № 1-25).
Рукописный и машинописный материал, тексты, изданные типографским способом, собрал сотрудник Российской Академии наук Э.А. Вольтер. Они были присланы из всех регионов России и предназначались для «Адресной книги библиотек и книгохранилищ Российской Империи». Работа над Адресной книгой была прекращена в 1904 году в связи с целым рядом обстоятельств. Подробнее см. об этом в предыдущем выпуске «Чтение в библиотеках России». Орфография, пунктуация и другие специфические особенности текста в данной цитате приводятся в соответствии с современной нормой в тех случаях, когда это не противоречит особенностям стиля оригинала. В дальнейшем цитировании этот принцип будет, в основном, сохраняться.
СПб филиал Архива РАН. Ф.158, оп.4. ед. хр..№ 15/1. Л. 44.
средствами содержания библиотеки служили «пожертвования деньгами и книгами, поступающими от различных учреждений и лиц и сборы с подписок, публичных лекций, спектаклей, концертов и т.д., устраиваемых на общем основании, с разрешения подлежащего начальства» 1.
Конечно, на территории России с разными природными, социальноэкономическими, этническими особенностями процесс создания школ, библиотек (других начинаний) не был однородным, и поэтому не следует делать однозначных обобщающих выводов не только о содержании фондов и книговыдачи, но и о степени распространения подобных «культурных начинаний». Количество читателей в библиотеках разных уездных городов было различным. Однако мы хотим обратить внимание на тот факт, что в городах с населением от трех до двадцати тысяч человек городские, общественные, бесплатные, народные библиотеки-читальни не редко имели количество «абонентов», не достигающее 300 человек:
библиотеки Уссурийский СПб филиал Архива РАН Ф.158, оп.4. ед. хр. № 15/1. Л. 35.
Год основания – первое упоминание о поселении, дается на основании данных, приведенных в энциклопедии «Города России». М. 1994.
По данным переписи 1897 года.
Помимо специально оговоренных случаев приводятся данные о размере фонда, количестве читателей на 1января 1902 года.
Это было обусловлено не столько уровнем распространения грамотности, сколько тем, что активное привлечение населения к чтению до революции было редкостью.
Характерная особенность библиотечного дела того времени – отсутствие навязчивости в подходе к обслуживанию читателей. Массовые кампании такого рода, требование соблюдать определенный «процент охвата населения библиотечным обслуживанием» – явление, возникшее лишь в двадцатых годах ХХ столетия.
Сравнительно небольшое количество читателей давало возможность знать чуть ли не каждого в лицо. Во многих библиотеках сотрудники тщательно анализировали свой контингент читателей по возрасту, полу, профессиям, сословиям, тому, каким образом «абонент» научился читать и некоторым другим признакам.
В огромной стране, естественно, возникали самые разнообразные проблемы, ставящие определенные условия как перед населением, приобщающимся к чтению, так и перед теми, кто этому населению стремился помочь. Различными были количество библиотек в уездном городе, тип библиотеки – бесплатная, платная, общественная, частная и пр. Однако есть много общего не только в отношении к количеству «абонентов» в библиотеках разных типов, видов, форм собственности, но и в социальнодемографическом составе «лиц берущих книги на дом». Например, среди посетителей библиотек преобладали мужчины; крестьяне, как сословная группа, составляли до трети состава в уездных городах даже урбанизированных губерний, везде был высок удельный вес читателей в возрасте до 25 лет и т.д.
Всесторонний анализ состава читателей, фондов библиотек, читательских предпочтений за длительный период проводился ежегодно в небольшом уездном городе Орлове, расположенном недалеко от Вятки. Ежегодные отчеты библиотеки печатались типографским способом в течение ряда лет. В отчете за 1911 год приведена таблица, характеризующая состав читателей по сословному признаку 1 :
Духовенство Чиновники Отчет о деятельности Орловской городской публичной библиотеки за 1911 год. [Тридцать четвертый год существования]. Орлов. 1912. С. 11.
Дворяне, почетные купцы Мещане Крестьяне Итого Удельный вес определенных «сословных групп» сопоставим с данными, зафиксированными и в других библиотеках разных типов и видов. Так, Бесплатная читальня в городе Уральске существовала с 1894 года. Сначала она находилась в собственности Уральского Благотворительного общества, затем была передана «в распоряжение учреждений общества попечения о начальном образовании в Уральском казачьем войске… Судя по публике, можно сказать, что наша бесплатная читальня – действительно народная и так или иначе служит просвещению низших слоев городского населения. В 1894 году был произведен подробный учет профессий ремесленников и тут выяснилось, что все ремесла существующие в г. Уральске, начиная с фотографий и кончая кузнями, имеют своих представителей в среде читателей нашей библиотеки. Население Уральска, как и всей войсковой территории, делится на две крупные группы: на туземцевказаков и пришлых иногородних… между процентными показателями обеих групп в среде населения и в среде читателей существует полная аналогия» 1. Библиотеку Общества вспомоществования недостаточным учащимся в учебных заведениях г. Онеги в 1900 год посещали 238 человек, однако это были не только учащиеся. Чуть больше половины абонентов (123 человека) были лица до 20 лет, остальные – старше, в том числе и пожилые люди. Лица духовного звания 11 человек, дворян и чиновников 45 человек, купеческого сословия 4 человека, мещан 111 человек, крестьян 39 человек, прочих званий 28 человек. Самая большая группа читателей занималась домашним хозяйством, почти столько же «работали на заводах, 39 человек несли гражданскую службу, 28 – частную, – военную» 2. В частной Библиотеке Полянского в Никольске-Уссурийском «читатели из народа» составляли 32% от их общего числа 3. Библиотека-читальня Товарищества химических заводов П.К. Ушакова и Компании (Курыковская волость Елабужского уезда Вятской губернии) обслуживала не только «служащих и рабочих завода», но и их «семейства». Таким образом, в разных уездных городах тот, кто хотел читать, тяготел к книжной культуре, имел возможность посещать библиотеки.
СПб филиал Архива РАН. Ф.158, оп.4. ед. хр. № 13. Л.188.
Там же, ед.хр. № 15/1. Л. 33-35.
Там же, ед.хр. № 17. Л. 38.
Читателями своими библиотекари были довольны: «Со стороны деревенского читателя наблюдается вполне серьезное отношение ко взятой книге: она намеренно не пачкается им, листы не испещряются надписями и не вырываются, % утерянных книг самый незначительный (из 20435 томов, имеющихся в 47 библиотеках, утеряно и испорчено в прошлом году 108 книг, т.е. около 1/200 части)» 1.
Что же могли предоставить своим читателям провинциальные библиотеки в России в конце XIX века?
«До 1861 года книги для народа, за весьма немногими исключениями фабриковались маклаками-издателями или - как их называют - «лубочниками», заимствуя название от издаваемых ими книжек и картинок, а также и «подворотными», по месту устраиваемых книжных выставок. Издатели Ильинки и Никольской в Москве и Апраксина двора в Петербурге были первыми главными поставщиками книг для народа» 2.
По мнению многих эти издания характеризует «бесцеремонность», «нахальная небрежность», превращающая «печатное слово в бессмыслицу» 3. Образцами такой «позорной» литературы Е. Некрасова считает книги «Битва русских с кабардинцами или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа», «Аглицкий милорд», «История о храбром рыцаре Франциле Венециане», «Гуак или непреоборимая верность» и другие. Эти книги к 1861 году издавались постоянно в течение 60 лет, их совокупный тираж достиг миллиона экземпляров, и они считались любимым чтением грамотной деревенской молодежи, «потому что в ней так страстно описывается любовь, что просто…приятно» 1.
Уже в начале 1860-х годов появилось множество хрестоматий - специальных «народных изданий». Авторы и произведения, включенные составителями в эти хрестоматии, могли служить и служили основой для комплектаторов фондов народных бесплатных библиотек. Эти издания привлекли внимание таких известных деятелей России, как К.С. Аксаков, Н.А. Добролюбов, Ф.М. Достоевский, Д.И. Писарев, Л.Н. Толстой и др. В «Отечественных записках» (февраль 1861 г.) был опубликован проект хрестоматии, «народной книги» «Читальник», составленный Н.Ф. Щербиной.
Ф.М. Достоевский во второй части статьи «Книжность и грамотность» дал развернутую рецензию на эту хрестоматию, в которой содержится не только тщательно продуманная характеристика такого типа изданий, но и философское осмысление проблемы – о полезном и вредном чтении. Главный упрек Ф.М. Достоевского состоит в том, что даже в Там же, ед.хр. № 24 Л. 73.
