«РОЛЬ КОНЦЕПТОСФЕРЫ КУЛЬТУРЫ В ФОРМИРОВАНИИ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ КАК КУЛЬТУРНО-ЯЗЫКОВЫХ ЗНАКОВ ...»

Отрицательные же эмоции, вызывает, к примеру созидательная деятельность, запечатленная в образе такого английского фразеологизма, как to lose the thread of something (букв. терять нить чего-либо) – ‘be unable to follow what someone is saying or remember what one is going to say next’ [NODE] (рус.

‘быть неспособным следить за тем, о чем говорится, или помнить то, о чем будет говориться далее’). Испытание отрицательных эмоций обусловлено тем, что потеря нити в процессе шитья не позволяет закончить работу и получить целостное (готовое) изделие, иначе говоря, не приводит к удовлетворительному практическому результату. Следовательно, эта деятельность служит источником возникновения таких эмоциональных состояний, как неудовлетворение, неудовольствие, замешательство, растерянность и др. Эта эмоциональная «негативность» подтверждается дискурсивным использованием рассматриваемого английского фразеологизма, например:

(2) Melissa, struggling to follow the staccato bursts of speech that punctuated their intake of food, was so fascinated by their mannerisms that more than once she lost the thread of what they were saying and had to beg them to speak more slowly (BNC, GVP: 330).

Мелисса, которая изо всех сил старалась следить за теми отдельными обрывками речи, которые произносились в перерывах между поглощением еды, была так потрясена их манерностью, что не раз упускала тему разговора, и была вынуждена просить их говорить медленнее.

Отрицательные эмоции (и чувства), представляющие собой, по сути, разного рода неприятное переживание вербальной коммуникации как созидательного процесса в связи с неудовлетворительным практическим результатом, составляют также эмоционально-чувственный информационный слой образов следующих фразеологических знаков английского языка:

to lay it on thick (букв. покрывать чем-либо толстым слоем/густо) – ‘exaggerate or over-state praise, excuses, or blame’ [MHDAIPhV] (рус.

‘преувеличивать или излишне много хвалить, извиняться, обвинять’);

not the whole story (букв. не целый рассказ) – ‘not all, only part, of what there is to be known, learned, about something’ [OxDEI] (рус. ‘только часть того, что надо знать о чем-либо’) be all talk (and no action) (букв. быть сплошным разговором (но не действием); быть сделанным из одного разговора (а не из действия);

состоять из сплошного разговора) – ‘used to describe someone who talks about doing something but never does it’ [CALD] (рус. ‘быть тем, кто только говорить о чем-либо, но не делает это’) и других.

В общем, необходимо подчеркнуть, что эмоционально-чувственная информация, формируемая первичными эмоциями (и чувствами), обладает особой значимостью. Она является необходимой исходной чувственной (т.е.

физически ощущаемой) основой, как для различных форм осмысления, так и для более сложных форм переживания (этического и эстетического) рассматриваемого феномена.

Эстетический информационный слой макрометафорической концептуальной модели VERBAL COMMUNICATION IS CRAFT (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО РЕМЕСЛО) формируется из чувств наивысшего порядка, которые образуются в результате эстетического переживания англоязычным сообществом изучаемого в настоящей работе феномена (см.

подробнее в [Зыкова 2009в], [Зыкова 2011]). Следует отметить, что эстетическая форма переживания играет, пожалуй, самую важную роль в любом виде созидательной деятельности. Эстетические чувства лежат в самой основе процесса (со)творения (создания, созидания), движущей силой которого является стремление к постижению прекрасного и достижению совершенства.

На базе эстетических чувств формируется эстетическая оценка (и эстетическое отношение), в которой отражается степень приближенности созданного (сотворенного) к некому идеалу.

эстетического переживания различных аспектов вербальной коммуникации как созидательного (=ремесленного) процесса возникают разные по своему оценочному заряду, но взаимообусловленные эстетические чувства: чувство прекрасного в противоположность чувству безобразного, чувство возвышенного в противоположность чувству низменного, чувство совершенного в противоположность чувству несовершенного и др. Первые из этих пар эстетических чувств свидетельствуют о близости создаваемого к идеалу и, соответственно, о высокой эстетической оценке вербальной деятельности как созидательной (=ремесленной) деятельности. Вторые – указывают на отдаленность от идеала и, соответственно, на низкую эстетическую оценку вербального процесса как созидательного. В качестве критериев идеала, как было установлено, могут выступать полнота созданного, его простота, идентичность (тождественность), соразмерность, тщательность, компактность, единичность, точность, подлинность (аутентичность), правильность, пропорциональность и проч. Приведем примеры.

Так, согласно указанным критериям, созидательная деятельность и ее результат, отражающиеся, к примеру, в образах следующих английских фразеологизмах, имеют высокую эстетическую оценку:

to suit the action to the word (букв. подгонять дело под слово, т.е. делать их одинаковыми по форме или размеру) – ‘to behave in accordance with what one has said’ [MHDAIPhV] (рус. ‘поступать согласно сказанному, обещанному’);

(=особым/наилучшим образом изготовленный объект)) – ‘a strange or interesting object that people talk about’ [OxDE] (рус. ‘необычный или интересный предмет разговора’);

counsel of perfection (букв. совет совершенства, совершенный совет) – ‘advice that is ideal but not feasible’ [OxDE] (рус. ‘безукоризненный, прекрасный, но невыполнимый совет’);

properly speaking (букв. правильно/безошибочно говоря) – ‘really’ [CALD] (рус. ‘действительно, в самом деле, по правде говоря’);

in short (букв. в краткой (короткой)/малой форме) – ‘in as few words and as directly as possible’ [CALD] (рус. ‘вкратце’) и др.

К примеру, созидательная (=вербальная) деятельность, репрезентируемая в образе английского фразеологизма to suit the action to the word, имеет высокую эстетическую оценку, поскольку получаемые в результате этой деятельности вещи/объекты (т.е. дело и слово) отвечают таким, в частности, эстетическим критериям как соразмерность, тождественность и пропорциональность. Эта высокая эстетическая оценка базируется на чувстве приближенности создаваемого к некоему идеалу, на чувстве его совершенства.

Следовательно, передаваемый в образе данного английского фразеологизма созидательный акт воспринимается как «красивый» (превосходный, образцовый, безукоризненный, правильный, в некотором роде возвышенный) поступок, о чем свидетельствует дискурсивное использование данного фразеологического знака, например:

(3) “ with all I have left in my centre, I now will attack”. He suited the action to the word. He drew together all his exhausted divisions, all his reserves, and, at the very moment the enemy thought him routed, he smashed http://query.nytimes.com/search).

« со всеми теми войсками, которые остались в центре, я буду сейчас атаковать».

Он поступил так, как сказал. Он объединил все измотанные дивизии, весь свой резерв, и в тот самый момент, когда враг был уверен в своей победе над ним, он нанес прусским войскам сокрушительный удар.

В соответствии с теми же выявленными в исследовании критериями идеала, низкой эстетической оценкой наделяются созидательная деятельность и ее результат, запечатленные в образах таких английских фразеологизмов, как, например:

to stretch the truth (букв. делать правду длиннее по размеру, растягивая/вытягивая ее) – ‘exaggerate’ [MHDAIPhV] (рус.

‘преувеличивать’);

to lay it on thick (букв. покрывать чем-либо толстым слоем/густо) – ‘exaggerate or over-state praise, excuses, or blame’ [MHDAIPhV] (рус.

‘преувеличивать или излишне много хвалить, извиняться, обвинять’);

not the whole story (букв. не целый рассказ) – ‘not all, only part, of what there is to be known, learned, about something’ [OxDEI] (рус. ‘только часть того, что надо знать о чем-либо’);

truth is stranger than fiction (букв. истина/правда диковиннее/необычнее придуманного) – ‘real events or things are sometimes stranger than imaginary ones’ [CALD] (рус. ‘сама реальность более необычна, чем придуманные рассказы о ней’);

a hatchet job (букв. работа, выполненная топором/тесаком) – ‘a cruel written or spoken attack on someone or something’ [CALD] (рус. ‘жесткая критика кого-либо или чего-либо в письменной или устной форме’) и др.

Так, деятельность, отражаемая в образе английского фразеологизма to stretch the truth, обладает низким эстетическим потенциалом, поскольку результатом этой деятельности является деформация созданной вещи, нарушение ее исходного (первоначального) вида (или размера, формы). В итоге, вещь не отвечает (или перестает отвечать) таким, в частности, критериям эстетической оценки как соразмерность, пропорциональность и аутентичность. Иначе говоря, низкая эстетическая оценка базируется на чувстве отдаленности создаваемого от некоего идеала, на чувстве его несовершенства. Соответственно, представленная в образе данного английского фразеологизма деятельность воспринимается как «некрасивая» (в определенном роде низменная, неправильная), о чем свидетельствует дискурсивное использование данного фразеологического знака, например:

(4), both candidates are at times stretching the truth, using statistics without context, exaggerating their own records and misrepresenting their opponent’s. (New York Times, June 2012) оба кандидата время от времени искажают правду, приводя неподтвержденные (абстрактные) статистические данные, преувеличивая свои достижения и неправильно представляя (умаляя) достижения своего оппонента.

В целом, следует отметить, что эстетическая информация является неотъемлемой частью глубинного основания образов всех рассматриваемых английских фразеологизмов. Она позволяет оценить каждый аспект вербальной деятельности как созидательной (=ремесленной) деятельности, отраженный в том или ином конкретном фразеологическом образе, по шкале (высших) эстетических ценностей. Эстетическая информация весьма тесным образом связана с другим типом чувственной информации – этической.

Этический информационный слой макрометафорической концептуальной

модели VERBAL COMMUNICATION IS CRAFT (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ –

ЭТО РЕМЕСЛО) складывается из чувств, которые образуются в результате душевного переживания англоязычным сообществом изучаемого в настоящей работе феномена. Это нравственные чувства, которые, наряду с эстетическими, относятся к чувствам наивысшего порядка и определяют высшие – нравственные – ценности культуры англоязычного социума.

Нравственные чувства весьма разнородны – это может быть, например, совесть, стыд, благожелательность, милосердие, правдивость и мн. др. Однако в основе всех нравственных чувств лежит стремление к постижению и достижению добродетели как моральному (нравственному) идеалу или как идеалу в его моральном (нравственном) совершенстве (см. подробнее в [Зыкова 2011]). Добродетель (= делание добра) задает определенные нравственные пределы человеческой деятельности и созидательной деятельности во всех ее разновидностях, в частности. Этими нравственными пределами, главным образом, являются: хорошее и плохое, дозволенное и запрещенное, должное и недолжное. На базе нравственных чувств и с учетом этих нравственных пределов формируется этическая оценка того, как и что создается (производится, творится, изготовляется).

