[ «ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ КАК ФЕНОМЕН СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ Новополоцк ПГУ 2011 УДК 159.95(035.3) ББК 88.352.1я03 А65 Рекомендовано к изданию советом учреждения образования Полоцкий государственный университет в качестве ...»
И. Н. Андреева
ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ
КАК ФЕНОМЕН СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ
Новополоцк
ПГУ
2011
УДК 159.95(035.3)
ББК 88.352.1я03
А65
Рекомендовано к изданию советом учреждения образования
«Полоцкий государственный университет»
в качестве монографии (протокол от 30 сентября 2011 года) Рецензенты:
доктор психологических наук, профессор заведующий кафедрой психологии факультета философии и социальных наук Белорусского государственного университета И.А. ФУРМАНОВ;
доктор психологических наук, профессор заведующий лабораторией психологии и психофизиологии творчества Института психологии Российской академии наук Д.В. УШАКОВ Андреева, И. Н.
Эмоциональный интеллект как феномен современной психологии А / И. Н. Андреева. – Новополоцк : ПГУ, 2011. – 388 с.
ISBN 978-985-531-260-5.
В монографии рассматриваются проблемы, связанные с изучением эмоционального интеллекта – совокупности интеллектуальных способностей к обработке эмоциональной информации. Отражена эволюция представлений об эмоциональном интеллекте. Рассматриваются его модели, приводится характеристика компонентов в рамках модели способностей. Проанализированы гендерные различия в сфере эмоционального интеллекта. Обсуждается проблема его взаимосвязей с иными психологическими феноменами и проблема его прогностической ценности.
В книге представлена авторская концепция эмоционального интеллекта, представляющая собой интеграцию модели способностей и смешанных моделей.
Монография адресована студентам психологических специальностей, аспирантам, научным работникам и всем исследователям в области общей психологии и психологии личности.
УДК 159.95(035.3) ББК 88.352.1я На обложке фотографии Дж. Мейера, П. Сэловея, Д. Карузо.
© Андреева И. Н., ISBN 978-985-531-260- © УО «Полоцкий государственный университет», Моим родителям Андреевым Нине Михайловне и Николаю Ивановичу, мужу Сергею Шидловскому, брату Николаю Андрееву – с благодарностью за всё, что они дали мне с любовью и мудростью.
ВВЕДЕНИЕ
Мудрый сердцем прозовётся благоразумным… Библия, Книга Притчей (16, 21).Развитие эмоциональной культуры человека становится одной из наиболее актуальных проблем современной психологии. Это связано, во-первых, с повышением эмоциогенности современных жизненных условий. Ускоряется темп жизни, увеличивается число факторов стресса, возрастает конкуренция и ответственность при отсутствии своевременных возможностей для релаксации. Указанные факторы приводят к повышению частоты и интенсивности эмоциональных нагрузок, на что человек реагирует переживаниями тревожности, беспомощности, тоски и отчаяния.
Деструктивные для здоровья стрессовые реакции являются результатом низкого уровня сформированности у человека так называемой «культуры эмоций». Бытовавшее до недавнего времени в психологии представление о том, что для сохранения физического и психического здоровья следует избегать стрессов, является «несколько упрощённым» [194, с. 190].
Существуют стрессогенные факторы, которые невозможно устранить из нашей жизни (например, потеря близких). Избегая стрессов, человек рискует упустить ряд возможностей, содержащих в себе потенциал личностного роста [194]. Вместо безуспешных попыток исключить стресс нужно направить усилия на разработку стратегии противостояния ему.
Однако люди далеко не всегда владеют эффективными копингстратегиями. Они склонны справляться с негативными эмоциями при помощи наиболее простого, но наименее эффективного способа – их подавления. Поскольку эмоциям приписывается дезорганизующая роль, в современном обществе искусственно насаждается культ рационального отношения к жизни, воплощённый в образе некоего эталона – непрогибаемого и как бы лишённого эмоций супермена. В литературе указывается на «интеллектуальный характер европейской культуры», где основное внимание уделяется знаниям и пониманию, а проявление собственных чувств рассматривается как недостаточная воспитанность, свидетельство низкого уровня интеллектуального развития [316].
Многие современные культурные ценности сопряжены с запретом на отдельные эмоции и эмоциональную жизнь в целом. Это влечёт за собой ряд проблем как на психологическом, так и на физиологическом уровне.
Как утверждают А.Б. Холмогорова и Н.Г. Гаранян, «с культом успеха и достижений, культом силы и конкурентности, культом рациональности и сдержанности, характерных для нашей культуры» [290, с. 65] тесно связаны эмоциональные нарушения. Имеет место эффект обратного действия сверхценной установки – эти же нормы и ценности парадоксальным образом связаны со стимулированием эмоций, которые они призваны подавлять [290]. Так, культ успеха и благополучия исключает печаль, тоску и недовольство жизнью, однако с ним оказывается культурально сопряжённой депрессия. Культ силы и конкурентности по определению не совместимы с чувством страха, тем не менее К. Хорни связывает с ними рост тревожности [294]. Культ рациональности в виде общего запрета на чувства способствует их вытеснению и затрудняет их переработку. Запрет на выражение эмоций является для индивида непродуктивным, поскольку ведёт к их вытеснению из сознания. В свою очередь невозможность психологической переработки эмоций способствует разрастанию их физиологического компонента в виде болей и неприятных ощущений, приводит к психосоматическим заболеваниям. Однако и неконтролируемое выражение эмоций является вредным как для самого индивида, так и для общества в целом.
Во-вторых, под влиянием различных направлений философской и общественной мысли происходит разрушение христианского идеала жертвенной братской любви. Он заменяется другими гуманистическими идеалами – свободного развития личности, достижения успеха, справедливости. Эта замена приводит к тому, что люди в большинстве не склонны прощать обидчиков и «любить врагов своих». Реакцией на нарушение справедливости становится так называемый ресентимент – негативное психическое состояние, эмоциональная, реактивная составляющая которого содержит посыл враждебности. Он включает интенсивное переживание и последующее негативное реагирование на другого человека [67]. Важнейший исходный пункт в образовании ресентимента – импульс мести в ответ на нарушение справедливости (в том виде, как ее понимает сам человек).
Результатом является враждебное отношение к другому человеку, желание мстить, т.е. фактически разрушение социальных связей, разрушение чувства единения с другими людьми.
Замена коллективистских ценностей на культ индивидуального успеха способствует тому, что агрессия во всё большей мере становится атрибутом семейных отношений. Агрессивные отношения между супругами могут стать моделью или образцом, на основе которого у детей формируется представление о том, что насилие является приемлемым или даже эффективным средством разрешения конфликтов. В настоящее время у психологов и педагогов вызывает тревогу так называемая «эстафета насилия».
Суть её в том, что дети, видевшие проявления насилия в отношениях между собственными родителями, склонны воспроизводить подобные действия в отношениях с другими людьми [284; 285]. Как правило, к насилию склонны люди, которые не умеют идентифицировать свои чувства, адекватно выражать их, вследствие чего они «прибегают к доисторическому средству преодоления фрустрации и гнева» [117, c. 39]. Очевидно, что неконтролируемое и не опосредованное интеллектом выражение эмоций способствует росту агрессивности в обществе.
Недооценка важности эмоциональной стороны жизни, её игнорирование ведут к возрастанию числа аффективных расстройств, тяжёлых душевных состояний, эмоциональных взрывов и конфликтов, к гнетущему состоянию неудовлетворённости собой и жизнью, к трудностям установления тёплых, доверительных контактов и получения социальной поддержки [290]. Исследования свидетельствуют о повышении тревожности, агрессивности, эмоциональной сенситивности у молодёжи [157].
В современном цивилизованном обществе растёт число людей, страдающих неврозами. С особой силой и отчётливостью эмоциональные проблемы проявляются у людей с нарушениями самоконтроля. Выйдя из-под контроля сознания, эмоции препятствуют осуществлению намерений, нарушают межличностные отношения, не позволяют надлежащим образом выполнять служебные и семейные обязанности, затрудняют отдых и ухудшают здоровье [58; 203; 290].
В-третьих, растёт число людей, не склонных к безусловному самопринятию и принятию окружающих. Непринятие собственной личности проявляется в стремлении к улучшению тела путём косметико-хирургических операций. Непринятие и непонимание «иных» людей, отличных в плане вероисповедания, политических взглядов и даже внешности, приводит к росту дискриминации. Одной из причин низкой толерантности к себе и другим является недостаточное внимание к культуре в целом и эмоциональной культуре в частности [48]. Известно, что способность понять и принять себя и других, которая лежит в основе собственного эмоционального благополучия и гармоничных отношений с окружающими, основывается на эмоциональном переживании и его эмпатическом осмыслении.
Самопонимание, которое рассматривается как предпосылка личностного роста и самоактуализации, носит эмоциональный, чувственный, эмпатический, а не рациональный характер [237].
В-четвёртых, развитая эмоциональность способствует более эффективной ориентации в мире и адаптации в социуме. Эмоциональная система рассматривается как одна из основных регуляторных систем жизнедеятельности. По мнению К. Обуховского, наряду с общей ориентацией в мире необходима также эмоциональная ориентация. Она заключается в способности непосредственно угадывать эмоциональные состояния других людей и распознавать свои эмоциональные отношения с ними. Существует чёткая зависимость функционирования индивида от точности его ориентации, в том числе и эмоциональной, которая особенно важна в период формирования личности [199]. При этом речь идёт не только об ориентации в окружающей человека социальной среде, но и об ориентации в собственном внутреннем мире. Согласно Е.Л. Яковлевой, осознание собственной индивидуальности есть не что иное, как осознание собственных эмоциональных реакций и состояний, указывающих на индивидуальное отношение к происходящему [316].
«Воспитание чувств» даёт надежду позитивных изменений в сторону большей человечности. В своё время К.Д. Ушинский, подчёркивая социальный смысл эмоций, отмечал, что общество, заботящееся об образовании ума, совершает большой промах, ибо человек более человек в том, как он чувствует, нежели в том, как он думает [261]. Действительно, культ рациональности и высокий образовательный ценз непосредственно не обеспечивает формирование гуманистического мировоззрения и эмоциональной культуры. Социальные проблемы современного общества, связанные с ростом жестокости, насилия, агрессивности, диктуют изменение аксиологических представлений о личностном развитии человека. Так, Х. Кюнг отмечает: «Если раньше предпочтения отдавались развитию таких качеств человека, как усердие, …любовь к порядку, основательность, пунктуальность и работоспособность, то теперь гораздо большее значение приобретают человечность, сила воображения, эмоциональность, душевная теплота, нежность» [цит. по: 86, с. 68].
Подготовка дошкольников к школе и последующее обучение детей в массовом понимании сводится к элементарной грамотности. Эмоциональная жизнь ребёнка вынесена за рамки педагогического процесса. Делая ставку на интеллектуальное познание, педагоги упускают возможность формирования условий для действительно прочного усвоения знаний. Ведь только опираясь на собственные эмоции и эмоции других людей, ребёнок учится ориентироваться на другого, получая полезную информацию о субъективном значении происходящих событий [187].
