«Фото: Китай, осень 2009 Л. И. Головачёва Lidia I. Golovacheva, Китаевед-историк, к.и.н., пенсионер Sinologist, PHD(History), Retired Cпециалист по новейшей истории Китая, Fields of Studies: PRC’s modern History, по ...»

Ожидается приток рабочей силы и специалистов из Китая. Я не сомневаюсь, что они приедут со своими переводчиками. А мы? Кто у нас будет работать с ними? Или они будут отгорожены от наших рабочих и инженеров стеной китайских переводчиков? Вот это я и называю пассивной позицией. Я считаю, что данный долговременный, а, возможно, и постоянный проект может быть успешным только в том случае, если Россия начнет посылать в Китай на учёбу в вузах и колледжах по техническим специальностям молодежь из тех мест, где будет осуществляться сотрудничество с китайцами. На это уйдет 5-6 лет, считая год на изучение языка, но мы получим квалифицированных специалистов со знанием китайского языка, чего у нас практически никогда не было.

Посылать надо не на год, не на месяц, не на стажировку, а на полный курс обучения. Не надо бояться, что уровень подготовки таких специалистов в Китае будет ниже, чем в России. Китайские вузы хорошо оснащены, и там работают прекрасные преподаватели.

Дорого стоит? Но это окупится. Одна из важнейших добродетелей конфуцианства – умение учиться у своих друзей, соперников и даже своих врагов их положительным качествам. Если мы не сможем этого освоить, у нас будут проблемы с китайским проектом. А научиться достоинствам китайцев можно только обучая специалистов в Китае, in situ, как говорят археологи. В 50- х годах прошлого века, в условиях сложнейшей финансовой и экономической обстановки, Китай послал учиться в СССР тысячи своих лучших и талантливейших молодых людей, взяв их на полное обеспечение государства.

Они выучились и стали кадровым костяком китайской экономики, обеспечили ее восстановление после «культурной революции». Теперь наша очередь это сделать.

Россияне мало знают Китай, мало изучают китайский язык. А в Китае на изучение русского языка обращается большое внимание. Мы опять становимся в такое положение, когда в Китае есть хорошие переводчики с китайского языка на русский, и наоборот. А у нас их не хватает.

ВГ: Конечно, в России были и есть хорошие переводчики. Хотя, Вы правы, их не так много – намного меньше, чем требуется. Вы тоже, например, многие годы активно занимаетесь переводческой работой. И эта работа охватывает не только древнекитайские философские каноны, но и современные сочинения о живой даосской традиции. Я имею в виду Ваш перевод книги о даосской школе «Драконовых врат» и ее патриархе Ван Липине.

Как и почему Вы решили переводить такую непростую книгу?

ЛГ: Мое знакомство с этой книгой произошло в конце 1991 года, вскоре после её выхода в Китае в издательстве «Хуася». К тому времени я уже несколько лет занималась реконструкцией и переводом текста «Лао-цзы», но практически ничего не знала о современном даосизме. Одной из целей наметившейся тогда поездки в Китай было посещение даосских монастырей, сравнительно недавно возобновивших свое функционирование после катаклизмов «культурной революции». Я хотела узнать, как ведется обучение даосов.

Мне удалось тогда побывать в нескольких знаменитых даосских монастырях и побеседовать как с молодыми монахами, так и с некоторыми преподавателями монастырских школ. В большинстве случаев они общались охотно, но не были слишком многословны, и мое любопытство не было удовлетворено. Однажды в городе Сиане, в Басяньань (монастыре Восьми Бессмертных), монах, которого я расспрашивала, заметил у меня в руках книгу Чэнь Кай-го и Чжэн Шунь-чао «Подвижничество Дао», только что купленную в монастырской книжной лавочке. «Читай эту книгу, – сказал он, – и все узнаешь». Книга меня поразила. Я много рассказывала о ней и сделала доклад на научном семинаре. Мои рассказы всегда вызывали интерес и просьбы перевести книгу. Но много воды утекло, пока появилась возможность взяться за перевод. 63 На сегодня этот перевод выдержал уже три издания. При каждом издании он дорабатывался и, судя по отзывам, пользуется популярностью у русскоязычных читателей. ВГ: Чему же посвящена эта книга, о чем в ней рассказывается?

