«АЛТАЙСКИЕ ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИ: ПОЭТИКА И ПРАГМАТИКА ЖАНРОВ ...»

На правах рукописи

Ойноткинова Надежда Романовна

АЛТАЙСКИЕ ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИ:

ПОЭТИКА И ПРАГМАТИКА ЖАНРОВ

Специальность 10.01.09 – фольклористика

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Казань – 2012

1

Работа выполнена в секторе фольклора народов Сибири Федерального государственного бюджетного учреждения науки Институт филологии Сибирского отделения РАН.

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор Алешина Ольга Николаевна

Официальные оппоненты: Садалова Тамара Михайловна, доктор филологических наук, министерство культуры Республики Алтай, главный специалист Махмутов Хузиахмет Шагиахметович, доктор филологических наук, профессор, отдел народного творчества Института языка, литературы и искусства им.

Г. Ибрагимова АН РТ, гл.н.с.

Надршина Фануза Аитбаевна, доктор филологических наук, отдел фольклористики Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН, гл.н.с.

Ведущая организация: Тувинский институт гуманитарных исследований при Правительстве Республики Тыва

Защита диссертации состоится «25» декабря 2012 г. в 12.00 часов на заседании диссертационного совета Д 022.001.01 по присуждению учёной степени доктора филологических наук при Институте языка, литературы и искусства им. Г. Ибрагимова Академии наук Республики Татарстан по адресу: 420111, Республика Татарстан, г. Казань, ул. Лобачевского, 2/31.

С диссертацией можно ознакомиться в Центральной научной библиотеке Казанского научного центра РАН (420111, Республика Татарстан, г. Казань, ул. Лобачевского, 2/31).

Автореферат разослан «25 » ноября 2012 г.

Учёный секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, доцент А. А. Тимерханов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертационное исследование посвящено определению поэтики и прагматики алтайских пословиц и поговорок (кеп ле укаа сстр), являющихся одними из самых популярных фольклорных жанров и составляющих неотъемлемую часть алтайской духовной культуры. Эти жанры, простые по формам, обладают сложным внутренним содержанием, заключающим в себе знания и представления алтайского народа о мире. Они отражают его мировоззренческие установки, нравственно-этические устои, эстетические ценности и предпочтения, выражают широкий круг понятий, с их помощью даются нравственные оценки человеческим качествам: Трл jери тжкт jымжак, / скн jери тпкт тату ‘Родная земля постели мягче, / Земля, где вырос, лепешки слаще’; Скт jилик, / Сст – билик ‘В кости – мозг, / В слове – мудрость’; Jакшы эрмекте сагыш кожулар, / Jаман сст тер тглер ‘От хорошего разговора ум прибавляется, / От худого слова пот льется’; Кижи ижиле аылу, / Туу аыла баалу ‘Человек своим трудом ценен, / Гора своим зверем ценна’.

Специфика этих жанров заключена в особом поэтическом строе и связана с актуализацией этнокультурной информации в определенных речевых ситуациях, поэтому паремии служат одним из важнейших источников изучения фольклорной картины мира. Исследование взаимосвязи поэтики и языка пословиц и поговорок, их функционирования в речи носителей фольклорной традиции – сложная задача для исследователя, поскольку эти аспекты являются наиболее важными в определении их жанровой сущности.

Актуальность исследования. Пословицы и поговорки как алтайцев, так и других тюркских народов Южной Сибири, до сих пор остаются недостаточно изученными. Необходимость исследования этих паремий вызвана нынешним состоянием их бытования в языковой среде коренных этносов. В последние годы русский язык играет доминирующую роль в общении. Коммуникативная значимость родных языков сибирских тюрков ослабевает, фольклор постепенно исчезает, поэтому в круг приоритетных задач ученых-сибиреведов включены фиксация и исследование фольклорной и языковой культуры этих народов.

Исследование поэтики и прагматики пословиц и поговорок с применением при необходимости междисциплинарного подхода позволяет разносторонне изучить проблему жанровой дифференциации в фольклористике. Сложность и актуальность этой проблемы определяются прежде всего недостаточной разработанностью вопросов поэтики и прагматики этих малых афористических жанров. Задача по возможности полного и глубокого их изучения является приоритетной в нашем исследовании.

Цель работы – провести комплексное исследование алтайских пословиц и поговорок как фольклорного явления, выявить их структурные, поэтические, прагматические, концептуальные особенности. Это позволит понять специфику фольклора алтайцев в контексте национальной ментальности. Для достижения цели поставлены следующие задачи:

1) определить жанровый статус пословиц и поговорок (кеп сстр и укаа сстр), их место в кругу схожих явлений – фразеологизмов, афоризмов и других клише; 2) оценить диахронное и синхронное состояние алтайских паремий и сопоставить их с ситуацией в паремийных фондах других тюркских народов Сибири; 3) выявить специфику поэтики алтайских пословиц и поговорок, исследовать репертуар и актуальность поэтических (тропеических и фигуральных) приемов в их составе, определить их особенности на уровнях фонетической, лексической, синтаксической организации; 4) определить их прагматические свойства, проявляющиеся на разных уровнях их организации; 5) на основе анализа образно-лексического строя паремий определить алтайские культурные коды; 6) реконструировать традиционную паремическую картину мира и концепты, репрезентируемые алтайскими пословицами и поговорками.

Предмет исследования – структурно-поэтическое, функциональнопрагматическое и концептуальное своеобразие алтайских пословиц и поговорок на фоне пословиц и поговорок сибирских тюркских этносов.

Объектом исследования стали алтайские пословицы и поговорки (кеп ле укаа сстр) и их аналоги в фольклоре тюркских народов Сибири.

Дополнительно в ряде случаев привлекались и русские паремии.

Материалом исследования послужил корпус пословичных и поговорочных текстов (1410 единиц), собранный автором диссертации из ранее опубликованных и неопубликованных (архивных и полевых) источников XIX-XXI вв. и впоследствии изданный в сборнике «Алтайские пословицы и поговорки» [Ойноткинова 2010а]. В него вошли пословицы и поговорки южной группы алтайцев – алтай-кижи, диалект которых был положен в основу современного алтайского литературного языка. Как известно, алтайский язык имеет две диалектные группы: южную и северную.

Туба, кумандинский и чалканский диалекты относятся к северной группе;

алтай-кижи, телеутский и теленгитский – к южной. Северные диалекты отличаются от литературного алтайского языка и различаются между собой в области фонетики, морфологии и лексики. Для изучения современного состояния алтайского паремийного фонда были проведены полевые исследования в местах проживания диалектных групп алтайцев: алтай-кижи (в Усть-Канском и Онгудайском районах в 2004 г.), теленгитов (в КошАгачском и Улаганском районах в 2005–2006 гг.), чалканцев и кумандинцев (в Турачакском районе в 2007 г.). Пословицы северных диалектных групп алтайцев в диссертации используются в качестве сравнительного материала.

Как фоновый материал привлекались и паремии преимущественно близкородственных алтайцам этносов: тувинцев, хакасов, шорцев и якутов.

Это позволило изучить генезис и «географическую принадлежность»

паремий, выявить сходства и различия в их структурах, поэтике, концептосферах. Использовались «Пословицы и поговорки хакасского народа» [1968], «Тувинские пословицы и поговорки» [1966], «Духовная Шория…» [2008], «Якутские пословицы и поговорки» [1945], «Сборник якутских пословиц и поговорок» [1965]. Русские аналоги алтайских пословиц и поговорок приводились из сборника В.И. Даля «Пословицы русского народа» [2000], из «Большого толкового словаря» пословиц и поговорок русского народа [ППРН 2005].

Теоретической и методологической базой исследования стали научно-теоретические положения, присутствующие в трудах С. А. Адоньевой, Е. Б. Артеменко, С. Е. Никитиной, З. К. Тарланова, А. Т. Хроленко и др., которые ориентированы на изучение природы фольклорных жанров, характер взаимосвязи языка и поэтики фольклорных произведений. У пословиц и поговорок как фольклорных знаков-текстов есть синтактика, семантика и прагматика. Эти три стороны знаков, тесно связанные между собой, определяют аспекты их изучения, поэтому диссертационное исследование основано на структурно-семиотическом методе изучения фольклорного материала. Теоретической и методологической базой исследования послужили также труды ученых по структурной паремиологии: А. К. Жолковского, Э. Я. Кокаре, А. А. Крикманна, С. Н. Колоцей, М. Кууси, Ю. И. Левина, Н. В. Назарова, Ю. В. Николаевой, Г. Л. Пермякова, В. Фойта, М. А. Черкасского, P. Carnes, A. Dundes, P. Grzybek, W. Mieder; N. R. Norrick, А. Szemerkenyi, V. Vilmos и др. Раскрытию темы способствовал опыт изучения малых жанров, представленный в трудах фольклористов на материале разных языков и культур: В. П. Аникина, Г. Ф. Благовой, В. И. Даля, С. Д. Гымпиловой, Е.Е. Жигариной, И. М. Заловой, Б. Тилавова, З. Ж. Кудаевой, А. В. Кудиярова, Х. Ш. Махмутова, У. Н. Решетневой, Е. И. Селиверстовой, О. Б. Христофоровой, Е. К. Шаракшиновой и др.

Поскольку поэтическое исследование предполагает анализ всей совокупности лингвистических средств фонетического, лексического, грамматического, стилистического характера, используемых в данном художественном произведении, то при выявлении особенностей поэтического строя и функционирования паремий применялся поуровневый анализ текстов, который считается наиболее перспективным в поэтике и стилистике и использован в трудах О. В. Александровой, Л. Г. Бабенко, Е. Бартминьского, Н. С. Болотновой, Н. С. Валгиной, А. Н. Веселовского, В. В. Виноградова, Л. А. Ноздриной, Б. В. Томашевского, И. Р. Гальперина, Т. М. Николаевой, З. Я. Тураевой и др.

В изучении семантики и паремической картины мира, представленной в алтайских паремиях, мы при необходимости опирались на труды ученых по когнитивной лингвистике, лингвокультурологии, лингвофольклористике, прагмалингвистике: Н. Д. Арутюновой, В. З. Демьянкова, В. И. Карасика, В. А. Масловой, Е. С. Кубряковой, Ю. С. Степанова, В. Н. Телия, Е. С. Яковлевой и др. Важными для нашего исследования оказались труды и некоторых ученых по стилистике и теории метафоры: Н. Д. Арутюновой, Г. Н. Скляревской. Мы опирались на исследования категории оценочности в языке как прагматического компонента пословично-поговорочных текстов (работы Н. Д. Арутюновой, Е. В. Вольф, З. К. Темиргазиной, Т. А. Трипольской; А. В. Аммер, А. Н. Баранова, А. И. Гаевской, Ю. Д. Доржиевой, Р. Р. Замалетдинова, В. И. Карасика и др. и др.) и теории речевых жанров (работы М. М. Бахтина, В. В. Дементьева, М. Ю. Федосюка.

Т. В. Шмелевой). В выявлении особенностей поэтической синтактики паремий применялся метод моделирования, используемый в трудах В. А. Белошапковой, Г. А. Золотовой, М. И. Черемисиной, Н. Ю. Шведовой, Т. В. Шмелевой и др. Привлечение этого метода позволило определить структурно-семантическую специфику поэтического синтаксиса алтайских пословиц и поговорок, вариативность и устойчивость их синтаксических структур. Учитывались специальные методики анализа концептов в пословицах, примененные в работах исследователей когнитивного направления паремиологии: А. В. Аммер, Л. В. Басовой, Л. П. Борисовой, Е. В. Ивановой, О. В. Магировской, Л. Б Савенковой, Е. В. Маркеловой и др. Сравнительно-историческим методом уточнялись диахронное и синхронное состояния паремийного фонда алтайцев на фоне хакасских, тувинских, шорских, якутских и, в некоторых случаях, русских паремий.

