«Россия и Монголия: новая модель отношений в начале XXI века ми -. r f 't y f. / t Г j.Р ^ '**, T4('V; ;T^r; ИНСТИТУТ СОЦИОЛОГИИ РАН В. А. Родионов Россия и Монголия: новая модель отношений В начале XXI века Улан-Удэ ...»

В. А. Родионов

Россия и Монголия:

новая модель отношений в начале XXI века

ми -. r f 't y f. / t

Г j.Р ^ '**,

T4('V; ;T^r;

ИНСТИТУТ СОЦИОЛОГИИ РАН

В. А. Родионов

Россия и Монголия:

новая модель отношений В начале XXI века Улан-Удэ Издательство БНЦ СО РАН 2009 УДК 327(470+517.3) Р603 Ответственный редактор канд. ист. наук, зав. отделом сравнительных исследований социальнополитических систем Института социологии РАН А. С. Железняков Рецензенты д-р полит, наук, проф., гл. науч. сотрудник Института востоковедения РАН Г. С. Яскина д-р ист. наук, проф., руководитель Центра политологии и политической социологии Института социологии РАН Ю. С. Оганисьян Родионов В. А.

Р603 Россия и Монголия: новая модель отношений в начале XXI ве­ ка. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2009. - 228 с.

ISBN 978-5-7925-0318- Монография посвящена эволюции российско-монгольских от­ ношений после распада биполярной международной системы. Автор анализирует процесс становления и развития взаимоотношений ме­ жду Россией и Монголией, переживших постсоциалистические трансформации. В работе прослеживается тенденция к формирова­ нию новой, принципиально отличной от предыдущих периодов, мо­ дели отношений между двумя странами, основанной на «мягком»

лидерстве российской стороны.

Книга адресована специалистам и широкому кругу читателей монголоведам, историкам, политологам, социологам, а также всем, кто интересуется современными международными отношениями.

Работа выполнена в рамках проекта «Политические и социаль­ ные трансформации России и Монголии в глобальном контексте (сравнительный анализ)», грант РГНФ Ия 07-03-92201a/G УДК 327(470+517.3) © В. А. Родионов, © Институт социологии РАН, ISBN 978-5-7925-0318-2 © Изд-во БНЦ СО РАН,

ПРЕДИСЛОВИЕ

Кардинальные мирополитические изменения 1990-2000-х гг. по­ ставили перед научным сообществом немало вопросов, нуждающихся в ответах. Неотъемлемой частью произошедших изменений явились исчезновение СССР и дезинтеграция международной системы социа­ лизма. Последствия этих событий дают знать о себе до сих пор, про­ являясь в локальных вооруженных конфликтах, политических, соци­ ально-экономических, гуманитарных, общественно-психологических кризисах, имеющих место на евразийском пространстве. В связи с этим не случаен повышающийся с каждым годом исследовательский интерес к тематике взаимоотношений России, как страны-наследницы СССР, с бывшими странами-участницами соцлагеря, истории, про­ блемам и перспективам их развития. В ряду этих исследований мон­ гольский сюжет занимает далеко не последнее место. Поэтому тема, поднятая в монографии В. А. Родионова, бесспорно, актуальна и важ­ на для современной науки.

В. А. Родионов - выпускник Бурятского государственного уни­ верситета, принадлежит новому поколению российских монголове­ дов. Окончив в 2006 г. аспирантуру Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, успешно защитил кандидатскую диссертацию, посвященную современным российско-монгольским отношениям, после чего плодотворно работал в стенах Института со­ циологии РАН.

Несомненно, книга вызовет немало дискуссий, не со всеми поло­ жениями автора легко согласиться. Однако одно очевидно: В. А. Ро­ дионов продемонстрировал умение мыслить творчески, производить научную продукцию, способную пользоваться спросом на отечест­ венном и международном рынках. В появлении именно таких инте­ ресных и оригинальных исследований виден залог успешного разви­ тия и обогащения отечественной научной традиции.

канд. ист. наук зав. отделом сравнительных исследований социально-политических систем Института социологии РАН

ВВЕДЕНИЕ

На рубеже XX-XXI вв. международные отношения вступили в период глубокой трансформации, началом которой стало исчезнове­ ние глобального противостояния двух общественно-политических систем. Ядром же произошедших событий явился распад Советского Союза и мировой социалистической системы, повлекший за собой кардинальные изменения в отношениях между Россией как правопре­ емницей СССР на международной арене и ее недавними союзниками по социалистическому блоку, в том числе и Монголией. Практически одновременный отказ России и Монголии в начале 1990-х гг. от со­ циалистической модели общественно-политического и экономическо­ го развития не мог не привести к серьезному обновлению их внешне­ политических концепций и стратегий в отношении друг друга, соз­ дать множество новых взаимных проблем, требующих своего разре­ шения.

Помимо данных процессов, локализованных в конкретных вре­ менных рамках, тема российско-монгольских отношений, их состоя­ ния, основных проблем и перспектив развития актуальна и в силу на­ личия общей границы, одной из самых протяженных в мире, равной 3485 км. История политических, экономических, социальных, куль­ турных контактов между народами двух стран насчитывает не одно столетие. За это время был приобретен и накоплен богатый и полез­ ный опыт отношений на различных уровнях - от межгосударственно­ го до уровня взаимосвязей между обычными российскими/советски­ ми и монгольскими гражданами.

С позиций сравнительного анализа представляют интерес для ис­ следования трансформация межгосударственных отношений Россий­ ской Федерации с бывшими социалистическими странами в Европе и Азии, выявление общих и особенных черт этого процесса, региональ­ ная специфика и базисные основания, оказавшие свое влияние на ди­ намику отношений стран после 1991 г. И здесь следует особо под­ черкнуть, что Россия и Монголия в ряду социалистических стран (бывших и настоящих) выделяются своим наиболее продолжитель­ ным по времени следованием в направлении социалистической моде­ ли развития.

Проблема построения взаимовыгодных отношений с Монголией в постсоциалистический период является частью не менее масштаб­ ной исторической задачи Российского государства - интеграции сво­ их зауральских территорий, имеющих значительные хозяйственные и социокультурные связи с монгольским соседом, в единое социальноэкономическое пространство страны. В свою очередь интенсифика­ ция экономических отношений с ближайшими приграничными терри­ ториями России также входит в перечень наиболее значимых задач для Монголии, испытывающей потребность в развитии своих отда­ ленных от Улан-Батора регионов.

О возросшей значимости пригранично-регионального уровня от­ ношений говорит и актуализировавшаяся в начале 1990-х гг. идея национально-культурного, а также политического сближения Монголии с близкими ей в культурно-историческом плане народами, населяю­ щими российские приграничные регионы (бурятами, тувинцами). Эта идея высветила новый (а точнее, возродила старый) непростой аспект российско-монгольских отношений - скрытый вызов политико-территориальной целостности Российской Федерации со стороны идеоло­ гии, получившей в научной и публицистической литературе наимено­ вание «панмонголизм».

Состояние и перспективы развития современных российскомонгольских отношений - важный сегмент в системе международных отношений в Центральной Азии и на Дальнем Востоке. Местонахож­ дение между двумя крупнейшими державами Евразийского материка - Россией и Китаем - превращает Монголию, учитывая обширность ее территории в сочетании с малой численностью населения, в объект явного или скрытого соперничества внешних сил, как традиционных для данного региона, так и относительно новых. Принимая во внима­ ние это обстоятельство, а также наблюдаемую тенденцию к усилению региональных уровней международных отношений, на которых дей­ ствует подавляющее большинство стран мира, отношения России и Монголии должны быть рассмотрены и проанализированы, в том чис­ ле в контексте международно-региональных политических процессов.

В данной работе важным было показать процесс трансформации отношений между Россией и Монголией на протяжении двух послед­ них десятилетий; понять, какая система взаимоотношений пришла (и пришла ли вообще) на смену той, что была свойственна для отноше­ ний эпохи социализма. Не менее значима и задача прогностического характера, то есть выделение долгосрочных трендов в развитии российско-монгольских отношений после «холодной войны» и выявле­ ние факторов, способных повлиять на траекторию этих отношений в дальнейшем. Общие внешние условия, такие, как глобализация, угро­ за международного терроризма, консенсус в вопросе об опасности распространения оружия массового уничтожения, существенное по­ вышение приоритетности прав человека, создают глобальные импера­ тивы, которые большинство государств мира вынуждено учитывать при определении собственного внешнеполитического курса. Но не менее оправдан и поиск самобытности российско-монгольских отно­ шений, определяемой присущими странам национальными особенно­ стями: их геополитическим положением, социокультурными характе­ ристиками, историей взаимоотношений, традициями дипломатии и множеством других специфических факторов. В частности, одной из важных характеристик российско-монгольских отношений является асимметричность, вытекающая из несопоставимости политического, военного, демографического, экономического и иных потенциалов России и Монголии. Достаточно напомнить, что население Монголии в 50 раз меньше населения России; место Монголии в системе внеш­ неполитических приоритетов РФ несопоставимо с местом РФ в сис­ теме внешнеполитических приоритетов Монголии. Отсюда и зачас­ тую неравноценные вклады сторон в процесс взаимного сотрудниче­ ства, разные подходы к разрешению тех или иных проблем. В то же время, очевидно, что влияние данной асимметричности на отношения между странами в тот или иной период истории было различным и проявлялось неодинаково.

По ряду этих причин назрела насущная необходимость выявить основания и механизмы взаимодействия Российской Федерации и Монголии в начале XXI столетия, проанализировать наиболее веро­ ятные сценарии развития отношений между странами, как в кратко­ срочной, так и в более отдаленной перспективе.

Наблюдаемый в последние годы в России и Монголии возросший интерес к сотрудничеству в политической сфере, области экономики, науки, культуры благоприятствует активизации изучения современ­ ных российско-монгольских отношений.

Необходимость осветить (хотя и очень кратко) основные истори­ ческие вехи в российско-монгольских отношениях в XX в., а также различные варианты их интерпретации были продиктованы, в первую очередь, значимостью уроков прошлого, имеющих большое значение для понимания настоящего и попыток заглянуть в будущее. Опыт предыдущих периодов отношений, их позитивные и негативные мо­ менты, откладывающиеся в исторической памяти российского и мон­ гольского социумов, значительно влияют на характер современных отношений. Нередко от тональности той или иной оценки событий предшествующих периодов зависит выстраивание современных от­ ношений, их психологический фон.

Теме российско-/советско-монгольских отношений в советском монголоведении традиционно уделялось большое внимание. Ощути­ мый вклад в изучение отношений между странами внесли такие ис­ следователи, как JI. М. Гатауллина, А. А. Гербова, М. И. Гольман, В. В. Грайворонский, И. Я. Златкин, В. И. Иваненко, М. С. Капица, И. М. Майский, Г С. Матвеева, А. А. Осипов, С. К. Рощин, Г И. Слесарчук, Д. Б. Улымжиев, Ш. Б. Чимитдоржиев и мн. др.1 В этих работах подробно освещена российская/советская помощь мон­ 1 Гатауллина Л. М Проблемы некапиталистического развития Монголь­ ской Народной Республики. - М.: Наука, 1978; Гербова А. А. Развитие социа­ листической промышленности МНР на современном этапе. - М., 1978; Гольман М. И. Изучение истории Монголии на Западе, XIII - середина XX в. М.: Наука, 1988; Грайворонский В. В. Торгово-экономические связи СССР и МНР. 1962-1987 гг. - М., 1988; Златкин И'. Я. Очерки новой и новейшей ис­ тории Монголии. - М.: Изд-во «Восточная литература», 1957; История совет­ ско-монгольских отношений / Под ред. Б. Г Гафурова, Б. Ширендыба. - М.:

Наука, 1981; Капица М С, Иваненко В. И. Дружба, завоеванная в борьбе. М., 1970; Майский И. М. Монголия накануне революции. - М.: Институт вос­ токоведения (ИВ) Академии наук СССР, 1959; Матвеева Г С. Монгольский революционный союз молодежи: история и современность. - М.: Наука, 1960; Осипов А. А. Внешняя политика Монгольской Народной Республики. М.: Изд-во ИМО, 1963; Рощин С. К. Сельское хозяйство МНР на социалисти­ ческом пути. - М.: Наука, 1971; Русско-монгольские отношения: Сб. доку­ ментов / Сост. М. И. Гольман, Г И. Слесарчук. - М., 1974; Улымжиев Д. Б.

