«АДАПТАЦИЯ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА В МЕЖКУЛЬТУРНОМ ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ РОССИЯ – ЗАПАД Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук ...»

Министерство образования и наук

и Российской Федерации

Федеральное государственное бюджетное образовательное

учреждение высшего образования

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Юзефович Наталья Григорьевна

АДАПТАЦИЯ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА В МЕЖКУЛЬТУРНОМ

ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ «РОССИЯ – ЗАПАД»

Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук Специальность: 10.02.04 – германские языки

Научный консультант доктор филологических наук, профессор В.В. Кабакчи Санкт-Петербург –

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение

Глава 1 Теоретические основы исследования адаптации английского языка в межкультурном политическом дискурсе

1.1 Лингвокультурное пространство английского языка

1.2 Концептуальная система и актуализация идеологизированного концепта... 1.3 Межкультурный политический дискурс и его вербальное пространство .... 1.3.1 Политический дискурс как социолингвистический феномен

1.3.2. Вербальное пространство политического дискурса..

1.3.2.1 Политическая терминология

1.3.2.2. Эвфемизация политического лексикона

1.4 Языковые особенности российского политического дискурса

1.5 Языковая личность в англоязычном политическом дискурсе

1.5.1 Языковые контакты и билингвизм

1.5.2 Речевая деятельность и тезаурус языковой личности

1.5.3. Модификация идентичности: интерлингвокультурная языковая личность

Выводы по первой главе

Глава 2 Политический лексикон российской действительности в англоязычном коммуникативном пространстве

2.1. Вербальная актуализация инолингвокультурного субстрата в англоязычной речевой практике

2.1.1 Основные способы образования вторичной лингвокультурной номинации

2.1.2 Психолингвистический механизм вербальной актуализации инолингвокультурного субстрата

2.2 Комплексные стратегии актуализации ксенонима в англоязычной речевой практике

2.3 Советизмы в лингвокультурном пространстве английского языка.......... 2.4 Инолингвокультурная первичная номинация – этимон

2.5 Концептуально-семантическая и прагмалингвистическая адаптация в межкультурном политическом дискурсе «Россия – Запад»

2.5.1 Идеологические варианты «эвфемизм :: дисфемизм»

2.5.2 Прагматические варианты «свой»/«чужой»

2.6 Аббревиация как прагматическая адаптация»

Выводы по второй главе

Глава 3 Актуализация идеологизированного субстрата в англоязычных интерлингвокультурных произведениях

3.1 Обоснование отбора эмпирического материала

3.2 Интерлингвокультурное произведение как особый тип текста.................. Актуализация идеологизированного инолингвокультурного субстрата в английском (родном) языке

3.3.1. Историография: макроистория

3.3.2. Историография: микроистория

3.3.3. Научный дискурс

Актуализация идеологизированного субстрата родной лингвокультуры 3. в «чужом» коммуникативном пространстве

3.4.1. Беллетристика

3.4.2. Мемуары

Выводы по третьей главе

Глава 4 Актуализация идеологизированного субстрата российской действительности в лексикографической практике

Основные подходы к составлению словарей

4. 4.1.1 Отечественная лексикография

4.1.2 Зарубежная англоязычная лексикография

4.2 Актуализация российской идентичности в словарях

4.2.1 Идеологизированный субстрат российской действительности в отечественных словарях

4.2.2 Идеологизированный субстрат российской действительности в англоязычных словарях

4.3 Кодификация вторичной инолингвокультурной номинации в англоязычных словарях

4.3.1 Классификация кодифицированных ксенонимов

4.3.1.2 Политические универсалии

4.3.1.3 Прецедентные ксенонимы

4.3.1.4 Специальные и специализированные ксенонимы

4.4 Интерлингвокультурный двуязычный словарь политического лексикона:

системный подход

Выводы по четвертой главе

Заключение

Список использованной литературы

Список словарей

Список источников эмпирического материала

Список сокращений словарей и справочных изданий

Список сокращений источников эмпирического материала

Список сокращений и источников СМИ

Список новостных сайтов и блогов

Приложение Материалы к словарю

ВВЕДЕНИЕ

Настоящее диссертационное исследование посвящено изучению лексических средств английского языка, используемых в функции актуализации идеологизированных феноменов российской действительности периода XIX–XXI вв. в различных социально-исторических контекстах.

Механизм исследуемых процессов обусловлен динамическим характером английского языка как адаптивной и самонастраивающейся системы, реагирующей на модификацию лингвокультурного пространства, социальной и информационной среды в соответствии с коммуникативными потребностями социума, в частности, потребностью выражения инолингвокультурного лексикона. Адаптация английского для реализации функции передачи российского политического лексикона обусловлена также изменением политических направлений российской действительности, нестабильностью политической ситуации, которая отражается в картине политического мира и фиксируется в языковой картине мира.

Глобализация современной коммуникативной среды, где английский язык выступает основным средством межкультурного общения многих лингвокультур, предопределяет глобализацию языка: формируется глобальный английский. Модификация лингвокультурного пространства английского языка означает расширение его функций, специфика которых проявляется в двух направлениях.

Во-первых, глобальный английский адаптируется в соответствии с коммуникативными потребностями транснациональных объединений, предопределяя выдвижение на первый план принципа максимальной доступности. В руководстве для переводчиков European Commission. Directorate-General for Translation English Style Guide подчеркивается, что термин Style в данном случае означает «языковой стиль» организации, in-house usage, ведущим средством общения определен британский английский. Принцип доступности, обоснованный в этом документе, исключает использование идиоматики, культурно-специфической лексики, при этом кодифицируются орфография, синтаксис и понятийное содержание терминов.

Язык документов должен быть понятен всем странам-участникам: clear and reader-friendly English; clear, simple, and accessible as possible [ЕС]. Перечисленные требования позволяют говорить о культурной нейтрализации британского английского в функции средства общения транснациональной организации.

Во-вторых, разнообразные лингвокультуры все чаще обращаются к английскому языку для выражения своей национальной идентичности, инолингвокультурной относительно языка общения, Именно английский язык дает им возможность быть «услышанными» в глобальном мультикультурном мире. Коммуникативная потребность социума обусловливает лингвокультурную адаптацию глобального английского: образуются новые ассоциативные связи и номинации, варьируется семантическая структура отдельных слов, отражая асимметричность картин мира контактирующих лингвокультур. Лексико-семантическая адаптация языка предопределена концептуальной деривацией, когнитивным процессом осмысления новых концептов в иной лингвокультурной среде.

Под адаптацией английского языка в настоящем исследовании понимаются лексико-семантические модификации, обусловленные внутренними и внешними предпосылками: вариативностью языка, изменчивостью социально-политических отношений внутри глобального пространства, нестабильностью политической ситуации описываемой инолингвокультуры и также антропоцентризмом языковых явлений, отражающих результат концептуализации действительности индивидом.

Адаптация языка как средства актуализации субстрата российской действительности в англоязычном межкультурном дискурсе осложняется взаимодействием идеологически несовпадающих политических систем, что предопределяет образование идеологически обусловленных синонимов и варьирование семантики кодифицированных средств языка. Следует отметить и пересмотр понятийной и оценочной составляющих политических концептов российской действительности, отражающий идеологические установки власти, например, меняется подход к оценке эпохи застоя: российские политики предлагают называть его «периодом стабильности».

Вышесказанное позволяет утверждать, что политический дискурс выступает ведущей сферой общения в современном мире: именно политика регулирует структуру государственной власти, влияя на жизнедеятельность общества, экономику, социальную жизнь, образование (воспитание патриотизма) и пр. Политика оказывает идеологическое воздействие на социум, способствуя созданию общественного мнения, отвечающего интересам власти и формированию ментальности человека. Международный экономический саммит (Санкт-Петербург, 2013 г.) освещался зарубежной прессой, главным образом, в политическом контексте, учитывая позицию России по регулированию проблем в Сирии; участие в Олимпийских играх (Сочи, 2014 г.) определялось не только спортивными достижениями, но и межгосударственными политическими отношениями, внутренней политикой принимающей стороны; позиция России в решении украинского вопроса повлияла на многие сферы: экономическую, финансовую и туристическую (рост курса доллара и евро), научную (в Донецке планировалось проведение X Международной летней научной школы по когнитивной лингвистике), информационную (увольнение по собственному желанию ведущей канала “Russia Today”), культуры (отказ от гастролей в России некоторых музыкальных групп).

Увеличивается объем антироссийских публикаций в западных СМИ и антизападных в российских СМИ, при этом «социологи фиксируют всплеск национального патриотизма»: «государство разворачивает мощную пропагандистскую кампанию в поддержку патриотизма и особой русской идентичности» [194, с. 7].

Практически неограниченное влияние политического дискурса на социум позволяет предположить, что в определенной социально-исторической ситуации идеологизированность актуализируется в словах общего языкового фонда, формально несвязанных с политикой. Предметы одежды и музыка выступают символами власти или политического протеста; идеологизированность объективируется, например, в предисловии популярной в советский период «Книги о вкусной и здоровой пищи» [302, с. 182].

Изучение лексических средств выражения идеологизированности в настоящей работе проводится на основе англоязычного материала разных жанров, где российская действительность представлена сквозь призму английского языка, языка западного мира, что и обусловило формулировку межкультурный политический дискурс «Россия – Запад». В настоящем исследовании политический дискурс понимается в широком смысле как идеологизированная сфера, где пересекаются массово-информационный, художественный, научный, научно-популярный, историографический и пр. дискурсы [376, c. 25–32; 242, с. 44], в которых отражается воздействие институционального политического дискурса на социум, на мировоззрение отдельного человека.

«Межкультурность» политического дискурса в глобальном коммуникативном пространстве означает многообразие участвующих в общении лингвокультур, каждая из которых имеет свой «голос» при описании российской действительности, при этом средством общения выступает глобальный английский язык.

Представленная работа выполнена в русле разрабатываемого междисциплинарного направления политическая интерлингвокультурология, исследующего политический дискурс на основе интерлингвокультурного подхода; термин «интерлингвокультура» образован соединением «интер+» (между) и термина «лингвокультура» (lingua/languaculture) [428; 396].