Для комплексного исследования всего пословично-поговорочного материала применялась методика выявления буквализмов. Из экспериментальных методик привлекалось выборочное индивидуальное анкетирование и беседы с информантами – носителями фольклорной традиции. На всех этапах работы применялся количественный анализ.

Новизна диссертационного исследования заключается в изучении нового материала и в комплексном подходе к предмету исследования с применением методик различных современных направлений фольклористики и – по мере необходимости – лингвистики, что позволило внести в обсуждение проблем поэтики и прагматики фольклорного текста некоторые идеи этой науки.

В диссертации представлен опыт раскрытия сущности жанровой поэтики пословиц и поговорок как важнейшего аспекта художественной структуры фольклорного текста и уникального способа образного освоения действительности.

Впервые в научный оборот введены архивные и новые полевые фольклорные материалы и решены следующие задачи.

1. Охарактеризованы современные исследовательские подходы к изучению паремий, определены объемы паремиологических понятий и границы соответствующих терминов, применяемых в описаниях алтайских паремий.

2. Выполнено диахронное и синхронное исследование паремийного фонда алтайцев в сопоставлении с паремийными фондами других тюркских народов Сибири; установлена устойчивость алтайской пословичной традиции. Изучены общие закономерности варьирования пословиц и поговорок в речи; выявлены варианты пословиц и поговорок, характерные для алтайских диалектных паремийных фондов.

3. Выработан комплексный исследовательский подход к изучению тюркских пословично-поговорочных текстов, и систематизированы важные составляющие поэтической системы алтайских паремий в их тесной взаимосвязи и взаимодействии, в частности: исследована ритмико-звуковая организация современных алтайских пословиц и поговорок на фоне паремий в других тюркских языках; установлено, что доминирующим структурнопоэтическим признаком пословицы (кеп сс) является обязательное присутствие рифмы, создающейся различными видами повтора, определены разновидности эвфонических повторов, создающих рифму; выявлена лексическая основа образно-поэтических средств в составе кеп ле укаа сстр; определены репертуар и прагматические функции поэтических приемов в паремиях; определены функционально-прагматические особенности алтайских пословиц и поговорок; изучены их поэтикосинтаксические структуры, обусловленные прагматическими задачами этих жанров; выполнена реконструкция алтайской паремической картины мира, определены алтайские культурные коды, репрезентируемые пословицами и поговорками.

Теоретическая значимость выполненной работы состоит в разработке терминологии и методологии комплексного изучения малых жанров фольклора тюркских народов Сибири, а именно пословиц и поговорок, в выявлении специфики прагматики и поэтической (фоностилистической, морфологической, синтаксической, образно-лексической) структуры алтайских паремий, а также в реконструировании алтайской паремической картины мира, репрезентирующей базовую систему ценностей алтайцев.

Паремические картины мира в сибирской тюркологии до сих пор не были предметом специального изучения. Теоретические выводы исследования могут послужить основой для дальнейшего сопоставительного и сравнительно-типологического фольклористического изучения паремий других народов.

Практическая значимость работы связана с возможностями применения итогов исследования в лекционных и семинарских курсах по фольклористике, стилистике тюркских языков, лингвокультурологии, педагогике.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. К пословицам (кеп сстр) относятся поэтические мини-тексты назидательного характера, которые по своему композиционносинтаксическому строению состоят из двухчастных и более параллелизмов, или сложных предложений, и содержат образно-поэтические компоненты.

Доминирующими в паремийном фонде алтайцев являются двухчастные единицы, строящиеся чаще всего на синтаксическом параллелизме и имеющие традиционную стихотворную форму. К поговоркам (укаа сстр) относятся мини-тексты, имеющие одночастную синтаксическую структуру.

В более чем половине таких единиц могут присутствовать образнопоэтические средства: сравнения, метафоры и другие фигуры и тропы.

2. Тексты кеп ле укаа сстр – это фольклорные произведения, концептуально обусловленные (то есть репрезентирующие концепты), коммуникативно-ориентированные в рамках определенной сферы общения и имеющие информативно-смысловую и прагматическую значимость.

3. Варьирование – основной принцип функционирования алтайских пословиц и поговорок. Специфика варьирования состоит в том, что, сохраняя основной инвариантный смысл, они преимущественно изменяются на формальном уровне: композиционном, синтаксическом, морфологическом, лексическом, фонетическом.

4. Для поэтики алтайских пословиц и поговорок характерны следующие особенности:

а) доминирующим фоностилистическим признаком является обязательное присутствие рифмы, создаваемой различными видами повтора;

стилистические фонетические средства в пословично-поговорочном дискурсе выполняют важную прагматическую функцию эстетического воздействия на слушателя;

б) образные средства выполняют прагматические функции экспрессивности выражаемого смысла и оценочности; наблюдается непроцессный характер образности, обусловленный доминированием биоморфных образов, получивших рациональную оценку (повадки животных или птиц осмысляются как эталонные при сравнении с поведением человека, и соответствующие номинации привлекаются для характеристик его морально-нравственных качеств); артефактные образы по частоте упоминаний в паремиях уступают биоморфным, а натурфактные образы, выражаемые наименованиями ландшафта и явлений природы, составляют меньшую долю;

в) преимущественно зооморфный характер метафор, используемых в аллегорических характеристиках поведения человека, его физических или умственных способностей;

г) преимущественно соматический характер метонимий и перифраз;

д) преимущественное использование квантитативных слов при создании гипербол и литот;

е) преимущественная ахроматичность эпитетов;

ж) поэтические средства синтаксиса паремий, как и их фонетические и лексические средства, выполняют важную прагматическую функцию: они направлены на лаконичное выражение формы и содержания; пословицы и поговорки включают в cвой состав только самые необходимые для выражения смысла слова и выражения;

з) для поэтико-синтаксических структур характерна неполнота синтаксического состава, компрессия, создаваемая способом осложнения их элементарных структур субстантивированными, свернутыми предикатами, в большинстве случаев, выраженными прилагательными или причастиями;

приоритет двухчастных единиц, построенных на синтаксическом параллелизме, имеющих традиционную стихотворную форму и образующих «структурное ядро» алтайского пословичного фонда; преобладание простых предложений (65,5 %), сложных предложений – более чем в два раза меньше (31 %); высокая степень метафоричности моделей простых предложений обусловлена их образно-лексическим строем.

5. В пословицах и поговорках представлен определенный набор грамматических форм сказуемого. В зависимости от информативной или фатической целеустановки носителей фольклорной традиции паремии выражают различные интенции, соответствующие отдельным речевым жанрам. В зависимости от прагматических функций все кеп ле укаа сстр подразделяются на ценностные, или оценочные (характеризующие, цель которых – оценка признаков, качеств человека, предметов), и нормативные.

Первые формируют два речевых жанра: 1) жанр похвалы, с помощью которого носитель фольклорной традиции дает положительную оценку предметам (изречения, относящиеся к похвалам, служат основным средством положительного эмоционального воздействия на слушателей);

2) жанр порицания, с помощью которого выражается отрицательная оценка (соответственно, паремии, относящиеся к порицаниям, служат основным средством отрицательного эмоционального воздействия). В алтайских пословицах и поговорках чаще дается этическая оценка нравственному облику человека, чем психологическая, эстетическая и другие.

В нормативных пословицах и поговорках заключается дидактическая, поучительная функция, и оценка в них дается относительно нормы с помощью особых грамматических форм (изъявительного (утвердительного), повелительного, условного, повелительно-желательного наклонений и модальных предикатов с семантикой долженствования), служащих для выражения интенций носителей фольклорной традиции: констатации, порицания, похвалы, запрета, рекомендации, пожелания, предписания, предостережения, долженствования.

6. Алтайский паремийный фонд – это открытая система, и в результате длительного исторического контакта алтайцев с другими этносами (включая русский) она постоянно пополняется. На современном этапе развития алтайский паремийный фонд имеет больше сходств с паремийными фондами других тюркских этносов Южной Сибири: тувинским, шорским и хакасским. Многие алтайские пословицы, зафиксированные исследователями прошлого, до сих пор бытуют в среде носителей южных и северных диалектов алтайского языка, а также в шорском языке, что подтверждает историко-культурную и языковую общность этих этносов.

В основе тропов и стилистических фигур в паремиях южносибирских этносов лежат схожие образные представления об объектах реальной действительности. В этом кругу образная система якутских паремий наиболее архаична. Паремийный фонд якутов отличается от остальных уникальным лексическим пластом, в котором отражены наиболее архаичные элементы, связанные с их древними верованиями, такими как тотемизм, шаманизм. Якутские пословицы и поговорки, как и русские, чаще используют сравнения, считающиеся архаичной разновидностью стилистических средств.

В образно-поэтической структуре алтайских пословичнопоговорочных текстов отражены следующие культурные коды: антропный, биоморфный, природный (геоморфный), артефактный, соматический, числовой, временной, хтонический, которые направлены на раскрытие основного – духовного – кода.

8. Большинство алтайских пословиц и поговорок (81 %) объективирует концепт КИЖИ ‘ЧЕЛОВЕК’, имеющий множество реализаций. Человек в алтайской паремике выступает прежде всего социальным лицом, как трудящийся и как homo loquens. Его интеллектуальные и эмоциональные качества прописаны в паремиях не так разнообразно. Важная типологическая особенность алтайской паремической системы – сходство с паремийными картинами мира других тюрков Южной Сибири и якутов, что объясняется наличием у них общих культурно-исторических корней и языкового родства.

Апробация работы. Результаты работы обсуждались на заседаниях ученого совета Института филологии Сибирского отделения РАН и сектора фольклора народов Сибири этого института в 2006–2011 гг., а также представлялись на научных конференциях, симпозиумах и семинарах:

международных: A Multidisciplinary International Conference. The Tenth British Universities Siberian Studies Seminar (BUSSS) «Siberia and the Far East:

Past, Present and Future», 7–11 April 2004, Houston, USA; Международной научно-практической конференции, посвященной 100-летию Н. А. Баскакова, 15–18 июня 2005 г., г. Горно-Алтайск; Международной научно-практической конференции, посвященной 250-летию добровольного вхождения алтайского народа в состав Российского государства, 15–18 июня 2006 г., г. Горно-Алтайск; Международной научно-практической конференции «Образование и устойчивое развитие коренных народов Сибири», 26–28 апреля 2005 г., г. Новосибирск; 50-st Permanent International Altaistic Conference PIAC 50st Meeting 2007, Kazan / 50-ой ежегодной международной научной алтаистической конференции «Казань и Алтайская цивилизация», 1–6 июля 2007 г., г. Казань; всероссийских: Всероссийской научной конференции «Урал – Алтай через века в будущее», 11–13 сентября 2003 г., г. Горно-Алтайск; Первом Всероссийском конгрессе фольклористов, 1–6 февраля 2006 г., г. Москва); Всероссийской научной конференции «Подвижники сибирской филологии В. А. Аврорин, Е. И. Убрятова, В. М. Наделяев», 27–29 сентября 2007 г., г. Новосибирск; региональных:

XII–XIII научно-практических семинарах Сибирского регионального вузовского центра по фольклору (2003-2004 гг., г. Омск); XVII–XVIII научных семинарах-симпозиумах регионального вузовского центра по фольклору (2008-2009 гг., г. Омск); научной конференции «Немецкие исследователи на Алтае», посвященной 170-летию со дня рождения В. В. Радлова, 18–21 июня 2007 г., г. Горно-Алтайск; научной конференции «Языки народов Сибири и сопредельных регионов» (к 85-летию д.ф.н., профессора Майи Ивановны Черемисиной), 26–28 октября 2009 г., г. Новосибирск; региональной научно-практической конференции «Актуальные проблемы тюркского языкознания», 19 ноября 2010 г., г. Горно-Алтайск.