Некрасова Е. Народные книги для чтения в их 25-летней борьбе с лубочными изданиями. Вятка. 1902.
С. 6 -7.
Там же. С. 8.
лучших изданиях «книг для народа» их составители не избавились от протекционистских настроений, что «простой народ» значительно умнее, чем те, кто стремится его воспитывать. К сожалению, практика протекционизма в то время была распространена очень широко. Классика русская и зарубежная подвергалась адаптации, на основе классических сюжетов создавались параллельные тексты, с целью сделать их содержание более доступным или более соответствующим задачам воспитания нравственности, «текущему моменту» и т.д. и т.п. Наиболее известный пример такого рода – обработка сказки А.С. Пушкина «Сказка о попе и работнике его Балде», превращенной радетелями о народной нравственности (к сожалению, с помощью В.А. Жуковского) в «Купца Кузьму Остолопа». Того же мнения придерживался Л.Н. Толстой, выразивший удивление для кого и кем пишутся народные книги.
Подробный анализ репертуара книг, адресованных «простому народу» содержится в дневниках Яснополянской школы. Л.Н. Толстой констатировал всю сложность ситуации по привлечению народа к чтению, но определенного пути решения проблемы не видел.
«Неразрешимый для нас вопрос состоит в следующем: для образования народа необходима возможность и охота читать хорошие книги, - хорошие книги писаны языком, который народ не понимает. Для того чтобы выучиться понимать, нужно много читать;
для того, чтобы охотно читать, нужно понимать… Выйти из этого ложного круга мы не видим до сих пор никакого средства, хотя делали и постоянно делаем новые попытки, новые предположения, - стараемся отыскать свою ошибку и просим всех тех, кому это близко к сердцу, сообщить нам свои предположения, опыты и решения вопроса» 2.
Во второй половине 1860-х годов появились комиссии, в задачу которых входило определение состава книжного фонда библиотек. Эта роль выполняли Общество распространения полезных книг в Москве, Петербургский, Московский, Харьковский и др. Комитеты грамотности, Товарищество общественной пользы в Петербурге и др.
В обязанности Особого отдела Ученого Комитета Министерства народного просвещения входило издание каталогов книг, разрешенных для школьных и народных библиотек («Министерские каталоги»). Каталоги Министерства Народного Просвещения рекомендательный, а не запретительный характер. В этих каталогах много странного. Вопервых, число книг входящих в каталог было не достаточным даже для небольшой библиотеки. Во-вторых, выбор книг, по общему мнению, был сделан неудачно. Так, о Каталоге 1890 года писали: «…С одной стороны, в список вошло очень много изданий Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М. 1936. Т. 8. С. 54; 58-62.
более чем сомнительного достоинства, а с другой стороны, в этом списке отсутствует масса вполне пригодных для народного чтения произведений наших лучших писателей.
Можно подумать даже, что составители каталога, в силу каких-то совершенно непостижимых соображений, задались целью во что бы то ни стало оградить народ от сочинений всех тех писателей, которые составляют славу и гордость всей России» 1. В последующих выпусках «Указателя книг допущенных Министерством Народного Просвещения для Публичных Народных Чтений» (1897) были учтены многие критические замечания, однако далеко не все. В частности, библиотеки получили рекомендацию приобретать полные собрания сочинений Н.В. Гоголя, И.-В. Гете, Ф.М. Достоевского, А.Н. Островского, А.С. Пушкина, И.С. Тургенева, В. Шекспира, Ф. Шиллера и др. В то же самое время произведения М.Ю. Лермонтова, Ж.-Б. Мольера, Л.Н. Толстого должны были быть представлены собраниями сочинений, при этом в виде конкретных изданий 1884, 1887 и 1897 гг. Знакомство «народа» с творчеством Ч. Диккенса почему-то должно было ограничиваться рождественской повестью «Скряга Скрудж», «Оливером Твистом» и сокращенным переводом «Домби и сына». Примеры можно продолжать достаточно долго.
Конечно, учредитель библиотеки имел право ходатайствовать о допущении в библиотеку и других книг и изданий (согласно параграфу 7 Правил 15 мая 1890 г.). Однако, пока книжные новинки (в том числе и новые издания классики) проходили просмотр Комитета и попадали в библиотеку, проходило слишком много времени.
Справедливости ради, заметим, что корреспонденты Вольтера редко жаловались на цензурные притеснения. Встречаются в ответах на анкеты сетования на плохой отбор в разделе литературы по сельскому хозяйству – не учитывались региональные факторы, но беллетристика споров не вызывала, и полемику с составителями списков вели чаще общественные деятели, чем библиотекари-практики. Более того, подбор книг для распространения грамотности для уездных библиотек получил не просто положительную, но можно сказать высокую оценку. Так, например, Мелитопольская Земская Управа выписывала такие «библиотеки целыми коллекциями». В 1902 году, выступая с ежегодным докладом «о народных библиотеках», представитель земства констатировал, что «для выпуска книг в обращение необходимо не только, чтобы они входили в каталог книг, разрешенных для бесплатных библиотек, но и были еще разрешены и утверждены участковым наблюдателем, которым в настоящее время состоит заведующий Акимовским Пругавин А.С. Запросы народа и обязанности интеллигенции в области просвещения и воспитания. СПб.
1895. С. 262-263.
двухклассным народным училищем Иван Дмитриевич Бачурский» 1. Однако, судя по всему, Бачурский хорошо справлялся с возложенными на него обязанностями: в каждой волостной библиотеке имелись собрания сочинений крупнейших русских и зарубежных писателей.
Для городских и общественных библиотек существовал другой вид цензуры. Это были списки книг, которые запрещалось иметь в фонде. Так, на основании Высочайшего повеления от 5 января 1884 года был составлен «Алфавитный список произведений печати, которые не должны были быть допускаемы к обращению в публичных библиотеках и общественных читальнях». Список состоял всего-навсего из 120 книг и периодических изданий. Иногда ход мыслей составителей понятен, и многие книги, включенные в список, не хочется защищать. Действительно, стоило ли тратить деньги на приобретение книг типа К. Бибиков «Продажные женщины. Картины публичного разврата на востоке. В античном мире, в средние века и в настоящее время»? Очевидно, по той же причине были запрещены О. Дебэ «Физиология тридцати красот женщины, телесных и духовных», все книги Ж. Кларуса «Женщины со стороны физической во все разнообразные моменты ее половой жизни» и др. Неуместен был в библиотеках и антисемитский двухтомник И. Лютостанского «Об употреблении евреями (талмудистамисектантами) христианской крови, для религиозных целей, в связи с вопросом об отношении еврейства к христианству вообще» и многое другое.
Однако в число запрещенных входили и другие произведения. Запрещена была очерковая публицистика Н.Н Златовратского, четыре книги А.И. Левитова, произведения Ф.Д. Нефедова, Н.Г. Помяловского и Ф.М. Решетникова, «Трудное время» В.А. Слепцова, «Кто виноват» А.И. Герцена (Искандера), «Степные тайны» П.В. Засодимского, «Мелочи архиерейской жизни» Н.С. Лескова, «Западня» и «Нана» Э. Золя, «Эмма» Ж.Б. Швейцера и пр. Были там и книги Н.А. Добролюбова, Д.И. Писарева, книга идеолога раскола А.П. Щапова «Естественно-психологические условия умственного и социального развития русского народа» и др. Запрещение такого рода литературы вызвало негодование многих и служило козырной картой критикам деятельности правительства. Наверное, в это же время у русских читателей-интеллигентов вошло в привычку стремиться прочесть запрещенные правительством книги.
Библиотеки, судя по письмам Э.А. Вольтеру, не страдали от притеснений цензуры.
Разными путями они справлялись с трудностями, и любящая эпатаж провинциальная интеллигенция имела возможность широчайшего выбора «модных книг». Так, в городе Уральске жители пользовались двумя библиотеками: Бесплатной читальней, которую в СПб филиал Архива РАН. Ф. 158, оп.4, ед.хр. № 24. Л. 73.
здании Пушкинского народного дома открыло Общество попечения о начальном образовании в Уральском казачьем войске, и Товарищеской библиотекой, основанной «несколькими интеллигентными лицами» и расположенной в «одной из комнат»
Уральского Областного Правления.
Э.А. Вольтера, - хотели сначала познакомиться с тем, какие отрасли знания наиболее интересны для уральских интеллигентов и выписали по несколько произведений популярных современных ученых: Пыпина, Зибера, Ковалевского, Сень-Обоса, Клейна, Шопенгауэра, Ницше, Рибо и т.д.». В число книг «интересных для уральских интеллигентов» входили и те, которые не только не рекомендовались для приобретения в библиотеки, но и были запрещены цензурой.
