«Г.М. ДРОБЖЕВА, Л.А. РООМ ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФИЛОСОФИИ ХХ ВЕКА (МАРКСИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И СТАНОВЛЕНИЕ НОВОГО РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯ В НАЧАЛЕ ХХ в.) Учебное пособие Тамбов Издательство ТГТУ 2003 ББК Ю3(2) я 73-7 Д75 ...»

А.М. Горький еще задолго до знакомства с Богдановым и Луначарским высказывал мысли о том, что бог – это частица разума и сердца человека, а человек – вместилище бога, понимаемого как неукротимое стремление к совершенствованию, истине, справедливости. Если в начале своей творческой деятельности Горький воспевал романтический индивидуализм, восхищаясь бунтарями, гордыми сознанием своей личности, то под влиянием Богданова он изменил свои взгляды. Смысл жизни он увидел в приобщенности к великому человеческому коллективу, в растворении «Я» в океане человеческих стремлений, горя и радости. Богданов укрепил Горького в мысли, что не мечта, а накопление опыта победит мерзость жизни и облагородит человека. В 1908 г. в «Исповеди» Горький писал: «Вот просыпается воля народа, соединяется великое, насильно разобщенное, уже многие ищут, как слить все силы земные в единую, из нее же образуется, светел и прекрасен, всеобъемлющий бог земли».

Л. П. КАРСАВИН В. И. ЛЕНИН Будучи людьми эмоциональными, обладающими тонким эстетическим вкусом и сильным художественным темпераментом, Луначарский и Горький преобразовали рационализм и коллективизм Богданова в «религию Труда, Вида и Прогресса», исповедуемую «богостроите-лем – народушком» (Горький).

Поэтому внимание Горького и Луначарского, в отличие от Богданова, больше привлекал не холодный аналитик Мах, а романтический сверхиндивидуалист Ницше.

Марксизм в трактовке Богданова и Луначарского оказался как бы «расколотым» «бесстрастность»

научного монизма одного не могла быть дополнена заботой другого о «судьбе ценностей». Луначарский и Горький, конечно, «сгущали краски», отождествляя ценность лишь с божественностью, а коллективистское чувство – с религиозностью. Однако не следует забывать, что они впервые подняли проблему аксиологической интерпретации социализма, в отличие от Богданова, стремившегося к «царству чистого разума» («разумно-чистому социализму»).

Другим путем «усовершенствования» марксизма в рамках его «активистского» направления пошли П.С. Юшкевич. На их творчество заметное влияние оказали позитивизм, идеи Маха и Авенариуса, а в их мироощущении практически отсутствуют религиозные компоненты в традиционном понимании.

Пафос революционного созидания и настроения оптимизма, порожденные послеоктябрьскими преобразованиями всех сфер жизни российского общества, породили у людей научного склада стремление к максимальной рационализации дальнейших социальных преобразований. Только наука, по их мнению, могла проложить наиболее верный и оптимальный путь к светлому будущему.

Пожалуй, трудно найти во всей истории развития отечественной философии более сложный период, В столкновении старого и нового, в поиске решения смысло-жизненных проблем на рубеже столетий рождались оригинальные философские системы, влияние которых ощущается и в наше время. Мыслителей, творчество которых с наибольшей силой проявилось в начале XX столетия, невозможно «выстроить» в иерархический ряд по их вкладу в развитие русской философии. Различны интересовавшие их проблемы и порой прямо противоположны подходы их решения.

Авторам пособия представляется необычайно важным рассмотрение духовной ситуации в России начала века во всем многообразии течений и направлений. Разумеется, изложение основных положений философских концепций конкретных мыслителей не могло не выйти за указанные хронологические рамки: их жизнь и творчество продолжались в новых, не всегда благоприятных для творчества условиях. Выбор персоналий определялся необходимостью восполнить традиционные курсы истории отечественной философии, нередко отличающиеся схематизмом и неполнотой в рассмотрении некоторых тем.

Введение, лекции 1 – 5 подготовлены Г.М. Дробжевой, лекции 6 – 12 – Л.А. Роом.

1 ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВЫ ЛИБЕРАЛЬНОГО

КОНСЕРВАТИЗМА П.Б. СТРУВЕ

Струве – был известным астрономом, основателем и первым директором Пулковской обсерватории. В лет Петр Струве сформулировал свое политическое кредо: славянофильство, либерализм, свобода.

В 1889 г. он поступил на естественный факультет Петербургского университета, но через год перешел на юридический факультет, где преподавалась марксистская «мать наук» – политическая экономия.

Струве не только увлекся теорией Маркса, но и организовал студенческий марксистский кружок.

В 1890-е он стал одним из лидеров русского «легального марксизма». В его книге «Критические заметки по вопросу об экономическом развитии России» (1894) впервые в русской легальной печати была дана критика социологических и экономических идей народничества с марксистских позиций.

От имени земской депутации Струве составил в январе 1895 г. «Открытое письмо Николаю II» с осуждением его отказа от продолжения либеральных реформ Александра II. В составе делегации российских социал-демократов Струве не только принял участие в работе IV конгресса II Интернационала, но и написал аграрную часть доклада, с которым выступил Г.В. Плеханов. Вместе с М.И. Туган-Барановским он редактировал марксистские журналы, издал первый том нового перевода «Капитала» Маркса. Весной 1898 г. Струве написал «Манифест» I съезда РСДРП. В то же время в его трудах стало явно прослеживаться критическое отношение к марксизму. В результате его исследований по истории крепостного права в России, углубленных занятий политической экономией и социологией, сложилась своеобразная теория реформистского социализма, опирающегося на либеральные ценности и принципы.

В марте 1901 г. Струве принял участие в демонстрации протеста против правительственных репрессий по отношению к левому студенчеству, за что был выслан в Тверь. Затем он уезжает в Германию, где редактирует и издает журнал «Освобождение», на базе которого постепенно формируется основа будущей кадетской партии – «Союз освобождения». В этот период Струве порывает с марксизмом и переходит в философии на позиции идеализма.

После Манифеста 17 октября 1905 г. на страницах журнала «Полярная звезда» (уже в России) выступает против продолжения революционной борьбы и правительственного террора, за строительство правового государства. В свою бытность редактором 1918 гг.), Струве привлек к сотрудничеству десятки крупнейших русских философов, ученых и публицистов правокадетской ориентации.

В 1908 г. в статье «Великая Россия» Струве сформулировал проект переустройства российского общества путем соединения либеральных ценностей с «национализмом», политической экспансией и империализмом. Целью внешней политики в статье провозглашалось государственное величие России, а средствами ее достижения – сильные армия и флот, способные обеспечить ей господство на Черном море.

Струве – один из авторов сборника «Вехи»

(1909) и инициатор сборника «Из глубины» (1918).

Он активно участвовал в работе петербургского Религиозно-Философского общества. Ему удавалось успешно совмещать общественно-политическую деятельность (во Всероссийском земском союзе, экономическом департаменте МИДа, Лиге Русской культуры) с академической (защитой магистерской и докторской диссертаций, получением звания профессора Петроградского университета и политехнического института, степени почетного доктора Кембриджского университета, избранием в Российскую Академию наук).

Октябрьскую революцию Струве не принял. Он активно участвовал в организации контрреволюционного подполья, содействовал Добровольческой Армии. В 1918 г., нелегально перебравшись в Финляндию, Струве был членом национального комитета при генерале Юдениче. В 1919 г. в Англии и Франции он развернул сбор средств в поддержку На Юге России летом 1919 г. Струве был членом Особого совещания при генерале Деникине, а в начале 1920 в Крыму возглавил управление внешних сношений в правительстве генерала Врангеля. Благодаря Струве французское правительство признало Врангеля и помогло эвакуации белых из Крыма в Константинополь.

В октябре 1920 Струве с семьей выехал из Севастополя и обосновался в Париже, подолгу живя также в других центрах русской эмиграции – Праге, Он возобновил свою издательскую деятельность, редактировал газету «Возрождение», преподавал в Пражском университете. Струве понимал невозможность реставрации в России старого строя, но при этом придерживался идеи «революционной борьбы против коммунистической власти», призывая к созданию широкого единого фронта русской эмиграции. Его поддерживал лишь узкий круг эмигрантов правомонархической ориентации. В 1920-е – начале 1930-х гг. Струве полагал, что наиболее радикальным средством борьбы с большевизмом (коммунизмом) является фашизм. Это вызвало ожесточенную полемику с эмигрантами примирительного толка.