Основные положения диссертации отражены в 48 научных публикациях, из них 2 монографии и 9 статей в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, четырех глав основной части, Заключения, раздела «Библиографические списки», насчитывающего 438 наименований трудов российских и зарубежных исследователей, 5 приложений. Работа содержит 10 таблиц.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, определяются объект и предмет исследования, его цель и задачи, описывается материал и методы его изучения, отмечаются научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, дается краткая характеристика теоретико-методологической базы исследования, излагаются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Теоретические основы филологических исследований алтайских пословиц и поговорок» рассматриваются общие теоретические подходы к изучению пословичных и поговорочных текстов в филологических трудах, основная понятийно-терминологическая система паремиологии, характеризуются наиболее типичные особенности алтайской паремической системы в диахронии и синхронии.

В параграфе 1 анализируется фольклористическая и лингвистическая литература, посвященная изучению пословиц и поговорок в разных традициях, выявляются 7 основных подходов к исследованию пословичных и поговорочных текстов: 1) структурно-семантический подход, в основу которого положена теория двустороннего знака; 2) структурнопоэтический подход, направленный на изучение стилистики фольклорных текстов на основе поуровневых (фонетических, лексических, морфологических, синтаксических) системно-структурных исследований;

3) лексикографический подход, систематизирующий пословицы в словарях на алфавитной и тематической основе; 4) структурно-семиотический подход, предполагающий рассмотрение паремий как семиотических знаков со своими синтактикой, семантикой и прагматикой, акцентирует их логикосемиотические свойства; 5) функционально-прагматический подход, рассматривающий семантику и форму паремий с точки зрения их функций, а также роль в их составе тех или иных средств (лексических, грамматических, синтаксических), направленных на усиление различных дискурсивных функций; 6) когнитивный подход, направленный на исследование национальных концептосфер, или систем концептов (единиц мышления) в составе пословично-поговорочных текстов;

7) лингвокультурологический подход, нацеленный на выявление культурных особенностей пословичных и поговорочных текстов, в которых представители разных этносов по-разному репрезентируют общие семиотические коды и концепты культуры.

В параграфе 2 изложен исследовательский подход, применяемый к исследуемому в диссертации алтайскому материалу. Пословицы и поговорки рассматриваются как тексты и дискурсы. Эти единицы, вопервых, часто состоят из двух или более фраз, связанных друг с другом, и, во-вторых, они, выполняя в коммуникативных ситуациях дидактическую функцию, имеют единое тематическое содержание, особый структурный и стилистический облик, то есть представляют собой текстовые произведения, или «речевые жанры», понимаемые как характерные для определенной сферы речевой деятельности устойчивые типы высказываний.

Пословицы и поговорки как фольклорные тексты-знаки обладают тремя составляющими – синтактикой, семантикой и прагматикой, тесно связанными между собой. Для того чтобы определить, как функционируют эти тексты, необходимо комплексно изучить их структуру и функции их компонентов. Тексты пословиц и поговорок обладают смысловым, структурным и коммуникативным единством.

Смысловое единство паремии определяется тем, какой концепт она объективирует и какими средствами. Ключевыми пословичными концептами являются КИЖИ ‘ЧЕЛОВЕК’ и НЕМЕ ‘ПРЕДМЕТ’. Для раскрытия их семантики необходим анализ образно-поэтических и концептуально-тематических структур паремий. Изучение образной семантики пословиц и поговорок позволяет раскрыть паремийную картину мира алтайцев.

Структурное единство имеет конкретное формально-знаковое выражение в виде языковых средств, поддающихся инвентаризации и определенной классификации. На уровне структур текстообразующими категориями выступают синтаксические, морфологические, лексические, фонетические средства, определяющие поэтику этих жанров.

Коммуникативное единство алтайских паремий предопределяется их коммуникативной целенаправленностью. Та или иная пословица или поговорка в дискурсе может выполнять важные прагматические функции эстетического и коммуникативного воздействия на слушателя. Так, те или иные формы грамматических категорий, входящих в предикативность, в пословицах или поговорках, выражают в речевом акте определенные коммуникативные цели, соответствующие речевым жанрам, таким как просьба, предостережение, совет, упрек и т. д. Поскольку пословичнопоговорочные тексты имеют поэтическую форму, то нельзя не заметить того, что подобная поэтическая манера изложения также диктуется соображениями прагматического порядка: влиять не только информацией, содержащейся в тексте, но и способом ее подачи.

В параграфе 3 анализируется понятийно-терминологическая система паремиологии. Понятия «пословица» и «поговорка», критерии их разграничения (п. 3.1.). Известны два критерия разграничения пословиц и поговорок: синтаксический и лексико-семантический. Ученые, считающие основным синтаксический критерий, полагают, что пословица двухчастна, поговорка одночастна (В. И. Даль, А. А. Потебня и др.); пословица, в отличие от поговорки, имеет форму законченного предложения (Г. Л. Пермяков, З. К. Тарланов и др.). Ученые, придерживающиеся лексикосемантического критерия, писали, что пословица может обладать прямым и переносным смыслом, а поговорка – лишь буквальным (В. П. Аникин, В. П. Жуков и др.).

В терминологии алтайской фольклористики частными аналогами сочетания «пословицы и поговорки» выступают кеп сстр (букв. ‘образные слова’ или ‘слова, имеющие форму’), укаа сстр (букв. ‘поучительные слова’) и чечен сстр (букв. ‘меткие слова’). Сами носители алтайской фольклорной традиции, как и носители русской, не разграничивают последовательно эти жанры по каким-либо признакам. В результате исследования алтайского материала мы пришли к выводу, что эти речевые жанры разграничиваются по синтаксическому и стилистическому критериям. Пословицы (кеп-сстр) – это поэтические мини-тексты назидательного характера, которые по своему композиционносинтаксическому строению состоят из параллелизмов, сложных предложений (1112 ед., или 78,8 % нашей картотеки) и содержат образнопоэтические компоненты. Поговорки (укаа-сстр) – это мини-тексты с одночастной синтаксической структурой (260 ед., или 18,4 %). В более чем половине таких поговорок (133 ед., или 9,4 %) могут присутствовать образно-поэтические средства.

Пословицы, поговорки и фразеологизмы (п. 3.2.) Фразеологизмы представляют уровень словосочетания, а пословицы и поговорки – уровень предложения (простого или сложного), т. е. относятся к единицам более высокого ранга. Фразеологизм таманы jукачак (букв. ‘подошва тоненькая’) ‘не иметь уверенности, быть неуверенным в своем положении’ реализуется в поговорке: Мактанчакты таманы jукачак ‘У хвастливого подошва тоненькая’. Список фразеологизмов, генетически связанных с кеп ле укаа сстр, приведен в приложении 1 диссертации.

Пословицы, афоризмы и эпические формулы (п. 3.3.). Алтайские пословицы и поговорки следует отличать от иных форм клише: авторских афоризмов (чечен сстр) – высказываний, восходящих к художественным текстам, а также от эпических формул, или кай чечен сстр – клише, характерных для языка эпических текстов (кай чрчк – букв. ‘сказка, исполняемая горловым пением’). Под общим термином клише имеются в виду застывшие изречения, осознаваемые как несвободные (т. е.

воспроизводимые целиком) всеми носителями лингвокультуры.

В параграфе 4 рассматриваются вопросы о диахронном и синхронном изучении алтайской паремики. Диахронное изучение паремийного фонда алтайцев в сопоставлении с паремийными фондами других тюркских народов Южной Сибири и якутов подтверждает наличие общетюркских паремий, что косвенно свидетельствует о родстве языковых и фольклорных культур западных и восточных тюркских этносов. Система алтайских паремий была сформирована, во-первых, исконно тюркскими единицами и, во-вторых, заимствованными, в частности русскими.

Варьирование как основной принцип функционирования алтайских пословичных и поговорочных текстов в диахронии и синхронии (п. 4.1.).

Вариантность и инвариантность – две противоположные стороны пословиц и поговорок как дискурсов и текстов, которые отражают их статические и динамические свойства. Пословицы и поговорки как дискурсы вариативны.

Эта особенность проявляется на разных уровнях их текстовой организации:

фонетическом, лексическом, грамматическом, композиционном и синтаксическом. Появление вариантов зависит от личности информанта, от его уровня владения алтайским языком. Лексические замены ключевых слов в пословицах и поговорках проиcходят по принципу синонимии, родовидовых отношений, контактной близости обозначаемых предметов и т. д.

Изменение композиционной структуры зависит от памяти знатока традиции или от его способности точно выражать мысли.

Обзор специальной литературы по паремиологии показал, что многие труды носят одноаспектный характер и не решают проблемы изучения малых фольклорных произведений как целостной системы. Поэтика этих жанров определяется стилистическими категориями на уровне их синтаксической, морфологической, лексической, фонологической структур.

В диссертации используется комплексный подход, при котором тексты кеп ле укаа сстр понимаются как словесные фольклорные произведения, концептуально обусловленные (т. е. выражающие концепты) и коммуникативно-ориентированные в рамках определенной сферы общения, а также имеющие информативно-смысловую и прагматическую значимость.

Вторая глава «Образно-поэтическая система алтайских паремий в сопоставлении с паремиями тюркских народов Сибири» посвящена определению образно-поэтических особенностей алтайских пословиц и поговорок. Под образным строем кеп ле укаа сстр понимается культурно и исторически обусловленная система образов, отраженная и закрепленная в паремийных стилистических средствах и приемах в виде словоформ и сочетаний определенных лексем. Эта система формирует паремическую картину мира алтайцев и определяет систему их культурных кодов.

В параграфе 1 анализируется лексическая основа образных средств в составе алтайских пословиц и поговорок. В исследуемых текстах представлено большое количество лексем, относящихся к различным сферам денотативной лексики и отражающих историко-географические условия проживания алтайцев, их духовно-нравственную и материальнобытовую культуру (алфавитный список таких единиц приведен в приложении 2 диссертации). Лексемы употребляются как в прямых значениях, так и в переносных, участвуя в создании тропов и фигур.

Используется лексика двух основных морфологических разрядов: именная (существительные, числительные) и предикатная (прилагательные и глаголы). К разряду предикатной лексики относятся метафоры, преимущественно адъективные и глагольные. К разряду именной – различные отсубстантивные тропы. Количественный рейтинг лексемкомпонентов алтайских пословиц и поговорок определенных лексикосемантических групп следующий.

1. Наименования живых существ. Они представлены двумя группами, и многие из них используются в исходных значениях в составе стилистических конвергентов, например параллелизмов с метафорами и другими тропами.

«Наименования людей» (в 734 ед., к ним относится 25,6 % всех употреблений лексем), в составе этой группы выделяются подгруппы собственно антропонимов (в 279 ед., 10 %), наименований лиц по социальному статусу и профессии (в 239 ед., 8,3 %), половозрастных наименований (в 118 ед., 4 %), терминов родства (в 95 ед., 3,3 %)).

«Бионимы» (в 565 ед., 20 % в том числе: зоонимы (в 359 ед., 12,7 %), фитонимы (в 111 ед., 3,9 %), орнитонимы (в 44 ед., 1,6 %), ихтионимы (в ед., 0,5 %) и др. бионимы (37 ед., 1,3 %)).

2. «Наименования артефактов» (в 478 ед., 16,7 %, в том числе:

наименования предметов быта (в 149 ед., 5,2 %), кулинарные прагматонимы (в 103 ед., 3,6 %), названия материалов и веществ (в 97 ед., 3,4 %), одежды и обуви (в 69 ед., 2,4 %), построек (в 61 ед., 2,1 %)).

3. «Соматизмы» (в 453 ед., 15,8 %).

4. «Наименования натурфактов» (в 429 ед., 15 %, в том числе наименования природных пространств (в 272 ед., 9,5 %), природных явлений и стихий (в 97 ед., 3,4 %), сезонных феноменов и т.п. (в 60 ед., 2,1 %)).

5. «Наименования с количественной семантикой» (в 123 ед., 4,2 %).

6. «Цветообозначения» (в 62 ед., 2 %).

7. «Наименования сверхъестественных существ» (в 19 ед., 0,7 %).

Перечень образных единиц, использованных в паремиях (2256 ед.), приводится в приложении 3.