Как было установлено, этический информационный слой глубинного основания образов всех рассматриваемых английских фразеологизмов составляют различные нравственные чувства, которые возникают в ходе душевного переживания разных аспектов вербальной деятельности как созидательного (= ремесленного) процесса. Среди них можно выделить доминантные нравственные чувства, т.е. те, по которым определяется наибольшая или наименьшая степень приближенности созидательного процесса и его результата к моральному идеалу (иначе, к добродетели).

Согласно исследованию, это такие нравственные чувства, как честность, ответственность, трудолюбие, усердие и, безусловно, добросовестность в процессах создания (изготовления, производства, (со)творения). На базе этих нравственных чувств устанавливается отнесенность созидательного процесса и создаваемого (или созданного) к хорошему или плохому, дозволенному или запрещенному, должному или недолжному. В результате формируется соответствующая – высокая или низкая – этическая оценка того или иного аспекта вербальной коммуникации как созидательного процесса.

Так, высокую этическую оценку вербальная коммуникация как ремесленная (или созидательная) деятельность имеет в образах следующих английских фразеологизмов:

to coin a phrase (букв. (вы)чеканить фразу) – ‘создавать новое выражение’ [АРСОЛ];

the operative word (букв. действующее/работающее слово) – ‘the most important word in a phrase, which explains the truth of a situation’ [CIDI] (рус. ‘самое важное слово во фразе, раскрывающее реальное/истинное положение дел’);

to nail a lie (букв. прибивать гвоздями ложь) – ‘to prove that something really is a lie’ [CALD] (рус. ‘доказывать/устанавливать, что нечто является действительно неправдой’);

to cut someone down to size (букв. уменьшить кого-либо до необходимого размера, обрезав/подрезав) – ‘to criticize someone who you think is too confident in order to make them feel less confident or less proud’ [CIDI] (рус. ‘критиковать кого-либо, для того чтобы критикуемый стал менее самоуверенным и горделивым’) и другие.

В рамках образов данных фразеологических знаков английского языка сам созидательный процесс и/или его результат характеризуются как хорошее, дозволенное, должное, что находит непосредственное отражение в дискурсивном употреблении фразеологических знаков. Приведем в фразеологизма to nail a lie:

(5) Speaking on Good Morning Ulster, he said: «There is a lot of panic about at the moment and unfortunately the rumour mill is at work – people going around saying the schools will be closed in September. This is totally untrue and I want to nail this lie now». (BBC News, August 2009) Выступая на радио в программе «Доброе утро, Ольстер», он сказал: «Очень много паники в настоящий момент, и, к сожалению, активно распространяются слухи – повсюду говорят, что школы будут закрыты в сентябре. Это абсолютная неправда и я хочу сейчас доказать, что это действительно неправда».

(6) To beat the evil weed you must nail the lie that you’re denying yourself a pleasure by not smoking. (BBC News, January 2004) Чтобы победить это вредоносное растение [табак], ты должен искоренить ложь о том, что, не куря, ты, якобы, лишаешь себя некоего удовольствия.

Из данных дискурсивных употреблений английского фразеологизма to nail a lie следует, что представленная в его образе вербальная коммуникация как ремесленная (созидательная) деятельность этически оценивается высоко, т.е. как соответствующая моральному идеалу или добродетельная, и, соответственно, она воспринимается как должное, хорошее (благое).

Низкой же этической оценкой обладает созидательная (= ремесленная) деятельность, запечатленная в образах таких английских фразеологизмов, как, например:

to call someone everything one can lay one’s tongue to (букв. называть кого-либо всем тем, в отношении чего можно применить/использовать свой язык) – ‘обзывать кого-либо бранными словами, какие только приходят в голову’ [БАРФС];

a left-handed compliment (букв. комплимент, сделанный/изготовленный левой рукой) – ‘сомнительный комплимент’ [БАРФС];

to stretch the law (букв. увеличивать закон в размере посредством растяжения) – ‘допускать натяжку в истолковании закона’ [БАРФС].

to lay it on thick (букв. покрывать чем-либо толстым слоем/густо) – ‘exaggerate or over-state praise, excuses, or blame’ [MHDAIPhV] (рус.

‘преувеличивать или излишне много хвалить, извиняться, обвинять’) и другие.

В образах данных фразеологических знаков вербальная коммуникация как созидательный (= ремесленный) процесс характеризуется как плохое, запрещенное, недолжное. Это непосредственно подтверждается дискурсивным использованием фразеологизмов. Рассмотрим, к примеру, дискурсивные употребления английского фразеологизма a left-handed compliment:

(7) Governments across the EU have now started to implement the directive into their own national legislation. Mr Killock said the directive was passed only by «stretching the law». The EU passed it by «saying it was a commercial matter and not a police matter», he explained (BBC News, April 2009) Правительства стран, входящих в Европейский союз, начали процесс внесения директивы в их собственные национальные законодательства. М-р Киллок отметил, что эта директива была принята только посредством неоправданного расширения сферы действия закона. Евросоюз утвердил ее, «сказав, что она относится к коммерческой сфере, а не к сфере деятельности полиции», объяснил он.

(8) we need to consider the frivolous privilege claims in which the Clinton Administration has stretched the law and distorted public perceptions.

(The New York Times, June 1998) мы должны рассмотреть легкомысленные заявления в отношении привилегий, в которых администрация Клинтона исковеркала закон и исказила общественные взгляды.

Данные дискурсивные употребления английского фразеологизма to stretch the law передают низкую этическую оценку деятельности, запечатленной в его образе. Эта деятельность не соответствует моральному идеалу и не является добродетельной. Следовательно, она воспринимается в культуре англоязычного социума как недолжное, недозволенное (запрещенное), плохое.

Таким образом, этическая информация представляет собой результат душевного переживания исследуемого феномена представителями англоязычного сообщества. Различные нравственные чувства, образующиеся в процессе этого переживания, составляют крайне значимый – этический информационный слой макрометафорической концептуальной модели VERBAL

COMMUNICATION IS CRAFT (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО РЕМЕСЛО),

активизация отдельных составляющих которого происходит в конкретных фразеологических знаках, порождаемых этой моделью.

В завершение особо отметим, что этическая информация тесно связана с эстетической информацией. Вместе они образуют вершинный модус общекультурной модальности (чувственно-интеллектуального) восприятия вербальной коммуникации как ремесла. Данным модусом определяются рамки достойного и недостойного в культуре англоязычного сообщества. Его главным обобщенным выражением является такое аксиологическое отношение, как ‘одобрение – неодобрение (осуждение)’.

Так, высоко этически и эстетически оцениваемый аспект созидания (производства, творения) воспринимается как нечто достойное и получает в культуре англоязычного сообщества одобрение, например: be on the level (букв.

быть по уровню (сделанным), т.е. с использованием измерительного инструмента плотника) – ‘be honest, truthful’ [OxDE] (story, what one says, etc) (рус. ‘быть честным, правильным, верным (о рассказе, речи, сказанном и под.’).

Соответственно, низко этически и эстетически оцениваемый аспект созидательного (производственного, творческого) процесса воспринимается как нечто недостойное и получает со стороны представителей англоязычного социума неодобрение (осуждение), например: a left-handed compliment (букв.

комплимент, сделанный/изготовленный левой рукой) – ‘сомнительный комплимент’ [БАРФС].

Особо значимым представляется то, что аксиологическое отношение ‘одобрение – неодобрение’ (как вершинный модус общекультурной модальности восприятия), формирующееся главным образом в результате высших форм переживания (душевного и эстетического) рассматриваемого феномена, и, что особенно важно подчеркнуть – на базе генерализации культурной информации, выработанной во всех основных формах его осмысления (архетипической, мифологической, религиозной, философской, научной), представляет собой, по сути, тот фактор, который детерминирует или обусловливает выбор этих (и всех остальных) фразеологических знаков в речи.

Рассмотрим дискурсивное использование двух приведенных выше английских фразеологизмов:

(9) So this guy you're buying the car from – how do you know he's on the level? (CIDI) Насчет этого парень, у которого ты собираешься купить машину, – откуда ты знаешь, что он говорит правду (т.е. то, что он говорит верно, правильно, точно, так и есть).

(10) Simon pays Clinton the left-handed compliment of calling him “pretty good at” being a saboteur. (The Examiner, June 2012) Саймон делает Клинтону сомнительный комплимент, называя «весьма талантливым»

в области саботажа (или весьма способным саботажником).

Исследование показало, что дискурсивное использование английского фразеологизма be on the level фактически обусловлено сформированным на основе всей его информационной структуры одобрительным отношением к человеку, в случае если его речь или слова отличаются (особой) точностью производства (т.е. буквально – выполнена или выполнены с помощью специального измерительного инструмента – level), иначе говоря, если его речь или слова являются точными, верными, правдивыми, и соответственно, что человек является честным, порядочным, достойным доверия. Дискурсивное употребление английского фразеологизма a left-handed compliment детерминируется в свою очередь сформированным на основе всей его информационной структуры неодобрительным отношением к вербальному действию как ремесленному (=созидательному), которое осуществляется не подобающим способом (т.е. буквально – изготавливается левой рукой), в связи с чем оно не является точным, правдивым, верным.

Итак, как было продемонстрировано в ходе применения методики лингвокультурологического декодирования, информационная организация фразеологических знаков, порождаемых макрометафорической концептуальной моделью VERBAL COMMUNICATION IS CRAFT (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО РЕМЕСЛО), основана на определенном (многомерном) взаимодействии восьми взаимообусловленных информационных слоев, каждый из которых представляет один из основных типов интеллектуальной и чувственной информации: архетипической, мифологической, религиозной, философской, научной информации; эмоционально-чувственный, этической и эстетической информации, соответственно.

Характерной особенностью каждого информационного слоя с тем или иным типом интеллектуальной информации является то, что он формируется из достаточно большого количества различных культурных смыслов, отражающих мифологического, религиозного, философского и научного). Кроме того, культурные смыслы отражают и динамику развития этих форм. Иначе говоря, в рамках каждого слоя (за исключением архетипического) можно выделить культурную информацию, свойственную более ранним и более поздним этапам той или иной формы осмысления рассматриваемого в настоящей работе феномена.

Согласно полученным результатам, слои чувственной информации, особенностями. Эмоционально-чувственная информация является эмпирическим (т.е. базирующемся на физическом опыте) основанием всей информационной

COMMUNICATION IS CRAFT (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО РЕМЕСЛО) и

порождаемых ею фразеологизмов. Эта информация служит главным источником для формирования не только чувственной, но и рациональной оценки126.