В условиях усиливавшейся вокруг него изоляции Струве отошел от политической деятельности и отдал все силы преподавательской и научной работе. К сожалению, рукопись его фундаментальной «Системы критической философии» погибла. Перед лицом угрозы гитлеровского наступления в Европе Струве пересмотрел свое отношение к фашизму и перешел на антифашистские позиции. Он пытался согласовать их с антикоммунизмом, веря в «победу англосаксонского мира и торжество свободы и права». По доносу в мае 1941 г. Струве был арестован гестапо и до июля содержался в заключении как «близкий Ленину человек». В 1943 он переехал к сыну в Париж, где продолжал научную работу до П.Б. Струве был философом, правоведом, экономистом, социологом, крупным общественным и политическим деятелем, ярким публицистом. Среди своих современников он выделялся не только многосторонностью интересов, но и практическим здравым смыслом, для русской интеллигенции рубежа XIX и XX вв. Подобно С.Н. Булгакову и Н.А. Бердяеву, он начинал с увлечения марксизмом и перешел к религиозной метафизике. В марксизме его поначалу привлекала прежде всего «научная составляющая», отвечающая его ранним политической экономии решительным, хотя и неправоверным марксистом.1 Его «неправоверность» заключалась в неприятии радикально-революционной стороны марксистского учения. Кроме того, он кантовским понятием «вещи-в-себе», с помощью которого проводилось принципиальное отличие между миром природы (необходимости) и миром свободы (свободного целеполагания), привело Струве к выводу, что позитивизм не в состоянии «спасти человеческую свободу». По мнению Струве, русский марксизм в своих философских построениях «впал в … заблуждение позитивизма, установив подчинение долженствования … бытию и поглощение свободы необходимостью». признавал несомненные заслуги русского легального марксизма в области политической экономии. Струве высоко оценивал разработанное в марксизме материалистическое понимание истории и считал марксизм «прекраснейшим созданием социальной науки нового времени». Ему особенно импонировала марксистская трактовка социализма как выражения и цели рабочего движения, но понимание Марксом роли социалистической революции в достижении этой цели Цит. По кн. Струве П.Б. Patriotica. СПб., 1911.

скачков, а интеллект не терпит скачков», повторял он. Теория социалистической революции, по мнению Струве, «выбивается» из рамок материалистического понимания истории. Идеи Маркса о неравномерности общественного развития, антагонистических противоречиях и кризисах, обострении классовой борьбы в условиях капитализма ему также представлялись недостаточно научно и философски обосновании необходимости социалистической революции, неправомерном применении диалектического метода к объяснению исторического процесса. Маркс, по его мнению, воспринял диалектику Гегеля, ядро которой составлял принцип противоположностей и «скачка» как перерыва постепенности, как догму. По этой причине Маркс признано необходимым, на помощь призвано социальное чудо – социальная революция, которая приводит в исполнение переход количества в качество благодаря внутренне присущей ей творческой силе»1. До тех пор, пока в марксизме не будет изжито представление о с правительством в проведении реформ, поддерживал П.А. Столыпина, оценивая его аграрную политику как попытку «перестроить Россию в самых ее глубинах». Будущее России, по мнению Струве, связано с развитием капитализма. В критике народнической теории некапиталистического развития он был близок к Плеханову, который тоже считал, что Россия Плеханов, последовательно проводя идеи исторического материализма, связывал установление социализма со своевременным осуществлением социалистической революции, а Струве защищал путь реформ. В сложившихся российских условиях это означало развитие Струве пытался разобраться в причинах формирования радикалистских установок марксизма вообще и революционности русских социал-демократов в частности. Он пришел к выводу, что истоки философской слабости марксизма следует искать во французском материализме, рационализме и сенсуализме XVIII века. Маркс, по его Струве П. Марксовская теория социального развития. Киев, 1905. С. 36.

Франк Г.Л. Биография П.Б. Струве. Нью-Йорк, 1956. С. 48.

Струве П.Б. Patriotica. СПб., 1911. С. 264.

мнению, был вовсе не философом критического духа, имеющим родство с Кантом, Шеллингом и Гегелем, а догматическим материалистом, вышедшим из школы Фейербаха, но более решительно примкнувшим к французскому материализму XVIII в. В философии истории Маркса Струве выделил два несовместимых корня. Один из них – рационализм Просвещения, главная установка которого – перестроить историческую жизнь в соответствии с конструкциями отвлеченного разума. Второй источник – органическая школа в социально-исторической науке, подчеркивающая эволюционный, естественный ход исторического процесса. С этой линией, признающей социальную жизнь продуктом исторической традиции, подчеркивающей преемственность религии, быта, нравов, экологических отношений и государственно-правовых норм совершенно не чрезмерно заострена противоположность между капитализмом и социализмом, которые, в свою очередь, были заменены их «субъективными носителями» – буржуазией и пролетариатом. Действительно, рассуждает Струве, если понимать капитализм только как эксплуатацию человека человеком, то это – «зло с точки зрения наших идеалов». Если смотреть на капитализм только с этой точки зрения, то оценке в категориях «добро» и «зло», поскольку подчиняется объективным экономическим законам. Струве не считал капитализм «вечной» формацией и полагал, что социализм своим бытием обязан капитализму, который «подготавливал» ему материальную базу.

Струве разделял положение марксизма о том, что в основе всякого экономического прогресса лежит вытеснение менее производительных общественно-экономических систем более производительными. При этом он отмечал, что более производительная система «не годность». Под ней он понимал совокупность определенных духовных свойств: выдержки, самообладания, добросовестности, расчетливости.

личной годности была совершенно погашена и «утоплена в идее равенства безответственных личностей». Современное ему социалистическое движение он считал враждебным идее личной ответственности человека. Одной из предпосылок марксистского учения он считал тивный разум не способен обхватить такое обширное поле и неспособен все происходящие на нем процессы подчинить единому плану»1.

стихийном характере исторического процесса и исторического творчества. Парадоксальным образом выявленный Струве панрационализм социалистического учения оказался родственным и Просвещению, и критиковавшему Просвещение Гегелю. Тот был убежден в способности человека встать на точку зрения Бога, пройдя всю лестницу человеческой мысли и «сняв» историю, достигнув ее вершины неокантианское содержание. Согласно неокантианцам, сущее по своей природе иррационально, и только трансцендентальный субъект Внося в мир регулятивные идеи разума, т. е. ценности, субъект создает культуру. Так в неокантианстве принцип автономии субъекта был самоопределении личности высшее достижение новоевропейской истории. При этом он подчеркивал необходимость вернуть либерализму, забывшему свое первородство, его метафизический и религиозный дух. Чтобы оживить либерализм, вдохнуть в него новые силы, следовало, по мнению Струве, возродить почти забытую религиозную веру. Он предполагал, что на смену религиозному кризису начала XX в. «идет новое подлинно религиозное миросозерцание, в котором воскреснут старые мотивы религиозного, выросшего из христианства, либерализма – идея личного подвига и личной ответственности, осложненная новым мотивом свободы лица, понимаемой как Так же, как П.И. Новгородцев и Б.А. Кистяковский, П.Б. Струве был убежден, что права человека и прочный конституционный строй общества должны покоиться на принципе личной ответственности человека. Именно через воспитание этой ответственности лежит путь к более свободному обществу, а не через «чудо революции» и изменение среды. В отсутствии личной ответственности он видел главную опасность для будущего России и трагедию русской революции. Источник неудач, разочарований и поражений, постигших Россию (имеется в виду русская революция 1905 – 1907 гг.) Струве видел в дефиците личной ответственности, проявившемся в максимализме, гиперкритицизме и нетерпимости русской революционной интеллигенции.

