«ХУДО ЖЕ СТВЕННАЯ ДЕЙ СТВИТЕЛЬНОСТЬ КНИГ ДЖУНГЛЕЙ Д. Р. КИПЛ ИНГА: двоемирие и мифология Закон а ...»

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«МАГНИТОГОРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

На правах рукописи

Слободнюк Елена Сергеевна

ХУДО ЖЕ СТВЕННАЯ ДЕЙ СТВИТЕЛЬНОСТЬ

«КНИГ ДЖУНГЛЕЙ» Д. Р. КИПЛ ИНГА:

двоемирие и мифология Закон а Специальность 10.01.03 — литература народов стран зарубежья (западноевропейская литература) Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор М. В. Кожевников Магнитогорск —2—

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение…………………………………………………………………… Глава I. Своеобразие художественной действительности Киплинга и романтическая традиция…………………………………………………. I.1. Баллада, библейское слово и поэзия долга……………………… I.2. «Чужое небо», вопрос о двоемирии и бремя «пути»…………… Глава II. Художественная действительность «Книг Джунглей» в ее отношении к Закону………………………………………………………… II.1. «Рукх», «Единственный Сын» и история Галаци-волка: на подступах к Закону………………………………………………….. II.2. Закон, герой и парные миры…………………………………… Глава III. Мифы и миры «Книг Джунглей»………………..………… III.1. Мессианская идея, Закон Джунглей и закон Завета...………. III.2. «Отраженные» миры, искушение Маугли и Закон как Путь... Заключение..…………………………………………………………… Литература..……………………………………………………………. I. Тексты………………………………………………………………. I.1. Электронные ресурсы…………………………………….. II. Исследования и критика………………………………………….. II.1. Электронные ресурсы……………………………………. III. Справочные материалы………………………………………….. III.1. Электронные ресурсы……………………………………… —3— Введение Джозеф Редьярд Киплинг — одна из наиболее заметных фигур в английской литературе рубежа XIX-XX веков. Его творчество до сих пор является предметом оживленных дискуссий в литературоведческих кругах как на Западе, так и в России. Каждый исследователь видит Киплинга по-своему:

талантливый сказочник, мифотворец, автор приключенческих рассказов, «бард империализма», создатель новаторских стихотворений и баллад.

Однако критический анализ работ, посвященных Киплингу, наводит на мысль о том, что сегодня киплинговедение вряд ли может претендовать на звание окончательно сформировавшейся литературоведческой дисциплины:

особенности творческого метода описаны подробно, но фрагментарно; природа авторского художественного сознания осмыслена далеко не полностью.

И даже в вопросе о том, какое место следует отвести «железному Редьярду» в мировом литературном процессе, литературоведы до сих пор не пришли к единому мнению. Творчество Киплинга относят то к чистому романтизму, то неоромантизму, то к реализму, то к декадансу, либо просто возводят в статус уникального культурного явления, находящегося вне каких-либо течений.

Подобное положение дел изначально обусловливает актуальность любого исследования, в котором будет предпринята попытка дать непротиворечивую картину творческих исканий последнего барда Британской империи.

И все же нам представляется, что основные проблемы современного киплинговедения в большей степени связаны с «онтологической» лакуной, которая нарушает целостную картину художественного универсума Киплинга и не позволяет дать объективную оценку авторского вклада в мировой литературный процесс. Чтобы представить более весомые аргументы в пользу того, что наследие Киплинга нуждается в современном осмыслении, рассмотрим степень разработанности проблемы, вынесенной в заглавие диссертации.

Уже на первых шагах ознакомления с источниками обращает на себя внимание тот факт, что более столетия исследователи Киплинга не могут выработать сколько-нибудь согласованную точку зрения ни по вопросам формы, ни по проблемам содержательной стороны его произведений. Далеко не последнюю роль в сохранении такой разноголосицы сыграли причины политического свойства.

Для подтверждения этой мысли достаточно вспомнить, что во второй трети XIX столетия викторианская Англия вышла на пик своего могущества.

Научно-технический прогресс, небывалый подъем производства и, как следствие, мировая промышленная монополия, сделали страну экономическим и политическим лидером Европы. Кроме того, к середине XIX века Британия стала крупнейшей колониальной державой мира, «страной, над которой не заходит солнце», «Империей всех империй». А материальный прогресс определяет настроения в обществе. У англичан появилось ощущение незыблемости бытия, и доминирующее положение в мировоззрении занял утилитаризм И. Бентама, провозглашающий главными ценностями личное преуспеяние, достижение пользы, выгоды, удовольствия, добра и счастья.

Другими словами, начало творческого пути нашего героя совпало расцветом империи, что сыграло определяющую роль феномене Киплинга. Как писал А. Куприн: «Страна, создавшая священную неприкосновенность семейного очага ; страна, национальный гимн которой кончается прекрасными словами, заставляющими нас, русских, плакать от бессильного волнения, только такая страна, страна мудрого и бессердечного эгоизма, железной англосаксонской энергии, презрительной государственной обособленности и беспримерно жестокой колониальной политики, страна, гордо пишущая местоимение „Я“ с большой буквы, но ревниво охраняющая каждую мелочь старины, только такая страна могла породить свою теперешнюю национальную славу — Редиарда Киплинга»1.

Однако расцвет империи был недолог. Германия, Япония, США начинают предъявлять свои права на мировое лидерство, а первые проявления Куприн А. И. Редиард Киплинг // Куприн А. И. Полное собрание сочинений — СПб.: Товарищество издательского и печатного дела А. Ф. Маркс, 1912. — Т. 7. — С. 141.

грядущего экономического и политического кризиса несчастливо совпадают с кризисными процессами в рационалистическом мировоззрении, поразившими практически все области духовной жизни общества. Всеобщее осознание исчерпанности старых форм в соединении с желанием создать нечто новое вызывают к жизни до того невозможные культурные явления2. К числу последних, согласно принятой отечественным литературоведением точке зрения, относится неоромантизм 1880-х гг.

Будучи явлением неоднозначным и многоплановым, неоромантизм объединял людей самых разных художественных воззрений, которые, тем не менее, сходились в неприятии современной им обыденности. Произведения Р. Стивенсона, Д. Конрада, Г. Честертона не просто дарили читателю необыкновенные миры, захватывающие приключения и новых героев: исторические и приключенческие повествования стали вызовом викторианскому бытовому роману со всеми его достоинствами и недостатками.

Именно в это время, в переломный для английской литературы период, и начинается литературная карьера Киплинга, чьи стихи и проза внезапно оказываются не просто востребованы: аудитория с восторгом встречала каждое новое произведение. В молодом писателе молниеносно признают властителя дум, видят талант, граничащий с гениальностью. И главную роль здесь, конечно же, сыграли вовсе не описания дальних стран и лихо закрученные сюжеты — все это у англичан было и до Киплинга, — а совершенно новый живой стиль будущего нобелевского лауреата.

Кроме того, как справедливо отметили Н. Дьяконова и А. Долинин:

«Киплинг входил в литературу в период безвременья, когда уже начала давать трещину твердыня викторианского сознания... Литература нуждалась в обновлении, и стоило Киплингу в 1890 г. опубликовать в Англии несколько десятков рассказов и баллад, как стало ясно — среди литературных Реализм сдавал свои позиции и массовый читатель все чаще делал выбор в пользу авантюрно-приключенческого романа, детективных, мистических и фантастических историй (Г. Хаггард, Р. Стивенсон, Д. Конрад, А. Конан-Дойл, О. Уайльд, Г. Уэллс).

„расчисленных светил“ появилась „беззаконная комета“, готовая взорвать изнутри сложившуюся систему жанров и стилей. В неясном, расплывчатом контексте эпохи Киплингу удалось разглядеть обширную лакуну, удалось разгадать потребность в современном романтическом герое, в новом моральном кодексе, в новом мифе, который был бы созвучен дарвиновской теории эволюции с ее жесткой формулой: „Выживает сильнейший“»3.

Несколько иную, но по сути своей родственную, интерпретацию этой стороны феномена Киплинга предложил Д. Оруэлл, который, признавая за автором талант рассказчика, тем не менее обнаруживал в его мировидении невежество и сентиментальную сторону империализма: «Романтические идеи Киплинга об Англии и Империи могли бы не иметь никакого значения, если бы он не поддерживал их классовыми предрассудками, всегда следовавшими за ним»4. Высказывание Оруэлла, на наш взгляд, интересно не только синтезом литературоведения и идеологии, но и тем, что критик пишет о романтических идеях Киплинга, а вовсе не о его романтизме. В контексте нашего исследования этот момент достаточно важен, поскольку отражает общую для англоязычного литературоведения тенденцию.

Так, к примеру, Д. Перкинс в своей «Истории английской литературы»

писал: «В 80-90х гг. поэзия Киплинга была одной из наиболее впечатляющих альтернатив „высокой“ поэтической культуре того времени. По просторам литературы, в которой доминировали пост-романтики, пост-викторианцы, прерафаэлиты, парнасцы, эстеты, импрессионисты, декаденты и символисты, он двигался, как локомотив, целеустремленный, готовый к действию, невероятно энергичный. Его часто (и весьма верно) считают лидером реакции на эстетизм и декаданс. Тогда как они стремились писать „чистую“ поэзию формы, настроения, духа и тонов, поэзию, предназначенную для рафинированДьяконова Н., Долинин А. О Редьярде Киплинге // Киплинг Р. Избранное. — Л.:

Худ. лит., Ленингр. отд., 1980. — С. 7.

Orwell G. Rudyard Kipling [Электронный ресурс]. URL: http://gaslight.mtroyal.ab.

ca/Orwell-B.htm (дата обращения 15. 10. 2011). Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, подстрочный перевод англоязычных источников наш — Е. С.

ной и избранной публики, Киплинг был преднамеренно тривиален, экспрессивен, завлекателен и „народен“. Что касается „чистоты“, то нет писателя, у которого ее было бы меньше, чем у Киплинга. Напротив, Киплинг делал поэзию инструментом воздействия — восхваления, напоминания, предупреждения, обвинения»5. Действительно, как отмечают многие литературоведы, Киплинга совершенно «не пугала грубая оболочка слов», он умел обращаться к «романтике самой вещи»6. И, читая его произведения, мы видим. что он находил эту романтику там, где ее, казалось бы, быть не может — в машинном отделении парохода, жестокой битве, пораженном холерой городе. Вернувшись же к тезисам Перкинса в целом, мы можем констатировать, что его позиция не оставляет простора для толкований: Киплинг плохо вписывается в попытки оживить романтическую традицию.

Безусловно, дух его творений вполне гармонирует с романтическим духом героев Байрона и Ницше. И все же герои «железного Редьярда» вряд ли могут считаться продолжателями традиций Конрада и Заратустры. Как верно подметила Г. Ионкис, «Киплинг, завоевавший читателя своей энергической поэзией, славившей романтику свободной пиратской жизни, начинает внушать ему, что служба идеалам империи как раз и исполнена суровой романтики»7.

Другие аспекты рассматриваемого вопроса обнаруживаются при обращении к теме реалистической составляющей киплинговского наследия. К примеру, Ч. Аллен в исследовании, посвященном индийскому этапу биографии нашего героя, проводит мысль о том, что уже тогда «Киплинг в большой степени был писателем с „холодным взглядом“, реалистически подходившим к человеческой слабости и любви к откровенны разговорам. Но это не значит, Perkins D. A History of Modern English Poetry. From the 1890s to the High Modernist Mode. — Cambridge, M.A.: Harvard University Press, 1976. — P. 64. N. B. И в английском, и в русском литературоведении эта «народность» нередко трактуется как реализм, расцвеченный живым стилем, мифами и пр.