Путь монгольского аратства к социализму. - Новосибирск, 1987; Чимит­ доржиев Ш. Б. Россия и Монголия. - М.: Наука, 1987.

гольскому народу в его борьбе за независимость, в создании нацио­ нального государства, экономической и социокультурной модерниза­ ции страны. Помимо теоретико-аналитических достоинств работы советских монголоведов содержат большое количество документаль­ ного статистического материала по военному, межпартийному, соци­ ально-экономическому, научно-культурному советско-монгольскому сотрудничеству. Известная идеологическая заданность и господство марксистско-ленинской методологии в советских общественных нау­ ках обусловили определенную тенденциозность многих отечествен­ ных работ советского периода на тему взаимоотношений СССР и МНР. Ядром концепции советско-монгольских отношений стала тео­ рия «классовой солидарности» в отношениях «братских социалисти­ ческих стран», в рамках которой не находилось места освещению и изучению существовавших противоречий между СССР и МНР, не всегда совпадающих интересов двух стран.

До начала демократических реформ 1990-х гг. монгольские ис­ следователи при изучении монголо-советских отношений делали ак­ цент на положительных моментах, признавая ключевую роль Совет­ ского Союза в деле социально-экономического и международно­ политического развития МНР. В частности, в монографии «История Монгольской Народной Республики» авторы отмечают особую роль СССР в деле обретения Монголией независимости и экономического прогресса в форме некапиталистического пути развития Данная ис­ ториографическая традиция была продолжена в последующих рабо­ тах видных монгольских ученых С. Дамдинсурэна, Ц. Пунцагнорова, Б. Ширендыба и мн. др. Не избежали влияния идеологии на свои научные позиции и за­ падные авторы. В западной политологической традиции превалиро­ 2 История Монгольской Народной Республики. - М.: Наука, 1954.

3 Дамдинсурэн С. МАХН дэлхийн коммунист хедвлгеетэй холбоо тогтоож хегжуусэн (Образование союза МНРП и мирового коммунистического движения). 1921-1940. - Улаанбаатар, 1971; Пунцагноров Ц. Монголын автономийн уейн туух (История Монголии периода автономии). - Улаанбаатар, 1955; Ширендыб Б. История Монгольской народной революции 1921 года. М., 1971.

вала точка зрения на то, что МНР являлась «страной-сателлитом»

СССР, полностью зависимой от него. Данная позиция была оформле­ на в виде концепции «сателлитизма». При этом, как отмечает россий­ ский специалист в области западного монголоведения М. И. Гольман, можно выделить два основных направления внутри этой концепции мягкое» и «жесткое»4 Сторонники первого направления, при общем критичном отношении к социализму как модели общественного раз­ вития, видели в советском патронаже над МНР положительные мо­ менты, в частности, условие сохранения ее государственного сувере­ нитета и социально-экономического развития5 Основу второго на­ правления составили представления его сторонников о сугубо на­ сильственном характере включения Монголии в советскую зону влияния и колониальной по своей природе политике Москвы в отно­ шении своего «самого старого сателлита»6 Для данного направления характерно рассмотрение Монголии в качестве «разменной пешки» в «большой игре» великих держав - России, Китая, Японии, а руково­ дителей МНР как советских «марионеток», не способных и не желав­ ших отстаивать монгольские национальные интересы. Само название работы одного из самых ярких представителей этого направления американского -монголоведа Р. Рупена «Как на самом деле управляет­ 4 См.: Гольман М. И. Западные авторы об отношениях России и Монго­ лии в XX веке // Россия и Монголия: новый взгляд на историю взаимоотно­ шений в XX веке: Сб. ст. - М.: ИВ РАН, 2001. - С. 256.

5 См., например: Bawden С. R. The Modern History of Mongolia. - London, 1968; Ewing T The Mongolian People’s Republic today 11 Asian Affairs. - 1980. Hyer P. Development of Outer Mongolia // The Asian Student. - 1976. Lattimore O. Nomads and Commissars. Mongolia Revisited. - N. Y 1962;

Sanders A. Mongolia: Politics, Economy and Society. - London, 1987.

6 См., например: Elleman B. A. Diplomacy and Deception. The Secret His­ tory of Sino-Soviet Diplomatic Relations. 1917-20. - Armonk, 1987; Murphy G.

Soviet Mongolia. A Study of the Oldest Political Satellite. - Berkley and Los An­ geles, 1968; Rupen R. Mongols of XX century. - Mouton: Indiana University Press, 1964; Он же. Mongolian People’s Republic. - Stanford, 1966; Он же.

How Mongolia is Really Ruled. A Political History of MPR (1900-1978). - Stan­ ford, 1979; Tang P Russian and Soviet Policy in Manchuria and Outer Mongolia, 1911-1931.-D urham, 1959.

ся Монголия» подразумевает то, что монголы не имели собственного мнения по поводу управления собственной страной, но все время сле­ довали веяниям, исходившим из Москвы.

Кроме идеологического фактора, на подобные умонастроения подавляющего числа западных исследователей эпохи «холодной вой­ ны» большое влияние оказал политический реализм, согласно кото­ рому критерием величия государства является его самодостаточность в пределах своей территории. Логика реализма такова, что слабые государства обречены либо группироваться против своих более мо­ гущественных конкурентов, либо быть зависимыми от них. Соответ­ ственно Монголия (МНР), согласно этой логике, не была способна к самостоятельным политическим инициативам и была обречена играть роль объекта, зависимого от более сильного соседа.

В постсоветский период предметом для изучения российскими учеными стали ранее не рассматриваемые аспекты советско-монгольских отношений, оценка многих моментов в истории советскомонгольских отношений была пересмотрена. В вышедших после 1991 г. отечественных работах на большом архивном материале были освещены такие непростые вопросы, как установление и разви­ тие русско-монгольских связей, отношения между Коминтерном, со­ ветским и монгольским руководством, комплекс межгосударствен­ ных противоречий в рамках регионального треугольника - «Ки­ тай, Советская Россия, МНР»7 Получили свое развитие исследования 7 См., например: Базаров Б. В. Неизвестное из истории панмонголизма. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2002; Белов Е. А. Россия и Монголия (1911гг.). - М.: ИВ РАН, 1999; Дугаров В. Д. Взаимоотношения России и Монголии в XV1I-XIX вв.: вопросы историографии. - Улан-Удэ: Бурятский госуниверситет, 2004; Кузьмин Ю. В. Монголия и «монгольский вопрос» в общественно-политической мысли России (конец XIX - 30-е гг. XX в.). Иркутск, 1998; Курас Л. В., Бабаков В. В. Панмонголизм как социокультур­ ный фактор (первая четверть XX века) // Вестник БГУгСер. История. - УланУдэ, 1997; Кузьмин Ю. В., Свинин В. В. Панмонголизм как национальная идея консолидации народов Центральной Азии в XX веке. - Иркутск, 1997; Jlnutтованный Е. И. От Великой империи к демократии. - Иркутск: ИГУ, 2007;

Лузянин С Г Россия - Монголия - Китай в первой половине XX в. Полити­ ческие взаимоотношения в 1911-1946 гг. - М., 2000; Надиров Ш. Г Цеденрегионального уровня российско-/советско-монгольских контактов Несомненный интерес представляют работы А. С. Железнякова и С. С. Радченко10, являющиеся своеобразной деконструкцией мифа о «советском сателлите», созданном в западной историографии периода «холодной войны». Авторы, используя в своих исследованиях ранее недоступный архивный материал социалистической эпохи, убеди­ тельно доказывают способность монгольского руководства вести са­ мостоятельную политику в отношениях с советской стороной, демон­ стрируют существовавшие противоречия внутри советско-монголь­ ского блока.

С началом демократических преобразований в Монголии на вол­ не общей переоценки истории XX столетия пересмотрена и история отношений с Советским Союзом. Тезис о фактической несамостоя­ тельности МНР во внутренней и внешней политике, в частности, об отсутствии какой-либо субъектности в отношениях с СССР был вос­ принят и даже развит рядом монгольских авторов. Так, в известной книге, вышедшей в Монголии в 1990 г., монгольский политический бал. 1984 год. - М.: ИВ РАН, 1994; Рощин С. К. Политическая история Монголии (1921-1945). - М.: ИВ РАН, 1999.

8 См., например: Даревская Е. М. Сибирь и Монголия: очерки истории русско-монгольских связей в конце XIX - начале XX века. - Иркутск: ИГУ, 1994; Лигитоваиный Е. И. Исторические взаимоотношения Сибири и Монго­ лии: культура и общество (XIX в. - 30-е гг. XX в.). - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1998; Саая С. В. Россия - Тува - Монголия: центральноазиатский треугольник в 1921-1944 гг. - Абакан, 2003.

9 Железняков А. С. К вопросу об отношении Коминтерна к панмонголизму // Гуманитарная наука в России: Соросовские лауреаты (История. Ар­ хеология. Культура. Антропология и этнография). - М., 1996; Он же. Мон­ гольский коммунизм: внутренние мотивы // VII Международный конгресс монголоведов. - Улан-Батор, 1997; Он же. Монголия в свете геополитики:

объект или субъект? // Владимирцовские чтения-1 V: Доклады и тезисы Все­ российской научной конференции (Москва, 15 февраля 2000 года). - М.: ИВ РАН, 2000.

1 Radchenko S. S. The Soviets’ best friends in Asia: the Mongolian Dimen­ sion of the Sino-Soviet Split. - Woodrow Wilson International Centre for Scholars.

Working Paper. - № 42. - Washington D. C., 2003. - November.

деятель и публицист Б.-Э. Батбаяр (литературный псевдоним - Баабар) назвал X. Чойбалсана марионеткой № 1, а Ю. Цеденбала - ма­ рионеткой № 21 Иные монгольские лидеры 1920-1930-х гг., сошед­ шие с политической арены в результате внутрипартийной борьбы в Монголии, стали описываться в качестве «прото-капиталистов» и «националистов», активно сопротивлявшихся внедрению социализма в Монголии 1 Советская сторона в рамках этих схем стала выступать в роли внешней деструктивной силы, препятствовавшей независимо­ му развитию МНР. Логичным продолжением данной концепции стал тезис о том, что окончание советско-монгольского союза явилось не чем иным, как «освобождением Монголии из-под диктата Москвы и обретением ею истинной независимости»13; в целом внешняя полити­ ка Монголии в XX в. стала рассматриваться через антиномичные ка­ тегории «сателлитизм» и «самостоятельность», которые фактически ограничивали свободу интерпретации.

Между тем данное теоретическое построение не учитывает фак­ тор более тонких и латентных неформальных идеологий внутри МНРП, а также «внутри» советско-монгольских отношений, разви­ вавшихся под воздействием культурной и социальной сфер, динамики политического процесса в странах, оставляет немного места для ана­ лиза содержательных проблем сотрудничества между государствами, реально существовавших противоречий.