В процессе воспитания зачастую упускается из виду тот факт, что развитие эмоциональных способностей необходимо для становления нравственности. Если в воспитании моральности большое значение уделяется оценке «хорошо – плохо», «добро – зло», то когнитивная оценка эмоциональной информации позволяет найти «золотую середину» между «хорошо»
и «плохо», между тем, что принято большинством в обществе, и тем, что можно применить для конкретного индивида в данный момент, как лучше поступить по отношению к нему. Иными словами, аффективно-когнитивные процессы лежат в основе процесса вчувствования, оценивания выбора действий, который обоснован не столько принципами и правилами поведения, сколько умением поставить себя на место другого и проникнуться его переживаниями [187]. Способности чувствовать, понимать чувства и конструктивно действовать на этой основе рассматриваются как необходимые предпосылки для построения сильной совести [257].
Значимость развития эмоциональных способностей очевидна для психологов-практиков. Для специалиста в области практической психологии важным условием эффективности деятельности являются его собственные особенности психической организации. Так, К. Роджерс ключевую роль в продуктивной организации психотерапевтической помощи отводил личностным установкам практического психолога, которые предполагают безусловное позитивное принятие, эмпатическое понимание и конгруэнтность последнего. В то время как безусловное позитивное принятие создат основу эффективной коммуникации и своеобразный эмоциональный фон, эмпатическое понимание и конгруэнтность отвечают за результативность процесса общения, обеспечивая ему эмоциональную «подпитку».
Конгруэнтность определяется как развитая способность точно осознавать и адекватно передавать в поведении собственные чувства и переживания, что, конечно же, требует наличия развитых способностей эмоционального самопознания и самовыражения [204].
Очевидна важность эмоциональных способностей для оптимизации функционирования организаций. В настоящее время подтверждены эмпирическим путем факты, что повышение уровня эмоционального интеллекта работников позитивно влияет на продуктивность деятельности организации, а руководящие позиции в организации должны занимать индивиды, у которых гармонично развиты как когнитивные, так и эмоциональные способности [69].
Проблема культуры чувств и эмоций человека до недавнего времени изучалась преимущественно на уровне общей психологии и физиологии высшей нервной деятельности [273]. Современные объективные условия делают всё более неотложным анализ социального аспекта проблемы, анализ соотношения знания и переживания, разума и чувства.
Развитие эмоциональной сферы не следует рассматривать как панацею для решения социальных и образовательных проблем, противопоставляя его когнитивному развитию. Дело в том, что очень разные по своему проявлению расстройства (дистимия, депрессия, психопатии) имеют одну и ту же «механику» – отсутствует адекватная связь между интеллектом и эмоциями. Интеллект не оценивает должным образом внутренние и внешние воздействия, не выявляет их значимость для личности. Вместо адекватных ситуации эмоциональных программ поведения постоянно и автоматически вступает в действие один и тот же наиболее свойственный личности стереотип. Поведение человека становится неадекватным [49].
Культ эмоций не менее опасен, чем культ рациональности, поскольку и то, и другое является крайностью. Психическое здоровье означает баланс различных психических свойств и процессов. Относительно темы нашего исследования, речь идёт о балансе аффекта и интеллекта. Имеется в виду сочетание свободы и права на выражение чувств и способностей осознавать их и управлять ими.
Установлению гармоничного соотношения между когнитивными и эмоциональными процессами, а также решению проблемы эмоциональных и психосоматических расстройств способствует развитие эмоционального интеллекта – ЭИ (emotional intelligence – EI).
Проблема эмоционального интеллекта активно исследуется зарубежными учёными, такими как: Д. Гоулман (D. Goleman) [83; 84; 419 – 421];
Г. Орме (G. Orme) [206]; Дж. Мейер (J.D Mayer) [397; 455 – 480]; П. Сэловей (P. Salovey) [376; 456 – 461; 464; 466 – 467; 469 – 471; 476; 479; 508 – 513];
Д. Карузо (D. Caruso) [461; 464; 466; 467; 469 – 471; 476; 479]; Р. Бар-Он (R. Ваг-Оn) [342 – 344]; Дж. Сайаррочи (J.V. Ciarrochi) [366 – 368; 476];
Д. Слайтер (D. Sluiter) [511]; P. Poбертс (R. Roberts) [480; 504; 555; 556];
Дж. Мэттьюс (G. Mattews) [451; 452; 555 – 556]; М. Зайднер (M. Zeidner) [451; 452; 555 – 556]; П. Лопес (P. Lopes) [396; 399; 447]; Р. Стернберг (R. Sternberg) [529 – 533]; Дж. Блок (J. Block) [349 – 350], М. Кетс де Врис [122].
В настоящее время наблюдается рост интереса к изучению данного психологического феномена. Это связано как с множеством «белых пятен»
в концептуальном поле эмоционального интеллекта, так и с потребностями прикладных исследований. Взгляд на интеллект как на способность решать задачи, отмечает М.А. Холодная, привёл к тому, что интеллект оказался противопоставленным естественным проявлениям интеллектуальной активности (обыденному интеллекту), творческим интеллектуальным возможностям (креативности), эффективности социального познания (социальной компетентности). По её мнению, созрели условия для пересмотра «существующих на данный момент представлений о природе данного явления и формирования качественно нового взгляда на соответствующую проблему» [288, c. 15].
По мнению Б.М. Величковского, эмпирические данные не подтвержают идею автономности аффективных и когнитивных процессов, напротив, они свидетельствуют о «массивном взаимодействии “аффекта и интеллекта”» [65, c. 357]. Чем выше уровень когнитивной организации человека, тем сложнее разделить эмоции, чувства и интересы, с одной стороны, и процессы восприятия и мышления, с другой. Поскольку саму идею двух разных эволюций – отдельно для эмоциональных и для когнитивных процессов – следует признать «предельно абсурдной» [65, c. 367], то не может быть устойчивого существования независимых друг от друга когнитивных и аффективных исследований.
Эмоциональный интеллект расширяет сложившиеся научные представления о разнообразии человеческих способностей, тем самым обогащая житейскую психологию [363]. Он является определённым этапом в развитии теории множественного интеллекта Г. Гарднера [413]. При разработке научных моделей академического интеллекта оказались достаточно продуктивными попытки связать ЭИ с объяснением эмоциональных явлений с точки зрения процессов переработки информации [452].
В российской психологической науке понятие эмоционального интеллекта было впервые использовано Г.Г. Гарсковой [77]. В настоящее время на постсоветском пространстве изучением эмоционального интеллекта занимаются: Д.В. Люсин [161 – 164]; Э.Л. Носенко [194 – 197];
Н.В. Коврига [126; 196]; О.И. Власова [69]; С.П. Деревянко [88 – 94];
М.А. Манойлова [170 – 174]; Г.В. Юсупова [312; 313]; А.С. Петровская [216] и другие. В белорусской психологии известны исследования ЭИ, проведённые Т.П. Березовской [41 – 43], А.П. Лобановым, Е.А. Лобановым [154].
Цель данной работы – проанализировать современное состояние исследований в сфере эмоционального интеллекта в зарубежной и отечественной психологии и предложить интегративную теорию эмоционального интеллекта.
Задачи исследования:
- определить философские предпосылки представлений об эмоциональном интеллекте;
- проследить развитие представлений об эмоциональном интеллекте в психологии;
- проанализировать модели эмоционального интеллекта в рамках существующих в настоящее время подходов к его изучению;
- определить структурные компоненты эмоционального интеллекта как интегрального целого, а также их роль в функционировании ЭИ;
- рассмотреть гендерные различия в сфере эмоционального интеллекта;
- проанализировать научные представления о месте эмоционального интеллекта в структуре индивидуальности, определить характер его взаимосвязей со смежными психологическими феноменами;
- предложить интегративную модель эмоционального интеллекта;
- наметить перспективы дальнейших исследований эмоционального интеллекта.
Любая книга обязана своим появлением не только автору, но и многим людям, которые оказали помощь при ее подготовке.
Автор благодарит за полезные советы и поддержку заведующего кафедрой психологии факультета философии и социальных наук Белорусского государственного университета доктора психологических наук, профессора И.А. Фурманова, заведующего лабораторией психологии и психофизиологии творчества ИП РАН доктора психологических наук, профессора Д.В. Ушакова; за предоставленные материалы и дружеское участие кандидата педагогических наук, доцента, старшего научного сотрудника лаборатории психологии и психофизиологии творчества ИП РАН Д.В. Люсина и кандидата психологических наук, доцента кафедры возрастной и общей психологии Черниговского национального педагогического университета им. Т.Г. Шевченко С.П. Деревянко.
ЭВОЛЮЦИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ
ОБ ЭМОЦИОНАЛЬНОМ ИНТЕЛЛЕКТЕ
ОБ ЭМОЦИОНАЛЬНОМ ИНТЕЛЛЕКТЕ
В ФИЛОСОФСКИХ И РЕЛИГИОЗНЫХ УЧЕНИЯХ
Идея единства эмоционального и рационального начала в человеке, необходимости одновременного их развития первоначально зародилась и развивалась в рамках философских и религиозных учений. Спорным являлся вопрос о том, какое звено этой связи занимает доминирующее положение, подчиняя себе другое.Истоки эмоциональной мудрости человечества мы находим в Библии, в Книге Притчей Соломоновых. Среди них замечания о роли интеллекта в процессе эмоциональной саморегуляции: «Придёт гордость, придёт и посрамление; но со смиренными – мудрость» (11, 2); «У глупого тотчас же выскажется гнев его, а благоразумный скрывает оскорбления» (12, 15);
«Иной пустослов уязвляет как мечом, а язык мудрых врачует» (12, 18);
«Кроткий ответ отвращает гнев, а оскорбительное слово возбуждает» (15, 1);
о значении контроля эмоций для развития личности: «Долготерпеливый лучше храброго, а владеющий собой лучше завоевателя города» (16, 32).
В Книге Экклезиаста отмечается: «Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше» (7, 3) [45].
Как свидетельствует Ветхий Завет, центром духовной жизни человека является сердце. В нём сосредоточиваются все душевные переживания, заключается начало как доброго, так и злого. Сердце является в древней антропологии наиболее подходящим словом для обозначения личности в значении не самосознания, а скорее нравственной ответственности.
По этой причине главным объектом воспитательного воздействия являлась область чувств, помещаемая древними мудрецами именно в сердце. «Больше всего хранимого храни сердце твоё, потому что из него источник жизни» (Притч., 4, 23) [45]. Мудрость поселяется в сердце посредством насаждения в нём страха Божия. Однако для понимания страха Божия не следует прибегать к примитивным толкованиям. Страх Божий – это не низменное рабское чувство, в библейском значении это сложное понятие, которое включало в себя и благоговейный страх к Богу, и сыновнюю любовь к Нему.