Честертон Г. К. Вечный Человек. — М.: Эксмо; СПб.: Миднард, 2004. — С. 431.

Ионкис Г. Е. Поэзия Р. Киплинга // Проблемы романтизма и реализма в зарубежных литературах XVIII-XX веков. — Кишинев: Штиница, 1972. — С. 67.

что Киплинг был неспособен на чувства»8. В свою очередь Р. Т. Хопкинс особо подчеркивал, что роман «Ким» — «история реалистичная по форме, но все же романтическая по духу» 9. При этом поэзию Киплинга исследователь характеризует как «возрождение чистой романтики XIX века» 10. Спору нет, подобными чертами в то время обладали не только киплинговские творения, а синтез реалистического и романтического элементов для рубежа XIX-XX столетий можно считать, скорее нормой, чем исключением. Однако только у Киплинга этот синтез гармонично сочетался с железным солдатским стилем и виртуозной игрой культурными знаками11.

Современник Киплинга, британский писатель и поэт Р. Ле Галльенн, занимает более умеренную позицию: «Мистер Киплинг — мастер пленительной монотонной баллады, волшебник подхватов и рефренов. Мелодий, которые путешествуют и танцуют; весело, мрачно или романтично появляются и исчезают. Пожалуй, до него в английской литературе не было такого мастера; и он стал им главным образом потому, что имел мудрость следовать за Бернсом и писать большинство своих баллад в понятной широким массам и традиционной манере, имеющей своей целью произвести впечатление на других, что и принесло им [балладам — E. С.] успех»12.

Иными словами, для Ле Галльенна, чья сомнительная похвала превращала автора в талантливого эпигона, достаточным доказательством близких Цит. по: Rudyards Adventures in Wonderland : «Allen Ch. Kipling Sahib : India and the Making of Rudyard Kipling, 1865–1900» // Claremont Review of Books. [Электронный ресурс]. URL: http://www.johnderbyshire.com/Reviews/Considerations/kiplingsahib.html (дата обращения 10. 04. 2012).

Hopkins R. T. Rudyard Kipling. A Literary Appreciation. — Lnd.: Simpkin, Marshall, Hamilton, Kent & Co. Ltd., 1915. — P. 13.

Существует точка зрения, согласно которой железный солдатский стиль и чеканный ритм стихов — всего лишь проявление «ограниченности» Киплинга, возникшей как следствие детских комплексов. Так, английский литературовед У. Рэнвик, опираясь на методы фрейдистского психоанализа, видит в киплинговской «проповеди насилия» «средство самозащиты, признак скорее слабости, чем силы» (Renwick W. L. Re-reading Kipling // Kiplings mind and art: W. L. Renwick, E. Wilson, G. Orwell, L. Trilling etc. / Ed. by A. Rutherford. — Edinburgh, Lnd.: Oliver & Boyd, 1965. — P. 19).

Le Gallienne R. Rudyard Kipling. A Criticism. — Lnd., NY.: John Lane, The Bodley Head, 1900. — P. 65.

«родственных» связей выступали приверженность поэта балладному жанру и использование им характерных поэтических приемов.

В том же ключе ведет рассуждение Б. Добрэ. В своей книге «Редьярд Киплинг: реалист и выдумщик» исследователь достаточно обоснованно говорит о том, что Киплинг расширил рамки английской романтической поэзии. Однако и здесь основным аргументом выступает жанр баллады. Анализируя стихотворение «Мой мальчик Джек» — самое «волнующее» и «личное» для поэта, Добрэ с уверенностью заявляет, что «одно лишь это стихотворение может дать Киплингу право на место среди „романтических“ поэтов, использующих диалоговую балладную форму, с ее рефренами и глубоким художественным впечатлением»13.

Не меньший интерес представляет и взгляд Д. Палмера (1915 г.) прямо заявившего: «Мы должны выразить последний протест против слишком популярного заблуждения по поводу рассказов мистера Киплинга. Страсть Киплинга к конкретике, являющаяся страстью человека действительно творческого, вместе с его острым наслаждением трудами мира стало причиной того, что Киплинга стали ошибочно считать реалистом современного типа.» 14. К сожалению, отказав Киплингу в праве быть причастным реализму, Д. Палмер старательно обошел вопрос о том, к какому литературному направлению всетаки тяготел автор.

Но самую выгодную позицию, как нам представляется, занимают литературоведы, которые, подобно Ч. Нортону, утверждают, что Киплинг безусловный реалист, поскольку этот реализм вовсе не противостоит романтизму и генетически связан ним: «Вчерашние и сегодняшние реалисты являются законными потомками романтиков и идеалистов середины века, следующих, как это часто делают дети, отличным от родительского путем» 15. А Э. Дауден Dobre B. Rudyard Kipling. Realist and Fabulist. — Lnd, NY, Toronto: Oxford University Press, 1967. — P. 193.

Palmer J. Rudyard Kipling. — NY.: Henry Holt and Company, 1915. — P. 98.

Norton C. E. The Poetry of Kipling // Kipling. The Critical Heritage. Ed. by R. L.

Green. — Lnd.: Routledge and Kegan Paul, 1971. — P. 186.

решает проблему еще радикальнее и полагает, что «Киплинг достигает реальность через романтику»16.

Приведенные материалы, по нашему мнению, позволяют составить достаточно полное представление о степени влияния политического элемента на литературоведческую оценку наследия Киплинга. И все-таки будет совсем не лишним добавить, что западные литературоведы в большинстве своем не видят большого греха в империалистических устремлениях автора, а если и говорят о джингоизме 17 Киплинга, то лишь для констатации факта.

Б. Добрэ, например, признавая в Киплинге «поборника туземного джингоизма 90-х годов, противника либеральной мысли», настаивает на том, что поэт был просто рупором идей своего времени, и берет его под защиту, обвиняя во всем эпоху18. А Р. Хопкинс вообще полагает, что в самом империализме нет ничего плохого и подчеркивает, что «империализм» Киплинга, подведшего под эту доктрину правильный базис (например, в «Бремени белого человека»), нельзя путать «с показным джингоизмом мюзик-холлов», ведь в «Бремени» автор «пылко и серьезно формулирует единственное истинное моральное основание Империи»19.

Д. Палмер тоже защищает Киплинга от несправедливых, как ему видится, нападок: «Сейчас мы имеем дело только с Индией и «Империализмом», который некоторые критики Киплинга приводят как обидное доказательство его политических предрассудков»20. И совсем немногие, в первую Dowden E. The Poetry of Kipling // Kipling. The Critical Heritage. Ed. by R. L.

Green. — Lnd.: Routledge and Kegan Paul, 1971. — P. 266.

«Джингоизм (англ. jingoism, от by jingo ), термин, служащий для обозначения крайних шовинистических и империалистических воззрений» (Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1970-1978. — Т. 8. — С. 205).

Dobre B. Rudyard Kipling. — Lnd.: British Council, 1951. — P. 7.

Hopkins R. T. Rudyard Kipling. A Literary Appreciation. — P. 222.

Palmer J. Rudyard Kipling. — P. 37. В том же духе высказываются Р. Кимбал и Д.

Керр (Kerr D. Orwell, Kipling and Empire. URL: http://www.orwellsociety.com/2012/ 01/12/orwell-kipling-and-empire-by-douglas-kerr/ (дата обращения 12. 09. 2012 г.));. Небезынтересно также мнение Г. К. Честертона: «Киплинг боготворил Империю не за то, что она была Английской, а за ее мощь» (Цит. по: Hopkins R. T. Rudyard Kipling. A Literary Appreciation. — P. 236).

очередь, конечно же, Т. Элиот подходили к имперским исканиям Киплинга с литературоведческих позиций 21.

В сравнении с британским отечественное киплинговедение представляет нам значительно больший спектр воззрений. Постижение творчества Киплинга в России началось с критических отзывов писателей, которые первыми обратили внимание на молодого английского автора. Правда, оценка творчества Киплинга в русской писательской среде была неоднозначной. Например, Лев Толстой отнесся к Киплингу без восторга. Из рукописей 1890-1900 гг.

мы можем узнать, что Киплинг (вместе с Золя и Ибсеном) «лишен истинного художественного дара»22, подобно Бодлеру с Апухтиным, не имеет «никакого понятия о том, что есть искусство»23; так что произведения этого «ремесленника» не имеют никакой художественной ценности. А К. Паустовский, спустя десятилетия, написал, что «жизнь Киплинга — один из трагических примеров того, как гений может погубить себя» 24 чрезмерной политизированностью и шовинизмом.

Однако большинство русских писателей все же признавало незаурядность таланта Киплинга. Куприн писал, что он «оригинален, как никто другой в современной литературе»25. И даже скуповатый на комплименты Бунин замечал: «Киплинг возвышался в некоторых своих вещах до подлинной гениальности», он «настолько своеобразен, один в своем роде, что кого же См. сопоставление Свободы (Liberty) Суинберна и Имперской Идеи Киплинга:

Eliot T. S. Kipling Redivivus // Rudyard Kipling : the critical heritage / Ed. by Roger Lancelyn Green. — London ; New York : Routledge and K. Paul, 1997. — P. 324. См. Также: Kimball R.

Rudyard Kipling unburdened // The New Criterion. — 2008. — V. 26. № 8 (april). URL:

http://www.newcriterion.com/articles.cfm/rudyard-kipling-unburdened-3806 (дата обращения 12. 09. 2012 г.).

Толстой Л. Н. Предисловие к роману В. фон-Поленца «Крестьянин» // Толстой Л. Н.

Полное собрание сочинений: в 90 т. — М., 1952. — Т. 34. — С. 522.

Толстой Л. Н. Что такое искусство? Планы, заметки, наброски // Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: в 90 т. — М., 1951. — Т. 30. — С. 364. Столь же «тепло» Толстой отзывался о Шекспире, Горьком Сологубе, так что это слова можно расценивать как очень высокую похвалу.

Цит. по: Витковский Е. Империя по имени Редьярд Киплинг.Предисловие к изданию прозы Р. Киплинга [Электронный ресурс]. URL: http://noblit.ru/node/1456 (дата обращения 12. 06. 2012).

Куприн А. И. Редиард Киплинг. — С. 142.

можно с ним сравнить?»26. Разумеется, либерально настроенные Горький и Куприн делали оговорки по поводу «проповеди империализма» и «узости идеалов Киплинга, стесненных слепым национализмом»27. Зато дети железного века — И. Бабель, Э. Багрицкий, Н. Тихонов, Ю. Олеша, К. Симонов — любили Киплинга безоговорочно (князь Д. Святополк-Мирский, в 1930-е годы вернувшийся в Россию из английской эмиграции и знавший об отношении Киплинга к русским, был поражен этим фактом), высоко ценили его творчество и даже признавали одним из своих учителей.

Впрочем, отечественное киплинговедение интересно не только парадоксами писательского восприятия. На протяжении десятилетий советские авторы были вынуждены заниматься исключительно идеологическими аспектами наследия Киплинга и безжалостно клеймить автора. Так, в статье Т. Левита сообщалось: «Идеология, выраженная творчеством Киплинга, — идеология сподвижников британского империализма», «идейный багаж Киплинга — империалистический, твердолобый консерватизм, расовая гордость, англо-саксонская избранность», и для него «превыше всего участь Империи»28. В то же время многие киплинговские творения в СССР издавались массовым тиражом. И чтобы уберечь читателя от идеологических ошибок Р. Миллер-Будницкая разъясняла, что произведения Киплинга несут в себе «зародыши английского фашизма», его «философия творчества» признана крупнейшими фашистскими идеологами; а само творчество «приобретает для нас особый интерес» именно постольку, поскольку являет собой «законченное, высокохудожественное воплощение идей и настроений нашего врага»29.