1 Баабар Б. Буу март! Мартвал сенене (Не забывай! Забудешь - погиб­ нешь). - Улаанбаатар, 1990. - С. 33, 37.

1 Батсайхан О К вопросу о возможности альтернативного пути разви­ тия Монголии в 1920— 1930-е годы // Россия и Монголия: новый взгляд на историю взаимоотношений в XX веке. - М.: ИВ РАН, 2001.

1 Подобная мысль довольно ясно присутствуют в текстах монгольских политиков (Бямбасурэн Д. Уурийн жавар (Предрассветные заморозки) / Пер.

и излож. Г С. Яскина; Монголия и внешний мир. - М.: ИВ РАН, 2002. С. 12; Эрдэнэбат Б. Характер и тенденции развития военных отношений Монголии с зарубежными странами в условиях новой геополитической об­ становки // Монголия: актуальные вопросы национальной безопасности: Сб.

ст. - М.: РИСИ, 1998. - С. 79-90) и ученых (Батсайхан О. Монгол улсын хегжлийн замд учирсан ээдрээ. 1921-1932 (Препятствия на пути развития Монголии. 1921-1932 гг.). - Улаанбаатар, 1997.

Наряду с традицией, в рамках которой в целом негативно описы­ вается советская политика в отношении Монголии, существует иная, основывающаяся на взвешенном подходе к оценке советско-монгольских отношений. Монгольские исследователи Б. Лхамсурэн, Л. Жамсран, развивая в своих работах «теорию трех революций» в Монголии в XX в. (1911, 1921 и 1990 гг.), считают, что в результате революции 1990 г. Монголия обретала большую степень независимо­ сти, чем просто независимость1 Также происходит переосмысление роли монгольских руководителей в системе отношений с Советским Союзом. Появился ряд работ, объективно рассматривающих деятель­ ность монгольских руководителей Работ по изучению постсоциалистического периода российскомонгольских отношений как комплексного явления в современном российском монголоведении немного. В центр исследовательского внимания чаще всего попадали сюжеты, связанные с отдельными ас­ пектами проблемы кардинальных изменений в российско-монголь­ ских отношениях: динамикой торгово-экономического сотрудничест­ ва, проблемой погашения задолженности Монголии перед Россией, вопросами экономических и политических реформ в России и Монго­ лии, приграничное сотрудничество1 В первые годы постсоветского 1 Лхамсурэн Б. Монголын гадаад орчин, торийн тусгаар тогтнол (Внеш­ няя среда Монголии и ее государственная независимость). - Улаанбаатар, 1995; Jamsran L. Similarities and differences of the 1911 revolutions in Mongolia and Chinia II The Mongolian Journal of International Affairs. - 1994. - № 1. P. 61-63.

1 Бат-Очир Л. Чойбалсан. - Улаанбаатар, 1996; Gurbadam Ts. Yumjaagiin Tsedenbal on Mongolia’s Independence: Evolution of a Statesman’s Stance // Слон улсын харилцаа (Международные отношения). - 2003. - № 2. - Р. 141-151.

1 См., например: Бойкова Е. В. Проблема перехода на старомонголь­ скую письменность в Монголии: политический аспект // Владимирцовские чтения-1 V: Доклады и тезисы Всероссийской научной конференции (Москва, 15 февраля 2000 года). - М.: ИВ РАН, 2000. - С. 11-15; Гербова А. А. Прива­ тизация: опыт Восточной Европы и Азии. - М., 1991; Грайворонский В. В.

Современное аратство Монголии. Социальные проблемы переходного пе­ риода, 1980-1995. - М., 1997; Лиштованный Е. И. Монголия: ситуация выбо­ ра // Восток и Россия: взгляд из Сибири: Материалы и тезисы докладов науч­ но-практической конференции. - Иркутск, 1996. - С. 67-70; Монголия: ак­ периода статьи российских исследователей во многом являлись опе­ ративной реакцией на текущие события. В дальнейшем, по мере на­ копления фактического материала, стал наблюдаться более фунда­ ментальный подход к анализу отношений постсоциалистического пе­ риода.

Первыми монографиями, посвященными отношениям России и Монголии после 1990 г., стали работы В. Ц. Ганжурова1 В начале XXI в. вышли в свет работы Г. С. Яскиной1 и О. А. Джагаевой19, а также в 2006 г. защищена докторская диссертация О. А. Джагаевой «Развитие российско-монгольских отношений: основные направле­ ния, проблемы и перспективы (1921-2005 гг.)»20 Общее для данных работ - вывод о том, что в постсоциалистический период отношения между двумя странами, лишившись идеологической составляющей, приобрели более прагматичный характер, российские и монгольские лидеры начали руководствоваться принципом верховенства нацио­ нальных интересов. В них рассмотрены сюжеты, связанные с факто­ ром третьих стран в российско-монгольских отношениях. Позиции авторов сходятся в том, что с «уходом» России из Монголии в начале туальные вопросы национальной безопасности: Сб. ст. - М.: РИСИ, 1998;

Монголия: трудный путь к рынку: Сб. ст. - М.: ИМЭПИ РАН, 1994; Окнянский В. В. Российско-монгольское приграничное и межрегиональное сотруд­ ничество // Россия и Монголия: Новый взгляд на историю взаимоотношений в XX веке: Сб. ст. - М.: ИВ РАН, 2001. - С. 230-241; Попов С. П. Сущест­ вующее состояние и тенденции развития нефтяной и газовой промышленно­ сти стран Восточной Азии. - Иркутск, 2002; Яскина Г С. Монголия: смена модели развития. Политические и экономические реформы. - М., 1994; Она же. Аграрный сектор экономики Монголии на подступах к рынку. - М., 1998.

1 Ганжуров В. Ц. Россия - Монголия (история, проблемы, современ­ ность). - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1997; Он же. Россия - Монголия (на трудном пути реформ). - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1997.

1 Яскина Г С. Монголия и внешний мир. - М.: ИВ РАН, 2002. - 370 с.

1 Джагаева О. А. Россия и Монголия: очерк истории взаимоотношений в последней четверти XX столетия. - М., 2003. - 138 с.

20 Джагаева О. А. Развитие российско-монгольских отношений: основ­ ные направления, проблемы и перспективы (1921-2005 гг.): Автореф. дис. на соиск. уч. ст. д-ра ист. наук. - Волгоград, 2006.

1990-х гг., образовавшийся «вакуум силы» стали стремительно запол­ нять иные великие державы, в первую очередь Китай, рассматривае­ мый большинством российских авторов как главный конкурент Рос­ сии в регионе, успешно вытесняющий ее из сферы военно-полити­ ческих, торгово-экономических и даже культурных отношений с Монголией.

В то же время работы В. Ц. Ганжурова и О. А. Джагаевой носят преимущественно исторический характер, и первая из них событийно охватывает период до 1995 г. В книге профессора Г С. Яскиной вни­ мание сосредоточено на многосторонних связях современной Монго­ лии с внешним миром, где отношениям с Россией посвящена лишь отдельная глава. Кроме того, само название работы подразумевает несколько иной угол зрения, при котором основное внимание уделено собственно Монголии и ее взаимоотношениям с внешним миром.

К числу недостаточно исследованных аспектов российско-монгольских отношений постсоциалистического периода следует отне­ сти: связь между новыми политическими институтами, образовавши­ мися в России и Монголии в начале 1990-х гг., и эволюцией механиз­ мов взаимодействия двух стран; роль иных негосударственных акто­ ров (частные коммерческие предприятия, административно-терри­ ториальные субъекты, национально-культурные объединения и иные общественные организации) в развитии двусторонних отношений;

место международно-региональных организаций в процессе транс­ формации российско-монгольских отношений. Кроме того, мало представлены рассчитанные на перспективу рекомендации по страте­ гии России в условиях существующего международно-политического контекста.

В современной монгольской науке исследованию постсоциалистических взаимоотношений России и Монголии уделяется одно из основных мест. Возрос интерес к данной тематике в начале XXI в. и, в сравнении с российской историографией, монгольская является более обширной и разработанной. Практически любая работа монгольского автора, рассматривая внешнюю политику страны и международные отношения, так или иначе затрагивает российский аспект. К одной из причин этого можно отнести большую значимость российского на­ правления во внешней политике Монголии в сравнении с монголь­ ским направлением в российской внешней политике. Интерес совре­ менных монгольских ученых к изучению монголо-российских отно­ шений объясняется важными внешнеполитическими задачами Мон­ голии, заинтересованной в восстановлении и развитии политических, военных, экономических, научно-культурных связей с РФ. После де­ мократической революции 1990 г. появился ряд интересных книг и статей по данной проблеме, в том числе и на русском языке В 2003 г. в Институте международных исследований АН Монголии бы­ 21 См., например: Алтанцэцэг Н. 90-ээд оноос хойшхи уеийн Орос Монгол, Хятад - Монголын харилцаа (Российско-монгольские и китайскомонгольские отношения с 1990-х гг.) // Олон улсын харилцаа. - 2003. - № 2;

Батбаяр Ц. Орос ба Монгол (Россия и Монголия) // 1990-ээд оны олон улсын харилцааны хандлагууд, Монгол Улс - их гурнуудийн харилцаа (Тенденции международных отношений в 1990-е годы и отношения Монголии с велики­ ми державами). - Улаанбаатар, 1995; Балдоо Б. Монгол улсын гадаад харил­ цаа. XX зууны эхэн ба тегсгел уе (Внешние связи Монголии. Начало и конец XX века). - Улаанбаатар, 2003; Балдоо Б Д ам динсурэн С., Хайсандай Л.

Монголын тусгаар тогтнол ба Орос, Хятадын хучин зуйл (Независимость Монголии и российско-китайский фактор). - Улаанбаатар: АН Монголии, 1999; Баярхуу Д. Монгол улсын гадаад бодлого, олон улсын харилцааны туухийн зарим асуудал (Некоторые вопросы международных отношений и внешней политики Монголии). - Улаанбаатар, 1996; Дугэрсурэн М., Гомбосурэн Ц. XX зууны Монголын гадаад бодлогын туухын тойм (Обзор истории внешней политики Монголии в XX веке). - Улаанбаатар, 2004; Дэмбэрэл К. Влияние международной среды на развитие Монголии: сравнитель­ ный анализ в историческом контексте XX в. - Иркутск, 2002; Лхамсурэн Б.

Монголын гадаад орчин, торийн тусгаар тогтнол (Внешняя среда Монголии и ее государственная независимость). - Улаанбаатар, 1995; Монгол, ОХУ, БНХАУ-ын хил орчмын эдийн засгийн хамтын ажиллагаа (Приграничное экономическое сотрудничество Монголии, РФ и КНР). - Улаанбаатар, 2000;

Эихбаяр П. Монгол-Оросын харилцааны зарим асуудлууд (Некоторые вопро­ сы монголо-российских отношений) // 1990-ээд оны олон улсын харилцааны хандлагууд, Монгол Улс - их гурнуудийн харилцаа. - Улаанбаатар, 1995;

Энхцэцэг С. ОХУ-ын евразийн бодлого (Евразийская политика РФ) // Олон улс судлап (Международные исследования). - 2004. - № 2; Она же. ОХУ-ын гадаад бодлого дахь олон нийтийн дипломат ажиллагааа (Общественная ди­ пломатия во внешней политике РФ) // Олон улсын харилцаа. - 2004. - № 1;

Hishigt N. Contemporary Mongolian-Russian Relations // Geopolitical Relations between Contemporary Mongolia and Neighboring Asian Countries. - Chinese Culture University. - Taiwan, 2004.