ЛГ: В книге «Подвижничество Великого Дао» речь идет о мастерстве быть человеком, как о цели жизни, о самосовершенствовании человека в «присвоении» родовой сущности, каковое «присвоение сущности» и подразумевается, с моей точки зрения под уже популярным в мире китайском слове «Дао» или «Путь». «Путь» всегда ведет человека наверх, требуя от него усилий самопревосхождения. «Подвижничество Великого Дао» – это рассказ о Лестнице в Небо. Поднимаясь по лестнице в Небо, человек расширяет свои горизонты и на определенной ступени начинает понимать, что мир устроен иначе, чем ему представлялось раньше, и иначе, чем написано в книгах учеными людьми, крепко стоящими на земле. Как же можно познать истинную цельность мира? Она открывается лишь тому, кто подобен миру по цельности и живет по тонким законам космического Первый перевод этой книги на русский язык опубликовал В.В. Малявин. См.: Чэнь Кайго, Чжэнь Шуньчао. Восхождение к Дао: Сборник / Сост. и пер. В.В. Малявин. – М.:

Наталис, 1997. 399с. Л.И. Головачёва приступила к переводу в 1991 г. Переводчики работали одновременно и независимо друг от друга.

Чэнь Кайго. Подвижничество Великого Дао: репортаж о господине Ван Липине, отшельнике в миру: [пер. с кит.] / Чэнь Кайго, Чжэн Шуньчао. [3-е изд., доп. и перераб.] – М.: Родович, 2007. 417 с. : ил. (Сер.: Сокровенный Китай). Головачёва Л.И., перевод.

Предисловие [2006 г.] / Там же. С. 9-12, 15-21.

порядка, в единстве духа, чувства и действия. Макрокосм может быть познан в полноте истинности только подобным ему микрокосмом. По воззрениям даосов, разные уровни существования Космоса имеют микроаналогии в человеке, как в целостном живом существе, в «микрокосме». Стать «микрокосмом» – вот в чем состоит Подвижничество Великого Дао. На наших глазах в книге этот путь проходит под руководством Высоких Учителей школы Драконовых Врат Полноты Истинности (Цюаньчжэнь Лунмэнь пай) мальчик Ван Липин, житель города Фушунь на Северо-востоке Китая, наш современник.

Годы его совершенствования в Дао пришлись на период маоистской «культурной революции» (1966-1976). Ему и его Учителям пришлось скрываться, и много лет они странствовали в глуши гор и лесов Китая. Во время странствий осуществлялась главная часть его обучения. Впоследствии Учителя не позволили Ван Липину скрыться в горах и жить отшельником, как жили они сами, и как тысячу лет жили их Учителя и Учителя и х Учителей, хранители даосской традиции Школы Полноты Истинности. Сокровища даосской культуры тысячу лет передавались тайно, только от учителя к ученику. Но наступило время «Расширения Пути», приобщения к нему не единиц, а миллионов, чтобы человечество на земле могло сохраниться. На Ван Липина была возложена миссия передачи даосских знаний (или, по крайней мере, их важной части) для пользования обычным людям. А потому ему следовало жить в миру, жизнью обычных людей, оставаясь при этом Истинным Человеком и взращивая вокруг себя гармонию. В даосской традиции такого человека именуют «отшельник в миру».