Наряду с пренебрежительным отношением к рекомендациям «разрешительной» и «запретительной» цензуры библиотекарям русской провинции на рубеже XIX – XX веков была присуща такая специфическая черта как самоограничение, вызванное стремлением оградить «публику» от плохих книг, «печатного хлама». Многие из них разделяли мнение В.Г. Белинского «Читать дурно выбранные книги хуже и вреднее, чем ничего не читать;
первое зло положительное, второе – только отрицательное» 1.
В архиве Вольтера мы встретили любопытные рассуждения нижегородского купца-врача В.И. Самойлова о вредоносности узко-коммерческой постановки книгоиздательского дела. «Вкусы большинства так называемого образованного общества, - сокрушается он, - низки и грубы, а, следовательно, рыночное предложение книжного товара естественно приспособляется к низкому и грубому спросу этого большинства, от которого зависит успех предприятия, - и значит, книгопечатание, как это ни странно служит главным орудием распространения невежества, а не просвещения. В самом деле «печатный хлам» уже одним фактом своего перепроизводства, уже одним количеством – смущает и угнетает потребителя и служит помехой делу просвещения.
В бытность мою библиотекарем одной из поволжских больших библиотек, я, в конце беседы моей со столичным коллегой, заметил на столе свеженькую книжечку с заглавием: «Чего хочет женщина?»
- Что это за книжечка? - спрашиваю о литературной новинке.
- Право не знаю, - услышал в ответ. Публика у нас любит такие заголовки: Ну, Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т.4. М.1954. С. 85.
Я заикнулся о «подборе» [ссылался на авторитет Л. Толстого], но коллега сухо прервал: «Ну, батенька! …Наше дело коммерческое» …(Распугаешь Толстым публику!)».
Библиотекарь, работающая в Лиговском Народном доме в Санкт-Петербурге, А. Пошехонова отмечает возросший интерес читателей к «новинкам по беллетристике».
Она уверена - к этому спросу надо относиться с большой осторожностью. Следует отвечать отказом на требования «Ключей счастья» А. Вербицкой, «Самоотверженных сердец» Поль Адана, или трилогии Г. Манна (Диана, Минерва, Венера) и «других подобных произведений, хотя и имеющих иногда художественную ценность, но совершенно неприемлемых по откровенной циничности содержания» 2. Пошехонова пишет: «…Советы специалистов часто страдают односторонностью. …Рецензиям печатным еще меньше можно доверять: они очень субъективны, особенно в оценке беллетристических произведений. Для примера могу сослаться на хвалебные рецензии о романах Мана [так в тексте – Л.Г., О.С.], которые расхвалены не только в русских, но и в иностранных журналах… и некоторых других. Эти расхваленные романы до такой степени откровенно порнографичны, что превосходят все, что только можно себе представить в этом роде. А если исполнять желания читателя – пришлось бы приобретать «Ключи счастья», «Санина» 3, и т.п. книги или черносотенные журналы. С одной стороны, можно, казалось бы, считать, что взрослый читатель имеет право сам за себя решать вопрос, что ему читать; а с другой стороны – Библиотека [это слово автор сознательно пишет с большой буквы - Л.Г., О.С.] не может и не должна быть равнодушною передатчицею книг, которые признаются ею не желательными» 4.
Таким образом, и корреспондент Э.А. Вольтера, и А. Пошехонова, сотрудница «одной из бесплатных библиотек», сформулировали свой взгляд на роль интеллигенции в деле просвещения народа.
СПб филиал Архива РАН. Ф. 158, оп.4, ед.хр. № 9. Л. 287.
Пошехонова А. Из жизни одной бесплатной библиотеки// Библиотекарь. 1913. N 3. С. 178.
Романы мелодраматического содержания А.Вербицкой и М.Арцибашева, получившие резко негативную оценку, так называемой «прогрессивной общественности».
Пошехонова А. Из жизни одной бесплатной библиотеки// Библиотекарь. 1913. N 3. С. 181.
Н.П. Богданов-Бельский. Воскресное чтение в сельской школе. 1895.
О том, что предпочитали читать в библиотеках уездных городов и как читатели воспринимали прочитанное можно судить, познакомившись с протоколами эксперимента группы исследователей под руководством Х.Д. Алчевской. Цель исследования заключалась в определении того, «что доступно пониманию народа, что нравится и не нравится ему, как думает он по тому или другому вопросу». В течение длительного времени участники эксперимента записывали не только непосредственные отзывы читателей о книгах, но и фиксировали их реакцию при чтении текстов вслух. Результаты наблюдений были опубликованы в периодической печати и собраны в нескольких томах, получивших негативную оценку демократически настроенных ученых, которые с сегодняшней точки зрения не кажутся справедливыми 1. Алчевская четко обозначила методику сбора данных: «Перечитывая книги с крестьянами и желая узнать, как они относятся к той или другой книге, мы старались не высказывать наших собственных взглядов, а только выслушивать мнение или замечания крестьян во всей их цельности и непосредственности». Этот принцип был ведущим - «Проверяя книги с читателями из народа, [учителя] обращали внимание не только на то, как была понята книга и насколько она усвоена, но и на те мысли, которые она навевала на них, на те сближения, которые они делали с жизнью» 2.
В первом томе обобщены наблюдения, осуществленные с 1870 по 1883 год в четырех библиотеках народных школ. Это были – библиотеки воскресной городской школы г. Харькова, сельской в деревне Алексеевке Екатеринославской губернии См. об этом: Машкова М.В. История русской библиографии начала ХХ века (до октября 1917 года). М.
1969. С. 140-144. Характерный отзыв – «ото всего пахнет елеем и ладаном» (Русская мысль. 1906. № 1. С.
321-323). Наиболее известным оппонентом Алчевской был Ан-ский (Раппопорт).
На самом деле большинство рецензентов составило городское население – мещане.
Славяносербского уезда, Наумовского образцового одноклассного училища Министерства Народного Просвещения Курской губернии Белгородского уезда Толоновской волости и «Вечерней школы для взрослых поселян» того же села. Рецензентами книг были ученицы от 9 до 40-летнего возраста. Первый том содержал «отзывы» и «рецензии» 1 на «литературных» книг и в качестве приложения - четыре каталога народно-школьной библиотеки для чтения. Количество рекомендуемых книг зависело от того, какая сумма могла быть ассигнована на их приобретение. Второй том содержал отзывы на 572 книги и был несколько расширен отзывами «детей достаточных классов» и «из интеллигентных семей».
Мы хотели бы обратить внимание на ту часть эксперимента, поставленного Алчевской и ее единомышленниками, которая привела их к выводу о вторичности воздействия социальной принадлежности читателя на восприятие художественных текстов. С точки зрения Алчевской, между читателями «различных классов есть много общего, несмотря на разницу жизненных условий, а потому и книги могут быть общими…» 2. Этот факт наиболее ярко подтвердил эксперимент, во время которого в одной и той же аудитории читателям предлагали оригинальный текст, адаптированное издание и «переделку для народа». Оригинальные произведения отбирались без всякой скидки на подготовленность слушателей. Так, мнение о пьесах Шекспира «Гамлет, принц датский», «Король Лир», «Макбет» и «Отелло» было получено «из многочисленной группы девушек различной подготовки и развития». Подробное перечисление социального происхождения учениц, приобщаемых к творчеству Шекспира, («тут были и дочери кухарок, и прачек, только что покончившие с азбукой горничные, швеи и перчаточницы, кое как читающие и пишущие, и, наконец, цвет нашей школьной молодежи – девушки, окончившие когда-то курс в ежедневной школе и посещающие много лет сряду воскресную») 3, с нашей точки зрения, было открыто полемичным по отношению к вышедшему 18 июня 1887 года циркуляру Министра народного просвещения И.Д. Делянова. Документ, получивший печальную известность как «циркуляр о кухаркиных детях», ограничивал доступ в гимназии и прогимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию» 4. Доводы свои И.Д. Делянов «Рецензиями» Алчевская и ее коллеги называли свободный разговор, обмен впечатлениями читательниц.
Алчевская Х.Д. Что читать народу? Критический указатель книг для народного и детского чтения. СПб.
1884. С. VI.
Алчевская Х.Д. Что читать народу? Критический указатель книг для народного и детского чтения. Т. 2.
СПб. 1889. С. 256.
История педагогики. Изд. 5. М. 1982. С. 251.
