На правах рукописи

БАРКОВСКИЙ ПАВЕЛ ГЕОРГИЕВИЧ

ВЛИЯНИЕ СКАНДИНАВО-ГЕРМАНСКИХ И ВИЗАНТИЙСКИХ

ПРАВОВЫХ ТРАДИЦИЙ НА ФОРМИРОВАНИЕ КНЯЖЕСКОЙ

ВЛАСТИ И СИСТЕМЫ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ

В ДРЕВНЕРУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ IX – XIII ВВ.

(ИСТОРИКО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ)

Специальность 12.00.01. – Теория и история права и государства;

история учений о праве и государстве

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук

Санкт-Петербург

Работа выполнена на кафедре государственного и административного права ГОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный инженерноэкономический университет»

Научный руководитель: доктор юридических наук, профессор Чибинёв Вячеслав Михайлович

Официальные оппоненты: доктор юридических наук, доцент Оганесян Степан Мхитарович кандидат юридических наук, доцент Лядов Алексей Олегович

Ведущая организация: ФГОУ ВПО «Санкт-Петербургский университет Государственной противопожарной службы МЧС России»

Защита состоится «14» мая 2010 года в «11» часов на заседании Диссертационного совета Д 212.219.06 при ГОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный инженерно-экономический университет» по адресу:

191002, Санкт-Петербург, ул. Марата, д. 27, ауд. 422.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «СанктПетербургский государственный инженерно-экономический университет»

по адресу: 196084, Санкт-Петербург, Московский пр., д. 103а.

Автореферат разослан « » апреля 2010г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат юридических наук, профессор Н.М. Голованов

I.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследуемой проблемы определяется, с одной стороны, многоаспектностью проблематики, связанной с: осмыслением природы, места и роли княжеской власти в государственной системе управления и формированием законодательства Древней Руси IX-XIII вв., а с другой – отсутствием единства во мнениях по поводу скандинаво-германского и византийского влияния на формирование института княжеской власти и законодательства Древнерусского государства.

Киевская Русь IX-XIII веков - это, во-первых, колыбель государственности трех братских народов - русских, украинцев и белорусов, а во-вторых, это одна из крупнейших держав средневековой Европы, игравшая важную историческую роль в судьбах народов и государств Запада, Востока и отдаленного Севера.

Русь, обозначившаяся в начале IX века, очень скоро стало известным во всех концах Старого Света: английские, норвежские и французские короли стремились завязать брачные связи с великими князьями Киева; Византийская империя была постоянным торговым контрагентом Руси, а на воетоке русские купцы плавали по всему "Хорезмийскому" (Каспийскому) морю и с верблюжьими караванами доходили до Багдада и Балха (современный Афганистан). Шведские искатели приключений - варяги - стремились проникнуть на Русь и примкнуть к русским заморским экспедициям или наняться на службу к киевскому князю.

Важность и необходимость исследования Киевской Руси как первого государственного образования, сплотившего многие десятки племен и народов и поднявшего их от примитивной первобытности к высокоорганизованной феодальной державе, вполне осознавалась уже нашими предками: "Повесть временных лет", созданная в начале XII века, копировалась и размножалась переписчиками на протяжении более 500 лет. Грамотная часть царской России изучала и хорошо знала историю княжеских династий, войны князей, деятельность епископов и патриархов, царские законы и установления.

В настоящее время появилось много новых источников, которые ранее не привлекались к исследованию государственных и юридических проблем прошлого, прежде всего архивных данных, в которых отражены результаты многолетних археологических исследований Древней Руси, а также новейшие открытия. Эти источники нуждаются в сохранении, обобщении, во введении их в научный оборот, поскольку многие страницы отечественной истории государства и права в письменных источниках отражены недостаточно, огромное количество вопросов ждет своего разрешения.

Без знания истории формирования княжеской власти и законодательства в древнерусском, а также исследования влияния скандинаво-германского и византийского государственно-правовых традиций невозможно осуществить обоснованный историко-правовой анализ развития нашей страны и построения эффективной социально-экономической политики на основе адекватных механизмов государственного регулирования всех сторон жизни общества. Тема далеко не исчерпана и настало время синтезировать классические исторические знания с археологическими и юридическими, чтобы создать цельную картину зарождения системы государственной власти и правового регулирования правоотношений в Древней Руси.

Степень разработанности темы. Формирование княжеской власти и законодательства в Древнерусском государстве IX – XIII вв. интересовала многочисленных исследователей XVIII-XXI вв.

Особое место занимают труды: М.Н. Бережкова, М.А.Дьяконова, Н.П. Загоскина, В.О. Никольского, А.Нечволодова, К.А. Неволин, Н.Костомарова, Н.А.

Лавровского, А.С. Павлова, А.Е.Преснякова, П.Н. Мрочек-Дроздовский, А.А.Шахматова, М.В.Довнар-Запольского, И. Ф. Г.Эверса, Энгельман И..

В конце XVIII - начале XX вв. появляются и собственно правовые исследования М.Ф. Владимирского-Буданова, П.В. Голубовский, С.Е. Десницкого, П.И. Беляева, Н.И. Ланге, Ф.И. Леонтовича, Н. В. Калачова, А.А. Куника, Д.Л.

Самоквасова, А.Н. Филиппова, Б.Д. Чичерина, К.Д. Кавелина, В.И Сергеевича, М. Ковалевского, А.Ф. Кистяковского, Г.Ф. Пухта, Н.С. Таганцева, Э.С. Тобина, С.Н. Викторовского.

Исследования государственно-правовых проблем получили дополнительный импульс в послеоктябрьский период. Прежде всего, это труды Б.Д. Грекова, В.В. Мавродина, Л.В. Милова, Б.А. Рыбакова, В.И. Равдоникаса, В.Я. Петрухина, А.П. Новосельцева, М.Б. Свердлова, О.И. Фроянова, Е.А. Рябинина. Центральное место занимают сочинения Б.Д. Грекова «Киевская Русь» занимает характеристика общественных отношений и важнейших черт политического строя Древнерусского государства и таких его политических институтов, как княжеская власть, совет знати, вече. А.П. Новосельцев рассматривал Русь эпохи первых Рюриковичей в качестве федеративного образования. Особое внимание уделено проблемам формирования источников Древнерусского права. Е.А. Мельникова и Н.Ф. Котляр разработали концепцию «дружинного государства».

В 1949 г. вышла в свет монография С.В. Юшкова, посвященная вопросам как государственного, так и правового бытия Древней Руси. Этот ученый считал Киевскую державу дофеодальным образованием. Важный вклад в развитие правовых знаний о юридических древностях Руси внесли также О.И.Чистяков, Р.Л.

Хачатуров, С. В. Жильцов.

В целом можно отметить, что проблемами возникновения государственности и права занимались многие исследователи. Их работы обогащали сокровищницу государственно-правовых и исторических знаний, способствовали познанию истины. Однако комплексное исследование периода зарождения (IX-XIII вв.) права в эволюции древнерусской государственности не являлось предметом комплексного историко-правового исследования юридической наукой, во взаимосвязи с теми традициями и правовыми обычаями, которые были привнесены в формирующуюся правовую систему создаваемого единого Древнерусского государства.