Авторы книги – двое китайцев, которые познакомились с Ван Ли-пином еще в 1980х годов, когда он приступил к исполнению своей миссии в миру. Авторы книги записали свои беседы с Ван Ли-пином, его воспоминания, и назвали свое произведение «репортажем». По собственному признанию, они не все понимали в том, что говорил Ван Липин. Понимали в меру своей зрелости и готовности к пониманию. В меру своей готовности поняла изложенное в книге и я, как переводчик. В целом, эта книга имеет ту особенность, что она не предназначена для одноразового чтения. Хотя, разумеется, ее можно прочитать и один раз, просто как историю замечательного человека. Прочитать, подивиться и отложить в сторону навсегда. Это просто означает, что эта книга – не ваша, не для вас. Но, опять-таки, может быть, пока не для вас, и вы вспомните о ней, когда придет ваше время задуматься о смысле человеческой жизни. В таких случаях естественно обращение ищущего к сокровищам мудрости всех народов и культур. Среди них всё больший интерес в мире вызывает светлая жемчужина китайской культуры – даосизм, о котором и рассказывает книга «Подвижничество Великого Дао».

ВГ: Удалось ли Вам познакомиться с Ван Ли-пином лично?

ЛГ: Многие годы я пыталась найти возможность для личной встречи и знакомства.

В какой-то момент Ван Ли-пин передал мне через своих учеников, что наша встреча обязательно произойдет, но когда для этого придет подходящее время. Это время наступило в мае 2009 года. Мы познакомились, когда Ван Ли-пин приехал в Москву для проведения второго семинара со своими российскими учениками. А сегодня вечером мы снова встретились в Ван Ли-пином в Сяншань, в окрестностях Пекина, и хорошо поговорили друг с другом. Беседовали два часа.

ВГ: Можно ли спросить, как и о чем вы беседовали?

ЛГ: Мы говорили, как будто давно знакомы. Больше всего о распространении даосской культуры, где не меньше проблем, чем в распространении конфуцианства. Ван Ли-пин, например, хочет организовать институт Лао-цзы, да чтобы в нем работали люди, практикующие даосскую систему самосовершенствования, да чтобы он сам мог выразить свою трактовку Лао-цзы. Сейчас организаций и обществ по изучению Лао-цзы в Китае (имеется) очень много. Но все они узурпированы чиновниками и клерикалами. Ван Ли пин уже выступал, как мне известно, на научных конференциях с теорией Трех Миров (сань цзе), о которой рассказывается в упомянутой книге. Учёные слушать его не хотят.

Тем хуже для учёных, я считаю. Сейчас наступает время новых людей, соединяющих в одном лице теорию и практику. Для них и Внутренняя Алхимия будет важна, и Лао-цзы по-новому раскроется. Я не стала рассказывать о своей трактовке Лао-цзы – времени не было. Авось, будет еще возможность встречи. Ван Ли-пин собирается продолжить семинары в Москве. Вообще-то простецкий и очень душевный он парень. Много расспрашивал, как я живу, на что живу, как работаю, как успеваю со всем справляться… Ничего не обещал, и я не просила. Только сказала, что чудеса нужны. Конечно, по разрешению Учителей. Он сказал: Может быть, я к вам приеду. После этого мы распрощались. ВГ: Тогда позвольте вернуться от даосизма к китаеведению. Как Вы оцениваете общее состояние российского китаеведения, его современное развитие? Положительна или негативна динамика его развития в целом?

ЛГ: Я помню, что в 1970- х годах, когда я училась в университете, перед нами выступал один учёный, который посетил Америку и рассказывал нам об американском китаеведении. В то время у нас были почти прерваны отношения с Китаем. И у Америки вообще не было дипломатических отношений с КНР. Но там было пятьсот действующих китаеведов. А китайский язык преподавался в пятидесяти университетах США. Они, конечно, стажировались в Сингапуре, Гонконге, на Тайване. У нас же в плане связей не было практически ничего. Хотя в те годы был создан Институт Дальнего Востока, но контакты были тоже очень ограничены. Теперь времена изменились коренным образом.

Но я считаю, что и сейчас китаеведение у нас в России развито чрезвычайно мало. Оно не соответствует размерам нашей страны, масштабам наших отношений с Китаем. Мы всегда оказываемся в позиции, когда Китай выступает как ведущая сторона. Вот, я уже говорила о том, что они выпустили словарь всех наших китаеведов с темами наших диссертаций.

