Представляем читателям заключительную статью из серии

публикаций, основанных на материалах этносоциологического

исследования, впервые проведенного в 1992–1993 гг. в Москве,

Санкт Петербурге и Екатеринбурге, повторенного в тех же

городах в 1997–1998 гг. и посвященного разнообразным аспектам

формирования национальной идентичности российских евреев.

Оба раза с помощью формализованного интервью были опрошены

по 1300 респондентов в возрасте 16 лет и старше по репрезента

тивной для каждого из трех городов выборке. В первых двух статьях серии (см. «Диаспоры», 2000, 3; 2001, 1) подробно описаны концепция, методология, инструментарий проекта, а также рассмотрены его эмпирические результаты, касающиеся структуры этнической идентичности, роли иудаизма и традиций в жизни современного еврейства, влияния семьи и ближайшего социального окружения на национальную самоидентификацию, освоения культурного наследия, участия в еврейском организован ном движении, политических настроений еврейского населения.

Национальное самосознание российских евреев (статья третья) Цви Гительман, Валерий Червяков, Владимир Шапиро 1. Отношение к Израилю С момента своего провозглашения, т. е. уже на протяжении более полувека Государство Израиль и происходившие в нем и вокруг него процессы заметно влияли на судьбы советского и российского еврейства. Существовавшая в СССР десятилети ями негласная и всеобъемлющая дискриминационная практи ка в отношении этого национального меньшинства опиралась преимущественно на идеологемы официальной антисионист ской, антиизраильской доктрины. Победа Израиля в Шести Гительман Цви, профессор факультета политических наук Мичиганско го университета (США); Червяков Валерий Владимирович, кандидат фило софских наук, ведущий научный сотрудник Института социологии РАН (г. Москва); Шапиро Владимир Давидович, доктор экономических наук, глав ный научный сотрудник Института социологии РАН.

Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... дневной войне 1967 г. и его противостояние враждебному арабскому окружению в последующие годы вызвали к жизни сопереживание этой стране, глубокий интерес к ней со сторо ны многих и многих советских евреев, дали старт длительной борьбе за их право на свободную репатриацию — борьбе, увен чавшейся в конце концов успехом. Фактом истории и все еще продолжающимся процессом стала массовая эмиграция в еврейское государство, в результате чего там сформировалась крупнейшая за пределами бывшего СССР русскоязычная община.

К середине 90 х гг. значительную часть российского еврей ства связывали с Израилем личные родственные и дружеские контакты, а также участие в религиозных, культурных, обще ственных, научных, деловых и иных обменах. Консульские службы Министерства иностранных дел, Министерство про свещения, израильские культурные центры, Еврейское агент ство для Израиля («Сохнут»), другие формальные и нефор мальные структуры этой страны постоянно вели во многих городах России разнообразную деятельность — как связанную самым непосредственным образом с подготовкой к репатриа ции и предстоящей абсорбции, так и более широкую инфор мационную, издательскую, образовательную, рекреационную (для детей и молодежи), благотворительную и т. п.

Кроме собственно израильских институций, действовав ших в России, целый ряд местных еврейских организаций имели ярко выраженные израильско ориентированные цели и задачи (Российская сионистская федерация, сеть комитетов по репатриации, Фонд «Эксодус», Ассоциация преподава телей еврейской традиции «Ламед», Ассоциация гуманисти ческого иудаизма «Еврейский мир», Московская еврейская радиостанция «Алеф», часть еврейских средних общеобразова тельных школ и многие другие). Таким образом, есть все осно вания говорить о вполне сложившейся в России разветвлен ной полифункциональной инфраструктуре самого Израиля, а также поддерживаемых им и, конечно, в той или иной степе ни контролируемых «аборигенных» еврейских учреждений, образующих определенную систему. В этом положении вещей нет ничего экстраординарного, если сравнивать с тем, какое место Израиль и различные его представительства давно зани мают в жизни еврейских общин Центральной и Западной Европы, Австралии, Северной и Южной Америк. По сути, в 226 Метаморфозы идентичности постсоветской России за очень короткий в историческом мас штабе срок была достигнута норма, присущая цивилизован ным демократическим обществам — толерантное отношение к национальным меньшинствам, поддерживающим связи с их историческими родинами.

Для понимания современного контекста, в котором взаи модействуют российское еврейство и еврейская страна, важно учитывать, что в 90 е гг. окончательно нормализовались также межгосударственные отношения России и Израиля. В декабре 1991 г. Россия вместе с подавляющим большинством членов ООН проголосовала за отмену резолюции ее Генеральной Ас самблеи от ноября 1975 г., определявшей сионизм «как форму расизма и расовой дискриминации», «угрозу международному миру и безопасности» и фактически отрицавшей право Изра иля на существование. Из российского официального лекси кона исчезли жупелы Израиля как «сионистского агрессора», «агента американского империализма», его «ударного отряда».

Страна де факто и де юре отказалась от двойного стандарта в своей ближневосточной политике, стала одним из коспонсо ров арабо израильского мирного процесса, тем самым при знав сближение с Израилем и непредвзятый подход к нему важными элементами своей геополитической стратегии. Две страны установили полноформатные дипломатические отно шения и продолжали развивать и наращивать всю гамму со трудничества, включая гуманитарное, правовое, культурное, в сфере туризма и спорта, торгово экономическое, научно техническое и даже военно промышленное. Российским евре ям обеспечивалась беспрепятственная эмиграция и посещение Израиля, а израильским структурам и отдельным его гражда нам — практически полная свобода разнообразной деятельно сти в России.

Нормализация Россией ее отношений с Израилем, появле ние не идеологизированного, объективного образа этой страны в официозных и большинстве независимых СМИ существен но изменили в лучшую сторону и отношение рядовых россиян к еврейскому государству. Об этом убедительно свидетельст вуют данные всероссийского репрезентативного опроса, про веденного ВЦИОМ в октябре 1997 г.1. У каждого десятого респондента Израиль вызывал «интерес и симпатию»; около двух третей относились к нему «спокойно, как ко всем другим странам»; еще 14,9% ничего не знали о нем или не имели опре Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... деленного мнения. И только 11% респондентов выражали не доверие и неприязнь.

Число тех, кто думал об Израиле как о «стране, защищаю щей себя, свою независимость» в полтора раза превышало долю считающих его «агрессивным националистическим госу дарством» (последние составляли 9,5% выборки). В конфликте между израильтянами и палестинцами свои симпатии отдава ли первым 13,3% респондентов, тогда как вторым — 10,4%;

остальные россияне в этой ситуации были нейтральны, и таких абсолютное большинство — три четверти: они не симпатизиро вали ни той, ни другой стороне либо затруднялись с выбором.

Больше половины граждан России хотели бы съездить в Израиль в гости, по приглашению, туристами; те, у кого тако го желания нет, составляли только чуть больше трети (по опро сам ВЦИОМ 2, в октябре 1990 г. доля тех и других была одинакова — по 44%, но уже в марте 1992 г. — 47% и 40%, со ответственно). Каждый пятый россиянин утверждал, что его представления об Израиле, отношение к нему изменились за последние годы в лучшую сторону; тех же, у кого они ухудши лись — в девять раз меньше (всего лишь 2,3%); для большин ства же (три пятых выборки) образ страны остался прежним.

В другом репрезентативном опросе ВЦИОМ 3, проведен ном в июле 1996 г., 16,6% респондентов оценили отношения России и Израиля как «дружеские»; 45,5% — как «чисто парт нерские», а как «неприятельские, враждебные» — только 4,0%.

Данный результат довольно близок к распределению ответов об отношении России к США (соответственно, 26,9%; 53,1%;

2,8%) и к Германии (24,5%; 54,4%; 2,0%). Подтверждают это и материалы всероссийского опроса, проведенного Институтом «Российское общественное мнение и исследования рынка»

(РОМИР) в январе феврале 1996 г.4: относились к Израилю с той или иной степенью недоброжелательности всего 15% рос сиян. И это не на много больше, чем показатель негативного отношения к Украине, Японии, США, Германии (от 10% до 12%), и чуть меньше, чем такой же показатель для Польши (16%) и Китая (20%).

Около двух третей российских граждан настроены одобри тельно к тому, чтобы «евреи, выехавшие из нашей страны, вкладывали деньги в экономику России» (опрос ВЦИОМ в 1997 г.). Заметим, что преобладающее большинство уехавших направились в Израиль. Более того, каждый третий россиянин ничего не имел против того, чтобы евреи эмигранты «приоб ретали в России собственность, владели предприятиями, фир мами, магазинами, мастерскими».

Иное дело отношение россиян не к стране, а к государст венной идеологии Израиля. Несмотря на отказ России от док трины антисионизма и прекращение соответствующей офи циальной пропаганды, уровень негативизма по отношению к понятию, с которым неразрывно связано создание и развитие еврейского государства, судя по данным ВЦИОМ, не снизил ся. В октябре 1990 г. 21% россиян соглашались с клише совет ских времен, что сионизм — это «политика, направленная на установление господства евреев во всем мире», к марту 1992 г.

данный показатель упал до 17%, однако в октябре 1997 г. сто ронников такой точки зрения стало уже 22%. В период 1990 — 1992 гг. удельный вес тех, кто по прежнему определял сионизм как «идеологию, оправдывающую агрессию Израиля на Ближ нем Востоке», уменьшился с 8% до 5%, однако к 1997 г. достиг 9%. Всего 8% россиян в 1990 г., 7% в 1992 г. и 10% в 1997 г., полагали, не греша против истины, что сионизм — «движение евреев за возвращение на историческую родину». Остальные опрошенные либо давали неправильные, неточные определе ния сионизма, не несущие, правда, отрицательной смысловой нагрузки («религия еврейского народа», «движение за возрож дение еврейских традиций, культуры»), либо (три пятых в 1992 г. и две пятых в 1997 г.) вообще затруднялись ответить, что означает термин «сионизм».