Эмпирическую основу исследования составили летописные и хроникальные источники, как отечественные, так и зарубежные, кроме того, важное значение имеют памятники русского права, такие как: закон Русский, Русская Правда, уставы, договора, и др. Для осуществления исследования автором использовались мемуары, записки и сочинения русских людей, иностранных дипломатов и путешественников. При работе над темой исследования были использованы архивные фонды: института истории материальной культуры РАН и государственного исторического музея.

Объектом исследования является феномен княжеской власти и формирование законодательства в Древнерусском государстве IX – XIII вв. в контексте преемственности скандинаво-германских и византийских традиций государственно-правового устройства и их влияние на эволюцию государства и права России.

Предметом исследования являются проблемы влияния и приемственности скандинаво-германских и византийских традиций на формирование княжеской власти и законодательства в Древнерусском государстве IX – XIII вв.

Хронологические рамки исследования охватывают период с IX по XIII вв..

Главная цель исследования заключается в том, что бы исследовать влияние скандинаво-германских и византийских правовых традиций на формирование княжеской власти и законодательства в Древнерусском государстве IX – XIII вв.

Для достижения этой цели автором решаются следующие задачи.

исследовать предпосылки и особенности формирования государственности и органов государственной власти на Руси;

проанализировать влияние скандинаво-германских традиций на формирование и правовую природу княжеской власти в Древнерусском государстве;

охарактеризовать влияние церкви на развитие Древнерусской государственности;

провести анализ социальных норм действовавших в догосударственных и протогосударственных образованиях на территории Древнерусского государства;

исследовать памятники иноземного права и выявить их влияние на формирование законодательства Древнерусского государства;

определить особенности происхождения Русской Правды, исследовать её содержание и источники;

определить особенности происхождения Пространной Русской Правды и выявить влияние византийских правовых традиций на её формирование;

исследовать проблемы удостоверения русских актов в контексте восточно-римского права.

Методологическая основа исследования. В основу исследования автором были положены принципы познания социальных явлений, в том числе политико-правовых идей, теорий, концепций в их историческом развитии и, вместе с тем, во взаимосвязи, взаимообусловленности, с точки зрения теории и практики, истории и современности.

Кроме того, методологическую основу исследования составили современные методы познания, выявленные и разработанные юридической наукой и практикой: метод обобщения, исторический и логический методы, методы индукции и дедукции, аналитический и синтетический методы, метод абстрагирования и восхождения от абстрактного к конкретному, метод аналогии и др. Из специальных методов в ходе исследования применялись метод сравнительноисторического анализа, а также социологический и психологический методы.

Теоретическую основу исследования составили труды отечественных ученых в области теории и истории права и государства, истории правовых учений и других отраслей юридической науки: С.С. Алексеева, Д.Н. Альшица, С.В.

Бахрушина, П.И. Беляева, М.Н. Бережкова, И.Н. Болтина, Г.В. Вернадского, С.Б.

Веселовского, М.Ф. Владимирского-Буданова, С.Н. Викторовского, Б.Д. Грекова, П.В. Голубовский, Н.Ф. Демидова, С.Е. Десницкого, М.В.Довнар-Запольского, М.А.Дьяконова, Н.П. Ерошкина, С.В. Жильцова, Н.П. Загоскина, Д.И. Иловайского, И.А. Исаева, К.Д. Кавелина, Н.В. Калачова, Н.М. Карамзин, А.Ф. Кистяковского, В.О. Ключевского, М. Ковалевского, Н.Костомарова, Н.Ф. Котляр, Л.Н. Гумилева, А.А. Куника, Н.А. Лавровского, Н.И. Ланге, Ф.И. Леонтовича, Н.П. Лихачева, Е.Г. Лукьяновой, В.В. Мавродина, Е.А. Мельникова, Л.В. Милова, П.Н. Мрочек-Дроздовский, А.Нечволодова, К.А. Неволин, А.П. Новосельцева, В.О. Никольского, А.С. Павлова, Н.П. Павлова-Сильванского, В.Я. Петрухина, А.Е.Преснякова, М.Н. Покровского, А.В. Полякова, А.Е. Преснякова, В.Н.

Протасова, Г.Ф. Пухта, В.И. Равдоникаса, Б.А. Рыбакова, Е.А. Рябинина, В.П.

Сальникова, Д.Л. Самоквасова, М.Б. Свердлова, В.И Сергеевича, Р.Г. Скрынникова, С.М. Соловьева, Н.С. Таганцева, В.Н. Татищева, Ю.А Тихомирова, Э.С.

Тобина, И.Я. Фойницкого, О.И. Фроянова, А.Н. Филиппова, Р.Л. Хачатуров, О.И.Чистяков, Б.Д. Чичерина, А.А. Шахматова, И.Ф. Г.Эверса, И.Энгельман, С.В. Юшкова, Л.С Явича и др.

Научная новизна исследования вытекает из характера поставленных исследовательских задач, которые обусловлены пробельностью и противоречивостью трактовок в определении влияния скандинаво-германских и византийских правовых традиций на формирование княжеской власти и законодательства в Древнерусском государстве IX – XIII вв.

Кроме того, научная новизна исследования определяется и тем, что работа представляет собой комплексное историко-правовое исследование в котором с социально-экономических, исторических, политико-правовых, этнических и геополитических факторов, сыгравших роль предпосылок, рассмотрен процесс зарождения княжеской власти и законодательства в Древнерусском государстве IX – XIII вв., формировавшихся под влиянием скандинаво-германских и византийских государственно-правовых традиций.

В работе исследуется ряд письменных источников летописного и хроникального наследия по истории Древней Руси. В работе определено варяжское и византийское влияние на формирование княжеской власти, русского права и в целом государства; проведён анализ источников Древнерусского права.

На защиту выносятся следующие основные положения, в которых отражена научная новизна исследования, содержаться новые концептуальные подходы и выводы:

1. В летописи рассказывается, что племена, обитавшие в Приильменье (как славянские кривичи, словене, так и неславянские меря и чудь), вынуждены были платить дань варягам. Недовольные таким положением, они восстали, изгнали их за море, начали жить независимо. Однако вскоре между ними начались раздоры. Чтобы найти выход из тупика, они пригласили в качестве верховного посредника независимую силу («князя поищем, иже бы володел нами и рядил ны по праву»). В этой роли выступили варяжские вожди. Таким образом, автор утверждает, что княжеская власть фигурирует в рассказе как гарант уже сложившихся правовых норм, а не как их создатель. В тексте сказания последовательно проведена идея, что установить порядок в обществе, прекратить конфликты между «родами» или племенами может только стоящая над ними княжеская власть.

Главные ее функции справедливое управление и суд. Играющая столь важную роль в жизнедеятельности раннесредневекового «варварского» государства военная функция никак сложившееся на местной почве и первоначально призванное внушить населению региона идею необходимости существования княжеской власти не отмечена и не выделена. Это позволяет думать, что перед нами предание.

2. В научной литературе довольно широко распространилась точка зрения, что в сказаниях и летописях говорится о «ряде» договоре, заключенном варяжскими князьями с пригласившими их племенами, определявшем условия, на которых они должны были править этими племенами. Автор доказывает, что рядить в этих текстах означало не заключать договор, а устанавливать порядок «наряд», на отсутствие которого жаловались племена. Они выражали надежду, что князь установит порядок и будет справедливым судьей. О заключении договора в «Сказании» не говорится.