В параграфе 2 выявлены актуальные поэтические средства в составе исследуемых паремий. Тропы и фигуры «концентрируют» и «уплотняют»

смыслы выражаемых мыслей и способствуют усилению прагматического эффекта. Оперирование такими смыслами, обладающими повышенной ассоциативностью, усиливает воздействие на слушателя. Одни и те же единицы могут актуализировать образные значения в составе разных тропов и фигур. Присутствие 2256 тропеических и фигуральных употреблений в 1410 паремиях свидетельствует о широком распространении в них явления стилистической конвергенции – сложного стилистического приема, основанного на взаимодействии стилистических средств одного или разных уровней языка в результате выполнения ими единой стилистической функции. Например, в пословице Комургайлу л кол сайар, / Комудалду санаа ич йр ‘Сухая трава руку колет, / Печальная дума нутро жмет’ метафора комудалду санаа ич йр’, означающая «печальная мысль не дает покоя», функционирует в составе параллелизма.

В текстах лидирующие места в рейтинге употреблений занимают образные параллелизмы и метафоры. В меньшей мере представлены литоты, гиперболы, эпитеты, сравнения, метонимии и перифразы.

Параллелизмы в составе пословиц (п. 2.1.). Образные параллелизмы ( ед., 15 % паремий) как поэтические приемы в пословицах по-особому отражают алтайскую фольклорную картину мира, в которой представления об окружающей реальности приобретают эстетические свойства и становятся поэтическими. Эти представления включены в систему ценностных ориентиров и послужили образной основой для выражения морально-нравственных императивов. Репрезентируемые в пословичном дискурсе образы людей, животных, ландшафтных и предметных реалий сближаются на основе внешних или «внутренних» признаков.

В параллелизмах доминируют бионимы (использованы в 346 ед., составляющих 15 % от общего объема картотеки всех образных средств), так как в кеп сстр именно образы представителей животного мира получают рациональную оценку и становятся основой для сопоставлений с людьми.

Повадки животных или птиц представлялись алтайцам эталонными при сравнении с поведением людей, при создании характеристик моральнонравственных, интеллектуальных, физических качеств. В этой фигуре речи наиболее востребованным стал образ коня, используемый для объяснения различных черт характеров людей: Кедер ат jортпос, / чш кижи укпас ‘Норовистый конь не едет, / Упрямый человек не слушает’. В обыденном сознании алтайцев это домашнее животное воспринимается амбивалентно – как существо с отрицательными и положительными качествами. Конь представляется и ленивым, упрямым, медлительным, пугливым, и выносливым, верным. Его отрицательные характеристики актуализируются в описаниях человека упрямого, обидчивого, исполненного гордыни и поддерживаются оценочными прилагательными.

Большой пласт составляют прагматонимы, или наименования предметов быта и культуры, одежды, пищи и пр. (в 320 ед., или 14 %). Образы из вещного мира включены в ассоциативные параллели для объективации различных морально-этических, интеллектуальных, эмоциональных, физических характеристик человека, его речевого поведения: Укту дк бутка jылу, / Угы jакшы улуска jарлу ‘В войлочных сапогах ногам тепло, / Человек из хорошего рода людям известен’. Так, ассоциирование человека с обувью не имеет уничижительного характера, так как речь идет о хорошей национальной обуви: современные алтайцы ее не носят, но устаревшее изречение сохраняется в паремийном фонде.

Символы и метафоры в составе пословиц и поговорок (п. 2.2.).

В структурах пословичных текстов символы занимают второе место по количеству употреблений после параллелизмов (334 ед., 14,8 % от всех образных средств). Это связано с тем, что произошла символизация многих прямых наименований в составе первых частей пословиц, входящих в параллелизмы. Важная особенность символов заключается в том, что они восходят иногда к архаичным представлениям, мифам и обрядам. Например, в фольклоре тюркских и др. народов ворон – птица, предсказывающая смерть, горе. Его образ используется в описаниях людей опасных, зловещих, приносящих беду или просто вызывающих тревогу: Кускун скк тжер, / Куда кыска тжер ‘Ворон на падаль летит, / Сваты за девицей идут’. Ср. с шор. Кырыk kараа пир ле таш чедер ‘Проклинающих воронов лишь камень успокоит’. Кроме того, ворон, сорока символизируют человеческое неблагородство, в противоположность им орел – благородство и силу: тув.

Эки эзир тевер, / Кускун, сааскан дойлаар ‘Хороший орел добудет (букв.

‘пнет добычу’), / Вороны, сороки пируют’.

В основе аллегорий, или метафорических текстов-поговорок, лежит уподобление человека предметам, животным и явлениям окружающей действительности: Койы jокто – кодыр эчки баштайт ‘Когда нет барана – отару паршивая коза ведет’. Наибольшее сходство среди метафор в пословицах и поговорках алтайцев и других тюрских народов Сибири наблюдается в кругу биоморфизмов, поскольку большинство аллегорий, как и параллелизмов, содержит бионимы (в 134 ед., 5,9 %), в том числе зооморфизмы (в 97 ед., 4,3 %), с помощью которых описываются особенности поведения и черты характера людей, физические, умственные, социальные и другие характеристики. Так, поведение эмоционально неуравновешенных людей соотносится с образом козла: Ккген теке таш сзер ‘Резвый козел камень забодает’. Метафоризируются названия природных пространств и мест (59 ед., 2,6 %). Так, метафорой jол обозначается линия жизни человека:

Jакшыны jолы чындык, / Jаманны jолы тыртык ‘У хорошего дорога правильная, / У дурного дорога кривая’. Жизненный порядок метафорически осмысляется как движение по прямой линии, а отклонение от правильного пути – как движение по кривой. Метафоры на основе наименований артефактов редки (в 52 ед., 2,3 %). Это связано с тем, что качества предметов труднее уподобить человеческим, и, кроме того, такие метафоры относятся к грубым характеристикам лиц. В поговорках такие метафоры возникают на основе кулинарных прагматонимов, например, jымыртка ‘яйцо’ обозначает замкнутого, одинокого человека: Jаыс jумуртка кайда да jыдыыр ‘Одно яйцо в любом месте протухнет’.

В концептуализации понятий, относящихся к миру идей, мыслей, суждений, характеристик лиц используются предикаты, обозначающие качества, состояния, действия человека или предмета (в 66 ед., или 2,9 % от всех образных средств). Метафоризации наиболее подвержены три лексикосемантические группы глаголов: состояния (в 29 ед.), конкретного физического действия (в 22 ед.) и движения (в 15 ед.). Эмоции и чувства концептуализируются с помощью глаголов физического состояния, движения, перемещения. Так, существительные кородош ‘горе’, ачыныш ‘гнев’, обозначающие состояния и эмоции человека, сочетаются с глаголами движения и представляются живыми существами, способными к перемещению в пространстве: Кородош кобы кечер, / Ачыныш арт ажар ‘Горе лог перейдет, / Гнев пороги перевалит’. Предикатными метафорами также выступают прилагательные осязательной и визуально-оценочной семантики (их 61 ед., или 2,7 %). Например, jымжак ‘мягкий’ и jараш ‘красивый’ при сочетании с лексемой jрек ‘сердце’ обозначают невидимый орган человека – центр сосредоточения его духовных качеств (jреги jымжак ‘сердце мягкое’ и jрек jараш ‘красивое сердце’) и передают значение «добрый»: Колы каткак, / Jреги jымжак ‘Руки его твердые, / Сердце его мягкое’ (ср.: Jс jараш болгончо, / Jрек jараш болзын ‘Чем лицо красивым будет, / Пусть лучше сердце красивым будет’). С позиций морали внутренняя красота ценится выше внешней красоты.

Эпитеты в составе пословиц и поговорок (п. 2.3.). Метафорические эпитеты (71 ед., 3,1 %) представляют собой хроматизмы и ахроматизмы (цвето- и светообозначения) – важные элементы визуализации любого текста и репрезентанты того оптического кода, исследование которого позволяет выдвигать ряд предположений о национальной традиции «видения». Поэтические приемы с цветообозначениями в паремиях конвергентны, их можно рассматривать и как эпитеты, и как символы.

Доминирование ахроматичных цветов (белого и черного, в 42 ед., 1,8 %) объясняется тем, что пословицы и поговорки направлены на толкование морально-нравственных понятий, и добро и зло, ассоциирующиеся с белым и черным, в этой системе являются базовой оппозицией. Контрастные цвета считаются с древнейших времен простым наглядным способом отражения противостояния света и мрака как жизни и смерти. В составе фразеологизмов сочетания ак ‘белый’ и кара ‘черный’ с санаа ‘разум, ум’ и сагыш ‘ум, мысль’ характеризуют духовные качества человека: ак сагышту ‘добрый, доброжелательный’, кара сагышту ‘злой, злонравный’, то же самое – в пословицах: Ак сагыштуны албаты мактаар, / Кара сагышту кинчекке кирер ‘Добродетельного (букв. ‘Человека с белым помыслом’) народ похвалит, / Злонравный (букв. ‘Человек с черным помыслом’) в беду попадет’. Черный цвет служит природным атрибутом живых существ: кара jылан ‘черная змея’, кара теке ‘черный козел’: Кара jыланга каргыш jукпас, / Кара теке кайада ашпас ‘К черной змее проклятие не пристанет, / Черный козел со скалы не слетит’. К хроматическим наименованиям (в 10 ед., 0,3 %) относятся: кызыл ‘красный’, кре ‘коричневый’, cары ‘желтый’: Кызыл эди божоп калар / Кызыл jзи артып калар ‘Красное тело твое умрет, / Красное лицо твое останется’ (лицо краснеет, когда человек стыдится).

Метонимии в составе пословиц и поговорок (п. 2.4.), образованные на основе отношений «часть – целое», составляют большую группу (52 ед., или 2,3 %). В метонимизации участвуют соматизмы (в 41 ед., 1,8 %), большинство из которых образует конвергентные метонимии-метафоры. Так, метонимияметафора кол ‘рука’, сохраняя символическое значение ‘орган действия’, может обозначать и самого человека: Кол чрер, / Кп кдрер ‘Одна рука заставит тонуть, / Много [рук] поднимут’. Наименований артефактов, участвующих в метонимизации, немного (в 7 ед., 0,3 %), например: Керик кижи кеден кийер ‘Скупой человек холст наденет’.

Гиперболы и литоты в составе пословиц и поговорок (п. 2.5.). Гипербол в алтайских пословицах и поговорках выявлено 46 единиц, или 2 %, литот – 47, или 2,1 % от всех образных средств. Эти тропы образуются на основе бионимов (14 ед., 0,6 %), в частности зоонимов. Образы крупных животных – верблюда и бычка – использованы для гиперболизации лжи и правды: Тч тгн болгончо, / Торбокчо чындык болзын ‘Чем ложь с верблюда, / Лучше правда с бычка’. Для преуменьшения или преувеличения силы, величины предмета или явления используются и артефактные образы (в 10 ед., 0,4 %):

Туудый кл болгончо, / Айакча аш болзын ‘Чем золы с гору будет, / Лучше зерна с чашку будет’. Гипербол и литот, выраженных образами явлений природы, немного (2 ед., 0,1 %), что определяет специфику этих жанров.

Сравнения в составе пословиц и поговорок (п. 2.6.). «Чистое» сравнение по количеству уступает другим тропам и фигурам речи, близким ему: образному параллелизму и метафоре (всего 35 ед., 1,6 %). Сравнения характерны для всех тюркских паремийных фондов, но особенно их много в якутском:

Барбатах ыт сыгынаы урэригэр дылы ‘Подобно отставшей собаке, лающей на бурелом’. Предметом сравнения становится человек или артефакт, эталонами – различные образы, в частности, выражаемые с помощью бионимов (в 15 ед., 0,7 %), в том числе зоонимов (в 5 ед., 0,2 %). Так, устоявшийся в сознании тюрков и славян образ зайца воспринимается как эталонный для пугливого существа: алт. Коркынчак кижи койонго тей, / Турумкай кижи тууга тей ‘Трусливый человек, как заяц, / Стойкий человек, как гора’; хак. Хозан осхас хортых, / Сеек осхас мазырос ‘Как заяц, трусливый, / Как мышь, торопливый’; якут. Куобах курдук хоргус ‘Труслив, как заяц’. Помимо биоморфизмов, в сравнения вовлечены названия натурфактов, рельефно-ландшафтные наименования, артефакты.