Здесь уместно заметить, что 29% респондентов (опрос ВЦИОМ 1997 г.), по их утверждению, слышали о существова нии «мирового сионистского заговора» (в 1990 и 1992 г. их было 26 и 25%, соответственно). Более двух пятых из этих «информированных» (что составляло 13% от всей выборки) твердо убеждены, что такой заговор — реальная вещь. В октя бре 1990 г. этот показатель был почти вдвое меньшим — 7%, а в марте 1992 г. — 9%. Впрочем, за тот же период — с 1990 по 1997 г., доля россиян, не верящих утверждениям о глобальном комплоте сионистов, выросла с 20 до 38%.

Примечательно, что аудитория всероссийского опроса ВЦИОМ 1997 г. видела в сионистах одну из главных сил, заин тересованных в разжигании в России враждебности к евре ям — так считали 11,8% респондентов. У сионистов этот подстрекательский интерес, по мнению россиян, меньше, чем Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... у «русских националистов» (29,4%) и «необразованных, тем ных людей» (25,6%), но больше, чем у властей (10,4%), «пред принимателей, боящихся конкуренции» (6,3%) и особенно у двух главных «гладиаторов», ведущих тогда смертельную схватку на российской политической арене — коммунистов (3,7%) и демократов (1,4%).

Таким образом, в российском общественном мнении по нятия «еврейское государство», «страна Израиль», «израильтя не», с одной стороны, и термины «сионизм», «сионисты» — с другой, достаточно далеко разведены, в разной степени структурированы и вовсе не тождественны друг другу, вызывая неодинаковое к себе отношение.

У евреев в восприятии понятий «Израиль», «сионизм» так же обнаруживается неоднозначная картина. Только 7,4% нашей выборки 1997–1998 гг. полагали обязательным для истинного еврея, чтобы он разделял «основные идеи сионизма» (пятью годами раньше — 10,5%). Но втрое больше (25%) тех, для кото рых императивный критерий еврейскости — «чувствовать свою связь с Израилем, его судьбой». И все же надо отметить, что последний показатель по сравнению с 1992–1993 гг. резко сни зился: тогда он составлял около половины выборки. Кроме то го, в отличие от первого, во втором исследовании явственно обозначилось то, что еврейская молодежь в гораздо меньшей степени принимает этот критерий, чем старшие поколения.

Далее, с максимой сионизма, сформулированной в во проснике интервью так: «все евреи должны рано или поздно вернуться на свою историческую родину — в Израиль», полно стью согласны лишь 11,5% опрошенных. И это несмотря на то, что большинство респондентов (около трех пятых) все же вос принимали его в качестве исторической родины. Можно толь ко гадать, чего больше за этим признанием — эмоциональной метафоричности или рационального знания исторической фактологии. В любом случае, такая ретроспекция носит пре имущественно символический характер: «как о своей Роди не — Родине с большой буквы» об Израиле думал только один из десяти, но о России — свыше трех чертвертей респондентов.

Без сомнения, российские евреи в 1997–1998 гг., по срав нению с началом 90 х гг., стали знать об Израиле и его пробле мах гораздо больше и могли объективнее судить о различных аспектах жизни страны. Эта информированность основана, в том числе, и на личном опыте: более четверти наших респон дентов хотя бы один раз побывали там (в 1992–1993 гг. такие люди составляли только 9,7%).

Передачи «Голоса Израиля» перестали быть почти эксклю зивным информационным каналом для российских евреев, о чем говорило резкое (в 2,5 раза) сужение аудитории этой радиостанции в период между двумя исследованиями. В 1997– 1998 гг. ее слушали ежедневно или хотя бы изредка только 18,8% наших респондентов, тогда как в 1992–1993 гг. — 46,6%.

Отчасти это объясняется появлением альтернативных источ ников — в виде российских СМИ, в том числе еврейских, но главная причина, думается, в исчезновении ажиотажного ин тереса к Израилю, характерного для начала 90 х гг., когда рос сийское еврейство как бы заново открывало его для себя.

Большую роль играли личные источники информации:

около трети российских евреев имели среди израильтян близ ких родственников — родителей, детей, супругов, родных братьев и сестер (этот показатель со времени первого исследо вания сократился в 1,6 раза, что явилось следствием эмиграции в Израиль многих из тех, кто хотел воссоединиться с семьей);

около двух третей имели более отдаленную родню; абсолютное большинство (почти три четверти) — близких друзей.

Эмоциональное отношение российских евреев к евреям Израиля варьировало в широком диапазоне: от нейтрально индифферентного («ничем не выделяю, отношусь как к любо му другому народу») до экзальтированного («это мой народ, я ощущаю неразрывное кровное родство с ним»). Ни та, ни другая позиции не являлась доминирующей: первая из них ха рактерна только для четверти респондентов, а вторая — лишь для каждого пятого (важно отметить, что по сравнению с 1992–1993 гг. последний показатель уменьшился почти вдвое).

Наиболее же распространенный тип отношения к израиль ским евреям — спокойно сочувственный: «это народ, глубоко го родства с которым я не ощущаю, но к которому чувствую особую симпатию» (так считала почти половина выборки).

Культура, образ жизни израильтян были близки почти двум пятым наших респондентов, и это практически совпада ло с показателем их отношения к культуре и образу жизни на родов Западной Европы. Другие культурно цивилизационные ареалы, включая США, представлялись респондентам гораздо более чуждыми. Однако покогортный анализ свидетельствует о том, что люди моложе 50 лет воспринимают как более близ Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... Рис. 1.1. Ответы на вопрос: «Если выбирать между Россией и Израилем, где, на Ваш взгляд, у российского еврея больше кие культуру и образ жизни народов Западной Европы, неже ли Израиля, и только для пожилых российских евреев Израиль в этом отношении «роднее» близлежащей Европы.

Расширение потока информации об Израиле, увеличение числа каналов ее получения позволили респондентам доста точно объективно сравнивать возможности «русских» евреев в этой стране и в самой России (см. рис. 1.1).

Израиль явно представлялся им значительно более пер спективным для полнокровной еврейской жизни. С точки зрения опрошенных, там также несоизмеримо больше воз можностей для создания еврейской семьи (любопытно, что матримониальная привлекательность Израиля выше оценивает ся людьми пожилыми и ниже — молодежью). Уровень безопас ности, согласно оценкам респондентов, мало чем различается:

44,6% считали, что большую степень защищенности дает Из раиль, а 42,9% оценивали обе страны в этом плане одинаково или даже отдавали предпочтение России. Перспективы для самореализации, профессионального продвижения, матери ального благополучия российских евреев в Израиле явно не рисовались безоблачными. Интересно, что люди, посещав шие эту страну, оценивали подобные перспективы выше, чем никогда там не бывавшие. Напротив, наличие в Израиле бли жайших родственников не склоняло чашу весов в его пользу.

Эмиграцию в Израиль как наиболее приемлемую жиз ненную стратегию для российских евреев одобрял каждый чет вертый респондент в 1997–1998 гг. — меньше, чем пять лет назад, когда такой точки зрения придерживался почти каждый третий. Что же касается личного выбора в гипотетическом случае принятия респондентом решения об эмиграции, то и здесь обнаруживается снижение привлекательности Израиля:

в 1997–1998 гг. как страну въезда его назвали 35,9 % опрошен ных против 45,8 % в 1992–1993 гг. Среди тех, у кого есть близ кие родственники в Израиле, 54 % выбирали эту страну в качестве возможного места жительства (в случае принятия та кого решения) против 29 % среди тех, у кого таких родствен ников там нет. Данный результат может свидетельствовать о том, что переезд в Израиль все чаще мотивируется стремлени ем к воссоединению семей.

В целом, судя по всему комплексу показателей, за прошед шие пять лет отношение к Израилю у российских евреев стало значительно более сдержанным, чем раньше. По видимому, прежде всего это связано с тем, что менее «сионистскими»

стали механизмы национальной самоидентификации. Так, в 1,8 раза реже респонденты стали отмечать, что важнейший кри терий истинного еврея — чувствовать свою связь с Израилем.

В то же самое время в 2,7 раза чаще, чем пять лет назад, респон денты указывали, что это не имеет значения. Примечательно, что данный показатель «истинного еврейства» был подверг нут самой жестокой девальвации среди длинного перечня из 18 пунктов. С утверждением, что все евреи должны рано или поздно вернуться на свою историческую родину — в Израиль, в 1992–1993 гг. категорическое несогласие выразили чуть более трети опрошенных, а в 1997–1998 гг. — почти половина.

2. Антисемитизм и еврейское самосознание Антисемитизм в различных его ипостасях — государст венный, идеологический (включая антииудаистский и анти сионистский), религиозный (подпитываемый христианской доктриной) и, наконец, так называемый бытовой — являлся вечным спутником и едва ли не самой острой жизненной и Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... экзистенциальной проблемой для нескольких поколений со ветских евреев.