Миросозерцание, основами которого были идеи личной безответственности и идеи равенства, потерпело крушение. Идею личной безответственности мыслитель сформулировал следующим образом:

«Я требую того-то, совершенно независимо от того, могу ли я оправдать это требование своим личным поведением, во имя равенства всех людей». Идея личной годности, представляющая собой проекцию на экономическую жизнь религиозного принципа свободы личности, немыслимой без ответственности, выражается в противоположной позиции: «Я требую того-то и того-то и берусь оправдать это требование своим личным поведением».2 Он добавлял также, что если идея личной годности есть идея «буржуазная», то всякий хороший европейский рабочий – «органический буржуа».

Струве был вынужден признать, что под «популярной кличкой «социализм» идея безответственного равенства проповедовалась и на Западе, и в России, на ней и воспиталась русская интеллигенция. В Струве П.Б. Patriotica СПб., 1911. С. 549–550.

Там же. С. 492.

Там же. С. 445.

Струве П.Б. Patriotica. СПб., 1941. С. 611.

Струве П.Б. Интеллигенция и народное хозяйство // Вопросы философии. 1992. № 12. С. 77.

своем подавляющем большинстве она не понимала значения и смысла промышленного капитализма, видя в нем только «неравное распределение», «хищничество» и «хапание». Между тем, подчеркивал Струве, основным противоречием капитализма является противоречие не между трудом и капиталом (как это утверждалось в марксизме), а между хозяйством и правом. Критикуя Маркса за то, что тот считал право, мораль, религию и искусство лишь надстройкой, производной от экономического базиса, он был согласен с неокантианцем Р. Штаммлером. Тот утверждал, что хозяйство и право не могут быть мыслимы находящимися друг с другом в отношении причиняющегося и причиненного. Струве уточнял, что для характеристики отношений базиса и надстройки больше подходят отношения содержания и формы. Вслед за Штаммлером он отказался от превращения этих явлений в самостоятельные сущности, противостоящие друг другу. Он полагал, что в реальном обществе не может быть ни абсолютного противоборства, ни абсолютной гармонии между правом и хозяйством. Они беспрестанно так или иначе приспосабливаются друг к другу.

На русскую социалистическую мысль, по мнению Струве, практически не повлияли идеи марксизма о роли капитализма в процессе хозяйственного воспитания и самовоспитания всех слоев общества.

Причину он видел в глубокой укорененности народнического миросозерцания в сознании русской интеллигенции, воспринявшей марксизм как перелицовку старого народничества.

Самым ярким выразителем религиозного народничества, по мнению Струве, являлся Лев Толстой со своим идеалом человека – «Иванушкой дурачком». В сочетании с атеистической доктриной западноевропейского социализма оно породило особое миросозерцание. Суть его в том, что в людях не различают «качества» и не любят «силу» – всего того, что составляет суть идеи личной годности.1 Струве понимал, что формирование в России такого общественно-экономического мировоззрения было во многом обусловлено и спецификой ее экономического развития. Кризис социал-демократической мысли вызревал параллельно с кризисом народного хозяйства. Недостаточная производительность народного труда способствовала формированию неуважительного отношения к самой идее производительности.

Выход, по мнению Струве, заключался в коренном изменении отношения отечественных идеологов социализма к производительному процессу. Его следует рассматривать не только под углом «распределения» и «потребления», не только и не столько как «хищничество», но прежде всего как творчество самой культуры. Создание благ, приращение ценностей, питание и совершенствование хозяйства является не только производством, но и творчеством, – не раз подчеркивал он.

Оздоровление национальной жизни Струве видел на пути «окрыления» национального производства широкими идеями и перспективами. Занимающие в обществе «хозяйское» положение экономические деятели должны, по мысли Струве, осознавать себя не просто представителями определенных групповых и классовых интересов, но служителями общему делу, исполнителями важнейших общественных функций. Он считал, что национальным идеалом должно быть признано развитие производительных сил страны. Осуществление этого идеала, по его глубочайшему убеждению, станет возможным лишь на основе свободной дисциплины труда, идее личной годности и слияния всех реальных личных и групповых интересов в национальном служении.

Изучение внешнеполитических, экономических и национальных аспектов русской государственности позволило Струве сформулировать концепцию государства, изложенную в «Великой России»

(1908), которая уточнялась и корректировалась под влиянием событий Первой мировой войны и событий 1917 г. Он утверждал, что во внешнем бытии государство выступает как целостная личность, а внешняя политика государства определяет внутреннюю. Государство как личность, как надындивидуальная целостность стоит выше всякой личной воли, являясь существом мистическим. Познать его, по мнению Струве, можно лишь изнутри его эмпирического существования. Интимное чувство связи человека с государством яснее всего открывается в патриотическом сознании.

В смерти за Родину Струве видел пример того, как внутреннее моральное решение подчиняет личность государству. «Мистичность» государства обнаруживается, по его мнению, в том, что индивид «иногда только с покорностью, иногда же с радостью и даже с восторгом приносит себя в жертву могуществу этого отвлеченного существа».

Когда Струве обвиняли в том, что он якобы обожествляет государство, он отвечал, что «обожение»

касается не эмпирической формы государства, а его мистической природы. В основе отношений человека и власти, по мнению Струве, религиозное начало. В реальности государства (смысле власти) он выделял два уровня. Первый – это способ жизни государства, основой которого является властвование:

сверхиндивидуальное, органическое, непостигаемое рассудком, стоящее вне права и этики. Второй – Струве П.Б. Интеллигенция и народное хозяйство // Вопросы философии. 1992. № 12. С. 78.

средство рационального упорядочения общественной жизни, имеющее экономический, социологический и правовой смысл.

Реальная политика, по его мнению, зависит от метафизической власти. При этом он подчеркивал, что без рационального общественного самоограничения идея государства останется невоплощенной.

Совокупность индивидуально-коллективных хозяйственных связей образует, по Струве, «субъективное телеологическое единство». Только государство способно сплотить и структурировать хаотически разобщенные отдельные общественные взаимодействия. Без участия «внешней» силы эти общественные элементы не способны стать самостоятельными субъектами.

События, происходящие в России после февральской революции 1917 г., были расценены Струве как «государственное самоубийство государственного народа». Октябрьскую революцию он считал настоящей контрреволюцией против личности и культуры, а следовательно – против органических основ государства. Он попытался объяснить эту трагедию специфическими отношениями «почвы» и «цивилизации» в России. Капитализм, вместе с современной культурой, несший в Россию экономическую и гражданскую свободу, утверждавший права собственности и личности, был сметен и отброшен «общинной», «народнической», «почвенной» реакцией. В основанной Струве в мае 1917 г. «Лиге Русской Культуры» он призывал, ради спасения России, придать новой государственности незыблемую основу «культурно обоснованного патриотизма».

Стихия революции, крах Белого движения, высылка в 1922 г. из России Н.А. Бердяева, С.Л. Франка, И.А. Ильина и других философов, ученых и общественных деятелей заставили Струве задуматься над проблемой морального выбора. Его либерально-консервативные установки предопределили характер отношения к всеподавляющей силе, к этической проблеме власти как силы. Струве задался вопросами:

к какой метафизической сущности – добру или злу – принадлежит сила? Является ли сила следствием эмпирического искажения природы добра? Ответ был следующим: необходима моральная оценка зла, проявления которого надо уничтожить силой. Он не надеялся на окончательную победу добра, но заботился об охранении жизни. Морально-волевая позиция Струве подразумевала «личный подвиг» человека, принимающего на себя всю ответственность за «лежащий во зле мир». Только идеализм и героизм, по его мнению, могли спасти Россию. Для установления действительно нового порядка он считал необходимым прочно огражденную свободу лица и сильную «правительствующую власть».

Его жизнь в эмиграции, заполненная мелочной и малопродуктивной политической борьбой, не прибавила блеска к его талантам публициста и мыслителя. Во второй половине 1930-х гг. он стал убежденным монархистом, глубоко религиозным человеком, остро ненавидящим большевиков за посягательство их на церковь и религию, «за развращение человеческих душ, предвещающее полную и абсолютную гибель России». Творческое наследие Струве сложно систематизировать – по разным причинам ни один из его серьезных трудов не был завершен. Как заметил В.В. Зеньковский, ключ к его идейной эволюции – в органически присущей ему философичности. Во всех своих поступках П.Б. Струве стремился реализовать метафизический замысел своей жизни, всегда оставаясь практиком мысли и опережая на этом пути многих своих современников. Вопросы для повторения Какие элементы марксистского учения принимались Струве, а какие отвергались?