обосновывал следующим образом: во-первых, нецелесообразно «выводить [«кухаркиных детей»] из среды, к коей они принадлежат», во-вторых, в силу социальных причин они не имеют домашних условий для систематических занятий и, следовательно, лишены возможности адекватного восприятия предоставляемых им источников.
Подробное изложение хода эксперимента с чтением драм Шекспира не оставляет сомнений в том, что уровень восприятия высоких образцов художественной литературы не зависит от образования и социального происхождения читателя. Слушателям оказались понятны «чувства и мотивы, руководящие героями», они «разобрались в положении действующих лиц и их взаимных отношениях». Особенно четко это проявилось при ознакомлении слушательниц с тремя вариантами пьесы «Король Лир» - прозаическим переводом-пересказом Ламба (Чарльз Лемб в сегодняшней транскрипции), переделкой Сетковой (Катенкамп) «Старик Никита и его три дочери» и переводом оригинального текста. Предпочтение было отдано оригинальному тексту. «Мы позволили себе сопоставление всех этих трех произведений рядом, несмотря на бездну, разделяющую их.
…На наш взгляд, [сопоставление] еще более оттеняет ненужность переделок для народа великих писателей. В этом сопоставлении вы видите с одной стороны бесцветное переложение в прозе, с другой весьма даже удачную погудку на знакомый лад, приспособленную к понятиям народа (что многие и многие считают необходимой для неприкосновенной прелести и величии». Первые два «оказываются совершенно излишним[и] так как самая трагедия захватывает всецело душу народа и как нельзя лучше понимается им». Алчевская останавливается и на таком эпизоде. Монолог Гамлета «Какое я ничтожное созданье» завершился обсуждением. Слушателям был предложен вопрос – «за что Гамлет укоряет себя?». «Слушая… мнение молоденькой девушки, «учительниц[a] невольно вспомнил[а] слова французского критика Мезьера», мнение которого почти дословно совпало с репликой-восклицанием девушки 1. Тонкость анализа наблюдений и выводы, сделанные более ста лет тому назад, и сегодня кажутся ошеломительными.
Алчевская не только фиксировала, но и комментировала отзывы читателей.
Естественно, она не прошла мимо социальных факторов, оказывающих влияние на восприятие текста: «Читатель из народа» понимает «поборников правды, …понимает людей идейных, людей мучеников», потому что «задатки подобных типов живут в нем самом», но «…тип разочарованного и пресыщенного человека недоступен ему», «ему трудно возвыситься до анализа подобного типа, выращенного условиями культурной Алчевская Х.Д. Что читать народу? Критический указатель книг для народного и детского чтения. Т. 2.
СПб. 1889. С. 263.
жизни». Так о чем же в данном случае идет речь? «Читателю из народа» не доступно произведение в целом? Или оно не нравится, потому, что не нравится главный герой и читатель не согласен с авторской оценкой его поведения? Нас интересует, влияют ли социальные факторы на процесс восприятия, а если влияют, то как? Харьковские экспериментаторы констатируют отсутствие адекватного понимания «Евгения Онегина»
Пушкина и многих пьес А.Н. Островского 1. С нашей точки зрения, здесь идет речь не о том, что низкий уровень образования мешает восприятию, но о тех мировоззренческих установках, которые, как правило, оказываются решающими при формировании читательских предпочтений. (Сравним наблюдения Алчевской с зафиксированным в те же годы мнением читателя-рабочего: «Из книги я хочу узнать, как жили люди по хорошему и научиться от них, как лучше жить надо; пожалуй, и из романов можно многому научиться, да времени мало читать. Прочтешь, это, книгу большую, а в ней может одного только человека стоящего найдешь, а прочие ни к чему...») 2. Х.Д. Алчевская и ее коллеги уверены - в данном случае отрицательное мнение о произведении не должно служить основанием для исключения его из каталога народной библиотеки. «Отзывы читателей из отечественной, но и иностранной литературы, составляющих достояние общей литературы, а не специально приспособлен[ых] для народа» свидетельствуют о том, что они производят более глубокое впечатление на народ, чем адаптированные тексты.
«Каталоги книг народно-школьных библиотек», составленные харьковчанами, включали Полное собрания сочинений А.С. Пушкина, трагедии Шекспира и многое другое, что до сих пор, по мнению некоторых библиотечных работников, недоступно пониманию народа.
Мы никогда не узнаем, был ли владелец частной библиотеки Никольска Уссурийского знаком с трудами Х. Алчевской, но он также утверждает: «читатели из народа» предпочитают брать серьезные книги, игнорируя «книжки и брошюры для народа, так называемые «народные книги» 3. Работники Пришибской библиотеки Мелитопольского уезда делают вывод о непопулярности «в народе» «народных книг».
Есть у них и такое наблюдение: читатели просят книги «потолще», подразумевая под этим «посерьезнее» 4.
Чернец Л.В. «Адресат» и «реальный читатель» в литературоведческом исследовании (на материале исследования чтения в России во второй половине XIX в.) // Чтение в дореволюционной России. М. 1992. С.
5-24 и др.
Шестаков П.М. Образовательные учреждения и грамотность рабочих фабрики на мануфактуре Т-ва «Эмиль Циндель» в Москве. М. 1904. С. 22.
СПб филиал Архива РАН. Ф. 158, оп. 4, ед.хр. № 17. Л. 38. 30% читателей этой библиотеки составляли крестьяне.
Там же. Ф. 158, оп. 4, ед.хр. № 24. Л. 73.
Практическая деятельность Н.А. Рубакина не противоречила выводам Пругавина и харьковчан. По поводу адаптированных изданий «для народа» он соглашался с Х.Д. Алчевской. Например, в предисловии к библиографическому указателю «Среди книг» 1906 г. читаем: «[Сытин] выпустил в свет очень изящное издание сокращенного «Князя Серебряного»; не лучше было бы, если бы вместо этого урезанного «Князя» он дал нам полного, без изменений?» «… из «Князя Серебряного» выпущено большей частью то, что касается бытовой стороны древней русской жизни, а всякие приключения оставлены.
Одному рабочему я дал прочесть полное издание; книжка понравилась, и многие чисто исторические данные читатель заприметил и удержал. О хорошей книжке сейчас же начинается среди рабочих разговор, - ее друг другу рассказывают и указывают, и тогда желающие приходят ко мне и просят эту книгу. Я пробовал давать сокращенное издание «Князя Серебряного». «Нет, уж я лучше подожду полную книжку», говорили мне лучшие мои читатели» 1.
Н.А. Рубакин разделял взгляды Э. Геннекена, высказанные в «Эстопсихологии», считая, что в ряде случаев, художественное произведение, чрезвычайно сложное с эстетической и мировоззренческой точки зрения, может не только быть понятым неподготовленным читателем, но и оказать на него глубочайшее влияние. Однако, «художественное произведение производит эстетическое действие только на тех людей, рекомендацией «не захламощивать» фонды «второстепенными и третьестепенными именами» даже в том случае, если речь шла о популярных авторах. «Широкая читаемость того или другого из этих авторов еще ровно ничего не говорит о литературных и идейных достоинствах его произведений» 3. Однако, вопреки своим собственным жизненным наблюдениям и законам «эстопсихологии», Н.А. Рубакин–библиограф при составлении «примерных каталогов небольших энциклопедических библиотек» увлекся идеями превалирования воспитательной роли художественной литературы. Он сформулировал свой принцип отбора беллетристических произведений, включенных в указатели, разделив их на две группы:
1) книги, имеющие исторический интерес, «уже потерявшие значение в смысле освещения современности, и потому рассматриваемые как памятники Рубакин Н.А. Критические заметки о литературе для народа// Русское богатство. 1889. С. 175-176.
Подробнее об этом см.: Библиотекарь и читатель: проблемы общения. Вып. 2. СПб. 2000. С.25-27.
Рубакин Н.А. Критические заметки о литературе для народа// Русское богатство. 1889. С. 103.
2) книги, «освещающие текущую жизнь с ее веяниями, настроениями и злобой Н.А. Рубакин считал, что «вторая категория беллетристических книг в глазах читающей публики имеет наибольшее значение», что следует «дорожить всяким идейным произведением, независимо от его литературных достоинств». Сформулированные таким образом принципы привели к тому, что Рубакин-библиограф, в отличие от Рубакинатеоретика, не отказался от продукции издательств, «медиаторов», «посредников», которые сами перед собой ставили задачу, «сея разумное, доброе, вечное», приспосабливать классику к «уровню понимания простого народа». Другим следствием этой позиции явилось то, что русская и зарубежная литература второй половины XIX века была представлена странными именами, большая часть которых сегодня незнакома даже литературоведам. Литературные достоинства произведения приносились в жертву идейной направленности. Рубакин сосредотачивал внимание «скорее на содержании, чем на форме литературных произведений», «лишь бы указать их читателю, как отзвук текущей жизни в живой душе» 2. Так, например, «произведения английских и североамериканских авторов» состояли из списка в 125 названий 30 авторов. Среди них – Шекспир, Свифт, Мильтон, Теккерей, Теннисон, Байрон, Шелли, Диккенс и др.