В период послезастойной перестройки, последующей су веренизации, демократизации и реформирования России, ее открытости для мирового сообщества юдофобия «классичес кого» советско коммунистического образца подверглась ос новательной эрозии, но не исчезла полностью. Определенная часть российского общества по прежнему оставалась явно или латентно приверженной тем или иным антиеврейским идеоло гемам и мифам тоталитарного периода, в том числе и члены Совета Федерации — главы некоторых ее субъектов, часть руководства и членов левых думских фракций, лидеры и акти висты ряда юридически зарегистрированных (стало быть, ле гитимных) массовых оппозиционных партий и движений, не говоря уже о многочисленных официально непризнанных, но нередко поощряемых региональной и местной неономенклату рой радикальных «патриотических», ультранационалистичес ких и откровенно профашистских объединений и организаций.

Последние вели разнузданную юдофобскую пропаганду (как едва ли не свою доминантную идею) через плакаты, лис товки, расплодившиеся бюллетени, газеты (чем, впрочем, не брезговала и левая системная оппозиция — коммуно патриоты), издавали книги известных и неизвестных авторов антисеми тов. Российские ультра от угроз перешли к прямым действиям, таким, например, как акты вандализма в отношении еврейских кладбищ, синагог, которые они совершали при фактическом попустительстве федеральных и местных властей, правоохра нительных органов.

Фобии по отношению к евреям со стороны многих марги нальных образований — феномен относительно новый в на шей политической жизни, появившийся в конце 80 х — начале 90 х гг. По меткому определению М. Членова, тогдашнего сопредседателя Совета «Ваада» (Конфедерации еврейских организаций и общин СССР), это — антисемитизм «общест венный». Этимология такого термина восходит к заявившим о себе в указанный период организациям и объединениям типа пресловутого общества «Память». Спустя восемь десять лет можно констатировать, что «общественный» антисемитизм многолик и достаточно распространен.

В 90 е гг. имели место и проявления религиозного анти семитизма, попытки его распространения среди верующих христиан. За этим стояла явная или плохо скрываемая юдофо бия некоторой части иерархов и влиятельных богословов Русской православной церкви и ряда других течений в право славии, а также рядовых священников, в соответствующем ду хе просвещавших свою возросшую паству.

Быстрое вхождение после августа 1991 г. и распада СССР целого ряда евреев и полуевреев в государственную, общест венно политическую, финансово промышленную, информа ционную и экспертную элиты новой России; видное место, которое они стали занимать в российском истеблишменте, за метная степень их воздействия на различные процессы в стра не — все это вызывало, как уже неоднократно бывало в разных странах и в разные периоды истории, юдофобскую реакцию.

В связи с такой «тотальной экспансией» евреев (компен сирующей почти полувековой период закрытости для них многих каналов вертикальной социальной мобильности), их высокой конкурентоспособностью и влиятельностью различ ные исследователи проблемы отмечали проявления антисеми тизма среди представителей высшего и особенно среднего уровней бюрократии, управленческого персонала крупного и среднего бизнеса, среди деятелей искусства, науки, литерато ров, журналистов, включая и некоторых «высоколобых» ин теллектуалов. За агрессивным национализмом этих людей, альфу и омегу которого часто составляет юдофобия, стоит вполне прагматическая мотивация (явно выраженная или ла тентная) — стремление дискредитировать, ослабить и, в ко нечном счете, вытеснить из своей сферы деятельности более успешных соперников «нетитульной» национальности.

В то же время, согласно выводам ВЦИОМ (основанным на исследованиях 1990, 1992 и 1997 гг.), «в общем и целом массо вое отношение к евреям может определяться как преобладание позитивных или, по меньшей мере, толерантных установок, нейтральным отношением подавляющей части российского и, прежде всего, русского населения к евреям, в принципе не от личающегося от отношения к любым другим этническим груп пам в России» 5.

Ядро наиболее агрессивных и убежденных антисемитов с начала 90 х гг. практически не расширилось и составляло, по данным зондажа ВЦИОМ 1997 г., 6–7% опрошенных в репре зентативной для всего населения России выборке. Примы кающая к этой группе категория людей с отдельными, но Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... явно выраженными юдофобскими реакциями оценивалась в 15–18%. Далее следовала четко не определяемая по социаль ным и культурным критериям группа лиц (25–30%), у которой фобии или дискриминирующие евреев реакции носят несис тематический характер и не обнаруживают признаков устой чивого комплекса 6.

Таков был контекст, в котором проблема антисемитизма рассматривалась в нашем проекте. Мы хотели взглянуть на нее как бы «изнутри», глазами самого объекта этой столь живучей этнофобии — российских евреев.

Конечно, главные вопросы исследования с этой точки зре ния — какова роль антисемитизма (негативного компонента внешней макро и микросреды) в процессах этнической соци ализации, формирования национального самосознания разных поколений современных российских евреев; каков их реаль ный опыт столкновений с юдофобией в прошлом и в послед ние годы; как он влияет на еврейскую идентичность, участие в возрождении национальной жизни, ассимиляцию и эмигра цию. Кроме того, представлялось важным выяснить степень угрозы со стороны антисемитской части общества: то, как она видится нашим респондентам; их мнение о динамике юдофоб ских настроений и оценку реакции на это российских властей.

Наконец, мы не могли не исследовать, как те или иные их представления о будущем российского еврейства зависят от названных объективных и субъективных факторов.

Первое осознание своего еврейства почти к каждому вто рому респонденту (45,3%) пришло до достижения девяти лет, т. е. в дошкольные и ранние школьные годы. Еще у каждого третьего (35,3%) данные сдвиги произошли до его/ее восем надцатилетия. Здесь важно отметить, что у нынешней еврей ской молодежи (группа респондентов 16–29 лет) это случает ся намного чаще в годы отрочества и наступления юности (11–17 лет), в отличие от всех других без исключения возраст ных когорт, для которых обнаружена прямо противоположная закономерность: первое ощущение себя евреем гораздо чаще приходится на более ранний период — до 11 лет.

Таким образом, подавляющее большинство (четыре пя тых) опрошенных начали ощущать себя евреями, будучи не взрослыми людьми, а еще детьми или подростками. Посмот рим, в каком непосредственном контексте разворачивалось это исключительное по своей значимости и последствиям для личности юного человека стартовое событие этнической социа лизации, с которого с большой степенью вероятности и нача лось формирование того или иного этноавтостереотипа (рес пондентам задавался вопрос «Какие обстоятельства дали Вам впервые почувствовать себя евреем?»).

Реконструируя соответствующую ситуацию своего относи тельно недавнего или очень отдаленного прошлого (в зависимо сти от нынешнего возраста), больше половины респондентов по выборке в целом (52,5%) описывают ее только в тонально сти негативных переживаний и эмоций — обиды, недоумения, разочарования, горечи, уязвленного достоинства, стыда, уни жения и т. п.

Вот несколько весьма типичных воспоминаний, относя щихся к периоду детства и отрочества:

— во время драки в классе, когда впервые услышал: «жид»;

— мальчик — моя первая любовь — желая обидеть побольнее, упрекнул, что я еврейка;

— я была единственной еврейкой в классе; учителя и ученики относились ко мне не то что враждебно, но как к чужой;.

— на брата в Подольске напала целая группа мальчишек с криками: «Бей жидов! Спасай Россию!» Я тогда стал бояться выходить из дома;

— на всю жизнь запомнилось, как в новом дворе, куда мы пере ехали, дети стали дразнить «Сарочкой», хотя мое имя — Инна;

— не знала, что писать в графе «национальность», когда впервые в жизни пришлось заполнять карточку анкету в дет ской библиотеке, и мама, как то смущаясь, шепотом подска зала: «еврейка»;

— над моей фамилией — Рабинович, и моим длинным носом в школе издевались с первого же класса все, кому не лень;

— не задумывался о своей национальности, но когда получал паспорт, отец первый раз объяснил, что будет значить для меня «пятый пункт» в дальнейшем.

Достаточно часто первое осознание себя евреем респон денты связывают с дискриминацией в образовательной и про фессиональной сферах:

— впервые по настоящему почувствовал себя евреем, когда из за фамилии не приняли в университет;

— ощутил, когда мне и другим еврейским парням после окон чания института не дали распределения на работу;

Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... — чувствовал себя русским, пока, имея красный диплом ин женера, во множестве организаций не получил отказы, хотя у них были вакансии для молодых специалистов;

— на деле ощутил, что такое «пятый пункт», долго и безус пешно пытаясь поступить в аспирантуру в разные институты (я имел рекомендацию кафедры); до этого к своей национальнос ти относился безразлично.

Распространены и ответы, в которых первое восприятие себя евреем связывают с общей юдофобской атмосферой, громкими антисемитскими акциями:

— ощутил свою национальность после войны, когда всех ев реев стали обзывать «Абрамом» или «Сарой»;

— это произошло со мной в период борьбы с космополитиз мом: отца выгнали с работы, а до этого я и не знал, чем мы от личаемся от других советских людей;

— мать была медиком, и вся семья во время «дела врачей»

стала вдруг подозреваемыми, только потому, что евреи;

— подействовала обстановка, почувствовал вдруг, что бес силен, ни на что не имею прав;

— когда в Ленинграде начали появляться на стенах и заборах антисемитские надписи, листовки, нарисованные шестиконеч ные звезды;

— почувствовать себя евреем заставило общее недоброжела тельное отношение к нам в этой стране, особенно разгул моло дых фашистов, потакание им.

В целом по выборке было примерно четверть случаев, когда первая национальная идентификация (или самоиденти фикация) происходила в положительном событийном и/или эмоциональном контексте (ощущение гордости, радости, значительности и торжественности момента, эстетического и познавательного удовлетворения, семейной, родовой преемст венности и т. п.). Таких случаев в два раза меньше (26,8 %), чем ситуаций, когда люди испытывали отрицательные эмоции.