2 Как менялось в течение жизни его отношение к марксистской философии?

3 Под влиянием каких философских идей Струве пересмотрел свои позитивистские взгляды?

4 На чем основывалась его критика марксистской теории социальной революции?

5 Какое понимание социализма он противопоставил классической марксистской трактовке?

6 Как Струве объяснял причины формирования радикально- революционного характера марксистского учения?

7 Как он оценивал значение капиталистического этапа развития исторического процесса?

8 В чем Струве видел причины укоренения в социалистическом движении «идеи личной безответственности»?

Кускова Е. Страницы прошлого // Новое русское слово. 21 октября 1945 г.

Тыркова-Вильямс А. На путях к свободе. Лондон, 1990. С. 89.

Какое значение он придавал «идее личной годности»?

В чем Струве видел суть либерализма и каким образом обосновывал его преимущества?

Как отличаются понимание Струве причин трагедии русских революций 1905-1907 гг. и 1917 г.?

Каковы основные положения его философской концепции государства?

Как Струве представлял себе «надлежащий» путь развития России?

Какие основные этапы можно выделить в философской эволюции Струве?

Почему Струве называли «практиком мысли»?

Струве П.Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. СПб., 1894.

Струве П.Б. Свобода и историческая необходимость. // Вопросы философии и психологии. 1897.

Струве П.Б. Еще о свободе и необходимости // Новое слово. 1897. № 8.

5 Струве П.Б. Марксова теория социального развития. Критическое исследование. Киев, 1905.

6 Струве П.Б. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм. М., 1997.

7 Струве П.Б. Patriotica: Россия. Родина. Чужбина. СПб., 2000.

8 Струве П.Б. Национальный эрос и идея государства // Русская Мысль. М., 1917. Кн. 1, отд. 2.

9 Струве П.Б. Интеллигенция и революция // Вехи. Интеллигенция в России: Сб. ст. 1909–1910.

М., 1991.

10 Струве П.Б. Великая Россия. Интеллигенция и народное хозяйство // Вопросы философии. 1992.

№ 12.

11 Франк С.Л., Струве П.Б. Очерки философии культуры. Культура и личность // Культура в современном мире: опыт, проблемы, решения. М., 1990. Вып. 1.

12 Струве П.Б. Избранные сочинения. М., 1999.

Гайденко П.П. Под знаком меры: либеральный консерватизм П.Б. Струве // Вопросы философии. 1992. № 12.

2 Гнатюк О.Л. П.Б. Струве как социальный мыслитель. СПб., 1998.

3 Колеров М.А., Плотников Н.С. Творческий путь П.Б. Струве // Вопросы философии. 1991. № 12.

4 Осипов И.Д. Философия русского либерализма XIX – начала ХХ вв. СПб., 1996.

5 Пайпс Р. Струве: Биография. М., 2001. Т. 1: Струве – левый либерал; Т. 2: Струве – правый либерал.

6 Плеханов Г.В. Критика наших критиков. Г-н Струве в роли критика Марксовой теории общественного развития: Избр. филос. произведения: В 5 т. М., 1956. Т. 1.

2 Философское обоснование М.И. Туган-Барановским концепции «этического социализма»

Видный экономист, теоретик кооперативного движения, социолог и историк Михаил Иванович Туган-Барановский родился в 1865 г. в имении своего отца под Харьковом. Он был старшим из четверых детей в дворянской семье, ведущей свое происхождение по отцовской линии из татарского княжеского рода, по материнской – из знатного литовского рода Монвиж-Монтвидов.

Во время учебы в харьковской гимназии Михаил серьезно увлекся философией Канта. Идея кенигсбергского мыслителя о том, что человек есть цель в себе, но не средство для достижения чьих-либо целей, стала впоследствии краеугольным камнем всех теоретических построений Туган-Барановского. Категорический императив Канта повлиял и на этические принципы, которыми Туган-Барановский руководствовался не только в теории, но и в жизни.

Несмотря на интерес к философии, он остановил свой выбор на естествознании, поступив на физико-математический факультет Харьковского университета. В университетские годы Михаил Иванович сблизился с революционно настроенными студентами, среди которых был и Александр Ульянов. За связь с революционными кружками, занимавшимися организацией студенческих беспорядков и изданием революционной литературы, Туган-Барановский попал в число «политически неблагонадежных». Как позже признавался сам Михаил Иванович, арест за участие в демонстрации 17 ноября 1886 г. на Волковом кладбище в Петербурге уберег его от трагической судьбы организаторов покушения на Александра III в марте 1887 г. По складу своей натуры – увлекающейся, способной действовать только на эмоциональном подъеме, – он не очень подходил для революционной борьбы и черновой, подпольной работы. Все более проникаясь кантовским требованием первенства морали над политикой, Туган-Барановский не мог принять неизбежно сопряженные с революцией кровь, насилие и нетерпимость.

В начале 1890-х он входил в земский кружок, целями которого были не революционные выступления, а оказание давления на правительство (посредством петиций о необходимости освободительных реформ). В дальнейшем политическая платформа Туган-Барановского имела скорее общедемократическую, чем узкопартийную направленность. Будучи членом кадетской партии, он в 1910 г. заявлял о необходимости перехода в социал-демократическую партию («не в ту, которую рекомендуют Ленин и Луначарский, а ту, о которой говорят Плеханов и Мартов»), чтобы организовывать рабочих и приучать их к планомерной борьбе за свои права.

Когда Михаилу Ивановичу было разрешено вернуться в университет, он за три месяца подготовился к сдаче экзаменов и в мае 1889 г. защитил дипломные работы сразу на двух факультетах – физико-математическом и юридическом. К тому времени он уже потерял интерес к естествознанию, но во многом благодаря естественнонаучной подготовке у него сформировалась способность к четкой постановке проблемы, поиску и отбору наиболее важных и существенных материалов, умение точно подмечать и выводить закономерности.

В Московском университете Туган-Барановский защитил магистерскую диссертацию «Промышленные кризисы в современной Англии, их причины и влияние на народную жизнь» (1894). Там же он был удостоен степени доктора политэкономии за работу «Русская фабрика в прошлом и настоящем» (1898). Обе работы были вскоре переведены на иностранные языки, неоднократно переиздавались в России и за рубежом, принеся их автору мировую известность. По свидетельству современника, «за границей Туган был едва ли не единственным русским экономистом, которого знал каждый иностранный ученый по тем же вопросам, которого цитировали, с которым считались». В книге «Промышленные кризисы…» Туган-Барановский во многом опирался на схемы и концепции воспроизводства общественного капитала, изложенные во втором томе «Капитала» К.

Маркса. Одну из самых сложных черт капиталистической системы хозяйства – цикличность развития – он также пытался рассмотреть с марксистских позиций. Книге была суждена долгая жизнь. О ней много спорили в России и на Западе, на ее основе возникла даже целая школа, к которой примкнули видные экономисты А. Шпитгоф, А. Эйленбург, Л. Поле, Г. Шмоллер, Ж. Лескюр и др.

Об особенностях нравственного облика Туган-Барановского, выросшего в аристократической семье, где всячески подчеркивали знатность происхождения, немало говорит следующий эпизод.

Сын однажды спросил его, почему тот не вписывает в фамилию титул «Мирза», как это делает его младший брат – видный царский сановник. Михаил Иванович ответил, что для него гораздо большей ценностью обладает степень доктора политической экономии, так как он получил ее сам за свой труд. Хорошо известна его демократичность в общении, уважение и предупредительность к людям вне зависимости от их социального статуса.

В 1895 г., когда был снят запрет на занятие им преподавательской деятельностью, он стал приват-доцентом Петербургского университета. Несмотря на то, что Туган-Барановский отдавал Цит. по: С.Н. Татарникова. М.И. Туган-Барановский – мыслитель, демократ, экономист // Вопросы истории. № 9–10. С. 218.

университету много сил и считал его основной сферой приложения своих преподавательских способностей, в 1899 г. он добровольно покинул любимую работу. Причина была в его поддержке студенческих выступлений и отказе принимать экзамены так, как этого требовал ректорат. Разумеется, вслед за этим отказом последовало увольнение, и только революция 1905 – 1907 гг. вернула ученого в стены университета.