Опираясь на отдельные положения «интерлингвокультурологии» (научная школа проф. В.В. Кабакчи) и «политической лингвистики» (научная школа проф.

А.П. Чудинова), политическая интерлингвокультурология обладает при этом определенной спецификой, отличающей ее от указанных направлений.

Одной из основных задач политической интерлингвокультурологии выступает исследование механизма адаптации глобального английского для вербализации идеологизированного субстрата, под которым понимаются идеологически обусловленные ассоциации, оценочные коннотации, присущие политической лексике и/или потенциально заложенные в словах общего фонда и актуализируемые в определенной коммуникативной ситуации.

В представленном исследовании изучается механизм адаптации английского языка в межкультурном политическом дискурсе при актуализации идеологизированного субстрата российской действительности. В данном случае формируется интерлингвокультурное коммуникативное пространство, где глобальный английский выступает средством общения носителей разных языков с разнообразными идеологическими воззрениями и ментальностью, что, несомненно, влияет на восприятие информации, ее концептуализацию и последующий выбор средств актуализации идеологизированного субстрата инолингвокультуры.

Концепция политической интерлингвокультурологии возникла при изучении межкультурного политического дискурса, в котором российская действительность, т.е. инолингвокультура (ино- относительно языка-общения), объективирована сквозь призму западной политической картины мира и английского языка.

Это объясняется, главным образом, тем, что знание русского языка (родного) и английского языка (иностранного) позволяет более полно описать, насколько точно и адекватно передается наша действительность средствами другого языка.

Основной задачей политической лингвистики является изучение официального институционального дискурса, под которым понимается «совокупность дискурсивных практик, идентифицирующих участников политического дискурса как таковых или формирующих конкретную тематику политической коммуникации»

[29, с. 245–246]: речи политиков, президентские обращения, аналитические статьи [401; 223; 313; 366; 272].

В отличие от политической лингвистики политическая интерлингвокультурология исследует, главным образом, неофициальный политический дискурс, что представляется весьма актуальным, поскольку в реальной жизни «средний» читатель или слушатель не проявляет особого интереса к политике, не доверяет политическим деятелям. Большее воздействие на него оказывают историографические произведения, беллетристика, путевые заметки, публицистика, восприятию познавательной информации которых сопутствуют эстетические функции. Следует отметить, что в англоязычных произведениях данных жанров значительное внимание уделяется осмыслению идентичности россиянина, актуализируемой номинациями Russian (national) identity, Russianness, Russian political identity.

Создавая политическую картину мира другой лингвокультуры посредством английского языка, автор обращается к многочисленной мультикультурной англоязычной аудитории, участвуя, таким образом, в глобальном политическом дискурсе. При этом формируется интерлингвокультурная картина мира, объективируемая в лексике в результате концептуальной, семантической и прагматической адаптации, которая обусловлена идеологической позицией индивида, его картиной мира, стереотипами. Формирование номинации инолингвокультурного феномена представляет собой двусторонний акт: в процессе концептуальной адаптации выделяется понятийная сущность и оценочность соответствующего явления, что предопределяет выбор вербальных средств.

Антропоцентрическая парадигма научного исследования предопределяет значимость учета «человеческого фактора»: именно языковой личности отводится ведущая роль при концептуализации действительности и выборе средств вербализации. Исследуя языковую адаптивность, следует учитывать, что при этом актуализируется не только прагматическая относительность номинации, в структуре которой формируются новые компоненты, вербализирующие концепты инолингвокультуры, но и происходит определенное воздействие на идентичность языковой личности, участвующей в глобальном дискурсе.

Таким образом, интерлингвокультурный подход и материал исследования предопределяют соединение двух направлений в политическую интерлингвокультурологию, изучающую способы вербализации картины политического мира, специфику объективации инолингвокультурной идентичности в публицистическом, художественном, медийном и пр. межкультурном политическом контексте.

Интерлингвокультурный подход способствует поиску ответов на ряд вопросов о специфике глобального английского языка: конструируется ли в данном случае глобальная концептосфера как концептуальная картина мультикультурного мира? Какие процессы происходят в контактирующих концептуальных системах при межкультурном общении, и как это проявляется при формировании инокультурной номинации? Каково воздействие на идентичность участников общения, которым отводится ведущая роль при формировании инолингвокультурного обозначения? В настоящем исследовании предпринимается попытка осветить перечисленные проблемы, что определяет методологию исследования и выбор эмпирического материала.

Актуальность работы обусловлена, во-первых, потребностью всестороннего изучения глобального английского языка в межкультурном политическом дискурсе, в частности, ориентированном на описание картины российского политического мира, отличающейся нестабильностью, переосмыслением концептов и, соответственно, модификацией языковой картины мира.

Во-вторых, необходимостью всестороннего анализа глобального английского языка как средства межкультурного общения, что возможно только на основе междисциплинарного когнитивно-дискурсивного подхода в рамках антропоцентричной парадигмы, способствующей исследованию различных уровней английского языка в их структурно-функциональной целостности В-третьих, потребностью выявить внутренний механизм языковой адаптации и факторов, влияющих на формы образования и функционирования инолингвокультурного политического лексикона в английском языке, что дает возможность предотвратить возможный коммуникативный сбой и обеспечить эффективность межкультурного политического дискурса.

В-четвертых, необходимостью соединения интерлингвокультурного подхода и методов политической лингвистики при исследовании англоязычных текстов о политической сфере российской действительности, что позволит осмыслить политические концепты отечественного политического дискурса с точки зрения «чужого менталитета» в картине политического мира англоязычного социума.

Данный подход способствует выделению и описанию способов вербальной актуализации российского политического лексикона английского языка, выявлению причин семантической аберрации и способов разрешения неоднозначности.

Основой данного исследования является следующая гипотеза: формирующееся межкультурное коммуникативное пространство в условиях глобализации обусловливает изменение статуса английского языка: возникает глобальный английский язык, основное средство межкультурного общения, одной из функций которого является выражение инолингвокультурной идентичности. Ведущей сферой общения при этом выступает межкультурный политический дискурс, в котором модифицируется картина политического мира и постепенно формируется интерлингвокультурная картина мира, актуализируемая вторичными лингвокультурными номинациями.

Теоретические проблемы настоящего исследования включают:

- разработку аппарата политической интерлингвокультурологии, - описание механизма адаптации глобального английского языка как средства актуализации инолингвокультурной идентичности в межкультурном политическом дискурсе, - исследование механизма создания вторичной лингвокультурной номинации, актуализирующей идеологизированный субстрат инолингвокультуры средствами английского языка, - разработку модели двуязычного интерлингвокультурного словаря нового типа, включающего терминологический аппарат политического дискурса и идеологизированную лексику, актуальную в современном политическом дискурсе.

Объектом исследования выступает англоязычный межкультурный политический дискурс, отражающий российскую действительность XX–XXI веков в разнообразных исторических контекстах.

Предметом работы является механизм лексической, семантической и прагматической адаптации английского языка для реализации функции актуализации идеологизированного субстрата российской действительности в межкультурном политическом дискурсе.

Цель исследования заключается в комплексном научном описании механизма адаптации английского языка в функции актуализации идеологизированного субстрата российской действительности периода XIX–XXI веков в различных социально-исторических контекстах, учитывая концептуальный, лексикосемантический и прагматический уровни.

Реализация поставленной цели требует решения следующих задач:

1. Сформулировать понятийный аппарат научного направления «политическая интерлингвокультурология», принимая во внимание необходимость унификации терминологии в контексте глобального общения.

2. Охарактеризовать изменение лингвокультурного пространства английского языка в эпоху глобализации, предопределяющее формирование глобального английского.

3. Проанализировать способы вербализации средствами английского языка политического лексикона и идеологизированной лексики, отражающей российскую политическую действительность, выделяя причины модификации концептуальной системы и языковой картины мира в политическом дискурсе.

4. Описать концептуальную деривацию как основу механизма адаптации английского языка при вербализации инолингвокультурного субстрата.

5. Выделить основные причины модификации лексико-семантических и прагматических характеристик вторичной лингвокультурной номинации, предопределяющие семантическую неоднозначность, и определить возможные способы ее разрешения в политическом дискурсе.

6. Исследовать функционирование и уровень адаптации русскокультурных политических ксенонимов в современном английском языке и классифицировать их по степени адаптации в системе языка.

7. Проанализировать специфику речемыслительной деятельности авторабилингва при актуализации инолингвокультурного субстрата в процессе продуцирования англоязычного текста, одной из задач которого выступает передача русскокультурной идентичности.

8. Описать типологию англоязычного текста, функционирующего в межкультурном политическом дискурсе, принимая во внимание специфику жанра, целевую аудиторию и способы актуализации инолингвокультурного субстрата.

9. Исследовать воздействие англоязычного межкультурного политического дискурса на языковую личность-билингва, его идентичность и картину мира.

10. Проанализировать отечественные и зарубежные лексикографические подходы к составлению словаря, отвечающего коммуникативным потребностям пользователя XXI века.

11. Описать модель электронного русско-английского интерлингвокультурного словаря политического лексикона, соответствующего современным коммуникативным потребностям пользователя.

12. Обобщить проанализированный корпус примеров иллюстративного материала в виде приложения «Материалы к словарю».

Личный вклад автора в разработку теоретических положений, выводов и методов диссертации заключается - в формулировании гипотезы, постановке цели, выборе объекта и предмета исследования, в определении совокупности взаимосвязанных задач и методов их решения, в отборе эмпирического материала;

- в определении понятийного аппарата междисциплинарного направления «политическая интерлингвокультурология», в частности, интерлингвокультурная картина мира, интерлингвокультурная личность, прецедентная информация инолингвокультуры, инолингвокультурная первичная номинация – этимон, вторичная лингвокультурная концептуализация, идеологизированный инолингвокультурный субстрат;

- в выявлении способов разрешения идеологически обусловленной неоднозначности в глобальном коммуникативном пространстве;

- в разработке модели интерлингвокультурного словаря политического лексикона, способствующего упорядочению вербального пространства межкультурного политического дискурса.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые проводится комплексный анализ вербальных средств межкультурного политического дискурса, в центре внимания которого описание российской политической действительности через призму Запада («Россия – Запад»). В исследовании обосновывается необходимость нового междисциплинарного направления: политической интерлингвокультурологии, что предопределено интерлингвокультурным подходом и сферой исследования. Анализ функционирования вербальных средств передачи российского политического лексикона и идеологизированного субстрата в лингвокультурном пространстве английского языка позволяет описать механизм языковой адаптации на разных уровнях, специфику концептуальной асимметрии, результатом которой выступает идеологически обусловленная семантическая аберрация, предопределенная как идеологическими расхождениями, так и спецификой языковых картин мира контактирующих лингвокультур.

