На правах рукописи

ТИХОМИРОВ Алексей Александрович

ОБРАЗ СТАЛИНА В ОБЩЕСТВЕННОМ МНЕНИИ

ВОСТОЧНОЙ ГЕРМАНИИ

(1945 – 1956 ГОДЫ)

Специальность 07.00.03 – всеобщая история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата исторических наук

Ярославль – 2005

Работа выполнена на кафедре всеобщей истории Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д. Ушинского

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор Ходнев Александр Сергеевич

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Ерин Михаил Егорович кандидат исторических наук, Васильченко Андрей Вячеславович

Ведущая организация: Рязанский государственный педагогический университет имени С.А. Есенина

Защита состоится 23 декабря 2005 г. в 15.30 часов на заседании диссертационного совета К 212.307.08. по присуждению ученой степени кандидата исторических наук в Ярославском государственном педагогическом университете им. К.Д. Ушинского по адресу: 150000, г.

Ярославль, ул. Которосльная наб. 46-в, ауд. 315.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д. Ушинского.

Автореферат разослан 22 ноября 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета А.М. Ермаков

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования обусловлена возросшим в последнее время интересом ученых к специфике становления, развития и функционирования обществ советского типа на пространстве Центральной и Восточной Европы, в которых культ Сталина после Второй мировой войны стал одним из центральных элементов общественных и властных отношений. Вдвойне интересным представляется изучение специфики образа советского лидера в ГДР – регионе, оказавшемся вследствие послевоенного раскола Германии на рубеже двух противоборствующих систем – капитализма и социализма.

В современных дискуссиях культ Сталина рассматривается не только как неотъемлемый признак тоталитарных режимов, но прежде всего как культурный феномен, определивший миропонимание и повседневное поведение человека в условиях диктатуры. Особое значение в русле этой тенденции имеет изучение образа Сталина как одного из главных акторов и режиссеров пропагандистской инсценировки успехов социализма, а также германо-советской дружбы в Восточной Германии. Персона Сталина предстает символом и лицомрепрезентантом социалистической диктатуры, с помощью которой аппарат пропаганды объяснял для населения партийно-государственное видение исторического прошлого, устанавливал систему морально-ценностных координат и задавал комплекс представлений о будущем. Изучение образа «вождя», с одной стороны, позволяет определить формы, методы и средства идеологического конструирования социалистического содружества от центра к периферии, с другой стороны, предоставляет возможность проанализировать образ советского лидера с учетом национальных особенностей стран народной демократии.

Вопросы экспорта советского мифа «вождя» в Восточную Германию, анализ проблем адаптации и социального восприятия призваны осветить как структуру властных отношений, так и феномен социалистического общества в широком спектре мнений и поведенческих практик социальных акторов.

В контексте новой политической истории 1 образ Сталина предстает знаком и символом социалистической власти, легитимация которой происходила в коммуникативном процессе противостояния, конкуренции и диалога господствующей элиты с обществом. Изучение аспектов интегрирующего потенциала образа «вождя», приемы антикризисного менеджмента диктатур, методы управления общественными настроениями и производства социального консенсуса способствуют пониманию феномена харизматического «вождя» в рамках социалистических диктатур. Кроме того, исследование пропаганды и восприятия советского лидера населением вызывает чрезвычайный интерес для понимания специфики процессов советизации в странах Центральной и Восточной Европы.

Новая политическая история: Сб. науч. работ. СПб., 2004; Frevert U. Neue Politikgeschichte.

In: Eibach J., Lottes G. (Hrsg.), Kompass der Geschichtswissenschaft: Ein Handbuch. Gttingen, 2002. S. 152-164; Mergel Th. berlegungen zu einer Kulturgeschichte der Politik//Geschichte und Gesellschaft. 28 (2002) 4. S. 574–606; Frevert U., Haupt H.-G. (Hg.), Neue Politikgeschichte.

Perspektiven einer historischen Politikforschung. Frankfurt/New York, 2005.

Объектом настоящего исследования является образ Сталина в общественном мнении Восточной Германии; предметом выступает комплекс вопросов, связанных с динамикой пропаганды образа «вождя», а также эволюцией восприятия официального мнения о Сталине политической элитой и социальными акторами.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1945 по 1956 годы, отражающий специфику становления, расцвета и ревизии партийногосударственного и общественного знания о Сталине.

Территориальные границы работы включают Восточную Германию, а именно: советский сектор Берлина, провинции Мекленбург, Саксония-Ангальт, Бранденбург, а также федеральные земли Саксония и Тюрингия, то есть территории, которые вошли в Советскую оккупационную зону Германии, а впоследствии и в Германскую Демократическую Республику.