Под влиянием идеалистической философии и идей Бернштейна усилилось критическое отношение Туган-Барановского к марксизму. К этому времени философские и политические взгляды Туган-Барановского претерпели существенную эволюцию: от «легального марксизма» – к субъективному идеализму и агностицизму. Когда В.И. Ленин писал, что Туган-Барановский «принадлежит к числу тех российских экономистов, которые в молодости были почти марксистами, а затем быстро «поумнели», «подправили» Маркса обрывками буржуазных теорий»,1 он был не совсем прав. Туган-Барановский стал «легальным марксистом», уже будучи приверженцем «обрывков буржуазных теорий». Сам он впоследствии признался, что «никогда не был неограниченным поклонником Маркса и всегда относился к его теории, признавая ее сильные стороны, критически», и только благодаря незнанию его первых работ он долго слыл в общественном мнении «одним из самых правоверных марксистов».3 До тех пор, пока он не выработал собственной философской концепции, в его взглядах «мирно» уживались неокантианские идеи и отдельные положения марксизма. Он не раз подчеркивал, что критику марксизма осуществляет ради защиты идеалов Маркса и его учения. По его мнению, в марксизме верно сформулированы социальные идеалы, но неверно их обоснование. Свою задачу Туган-Барановский видел в содействии «их лучшему и более прочному обоснованию».

Его работа «Теоретические основы марксизма» стала своеобразным итогом пути, на который молодой экономист встал в 1894 г. В ней он довольно непростительно для человека, хорошо знакомого с произведениями К. Маркса, Ф. Энгельса и Г. Плеханова, в некотором смысле искажает суть марксистской теории. Марксу, в частности, он вменял в вину то, что он, не отрицая разнообразия человеческих потребностей и интересов, тем не менее считает «исторически решающим именно экономический интерес и ничего больше». В 1908 г., переломном в жизни Туган-Барановского, он связывает свою судьбу с кооперативным движением, которому до конца жизни будет отдавать все свои знания и силы. Теорию кооперации он напрямую связывал с теорией социализма. Его работы того времени позволяют говорить о нем как о видном отечественном теоретике социализма. В 1908 г. он критикует тоталитарную утопию и предупреждает об опасности превращения социалистического общества будущего в общество миллионов бездумно-послушных счастливцев и пастырей, несущих за них бремя власти и ответственности. Чтобы этого не случилось, необходимы были, по его мнению, наличие центробежных сил, свобода кооперации, понимаемой им как сотрудничество, местное самоуправление.

Под его руководством развивались многие отечественные кооперативные организации. Он был избран в Совет кооперативных съездов, а в 1917 г. получил от Центральной Рады портфель генерального секретаря (министра) финансов Украины.

Не обладая качествами политического вождя, он жаждал активного участия в общественной жизни. В силу экспансивной впечатлительности натуры он не всегда отдавал себе отчет в возможных результатах сотрудничества с крайними течениями украинского политического движения.

от крайне радикалистских взглядов, а от идеи автономии Украины с отказом от сепаратизма.

В феврале 1917 г. он восторженно приветствовал революцию. Будучи гуманистом по натуре, Туган-Барановский особенно радовался тому, что «революция-то бескровная!». Он надеялся, что во всех областях хозяйственной жизни откроется широкий простор для социального творчества, который приблизит Россию к социалистическому обществу. В возможность в ближайшем будущем победы социалистической революции в отсталой стране Туган-Барановский не верил.

1918 г. он приехал в Москву, где читал лекции, занимался делами кооперативного движения. Он отошел от политической деятельности, снова вернулся на Украину, где был избран главой украинЛенин В.И. Полн. собр. соч. Т. 22. С. 153.

Цит. по: Социологическая мысль в России. Очерки истории немарксистской социологии последней трети XIX – начала ХХ века. Л., 1978.

С. 286.

Туган-Барановский М.И. Теоретические основы марксизма. 2-е изд. СПб., 1905. С. 38.

ских кооператоров, деканом юридического факультета Киевского университета, академиком АН В последней работе Туган-Барановского «Влияние идей политической экономии на естествознание и философию» он попытался осмыслить взаимодействие трех областей знания, которыми 1919 г. Михаил Иванович перенес два приступа стенокардии. Несмотря на болезнь, он поехал на конференцию в Париж руководителем украинской делегации по экономической части и скончался от сердечного приступа 21 января 1919 г. в вагоне поезда близ Одессы.

Испытав влияние кантовского этического учения, идей социалистов-утопистов и марксизма и высоко оценивая отдельные их стороны, Туган-Барановский всегда оставался по отношению к этим теориям «не противником, не учеником, но самостоятельным исследователем». Дав «прочное обоснование требования равенства», Кант, по его правом человека на свободу и равенство. Величайшей заслугой социалистов-утопистов, «более великих предшественников Маркса», Туган-Барановский считал разработку социального идеала, но предлагаемый ими путь мирных проповедей считал недостаточным для его достижения. Как экономист, он навсегда сохранил в своем подходе к анализу социальных явлений верность историкоматериалистической школе Маркса, но не был согласен с марксистским пониманием движущих сил перехода от капитализма к социализму, В центре социально-политических и экономических исследований Туган-Барановского – обоснование необходимости перехода от такому состоянию общества, в котором «ничья личность не приносилась бы в жертву интересам целого,... и все были бы одинаково свободны».1 Он верил в торжество прогресса, лучшее будущее человечества, прекращение насилия, эксплуатации и войн, «в гармоническое При этом он подчеркивал исключительную пластичность общественных форм и предлагал трактовать законы исторического развития как Высоко оценивая вклад Маркса в экономическую науку, он решительно расходился с ним в обосновании социального идеала. Социализм как «царство всеобщей свободы" не может наступить, по не может быть полным в силу ограниченности познавательных возможностей человека. Главными мотивами нашей деятельности всегда осуществить идеал свободы, невыводимый ни из какого опыта. ПракТуган-Барановский М.И. Социальные основы кооперации. М., 1989. С. 440.

Туган-Барановский М.И. Современный социализм в своём историческом развитии. СПб., 1906. С. 256.

должна строиться не на классовых интересах, отрицающих общечеловеческую мораль, а на этическом основании.

Капитализм, доказавший свою способность к саморегулированию и обновлению, несмотря на «пророчества» Маркса, «никогда не умрет естественной смертью – ему может быть нанесен смертельный удар лишь мыслью и волей человека».4 Превращая работающего человека в простое хозяйственное средство, капитализм вступает в чудовищное противоречие с собственным этическим мировоззрением, признающим всякую человеческую личность высочайшей целью в себе. Разрешение этого противоречия системы капиталистического хозяйства «с железной (хотя и не экономической) необходимостью должно привести к ее превращению в высшую форму". Он четко различал социализм как цель, никогда в полной мере не достижимую, «надысторический идеал человечества», в содержании которого воплощались предельно общие представления той или иной эпохи о разумном и справедливом общественном устройстве, и социализм как средство приближения к этой цели. В этом смысле социализм представлялся Туган-Барановскому вполне определенным, реально осуществимым государственным устройством, органично сочетающим в себе высочайшую экономическую эффективность с реализацией абсолютной нравственной ценности человека. При государственном планировании, неизбежном при социализме, творческая свобода людей будет все же несколько ограничена, однако их единственным господином, подчеркивает он, будет не чуждое лицо (капиталист), а собственная коллективная воля.

В социалистическом обществе, представляющем собой «систему общественных союзов, различной широты и различным образом построенных», произойдет, по его мнению, примирение «свободы личности» и «господства общественности». Осенью 1917 г. он скорректировал эту идею: социализм «стремится подчинить весь строй общества интересам личности». Противопоставление социализма индивидуализму Туган-Барановский считал заблуждением. Самой перспективной формой хозяйственной реализации творческих способностей человека он считал кооперацию, основанную на свободе самоорганизации. По мнению Туган-Барановского, уже в рамках капиталистического строя кооперация являет собой пример свободного общественного союза, «осуществляя в своих внутренних отношениях хозяйственный строй идеального общества». Построение социализма мыслитель считал делом отдаленного будущего, а задачу политиков и ученых («людей мирного труда») видел в детальной разработке позитивной программы социалистических реформ. Подлинную свободу, отмечал он, следует не завоевывать, а честно зарабатывать и закреплять.