3. Автор отмечает, что ни в Великом Новгороде, ни в Киеве IX в. нельзя найти каких-либо чисто «варяжских» публичных институтов, даже княжеская гвардия из шведов принимала совершенно славянскую структуру дружины. С момента своего зарождения, Русское государство в поисках политических идей вовне, обращается к тюркско-хазарским образцам, а затем к византийским и болгарским, но не скандинавским. Шведскую модель королевской власти, тесно связанную с соответствующей формой язычества, в то время нельзя было ни заимствовать, ни копировать. События на Руси служат еще одной иллюстрацией той гибкости, с которой скандинавы, даже на краткое время получая обширную власть, учились у других цивилизаций. Варяги объективно стояли ниже в социальном и политическом развитии тех, кому они якобы привнесли начала государственности и права. А если допустить, что под «варягами» в историю вошли представители славянского этнического сообщества, то вполне объяснимым становится и факт об отсутствии у «варягов» чисто германо-скандинавских структур управления.

4. Тенденция к единовластию, естественным образом сохранявшаяся в Киеве, как и в Скандинавии, сочеталась с традицией родового сюзеренитета:

править «племенными» (в прошлом) волостями (фюльками) можно было не из Киева и не из «середины страны» Норвегии (по выражению Снорри), а лишь опираясь на расширяющуюся сеть городов и погостов, где сидели бы князья, связуемые хотя бы кровным родством. Отсюда стремление единовластцев Владимира и Ярослава на Руси, Харальда в Норвегии распределить столы между сыновьями, что приводило к неизбежным распрям после смерти старейшего князя.

5. Показательно, что когда в древнерусских текстах для характеристики ряда князей используется термин «самовластец» (или «самодержец»), он используется не для того, чтобы продемонстрировать читателю суверенный характер власти правителя (независимость от какого-либо иного государя), а лишь как констатация того, что у этого князя нет соправителей, он ни с кем не делит власть над «Русской землей». В этой связи автор доказывает, что древнерусские правители не стремились к приобретению каких-либо более высоких титулов, довольствуясь традиционным титулом «князя».

6. Автор выделяет первую часть Пространной Русской Правды (ПРП) в качестве так называемого Кодекса 1097 г., дополненного статьями 47 - 52 при Святополке Изяславиче. Как в первую, так и во вторую часть ПРП вошли статьи так называемого Домениального устава Святослава Ярославича (ст. 8, 32, 33, 34, 35, 37, 39, 67, 72, 75, 78, 79, 81, 82). Вторая часть Пространной Русской Правды (ПРП) создавалась путем постепенного приращения материала. В основе ее лежит Устав Владимира Мономаха (ст. 53 - 66). В 1136-1146 гг. были созданы ст.

67-73, 75-85, составлявшие Устав Всеволода Ольговича Черниговского. Примерно в это же время ПРП пополнилась статьями Устава по наследству (ст. 90-95, 98-106). В 70-х годах XII в. появилась ст. 74 «О накладах». Наконец, ст. 110-111, составляющие Устав о холопстве, были созданы при владимирском князе Всеволоде Юрьевиче в 70-х гг. XII в. Ряд дополнительных статей был присовокуплен к ПРП уже в 1209 г., когда состав статей ПРП получил свое завершение.

7. В очень ранний период (возможно, еще до создания обновленного Мерила Праведного) текст древнего списка ПРП, как и всего сборника Мерило Праведное первой четверти XII в., был восстановлен в своих угасших фрагментах по тексту одного из протографов дошедших до нас юридических сборников Пушкинского типа, как единственных носителей действующего текста ПРП. Эта работа не была сверкой или правкой, а лишь восстановлением угасшего, пропавшего текста. Таким образом, приведенные наблюдения несомненно доказывают, на наш взгляд, что в Мериле Праведном XII в. был текст ПРП. Видимо, этот сборник впервые дал официальный текст нового «свода» законов. Владимир Мономах с помощью своих юристов создал юридический сборник, где ПРП была в одном ряду с памятниками мирового уровня. Одним из них несомненно была византийская Эклога в древнерусском переводе, который был сделан, вероятнее всего, при Владимире Святославиче в конце X в.

8. Автор полагает, что при разработке тематики статей второй части ПРП («Устава Володимера Всеволодовича») юристы киевского князя отталкивались от текстов византийской Эклоги. В частности, речь идет о параграфах второго и отчасти десятого титулов Эклоги, посвященных вопросам имущественных прав супругов, их детей и других наследников.

9. По аналогии с возникновением института печати в западноевропейских странах можно предположить, что и на Руси утверждение ее правового значения соотносится не только с обычным правом, но и с каноническим. В торговле, в фискальных мероприятиях в Древней Руси в X в. могли использоваться печати, осуществляя функцию запечатывания, закрытия, т. е. играя роль особого знака, пломбы, «пятна» (метки). Эти функции характерны для начальной стадии развития института печати. Близкое к подобному пониманию печати известие содержится в ст. 28 Краткой Русской Правды, упоминающей «пятно». Отражением подобного восприятия печати является древнерусский перевод Эклоги, который был осуществлен в XI в.: слово «бфраусо» переведено «назнаменати» вместо «приложить печати», 2 что соответствует правовому представлению переводчика о печати как знаке, метке - «знамени». Печать на Руси в XII в. приобретает уже утвердительную функцию, о чем свидетельствует публичный акт XII в.

- Жалованная грамота киевского князя Мстислава Владимировича и его сына Всеволода Новгородскому Юрьеву монастырю. В начале XIII в. в грамотах смоленских князей печать как утвердительное средство упоминается в корроборационной формуле внешнеполитических актов.

Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в том, что сформулированные в нем теоретические положения и выводы, обладая элементами научной новизны, развивают и дополняют ряд разделов истории отечественного права и государства и истории политических и правовых учений.

Кроме того, комплексный характер диссертации предопределяет значимость результатов исследования для политологии, социологии, психологии, а также отраслевых юридических наук.

Полученные в ходе исследования результаты могут быть использованы: в дальнейших научных исследованиях в рассматриваемой области, в преподавании истории отечественного права и государства, истории политических и правовых учений, при разработке спецкурсов по истории древнерусского государства и прав, истории отечественного налогового права и др.

Апробация результатов исследования. Диссертации обсуждена и одобрена на заседании кафедры государственного и административного права факультета права и экономической безопасности Санкт-Петербургского государственного инженерно-экономического университета. Основные положения и выводы диссертации отражены в публикациях автора по исследуемой проблематике «Мерило Праведное» по рукописи XIV в. / Изд. под набл. и со вступ. ст. М. Н. Тихомирова. М., 1961. Л.

176 об.

Эклога: Византийский законодательный свод VIII века / Вступ. ст., пер., коммент. Е.Э. Липшиц. М., 1965. С. 52.

Структура диссертации. Поставленная проблема, объект, предмет и цели диссертации определили внутреннюю логику и структуру данной работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы, определяются цели и задачи диссертационного исследования, характеризуется научная новизна и практическая значимость работы, формулируются положения, выносимые на защиту, приводятся сведения об апробации полученных результатах исследования.