Приведем несколько распространенных воспоминаний, связанных с семейной атмосферой:

— бабушка каждую пятницу вечером зажигала свечи, води ла меня на праздники в синагогу, объясняла их значение; благода ря этому я очень рано почувствовал себя евреем;

— и отец, и мать были музыканты, часто дома играли на скрипке еврейские мелодии, которые с самого детства вошли ко мне в душу;

— неожиданно узнал от матери, что мой прадед был знаме нитым на всю Украину раввином; это меня потрясло, ведь рань ше никогда не интересовался ни своими предками, ни вообще чем то еврейским;

— у меня это получилось само собой, очень естественно, а не из за каких то особых обстоятельств; просто в доме было много книг о евреях, кассет с еврейской музыкой; отец и мать с ранне го детства научили меня гордиться тем, что я — еврей.

Типичны и ситуации, когда начальное ощущение своего еврейства было вызвано внесемейными факторами:

— помню, как попал случайно на первый в своей жизни еврей ский концерт, и он произвел во мне настоящий переворот — до этого я был очень далек от всего еврейского;

— когда в 13–14 лет начал читать самиздатские книги на еврейские темы, понял, что и я являюсь частичкой этого народа;

— все подруги, приятели у меня были русские, никогда по настоящему не чувствовала себя еврейкой, пока не побывала в летнем лагере «Сохнута»;

— когда в 1967 году Израиль победил в Шестидневной войне, я воспринял это и как свою победу, можно сказать, впервые по чувствовал гордость за еврейский народ;

— одноклассник пригласил к себе домой отмечать Пейсах, и я впервые участвовал в седере, там было много людей, которые неоднократно это делали; я открыл для себя красоту и глубину еврейских традиций;

— когда поступила в еврейскую школу по совету родственни ков; до этого как то не чувствовала себя еврейкой.

Первое узнавание в себе еврея через неприязненные, враж дебные, юдофобские реакции окружения по частоте резко превалирует над ситуациями с положительным контекстом практически во всех обследованных поколениях. Это превы шение составляет 2,3 раза для 30–39 летних (1959–1968 гг.

рождения) и 3,4 раза — для 60–69 летних (1929–1938 гг.).

Несколько «лучше» пропорция для лиц 70 лет и старше (родив шихся в 1928 г. и раньше) — здесь негативные ситуации встре чаются только в 1,1 раза чаще, и поэтому можно говорить о приблизительном балансе того и другого контекстов.

Количественно схожий баланс обнаружился и в самой мо лодой когорте (16–29 лет). Однако соотношение частот нега тивных и позитивных контекстов, характерных для старта этнической социализации, здесь впервые меняет свой знак на Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... противоположный, складываясь в пользу последних. Если срав нить поколение, родившееся в 1969–1982 гг., хотя бы с соседней возрастной группой, то 33,8% молодых евреев, испытавших тогда положительные эмоции, — это в полтора раза больше, чем среди 30–39 летних. Вместе с тем «всего лишь» 31,7% молодежи, узнавшей о своем еврействе благодаря антисемитским аффек там среды, — это в полтора раза меньше, чем в соседней группе и в 2–2,2 раза меньше, чем в поколениях ровесников их родите лей и отчасти прародителей (в возрастной группе 50–69 летних).

Кроме того, обнаружились обнадеживающие изменения со времени нашего первого исследования 1992–1993 гг. Тогда и в молодежной группе соотношение случаев с негативной и позитивной эмоциональной направленностью оказалось рав ным 2 : 1, что, впрочем, было меньше (и весьма существенно), чем во всех остальных когортах. Спустя пять лет частота нега тивных обстоятельств, сопровождавших первичную этничес кую идентификацию, у подрастающего поколения осталась практически прежней. Но гораздо важнее, что за тот же пери од более чем вдвое возросла доля случаев с позитивной эмоци ональной направленностью (в начале 90 х гг. этот показатель составлял для тогдашних 16–29 летних евреев только 16,3%).

Зафиксированная динамика позволила сделать осторож ный вывод: мы становимся свидетелями рождения столь дол го ожидаемой советским, а теперь — российским еврейством благоприятной тенденции к смене парадигмы стартовой этни ческой социализации, когда еврейские дети и подростки будут все реже узнавать, кто они есть, из уст и действий антисемитов и все чаще — благодаря первому приобщению к традицион ным и современным ценностям своего народа.

В пользу такого вывода говорят и другие использованные в исследовании показатели, которые могут относиться к более поздним годам жизни. Отвечая на вопрос интервью 1997– 1998 гг.: «Что оказало наиболее существенное влияние на фор мирование Вашего национального самосознания?», каждый второй (54,7%) респондент (по выборке в целом) назвал анти семитизм. Это, конечно, очень много и свидетельствует о том, что и после первого столкновения с юдофобской частью окру жающей среды она еще долго продолжает влиять на осознание людьми своей еврейскости.

Однако одновременно может крепнуть внутриличностное сопротивление антисемитизму, вырабатываться психологиче ские механизмы позитивной этнической рефлексии, находя щей опору в семейных и общееврейских традициях, духовном, культурном наследии. Почти половина респондентов главным фактором, определившим их этническое самосознание, назы вают книги; около двух пятых — еврейскую музыку, спектакли на еврейские темы; более четверти — встречи знаменательных дат и национальных праздников; каждый четвертый — домаш ний архив (письма, фотографии, документы и т. п.); столько же называют национальную еврейскую кухню и, наконец, почти каждый десятый — приобщение к религиозным обря дам, ритуалам. Правда, заметим, что и литература, и песни, и театр, и семейные предания, и даже даты еврейского календа ря могут содержать как прямые указания на деяния антисеми тов разных эпох и стран, так реминисценции, связанные с антиеврейской практикой прошлого и современности.

И здесь мы видим тот же внушающий оптимизм тренд:

еврейская молодежь гораздо реже подвержена деструктивному воздействию антисемитизма, чем все без исключения старшие поколения. Доля тех, кто назвал этот фактор главным из сфор мировавших их национальное самосознание, среди 16–29 лет них в 1,7 раза меньше, чем по выборке в целом. Обнаружился, и это более важно, существенный «отрыв» молодых от смеж ной когорты 30–39 летних: у первых указание на антисеми тизм встречается в 1,4 раза реже, чем у вторых. Зафиксируем попутно, что поколение наиболее «ушибленных» в период формирования их национальной идентичности — все те же 50–69 летние, родившиеся в 1929–1948 гг., чье детство и юность пришлись на годы Холокоста, «борьбы с космополи тизмом», «дела врачей», окончательного оформления системы тотального государственного антисемитизма, включавшей в себя и фактический геноцид еврейской культуры. Среди них около двух третей назвали юдофобию главным фактором сво ей этнической социализации.

Таким образом, еврейская молодежь конца ХХ в., по срав нению со старшими поколениями, обретала свое этническое самосознание, будучи гораздо менее подверженной комплексу «униженных и оскорбленных» и гораздо более органично и естественно включенной в цепь преемственности еврейских ценностей. В ходе последующего анализа мы еще не раз будем иметь возможность подтвердить этот вывод.

Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... Стеснение, стыд за свою национальную принадлежность — это та эмоциональная ипостась личностной патологии, ответ ственность за которую в значительной степени несут расизм и этно и ксенофобии. Чувства же национального достоинства, гордости, пусть нередко и гипертрофированные; внутреннее сопротивление, оказываемое диффамации фрустрированной личностью; любая форма ее протеста (когнитивная, аффек тивная, поведенческая) — это те «антитела», которые она вырабатывает, пытаясь ослабить, нейтрализовать, словом, защититься как от собственных «антигенов» подавленности, неполноценности, страха и т. п., связанных с этничностью человека, так от прямых или опосредованных «токсических»

воздействий враждебной ему части социальной микросреды, общества, государства.

Лучше всего диалектическую взаимосвязь этих двух типов рефлексии личности по поводу антисемитизма демонстриру ют ответы наших респондентов на вопрос «На протяжении жизни Вам чаще приходилось гордиться или стесняться того, что Вы еврей (еврейка)?». Наиболее распространенный ответ (в обоих исследованиях) отражает смешанную реакцию — «было и то, и другое в равной мере». Так считали 30,9% и 28,1% опрошенных. Во втором опросе только каждому десятому ча ще довелось испытывать стеснение, и это почти вдвое меньше, чем пять лет тому назад, когда тот же показатель составлял 17,8 % (любопытно, что если в первом исследовании доля тех, кто прошел через неприятные переживания, была в обеих сто лицах в полтора раза выше по сравнению с провинциальным Екатеринбургом, то во втором региональных различий прак тически не было). Отметим особо, что в молодежной когорте, по сравнению с выборкой в целом, процент таких респонден тов, которые чаще стеснялись, и теперь, и пять лет назад суще ственно меньше: в 1,6 и 1,4 раза, соответственно.

Что касается «другой стороны медали», то за пять лет удельный вес тех, кто чаще гордился своим еврейством, по вы борке в целом практически не изменился: соответственно, 24,8% и 27%. Важно отметить, что среди 16–29 летних этот по казатель выше, но и он, по данным первого и второго замеров, стабилен — 35,5% и 35,3%. Как бы то ни было, подавляющее большинство респондентов не остались на протяжении жизни индифферентны и пережили те, другие либо смешанные чувст ва по поводу своей национальности. Факт, что только четверть опрошенных в нашей выборке в 1992–1993 гг. и около трети в 1997–1998 гг. смогли вполне определенно сказать о себе:

«я никогда не стеснялся, но и не гордился тем, что я еврей».