Перифразы в составе пословиц и поговорок (п. 2.7.) (34 ед., 1,5 %) чаще всего характеризуют человека (15 ед., 0,7 %), и для этого привлекаются соматизмы (в 14 ед., 0,6 %), актуализирующие определенные физические особенности людей. Используются наименования человека по частям его тела (в 6 ед., 0,3 %): jаакту ‘зубастый’ (букв. ‘щекастый’, об агрессивном человеке), jарынду ‘плечистый’ (о физически крепком человеке), тулуду ‘с косой’ (о женщине), билеги jоон ‘с толстым локтем’ (о физически сильном человеке). Jаактула керишпе, / Jарындула согушпа ‘С зубастым не ссорься (букв. ‘с щекастым’), / С плечистым не дерись’. В перифразах использованы и бионимы (в 8 ед., 0,8 %), с их помощью осуществляется номинация животных по их частям тела, типа туйгакту ‘с копытами’ (о скоте), тырмакту ‘с когтями’ (о звере), коокой ‘сероглазый’ (о волке). Одна из причин возникновения перифраз – эвфемистические замены, т. е. замены табуированных или нежелательных для употребления слов: Коокойго кой кабыртпа, / Копчыга сс тыдатпа ‘Не дай волчице (букв. коокою) овцу пасти, / Не дай сплетнику разговор подслушать’. Употребление эвфемизмов, связанных с медведем или волком, характерно для фольклора многих народов Сибири. Считалось, что они могут стать для человека враждебными силами.

Поэтический строй алтайских паремий отражает систему образов, культурно-исторически закрепленных в фольклоре и языке. Выявленный образно-лексический пласт связан с национальной картиной мира алтайцев, духовной и материальной культурой, бытом и мировоззрением. Совокупные представления о тех или иных предметах, сформировавшиеся в алтайской культуре (с древнейших времен до сегодняшнего дня), сохраняются в фольклорном сознании и формируют культурные коды.

Анализ образных средств, объективируемых кеп ле укаа сстр, позволил выявить следующие культурные коды, реализуемые в алтайской паремике: антропный (собственно человеческий), биоморфный, природный (геоморфный), артефактный, соматический, числовой, временной, хтонический и духовный. Внутри них есть более частные «субкоды».

Например, биоморфный код состоит из зооморфного, вегетативного, орнитоморфного.

Духовный код культуры, включающий в себя нравственные ценности и связанные с ними базовые концепты культуры, в исследуемом дискурсе является основным, поскольку с ним связана функциональнопрагматическая направленность рассматриваемых жанров. Все другие коды выступают средством представления духовного. Основной концепт, на который «работают» все культурные коды, – КИЖИ ‘ЧЕЛОВЕК’.

Биоморфный код в пословично-поговорочном дискурсе является доминирующим: различные образы животных и растений служат средствами для создания характеристик человека. Немаловажную роль в поэтике паремий играет соматический код. Представления о частях тела послужили основами для характеристик духовно-нравственных, интеллектуальных, эмоционально-психических, физических, социальных качеств человека.

Наличие параллелей алтайским пословицам в фольклоре других тюрков Сибири усиливается общностью образно-поэтических средств, что позволяет утверждать о типичности не только поэтики, но и концептуальных систем.

В основе тропов и стилистических фигур в паремиях южносибирских этносов лежат схожие образные представления о действительности. Образная система якутских паремий наиболее архаичная, так как она зафиксировала более древние представления, связанные с магией, тотемизмом, шаманизмом; это отразилось и в том, что якутские пословицы и поговорки чаще включают в свой состав сравнения, считающиеся наиболее архаичной разновидностью фигур. Эти паремии оказываются на периферии употребления.

Третья глава «Прагматические и поэтико-синтаксические особенности алтайских пословично-поговорочных текстов» посвящена определению прагматических свойств и грамматических структур, приоритетных для пословично-поговорочных жанров, рассмотрению их поэтико-синтаксического строя.

В пословицах и поговорках употребляются строго определенные, заданные прагматикой этих жанров, грамматические формы времени, лица и наклонения, служащие для выражения прагматических целей, коммуникативных намерений говорящего.

В параграфе 1 выделены общие прагматические характеристики алтайских паремий. Кроме фактической информации, в пословицах содержится субъективная информация, выражающая оценку говорящего к сообщаемому факту. Их событийное содержание может быть представлено в дискурсе в различной ‘модусной оправе’, т. е. как оценка, просьба, предостережение, разрешение, совет, запрет, пожелание, упрек, сетование.

Эти речевые жанры выражаются грамматически формами наклонений и модальными предикатами. Характерные для алтайских паремий два типа высказываний – ценностные (оценочные) и нормативные – формируют разные типы речевых жанров.

Ценностные и нормативные типы оценочных высказываний в пословицах и поговорках (п. 1.1.). Нормативные суждения, составившие 68 % ( паремии) преобладают, ценностных суждений выявлено всего 32 % ( паремий). Коммуникативная цель ценностных алтайских пословичнопоговорочных высказываний – оценка признака, качества человека, предмета и пр. Ценностные суждения отсылают к некоторому стандарту, нормативу. Нормативные высказывания оценивают действия, поступки человека с позиций нормы.

Основными средствами выражения оценочной модальности являются различные лексемы оценочно-эмоционального характера, в основном прилагательные, наречия, а также существительные в функции образнооценочных номинаций в составе тропов и фигур, рассмотренных в гл. (метафор, сравнений и т.д.). В структуре пословиц и поговорок частнооценочные средства (глупый, скупой и т.д.) доминируют над общеоценочными (хороший, плохой). Часть нормативных высказываний несет в себе неявно выраженную оценку (всего 383 ед.), т. е. она лишь находится в сознании субъекта речи; само пословичное выражение может представлять собой результат этой оценки факта: Ашты jибей jадып, амтамын алба ‘Не попробовав еду, о ее вкусе не суди’ (здесь отрицательная оценка имлицитна: скрыто осуждаются поспешные выводы).

Типы дискурсивных жанров в ценностных пословицах и поговорках и рейтинг выражаемых ими семантических типов оценок (п. 1.3.).

В ценностных суждениях представлены два дискурсивных жанра, выражающих коммуникативные интенции: 1) в высказываниях в положительном аспекте – похвала (216 ед., 15 %); 2) в высказываниях в отрицательном аспекте – порицание (230 ед., 17 %). Похвала рассматривается как дискурсивный жанр, в котором говорящий выражает положительную оценку предмета, и кеп ле укаа сстр, относящиеся к похвалам, служат основным средством положительного эмоционального воздействия на адресата. Под порицанием понимается дискурсивный жанр, в котором говорящий выражает отрицательную оценку.

Для алтайских паремий, оформленных как ценностный тип высказывания, характерны 6 семантических типов частных оценок, вытекающих из содержания оценочных предикатов.

1. Этические оценки духовно-нравственных качеств человека (272 ед., 20 %): Jаан сууда кеч jакшы, / Jаан jаштуны керсзи jакшы ‘На большой реке мост хорош, / Среди старых и молодых мудрый хорош’.

2. Ментально-психологические оценки (57 ед., 4 %), из них интеллектуальные оценки (22 ед., 1,5 %): Jаанда сагал бар, / Jашта санаа бар ‘У старого борода есть, / У молодого ум есть’. Эмоциональные оценки (35 ед., 2,5 %): Кш казан кбирчек, / Кбк кижи ачынчак ‘Чугунок-казан быстро закипает, / Человек из рода кёбёк обидчив’.

3. Телеологические оценки (4 %, 50 ед.): Jаыс кижи jалынчак, / Эшт кижи эпчил ‘Одинокий человек жалкий, / Человек в паре счастливый’.

4. Сенсорно-вкусовые оценки (2 %, 23 ед.): Тайды эди jок болзо – / Табыргыны да эди тату ‘Когда мяса жеребенка нет – / И мясо кабарги сладкое’.

5. Эстетические оценки (17 ед., 1 %): Jс jараш болгончо, / Jрек jараш болзын ‘Чем лицо красивым будет, / Пусть лучше сердце красивым будет’.

6. Утилитарные оценки (16 ед., 1 %): Jарык jылдыс айга туза, / Jакшы кижи jонго туза ‘Яркая звезда луне нужна, / Хороший человек народу нужен’.

Типы дискурсивных жанров в нормативных пословицах и поговорках (п. 1.3.). Нормативные высказывания устанавливают какие-либо нормы поведения и формируют дискурсивные жанры: 1) констатацию;

2) порицание; 3) похвалу; 4) запрет; 5) рекомендацию; 6) пожелание;

7) предостережение; 8) предписание; 9) обязательство. Используются формы разных наклонений: изъявительного (703 ед.), повелительного (114 ед.), условного (86 ед.), повелительно-желательного (29 ед.). К ним примыкают средства, выражающие модальность долженствования (7 ед.).

1. Нормативные кеп ле укаа сстр с предикатами в формах изъявительного наклонения) (703 ед.). Здесь преобладает констатирующий тип высказываний (всего 406 ед., 28,6 %). Из общего количества нормативных пословиц 206 (14,5 %) касается отрицательных поступков человека, выражают порицание (Аксак бр а тутпас, / Тили jаман сс тутпас ‘Хромой волк зверя не удержит, / Плохой язык слова не удержит’).

Похвалу положительных поступков человека выражают всего 91 ед. (6 %) (Аштаганга ‘Проголодавшемуся еду подаст, / Заблудшему дорогу укажет’).

В нормативных пословицах личные формы глагола имеют обобщенноличный характер, чаще всего употребляется форма 3-го лица ед. числа настояще-будущего времени с формой на =ар (24,6 %, или 349 ед. от общего количества нормативных паремий). Менее востребованы: форма глагола 2го лица ед. числа будущего времени (1,6 %, или 23 изр.), форма 2-го лица множ. числа (0,2 %, 4 изр.) и форма 1-го лица ед. числа (0,2 %, 3 изр.). Эти формы обеспечивают реализацию нравоучительного смысла пословиц в определенных коммуникативных ракурсах.

2. Нормативные кеп ле укаа сстр с предикатами в формах условного наклонения (всего 86 ед., 6,1 %). Условие необходимо для достижения некоторой цели, и его можно рассматривать как предписание следовать правилам или как предостережение. Условиями могут быть обязательное соблюдение норм морали и принципов коллективного жития, исполнение трудовых обязанностей (34 примера, 2,4 %): Jортсо – jол болор, / Jобоп алза – мал болор ‘Поедешь верхом – путь будет, / Потрудишься – скот будет’ (труд как условие достижения благополучия). Несоблюдение норм морали и принципов коллективного жития, неисполнение трудовых обязанностей приводит к противоположным результатам (52 примера, 3,7 %): Бир мекелезе – / Экинчи катап мекелеп болбозы ‘Один раз обманешь – / Второй раз не сможешь обмануть’.

3. Нормативные кеп ле укаа сстр с предикатами в формах повелительного наклонения (8 %, или 114 ед. от 1410 паремий). Форма сказуемого в императиве принимает форму 2 лица ед. числа (6,4 %).

Сказуемым в положительной форме выражается рекомендация (49 ед., 3,5 %), побуждающая человека к правильным поступкам, которые не противоречат моральным и общественным нормам: Ийт кирзе, ск бер, / Кижи кирзе, курсак бер ‘Собака зайдет, кость дай, / Человек зайдет, пищу дай’ (совет быть гостеприимным). Чаще всего выражается запрет с целью предостережения адресата от негативных поступков (65 ед., 4,6 %): Jаш баланы кайкаба, / Карган кижиге укааркаба ‘Маленьким ребенком не восхищайся, / Перед старым человеком не умничай’.