В первой главе – «Особенности формирования восточнославянской государственности и проблемы формирования институтов публичной власти в древней Руси» – выделено три параграфа: «Предпосылки формирования государственности и органов государственной власти на Руси»; «Влияние скандинаво-германских традиций на формирование и правовую природу княжеской власти в Древнерусском государстве»; «Крещение Руси и влияние церкви на развитие Древнерусской государственности»

В период формирования государственности в Древней Руси сложилось своего рода «двоевластие»: с одной стороны, органы и институты общинного самоуправления, опирающиеся на территориально-соседские связи, с другой – вожди-старейшины и князья-правители, стремящиеся к созданию своей военной, управленческой и ритуально-клановой организации в противовес стесняющим, регламентирующим и контролирующим их инициативу общинно-вечевым структурам. Причем парадокс, на наш взгляд, состоял в следующем: общинное самоуправление было более демократичным, но все более неэффективным, а военно-клановая организация публичной власти была менее демократична, но давала более эффективные средства и механизмы принуждения и насилия, что и обеспечивало лучшие условия жизнеобеспечения разросшимся общностям – племенам, союзам племен и городам-землям. Поэтому восточнославянский «вождизм» периода перехода от «военной демократии» к ранней государственности интересен сочетанием двух начал – демократического и авторитарного – в социальной жизни формировавшегося древнерусского общества, в котором публичная власть, выросшая в недрах родового, общинного и племенного самоуправления, стремилась если не порвать с ним, то, по крайней мере, с максимальной эффективностью использовать его в своих интересах.

Сформированный после призвания «варяжских» конунгов территориально-политический «суперсоюз» восточных славян, объединивший племена севера и юга Русской земли, хотя и можно, видимо, охарактеризовать в качестве раннего русского государства (или, как считал А.Н. Насонов, «полугосударства»), тем не менее созданное образование, безусловно, в полном объеме еще не соответствовало тем базовым критериям, которые позволяли бы видеть в нем государство в собственном смысле этого слова.

Во-первых, продолжалось интенсивное увеличение его территории с одновременным сокращением компактно проживающего на ней «титульного» славянского населения, частичным «размыванием» последнего местными автохтонными этносами, пришедшемся именно на X век.

Во-вторых, имевшая место «федерализация» публичных отношений выступала одним из сдерживающих факторов развития системы государственной централизованной власти, так как, несмотря на кажущуюся прочность института верховной княжеской власти, в реальной жизни на местах «политической доминантой» по-прежнему продолжали оставаться самоуправляющиеся городские общины-волости, сельские миры и родовые поселения, управлявшиеся вечевыми собраниями-сходками и собственными «светлыми князьями», а не назначавшимися из «центра» посадниками с их немногочисленными дружинами и вотчинной администрацией. Более того, процесс образования древнерусского государства с самого начала был лишен признаков централизованности, так как еще в период расселения восточных славян по территории будущей Древней Руси сформировались как минимум два равнозначных друг другу центра политикоплеменной и властной концентрации. Так, южные славяне, возглавляемые полянами, концентрировались вокруг Киева, его общины и Полянской земли в целом.

Северные славяне во главе с ильменскими словенами – объединялись вокруг Новгорода и Словенской земли3. Причем полицентризм Древней Руси инициировался, в первую очередь, условиями жесткой борьбы за существование восточных славян как этноса, оплотом которой выступали Киев и Новгород: на южном направлении – с Хазарским каганатом и кочевниками Дикой Степи, на северном – с многочисленными бандами-дружинами варягов-викингов. «Неверно, следовательно, – признают современные ученые, говоря об особенностях самоорганизации наших предков и критикуя сторонников «скандинавской версии»

древнерусской государственности, что отечественная государственность привносилась извне. Напротив, она складывалась изнутри в страновой конкуренции с державными соседями»4.

В-третьих, наметившийся процесс усиления чувства племенного единства восточных славян еще не разбудил у них национального самосознания, лежащего в основе полноценной государственности, он лишь в самых общих чертах его обозначил.

Говоря о генезисе институтов непосредственной демократии на этапе возникновения древнерусской государственности, следует признать, что в целом они получили значительное развитие. Одновременно с этим трудно не согласиться с мнением тех исследователей, которые считают, что данный процесс носил, по существу, двоякий характер. С одной стороны, это является лишним подтверждением значительного демократизма в жизни восточнославянских племен, более того – отличительным моментом всего образа их жизни и повседневного быта, устойчивости традиционных самоуправленческих институтов архаичной – «варварской» – демократии («народоправства», о котором писал еще Прокопий Толочко П.П. Дворцовые интриги на Руси. – СПб.: Алетейя, 2003. (Серия «Славянская библиотека»). – С.

Ильин В.В., Ахиезер А.С. Российская государственность... – М.: 1999. – С. 139.

Кесарийский) и их ведущей, иногда определяющей роли в становлении древнерусской государственности. С другой стороны, по мере развития государственной системы, указанные публичные структуры становились, в той или иной степени, все более неадекватными, рудиментарными, изживали себя, использовались для навязывания большинству посадского и волостного населения авторитарных решений, абсолютизации не только великокняжеской, но и местной («земельной») власти, достижения корыстных целей. В ряде исторических сочинений раннего средневековья появление княжеской власти выступает как резкий рубеж в развитии общества. Здесь мы читаем:

«почаша держати род их княжение в полях, а в деревлях свое, а дрьговичи свое, а словене свое в Новегороде, а другое на Полоте, иже и полочане»6. За этой фразой видна достаточно длительная традиция существования таких княжеств, но никак не определены момент и механизм их возникновения. Особенно примечательно с точки зрения инославянских параллелей, что создание городов, отчетливо обозначающее в исторической традиции других народов наступление нового периода (например в Болгарии и Чехии), не сопутствует, а скорее предшествует возникновению этих княжений на Руси: «Словене же седоша возле озера Илмера... и сделаша город и нарекоша и Новъгород», «уличи, тиверци седяху по Бугу и по Днепру... оли до моря, и суть городы их и до сего дне»7. Таким образом, Новгород, по версии, известной летописцу (не подтверждаемой археологическими данными), был основан уже в то время, когда словене только поселились у озера Ильмень, а о существовании у уличей и тиверцев княжеской власти летописец вообще не знает.

Если говорить о генезисе древнерусского права и той роли, которую сыграли в этом процессе «варяжские» конунги-правители, осуществляя «суд и расправу», то летописи об этом умалчивают. Однако нельзя не отметить той определяющей роли, которую оказывали на формирование правовой системы средневековой Руси, например, решения-прецеденты княжеских судов, положившие впоследствии начало составлению многих важнейших писаных нормативных актов, в том числе «Русской Правды» и «Правды Ярославичей». Первые десятилетия правления новой династии характеризовались превалированием «Закона русского», нормы которого не только были хорошо известны широким слоям населения, но и обладали достаточным авторитетом.Таким образом, приглашенные на княжение в Новгород – или, как считает ряд авторов, Старую Ладогу, – а позднее узурпировавшие престол в Киеве, варяжские князья не могли создать у нас государственности, так как в период их наиболее активного присутствия в Восточной и Западной Европе они в силу хотя бы того обстоятельства, что были варварами, у которых господствовал родоплеменной строй, таковой не имели по вполне объективным причинам.

Белоновский В.Н., Белоновский А.В. Представительство и выборы в России... – М.: 2001 – С. 114.