Степень разработанности проблемы. В отечественной литературе советского периода вопросам формирования и восприятия образа Сталина не уделялось пристального исследовательского внимания, так как прерогатива определения объема знания о «вожде» была закреплена за ЦК КПСС. Зачастую информация о советском лидере ограничивалась лаконичным и достаточно сухим перечислением должностей, титулов и наград в энциклопедических изданиях 2.

Начало перестройки способствовало росту общественных дискуссий и становлению ревизионистского направления в исследовании образа Сталина 3.

Работы Д.А. Волкогонова, Р.А. Медведева, А.В. Антонова-Овсеенко, Ф.Д.

Волкова осветили преступную сторону деятельности советского руководителя, ранее не известную широкой общественности 4. Социологи, философы, психологи, историки обозначили спектр центральных проблем происхождения и корней российской традиции культа личности, функционирования машины власти и структуры тоталитарного сознания, взаимосвязи идеологии и пропаганды 5. В работах Л. Баткина, Л. Гозмана, А. Эткинда, Л. Седова, Д.В.

Колесова заложены основы социально-психологического измерения образа Сталина, позволившего по-новому подойти к пониманию механизма управления См., например, статьи на имя Сталина в таких изданиях как: Большая советская энциклопедия/Гл. ред. Б.А. Введенский. Т. 40. М., 1957. С. 419-424; Энциклопедический словарь/Гл. ред. Б.А. Введенский. Т. 2. М., 1964. С. 422; Советская историческая энциклопедия/Гл. ред. Е.М. Жуков. Т. 13. М., 1971. С. 780-785.

Подробный анализ дискуссий о сталинизме времен перестройки и постсоветского периода приводится в статье историка М. фон Хагена. См.: Hagen M.v. Stalinism and the politics of post-Soviet history. In: Kershaw I., Lewin M. (ed.), Stalinism and Nazism: Dictatorships in Comparison. Cambridge, 1997. Р. 285-310.

Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Политический портрет И.В. Сталина. В 2-х книгах.

М., 1990; Медведев Р.А. О Сталине и сталинизме. М., 1990; Волков Ф.Д. Взлет и падение Сталина. М., 1992; Антонов-Овсеенко А.В. Сталин без маски. М., 1990; Он же. Театр Иосифа Сталина. М., 1995.

Вождь. Хозяин. Диктатор: Сборник/Сост. А.М. Разумихин. М., 1990; Квинтэссенция:

Философский альманах/Сост. В.И. Мудрагей, В.И. Усанов. М., 1990; История и сталинизм /Сост. Мерцалов А.Н. М., 1991.

сознанием масс и выработки социального консенсуса в обществах советского типа 6.

Последние годы отмечены ростом интереса отечественных историков к исследованиям умонастроений и поведенческих практик социальных акторов в обществах советского типа как реакций на предлагаемый властью образ верховного правителя. В более широком контексте – это труды по изучению образов власти и имиджей политических лидеров в массовом сознании 7.

Обращение к данной проблематике в исторической науке стало результатом открытия российских и зарубежных архивов в 1990-е годы, а также стремительного развития культурной парадигмы исторического знания, интегрировавшей методы и подходы социальной, ментальной и политической истории.

Первые работы, связанные с проблемами формирования, управления и выражения коллективных представлений о верховной власти, в которых «вождю»

отводилось одно из центральных мест, были представлены Е.Ю. Зубковой 8, М.Р.

Зезиной 9 и О.В. Великановой 10. В работах указанных авторов, основанных на сводках и донесениях об умонастроениях населения, поднимается проблема существования общественного мнения в тоталитарных режимах. Личность Сталина рассматривается в качестве объекта социальных проекций, с которым акторы связывали как надежды и ожидания лучшей жизни, так и возможность артикулирования личных жалоб в адрес верховной власти. Пропаганда и террор характеризуются в данных работах в качестве главных партийно-государственных инструментов социального контроля и дисциплинирования настроений; они были Баткин Л. Сон разума. О социо-культурных масштабах личности Сталина/Осмыслить культ Сталина. М., 1989. С. 9-53; Гозман Л., Эткинд А. Культ власти. Структура тоталитарного сознания/Там же. С. 337-371; Седов Л. И жрец, и жнец. К вопросу о корнях культа вождя/Там же. С. 429-447; Колесов Д.В. И.В. Сталин: загадки личности. М., 2000; Он же. И.В. Сталин: Право на власть. М., 2000.

В последние годы вышла целая серия работ, затрагивающих сюжеты репрезентации и восприятия власти в различные исторические эпохи. Например: Лобачева Г.В. Самодержец и Россия: Образ царя в массовом сознании россиян (конец XIX – начала XX веков). Саратов, 1999; Лукин П.В. Народные представления о государственной власти в России ХVII века.

М., 2000; Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры Российской революции 1917 года. СПб., 2001; Уортман Р. Сценарии власти.

Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1. От Петра Великого до смерти Николая I. М., 2002; Трепавлов В.В. «Большой хозяин». Русский царь в представлениях народов России XV-XVIII веков//Отечественная история. 2005. № 3. С. 124-138; Eriksonas L. National Heroes and National Identites. Scotland, Norway and Lithuania. Berlin, 2004.

Зубкова Е.Ю. Общество и реформы 1945-1964. М., 1993; Она же. Мир мнений советского человека. 1945-1948 годы. По материалам ЦК ВКП(б)//Отечественная история. 1998. № 3.

С. 25-39 и № 4. С. 99-108;. Она же. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М., 1999; Zubkova E. Russia after the War: Hopes, Illusions, and Disappointments, 1945-1957, trans. Hugh Ragsdale. Armonk, NY, 1998.

Зезина М.Р. Шоковая терапия: от 1953-го к 1956 году//Отечественная история. 1995. № 2.

С. 121-135; Она же. Из истории общественного сознания периода «оттепели»//Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1992. № 6.

Великанова О.В. Образ Ленина в массовом сознании//Отечественная история. 1994. № 2.

С. 177-185; Velikanova O. The public perception of the cult of Lenin based on archival materials.

Lewiston, 2001.

призваны работать на повышение авторитета власти и создавать впечатление единства власти с народом. Отечественные работы по изучению социальных настроений наметили общие контуры анализа образа Сталина в общественном мнении при авторитарных режимах. Однако сама концепция общественного мнения в тоталитарных условиях не получила достаточной теоретической разработки с последующей эмпирической проверкой.

Западная историография проблемы образа Сталина более обширна.

Исследования образа и культа советского «вождя» были начаты на Западе в 1970е годы в работах Р. Такера, Й. Хейцера, Г. Кенена, Р. Марша 11. Для анализа использовались пропагандистские брошюры, биографии «вождя», школьные учебники, а также художественная литература. Развитие социальной истории способствовало появлению монографии Р. Леманна 12. Изучение феномена общественного мнения в условиях диктатуры ведется на Западе с 1980-х годов преимущественно на материале Третьего Рейха (Д. Банкир 13, М. Вирл 14 ). Миф и культ «вождя» был исследован британскими историками – Я. Кершоу 15 на примере Гитлера в Третьем Рейхе и С. Дэвис 16 на примере Сталина в 1930-е годы в Советском Союзе. Итак, авторы сконцентрировались на выявлении национальных специфик образов вождей и условий их восприятия в авторитарных режимах, не затрагивая при этом сюжеты сравнений и взаимовлияний образов политических лидеров в общеевропейском контексте.

В настоящее время историки предпочитают проводить анализ локальных публичных сфер 17, которые в условиях диктатуры служили зачастую Такер Р. Сталин у власти. 1928-1941. История и личность. М., 1997; Tucker R.C. Stalin as Revolutionary 1879-1929. A Study in History and Personality. London, 1974; Oн же. The Rise of Stalin’s Personality Cult//American Historical Review. no. 2/1979; Heizer J.L. The Cult of Stalin, 1929-1939, Ph.D., University of Kentucky, 1977; Koenen G. Die groen Gesnge. Lenin, Stalin, Maotsedun. Fhrerkulte und Heldenmythen des 20. Jh. Frankfurt a.M., 1991; Marsh R. Images of dictatorship: Portraits of Stalin in literature. London/NY, 1990.

Lhmann R. Der Stalinmythos. Studien zur Sozialgeschichte des Personenkultes in der Sowjetunion (1929-1935). Mnster, 1990.

Bankier D. Die ffentliche Meinung im Hitler-Staat: die „Endlsung“ und die Deutschen; eine Berichtigung. Berlin, 1995.

Wirl M. Die ffentliche Meinung unter dem NS-Regime: eine Untersuchung zum sozialpsychologischen Konzept ffentlicher Meinung auf der Grundlage der geheimen Lageberichte des SD ber die Stimmung der Bevlkerung im zweiten Weltkrieg. Mainz, Univ., Diss., 1990.

Kershaw I. Der Hitler-Mythos: Volksmeinung und Propaganda im Dritten Reich. Stuttgart, 1980.

Davies S. Popular Opinion in Stalin’s Russia: terror, propaganda and dissent, 1934-1941.

Cambridge, 1997.

Термин «публичная сфера» (die ffentlichkeit/Public Sphere) получил теоретическую разработку и нашел широкое распространение в немецкой научной культуре. Впервые к анализу категории обратился немецкий социолог Ю. Хабермас в работе под названием «Структурная трансформация публичной сферы. Исследование категории буржуазного общества», опубликованной в 1962 г. В энциклопедии постмодернизма можно найти определение публичной сферы как «неформальной сети для обмена информацией и точками зрения», «как виртуального пространства, в котором выделяются и обсуждаются общественно значимые темы и формируется общественное мнение». Употребление понятия в настоящей работе не укладывается в нормативную модель Хабермаса, так как общественного мнения в его варианте западного гражданского общества в Восточной контролируемыми каналами передачи партийной идеологии в массы и местом социализации «тоталитарного субъекта» 18. Под публичными сферами в данном случае понимаются относительно независимые друг от друга и в то же время находящиеcя в многообразных связях с властью и друг с другом коммуникативные пространства, в которых человек действовал, получал систему ориентаций и жизненных перспектив.