4. Нормативные кеп ле укаа сстр с предикатами в формах повелительно-желательного наклонения Tv=зын=// (29 ед., 2 %). В таких сложных предложениях всегда присутствует антитеза: Jакшы курсак калганча, / Jаман карын jарылзын ‘Чем хорошей еде оставаться, / Пусть лучше плохой живот лопнет’.

5. Нормативные кеп ле укаа сстр с модальностью, выражающей долженствование. Долженстовательную модальность выражают форма =атан и модальные предикаты учурлу ‘должен’, керек ‘нужен, необходим’ (32 паремии, 2,3 %): Jуттаган теери айазатан, / Чугулдашкан улус токтойтон ‘Пасмурное небо распогодится (должно распогодиться), / Поссорившийся люд помирится (должен помириться)’.

Грамматическое и художественное время в пословицах и поговорках (п. 1.4.). В пословицах и поговорках описываются события, которые протекают в границах времени-обобщения, называемом художественным.

В исследуемых текстах все времена (с прошедшей, настоящей и будущей семантикой) нейтрализуются, и все их значения направлены на выражение абстрактного (вневременного) настоящего времени. Для грамматической структуры алтайских паремий характерны простые, синтетические формы времени. Формы настоящего времени встречаются в 712 (50,5 %) паремий:

Тейлеген р бийикте теерет, / Тееркек р бийикте тееркейт ‘Ястреб высоко кружит, / Заносчивый безмерно важничает’. Грамматическая форма на =ар (24,8 %, или 349 паремий), выражающая в языке значение будущего времени, в пословично-поговорочных высказываниях приобретает семантику настоящего: Jакшы сс jарым атка турар ‘Доброе слово поллошади стоит’. Формы прошедшего времени (давнопрошедшего времени – =ган и недавнепрошедшего – =ды) обозначают результат действия, совершенного в абстрактном прошлом (их немного – 1,9 %): Тонын jырттырган, / Токпогын кандырткан ‘Шубу свою дал порвать, / Кулак свой дал поранить’; Jаыс кодырлу кой му койды артатты ‘Одна паршивая овца тысячу овец испортила’. В пословицах или поговорках действия, обозначенные в прошедшем времени с позиции настоящего, не имеют отношения к конкретному прошлому.

В параграфе 2 описаны поэтико-синтаксические особенности кеп ле укаа сстр. Доминирующим поэтическим признаком, присущим алтайским пословицам и поговоркам, является обязательное присутствие рифмы, создающейся различными видами повтора: эвфоническими, лексическими, грамматическими, синтаксическими. Считается, что рифма в устных поэтических произведениях возникла в параллелизме, это означает, что эвфонические характеристики поэтических произведений тесно связаны с композиционно-синтаксическими.

Композиционно-синтаксическая и ритмико-звуковая организация алтайских пословиц и поговорок (п. 2.1.). Алтайские пословицы и поговорки чаще всего имеют стихотворную форму. Большинство алтайских пословиц (кеп-сстр) построено в форме двучленного параллелизма, т. е.

в традиционной форме тюркского стиха (59 %). Синтаксический параллелизм присутствует в 852 паремиях, он отсутствует в одночастных поговорках, состоящих из одного простого предложения (в 260 ед., 18,4 %) или осложненного и сложного предложений (в 326 ед., 23 % от общего количества сложных и осложенных предложений – 486 ед., или 34,5 %).

Рифма характерна для большинства пословиц и поговорок (93,6 %), лишь в 6,4 % пословицах и поговорках (90 ед.) можно увидеть наличие фонетических созвучий. К разновидностям эвфонического повтора относятся аллитерация, точное или приблизительное созвучие любых начальных звуков или звуковых групп (анафора, эпифора, параллелизм и т.д.). Выделяются два аллитерационных типа: ассонансный и консонансный:

чш кижи р крбс ‘Упрямый человек вверх не смотрит’ (аллитерируются гласные []); Сайгакчы кижи сайгагына сайылар ‘Клеветник сам на свою клевету напорется’ (аллитерируются свистящие и заднеязычные). Повторы гласных звуков зависят от сингармонизма (данный фонетический закон распространяется и на поэтику паремий других тюркских этносов).

Синтаксический параллелизм требует поэтической гармонии стиха с одинаковым количеством слогов. Ритмическая строка алтайских паремий может содержать в себе от четырех до девяти слогов, которые делятся на равнозначные стопы, тесно связанные не только ритмом, но и по смыслу.

В равносложных стихах количество слогов полностью совпадает в обеих частях, и стихи являются изосиллабичными. Но этот признак неустойчив, поскольку количество слогов может колебаться. В изречениях, в которых отсутствует синтаксический параллелизм, соразмерность достигается различными способами: одинаковым количеством слогов, фонетическими, морфологическими или лексическими повторами: Беш карындаш бирлик болзо, / Бежен черге jедиртпес ‘Если пятеро братьев едины будут, / То пятидесяти войскам не дадут себя одолеть’. В этой пословице, выраженной в форме сложного предложения, в одночленном параллелизме присутствует начальная аллитерация звукокомплексов беш и бежен.

Общая характеристика поэтико-синтаксических средств в алтайских пословицах и поговорках (п. 2.2.). В исследуемых текстах представлены все синтаксические типы предложений, существующие в языке вообще:

простые, осложненные и сложные. Их особенностью является то, что в них предпочтительными оказываются простые предложения (924 ед., 65,5 %), сложных предложений в два раза меньше (436 ед., 31 %), осложненных предложений еще меньше (50 ед., 3,5 %). Важную роль в формировании поэтической структуры алтайских паремий, кроме синтаксического параллелизма, играют экспрессивные средства синтаксиса, направленные на создание лаконичного текста, такие как эллипсис, приводящий к неполноте структуры предложения, и компрессия, создающая полипропозитивность, осложненность синтаксической структуры. Наряду с ними ритмическая организация, рифма и эвфония закрепляют синтаксический строй паремий.

Неполные предложения часто порождаются в разговорной речи и поэтическом дискурсе. Как правило, структуре таких предложений пропускается один из главных членов, и это придает фольклорной речи динамизм и экспрессию, уплотняет информацию: Jакшыга jаба бас, / Jаманна кеде бас ‘К хорошему навстречу иди, / От плохого прочь иди’;

Кийик тгине, / Кижи кылыгына ‘Зверя по шерсти [видно], / Человека по поступкам [видно]’.

Употребление свернутых предикатов в паремиях предопределено принципом максимальной экономии средств и лаконичного выражения мысли: Jалакайга улус та кару ‘К отзывчивому и люди добры’ (в поговорке присутствуют две пропозиции: 1) человек отзывчивый; 2) люди добры).

С такой точки зрения, такие ассиметричные конструкции оказываются осложненными, неэлементарными. Для сжатия информации в функции подлежащего или дополнения часто употребляются субстантивированные прилагательные (348 ед., или 81 % в 1410 паремиях) и причастия (83 ед., или 19 %), компрессирующие информацию (Jакшыла jабарлашпа, / Jаманла наjылашпа ‘С хорошим не ссорься, / С плохим не дружи’).

Поэтико-синтаксические особенности простых предложений в пословицах и поговорках (п. 2.3.). Простые глагольные предложения в пословицах и поговорках также разнообразны (470 ед., 33,3 %). В них главным компонентом выступает глагол, имеющий определенную синтаксическую валентность. Представлены модели глагольных предложений с семантикой: состояния (рл jргендер ркбес, / Кожо jргендер коркыбас ‘Стадом ходящие не испугаются, / Вместе живущие не побоятся’), физического действия (Jаткан jыланны бажына баспа, / Jаман кижини сзине киришпе ‘На голову лежащей змеи не наступай, / В разговор плохого человека не вмешивайся’), интеллектуальной деятельности (Jакшы jаманды билбейт, / Jаман кижи jакшыны билбейт ‘Добрый зла не знает, / Злой добра не знает’), локализации (Талтар сассыман jерде jретен ‘Коростель в болотистом месте живет’), физического движения (Кысту кижи кыр ажар ‘Человек, имеющий дочь, гору перевалит’), эмоционально-психических операций (Ачуга ачынба, / Сншке снбе ‘В горе не горюй, / В радости не радуйся (букв. ‘Горю не сердись, / Радости не радуйся’).

В глагольных простых предложениях прослеживается избирательное выражение главных членов: представляются наиболее важные, информативные компоненты; наблюдается пропуск избыточного члена – подлежащего-субъекта или дополенения-объекта, которые должны быть выражены личными местоимениями во 2-м или 3-м лице.

Выявленные в диссертации структурно-семантические варианты глагольных предложений в пословицах и поговорках отражают наличие в них каких-либо структурных и семантических различий, зависимость актуализации тех или иных компонентов от стремления говорящего к построению лаконичного поэтического текста.

Именные предложения (32,2 %, 454 ед.) представлены моделями предложений с семантикой: характеризации субъекта (Ачу чегенни аарчызы кп, / Ачы кижини азыгы кп ‘Из кислого молока творога много, / У охотника припасов много’), бытия (Керик кижиде мак jок, / Jаман кижиде нааjы jок ‘У жадного человека доброй славы нет, / У плохого человека друга нет’; с метафорическим локализатором: То агашты чокыган томырткада сагыш jок ‘У дятла, долбящего мерзлое дерево, ума нет’), реляции, выражающие отношение субъекта к другим субъектам или объектам (Аданы – уулы, / Аргымакты – кулуны ‘Сын – для отца (букв.

‘отца’), / Жеребенок – для скакуна’). В именных предложениях, в отличие от глагольных, главный член – подлежащее – присутствует всегда. Как глагольные, так и именные предложения подвержены метафоризации.

Поэтико-синтаксические особенности сложных предложений в пословицах (п. 2.4.). Для синтаксиса алтайских пословиц характерны разные виды сложноподчиненных и бессоюзных предложений, выражающие основные логические отношения: условия, времени, уступки, причины и следствия, определения. Для их структуры характерны такие стилистические приемы, как аллитерация, лексический повтор в конце, т.е. эпифора.

разновидностями сложного предложения: определительными (Узанганы ус болор, / Уурданганы уурчы болор ‘Кто мастерит, тот мастером станет, / Кто ворует, тот вором станет’); условными (Jакшыны ээчизе, оозы jуулу, / Jаманды ээчизе, бажы канду ‘За добрым последуешь, твой рот в сале, / За дурным последуешь, твоя голова в крови’), сравнительносопоставительными (Jс jожо ат болгончо, / Сок jаыс jгрк болзын ‘Чем сто смирных лошадей будет, / Лучше один единственный скакун будет’), цели (Уйуктарга – тжи jок, / Уйаларга – jзи jок ‘Чтобы заснуть – сна нет, / Чтоб устыдиться – совести (букв. ‘лица’) нет’ (следует стыдиться своих пороков), уступки (Боро до болзо, мал эмей, / Бойдо до болзо, бала эмей ‘Хотя и серый, все равно конь, / Хотя и холост, все равно ребенок’), времени (Суузаганда – сууда тату неме jок ‘Когда хочется пить – / Слаще воды ничего нет’), относительными (Адазы кандый – балдары андый ‘Какой отец – такие и дети’). В пословицах, выраженных в форме сложноподчиненных предложений, наблюдаются аллитерация, анафора, звуковые и лексические повторы, придающие им ритмическую стройность и поэтическое благозвучие. Сложные пословичные предложения являются составными частями синтаксического параллелизма.

К бессоюзным сложным предложениям относятся лишь такие конструкции, которые имеют смысловую связь частей (29 ед., 2 %) и выражают 4 разновидности отношений: противительные (Оозыла этпе – / Колыла эт ‘Не ртом работай – / Руками работай’), изъяснительные (Кижиге кйнбей jр – / Ырызыды крбй калары ‘Человеку не завидуй – / Свое счастье не заметишь’), причинно-следственные (Ккти ни сериген – / Ксти кни башталган ‘Голос кукушки притих – / Осенние дни начались’), условные (Колыла берерзи – / Будыла jоборзы ‘Руками отдашь – / Ногами заберешь’). Бессоюзие (асиндетон) в них служит особым поэтическим приемом построения лаконичного стихотворного текста. В их структурах наблюдаются такие обязательные стилистические элементы, как параллелизм и аллитерация.