Теоретическая значимость работы заключается в комплексном научном описании вербальных средств диалога «Россия – Запад», составной части глобального межкультурного политического дискурса, в формировании понятийного аппарата политической интерлингвокультурологии и разработке методологических основ интерлингвокультурного политического словаря нового типа.

Полученные научные результаты способствуют дальнейшему углублению теоретической разработки языковых проблем в сфере политики, в том числе, сопоставительных и контрастивных направлений. Экстраполяция представленных научных данных на другие жанры и сферы глобального дискурса содействует дальнейшему развитию общей интерлингвокультурологии, политической лингвистики и политической интерлингвокультурологии.

Степень научной разработанности темы: в отечественной и зарубежной политической лингвистике исследованы вопросы формирования политического дискурса и его лексикона: А.Н. Баранов, Р. Водак, С.Г. Катаева, Т.Б. Крючкова, П.Б. Паршин, Е.И. Шейгал, Т. ван Дейк. Учеными обоснованы методологические основы политической метафорологии: А.В. Будаев, А.П. Чудинов, Р. Андерсон.

Много внимания уделено сопоставительному анализу национальных политических дискурсов (американского и русского, британского и американского):

Е.Р. Левенкова, О.А. Леонтович, Е.К. Павлова, Д.В. Шапочкин.

Отечественными и зарубежными русистами изучены лингвистические и социолингвистические характеристики языка советской эпохи: А.Д. Дуличенко, И. Земцов, Н.А. Купина, И.Ф. Протченко, А.М. Селищев, П. Серио.

До настоящего времени политическая лингвистика обращалась, главным образом, к исследованию политического институционального и медийного дискурсов: Р. Андерсон, Г. Лассвелл, А.П. Чудинов. На данный момент в недостаточной степени исследовано отражение политического воздействия на такие дискурсы, как историографический, художественный, научный и т.п., которые также используются в качестве «инструмента власти» [223, с. 176]. Одной из причин выступает традиционное понимание политического дискурса исключительно в узком смысле: (речи политиков, обращения президента, интервью).

Научная школа интерлингвокультурологии исследует проблемы вторичной культурной ориентации языка, обращенного в область иноязычной культуры на материале текстов, авторы которых владеют английским как родным или вторым.

Английский язык рассматривается как специализированная разновидность языка, язык вторичной культурной ориентации, нацеленный на описание русской культуры (В.В. Кабакчи, Е.В. Белоглазова). Важным положением интерлингвокультурологии выступает концепция формирования ксенонима, т.е. номинации вторичной культурной ориентации, коррелирующей с обозначением в исходном языке;

внутренняя форма термина «ксеноним» выделяет инолингвокультурность слова.

Современные лексикографические исследования отдают приоритет моделированию лингвострановедческих словарей культуры, в частности, британской, американской и т.п.; следует отметить исследования Т.В. Евсюковой, О.Н. Иванищевой, М.И. Колесниковой.

Разрабатываемые отечественными учеными модели двуязычных политических словарей ориентированы, главным образом, на кодификацию вариантов перевода на русский язык западной терминологии. Очень интересной и своевременной представляется концепция гармонизации политической терминологии при переводе американских терминов Е.К. Павловой. Современные отечественные словари пересмотрели и перерабатывают ряд толкований универсальной политической терминологии, однако, как известно, коннотативные модификации, определенная семантическая аберрация, под которой понимается искажение смысла, актуализируются непосредственно в речевой деятельности индивида в конкретной социально-исторической ситуации.

Многие отечественные и зарубежные ученые неоднократно обращали внимание на влияние идеологических воззрений индивида на его речевую деятельность, что отражается в концептуальной вариативности и способствует семантической аберрации таких политических терминов, как capitalism, class, democracy, freedom, human, liberty: Т.Б. Крючкова, Н.А. Купина, Г. Лассвелл, Г.В. Чернов, В. Клемперер, Дж. Оруэлл.

Использование данных терминов в новом социально-историческом контексте (managed democracy, crony capitalism, mafia capitalism, nomenklatura capitalism) предопределяет потребность изучения специфики их актуализации в глобальном коммуникативном пространстве и необходимость создания двуязычного словаря политического лексикона, отвечающего интересам пользователя XXI в.

Моделирование современного политического словаря требует учета достижений отечественных и зарубежных лексикографов и лингвистов. Исследование концептуальных проблем перевода политической лексики, обоснование новых подходов к интерлингвальным словарям представлено в работах таких зарубежных ученых, как A. Вежбицка, Х.-П. Кроманн, Р.Р.K. Хартман, M. Хайм.

Разнообразные научные направления изучения воздействия глобализации на английский язык, главным образом, направлены на анализ формирования территориальных вариантов: A. Гупта, B.B. Качру, а также на изучение изменения статуса носителя английского языка и проблемы лингводидактики: Дж. Дженкинс, Т. Макартур, Р. Маккрум, Д. Нортрап, A. Пакир, Х.Г. Виддоусон.

Исследуемый в работе эмпирический материал обозначен как «интерлингвокультурные произведения», что позволяет объединить в одну группу англоязычную литературу разного рода. Зарубежные ученые изучают, главным образом, постколониальные произведения, названные B.B. Качру «контактные литературы» (Contact Literatures), авторы которых отличаются «транскультурной креативностью (transcultural creativity). П. Скотт вводит термины «транслингвальные литературы» (Translingual Literatures) и «транслингвизм» (translingualism) также применительно только к речевой деятельности авторов из бывших колоний.

В русистике много внимания уделяется изучению русскоязычной этнической литературы, которая представлена русскоязычной казахской прозой и публицистикой (Р.О. Туксаитова), литературным осетинским русскоязычием (И.С. Хугаев), якутской русскоязычной литературой (Ж.В. Бурцева), поликультурными текстами (А.В. Подобрий). А.Б. Туманова называет языковую картину мира писателя-билингва контаминированной, поскольку она сформирована при взаимовлиянии русского и казахского языков. Ученые анализируют специфику речевой деятельности авторов подобных произведений, в частности, билингвальную личность публициста (М.Б. Амалбекова) или национального русскоязычного писателя (У.М. Бахтикиреева).

Вышеназванные фундаментальные исследования, посвященные изучению актуализации взаимовлияния различных языков в литературных произведениях разных жанров, способствуют формированию подхода к изучению интерлингвокультурных текстов, под которыми понимаются англоязычные произведения, актуализирующие инолингвокультурный субстрат. При этом следует особо подчеркнуть, что «ино-» означает относительно языка общения, данная литература включает прозу, мемуары и публицистику наших современников, американских авторов русского происхождения, называемых зарубежными литературоведами и лингвистами Russian American writers (O. Грушина, Г. Штейнгарт, Н. Тумаркин).

Анализ актуализации идеологизированного субстрата российской действительности в историографии, документальной прозе, мемуарах, путевых заметках, беллетристике, созданных носителями английского, русского, немецкого и других языков, позволит наиболее полно и системно описать механизм языковой адаптации при выражении инолингвокультурной идентичности.

Как представляется, системное описание механизма языковой адаптации в условиях глобализации возможно только при изучении значительного пласта разнообразного материала в когнитивно-дискурсивной парадигме на основе интерлингвокультурного подхода.

Методологической основой данного исследования выступает антропоцентризм, согласно которому язык изучается как речевая деятельность, определяемая коммуникативными потребностями социума, опираясь при этом на следующие современные представления 1) о языке как о сложной адаптивной самонастраивающейся системе, функционирование элементов которой обусловлено взаимодействием с внешней средой, сферой общения (И.В. Арнольд, Г.П. Мельников);

2) о взаимосвязи языка с ментальностью и культурой (В. фон Гумбольдт, В.И. Карасик, Ю.С. Степанов);

3) о языковой картине мира как объективации различными лексическими средствами концептуальной картины мира (Н.Н. Болдырев, Е.С. Кубрякова).

Теоретическую основу диссертации составляют положения лингвистики о языке как целостной системе, характеризуемой взаимосвязью языка, мышления и культуры (Ю.Д. Апресян, Л. Вайсгербер, В.В. Воробьев, В. фон Гумбольдт, В.И. Карасик, Ю.С. Степанов), когнитивистики о взаимозависимости концептуальной системы и языка (Н.Н. Болдырев, В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, R. Langacker и др.);

контактологии о закономерностях языкового варьирования (У. Вайнрах, А.И. Домашнев, Л.Б. Копчук, В.В. Кабакчи, Ю.А. Жлуктенко, А.Д. Швейцер);

об асимметричности языкового знака (С. Карцевский);

о функциональном дуализме языка (В. В. Кабакчи);

психолингвистики о механизме внутренней речи и речевой деятельности (Л.С. Выготский, Н. И. Жинкин, А.А. Леонтьев, А.А. Залевская);

лингвокультурологии о языковой личности и прецедентности (Д.Б. Гудков, Ю.Н. Караулов, В.И. Карасик, В. В. Красных);

теории перевода о переводе как интерпретативной деятельности и вторичном семиозисе (Т.А. Казакова, Д. Селескович и М. Ледерер);

политической лингвистики о политическом дискурсе как совокупности разнообразных языковых средств выражения смысла (Т.Б. Крючкова, А.П. Чудинов, Е.И. Шейгал и др.) и специфике языка советской эпохи (Т. Купина);

лексикографии о словаре нового типа, соответствующего потребностям пользователя (Ю.Д. Апресян, В.Г. Гак, В.В. Кабакчи, Р.Р.К. Хартман).