Причем это было сделано еще в начале 1980-х годов. У нас же до сих пор нет ничего подобного в отношении Китая. Думаю, что надо развивать изучение китайского языка.

Чтобы изучение китайского языка было в каждом вузе, как в Америке. Чтобы эти люди (российские китаеведы) работали, не отдавая, не переуступая свою долю работы китайцам.

А чтобы они из первых рук знакомили нас с китайцами, с китайскими проектами и культурой, работая переводчиками. Когда же переводчики с той и с другой стороны будут в равном соотношении и качестве, мы сможем сказать, что у нас наступило какое-то равновесие. В целом, я оцениваю нынешнее состояние нашего российского китаеведения как неудовлетворительное.

ВГ: Конечно, такое состояние во многом связано с дефицитом и узким кругом источников финансирования.

ЛГ: Разумеется. Источники финансирования, наверно, надо искать. Хотя наука, конечно, дотируется нашим государством. Но, вот, я посмотрела, например, как решаются вопросы финансирования науки в университете Цинхуа.

ВГ: И как они там решаются, в университете Цинхуа?

ЛГ: Тут построены огромные здания. Когда я впервые увидела эти небоскребы, в которых день и ночь горит свет, то решила, что там ведутся круглосуточные научные Последняя встреча Л.И. Головачёвой с Ван Ли-пином состоялась в мае 2011 г. в Москве.

исследования. А оказалось, что университетская администрация сдает эти помещения в аренду разным фирмам, офисам, банкам. Гуглу (Google), например. И эти денежки они используют для того, чтобы вести свои исследования. Конечно, в Цинхуа существуют не только эти здания, но и прекрасные здания учебных факультетов, где есть всё современное оборудование. Я посмотрела университетскую библиотеку, где на каждом столе в студенческом читальном зале стоит компьютер. Где такое у нас есть? Таким образом, китайцы сами зарабатывают средства на науку, и нам стоит у них этому поучиться.

ВГ: В каких академических журналах или сборниках Вы обычно публикуете свои научные работы?

ЛГ: Очень мало сейчас я публикуюсь. В основном, в сборниках научных конференций Института Дальнего Востока и Института Востоковедения Росси йской академии наук. Публикую также переводные книги в разных издательствах.

ВГ: Помимо уже реализованных многочисленных результатов Вашей научной работы, вероятно, есть темы или проблемы, которые Вам пока не удалось разработать по каким-то причинам. Что на сегодняшний день не удалось сделать и завершить? И что вызывает личную неудовлетворенность или разочарование?

ЛГ: Большое разочарование у меня было тогда, когда я работала на Дальнем Востоке над проектом истории Северо-Восточного Китая. На каком-то этапе, в особенности когда реформы в Китае уже набрали быстрые обороты, я увидела, что полученная нами в университете подготовка недостаточна для того, чтобы понять процессы, происходящие в Китае. Наверно, это было не только мое личное ощущение.

Это ощутили все другие люди, которые работали в то время в области изучения истории и экономики Китая. Кроме того, было слишком мало доступных для изучения материалов.

И тогда, занимаясь новейшей историей Китая, я поняла, что мы просто не можем и не готовы эту работу завершить! Эта книга была опубликована потом, уже после моего ухода на пенсию. Мне ее прислали через четыре года после выхода в свет. Но мне ее страшно перечитать. Потому что мне кажется, что оценки, которые были даны в то время (конечно, это были наши коллективные оценки, основанные на мнениях наших ведущих специалистов и неоднократно менявшиеся), были такими, что мне сейчас, как я уже сказала, страшно перечитать (этот том).