библиотеки», куда составитель включил «наиболее пригодный материал для того, чтобы заинтересовать мало подготовленных читателей, основными вопросами общественной и личной жизни… и составить очень недурную библиотечку». Ни один из перечисленных выше авторов в эту «недурную библиотечку» не вошел. Англо-американская литература представлена шестью книгами: Э. Беллами «Через сто лет. Социалистический роман», Г. Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома», Э. Бульвер (Бульвер-Литтон) «Риэнци, последний из римских трибунов», Э. Войнич «Овод», Дж. Эллиот «Феликс Гольт, радикал» и «Мидльмарч». По мнению Рубакина, это «наиболее ходовые книги, которые введут [учащуюся и учащую молодежь и интеллигентных рабочих и крестьян] в круг идей и знаний, так волнующих наших современников» 3. Может быть, Рубакин, в данном случае, соблюдал другой, выдвинутый им же самим принцип: «Читатели потому и идут в библиотеку, что они наслышались об этих дрянных, но ходовых произведениях», чтобы Рубакин Н.А. Среди книг. Опыт справочного пособия для самообразования и для систематизации и комплектования общеобразовательных библиотек и книжных магазинов. СПб. 1906. С. 102.
Там же. Что такое каталог общеобразовательной библиотеки. С. 103.
Там же. Часть первая. Изящные искусства в связи с их историей, их теорией, их критикой. Публицистика.
Этика. С. 288.
«добыть оттуда на прочтение столь знаменитое произведение литературы», «…если ее там нет, библиотека обесценивается в их глазах» 1 ?
Однако во втором издании указателя «Среди книг», рекомендуя лучшее, Рубакин выделял такие, например, тематические комплексы: «о жизни крестьянства (фермеров)», «о жизни рабочего люда и вообще пролетариата», «о жизни людей разных интеллигентных профессий» и др. Некоторые авторы книг, включенных в последнюю рубрику, известны и востребованы до сих пор (Ш. Бронте, Ч. Диккенс, О. Уайльд, Б. Шоу и др.). Вызывает недоумение, почему их следует искать среди произведений «о жизни людей разных интеллигентных профессий»?
Для лиц, отвечающих за комплектование библиотек в конце XIX века, Рубакин был непререкаемым авторитетом. Его постоянно обновляемый библиографический указатель «Среди книг» («опыт обзора русских книжных богатств в связи с историей научнофилософских и литературно-общественных идей») являлся для многих настольной книгой. Многие ли библиотекари-практики того времени согласились с тем, что книги, принадлежащие русским и зарубежным классикам, отнесены к «первой категории», и нужны лишь в качестве пособия для изучения курса истории литературы? Соглашались ли они с тем, что «вторая категория» книг для формирования мировоззрения имеет «наибольшее значение»?
Позднее, советское литературоведение будет клеймить такой подход к художественной литературе, ставя ему в вину «вульгарный социологизм». Но, к сожалению, в России до сих пор для тех, кто является посредником между писателем и читателем, идейная позиция автора кажется не менее важной, чем художественные достоинства произведения.
Насколько рекомендации литературной критики и библиотековедов влияли на читательский спрос? Архив Э.А. Вольтера содержит статистический материал, характеризующий книговыдачу в провинциальных библиотеках, на этом основании можно судить о репертуаре библиотечного чтения жителей уездных городов в самом начале ХХ века.
Если присмотреться к «требованиям читателей на разных авторов», то окажется, что в разных городах России первые десять мест занимают «одни и те же и те же авторы, с небольшими переменами». Какими бы разнообразными не были в начале XIX века фонды библиотек, первая десятка выданных книг складывалась вопреки рекомендациям литературной критики, вопреки тем, кто следовал при комплектовании библиотек рекомендациям Н.А. Рубакина, репертуар библиотечного чтения складывался иначе.
Ниже мы приводим таблицу «лидеров спроса» в библиотеках уездных городов России, для сравнения в последнем столбце приводятся «лидеры спроса» в библиотеке губернского города Екатеринослава:
Автор Итак, в первую десятку неизменно входили произведения величайших русских классиков, зарубежные авторы представлены именами писателей, чьи произведения издаются до сих пор – они выдержали испытание временем и, как видно, не стали для читателей просто «памятниками», мы бы употребили выражение Д.С. Мережковского – «вечные спутники». Книги русских писателей второй половины XIX века, современников читателей, так же повторяются в книговыдаче, популярностью пользовались одни и те же романы. Возможно, это – эквивалент всем известных советских романов-эпопей, произведений, совмещающих черты реализма и классицизма, четкое распределение добродетели и злодейства между положительными и отрицательными персонажами, достаточно напряженный сюжет, строящийся на трагизме запутанных семейных отношений, они ценили героев верных супружескому долгу, им были созвучны отсутствие в них стяжательства, скромность и внутреннее достоинство. Похоже, откровенно морализаторский характер таких произведений и «вторичность»
художественных средств не мешали их популярности. Произведения этих писателей относятся к разряду тех, кого после 1917 года перестали издавать как «бытописателей», несущих обывательскую идеологию.
Нам кажется, что те авторы, кто, по словам Рубакина, «освещал текущую жизнь с ее веяниями, настроениями и злобой дня» не даром не вошли в десятку наиболее читаемых авторов. Читатели провинции относились к их творчеству равнодушно. В библиотеках уездных городов художественная литература «на злобу дня», более откровенно бравшая на себя роль обличительной политической публицистики, оказывалась невостребованной. В первую очередь, это касается книг о «тяжелой крестьянской доле» Д.В. Григоровича, Н.И. Златовратского, А.П. Левитова, М.А. Маркович (Марко-Вовчок), Ф.М. Решетникова, В.А. Слепцова, Н.В. Успенского и других. Отчего? Мелодраматическое изображение простонародья, его страданий, терпения, «золотого сердца» русского мужика в умеренных дозах читатели воспринимали благосклонно. Но резкость и бескомпромиссность в подходе к изображению народного быта отторгалась. Н.В. Успенский писал: «…меня ругали за то, что я не люблю народ. Я писал о том, какая он свинья, потому, что он действительно творил преподлейшие вещи» 1.
Корреспонденты Вольтера таким образом объясняли отсутствие интереса к творчеству писателей-разночинцев: «…сочинения Григоровича за исключением двух-трех мелких рассказов, не пользуются спросом: их считают уныло-однообразными, описывающими при том наболевшие и надоевшие, хорошо известные крестьянству общественные явления и среду» 2. Должно быть этот вывод будет справедливым для произведений всех вышеперечисленных авторов.
С нашей точки зрения, представляет интерес анализ книговыдачи, сделанный в городе Уральске. Корреспондент Вольтера разбил по своему усмотрению фонд Отечественная и зарубежная литература имели свою специфическую дифференциацию.
Среди отечественной литературы были выделены:
а) классики I разряда: И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, Н.В. Гоголь, И.А. Гончаров, М.Е. Салтыков, Г. Успенский (74 тома - 17%);
б) классики II разряда: Д.В. Григорович, Г.П. Данилевский, Н.С. Лесков, А. Печерский, А.Ф. Писемский, А.Н. Плещеев (108 т. - 24%);
в) современные лучшие писатели (кроме модных): П.Д. Боборыкин, Д.В. Гарин, И.Н. Потапенко, К.М. Станюкович, А.П. Чехов, Н.А. Рубакин и т.д. (96 т. г) современные модные писатели: М. Горький, Л. Андреев, В.В. Вересаев, И.А. Бунин, А.И. Куприн, Л. Мельшин, С. Пшибышевский, А.С. Серафимович, Цит. по: В.П. Кранихфельд. Пореформенное крестьянство в беллетристике//Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. Юбилейное издание. Т. VI. М. 1911. С. 324.
Архив РАН. Ф. 158, оп.4. ед.хр. № 24. Л. 73. Крестьяне составляли 93% читателей в 43 бесплатных народных библиотеках Мелитопольского уезда (14 397 «абонентов»).