Этическая и эстетическая информация выступают «венцом» информационного построения, свидетельствующим о готовности к дискурсивному использованию фразеологических знаков как наиболее эффективных средств выражения чувственно-интеллектуального отношения к явлениям мира, сложившегося по мере культурного становления англоязычного сообщества. Являясь своего рода «итогом» информационной организации макрометафорической концептуальной

модели VERBAL COMMUNICATION IS CRAFT (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО

О роли эмоций в познании и языковых процессах см. тж. подробнее в [Шаховский 2010]. В частности, В.И. Шаховский указывает на подтверждение зарубежными исследователями факта того, что все познание кодируется эмоциями. «Считается, что эмоции собирают и организуют когнитивные элементы в эмоционально-когнитивную структуру, а повторение этого процесса с помощью развития иерархических уровней организации образует развитие разума (Gray 1973)» [Шаховский 2010: 44].

РЕМЕСЛО) и всех продуцируемых ею фразеологизмов, они генерализируют в себе (или собой) всю культурную информацию, сводя (или сжимая) ее до формата аксиологической оппозиции ‘одобрение – неодобрение (осуждение)’. Именно поэтому эти два типа чувственной информации можно считать «сердцевиной»

общекультурной модальности восприятия вербальной коммуникации как ремесленной деятельности, ее вершинным модусом. Как таковые они выступают решающим фактором, обусловливающим или детерминирующим выбор фразеологизмов в речи.

Следует отметить, что методика лингвокультурологического декодирования, разработанная в настоящем исследовании, может применяться как для изучения и описания всех информационных слоев глубинного содержания фразеологических знаков, продуцируемых одной и той же макрометафорической концептуальной моделью, так и для изучения какого-либо лингвокультурного сообщества черты определенного опыта познания им мира (отдельных его объектов). Иначе говоря, данная методика может использоваться для исследования определенного типа культурной информации, составляющего целостную информационную организацию фразеологических знаков. Особый интерес представляет для нас, в частности, научная информация, сохраняемая (передаваемая, отражаемая) в глубинном содержании английских фразеологизмов исследуемого корпуса.

Научный информационный слой фразеологизмов с позиции современных (новейших) лингвистических концепций Согласно одному из основных научных положений настоящего исследования, благодаря научной форме осмысления мира (вербальной коммуникации, в частности) в макрометафорических концептуальных моделях, служащих источником фразеологической образности, происходит накопление научной информации и формирование особого – научного информационного слоя. Отдельные составляющие этого информационного фразеологических знаках английского языка, которые продуцируются этими моделями. Значит, можно говорить о наличии во фразеологизмах, в глубинных основаниях порождения их образности, научной информации (см., тж. в [Зыкова 2011д], [Zykova 2013б]).

Как уже отмечалось в работе, накопление научной информации проходит постепенно. Поэтому можно говорить о ее хронологической дифференцированности и возможности выделения разных этапов (более информационного слоя макрометафорических концептуальных моделей и, соответственно, продуцируемых ими фразеологизмов. В этом разделе исследования мы обращаемся к рассмотрению именно современного этапа развития научного информационного слоя трех групп английских фразеологизмов, источником образности которых являются такие макрометафорические концептуальные модели, как:

VERBAL COMMUNICATION IS PLAY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ –

VERBAL (ВЕРБАЛЬНАЯ

COMMUNICATION IS GASTRONOMY

КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС);

VERBAL COMMUNICATION IS MEDICINE-RELATED ACTIVITY

(ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, СВЯЗАННАЯ С

Особое внимание будет уделяться доминирующим научным теориям и научным концепциям и современному англоязычному научному дискурсу, анализ которых позволяет установить закономерности формирования научного информационного слоя содержания английских фразеологизмов указанных трех групп, а также специфику отражения и/или актуализации научных положений в образах рассматриваемых фразеологических знаков.

1. Научный информационный слой английских фразеологизмов, продуцируемых моделью VERBAL COMMUNICATION IS PLAY:

Наиболее многочисленная группа английских фразеологизмов, продуцируемых макрометафорической концептуальной моделью VERBAL

COMMUNICATION IS PLAY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ИГРА),

включает 565 единиц, из которых приблизительно 90 фразеологических знака являются неологизмами. Как уже неоднократно отмечалось в работе, play представляет собой весьма сложное явление (довольно обширную семиотическую область культуры). Согласно лексикографическим толкованиям, главными разновидностями play являются play-game (играсостязание) и (игра-представление) [OED]. Первая исследовании английскими фразеологизмами, в образах которых отражаются различные аспекты спорта, азартной игры, войны, детской игры и интеллектуальной игры. Вторая же разновидность игровой деятельности, т.е.

play-performance, репрезентирована английскими фразеологизмами, в образах которых запечатлены различные аспекты танца (или хореографии), театра, музыки и кино (кинематографии).

Как показало проведенное исследование, научный информационный слой макрометафорической концептуальной модели VERBAL COMMUNICATION IS PLAY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ИГРА), а следовательно, всех порождаемых ею фразеологических знаков английского языка, формируется на основании научных теорий, научных концепций, научных подходов, а также и самого научного дискурса, в которых язык (вербальная коммуникация) рассматривается или описывается как сложнейшее социальное (или в ряде случаев – социально-биологическое) явление. Это социальное (или социальнобиологическое) явление по совокупности своих отличительных характеристик и сущностных свойств сродни игровому процессу (или игровой деятельности, игре). Несмотря на то, что данное научное понимание языка (вербальной коммуникации) разрабатывается относительно давно, оно не утрачивает своей актуальности и в настоящее время. Получая весьма стремительное и широкое распространение, оно представлено сегодня весьма значительным количеством научных работ англоязычных исследователей (германского происхождения, в частности), в которых начинает охватывать различные языковые уровни, самые разнообразные языковые/коммуникативные аспекты и процессы (см., например, в [Sellars 1963], [Bauman 1975; 1984], [Myers 1987], [Leudar, Browning 1988], [Baym 1995], [Crystal 1998], [Cook 2000], [Danet 2001], [Steels 2009], а также в [LE], [ELL], [EL], [RDLL] и др.).

В результате исследования было обнаружено, что достаточно заметное положение на современном этапе разработки научного понимания сущности и изменения языка и т.д. как игровой деятельности занимает научная теория (или научная концепция) М. Новака127. Соответственно, научные положения, выработанные в рамках данной научной теории, представляются особо макрометафорической концептуальной модели VERBAL COMMUNICATION IS PLAY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ИГРА) и базирующихся на ней фразеологических знаков английского языка. Рассмотрим ряд ключевых научных положений лингвистической теории М. Новака и их воплощение и/или активизацию в исследуемой группе английских фразеологизмов.

Занимаясь, главным образом, проблемой эволюции языка, М. Новак разрабатывает и излагает свою лингвистическую теорию в целой серии научных публикаций (обычно в соавторстве). Особого внимания заслуживают следующие научные работы (статьи, главы монографий) исследователя, написанные им совместно с Дж. Плоткиным (J. Plotkin), Д. Кракауером (D.

Krakauer), П. Трапой (P. Trapa), В. Янсеном (V. Jansen), Н. Комаровой (N.

Необходимо отметить, что научную теорию языка австрийско-американского ученого (специалиста в области математической биологии) Мартина Новака (Martin Nowak) можно отнести к «доминирующим»

лингвистическим теориям (в терминологии В.З. Демьянкова [Демьянков 1995: 239]) в англоязычном научном сообществе.

Komarova), П. Нийоги (P. Niyogi), В.Г. Митченером (W.G. Mitchener), Ф.А.

Мэтсеном (F.A. Matsen), Э. Либерманом (E. Lieberman), Дж.-Б. Мишелем (J.-B.

Michel), Дж. Джексеном (J. Jackson), Т. Танг (T. Tang):

The Evolution of Language (1999a), The Evolutionary Language Game (1999б), Evolutionary Biology of Language (2000а), The Basic Reproductive Ratio of a Word, the Maximum Size of a Lexicon (2000б), Nash Equilibria for an Evolutionary Language Game (2000в), The Evolution of Syntactic Communication (2000г), Language Evolution and Information Theory (2000д), Major Transitions in Language Evolution (2001a), Towards an Evolutionary Theory of Language (2001б), The Evolutionary Dynamics of the Lexical Matrix (2001в), The Evolutionary Dynamics of Grammar Acquisition (2001г), Computational and Evolutionary Aspects of Language (2002), Competitive Exclusion and Coexistence of Universal Grammars (2003), Win–stay, Lose–shift in Language Learning from Peers (2004), Quantifying the Evolutionary Dynamics of Language (2007).

Отличительной особенностью научной теории языка М. Новака является то, что она основывается на ряде ключевых положений биологии и математической биологии, а главным образом – на центральных положениях теории игр (the game theory) и эволюционной теории игр (the evolutionary game theory).

математических моделей эволюционных процессов в языке и языках, появления и развития вербальной коммуникации, которую он понимает как игровую деятельность. М. Новак, в частности, указывает на то, что «communication can be seen as an evolutionary game» [Nowak et al. 2004: 18054].

Причем, исходя из самого терминологического обозначения, вербальная коммуникация толкуется, прежде всего, как игра-состязание, т.е. play-game.

Опираясь на ключевые научные идеи и положения теории игр и эволюционной теории игр, М. Новак активно использует и понятийнотерминологический аппарат последних. Соответственно, в самых общих чертах, вербальное общение, по М. Новаку, понимается следующим образом.

Вербальная коммуникация в целом – это игра (game), а каждый отдельный коммуникативный процесс или коммуникативный акт – это раунд в игре (a round in the game). В этой игре участвуют несколько (как минимум два и более) игроков (т.е. говорящих и слушающих). Игроки (players) могут принадлежать одному поколению, т.е. являться сверстниками (peers), или разным поколениям (т.е. одни из них являются представителями старшего поколения, другие – представителями младшего поколения). В процессе коммуникации как игры игроки делают определенные ходы (moves), используя при этом различные стратегии (strategies). Стратегии могут служить разным целям. Они, в частности, могут быть направлены на реализацию принципа кооперации (cooperation). По мнению М. Новака, кооперация – крайне важное условие коммуникации в целом, и особенно – на самом начальном этапе ее зарождения.

Отношения кооперации возникают тогда, когда обоим игрокам становится выгодным установление сигнально-объектных связей (первый этап эволюции языка) для передачи информации. Кооперация, по мнению исследователя, представляет собой один из движущих факторов эволюции языка. М. Новак, в частности, отмечает:

(1) signal-object associations form only when information transfer is beneficial to both speaker and listener. Otherwise, the evolution of communication requires cooperation between individuals. Thus, cooperation may represent an important prerequisite for the evolution of language [Nowak et al. 1999a: 8031] сигнально-объектные связи формируются только тогда, когда передача информации является выгодной как для говорящего, так и для слушающего. Другими словами, для развития коммуникации требуется кооперация между индивидами.