Он опасался, что революционный пафос вражды и разрушения будет невольно перенесен на методы строительства социализма и неизбежно извратит его сущность. Чрезмерно подогреваемый революционный энтузиазм рабочих масс мог обернуться, по мнению Туган-Барановского, попыткой построения социализма в неподготовленной стране, и «царство свободы» обернется на деле «царством рабства и нищеты».

В антивеховском сборнике «Интеллигенция в России» (1910) он выступил с резкой критикой позиции П.Б. Струве, утверждавшего, что в основе политики должна лежать идея внутреннего совершенствования человека, а не «внешнего устроения общественной жизни». Противопоставление общественной реформы и усовершенствования человеческой личности Туган-Барановский считал бессмысленным.

Отказ политики от цели «внешнего устроения общественной жизни» будет означать, по его мнению, «упразднение политики».

Примером практического осуществления социалистических идей он считал социальные реформы, проведенные в капиталистических странах Европы под давлением рабочих профсоюзов. Рост числа социалистических избирателей в Англии и Германии свидетельствует, по Туган-Барановскому, о реальной возможности не насильственного, а естественного хода развития социалистического движения, вовлекающего в свои ряды все новые слои населения.

Наличие социалистического парламента в аграрных странах (Австралии, Финляндии, Швеции) не означает, подчеркивал Туган-Барановский, факта их перехода к социализму. По его мнению Россия, превращающаяся в «великую, самую передовую в мире крестьянскую демократию», тем не менее «безТуган-Барановский М.И. Теоретические основы марксизма. СПБ., 1905.

С. 194.

С. 189.

Туган-Барановский М.И. Русская революция и социализм. Пг., 1917. Т.-Б. Социализм как положительное учение. С. 10.

Туган-Барановский М.И. Социальные основы кооперации. М., 1989. С. 441.

условно не дозрела до социализма». В качестве главных обстоятельств, препятствующих проведению в России социалистических преобразований, он выделял несоциалистический характер Февральской революции и неизбежное противодействие со стороны крестьянства «водворению в сельском хозяйстве России социалистического строя». Туган-Барановский отмечал, что для успешного строительства будущего общества, кроме беззаветной преданности социальному идеалу, следует иметь о нем целостное и по возможности детальное представление. В противном случае вопросы текущей политики могут непоправимо исказить или бесконечно отдалить саму цель общественных преобразований.

Выяснение специфики «русского пути» было важной темой его социально-философского творчества. В истории развития отечественной промышленности он отмечал практически полное отсутствие стадии цеховой организации ремесленного производства, породившей в Европе могучий слой мелкой буржуазии. Именно этот слой и определил духовный облик европейского «интеллектуального сословия», отличавшегося четкой классовой ориентацией. Сильная тоталитарная власть в России препятствовала, по его мнению, формированию у классово неоднородной интеллигенции единой политической культуры и самостоятельного мировоззрения. Его надклассовый, идеалистически-гуманистический характер обусловил особые симпатии русской интеллигенции к социализму. Это привело к тому, что в России начала ХХ в. сложилась чреватая национальной катастрофой ситуация полного отрыва мировоззрения «свободомыслящей» интеллигенции, стремящейся к радикальному изменению существующего строя, от реальных возможностей социалистического переустройства страны.

В качестве главного условия «приближения» России к социализму Туган-Барановский выдвинул задачу соединения государственного управления промышленностью с кооперативной организацией труда. Сельскую кооперацию он мыслил как единственно возможный способ перехода крестьян к ведению крупного хозяйства и особенно настаивал на добровольном характере кооперирования.

Он критиковал народников за идеализацию артелей и понимал необходимость соединения кооперативного движения с политической борьбой за социализм. Его соображения о роли кооперации в строительстве социализма имели много общего с ленинским кооперативным планом. Крестьянскую кооперацию, в особенности ее сбытоснабженческую форму, Туган-Барановский считал лучшим средством борьбы против разрыва революционного фронта рабочих и крестьян «в двояком смысле – в смысле поднятия производительности крестьянского труда и предотвращения упадка города, и в смысле постепенного воспитания у крестьянства социалистического мировоззрения». Туган-Барановский был уверен, что решение задач социалистического преобразования неизбежно породит особый спрос на «интеллигентные силы». Опасения П.Б. Струве в том, что развитие капитализма в России приведет к «обуржуазиванию» русской интеллигенции, утрате ею черт «воинствующего монаха», отказу от истинного служения народу он считал безосновательными. Маловероятность буржуазного перерождения отечественной интеллигенции Туган-Барановский выводил из необычайной стойкости ее «свободного морального облика» как «результата нашего исторического развития после Петра».2 По его мнению, наметившееся в России обновление социальных форм жизни, неблагоприятное в некоторых отношениях для «внеклассовой идеологии» интеллигенции, создает почву для труда «интеллигентных сил» на пользу народных масс. Интеллигенция будет несомненно востребована не только в качестве специалистов производства, но и для воспитания у населения основ действительной политической свободы, без которой невозможно продвижение к социализму. В этой связи Туган-Барановский подчеркивал важную роль самоотверженного труда земских служащих – «одного из главных кадров нашей демократической интеллигенции».

Размышляя о проблеме национально-государственного преобразования России и оценивая сложившуюся в ней модель многонационального государства как наиболее конфликтную, Туган-Барановский призывал не препятствовать объективному ходу развития национальных процессов. Выступая за равноправие наций, он подчеркивал особую роль их культурного самоопределения, способного, по его мнению, вообще снять проблему национальной государственности. Примером стабильного федеративного государства с этнически разнообразной территориальной структурой Туган-Барановский считал Швейцарию и США.

Предвидя болезненность перехода к новому типу отношений между населяющими Россию народами, мыслитель предупреждал, что вышедшие из-под контроля националистические и сепаратистские настроения могут отбросить страну далеко назад в экономическом развитии. В качестве далекой перспективы межгосударственных и межнациональных отношений он видел реализацию права граждан Туган-Барановский М.И. Русская революция и социализм. Пг., 1917. С. 29.

Туган-Барановский М.И. Земельная реформа и кооперация // Вестник кооперации. 1918. № 1–2. С. 3 – 25.

Туган-Барановский М.И. К лучшему будущему. М., 1996. С. 71.

свободно переселяться из одного государства в другое и возможность «глубочайшего изменения государственных границ по добровольному взаимному соглашению». Каковы теоретические источники формирования мировоззрения Туган-Барановского?

Как и почему происходила его идейно-теоретическая эволюция от легального марксизма к либерализму?

3 Как он представлял характер, направление и цель исторического процесса?

4 Какими чертами, по его мнению, должно обладать социалистическое общество?

5 Как проявилось влияние кантовского учения на понимание Туган-Барановским взаимоотношений личности и государства?

6 В чем особенности понимания мыслителем «русского пути»?

Туган-Барановский М.И. Промышленные кризисы в современной Англии, их причины и влияние на народную жизнь. СПб., 1894.

2 Туган-Барановский М.И. Русская фабрика в прошлом и настоящем. СПб., 1898.

3 Туган-Барановский М.И. Теоретические основы марксизма. СПб., 1905.

4 Туган-Барановский М.И. Современный социализм в своем историческом развитии. СПб., 1906.

5 Туган-Барановский М.И. Предисловие к книге: Форлендер К. Кант и Маркс. Очерк этического социализма. СПб., 1909.

6 Туган-Барановский М.И. Интеллигенция и социализм // Интеллигенция в России: Сб. ст. СПб., 1910.

7 Туган-Барановский М.И. Три великих этических проблемы (Нравственное мировоззрение Достоевского) // К лучшему будущему: Сб. ст. СПб., 1912.

8 Туган-Барановский М.И. Социальная теория распределения. СПб., 1913.

9 Туган-Барановский М.И. В поисках нового мира. Социалистические общины нашего времени.

СПб., 1913. (М., 1919.) 10 Туган-Барановский М.И. Периодические промышленные кризисы. СПб., 1914.

11 Туган-Барановский М.И. Социальные основы кооперации. М., 1989.

12 Туган-Барановский М.И. Русская революция и социализм. Пг., 1917.