ла издана коллективная монография «Геополитика в Центральной Азии и Монголия», где подробно рассмотрена роль России в контек­ сте регионального соперничества Москвы и Пекина2 В 2005 г. вы­ шла в свет коллективная работа «Монгольско-российские отношения.

Политика регионального развития и сотрудничества». Сосредоточив свое внимание на торгово-экономических аспектах отношений, авто­ ры подчеркивают особую роль прямых хозяйственных связей между приграничными регионами в деле успешного развития экономик двух стран23. В качестве одной из основных тенденций в современной мон­ гольской науке можно выделить более взвешенный в сравнении с на­ чалом 1990-х гг. подход к анализу современных отношений Монго­ лии с Россией.

Современные западные авторы предметом своего исследования, как правило, избирают комплексные политические и экономические связи Монголии с внешним миром, не уделяя особого внимания их российскому сегменту. К настоящему моменту преобладают работы аналитического и публицистического характера, в которых рассмат­ риваются некоторые моменты этой проблематики2 и, как отмечает 22 Тев Азийн геополитик. Монгол Улс. - Улаанбаатар, 2003.

2 Монгол-Оросын харилцаа. Бусчилсэн хегжлийн бодлого хамтын ажиллагаа (Монголо-российские отношения. Политика регионального разви­ тия и сотрудничества) / Ред. С. Дамдинсурэн, К. Дэмбэрэл. - Улаанбаатар, 2005.

24 См., например: Campi A. Mongolia in Northeast Asia - the New Realities // Geopolitical relations between Contemporary Mongolia and Neighboring Asian Countries. - Chinese Culture University, Taiwan, 2004. - P. 268-287; Fish M. S.

The Inner Asian anomaly: Mongolia’s democratization in comparative perspective II Communist and Post-Communist Studies. - 2001. - № 34. - P. 323-338; Ginsburg T. Political Reform in Mongolia. Between Russia and China // Asian Survey.

1995. - № 5. - P. 59-71; Hyer E. The Great Game. Mongolia between Russia and China // The Mongolian Journal of International Affairs. - 1997. - № 4.

P. 17-21; Kaplonski C. Reconstructing Mongolian Nationalism: The View Ten Years on II Mongolian Political and Economic Development During the Past Ten Years and Future Prospect / International Conference Hall. - Taiwan, 2000. P. 328-365; Mongolia in the Twentieth Century. Landlocked Cosmopolitan / Ed.

by Stephen Kotkin and Bruce Elleman. - N.Y.; London, 1999; Rupen R. Mongols of the 21st Century II Geopolitical relations between Contemporary Mongolia and Neighboring Asian Countries. - Chinese Culture University, Taiwan, 2004. - P. 5 Sabloff P Why Mongolia? The political culture of an emerging democracy // М. И. Гольман, «пока трудно говорить о наличии у западных авторов какой-то цельной научной концепции начавшейся в 1990 г. эволюции современного состояния и перспектив развития отношений Россий­ ской Федерации и Монголии»2 Среди фундаментальных западных работ, в которых так или ина­ че затрагивается тема современных российско-монгольских отноше­ ний, можно выделить известного американского востоковеда М. Россаби «Современная Монголия: от ханов к комиссарам и далее к капи­ талистам»26, где дается подробный анализ постсоциалистической ис­ тории Монголии. В частности, он отмечает, что отношения между странами, пережив в 1990-е гг. определенный упадок, в начале нового столетия вновь активизировались. Причем взаимное сближение двух стран обусловлено как внутренними для России и Монголии причи­ нами, так и рядом внешних по отношению к российско-монгольским связям факторов, в частности, усилением китайских позиций в регио­ не. Отдельные западные авторы, анализируя перспективы дальнейше­ го развития Монголии, все чаще рассматривают российскую полити­ ку в регионе в качестве важной составляющей монгольской безопасности Хотя склонность к негативной оценке любых попыток со стороны России увеличить свое влияние в Монголии по-прежнему присуща ряду западных исследователей Central Asian Survey. - 2002. - № 21. - P. 19-36; Sanders A. Mongolia 1990: a New Dawn // Asian Affairs. - 1991. - № 2. - P. 31-^t2; Severinghaus Sh. R. Mon­ golia in 1994. Strengthening Democracy // Asian Survey. - 1995. - № 1. - P. 70-75.

25 Гольман М. Й. Западные авторы об отношениях России и Монголии в XX в е к е...-С. 266.

26 Rossabi М. Modern Mongolia. From Khans to Commissars to Capitalists. Los Angeles; London: University of California Press, 2005.

27 Campi A. Mongolia in Northeast Asia - the New Realities // Geopolitical relations between Contemporary Mongolia and Neighboring Asian Countries. Chinese Culture University, Taiwan, 2004. - P. 268-287.

28 Bedeski R. E. Mongolia as a Modern Sovereign Nation-State // The Mongo­ lian Journal of International Affairs. - 2006. - № 13. - P. 83-94; Pham P J. Mon­ golia’s Challenge II Washington Times. - 2008. - 21 февраля; Rupen R. Mongols of the 21st Century 1 Geopolitical relations between Contemporary Mongolia and Neighboring Asian Countries. - Chinese Culture University, Taiwan, 2004. - P. 5-29.

1. Советско-монгольские отношения в контексте Глава истории социалистического периода 1.1. Взаимоотношения СССР с социалистическими странами Стремительная и кардинальная смена векторов общественного развития большинства стран бывшего социалистического лагеря в последнее десятилетие XX в. вызвала к жизни множество вопросов и проблем как теоретического, так и практического характера. Основ­ ное внимание научного сообщества оказалось сосредоточено на внут­ ренних переменах этих стран. Транзитология как одно из научных направлений стала неотъемлемой частью исследовательского инстру­ ментария историков, политологов, социологов, изучающих постсоциалистические общества В то же время такая проблема, как связь между внутренними из­ менениями в бывших социалистических странах и характером их взаимоотношений осталась менее изученной. Как правило, перемены на межстрановом уровне трактовались в качестве логического про­ должения изменений внутреннего порядка, в рамках либеральной паСм., например: Гельман И. А. Постсоветские политические трансфор­ мации // Полис. - 2001. - № 1. - С. 17-31; Капустин Б. Г Конец «транзитологии»? О теоретическом осмыслении первого посткоммунистического десяти­ летия // Полис. - 2001. - № 4. - С. 6-26; Мелъвиль А. Ю. Демократические транзиты, транзитологические теории и посткоммунистическая Россия / По­ литическая наука в России: интеллектуальный поиск и реальность. - М.:

МОНФ, 2000. - С. 336-368; Мощелков Е. Н. Переходные процессы в России.

Опыт ретроспективно-компаративного анализа социальной и политической динамики. - М.: МГУ, 1996. - 152 с.; Пшеворский А. Демократия и рынок.

Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. - М., 1999. - 320 с.; Четкое М. А. Развивающийся мир и посттоталитарная Россия. Новые конфигурации мирового пространства. - М.:

Изд-во «Восточная литература», 1994. - 176 с.; Huntington S. The Third Wave.

Democratization in the Late Twenty Century. - Norman and London, 1992;

McFaul M. The Perils of a Protected Transition // Journal of Democracy. - 1999. O ’Donnel G. Delegative Democracy // Journal of Democracy. - 1994. - № 1.

радигмы «линейного транзита», согласно которой степень «демокра­ тичности» внешней политики того или иного посттоталитарного/поставторитарного государства напрямую зависит от укорененно­ сти внутри него соответствующих демократических институтов и процедур При таком подходе, во-первых, не берутся во внимание в качест­ ве значимых географические, социально-экономические, историкокультурные и иные характеристики той или иной страны. В частно­ сти, история взаимоотношений рассматриваемых стран между собой в социалистический период (и даже в более ранние периоды истории), от которых могут зависеть траектории общественного развития, и взаимоотношений на современном этапе. Во-вторых, практически игнорируются факторы иного, чем внутриполитического характера.

Например, существующий международно-политический (региональ­ ный и глобальный) контекст. Между тем, на наш взгляд, при изуче­ нии трансформации отношений между бывшими социалистическими странами как системного явления следует в равной степени сосредо­ точить внимание как на эндогенных, так и экзогенных факторах этого процесса.

В связи с этим мы предполагаем, что причины, основные харак­ теристики и особенности трансформации отношений современной России с той или иной страной бывшего социалистического содруже­ ства следует рассматривать с учетом развития этих взаимоотношений в предыдущие периоды истории. По мнению российского специали­ ста в области транзитологии Е. Н. Мощелкова, к общественным трансформациям можно отнести процесс, для которого свойственно, с одной стороны, отмирание или уменьшение значения прежних факто­ ров общественных отношений, с другой, зарождение и становление элементов новых отношений. Причем нередко становление и зарож­ дение элементов происходит с опорой на потенциал прежних элемен­ тов3 Поэтому современные отношения России и Монголии, как стран, которые первыми вступили на социалистический путь разви­ тия, безусловно, следует рассматривать и в контексте истории их 30 См., например: Кулагин В. Политические режимы и внешняя политика // Pro et C ontra.- 2003. - № l. - C. 137-151.

3 Мощелков E. H. Переходные процессы в России... - С. 5-6.

взаимоотношений в предыдущую социалистическую эпоху. Именно в социалистический период была сформирована модель взаимоотноше­ ний, от которой Москва и Улан-Батор отказались в самом начале 1990-х гг., встав на путь кардинального обновления повестки взаимо­ действия.

Социалистическое содружество (советский блок), окончательно сложившееся в первое десятилетие послевоенного периода и инсти­ туционально оформившееся путем создания Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) и Организации Варшавского договора (ОВД), представляло собой систему союзнических отношений СССР с ос­ тальными членами содружества32 При этом Советский Союз был без­ условным лидером, государством-ядром содружества, вокруг которо­ го группировались его союзники, в различной степени зависимые от Москвы. Подобное положение вещей было отражением объективно существовавшей асимметрии во внешнеполитических возможностях стран. Отрыв СССР от своих союзников по «совокупному потенциалу своего комплексного (экономического, политического, военно-силового и культурно-идеологического) влияния на международные от­ ношения»33 был очевиден.

Однако само по себе превосходство СССР над союзниками еще не гарантировало незыблемости его лидирующих позиций в рамках советского блока. Внешним основанием, обеспечивавшим долгое время относительное единство социалистического содружества и ли­ дерские позиции в нем Советского Союза, было глобальное идейно­ политическое, военное и экономическое противостояние капитали­ 32 Советское руководство начиная с 1960-х гг. относило к социалистиче­ скому содружеству государства-члены ОВД в Европе, Вьетнам и Монголию в Азии, Кубу в Латинской Америке. КНР, КНДР, Лаос, Бирма, Камбоджа, Албания и Югославия членами социалистического содружества не признава­ лись, хотя вправе называться социалистическими им не отказывалось, и все они первоначально идеологически ориентировались на СССР и рассматрива­ ли его в качестве источника экономической помощи.

3 Бога туров А. Д. Смена порядков в международной системе. 1945- / Системная история международных отношений в четырех томах. 1918— 2003. - Т. 3. События 1945--2003 / Под ред. А. Д. Богатурова. - М.: НОФМО, 2003.- С. 9.

стическому миру, вошедшее в историю под названием «холодная война».