Таким образом, кооперация может представлять собой важную предпосылку для эволюции языка.

При кооперативном взаимодействии каждый игрок в коммуникативном процессе получает выигрыш – payoff. Иначе говоря, отношения кооперации являются беспроигрышной стратегией. Понятие «выигрыш» (payoff) – одно из ключевых понятий теории игр и эволюционной теории игр, является основным понятием и в научной теории языка М. Новака. Данное понятие тесно связано с другим понятием – fitness, которое трактуется как биологическая приспособленность. Так, М. Новак дает следующие определения понятию выигрыша (payoff), имеющего непосредственную связь с понятием биологической приспособленности (fitness):

(2) Individuals talk to each other. Whenever they succeed at transferring information, they receive a payoff. The payoff of this evolutionary language game is interpreted as fitness. Individuals with a higher payoff produce more offspring, who will learn their language. The assumption that language performance affects biological fitness is crucial in this model. [Nowak et al.

2001в: 452].

Индивиды разговаривают друг с другом. Всякий раз, когда им удается успешно передать информацию, они получают выигрыш. Выигрышем этой эволюционной языковой игры является биологическая приспособленность. Индивиды с большим выигрышем (т.е. более коммуникативно успешные индивиды) производят больше потомства, которое будет говорить на их языке. Положение о том, что использование языка оказывает влияние на биологическую приспособленность является ключевым в этой модели.

(3) In each round of the game, every individual communicates with every other individual, and the accumulated payoffs are summed up. The total payoff for each player represents the ability of this player to communicate information with other individuals of the community. Following the central assumption of evolutionary game theory, the payoff from the game is interpreted as fitness [Nowak et al. 1999а: 8028].

В каждом раунде игры, некий индивид общается с любым другим индивидом, и набранные выигрыши суммируются. Окончательный выигрыш для каждого игрока представляет собой способность этого игрока обмениваться информацией с другими индивидами сообщества. Следуя центральному положению эволюционной теории игры, выигрыш от игры – это биологическая приспособленность.

(4) Successful communication results in a pay-off that contributes to fitness [Nowak et al. 2002: 616].

Успешная коммуникация приводит к выигрышу, который способствует биологической приспособленности.

(5) successful communication increases the survival probability or performance during life history and hence enhances the expected number of offspring. Thus, language is of adaptive value and contributes to biological fitness. [Nowak 2000а: 1617].

успешная коммуникация увеличивает шансы на выживание (или существование) на протяжении всей жизни и поэтому увеличивает число возможных потомков. Таким образом, язык обладает адаптивной ценностью и способствует биологической приспособленности.

Таким образом, получается, что вербальная коммуникация – это такая игра, в которой выигрышем является выживание, сама жизнь. Как пишет М.

Новак «индивиды с большим выигрышем» (individuals with a higher payoff), т.е.

более успешные в передачи информации (= коммуникации), «имеют больше шансов выжить» (have a higher survival chance) [Nowak et al. 1999а: 8028].

Отсюда также следует, что каждый игрок в процессе вербальной коммуникации может не только выиграть, но и существенно пострадать. Проигрыш в этом случае понимается как плохая приспособляемость, (значительное) понижение количества потомков и как итог – не-выживаемость/вымирание.

Ожесточенная борьба за выживание (фактически война) предполагает рассмотрение других игроков не только как сторонников/союзников, между которыми существуют отношения кооперации, но и как противников или соперников (даже – врагов), между которыми существуют отношения конкуренции (конкурентной борьбы). Борьба за выживание приводит к разработке таких стратегий, которые направлены на «уничтожение» другого игрока. Главная цель их использования – получить еще более выгодное для себя коммуникативное положение, повышающее общий уровень жизнестойкости.

Следовательно, в условиях конкурентной борьбы коммуникация (или процесс передачи информации) может быть не всегда одинаково выигрышным для обоих игроков. Говорящий, например, может передавать информацию с целью обмана или оказания необходимого для него воздействия на слушающего. Тогда слушающий (или получатель этой информации) оказывается в этой игре проигравшим, т.е. побежденным [Nowak 2000а].

Стоит отметить в этой связи и стратегию, которая в теории игр имеет терминологическое обозначение prisoner’s dilemma (дилемма пленника или дилемма заключенного). Ее суть состоит в том, что в каждом раунде игры (т.е.

коммуникации) один из игроков (т.е. коммуникантов) может сделать ход (т.е.

передать информацию), при котором второй игрок (т.е. коммуникант) окажется в менее выгодном положении или проиграет (т.е. будет обманут, подавлен и проч.). Игрок, сделавший такой ход, нарушает принцип кооперации, при которой исход игры (результат коммуникации, коммуникативного взаимодействия) был бы наилучшим (взаимовыгодным) для обоих игроков.

Этот игрок получает больший личный выигрыш за счет снижения общего совместного выигрыша и выигрыша со-игрока. Такой ход в игре называется – defection (предательство, дезертирство), а игрок, сделавший такой ход – defector (предатель, дезертир) [Sigmund, Nowak 1999: 504] (см. тж. [Nowak et al. 2004]).

Интерес также представляют математические модели М. Новака и его коллег, которые раскрывают специфику различных обучающих стратегий, в частности, стратегии, при которой процесс обучения индивида языку осуществляется его сверстниками, а не родителями. Эта стратегия имеет характерное для восприятия вербальной коммуникации как игры-состязания наименование – “win–stay, lose–shift strategy” («выигрываешь–остаешься, проигрываешь–переходишь»). Данная стратегия обеспечивает достижение свидетельствует о том, что большинство индивидов используют один и тот же язык (см. подробнее в [Nowak et al. 2004]). Так, М. Новак и Ф. Мэтсен отмечают следующее:

(6) We find that a simple strategy using a certain aspiration level with the principle of win–stay, lose–shift does extremely well: stay with your current language, if at least three others use that language; otherwise, shift to an adjacent language on the graph. [Nowak et al. 2004: 18053] Мы обнаруживаем, что простая стратегия, предполагающая определенный уровень стремления и базирующаяся на принципе выигрываешь–остаешься, проигрываешь– переходишь, является весьма эффективной: остаешься со своим языком, если его используют, по крайне мере, трое других; в противном случае, переходишь к смежному языку на графовой модели.

Внимания заслуживают и разработанные М. Новаком и его коллегами математические модели, которые представляют особенности развития и специфику усваивания лексики, грамматики, синтаксиса, способы их «передачи» от поколения к поколению; становление, развитие, усвоение разного рода правил; а также математические модели, в которых раскрывается значимая роль ошибок (errors) как в процессах обучения языку, так и в процессах эволюции языка и языкового сообщества в целом [Nowak et al.

1999а; 1999б; 2000в; 2000г; 2000д; 2001в; 2001г; 2007], [Nowak 2000б].

Согласно полученным в ходе исследования результатам, можно говорить о том, что фактически все ключевые (а также и второстепенные) научные положения М. Новака (и его коллег), представляющие разрабатываемую им, по сути, математическо-биологическую теорию вербальной коммуникации как игры, и сохраняемые макрометафорической концептуальной моделью VERBAL

COMMUNICATION IS PLAY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ИГРА),

совпадают с теми идеями, которые актуализируются в образах английских фразеологизмов, продуцируемых этой моделью. Более того, представляется возможным выделить два основных плана отражения, воплощения или актуализации научной информации во фразеологических знаках английского языка данной группы – более общий и более частный.

рассматриваемой группы английских фразеологизмов отражается специфика самой дифференциации вербальной коммуникации как игры-состязания (т.е.

play-game), которую можно выявить или установить в ходе анализа научной теории языка М. Новака, характеризующейся набором определенных понятий и терминов. Как показал проведенный анализ, в концепции М. Новака вербальная коммуникация как игра-состязание фактически понимается сразу в нескольких, точнее – в пяти, своих разновидностях: как спортивная игра, как война, как азартная игра, как детская игра, как интеллектуальная игра. К примеру, разработка таких понятий, а также использование в отношении вербальной коммуникации таких терминов, как strategy (стратегия), prisoner (пленник, заключенный), defector (предатель, дезертир)128, и, вдобавок, само понимание развитие языка как игры, участники которой ведут борьбу за жизнь, в которой они могут быть как союзниками, так и противниками, стремящимися См. словарные толкования: strategy – ‘the art of planning and directing overall military operations and movements in a war or battle’ [OxDE]; prisoner – ‘a person deprived of liberty and kept under involuntary restraint, confinement, or custody’; ‘a person captured in war; especially: a member of the armed forces of a nation who is taken by the enemy during combat’ [EB]; deserter – ‘one who falls away; a seceder or deserter’ [OED].

в последнем случае «уничтожить» друг друга, указывает на восприятие вербальной коммуникации как войны. С другой стороны, одно из центральных понятий и терминов в научной теории языка М. Новака – это payoff (выигрыш), разработка и использование которого позволяет представить вербальную коммуникацию в иной игровой разновидности, т.е. как азартную игру. Payoff представляет собой особый выигрыш. Это, по сути, материальное (денежное) вознаграждение, выплачиваемое при выигрыше в какой-либо азартной игре129.

Получается, что эволюция языка – это игровой процесс с большими рисками для жизни, где делаются большие ставки и получается большое материальное коммуникация – это и спортивная игра (competition), в которой игроки соревнуются друг с другом (compete) за победу по установленным правилам (rules). Победа в этом соревновании определяется по сумме набранных очков (points, score), и вознаграждение (reward) достается тем, кто находится в лучшей физической форме, которая представляется как fitness130 – одно из ключевых понятий научной теории языка М. Новака. Когда в игру вступают одни из главных ее участников – дети, вербальная коммуникация приобретает статус детской игры. Для совершения того или иного хода (move) в игре интеллектуальные действия или мыслительные операции, следовательно, вербальная коммуникация понимается и как интеллектуальная игра. В пользу последнего понимания свидетельствует и встречающееся в работах М. Новака сравнение вербальной коммуникации с шахматной игрой (chess game).

Таким образом, характерная для научной концепции М. Новака дифференциация вербальной коммуникации как игры-состязания совпадает с См. значение слова payoff – ‘an amount of money paid to the winner of a bet; the paying of money won on a bet’ [OED]. Ср. тж. русские аналоги используемых М. Новаком терминов negative/positive payoffs: игра с отрицательными/положительными платежами.

См. словарные дефиниции fitness: ‘1) the condition of being physically fit and healthy Biol. an organism’s ability to survive and reproduce in a particular environment; 2) (fitness for/to do) the quality of being suitable to fulfil a particular role or task’ [OxDE].