Сюжеты эволюции образа Сталина в общественном мнении в связи с докладом Хрущева на ХХ съезде КПСС нашли отражение в работах отечественного историка Ю.В. Аксютина 19, в альманахе «Неизвестная Россия»

под редакцией В.А. Козлова 20, в немецких публикациях Л. Ансорг 21, а также в сборниках, изданных Д. Байрау и И. Бок 22, И. Кирхайзен 23 и Я. Фойтциком 24.

Проблематика популярных мнений в Восточной Германии стала главным предметом изучения в англоязычных исследованиях М. Эллинсона, Г. Притчэрда, К. Роса 25. Исследования представляют двойной интерес, так как в них Германии в исследуемый период не существовало. Тем не менее термин используется для обоснования специфики «социалистического общественного мнения» в ГДР, концепция которого разрабатывалась восточногерманскими идеологами. См.: Постмодернизм.

Энциклопедия. М., 2001. С. 638-640. Немецкая литература, затрагивающая проблематику исследования «публичных сфер» в исторических исследованиях, обширна. Например:

Habermas J. Strukturwandel der ffentlichkeit. Untersuchungen zu einer Kategorie der brgerlichen Gesellschaft. Frankfurt a.M., 1962; Zagatta M. Informationspolitik und ffentlichkeit. Zur Theorie der politischen Kommunikation in der DDR. Kln, 1984; Requate J.

ffentlichkeit und Medien als Gegenstnde historischer Analyse//Geschichte und Gesellschaft. (1999). S. 5-32; Schildt A. Das Jahrhundert der Massenmedien. Ansichten zu einer knftigen Geschichte der ffentlichkeit//Geschichte und Gesellschaft. 27 (2001). S. 177-206; Fuehrer K.Ch., Hickethier K., Schildt A. ffentlichkeit – Medien – Geschichte. Konzepte der modernen ffentlichkeit und Zugnge zu ihrer Erforschung//Archiv fr Sozialgeschichte. 41 (2001). S. 1- и др.

Например: Kuhn K. Von der Gesellschaft zum Studium der Kultur der Sowjetunion fr DeutschSowjetische Freundschaft und zum Stalin-Kult//Jahrbuch fr historische Kommunismusforschung.

Berlin, 2003. S. 131-139; Kucher K. Der Moskauer Kultur- und Erholungspark. Formen von ffentlichkeit im Stalinismus der dreiiger Jahre. In: Rittersporn G.T., Rolf M., Behrends J.C.

(Hrsg.), Sphren von ffentlichkeit in Gesellschaften sowjetischen Typs. Zwischen parteistaatliche Selbstinszenierung und kirchlichen Gegenwelten. Frankfurt a.M., 2003; Saldern A.v.

ffentlichkeiten in Diktaturen. Zu den Herrschaftspraktiken im Deutschland des 20. Jahrhunderts.

In: Heydemann G., Oberreuther H. (Hrsg.), Diktaturen in Deutschland – Vergleichsaspekte.

Strukturen, Institutionen und Verhaltensweisen. Bonn, 2003. S. 442-475 и др.

Аксютин Ю.В. Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953- гг. М., 2004.

Козлов В.А. Неизвестная Россия, ХХ век. (Альманах). Книга 1-4. М., 1992/1993.

Ansorg L. Kinder im Klassenkampf: die Geschichte der Pionierorganisation von 1948 bis Ende der fnfziger Jahre. Berlin, 1997. C. 145-152.

Beyrau D., Bock I. (Hrsg.), Das Tauwetter und die Folgen. Kultur und Politik in Osteuropa nach 1956. Bremen, 1988.

Kircheisen I. (Hg.), Tauwetter ohne Frhling. Das Jahr 1956 im Spiegel blockinterner Wandlungen und internationaler Krisen. Berlin, 1995.

Foitzik J. (Hrsg.), Entstalinisierungskrise in Ostmitteleuropa 1953-1956. Vom 17. Juni bis zum ungarischen Volksaufstand; politische, militrische und nationale Dimensionen. Paderborn, 2001.

Allinson M. Politics and Popular Opinion in East Germany 1945-1968. Manchester, 2000;

Pritchard G. The Making of the GDR 1945-1953. From Antifascism to Stalinism. Manchester, рассматривается динамика общественных настроений сквозь региональную призму, к тому же с использованием архивных материалов провинций и федеральных земель.

Непосредственно тематике образа Сталина в Восточной Германии посвящено небольшое количество публикаций. Израильский исследователь М.