Интерлингвокультурный подход для решения поставленных задач означает необходимость выделения точек соприкосновения и различий на концептуальном, лексико-семантическом и прагматическом уровне контактирующих лингвокультур, влияющих на англоязычные вербальные средства актуализации идеологизированного субстрата и способы разрешения идеологически обусловленной неоднозначности. Данный подход требует использования совокупности общенаучных и лингвистических методов:

общенаучные методы сочетают гипотетико-дедуктивный и индуктивный методы для обобщения эмпирического материала и формирования гипотезы, ее уточнения и выделения типологических характеристик анализируемых текстов с последующими выводами;

лингвистические методы включают метод сплошной выборки при анализе словарей; сопоставительно-контрастивный и дефиниционный анализ словарных толкований в моноязычных словарях русского и английского языка, контекстный и стилистический анализ для описания функционирования номинации в дискурсе и ее модификации; метод концептуального анализа для выявления вербальных репрезентантов концепта, понятийной и оценочной составляющих концептов и концептуальных различий контактирующих лингвокультур;

метод опосредованного наблюдения и экстраполяции (В.В. Кабакчи);

метод статистической обработки данных для определения ксенонимической плотности; в ряде случаев привлекаются данные диахронического словарного толкования и функционирования в текстах из изданий разных лет, что позволяет выделить социально-исторические обусловленные контексты.

Эмпирический материал включает англоязычные речевые произведения разных жанров, где российская действительность представлена 1) как инолингвокультура (авторы-билингвы, первый язык английский);

2) как родная лингвокультура (авторы – билингвы, родной язык – русский).

Исследуются следующие жанры: политологические исследования, историография, журналистика, документальная и художественная проза, мемуары, газетные и журнальные статьи (печатные и электронные), рецензии книг и т.п. Тексты, созданные на английском языке носителями английского языка, изучаются в сопоставлении с текстами, созданными на английском как втором /иностранном языке, в том числе носителями русского языка.

Для исследования концептуальной системы и языковой картины политического мира привлекались англоязычные толковые и специальные словари, справочные издания и глоссарии энциклопедических и политологических изданий. Базовыми словарями дефиниционного анализа являются академические словари и словари, основанные на данных корпусной лингвистики, учитывающие частотность единицы в современном языке. Для сопоставительного анализа привлекались современные русско-английские словари, моноязычные толковые словари русского языка и специализированные отечественные справочные издания.

Положения, выносимые на защиту:

1. Объективной закономерностью глобализации мирового сообщества является изменение лингвокультурного пространства английского языка, способствующее объединению национальных политических дискурсов в межкультурный политический дискурс. Англоязычная актуализация представления о российской действительности в межкультурном дискурсе реализуется в контексте разнообразных национальных дискурсов, объединенных единым средством вербального общения сквозь призму западного мировосприятия («Россия – Запад»).

2. В идеологизированном субстрате аккумулируется русскокультурная национально-обусловленная специфика, которая выделяется при «столкновении» картин политического мира контактирующих лингвокультур. Вербальная актуализация данного субстрата предопределяет адаптацию английского языка, обусловленную концептуальной деривацией данного субстрата в контексте другой концептуальной системы.

3. Результатом процесса концептуальной деривации выступает ксеноним, т.е.

вторичная лингвокультурная номинация, выраженная средствами английского языка. Механизм формирования ксенонима включает: 1) концептуальную объективацию исходного идеологизированного субстрата; 2) вторичную лингвокультурную концептуализацию, под которой понимается когнитивная обработка инолингвокультурного явления и реконструкция его специфических характеристик в новом контексте; 3) выбор вербальных средств актуализации субстрата. Процесс номинации инолингвокультурного субстрата, таким образом, включает этапы: от этимона к концепту этимона ко вторичной лингвокультурной концептуализации ко вторичной лингвокультурной номинации.

4. Формирование вторичной лингвокультурной номинации посредством английского языка является результатом речемыслительной деятельности индивида, которая включает этап «внутреннего кодового переключения» для осмысления инолингвокультурного субстрата, сопровождаемый «внутренним переводом» для передачи субстрата. Процесс «внутреннего перевода» в определенной степени аналогичен переводческой деятельности, но реализуется в условиях создания аутентичного текста. Жанр и целевая аудитория продуцируемого текста обусловливают способы вербализации инолингвокультурного субстрата, включающие переводческие трансформации, номинации прецедентных феноменов и явлений других лингвокультур и создание ситуативного контекста.

5. Семантическая, концептуальная и прагматическая вариативность номинаций, актуализирующих идеологизированный субстрат российской действительности, отражается в идеологически обусловленной семантической аберрации и обусловлена рядом факторов. Наиболее существенными параметрами выступают политические взаимоотношения России с Западом, модификация национального российского политического дискурса и его лексикона, отражение которого средствами английского языка обусловлено вариативностью языка как самонастраивающейся адаптивной системы и переосмыслением русскокультурных феноменов в западной концептуальной системе.

6. Ряд советизмов, адаптированных в лексико-семантической системе английского языка, функционирует как языковые универсалии, отличаясь, как правило, концептуальным, семантическим и прагматическим варьированием, в отличие от своих коррелятов-этимонов, многие из которых в современном русском языке являются историзмами.

7. В англоязычном межкультурном политическом дискурсе формируются особые номинации, которые актуализируют концепты инолингвокультуры, сформированные непосредственно в «чужой» концептуальной системе, т.е. представляют собой первичные русскокультурные концепты, репрезентируемые в «чужой»

языковой картине мира. Образуемая при этом лексическая единица является «первичной инолингвокультурной номинацией-этимоном», которая актуализирует инолиггвокультурный субстрат российской действительности. В большинстве случаев при этом выявляется пейоративная составляющая, которая отражает восприятие России западным миром. В отличие от ксенонима, коррелирующего со своим этимоном в русском языке, данная номинация коррелирует в русскоязычном дискурсе со своим переводным вариантом. Первичная инолингвокульутрная номинация-этимон и переводной вариант, как правило, отличаются концептуальной асимметрией, при этом перевод маркирован графически.

8. Англоязычное интерлингвокультурное произведение представляет собой текст, основной задачей которого является создание мира инолингвокультуры (ино – относительно языка общения) непосредственно на английском языке, который при этом адаптируется, приобретая новые качества для передачи инолингвокультурной идентичности, ее субстрата через призму западного мировосприятия и англоязычной картины мира. Адекватность передачи идеологизированного субстрата требует интерлингвокультурного видения мира, позволяющего автору сопоставить инолингвокультуру с родной, выделить точки соприкосновения и расхождения, при пересечении которых выявляется инолингвокультурный субстрат.

9. Классификация политических ксенонимов на основе их кодификации позволяет выделить политические универсалии, актуализирующие идеологизированный субстрат разнообразных культур, прецедентные политические ксенонимы, обращение к которым не требует дополнительных средств актуализации значения, и специальные /специализированные ксенонимы, функционирующие в специальной литературе, включая советологические и политологические исследования.

10. Расхождение концептуальных систем контактирующих лингвокультур предопределяет развитие идеологически обусловленной семантической аберрации. Эффективности межкультурного политического дискурса способствует интерлингвокультурный политический словарь, описывающий политические концепты контактирующих лингвокультур, с комментарием и текстовыми фрагментами, иллюстрирующими основные словоупотребления политических номинаций и способы разрешения неоднозначности.

Достоверность и обоснованность результатов исследования обеспечивается объемом проанализированного англоязычного материала: 120 произведений разных жанров (средний объем одного – 350 с., большинство изданий периода 1990– 2010 гг.); публикациями СМИ (около 2000 статей, 2000–2013 гг.); англоязычными словарными и справочными изданиями, в том числе основанными на корпусной лингвистике (82). Для сопоставительного анализа привлекались дву- и моноязычные отечественные словари и справочные издания, в том числе основанные на корпусной лингвистике (42).

Соответствие паспорту специальности: область диссертационного исследования соответствует специальности 10.02.04. Паспорта научных специальностей ВАК Министерства образования и науки РФ и выполнено согласно следующим пунктам: лексика и внеязыковая действительность, развитие и пополнение словарного состава, методы исследования лексических единиц, проблемы классификации лексических единиц, выявление особенностей восприятия, употребления, типичных лингвокультурных ошибок и особенностей использования в разных языковых общностях; проблемы передачи различных языковых явлений в разных языках, в переводах с германских языков на родной и обратно; проблемы классификации лексических единиц.

Практическая значимость исследования заключается в том, что в академической среде оно может быть использовано для модернизации теоретических курсов по лексикологии, лингвистике текста, теории и практики перевода, политической лингвистике, функциональной стилистике, и в практике преподавания данных курсов; для научного исследования других сфер глобального английского языка и подготовки научных публикаций. Отдельные результаты исследования представлены в учебных пособиях по английскому языку для лингвистов и студентов направления «Связи с общественностью» и применяются в практике преподавания разработанных автором курсов «Вариативность в языке и речи» и «Функциональная стилистика» и на занятиях по культуре речевого общения.

В теории и практике межкультурного общения результаты исследования могут быть использованы для снятия идеологического барьера, способствуя гармонизации политического взаимопонимания и стабильности политических отношений, минимизации риска «диалога на разных языках».

Приложение «Материалы к словарю» представляет практический интерес для лингвистов, лексикографов, переводчиков, магистрантов и аспирантов; контактологическая модель описания лексикона учитывает разные идеологические воззрения, понимание которых необходимо для эффективного политического диалога. Предлагаемая модель может быть использована при составлении словаря других сфер глобального дискурса или политического словаря другой группы языков.

Апробация теоретических положений и результатов исследования: основные положения и выводы диссертационного исследования представлялись в докладах на зарубежных конференциях (Киев, Одесса), международных и всероссийских конференциях (Москва, Санкт-Петербург, Тамбов, Пермь, Иваново, Волгоград) и отражены в 66 публикациях. Опубликовано три монографии (общим объемом 32.68 п.л.), 19 научных работ в изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией (15 статей и 4 тезиса общим объемом 7.9.п.л.), статьи в научных журналах и сборниках, в материалах международных конференций и учебно-методические работы. Общий объем публикаций составляет 88.53 п.л.