Каждый второй респондент в выборке 1992–1993 гг. с той или иной частотой испытывал стеснение по поводу своей наци ональности (такое чувство приходило к нему/ней чаще всего или, по крайней мере, так же часто, как и противоположные ощущения). Это вдвое выше доли тех, кто чаще испытывал гордость (только четверть опрошенных), т. е. соотношение двух показателей равнялось 2 : 1. В выборке 1997–1998 гг. пропорция заметно изменилась в пользу гордости и составила 1,4 : 1. Одна ко самое существенное в этой динамике — сдвиги в молодеж ной когорте: если в первом замере названная пропорция состав ляла для нее 1,2 : 1 (чем еще тогда выгодно отличала молодых от выборки в целом), то во втором — 1 : 1,1. Другими словами, на лицо принципиальнейшее изменение, смена знака личностно го вектора на полярный: у молодых людей чувства националь ной гордости, достоинства пусть немного, но уже превалируют над эмоциями негативного свойства — неловкости, самоуни чижения, стыда за свою принадлежность к еврейству.

Необходимо сказать, что нынешняя молодежь в этом отно шении — не единственная когорта еврейской популяции. Дру гая такая когорта — респонденты 70 лет и старше; люди, чье детство и юность пришлись на первую треть века. У них преоб ладание положительных чувств над отрицательными, по дан ным исследования 1997–1998 гг., даже более впечатляющее, чем у их внуков и правнуков — зафиксированная пропорция стыда и гордости, испытанных на протяжении жизни, состав ляет 1 : 1,3. Таким образом, круг начинает замыкаться: через несколько поколений советские «евреи молчания», как назвал их нобелевский лауреат, писатель Э. Визель, возвращаются от патологии к естественному состоянию, когда одной из основ этнической идентичности являются чувства национального самоуважения и достоинства. Молодежь становится похожей на своих дедов и прадедов, для большинства которых их еврей ство было не позорным клеймом, а драгоценной реликвией, пронесенной предками через столетия.

До сих пор мы анализировали эмотивно аффективный аспект базовой для еврейского самосознания дихотомии «гор дость–стыд», преломляющейся в личном опыте переживаний наших респондентов. Исследуем теперь когнитивный аспект Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... этой дихотомии, т. е. связанные с ней мнения, убеждения, стереотипы, нормы и ценности.

Нормативное, с точки зрения респондентов, определение признаков этничности фиксировалось одним из ключевых вопросов интервью «Что, по вашему, означает — «быть евре ем»?» (можно было выбрать любое количество дефиниций из девяти предложенных). Ответ — «испытывать гордость за свой народ» — дал каждый второй опрошенный и в 1992–1993, и в 1997–1998 гг., что свидетельствует не только о большой значи мости показателя, но и о его исключительной стабильности во времени. В ранжированном ряду всех девяти критериев (како выми, по сути, являются определения еврейскости) этот зани мает третье место, уступая только норме, отражающей собственно национальное происхождение («быть сыном/до черью родителей евреев или одного из родителей»), и норме, говорящей о глубокой личностной самоидентификации с дан ным этносом как таковым («ощущать себя частью еврейско го народа»). Два этих критерия собрали по две трети голосов в выборке.

Норму–controversus («быть евреем — значит чувствовать неприязнь к себе окружающих, антисемитизм»), разделяет гораздо меньшее число респондентов: каждый шестой в 1992– 1993 гг. и каждый четвертый в 1997–1998 гг., что соответствует седьмому и шестому местам в ранжированном ряду критериев.

Таким образом, мы видим, что антиномия между поняти ями «национальная гордость» и «национальная униженность»

сохраняется и на когнитивном уровне еврейского менталите та. Однако, в отличие от эмотивно аффективного уровня, предполагающего непосредственное, как правило, очень ситу ативное чувственное переживание, здесь баланс складывается явно в пользу положительной парадигмы. Будучи скорее рацио нальной, чем эмоциональной, она стала результатом длитель ного переосмысления личностью негативного опыта столкно вений с юдофобией, выработки ею защитных психологических механизмов, сублимирования фрустрирующих аффектов в антидиффамационные установки и такую активную жизнен ную позицию, которая находит опору в позитивных образцах и моделях преемственности, выживания и достижений евреев в диаспоре.

На когнитивном уровне покогортные различия выступают еще более резко, чем на эмотивно аффективном. Доля тех, кто разделяет негативное представление («быть евреем — чувство вать антисемитизм окружающих»), в опросе 1997–1998 гг. по следовательно снижается почти в шесть раз: от максимального значения в группе 70 летних и старше (З6,9%) до минимально го — среди 16–29 летних (всего лишь 6,5%). У молодых такое определение еврейскости вообще находится на самом послед нем месте. Очень низкая частота этой нормы (в основе которой зеркальное, или рефлектирующее, отраженное «Я» человека), ее последнее место в ряду других и столь значительный «отрыв»

от самой старшей когорты были характерны для еврейской молодежи и в 1992–1993 гг., что еще раз свидетельствует: тен денция ее освобождения от комплекса неполноценности, за родившаяся в начале последнего десятилетия ХХ в., оказалась устойчивой.

Мы использовали еще один важный когнитивный показа тель, более жестко фиксировавший нормативные представления респондентов о национальном самоуважении и противостоянии юдофобии. Эмпирическими референтами этого показателя служили ответы на вопрос интервью: «Что, по Вашему мне нию, является обязательным, что — желательным, а что — не имеет значения, чтобы считать человека истинным евреем?».

По этой трехчленной шкале респонденты оценивали каждое из 18 предложенных качеств, которыми гипотетически мог об ладать такой индивид.

Список качеств включал, во первых, ряд ключевых пред писаний Галахи (нормативной части иудаизма, регламентиру ющей все стороны жизни евреев) — таких, например, как вера в Бога; соблюдение субботы, кашрута (диетарных законов), других традиционных обычаев, ритуалов; благотворитель ность; моноэтничный брак; во вторых, секулярные качества, относящиеся к знанию еврейской истории, языка, культуры;

в третьих, также нерелигиозные качества, проявляющиеся в типе этнической самоидентификации индивида и его реакции на воздействия нетолерантной среды.

Обнаружилось, что как раз вся последняя группа качеств наиболее императивна в системе еврейских нормативных цен ностей, интернализованных нашими респондентами. В вы борке 1997–1998 гг. на первом месте из 18 качеств — то, которое напрямую связано с самым трагичным в новейшей ис тории европейского еврейства тотальным и беспощадным ан тисемитским террором — «хранить память о Катастрофе».

Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... Свыше трех четвертей (77,5%) считают это обязательным для настоящего еврея (в 1992–1993 гг. таких ответов было лишь немногим меньше — 69,3%).

Практически такой же по значимости императив (второе место в ранжированном ряду — 75,6%) — «не скрывать своей принадлежности к евреям». Тут уместно заметить, что в первом исследовании эта норма формулировалась нами в принципи ально иной модальности и довольно неудачно — «стремиться открыто демонстрировать свою принадлежность к евреям».

Неудивительно, что она набрала ровно в десять раз меньше голосов.

Очень высока значимость и такого нормативного требова ния к истинному еврею, как «защищать честь и достоинство своего народа» (69,5 % — третье место; в первом исследо вании — 77,6%, первое место). Наконец, четвертое место в группе доминирующих в распределении императивов занима ет следующий: «гордиться своей национальностью». В этом убежден каждый второй опрошенный (44,8% в 1997–1998 гг. и 51,7% в 1992–1993 гг.).

Таким образом, недремлющая память индивида о трагедии «окончательного решения еврейского вопроса» в исполнении антисемитского режима национал социалистов; оппозиция индивида нынешней юдофобии и готовность активно проти востоять диффамации; публичная идентификация себя с еврей ством; национальное достоинство и гордость (но не гордыня) — вот те маркеры подлинной принадлежности конкретного лица к этносу, которые российские евреи 90 х гг. считали главными.

Религиозность, традиционный образ жизни и даже секуляр ные знания национального наследия гораздо реже выступают жесткими критериями еврейскости.

Принципиально важно, что доминирование четырех на званных выше критериев сохраняется во всех без исключения когортах — от людей преклонного возраста до самых молодых (такая закономерность зафиксирована и в первом, и во втором исследованиях). Это убедительно говорит о фундаментальном характере и большой устойчивости личностной нормативно ценностной системы идентификации и самоидентификации современных евреев.

Впрочем, определенная симптоматичная динамика в чере де поколений все же обнаруживается. От 70 летних и старше к 16–29 летним происходит плавное снижение доли тех, кто считает обязательным для истинного еврея: не скрывать своей национальности — в 1,4 раза, гордиться ею — в 1,2 раза, защи щать ее честь и достоинство — в 1,3 раза (по данным 1997– 1998 гг.) Такой тренд можно интерпретировать как результат коренных позитивных изменений российского социально политического контекста, в котором происходила этническая социализация молодых евреев на протяжении 90 х гг. Можно предположить, что для этого постсоветского поколения зна чимость названных императивов и дальше будет постепенно снижаться. Сходная тенденция видна и на примере наиболее сильного из всех 18 нормативных требований — «хранить память о Катастрофе»: в самой старшей возрастной группе его назвали 88,1%, в самой младшей — 62,6%, т. е. значимость сни жается в те же 1,4 раза.