Этическим идеалом Православия является жертвенная братская любовь – не только к своим близким, но и к врагам. Её действительная реализация в социальных отношениях могла бы более тесно объединить людей, чем этика справедливости или этика свободного развития личности и достижения успеха, характерные для современных идеалов гуманизма.
Христианский этический идеал, помимо общей заповеди о любви, раскрывается и в других конкретных заповедях. Среди них те, которые направлены на воспитание у потерпевшего любви и прощения, например:
«люби врагов твоих» и «если ударят тебя по правой щеке – подставь левую». Чувство мести рассматривается в Православии как грех, в котором необходимо каяться [67].
Согласно православной традиции воспитание чувств имеет первостепенное значение для умственного развития: «Освободив свой ум от всех внешних вещей посредством хранения чувств и воображения, нужно вернуть его в сердце свое и непрестанно поучаться в Иисусовой молитве, склоняя и волю произносить молитву со всяким желанием и любовью.
Плодом этого делания будет то, что ум со временем привыкнет пребывать в сердце, возненавидит чувственные похоти и представления и перестанет сочетаться с лукавыми и злыми мыслями» [222, c. 12]. Ум понимается как способность различать истину, выделять из всей совокупности вещей истину и правду. Это инструмент, который позволяет согласовывать жизненные земные задачи с вечным [275]. В православном понимании свободный от сердца разум лишён смысла и благодати.
В русской религиозной философии высоко ценилась ориентация на других людей, готовность увидеть и услышать другого человека и пережить его ценности. Такая способность сходна с понятием А.А. Ухтомского «доминанта в лице другого». Это понятие обсуждалось в терминах «принятия», «любви», «приобщенности», «единства с другим» в трудах Н.А. Бердяева, А. Сурожского, С.П. Франка. Суть такого отношения к другому человеку сводится прежде всего к эмоциональной отзывчивости [106].
По мнению Е.О. Смирновой, именно чувства являются первичными по отношению к пониманию и действию [256]. Воля способствует самоконтролю чувств, а разум «очеловечивает» эмоциональные переживания.
Согласно представлениям современной православной педагогики и психологии, процесс образования делится на три части: образование ума, образование воли и образование сердца. После грехопадения эти составляющие были повреждены: воля ослабела, ум исказился, утратил ясность, проницательность, быстроту, сердце стало жёстким, неспособным к различению добра и зла [275]. Первородный грех внёс в природу человека повреждение, которое отразилось на всех свойствах и способностях души. В связи с этим целью православного воспитания является восстановление истинной природы человека, всестороннее его развитие, которое охватывает все свойства и способности человека, включая образование ума, воли и сердца [178].
Чувства и разум ребёнка формируются под влиянием наставника, несущего в сердце своём любовь к ближнему. Православное воспитание учит, что обращение с детьми должно быть исполнено любви и кротости.
Воспитателю необходимо уметь сдерживать свои отрицательные эмоции.
Священное Писание свидетельствует, что учить надо без раздражения, так как раздражённый наставник не наставляет, а раздражает (шум раздражения в этом случае заглушает голос истины) [178].
Представления о значении эмоциональной стороны жизни в рамках христианства не были едиными. Так, католическое вероучение приписывает человеческому интеллекту большую ценность, чем православие. Католицизм воспитывает в пастве дисциплину воли и покорность внешнему церковному авторитету в вопросах добра и зла, греха и его допустимости. Задачей православия является пробуждение искренней любви к Богу через любовь к Христу. В православной традиции считается, что именно чувство любви является предпосылкой христианской воли и совести. Православный священник, следуя апостолу Павлу, стремится «споспешествовать радости»
в сердцах людей, а не «брать власть над чужою волею» (2 Кор. 1, 24) [45].
Нравственные идеалы протестантизма также отличны от православных – во главе угла здесь стоит аскетизм, рационализм. Протестантское вероучение обещает спасение не подвижникам и альтруистам, а успешным в делах. Следствием этого является вытеснение эмоций из человеческой деятельности, поскольку они не способствуют успешности деятельности [307].
В основу европейских представлений о взаимоотношениях эмоциональных и когнитивных процессов наряду с христианским вероучением легли представления античных мыслителей. Воззрения Сократа и Платона положили начало многовековой западной традиции, которая превозносит разум над эмоциями. С точки зрения античных философов, взаимосвязи разума и эмоций представляют собой отношения господина и раба, идеалом которых представляется полный контроль просвещённого разума над разрушительным влиянием эмоций.
Платон выделяет три вида чувствований: чувствования всецело телесной природы, подобные зуду, который можно успокоить чесанием;
чувствования, в которых участвуют как тело, так и душа, подобно тому, как мучительный голод успешно облегчается предвкушением еды; чувствования, образующиеся внутри самой души, вроде страстного стремления и любви. В тех случаях, когда в чувствованиях принимают участие и тело, и душа одновременно, в эмоции присутствует сильный познавательный элемент [233]. Тем самым Платон не исключает участия рациональности в эмоциональной жизни человека.
Значительный вклад в развитие представлений о связи когнитивных и эмоциональных процессов внёс Аристотель. В «Риторике» он рассматривает эмоции «как нечто, столь сильно преображающее человеческое состояние, что это отражается на его способности к рассуждениям и сопровождается удовольствием и страданием» [цит. по: 142, с. 18].
Особое внимание Аристотель уделяет эмоциям гнева и страха, которые, по его мнению, должны быть подчинены рассудку и поставлены на службу этическим целям. К примеру, эмоцию гнева Аристотель рассматривал как естественную реакцию на провокацию («презрение, игнорирование или наглость») и как моральную силу, поддающуюся культивации со стороны разума. Великий философ явился первым теоретиком, подчёркивающим роль когнитивного компонента при оценке стимулов, вызывающих гнев. Согласно Аристотелю, таким стимулом может явиться не только реальная непочтительность, но и воображаемая, а также любое неправильно истолкованное поведение. Тем не менее неоправданный гнев, возникающий вследствие такой ошибочной интерпретации, является подлинной эмоцией.
В «Никомаховой этике» Аристотель подробно рассматривает обстоятельства, при которых гнев уместен или, напротив, является неуместным, а также ту степень интенсивности гнева, которая является оправданной. «Рассердиться может каждый – это легко. Однако выразить гнев в отношении человека, который его заслуживает, в нужной мере, в соответствующее время, для достижения определённой цели и в соответствующей форме – это нелегко».
В дальнейшем эти слова Аристотеля станут уместным эпиграфом к бестселлеру Д. Гоулмана «Эмоциональный интеллект». Таким образом, эмоциональные переживания являются следствием анализа субъективного восприятия стимула. Следовательно, изменяя оценку и различным образом интерпретируя содержание эмоциогенной ситуации, эмоциями можно управлять, варьировать их интенсивность. Аристотель настаивает на том, что не только когнитивные оценки оказывают влияние на эмоции, но и эмоциональные состояния влияют на последующие когниции и суждения. Так, он предостерегает: неэтично доводить судей до состояния гнева, поскольку в этом случае они могут вынести неправильные суждения.
Аристотель полагал, что адаптивным является не присутствие или отсутствие эмоции как таковой, а умеренность в эмоциях, достигаемая посредством рассудка. Достижение сбалансированного эмоционального состояния, с одной стороны, не подавляет эмоционального возбуждения, а с другой – не позволяет ему достигать крайних или безрассудных форм выражения. Анализируя эмоцию страха, Аристотель отмечает, что храбрость состоит не в преодолении страха, а в обладании должным его количеством:
человек должен иметь достаточно страха, чтобы не быть глупцом, но не обладать неконтролируемым страхом труса.
Аристотелевское учение о тесной взаимосвязи эмоций и когниций развили стоики. Однако их шагом назад было возвращение к мнению о том, что эмоции являются источником несчастий и ошибок. Даже слово pathos, которое обычно относят к страсти или эмоции, в контексте стоицизма, как правило, предназначается для рассмотрения той или иной болезни души или чего-то, приближающегося к психопатологии [233]. В связи с этим стоики призывали людей сохранять «высший разум», подчёркивая бессмысленность эмоциональных привязанностей. Они считали, что бесстрастное и безразличное отношение к превратностям мира вознесёт людей над суетой социальной действительности. В отличие от Аристотеля, считавшего, что эмоции – результат когнитивной оценки стимулов, которая может быть как правильной, так и неправильной, представители стоицизма видели источник эмоций во влиянии ошибочных суждений, касающихся общества и своего места в нём.
Философия стоицизма продолжала влиять на европейскую культуру и искусство вплоть до ХХ века. Стоицизм как реакция на бесконтрольную жестокость войн, сопутствующих всей истории Европы, получил художественное воплощение в известной скульптурной композиции О. Родена «Граждане Кале». Здесь не просто изображена группа людей, идущих на казнь, но имеет место тщательное психологическое исследование её членов средствами искусства. Наиболее известных горожан ожидает одинаковая судьба (публичное унижение и казнь ради спасения населения Кале), однако каждого из них переполняют различные эмоции, отражающиеся на их лицах, в позах и жестах. Шедевр О. Родена «Граждане Кале» олицетворяет современные психологические представления о том, что источником эмоций являются не сами события, а их оценка индивидуумом. Огюст Роден воплощает в художественную форму идею о том, что на выражение сильных эмоций влияют более или менее успешные попытки человека контролировать их.
На протяжении XIII – XIV столетий в рамках схоластического учения сохранялся ведущий принцип: «Нет ничего в интеллекте, чего не было бы сначала в чувствах».
Идеи Аристотеля и стоиков получили дальнейшее развитие в трудах мыслителей эпохи Просвещения. Р. Декарт в трактате «Страсти души» реинтегрировал когнитивно-оценочный компонент аристотелевской теории эмоций в новый контекст. Эмоции в его понимании представляли собой особый тип страстей, тесно взаимосвязанных с высшими психическими процессами, которые он обозначал понятием души. Отношение Р. Декарта к эмоциям имеет оттенок двойственности. Он отмечает как их функциональные, так и дисфункциональные аспекты: «Польза страстей состоит единственно в их укреплении и поддержании в душе мыслей, которые для неё благотворно поддерживать и без коих эти мысли могли бы легко быть стёртыми душой… Вред же состоит в том, что они поддерживают эти мысли более чем необходимо или же сохраняют другие, на которых лучше не задерживаться» [цит. по: 142, с. 21]. Для Р. Декарта, как и для Аристотеля, ключом к регуляции эмоций является рассудок. Если эмоции могут подрывать человеческую способность к суждениям, то рассудок может направить страсти на служение человеческому «Я»: «Мыслю, следовательно, существую».
Другой деятель эпохи Просвещения, Д. Юм, ставит под сомнение существование самого рассудка. Из всех человеческих страстей наиболее гуманным он считает сострадание. Дэвид Юм не противопоставляет сострадание рассудку и не возвышает рассудок над ним. Он утверждает, что сострадание сдерживает чрезмерный эгоцентрический интерес к себе. Тем самым Д. Юм допускает влияние эмоций на когнитивные процессы, обслуживающие самосознание.