ВГ: Понятно. Несмотря на нехватку финансирования и недопонимание государственной важности китаеведной специальности, наверно, все же можно сказать, что российской китаеведение потихоньку оживает. Повышается актуальность китаеведной тематики и общий спрос на профессиональных китаеведов. Это проявляется, в частности, в появлении большого количества популярной и научно-популярной литературы о Китае.

Какие из научных трудов, посвященных Китаю, заслуживают, на Ваш взгляд, особого внимания?

ЛГ: Мне нравится, что сейчас проявляется большой интерес к древней литературе.

Великая цивилизация Китая привлекает все больше внимание. И если раньше у нас были неполные или единичные переводы Конфуция, Лао-цзы и других философов, и считалось, что если один раз перевели, то больше уже и не надо, то сейчас публикуются десятки переводов. И это радует, потому что появляются новые интерпретации, новые мысли. И самое главное, что в российском обществе нарастает интерес именно к этой стороне культуры Китая, а вовсе не к политическим событиям! Можно сказать, что если сейчас объявить публичную лекцию на тему о текущих политических событиях в Китае, то на неё пришло бы гораздо меньше людей, чем на подобную лекцию о Конфуции или ЛаоЦзы. Вот, это мне нравится! Мое внимание привлек проект «Энциклопедии духовной культуры Китая». Это огромный труд, выходящий в шести томах. 66 Конечно, он не лишен недостатков. Но как справочный материал, как свод общего знания, – это работа огромного масштаба, плод трудов многих ученых, вызывающий глубокое уважение.

ВГ: Какие темы в китаеведении кажутся Вам особенно важными и актуальными, но не получающими сегодня должного внимания?

ЛГ: Довольно много лет я участвовала в научных конференциях при Институте языкознания РАН. По опыту этих конференций я могу сказать, что изучению китайского письма и его истории уделяется совершенно недостаточное внимание! Тут действует старый принцип: Несколько научных авторитетов написали в свое время, в 1950-80-х годах, толстые и тонкие монографии. И больше уже никто не посягает на данные темы, считая, что неизученных проблем тут нет. Однако проблемы тут есть и очень большие. В особенности в связи с появлением новых эпиграфических памятников. Мне кажется, что эта сторона у нас находится в совершенно забытом состоянии. И уж если речь зашла о языкознании, то я должна сказать следующее: Даже весьма беглое знакомство с китайскими научными журналами, которое мне сейчас удается осуществлять, показывает, что в Китае имеется большой интерес к лингвистической теории. Более того, там делаются заявки на пересмотр, на основе данных китайского языка, общелингвистической теории Фердинанда де Соссюра, 67 принятой на Западе. У нас теоретические работы по китайской лингвистике не то что по пальцам можно перечесть. Тут пальцев одной руки хватит, и еще будет остаток. В то же время специализация в российском китайском языкознании, кажется, зашла слишком далеко. Такое впечатление, что каждый читает только свои специальные журналы. А если публикация по лингвистике оказывается в другом журнале, то ее уже и не замечают. Но, более того, мои попытки «забросить» такие статьи (с уже готовым русскоязычным рефератом) нескольким маститым, и притом столичным языковедам, не получили отклика. А в китайском языке, в связи с глобализацией и политикой открытости, происходят интересные процессы. Словарные заимствования из других языков – необходимый элемент развития каждого языка. В Китае заимствование осложняется иероглифическим письмом. Тем не менее, в настоящее время они пытаются «китаизировать» иностранные слова. Это тоже операция законная.

Вспомним, что до Ломоносова в России говорили «квадратуум», а не «квадрат». А в Китае «китаизация» идет за счет подбора иероглифов, которые выражали бы смысл иностранного слова и звучали бы сходно. Вспомним трактор – «то-ла-цзи». Написание таких слов рассматривается и утверждается специальными государственными комиссиями.

Но поспеют ли комиссии за темпами заимствования? А если не поспеют? Будет какая-то китайская «катакана» (транскрипционные знаки уже существуют) в дополнение к иероглифам, или фонетическое письмо все-таки когда-нибудь заменит иероглифы? Для меня все это интересно, в связи с выдвинутой мной гипотезой о фонетизации Головачёв В.Ц. Рецензия. Духовная культура Китая: Энциклопедия в 5 томах. Т. 1-4. Гл.