отмечалось в начале этого параграфа, среди фразеологических образов, в которых вербальная коммуникация предстает как игра-состязание (play-game), выделяются фразеологические образы, в которых она репрезентируется как спортивная игра, как война, как азартная игра, как детская игра, как интеллектуальная игра. Приведем примеры:

(спорт): to touch base (букв. касаться базы (в бейсболе)) – ‘to talk to someone in order to find out how they are or what they think about something’ [CIDI] (рус. ‘говорить с кем-либо для того, чтобы выяснить, что с ними или что они думают по поводу чего-либо’);

(азартная игра): to play one’s last card (букв. играть свою последнюю карту) – ‘to use the sole argument’ [OxDEI] (рус. ‘использовать единственный аргумент’);

(война): to drop a bombshell (букв. бросать/сбрасывать бомбу) – ‘to suddenly tell someone a piece of news that upsets them very much’ [CIDI] (букв. ‘внезапно сообщить крайне неприятную для кого-либо новость’);

(детская игра): piggy in the middle (букв. поросенок в середине) – ‘someone who is between two people or groups who are arguing but who does not want to agree with either of them’ [CIDI] (рус. ‘человек, находящийся между двумя спорящими людьми или группами, но не желающий соглашаться ни с одной из спорящих сторон’);

(интеллектуальная игра): to play on words (букв. играть на словах/словами) – ‘a clever or funny use of a word that has two different meanings’ [MED] (рус. ‘искусное/ловкое или смешное использование слова с двумя разными значениями’).

Кроме того, нельзя не отметить отдельно и тот факт, что в научной теории М. Новака, хотя и в гораздо меньшей степени, вербальная коммуникация репрезентируется и как игра-представление, т.е. как playperformance. Об этом свидетельствует, прежде всего, понимание вербальной коммуникации как в определенной мере имитационной деятельности (imitation), воспроизведение того, что свойственно другим131. Как отмечает М. Новак, «imitation is central to language acquisition» [Nowak et al. 1999б: 148]. Вдобавок, при изучении специфики использования или функционировании языка Имитация (подражание, воспроизведение) – неотъемлемая составляющая мастерства артиста в любой разновидностей игры-представления, т.е. танце (хореографии), театральной игре, музыкальной игре, кино (кинематографии).

исследователь обращается к понятию performance (введенного Н. Хомским) (см., например, в [Nowak et al. 2001в]). В частности, исследователь отмечает:

(7) For evaluating communicative success, we also need to describe linguistic performance [Nowak et al. 2002: 613].

Для изучения того, насколько успешна коммуникация, надо также описать то, как используется язык.

Помимо этого, для обозначения условий, в которых происходит коммуникативный процесс, М. Новак использует такое терминологическое обозначение, как setting132. А в отношении деятельности коммуникантов в процессе вербального общения возможно употребление термина role (роль) или play a role (играть роль), которое распространяется и на ряд других [Nowak et al. 1999б; 2000д; 2001г]).

Этот (менее явный) аспект понимания М. Новаком вербальной коммуникации, т.е. как игры-представления, также совпадает не только с обобщенным, но и более дифференцированным отражением в образах английских фразеологизмов рассматриваемой группы идеи о вербальной коммуникации как об игре-представлении, например:

(танец): to tap-dance like mad (букв. танцевать чечетку как сумасшедший) – ‘have to move fast or talk cleverly to distract someone’ [MHDAIPhV] (рус. ‘быть вынужденным быстро двигаться и умно/интересно говорить, чтобы отвлечь внимание кого-либо’);

(театральное представление): to give someone the cue (букв. (по)давать кому-либо реплику) – ‘подсказать, намекнуть кому-либо’ [БАРФС];

(музыка): to sing the blues (букв. петь блюз) – ‘to complain’ [CDAI] (рус.

‘жаловаться’);

(кино): to put someone in the picture (букв. (по)ставить кого-либо в (кино)картину/(кино)кадр) – ‘to explain to someone what is happening’ [CIDI] (рус. ‘объяснять кому-либо то, что происходит в данный См. словарное толкование setting как ‘1) the place or type of surroundings where something is positioned or where an event takes place the place and time at which a play, novel, or film is represented as happening N.

Amer the scenery and stage furniture used in a play or film ’ [OxDE] (рус. ‘1) окружающая обстановка, в которой происходит что-либо; место и время действия пьесы, романа, фильма декорации, используемые в спектакле, в фильме’).

Касательно более частного плана соотношения лингвистической теории М. Новака с образами английских фразеологических знаков, следует отметить, что он заключается в совпадении конкретных научных положений его концепции с идеями, передаваемыми в образах конкретных (отдельных) английских фразеологизмов, порождаемых макрометафорической

VERBAL COMMUNICATION IS PLAY

КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ИГРА). Рассмотрим несколько примеров.

Научное положение, согласно которому вербальная коммуникация – это игра (боевой поединок), в которой возможно и даже необходимо установление отношений кооперации (cooperation), делающих игроков союзниками и способствующих соблюдению общих интересов иногда в ущерб собственным/личным (а потому являющихся обычно взаимовыгодными), соотносится с образами следующих английских фразеологизмов:

to take someone’s side (букв. принимать/брать чью-либо сторону) – ‘to support someone against another in an argument or difference of opinion’ [OxDEI] (рус. ‘оказывать поддержку одному из участников в споре’);

to take sides (букв. примыкать к кому-либо) – ‘to favour or support a person or a group in a dispute or debate’ [OxDEI] (рус. ‘поддерживать человека или группу лиц в диспуте или в споре’);

to take someone’s part (букв. брать чью-либо сторону, вставать на чьюлибо сторону) – ‘to defend someone who is being criticized or support them in an argument’ [MED] (рус. ‘защищать того, кого критикуют, или поддерживать кого-либо в споре’);

to give ground (букв. отдавать землю; отступать, отдавая/уступая участок земли, территорию) – ‘to change your opinions or your demands in a discussion or argument so that it becomes easier to make an agreement’ [CIDI] (рус. ‘менять свое мнение или требования в обсуждении или в споре, что облегчает достижение соглашения’);

to offer an olive branch (букв. предлагать оливковую ветвь) – ‘to do or say something in order to show that you want to end a disagreement with someone [CIDI] (рус. ‘делать или говорить что-либо с целью показать свое желание прекратить свои разногласия с кем-либо’) to bury the hatchet (букв. закапывать/зарывать топор) – ‘to stop an argument and become friends again’ [CALD] (рус. ‘прекращать спорить и вновь становиться друзьями’) и другие.

То, что вербальная коммуникация представляет собой игру, в которой игроки (т.е. коммуниканты) ведут (конкурентную) борьбу за жизнь и которая направлена, соответственно, на полное поражение (или уничтожение) противника (конкурента), актуализируется в образах таких английских фразеологизмов, как, например:

to put/stick the knife in someone (букв. вонзать нож в кого-либо) – ‘to criticize someone very strongly, especially when they are already weak’ [MED] (рус. ‘сильно критиковать кого-либо, особенно тогда, когда они уже не могут оказывать сопротивление’);

to give someone a broadside (букв. давать бортовой залп) – ‘обрушить на кого-либо поток брани, упреков и т.п.’ [БАРФС];

to return to the charge (букв. вновь атаковать, возобновлять атаку) – ‘make a further attempt at something, especially when arguing a point’ [NODE] (рус.

‘предпринимать новую попытку отстоять свою позицию, точку зрения в споре’), ‘возобновить дискуссию, спор’ [БАРФС] и другие.

Научное положение о том, что в процессе вербальной коммуникации как особой – боевой/военной – игры один из игроков (т.е. коммуникантов) может стать предателем или дезертиром (т.е. defector в терминологии М. Новака) близко к образам следующих английских фразеологизмов:

to stab someone in the back (букв. вонзить кинжал/нож в спину) – ‘to do something harmful to someone who trusted you’ (gossip, lie, etc) [CALD] (рус. ‘делать плохо тому, кто тебе доверял’(сплетничать, лгать и др.));

to shift one's ground (букв. поменять свое месторасположение, покинув прежнее) – ‘to change one’s opinion’ [CALD], ‘переменить позицию в споре, изменить точку зрения в ходе дискуссии’ [БАРФС].

Научное осмысление вербальной коммуникации как спортивного соревнования или состязания, в котором проявляется различный уровень физической (силовой) подготовки игроков (т.е. fitness, под которым понимается их биологическая «конкурентноспособность»), от которого репрезентируется в образах таких английских фразеологических знаков английского языка, как, например:

to get someone off your back (букв. сбрасывать кого-либо со своей спины) – ‘to stop someone criticizing you’ [CIDI] (рус. ‘заставить коголибо прекратить себя критиковать’);

to fight one’s corner (букв. бороться за свой угол (на ринге)) – ‘to defend one’s opinions when criticized by other people’ [MED] (рус. ‘защищать свои взгляды, когда их критикуют другие’);

to come off second best (букв. оставаться/выходить вторым лучшим) – ‘to be beaten in a competition or an argument’ [CIDI] (рус. ‘терпеть поражение в состязании или в споре’) и другие.

актуализируется научное положение о том, что вербальная коммуникация это особая (азартная) игра, в ходе которой каждый игрок стремиться посредством разных способов и в результате определенных действий, заключающихся положительный платеж (positive payoff), максимально увеличив свой выигрыш (выраженный денежной суммой), и оставить при этом другого игрока (или игроков) с отрицательным платежом (negative payoff):

to put one’s cards on the table (букв. класть свои карты на стол) – ‘to tell someone honestly what you think or what you plan to do’ [CIDI] (рус.

‘говорить кому-либо открыто о том, что думаешь или о том, что собираешься делать’);

to call smb’s bluff (букв. говорить о ком-либо, что он блефует, тем самым заставив его показать/раскрыть свои карты) – ‘to make someone prove that what they are saying is true, or to make someone prove that they will really do what they say they will do, because you do not believe them [CIDI], ‘ открыть, разоблачить обман’ [БАРФС];

to have a card/ace up one’s sleeve (букв. иметь (козырную) карту/туза в рукаве) – ‘a hidden or secret advantage or resource, information’ [AHDI] (рус. ‘иметь скрытое или секретное преимущество, тайный ресурс, неизвестную/секретную информацию’) и другие.

Кроме того, научное понимание того, что использование языка – это определенного рода перформанс (т.е. (play-)performance), основанный на разного рода имитационных, подражательных, воспроизводящих (чего-/когоПод манипулированием информацией понимается в данном случае предоставление полной/неполной информации, точной/неточной информации.