Основной причиной «рабской несвободы» наших мыслей и действий Б. Спиноза считает аффекты. Человек, по мнению философа, становится свободным и рациональным по мере того, как он познаёт необходимую связь вещей, тем самым освобождаясь от аффектов [64]. Спиноза различает два типа эмоциональных явлений: страсть (passion) и эмоцию (emotion).
Страсть – это чувство по отношению к тому, о чем мы не имеем никакой ясной идеи, тогда как эмоция представляет собой переживание, оформленное отчетливой идеей. Так называемый «слепой гнев» является проявлением страсти, тогда как любовь к нашим собратьям есть эмоция. Реагировать со страстью означает реагировать несдержанно, иными словами, без опосредования поведения знанием и принципами. Тот, кто действует, побуждаемый не разумом, а страстью, по мнению Спинозы, явно страдает беспорядочностью ума, состоящей в том, что правильный порядок вещей нарушен [233]. Иными словами, эмоция в отличие от страсти представляет собой единство переживания и когниции.
По мнению Жан-Жака Руссо, образование должно быть естественным, направляться эмоциями, а не сдерживаться жёсткими рамками логики и рассудка. Его идеи получили широкое распространение в европейской культуре, положив конец движению Просвещения. Воззрения Руссо послужили основанием для философского, литературного и художественного течения – романтизма. Он возник как реакция на формальный и безличный стиль предшествующих ему рациональных направлений в искусстве [142]. В этот период западноевропейские поэты и прозаики (О. Бальзак, В. Гюго, И. Гёте и другие) увлечённо изучали мир эмоций и природы. В музыке романтическое движение возглавил Л. Бетховен.
Композиторы-романтики (Ф. Шопен, Ф. Шуберт, И. Брамс, Р. Вагнер, П.И. Чайковский) воспевали свободное возвращение к естественным формам драматической экспрессии. Они черпали вдохновение в фольклорных традициях и, используя большие оркестры и яркую инструментовку, пытались отразить богатство эмоциональных переживаний человека. В романтической философии и в представлениях современных экзистенциалистов эмоциональная сфера признаётся творческой и самобытной, рассудок, напротив, рассматривается как формализованная дань социальным нормам [53].
В восточных философских системах подчёркивается связь аффективных и когнитивных процессов с духовным ростом человека. В практике индийской йоги различают болезненные и безболезненные «волны сознания». Первые из них образуют мысли и эмоции, которые усиливают незнание, спутанность или зависимость, вторые ведут к свободе и к знанию. Самым большим препятствием к спокойствию являются такие болезненные «волны сознания», как гнев, желание и страх. Культивирование в себе безболезненных волн порождает позитивные подсознательные тенденции.
Однако конечной целью йоги является преобразование даже положительных эмоций в трансцедентные переживания. Под интеллектуальным развитием понимается не получение новой информации, а уяснение смысла в переживании («Не путай понимание с большим количеством новых слов»).
Важной целью буддистской традиции является научение самоконтролю эмоций, для того чтобы избавиться от их власти и проявлять эмоции должным или адекватным образом. Этому способствует осознание эмоций и умение до конца их отреагировать. По мнению учителей дзен, если человек дает выход своему гневу, его проявление должно быть подобно небольшому взрыву или удару грома. В этом случае чувство гнева переживается полностью, и впоследствии от него можно будет избавиться. Идеальным для буддиста эмоциональным состоянием является сострадание. Это переживание можно рассматривать как преодоленную эмоцию, чувство единства со всеми остальными существами, результат опыта недвойственности.
Интеллект и рассуждения, по мнению сторонников буддизма, сами по себе не позволяют человеку понять себя и окружающий мир. Интеллектуальное понимание углубляется и проясняется посредством медитации и обучения в повседневной жизни. Например, человек, который читает о концепции сострадания, не служа при этом другим людям, воспринимает сострадание только как бессодержательную абстракцию.
С точки зрения суфизма, эмоции могут направлять сознание к познанию реальности или, наоборот, уводить от него. Отдельная эмоция сама по себе менее важна, чем ее общее влияние на поведение индивида. Аль-Газали вспоминает моменты блаженства и отчаяния, которые, как он считал, способствовали его собственному становлению. При этом важно осознавать собственные эмоции.
Развитой интеллект, по мнению сторонников суфизма, – это и сердце, и голова. Это обобщенное понимание себя, мира, а также восприятие духовных знаний. Обычное знание может тормозить развитие интеллекта, если задача этого знания понимается неправильно. Чтобы выйти за пределы эмпирического опыта и прийти к реальному знанию, необходимо постоянно перемежать интеллектуальные упражнения состояниями экстаза и мистических откровений [281].
Современные философы вслед за мыслителями древности подчёркивают актуальность проблемы эмоционального развития, связывая возможности её решения с гармоничным взаимодействием сердца и разума, аффекта и интеллекта. Приведём в подтверждение этому несколько актуальных для нашего исследования высказываний Ошо (Раджниша): «Чтобы интеллект преобразовать в разум, абсолютно необходимо открыть сначала своё сердце… Разум – это интеллект, настроенный в лад с вашим сердцем» [208, c. 314]; «Мудрость возникает от встречи сердца с интеллектом» [208, c. 316]; «Интеллект может привести сердце в то пространство, где случается переживание»; «Если узды правления в руках сердца, то лошадь интеллекта потрясающе красива» [208, c. 318].
Итак, существует множество общекультурных предпосылок представлений о единстве аффекта и интеллекта. В православии подчёркивается значимость воспитания «сердца», которое неразрывно взаимосвязано с умственным развитием. Ориентация на другого человека, «другодоминантность»
признаётся важнейшей ценностью в русской религиозной философии.
К философским предпосылкам представлений об эмоциональном интеллекте можно отнести: идеи Аристотеля о взаимовлиянии когнитивных оценок и эмоций; суждение древнегреческих стоиков о том, что разум главенствует над эмоциями; воззрения деятелей эпохи Просвещения о взаимовлиянии когнитивных и эмоциональных процессов; идею европейского сентиментализма о существовании внутренних, чистых эмоциональных знаний; акцентирование эмоциональной экспрессии в искусстве представителями романтизма.
Предпосылки представлений об эмоциональном интеллекте содержатся в восточных философских учениях (йоге, буддизме, суфизме). В них акцентируется влияние эмоций на адекватность познания и значение интеллектуального контроля эмоций для духовного роста человека.
1.2. РАЗВИТИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ ОБ ЭМОЦИОНАЛЬНОМ ИНТЕЛЛЕКТЕ
В ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКЕ
О становлении понятия «эмоциональный интеллект»в зарубежной психологии Введению термина «эмоциональный интеллект» в научную парадигму предшествовало постепенное изменение точки зрения на соотношение эмоциональных и познавательных процессов. Оформление понятия «эмоциональный интеллект», по мнению Р. Бар-Она (2001), можно проследить, начиная с Ч. Дарвина (1872). Чарльз Дарвин отмечает: «Когда разум сильно возбуждён, мы можем ожидать, что он мгновенно окажет непосредственное действие и на сердце.… Когда сердце испытает это воздействие, оно направит свою реакцию в мозг… при любом возбуждении будет иметь место значительное взаимное воздействие и реагирование между этими двумя важными органами тела» (C. Darwin, 1872/ 1965; [цит. по: 142, с. 23]).
В XX – XXI веках в западной истории изучения эмоционального интеллекта Дж. Мейер выделяет пять периодов:
1) 1900 – 1969 годы – исследования эмоций и интеллекта были относительно обособлены;
2) 1970 – 1989 годы – в центре внимания исследователей находилось взаимное влияние когнитивных и интеллектуальных процессов;
3) 1990 – 1993 годы – эмоциональный интеллект определён в качестве предмета психологического исследования;
4) 1994 – 1997 годы – эмоциональный интеллект популяризирован;
5) с 1998 года по настоящее время – происходит прояснение сущности феномена [468].
Для первого периода характерно появление и развитие тестов интеллекта (в первую очередь логического и вербального) и начало изучения социального интеллекта. При этом концепция интеллекта остаётся исключительно когнитивной.
На концептуальном поле исследования эмоций в основном главное внимание уделяется решению проблемы «курица-и-яйцо», т.е. что первично: физиологические реакции или эмоции. В это время эмоции рассматривались в основном как детерминированные культурой психические явления, в которых зачастую видели продукт патологии и гиперчувствительности [391].
Исследования эмоций в основном проводятся обособленно от исследований интеллекта. Тем не менее предпринимаются первые попытки анализа взаимосвязей между когнитивными и аффективными процессами.
Так, немецкий философ и психолог Г. Майер в своей книге «Psychologie des emotionalen Denkens» (1908) предлагает подробнейшую классификацию видов мышления. В ней он наряду с «судящим» (логическим) мышлением выделяет эмоциональное мышление, в котором на первом плане стоят практические потребности – чувства и воли. Сопоставляя эти два вида мышления, Г. Майер находит много общего, а именно: наблюдаются аналогичные логические процессы (истолкование, объективирование, деятельность категориального аппарата). Однако в актах эмоционального мышления имеет место отличная от логического мышления тенденция: познавательный процесс здесь «затенён, отодвинут на задний план, не опознан как таковой, фокус внимания сосредоточен на практической цели, для которой познание является лишь побочным средством» [165, с. 126].
Эмоциональное мышление Г. Майер подразделяет на аффективное (эстетическое и религиозное) и волевое. Под эстетическим мышлением понимается эстетическое переживание, включающее суждение «нравится – не нравится». Религиозное мышление сводится к эмоциональным представлениям фантазии, к суждениям веры (примером является суждение «Бог существует», которое вызывается не познавательными, а аффективными и волевыми побуждениями). Исследование Г. Майера рассеивает «интеллектуалистические предрассудки» о том, будто в мышлении познавательный интерес играет первостепенную роль, и убедительно показывает, что «эмоциональное мышление» играет значимую роль в умственной деятельности человека [165].
Первоначально в исследованиях интеллекта отсутствовала его дифференциация. Автор двухфакторной модели интеллекта Ч. Спирмен (Ch. Spearmen, 1927) был убеждён в том, что все ментальные тесты измеряют одну базовую интеллектуальную способность. Иными словами, многочисленные диагностируемые способности есть проявление некоего общего фактора g, отражающего уровень ментальной энергии индивида [527].
В дальнейшем Г.Ю. Айзенк проинтерпретировал фактор g иначе – как скорость переработки информации центральной нервной системой, или как умственный темп [3]. Сопутствующий специфический фактор s отображает через различные параметры, измеряемые при помощи тестов, инструментальные средства, или engine индивида (от лат ingenium – естественная предрасположенность, талант), благодаря которым ментальная энергия может быть приложена к конкретным формам взаимодействия. По мнению Ч. Спирмена, интеллект не зависит от личностных черт человека и не включает в свою структуру неинтеллектуальные качества (такие, например, как интересы, мотивация достижения или тревожность). Современные исследования того, что Спирмен понимал под фактором g, обнаруживают его недостаточность в качестве глобальной характеристики интеллекта, поскольку изучение последнего в данном случае ограничивается логическими интеллектуальными особенностями [148].