А.А Яблоновский, В.М. Дорошевич, В. Микулич, С.А. Найденов и др. (50 т. д) современные малоиспользуемые писатели (30 т. - 7%);
Анализ читательских предпочтений, «читаемости авторов», с точки зрения корреспондента Вольтера имел большое значение: «Мы не можем не привести здесь список числа выдач по авторам, т.к. он очень интересен, как характеристика нашего времени» 1.
Классики I разряда Классики II разряда Современные лучшие писатели Современные модные писатели Молодые современные писатели Остальные писатели Итак, самую высокую обращаемость имели книги «современных модных писателей». Корреспондент Э. Вольтера фиксирует «глубокую разницу со способом чтения» научных и беллетристических книг. «Научные – мало известны интеллигенции и нет предпочтений какой-либо группы. Подписчик прост, возьмет серьезную книжку, подержит у себя и, порой, возвращает назад не разрезанной. Так, например, «Происхождение современной демократии» М. Ковалевского и «Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях» Н.И. Зибера, «стояли 2 года неразрезанными до тех пор, пока не попали в переплет, хотя в выдаче они значились и не один раз. Не то мы видим в русской беллетристике. Каждый хотя бы в газетах (подчеркнуто в оригинале – Л.Г., О.Л.) наталкивается на имена Горького, Андреева, Скитальца и пр. и каждому любопытно прочесть самому и узнать, отчего о них кричат.
Отсюда тот факт, что наша публика, так сказать пожирает, иногда буквально разрывает в клочки книжки Горького, Андреева и т.д.» 2.
Далее приводится список, характеризующий зависимость книговыдачи произведений различных авторов от количества экземпляров книг, которыми располагала Товарищеская библиотека:
Архив РАН. Ф. 158, оп. 4, ед.хр. № 13. Л. 193.
Архив РАН. Ф. 158, оп. 4, ед.хр. № 13. Л. 184 –191.
«Каждый новый писатель, - утверждает корреспондент Вольтера, - читается постольку, поскольку о нем говорят. Исключение составляет Дорошевич, но это потому, что он приобретен поздно. О лучших современных писателях говорят меньше, и их читают меньше. Больше всего выдач пришлось на Чехова 71 выдача, но это потому, что в библиотеке имеется 18 томов. Больше всего оборотов сделал Короленко (на три тома выдачи), Гаршин (10 оборотов) Рубакин (7 оборотов), Станюкович, Потапенко дали по оборотов, остальные ниже этого числа». Из классиков 1 больше всего читается Печерский (87 выдач), затем Лесков, более «занятные» писатели. Остальные читаются совсем мало.
Не говоря о настоящих классиках как Гоголь, Тургенев, Достоевский, даже тома Салтыкова требовались всего 27 раз. Г. Успенского – 5 раз, о Толстом пока не приходится говорить, потому что у нас имеется всего «Воскресенье» 2.
Фонд иностранной беллетристики был поделен таким образом:
а) старые классики: О. де Бальзак, Д.Г. Байрон, И.В. Гете, Г. Гейне, В. Гюго, Ч. Диккенс, Жорж Санд, Вальтера Скотт, Ж.Ж. Руссо и т.д. (117 т. - 28%);
б) новые лучшие писатели (кроме модных): Ф. Брет-Гарт, П. Бурже, Б. Бьернсон, Э. Золя, Г. Зудерман, Г. Ибсен, П. Лоти, Э. Оржешко, Б. Прус, Г. Сенкевич, Ф. Шпильгаген, Г.М. Эберс, Эркман-Шатриан, Ги де Мопассан, А. Доде и т.д.
в) новейшие модные писатели: А. Стриндберг, Э. Беллами, Ш. Бодлер, Э.Л. Войнич, Г. Гауптман, Джером К. Джером, М. Метерлинк, Жип, Р. Киплинг, А. КонанКлассиками многих авторов мы называем потому, что их сочинения изданы в приложениях к разным журналам и получили большое распространение в публике» - поясняет корреспондент Вольтера.
Архив РАН. Ф. 158, оп. 4, ед.хр. № 13. Л. 193-195.
Дойль, М. Нордау, М. Прево, Ж. Рони, Э. Ростан, Б. Сутнер, Г. Уэльс, г) второстепенные иностранные писатели (44 т. - 11%);
д) писателей приключений: Ж. Верна, Майн-Рида и т.д. (54 т. - 14%).
Книговыдача зарубежной литературы распределилась так:
Старые классики Новые лучшие писатели Модные современные писатели Второстепенные писатели Писатели приключений Корреспондент Вольтера дает следующее объяснение ситуации: «Об иностранных писателях уральская публика не так осведомлена, как о русских, отсюда более популярностью пользуются модные и вообще современные писатели; классики в пренебрежении. Между тем мы не думаем, чтобы, например, Гейне, обернувшийся всего один раз (12 том) был очень знаком нашей публике. Из новых писателей более всего популярен Шпильгаген (на 21 том 84 выдачи). Затем Золя (79 выдач 26 т.) Мопассан ( выдач) и т.д. Корреспондент сделал попытку анализа психологии восприятия литературы:
«Зудермана труднее читать, лежа после хорошего обеда, чем Мопассана или КонанДойля» 1.
Таким образом, «простой народ» и «провинциальная интеллигенция» в конце XIX самом начале ХХ века читали одно и то же, но читательские пристрастия были разными.
Объединяло всех уважительное отношение к русской классике, в репертуаре книговыдачи провинциальных городов она присутствовала неизменно. И те, и другие читали те книги своих современников, русских писателей, о которых много говорили, в первую очередь в газетах. Независимо от того ругали или хвалили произведения, их хотелось прочесть.
Может быть, те, что заслужили негативную оценку в прессе, пользовались большей рекомендаций, а чтение, тем более, было достаточно специфическим, достаточно своеобразным, и еще более независимым от руководителей - тех, кто профессионально занимался организацией чтения, сея разумное, доброе, вечное.
Архив РАН. Ф. 158, оп. 4, ед.хр. № 13. Л. 193-195.
После событий 1905 года репертуар чтения в русской глубинке изменился. Князь Евгений Трубецкой писал: «Два года тому назад [т.е. в 1906 году, Л.Г., О.Л.] интерес к политике у нас был всепоглощающим. Им одним жило русское общество. Казалось, у него не было другого критерия для оценки жизненных явлений, кроме политического: добро отождествлялось с левым, зло - с правым…» Герой, отрицающий самопожертвование, равнодушный «к общему благу» и революцию «два года тому назад был бы предметом всеобщего презрения; теперь он вызывает энтузиазм и собирает вокруг себя восторженную толпу подражателей» 1. Интерес к произведениям, с выраженным публицистическим подтекстом уступил место увлечению «новым искусством». «Русская интеллигенция набросилась на новую драму и новый роман … одним из любимых … героев оказался тип человека, который «принимал рискованное участие в политической борьбе», но «бросил это дело, когда оно ему надоело». Близкий взгляд на изменение Л. Б. Троцкий: русская литературная критика и русская читающая публика, по его мнению, очень часто судили о художественных произведениях «преимущественно по общественным намерениям автора» 2. Троцкий считал, что изменения репертуара чтения, вызваны «груб[ой] логик[ой] чередования больших периодов в развитии русской литературы». Он связывал эпоху реализма, с периодом, «когда пробуждающаяся интеллигенция ищет путей к общественному действию и стремится к связи с «народом»
против старого режима... В разные эпохи реализм давал выражение чувствам и запросам разных общественных групп, причем довольно различными приемами. Что общего в них?
Некоторая и немаловажная черта мироощущения: тяга к жизни, как она есть, не уклонение от действительности, активный интерес к ней…стремление эту жизнь – либо представить, как она есть, либо возвести в перл создания, либо оправдать, либо обвинить, либо сфотографировать, либо обобщить, либо сформулировать». «Почуяв враждебные ей токи общественного подъема [интеллигенция] докатилась до «освобождения» слова от тяжести понятия до поэз из несимметрично расставленных твердых знаков и запятых, до «заумного» звукоподражания, вообще до чертиков» 1.
В то время, которое сейчас принято называть «серебряным веком», чтение в провинции лишь отчасти поддалось очарованию модернизма. Поэзия декадентов не пользовалась такой популярностью как в Петербурге. Тем более не оказала она влияния на библиотечное чтение. Традиционно поэтические сборники не пользовались популярностью в провинциальных библиотеках. Вряд ли здесь применим термин «лаг «Московский еженедельник». 1908. № 17.
Троцкий Л.Б. Литература и революция. СПб. М. 1989. С. 180.