Структура и объем диссертации.

Работа включает введение, четыре главы, разделнные на разделы и сопровождаемые выводами, заключение, список использованной литературы (514 источников) и словарей (124 источника), список источников эмпирического материала (120), список сокращений словарей и источников эмпирического материала, список используемых периодических изданий и сокращений, список новостных сайтов и блогов. Объем основного текста 412 страниц в компьютерном наборе. Общий объем диссертации с приложением 596 страниц в компьютерном наборе. Список использованной литературы включает 514 работ на русском и иностранном языках. Приложение «Материалы к словарю» (Том 2) включает словарные дефиниции политических ксенонимов и иллюстративный материал.

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, раскрывается суть проблемы в соответствии с интерлингвокультурным подходом, выделены объект и предмет исследования, цели и задачи работы, методологическая основа и теоретическая база, определены новизна, теоретическая и практическая значимость, описан материал исследования и методы, сформулированы положения, выносимые на защиту. Приведены данные об апробации исследования.

В первой главе «Теоретические основы исследования адаптации английского языка в межкультурном политическом дискурсе» описаны методологические основания исследования адаптации английского языка в межкультурном политическом дискурсе. Выявлены и обобщены основные предпосылки расширения лингвокультурного пространства английского языка, способствующие его глобализации. Обоснованы определения ключевых терминов и понятий исследования (языковая) картина мира, лингвокультура, межкультурный политический дискурс, вторичная лингвокультурная концептуализация, интерлингвокультурная языковая личность, профессиональный билингвизм; выделена концептуальная деривация как основа механизма адаптации английского языка в межкультурном политическом дискурсе. Описано вербальное пространство формирующегося межкультурного политического дискурса, включающего как политические универсалии, так и идеологизированные инолингвокультурные номинации национльных дискурсов. Выявлены и описаны процессы, характерные для языковой специфики политического дискурса советского и постсоветского периодов.

Во второй главе «Политический лексикон российской действительности в англоязычном коммуникативном пространстве» анализируются способы вербальной актуализации инолингвокультурного субстрата (формирование вторичной лингвокультурной номинации), выявлен и описан психолингвистический механизм вербальной актуализации субстрата инолингвокультуры. Определены комплексные стратегии актуализации ксенонима в речевой деятельности, обосновано понятие «первичная инолингвокультурная номинация – этимон». Выявлена и описана специфика функционирования ксенонимов-советизмов в лингвокультурном пространстве англоязычного политического дискурса. В главе обосновано положение о концептуальной уникальности российского политического лексикона, которая обусловливает его лексио-семантические характеристики, что требует актуализации при передаче средствами английского языка.

В третьей главе «Актуализация идеологизированного субстрата в англоязычных интерлингвокультурных произведениях» анализируются особенности актуализации политического лексикона в текстах разных жанров, выделяется вторичная лингвокультурная концептуализация, предопределяющая вариативность вербальных средств. Выявлены жанры, в которых идеологизированный субстрат инолингвокультуры репрезентируется наиболее полно, что подтверждается его ксенонимической плотностью (количеством вербальных репрезентантов).

В четвертой главе «Адаптация английского языка в лексикографической практике» представлен обзор различных подходов к составлению словарей в отечественной и зарубежной лексикографии, что необходимо для обоснования модели словаря нового типа. Исследованы способы кодификации идеологизированного субстрата российской действительности в зарубежных и отечественных словарях. На основе проведенного анализа выведена классификация кодифицированных ксенонимов (универсалии, прецедентные, специальные и специализированные). В главе обоснована авторская модель электронного словаря политической ксенонимической лексики.

В заключении приводятся основные результаты работы и намечены перспективы дальнейшего исследования.

Приложение «Материалы к словарю» составлено на основе исследуемого корпуса данных и включает основные дефиниции наиболее частотных обозначений и иллюстративные текстовые фрагменты.

ГЛАВА 1 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ АДАПТАЦИИ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА В МЕЖКУЛЬТУРНОМ

ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

1.1. Лингвокультурное пространство английского языка Истоки адаптивных возможностей английского языка определяются не только внутренними законами языковой системы и экстралингвистическими факторами; основные предпосылки заложены в истории формирования национального английского языка и английского как официального языка колоний британской империи, впоследствии стран-членов Британского содружества.

«Биография» национального английского языка отражает «внешнюю» (outer history) и «внутреннюю» (inner history) историю образования мультилингвокультурной нации [462, с. 10]. «Внешняя история» – это языковые контакты (латинские, греческие, кельтские, и пр.), отличающиеся динамичностью и воздействующие на формирующуюся нацию и ее язык. Самые значимые изменения произошли в нормандский период: уничтожена англосаксонская аристократия, в качестве официального языка закреплен французский. Влияние римлян на англосаксов отразилось, главным образом в лексиконе, который хранит «культурную память» в названиях товаров, терминов ремесла, военного дела, государственного и общественного устройства [54, с. 34]. Языковые контакты способствовали качественным и количественным изменениям: обогащению заимствованными синонимами и расширению словарного состава системы языка [394, с. 116].

«Внутренняя история» отражает лингвистические закономерности (асимметричный дуализм языкового знака, адаптивные качества). Отечественный ученый В.Д. Аракин подчеркивал значимость исторического развития для внутренних законов развития языка, выделяя как один из важнейших «закон постепенного перехода языка от одного качества к другому», при котором медленно появляются элементы нового качества, в то время как «элементы старого качества медленно отмирают» [15, с. 11].

Британия как империя формировалась в период XVII–XIX вв., который известен как эпоха колониальной экспансии в Африке, Австралии и Океании [Chronology]. Распространению английского языка практически на всех континентах способствовала языковая политика, т.е. действия государства, класса, партии, направленные на функциональное перераспределение языков «для выделения новых или сохранения употребляющихся языковых норм, являющихся частью общей политики и соответствующих их целям» [ССТ, с. 265].

Стремление британской империи к расширению своих владений и сохранению власти предопределило в качестве основной задачи языковой политики закрепление английского как языка власти и элиты. В исследованиях по истории языка отмечается, что геополитическая ситуация и образ жизни существенно влияли на развитие и изменение языка власти. Изначально нормативным считался только британский английский, но в XIX веке его роль стала постепенно меняться с развитием устной и письменной форм английского языка США (Standard American English) [417], что, однако, признавали далеко не все лингвисты. В частности, Г. Менкен утверждал, что американизмы «засоряют» английский язык [460, с. 10–11]. Вторая половина XIX века знаменуется формированием австралийской нации и языка Австралии [440; 497, с. 98–105].

Объективным подтверждением расширения лингвокультурного пространства английского языка является кодификация его территориальных вариантов, каждый из которых функционирует как основное вербальное средство, например США [Dict.Am.Br.Aus] или Австралии [GemAus] и пр.

Во всех колониях английский язык вынужден был адаптироваться для реализации местных коммуникативных потребностей, функционируя, главным образом, как язык элиты, при этом, «соперничая» с местными языками. Постепенно, вследствие контактов с местными языками в колониях Африки и Океании, английский язык менялся качественно: параллельно кодифицированной форме образовались своеобразные локальные варианты, «контактный язык». «Пиджин»

возникает при отсутствии «иных способов межэтнического общения» и отличается «минимумом функций» [CCT, с. 164], ограниченным лексиконом с контаминированными англоязычными элементами и отсутствием носителей языка. Если пиджин передавался от поколения к поколению, то появлялись носители данного варианта и формировался креольский язык. Например, родной язык для одной трети населения Суринама, сранан, образован «из пиджина на английской основе» [CCT, с. 99].

После первой мировой войны усилились кампании по освобождению от британского правления, и ряд колоний и протекторатов получил статус доминионов в Британском содружестве наций, позднее некоторые страны вышли из состава Содружества, британская империя постепенно распалась. Следует отметить, что геополитические изменения начала ХХ века практически не отразились на функциях английского: получившие политическую независимость страны не отказались от языка колонизаторов, признавая его одним из официальных или вторым государственным языком.

Данное положение сохраняется в Индии и Сингапуре и в XXI веке, английский, выполняя официальную функцию второго государственного языка, постепенно адаптируется к местным условиям, «локализуется», отражая в той или иной степени национальную специфику. Такое развитие языка, по мнению ряда известных ученых, позволяет говорить о формировании языковых вариантов в регионе Южная Азия (Индия, Бангладеш, Пакистан, Шри-Ланка, Непал и Бутан), известных под собирательным названием «южно-азиатский английский язык» (South Asian English). Несмотря на «молодость»: ему менее 200 лет, по мнению Д. Кристала, это наиболее «оформившийся вариант языка» [419, с. 47].

Упрочение английского языка как средства общения в ряде бывших колоний кажется парадоксальным, однако оно предопределено многоязычием ряда государств. Так, в Нигерии 500 языков, поэтому единственным разумным решением было использование колониального языка, адаптирующегося к изменившимся условиям, что проявилось, в частности, в использовании элементов этнических языков [419, с. 145].

В Индии, по данным зарубежных ученых, закреплено 15 официальных языков в различных регионах; на хинди (национальном языке) говорит только 30% населения. Развитие торговли, потребность в общении на межгосударственном уровне способствовали выделению английского языка как основного средства общения внутри государства. Английский язык при этом также подвергался воздействию различных языков Индии, что отражено в заимствованиях колониального периода (более 900): bungalow, dinghy, guru, mogul, nirvana, thug, yoga и др.

Значимость английского языка в современной Индии подтверждается следующими фактами: из семи ежедневных газет четыре англоязычные, именно на английском языке издается больше всего книг, Индия занимает третье место после США и Великобритании по выпуску англоязычной литературы [497, с. 117].