Развитие двухфакторной модели привело Ч. Спирмена к обоснованию иерархической модели интеллекта. Между факторами g и s автор поместил так называемые групповые факторы (арифметических, механических, лингвистических и вербальных способностей) [99].
Дальнейшее развитие представлений о структуре интеллекта шло по пути ее дифференциации. В 1920 году классик американского бихевиоризма Э.Л. Торндайк отделяет социальный интеллект от других форм интеллекта и определяет его как способность понимать мужчин и женщин, мальчиков и девочек и управлять ими – действовать мудро в человеческих отношениях [цит. по: 206, с. 42]. В 1926 году Торндайком разработана модель, в которой «общая основа интеллектуальных действий растворялась во взаимодействии множества отдельных факторов» [148, с. 138].
Самая ранняя работа, предвосхищающая открытие эмоционального интеллекта, – исследование, проведённое в конце 1930-х годов Р.Л. Торндайком и С. Штейном. Исследователи определили социальный интеллект как «способность понимать людей и управлять ими». На основе проведенных исследований Торндайк и Штейн заключили, что социальный интеллект как унитарная способность может быть измерен [471].
В начале 30-х годов Ч. Хант и Э. Торндайк пытались исследовать социальный интеллект путём предъявления рисунков с эмоциональными выражениями лиц и заданий на идентификацию эмоций по вербальному описанию [69]. В 1935 году австралийский психолог Э. Долл разработал структурированное интервью – «Вайнлендскую шкалу социальной зрелости» – для определения социальной компетентности.
Постепенно идея множественности сторон интеллекта утвердилась в науке. В качестве примера можно привести концепцию Л. Терстоуна (1938), в рамках которой он выделяет семь так называемых первичных умственных потенций [288]. Тем не менее среди указанных факторов (счётная способность, вербальное восприятие, вербальная гибкость, скорость восприятия, пространственная ориентация, ассоциативная память) автор не находит такого, который имел хотя бы косвенное отношение к интеллектуальной обработке эмоциональной информации.
Позже вызов традиционной точке зрения на интеллект бросил Д. Векслер [549], который впервые заявил о том, что существует диапазон видов мышления, представляющих собой компоненты общего интеллекта, но отличающихся от традиционного коэффициента интеллекта (IQ). В 1940 году в редко цитируемой статье «Неинтеллектуальные факторы в общем интеллекте» Д. Векслер настаивал на включении «неинтеллектуальных аспектов общих способностей» в каждое «полное» измерение. Под «неинтеллектуальными элементами» учёный понимал не только общую работоспособность психики, но и её аффективно-регулятивные компоненты, благодаря которым человек на протяжении более длительного времени удерживается в сфере значимой для него проблемы [550]. В статье также обсуждались способности, которые он назвал «когнитивными» и «аффективными» – социальные и эмоциональные способности. К сожалению, эти факторы не были включены в IQ тесты Векслера, поскольку в то время им уделялось мало внимания. Векслер разделил интеллектуальные способности на вербальные и невербальные (способности к представлениям) и показал, что у разных людей может доминировать та или иная их группа [551].
Исследователь Р.В. Липер обнаружил, что эмоции вызывают, поддерживают и направляют деятельность. Он предположил, что «эмоциональная мысль» вносит свой вклад в «логическую мысль» и мышление в целом [444].
В 1955 году А. Эллис начал разрабатывать рационально-эмотивную терапию (Rational Emotive Therapy) – подход к консультированию, который включал в себя обучение тому, как исследовать свои эмоции логически, с помощью размышления. На первоначальную формулировку идеи рационально-эмотивной терапии оказали значительное влияние представления А. Адлера о том, что эмоциональные реакции человека непосредственно связаны с его основными идеями, убеждениями, отношениями или принципами и, по сути, вызываются когнитивно [308].
В этот период встречаются отдельные случаи употребления термина «эмоциональный интеллект». Так, в 1960-х годах указанный термин был использован в литературной критике [546] и в психиатрии [445].
В этот же период возникают когнитивистские теории эмоций. Наиболее известная из них, когнитивно-физиологическая, была разработана С. Шехтером. В соответствии с ней наряду с воспринимаемыми стимулами и порождаемыми ими физиологическими изменениями в организме на возникновение эмоций оказывают влияние прошлый опыт человека и оценка им наличной ситуации с точки зрения имеющихся в данный момент потребностей и интересов. Было показано, что возникновение эмоций может обусловливаться словесными инструкциями и эмоциогенной информацией, предназначенной для изменения оценки возникшей ситуации (иными словами, путём приписывания объекту определённых свойств). По мнению С. Шехтера, эмоциональные состояния – это результат взаимодействия двух компонентов: активации (arousal) и заключения человека о причинах его возбуждения на основе анализа ситуации, в которой появилась эмоция [515].
В русле представлений С. Шехтера находится и концепция М. Арнольд [324]. Согласно данной теории в качестве познавательной детерминанты эмоции выступает интуитивная оценка субъекта, а само переживание следует за ней. Эта интуитивная оценка понимается как «чувственное суждение», отличное от абстрактного «рефлексивного суждения».
В конце 1970 – 1980-х годов (в течение второго периода) отмечается растущий интерес к изучению взаимодействия эмоций и мышления [319; 351].
Идея о продуктивном взаимодействии эмоциональных и когнитивных процессов нашла своё подтверждение в ряде исследований [468]. Среди них:
изучение влияния депрессии на реалистичность мышления [321; 322], взаимосвязи склонности к колебаниям настроения и креативности [455], а также изучение способности к эмоциональной саморегуляции [319]. Было выдвинуто предположение о существовании «когнитивного кольца», объединяющего настроения и суждения. Суть его в том, что отрицательные эмоции приводят к негативным мыслям, которые в свою очередь усиливают интенсивность эмоциональных переживаний. В то же время положительные эмоции активизируют позитивные мысли [319].
В этот период высказывается положение об эмоциях как одной из подсистем сознания. Когнитивная теория эмоций рассматривает их как функцию разума. Так, в когнитивной концепции Р. Лазаруса центральной является идея о познавательной детерминации эмоций. Когнитивное опосредование рассматривается как необходимое условие для появления эмоций. В концепции Р. Лазаруса главными являются два положения:
1) каждая эмоциональная реакция, независимо от её содержания, есть функция особого рода познания или оценки;
2) эмоциональный ответ представляет собой некий синдром, каждый из компонентов которого отражает какой-либо важный момент в общей реакции.
Схема возникновения эмоции выглядит следующим образом: восприятие – первичная оценка – исследовательская активность – (личное значение эмоций в оцениваемой ситуации) – вторичная оценка – тенденция к действию – эмоция как проявление тенденции в переживании, физиологических изменениях и моторных реакциях [443].
Представления о когнитивной природе эмоций в среде их исследователей в последующий период становятся достаточно популярными. К примеру, Л. Шпитц выдвинул постулат о том, что некоторая эмоциональность характеризует обычные состояния сознания и даже предшествует когнитивным процессам [112]. О когнитивных эмоциях писал К. Шерер [520, c. 143 – 165], Ф. Данеш указывал на то, что «когниция вызывает эмоции, так как она эмоциогенна, а эмоции влияют на когницию, так как они вмешиваются во все уровни когнитивных процессов» [379, c. 272 – 291]. На этих же позициях стояли У. Грей [423], А. Ортони, Дж. Клор и А. Коллинз [487]. В когнитивной теории эмоций обосновывается идея о том, что фундаментальные эмоции образуют основные структуры сознания.
В клинической практике исследовались трудности выражения эмоций пациентами [522; 537]. В 1973 году П. Сифнеос ввёл термин «алекситимия» и описал состояние, по сути противоположное эмоциональному интеллекту. Алекситимия связана с низким уровнем способностей к определению чувств, их различению, с трудностями в отображении чувств и в их описании.
Введению понятия «эмоциональный интеллект» в научный оборот способствовали достижения в ряде смежных областей знания. Так, в исследованиях мозга начинают выделять взаимосвязи между эмоциями и когнициями [320]. Активно проводятся исследования искусственного интеллекта, к примеру, возможностей компьютера понимать и объяснять эмоциональные аспекты повествования [388]. В сфере исследований невербальной коммуникации создаются методики для изучения восприятия невербальной информации, в частности, проявления эмоций в мимике и пантомимике [358; 519]. Эмпирические исследования социального интеллекта показывают, что в его структуре можно выделить социальные умения, эмпатию, просоциальные установки, социальную тревожность и эмоциональность (чувствительность) [450].
Развивая идею множественности интеллектуальных проявлений, выдвинутую Л. Терстоуном, Х. Гарднер обнаружил возможность категоризации большинства различных видов интеллекта. В 1983 году исследователь сделал предположение о возможности существования разнообразных интеллектуальных способностей, включая так называемые «интрапсихические способности» (по существу, это способность к интроспекции – самонаблюдению) и «личностные способности». Первоначально (1985) Гарднер выделил семь видов интеллекта: визуально-пространственный, вербальнолингвистический, логико-математический, телесно-двигательный, музыкальноритмический, межличностный и внутриличностный; в 1998 году были добавлены естественный и существующий.
Каждая из выделенных автором интеллектуальных способностей является важной для достижения адекватности и успешности в определённой сфере жизнедеятельности. Ценность каждого компонента интеллекта определяется общественными нормами, поощряющими или не поощряющими развитие определенных интеллектуальных способностей [412].
Помещённые в культурный контекст, указанные виды интеллекта выявляют имплицитные общественные установки. К примеру, Х. Гарднер отмечает, что развитие лингвистических и логико-математических способностей характеризует западное общество в целом, в то время как для изолированных социумов специфичной является ориентация на развитие межличностной компетентности.
Гарднер предлагает критерии, которым должен соответствовать каждый вновь определяемый вид (форма) интеллекта. Прежде всего, каждая форма интеллекта должна иметь свою систему знаков (числовых, языковых). Вместе с тем должны быть получены доказательства того, что она опирается на собственную систему основных операций или функций. Необходима информация об отдельных людях, обладающих исключительным объёмом данной формы интеллекта [225]. Модель Гарднера позволила реализовать более интегрированный, но в то же время более дифференцированный взгляд на природу и формы проявления интеллекта.
Исследование, начатое Э. Доллом, Д. Векслером и Р. Липером, продолжил Р. Стенберг. В результате возникла концепция «практического интеллекта», который определён как «способность адаптироваться, изменять или переделывать ситуации, возникающие в реальной жизни» (цит. по: [206, с. 44]).