либо) действиях игроков-артистов, отражается в образах таких английских фразеологизмов, как, например:

to sing the same tune (букв. петь/исполнять одну и ту же мелодию) – ‘if a group of people sing the same tune, they say the same things about a subject in public’ [CIDI] (рус. ‘публично выражать одинаковое мнение’);

to have a familiar ring (to it) (букв. иметь знакомый/известный звон) – ‘if something has a familiar ring, you believe that you have heard it before’ [CIDI] (рус. ‘(уже) слышать о чем-либо до этого’);

to dance to someone’s tune (букв. танцевать под чью-либо мелодию) – ‘informal to do what someone tells you to do’ [MED] (рус. ‘делать то, что кто-либо говорит’);

with (one’s) tongue in (one’s) cheek (букв. (говорить) с языков в щеке (т.е.

гримасничать)) – ‘if you say something tongue in cheek, what you have said is a joke, although it might seem to be serious’ [CIDI] (рус. ‘говорить чтолибо в шутку, хотя может показаться, что это не шутка’) и другие.

Отдельно стоить указать на немаловажную роль научного дискурса М.

Новака в формировании научного понимания вербальной коммуникации как игры-состязания (play-game) и игры-представления (play-performance), в котором это понимание расширяется, охватывая и другие явления, непосредственно связанные с вербальной коммуникацией. Научный дискурс исследователя тоже является источником научной информации, которая

COMMUNICATION IS PLAY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ИГРА),

продуцирующей фразеологические знаки английского языка рассматриваемой группы134. В качестве демонстрации приведем несколько цитат:

(8) This case is of interest because it illustrates the competition between a more specific UG, that is, one with more constraints and therefore fewer options, and a less specific UG. [Nowak at al. 2003: 68] Это интересный случай, поскольку он демонстрирует своего рода соревнование между более специфичной УГ, т.е. универсальной грамматикой с большими Необходимо особо подчеркнуть, что отличительной особенностью научного дискурса М. Новака является также и то, что развиваемое в нем понимание вербальной коммуникации как игры весьма тесно связано с ее восприятием как коммерческой деятельности и как социальной деятельности. Из этого следует, что научная информация, вырабатываемая в рамках научного дискурса исследователя (а также и его научной теории), может также формировать научные информационные слои двух других макрометафорических концептуальных моделей: VERBAL COMMUNICATION IS TRADE/COMMERCE (ВЕРБАЛЬНАЯ

КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО КОММЕРЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ) и VERBAL COMMUNICATION IS

SOCIAL ACTIVITY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО СОЦИАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ) и,

соответственно, базирующихся на них фразеологических знаков английского языка.

ограничениями и, следовательно, меньшим количеством (возможных) вариантов, и менее специфичной УГ.

(9) An interesting finding is that less specific UGs can resist invasion by more specific UGs if learning is more accurate. [Nowak at al. 2003: 67] Интересный результат состоит в том, что менее специфичные универсальные грамматики (УГ) могут оказать сопротивление (военному) вторжению (т.е.

вмешательству) более специфичных универсальных грамматик, если процесс обучения является более тщательным.

(10) In this setting, Shannon’s codeword communication through a noisy channel is easily seen to be equivalent to our model for language. Shannon’s alphabet plays the role of the phonemes, the encoder plays the role of the active matrix, and the decoder – the passive matrix. [Nowak at al. 2001a: 235] В этой постановке, вполне очевидно то, что кодовая коммуникация Шеннона по каналу с шумом эквивалентна нашей модели языка. Алфавит Шеннона играет роль фонем, кодирующее устройство играет роль активной матрицы, а декодирующее устройство – пассивной матрицы.

коммуникация или явления, тесно с ней связанные, осмысляются в рамках спортивной игры (пример 8), войны (пример 9), театральной игры (пример 10).

Таким образом, согласно полученным данным, в целом можно сказать, что как сами научные положения, составляющие основу математическобиологической теории языка (вербальной коммуникации) М. Новака, так и собственно научный дискурс исследователя представляют собой источник научной информации, которая формирует научный информационный слой макрометафорической концептуальной модели VERBAL COMMUNICATION IS PLAY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ИГРА) на современном этапе его развития. Как было показано, эта научная информация, будучи весьма релевантной частью научного информационного слоя данной модели, соотносится c или актуализируется в образах английских фразеологизмов, которые она (т.е. эта модель) продуцирует.

Однако нельзя не отметить и тот факт, что помимо научной концепции М. Новака особой значимостью для современного развития научного информационного слоя данной модели и, соответственно продуцируемых ею фразеологизмов английского языка, обладают и другие научные концепции современных исследователей (германского происхождения). Особый интерес могут, в частности, представлять работы У.Ф. Хармса (например, [Harms 2004]). К тому же, по результатам проведенного исследования, можно сказать, что восприятие вербальной коммуникации в целом и отдельных ее аспектов как игры, игровой деятельности является характерной чертой современного англоязычного научного дискурса – источника научной информации, также макрометафорической концептуальной модели VERBAL COMMUNICATION IS PLAY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ИГРА) и базирующихся на ней английских фразеологизмов. Приведем несколько цитат:

(11) We are taught, passively and decisively, to think of a language being like those Monopoly instructions a game so eternal and so deeply embedded in the national fabric that it doesn’t even have to advertise [McWhorter 2003: 11].

Нас учат, неявно и настойчиво, думать о языке как о правилах игры «Монополия»

игры настолько бессрочной и настолько глубоко укоренившейся в общественном строе, что не нуждающейся даже в рекламе.

(12) It should be added that the construction is more typical of the written language than of the spoken language where it can hardly compete with the regular, postnominal relative clause: de beslissing die de regering genomen heeft ‘the decision that the government has taken’ [Kooij 2009: 121].

Необходимо добавить, что эта конструкция является более типичный для письменной речи, чем для разговорной речи, в которой она едва ли может соперничать со стандартным (нормативным), пост-именным определительным придаточным предложением de beslissing die de regering genomen heeft ‘решение, которое приняло правительство’.

(13) But because function words are the most reliable clues to the phrase structure of the sentence, telegraphic language is always a gamble [Pinker 2007: 112].

Но поскольку служебные слова являются самыми надежными подсказками о структуре предложения, телеграфный язык – это всегда азартная (рискованная) игра.

(14) Goffman argues that interactants engage in conversation as a form of social action (and indeed performance), which, to use his favourite theatrical metaphor, is used to create a specific ‘dramatic effect’ (Goffman 1959: 252-3).

Communication is, in this view, a reflexive and even a ritualized process, which allows its participants to construct and project desirable versions of their identities, enacted in a succession of performances targeted at specific audiences. Because of the interdependence of social actors in talk, the behaviour of one participant defines and constructs social relations and the identities of other members of the group [Jaworski, Coupland 2002: 116].

Гофман утверждает, что взаимодействующие объекты участвуют в разговоре как некой форме социального действия (а точнее – представления), которое, используя его любимую театральную метафору, направлено на то, чтобы произвести особый ‘драматический эффект’ (Goffman 1959: 252-3). С этой точки зрения, коммуникация – это рефлексивный и даже ритуализированный процесс, который позволяет участникам создать и показать желаемые версии своих личностей, играющих роль в серии постановок, нацеленных на определенных зрителей. Из-за взаимозависимости социальных актеров в разговоре, поведение одного участника определяет и формирует социальные отношения и личности других членов этой группы.

Итак, подводя итог проведенному исследованию, можно сделать заключение о том, что на современном этапе развития информационный научный слой макрометафорической концептуальной модели VERBAL

COMMUNICATION IS PLAY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ИГРА)

пополняется новой (или новейшей) научной информацией, углубляющей научное представление о процессах и аспектах вербального общения как об игре и находящей отражение в образах английских фразеологизмов, порождаемых этой моделью.

2. Научный информационный слой английских фразеологизмов, продуцируемых моделью VERBAL COMMUNICATION IS GASTRONOMY:

Английские фразеологизмы, источником образования которых является макрометафорическая концептуальная модель VERBAL COMMUNICATION IS

GASTRONOMY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ

ПРОЦЕСС), приблизительно 125 единиц, из которых около 35 фразеологических знака являются неологизмами. В соответствии с тем, что представляет собой gastronomy – ‘the practice or art of choosing, cooking and eating good food’ [OxDE] (рус. ‘деятельность по отбору, приготовлению и потреблению доброкачественной фразеологизмы, в образах которых отражается процесс приготовления пищевых продуктов путем их различной обработки, процесс потребления разных по способу приготовления и по качеству продуктов питания, процесс определения качества и вида продукта по его вкусовым, осязательным, обонятельным и проч.

свойствам, а также процесс установления пищевой ценности продукта потребления, его съедобности или несъедобности, например:

not to mince one’s words (букв. не пропускать через мясорубку / не резать на очень маленькие куски свои слова) – ‘to say exactly what you think, even if this might offend people’ [LDCE] (рус. ‘говорить то, что думаешь, даже если это может обидеть/оскорбить кого-либо’);

to mince one’s words (букв. пропускать через мясорубку / резать на очень маленькие куски свои слова) – ‘to soften the effect of one's words’ [MHDAIPhV] (рус. ‘смягчать воздействие своих слов’);

fine words butter no parsnips (букв. красивые слова не намазываются как масло/паста из пастернака) – ‘nothing is achieved by empty promises or flattery’ [OxDE] (рус. ‘ничего не достигается пустыми обещаниями и to feed someone a line (букв. кормить кого-либо (поэтической) строкой) – ‘to deceive someone with false talk’ [MHDAIPhV] (рус. ‘говорить неправду, to swallow one’s words (букв. глотать свои слова) – ‘говорить невнятно’ to chew the fat (букв. жевать/пережевывать жирное/жир) – ‘to have a friendly conversation, often for a long time’ [MED] (рус. ‘иметь неформальный (дружеский) разговор, обычно в течение долгого to feed rice (букв. кормить рисом) – ‘to speak plainly’ [CNPDSUE] (рус.

‘говорить ясно, отчетливо, прямо’);

be hard to swallow (букв. быть жестким/черствым для того, чтобы проглотить) – ‘if something that someone says is hard to swallow, it is difficult to believe’ [CIDI] (рус. ‘сказанному трудно поверить’);

as sweet as honey (букв. сладкий как мед) – ‘льстивый, неискренний’ banana oil (букв. банановое масло) – ‘insincere flattery; nonsensical exaggeration’ [AHDEL] (рус. ‘неискренняя лесть; абсурдное преувеличение’);

См. также толкование, данное в the Encyclopedia Britannica: gastronomy – ‘the art of selecting, preparing, serving, and enjoying fine food’ [EB].

strong meat (букв. жесткое мясо) – ‘a set of beliefs, or the language, thought unsuitable for people who are easily upset or shocked’ [OxDEI] (рус. ‘мнения или слова/выражения, неподходящие для очень впечатлительных людей’);

sour grapes (букв. кислый виноград) – ‘criticism of something that you make because you are annoyed that you cannot have it’ [MED] (рус. ‘критика чеголибо, вызванная раздражением по поводу отсутствия у кого-либо критикуемого объекта’);

hot potato (букв. горячая картофелина) – ‘a difficult issue that people try to avoid dealing with or discussing’ [MED] (рус. ‘трудный вопрос, решения или обсуждения которого стараются избегать’);

sweet chat (букв. сладкая беседа) – ‘flattery’ [CNPDSUE] (рус. ‘лесть’) и другие.