После Второй мировой войны, подобно тому, как восточно­ европейские страны оказались зависимы от СССР, страны Западной Европы довольно быстро попали в подчиненное положение к США, поскольку последние выступили их реальным покровителем и мото­ ром экономического возрождения. Периодически даже на уровне ри­ торики американская сторона давала понять, что она является стар­ шим партнером в НАТО, военно-политической организации, объеди­ нявшей западных союзников. Например, госсекретарь Дж. Ф. Даллес заметил, что «для такой страны, как Соединенные Штаты, имеющей интересы по всему миру, весьма затруднительно консультироваться с союзниками по Альянсу по любому вопросу» Во многом разделение международной системы на западную и восточную части мирового экономического организма после отвер­ жения странами «народной демократии» и Советским Союзом амери­ канского «плана Маршала» послужило причиной образования обо­ собленных друг от друга политико-хозяйственных и военных миров, для каждого из которых было характерно наличие сверхдержавылидера (СССР и США) и находящихся в зависимости от нее союзни­ ков.

Одной из ключевых характеристик «холодной войны» явилось то, что при всей остроте напряженности во взаимоотношениях между СССР и США, она не переросла в открытый вооруженный конфликт.

Это послужило поводом для ряда политиков и теоретиков-международников говорить о существовании определенной стабильности и «правил игры» в отношениях между Москвой и Вашингтоном, а так­ же их союзниками в период «холодной войны»3 Наличие потенци­ ального противника, вероятность открытого столкновения с которым, чаще всего, оценивалась как маловероятная, играло важную роль в отношениях между членами противоборствовавших блоков.

34 Цит. по: От миропорядка империй к имперскому миропорядку / Отв.

ред. Ф. Г Войтоловский, П. А. Гудев, Э. Г Соловьев. - М.: НОФМО, 2 0 0 5 С. 108.

35 См. например: Kissinger Н. The White House Years. - Boston, 1979;

Waltz K. Theory of International Politics. - Readings: Addison-Wesley, 1979.

Так, идейно-политическое единство среди своих союзников Мо­ сква и Вашингтон поддерживали во многом за счет постоянной ак­ туализации представлений о «внешней угрозе». Например, США, по­ степенно перенося акцент с событий, связанных с «суэцким кризи­ сом» 1956 г. на советское вмешательство в венгерские дела, успешно смогли сгладить возникшие противоречия между союзниками - Ве­ ликобританией и Францией, используя «советскую угрозу» в качестве объединяющего фактора36 Общее недовольство многих членов НА­ ТО асимметричным характером отношений с США часто уравно­ вешивалось выгодами от военных гарантий со стороны Вашингто­ на.

Кроме того, в ситуациях обострения двусторонних противоречий более сильная сторона могла в одностороннем порядке навязывать свои условия союзнику. Согласно доктрине «социалистического ин­ тернационализма» (на Западе получившей неофициальное название «доктрины Брежнева»), в отношениях между социалистическими странами превалировал принцип «глубокого идеологического единст­ ва», на практике означавший ограничение суверенитета менее силь­ ных членов блока, который считался второстепенным по отношению к союзническим отношениям.

Таким ^образом, само создание ключевых организаций (ОВД и НАТО) обосновывалось необходимостью усилить меры обороноспо­ собности стран-участниц в условиях идейно-политического противо­ стояния. Фактор постоянной «внешней угрозы» зачастую оправдывал и придавал легитимность существовавшей иерархии внутри двух бло­ ков.

В то же время описание взаимодействий сильного и слабого партнера исключительно в терминах «субъект-объектных» отноше­ ний, на наш взгляд, не вполне отражает реальный механизм этих взаимодействий. По выражению американского исследователя И. Чин, «у нас существует склонность рассматривать коммунистиче­ ский блок в качестве одного единого красного образования Не­ способность увидеть многие тонкости внутри этого блока сказывалась на адекватности американской политики в отношении социалистиче­ 36 От миропорядка империй к имперскому миропорядку... - С. 104.

ских стран»3 Как показывает история, даже в условиях тесных воен­ но-политических и экономических союзов среди их членов имеют место и неизбежные противоречия (конфликтные ситуации) по раз­ личным вопросам. Для ограничения и уменьшения издержек, связан­ ных с подобными противоречиями, принципиально важным для уча­ стников взаимоотношений (в первую очередь, сильного партнера) является удачное, по возможности взаимоприемлемое их разрешение или, по крайней мере, приведение этих противоречий в четкие инсти­ туциональные рамки. Ибо в противном случае критическая масса не­ довольства слабого партнера/партнеров от неразрешенности острых противоречий может перевесить выгоды союзнических отношений, а ситуация перерасти в кризисную. Как образно заметил известный по­ литолог Н. А. Косолапов, «попытки задавить конфликты и конфликт­ ность рано или поздно неизменно заканчивались тем, что проти­ воречия развития, выставленные в дверь, врывались назад через окно или иные «проемы», только более мощно и разрушительно» 38 Рос­ сийский исследователь К. А. Ефремова отмечает, что система начина­ ет терять устойчивость лишь в том случае, если существующая мо­ дель межгосударственных отношений по каким-то причинам переста­ ет устраивать значительное число государств Высокая степень влияния СССР и США на остальной мир позво­ лила известному американскому политологу-международнику, иссле­ дователю «холодной войны» Дж. JI. Гэддису сравнить сверхдержавы и сформировавшиеся вокруг них блоки государств с империями. Это сходство он находил не только в «наличии внутренней иерархии, су­ ществовании разных способов воздействия доминирующей державы на своих союзников/сателлитов», но и в «существовании обратных связей, позволявших не только сверхдержавам влиять на союзников, 37 GW Makes Mongolia a Hot Topic in World Studies (http://www.gwu.edu.).

38 Косолапое H. А. Конфликт как инструмент стабильности в междуна­ родных отношениях / А. Д. Богатуров, Н. А. Косолапов, М. А. Хрусталев // Очерки теории и методологии анализа международных отношений. - М.:

НОФМО, 2002.- С. 176.

39 Ефремова К А. Модели взаимодействия неравновесных участников международных отношений (на примере Китая, Индии и Мьянмы): Автореф.

дис. на соиск. уч. ст. канд. полит, наук. - М.: МГИМО, 2004.

но и союзникам оказывать существенное воздействие на политику сверхдержав» В теории международных отношений аксиоматичным является тезис о том, что государства способны пойти на определенное взаим­ ное сближение в том случае, если в их взаимоотношениях сложился благоприятный для этого баланс интересов. То есть большинство жизненно важных интересов одной стороны совпадают с аналогич­ ными интересами другой, а существующие разногласия и противоре­ чия не способны внести серьезные коррективы в процесс эффектив­ ного сотрудничества4 Соответственно наличие и соотношение об­ ластей совпадения/несовпадения интересов рассматриваемых госу­ дарств есть важное условие для сотрудничества между этими госу­ дарствами.

Хотя государства-лидеры, как правило, доминировали в отноше­ ниях со своими союзниками, часто навязывая им свои «правила иг­ ры», данная модель взаимоотношений необязательно была исключи­ тельно выгодна только для первых и абсолютно не выгодна для вто­ рых. Как указывает В. Е. Петровский, «в рамках отношений подобно­ го типа одни участники добиваются безопасности, другие - автоно­ мии. Более сильная держава обеспечивает безопасность для менее сильных, увеличивая тем самым автономию принятия решений; сла­ бая региональная держава получает гарантии безопасности в обмен на обещание следовать политическому курсу более сильной державы» Кроме того, степень свободы маневра для менее сильных госу­ дарств внутри таких союзов всегда была большей, чем это могло по­ казаться со стороны. В своих мемуарах советский генерал А. Майоров отмечает, что «какими бы лояльными ни были союзники, их военно­ политической установкой всегда является обеспечение собственных интересов. Для Чехословакии, в случае вторжения противника, глав­ ное - как можно скорее втянуть в войну своего союзника СССР с его могучими вооруженными силами, а свою армию -сберечь. Оборо­ 40 Gaddis J. L. We now how. Rethinking Cold War History. - Oxford, 1997.

- P. 26-28.

4 См., например: Удалое В. В. Баланс сил и баланс интересов // Между­ народная жизнь. - 1990. - № 5. - С. 19-20.

42 Петровский В. Е. Азиатско-тихоокеанские режимы безопасности по­ сле «холодной войны»: эволюция, перспективы российского участия: Автореф. дис. на соиск. уч. ст. д-ра полит, наук. - М., 1998. - С. 18.

няться и не рисковать - вот кредо Чехословацких вооруженных СИЛ»

Для многих членов социалистического блока участие в СЭВ было выгодно, долгое время отвечало их экономическим интересам. По словам Р. С. Гринберга, «в 1950-60-е годы - в условиях экстенсивно­ го экономического роста и бурного увеличения взаимного товарообо­ рота стран-членов СЭВ - логика межгосударственного натурально­ компенсационного обмена не выглядела порочной Согласно из­ вестным экспертным оценкам, в период 1970-1984 гг. общая сумма выигрыша, полученного восточно-европейскими странами-членами СЭВ от торговли с СССР достигла 196 млрд. долларов США»44 В целом страны Восточной Европы восстановили свои экономики и смогли существенно повысить свой международный статус, опираясь на авторитет Советского Союза (особенно это касалось созданной в 1949 г. ГДР, а также бывших союзников нацистской Германии - Бол­ гарии, Венгрии, Румынии).

В конечном итоге в отношениях СССР (как государства-лидера) со своими менее мощным союзниками по социалистическому содру­ жеству имело место не столько одностороннее воздействие, сколько взаимовлияние (пусть и неравнозначное). Характер и степень этого взаимовлияния обусловливались базовыми характеристиками сторон.

К примеру, ГДР, будучи страной, по своему военному, экономиче­ скому, демографическому и научно-техническому потенциалу стоя­ щей выше таких социалистических стран, как Болгария, Венгрия или Чехословакия, занимала более активную позицию в отношениях с Советским Союзом, играла значительную роль в структурах СЭВ и ОВД.

Однако, как показала практика, наличие общей внешней угрозы (мнимой или реальной), а также выгоды от торгово-экономических отношений не всегда являлись эффективными в деле поддержания единства внутри блоков. В условиях ограниченных экономических возможностей СССР был вынужден управлять своими союзниками с 43 Майоров А. Вторжение. Чехословакия, 1968 год: свидетельства коман­ дарма. - М., 1998. - С. 75.

44 Гринберг Р С. Почему нет СЭВа и чему учит его опыт // Российский экономический журнал. - 1999. - № 4. - С. 79-81.

помощью идеологических и силовых рычагов. Характерен пример событий в Венгрии 1956 г. и Чехословакии 1968 г., когда Москва, бу­ дучи не в силах обеспечить единство в рядах своих союзников пре­ имущественно дипломатическими и/или экономическими методами, прибегла к методам военно-силового порядка. Применение подобных методов, при всей кажущейся их эффективности, наносило серьезный урон международному имиджу Советского Союза, подрывало дове­ рие к нему со стороны союзников. Наблюдался рост антисоветских настроений в странах, подвергшихся военному вторжению. Москва постепенно утрачивала симпатии части благожелательно настроен­ ных к ней сил в странах «третьего мира», европейских «левых». Ру­ мыния, член ОВД, не поддержала советскую акцию в Чехословакии, а Албания 12 сентября 1968 г. вообще вышла из этой организации. Сла­ бости подобного подхода к разрешению противоречий стали очевид­ ны, и для укрепления отношений со своими союзниками требовались нетрадиционные для середины XX в. принципы и методы взаимодей­ ствия.