запаздывания», скорее следует вспомнить меткое наблюдение Алчевской – мятущийся герой, эгоистичный и разочарованный во всем не был интересен, не находил отклика в сердцах провинциалов. Наверное, девушки-гимназистки, почитательницы творчества А. Вербицкой и Е. Нагродской, интересовались и стихами Блока, Гумилева, безусловно, увлекались Северяниным и Бальмонтом. Но они доставали книги своих кумиров не в библиотеках. Может быть, пытались знакомиться с новыми стихами, опубликованными в ЛХЖ? Обменивались тем, что случайно попадало в руки?
Интерес к произведениям, в которых на первом плане был психологический анализ, изображение в мягких, нередко грустных тонах семейной жизни и связанных с нею недоразумений и взаимного непонимания, не могла, разумеется, обойти провинцию стороной. Всеобщий интерес россиян к любовным романам немецких писательниц, к скандинавской литературе, к исторической приключенческой беллетристике зафиксирован многими источниками. Но достоверных сведений о книговыдаче в библиотеках уездных городов, о репертуаре библиотечного чтения, в том объеме, что мы нашли в архиве Вольтера, после 1902 года у нас нет.
Декадентство и символизм, выступившие в противовес господствующему до них «реализму», соответствуют эпохе, когда интеллигенция, «обособляясь от народа, обоготворяя свои собственные переживания и фактически подчиняясь буржуазии, стремилась психологически и эстетически не раствориться в ней». Каждое из направлений заключало в себе определенное общественно-групповое мироощущение, которое накладывало свою печать на темы произведений, на их сюжет, на выбор среды, действующих лиц и пр., и пр. Понятие содержания сближается не с сюжетом в формальном смысле этого слова, а с общественным заданием. Эпоха, класс и его мироощущение выражаются в бессюжетной лирике так же, как и в социальном романе…» 2.
Мы уверены, увлеченность жителей уездных городов России теми или иными литературными произведениями, жанрами, темами всегда напрямую зависела от конкретных исторических событий, переживаемых нашей страной 1. И эта зависимость всегда была намного сильнее, чем зависимость от социальных характеристик читателей.
Своеобразный и не до конца проанализированный период связан с работой библиотек в годы Первой мировой войны.
Уже 1 сентября 1914 года на заседании Комиссии Библиотековедения Русского Библиографического Общества при Императорском Московском Университете был Там же. С. 291.
Там же. С. 180.
прочитан доклад «о приспособлении деятельности общественных и народных библиотек к нуждам и обстоятельствам времени».
«Военное время, - говорилось там, - опасно с точки зрения культурных идеалов:
связанные с войной переживания и настроения разных кругов общества и народных масс, изменяясь, обостряясь, выходя из обычных рамок, легко могут перейти в нежелательные формы и могут повести даже к господству антикультурных сил; печальный пример этого показала Германия…Библиотекари, со своей стороны, должны продолжать свою работу над улучшением постановки русских общедоступных библиотек» 2.
Что же имелось ввиду? Например, библиотека должна была прежде всего держать читателя в курсе того, что происходит «на театре войны». В читальнях при библиотеках рекомендовалось получать и вечерние выпуски). Библиотеки, не имеющие читален, должны были вывешивать на стене последние известия из газет. Предлагалось также вывесить карту Европы и отмечать на ней флажками или просто булавками положение армий.
Библиотеки так же должны были распространять те фактические знания, «которые нужны для ясного и широкого понимания совершающихся событий», но задачи ставились не прямолинейно. «Нужно подобрать доступные каждому читателю книги о народах и странах, участвующих в войне… Вывесить списки этих книг, а если можно выставить и сами книги…. для средних читателей придется подобрать беллетристические произведения и мемуары, описывающие войны последнего времени (начиная, например, с франко-прусской войны 1870 г.)» 3. «Идейной задачей настоящей войны, - говорилось в докладе, прочитанном в 1914 году, - общественное мнение считает уничтожение господства милитаризма, прочное обеспечение международного мира. Поэтому необходимо подобрать и книги, которые давали бы знания по вопросу о системе «вооруженного мира» и о милитаризме, а также о проектах разоружения, о созывавшихся по инициативе России мирных конференциях, об «обществах мира» и пр.» 4.
Для того чтобы смысл происходящих событий стал доступен каждому в 1914 году предлагалось не только вывешивать рекомендательные списки и выставлять книги, но и проводить «библиотечные чтения» для взрослых и «рассказывания» для детей 1.
В Первую мировую войну прямое участие библиотек и библиотекарей в обслуживании специальных нужд военного времени виделось в организации снабжения См. Компенсаторное чтение: что изменилось? И Вып. З-ий. «Отечественная литература в чтении россиян»
Библиотекарь, 1914. Вып. III. С. 400-407.
Библиотекарь, 1914. Вып. III. С. 401.
Там же. С. 401.
раненых солдат книгами для чтения. По мнению Комиссии, библиотекари должны стать самыми желательными сотрудниками во всех организациях, приступивших уже к собиранию пожертвований деньгами и книгами, к сортировке пожертвований, к закупке и к рассылке книг; где еще не ведется такая работа, библиотекари могут взять на себя инициативу по организации ее. В тех городах, где устроены лазареты и организован патронаж для раненых, библиотекам предлагалось выдавать раненым для чтения свои книги. В больших городах, где имеется несколько лазаретов, целесообразнее создать подвижные библиотечки, специально для этого закупая книжки. Если у библиотеки нет на это средств, то она, по замыслу Комиссии, могла использовать пожертвования.
Эта идея нашла отклик в обществе. 15 сентября 1914 г. на 61 собрании Общества библиотековедения было предложено создать специальную комиссию при Вольном Экономическом Обществе для снабжения госпиталей книгами. Выступающие подчеркнули, что «помощь Общества не должна быть ординарной, а специальной, и именно, помощь книгой; это лучшее, что мы можем дать раненым» 2. Дискуссия по этому поводу свелась к опасениям, - если хозяева библиотек не возьмут под свой контроль комплекты книг, в них окажется много хлама. Как противоядие было выдвинуто предложение выработать список книг для передвижных госпитальных библиотек.
Библиотекарь. 1915. Вып. 1. С. 96.
Н.П. Богданов-Бельский. Вести с войны.
В годы войны библиотеки не вели прямой антинемецкой агитации, книги немецких писателей даже фигурировали на выставках и в рекомендательных списках. Однако уже в начале Первой мировой войны немецкая литература печаталась значительно в меньших объемах и рекомендации сводились к романам Б. Зуттнера «Долой оружие», К. Клейна «Под гром пушек» и «В тяжелую годину». Тенденциозными стали печатающиеся в «Библиотекаре» обзоры в рубрике «Наша художественная литература». «В первое время после объявления войны на литературном рынке наступило полное затишье, и спрос, тоже весьма незначительный, превышал предложение, - пишет Е. Колтоновская в обзоре, отражающем книжную и журнальную продукцию конца 1914 - начала 1915 гг. Постепенно, однако, жизнь вошла в свою колею, появились и книги, и наплыв их продолжает возрастать. Эта литература сама собой распадается на два разряда: на специально «военную», служащую отражением злободневных событий, и – обычную, оставшуюся почти совсем в стороне от влияния злободневности. Произведения, относящиеся к первому разряду, во множестве рассеяны по журналам и газетам… В целом это литература в художественном отношении мало ценная, но чрезвычайно интересная… для современного читателя… Все появившиеся за это время альманахи и сборники рассказов и стихов говорят об одном и том же: о единодушном и живом отклике наших писателей на войну» 1. Далее следует очерк, три четверти которого занимают эти отклики.
«Переводная литература, - продолжает автор, - гораздо менее богата новинками. Весьма своевременно переиздан роман Э. Золя: «Разгром» из франко-прусской войны … Большой интерес также представляет роман одного из зачинателей новой бельгийской литературы, Лемонье «На поле брани» бывшего очевидцем кровавых событий франко-прусской катастрофических событиях или это простое совпадение, все равно, роман дает много пищи для разных сопоставлений и размышлений» 2. Ни одной немецкой книги в обзор не включено.
Отбор литературы, особенно беллетристики, входивший в «Список важнейших книг о войне и о государствах, участвующих в текущей войне» был чрезвычайно тенденциозен. Антимилитаристская литература в полном смысле этого слова (В. Гаршин «Четыре дня», Л. Толстой «Кавказский пленник») встречалась не часто. Предпочтение Колтоновская Е. Наша художественная литература //Библиотекарь. 1915. Вып. I. С. 25-26.