О значении Катастрофы для еврейской идентичности надо сказать отдельно. Память о шести миллионах погибших евро пейских евреев, о безнадежном, но героическом противостоя нии нацистам в целом ряде гетто и лагерей уничтожения не только прочно закрепилась в коллективном сознании выжив ших, их соплеменников на других континентах, находившихся вне досягаемости национал социалистов, а также в сознании потомков тех и других. Она не только запечатлена во множест ве мемориалов, музеев, архивов, книг, фильмов, в особой скорбно торжественной дате современного еврейского кален даря. Как показано выше, она стала не только одной из доми нантных норм критериев еврейскости. Память о Холокосте — это еще и сугубо индивидуальное, к какому бы поколению не принадлежал еврей, глубоко эмоциональное переживание; ис точник эсхатологических размышлений, исторических анало гий, оценок текущих событий, ситуативных поведенческих решений и долговременных жизненных стратегий.

Оба наши исследования подтверждают, что это действи тельно так. Абсолютное большинство респондентов в выборке 1992–1993 гг. ответили твердым «да» на вопрос «Есть ли у Вас чувство, что трагедия еврейского народа во время второй ми ровой войны — это и Ваша личная трагедия как еврея/еврей ки?». Правда, и в этом случае мы наблюдаем неуклонное, хотя и небольшое, покогортное снижение показателя: с 98,2% в са мой старой возрастной группе до 81% среди молодежи. Конеч но, значительная часть довоенного и военного поколений в выборке — люди, сами пережившие гибель в огне Холокоста Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... близких, друзей, знакомых либо прошедшие подполье, гетто, концлагеря, освобождавшие оккупированные немцами терри тории и воочию видевшие свидетельства злодеяний против евреев. Их эмоции основаны, прежде всего, на непосредствен ном личном опыте. Но для остальных и особенно для тех по колений, которые родились и выросли уже после войны, в том числе через несколько десятилетий, весьма выпукло проявля ется механизм групповой идентификации — психологического отождествления себя с жертвами тотального антисемитского террора.

Такая же закономерность, но с гораздо более резким пере падом между крайними когортами, зафиксирована в распреде лении ответов на другой вопрос интервью 1992–1993 гг., уже непосредственно связанный с механизмом этнической социа лизации: «Оказала или не оказала эта трагедия какое либо влияние на формирование Вашего еврейского самосозна ния?». Среди престарелых людей свыше трех четвертей при знали «сильное влияние» на них Холокоста и еще около 1/5 — его «некоторое влияние» (суммарный процент составил 95,2).

В молодежной группе эти два показателя, соответственно — две пятых и чуть больше двух пятых (всего 83,8%).

По данным исследования 1997–1998 гг., обнаруженная тенденция — последовательное снижение от поколения к по колению воздействия Катастрофы на личность — полностью сохранилась. У престарелых доля тех, кто испытал его в значи тельной степени, составляет более пяти шестых; у молодых респондентов — половину. Показатель «сильного влияния»

еврейской трагедии во всех без исключения возрастных когор тах даже немного увеличился по сравнению с предыдущим опросом. Так, среди молодежи и в смежной группе 30–39 лет них он в 1,3 раза выше, чем пять лет назад. Наиболее вероятная причина этого кажущегося, на первый взгляд, парадоксальным изменения — появление в этот период массива новой для еврейского населения России информации о Холокосте, став шей широко доступной благодаря разнообразным мемориаль ным и просветительским акциям, большому интересу к теме со стороны книжных издательств, СМИ (особенно телевидения) и кинематографа — художественного и документально публи цистического.

Фантом новой Катастрофы — дамоклова меча, подве шенного над судьбой еврейского народа на тонком волоске непредсказуемых противостояний, конфликтов, войн конца ХХ в., — тревожил воображение многих наших респондентов, отливаясь во вполне конкретные образы. Об этом говорят их ответы на вопросы интервью: «По вашему, насколько вероят но, что трагедия, подобная Холокосту, может повториться для еврейства какой либо страны или региона?»; «Где это может произойти?».

В 1992–1993 гг. больше половины опрошенных (51,9%) считали повторение Катастрофы «достаточно вероятным» и еще 13% — даже «очень вероятным» (суммарно это почти две трети выборки). Если говорить о втором из двух показателей, фиксировавшем крайний пессимизм, то для него обнаружи лась знакомая закономерность — чем моложе возрастная груп па, тем он меньше, а в итоге, разрыв между стариковской когортой и 16–29 летними составил 1,4 раза. Тех же, кто пола гал, что такая трагедия «совершенно невероятна», в выборке было ничтожно мало (2,5%).

Данные 1997–1998 гг. показывают довольно большую инерционность тревожных представлений респондентов о бу дущем. Суммарная доля допускающих повторение Холокоста, хотя и немного снизилась, все так же составляет большую часть выборки — около трех пятых. Правда, удельный вес но сителей крайнего пессимизма уменьшился в целом по выбор ке в 1,6 раза; при этом относительная дистанция между двумя крайними поколениями полностью сохранилась.

Стабильно наиболее опасной, с точки зрения респонден тов, являлась их собственная страна — Россия: из числа тех, кто считает новую Катастрофу «достаточно» или «очень веро ятной», большинство (почти три пятых) и в первом, и во вто ром исследовании назвали именно ее как регион, где такое может произойти. По этому устрашающему показателю Рос сия прочно удерживала первенство, многократно опережая все другие страны и регионы. Согласно данным 1997–1998 гг., с Украиной возможную угрозу Холокоста связывают всего лишь З,5% опрошенных, а со всеми другими вместе взятыми госу дарствами бывшего СССР — на один процентный пункт боль ше. Кстати, еврейские респонденты на Украине, отвечая на аналогичный вопрос, точно так же в первую очередь называли страну своего проживания, правда, гораздо реже — только в одном случае из четырех; но почти столько же из них самым опасным для евреев местом считали Россию.

Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... В российской выборке лишь один из десяти респондентов пессимистов прогнозировал Холокост для евреев Израиля, Ближнего Востока, других арабских и неарабских мусульман ских стран, т. е. как раз в том обширном регионе мира, где не только давно декларировались программы «окончательного решения» еврейского вопроса, но и предпринимались неодно кратные попытки их осуществления.

Парадокс совсем другого рода — Германия, страна, явля ющаяся одним из современных эталонов демократии и циви лизованности, проведшая у себя глубокую денацификацию, преследующая ревизионистов Холокоста, расистов и неона цистов, принимающая и абсорбирующая третью по объему (после Израиля и США) еврейскую эмиграцию из России, Ук раины и других бывших советских республик, поддерживаю щая дружественные отношения с еврейским государством. Так вот, несмотря на все это, каждый седьмой восьмой в выборке видит тень грядущей Катастрофы, нависшей именно над ФРГ, которая в «рейтинге» потенциально опасных для евреев госу дарств следует сразу же за Россией, хотя и с внушительным отрывом.

Случай с Германией — характерный пример чисто алар мистского мышления, когда геноцид евреев грезится даже там, где для такого прогноза нет ни малейших оснований. Впрочем, в выборке гораздо больше, так сказать, вселенских алармистов, тревожные ожидания которых вообще не имеют конкретной географической локализации: каждый четвертый респондент считает, что с евреями такое «может произойти в любой стране».

Итак, судя по всем приведенным данным, современному еврейскому менталитету в высокой степени имманентен ката строфизм — устойчивые представления о циклической повто ряемости разрушительных для народа катаклизмов, причина которых кроется в фатальной предопределенности всегда и везде быть объектом вражды и ненависти. Эти представления складываются, прежде всего, из вполне рационалистичных аналогий, выстраиваемых отдельным индивидом из его све дений, знаний о предпосылках и последствиях не только Ка тастрофы европейского еврейства в середине ХХ в., но и бесчисленного множества больших и малых холокостов на всем долгом пути евреев в истории. В то же время мы, безус ловно, имеем дело с феноменами «коллективного бессозна тельного», когда доминирующую роль играют неосознанные чувства, эмоции, настроения. Рациональные же элементы — мнения, знания, оценки, суждения о Холокосте — существуют здесь только в стереотипизированном виде и играют сугубо подчиненную, сервисную роль.

То и другое вместе взятое и дают эффект «исторической»

(по определению Б. Ф. Ломова) или «социальной памяти»

(по Ю. А. Леваде) совокупного субъекта. Ретроспективная информация, содержащаяся в этой долговременной памяти, предохраняет российское еврейство от амнезии своего траги ческого прошлого и актуализируется для формирования пред ставлений о стране, мире, а также образов будущего.

Теперь обратимся к личным наблюдениям и опыту наших респондентов в период, непосредственно предшествовавший интервью (напомним, что во втором исследовании опрос про водился осенью 1997 г. — зимой 1998 г.). Прежде всего, мы просили их высказаться о динамике антиеврейских настрое ний в своем городе за последние 12 месяцев. Главное, на что следует обратить внимание — высокий уровень декларируе мой респондентами информированности (действительной или воображаемой): только десятая часть выборки затрудни лись дать ситуации ту или иную определенную оценку; абсо лютное же большинство (90%), как говорится, «в курсе дела», что может свидетельствовать о неослабевающем интересе к проблеме антисемитизма и ее актуальности для них. Далее, отметим весьма прискорбный факт — только ничтожный про цент опрошенных в каждом из трех городов полагал, что анти еврейских настроений здесь «не было и нет».