Согласно проведенному исследованию, научная информация, сохраняемая в макрометафорической концептуальной модели VERBAL

COMMUNICATION IS GASTRONOMY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО

ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС),

фразеологизмах английского языка, источником образов которых она является, может служить основанием для возникновения научных концепций языка.

Совершенно очевидно, что формируемые на этой основе концепции представляет собой совокупность научных данных, полученных в таких направлениях научного лингвистического знания, в которых генезис, сущность/природа и историческое изменение языка (вербальной коммуникации) рассматриваются, главным образом, с физиолого-биологических позиций. Как показало исследование, научная информация, формирующая этот информационный пласт модели весьма разнородна и объемна, поскольку поиск физиолого-биологических обоснований языковой способности человека, происхождения и существования вербальной коммуникации восходит фактически к началу формирования научных представлений о них. В интересующее же нас – настоящее – время развитие научного информационного слоя макрометафорической концептуальной модели VERBAL COMMUNICATION

IS GASTRONOMY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ

ПРОЦЕСС) и продуцируемых ею английских фразеологизмов соотносится с рядом современных или новейших научных теорий, появившихся в период со второй половины XX века и по настоящее время. Среди них особого внимания заслуживает лингвистическая концепция канадско-американского когнитивиста, психолога и лингвиста С. Пинкера136. Центральной идеей лингвистической теории этого ученого является идея того, что язык – это инстинкт, сформированный естественным отбором и обеспечивающий биологическую адаптацию человека в ходе эволюции. Данная научная идея, как представляется, прослеживается в образах всех изучаемых английских фразеологизмов.

отождествление различных аспектов вербальной деятельности с различными аспектами целостного процесса потребления пищи (включающего отбор пригодных продуктов растительного и животного происхождения и их приготовление) фактически раскрывает инстинктивную природу языка и вербальной коммуникации. Согласно the Encyclopedia Britannica, к числу наиболее значимых для жизнедеятельности организма инстинктов (или скорее – инстинктивных актов) относится инстинкт питания (или пищевой инстинкт), включающий различные способы добывания и поедания пищи (“other instinctive activities nutrition, including methods of obtaining and eating food”) [EB].

Кроме того, инстинкт питания является одним из первичных или базовых инстинктов (“basic instincts”) [Ahlsn 2006]. Получается, что в передаваемом в восприятии вербальной коммуникации отражается и актуализируется ее научное представление как особого рода базового биологического (природного) инстинкта, характеризующегося особой витальной значимостью для человека.

Согласно фразеологическим образам, вербальная коммуникация – это жизненно Научную концепцию языка Стивена Пинкера можно отнести к одной из «доминирующих лингвистических теорий» (в терминологии В.З. Демьянкова [Демьянков 1995: 239]) начала XXI века в англоязычном научном сообществе, получившей широкое распространение и во всем научном мире. За научную монографию The Language Instinct («Язык как инстинкт») ее автор был удостоен нескольких наград от Лингвистического общества Америки (The Linguistics Society of America) и Американской ассоциации психологов (the American Psychological Association). В 1994 году эта книга была признана одной из одиннадцати лучших научных изданий в Book Review («Книжном обозрении») еженедельного журнала the New York Times («Нью-Йорк Таймс»). Монография С. Пинкера The Language Instinct была переведена на языков [Pinker 2007].

необходимый и жизненно обусловленный вид деятельности, обеспечивающий адаптацию человека к условиям своего существования и его выживание.

Остановимся на ряде ключевых положений научной теории языка как инстинкта, изложенной С. Пинкером в его книге The Language Instinct, впервые вышедшей в 1994 году. Как представляется, эти положения можно рассматривать сегодня как наиболее релевантную информацию в составе научного информационного слоя макрометафорической концептуальной

VERBAL COMMUNICATION IS GASTRONOMY

КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС), которая находит воплощение в продуцируемых ею фразеологических знаках английского языка.

Примечательно, что в приложении к научной монографии The Language Instinct в разделе “Meet Steven Pinker” автор пишет: «The Language Instinct is dedicated to my parents, “who gave me language”; the ambiguity between nature and nurture was, of course, intentional» [Pinker 2007: 2] («Книга Язык как инстинкт посвящается моим родителям, “которые дали мне язык»;

размывание границ между природой (т.е. тем, что дается природой) и воспитанием/обучением (т.е. тем, что дается кем-либо) было, безусловно, намеренным»). Уже в самом этом высказывании исследователем фактически поясняется то, что он понимает под инстинктом, имеющим двойственную природу, основанную не на противопоставлении, а на взаимодействии членов оппозиции nature – nurture, т.е. природного (врожденного) – приобретенного (от кого-либо). Особого внимания в этой оппозиции заслуживает ее второй член – nurture. Согласно the Merriam Webster’s Collegiate Dictionary, nurture имеет три основных значения: ‘1) training, upbringing; 2) something that nourishes : food; 3) the sum of influences modifying the expression of the genetic potentialities of an organism’ [MWCD] (рус. ‘1) обучение; воспитание; 2) то, что кормит, питает : пища; 3) совокупность воздействий, определяющих проявление генетических (=врожденных, наследственных) возможностей «гастрономическое» значение nurture, о чем свидетельствует его этимология, данная в этом же словаре137. Принимая это во внимание, можно сказать, что в наследования автором языка от своих родителей понимается и как вскармливания» родителями своего ребенка, от которого зависит его «языковой рост», его языковое развитие, или даже – его рост как языковой личности, а также как процесс усвоения/впитывания языка фактически «с молоком матери» (показательным в последнем случае является тот факт, что в английском языке родной язык это mother tongue, т.е. материнский язык).

Несмотря на довольно эклектичный характер лингвистической теории С.

Пинкера138, данное понимание ложится в основу ряда ключевых ее положений, раскрывающих сущность языка как инстинкта.

Итак, С. Пинкер дает следующие толкования языка как инстинкта, раскрывая его инстинктивную природу в таких характеризующих язык обусловленность, сложная организованность, развиваемость:

(1) language a biological adaptation to communicate information [Pinker 2007: 5].

язык результат биологической адаптации для передачи информации.

(2) the complexity of language is part of our biological birthright;

language is the product of a well-engineered biological instinct [Там же: 6].

сложное устройство языка это то, что принадлежит нам по праву рождения;

язык – это продукт хорошо организованного природного инстинкта Согласно этимологическим данным словаря the Merriam Webster’s Collegiate Dictionary, nurture образовано от среднефранцузского слова norriture, восходящего к латинскому nutritus – причастия прошедшего времени латинского глагола nutrire – ‘to suckle, nourish’ (рус. ‘кормить грудью/сосать грудь, кормить питать/ вскармливать’). Стоит также отметить, что это значение является основным у образованного от данного английского существительного глагола to nurture: ‘1) to supply with nourishment; 2) educate; 3) to further the development of: foster’) [MWCD] (рус. ‘1) обеспечивать/снабжать пищей, едой, продуктами питания; 2) воспитывать, обучать, давать образование; 3) способствовать развитию: растить’).

По признанию самого С. Пинкера, его теория, изложенная в книге The Language Instinct является весьма эклектичной (“highly eclectic”) [Pinker 2007: 11], совмещающей в себе данные разных областей научного знания (генетики, экспериментальной психологии, когнитивистики, лингвистики, нейробиологии, философии, компьютерного программирования и моделирования и др.), а, следовательно, нередко сводящей вместе несовместимые походы к языку.

(3) language is not just any cultural invention but the product of a special human instinct [Там же: 14] язык – это не просто некое культурное изобретение, а продукт особого человеческого инстинкта.

(4) language is a specific instinct; if language is an instinct, it should have an identifiable seat in the brain, and perhaps even a special set of genes язык – это особый инстинкт; если язык – это инстинкт, то он должен иметь определенное место в мозге и, возможно, специальный набор генов.

(5) selection could have ratcheted up language abilities by favouring the speakers in each generation that the hearers could best decode, and the hearers who could best decode the speakers [Там же: 377].

[естественный] отбор мог способствовать формированию языковых способностей, поощряя в каждом поколении тех говорящих, которых лучше всего могли понять слушающие, и слушающих, которые лучше всего могли понять говорящих.

По С. Пинкеру, языковой инстинкт в целом формируется из трех основных взаимосвязанных составляющих: инстинкта обучаемости языку, инстинкта говорения и инстинкта понимания речи («the instinct to learn, speak, and understand language» [Pinker 2007: 3])139. Именно инстинкт обучаемости языку представляет для нас наибольший интерес, поскольку он обусловливает процесс «получения» (приобретения) языка и его усвоение, т.е. предполагает собой такой вид деятельности, как to nurture, благодаря которой раскрывается «гастрономическая» природа вербальной коммуникации.

При рассмотрении языкового инстинкта в таком его аспекте, как инстинкт обучаемости языку (the instinct to learn language), С. Пинкер уделяет особое внимание специфике развития языковой способности у детей. Ученый заложенную способность освоить абсолютно любой из существующих языков.

Однако, несмотря на свою врожденность, эта способность требует развития, которое определяется конкретным языковым окружением. Иначе говоря, то, В отношении, например, понимания речи, С. Пинкер говорит следующее: «Speech perception is another one of the biological miracles making up the language instinct» [Pinker 2007: 156] («Восприятие речи – это еще одно выдающееся биологическое чудо, составляющее языковой инстинкт»).

какой язык (английский, французский, русский, кивунджо, айну и проч.) усвоит младенец, зависит от того, какой язык он будет слышать или какой язык будет поступать через слуховой канал в его мозг140. Поскольку в нормальных условиях с младенцем обычно общаются родители и преимущественно – мать, то нельзя недооценивать их роль (и особенно роль последней) в его определенном языковом развитии, в усвоении того, а не иного языка. Как указывает С. Пинкер, к десяти месяцам дети перестают быть универсальными фонетистами, они уподобляются своим родителям [Pinker 2007: 268]. В своей лингвистической теории С. Пинкер уделяет много внимания роли материнского языка в процессе языкового роста ребенка, в отношении которого он применяет термин Motherese. Следует отметить, что особая значимость матери в развитии врожденной и генетически наследуемой языковой способности (особенно на начальном этапе), в обеспечении ребенка определенным словарным запасом, в усвоении им грамматики делает этот процесс отчасти гиноцентричным. Это представляется вполне логичным и с точки зрения самой макрометафорической макрометафорическая концептуальная модель VERBAL COMMUNICATION IS

GASTRONOMY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ

ПРОЦЕСС) – это модель с доминирующим женским началом, которое обусловлено не только биологически (см., например: to nurse, (wet)-nurse)141, но и культурной традицией. Приготовление пищи и кормление (а также производные от них – воспитание, обучение) является преимущественно женским видом деятельности. Фразеологические образы, порождаемые данной С. Пинкер отмечает, в частности, следующее: «even if the genes themselves specify the basic design of language, they might have to store the specifics of language in the environment, to ensure that a person’s language is synchronized with everyone else’s despite the genetic uniqueness of every individual» [Pinker 2007: 282] («даже если в генах заложены основы строения языка, языковую специфику должна сообщать окружающая среда, так чтобы язык одного человека был приведен в соответствие с языком остальных, несмотря на генетическую уникальность каждого» [Пинкер 2004: 266].