В послевоенном СССР одной из первых серьезных работ о Киплинге стала статья Т. Мотылевой. Несмотря на то, что исследовательница традициБунин И. А. Куприн [Электронный ресурс]. URL: http://bunin.niv.ru/bunin/ rasskaz/pod-serpom-i-molotom/kuprin.htm (дата обращения 15. 10. 2011).

Куприн А. И. Редиард Киплинг. — С. 143.

Левит Т. М. Киплинг // Литературная энциклопедия: в 11 т. — М.: Изд-во Ком.

Акад., 1929-1939. — Т. 5 — Стб. 200.

Миллер-Будницкая Р. Поэзия Редьярда Киплинга // Киплинг Р. Избранные стихи. — Л.: Худ. лит-ра, 1936. — С. 7, 29.

онно сделала акцент на политическую составляющую, это не помешало ей поставить вопрос о месте Киплинга в литературном процессе. По мнению Т. Мотылевой, Киплингу «присущи декадентские тенденции „конца века“:

тяготение к иррационализму и мистике, моральная опустошенность, эгоцентризм. В то же время место Киплинга внутри литературы декаданса было своеобразным. В противовес упаднической расслабленности, он утверждал культ энергии и грубой силы. В противовес эстетской концепции „искусства для искусства“, искусства для немногих, он сознательно обращался к широкой публике и связывал свое творчество с практическими потребностями идеологической политики»30. Кроме того, Т. Мотылева, пишет о романтике риска и авантюры в романах писателя, а солдатские стихи, традиционно связывая их с идеологией, определяет как «псевдореализм», продвигающий идею беспрекословного служения Британской империи.

Написанная в 1960-е годы статья Р. Самарина звучит уже менее воинственно, однако и здесь идеологический момент оказывается доминирующим: «Вместе с поэтами Г. Ньюболтом и У. Э. Хенли, оказавшими на него сильное влияние, [Киплинг — Е. С.] возглавил империалистическое направление в английской литературе, именовавшееся в тогдашней критике „неоромантическим“»31.

Именно вопрос о Киплинге-романтике/неоромантике в последующие годы неоднократно оказывается в центре внимания. Так, у Е. Гениевой мы видим трактовку, парадоксально перекликающуюся с мыслями Оруэлла:

«Романтическое видение мира возвысило и отчасти облагородило даже шовинистические идейные посылки Киплинга, выдвинув на передний план идеи патриотизма и верности долгу»32. Однако прежде всего исследовательницу Мотылева Т. Л. Киплинг // История английской литературы: в 3 т. / под ред.

Анисимова И. И. и др. — М.: Изд-во Академии наук СССР, 1943-1958. — Т. 3 — С. 261.

Самарин Р. Редьярд Киплинг // Киплинг P. Свет погас: Роман; Отважные мореплаватели: Приключенч. повесть; Рассказы. — Мн.: Маст. лiт., 1987. — С. 7.

Гениева Е. Ю. Киплинг // История всемирной литературы: в 8 т. — Т. 8. — М.:

Наука, 1994. — С. 383.

занимает вопрос о роли романтизма и неоромантизма в творческом методе автора: «Факты и события интересуют Киплинга лишь постольку, поскольку помогают выразить романтическое миросозерцание. Но и в своем неоромантизме Киплинг уникален. Это романтик, но без привычных атрибутов романтизма. Более того, в некоторых своих стихотворениях, например в „Короле“, он высмеивает обычные романтические каноны. Смерть в его произведениях обыденна. Просты, причем полемично просты, по отношению к поэтике романтизма у Киплинга-поэта быт, детали, люди, ситуации. Зато высоко романтичны чувства, которые он воспевает. Романтичны и носители этих чувств — солдаты, моряки, звери, а иногда и предметы, которые любит одушевлять писатель. И даже когда ситуация, описываемая им, как, например, в „Книге джунглей“, по природе своей романтическая, он последовательно, упорно сводит ее до житейского, бытового уровня, что лишь оттеняет высоту чувств его героев»33. Как нетрудно увидеть, позиция Е. Гениевой неоднозначна. В своих работах она, с одной стороны, пишет о романтическом миросозерцании; с другой — сводит романтические каноны к героической атрибутике и романтике; но при этом особо подчеркивает, что Киплингу «был чужд стилизованный авантюрный роман и Стивенсона, и Хаггарда»34.

Не менее своеобразный взгляд на творчество Киплинга представляет В. Бетаки, который говорит о том, что «Киплинг романтический писатель, но философски сам он, как личность никаким романтиком (ну, хоть наподобие Э. Ростана), никогда и не был»35, и полагает, что Киплинг использовал романтизм лишь как средство психологического влияния на детей и юношество (составляющих, по мнению исследователя, его основную аудиторию), склонных воспринимать литературу «более или менее романтически». Весьма люТам же, с. 382.

Гениева Е. Индия, моя Индия… // Киплинг Р. Восток есть Восток: рассказы, путевые заметки, стихи. — М.: Художественная литература, 1991. — С. 12.

Бетаки В. Киплинг и русская поэзия XX в. // Киплинг Р. Избранные стихи из всех книг. Сост., ред. новых переводов, послесл. и прим. В. Бетаки. — Б. м.: Salamandra P. V.

V., 2011. — С. 301.

бопытно и предлагаемое Бетаки сравнение Киплинга с Жюлем Верном, в ходе которого он риторически вопрошает: «Ну разве хоть капитан Немо, к примеру, не киплинговский герой?», — хотя ответ, по его мнению, абсолютно очевиден. И пускай Немо, он же принц Даккар, борется с британским империализмом, а Киплинг — его бард. Главное — экзотика, авантюра, романтика дальних странствий, вводимые в произведение с одной единственной целью:

привлечь массового читателя.

Безусловно, свой резон в подобных утверждениях есть. Но если признать их полностью правомерными, то следом придется признать случайность познавательной линии в романах Верна, а заодно отказать Киплингу в способности создавать особые художественные миры.

Кстати, точка зрения Ю. Кагарлицкого не менее оригинальна, чем позиция В. Бетаки: «Может быть, если б он писал для англичан не об их соотечественниках, живущих в Индии, а о них самих, его сочли бы натуралистом.

Но он писал о людях, и похожих и непохожих на своих предполагаемых земляков, да к тому же живущих в чужой стране, так что иначе как неоромантиком его было не назвать»36. Можно ли на основании подобных утверждений причислить писателя к неоромантикам? Для Ю. Кагарлицкого этот вопрос решается однозначно: конечно, «да».

Тенденция к исследованию наследия Киплинга в сравнении с романтизмом или неоромантизмом постепенно укоренилась в отечественном литературоведении, и потребовались годы, чтобы стало очевидным: ни в романтическом, ни в неоромантическом ракурсе дать однозначную оценку творениям «железного Редьярда» совершенно невозможно 37. Но поскольку тема Кагарлицкий Ю. Певец человечества // Киплинг Р. Наулака. Ким. — СПб., М.:

Библиотека «Вокруг Света», 1993. — С. 6.

Подробно об этом: Долинин А. Редьярд Киплинг, новеллист и поэт // Киплинг Р.

Рассказы, стихотворения. — Л., 1989. — С. 5-16; Зыкова Е. П. Редьярд Киплинг: Восток, Запад и философия неоромантизма // Вишневская Н. А., Зыкова Е. П. Запад есть Запад, Восток есть Восток. Из истории англо-индийских литературных связей в Новое время. — М., 1996. — С. 117-156; Ладыгин М. Б. Неоромантический роман Р. Киплинга // Проблемы метода и жанра в зарубежных литературах. — Свердловск, 1982. — С. 55-68; Проскуркиплинговского неоромантизма звучала громче романтической, со временем утвердилось мнение, что по типу художественного сознания Киплинг является представителем английского неоромантизма, который, как небезосновательно указывает А. Бельский, был «реакцией на современную ему действительность на безгеройную и бездуховную прозу буржуазного бытия», и «в нем воплотилось стремление противопоставить свой позитивный идеал будничности и серости повседневного бытия буржуазного класса»38.

В сущности, именно оппозиция героя/не-героя оказывается исходной точкой и основным аргументом в рассуждениях, тех, кто принял идею киплинговского неоромантизма. Так, С. Богомолов, возвращая читателя к имперской теме, подчеркивает: «Одним из наиболее ярких и полных выражений имперской системы ценностей поздневикторианской Британии стала художественная литература, и особенно те ее жанры, которые были предназначены для юношества. „Новый романтизм“ Р. Л. Стивенсона, Дж. Конрада, А.

Конан Дойля, Р. Киплинга, Д. Хенти, У. Кингстона, Р. Баллантайна и других воплощал моральное кредо долга и самопожертвования, дисциплины и веры, гармоничного единства силы духа и физической мощи. Герои „новых романтиков“ целеустремленны, готовы к риску и борьбе, полны жажды странствий и приключений. Они рвут связь с миром однообразного и добропорядочного мещанского благополучия ради моральных обязательств имперской миссии, ради поисков подвигов и славы»39. А Н. Садомская пытается доказать, что типология неоромантических героев не исчерпывается представителями метрополии: «Другим героем неоромантической прозы стал представитель конин Б. М. Английская литература 1900-1914 годов (Дж. Р. Киплинг, Дж. Конрад, Д. Г. Лоуренс). — Пермь, 1993. См. также: Анастасьев Н. А. Продолжение диалога. — М., 1987;

Урнов Д. М. «Точное слово» и «точка зрения» в англо-американской повествовательной прозе // Типология стилевого развития XIX века. — М., 1977. — С. 340-361.

Бельский А. А. Неоромантизм и его место в английской литературе конца XIX в. // Из истории реализма в литературе Англии. — Пермь, 1980. — С. 90-99 (цит.: по Жиляков А. С. Жанровое своеобразие литературной сказки рубежа XIX-XX веков: «Посолонь»

А. М. Ремизова — «Пак с Волшебных Холмов» Р. Киплинга. http://www.dslib.net/russkajaliteratura/zhanrovoe-svoeobrazie-literaturnoj-skazki-rubezha-xix-xx-vekov-posolon-a-m.html Богомолов С. А. Художественная версия концепции «нового империализма» в неоромантизме Р. Л. Стивенсона // Вестник ОГУ. — 2004. — № 2. — С. 26.

ренного населения колоний. Такой герой с симпатией создан прежде всего Киплингом и Хаггардом. Абориген предстал в прозе неоромантиков в неповторимом своеобразии своей национальной культуры и традиций и в то же время как представитель человеческого рода со всеми проблемами, которые сыны человеческие решали из поколения в поколение. Ими владеют те же страсти, они участвуют в политических интригах, воюют за свою землю, совершают предательства и героические подвиги»40. На наш взгляд, исследовательница, будучи по существу правой, несколько сместила акценты. Связь героя-аборигена с этнографическими пристрастиями Хаггарда и Киплинга, скорее всего, вторична. Более вероятно, что он ведет свой род от естественного человека Руссо и евангельской идеи, провозглашающей равенство людей перед божеством, ибо «нет ни Еллина, ни Иудея варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол., 3:11).