По выборке в целом больше половины респондентов отме тили status quo в этих настроениях, не сообщая, каким был их уровень год назад — низким или высоким. Другими словами, такой ответ может означать или позитивное, или негативное отсутствие перемен, но в любом из двух случаев его нельзя назвать нейтральным, потому что он свидетельствовал: юдо фобия все еще жива. Но для нас гораздо важнее четкие «знако вые» оценки, которые дали чуть более трети респондентов. И здесь мы обнаруживаем явное преобладание положительной динамики: соотношение частот двух полярных ответов — «антиеврейские настроения ослабели» и «они усилились» — составляет 2 : 1. Впрочем, процент отметивших такое ослабле ние невелик (четверть выборки) и поэтому можно говорить лишь о слегка наметившейся благоприятной тенденции. От Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... Частота столкновений респондентов с проявлениями антисемитизма (%) метим, что в провинциальном Екатеринбурге позитивные пе ремены были заметнее, чем в обеих столицах.

Таково текущее состояние проблемы антисемитизма, как оно представляется далеко не индифферентным лицам — еврейским жителям трех обследованных городов. Используя социологическую терминологию, можно сказать, что их точка зрения — это обобщенный вывод из лонгитюдного «включен ного наблюдения», поскольку они, так или иначе, являются участниками разнообразных межэтнических контактов, в том числе и недружеских. Но гораздо важнее выяснить, приходи лось ли нашим респондентам сталкиваться с проявлениями антисемитизма в отношении их лично в течение того же пери ода (последних 12 месяцев, предшествовавших опросу), и если да, то как часто и в каких средах (см. табл. 2.1).

В первую очередь следует отметить следующий факт — большинство опрошенных в выборке 1997–1998 гг. ответили, что нигде ни разу не испытали чего то подобного или, по край ней мере, не помнят о таком. Если говорить о проявлениях антисемитизма на работе у респондентов и в различных госу дарственных, муниципальных учреждениях, которые им дове лось посещать, то по сравнению с 1992–1993 гг. ситуация практически не изменилась. Что касается антисемитски окра шенных «наездов» в случайной среде — на улице, в транспорте, очереди и т. п., — то тут отмечается благоприятная тенденция:

процент ответов «ни разу», «не помню» вырос за пять лет в 1,3 раза.

Тем не менее, объектом юдофобских выходок со стороны совершенно незнакомых прохожих, пассажиров и т. п. ста новился, по его утверждению, каждый третий опрошенный (в первом исследовании — почти каждый второй). Заметно сла бее антисемитизм по отношению к респондентам проявлялся в среде знакомых — соседей по месту жительства (об этом сооб щает каждый седьмой в выборке; в исследовании 1992–1993 гг.

данный показатель не использовался); коллег (каждый шес той; в 1992–1993 гг. — почти каждый пятый), а также со сторо ны чиновников, служащих учреждений (подобное случалось с каждым шестым респондентом; пять лет назад — с каждым четвертым).

Таким образом, опираясь на достаточно достоверные эм пирические факты — личный опыт еврейского населения, можно сделать вывод: в период между двумя опросами быто вой в широком смысле, так сказать, «обыкновенный антисе митизм» стал менее распространенным. В практическом плане это значит, что для рядового горожанина еврея вероятность встретиться с ним лицом к лицу в той или иной повседневной ситуации снизилась, особенно вне стен дома, двора, где он жи вет, его работы, учреждений, которые он посещает.

Конечно, это отрадная тенденция, но нельзя не принимать во внимание, что, во первых, темпы изменений незначитель ны, положительные сдвиги происходят медленно. Во вторых, вероятность спонтанных проявлений юдофобии где угодно — в метро, уличной сутолоке, магазине — все еще вызывающе высока (напомним, такой опыт есть у 32,9% выборки; в этом отношении провинциальный Екатеринбург также выглядел более благополучным по сравнению с обеими столицами — в нем названный показатель примерно в полтора раза меньше).

В третьих, самое важное, хотя число антисемитских проявле ний, приходящихся, так сказать, на душу среднестатистическо го россиянина еврея, действительно стало меньше, их эффект, тем не менее, приводит к все тем же последствиям для этой са мой души: психологической травме, состоянию фрустрации, ощущению социальной депривации, тревоги, подавленности и, не исключено, утрате этнической толерантности.

Поэтому никак нельзя утверждать, что в 90 е гг. ситуация с антисемитизмом (в данном случае мы говорим о его «быто вой» ипостаси) нормализовалась или хотя бы близка к этому, Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... если понятие «норма» вообще уместно для любого, пусть даже и низкого, уровня какой либо этнофобии.

Насколько была актуальна проблема антисемитизма для еврейского населения, можно судить по ответам наших рес пондентов в 1997–1998 гг., которых интервьюеры спрашивали:

«В решении каких жизненных вопросов еврейские организации города могли бы помочь Вам и Вашим близким?» (на выбор предлагался список из дюжины сфер деятельности городской общины). Получить «защиту от антисемитских проявлений, угроз» хотели бы более трети евреев в Екатеринбурге, две пя тых — в Санкт Петербурге и ровно половина — в Москве.

В столице эта функция по частоте ее упоминаний занимала третье место среди двенадцати сфер деятельности, уступая только благотворительности и организации досуга, общения в еврейской среде; во второй столице — четвертое место; в про винции — шестое. Однако, в распределении ответов жителей всех трех городов на уточняющий вопрос «Что из названного Вами главное?», антидиффамационная активность еврейских организаций занимает одну из лидирующих позиций — тре тью. Обязательно надо отметить: чем старше люди, тем острее они ощущали свою уязвимость и тем больше надеялись, что еврейская община защитит их от антисемитизма. Так, среди 16–29 летних на это рассчитывали лишь чуть более четверти респондентов и в ранжированном ряду их ответов такая функ ция еврейских организаций почти в самом конце — на десятом месте. Зато среди стариков (70 лет и более) ее называли свыше половины опрошенных, и она находилась по частоте упомина ния на втором месте из двенадцати.

Обнаруженный высокий рейтинг проблемы у респонден тов приводит к весьма неутешительным выводам: еврейские организации либо были все еще слабы и не подготовлены в этом отношении, не располагали реальными опытом, механиз мами борьбы с антисемитизмом даже в условиях его относитель ного спада, либо ими двигал страх перед ответными действиями фундаменталистов от национал патриотизма. Есть еще одно объяснение: как декларировали в качестве принципиальной позиции многие еврейские лидеры в первой половине 90 х гг., они продолжали «принципиально» уклоняться от участия в ис коренении агрессивной юдофобии, полагая, что это дело кого угодно — властей новой России, демократической обществен ности, наконец, русского народа — только не самих евреев.

Скорее всего, причина и в том, и в другом, и в третьем, но в лю бом случае пассивно индифферентная позиция еврейских ор ганизаций шла вразрез с ожиданиями широких еврейских масс, ждавших от них надежной защиты от всей гаммы антисемитских проявлений, начиная с бытовых и кончая доктринальными.

Здесь уместно сказать о том, как в 1997–1998 гг. еврейское население оценивало усилия российских властей в борьбе с антисемитскими проявлениями (именно так формулировался вопрос интервью). Оценки эти отражали глубокий пессимизм:

значительное большинство респондентов (около двух третей) вообще не замечали каких бы то ни было попыток улучшить ситуацию со стороны власть предержащих. Меньше трети опрошенных признавали некоторый прогресс в антидиффама ционной деятельности государственных структур. И лишь 5% в нашей выборке считали, что власти заметно потрудились на этой ниве. Описанная ситуация, по видимому, была геогра фически универсальна для России, судя по тому, что и столич ные, и провинциальные жители предъявляют государству практически одинаковый счет, обвиняя его в уходе от пробле мы антисемитизма.

Будучи в подавляющем большинстве законопослушными обывателями (один из главных принципов, на которых веками строилась жизнь общин в рассеянии: «дина демалхута дина» — «закон страны есть закон»), российское еврейство 90 х гг.

вправе было бы ожидать в отношении себя такой же лояльно сти от государства и его властных структур — федеральных, региональных, местных. Но ответной «взаимности» не было, не считая спорадических, что называется, приличествующих случаю, но никак не подкрепленных последующими действи ями деклараций официальных персон, в том числе и первых лиц, о необходимости противодействия антисемитизму.

Поэтому, несмотря на достаточно толерантное, порой да же переходящее в патерналистское, отношение государства к еврейской религиозной, культурной, общественной и иной активности, нерешенность, а быть может, и принципиальная нерешаемость в России в обозримые годы проблемы элимини рования антисемитизма (как, впрочем, и многих других этно фобий, кавказофобии, например), — вот главная причина изрядного пессимизма заметной части российского еврейства в оценках собственного будущего как одной из российских диаспор.

Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... Решение евреев о том, оставаться ли жить в России или уе хать навсегда, определяется широким кругом факторов, среди которых ведущую роль играет оценка ситуации в стране про живания и ее обозримых перспектив. Поэтому улучшение со циально экономического и политического климата в период между двумя опросами способствовало некоторому ослабле нию эмиграционных настроений. Еврейское население с не сколько большим оптимизмом стало смотреть на свое будущее в России (см. рис. 3.1).

Это объясняется двумя причинами. Во первых, как сказано выше, была окончательно демонтирована система государст венного антисемитизма, в массовом отношении к евреям все более стали преобладать позитивные или, по меньшей мере, толерантные и нейтральные установки. Во вторых, рост эко номического благополучия в России в период до августовско го кризиса 1998 г. также положительно повлиял на социальное самочувствие евреев. В результате, если в 1992–1993 гг. не мно гим более трети опрошенных положительно оценивали пер спективы свободной национальной жизни евреев в России Рис. 3.1. Оценка респондентами перспектив свободной национальной жизни еврейского населения России Рис. 3.2. Ответы на вопрос: «Есть ли у Вас намерение уехать на постоянное жительство в другую страну и если да, то когда (как хорошие или удовлетворительные), то в 1997–1998 гг.