По мере усложнения международно-политического и экономиче­ ского процессов, система отношений США и их военно-политических союзников в качестве реакции на потенциальную возможность воз­ никновения* кризисных ситуаций в этих отношениях сумела эффек­ тивно перестроиться и эволюционировать к новохму типу, способному разрешать назревшие противоречия путем минимизации потерь. Ста­ раясь не допустить нового «кризиса доверия»45, Вашингтон пере­ смотрел свою политику в отношении европейских партнеров по аль­ янсу, формально предоставив им большую самостоятельность. Было предложено развивать межсоюзнические отношения в направлении перехода от главенства США к более равноправному партнерству, то есть к наращиванию ответственности европейцев, особенно в воен­ ном отношении.

Помимо этого, чтобы не допускать серьезных разногласий в ста­ не союзников, США пустили в ход весьма простой и в то же время 45 Так называемый «кризис доверия» в отношениях между участниками НАТО случился в период с середины 1950-х - до середины 1960-х гг. и озна­ чал комплекс взаимных противоречий по значительному кругу международ­ ных вопросов. В частности, по вопросу о принципах и порядке контроля над ядерным оружием.

эффективный политический механизм: все спорные вопросы подле­ жали обсуждению, в ходе которого происходило согласование пози­ ций между всеми участниками блока и выработка консенсусного ре­ шения. Госсекретарь Д. Раск в телеграмме в Госдеп от 14 декабря 1967 г. отмечал, что «ценность процесса обсуждений намного выше, чем ценность непосредственно самого конечного результата» В стремлении создать видимость равного партнерства и исклю­ чить подозрения в одностороннем диктате, а также как можно тесно связать между собой союзников по НАТО особый акцент США дела­ ли на необходимости рассмотрения в рамках Альянса не только воен­ ных, но экономических и политических вопросов. Подобная стратегия преследовала цель создания экономически единой, сильной Европы.

В результате был заложен фундамент для развития особой формы международно-политического союза, в котором лидер был согласен идти на диалог с младшими партнерами.

Таким образом, в отличие от советской стороны, которая вплоть до середины 1980-х гг. продолжала проводить достаточно жесткую политику в отношении своих союзников по ОВД, США использовали более гибкие методы с особым акцентом на тесных политических консультациях и использовании политических структур НАТО в ка­ честве своеобразного форума для обсуждения всех спорных вопросов.

Безусловно, даже при таком подходе США оставались лидером, стремящимся придерживаться отношений типа «ведущий - ведомый»

со своими союзниками. Но вместе с тем в американской политике присутствовало и желание реализовать внутренний потенциал разви­ тия партнеров по НАТО. Вашингтон допускал формирование взаимо­ зависимости со своими союзниками и возможность принятия ими са­ мостоятельных решений по отдельным вопросам международной по­ литики. В частности, США не только не оказывали препятствий про­ цессу европейской экономической интеграции, начавшейся в 1950-х гг., но во многом способствовали его продвижению 46 Цит. по: От миропорядка империй к имперскому миропорядку... - С. 130.

47 Об этом см., например: История европейской интеграции (1945-1994) / Под ред. А. С. Намазовой, Б. Эмерсона. - М.: ИВИ РАН, 1995; США и Ев­ ропа: перспективы взаимоотношений на рубеже веков / Отв. ред. А. И. Уткин.

- М.: Наука, 2000.

В современной политологической литературе уже классическим стало различие между «жесткой силой (hard power)» и «мягкой силой (soft power)». Под «мягкой силой» профессор Гарвардского универси­ тета Джозеф Най-младший понимает «способность государства (сою­ за, коалиции) достичь желаемых результатов в международных делах через убеждение (притяжение), а не подавление (навязывание, наси­ лие, принуждение), что характерно для «жесткой силы»48 В связи с этим модель отношений между США и их союзниками, основанная в том числе на методах убеждения и диалога («мягкая сила»), может быть обозначена как «мягкое» лидерство в противоположность моде­ ли «жесткого» лидерства, опирающейся на такие традиционные для международной политики средства, как силовое давление, экономи­ ческие санкции и т. п. К модели «жесткого» лидерства тяготели от­ ношения СССР с государствами-участниками ОВД. Это не означает, что советская сторона опиралась исключительно на силовые методы, но в случаях кризисных ситуаций в отношениях с союзниками сило­ вые методы нередко были последним «доводом».

«Мягкое» лидерство качественно отличается от «жесткого»

принципом отношения к межгосударственным противоречиям. Если в модели «жесткого» лидерства превалируют либо односторонние ре­ шения лидера, либо изоляция потенциально конфликтных устремле­ ний между союзниками, то в модели «мягкого» лидерства акцент де­ лается на открытом обсуждении и разрешении существующих про­ блем и противоречий. Кроме того, между взаимоисключающими и совпадающими кооперационными интересами постепенно возникает оптимальный баланс, при котором первые уравновешиваются вторы­ ми. Например, общая заинтересованность США и Франции в области политического и экономического сотрудничества во второй половине XX в. компенсировала периодически возникавшие между ними противоречия по различным вопросам международной политики 4 Nye J. Soft Power. The Means to Success in World Politics. - N. Y Public Affairs, 2004. - P 61.

49 В результате одного из таких противоречий Франция 21 февраля 1966 г. даже вышла из военной организации НАТО, что однако не помешало обеим сторонам в дальнейшем продолжить плодотворное сотрудничество.

Даже с окончанием почти полувекового противостояния с СССР и его союзниками по ОВД, когда все более распространенными стали разговоры о кризисе целей НАТО, Альянс тем не менее нашел новые пути и дополнительные ресурсы для внутреннего реформирования при сохранении основ оборонного союза5 Вашингтон, по мнению ряда исследователей, выработал и сохранил после «холодной войны»

способность управлять конфликтным потенциалом в среде союзни­ ков, вытекающую из центрального положения США в ряде военно­ политических Альянсов и экономических организаций5 Таким обра­ зом, при помощи механизмов «мягкого» лидерства происходили про­ цессы адаптации Альянса к новым международным условиям и регу­ лирования противоречий между союзниками.

К основным причинам формирования подобной модели взаимо­ действия государства-лидера со своими союзниками можно отнести тенденцию к взаимозависимости как общемировое явление. Посте­ пенное сближение развитых стран Запада на основе общности взгля­ дов на пути решения экономических, политических, социальных, эко­ логических и других проблем способствовало повороту их взаимоот­ ношений от жесткого варианта разрешения противоречий к более гибкому, на основе компромиссов и взаимной выгоды. При этом ска­ чок в производительных силах за счет НТР, повышение эффективно­ сти в экономическом регулировании стали основанием для подобного поворота. Данная интерпретация, при всех ее различиях в концепту­ альных основаниях, очень близка к распространенной в науке о меж­ дународных отношениях теории «взаимозависимости мира», опи­ 50 Основанная на историческом опыте последних веков логика реали­ стического подхода к военным союзам заставляла предполагать, что практи­ чески ни один из оборонных Альянсов не мог пережить собственной победы над противником. Об этом см., например: Walt S. The Origins of Alliances. Ithaca: Cornell University Press, 1984. - P. 214.

5 См., например: Богатуров А. Д. Плюралистическая одно полярность (1997-2003)... - Т. 3. - С. 626-627; Троицкий М. А. Трансатлантический союз.

1991-2004. Модернизация системы американо-европейского партнерства после распада биполярности. - М.: НОФМО, 2004. - С. 21.

рающейся на тезис о глобальной взаимосвязанности всех стран мира Кроме того, рассуждая о моделях взаимодействия двух госу­ дарства идеров со своими союзниками и сателлитами по военно­ политическим блокам, необходимо учитывать и фактор идеологиче­ ской составляющей политики Москвы и Вашингтона в отношении менее сильных партнеров. Политические институты, ценности, соци­ ально-экономические модели развития советского и американского обществ, а также специфика внешнеполитического поведения двух государств в той или иной мере переносились на местную почву, бы­ ли своеобразным ориентиром для стран, зависимых от СССР и США.

Первоначальным источником перехода к модели «мягкого» ли­ дерства для США и в целом для буржуазных западных стран высту­ пила плюралистическая природа их внутреннего устройства. В тече­ ние нескольких столетий созданы и усовершенствованы обществен­ но-политические механизмы, призванные смягчить или нейтрализо­ вать негативные проявления существующих противоречий. При дос­ таточно гибком использовании этих механизмов государственные и общественно-политические структуры стали относительно успешно предотвращать возможные социальные взрывы, ставить определен­ ные предель^ обостряющимся проблемам. На смену абсолютизации традиционных устоев и консервативных начал в сфере управления обществом пришел механизм их непрерывных модификаций, общест­ венного диалога.

Зародившись на национальном уровне, этот механизм постепенно стал переноситься и на международную арену, в отношения между союзниками по евро-атлантическому блоку. Американская политиче­ ская элита стала отдавать предпочтение неформальным «мягким» ме­ тодам доминирования во внутрисоюзных отношениях, то есть кос­ венного управления политическими сообществами, входящими в сферу их влияния, используя структуры таких институтов, как НАТО, МВФ, Мировой банк. Управление, осуществляемое посредством этих институтов и процедур, схожих с американскими, легко поддавалось 52 См., например: Най Дж. Кохейн Р Транснациональные отношения и мировая политика / Теория международных отношений: хрестоматия / Сост., ред. П. А. Цыганков. - М.: Гардарики, 2002.

регулированию и контролю со стороны Вашингтона, так как сами Со­ единенные Штаты уже давно и успешно освоили соответствующие политические технологии на собственном внутриполитическом поле.

Кроме того, для большинства американских союзников по НАТО, имевших значительный опыт демократического развития, данные процедуры также были знакомы и понятны.

В этом отношении менее приспособленная к вызовам современ­ ности социалистическая модель общественно-экономического и по­ литического развития со временем стала проигрывать заочное сорев­ нование капиталистической модели. В том числе и в деле обеспече­ ния условий для эффективного преодоления кризисных ситуаций и разрешения накопившихся взаимных противоречий между членами советского блока. Кризисные явления особенно интенсивно стали вы­ ходить на поверхность по мере снижения актуальности «внешней уг­ розы». Москве становилось все труднее обосновывать свои претензии на лидерство среди своих союзников из-за нормализации отношений с Вашингтоном во второй половине 1980-х гг. Неизбежным оказалось ослабевание центростремительных тенденций внутри социалистиче­ ского содружества.

Собственно задачу опередить назревший и готовый прорваться кризис как на внутриполитическом, так и международном уровне бы­ ла призвана политика «перестройки» и «новое мышление». К сущест­ вовавшим противоречиям внутри социалистического содружества планировалось подойти с позиций равноправного диалога, предпола­ гавшего плюрализм позиций в противовес прежнему принципу идео­ логического единства. В частности, из концепции «нового мышле­ ния» для отношений Москвы с социалистическими странами Европы следовали установки, связанные с содействием реформированию по­ литических режимов этих стран по образцу преобразования СССР, отказ советского руководства от вмешательства в дела восточно­ европейских стран. Стремясь обновить систему взаимодействия со своими восточно-европейскими союзниками, М. С. Горбачев факти­ чески согласился с их правом на собственный выбор внешнеполити­ ческой ориентации.

Однако в силу различного рода причин - отсутствия опыта в по­ добного рода подходе, теоретического инструментария и сложивших­ ся исторически институтов и процедур - такая попытка сохранить политическое и экономическое единство социалистического про­ странства в конечном счете потерпела неудачу. В течение 1991 г. пре­ кратили свое существование две структурообразующие международ­ ные социалистические организации - ОВД и СЭВ, а вскоре после это­ го ушел с исторической арены и сам Советский Союз.