ред. М. Л. Титаренко, зам. гл. ред. А. И. Кобзев, А. Е. Лукьянов. М.: Вост. Литература, 2006-2009. 728 с.; 870 с.; 856 с.; 936 с. // Восток (ORIENS), 2010, № 1, С. 189-192.

Фердинанд де Соссюр (Ferdinand de Saussure, 1857-1913). Швейцарский лингвист, заложивший основы семиологии и структурной лингвистики. Идеи Ф. де Соссюра, которого часто называют «отцом» лингвистики XX в., оказали большое влияние на гуманитарную мысль XX в. в целом, вдохновив рождение структурализма.

китайского письма в доциньский период истории Китая. 68 Но эти вопросы интересны и сами по себе. Они очень интересны в теоретическом плане. Очень хотелось бы не просто услышать мнение специалистов, «получить помощь» от них, но поучаствовать в квалифицированной научной дискуссии. К сожалению, таких форумов я не вижу. От слова «форум» сразу мысль перекидывается к китаеведческим форумам в Интернете.

Они на таком уровне, что слов, действительно, нет. К сожалению, серьезные российские ученые тут участия почти не принимают. Наверно, потому, что компьютерной грамотностью еще не овладели. С этим у старшего поколения большие проблемы.

ВГ: Вы уже больше тридцати лет принимаете участие в ежегодной научной конференции «Общество и государство в Китае», проводимой при Институте востоковедения РАН с 1970 года. Кстати, следующий год будет юбилейным – в 2010 году состоится 40-я конференция. Можно ли сказать несколько слов об этой конференции и о Вашем личном отношении к ней?

ЛГ: Я участвовала в этой конференции почти ежегодно, начиная с 1975 года. Она оказала огромное влияние на меня, на темы моих исследований, на мои интересы.

Особенно мне нравились первые годы существования этой конференции, когда старшее поколение оживленно спорило, обсуждало проблемы Китая, категории китайской культуры. Надо сказать, что в последующие годы оживление несколько поубавилось.

Поубавилось количество людей из числа некитаеведов, которые приходили на эту конференцию. Они приходили туда потому, что там можно было свободно говорить. На востоковедение обращали меньше внимания цензура и органы безопасности… Сейчас число таких гостей сократилось. И появилась тенденция поменьше обсуждать. Вот, пришел, прочёл доклад и ушел. Тем не менее, на эту конференцию по-прежнему охотно приезжают специалисты из других городов. Это форум, где люди встречаются, радуются друг другу, узнают о новых темах. Конференция очень демократична. Здесь никогда не спрашивают и не говорят, какая у тебя научная степень или звание. Вылез на трибуну с докладом – отношение к тебе – как к специалисту по вопросу, но и спрос такой же.

Короче говоря, я люблю эту конференцию! Хотя в последние годы мне довелось меньше принимать в ней участие, я очень её ценю и хотела бы, чтобы жизнь этой конференции продлилась как можно дольше.

ВГ: В чем, на Ваш взгляд, состоит особенность или специфика российского китаеведения? В отличие, например, от китаеведения западного или японского?

ЛГ: Думаю, что китаеведение советского периода отличалось большой заидеологизированностью, что наложило большой отпечаток на все. Задан какой -то уклон, и ты по этому уклону катишься, хотя иногда даже осознаёшь, что катишься не в ту сторону. Сейчас, слава Богу, это прошло. Стал более интересным научный язык, более человеческим. Нет таких штампов. Но, всё-таки, свободы внутренней у нас не хватает, и советского наследия «дурного толка» у нас ещё много.

ВГ: Однако, отечественное китаеведение это всё же не только советское китаеведение. Очевидно, российское китаеведение имеет свою специфику, отличную от советской. Как бы Вы могли её определить, обозначить?