ПВЛ, с. Там же, с. 64, 70.

В германо-скандинавских традициях власть правителя сакрализовалась возводилась к культурным героям, в которых, благодаря евгемерической трактовке, превращались высшие божества: Воден был первопредком Хенгиста и Хорсы, основателей англосаксонских династий, Один и Фрейр - прародителями Митингов, династии шведских и норвежских конунгов. Смерть Инглингов, как правило, была насильственной, героическая гибель считалась в варварскую эпоху достойной посмертной славы. Славянская традиция в этих компендиумах практически не рассматривается: при формальном сходстве «Саги об Инглингах» и летописных «сказаний о первых русских князьях» с непременным описанием их смерти и погребения (или употребления останков, как в случае с черепом Святослава). Русская традиция чужда евгемерическим конструкциям, Рюрик и его загадочные братья не названы потомками языческих героев или богов. В начальном летописании доминирует представление о призванном по ряду роде князей, старший из которых, начиная с Рюрика, является главой княжеского рода, распределяет между своими мужами дани, города и волости.

В ранних источниках очевидны две изначальные тенденции, связанные с характеристикой власти русских князей: единовластие с претензиями на титул кагана и «коллективный сюзеренитет», при котором несколько князей опираются на сеть русских городов. Функции княжеской власти могли быть изменчивыми в период становления государственности и зависели от исторической ситуации, в том числе внутри княжеского рода.

Дружина составляла не только административный аппарат в раннесредневековом государстве, но и основу профессионального войска. Специальные чиновники ответственны были в Швеции за сбор ополчения - ледунга, в том числе судов для похода на гребных судах. Схожая система действовала на Руси: сбор однодеревок в описании Константина Багрянородного соответствовал шведскому ледунгу. Очевидно, эта система отразилась и в летописном описании войска Олега, которое тот повел на Царьград. Князь собрал «множество варяг, и словен, и чюдь, и словене, и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверцы»8 - практически все известные летописцу племена. Едва ли речь идет о реальном участии представителей всех перечисленных племен в войске Олега (некоторые из них не были ему подвластны), но вероятно участие большинства их в сборе однодеревок. Сам летописный список членится на несколько частей, обнаруживающих некую иерархию: на первом месте упомянуты варяги и словене, которые при вокняжении Олега в Киеве прозвались русью, то есть были собственно княжеской дружиной;

следующие за ними чудь, словене, кривичи и меря представляют новгородскую «конфедерацию», которая призывала варяжских князей. Древляне, радимичи, поляне и северяне - племена, которые подчинил Олег, обосновавшись в Киеве.

По завершении похода в летописном описании русь противопоставлена словенам. Наконец, иерархия в отношениях руси и словен очевидна в принесении клятвы о соблюдении мира с греками (911 г.): русь клянется Перуном, верПВЛ. С. 16.

ховным богом древнерусского пантеона, громовержцем - покровителем дружины, словене - Волосом, скотьим богом, богом богатства и покровителем тех, кто это богатство создавал (скотоводы и земледельцы). Это противопоставление исчезает через 30 лет, когда Игорь ведет разноплеменную рать на Царьград. Но он и его мужи клянутся в Киеве только Перуном. Летописец отмечает и клятву другой части дружины - крещеной руси в церкви Ильи. Через несколько десятилетий после крещения Руси Ярослав Мудрый, давший «Русскую Правду» новгородцам, уравнивает в правах русь и словен: в первой статье жизнь русина - представителя княжеской администрации, защищается той же вирой, что и жизнь словенина. Русь более не противопоставлялась словенам, как в начале Повести временных лет, и не отождествлялась с варягами.

Рубеж X-XI вв. - начало нового периода в истории древнерусской общественной мысли. Наступившие перемены были обусловлены действием двух факторов: принятием христианской религии и восприятием древнерусским обществом иерархии ценностей, характерной для христианского мира, и объединением восточнославянских земель, еще непрочно связанных с Киевом, в единое, хотя и достаточно примитивное пока государство. Перемены эти наложили отпечаток на центральный для древнерусского повествования образ правителя. Это можно проследить, анализируя помещенный в летописи цикл рассказов, описывающих правление Владимира-христианина. При их оценке, как представляется, следует иметь в виду, что для создателей летописных сводов второй половины XI - начала XII в. Владимир, креститель Руси, был своего рода идеалом правителя, поступки которого должны были служить примером для его потомков. С принятием христианства в деятельности правителя появилась принципиально новая функция - он превращается в гаранта и покровителя церкви, создающего все необходимые условия для ее деятельности.

При Ярославе Мудром появляется первый русский законодательный кодекс, «Русская правда». Характерно, что в сохранившихся списках она соседствует с переводными византийскими судебниками и содержит следы как византийских, так и скандинавских влияний. «Русская правда» содержит также первое упоминание о сборе торговых пошлин, «мыта» - свидетельство дальнейшего развития налоговой системы. Название этого налога говорит о его заимствовании из Византии, возможно, через посредство варягов.

Судебная деятельность князей и их «мужей» вызывала в среде русского духовенства сильное недовольство. В «Предисловии покаянию» резко порицались те, «кто неправдою добывал, ли клеветою, ли мьздою неправедное... ли ротою, ли поклепом». Такого человека предписывалось не допускать к покаянию, пока неправедное имущество не будет возвращено «тем... откуда то собрано»

или роздано убогим9. Набор использованных а «Предъсловии» терминов ясно показывает, что речь в нем шла о богатстве, приобретенном с помощью неправого суда.

РИБ. Т. 6. Ч. 1 (Памятники древнерусского канонического права. 2-е изд. СПб., 1908). Стб. 837 и сл.

«Предъсловие покаянию» было не единственным текстом такого рода. В Статье 8-ой домонгольских «Заповедей святых отец», «Поучении новопоставленному священнику» ему предписывалось не принимать приношений в храм от «ротника и клеветника, поклепника и лжепослуха»10.

Злом, против которого, следуя уже прочно сложившейся к этому времени в христианском мире традиции, выступала церковь, было ростовщичество. Светской властью оно допускалось, регулировался лишь размер процентов (см., например, пространную редакцию «Русской Правды», статьи 50-54)11. Внимание церкви привлекало также положение «сирот» - судя по контексту сообщений о них, свободных, но бедных людей, вынужденных работать на других. Наиболее бесправной группой в древнерусском обществе были «холопы» (или «челядь»).

С принятием новой христианской религии в части светского права ничего в этом отношении для них не изменилось. Церковь, однако, старалась улучшить их положение. Старых рабов рекомендовалось бесплатно отпускать на волю. За убийство «челядина» господин не только в эпоху Киевской Руси, но и много позже по нормам светского права не нес никакой ответственности. Церковь, однако, определяла свои наказания за такое убийство. Уже митрополит Георгий в третьей четверти XI в. установил епитимью господину, убившему челядина, как разбойнику. Конкретный срок епитимьи - 3 года - указан в таком тексте, как «Покаянье». Все эти свидетельства показывают, что в оценке ряда важных явлений общественной жизни духовенство занимало свою позицию, не совпадавшую той, которую занимали верхи светского общества. Духовенство в лице своих лучших представителей было обеспокоено тяжелым положением общественных низов и пыталось добиться его улучшения. В этом контексте критика действий князей и лиц, облеченных ими властью, по отношению к народу в летописных текстах должна восприниматься как одно из выражений общей позиции церкви.