Бесспорно, основными причинами, послужившими толчком к выходу на поверхность внутриблоковых противоречий в Европе и, в конечном итоге, приведшими к кризису и распаду мировой социали­ стической системы, стали социально-экономическое ослабление со­ циалистического содружества и последовавшие за ним кризисные явления в модели общественно-политического развития, связанные с издержками и слабостями авторитарного способа управления. Одна­ ко, на наш взгляд, не менее важен и тот факт, что советское руково­ дство не обладало необходимыми инструментами и технологиями, при помощи которых можно было компенсировать негативные мо­ менты в отношениях с союзниками. Именно процедурный механизм союзнических отношений стал одним их самых уязвимых мест во взаимодействии СССР со своими «собратьями» по социалистическо­ му содружеству. Модель «жесткого» лидерства оказалась менее при­ способленной к адекватным ответам на вызовы современности.

Хотя црсле исчезновения социалистического содружества и са­ моликвидации Советского Союза система взаимоотношений Россий­ ской Федерации как правопреемницы СССР на международной арене и ее вчерашних союзников, окончательно лишившись идеологической составляющей, стала более избирательной и, казалось, лишенной идеологической доминанты, история отношений прежних лет про­ должила оказывать определенное влияние на состояние отношений текущих.

Сразу же после распада СССР у российского руководства отпала необходимость поддержания единства в рядах бывших социалистиче­ ских стран, и приоритетом во взаимоотношениях с ними были про­ возглашены национальные интересы России5 Отдельные страны на какое-то время практически выпали из сферы внимания Москвы (Ал­ 53 См., например: Концепция внешней политики РФ, принятая в декабре 1992 года // Внешняя политика и безопасность современной России / Сост.

Г А. Шаклеина. - М.: РОССПЭН, 2002. - Т. 4. - С. 21-50.

бания), с другими резко сократилось количество внешнеполитических контактов (Венгрия, Чехия, Румыния), за третьими сохранилась высо­ кая степень приоритетности (Польша). По сути, новая Россия не же­ лала и одновременно не могла больше играть роль доминирующей стороны в отношении стран Восточной Европы по аналогии с социа­ листическим периодом. Отчасти российское влияние в этой части ми­ ра упало из-за того, что Россия после распада СССР утратила границу с большинством из этих стран - за исключением небольшого участка российско-польской границы в Калининградской области. В итоге возникли условия для более прагматичных взаимоотношений между вчерашними союзниками по социалистическому содружеству. Однако по ряду причин этого не удалось достичь (по крайней мере, в отноше­ ниях с некоторыми восточно-европейскими странами).

С исчезновением идеологического противостояния между социа­ листическим и капиталистическим блоками начался процесс выхода на первый план традиционных, привнесенных историей и историче­ ской памятью мотиваций во внешнеполитическом поведении постсоциалистических стран, остававшихся скрытыми в период «холодной войны». Так, для ряда государств Восточной Европы вновь актуали­ зировался образ России как постоянной военной и даже цивилизаци­ онной угрозы их существованию. Особенно сильными антироссийские настроения оказались в странах, имеющих негативный истори­ ческий опыт отношений с Россией, - Польша, Чехия, Венгрия. В свою очередь в таких бывших соцстранах, как Югославия, Болгария, Сло­ вакия уровень антироссийских настроений оказался на порядок ниже, что объяснимо отчасти более благоприятным историческим образом России в указанных странах.

Значительная часть политических элит и общества стран Восточ­ ной Европы посчитала возможным обеспечение собственной эконо­ мической и военно-политической безопасности посредством членства в таких организациях Запада, как ЕС и НАТО. В принятой на встрече в Кракове 6 октября 1991 г. декларации основными целями Вишеградской группы5 были провозглашены: подключение к европейской 54 Название международного объединения, созданного Польшей, Чехо­ словакией и Венгрией в результате подписания 12-15 февраля 1991 г. в горо­ де Вишеграде (Венгрия) декларации о сотрудничестве.

правовой и политической системам и системе безопасности, развитие отношений с НАТО и последующая интеграция в Североатлантиче­ ский союз Данная позиция, помимо указанных моментов, была призвана разрешить кризис социокультурной идентичности этих стран, образо­ вавшийся после дезинтеграции социалистического блока. По мнению российского исследователя истории стран этого региона А. Миллера, «в современном “издании” концепции Центральной Европы Запад играет двойственную роль как “иной” и одновременно “свой”, тогда как Россия однозначно выступает в роли “чужого” Подавляю­ щее большинство собственно центрально-европейских участников дискуссии восприняли крах советской системы как освобождение из иеволи социалистического лагеря и новое рождение Центральной Ев­ ропы, а ориентацию на объединение с Западом - как “возвращение домой”» В результате во внешнеполитическом мышлении большинства лидеров этих стран сохранилось представление об отношениях с государством-лидером в их «жестком» формате как об адекватном ва­ рианте международно-политической стратегии. Разница проявилась лишь в изменении внешнеполитической ориентации данных госу­ дарств - на смену односторонней ориентации на Москву пришло практически полное согласие с большинством международных ини­ циатив Вашингтона. Как пишет отечественный специалист по цент­ рально-европейскому региону И. В. Тарасов, «значительная часть по­ литической элиты этих государств (то есть государства Восточной Европы. - В, Р.) воспринимает идею евроатлантизма в духе “холод­ ной войны” Сегодня “новая Европа” ведет себя на мировой аре­ не так, как это делала “старая Европа” в 1950-1960-х годах» Декларируемая руководством этих стран политика многовекториости на практике не осуществляется, и во внешней политике, как правило, господствует направление на один центр силы - США. Бо­ 5 Системная история международных отношений..гТ. 3. - С. 569.

5 Миллер А. Центральная Европа: история концепта // Полис. - 1996. С. 122.

57 Тарасов И. В. Европейское единство: испытание Востоком // Между­ народные процессы. - 2007. - № 1. - С. 73.

лее того, в своей политике безопасности страны Восточной Европы ориентируются на Вашингтон гораздо сильнее, чем на Париж и Бер­ лин, стремятся подчеркнуть особый характер своих отношений с США. Так, многие лидеры восточно-европейских стран проявляют готовность поддерживать действия НАТО «вне ее границ» в моменты острых противоречий Соединенных Штатов с государствами «старой Европы». Страны «первой волны» расширения Альянса (Польша, Че­ хия, Венгрия) прошли «проверку войной в Косове» 1999 г., государ­ ства «второй» (Болгария, Румыния, Словакия, Словения, три прибал­ тийские республики) - поддержали Вашингтон в иракском вопросе в 2003-м Таким образом, негативный образ России, с одной стороны, и на­ личие альтернативного идейно-политического и экономического по­ люса в лице США и Евросоюза, с другой, были главными причинами подобного варианта трансформации отношений. Итогом стала «ре­ альная опасность создания очередного «железного занавеса» к западу от российских границ»59 Односторонняя ориентация стран Восточ­ ной Европы стала накладывать определенные ограничения на их внешнеполитические стратегии, представления о рациональности.

Политические и военно-стратегические планы восточно-европейских государств стали нередко вступать в противоречие с их реальными потребностями в области безопасности, политики, экономики, в част­ ности, в области взаимовыгодных добрососедских отношений с Рос­ сийской Федерацией 58 Кучик А., Гогоша О. Мотивации государств Центрально-Восточной Европы в иракском кризисе // Международные процессы. - 2007. - № 3. С. 121.

59 Колосов В. А., Туровский Р Ф. Геополитическое положение России на пороге XXI века: реалии и перспективы // Полис. - 2000. - № 3. - С. 50.

60 Ярким примером противоречивости стратегии следования в фарватере американской внешней политики является согласие правительств Польши и Чехии разместить на территории своих стран элементы системы противора­ кетной обороны (ПРО) США, способной нанести ущерб военной безопасно­ сти России. При этом игнорируются не только интересы российской стороны, но и общественное мнение внутри Польши и Чехии. Согласно данным со­ циологических опросов, 55 % польских и 65 % чешских респондентов выска­ зались против размещения в своих странах базы ПРО США (РИА «Ново­ сти». 17.07.2007).

их безопасности (пожалуй, за исключением отдельных периодов ис­ тории Китая). Следовательно, не существовало исторически негатив­ ного образа России и психологических предпосылок для отчуждения, аналогичного восточно-европейскому региону. Иными словами, к концу 1980-х гг. в отношениях СССР со значительной частью социа­ листических стран Азии (Вьетнамом, Лаосом, КНДР, Бирмой (Мьян­ мой)) наряду с минимальным числом жизненно важных совпадающих интересов, имело место и незначительное количество взаимоисклю­ чающих интересов, конфликтных начал. Преобладали непересекающиеся, нейтральные по отношению друг к другу интересы. Данное обстоятельство послужило предпосылкой к становлению прагматич­ ных отношений с Россией.

Таким образом, в отношениях России со странами бывшей со­ циалистической системы в начале 1990-х гг. выделялось два основных варианта трансформации взаимоотношений после распада СССР.

11ервый условно можно обозначить как «европейский» с характерным для него резким взаимным отчуждением, акцентированием внимания на негативных моментах прошлого и настоящего. Второй - «восточно-азиатский», более плавный переход, идеологически нейтральный, без резких и кардинальных поворотов.

На этом «фоне единственной азиатской страной, не вписавшейся в общую магистраль политического развития остальных социалистиче­ ских стран Восточной Азии конца 1980-х - начала 1990-х гг. и про­ возгласившей курс на радикальную демократизацию своей политиче­ ской системы по аналогии с Россией и Восточной Европой оказалась Монголия. Логика настоящей работы диктует необходимость предпо­ слать исследованию современного состояния и тенденций в россий­ ско-монгольских отношениях обзор основных моментов их истории до начала 1990-х гг., определивших специфику трансформации российско-монгольских отношений в постсоциалистический период.

1.2. Особенности отношений России/СССР и Монголии/МНР История становления и развития российско-монгольских отно­ шений имеет глубокие корни. Не претендуя на подробное и всесто­ роннее освещение этих отношений до начала 1990-х гг., мы попыта­ емся осветить и проанализировать их ключевые моменты, принципи­ ально важные для понимания современной ситуации.

Первые контакты между Российским государством и Монголией появляются в начале XVII в. (если, конечно, не считать контакты древнерусских княжеств и империи Чингисхана XIII в.), когда в про­ цессе присоединения сибирских земель границы российских владений вошли в соприкосновение с районами расселения монголо-язычных племен. Изначально эти контакты носили характер дипломатических и торговых связей с раздробленными на тот момент монгольскими ханствами и княжествами. В целом главный российский интерес в отношении Монголии вплоть до середины XVII в. был сосредоточен на выгодном товарообмене с кочевыми народами Центральной Азии Обстановка в регионе резко изменилась по причине прямого столкновения интересов России с интересами маньчжурской дина­ стии Цин, пришедшей к власти в Китае и к концу XVII в. окончатель­ но подчинившей себе Южную и Северную (Халха) Монголию. В этой ситуации царское правительство с самого начала избирает политику поддержания мирных отношений с маньчжурской стороной, тем са­ мым стремится обеспечить безопасность своих сибирских и дальне­ восточных территорий. Заключение Нерчинского договора 1689 г.

между Российской и Маньчжурской империями, определившего часть их государственных границ на Дальнем Востоке и в Сибири69, озна­ меновало собой определенный рубеж в развитии российско-мон­ гольских отношений - вплоть до 1911 г. они в основном регулирова­ лись русско-маньчжурскими правовыми актами.

С этого периода Монголия для России становится геостратегиче­ ски значимой страной (территорией) в контексте российско-китай­ ского соперничества в регионе, соединяя в себе две основные функ­ ции: «моста» и «преграды». С одной стороны, царское правительство было заинтересовано в развитии торговли с Цинской империей и рас­ сматривало территорию Монголии в качестве «моста» для торгово­ 68 Чимитдоржиев Ш. Б. Россия и Монголия... - С. 6.