В теории Р. Стенберга интеллект рассматривается как информационная система, которая служит приспособлению человека к окружающей среде (в широком смысле слова). Основное положение триархической теории звучит таким образом: «Интеллект можно определить как вид умственной саморегуляции (самоуправления), умственное управление всей жизнью конструктивным целенаправленным способом» [531, c. 11]. Умственная саморегуляция содержит три основных элемента: адаптацию к окружающей среде, селекцию новых влияний окружающей среды, или выбор среды, совместимой с индивидом, и формирование окружающей среды.
В триединой (триархической) теории Р. Стенберга подчёркивается связь интеллекта с тремя процессами жизни человека: внутренними информационными процессами, опытом и внешним миром. Согласно указанной концепции, на интеллект влияют три типа психических процессов (или компонентов):
- метакомпоненты, регулирующие процесс решения проблемы и включающие её определение, выделение этапов в процессе решения и заключение об окончательном решении;
- исполнительные компоненты, представляющие собой процессы, связанные с актуальным решением конкретной проблемы, в том числе путём её трансформации;
- компоненты приобретённых знаний, обусловленные спецификой обучения и хранением полезных на будущее сведений.
Указанный автор подверг критике другие концепции интеллекта за то, что в них основной акцент ставится на исполнительных компонентах (т.е. на анализе полученных прежде знаний) и недостаточное внимание уделяется опыту и метакомпонентам. Учёт последних позволил бы распространить измерения на область социального, практического и эмоционального интеллекта [543].
В своей модели интеллекта Р. Стенберг значительное внимание уделяет неинтеллектуальным факторам. В результате рассмотрения взаимоотношений интеллекта, мудрости и креативности автор выявил три биполярных параметра, описывающих интеллект:
1) способность к решению практических задач (практичность, разумность, гибкость в применении знаний) – вербальная способность (ясность и беглость речи);
2) интеллектуальная интеграция (способность видеть различия и согласовывать различные точки зрения) – целенаправленность (селективный поиск информации, настойчивость);
3) контекстуальный интеллект (знание о мире и умение пользоваться личным опытом) – текучее мышление (сообразительность, быстрота мышления, умение мыслить абстрактно) [101].
В 1985 году Р. Бар-Он вводит понятие «коэффициент эмоциональности» и предлагает анкету (EQ-i) для его измерения.
В 1986 году термин «эмоциональный интеллект» был употреблён в диссертации [493]. Выделяя ЭИ среди других форм интеллекта, В.Л. Пейн отмечал следующее: «Факты, значения, истины, взаимосвязи и т.д. (эмоционального интеллекта. – И. А.) те, что существуют в государстве эмоций.
Таким образом, чувства есть факты. Значения есть прочувствованные значения; истины есть эмоциональные истины; взаимосвязи есть межличностные взаимосвязи. И проблемы, которые мы решаем, это эмоциональные проблемы, это проблемы, при решении которых мы чувствуем» [493, c. 165].
В позиции автора больше риторики, чем определённости, а положения «чувства есть факты» и «прочувствованные значения» не объяснены в тексте и не могут быть поняты вне более развитого концептуального поля.
Однако в резюме диссертации В.Л. Пейн делает замечание, до сих пор не теряющее своей актуальности: «…массовое подавление эмоций во всём цивилизованном мире сдерживает наше эмоциональное развитие» (цит. по: [467]).
Обратное можно встретить в работах других исследователей, где хотя и присутствуют определенные предпосылки ЭИ, однако прямых ссылок на эмоциональный интеллект нет. Например, Х. Гарднер писал о внутриличностном (intrapersonal) интеллекте как о способности, позволяющей получить доступ к собственной эмоциональной жизни. Однако для данного автора этот доступ связан не с эмоциональным интеллектом, а опосредован представлениями о себе и социальными знаниями [413]. Гарднер продолжает судить об отдельно взятом ЭИ как о неподходящем применении идеи интеллекта [414].
Предпосылки эмоционального интеллекта в это время возникают и развиваются в смежных областях исследования. Например, в литературе по детскому развитию можно найти термин «эмоциональная одарённость» [377].
Косвенными предпосылками «смешанных моделей» эмоционального интеллекта послужили, на наш взгляд, концепция самоэффективности А. Бандуры [338; 340], теория самоактуализации А. Маслоу, представления о важности эмоциональной жизни в клиент-центрированной терапии К. Роджерса [294]. В них подчёркивается важность умения осознавать свои способности и эффективно управлять своим поведением в соответствии со знанием о сильных и слабых сторонах своей индивидуальности. К примеру, А. Бандура описывает психологическое функционирование человека в терминах непрерывных взаимовлияний поведенческих, когнитивных и средовых факторов. В данном динамическом процессе когнитивные компоненты играют центральную роль в организации и регулировании деятельности человека [152].
В одной из статей, предшествующих появлению концепции эмоционального интеллекта, Дж. Мейер и П. Сэловей заявили о том, что влияние эмоциональных явлений на познание регулируется и опосредуется личностью. Они указали на наличие некоторого комплекса индивидуальных способностей или черт, «отвечающего» за то, насколько влияние эмоциональных явлений окажется конструктивным или деструктивным для человека [456]. Для открытия нового вида интеллекта оставалось свести воедино различные направления исследований, которые косвенно указывали на существование ЭИ, точно и понятно определить термин «эмоциональный интеллект» и соединить его с существенными направлениями исследований. Кроме этого, необходимо было продемонстрировать эмпирические доказательства концепции ЭИ.
Началом третьего периода можно считать 1990 год, когда Дж. Мейер и П. Сэловей опубликовали их первую исследовательскую работу, в которой они сформулировали определение термина «эмоциональный интеллект», а также предложили методику его измерения. В публикации в журнале Intelligence (1993) указанные авторы привели доказательства в пользу того, что эмоциональный интеллект является одним из основных видов интеллекта [458]. В последующем были предприняты серьёзные эмпирические исследования в этой области, которые позволили наметить «демаркационную линию» между ЭИ и другими видами интеллекта.
Во время четвёртого периода, по мнению Дж. Мейера [468], наметился необычный поворот событий: термин «эмоциональный интеллект»
стал популяризироваться, а сама область исследований расширилась. Популяризация ЭИ берёт своё начало с книги Д. Гоулмана «Эмоциональный интеллект» [420]. Гоулман и его последователи превратили ЭИ в девиз для исследований и публичной политики. Сторонники популистских подходов к эмоциональному интеллекту заявляли, что он является «ключом» к успеху во многих сферах жизни. Было создано множество методик, предлагаемых для измерения эмоционального интеллекта (прил. 1). Появились психологические агентства, заявляющие своей целью развитие эмоционального интеллекта в сфере бизнеса и в обучении.
С 1998 года по настоящее время (пятый период) предлагается множество вариантов усовершенствования концепции эмоционального интеллекта совместно с внедрением новых методик его измерения; появляются первые рецензированные научные статьи по данной теме. Исследования в этой области осложняются наличием популярных представлений об эмоциональном интеллекте, подходов к его измерению, далёких от научной парадигмы. В настоящее время, по мнению Дж. Мейера, в литературе существуют «два» эмоциональных интеллекта. Один из них, «популярный» ЭИ, определяется различным образом, быстро приобретается и служит лучшим предиктором успеха в жизни, в то время как «другой» эмоциональный интеллект является научным феноменом [465, с. 412].
Предпосылки введения термина «эмоциональный интеллект»
в психологическую теорию на постсоветском пространстве В отечественной психологии идея единства аффекта и интеллекта не является новой. Она нашла своё отражение в трудах Л.С. Выготского, С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурия, Б.В. Зейгарник, О.К. Тихомирова.
Л.С. Выготский пришёл к выводу о существовании динамической смысловой системы, представляющей собой единство аффективных и интеллектуальных процессов: «Как известно, отрыв интеллектуальной стороны нашего сознания от его аффективной, волевой стороны представляет один из основных и коренных пороков всей традиционной психологии.
Мышление при этом неизбежно превращается в автономное течение себя мыслящих мыслей, оно отрывается от всей полноты жизни…» [74, c. 21].
Единство аффекта и интеллекта, по мнению классика психологии, обнаруживается во взаимосвязи и взаимовлиянии этих сторон психики друг на друга на всех ступенях развития. Наряду с влиянием мышления на аффект существует обратное влияние – аффекта на мышление, которое, в частности, проявляется в том, что, во-первых «во всякой идее содержится в переработанном виде аффективное отношение человека к действительности, представленной в этой идее» [74, с. 22]; во-вторых, сама мысль возникает из мотивирующей сферы нашего сознания [74, с. 357]. Согласно Выготскому, отношение мысли к слову есть «движение через целый ряд внутренних планов» [74, с. 358]. Особая роль в процессе консолидации аффекта и интеллекта отводится сознанию.
Единство аффективных и когнитивных процессов проявляется и в том, что связь между ними является динамической, причём всякой ступени в развитии мышления соответствует своя ступень в развитии аффекта [134].
Так, конкретному мышлению соответствует более костная и тугоподвижная динамика, абстрактному мышлению и воображению – более текучая и гибкая. В связи с этим становится объяснимым качественное своеобразие высших, или тонких, эмоций. Дифференциация эмоций и более мягкий характер их протекания являются прямым следствием развития мышления [300].
Согласно Л.С. Выготскому, развитие эмоций идёт в направлении их осознания. Мнение «Моцарта психологии» о том, что у людей эмоции изолируются от царства инстинктов и переносятся в совершенно новую сферу – психологического [71, с. 13], послужило основанием для последующих выводов о том, что подавляющее большинство эмоций человека интеллектуально опосредовано; что между эмоциональными и интеллектуальными процессами мышления существует закономерная связь; что развитие эмоций идет в единстве с развитием мышления; что эмоции участвуют в регуляции мышления и его мотивации (мотивационная и эмоциональная регуляция мышления); и что, следовательно, эмоция – одна из составляющих мышления. Категорично, но весьма убедительно звучит следующее заключение Выготского: «Кто оторвал мышление с самого начала от аффекта, тот навсегда закрыл себе дорогу к объяснению причин самого мышления, потому что детерминистский анализ мышления предполагает вскрытие движущих мотивов мысли, потребностей и интересов, побуждений и тенденций, которые направляют движение мысли в ту или иную сторону» [71, с. 14].
Выготский назвал интеллектуальный момент, который вклинивается между переживанием и непосредственным поступком, «смысловым переживанием» [74, c. 377]. В настоящее время этот термин представляется близким понятию «эмоциональный интеллект».
Идея Л.С. Выготского о взаимосвязи когнитивных и эмоциональных процессов получила развитие в трудах А.Н. Леонтьева, который писал о необходимости различать сознаваемое объективное значение и его значение для субъекта (личностный смысл). Смысл создаёт пристрастность человеческого сознания. «То, что мы называем переживаниями, суть явления, возникающие на поверхности системы сознания, в форме которых сознание выступает для субъекта в своей непосредственности» [144, c. 140]. Леонтьев показал, что мышление имеет эмоциональную (аффективную) регуляцию [145]. Это положение стало методологическим для психологов, исследующих проблемы мышления.