Подражая Византии, русские князья вместе с тем подражали византийскому самодержавию. Стремление к самодержавию проявилось, в частности, в попытке Ярослава Мудрого подчинить церковь и самостоятельно назначать митрополитов. Несомненно, что авторитет князей намного возрос, и некоторые исследователи говорят об уменьшении роли вечевых собраний. Однако политика укрепления монархии была в принципе несовместима с семейными традициями варягов: эти традиции требовали раздела между сыновьям владений умершего отца. В конечном счете, Киевская Русь разделила судьбу империи Карла Великого; «варварские» германские порядки одержали верх над влиянием Византии. В соответствии с традицией Ярослав Мудрый выделил своим сыновьям уделы, и после его смерти Русь распалась на почти независимые удельные княжества. Начались бесконечные смуты и войны князей.

Во второй главе – «Источники Древнерусского права и проблемы удостоверения русских актов в контексте восточно-римского права» – выТам же. Стб. 107.

См., например: Российское законодательство Х-ХХ вв. Т. 1 (Законодательство Древней Руси). М., 1984.

С. 67-68.

делено пять параграфов: «Социальные нормы догосударственных и протогосударственных образований на территории Древнерусского государства», «Памятники иноземного права и проблемы формирования законодательства Древнерусского государства», «Проблемы происхождения Русской Правды: её содержание и источники», «Правовые Проблемы происхождения Пространной Русской Правды», «К вопросу об удостоверении русских актов в контексте восточно-римского права».

Под источниками права, с одной стороны, понимают те творческие силы, которые содействуют объективированию права, создают те или иные формы права, с другой – сами формы права, из которых получают сведения о том, что в данное время, в данном месте является положительным или действующим правом. Обе стороны вопроса стоят в тесной связи и одинаково важны. Каждая историческая эпоха характеризуется преобладанием тех или иных форм права.

Господствует ли в данное время закон или обычай, или комбинируются они между собой или с другими формами права так или иначе, – все это имеет важное значение для характеристики эпохи, и в то же время служит показателем преобладания тех или иных созидающих право сил.

В древние исторические эпохи преобладающими и даже почти исключительными формами права являются обычай и договор. Позднее появляются и зачатки законодательной деятельности, зародыши которой можно проследить уже в древнем периоде истории русского права в виде уставной деятельности князей.

Но эта форма права в период формирования Древнерусского государства играет ничтожную роль по сравнению с двумя вышеуказанными – обычаем и договором.

Обычай возникает лишь тогда, если правило поведения становится более или менее общим. Тогда только и может возникнуть убеждение о необходимости подчиняться данному правилу. Убеждение в целесообразности или справедливости обычая может и не быть налицо. Требуется только убеждение в его обязательности. Но несогласные с обычаем будут, конечно, уклоняться от его выполнения подобно тому, как уклоняются и от выполнения современных законов.

Этой практикой создается почва для вымирания одного обычая и зарождения другого. В такие переходные моменты не всегда возможно установить границу между обычным правилом и простой практикой, которая еще не успела вылиться в обычные нормы. Если обычное право ведет свое начало от действий отдельных лиц, то такими должны быть люди энергичные, сильные, а первые известные обычные нормы являются воплощением прав сильного, это – месть, рабство, подчиненное положение в семье женщины и детей. Наша древность знает уже слово «обычай», но употребляет и другие термины для обозначения этого понятия, это: «старина», «пошлина», «преданья», «закон», «покон».

Договор, как источник права, играет в древнее время более важную роль, чем в наше. В сфере публичного права договором создаются не только нормы, определяющие межгосударственные отношения, но и целый ряд правил, регулирующих внутренний строй государства. Некоторые из элементов, образующих этот строй, только на почве договора создают временную устойчивость часто колеблющихся взаимоотношений. Так, постановления народного собрания являются по существу не чем иным, как договором единения между участниками собрания. Отношения между князем и народом, между князем и его дружиной создаются и выясняются только при посредстве взаимных соглашений. Можно отметить следующие виды договоров в древнее время: 1) договоры международные, заключенные между русскими княжениями и соседними нациями; 2) договоры междукняжеские, т. е. между русскими князьями; 3) князей с народом и 4) князей с дружинниками.

Первоначальная летопись сохранила тексты четырех договоров русских князей – Олега, Игоря и Святослава – под 907, 912, 945 и 971 гг.

Уставная деятельность князей заметно усиливается после принятия христианства под влиянием духовенства. Проникнутое византийскими образцами, оно подает князьям советы о тех или иных преобразованиях.

Судебная компетенция церкви во всех уставах определена двояко: 1) церкви оказалось подсудным все население по некоторым категориям дел и 2) некоторые же категории лиц по всем делам переданы в ведомство церкви. Уже в некоторых церковных уставах встречаются ссылки на греческий номоканон как на источник, из которого князья почерпали указания в своей уставной деятельности.

Не подлежит сомнению, что греческие номоканоны проникли к нам на Русь уже вслед за принятием христианства и очень рано были известны в славянском переводе.

Вскоре после получения нового перевода номоканона с толкованиями возникают две редакции кормчих: новгородская или софийская, составленная в конце XIII в. и отличающаяся более полным текстом канонических правил и чрезвычайно важными дополнениями чисто русского происхождения, и рязанская, составленная при епископе рязанском Иосифе по списку митр. Максима и воспроизводящая Кирилловскую кормчую в том виде, как она получена из Болгарии.

В наши кормчие из греческих номоканонов перешли и сборники светского права, а именно: 1) «Эклога», изд. в 740–741 гг. имп. Львом Исавром и сыном его Константином Копронимом, составляющая гл. 49-ю кормчей под заглавием:

«Леона царя премудраго и Константина, верною царю, главизны о совещании обручения и о иных различных винах»; 2) «Прохирон», изд. в 870 г. имп. Василием Македонянином в отмену «Эклоги», вошедший в 48-ю главу кормчей под заголовком «Закона градскаго главы различны в четыредесятихъ гранехъ», и 3) «Закон судный людям» или Судебник царя Константина, представляющий компиляцию, возникшую в Болгарии или Моравии, из «Эклоги», новелл и Моисеева законодательства. Кроме того, в XII или XIII вв. появился перевод юридического сборника под названием: «Книги законныя, имиже годится всякое дело исправляти всемь православныимь княземь». В состав книг законных вошли: 1)«3акони земледельнии от Оуститановыхъ книгъ о земледельцехъ» – собственно земледельческий устав императоров иконоборцев; 2) «Законъ о казнах»; 3) «Закон о разделении бракомъ» и 4) «Главы о послусех» – все выдержки из соответственных титулов «Прохирона» с присоединением нескольких глав из «Эклоги»12.

Исследование Русской Правды началось еще со времени Татищева, который обратил внимание на этот важнейший памятник древнейшего русского права. Он подготовил его к изданию по сводному тексту из двух списков так называемой Краткой Правды. Показательно, что Русская Правда в тот же период сделалась предметом внимания со стороны западноевропейских историков. Взгляды Струбе де Пьермонта и Шлецера нашли продолжение в трудах Н. М. Карамзина, который сделал вывод, что «основанием» законов Ярослава являлся древнейший скандинавский или немецкий закон.