Показательны в этом отношении сами значения указанных слов, к примеру, to nurse: ‘1a: to nourish at the breast: suckle b: to take nourishment from the breast of; 2: rear, educate ’ [MWCD] (рус. ‘1a: кормить грудью б: сосать грудь, питаться грудным молоком; 2: воспитывать, обучать ’).

макрометафорической концептуальной моделью, запечатлевают понимание вербальной коммуникации, отождествляя ее с отдельными видами пищи, способами ее приготовления и кормления, в которых особая роль отводится женщине, например:

milk for babes (букв. молоко для младенцев) – ‘что-либо легкое для понимания; простая, несложная книга, статья и т.п.’ [БАРФС];

to give someone his gruel (букв. накормить кого-либо жидкой (овсяной) кашей) – ‘дать кому-либо взбучку, нагоняй; наказать кого-либо’ [БАРФС];

to put words into someone’s mouth (рус. класть слова кому-либо в рот (= кормить словами кого-либо)) – ‘заставить кого-либо высказать те или иные мысли, навязывать кому-либо свои слова; подсказывать кому-либо, что надо говорить’ [БАРФС]142;

to throw something into the pot (букв. бросать что-либо в кастрюлю/котел для приготовления пищи) – ‘if you throw an idea or a subject into the pot, you suggest it for discussion’ [CIDI] (рус. ‘предлагать к обсуждению некую мысль, идею, тему некий вопрос и под.’) и другие.

Помимо значимой роли родителей, и особенно – матери, в процессах обучения языку и усвоения языка, не менее важными представляются и другие отмеченные С. Пинкером взаимосвязанные факты. Это то, что языковое развитие напрямую связано с метаболическими процессами человеческого организма (в частности, мозга), имеет возрастные ограничения, а также зависит от поступления в мозг ребенка большого объема языковой информации [Pinker 2007: 272].

С. Пинкер указывает на то, что в раннем возрасте мозг ребенка потребляет очень большое количество языковой информации, что влияет на его (т.е. мозга) метаболические процессы. Метаболическая активность мозга достигает взрослого уровня в возрасте примерно девяти-десяти месяцев и вскоре превосходит его, достигая пика в возрасте примерно четырех лет [Pinker 2007:

294]. В течение этого периода языковое общение представляется наиболее важным и, главное – наиболее эффективным. Родительская, преимущественно – материнская, речь буквально поглощается (впитывается) мозгом ребенка, обеспечивая интенсивное развитие его языкового центра (находящего в левом полушарии) [Там же: 305-308]. Вербальная информация, получаемая в это время Стоит отметить очевидную связь этого английского фразеологизма с часто используемым С. Пинкером понятием speech input.

его жизни через материнскую речь, которая, с одной стороны, характеризуется некой лексической упрощенностью, с другой стороны, – определенной (свойственной конкретному языку) грамматико-синтаксической сложностью [Там же: 283-284], представляет собой, по сути, стремительно усваиваемый продукт, потребность в потреблении которого для полноценного развития самой мозговой, а также речевой деятельности довольно высока. Ее отсутствие, недостаточность, или плохое качество приводит к необратимым последствиям – речепроизводства, не поддающимся в последствии (полной) корректировке [Pinker 2007: 281-282; 296-297]. Фактически материнская речь и языковое общение в целом – это то, что реально питает мозг человека, вызывая определенные метаболические процессы, которые стимулируют его развитие и функционирование, позволяя в свою очередь развивать врожденную языковую способность, усваивать характерную для того или иного языка лексику и правила ее образования и использования. Это положение разрабатывается в качестве ключевой идеи в другой научной монографии С. Пинкера с соответствующим названием – Words and Rules: The Ingredients of Language [Pinker 2001] (Слова и правила: ингредиенты языка). Речь другого человека и, в особенности – матери, крайне необходима в развитии языка как инстинкта, в усвоении специфики его лексики, особенностей его грамматического и синтаксического строя. Несмотря на то, что основы грамматики, как указывает С. Пинкер, изначально заложены в детском мозге, речь матери (или другого человека) позволяет ребенку восстанавливать нюансы английского, кивунджо, айну или какого-либо иного языка (“reconstruct the nuances of English or Kivunjo or Ainu”) [Pinker 2007: 281]. Примечательно, что это научное положение С.

макрометафорической концептуальной модели VERBAL COMMUNICATION IS

GASTRONOMY (ВЕРБАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ – ЭТО ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ

См. толкование английского слова ingredient – ‘any of the foods or substances that are combined to make a particular dish’ [OxDE] (рус. ‘любой из тех пищевых продуктов или веществ, которые смешиваются для приготовления определенного блюда’).

ПРОЦЕСС) и продуцируемых ею английских фразеологизмов, но и отчасти Интересным и в то же время довольно показательным представляется один из комментариев, обнаруженных нами в электроном фразеологическом словаре the Phrase Finder к английскому фразеологизму to make no bones about something – ‘to talk about or do something in a very open way without feeling ashamed or embarrassed’ [MED] (рус. ‘говорить о чем-либо или делать что-либо слишком отрыто, без стыда и стеснения’). В нем указывается следующее:

(6) [to make no bones about something] This is another of those ancient phrases that we accept with our mother's milk as an idiom but which seem quite strange when we later give it some thought. [http://www.phrases.org.uk] [to make no bones about something] Это еще одна из тех древних фраз, которые мы усваиваем с молоком матери как идиому, но которая кажется довольно необычной, если мы над ней задумаемся.

гастрономическому (пищевому) процессу указывает и другой факт. По замечанию С. Пинкера, в метаболическом смысле мозг чрезвычайно прожорлив.

Он потребляет одну пятую всего необходимого организму кислорода, а также большие объемы всех калорий и фосфолипидов организма [Pinker 2007: 294]. Он наиболее активно развивается и функционирует, когда наиболее активен процесс усвоения языка (критическим периодом для которого является раннее детство). Процесс (постоянного) поступления новых языковых данных, поддерживает и обеспечивает его метаболическую активность. Как только язык усвоен, «жадная» нервная ткань (“greedy neural tissue”) теряет фактически то, что являлось главным источником ее развития и функционирования, и, становясь ненужной, начинает угасать (стареть) [Там же: 299-301]144. Научно обоснованный (и экспериментально подтвержденный) факт того, что слова Такая специфика мозговой деятельности отчасти объясняет, по мнению С. Пинкера, трудности (нередко значительные) в освоения как родного, так и иностранного языка в более старшем (или зрелом) возрасте (см.

подробнее: [Pinker 2007: 296-301]).

действительно являются пищей для ума, находит непосредственное отражение в образе английского фразеологизма food for thought (букв. пища для ума, размышления) или to give someone food for thought (букв. давать кому-либо пищу для ума) – ‘something worth thinking about seriously’: Thanks for your suggestion – it gave us lots of food for thought [CDAL] (рус. ‘то, над чем стоит серьезно думать’: Спасибо за ваше предложение (совет) – оно дало нам много пищи для размышления (т.е. заставило нас задуматься).

Рассматривая языковой инстинкт в таком его аспекте, как инстинкт обучаемости языку, С. Пинкер, приходит, в частности, и к такому выводу, что при развитии языка (языковой способности) приобретенное (т.е. nurture) доминирует над врожденным (т.е. nature) [Pinker 2007: 282]. Поэтому насколько эффективно будет обучение языку, насколько успешно будет его усвоение, во многом определяется тем, что и как говорится, иначе говоря, определяется, прежде всего, качеством речи (“speech input”), или качеством получаемой ребенком языковой информации. Следовательно, слова – это не просто то, что питает и насыщает мозг, способствуя росту языковой личности, стимулируя развитие языковой способности (т.е. не просто пища). Речь или слова должны быть качественным продуктом потребления. Данное научное положение передается в целом ряде английских фразеологических знаков, в образах которых акцентируется качество слов как пищевых продуктов, которые могут обладать определенной пищевой ценностью и определенными вкусовыми, обонятельными, осязательными свойствами, от которых зависит степень их усваиваемости и полезности для организма в целом, например:

piecrust promise (букв. обещание, представляющее собой хрустящую корочку пирога) – ‘обещание, которое не собираются выполнять’ [БАРФС];

the cream of the joke (букв. сливки шутки) – ‘соль шутки’, т.е. самая лучшая и/или интересная/смешная ее часть [БАРФС];

a bread-and-butter letter (букв. бутербродное (хлебно-масленое) письмо) – ‘благодарственное письмо’ [БАРФС];

a pep talk (букв. поперченный разговор) – ‘a talk intended to make someone feel more courageous or enthusiastic’ [OxDE] (рус. ‘разговор, придающий кому-либо бодрости, энтузиазма’);

bitter names (букв. горькие имена/слова) – ‘verbal abuse’ [AHDI] (рус.

‘ругательные, бранные слова; сквернословие’);

the answer is a lemon (букв. ответ – лимон) – ‘держи карман шире!, этот номер не пройдет (ответ на неприемлемое предложение)’ [БАРФС] и биологического/природного инстинкта, который сродни пищевому инстинкту или фактически таковым и является, составляет не только основу лингвистической теории С. Пинкера и раскрывается в основных ее научных положениях. Это понимание находит отражение и в научном дискурсе ученого145, распространяясь также и на восприятие других явлений, непосредственно связанных с языком (с вербальной коммуникацией).

Приведем несколько цитат. Так, С. Пинкер пишет:

(7) The principles and parameters of phrase structure specify only what kinds of ingredients may go into a phrase in what order [Pinker 2007: 105].

Принципы и параметры фразовой структуры определяют лишь то, какого рода ингредиенты (т.е. компоненты) могут входить во фразу и в каком порядке.

(8) But verbs come in many flavors, not just these two [Там же: 106]146.

Но глаголы имеют множество вкусов (т.е. свойств/особенностей), не только эти два.

(9) Finally, some sentences were utter word salad [Там же: 181].

И наконец, некоторые предложения представляли собой просто словесный винегрет.