Заметим, что этническую карту разыгрывает не только Н. Садомская.

Так, Н. Конева справедливо указывает, что «на первом этапе творчества в противовес унылому и будничному существованию своих соотечественников у Киплинга возникает яркий и экзотический мир далеких стран», но затем «экзотический мир Индии, в котором живут романтические герои Киплинга, уступает место мирам иным, но тоже противопоставленным убивающей повседневности»41. Последнее находит свое отражение в том, что автор «пристально изучает и вводит в творчество фольклор („Книги джунглей“, „Ким“), национальное культурное наследие, национальную историю»42.

В подобном контексте, пожалуй, более предпочтительной может показаться позиция Л. Романчук, обратившей внимание на формальную сторону проблемы: «Романтизм Киплинга проявляется в целом ряде примет: метафизической символике его текстов; биполярном противопоставлении и в то же Садомская Н. Д. Творчество Генри Райдера Хаггарда и английская литература на рубеже XIX-XX веков: дисс. … док. филол. н. — М, 2007. — С. 385.

Конева Н. И. Основные этапы творчества Киплинга. К проблеме творческой эволюции писателя: Дисс. … канд. филол. наук. М., 1978. — С. 22.

время своеобразном соединении противоречивых текстуальных конструкций (антиномий): высокое-низкое, верх-низ, свой-чужой и т.д.; соединении пафоса и иронии; обращении к народным истокам и восточному колориту, что сказывается в выборе им стилистических средств» 43. Правда, при этом свою работу о Киплинге исследовательница начинает со слов: «Безусловно, Киплинга создала Индия. Он вырос и сформировался в годы, когда позитивизм с его ведущей идеей материального прогресса, определяющего собой заодно и прогресс моральный, еще был широко популярен. Одним из самых влиятельных антипозитивистских литературных течений становится неоромантизм. Неоромантизм не мог не захватить и Киплинга» 44. На подобные терминологические нестыковки можно было бы не обращать внимания, однако в сочетании с формализованным подходом к романтической поэтике и преувеличением роли экзотического элемента они способны исказить объективную картину творимой Киплингом действительности45.

Впрочем, последний момент мало занимает литературоведов, и это странно: можно ли рассуждать о романтизме и романтической традиции, обходя стороной художественно-онтологическую проблематику и саму идею двоемирия? Однако подобная фигура умолчания вряд ли случайна, ведь редукция бытийного компонента дает исследователю карт-бланш в решении вопроса о романтических/неоромантических пристрастиях Киплинга. Зато его присутствие заметно осложняет свободу перемены мнений, поскольку, по Романчук Л. Ключевые слова и образы в поэзии Киплинга [Электронный ресурс].

URL: http://www.roman-chuk.narod.ru/1/Kipling.htm (дата обращения 08. 09. 2012).

Заметим, есть и «третий» взгляд на проблему:«Киплинг вступает в литературу в 80-е годы XIX века, в период развития в европейской литературе так называемого неоромантизма. Зачисляют в романтики и Редьярда Киплинга. Ведь и он пишет о мужестве, подвиге, стойкости в борьбе со стихиями, да и антураж у него экзотический — дальние страны, чужие нравы и обычаи, а в стихах используются типично романтические поэтические жанры — баллада, песнь… Правда, критики добросовестно оговаривались: киплинговские стиль и лексика далеки от романтических. Не стоит искать натужных объяснений этому квазипротиворечию. Киплинг попросту не романтик. Ведь духовный склад, все мировосприятие писателя глубоко враждебны этому литературному направлению» (Атарова К. В поисках ключей к загадке Киплинга // Киплинг Р. Стихотворения.

Книги джунглей. Рассказы... — М.: НФ «Пушкинская б-ка»; АСТ, 2004. — С. 9-10.).

верному замечанию Л. Дербеневой, художественная действительность романтизма совсем не родственна неоромантической: «Романтизм и „неоромантизм“ представляют собой различные типы искусства. Романтический мир — двусферный мир46: мир конечного и бесконечного, реальности и сверхреальности. Пространственная двусферность диктует структуру и семантику всех компонентов художественного мира и, следовательно, структуру всего романтического произведения. Неоромантический мир в основе своей — односферный мир. Как в реалистической культуре, это мир реальности.

Высшая сфера — сверхреальная, мифологическая, по отношению к которой земная сфера объективна, — в неоромантической картине мира отсутствует.

Благодаря этому конститутивному обстоятельству неоромантизм несравненно ближе реализму, чем романтизму»47. Кроме того, существует и терминологическая проблема, поскольку неоромантизм, о котором пишут отечественные литературоведы, сильно отличается от неоромантизма английского, чей ареал обитания ограничен изобразительным искусством, музыкой и архитектурой48. В области же литературы, более употребительны термины «модернизм» (modernism) и «поздний романтизм» (late-Romanticism).

Как можно видеть, избранный нами ракурс решения проблемы художественной действительности соответствует задачам современного литературоСо своей стороны добавим, что, говоря о двоемирии Киплинга, исследователи имеют в виду оппозицию колонии и метрополии или своеобразный душевный раскол, присущий художнику, как и большинству «англоиндийцев» (см., напр., Тугушева М.

Судьбы и Книги // Киплинг Р. Свет погас: Роман, повесть, рассказы / Пер. с англ. Вступит.

ст. М. Тугушевой. Прим. К. Афанасьева, А. Долинина, В. Захарова. — М.: Эксмо, 2003. — С. 5-16; Тугушева М. Двоемирие Редьярда Киплинга // Киплинг Р. Книга джунглей: Роман, рассказы, стихотворения. — М.: Эксмо, 2007. — С. 8-26; Гениева Е. Индия, моя Индия… // Киплинг Р. Восток есть восток: рассказы, путевые заметки, стихи. — М.: Художественная литература, 1991. — С. 3-18).

Дербенева Л. Неоромантизм как художественная система и научноисследовательская проблема // Пiвденний архiв. Фiлологiчнi науки: Збiрник наукових праць. Випуск XLVI. — Херсон: Видавництво ХДУ, 2009. — С. 22.

См., напр.: Neoromanticism // Encyclopdia Britannica [Электронный ресурс].

URL: http://www.britannica.com/EBchecked/topic/409099/Neoromanticism (дата обращения 11. 06. 2012); Neoromanticism // Websters Online Dictionary [Электронный ресурс]. URL:

http://www.websters-online-dictionary.org/definitions/Neoromanticism (дата обращения 11. 06. 2012); Neo-Romanticism // Wikipedia [Электронный ресурс]. URL: http://en.

wikipedia.org/wiki/Neo-romanticism (дата обращения 11. 06. 2012).

ведения, так как дает возможность выявить новые особенности творческого метода Киплинга, уточнить роль его творчества в литературном процессе конца XIX столетия и добавить новые штрихи в картину художественных исканий «промежутка»49. С учетом названных обстоятельств мы предполагаем сконцентрировать внимание на исследовании «Книг Джунглей», которые с полным правом можно назвать вершиной миросозидающих исканий «железного Редьярда».

Объект исследования — художественная действительность «Книги Джунглей» и «Второй Книги Джунглей».

Предмет исследования — двоемирие и мифология Закона в системе художественной действительности дилогии.

Основным материалом исследования стали «Книга Джунглей» и «Вторая Книга Джунглей» («The Jungle Book» (1894); «The Second Jungle Book»

(1895)). Однако для выявления концептуально значимых связей дилогии с другими творениями художника привлекается ряд программных произведений, а именно: «The Ballad of East and West» — «Баллада о Востоке и Западе»

(1889); «The Gipsy trail» — «Цыганская тропа» (1892); «The Only Son» — «Единственный сын» (1893); «In the Rukh» — «Рукх» (1893); «The White Man’s Burden» — «Бремя Белого Человека» (1899).

Кроме того, при решении конкретных задач (эволюция темы долга;

связь с романтической традицией) используются как ранние, так и более поздние тексты: «The City of Dreadful Night» — «Город страшной ночи»

(1885), «The Sons of Martha» — «Сыновья Марфы» (1907); «My boy Jack» — «Мой мальчик Джек» (1915). Везде, кроме оговоренных случаев, подстрочный перевод наш.

Цель исследования — установить роль двоемирия, мифологии как таковой и мифологии Закона в формировании, становлении и развитии художественной действительности «Книг Джунглей».

Термин Ю. Н. Тынянова. См.: Тынянов Ю. Н. Промежуток // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М.: Наука, 1977. — С. 168–195.

Достижение обозначенной цели предполагает решение представленной ниже системы задач, которая включает в себя:

— аналитический обзор литературоведческих работ для уточнения основных тенденций киплинговедения;

— определение характера отношений художественной действительности, творимой Киплингом, с мирами романтической традиции;

— выявление атрибутов двоемирия Киплинга, специфических приемов авторской поэтики и определение их функции в создании художественной действительности «Книг Джунглей» и других программных произведений;

— осмысление феномена Закона в его системной взаимосвязи с библейской и индийской мифологией, а также с авторским мифотворчеством;

— аналитическое описание художественной действительности «Книг Джунглей» в ее взаимосвязи с мифологией Закона.

Теоретическая значимость исследования состоит в следующем:

1) уточнены сущностные характеристики творимой художественной действительности Д. Р. Киплинга; 2) установлен базовый принцип творческой «онтологии» автора: двоемирие как гармоничный союз самодостаточных миров;

3) уточнены основания нравственного идеала автора: следование долгу обязательно, поскольку он есть воплощение Закона, данного высшей силой, которая в каждом из миров своя; 4) определены границы применения полученных результатов в литературоведческих исследованиях.

Практическая значимость представляемой диссертации заключается в том, что материалы и результаты исследования могут быть применены в исследованиях творческого наследия Киплинга, литературного процесса рубежа XIX-XX веков, а также при подготовке специальных курсов по зарубежной литературе, теории литературы, а также теории и практике перевода.

Новизна диссертационного исследования заключается в том, что в нем впервые предпринята попытка рассмотреть «Книги Джунглей» как оригинальный опыт создания полноценной художественной действительности, которая обладает собственной мифологией, собственным Законом, собственными пророками и «Мессией», но гармонично сосуществует с реальностью.

Теоретическую основу работы составили: 1) работы зарубежных исследователей: J. Adams, Ch. Allen, R. Baldi, Ch. Carrington, B. Dobre, E. Dowden, R. Durand, T. S. Eliot, R. L.Green, R. T.Hopkins,, S. Islam, P. Keating, S. Kemp, R. Le Gallienne, A. Lycett, J. McGivering, C. E. Norton, M. Paffard, W. B. Parker, H. Ricketts, W. W. Robson, M. Seymour-Smith, V. A. Shahane, E. Strokes, S.

Walsh, A. Wilson; 2) труды отечественных литературоведов, посвященные:

а) английской литературе (А. А. Бельский, С. А. Богомолов, Л. В. Потураева, Н. Д. Садомская, О. Г. Сидорова); б) творчеству Киплинга (Е. Ю. Гениева, А. А. Долинин, Н. Я. Дьяконова, Г. Э. Ионкис, Н. И. Конева); в) проблемам авторского мифотворчества в зарубежной литературе (Т. А. Шарыпина) и художественно-философском тексте (Л. Н. Воеводина, Е. В. Лейбель).