доля таких оптимистов достигла почти двух третей выборки.

Указанная позитивная динамика способствовала сниже нию ориентаций на отъезд из страны (см. рис. 3.2).

Доля тех, кто не намерен уезжать из страны никогда, ни при каких обстоятельствах, возросла за пятилетие на две тре ти. Намеревающиеся выехать за границу на постоянное жи тельство стали составлять всего чуть больше четверти, что в 1,6 раза меньше, чем пять лет назад.

Определяющим фактором в формировании эмиграцион ных планов респондентов является их возраст. Потенциально наиболее мобильна молодежь, больше трети которой намере ны покинуть Россию. Среди пожилых (70 лет и старше) эмиг рационные настроения распространены меньше всего; в этой возрастной группе планирует выехать лишь один из десяти опрошенных (см. рис. 3.3).

Изначально в исследовании прорабатывалась гипотеза, со гласно которой наиболее высокий эмиграционный потенциал ожидался в группе наименее обеспеченных в материальном Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... отношении респондентов. Предполагалось, что настроены уехать прежде всего те, кому нечего терять, чьи доходы не по зволяют обеспечить достойный уровень жизни в России. Эта гипотеза не подтвердилась в 1992–1993 гг. и вновь была опро вергнута в 1997–1998 гг. Напротив, среди людей с самыми низ кими доходами оказалась самой высокой доля тех, кто не намерен уезжать ни при каких обстоятельствах, тогда как сре ди наиболее обеспеченных этот показатель — втрое меньше (см. рис. 3.4).

В определенной мере эта закономерность связана с тем, что среди наименее обеспеченных респондентов большинство составляют пожилые люди, которым труднее других менять привычное окружение, адаптироваться к новым условиям жизни. Но этим объяснение не исчерпывается. Потенциаль ные эмигранты — это, по видимому, люди социально более активные, что позволяет им и лучше преуспевать в России, и Рис. 3.3. Ответы на вопрос: «Есть ли у Вас намерение уехать на постоянное жительство в другую страну и если да, то когда Вы собираетесь это сделать?», в зависимости от возраста Рис. 3.4. Зависимость эмиграционных планов от уровня материальной обеспеченности:

1 — «Мы живем от зарплаты до зарплаты, часто приходится занимать день ги на самое необходимое, а о сбережениях не может быть и речи».

2 — «На ежедневные расходы нам хватает денег, но уже покупка одежды представляет трудности: для этого мы должны специально отклады вать или брать в долг».

3 — «Нам в основном хватает денег, мы можем даже кое что откладывать, но при покупке вещей длительного пользования наших сбережений не хватает, и мы должны пользоваться кредитом или брать в долг».

4 — Более высокий уровень обеспеченности (от: «Покупка большинства товаров длительного пользования не вызывает у нас трудностей» до:

«Мы можем ни в чем себе не отказывать»).

большего ожидать в эмиграции. Поэтому среди самых обеспе ченных зафиксирована максимальная доля тех, кто намерен покинуть страну.

Итак, в 1997–1998 гг. подавляющее большинство евреев (75,7%) не намерены были уезжать, во всяком случае, могли пойти на это только под жестким давлением внешних обстоя тельств. Однако зачастую это не означало принципиально от рицательного отношения к самой идее отъезда. Наоборот, лишь треть опрошенных отметили, что среди принимаемых многими евреями решений им наиболее симпатично желание остаться в России (см. рис. 3.5). Но важно отметить, что за пятилетие меж ду двумя опросами этот показатель заметно вырос — в 1,3 раза.

Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... Рис. 3.5. Ответы на вопрос: «Какое из принимаемых многими еврея ми решений Вам наиболее симпатично: остаться в России или выехать в другую страну?»

* В опросе 1992–1993 гг. респондентам не были предложены ответы «выехать в Германию» и «выехать в другую страну»

То, что идея выезда в Израиль стала для респондентов ме нее приемлема при одновременном росте симпатий к реше нию оставаться в России, связано со сравнением тех или иных ключевых аспектов жизни в обеих странах, о чем говорилось выше. В случае с Израилем безоговорочно выше были оцене ны лишь возможности создания там еврейской семьи, а также перспективы жить полнокровной национальной жизнью.

Однако именно последнее обстоятельство наши респон денты реже всего отмечали в качестве главного мотива, побуж дающего российских евреев эмигрировать. В 1997–1998 гг. в качестве такого мотива опрошенные гораздо чаще называли юдофобию, общую нестабильность в стране, стремление к благополучной цивилизованной жизни, а также воссоедине ние семей (см. рис. 3.6).

Следует отметить, что антисемитизм в качестве лидирую щего мотива еврейской эмиграции присутствовал в сознании респондентов скорее как факт истории, а не как отражение актуальной ситуации. Подтверждение тому — у молодых он за Рис. 3.6. Распределение ответов на вопрос: «По Вашему мнению, какая причина, побуждающая евреев уезжать из России, является главной?»

нимал лишь третье место, уступая таким мотивам, как стрем ление к лучшей жизни и неверие в позитивные перемены в России. И чем старше респонденты, тем чаще враждебное от ношение к евреям казалось им самой главной причиной отъ езда соплеменников.

Таким образом, соединение панельного и покогортного анализа приводит нас к выводу, что в период между двумя опро сами выезд евреев из России все в большей степени определял ся позитивным мотивом — стремлением туда, где лучше, и во все меньшей степени — негативными мотивами, связанными с желанием бежать от социально экономических и политических потрясений, усугубленных межэтническими проблемами. Есте ственный мотив воссоединения с близкими, обусловленный прежними волнами эмиграции, в этот период также усилился.

Наглядное представление о возможных направлениях еврейской эмиграции из России дает следующая диаграмма (см. рис. 3.7).

В 1997–1998 гг. самой привлекательной из потенциальных стран въезда оставался Израиль, хотя удельный вес респонден тов, ориентированных на него, заметно уменьшился по сравне нию с 1992–1993 гг. — в 1,3 раза. Точно в такой же пропорции Ц. Гительман, В. Червяков, В. Шапиро. Национальное... Рис. 3.7. Ответы на вопрос: «Если Вы решите уехать, сократилась и доля лиц, которые предпочтут эмигрировать в США. Зато резко (в 2,3 раза) вырос процент евреев, выби рающих для будущей жизни Германию. Впрочем, по вероят ности выезда в нее эта страна все еще многократно уступает первым двум.

Итак, сравнение данных двух исследований, разделенных пятью годами, показывает, что для российских евреев эмоцио нальная и когнитивная идентификация с Израилем — по преж нему важный компонент этнического самсознания. Около трех пятых респондентов безоговорочно воспринимают эту страну как свою историческую родину, и каждый четвертый из них хотя бы раз посетил ее. В то же время можно говорить о возникновении за эти пять лет некоторого психологическом «дистанцирования» от израильтян. Так, доля тех, кто считает израильских евреев своим народом и ощущает с ним нераз рывное кровное родство, снизилась с 40% до 20%. В 1,8 раза (до 25%) уменьшился удельный вес той группы респондентов, которые чувство связи с Израилем, его судьбой признают обя зательным критерием истинного еврея. С главным постулатом сионизма –неизбежности возвращения всех евреев рассеяния, рано или поздно, в землю обетованную, в 1997–1998 гг. были полностью согласны только 11% против 16% в 1992–1993 гг.

Доля тех, кто соглашался с этой идеей с оговорками, также снизилась с 40% до примерно 30%.

Проявления этнической недоброжелательности, антисеми тизм остались серьезными причинами тревожности для значи тельной части российских евреев. Но в целом юдофобия стала оказывать меньшее влияние на формирование еврейского само сознания. Это касается, в первую очередь, молодежной когорты, чья этническая социализация в большей мере происходила под воздействием факторов, связанных с возрождением и открытос тью еврейской жизни, нежели с психологически разрушитель ной рефлексией на неприязненное отношение среды. Чувство же гордости за свой народ, защита его чести и достоинства признаются большинством респондентов, независимо от их воз раста, обязательными компонентами еврейской идентичности.

По сравнению с 1992–1993 гг., более позднее исследование зафиксировало удвоение доли тех, кто положительно оцени вал перспективы свободной национальной жизни евреев в России. Такие люди составили почти две трети выборки. Одно временно произошло сокращение эмиграционного потенциала российского еврейства — процент лиц, не намеренных уезжать из страны никогда и ни при каких обстоятельствах, вырос на две трети, а удельный вес тех, кто планировал эмигрировать, напротив, снизился на 20%. Наиболее вероятным направлени ем выезда остается Израиль.

ПРИМЕЧАНИЯ

Отчет ВЦИОМ об исследовании «Отношение населения России к евреям и проблема антисемитизма». М., 1997.

Отчеты ВЦИОМ об исследованиях: «Отношение населения СССР к евреям и проблема антисемитизма». М., 1991; «Отношение к евреям населения быв шего Советского Союза». М., 1992.

Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мне ния. Информационный бюллетень. М., 1996. 5. С. 89.

Current Russian Attitudes Towards Jews and Holocaust. A Public Opinion Survey.

N. Y., The American Jewish Committee, 1996. P. 27.

Гудков Л. Параметры антисемитизма. Отношение к евреям в России, 1990–1997 гг. // Экономические и социальные перемены: мониторинг об щественного мнения. М., 1998. 2. С. 36.

См.: Как в России относятся к евреям // Иностранец. М., 1998. 26. С. 20.