После Карамзина Русская Правда стала предметом внимания со стороны Г. Эверса13. Одним из весьма важных моментов в историографии Русской Правды являлись работы Тобина. Он разделил списки Правды на две редакции: Краткую, состоящую из Древнейшей Правды и Правды Ярославичей, и Пространную, также состоящую из двух частей: авторство первой части он приписывал Ярославу, второй – Владимиру Мономаху. По мнению Тобина, Древнейшая Правда была действующим источником права для всей Руси, а не только для Новгорода. Эту идею разделял Н. Ланге14.

Среди авторов работ, посвященных Русской Правде, надо указать также Н.

Дювернуа, П. Мрочек-Дроздовского, В. И. Сергеевича. Оригинальные суждения высказал В. О. Ключевский. Он доказывал, что «текст Русской Правды сложился в сфере не княжеского, а церковного суда, в среде церковной юрисдикции, нуждами и целями которой и руководился составитель Правды в своей работе»15.

В начале XX века появилась обстоятельная работа Н. А. Максимейко. Ряд оригинальных взглядов на происхождение Русской Правды был высказан И. А.

Стратоновым16. Он считал, что Краткая Правда является памятником, состоявшим из четырех частей: 1) Древнейшей Правды (возникшей в Новгороде в г.); 2) Правды Ярославичей (возникшей в Киевской Руси в 1036 г.); 3) Покона вирного, возникшего в 1036 г.; 4) «Урока мостников». Значительный вклад в изучение Русской Правды внесли А. И. Соболевский и Е.Ф.Карский. Крупными исследованиями, построенными на сравнительном анализе широкого круга источников, стали труды Б. Д. Грекова, М. Н. Тихомирова.

А. А. Шахматов считал, что древнейшим источником Комиссионного списка Русской правды являлся протограф Синодального списка, а древнейшим источником Академического - Новгородская I летопись 1421 г.17. При этом А. А.

Шахматов привёл ряд серьезных соображений в пользу того, что одним из исДугаров Р.Н. Монастырские поместья и их социально-политическая роль в истории феодального Амдо / Бурятский ин-т обществ. наук СО АН СССР. Препринт. Новосибирск, 1983. – С. 5.

Эверс Г. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии/ Перев. И. Платонова. СПб, 1835.

Ланге Н. Исследование об уголовном праве Русской Правды. Архив исторических и практических сведений, относящихся до России. Кн. 1. СПб, 1858; Кн. III и V. СПб, Ключевский В. О. Курс русской истории. Изд. 5-е. Ч. I. С. 259, 268- Стратонов И. А. К вопросу о составе и происхождении краткой редакции Русской Правды //Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. Т. XXX. Вып. Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. М., точников Академического списка Новгородской I летописи был список Комиссионный. Этот список мог быть составлен лишь после 1448 г., поскольку его составитель пользовался Новгородским летописным сводом, датирующимся этим годом.

Тот факт, что Русская Правда приведена только в новгородских летописях, объясняется не тем, что она возникла в Новгороде, а тем, что ее текст скорее всего мог сохраниться в Новгороде, поскольку Новгород не подвергался разгрому ни со стороны татар, ни со стороны других внешних врагов русского народа, не переживал тех жестоких потрясений, которые пришлось перенести Киеву, Владимиру и всем древним русским городам. Достаточно указать, что древнейшие подлинные документы, дошедшие до нас, относятся именно к Новгороду (например, княжеские грамоты, купчие, договоры с тверскими князьями). Вне всякого сомнения, когда Русская Правда была действующим источником права, она переписывалась отдельно. Но эти древнейшие списки не дошли до нас. Русская Правда сделалась нам известной потому, что она входила в состав различного рода Сборников.

Пространная Русская Правда (ПРП) имеет сравнительно большую источниковедческую литературу, где основное внимание обращено на прочтение и толкование статей этого законодательного свода. Хотя вопросам о месте и времени появления ПРП уделялось сравнительно меньше внимания, тем не менее, они вызвали немало разноречий во мнениях ученых.

При разработке тематики статей второй части ПРП («Устава Володимера Всеволодовича») юристы киевского князя отталкивались от текстов византийской Эклоги. В частности, речь идет о параграфах второго и отчасти десятого титулов Эклоги, посвященных вопросам имущественных прав супругов, их детей и других наследников. О близости содержания этих статей Эклоги статьям ПРП «О заднице» (ст. 90-95, 98-106) писали еще дореволюционные историки русского права. В данной работе нас интересует одно обстоятельство. Почему из всего комплекса материалов об имущественных правах супругов, их детей и иных наследников параллели с Эклогой имеют лишь статьи ПРП «О вдовах и сиротах»?

Анализ содержания соответствующих статей ПРП показывает, что эта тема была действительно ведущей, главной темой статей о «заднице». О положении вдовца-мужа ПРП говорит очень редко, да и то в чрезвычайно сжатой форме.

Твердая уверенность в причастности Владимира Мономаха к «Уставу об имущественных правах вдов и сирот» дает возможность более пристального сопоставления тематики византийской Эклоги, с одной стороны, и ПРП (ее второй части) - с другой. Ведь Устав о вдовах и сиротах сопоставим с довольно широким материалом Эклоги. Титулы II-VII посвящены главным образом имущественным отношениям в семье (титул II - О браках и наследовании жены, мужа и детей; титул III - О приданом; титул IV - О дарениях; титул V - О не имеющих права завещания; титул VI - О наследниках без завещания; титул VII - О сиротах и опеке над ними)18.

Эклога. С. 41-74.

Если перейти к более широким сопоставлениям, то становится ясным, что творческая переработка в ПРП параграфов византийской Эклоги по семейному праву, сопровождающаяся в отдельных случаях почти буквальным следованиям ее текстам, представляет собой лишь частный момент. В целом же, речь должна идти о том, что Эклога ориентировала юристов Владимира Мономаха в выборе наиболее существенных, актуальных для начала XII в. сюжетов в законодательной области.

Упомянем, в частности, о том, что с рядом титулов византийской Эклоги (титул X - О займах, титул IX - О продаже и покупке, титул XIII - О наймахарендах, титул XV - О мировых сделках) могут быть соотнесены законы Владимира Мономаха об ограничении резов (ростовщических процентов), законы о закупничестве, ст. 54 «Аже который купець истопиться». Даже ст. 49 «О поклаже», т.е. о сдаче на хранение имущества, находит соответствие в небольшом титуле XI Эклоги «О вкладах».

Поместив Пространную Правду Русскую в сборник постановлений, включающий выдержки из апостольских правил, правил «вселенских» и региональных соборов христианской церкви и памятники законодательства византийских императоров, митрополит Никифор и окружение Владимира Мономаха поставили новый «свод» русских законов на уровень тогдашних мировых эталонов.

Сборник этот был размножен в виде копий с персональными посвящениями тем или иным русским князьям.

Так была создана своего рода первая публикация ПРП, так был создан юридический сборник, в центре которого были древнерусский перевод византийской Эклоги и новый «свод» законов Древнерусского государства. Этот «свод» законов был отражением сравнительно быстрого процесса развития в стране феодальных правопорядков. ПРП подвела итоги целому столетию (начиная с 1015 г.) усилий древних юристов в области законодательства. Создание Пространной Русской Правды завершало период становления практических, функциональных основ юридической надстройки в процессе развития Древнерусского государства, период, характернейшей чертой которого было отмирание остатков традиционализма первобытнообщинного строя.