Азарьяху 26 и немецкий историк К. Клотц 27 предложили концепцию социалистического пантеона вождей и национальных героев восточногерманского государства, в котором Сталину с 1945 по 1961 годы была отведена одна из ключевых позиций. Образ Сталина стал для указанных авторов результатом советизации Восточной Германии, продуктом символической политики и сознательного конструирования со стороны органов пропаганды. В итоге, по мнению авторов, культ советского лидера стал неотъемлемым компонентом политической культуры, который получил последующее развитие в почитании национальных героев и, прежде всего, попытках утверждения культа В.

Ульбрихта.

В последние годы изучение образа Сталина в Восточной Германии набирает темпы. Развитие новых тенденций в гуманитарном знании, связанных с так называемым лингвистическим и иконографическим поворотом, способствовало повышенному вниманию историков к нарративным и визуальным структурам культа «вождя» 28. Я. Плампер и Я. Берендс усматривают корни восточногерманского культа Сталина в общеевропейской традиции культа личности, усиленной представлениями о вожде в среде немецких коммунистов.

Вопросы репрезентации образа Сталина посредством восточногерманских радио, телевидения и иллюстрированных журналов получили освещение в работах немецкого историка Й.-У. Фишера 29. Аспекты инсценировки и драматизации образа Сталина на основе российских источников получили разработку в исследованиях о кино 30, печати 31, литературе 32, массовом советском празднике и фольклоре 34.

2000; Ross C. Constructing Socialism at the Grass-Roots. The Transformation of East Germany, 1945-65. London, 2000.

Azaryahu M. Von Wilhelmplatz zu Thlmannplatz: politische Symbole im ffentlichen Leben der DDR. Gerlingen, 1991.

Klotz K. Fhrerfiguren und Vorbilder. Personenkult in der ra Ulbricht. In: Vorsteher D. (Hrsg), Parteiauftrag: Ein neues Deutschland. Bilder, Rituale und Symbole der frhen DDR. Berlin, 1996.

S. 322-336.

Plamper J. „The Hitler Come and Go…“, the Fhrer stays: Stalin’s Cult in East Germany. In:

Heller K., Plamper J. (Hg.), Personality Cults in Stalinism/Personenkulte im Stalinismus.

Gttingen, 2004. S. 301-329; Behrends J.C. Exporting the Leader. The Stalin Cult in Poland and East Germany. In: Apor B., Behrends J.C., Jones P., Rees E.A. (ed.), The Leader Cult in Communist Dictatorship: Stalin and the Eastern Bloc. Basingstoke, 2004. Р. 161-178; Ders. Die erfundene Freundschaft. Propaganda fr die Sowjetunion in Polen und der SBZ/DDR (1944-1957).

Kln, Weimar, Wien, 2005.

Fischer J.-U. Stalins Geburtstag im ostdeutschen Rundfunk (1945-1956)//Rundfunk und Geschichte. 21 (1995) 4. S. 247-253; Ders. Illustrierte Trauer – staatliche Totenfeiern:

Symbolische Inszenierung der Trauer in der DDR-Illustrierten//SOWI: DDR-Bilder: Staat-StadtHeimat. 1/2004. S. 35-44.

Bulgakowa O. Herr der Bilder – Stalin und der Film, Stalin im Film. In: Agitation zum Glck:

sowjetische Kunst der Stalinzeit. Bremen, 1993. S. 65-96; Ders. Der Man mit der Pfeife oder das Вспомогательную роль в освещении вопросов восприятия образа Сталина в обществах советского типа сыграли работы о феномене харизмы и харизматических личностях. Современные сторонники данного подхода сходятся в том, что харизма является не божественной благодатью (М. Вебер), а результатом сознательной политики инсценировки через средства массовой информации и органы пропаганды, кодирующие партийно-государственные значения в нарративе и иконографии 35. Харизматический лидер признается важным легитимирующим ресурсом власти, способным завоевывать доверие населения и мобилизовывать массы в интересах правящих элит. Кроме того, ряд западных историков (Е. Реес, Ф. Меллер, Я. Плампер) предприняли попытку теоретической концептуализации понятия «культа личности» и экстраполяции исследуемой категории на общеевропейский контекст 36.

Подведем итоги по историографическому обзору. В западной литературе заявленная проблематика рассматривалась как составная часть общих проблем культа личности и процессов советизации. В отечественной историографии, несмотря на возрастающий интерес к истории функционирования обществ советского типа, с одной стороны, и культурной истории сталинизма – с другой, Leben ist ein Traum: Studien zum Stalinbild im Film. In: Fhrerbilder: Hitler, Mussolini, Roosevelt, Stalin in Fotografie und Film/Hrsg. von Martin Loiperdinger, Rudolf Herz, Ulrich Pohlmann. Mnchen, 1995; Hlbusch N. Im Spiegelkabinett des Diktators: Stalin als Filmheld im sowjetischen Spielfilm (1937-1953). Alfeld, 2001.