Впервые проведенный анализ синтаксиса кеп ле укаа сстр показал богатство и разнообразие их поэтико-синтаксических форм, обусловленные разнообразием живой народно-поэтической речи. Наиболее предпочтительными являются простые глагольные и именные предложения, в которых количество компонентов не превышает трех. Пословицы или поговорки включают в cинтаксический состав только самые необходимые для выражения смысла слова. Важной поэтико-синтаксической особенностью рассматриваемых фольклорных единиц является то, что элементарная основа предложений в их составе, отражаемая в моделях, сохраняется не полностью, некоторые компоненты «отсекаются».

Для сжатия информации используется компрессия, осуществляемая способом субстантивации. Дополнение структуры элементарных простых, глагольных и именных, предложений субстантивированными предикатами или определениями, в большинстве случаев выраженными прилагательными и причастиями, свидетельствует об их неэлементарности, осложненности.

Различные стихотворные приемы, такие как аллитерационная рифма, повтор задают устойчивость композиционно-синтаксической структуры паремий.

В четвертой главе «Алтайская паремическая картина мира»

реконструирована паремическая картина мира, представленная в кеп ле укаа сстр. Термин паремическая картина мира, которым обозначается «наивная» картина мира, объективированная в пословицах и поговорках, отражает интеллектуальное и эмоционально-ценностное отношение народа к действительности. Паремическая картина мира – это часть фольклорной и языковой картин мира, она «консервирует» принятые в обществе нормы морали, ценности, стереотипы поведения.

В параграфе 1 представлена реконструкция паремической картины мира на основе концептов, объективируемых пословицами и поговорками.

Концептуальное ядро этих текстов составляют две концептуальнотематические макрогруппы: пословицы, отражающие концептуализацию человека, и пословицы, отражающие предметную концептуализацию.

Большинство алтайских паремий репрезентирует макроконцепт КИЖИ ‘ЧЕЛОВЕК’ (то есть в 1141 ед., в 81 % всех паремий). С ним связаны представления о следующих сторонах человека: социальных (в 334 ед., 24 %: Jаказы jок тон болбос, / Jааны jок jурт болбос ‘Без ворота шуба не бывает, / Без старшего семьи не бывает’), экономических (трудовых) (в ед., 15 %: Иженчиле ыраак барбазы, / Ижиле jол алары ‘С надеждой далеко не уйдешь, / Своим трудом дорогу осилишь’), речевых (в 185 ед., 13 %: Кп адып, мерген болбос, / Кп айдып, чечен болбос ‘Много стреляя, метким не станешь, / Много говоря, речистым не станешь’), духовнонравственных (в 168 ед., 12 %: Уйку кс йкр, / Уйат мадай jарар ‘Сон глаза точит, / Стыд лоб расколет’ (т. е. вынудит краснеть)), биологических (в 140 ед., 10 %: Эр jиидиркек кксинде, / Кыс jиидиркек кзинде ‘Молодость мужчины в его сердце, / Молодость девушки в ее глазах’), интеллектуальных (в 75 ед., 5 %: Тенекти кктпе, / Тедни рет ‘Глупого не поощряй – / Умного учи’), эмоциональных (в 30 ед., 2 %: Снгенде – сре сыктаар ‘Очень радоваться – горько плакать’). Человек выступает как носитель различных внешних признаков и внутренних качеств. Концепт НЕМЕ ‘ПРЕДМЕТ’ представлен в меньшем количестве паремий (269 ед., или 19 %), в них даются определения качеству и количеству вещей, утверждается их польза для человека, даются советы о том, как относиться к своим вещам (бережно, экономно и т. д.): Кой кепти кичееп кий, / Эчки кепти эптеп кий ‘Овечью шубу бережно носи, / Козью шубу, приспосабливаясь к ней, носи’.

Некоторые характеристики человека отражены в бинарных оппозициях, актуальных для алтайской лингвокультуры. Отсутствие бинарности является показателем того, что некоторые признаки макроконцепта не объективированы.

Привлечение экспериментальных данных для уточнения состава и семантики алтайских пословиц и поговорок (п. 1.1.). Для фиксации этих жанров, уточнения их семантики и прагматики нами был проведен опрос респондентов по репрезентантам концептов. Такой способ оказался эффективным для сбора материала. Проведенное полевое исследование показало устойчивый характер коллективных представлений о многих понятиях, что свидетельствует о стабильности и сохранении традиций в современном алтайском обществе.

Эксплицитность / имплицитность концептуальных смыслов пословиц и поговорок (п. 1.2.). По наличию образных компонентов все паремии подразделены на три типа: 1) пословицы и поговорки с прямой мотивировкой значений (всего 740 единиц, 52 % от общего объема картотеки): Jокту байыза, jогын ундубас, / Бай jоксыраза, байын ундубас ‘Бедный разбогатеет, нищету свою не забудет, / Богатый обеднеет, богатство свое не забудет’; 2) пословицы и поговорки с частичной образной мотивировкой значений (всего 602 единицы, 43 %): Кедер ат кемге де керек jок ‘Упрямый конь никому не нужен’; 3) пословицы и поговорки с полной образной мотивировкой значений (68 единиц, 5 %): Jылу jерди jылан ср ‘Теплое место змея любит’.

классифицируются на основе их общего смысла, или семантического инварианта. Пословицы, как с прямыми значениями, так и с переносными, могут относиться к одной смысловой модели, т. е. быть синонимичными.

Некоторые из них являются вариантами одной и той же пословицы.

Сущность того или иного концепта или его признака раскрывает множество семантических инвариантов пословиц.

В параграфе 2 представлена реконструкция макроконцепта КИЖИ ‘ЧЕЛОВЕК’ и смысловые модели, его выражающие.

Репрезентация социальных отношений (п. 2.1.). Человек в алтайской паремике выступает прежде всего как социальное лицо. Это связано с коммуникативными функциями паремийных жанров – регулировать социальные отношения. Любой человек мыслит себя как член общества, связанный с другими людьми.

Изречения с концептом АЛБАТЫ ‘НАРОД’ (63 ед., 4,3 %) утверждают нормы и правила мирного сосуществования в обществе, преимущество коллективного бытия: Сени кзи – бир кс, / Албатыны кзи – му кс ‘Твои глаза – один глаз, / Глаз народа – тысяча глаз’. Так, раскол в обществе сравнивается с разбродом в стаде: Блингенди бр jиир, / Айрылганды айу jиир ‘Расколовшихся волк съест, / Разлучившихся медведь съест’..

Паремии с концептами НКР ‘ДРУГ’ – ШТ ‘ВРАГ’ (17 ед., 1,2 % – 1 ед., 0,1 %) направлены на утверждение дружбы как залога мирного сосуществования людей в обществе: чалк. Тьакшы кижиде крштер кп, / Ужакшьи кижиде штглер кп ‘У хорошего человека друзей много, / У плохого человека врагов много’; тув. Эки кижее эш хй, / Эки аътка ээ хй ‘Доброму коню много хозяев найдется, / Хорошему человеку много друзей найдется’.

Паремии, объективирующие концепты ЭЭЗИ ‘ХОЗЯИН’ – АЙЫЛЧЫ ‘ГОСТЬ’ (7 ед., 0,5 % – 7 ед., 0,5 %), утверждают правила, как хозяин должен принимать гостей и как гости должны вести себя: Тбсинде санаалуны / Тринде айылчы отуратан ‘У умного на почетном месте гость сидит’; Тойгон jерде тогус конбо, / Отурган jерде отус конбо ‘Там, где ел, девять раз не ночуй, / Там, где сидел, тридцать раз не ночуй’.

Пословицы и поговорки с концептами ЭР КИЖИ ‘МУЖЧИНА’ – Й КИЖИ ‘ЖЕНЩИНА’ (13 ед., 0,9 % – 13 ед., 0,9 %) отражают представления традиционного алтайского общества, в котором мужчина считался не только продолжателем рода, но и его защитником, поэтому в пословицах подчеркивается превосходство мужчин перед женщинами: Алтын башту кадытта / Арык башту эр артык ‘Лучше мужчина с худой головой, / Чем баба с золотой головой’. Проблему выбора будущей жены алтайцы обсуждают открыто, что подтверждает ее значимость. Даются советы жениться на своих женщинах с положительными морально-нравственными качествами (Орус йл кижиде амыр jок ‘У человека, подстелившего под голову собаку, сна нет, / У человека с русской женой покоя нет’). Такие пословицы могли появиться в результате осознания алтайцами неудачных браков с представительницами иной культуры и национальности. Не советуют брать в жены дочь плохой матери. В традиционном обществе плохой считалась мать, которая не смогла привить своей дочери правила благопристойного поведения.

Концепты БАЛА ‘РЕБЕНОК’ – ЭНЕ-АДАЗЫ ‘РОДИТЕЛИ’ (63 ед., 4,3 %) объективированы в пословицах с наставительной функцией, утверждающих нормы взаимоотношений между родителями и детьми. Дети для алтайца – богатство. Акцентируется роль родителей в воспитании детей: Энел кижи токуналу, / Адалу кижи омок ‘Человек с матерью спокоен, / Человек с отцом бодр’.

Паремии с концептом ТРНДР ‘РОДСТВЕННИКИ’ (44 ед., 3 %), определяют правила взаимоотношений между членами рода. Наличие родственников означает, что человек не одинок, у него есть поддержка:

Агаш тазылы jер ткре, / Кижи тазылы эл ткре ‘Корни деревьев внутри земли, / Корни человека внутри рода’.

Социальные признаки бай ‘богатый’ – jокту ‘бедный’ (21 ед., 1,5 % – 27 ед., 1,9 %) характеризуют макроконцепт ЧЕЛОВЕК по наличию накопленного богатства. Положительная оценка дается богатому и добродетельному человеку, отрицательная – богатому и скупому, жадному.

Майда тамар, / Байда jедер ‘С масла капнет, / От богатого достанется’.

Осуждаются все пороки богачей: их скупость, жадность, высокомерие.

Немаловажное значение для алтайцев имеет концепт КУДАЙ JАЫ ‘РЕЛИГИЯ’ (10 ед., 0,7 %). В некоторых из них отразилось негативное отношение алтайцев к священникам. Исторически это связано с тем, что христианизация алтайцев-язычников в XIX в. проводилась в ряде мест насильственными способами: Серенке одында чок jок, / Серкпе jаында чын jок ‘От спичечных палочек угля нет, / В церковной вере правды нет’.

К шаманам тоже относились неоднозначно, считая их лентяями и обманщиками: Уйалбаза, кам болор, / Jалкуурбаза, ус болор ‘Не постыдится – шаманом станет, / Не поленится – мастером станет’. В прошлом в повседневной жизни алтайцев официальная религия не играла важной роли, однако это не означает, что вера как залог духовной гармонии в жизни алтайцев не существовала, теистические идеи существуют в любой культуре. Телеологическая ценность веры в Бога как залога благополучного жития человека в алтайских паремиях выражена в пословице: Кумагы jок суу болбос, / Кудайы jок эл болбос ‘Река без песка не бывает, / Народа без Кудая не бывает’.

Концепт ТРЛ JЕР ‘РОДНАЯ ЗЕМЛЯ’ (23 ед., 1,6 %) в пословицах тесно связан с другим концептом JУРТ ‘ЮРТА’, ‘ДОМ’. Дом метафорически ассоциируется с гнездом, а сам человек – с птицей: Кийик уйалу, / Кижи – тнкт ‘Зверь с гнездом, / Человек – с дымоходом’. Родная земля определяется как простанство своего рода и ассоциируется с горами, реками, зелеными лугами. Ценность родной земли осознается человеком тогда, когда он вдали от нее. В психологическом плане жизнь на родной земле более благоприятна для человека, чем на чубжине. Душевный комфорт не менее важная составляющая для благополучия человека.