Головачёва Л.И. Изучение «Лунь юй» и гипотеза развития китайской письменности // Проблемы Дальнего Востока. – М., 2000. № 3. С.148-160.

ЛГ: Я думаю, что это, прежде всего, большое уважение к Китаю и китайскому народу. Интерес и уважение.

ВГ: Наверно, это также и очень давние традиции? Ведь, российское китаеведение существует уже больше двух веков!

ЛГ: Ну, как Н. Я. Бичурин начал любить Китай и чувствовал невозможность жить без него, так и многие наши российские китаеведы впоследствии тоже разделяли это чувство и эту судьбу.

ВГ: Какова Ваша оценка нынешней миссии и перспектив российского китаеведения? Вы уже немного сказали об этом. Но как можно сформулировать их с учетом нынешнего состояния и происходящей смены поколений?

ЛГ: Я думаю, что мало ещё молодых китаеведов приходит сегодня в науку. Тут, конечно, зарплаты небольшие. И возможности применения чисто научных знаний тоже еще ограничены. Необходимо ещё больше расширять возможности для учёбы и стажировок в Китае. Если вспомнить прошлое, то наши лучшие китаеведы, даже в советский период, какое-то время жили и работали в Китае. Например, незабвенный Виталий Федорович Феоктистов (все китайцы звали его Фэй сяньшэн) – превосходный знаток китайского языка, всегда поражавший всех его свободным владением, тоже долго работал в Китае. Когда такой возможности не имеешь, ты уже очень многое теряешь как китаевед. Поэтому нужно, чтобы молодые имели возможность ездить в Китай и, ещё лучше, учиться в Китае. И, по крайней мере, жить и работать там не один месяц, не два месяца, и даже не один год. А работать там долго и регулярно.

ВГ: Что необходимо молодому человеку для того, чтобы стать по-настоящему хорошим, высокопрофессиональным китаеведом, помимо жизни в Китае?

ЛГ: Чтобы быть профессиональным китаеведом, хорошо бы иметь хороший глаз и хорошее ухо – чтобы иероглифы красиво писать (древнее искусство каллиграфии ценится и поныне) и хорошее произношение освоить. Без слуха и умения рисовать обойтись вообще-то можно, если любишь предмет изучения, обладаешь хорошей памятью и терпением. Опыт нарабатывается. Многое можно и нужно выучивать наизусть. Труднее с пониманием изученного или встречаемого. Понимание – это уже особая, более высокая, чем знание область – философская область. Именно понимание отличает, с моей точки зрения, «высокопрофессионального» китаеведа от «по-настоящему хорошего». Это, видите ли, «две большие разницы». В китайской философии считается, что беспричинный порядок мира можно постичь, только упорядочив самого себя до состояния микрокосма, потому что подобное познается подобным. Познается не глазом, не ухом, не рукой – всем существом в его цельности. А цельным человек не рождается, он только сам себя может собрать, сделать цельным. Другими словами, для «высокопрофессионального» китаеведа Китай – не объект, не предмет, он с ним слит воедино.

ВГ: Что можно пожелать молодым российским китаеведам, которые приходят на смену старшему поколению, и которым, будем на это надеяться, в условиях более солидного финансирования и лучших возможностей, предстоит продолжить традиции отечественного китаеведения, принять эстафету?

ЛГ: Это вопрос не такой простой, как кажется. Я бы сказала так – нужно как можно скорее защитить диссертацию для того, чтобы поскорее освободиться, чтобы иметь возможность свободного развития. Потому что когда ты защищаешь диссертацию, ты подвержен многим ограничениям. И в мышлении, и в выражении. А когда ты это сделаешь, стремись воспринимать новое. Ты традиционен, когда пишешь диссертацию, а после этого у тебя появляется свобода! Вот, нужно пользоваться этой свободой, воспринимать новое, упорно искать новое и верить в то, что для нового всегда есть место, что не всё сделано до вас. Старшее поколение начало какую-то работу. Мы должны на них опираться, должны изучать их труды. Но надо идти вперед! Знаете китайскую пословицу:

«Голубизна, вышедшая из синевы, превыше неё»? Это, ведь, говорится об ученике, превзошедшем своего Учителя. Радуйте учителей не послушанием, а смелостью.