Данная ситуация предопределена исторически: торговые отношения региона и Великобритании начались в XVII в., что в немалой степени способствовало языковым контактам. В период британского господства the Radj (1765–1947) согласно языковой политике в административной системе и сфере образования использовался только английский, высокому статусу которого способствовали основанные в 1857 г. университеты в Бомбее, Калькутте и Мадрасе, где преподавание велось исключительно на английском языке.

Английский язык в Индии колониального периода был языком администрации, обучения и общения высшего класса и средством удержания власти, что способствовало социальному разделению общества. Все административные посты занимали англичане, должности более низкого ранга отдавались англоговорящим выпускникам индийских университетов, постепенно формировался англоговорящий средний класс, поддерживающий власть. В 1835 году государственный деятель Т. Макколи предложил создать новый социальный класс: «класс индусов по крови и цвету кожи, но англичан по менталитету, морали и интеллекту». (“А class of persons Indian in blood and colour, but English in taste, in opinion, in morals and in intellect”) [497, с. 118].

Политическая ситуация в стране была беспокойной, протесты населения против языковой политики вылились в столкновения между сторонниками английского, хинди и местных языков. В 1960-х годах была принята «доктрина трех языков»: статус официального языка закрепили за хинди, а «дополнительного»

(“associate”) официального – за английским.

Лингвокультурное пространство английского языка постепенно расширяется:

появляются колонии Британии в Юго-Восточной Азии: Малайская Федерация (1787 г.), Гонконг (1842 г.), Новые территории (1898 г.), увеличиваются языковые контакты, при этом, в отличие от южно-азиатского региона, в Юго-Восточной Азии не оформился единый вариант английского языка типа “South-East Asian English”. По мнению Д. Кристала, это объясняется как особенностями политической истории Сингапура и Малайзии, так и специфичными социолингвистическими характеристиками Гонконга и Папуа – Новая Гвинея [419, с. 57]. Колонизация способствовала увеличению языковых контактов и упрочению статуса английского языка, что, в свою очередь, обусловливало его адаптацию для эффективной реализации коммуникативных потребностей в каждом регионе. Английский язык сегодня включает множество заимствований из контактирующих языков, отражающих различные периоды колонизации.

В ХХ веке, в отличие от предшествующих двух столетий, в лингвокультурном пространстве английского языка закрепляются страны, где он не имеет официального статуса, что обосновано в концепции «новых английских» (New/World Englishes) Б. Качру. Он выделил «нормо-определяющие» регионы (normproviding), включающие два круга, где английский язык имеет статус официального: «внутренний» (родной/первый язык) и «внешний» (второй язык). Третий или «внешний круг» (английский как иностранный) объединяет «нормозависимые» (norm-dependent) страны [445; 446].

Достоинство его идеи заключается в тезисе о признании нормоопределяющей роли внешнего круга. В ряде работ последователей Б. Качру эта теория подчас толкуется излишне прямолинейно, но сам ученый подчеркивает, что следует различать уровни владения языком и не приписывать новый вариант английского языка, если для этого нет достаточных оснований.

Следует отметить, что данная концепция, учитывая историческое развитие и географическое положение, не отражает социолингвистическую ситуацию. Функционирование английского языка в странах, где он не имеет статуса официального или второго, ограничено определенными сферами. Адаптация английского языка в таком социально-историческом контексте проявляется как локализация, при этом формируется «глокальный язык», обеспечивающий только внутрикультурные коммуникативные потребности [473]. Как отмечают некоторые исследователи, знание «локальных региональных английских» релевантно для общения постколониальных стран друг с другом, однако не оеспечивает реализацию общения с другими социумами [463].

В современных условиях вторичная функция языка реализуется в ситуациях английский как иностранный язык (EFL/ English as a Foreign Language) и английский для специальных целей (ESP/ English for Special Purposes). «Межкультурность», полицентричность и глобализация английского языка отражают следующие термины: глобальный английский – global English: Д. Кристал [418;

419], М. Тоолан [500]; международный – English as an International Language (EIL): H. Виддоусон [511; 512], M. Модиано [463]; лингва франка – English as a lingua franca: Дж. Дженкинс [443; 444], В. Зайдлхофер [491]; язык мирового общения – World English: Т. Макартур [457].

Национальный язык (ENL /English as a Native Language) реализует первичную функцию, равно как и официальный («второй государственный»): английский как второй (ESL/English as a Second Language) [248, с. 112].

Вторичная функция, обусловленная динамичностью языковых контактов и адаптивностью языковой системы, «отвечающей» на возникающие коммуникативные потребности, является посреднической. Она реализуется в международных организациях, официально закрепивших языки мирового общения: в ООН шесть языков, в Совете Европы более 20 (на данный момент), а для экономии средств и времени выделены три рабочих языка (английский, французский и немецкий). Стандартом определен английский язык Великобритании и Ирландии (British usage); при этом язык документов должен быть максимально доступен всем (clear and reader-friendly English). Среди стран-участников представители разноязычных государств, в том числе и носители английского языка, которые длительное время работают в мультикультурных организациях, что влияет на их языковую компетенцию. В целях единообразия кодифицируются семантический, синтаксический, орфографический, пунктуационный и стилистический уровни языка [ЕС]. Следует подчеркнуть, что, несмотря на то, что в Совете Европы приоритет отдан английскому Великобритании, он функционирует не как язык британской нации, но как единое вербальное средство общения в официальном профессиональном дискурсе мультилингвального пространства.

Вывод о вторичной функции языка обоснован В.В. Кабакчи, который подчеркивает, что реализации данной функции способствует функциональный дуализм английского языка [157; 161; 162]. Выйдя за пределы своих регионов, отмечает Н.Б. Мечковская, современные международные языки «становятся глобальными, образуя так называемый «клуб мировых языков», который иногда «отождествляют с официальными и рабочими языками ООН» [248, с. 113].

В целях обеспечения безопасности английский язык закреплен как официальный в сфере управления воздушного движения; развитие экономических связей потребовало определенной унификации терминологии в банковском деле, где также основным средством межгосударственного общения является английский язык, равно как и в транснациональных компаниях. Английский язык – это язык науки [417, с. 233; 408], международных конференций; при этом для большинства пользователей языка в перечисленных сферах он не является родным.

Таким образом, выделяя основные геополитические предпосылки глобализации английского языка, следует, в первую очередь, отметить его распространение на разных континентах, во-вторых, закрепление в качестве языка власти и элиты практически во всех колониях, что в определенной степени сохраняется и после распада колониальной системы.

Третьей предпосылкой послужил распад социалистической системы в конце ХХ века, уничтоживший оппозицию «капитализм :: социализм». Данный факт отразился на языковой политике стран бывшего социалистического лагеря и ряда союзных республик. Русский язык, долгое время выполнявший функцию языка международного общения, потерял свое приоритетное значение, поскольку статус «сверхдержавы» закрепился только за одной страной – США. Уничтожение советской гегемонии в восточной Европе и ряде бывших советских республик обусловило отказ от русского языка как средства межгосударственного общения, и приоритет получил английский язык [469, с. 141–145].

В-четвертых, выделяются и технологические причины: одной из важнейших предпосылок глобализации английского языка было создание компьютерных технологий в США и формирование «всемирной паутины», что способствовало распространению американской культуры на всех континентах.

В-пятых, посредством английского языка ученые любой страны представляют свои научные достижения огромной аудитории, обмениваются опытом и т.п.

В-шестых, распространению английского языка в современном мире в немалой степени помогает его статусный имидж, маркирующий престиж (особенно среди молодежи) как в бывших колониях в качестве второго языка [431; 432; 476, с. 315], так и в Китае, России, Японии и пр. Этот фактор вызывает озабоченность политиков и всех, кто считает, что язык американской музыки, киноиндустрии и пр. передает только чуждые ценности.

Следует отметить, что распространение американского образа жизни, ценностей и пр. началось достаточно давно: на языковой ситуации в Европе отразились итоги первой и второй мировых войн, обусловившие замену господства французского и немецкого языков американизацией [458, с. 193–196; 477]. Отсюда следует, что глобальная англизация, проникающая во все сферы жизни сегодня, не является результатом исключительно глобализации, феномена современности.

Английский язык «вышел за рамки» своей культуры: его «территория»

включает не только географические регионы, но и практически все значимые сферы, способствуя, в том числе и сохранению других лингвокультур, каким бы странным данное утверждение не казалось на первый взгляд.

В определенной мере сложившуюся ситуацию можно сопоставить с периодом холодной войны, когда под эгидой ЦРУ проводилась антикоммунистическая кампания в виде «культурных войн». Используя популярные в то время милитаристские клише, можно сказать, что шла «борьба за сердца и умы людей», и «на переднем фронте» войны был английский язык во всех своих вариациях. В рамках кампании создавались культурные программы для радио и телевидения, в Европе распространяли книги на английском языке, создавали “America Houses” (сравните с «Домом Дружбы» в СССР); американской культурной колонизации способствовала и экономическая: открытие заводов по производству кока-колы в Европе, которые противники назвали “coca-colonization” [458, с. 221–223].

Сегодня английский язык используется как средство самовыражения представителями различных этничностей не только бывших колоний (английский как второй язык), но и стран, где он является иностранным. В государствах Азии и Европы, в России для экспатриантов и туристов издаются разнообразные англоязычные издания, написанные как носителями английского языка (на родном языке), так и на втором/иностранном языке (носителями китайского, вьетнамского, русского и др. языков). Такого рода издания в России, точнее в СССР, известны давно, но издаваемая на европейских языках литература АПН отличалась идеологизированностью и носила исключительно пропагандистский характер Все больше признания с последнего десятилетия ХХ века получают англоязычные произведения, написанные иммигрантами китайского, японского, русского, чешского и т.п. происхождения, отмеченные престижными книжными премиями. Возможно, одна из причин такой популярности в том, что они дают возможность громадной англоязычной читательской аудитории погрузиться в мир этнических и национальных лингвокультур. Английский язык при этом становится средством описания инолингвокультурной идентичности, ино- относительно языка общения. Названные выше сферы применения английского языка требуют достаточно высокого уровня языковой компетенции, что доступно далеко не всем. Поскольку общение, например, в бытовой сфере, возможно и посредством упрощенного языка, поэтому, начиная с ХIХ века создаются разнообразные лингвопроекты, например, вспомогательные искусственные языки (волапюк и эсперанто) [135], которые благодаря доступности усвоения, как предполагалось, станут посредниками межкультурного общения, но на практике это не подтвердилось. Так, международный упрощенный язык Бейсик-инглиш/Бейсик (Basic English/British American Scientific International Commercial), созданный Ч. Огденом и И. Ричардсом в 1930-х гг., включает 850 лексем, «не получил широкого распространения» [ССТ, с. 29]. Основной причиной провала Бейсика была его неспособность заменить живой язык: как отмечает Т.П. Третьякова, при попытке перевести новости на Бейсик Инглиш сотрудник Би-би-си «обнаружил, что задача невыполнима, так как интерпретация может получаться иной» [337, с. 301].