Сходной позиции придерживался и С.Л. Рубинштейн: «Эмоциональность, или аффективность, – это всегда лишь одна, специфическая сторона процессов, которыми в действительности являются вместе с тем познавательными процессами, отражающими – пусть специфическим образом – действительность. Эмоциональные процессы, таким образом, никак не могут противопоставляться процессам познавательным как внешние, друг друга исключающие противоположности. Сами эмоции человека представляют собой единство эмоционального и интеллектуального, так же как познавательные процессы обычно образуют единство интеллектуального и эмоционального» [240, с. 552]. Любая эмоция рассматривается учёным как «единство переживания и познания» [240, с. 562]. Интеллектуальный процесс, по мнению С.Л. Рубинштейна, также невозможен без участия эмоций:
«…суждение, которое является основным актом или формой, в которой совершается мыслительный процесс, редко представляет собой только интеллектуальный акт. Суждение обычно в большей или меньшей степени насыщено эмоциональностью» [239, с. 331]. В отличие от Выготского Рубинштейн не просто позиционирует себя сторонником идеи единства «аффекта и интеллекта», он во многом предвосхищает идею эмоционального интеллекта, заявляя: «В действительности нужно говорить не просто о единстве эмоций и интеллекта в жизни личности, но о единстве эмоционального, или аффективного, и интеллектуального внутри самих эмоций, так же как внутри самого интеллекта» (курсив мой – И. А.) [240, с. 562].
Определённый вклад в развитие представлений о взаимосвязи нейрофизиологических, аффективных и когнитивных процессов внёс А.Р. Лурия – основоположник отечественной нейропсихологии. В годы второй мировой войны он занимался исследованием распада и развития высших психических функций в клинике локальных поражений мозга. Для восстановления нарушенных функций использовалась реорганизация функциональной системы, представляющей собой динамическую морфофизиологическую организацию центральных и периферических образований, избирательно объединённых для достижения полезного для организма приспособительного результата [111]. Пластичность составных частей функциональной системы давала возможность компенсации нарушений. Установлено, что если подходить к интеллектуальным процессам как к сложным функциональным системам, а не как к отдельным способностям, необходимо пересмотреть идеи о возможности узкой локализации этих функций.
В процессе исследований под руководством А.Р. Лурия была отвергнута и холистическая теория о том, что каждая функция равномерно распределена по всему мозгу, и теория локализации всех, в том числе и сложных психических функций в узкоспецифических зонах мозга [159]. Учёным были сформулированы общие положения о соотношении мозга и психики, известные как «теория системной динамической локализации высших психических функций» [292, с. 64].
Принципа взаимосвязи аффекта и интеллекта придерживалась и Б.В. Зейгарник. Она подчёркивала, что не существует мышления, оторванного от мотивов, стремлений, установок, чувств человека, т.е. от личности в целом. Явление, предмет, событие могут в разных жизненных условиях приобретать различный смысл для личности, хотя знания о них остаются теми же. Изменение эмоций, сильные аффекты могут привести к изменению значения предметов и свойств [108]. Иными словами, речь идёт об эмоциональной регуляции мышления.
В отечественной психологии аналогом термина «эмоциональный интеллект» можно считать понятие «эмоционального мышления», изучением которого занимался О.К. Тихомиров. Описывая специфику эмоционального мышления, он отмечал, что эмоциональные состояния включены в процесс решение задач [271]. По его мнению, с мыслительной деятельностью связаны все эмоциональные явления – аффекты, эмоции, чувства; взаимосвязь эмоций с процессом мышления проявляется в том, что эмоциональные состояния выполняют в мышлении различного рода регулирующие, эвристические функции. В частности, это определение дальнейшего развертывания поиска в глубину или возврат к определенному пункту при неблагоприятной ситуации. Кроме этого, указанная связь проявляется во включенности эмоциональной активации в процесс поиска принципа решения и эмоциональном предвосхищении решения задачи.
Исследования О.К. Тихомирова доказывают факт эмоциональной регуляции мыслительной деятельности и то, что эмоциональная активизация является необходимым условием продуктивной интеллектуальной деятельности [271, с. 88]. Между тем И.А. Васильев, В.Л. Поплужный, О.К. Тихомиров обратили внимание на то, что во многих зарубежных работах, вопреки общепризнанной актуальности, проблема эмоциональных компонентов мышления даже попутно не затрагивается [60; 306].
В последнее время много психологических исследований посвящено проблеме изучения эмоциональности. Так, роль эмоциональности как детерминанты успешности деятельности, в том числе профессиональной, изучалась также И.В. Пацявичусом [214], А. Ольшанниковой [203], И. Переверзевой [215].
Определению влияния устойчивых признаков эмоциональности в структуре личности на различных уровнях их выявления как детерминант успешности профессиональной деятельности, в частности в экономических профессиях, посвящены работы О.П. Санниковой [245; 246]. Она исследовала влияние четырёх базовых эмоций (радости, гнева, грусти, страха) на успешность профессиональной деятельности, в результате были обнаружены определённые закономерности данной взаимосвязи. Исследовательница рассматривает эмоциональность как стойкую характеристику индивидуальности, которая вместе с активностью является важнейшим компонентом темперамента. Эмоциональность, по мнению О.П. Санниковой, одновременно выступает как системообразующий фактор в структуре личности и в структуре способностей, в частности профессиональных [245].
Как определённую предпосылку исследований эмоционального интеллекта можно рассматривать предложенное О.П. Санниковой, Е.А. Киселёвой [124], а также А.А. Борисовой [51], В.Г. Зазыкиным [105] изучение психологической проницательности как многоуровневого структурного образования, связанного с устойчивыми признаками эмоциональности в структуре личности.
Взаимодействие аффективных и когнитивных процессов находилось в центре внимания А.В. Брушлинского. По его мнению, эмоции могут способствовать мышлению или препятствовать ему. Взаимодействие между эмоциональными и когнитивными процессами, как полагал А.В. Брушлинский, правильнее назвать взаимопроникновением. Каждый образ, представление, понятие имеют свой эмоциональный потенциал. Особенно велика роль эмоциональных явлений в оценках различного рода, которые являются важнейшими компонентами мыслительной деятельности [55].
Отметим определённый вклад в проблему изучения эмоциональных способностей А.А. Бодалёва, который заметил, что некоторым людям присуща определённая социальная одарённость. Она представляет собой своеобразное объединение интеллектуальных, эмоциональных и коммуникативных способностей, которые являются психологической основой успешности их коммуникаций с окружающими [47].
В рамках анализа взаимосвязи эмоциональных и когнитивных процессов осуществлены исследования адекватности эмоциональной оценки событий как критерия эмоциональной зрелости [289], влияния настроения на процесс социального познания [8].
Таким образом, понятие «эмоциональный интеллект» не является новым для советской и постсоветской психологии. Это явление давно замечено, но имело иные обозначения: «смысловое переживание», «обобщение переживаний», «интеллектуализация аффекта» (Л.С. Выготский [71 – 76]), «эмоциональное мышление» (О.К. Тихомиров [271 – 272]) «эмоциональное воображение» (А.В. Запорожец [107]), «разумность чувств» (В.С. Мухина [185]).
Однако не следует думать, что ЭИ – это не что иное, как «старое вино в новой бутылке» и нет смысла вводить в психологию новую категорию. По мнению А.В. Брушлинского, обнаружить взаимоотношения между эмоциями и когнициями можно только в том случае, если имеется понятийный аппарат, позволяющий выявить единицы, не принадлежащие ни только мышлению, ни исключительно эмоциям. Такие отношения могут быть вычленены и описаны внутри психической деятельности с помощью «интерпроцессуальных» понятий [55], каким и является ЭИ.
По мнению Г.Г. Гарсковой, анализ эмпирических теорий в области психотерапии и психокоррекции показывает, что введение термина «эмоциональный интеллект» увеличивает их объясняющую силу. Историконаучное обоснование его введения заключается в доказательстве того, что понятие эмоционального интеллекта имплицитно присутствует в ряде общепризнанных теорий, оказавших влияние на психологическую науку [77].
Таким образом, открытие феномена «эмоциональный интеллект»
явилось результатом развития представлений о природе когнитивных и аффективных процессов, их взаимосвязи. Важнейшие достижения в этом процессе – обогащение представлений об эмоциях (эмоции стали рассматриваться как одна из подсистем сознания; как фактор мотивации), расширение представлений об интеллекте (идея множественности интеллектуальных проявлений, открытие социального интеллекта), а также встречное движение в исследованиях эмоций и интеллекта (идея единства и продуктивного взаимодействия аффективных и когнитивных процессов) [29].
Несмотря на актуальность исследований проблемы взаимосвязи когнитивных и аффективных процессов в отечественной психологии она до сих пор остаётся недостаточно разработанной. В подтверждение приведём не утратившее актуальности замечание Д.Б. Эльконина о том, что до настоящего времени существенным недостатком рассмотрения психического развития ребёнка является разрыв между процессами умственного развития и развития личности (в том числе и эмоционального развития) [309].
Перефразируя шутливое замечание Д.А. Леонтьева, отметим, что в современных теоретических и эмпирических изысканиях до сих пор «…интеллект аффекту не товарищ» [146]. Однако есть надежда, что усилиями исследователей столь пессимистическое заключение в скором времени будет лишено основания.
1.3. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ИНТЕЛЛЕКТА
На перекрёстке эмоций и интеллекта: взаимосвязь и разграничение эмоциональных и когнитивных процессов Критики концепции эмоционального интеллекта приводят для обоснования своей позиции следующие аргументы: во-первых, «интеллект» в данном случае является неуместной, вводящей в заблуждение метафорой, которую для более точного выражения сути обсуждаемого феномена следует заменить термином «компетентность»; во-вторых, интеллект определяется как способность, а «никаких сколько-нибудь уникальных способностей, связанных с эмоциями, не существует» [458, с. 434]; в-третьих, в представлениях об эмоциональном интеллекте эмоции подменяются интеллектом [114].Подобная критика представляется не вполне обоснованной по следующим причинам: во-первых, рациональное и эмоциональное традиционно рассматривается во взаимосвязи, что подтверждается данными клинических экспериментов, согласно которым осуществление эффективного или удовлетворительного процесса принятия решения невозможно, если мысль лишена эмоционального подкрепления [457]; во-вторых, если эмоции понимаются как «данные, точно такие же, как и любые другие» [206], можно предположить, что существует вид мышления, предназначенный для обработки именно этого типа информации; в-третьих, эмоциональный интеллект не может быть определён как «компетентность» [457; 458], поскольку понятие компетентности предполагает достижение определённого уровня представленности качества.