И ещё одно очень важное молодым китаеведам я бы пожелала. Вы помните героя «Подлинной истории А-Кью» Лу Синя? А-Кью несколько раз бывал в городе и от этого вырос в своих глазах. Однако горожан он презирал за их чудачества. Деревянное сиденье в три чи длиной и три цуня шириной в его деревне называли «лавкой», а горожане говорили «скамья», и он думал: «Неправильно говорят… вот дураки!» Рыбью голову, поджаренную в масле, в его деревне приправляли зелёным луком в полцуня длиной, а горожане приправляли рыбу мелко нарезанным луком, и А-Кью думал: «Неправильно делают… вот дураки!» Вспоминайте А-Кью, молодые китаеведы, и не бойтесь чувствовать дураками СЕБЯ! Тогда откроется путь к тому, чтобы поумнеть.

ВГ: Ещё один вопрос. Каково Ваше самое глубокое впечатление о Китае? Может быть, о каком-то уголке Китая? Какие ассоциации возникают у Вас в первую очередь, при упоминании слова «Китай»?

ЛГ: У меня Китай в мыслях всегда ассоциируется с моими китайскими однокурсниками и друзьями, которых знаю пятьдесят и более лет. Пройдя трудные годы «культурной революции», они не потеряли себя. Глубоко впечатляет, как они работали и работают до сих пор, каждый раз при встречах удивляя меня своими новыми творческими свершениями! В этих трудных условиях они сумели расти и послужить для своей страны ведущей силой. Об этом я никогда не могу забыть, и это для меня высокий пример. Долго, конечно, можно рассказывать о впечатлениях и о конкретных людях. Но это – моё глубочайшее впечатление! Для меня мои китайские друзья – маяки. Я думаю, что и весь Китай в целом может служить для нашей страны хорошим маяком. В определённом смысле, конечно.

ВГ: Спасибо за Ваше интересное, очень содержательное и откровенное интервью!

Желаю Вам приятно провести оставшиеся в Китае дни и благополучного возвращения на родину!

ЛГ: Спасибо и Вам, до свидания!

Постскриптум. 15 июня 2011 года внезапно и безвременно ушел из жизни герой этого интервью. Лидия Ивановна Головачёва (1937-2011) была выдающимся российским китаеведом, совершившим уникальные открытия в изучении Конфуция, Лаоцзы и нового направления науки, который сама она назвала «пре-синологией». Истинное значение её вклада, возможно, ещё не скоро будет по достоинству осмыслено и оценено коллегамикитаеведами. Слишком смело шла она против «ортодоксальных» научных традиций, по ходу дела доказывая, что даже самые дерзкие отступления от узко понимаемой «ортодоксии» на самом деле представляют собой лишь органичную часть многотысячелетней, необъятной, величайшей научной мысли Китая. Несмотря на преклонный возраст, Лидия Ивановна была преисполнена творческими силами, идеями и замыслами, которые так и не успела реализовать в полной мере. Она явила собой лучший пример истинной любви и преданности делу всей жизни – изучению Китая. Оставила после себя не только ценное научное наследие, но также передала эстафету своему сыну и, хочется верить, многими будущим поколениям китаеведов.

Преждевременный уход из жизни Лидии Ивановны лишний раз подчеркнул ценность проекта «Китаеведение – устная история», который нужно упорно продолжать общими усилиями. Все его участники работают сегодня и на будущее, и на историю. Хотя время работает против нас… Координатор проекта в РФ:

Головачёв В. Ц., к.и.н., с.н.с. отдела Китая ИВ РАН Фото: Лестница в Небо.

Китай, осень