В 1995 году появляется новый упрощенный вариант Globish, включающий 1500 слов, при этом г-на Неррьер, предложивший это название, признает, что «глобиш – не язык, а лишь практичный инструмент с ограниченной областью применения. На нем не будет литературных произведений, он создается не для того, чтобы передавать культурное наследие» [цит.по 26].

Ограниченность лексикона и упрощенная грамматика способствуют реализации только основных коммуникативных потребностей, поэтому ни Бейсик, ни Глобиш не обеспечивают полноценное общение.

Сегодня, как показывает практика, приоритет английского языка неоспорим;

это основной вербальный код глобального общения, и данный феномен обусловил выдвижение новых концепций относительно вариантов языка, носителей языка и «права собственности на язык» [510; 511], нередко носящих политизированный характер. Следует подчеркнуть, что известные в научном лингвистическом мире ученые-носители английского языка не заявляют о своем исключительном праве на язык. Как показано выше, английский язык за долгую историю своего формирования постоянно адаптировался, заимствуя из других языков необходимые для общения элементы, и всегда был открыт для инноваций.

Д. Кристал подчеркивает, что «никто не обладает монополией на английский язык: многие страны первоначально использовали его в качестве средства межэтнического общения, однако постепенно он видоизменялся и становился родным для населения. Возможно, мы являемся свидетелями возникновения первых признаков «английской языковой семьи» [202, с. 6]. Ученый предполагает, что появится «международный разговорный стандарт: World Standard Spoken English (WSSE) [418, с. 136; 419, с. 185].

Попытку выделить распространенные формы и структуры «международного английского» предпринимают австрийские ученые на материале корпуса устных текстов VOICE (The Vienna-Oxford International Corpus of English), авторы которых европейские неносители английского языка. Задача, которую решает Б. Зайдлхофер [491] представляется крайне сложной, поскольку устная речь более вариативна и менее стандартизирована, чем письменная.

Многие зарубежные ученые признают, что использование английского языка как средства общения в глобальном мире позволяет выразить и неанглийскую культуру, особенно в письменной речи. Естественно, что при этом английский язык адаптируется, учитывая коммуникативные потребности, и такой английский Дж. Дженкинс предложила назвать ELF (English as а Lingua Franca), подчеркивая посредническую функцию языка как средства общения между странами «второго» и «третьего круга» (английский как второй или иностранный) [443, с. 10].

Позднее она отметила, что ELF включает общение и с носителями английского языка, но это признают далеко не все [444, с. 33–34].

Интересно отметить, что глобализация английского языка, первоначально вызывающая, главным образом, негативную реакцию (вестернизация общества или американизация, реже европеизация), оказывает и определенное положительное воздействие на другие языки. Как показывает практика, законы и запреты на использование англицизмов успеха не имеют, и, вероятно, именно благодаря глобанглизации разные страны стали предпринимать практические действия для поднятия престижа родного языка, своей культуры, используя для этого как английский язык, так и родной. Появляются новые каналы, вещающие на разных языках, например, на английском и немецком (Германия), на французском и английском (Франция). Программы Российского новостного телеканала RT на английском языке транслируются в США, Европе и Азии. Становится разноязычной всемирная паутина, формируются сайты на китайском [421, с. 11] и на португальском языках [430, с. 43]. «Оживают» мертвые языки, еженедельно звучат новостные программы на латинском языке немецкого Radio Bremen и финского радио YLE Radio 1, которое слушают более чем в 80 странах; по данным Google запросов на латинском больше, чем на эсперанто [Economist July 27, 2013, с. 48].

Динамичность формирования системы английского языка в ходе исторического развития, увеличение языковых контактов и открытость инновациям, влияющим на количественное и качественное изменение языка, подтверждают его адаптивные возможности, способствуя реализации функции общения глобального сообщества. Языковая глобализация, как реальность нашего времени, представляет собой неизбежный процесс, неоднозначность которого обусловлена тем, что английский для некоторых является исключительно языком американской политики и образа жизни США, именно это и вызывает определенный протест. Существует и другое мнение: глобальный английский способствует расширению межкультурных контактов, в том числе реализации задачи языковой политики Эстонии и Грузии, заключающейся в «освобождении от русификации». Английский язык стал лингва франка науки, благодаря которому укрепляются научные контакты, появляется возможность узнать о научных достижениях и поделиться своим опытом. Английский язык становится «голосом» этнических и национальных идентичностей, которые обращаются к нему как средству самовыражения, при этом, адаптируясь для реализации данной коммуникативной потребности, язык постепенно меняется.

Таким образом, расширение лингвокультурного пространства английского предопределено всем его историческим развитием. В современном английском языке культурная память сохраняется в лексиконе, его адаптивные возможности позволяют достаточно адекватно выражать инолингвокультурные феномены. Перечисленные факторы представляются релевантными для выделения английского языка как основного средства коммуникации, поскольку многоязычие глобального мира препятствует эффективности межкультурного общения. Суммируя вышесказанное, следует отметить, что лингвокультурное пространство английского языка охватывает все континенты, что обусловлено социально-политическими процессами, развитием межгосударственных связей, миграцией населения. Английский язык сегодня выступает наиболее эффективным вербальным средством межкультурного общения в разнообразных сферах социальной практики. В межкультурной информационной среде пересекаются различные лингвокультуры, что требует адаптации английского языка как средства общения глобального мирового сообщества; язык «принимает» новые языковые элементы, постепенно номинации инолингвокультурных феноменов асиммилируются и становятся частью его лексико-семантической системы, в контексте которой они варьируются, образуя новые ассоциации. Формирование глобального лингвокультурного пространства английского языка позволяет утверждать, что при этом глобализуется и английский язык. Термин «глобальный английский язык» является своего рода «зонтиковым», обозначая вербальное средство общения многих лингвокультур в разнообразных дискурсах межкультурного информационного пространства. Глобальный английский язык объединяет региональные, территориальные и прочие разновидности, выполняя функции в соответствии с коммуникативными потребностями социума, ведущими из которых являются функция общения в транснациональных организациях и функция выражения инолингвокультурной идентичности, реализации которых способствуют адаптивные возможности языка.

1.2 Концептуальная система и актуализация идеологизированного Взаимосвязь картины мира как ментальной сферы и объективирующей ее языковой картины мира в современных научных направлениях является общепризнанным фактом, однако единства в толковании основных терминов («картина мира», «концептосфера», «концептуальная система» и «концепт») на данный момент не выработано. Вероятно, это объясняется разнообразием научных подходов к трактовке понятия и тем, что изучение концепта как ментальной единицы возможно только при его вербальной актуализации в языковой картине мира.

Исследование механизма адаптации языка как единого средства общения различных культур предопределяет необходимость описания специфики концептуальной системы и ее влияния на семантику лексических средств; тот факт, что при межкультурном общении взаимодействуют не только разные языки, но и разные концептуальные системы, несомненно, отражается на процессе формирования инолингвокультурного концепта и репрезентирующей его номинации.

По мнению ряда исследователей, термин «картина мира» заимствован лингвистикой из физики, где в конце XIX в. была сформирована концепция физической научной картины мира (Г. Герц, М. Планк) [246, с. 17–18]. Лингвистическое понятие «картина мира» обосновано в работах В. фон Гумбольдта о языке как о созидающем феномене (Erzeugung), позволяющем познать своеобразие народа:

«Человек живет с предметами так, как их преподносит ему язык. Посредством того же самого акта, в силу которого он сплетает язык вокруг себя, он вплетает себя в него; и каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка» [117, с. 80]. Утверждение, что «мы переносим на иностранный язык свое собственное миропонимание» [117, с. 81], подтверждается практикой межкультурного общения: многие проблемы речевой деятельности, в частности, продуцирования речи и понимания, обусловлены интерференцией родного языка, родной культуры, взаимозависимостью языка и его нации.

В концепции Л. Вайсгербера, развивающего идеи В. фон Гумбольдта, подчеркивается значимость языка для формирования национального менталитета:

язык передает всем носителям общее мировидение, «которое во многом отличается от мировидения других языков» [65, с. 104]. Ученый приходит к выводу, что язык фиксирует все изменения в социуме, и носители языка вкладывают него «свой опыт, все, что кажется им важным», причем представление о том или ином явлении люди получают в детстве по мере усвоения своего языка» [65, с. 113].

Познание картины мира представляет собой сложный процесс, и ее изучают ученые в русле философского, лингвострановедческого, лингвистического, психолингвистического и когнитивного направлений: А. Вежбицка [70; 71], Т.И. Воронцова [95; 96], Н.В. Уфимцева [348; 349], Е.М. Верещагин [74; 75], Г.В. Колшанский [186], Г.Г. Почепцов [285], С.Г. Тер-Минасова [333; 334], Г.Д. Томахин [336].

В лингвистических научных направлениях подчеркивается, что одной из основных характеристик картины мира, как совокупности знаний о действительности «в общественном (а также групповом, индивидуальном) сознании» [282, с. 4], является ее упорядоченность. Не менее важным качеством выступает антропоцентричность: картина мира – это синтетическое панорамное представление «о конкретной действительности и о месте каждого конкретного человека (выделено мной – Н.Ю.) в ней» [358, с. 54]. В культурологических исследованиях выделяется такое качество картины мира, как «национальность», что закреплено непосредственно в термине «этническая картина мира», под которой понимается «система мыслей и представлений людей определенного этноса» [Словарь МКК, с. 77]. В ряде работ понятия «картина мира» и «модель мира» трактуются как синонимы [347, с. 3]; культурно-историческая модель мира создается «единичным или коллективным субъектом» при интерпретации действительности» [89, с. 9].