Наше понимание художественной действительности опирается на фундаментальные положения, сформулированные в работах А. Ф. Лосева и Д. С. Лихачева. Это дает нам возможность постулировать тезисы, задающие общее направление исследования: а) художественная действительность, создаваемая Киплингом, реальна и «совершенно самостоятельна»50; б) ее развитие строго подчинено определенным принципам, что обеспечивает системное единство всех уровней творимого бытия 51.

Таким образом, в рамках нашего рассуждения художественная действительность есть объективно существующая в пределах авторского текста реальность, причем ее существование является результатом закономерного развития сотворенных художником «природы», «общества» и «духовной культуры»52.

См.: Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Лосев А. Ф. Из ранних произведений. — М.:

Мысль, 2001. — С. 417, 426, 448.

Лихачев Д. С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. — 1968. — № 8. — С. 74.

См. Ильенков Э. Действительность // Философская энциклопедия: В 5 т. — М.:

Большая Советская Энциклопедия, 1960-1970. — Т. 1. — С. 442.

Методологическая основа исследования. Базовым методом работы выступает историко-литературный метод, позволяющий получить наиболее объективную картину творческих исканий автора. При необходимости привлекаются биографический и сопоставительный методы, а также элементы концептуального анализа.

Апробация работы проводилась на теоретических семинарах кафедры культурологии и зарубежной литературы Магнитогорского государственного университета (2011-2012 гг.); на Международной научно-практической конференции «Студент и наука» (Магнитогорск, 2011 г.), на XV Международной научно-практической конференции «Взаимодействие национальных культур в искусстве» (Магнитогорск, 2011 г.); на XVI и XVII Международных конференциях «Пушкинские чтения» (Санкт-Петербург, 2011 и 2012 гг.); на VIII Международной научно-практическая конференции «Язык и культура» (Новосибирск, 2013 г.); на Международной научно-практической конференции «Современные проблемы филологии и методики преподавания языков: вопросы теории и практики (Елабуга, 2013 г.), а также на VII Международной научной конференции «Концептуальные проблемы литературы: художественная когнитивность» (Ростов-на-Дону, 2013 г.).

Логика исследования. Определяется особой ролью «Книг Джунглей» в творчестве Киплинга. Во-первых, в «Книгах…» автор создал самодостаточную художественную действительность, у которой не было аналогов ни в литературной традиции, ни в современности. Во-вторых, в этом произведении осмысление проблем «долг-Закон», «свой-чужой» вышло на качественно новый уровень: дилогия стала важнейшим этапом в развитии линии, начатой в «Балладе о Востоке и Западе» и «Цыганской тропе» и нашедшей завершение в «Бремени Белого Человека», «Сыновьях Марфы» и балладе «Мой мальчик Джек». И наконец, «Книги…», как, добавим, и программные стихотворения разных лет, дают исчерпывающий отрицательный ответ на вопрос о том, можно ли считать Киплинга романтиком или неоромантиком.

Тем не менее тема киплинговского романтизма / неоромантизма до сих пор остается открытой. Учитывая важное значение последнего обстоятельства, мы считаем необходимым сразу установить наличие / отсутствие романтического или неоромантического влияния на творчество Киплинга (1889– 1915 гг.). Для этого, а также чтобы затем не отклоняться от центральной линии исследования, мы рассмотрим в I главе ряд вопросов формального и идейно-содержательного уровня: романтическая баллада и баллада Киплинга; романтическое, неоромантическое мировидение и Киплинг; «чужое небо»

Киплинга; романтический герой, неоромантический герой и герои Киплинга;

тема свободы и долга в романтической традиции и поэзии Киплинга; «чужое слово» и стилистические особенности творений Киплинга.

Сами «Книги Джунглей» (II и III главы) рассматриваются нами как единый сложный комплекс, включающий в себя поэтический и прозаический слои. Анализ дилогии подчинен внутренней логике произведения, и первым объектом нашего внимания становятся двоемирие и Закон в художественной действительности «Книг…». Определив базовые принципы становления, развития и существования мира, творимого Киплингом, мы получаем необходимые основания для того, чтобы: 1) выявить ключевые точки схождения мифотворчества Киплинга с источниками различной природы, 2) осмыслить механизмы воплощения мифологических мотивов в рамках двоемирия «Книг Джунглей» и 3) установить, какую роль играют в художественной действительности Киплинга двоемирие и мифология Закона.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения (основной текст занимает 183 с.); работа снабжена списком использованной литературы (199 наименований).

Своеобразие художественной действительности Киплинга I.1. Баллада, библейское слово и поэзия долга Как отмечает ряд исследователей «привязать» творчество Киплинга к конкретному литературному направлению невозможно. В то же время в его произведениях явно присутствует «нечто», позволяющее некоторым литературоведам уверенно говорить о кровной связи автора как с самим романтизмом, так романтической идеей и романтической традицией.

В силу названных обстоятельств мы оказываемся перед необходимостью определить характер отношений художественной действительности, творимой Киплингом, с мирами романтизма etc. Данную задачу можно решить двумя способами: 1) провести сопоставительный анализ программных произведений Киплинга с текстами Р. Бернса, Д. Байрона, В. Скотта, У. Вордсворта, С. Т. Колриджа, Р. Хаггарда, Р. Л. Стивенсона и др.; 2) выявить наличие (либо отсутствие) романтических (неоромантических) атрибутов в художественной действительности автора. Первый способ, безусловно, обладает рядом несомненных достоинств. Но в то же время романтическая традиция и творчество конкретных художников не есть одно и то же. По этой причине наш выбор склоняется в сторону второго способа, позволяющего корректно решить задачу, проверив следующую гипотезу: если связь Киплинга с романтической традицией имеет генетический характер, то художественная действительность «Книг Джунглей» и программных поэтических произведений, которые связаны с дилогией, должна обнаруживать с этой традицией сущностное родство как на уровне поэтики, так и на уровне художественной онтологии. В противном случае мы имеем дело с формальными схождениями, которые требуют объективного критического осмысления.

К чему приводит игнорирование последнего условия можно видеть при обращении к работам английских литературоведов, утверждающих генетическое родство поэзии Киплинга с балладной романтической традицией. Главным аргументом здесь, наряду с личным мнение конкретного исследователя, становятся формальные показатели: подхваты, повторы, мелодика. Типичным для данного случая примером может служить фрагмент из Б. Дорбэ, который, рассуждая о Киплинге и литературной традиции, апеллирует к «волнующему» и «личному» для поэта стихотворению «Мой мальчик Джек», где обращает первоочередное внимание на «диалоговую балладную форму, с ее рефренами и глубоким художественным впечатлением» 1.

Действительно, на первый взгляд, в тексте Киплинга присутствует почти все, о чем пишет Добрэ. И в четырех строфах, посвященных сгинувшему на полях Первой мировой войны сыну, мы слышим взволнованный голос отца, сделавшего все для того, чтобы близорукий юноша попал на фронт.

Другое дело, можно ли всерьез полагать, что наличие диалога и «глубокого художественного впечатления» в стихотворении, написанном в (!) году, доказывает, как это утверждает Добрэ, причастность автора к когорте настоящих «романтических» поэтов?..

“Have you news of my boy Jack?” Not this tide.

“When d’you think that he’ll come back?” Not with this wind blowing, and this tide.

“Has any one else had word of him?” Not this tide.

For what is sunk will hardly swim, Not with this wind blowing, and this “Oh, dear, what comfort can I find?” None this tide, Nor any tide, Dobre B. Rudyard Kipling. Realist and Fabulist. — P. 193.

Except he did not shame his kind — Not even with that wind blowing, Then hold your head up all the more, Поэтому выше держи голову, And every tide;

Because he was the son you bore, And gave to that wind blowing Но как только мы выходим на проблему жанровой принадлежности текста, все меняется… Как известно, и эта точка зрения была принята в конце XIX в., изначально балладой называлось «лирическое стихотворение, состоявшее из трех или четырех», «чаще же восьми, десяти или двенадцати строф, перемежающихся с припевом (рефреном), и обыкновенно имевшее содержанием любовную жалобу»3.

Однако по мере своего развития баллада сильно изменилась, получив вторую жизнь в творчестве английских и немецких романтиков. Любовная тематика уступила место древней героике, историческим и полуисторическим сказаниям, описаниям кровавых трагедий и мистических ужасов. При этом «слово баллада получило в Англии своеобразное значение, и стало применяться преимущественно к особому роду лирико-эпических стихотворений, которые имели большое влияние на развитие не только английской, но и немецкой литературы. Поэтому слово баллада в Германии употребляется как обозначение стихотворений, написанных в характере старинных английских и шотландских народных песен» 4.

Форма английской баллады, как народной, так и литературной, также имела ряд отличительных признаков, среди которых на первом месте стоят Kipling R. Rudyard Kiplings verse. Inclusive ed., 1885-1918. — Garden City, N.Y.:

Doubleday Page, 1919. — P. 247.

Баллада // Энциклопедический словарь. — СПб.: Семёновская Типо-Литография (И. А. Ефрона), 1891 — Т. IIA. — С. 815.

Там же. См. также: Гаспаров М. Л. Баллада // Литературная энциклопедия терминов и понятий. — М.: НПК «Интелвак», 2001. — С. 69.

рефрен, а также отрывистое повествование и драматический диалог 5. Кроме того, «со стороны композиции баллада этого жанра характеризуется фрагментарностью изложения, фиксирующего только высшие моменты развития действия и опускающего промежуточные звенья, преобладанием диалога, драматизирующего рассказ. Со стороны тематики — преобладанием трагических сюжетов. Со стороны эмоциональной — мрачным, меланхолическим или зловещим лирическим тоном повествования» 6; а собственно «романтическая баллада — сюжетное стихотворение, построенное на фантастическом, фольклорном, легендарно-историческом, бытовом материале, с мрачным, таинственным колоритом»7.

Как нетрудно заметить, стихотворение «Мой мальчик Джек» плохо соотносимо с традиционной английской балладой как на тематическом, так и на формальном уровне. Даже рефрен «Not this tide», который, возникает в первых двух строфах, в третьем четверостишии перестает быть таковым:

А в завершающей строфе он превращается в свою антитезу:

Последний момент, по нашему мнению, имеет принципиальное значение. Обратите внимание, как идет развитие действия в «балладе» Киплинга:

— первая строфа —вопросы, в которых звучит надежда, и ответы, которые эту надежду поддерживают;

— вторая строфа — вопрос, в котором еще остается надежда, и безжалостный ответ, убивающий ее.

Гаспаров М. Л. Баллада // Литературная энциклопедия терминов и понятий. — М.:

НПК «Интелвак», 2001. — С. 69.

Шор Р. Баллада // Литературная энциклопедия: в 11 т. — М., 1929–1939. — Т. 1. — Стб. 307-311. URL: http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/ (дата обращения 12. 09. 2012).

Баллада // Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия [Электронный ресурс]. URL:

http://www.megabook.ru/Article.asp?AID=613661 (дата обращения 12. 09. 2012).

Однако далее мы видим резкие перемены: меняется строфика, меняется настроение; и главное — происходит неожиданное усложнение смысла.

Эта волна становится не просто одной из многих скорбных вестниц, гонимых ветром. Монотонный, безнадежный ритм внезапно прерывается ответом на вопрос, звучащий в первой строке. И в заключительной строфе вместо сломленного горем отца перед нами встает титаническая фигура, сопоставимая по силе своего духа с героями античных и классицистических трагедий.

Мы видим, как происходит единение героя с миром, который, забрав последнюю надежду вернуть сына, возвращает ему нечто большее — смысл бытия.