13 Туган-Барановский М.И. Влияние идей политической экономии на естествознание и философию. Киев, 1925.

14 Туган-Барановский М.И. К лучшему будущему. М., 1996.

Исследования Кондратьев Н.Д. Михаил Иванович Туган-Барановский // Общественная мысль. М., 1990. Вып.

Королькова Е. Туган-Барановский: «Социализм начинается с человека» (Из нашей родословной) // Социалистическая индустрия. 1989. № 286.

3 Выдрин Д.И. «Царство свободы растет медленно, но неуклонно…» М.И. Туган-Барановский в истории отечественной общественно-политической мысли // Философская и социологическая мысль.

Киев, 1989.

4 Пияшева Л.Я. Туган-Барановский и современность // Общественная мысль. М., 1990. Вып. 1.

5 Самсонова Т.Н., Татарникова С.Н. Идолы и идеалы на весах гуманизма (О творчестве М.И. Туган-Барановского) // Социально-политические науки. 1991. № 10.

6 Смирнов И.П. «От марксизма к идеализму»: М.И. Туган-Барановский, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев. М., 1995.

7 Субботина Т.П. Модель социализма М.И. Туган-Барановского //Вопросы экономики. 1990. № 2.

С. 81-83.

С. 71, 73.

Татарникова С.Н. Туган-Барановский. В поисках соборности (К 125-летию со дня рождения) // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. М., 1990. № 1.

9 Татарникова С.Н. М.И. Туган-Барановский – мыслитель, демократ, экономист // Вопросы истории. 1991. № 9/10.

10 Филатов И. М.И. Туган-Барановский // Русская философия. Малый энциклопедический словарь.

М., 1995. С. 523–524.

3 ЗАЩИТА И РАЗВИТИЕ МАРКСИСТСКОЙ ФИЛОСОФИИ

Этот первый период теоретической деятельности Ленина интересен тем, что в полемике со своими оппонентами он выступил уже как зрелый теоретик. Ленин вел борьбу на два фронта: против народников, не желавших мириться с объективными фактами и не признававших движения России к капитализму, и с «легальными марксистами», выступавшими апологетами этого процесса. Доводам первых Ленин противопоставил общенаучный подход с критериями повторяемости и объективности. По отношению ко вторым у него проявился специфический социальный подход с требованиями учета субъективного фактора, прежде всего позиций тех или иных классов и групп.

Ленин считал, что сторонник марксистского исторического материализма должен встать на точку зрения определенной социальной группы.

Тем временем внутри марксизма все более усиливались течения, открыто призывавшие к его пересмотру в реформистском духе. Вместо революции они предлагали движение к бесконечно удаленному идеалу («Движение – все, цель – ничто»), что побудило Ленина четко определиться в философском отношении. Если раньше он поддерживал, по существу, позитивистский тезис о ненужности философии вообще, поскольку «ее материал распадается между разными отраслями положительной науки»,1 то в этих условиях Ленин примкнул к философско-революционному лагерю, признававшему наличие особой марксистской философии. Более того, он стал фактически После окончания ссылки в 1890 г. Ленин эмигрировал и развернул за границей деятельность по созданию революционной партии, способной возглавить рабочее движение в России. Этим задачам были посвящены его работы: «Что делать?» (1902), «Шаг вперед, два шага назад» (1904), «Две тактики социал-демократии в демократической революции» (1905). С 1903 г. обострились теоретические споры Ленина с Г.В. Плехановым, отстаивавшим свою «версию» марксизма. Есть любопытное воспоминание сестры В.И. Ленина А.И. Ульяновой-Елизаровой, свидетельницы тех событий: «Если взять для сравнения музыкальные инструменты, то Плеханов стремился все время переложить аккорды программы русской с.-д. партии на более утонченный струнный инструмент, а Ленин, как барабанщик, идущий во главе боевого отряда, страстно протестовал против этих поЛенин В.И. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 438.

пыток. Пусть более грубые звуки, но зато более яркие, боевые и понятные широким массам. Ему указывают на диссонансы, удивляются его упорству в нежелании исправить их, а он досадливо отмахивается и как бы хочет сказать: «Ах, пустяки какие!

Да неужели вы не видите, что так за нами гораздо большие массы идут"». Расхождение между двумя партиями – большевиков и меньшевиков – образовавшимися после раскола РСДРП на съезде в Лондоне в 1903, переросло в спор о возможностях социалистической В отличие от меньшевиков, считавших революцию несвоевременной, большевики во главе с Лениным ориентировались на быстрый переход от буржуазно-демократической революции к социалистической. Идея такого перехода была обоснована Лениным во время революции 1905 г., а фактически осуществилась в 1917 г.

После поражения революции 1905 г. Ленин снова эмигрировал и занимался в основном консолидацией партийных рядов, в том числе и в идейно-философском плане. В своем главном труде «Материализм и эмпириокритицизм» (1909) он защищал материалистические позиции от попыток Р. Авенариусом. В статье «О Вехах» Ленин решительно критиковал либеральную интеллигенцию, разочаровавшуюся в революционно-демократических идеалах, а в «Марксизме и ревизионизме» – реформистские тенденции в международном социал-демократическом движении.

Он особенно настаивал на единстве и целостности марксизма, категорически возражая против любых попыток пересмотра этого учения – «всесильного, а потому верного» – и внесения в него чужеродных идей («Три источника и три составные части марксизма»).

В начале первой мировой войны расхождения между большевистской партией, возглавляемой Лениным, и социал-демократическими партиями Запада особенно обострились. В отличие от вставших на националистические позиции и отказавшихся от интернационализма западных социал-демократов, Ленин выдвинул лозунг превращения империалистической войны в гражданскую.

Он предложил повернуть оружие против правительств, развернувших мировую борьбу ради захвата территорий. В эти годы, находясь в эмиграции, он особенно интенсивно изучал философию, результатом чего стали его «Философские тетради» (1914 – 1916), «Империализм, как высшая стадия капитализма» (1916). Вернувшись в Россию, Ленин пишет работу «Государство и революция»

(1917).

После победы Октябрьской революции Ленин возглавил первое Советское правительство – Совет народных комиссаров. Его теоретическая деятельность в этот период вплоть до смерти была направлена на решение задач первого этапа социалистического строительства («Очередные задачи Советской власти» (1918), «Великий почин» (1919), «О значении воинствующего материализма»

(1922) и др.) Став признанным авторитетом в международном коммунистическом и рабочем движении, Ленин выступал с критикой правых и левых уклонов в социал-демократических и коммунистических партиях («Пролетарская революция и ренегат Каутский» (1918), «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» (1920).

В последних работах Ленина – «Странички из дневника», «О кооперации», «О нашей революции», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше» – выражалось его беспокойство по поводу бюрократических извращений Советского государства и предлагались меры по их преодолению.

Тяжелая болезнь и смерть оборвали деятельность Ленина в 1924 г.

Отношение к В.И. Ленину как к философу во многом обусловлено не столько оценкой его философских взглядов, сколько отношением к социализму вообще и его советской модели в частности. Для одних Ленин был плох, потому что боролся за социализм, для других Тот облик, который принял марксизм в СССР в результате деятельности Ленина и его подлинных и мнимых последователей, получил название «марксизм-ленинизм». Марксистская философия стала называться марксистско-ленинской, но это не была уже собственно философия Ленина. Ее революционно-критический характер перешел в оправдание сложившейся в СССР формы социализма и признание ее единственно правильной и чуть ли не идеальной.

В исследованиях советских марксистов и многих теоретиков зарубежных компартий Ленин представал как классик марксизма («марксизма-ленинизма»), непререкаемый авторитет во всех областях деятельности. В области философии это выражалось в том, что работа Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» трактовалась как высшее достижение философской мысли. При этом некоторые положения, которые сам Ленин признавал «азбучными», восхвалялись как гениальные. Неизбежный при полемическом тоне схематизм – а Ленин защищал в этой работе материалистические основы философии – считался каноном в критике немарксистских концепций.

Этот подход, идеологически очень удобный во времена конфронтации между СССР и западными странами, нанес ущерб самой марксистской философии, лишенной возможности диалога с другими философскими учениями. О необходимости таких диалогов, кстати, сам Ленин говорил в «Философских тетрадях».