Brooks J. Thank you, comrade Stalin! Soviet public culture from Revolution to Cold War.

Princeton, 2000.

Добренко Е. Метафора власти. Литература сталинской эпохи в историческом освещении.

Mnchen, 1993; Он же. Между историей и прошлым: писатель Сталин и литературные истоки советского исторического дискурса/Соцреалистический канон. Сборник статей под общей редакцией Х. Гюнтера и Е. Добренко. СПб., 2000. С. 639-672; Гюнтер Х.

Тоталитарное государство как синтез искусств/Там же. С. 7-15; Он же. Архетипы советской культуры/Там же. С. 743-784; Kларк К. Положительный герой как вербальная икона/Там же.

С. 569-584; Юстус У. Возвращение в рай: соцреализм и фольклор/Там же. С. 70-86.

Рольф М. Советский массовый праздник в Воронеже и Центрально-Черноземной области России (1927-1932). Воронеж, 2000; Rolf M. The Leader’s Many Bodies: Leader Cults and Mass Festivals in Voronezh, Novosibirsk and Kemerovo in the 1930s. In: Heller K., Plamper J. (Hg.), Op.cit. S. 197-206.

Борев Ю.Б. Сталиниада. М., 2003; Miller F. Folklore for Stalin: Russian Folklore and Pseudofolklore of the Stalin Era. New York,1990.

Husermann J. (Hrsg.), Inszeniertes Charisma. Medien und Persnlichkeit. Tbingen, 2001;

Nippel W. Virtuosen der Macht: Herrschaft und Charisma von Perikles bis Mao. Mnchen, 2000;

Gebhardt W. Charisma als Lebensform: zur Soziologie des alternativen Lebens. Berlin, 1994;

Soboth Ch. Hitler – Inszenierung eines Charismas. In: Husermann J. (Hrsg.), Inszeniertes Charisma. Medien und Persnlichkeit. Tbingen, 2001. S. 129-153; Gries R. „Walter Ulbricht – das sind wir alle!“ Inszenierungsstrategien einer charismatischen Kommunikation. In: Mller F.

(Hg.), Charismatische Fhrer der deutschen Nation. Mnchen, 2004. S. 193-218.

Rees E.A. Leader Cults: Varieties, Preconditions and Function. In: Apor B., Behrends J.C., Jones P., Rees E.A. (ed.), The Leader Cult in Communist Dictatorship: Stalin and the Eastern Bloc.

Basingstoke, 2004. Р. 3-26; Plamper J. Modern Personality Cults. In: Heller K., Plamper J. (Hg.), Personality Cults in Stalinism/Personenkulte im Stalinismus. Gttingen, 2004. P. 13-42; Mller F.

Einfhrung: Zur Theorie des charismatischen Fhrers im modernen Nationalstaat. In: Ders.

(Hrsg.), Charismatische Fhrer der deutschen Nation. Mnchen, 2004. S. 1-18.

тема образа «вождя» на периферии социалистического содружества не получила достаточной разработки, а вопросы восприятия, а также роли «вождя» в системе партийно-государственных и социальных значений были главным образом изучены на российском материале. В качестве основного пробела в современных исследованиях можно отметить недостаток внимания к ментальному уровню социальной перцепции, реакциям населения на предлагаемый «сверху» продукт пропаганды. В целом, в отечественной и зарубежной историографии не существует работ, в которых бы проводился комплексный анализ образа Сталина как партийно-государственного и социокультурного феномена в Восточной Германии.

Степень изученности проблемы позволяет сформулировать цель диссертационного исследования, которая заключается в изучении механизма производства и функционирования общественного мнения о Сталине в Восточной Германии.

Реализация поставленной цели предполагает выполнение следующих исследовательских задач:

• проанализировать стратегии репрезентации образа Сталина со стороны власти и аппарата пропаганды, с одной стороны, и выявить процессы восприятия, интерпретации и реакций населения на предлагаемый «сверху» пропагандистский имидж советского «вождя» - с другой;

• определить каналы экспорта культа Сталина из СССР в Восточную • выявить структуру и содержание образа Сталина, базировавшегося на политических символах, мифологии и ритуалах; обозначить коммуникативную схему трансляции комплекса идеологических значений в массы и возможности социальных акторов в построении • определить символические ресурсы образа Сталина для политической системы и общества Восточной Германии;

• проанализировать влияние социальной структуры восточногерманского общества на мнения о «вожде»;

• исследовать силу воздействия образа Сталина на массовое сознание восточных немцев, а также выявить степень проникновения мифа «вождя» в повседневную социалистическую реальность;

• определить границы господствующего общественного мнения за счет дисциплинирующих техник исключения/включения;

• изучить влияние доклада Хрущева о культе личности на ревизию образа Сталина в СЕПГ и восточногерманском обществе.