Паремии, репрезентирующие социальную сферу человека, утверждают, что залогом успеха человека в социуме является соблюдение принципов взаимопомощи, коллективизма, терпимости.

Репрезентация экономических отношений. Экономические отношения представлены в паремиях, связанных с трудовой деятельностью человека.

Признаки иштенкей ‘трудолюбивый’ – jалку ‘ленивый’ (65 ед., 5 % – 72 ед., 5,4 %) характеризуют облик человека в обществе. Образы работящего и ленивого человека описываются с помощью характеристик его частей тела, имеющих символические значения, а также с помощью поведенческих характеристик: Иштенкейди колы jалбак, / Jалкуны jалмажы jалбак ‘У работящего руки широкие, / У ленивого зад широкий’; Jалку айды jадынла ткрер ‘Ленивый месяц лежа проведет’.

ИШ ‘ТРУД / РАБОТА / ДЕЛО’ (23 ед., 1,7 %) определяется как ценность, необходимость и залог материального благополучия человека: Агаш ренине танылар – / Кижи дезе ижиле ‘Дерево узнают по плодам, / А человека – по делам’. Результатом труда может быть заработок: Канча кире иштезе – / Анча кире алары ‘Сколько поработаешь – / Столько и получишь’. В традиционном сознании алтайцев деньги (3 ед., 0,2 %) понимаются как антиценность и противопоставляются настоящей ценности – человеку: Кижи – алтын, / Акча – чаазын ‘Человек – золото, / Деньги – бумага’; Ат – канат, / Акча – тбек ‘Конь – крылья, / Деньги – беда’.

Алтайцы своеобразно определяют такие экономические понятия, как КИРЕЛТЕ ‘ПРИБЫЛЬ’ – ЧЫГЫМ / КОРОЛТО ‘УБЫТОК’ (2 ед., 0,15 % – ед., 0,15 %): Капка киргени – кирелте, / Капта чыкканы – чыгым ‘То, что в кожаную суму попадает, – прибыль, / То, что из сумы выходит, – убыток’.

Пословицы и поговорки, отражающие экономические отношения людей в обществе, также втянуты в морально-этическую сферу. Многие из них осуждают лень, тунеядство и пьянство, жадность. Ценностными доминантами выступают трудолюбие, честное отношение к труду, взаимовыручка.

Репрезентация речевой деятельности (п. 2.3.). Пословицы этой сферы отражают этнические речеповеденческие стереотипы. Цель таких паремий – установление межличностных отношений в обществе, искоренение отрицательных качеств, проявляющихся в речевом поведении человека, что облегчает понимание его другими людьми и позволяет установить дружеские контакты. Так, основная идея паремий, раскрывающих необратимость слова, состоит в напоминании о необходимости следить за речью, быть осторожным в словах: алт. Айткан сс – аткан ок ‘Сказанное слово – пущенная стрела’; якут. Киhи тыла – ох ‘Человеческое слово – стрела’; шор. Ат пожананын тударзы, / Сс пожананын тутпассы ‘Вырвавшуюся на волю лошадь поймаешь, / Сказанное слово не поймаешь’.

Слово, процесс говорения противопоставляются молчанию. В паремиях этой группы отмечается, что молчание или неумение высказываться в ответ, неумение постоять за себя в конфликте вредят человеку (Агаш jымжагын курт базар, / Айдынып албасты сс базар ‘Мякоть дерева червь раздавит, / Не умеющего говорить слово раздавит’).

В коммуникативной ситуации в речевом поведении человека проявляются различные качества: красноречивость, болтливость, многословность, хвастовство, лживость, клевета. Болтливость и многословность приписываются бездеятельным людям, в противовес этому немногословность – трудолюбивым.

Пословицы и поговорки о правде и лжи употребляются в ситуациях, когда необходимо призвать собеседника к искренности и честности.

Концепт ЧЫН ‘ПРАВДА’ (16 ед., 1,1 %) представляется как нечто необходимое, важное, обладающее абсолютной ценностью, концепт ТГН ‘ЛОЖЬ’ (19 ед., 1,3 %) – как антиценность: Тч тгн болгончо, / Койончо чындык болзын ‘Чем ложь с верблюда, / Лучше правда с зайца’.

Репрезентация духовного мира (п. 2.4.). АК ‘ДОБРО’ (3 ед., 0,2 %) образно ассоциируется с белым цветом, с цветом жизни, благословения, а КАРА ‘ЗЛО’ (3 ед., 0,2 %) – с черным цветом, цветом смерти, проклятия: Ак дегени – алкыш, / Кара дегени – каргыш ‘Белое – благословение, / Черное – проклятие’. Эти представления о добре и зле выступают смыслообразующими доминантами, и на их основе формируются представления о добром или злом человеке ак сагышту ‘добрый’ – кара сагышту ‘злой’ (6 ед., 0,4 % – 11 ед., 0,8 %). В тюркской, в частности алтайской, концептуальной картине мира эти качества связаны с умственными способностями человека. По представлениям алтайцев, ум закладывается в момент зачатия. По пословицам, сущность злого или доброго человека не меняется в течение всей его жизни.

Добро и зло связаны с мыслями и поступками личности. Признаками добродетели являются килекей ‘жалостливый’ (в 3 изреч., 0,2 %), быйанду / алкышту ‘благодарный’ (3 ед., 0,2 %), береечи ‘дающий’ (5 ед., 0,4 %), коркыбас / jалтанбас ‘бесстрашный, смелый’ (6 ед., 0,4 %). Жалости заслуживает хороший человек: Jошкынды jеткер сакыыр, / Jакшыга jон килеер ‘Плохого беда ждет, / Хорошего народ пожалеет’. Но жалеть плохого человека – это то же самое, что сделать зло самому. Жалость определяется как грех: Килегени – кинчек, / Jазаганы jарамас ‘Кого пожалеешь, тот – зло, / Что заранее приготовишь, то не подойдет’; Боорсозо – боорына тебер ‘Пожалеешь – [а тот] твою печень пнет’ (т.е. сделает больно душе).

Щедрый (всего 8 ед.) определяется как человек дающий: Астамчыны кзи копток / Алкыштуны колы блтк ‘У жадного глаза завидущие, / У благодарного руки щедрые’. Жадность и скупость (21 ед.) – близкие, но не тождественные понятия, всегда оцениваемые отрицательно. Понятие керик / кысканчак кижи ‘скупой человек’ (16 ед., 1,1 %) толкуется как чрезмерно, до жадности бережливый, избегающий расходов: Кысканчакты колы кыска ‘У скупого руки короткие’. Жадность может проявляться по отношению к деньгам и имуществу. Жадный человек’ (5 ед., 0,4 %) определяется как стремящийся к наживе: Астамчыны кзи тойбос, / Ачапты карды тойбос ‘У скупого глаза не насытятся, / У жадного живот не насытится’.

Отрицательную оценку выражают признаки макроконцепта КИЖИ ‘ЧЕЛОВЕК’: коркынчак ‘трусливый’, кйнчек и адаркак ‘завистливый’, уйалбас ‘бесстыдный’, эки jст ‘двуличный’, чш ‘упрямый’, шткй ‘мстительный’, jамыркак ‘высокомерный’, тсейген ‘тихий, замкнутый’, улуркак ‘важный’.

Местом локализации стыда, по представлениям алтайцев и других тюрков Сибири, является лицо, точнее, лоб. Бесстыдный человек характеризуется различными перифразами: у него лица нет, у него лоб гладкий, толстый, сухой, т.е. чистый, без покраснения от стыда. Отсутствие лица метафорически означает отсутствие совести, стыда. Уйуктаза – тжи jок, / Уйаларга – jзи jок ‘Чтобы заснуть – сна нет, / Чтоб устыдиться – лица (букв. совести) нет’; Уйалбас кижини мадайы киле ‘У бесстыдника лоб гладкий’ (т.е. нет совести).

Понятие ‘двуличный человек’ выражается фразеологизмом эки jст кижи. Неискренняя речь порождается осознанно и намеренно, но этот факт может быть скрыт от собеседника: алт. Алдына алкаар, / Арказына айдар ‘В лицо хвалит, / Со спины поносит’. Поведение неискреннего, коварного человека может быть переменчиво, ср. с шор. Чабал кижини азаы сегис, пажы тоус ‘У плохого человека ног восемь, голов девять’, поэтому лицемера образно сравнивают со змеей, которая обладает красивой кожей, но может быть ядовитой и опасной для жизни человека; с животными с пестрым окрасом: Кирзе – май, / Чыкса – jылан ‘Войдет – масло, / Выйдет – змея’. Использование образа змеи характерно и для русских, тувинских, хакасских пословиц.

Большинство пословиц морально-этической субконцептосферы характеризует отрицательные качества человека (125 упомин.), положительные качества представлены в меньшей мере (45 упомин.).

Репрезентация жизни человека (п. 2.5.). Среди кеп ле укаа сстр есть такие, концептуальное содержание которых связано с биологическими периодами и физическими состояниями человека. Жизнь человека, как и любого живого существа, имеет свое начало и конец: Jыртылбас кийим jок, / Учы jок jрм jок ‘Нервущейся вещи нет, / Без конца жизни нет’.

Представления о жизни и смерти связаны с релизиозными верованиями. По представлениям тюрков, смерть – это конечный «пункт», куда человек «отправляется», «уезжает», он называется ол jер ‘та земля’ (ср. с рус. тот свет), или алтыгы jер ‘Нижний мир’. Человеку свойственно расти, жить, а затем стариться и умирать: алт. Сынбас темир jок, / лбс тынду jок ‘Нет железа, которое бы не ломалось, / Нет живого существа, которое бы не умирало’; тув. шкен от кывар, / лген кижи турбас ‘Погасший огонь не вспыхнет, / Умерший человек не встанет’. Смерть и старение ассоциируются с поломкой, износом вещей, затуханием огня. В изречениях о жизни и смерти дается ответ на вопрос, как следует правильно жить.

Содержание концептов JРМ ‘ЖИЗНЬ’ и ЛМ ‘СМЕРТЬ’ тесно связаны с концептом САЛЫМ ‘СУДЬБА’ (10 ед., 0,7 %), который понимается как «главная линия жизни», «участь», «доля», «удел». Судьба в значении «участь», «доля» определяет жизнь человека. Человек как биологическое существо живет на земле столько, сколько предначертано ему свыше богом, судьбой: лмне тпзи, / Салымна артпазы ‘Смерти не минуешь, / От судьбы не уйдешь’. Время же представляется судьей, который судит человека по его делам, совершенным в течение жизни (йд jаан jаргычы jок, / йл чжри jок ‘Нет судьи выше времени, / Нельзя шутить со временем’).

Физические признаки макроконцепта КИЖИ ‘ЧЕЛОВЕК’ кчт ‘сильный’ – кчи jок ‘слабый’ (14 ед., 0,9 % – 14 ед., 0,9 %) отмечаются применительно к его физическому и интеллектуально-духовному состоянию. Физическая слабость обусловливает и духовную слабость: Бос бойыныла алдын сананар ‘Слабый только о себе и думает’. В изречениях о силе и слабости отмечается, как следует относиться к слабым и старым людям: Бкзиребес болзо, / Сеге кем де кдрилбес ‘Если ни перед кем не будешь похваляться своей силой, / Против тебя никто не станет выступать’.

Отмечается изменчивость этих качеств у человека: сильный человек может ослабеть: Торко до ээлеп jыртылар, / Ты да кижи оорып базылар ‘И шелк, износившись, порвется, / И сильный человек, заболев, сникнет’.

Внешняя красота человека менее значима во взаимоотношениях людей:

более ценными являются умственные, морально-нравственные качества.

Физическая сфера вовлекается в морально-этическую: с помощью пословиц о старости, призывают к уважительному отношению к пожилым и слабым людям, к терпеливому отношению сильных к слабым.