Таким образом, ни один из аргументов Добрэ в избранном им же тексте Киплинга не работает. Но, возможно, это стихотворение в творчестве железного Редьярда стоит особняком, а все остальные произведения полностью соответствуют балладному канону?

Если подразумевать под балладным каноном совокупность характерных черт шотландской и английской баллады, ответ будет положительным. И в этом случае мы признаем правоту Ле Галльена, утверждавшего: «Мистер Киплинг — мастер пленительной монотонной баллады»; «он имел мудрость следовать за Бернсом и писать большинство своих баллад в понятной широким массам и традиционной манере, имеющей своей целью произвести впечатление на других, что и принесло им [балладам — Е. С.] успех»8.

Более того, любое «солдатское» или «чиновничье» стихотворение Киплинга полностью подтверждает правоту исследователей, которые утверждают: 1) «лучшие стихи Киплинга близки по стилю английским народным песням и балладам», тем более что они «отличаются динамическими, упругими ритмами, энергией языка, насыщенного грубоватым юмором, образным проLe Gallienne R. Rudyard Kipling. A Criticism. — P. 65.

сторечием»9; 2) в «железном стихе» Киплинга «слились воедино самые разные — высокие и низкие — традиции: романтической балладе была сделана сильнейшая инъекция площадного языка, жанр поэтико-драматического монолога, успешно разработанный Р. Браунингом, обогатился новыми разновидностями»10.

Но если мы, говоря о балладном каноне, будем иметь в виду балладу романтическую, то придется признать, что в этом случае нельзя дать ни положительного, ни отрицательного ответа. Да, баллады Киплинга, даже восходящие к народной песне, формально могут быть возведены к романтической традиции. Л. Романчук, используя материалы Л. Потураевой, обоснованно отмечает: «Образные ряды киплинговских антиномий прослеживаются практически в каждом его стихотворении. Многие из этих рядов являются типичными „ключами“ романтической системы: жизнь / смерть, рай / ад, этичное / неэтичное, красивое / безобразное, Дом / изгнание, природа / цивилизация и др. (эти категории входят в 25 отобранных Л. В. Потураевой основных понятий английского романтизма). Однако у Киплинга эти „ключи“ обретают особую „туземную“ окраску и, соответственно, особое прочтение, не сводящееся лишь к мотиву войны и служения, но выходящее в метафизический план вечных категорий. В „солдатской“ тематике (тематике служения) разрешается у Киплинга и романтический мотив двойничества: гребцы в „Гребец галеры“ одновременно и рабы и господа; „Томми“ — разбитной парень и верный служака; солдаты в „Броде на р. Кабул“ — и трусы, и герои;

в „Законе джунглей“ жестокость есть и справедливость, котиколовы в „Стихе о трех котиколовах“ — преступники и герои и т.д.»11.

Правда, вслед за этим Л. Романчук, на первый взгляд, тоже вполне обоснованно добавляет, что «использование традиционных „ключей“ в бипоДьяконова Н. Я. Киплинг // Литературная энциклопедия: В 8 т. — М.: Сов. энциклопедия, 1966. — Т.3. — С. 521.

Дьяконова Н., Долинин А. О Редьярде Киплинге // Киплинг Р. Избранное. — С. 11.

Романчук Л. Ключевые слова и образы в поэзии Киплинга [Электронный ресурс].

URL: http://www.roman-chuk.narod.ru/1/Kipling.htm (дата обращения 08. 09. 2012).

лярной романтической трактовке сближает Киплинга с романтиками, а многократность прочтений символов — с символистами»12. Но если вдуматься в данные тезисы, возникают некоторые сомнения. Во-первых, обращает на себя внимание то, что указанные исследовательницей романтические «ключи»

(жизнь / смерть, рай / ад, этичное / неэтичное, красивое / безобразное, Дом / изгнание, природа / цивилизация) встречаются еще в античных сочинениях, а следовательно — не являются атрибутами романтической системы. Вовторых, предлагаемая Л. Романчук взаимосвязь «туземного» и «метафизического» вряд ли может считаться объективной. И наконец, романтическое понимание символа — «эстетическое соотношение человека с эмблемным языком природы, который ценился, поскольку мог одновременно подразумевать множество вещей, и, таким образом, стоял выше, чем аллегория с ее единичным соответствием»13 — вряд ли способно к сосуществованию с символистским. Вывод, как нам кажется, может быть один — близость баллад Киплинга романтической балладе имеет исключительно формальный характер.

Конечно, для романтиков, как, заметим, и для большинства модернистов рубежа XIX-XX столетий, характерна осознанная игра культурными знаками и повышенное внимание к «чужому слову». И в данном случае вполне возможно вести разговор о сущностном родстве творений Киплинга и его предшественников. Анализируя стихотворение «Мой мальчик Джек», мы уже имели возможность убедиться, что поэт в совершенстве владеет искусством переустроения лирической художественной действительности. Но гораздо больший интерес представляют тексты, в которых автор выступает в роли творца, создающего новый мир, используя в качестве строительного материала культурное наследие предшествующих эпох. Одним из наиболее показательных опытов подобного рода, по нашему мнению, можно считать стихотворение «The Sons of Martha» (1907 г.), в русском переводе более известТам же.

Romanticism // A Guide to the Study of Literature: A Companion Text for Core Studies 6, Landmarks of Literature. [Электронный ресурс].URL: http://academic.brooklyn.

cuny.edu/english/melani/cs6/rom.html (дата обращения 23. 07. 2012).

ное как «Дети Марфы».

В основу этого текста легла евангельская история о том, как некогда Спаситель оказался в гостях у сестер Лазаря: «В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его.

Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне.

Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк., 10:38-42). Имена сестер стали нарицательными: Марфа олицетворяет попытку человека угодить Богу мирскими делами; Мария, напротив, символизирует духовность, веру. Богословское же толкование этого фрагмента, как правило, сводится к пересказу смысла и подробному объяснению того, что «по слову Господа, нужно только одно, т.е. нужна такая же преданность Евангелию, какую показала Мария, забывшая обо всех хозяйственных делах, когда пред нею открылась возможность безвозбранно слушать учение Христово»14. Согласно Феофилакту Болгарскому, «велико благо и от гостеприимства, как показала Марфа, и не нужно пренебрегать им; но еще большее благо — внимать духовным беседам. Ибо тем питается тело, а сими оживляется душа. Не для того, — говорит, — существуем мы, Марфа, чтобы наполнять тело разными яствами, но для того, чтобы творить полезное душам»15. Продолжая рассуждение, толкователь указывает, что «под Марфой»

следует разуметь «деятельную добродетель, а под Марией — созерцание.

Деятельная добродетель имеет развлечения и беспокойства, а созерцание, став господином над страстями (ибо Мария — значит госпожа), упражняется Библия. Книги Ветхого и Нового Завета с толкованиями. [Электронный ресурс]. — М.: Директмедиа Паблишинг, 2005. — 1 эл. опт. диск (CD-ROM). — С. 15820.

Православная Библия и библиотека христианской литературы. [Электронный ресурс]. — М.: ЭТС, 2004. — 1 эл. опт. диск (CD-ROM).

в одном рассмотрении божественных изречений и судеб» 16. Однако при этом, как подчеркивает более поздний источник, слова Иисуса не означают, что «усердие Марфы заслуживало осуждения», они лишь показывают, «что дело Марии — по преимуществу хорошее дело и что ей будет предоставлено слышать Христа после. Или же — и так можно истолковать — то, что Мария приобретет через это слушание, останется в ней вечным ее достоянием, которое не отнимется у нее ни при каких обстоятельствах»17.

В свете этих фактов стихотворение Киплинга даже при беглом прочтении вызывает, по меньшей мере, удивление. Уже в первой строфе мы узнаем, что в отличие от благоденствующих сыновей Марии потомки Марфы на веки вечные обречены расплачиваться за материнский грех:

The Sons of Mary seldom bother, for they have inherited that good part;

But the Sons of Martha favour their Mother of the careful soul And because she lost her temper once, and because she was rude Her Sons must wait upon Marys Sons, world without end, Сыновья Марии редко беспокоятся, потому что они унаследовали Но сыновья Марфы обязаны своей матери заботливой душой И из-за того, что она однажды разгневалась и была груба Ее сыновья должны во веки веков прислуживать Сыновьям Марии, Однако слова Марфы вряд ли заслуживают такой жестокой оценки, о чем свидетельствует как русский (см. выше), так и английский текст Евангелия:

«Now it came to pass, as they went, that he entered into a certain village: and a certain woman named Martha received him into her house.

And she had a sister called Mary, which also sat at Jesus feet, and heard his word.

Библия. Книги Ветхого и Нового Завета с толкованиями. [Электронный ресурс]. — М.: Директмедиа Паблишинг, 2005. — 1 эл. опт. диск (CD-ROM). — С. 15821.

Цит. по: Kipling R. Rudyard Kiplings verse. Inclusive ed., 1885-1918. — P. 436-438.

But Martha was cumbered about much serving, and came to him, and said, Lord, dost thou not care that my sister hath left me to serve alone? bid her therefore that she help me.

And Jesus answered and said unto her, Martha, Martha, thou art careful and troubled about many things:

But one thing is needful: and Mary hath chosen that good part, which shall not be taken away from her» (KJV, Luke., 10:38-42).

Но еще больше поражает наказание, назначенное потомкам «грубиянки»: «Her Sons must wait upon Marys Sons, world without end, reprieve, or rest».

Дети Марфы обречены служить своим родственникам на веки вечные. Особо интересно, что для определения срока наказания Киплинг использует устойчивое библейское выражение «world without end» [во веки веков, от века до века19], которое звучит у апостола Павла: «To him be glory in the church, and in Christ Jesus unto all generations, world without end. Amen» (KJV; Eph., 3:21);

«now to God and our Father be glory world without end. Amen» (Philippians., 4:20), — а также у пророка Исайи: « But Israel shall be saved in the LORD with an everlasting salvation: ye shall not be ashamed nor confounded world without end» (KJV; Isa., 45:17).

Как нетрудно заметить, совпадение анализируемого стихотворения со стихами апостольских посланий не поддается корректной интерпретации, поскольку хвала божеству, возносимая Павлом, имеет весьма отдаленное отношение к строке Киплинга. Зато схождение с ветхозаветными словами, по нашему мнению, требует повышенного внимания. Правда, сначала может показаться, что и цитата из Исайи не несет особой смысловой нагрузки. Но если не вырывать эту строку из контекста, то картина резко изменится:

«14Thus saith the LORD, The labour of Egypt, and merchandise of Ethiopia and of the Sabeans, men of stature, shall come over unto thee, and they shall be thine:

they shall come after thee; in chains they shall come over, and they shall fall down Цитаты из Священного Писания даны в переводе из Синодального издания.

unto thee, they shall make supplication unto thee, saying, Surely God is in thee;

and there is none else, there is no God.

Verily thou art a God that hidest thyself, O God of Israel, the Saviour.

They shall be ashamed, and also confounded, all of them: they shall go to confusion together that are makers of idols.

But Israel shall be saved in the LORD with an everlasting salvation: ye shall not be ashamed nor confounded world without end.

For thus saith the LORD that created the heavens; God himself that formed the earth and made it; he hath established it, he created it not in vain, he formed it to be inhabited: I am the LORD; and there is none else» (KJV; Isa., 45:14-18).

Обличение и грядущее посрамление язычников (стих14) в определенной мере объясняет причины обращения Киплинга к ветхозаветному тексту.