Поставленные цель и задачи обусловили выбор теоретикометодологической основы исследования, определив необходимость привлечения главных положений и категорий культурной истории пропаганды 37. В рамках Daniel U., Siemann W. (Hrsg.), Propaganda. Meinungskampf, Verfhrung und politische Sinnstiftung (1789-1989). Frankfurt a.M., 1994; Gries R. Propagandageschichte als Kulturgeschichte. Methodische Erwartungen und Erfahrungen//Deutschland Archiv. 33 (2000) 4.

S. 558-570; Satjukow S., Gries R. Zur Konstruktion des „sozialistischen Helden“. Geschichte und Bedeutung. In: Ders. (Hg.), Sozialistische Helden: eine Geschichte von Propagandafiguren in данного направления Сталина стоит рассмотреть в качестве символической персоны, с помощью которой власть легитимировала и раскрывала идею социализма в образе советского руководителя. Пропаганда предстает главным инструментом режима СЕПГ в деле производства сети официальных значений и смыслов, задававших правила интеракций власти с обществом. Наряду с традиционными методами исторического познания – проблемнохронологического, описательного, компаративного, в работе над источниками применялись методы качественного анализа текста или дискурсивного анализа с целью воссоздания наиболее цельной картины исследуемой проблематики.

Привлечение понятийного аппарата и методов новой политической истории 38, истории поколений 39 и истории эмоций 40 способствовало более детальному анализу образа Сталина в мире мнений Восточной Германии.

Источниковая база исследования представлена широким кругом архивных и опубликованных материалов, которые условно можно подразделить на несколько групп.

1. Основное внимание при работе над диссертацией уделялось архивным актам партийных и государственных органов Восточной Германии, хранящихся в Федеральном архиве ФРГ (SAPMO-Bundesarchiv). Они позволили реконструировать официальный образ Сталина и определить границы разрешенного (дозволенного) знания о советском лидере. Так, протоколы заседаний политбюро ЦК СЕПГ отражают процессы принятия решений относительно формирования, укрепления и ревизии образа Сталина в ГДР 41.

Анализ этих документов позволяет делать выводы о роли политической элиты Восточной Германии в определении партийно-государственного знания о «лучшем друге немецкого народа». Вместе с тем, задачи исследования обусловили необходимость привлечения более широкого круга источников для восстановления исторического контекста и условий пропаганды о Сталине. В связи с этим широко использовались акты отдела партийных органов при ЦК Osteuropa und der DDR. Berlin, 2002. S. 15-34; Gries R. Zur sthetik und Architektur von Propagemen. berlegungen zu einer Propagandageschichte als Kulturgeschichte. In: Ders., Schmale W. (Hg.), Kultur der Propaganda. Bochum, 2005. S. 9-35.

Landwehr A. Diskurs-Macht-Wissen. Perspektiven einer Kulturgeschichte des Politischen//Archiv fr Kulturgeschichte. 85 (2003) 1. S. 71-117; Nicklas Th. Macht-PolitikDiskurs. Mglichkeiten und Grenzen einer Politischen Kulturgeschichte//Archiv fr Kulturgeschichte. 86 (2004) 1. S. 1-25.

Reulecke J. (Hrsg.), Generationalitt und Lebensgeschichte im 20. Jahrhundert. Mnchen, 2003;

Schle A., Ahbe Th., Gries R. (Hrsg.), Die DDR aus generationengeschichtlicher Perspektive. Eine Inventur. Leipzig, 2005.

Benthien C. (Hrsg.), Emotionalitt: zur Geschichte der Gefhle. Kln, Weimar, Wien, 2000;

Ldtke A. Emotionen und Politik – zur Politik der Emotionen//SOWI. 3/2001. S. 5-13; Frevert U.

Angst vor Gefhlen? Die Geschichtsmchtigkeit von Emotionen im 20. Jahrhundert. In: Nolte P.

(Hrsg.), Perspektiven der Gesellschaftsgeschichte. Mnchen, 2000. S. 95-111; Flam H. Soziologie der Emotionen: Eine Einfhrung. Konstanz, 2002.

Stiftung Archiv der Parteien und Massenorganisationen der ehemaligen DDR im Bundesarchiv (SAPMO-BArch): Politbro des ZK der SED (Protokolle), 1949-1960: DY 30/IV 2/2/31, 37, 49, 57, 59, 60, 61, 62, 68, 73, 79 и др.; Politbro des ZK der SED (Protokolle), 1949-1960: DY 30 J IV 2/2/260, 262, 266, 267, 268, 269 и др.

СЕПГ, координировавшего работу парторганизаций в регионах 42. Данные документы иллюстрируют широкий диапазон поведенческих практик принятия и отторжения образа Сталина со стороны населения.