69 Мясников В. С Договорными статьями утвердили (дипломатическая история русско-китайской границы XVII-XX вв.). - Хабаровск, 1997. С. 165-168.

экономического проникновения в Китай. Данное стремление нашло свое отражение в ряде российско-китайских договоров XIX в., со­ гласно которым Россия получила право на свободную торговлю в Монголии и других приграничных областях Цинской империи. Так, Айгунский и Тяньцзинский договоры 1858 г., Пекинский договор 1860 г. и Петербургский договор 1881 г. содержали в себе пункты о расширении прав русских подданных на торговлю в приграничных районах Цинской империи, включая Северную и Южную Монголию, устраняли ограничения свободной коммерческой деятельности рус­ ских подданных в приграничных районах С другой стороны, у России отсутствовали необходимые военные и административные ресурсы для поддержания должного уровня безопасности собственных границ в этой части страны. В связи с этим обширная территория Монголии, практически не заселенная китай­ цами и управлявшаяся преимущественно местными князьями, явля­ лась для России своеобразной «преградой», отделявшей Сибирь и часть российского Дальнего Востока от непосредственного соприкос­ новения с Китаем.

Стоит отметить, что на стратегическое мышление российских по­ литических элит того периода заметное влияние оказали теория и практика британской политики на Востоке. В XVIII-XIX вв. в Бри­ танской империи была популярна концепция «закрытой границы», автором которой был вице-король Индии Дж. Лоуренс. Она преду­ сматривала отказ от применения военной силы на границах Индии и использование политических барьеров и естественных препятствий, затрудняющих вторжение в Индию какой-либо державы7 Российское правительство было заинтересовано в сохранении подобного статус-кво в регионе и не стремилось активно вмешиваться во внутриполитические проблемы Цинской империи, в том числе свя­ занные с монгольским освободительным движением. Со своей сторо­ ны определенные силы монгольского общества, желавшие отделиться 70 Гримм Э. Д. Сборник договоров и других документов по истории ме­ ждународных отношений на Дальнем Востоке (1842-1925). - М., 1927. С. 55, 56, 72, 86.

7 Жигалина О. И. Великобритания на Среднем Востоке (XIX - начало XX в.). Анализ внешнеполитических концепций. - М., 1990. - С. 29-30.

от Цинской империи, в той или иной степени связывали свои основ­ ные надежды с российской поддержкой. В большинстве случаев мон­ голы, потерпевшие поражение в борьбе с китайскими войсками, на­ ходили пристанище на территории России72 Именно Российское го­ сударство в конце XVII-XIX вв. начинает играть роль главной и по существу единственной внешней опоры и надежды монголов в их борьбе за независимость.

Ситуация кардинально изменилась в начале XX в., когда Пекин стал проводить политику, нацеленную на колонизацию Внутренней и Внешней Монголии ханьским населением и введение там прямого военно-административного правления, что грозило нарушением исто­ рически сложившегося баланса сил в регионе. Модернизационные процессы внутри Цинской империи, ослабление российских позиций на Дальнем Востоке после поражения в Русско-японской войне яви­ лись главными причинами активизации маньчжурской политики в отношении Монголии. В связи с этим возросла роль Монголии в ка­ честве «преграды», отделяющей значительную часть азиатской Рос­ сии от Китая. В частности, исполняющий обязанности военного ми­ нистра А. А. Поливанов указывал в письме от 14 марта 1911 г. пред­ седателю совета министров П. А. Столыпину, что если Монголия пре­ вратится в китайскую провинцию, то Китай станет «непосредствен­ ным соседом на всем протяжении обширной границы с Центральной Сибирью» Опасаясь китайского усиления на своих границах, Петербург предпринял ряд мер по поддержке антикитайских восстаний халхамонголов, провозгласивших в 1911 г. свою независимость от распа­ давшейся Цинской империи и учредивших собственное государст­ венное образование во главе с теократическим правителем Богдогэгэном Джебцзундамба-хутухтой VIII. Оказывая поддержку монго­ лам в их борьбе за освобождение от Цинской империи и позже Китая, Россия имела ввиду собственные стратегические и экономические интересы в Северной и Западной Монголии. Так, например, в июле 72 Чимитдоржиев Ш. Б. Национально-освободительное движение мон­ гольского народа в XVII-XVIH вв. - Улан-Удэ, 2002. - С. 51-52.

7 Цит. по: Белов Е. А. Россия и Монголия (1911-1919 гг.). - М., 1999. С. 37.

1912 г. министр иностранных дел С. Д. Сазонов предлагал включить в границы фактически отделившейся к тому моменту Внешней Монго­ лии - Кобдосский и Алтайский округа (западные регионы современ­ ной Монголии), так как это «соответствовало бы нашим интересам», ибо «в географическом, экономическом, этнографическом отношени­ ях они являются естественным продолжением Халхи и примыкают к нашей границе, представляя удобный заслон от Китая»74 Одновре­ менно с этим Сазонов выступал против включения в состав отделив­ шейся Внешней Монголии Внутренней Монголии и Барги (населен­ ной монголами области в Маньчжурии). Подобную позицию можно объяснить следующими причинами. Во-первых, включение Внутрен­ ней Монголии в состав отделившейся Внешней Монголии противоре­ чило условиям секретных российско-японских соглашений 1907 и 1910 гг. о разделе между Петербургом и Токио сфер влияния в Мон­ голии и Маньчжурии7 Во-вторых, Россия была заинтересована в ук­ реплении антикитайских сил лишь в тех районах Монголии, которые территориально отделяли российские границы от Китая. В подобном подходе преобладали соображения геостратегического характера.

Поддерживая монголов, Петербург выступал за предоставление Внешней Монголии статуса автономии в составе Китая и отрицатель­ но относился к идее ее полной независимости76 И в российскомонгольском соглашении 1912 г., и российско-китайской декларации 1913 г., и, наконец, в Кяхтинском тройственном (России, Монголии и Китая) соглашении 1915 г. царское правительство последовательно отстаивало эту позицию7 Тем самым оно стремилось сохранить ис­ торически сложившийся баланс сил, существовавший в регионе на 74 Цит. по: Белов Е. А. Россия и Монголия (1911-1919 гг.)... - С. 67.

75 Гримм Э. Д. Сборник договоров... - С. 169.

76 Хотя по вопросу о желаемой тактике России в «монгольском вопросе»

в российском обществе существовало множество различных позиций - от агрессивного экспансионистского до умеренно-сдержанного. Подробнее об этом см.: Кузьмин Ю. В. «Монгольский и урянхайский вопросы» в общест­ венной мысли России (конец XIX - 30-е гг. XX в.). - Иркутск, 1996.

77 Белов Е. А., Лузянин С. Г О концепции «монгольского вопроса» в «Ис­ тории Монгольской Народной Республики» // Восток. - 2000. - № 1. - С. 40протяжении двух столетий. Не случайно, в основу Кяхтинского сог­ лашения легли три основных требования России Китаю: не содержать во Внешней Монголии китайских войск, не колонизировать ее земель, не вводить в ней китайской военной и гражданской администрации Фактически подобные условия означали сохранение традиционной системы отношений между Внешней Монголией, Россией и Китаем, в которой монгольская территория являлась естественной преградой между обширной частью российской территории и китайским госу­ дарством.

Кроме сохранения регионального статус-кво, в политике Петер­ бурга присутствовало определенное опасение за целостность собст­ венной территории. Образование независимого Монгольского госу­ дарства, по мнению представителей российского руководства, могло послужить стимулом к национальному движению родственных мон­ голам российских бурят. О том, что российские власти рассматривали возможность существования подобной связи, свидетельствует теле­ грамма управляющего МИД посланнику в Пекине от 9 сентября 1911 г., в которой говорилось следующее: «...мы не намерены поощ­ рять среди наших буддистских подданных волнений, которые могли бы передаться в Монголию; но и китайское правительство хорошо сделает, если со своей стороны откажется от мер, вызывающих в Халхе брожения, которые могут передаться в наши пределы» Несмотря на протесты и недовольство монгольской стороны (стремившейся к официальному признанию ее независимости) усло­ виями Кяхтинского соглашения, автономный статус Халхи не повли­ ял на внутреннюю жизнь фактически независимой от Китая теократи­ ческой монархии. Основные институты, созданные в период 1911— 1915 гг. при помощи российской стороны (монгольская армия, банк, административные органы), остались неизменными. Именно благода­ ря значительной помощи со стороны России Монголия сумела до­ биться широкой внутренней автономии в составе Китая и оградить собственную территорию от прямой китайской колонизации. Без под­ 7 Тройственное соглашение об Автономной Монголии // Русско-китай­ ские отношения 1689-1916. Официальные документы. - М.: Изд-во «Восточ­ ная литература», 1958. - С. 103.

79 Цит. по: Чимитдоржиев Ш. Б. Россия и Монголия... - С. 135.

держки российской стороны монголы вряд ли смогли бы достигнуть такого результата, так как военно-политический потенциал Внешней Монголии не позволял ей на равных бороться с Китаем. Россия вы­ ступала военным и политическим гарантом соблюдения условий КяхIинекого договора.

Таким образом, после заключения Кяхтинского договора в ре­ гионе институционально оформилась классическая «буферная систе­ ма», основными признаками которой, по мнению ведущих специали­ стов в этой области, являются:

- расположение буферного государства/территории между более крупными державами;

- примерно равное соотношение сил между крупными державами и одновременно существенное силовое превосходство каждой из со­ предельных держав над буферным государством/территорией;

- соперничество между крупными державами за контроль в той или иной форме над буферным государством/территорией, стремя­ щимся сохранить независимость.

При этом устойчивость этой «буферной системы» сохранялась до тех пор, пока ни одна из сильных держав не имела существенного преимущества над своим соперником. Нарушение стратегического паритета между державами автоматически приводило к распаду «бу­ ферной системы» и попаданию буферного государства/территории в сферу монопольного влияния более сильной стороны Дальнейший ход исторических событий лишь подтвердил зави­ симость данной «буферной системы» и монгольской автономии от позиции России, ее военно-политического и дипломатического по­ тенциала. В разгар гражданской войны в России и с началом соответ­ ствующего ослабления российского влияния в регионе Китай, введя войска на территорию Халхи в 1919 г., упразднил монгольскую авто­ номию и тем самым нарушил условия Кяхтинского договора. По су­ ществу Внешняя Монголия превращалась в китайскую провинцию.

80 Knudsen О. Eastern Europe: the Buffer Effect of a Cordon Sanitary // Buffer States in World Politics. - Boulder, CO: Westview Press, 1986. - P. 94;

Partem M. G. The Buffer System in International Relations // Journal of Conflict Resolution. - 1983.-V o l. 2 7.- № l. - P. Ф-5, 10.

В этот момент в части политических кругов монгольского обще­ ства становится популярной идея обращения за помощью к Советской России. Руководители двух тайных кружков Урги (столицы Внешней Монголии), стремясь отвести угрозу массового переселения китайцев в Халху, дальнейшую китаизацию монголов и фактическое поглоще­ ние страны Китаем, летом 1920 г. объединились в Монгольскую на­ родную партию (МНП) и направили «семерку» своих делегатов в Рос­ сию с целью получить поддержку в национально-освободительной борьбе. Большевистское правительство, аннулировавшее в феврале 1918 г. все монгольские задолженности по займам царской России и признававшее право Внешней Монголии на независимость, представ­ лялось для данной группы монголов наиболее приемлемой и друже­ ственно расположенной к Монголии внешней силой.