Картину мира данного социума ученые представляют также как менталитет, под которым В.В. Колесов понимает картину «мира в ее ценностных ориентирах», которая не зависит от экономических и политических условий, и создает этноментальное пространство народа на данной территории его существования» [185, с. 11]. В определении выделяется статичность ментальности как наивной картины мира, ее независимость от политических условий, что представляется несколько спорным, принимая во внимание реальность, увеличение миграции и, соответственно, изменение условий жизни, несомненно, влияющих на ментальность, но закрепление этих изменений в виде целостной картины требует времени.

Для настоящего исследования важным представляется взаимообусловленность менталитета и картины мира. Так, Е.В. Иванова подчеркивает, что «менталитет можно исследовать на основе характеристик картины мира, прежде всего по той ее части, которая имеет материальное воплощение» [155, с. 47]. Ученый считает, что «видение мира – это и есть менталитет, в образах, в представлениях, т.е.

в картине мире, в поступках людей, в различных сферах культуры менталитет проявляется, о нем можно судить на основе их анализа» [155, с. 46].

Значимым положением для концепции данного исследования выступает вывод П.С. Гуревича о взаимосвязи ментальности с идеологией, мотивирующих образ действий. При этом, в отличие от ментальности, «идеология как совокупность форм мышления и ценностных представлений более аналитична», в то время как на ментальность «влияют традиция, культура, социальные структуры, бессознательное, вся среда обитания» [118, c. 241]. Отсюда следует, что менталитет, определяя «механизмы восприятия и понимания представителя конкретной этнической или социальной группы» [287, c. 23], всегда «привязан» к конкретной этничности. В таком случае говорят именно об этническом менталитете или ментальности: о «немецком / французском /советском и пр. менталитете (в научных исследованиях термины «менталитет» и «ментальность» нередко используется как синонимы). Важно отметить, что менталитет не поддается быстрому изменению, новые условия жизни не означают мгновенного переосмысления ценностей.

Яркой иллюстрацией вышесказанного являются события на Украине, при освещении которых в медиа используется термин «советский менталитет». Так, в статье «Трудно быть Путиным» отмечается, что «многие инстинкты и народа, и власти, остались чисто советскими (выделено мной – Н.Ю.). При возникновении острой ситуации ни власть, ни население не анализируют истоки кризиса, а прибегают к привычному обезболивающему средству: «ответить клеветникам России». Все громче звучат безответственные речи о восстановлении советской империи. Но проблема в том, что значительная часть населения все еще советская по менталитету воспринимает эти призывы вполне серьезно» [193, с. 9] Вышеприведенные положения представляются крайне важными для исследования лингвистических особенностей межкультурного общения, поскольку, вопервых, изучение языковых феноменов возможно только при условии понимания, какую идеологию и картины чьего мира они выражают, т.е. изучение языка «в чистом виде» в данном случае невозможно. Во-вторых, именно при контакте разных лингвокультур выделяются качества, которые представляются очевидными в контексте родной картины мира, через призму своей ментальности и идеологии:

именно менталитет «как бы заставляет человека видеть одно и не замечать другое», подчеркивают З.Д. Попова и И.А. Стернин [282, с. 9]. Данный вывод подтверждает О.А. Леонтович, акцентируя внимание на том, что в менталитете «изначально заложена потенциальная возможность быть противопоставленным менталитету другой группы» [228, с.104].

Исследование отражения картины мира и менталитета в языке требует когнитивного подхода, основы которого разработаны Д.С. Лихачевым, опирающимся на положения С.А. Аскольдова-Алексеева (1928) о концепте. Метафорически описывая совокупность концептов как мозаику, ученый вводит термин «концептосфера», т.е. все концептуальные потенции, открываемые «в словарном запасе отдельного человека, как и всего языка в целом»; и, отмечая при этом, что потенции концепта «тем шире и богаче, чем шире и богаче культурный опыт человека [232, с. 3–5]. Под потенциями концепта ученый понимает «индивидуальные коннотации и личный опыт», отмечая их влияние на «концептосферу». [232, с. 8]. Он подчеркивает взаимосвязь концептосферы и языка: богатство «концептуального мира, концептуальной сферы, носителями которой является язык человека и его нации» определяет во многом богатство языка; при этом концептосфера «трудно поддается сокращению, и только в тех случаях, когда пропадает культурная память в широком смысле этого слова» [232, с. 9]. Основные положения концепции ученого подтверждаются исследованиями концептов на материале русского, английского и других языков, а также при сопоставительном изучении концептуальных систем различных лингвокультур [70; 95; 192].

В отличие от зарубежной лингвистики, где термин concept трактуется как «понятие», в отечественной науке термин «концепт» получил иное толкование, что делает практически невозможным его адекватный перевод на английский язык. Основные подходы к изучению концепта как ментальной единицы представлены психолингвистическим (А.А. Залевская), когнитивным (Н.Н. Болдырев, Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова и И.А. Стернин) и лингвокультурологическим направлениями (С.Г. Воркачев, В.И. Карасик).

Концепт, по мнению большинства ученых, отличается невербальной природой, поэтому он не «поддается» прямому наблюдению. Е.С. Кубрякова определяет концепт как единицу «ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека»

[210, с. 90]. Ментальность концепта обосновывает также В.Б. Кашкин, отмечая, что «человек мыслит концептами», в которых «концентрируется и кристаллизуется языковой и когнитивный опыт человека» [179, с. 45]. Ученый подчеркивает, что «концепты сходны у всех пользователей одного языка», при этом совокупность концептов образует национальную концептосферу [179, с. 45].

В лингвокультурологии, в отличие от других направлений, в качестве обязательной характеристики выделена аксиологическая составляющая; как утверждают В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин, «центром концепта всегда является ценность, поскольку концепт служит исследованию культуры, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип» [172, с. 77].

Концепт, по образному определению Ю.С. Степанова, представляет собой «сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека;… концепты переживаются» [326, с. 40–41].

Объединяет названные подходы описание концепта как ментальной единицы, совокупность которых образует концептуальную систему человека, в которой «постоянно зарождаются – притом непременно в актах взаимодействия с окружающим нас и онтологически существующим в виде объективной данности миром – новые СМЫСЛЫ» [215, с. 70]. Иначе говоря, концептуальную систему отличает динамичность, обусловленная свойством отражения изменений в окружающем мире. Именно постоянный процесс образования новых смыслов предопределяет потребность в исследовании воздействия на концептуальную систему формирующегося глобального мультикультурного пространства. Жизненная практика, способствуя познанию действительности, требует пересмотра концептов и актуализирующих их номинаций: «человечеству никогда не угрожает опасность невозможности познания окружающего мира», подчеркивает И.К. Архипов [20, c.12].

В отличие от понимания концепта как особой единицы, которая не всегда актуализирована словом, в ряде работ обосновывается несколько иной подход, в частности, А.П. Бабушкин подчеркивает, что концепт всегда представлен на вербальном уровне: «Мы понимаем концепт как дискретную единицу коллективного сознания, которая хранится в национальной памяти носителей языка в вербально обозначенном виде» [25, с. 52].

Несмотря на различные подходы, неоднозначные выводы, общепризнанным является тезис о невозможности прямого наблюдения концепта. Как утверждает А.А. Залевская, «мы смотрим на один и тот же объект с разных позиций, а это означает, что каждый из нас видит лишь часть картины, которую, по меньшей мере, неосторожно (а иногда и опасно) принимать за картину в целом» [146, с. 37].

Соотношение концепта и его вербального репрезентанта анализируется практически всеми учеными, по мнению В.В. Колесова, содержательные формы воплощения концепта «заключены в границах словесного знака, который может быть представлен в виде имени, выражающего обобщенный признак» [184, c. 15– 16]. Представляется, что именно взаимозависимость концептуальной системы и национального языка предопределяет одну из основных сложностей реализации коммуникативных потребностей при использовании языка одной нации для описания феноменов другой. Логично предположить, что глобализации языка сопутствует модификация индивидуальной концептосферы, неизбежно отражаемая в языковой картине мира, которая всегда «национальна», как отмечают О.А. Корнилов [192] и Е.С. Кубрякова [211], подчеркивая ее «привязку к языку и «преломление через языковые формы» [208, с. 142]. Аналогичные выводы сделаны Н.Б. Мечковской: «То, что «знает» язык, – общедоступно и общеизвестно;

это семантический фундамент человеческого сознания» [247, с. 32].

В зарубежной лингвистике взаимосвязь языка и культуры, их неразрывное единство М. Агар называет languaculture [396, c. 265], основываясь на термине linguaculture П. Фридриха [428, c. 295–312]. Изменение первого компонента lingua- на langua- обусловлено тем, что при этом связь языка и культуры становится наиболее очевидной. Именно langua- точно указывает на «язык» (language), поскольку термин language используется гораздо чаще, чем lingua (“I modified it to langua to bring it in line with the more commonly used language”) [396, c. 265].

Концепция М. Агара фактически отсылает нас к метафоре круга В. фон Гумбольдта: «Культура стирает круг вокруг языка, который обычно очерчивают люди. Можно овладеть грамматикой и лексикой, но без познания культуры общение невозможно»: “Culture erases the circle around language that people usually draw.

You can master grammar and the dictionary, but without culture you wont communicate” [396, c. 29]. Отсюда следует вывод, что лингвокультура есть картина мира данного социума в языковом выражении, своего рода соединение картины мира и языковой картины мира; и данный термин маркирует их неразрывную связь.

Изменение языка всегда предопределено неязыковыми факторами, что обусловливает вариативность языковой картины мира, отображающей «бесконечное разнообразие условий, в которых добывались человеком знания о мире, природные условия существования народа, его общественный уклад, исторические судьбы», утверждает В.С. Григорьева [112, c. 238].