Подобное же отношение сложилось к ленинской философии политики. Историческая ситуация менялась, а идеи Ленина канонизировались и повторялись. После короткого периода «перестройки»

во второй половине 80-х гг. XX столетия, когда были предприняты попытки всестороннего анализа ленинского теоретического наследия, в изменившейся идеологической ситуации Ленин снова был подвергнут беспощадной и порой бездоказательной критике. Неудивительно, что крушение советской формы социализма привело и к дискредитации марксизма-ленинизма. В настоящее время очень важно, не впадая в крайность, составить по возможности объективное представление о философских взглядах этой личности, наложившей отпечаток своих мыслей и действий на всю историю истекшего Будучи прежде всего политиком-революционером, Ленин воспринял марксизм в единстве всех его составных частей – политэкономии, научного социализма и диалектико-материалистической философии – и не мог не заняться их дальнейшей теоретической разработкой. Он не был философомпрофессионалом, тем не менее серьезно относился к философии, видя в ней и объединяющее людей мировоззрение, и теоретическое обоснование взглядов, и методологию познания. Такое понимание Цит. по: Драбкина Е. А.И. Ульянова-Елизарова // Семья Ульяновых. М., 1987. С. 145–146.

философии сложилось у Ленина в результате осознания необходимости защитить основы марксизма от попыток ревизии некоторых его положений.

В начале XX в. участились попытки «дополнить» марксизм «модным» на Западе неокантианством и набирающим в России популярность эмпириокритицизмом. У основателей эмпириокритицизма Э. Маха и Р. Авенариуса появились российские последователи, причем как среди меньшевиков, так и среди большевиков. Этому течению, претендовавшему на статус философии современной науки, Ленин противопоставил «подлинную», как он считал, марксистскую философию, отвечавшую его научному и революционному духу.

Непосредственным поводом к написанию книги «Материализм и эмпириокритицизм» послужил выход сборника статей «Очерки по философии марксизма», где российские последователи эмпириокритицизма пытались соединить его философию с марксизмом. На протяжении всей книги Ленин стремился продемонстрировать несовместимость идеалистической, по его мнению, философии эмпириокритицизма, с марксизмом, основывающимся на диалектическом материализме. Он подчеркивал, что диалектический материализм пришел на смену господствовавшей ранее в науке механикоматериалистической философии, возникнув как результат «переворачивания» идеалистической философии Гегеля.

Наука, по его мнению, несовместима с «метафизическим» эмпириокритицизмом, поскольку, совершив коренной переворот своих основ в конце XIX в., она должна перейти к диалектической форме материализма. Махисты, утверждал Ленин, смешивают конкретно-физические представления о материи с философской категорией материи. Он подчеркивал, что как бы не менялись наши знания о материи, есть нечто вне нашего сознания, что с течением времени познается все глубже и точнее.

Отсюда Ленин вывел философское определение материи: это «объективная реальность, существующая независимо от человеческого сознания и отображаемая им». В этом отношении Ленин как бы продолжает линию материалистической философии прошлого («линию Демокрита»), но придает своему тезису более абстрактный характер. Материя в философском смысле «очищается» от конкретных свойств (проницаемость, инерция, масса и др.), а познание «очищается» от рассмотрения конкретных познавательных процессов.

Познание, по Ленину, фиксирует лишь самые общие характеристики:

наличие объективной реальности вне сознания человека;

факт познания этой реальности как отражения ее в сознании.

Он подчеркивал при этом, что отражение не является полным и окончательным, поскольку познание представляет собой противоречивый и бесконечный процесс. Признание относительности наших знаний не должно превращаться в полный релятивизм и субъективизм, отрывающих познание от того, что познается. Это наверно потому, что познание есть, прежде всего, познание внешнего мира, более или менее адекватное воспроизведение внешних объектов.

Ленин не анализировал детали того, как получается такое воспроизведение и как соотносятся между собой ощущения, восприятия, понятия, гипотезы, теории и т.д. Он лишь констатировал, что исходный пункт познания – объективная внешняя реальность, а его результат – более или менее истинное ее отражение. Именно в этом, считал он, состоит задача философии, а конкретные механизмы и процессы науки должны изучаться психологией, физиологией, теорией и историей науки.

Он затронул такой важный вопрос теории познания, как проблема истины, полагая, что ее надо рассматривать не только с материалистической, но и с диалектической стороны. Таким образом, Ленин сформулировал понятие относительной, объективной и абсолютной истины, между которыми нет «непереходимой грани». В относительных и изменчивых знаниях есть «такое содержание, которое не зависит ни от человека, ни от человечества».

Ленинская теория познания сводится, по существу, к нескольким тезисам, выявляя при этом и предельно обостряя основную, с его точки зрения, философскую противоположность материализма и идеализма. Эти линии непримиримы не только потому, что прямо противоположно решают основной вопрос о первичности материи и сознания, но и потому, что материализм связан с наукой, а идеализм – с религией. Наука, по убеждению Ленина, стихийно материалистична, а идеализм представляет собой утонченную форму фидеизма. Это означало, что философия неотделима от позиций социальных сил, заинтересованных либо в развитии науки, либо в поддержке религии. Так он вывел идею партийности философии: «Борющимися партиями по сути дела … являются материализм и идеализм», а эта борьба «в последнем счете выражает тенденции и идеологию враждебных классов».

Будучи прирожденным борцом, Ленин, подобно своим учителям – Марксу и Энгельсу, беспрерывно полемизировал. При этом его не особенно волновали взгляды открытых противников марксизма и социализма, в частности, русских философов-идеалистов начала XX в. Ленина гораздо больше интересовала борьба за «чистоту» марксистского учения, понимаемого прежде всего как руководство к действию. Попытки необоснованного, на его взгляд, пересмотра тех или иных марксистских положений или внесения в марксизм «чужеродных» идей воспринимались им как кризисные явления и побуждали к бескомпромиссной борьбе. Ленин был глубоко убежден в верности, а потому и «всесилии» марксистского учения и стремился придать ему максимально последовательную и целостную форму. В единой марксистской философии он выделял две стороны – диалектический материализм и материалистическую диалектику. В «Материализме и эмпириокритицизме» он делал акцент на защиту материализма, а в «Философских тетрадях» отстаивал верность диалектике.

Такое настаивание на единстве и цельности марксизма, на его противоположности любым немарксистским концепциям, особенно в период 1909 – 1914 гг., было связано, в частности, с нараставшими расхождениями большевистской партии Ленина с социал-демократическими партиями Запада. В начале первой мировой войны большинство социал-демократических партий Интернационала фактически встали на националистические позиции и отказались от интернационализма.

В эти годы, находясь в эмиграции в Швейцарии, Ленин особенно интенсивно занимался философией.

Результатом изучения и переосмысления Гегеля стали его «Философские тетради» (1914 – 1916).

В основе «Философских тетрадей», представляющих собой отдельные высказывания, рукописные заметки, сделанные при чтении работ Гегеля и некоторых других философов, лежат преимущественно полемические мотивы. Свою задачу Ленин видел в уточнении и углублении марксистской диалектики, которую исказили, по его представлению, ведущие деятели Интернационала Каутский и Плеханов. Он обвинял их в том, что они превратили диалектику в софистику, готовую оправдать все, что угодно.

«Философские тетради» – это скорее заметки «для себя», фиксация не столько результатов, сколько самого процесса материалистического переосмысления Лениным философии Гегеля. Тем не менее, они дают определенное представление о самостоятельности взглядов Ленина на диалектику.

Он считал, что чисто философская теория познания, не совпадающая с диалектикой, непродуктивна.

Чтобы познание было истинным (могло бы обеспечить достижение истины), оно должно быть диалектическим. Опираясь на Гегеля, Ленин охарактеризовал диалектичность познания с разных сторон:

это и взаимосвязь понятий, их движение, взаимные переходы, и относительность противоречий между ними, доходящая до единства противоположности. Он подчеркивал и такие черты познания, как отрицание «старого» знания с сохранением положительного содержания, целостное рассмотрение объекта, возврат к старому на новой ступени. Ленин называл диалектическое познание «живым», многосторонним, бесконечно приближающимся к действительности, неизмеримо богатым по содержанию.