Но значительно важнее 16-18 стихи, открывающие путь к пониманию ключевых строф «Сыновей Марфы». Согласно экзегезе, здесь «дана антитеза ближайшего будущего язычников и иудеев», а «ссылка на историю мироздания, помимо удостоверения Творческой Премудрости и силы, имеет здесь и значение некоторой аналогии: как некогда Господь Своей творческой силой привел в порядок материальной хаос первозданного мира, так теперь Он собирается упорядочить духовный хаос различных религиозных верований человечества, приводя их к единству истинного Богопознания»20. У Киплинга же мы видим антитезу прошлого, настоящего и будущего сыновей Марии и сыновей Марфы, без которых мир вновь рухнет в материальный хаос:

It is their care in all the ages to take the buffet and cushion the shock.

It is their care that the gear engages; it is their care that the switches lock.

It is their care that the wheels run truly; it is their care to embark and entrain, Tally, transport, and deliver duly the Sons of Mary by land and main 21.

Библия. Книги Ветхого и Нового Завета с толкованиями. [Электронный ресурс]. — М.: Директмедиа Паблишинг, 2005. — 1 эл. опт. диск (CD-ROM). — С. 10812Небезынтересно, что именно этими строфами Т. Элиот подтверждает свои суждения о Киплинге-моралисте: «The moralist in Kipling appears constantly throughout his work: it is one of the elements which contribute to make unity of it. Often, it approximates to a kind of stoicism, in the popular use of that word: the man held up for admiration is the man who They say to mountains, «Be ye removed». They say to the lesser floods, Under their rods are the rocks reproved — they are not afraid Then do the hill-tops shake to the summit — then is the bed That the Sons of Mary may overcome it, pleasantly sleeping and unaware.

Во все времена это их забота сносить пощечины и смягчать удары.

Это их забота, что шестерня входит в зацепление; это их забота, Это их забота, чтоб колеса работали правильно; погрузка на корабль Счета, транспорт и отправка в должное время сыновей Марии землей и морем.

Они говорят горам: «Исчезните». Они говорят малым потокам: «Иссушитесь».

В их власти наказывать скалы — они не боятся того, что выше.

Потом / в это время заставляют вершины холмов дрожать до предела — Сыновья Марии могут превозмочь это, сладко дремля в неведении.

И если поначалу сыновья Марфы представали жертвами божественного произвола, то теперь перед читателем совершенно иные герои, подобные и демиургу древних, и часовщику романтиков и, как это ни удивительно, самому библейскому божеству, которое, обращаясь к бездне, восклицает «Иссохни!»:

Thou shalt be hat saith to the deep, Be They say to the lesser floods, 43-44:27) Подобно верховному Судие, сыновья Марфы могут властвовать над скалами. При этом слова поэта об их бесстрашии приобретают новый смысл:

Богоборческий мотив, скрыто звучащий в этих строках, казалось бы, позволяет начать разговор о романтических влияниях. Но, на наш взгляд, это has done his allotted task, without the expectation of reward or concern with recognition». (Eliot T. S. The Unfading Genius of Rudyard Kipling // The Kipling Journal. — 1959. — Vol. XXVI.

№ 129. — P. 11.

невозможно уже потому, что сыновей Марфы никак нельзя причислить к бунтарям. Их жизнь — это упорное служение делу созидания. Служение в чем-то трагическое, потому что освобождение от тяжких и опасных трудов придет только после расставания с этим миром:

They finger death at their gloves end where they pieceand repiece He rears against the gates they tend: they feed him hungry Early at dawn, ere men see clear, they stumble into his terrible stall, And hale him forth like a haltered steer, and goad and turn him till evenfall.

To these from birth is Belief forbidden; from these till death is Relief afar.

They are concerned with matter hidden - under the earthline their altars are;

The secret fountains to follow up, waters withdrawn And gather the floods as in a cup, and pour them again at a city drouth.

Они осязают смерть у кончика перчатки, которым они соединяют Он растет за воротами, где они служат: они кормят его, голодного, у своего огня.

Рано на рассвете, раньше, чем будет видно все вокруг, они вваливаются И тащат его, как необузданный скот, и подгоняют и понукают им до заката.

Им с рождения запрещена Вера; Облегчение будет после смерти.

Они занимаются скрытыми делами — их алтари под землей;

Они отслеживают тайные источники, качают воду, чтобы возвратить ее И собирают потоки в чашу, и изливают ее на города, страдающие от жажды.

В заключительных четверостишиях «Сыновей Марфы» мысль Киплинга вновь делает неожиданный зигзаг. Герои-демиурги становятся стражами и воинами, которые просто и обыденно приносят себя в жертву:

They do not preach that their God will rouse them a little before They do not teach that His Pity allows them to leave their work As in the thronged and the lighted ways, so in the dark Wary and watchful all their days that their brethrens days Raise ye the stone or cleave the wood to make a path more fair or flat:

Lo, it is black already with blood some Son of Martha spilled for that:

Not as a ladder from earth to Heaven, not as a witness to any creed, But simple service simply given to his own kind in their common need.

Они не проповедуют, что их Господь воодушевит их хоть немного Они не учат, что Его Сострадание позволит им покинуть работу, Они стоят как на людных и освещенных дорогах, так и в темноте и в пустыне.

Весь свой век они насторожены и они осознают, что жизни их братьев Подними свой камень или расколи дерево, чтобы сделать тропинку глаже и ровнее:

Смотри, она уже черна от крови кого-то из Сыновей Марфы, пролитой для этого:

Не как лестница с земли на Небеса, не как свидетельство А как простая услуга, просто отданная по своей собственной Но самое главное, что и в этом случае Киплинг остается верен себе и вводит в ключевые строки несколько библейских реминисценций. В первую очередь, безусловно, бросается в глаза перекличка с Бытием.

Not as a ladder from earth to Heaven And he dreameth, and lo, a ladder set Однако если Иаков видит во сне чудесный и одновременно вполне для него реальный путь из горнего мира, то в «Сыновьях Марфы» этот образ становится полной противоположностью пути Спасителя.

О последнем, как нам кажется, свидетельствуют вполне прозрачные библейские реминисценции и аллюзия, открывающие анализируемую строфу: «Raise ye the stone or cleave the wood to make a path more fair or flat». Причем, если камень, ожидающий, чтобы его подняли, имеет несколько прототипов, начиная от камня, закрывавшего колодец, возле которого Иаков встретил Рахиль, и заканчивая камнем, отваленным по повелению Иисуса (Ин., 11:39) и т. д., то выражение «cleave the wood» совершенно четко соотносится со вполне конкретным библейским стихом, а завершающие строку слова явно связаны с описанием въезда Христа в Иерусалим; ср.: «And the cart hath come in unto the field of Joshua the Beth-Shemeshite, and standeth there, and there [is] a great stone, and they cleave the wood of the cart, and the kine they have caused to ascend — a burnt-offering to Jehovah» (KJV;1 Sam., 6:14); «аnd a very great multitude spread their garments in the way; others cut down branches from the trees, and strawed them in the way» (KJV; Matt., 21:8).

Таким образом, путь сыновей Марфы оказывается парадоксально подобным пути Иисуса, оставаясь при этом путем служения миру и божеству, которые так немилосердны к ним.

Финальное четверостишие, кажется, уже не должно скрывать никаких неожиданностей. Но Киплинг и здесь демонстрирует высочайшее мастерство. Первые две строки, составляют смысловую оппозицию строфе, открывающей стихотворение:

The Sons of Mary seldom bother, for they have inherited that good part;

But the Sons of Martha favour their Mother of the careful soul And because she lost her temper once, and because she was rude Her Sons must wait upon Marys Sons, world without end, reprieve, or rest.

…………………………………………………………………………… And the Sons of Mary smile and are blessed — they know the angels are They know in them is the Grace confessed, and for them are Сыновья Марии редко беспокоятся, потому что они унаследовали Но сыновья Марфы обязаны своей матери заботливой душой И из-за того, что она однажды разгневалась и была груба с Богом, своим Гостем, Ее сыновья должны во веки веков прислуживать Сыновьям Марии, ……………………………………………………………………………………..

А Сыновья Марии улыбаются и живут благословенно — они знают, Они знают, на них — божья Милость и для них умножаются Милосердья.

Этими словами Киплинг, вроде бы, замыкает смысловой ряд, и кажется, что предыдущей игре библейскими смыслами так и суждено остаться игрой. Той же самой цели служит третья строка: «They sit at the Feet — they hear the Word — they see how truly the Promise Runs», — напрямую отсылающая нас к евангельской истории («And she had a sister called Mary, which also sat at Jesus feet, and heard his word»). И даже неточная цитата из Псалтири, которая начинает финальную строку стихотворения, поначалу представляется вполне логичным завершением размышлений поэта:

They have cast their burden upon Cast thy burden upon the LORD, and И вдруг — последняя фраза, которая все переворачивает с ног на голову (курсив наш — Е. С.):

And the Sons of Mary smile and are blessed — they know They know in them is the Grace confessed, and for them are They sit at the Feet — they hear the Word — they see how truly They have cast their burden upon the Lord, and — the Lord He lays А Сыновья Марии улыбаются и живут благословенно — Они знают, на них — божья Милость и для них умножаются Милосердья.

Они сидят у ног — они слышат Слово — они видят, как на самом деле Они скинули свое бремя на Бога, но — Господь, Он переложил его Вот теперь смысловой круг замкнулся по настоящему. И мы можем уверенно заключить, что работа Киплинга с «чужим словом», наверное, служит наилучшим доказательством того, что поэт был достаточно далек от романтической традиции, как на уровне формальном, так и на уровне сущностном. Система оппозиций, присутствующая в проанализированном тексте, вряд ли может быть соотнесена с традиционными романтическими противоположениями. А два мира, о существовании которых размышляет поэт, в принципе не могут быть соотнесены с каноническим двоемирием романтизма. Ведь в данном случае нет базовой оппозиции идеального и не-идеального, нет стремления героев стать причастными высшей истине и т. д.. Миры божества и демиургов у Киплинга сосуществуют и отнюдь не стремятся к единению.

Справедливости ради отметим, что наш последний тезис может вызвать вполне оправданные возражения. Ведь «Дети Марфы» написаны в 1907 г., а поэт к тому времени явно освободился от романтических (если они, конечно, были…) увлечений первого периода своего творчества. Не вдаваясь пока в вопрос о возможном романтизме раннего Киплинга, просто укажем на одно любопытное обстоятельство: идея подобного бремени волновала железного Редьярда задолго до того, как он воспел потомков Марфы.

В 1899 г. увидело свет программное «White Man’s Burden» («Бремя белого человека»22). Критики встретили творение Киплинга по разному. К счастью, в нашем случае нет необходимости решать вопрос о том, какой империализм был воспет поэтом — американский, или британский. Для анализа интересующей нас темы данное обстоятельство не имеет особого значения.

То же самое касается и отдельных расхождений между первой редакцией стихотворения (1899 г.) и вариантом, который вошел в сборник «The Five Nations» (1903 г.)23; ср.:

And when your goal is nearest And when your goal is nearest (The end for others sought), The end for others sought, Watch sloth and heathen folly Watch Sloth and heathen Folly Bring all your hopes to nought. Bring all your hopes to nought.

И когда твоя цель почти рядом И когда твоя цель почти рядом, (Конец для других искавших), Конец для других искавших, Смотри на лень и глупость варваров, Смотри на Лень и Глупость варваров, Преврати все свои надежды в ничто. Преврати все свои надежды в ничто.