Тем не менее может возникнуть вопрос: не является ли термин «эмоциональный интеллект» противоречивым. Это так, если согласно определённой традиции западной мысли эмоции рассматриваются как вмешательство, настолько дезорганизующее и разрушающее умственную активность, что они должны контролироваться. В первом веке до нашей эры Публиус Сирус отмечал: «Управляй своими эмоциями, иначе твои эмоции будут управлять тобой». Позднее К. Юнг определял эмоции как сильное беспокойство, охватывающее индивида в целом. Современные сторонники данного подхода описывают эмоции как спонтанную, главным образом внутреннюю реакцию, возникающую в результате нарушений аффективного регулирования. С этой позиции эмоции в чистом виде рассматриваются как обусловленные полной потерей интеллектуального контроля и не содержащие в себе и следа сознательной цели. В рамках данной тенденции Р.С. Вудворт предположил, что в состав шкал для измерения IQ следует включать тесты, демонстрирующие, что человек не проявляет страха, гнева, жалоб или любопытства по отношению к тем вещам, которые возбуждают данные эмоции у ребёнка [554].
По-видимому, в соответствии с этой традицией эмоциональное мышление иногда понимается как некий дефектный компонент мыслительного процесса, снижающий объективность познания и отличающийся ригидностью, косностью [317]. Зачастую исследователи ограничиваются лишь констатацией наличия понятия «эмоциональный интеллект» [310; 316], не определяя его, не выделяя чётко его структурные компоненты. Возможно, это связано как с семантической неоднозначностью данного понятия, так и с вытекающими отсюда проблемами операционализации эмоционального интеллекта.
Для того чтобы выдвинуть обоснованные возражения критикам концепции эмоционального интеллекта, нужно чётко определить, что в рамках её понятийного поля представляют собой эмоции и каковы представления об интеллекте. В прошлом считалось, что разграничение между эмоциями и когнициями основывается на процессах, лежащих в их основе. Так, эмоции традиционно относились к более примитивным (вегетативным, биологическим) процессам. Считалось, что эмоции являются продуктом филогенетически более ранних отделов мозга (лимбической системы), в то время как когнитивные процессы – продукт более поздних структур (неокортеса).
Такой подход В. Уттал называет «новой френологией» [545]. Подобные представления настолько прочно укоренились в языке и культуре, что развенчать их достаточно сложно [326].
В противоположность представлениям об эмоциях как о примитивных биологических процессах в ряде современных зарубежных и отечественных теорий эмоция рассматривается как особый тип знания [316]. По мнению Г.М. Андреевой, хотя эмоция связана с простыми перцептивными сигналами, она в то же время «вмонтирована» и интегрирована в системы значений.
Эмоциональные состояния могут интерпретироваться как значения, поскольку они значимы для индивидуального опыта и служат для его выражения, сообщая информацию о самом индивиде и его окружении [8]. Поэтому в литературе не случайно возникла метафора «холодные» и «горячие» когниции, которая как раз и фиксирует признание за эмоциями статуса знания.
Каждая эмоция содержит в себе специфическую систему идентифицируемых сигналов – эмоциональную информацию [369; 435; 517], которая может быть передана как через каналы человеческой коммуникации, так и через уникальные паттерны ассоциативных сигналов с использованием проприоцептивных, аффективных и когнитивных каналов [378; 435; 436]. Такого рода эмоциональные сигналы передают информацию об индивидуальных оценках и мотивированных реакциях на взаимоотношения и их изменения. Эмоциональная информация включает значения отдельных эмоций, эмоциональных паттернов и их последовательности, а также оценку взаимосвязей, которые они отражают [471].
Согласно представлениям Дж. Мейера, П. Сэловея, Д. Карузо, эмоции несут в себе определённые значения: «Например, опыт гнева часто указывает на наличие реальной или воображаемой несправедливости или блокады страстно желаемой цели. Опыт печали свидетельствует о присутствии реальной или таким образом воспринимаемой потери. Следует добавить, что существует эволюционная основа для значений основных эмоций [391].
Более того, эмоции возникают в предсказуемых паттернах, которые развиваются в комплексе с социальными ситуациями» [466, с. 107].
Эмоции Дж. Мейер и П. Сэловей (1990) определяют как упорядоченные реакции, пересекающие границы многих психологических подсистем, включая физиологическую, когнитивную, мотивационную, эмпирическую (или опыта). Это адаптивные реакции, фокусирующие когнитивную активность и последующие действия. Эмоции направляют поведение, выполняют сигнальную функцию и мотивируют ответные реакции на определённую ситуацию [393; 435].
Как отмечает Дж. Эйверилл, модель эмоционального интеллекта вполне ясна в отношении роли интеллекта, однако в ней недостаточное внимание уделяется значению эмоций [335]. По его мнению, Дж. Мейер, П. Сэловей, Д. Карузо могут более убедительно доказать, что эмоциональный интеллект является особым видом интеллекта, если они сделают строгое разграничение между эмоциями и когнициями. При этом нужно иметь в виду, что это разделение между равными. Эмоции при таком подходе становятся объектом предположительно высших (когнитивных) мыслительных процессов. Возникает вопрос о критерии разграничения между аффективными и когнитивными процессами.
Уточняя роль эмоций в конструкте «эмоциональный интеллект», Дж. Эйверилл вносит три предложения по этому вопросу, которые в неявном виде, так или иначе, присутствуют в теории Дж. Мейера, П. Сэловея, Д. Карузо:
а) для каждого вида эмоций (например, гнев, страх и т.п.) характерны свои существенные особенности, которые биологически обусловлены;
б) простые эмоции могут образовывать определённые комбинации – таким образом формируются комплексные эмоции;
в) эмоции можно регулировать, но не видоизменять в корне принципы их проявления [335].
Характеризуя роль эмоций в эмоциональном интеллекте, Дж. Мейер, П. Сэловей, Д. Карузо вносят следующие дополнения к предложениям Дж. Эйверилла:
г) эмоции сигнализируют о взаимосвязях между людьми и окружающей их средой (включая других людей) и изменениях в этих взаимосвязях, реальных или воображаемых [470];
д) эмоции и когниции представляют различные функции умственной деятельности, которые часто взаимодействуют друг с другом и могут быть выражены в интегрированной форме [468; 470].
Разграничение между эмоциями и когнициями в определённой мере носит теоретический, концептуальный характер. Нет смысла говорить о чисто эмоциональной, ментальной или чисто физиологической реакции, ведь определённые ментальные или неврологические процессы могут быть в составе как эмоционального, так и когнитивного поведения, хотя при этом варьируется их степень важности и близости к центру.
Представление о существовании отдельных когнитивной и эмоциональной систем является устаревшим и не согласуется с большинством исследований, целью которых было изучение взаимосвязей между эмоциональными и когнитивными процессами [452]. Оно базируется на ошибочном мнении о том, что познавательные процессы в отличие от эмоциональных протекают медленно и носят разумный, логический характер. Однако это не совсем так. На самом деле когнитивные процессы часто протекают очень быстро, основываются на параллельной переработке информации и приводят к порождению импульсивных действий на основе автоматического извлечения из памяти схематической информации [370]. В свою очередь эмоциональные процессы, которые часто описываются как мгновенные и иррациональные, основываются на переработке информации и на символических репрезентациях значений, хотя эти репрезентации обычно не осознаются.
Наиболее распространённым определением интеллекта является определение Д. Векслера: интеллект – это совокупность способностей, или глобальная способность индивидуума, действовать целеустремлённо, мыслить рационально и эффективно общаться с окружением. По мнению Дж. Мейера, такое определение настолько расширено, что располагает к ограничению понятия.
Результаты опроса шестисот экспертов в области психологии интеллекта приводятся А.В. Либиным: 99,3 % из них согласны, что интеллект связан с абстрактным мышлением или логикой; 97,7 % – с решением проблем; 96 % – со способностью приобретения знаний. Если интегрировать основные положения, то можно утверждать, что интеллект – это общая способность рационально мыслить и адаптироваться к изменениям окружающей среды. При таком подходе понятие интеллекта приобретает большую определённость, однако продолжает оставаться достаточно широким. Возможно, уточнить его позволит выделение следующих функций интеллекта: универсальная адаптация к окружающей среде, выбор новой среды, преобразование среды, научение, выработка и принятие решений, познание и творчество, самоуправление [153].
Проблема определения интеллекта во многом зависит от того, каким образом исследователями трактуется его природа.
В связи с этим М.А. Холодная выделяет девять основных направлений в экспериментально-психологических исследованиях интеллекта:
1) социокультурный подход. Интеллект рассматривается как результат процесса социализации, при этом интеллектуальные возможности человека не только порождаются культурным контекстом, но и ограничиваются им (Дж. Брунер, Л.С. Выготский, М. Коул, Л. Леви-Брюль, А.Р. Лурия);
2) генетический подход. Интеллект выступает как следствие усложняющейся адаптации к требованиям окружающей среды в естественных условиях взаимодействия человека с внешним миром (У.Р. Чарльсворз, Ж. Пиаже);
3) процессуально-деятельностный подход. Интеллект – особая форма человеческой деятельности (С.Л. Рубинштейн, А.В. Брушлинский, Н.В. Талызина);
4) образовательный подход. Интеллект является продуктом обучения и представляет собой процесс формирования когнитивных навыков (А. Стаатс, К. Фишер, Н.А. Менчинская, З.И. Калмыкова);
5) информационный подход. Интеллект – совокупность процессов переработки информации (Г. Айзенк, Э. Хант, Р. Стенберг);
6) феноменологический подход. Интеллект является особой формой содержания сознания, рассматривается в контексте феноменального поля сознания (М. Вертгеймер, К. Дункер, В. Келер, Р. Мейли);
7) функционально-уровневый подход. Интеллект – это система (иерархия) разноуровневых познавательных процессов (Б.Г. Ананьев, Б.М. Величковский);
8) регулятивный подход. Интеллект рассматривается как фактор регуляции психической активности (Л. Терстоун, Р. Стенберг);
9) онтологический подход. Интеллект – форма организации индивидуального ментального опыта (Л.М. Веккер, М.А. Холодная) [288].
Три наиболее общих подхода к интеллекту: психометрический, адаптационный и информационный, выделили Р.К. Вагнер и Р. Стенберг (1984).
Психометрическое направление основано исключительно на количественных измерениях интеллекта.
Адаптационный подход представлен теорией Ж. Пиаже. Он рассматривает интеллект как активный процесс, включающий прогрессивную адаптацию к окружающей действительности в результате процессов ассимиляции и аккомодации. Согласно Ж. Пиаже, в процессе адаптации с возрастом развиваются и формируются определённые когнитивные структуры.
Учёный акцентирует внимание на качественных измерениях интеллекта.
Информационный подход рассматривает интеллект с точки зрения обнаружения и преработки информации, интеллектуальных процессов, а не только результатов его измерения [153].
Для нашего исследования наиболее актуальным представляется информационный подход к интеллекту. Внутренняя и внешняя информация весьма неоднородна, и для её обработки необходимы различные интеллектуальные способности.
«