отдавалось антинемецкой литературе, а ее в те годы выходило не мало. Так, например, в детских журналах «с целью воспитания патриотических чувств» уже в августе-сентябре 1914 года печатали карикатуры на Вильгельма и посредственные «смешные» стихи националистического толка, взятые из периодики для взрослых. В популярных детских журналах «Задушевное слово» и «Путеводный огонек» с августа 1914 года начали печатать переведенные с французского языка комиксы о подвигах французов (союзники) в войне с пруссаками (враги). 1 К чести русской детской литературы она в этой вакханалии участия не принимала, политические карикатуры, стихи и комиксы были иностранного происхождения.
Как уже отмечалось, произведения немецких авторов почти не издавались, начиная с 1914 года. Забавно, но это коснулось даже изданий сказок братьев Гримм, И.К.А.
Музеуса, В. Гауфа. Ложно понятое чувство патриотизма проявилось, например, в такой нелепой форме: в библиографическом указателе «Сказки» содержится отрицательная характеристика переводов с немецкого баллад и сказочных повестей В.А. Жуковского «Ундина», «Лесной царь» и другие. Крайне ограничив репертуар произведений поэта (переработка русского фольклора и «Кот в сапогах» француза Ш. Перро) составитель так обосновал свою позицию: «сказки [Жуковского] не народны и не проникнуты народным духом как сказки Пушкина. Запутанная сложная фабула, изложенная к тому же тяжелыми немецкими стихами» 2.
В 1915 году известный ученый-библиотековед А.А. Покровский дает советы начинающим библиотекарям, в которых антинемецкие настроения не столь очевидны, но все же проскальзывают. Например, такие произведения, как «Капитанская дочка» А.С.
Пушкина или «Воскресение» Л.Н. Толстого он советует покупать в десяти, в двадцати экземплярах. Аргументы следующие: есть общественные библиотеки, где покупаются все вновь выходящие тома сочинений Г. и Т. Маннов, Г. Келлермана и т.п., а сочинения И.С.
Тургенева, Ф.М. Достоевского, Н.А. Некрасова имеются в двух-трех экземплярах, и «ежедневно десятки читателей, приходящих за Тургеневым и Некрасовым – уходят с пустыми руками или с какими-нибудь совсем неподходящими для них книгами» 3.
Открытый антагонизм чувствуется и в других высказываниях на страницах библиотечной печати. Сначала секретарь Общества Библиотековедения выражает сожаления по поводу того, что в Россию перестали поступать немецкие библиотечные журналы, «более содержательные, чем все остальные», и это уже повлекло «обеднение Задушевное слово: вариант для младшего возраста, дети 5-8 лет. 1914. NN 45-47; Задушевное слово:
вариант для старшего возраста, дети 9-12 лет. 1914. NN 43-44; Путеводный огонек. 1914. NN 16, 17, 19.
Покровский А.А. О подборе книг для общедоступных библиотек// Библиотекарь. 1915. Вып. III-IV. C. 258.
отдела «Библиотекаря», посвященного иностранной литературе». И тут же следует реплика: «Особенно жалеть об этом, конечно, не приходится, так как не подлежит сомнению, что побежденная и истощенная Германия уступит свое место как в экономическом, так и в культурном отношении победителям и что расцвет русских народных сил после войны даст нам возможность обойтись и в области библиотечного дела, как и во многих других, без помощи бывшей носительницы европейской культуры» 1.
Следует отметить, что патриотические лозунги и антинемецкие настроения профессиональной печати не сказались на отношении русской провинции к немецкой литературе. Естественно, сказки братьев Гримм и Гауфа продолжали пользоваться всеобщей любовью и детей, и взрослых. Переводы-пересказы баллад немецких романтиков так же никто не убирал из школьных и народных библиотек. В провинциальных библиотеках прежним спросом пользовались мелодраматические произведения Шпильгагена, Вернер, историческая беллетристика Борна, романтические приключения индейцев Карла Мая и т.д.
Итак, в 1861-1917 годах в провинциальной России были заложены национальные традиции читательской культуры. Среди положительных назовем уважительное отношение к книге, печатному слову, писателям, библиотекам. Книжная культура в России становится престижным занятием для многих, в том числе и в среде «простонародья». Общеизвестно, что основными факторами, оказывающими влияние на выбор тех или иных книг, являются пол и возраст – различия читательских пристрастий у мужчин и женщин и у людей, принадлежащих к разным поколениям. Определенное влияние на читательские предпочтения оказывает та культурная и информационная среда, в которой находится субъект. Однако существенное влияние оказывают и другие факторы.
Можно констатировать общность литературных ценностей у жителей России, проживающих в малых и больших городах, в Москве и Санкт-Петербурге. Во всех регионах России зафиксирован высокий рейтинг отечественной и зарубежной классики.
В рассматриваемый нами период возникает стремление провинциальной России быть в курсе литературной жизни страны. Позднее эта черта становится традицией, едва ли не доминируя среди прочих факторов определяющих читательские предпочтения.
Вместе с тем в эти же годы закладываются традиции, имеющие, так сказать, негативные свойства. Это, во-первых, недоверие, а подчас и неуважительное отношение к Плотников А. Отчет о деятельности Общества Библиотековедения за 1914 г.//Библиотекарь. 1915. Вып. 2.
С. 213.
вкусам публики. «Полуобразованной массой» называет читателей - своих современников князь Трубецкой. С пренебрежением отзывается о провинциальной критике, недалеко ушедшей от своего читателя, Я. Данилин. «Настроение серого, заурядного читателя» эта критика, по его мнению, и отражает. Напомним также о некорректном поведении В. Слепцова в библиотеке города Осташкова. Протекционизм определенных слоев интеллигенции, считающей себя элитой, производит сегодня неприятное впечатление.
Во-вторых, именно в этой среде сложилась привычка оценивать художественные достоинства произведения с точки зрения политической ориентации их автора. Эти намечающиеся черты получили, к сожалению, гипертрофированное развитие после событий 1917 года и сослужили самую дурную службу и писателям и читателям.
утрачивая некоторые знакомые черты. Каков он, нынешний читатель? Что ждет от библиотеки? Что, в свою очередь, библиотека может ему предложить? Эти вопросы очень важны и интересны, поскольку изучая чтение можно понять, что происходит в обществе.
Поэтому так необходимо становится изучение чтения и читателя, даже в каждой конкретной библиотеке, особенно в библиотеке русского небольшого провинциального города, где библиотека существует уже более сотни лет. Одной из таких библиотек является библиотека города Вольска, типичного провинциального города в центре России.
Вольская центральная библиотека была создана в 1877 году. Начало ей положил управляющий имением графа Уварова С. И. Черноголовкин, отписавший по завещанию городу собственную библиотеку, состоящую из нескольких сот томов книг.
«Ноября 16-го 1877 г. саратовский губернатор разрешил открытие публичной библиотеки в г. Вольске и разрешение это красуется теперь в самой библиотеке, в особой рамке, за стеклом» 1.
Управа составила список изданий, выписываемых в открываемое учреждение, и 1-го января 1878 г. библиотека была открыта. Подписная плата для подписчиков назначена три рубля в год, а за полгода два рубля с дальнейшими подразделениями платы по месяцам и даже дням. Залог был определен в три рубля, а по постановлению думы от 22-го декабря 1877 г. допущено и поручительство. Отчетность по библиотеке установлена только финансовая.
Это была первая публичная библиотека города, и за следующие 125 лет она стала поистине культурным центром, сохраняющим традиции русской провинции, в том числе и Саратовская губерния. Т. 2. 1882. С. 279-286.
традицию чтения. Кроме того, в настоящее время центральная библиотека информационный и методический центр ЦБС Вольского муниципального образования, имеет общий фонд около 80 тыс. экземпляров.
Центральная библиотека с 1995 года является одной из баз исследования «Чтение в библиотеках России», которое проводит Российская национальная библиотека (г. СанктПетербург), став за эти годы одним из самых активных и заинтересованных его участников.
Проведение исследования по времени совпало с профилированием городских библиотек. Оно было вызвано рядом причин, главной из которых является состояние книжного фонда: литература устаревает по содержанию и приходит в ветхость, а пополнение книжного фонда из-за недостаточного финансирования далеко до оптимального. Поэтому, например, книжный фонд центральной библиотеки с 1994 года снизился более чем на 13 тыс. экземпляров. В 1998 году объем текущих поступлений составил 14,5 тыс. экземпляров, а оптимальным является пополнение фонда на 36,5 тыс.
экземпляров. Таким образом, только за год недополучено более 20 тыс. экземпляров, то есть 2/3 необходимого количества.