Вместе с тем «Свод» законов Киевской Руси не создавался изолированно от тогдашних эталонов в области кодификации феодального права. Лишь обстоятельная системность работы древнерусских юристов по созданию справочников, которая не обходила вниманием юридическое римско-византийское наследие, обеспечила древнерусскому феодальному обществу многообразное и в конечном счете весьма стремительное развитие государственно-правовой системы.

Малоизученной в русском средневековом праве остается проблема эволюции и развития юридической значимости печатей. Российские правоведы практически никогда не рассматривали функционирование печати как проявление общественно-правовой жизни. Большинство ограничивались констатацией факта, что печать в Средневековье заменяла подпись лица, выдавшего грамоту, противопоставляя «прежнее» правовое значение печати «современному».

Наиболее существенной причиной игнорирования в юридической литературе вопроса о печатях следует признать отсутствие в древнерусском законодательстве каких-либо нормативных положений, касающихся печатей, в частности квалификации их доказательной силы. По-видимому, иначе и быть не могло: ведь, по мнению почти всех без исключения исследователей-юристов, Русская Правда не давала основания говорить о письменном процессе.

Согласно Русской Правде, истец сам заботился, чтобы ответчик являлся на суд, однако не исключается, что вызовом (доставкой) туда занимались особые лица, исполнявшие судебные функции. Форма вызова многим исследователям русского права кажется не определенной.19 Особенности древнерусского судопроизводства, насколько его отражают статьи Русской Правды, как будто отрицают саму возможность использования «печати вызова». В то же время нельзя исключить предположение, что судебным служащим, предъявляющим печать вызова (sigillum citationis), был упоминаемый в памятнике метельник, метник (он же метальник, митник). Как известно, этот термин происходит от слова «мета», «метить».

Нормы, относящиеся к печатям, наличествуют в таких русских правовых памятниках, как Псковская Судная грамота, Новгородская Судная грамота, Двинская уставная грамота, Судебники 1497 и 1550 гг., и в более поздних. Однако, хотя в большинстве случаев сведения о них «вплетены» в судопроизводство в пошлинных статьях, при анализе последних в контексте развития судопроизводства можно получить ряд свидетельств и о становлении института печати на Руси.20С XI в. буллы получили широкое распространение на юге, западе и севере Руси, однако в XII в. их функционирование на юге затухает, а на севере - в Новгороде и Пскове – наблюдается расцвет буллы, продолжавшийся несколько столетий.

В западноевропейской научной литературе превалирующим является мнение о несинхронности развития двух функций печати: охранная функция (применительно к письменности – запечатывание писем, посланий, распоряжений и пр.) предшествует функции заверения (скреплению печатью акта). Подобное разделение функций находится в связи с двуединым процессом с развитием средневекового акта, составным элементом которого становится печать, и с развитием права как такового. Если запечатывание было вызвано необходимостью охранять документ от незаконного вскрытия, то заверение печатью служило доказательством его подлинности - веродостойности.

По аналогии с возникновением института печати в западноевропейских странах можно предположить, что и на Руси утверждение ее правового значения соотносится не только с обычным правом, но и с каноническим. Византийское Беляев И. О вылове в суд по древним русским законам до Уложения 1649 г. // Журнал министерства юстиции. 1860. Т. 3. Кн. 1-3. С. 98-99.

Подробнее см.: Соболева Н. А. Печать как атрибут права и Судебник 1497 г. // Судебник 1497 г. в контексте истории российского и зарубежного права XI —XIX вв. М., 2000. С. 158 – 171.

право уже с XI в. могло участвовать в формировании норм церковного права.

Однако и в светском праве очень рано могли быть использованы византийские юридические нормы. Перевод Эклоги относится к XI в. Автор установил, что тогда уже осуществлялось и редактирование: Редакторские вмешательства в текст являются важным свидетельством, что перевод Эклоги имел в Древней Руси практическое значение». Титул XI Эклоги, по мнению исследователей, влиял на ст. 16 - 17 Псковской Судной грамоты. Прослеживается влияние норм Эклоги и Прохирона на завещания XIV - XV вв. Северо-Восточной Руси. Применительно к нашей тематике наибольший интерес могут представлять именно Эклога и Прохирон, ибо в них содержатся статьи об использовании печатей в качестве удостоверяющего средства. Большинство исследователей, изучавших «право печати», считали, что нельзя говорить о «закономерном переходе от печати древности к печати средневековой», основываясь на факте заверения документа в греко – римском мире при помощи подписи, нотариального удостоверения, но не печати. Однако все же можно обнаружить точку соприкосновения в развитии утвердительной функции печати на рубеже двух социально-экономических формаций.

Наблюдения над становлением удостоверительного «инструментария» частных актов свидетельствуют, что соотнесение последнего с византийскими правовыми памятниками особенно заметно в Северо-Восточной Руси. Наши наблюдения увязываются с возрастанием интереса к византийским переводным памятникам в этом регионе, с распространением списков Эклоги.

Схема развития на Руси правового статуса печати, рассмотренная лишь «в первом приближении», гипотетична. Однако при всем том нельзя не отметить соразмерность эволюции отечественного института печати с теми параметрами, которые просматриваются в большинстве западноевропейских трудов, посвященных эволюции средневекового документа, средствам его удостоверения, а также изложенными во многих обобщающих трудах. Какова бы ни была специфика источников, находящихся в распоряжении исследователей проблем права и правовых институтов Руси X-XIII вв., вряд ли стоит отечественным правоведам игнорировать институт печати, являвшийся элементом общественно-правовой жизни, с которой координируется ее функциональное развитие.

В заключении диссертации формулируются положения обобщающего характера, а также определяются перспективные направления исследования в данной области.

III. ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Статьи, опубликованные в рекомендованных ВАК изданиях:

1. Барковский П.Г. Проблемы правового регулирования в Древнерусском государстве - М.: Закон и право № 2, 2009. – С. 41 – 45 – 0,5 п.л.

Статьи, опубликованные в прочих научных изданиях:

2. Барковский П.Г. Русская Правда и проблемы её происхождения / Государство и право: теория и практика: Межвузовский сборник научных трудов.

Выпуск 4. – СПб.: Лема, 2008. – С. 14 – 21 – 0,6 п.л.

3. Барковский П.Г. Правовые обычаи, уставы и международно-правовые акты, как источники Древнерусского права / Государство и право: теория и практика: Сборник научных трудов / Материалы научно-практической конференции:

«Проблемы юридической науки и образования в современной России» 05 ноября 2009 года. Часть 1. – СПб.: Лема, Выпуск 5, 2009. – С. 237 – 255 – 1,2 п.л.

4. Барковский П.Г., Кудимов А.В. Торговые суды в Древнерусском государстве в X – XIII вв. – СПб.: Мир экономики и права № 2., 2009. – С. 48 – 51- 0, п.л. / 0,3 п.л.

5. Барковский П.Г. Гражданский и уголовный процесс в Древнерусском государстве – СПб.: Мир юридической науки № 4., 2009. – С. 54 – 59 - 0,5 п.л.