Take up the White Mans burden — Take up the White Mans burden — Первоначально стихотворение предназначалось для юбилея правления королевы Виктории, но опубликовано было в связи с захватом принадлежавших Испании Филиппин войсками США.

Kipling R. The White Mans Burden // McClures Magazine. — 1899. — Febr. (Vol.

XII). — Pp. 290-291; Kipling R. The White Mans Burden // Kipling R. The Five Nations. — New York: Doudleday, Page&Co., 1903. — Pp. 79-81.

Прими на себя бремя Белого — Прими на себя бремя Белого — Не железное господство королей Не мишурное господство королей Take up the White Mans burden! Take up the White Mans burden — Have done with childish days — Have done with childish days — The lightly proffered laurel, The lightly proffered laurel, The easy, ungrudged praise: The easy, ungrudged praise.

Comes now, to search your manhood Comes now, to search your manhood Through all the thankless years, Through all the thankless years, Cold, edged with dear-bought wisdom, Cold, edged with dear-bought wisdom, The judgement of your peers. The judgement of your peers!

Прими на себя бремя Белого! Прими на себя бремя Белого — Без труда предложенным лавром, Без труда предложенным лавром, Легким восхвалением, которому Легким восхвалением, которому Ну хватит искать свою храбрость Ну хватит искать свою храбрость На протяжении неблагодарных лет, На протяжении неблагодарных лет, дорого доставшейся мудростью дорого доставшейся мудростью Незначительное смещение интонационных акцентов в 3 и 7 строфах, как нам кажется, не влияет на общий смысл произведения. То же самое можно сказать и о замене эпитета в третьей строфе. Судя по контексту, «iron rule»

и «tawdry rule» находятся в одном смысловом поле, поскольку в обеих редакциях «господству королей», будь оно «суровым» или «пышным», сверкающим, как мишура, противостоит тяжелый труд, составляющий суть бремени:

В связи с этим следует обратить особое внимание на анафору, которая, как мы думаем, играет в стихотворении ключевую роль. «Take up the White Mans burden», — семикратно, словно заклинание повторяет Киплинг. И каждый раз дает новое разъяснение тому, что такое это бремя и почему его необходимо принять на себя. Последний момент играет принципиальную роль.

Поэт призывает к осознанному служению, а не к исполнению повинности, «дарованной» высшими силами. Другими словами, перед нами размышление не только о цивилизаторской миссии, но и о проблеме свободы. И решается эта проблема опять же совсем не в романтическом ключе. Подобная верность долгу была свойственна, скорее, жертвенным героям классицизма, а вовсе не демоническим бунтарям вроде байроновского Каина.

Можно было бы, конечно, объяснить позицию поэта влиянием протестантской этики и т. п., тем более что финальные строки стихотворения, на самом деле, дают некоторые основания говорить об этом:

Однако нам кажется, что это объяснение только уведет нас в сторону. Ведь мы уже видели, что происходит в творениях поэта с каноническими текстами и устоявшимися богословскими воззрениями. И, кстати, «White Mans burden» в этом смысле вовсе не стало исключением.

В 5 строфе в рассуждение о бремени белого человека начинают вплетаться ветхозаветные мотивы:

Параллелизм между участью, постигшей многих библейских пророков, и участью белого человека здесь достаточно очевиден. Также не менее очевидно и указание на вполне конкретный эпизод Исхода. Как справедливо полагает Р. Дуранд, две последние строки отсылают нас к 16 главе: «When the Israelites were hungry in the wilderness they murmured against Moses and Aaron, saying, „Would to God we had died by the hand of the Lord in the land of Egypt, when we sat by the flesh pots, and when we did eat bread to the full“ (Exodus xvi.

2 and 3)»24. Признавая правомерность названной связи, мы все таки позволим себе несколько расширить контекст.

На наш взгляд, выражение «our loved Egyptian night» содержит в себе возможность, по меньшей мере, неоднозначной интерпретации. С одной стороны, «любимая нами египетская ночь», конечно же, вызывает ассоциации с тьмой египетской. Хотя мы не можем не видеть, что выражения «darkness over the land of Egypt» и «darkness in all the land of Egypt» (KJV; Exod., 10:21явно несут в себе смыслы, не позволяющие однозначно отождествить их с выражением «our loved Egyptian night», тем более что последнее в библии отсутствует. А попытки связать его с повествованием о ночи исхода дают отрицательный результат: «Now the sojourning of the children of Israel, who dwelt in Egypt, was four hundred and thirty years.

And it came to pass at the end of the four hundred and thirty years, even the selfsame day it came to pass, that all the hosts of the LORD went out from the land of Egypt.

It is a night to be much observed unto the LORD for bringing them out from the land of Egypt: this is that night of the LORD to be observed of all the children of Israel in their generations» (KJV; Exod., 12:40-42).

С другой стороны, «our loved Egyptian night» без особых натяжек может быть соотнесена с полным описанием девятой казни: «And the LORD said unto Moses, Stretch out thine hand toward heaven, that there may be darkness over the land of Egypt, even darkness which may be felt.

And Moses stretched forth his hand toward heaven; and there was a thick Durand R. Handbook to the poetry of Rudyard Kipling. — Garden City; New York:

Doudleday, Page&Co., 1914. — Pp. 230.

darkness in all the land of Egypt three days:

They saw not one another, neither rose any from his place for three days: but all the children of Israel had light in their dwellings» (KJV; Exod., 10:21-23) [и была густая тьма по всей земле Египетской три дня не видели друг друга, и никто не вставал с места своего три дня; у всех же сынов Израилевых был свет в жилищах их (Исх., 10:22-23)].

В этом контексте странные переживания по поводу любимой египетской ночи становятся совершенно понятны, как становится понятным и то, что Киплинг предлагает читателю не примитивный набор культурных знаков, а некую систему, построенную по принципу «от обратного». Вначале он ведет речь о старой награде. Старой потому, что она ожидала всех, кто решался повторить подвиг Моисея. Затем в тексте через упрек «Why brought ye us from bondage» [зачем вывел ты нас из рабства] дается отсылка к конфликту в пустыне Син, а замыкающая строка вводит в текст два чрезвычайно важных эпизода из предыстории Исхода.

Как видим, своеобразие связи творчества Киплинга с литературной и культурной традицией проявляется на всех уровнях текста. Причем генетические и типологические схождения служат автору материалом, из которого он при помощи оригинального приема, предполагающего зеркальную симметрию смыслов и ценностной составляющей (обратное «калькирование») творит основания новой «реальности».

Однако, помимо стихотворений, творчество раннего Киплинга включало в себя несколько крупных прозаических опытов. И по крайней мере два из них, а именно — «Книги Джунглей», казалось бы, вполне могут претендовать на кровное родство с романтической традицией. Сейчас мы имеем возможность проверить, насколько эффективна методика анализа, опробованная нами на поэтическом материале: поэтому давайте посмотрим, можно ли корректно связать воедино киплинговскую дилогию и романтизм?

В первую очередь, обратим внимание на героев, среди которых на роль героя романтического плана способен претендовать только Маугли. Подобно героям романтиков он окружен некой тайной. Нам неизвестно его прошлое и в принципе неведомо будущее, ведь рассказ «Рукх», в котором повествуется о том, как повзрослевший Лягушонок ушел к людям, начал работать, женился, в дилогию не вошел. А что касается будущего Человеческого Детеныша, то об этом у Киплинга вообще нет никаких упоминаний.

Тем же путем снимается и вопрос о связи образа Маугли с концепцией естественного человека, бывшей для романтического мировидения одним из краеугольных камней. Ведь если подлинные романтики, согласно мнению современных литературоведов, верят «в природную божественность человека», полностью принимая идею того, что «человек в естественном состоянии ведет себя хорошо, но он блокирован цивилизацией (Руссо — „человек рожден свободным, но где бы он ни был, он в цепях“)»25, то Киплинг, напротив, связывает подлинную свободу Маугли с Джунглями, жизнь в которых жестко регулируется Законом, в чем-то значительно более строгим, чем законы человеческого общества.

I.2. «Чужое небо», вопрос о двоемирии и бремя «пути»

Данные, полученные в предыдущем разделе, заставляют задать вопрос:

«Может быть, Киплинг неоромантик; или вообще декадент?». Ведь и те, и другие были склонны к парадоксальному переосмыслению традиции, дерзкой, а порой и кощунственной, игре устоявшимися ценностями.

С декадансом все решается достаточно легко, поскольку вся работа уже проделана Дж. Адамсом, который в статье «Киплинг — империалист-постдекадент» писал: «Киплинг презирал этих „длинноволосых“ [декадентов — Е. С.], которые говорили о своих душах, но это не значит, что у него самого не было ничего общего с ними. Декаденты были всерьез заинтересованы в понимании Киплинга. „Простые истории с гор“ получили сомнительные Toward a Definition of Romanticism. The History Guide. Lectures on Modern European Intellectual History. [Электронный ресурс]. URL: http://www.historyguide.org/intellect/ romanticism.html (дата обращения 23. 07. 2012).

комплименты от Уайльда; Джонсон превозносил „Казарменные баллады“;

Ричард Ле Галльенн с некоторым сарказмом написал о Киплинге как об „истинном декаденте“, а Бирбом был восхищенным критиком Киплинга. Я бы расценивал Киплинга как писателя пост-декадента, который опирался на империю, но скомпрометировал себя ее исследованием и критикой вместо наслаждения ею»26. Звучащая в финальном тезисе приставка «пост» достаточно красноречива, и мы позволим себе не тратить на нее время.

Если же говорить о неоромантизме, то здесь все гораздо сложнее. Для английского литературоведения, как мы уже знаем, неоромантизм и существует, и не существует. Скажем, в «Encyclopdia Britannica» отдельной статьи о неоромантизме просто нет, а само понятие мельком упоминается в статьях «Постромантическая музыка», «Датская литература» и «История Европы». В последней, заметим, неоромантизм рассматривается как смесь символизма, натурализма и импрессионизма и «культурное настроение, которым закончился 19 век»27.

В «Merriam-Websters Encyclopedia of Literature» неоромантизм представлен именами Й. Йонассона (Исландия), Т. Андерсена (Норвегия), Б. Келлермана (Германия), Л. Стафорда и К. Иржиковски (Польша), С. Клауссена (Дания). А упоминания об английских неоромантиках, впрочем, как и объяснение самого термина, как нетрудно заметить, полностью отсутствуют.

Немного исправить положение позволяют источники 1870-1900-х гг.

Так, Г. Бирс, отталкиваясь от высказывания Э. Стедмана28 предлагает вниманию читателей следующее рассуждение: «Иногда [неоромантизм — Е. С.] напоминает о себе через какой-нибудь оборот или поэтический прием; но боAdams J. Kipling — a Post-decadent Imperialist? [Электронный ресурс]. URL:

http://www.kipling.org.uk/rg_londonconf_abstracts.htm#adams (дата обращения 24. 08. 2012).

Neoromanticism // Encyclopdia Britannica [Электронный ресурс]. URL: http:// www.britannica.com/EBchecked/topic/409099/Neoromanticism (дата обращения 7. 05. 2012).

«The impulse first given by Rossetti was communicated, through Morris and Swinburne, to a group of younger poets whom Mr. Stedman distinguishes as „Neo-Romanticists.“»

[Stedman E. C. Victorian Poets. — Boston, NY.: Houghton, Muffin & Co, 1887]. — Beers H. A.

A History of English Romanticism in the Nineteenth Century. — NY.: Henry Holt & Co, 1901. — P. 387.