2. Обращение к актам министерства государственной безопасности (Штази) позволило определить границы толерантности режима СЕПГ в отношении народной интерпретации официального знания о Сталине 43. Отчеты сотрудников Штази об общественных настроениях по поводу смерти «вождя» и доклада Хрущева на ХХ съезде КПСС до настоящего времени не были введены в научный оборот. Сводки и доносы позволили сделать выводы о тоталитарной природе диктатуры СЕПГ в Восточной Германии, стремившейся к подавлению свободы личности, исключению плюрализма мнений и мобилизовывавшей для борьбы с оппозиционными режиму настроениями репрессивные ресурсы органов юстиции и суда, структур государственной безопасности и разведки. Акты позволяют реконструировать образ врага, использованный партией и государством для изоляции носителей других (отличных от партийногосударственных) мнений и для охраны границ официального дискурса о Сталине.

3. Стратегиям адаптации образа Сталина к различным социальным группам, с одной стороны, и вопросам государственной мобилизации общества посредством пропагандистских кампаний – с другой, посвящены акты массовых организаций. Материалы Общества германо-советской дружбы 44 и Союза свободной немецкой молодежи 45 позволили определить роль политических акторов в пропаганде культа Сталина в Восточной Германии. Источники данной группы содержат богатый материал об общественных умонастроениях и иллюстрируют широкий диапазон коммуникативных практик вокруг образа советского лидера.

4. Российские архивные материалы фонда СВАГ (ГАРФ), содержащие политдонесения о настроениях населения, о чрезвычайных происшествиях, о работе органов пропаганды с немецким населением, о курсировавших слухах, выдержки из перлюстрированных писем гражданского населения, позволили сделать выводы о социальной привлекательности и/или отторжении образа Сталина в Восточной Германии, о мероприятиях СВАГ в деле легитимации персоны «вождя», о контрольных механизмах, фиксировавших границы официального общественного мнения 46. Кроме того, знакомство с методами ZK der SED, Parteiorgane: SAPMO-BArch, DY 30/IV/2/5/260, 264, 267, 268, 269, 273, 275, 282, 283, 284, 289, 1227, 1252 и др.

Die Bundesbeauftragte fr die Unterlagen des Staatssicherheitsdienstes der ehemaligen Deutschen Demokratischen Republik (BStU), BV Gera AGI 9/55 B.II.; BVfS Leipzig – Leitung 815/01, 815/03; BV Karl-Marx Stadt AU 160/53; BV Suhl AU 9/53, 11/53, 12/53, 13/53, 19/53, 28/53, 39/53; MfS AS 216/56, 89/59; MfS – Bdl./Dok. 2709, 2710, 50823, 50827 и др.

Gesellschaft fr deutsch-sowjetische Freundschaft (GDSF): SAPMO-BArch, DY 32/5699, 6153, 6163, 6167, 6172, 6980, 7089, 10036, 10072, 10080, 10266, 10271 и др.

Freie Deutsche Jugend (FDJ): SAPMO-BArch, DY 24/241, 1012, 1013, 2408, 2409, 2410, 2412.

Например: Государственный Архив Российской Федерации (ГАРФ), Ф. 7077 Управление Советской военной администрации провинции Бранденбург, О. 1, Д. 27, 35, 179, 180, 198, 199, 212, 234, 247; Ф. 7103 Управление Советской военной администрации провинции Мекленбург, О. 1, Д. 10, 21, 22, 25, 26, 46, 47, 56, 73; Ф. 7133 Управление Советской военной работы СВАГ и последующими на нее реакциями населения указывают на существенные различия немецкой и российской политических культур. О каналах культурного экспорта образа «вождя» в Восточную Германию свидетельствуют документы ВОКС (ГАРФ) 47, которые следует анализировать в сочетании с материалами Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС (РГАСПИ) 48.

Спектр использованных в работе опубликованных источников весьма широк: наряду с литературой органов пропаганды 49 сюда вошли социалистическая печать 50, мемуары и воспоминания сотрудников СВАГ 51, а также работников партийно-государственного аппарата режима СЕПГ 52, отчеты о поездках в Советский Союз представителей массовых организаций 53. В отдельную подгруппу следует выделить аудио-визуальные источники 54, которые позволяют проникнуть в «официальное настроение» восточногерманского общества конца 1940-х – начала 1950-х годов и выявить пропагандистские стратегии власти, рассчитанные на проникновение образа «вождя» в частное пространство индивида. Особую ценность представляет обращение к визуальным источникам, а именно: картинам, фотографиям, плакатам и почтовым маркам, администрации земли Саксония-Ангальт, О. 1, Д. 60, 87, 228, 252, 274 и др.

ГАРФ, Ф. 5283 ВОКС (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей), О. 16, Д.

133, 134, 136, 137, 138, 139, 142, 143, 144, 146, 147, 152, 154, 159, 165, 182, 187, 188, 202; О.

21, Д. 170, 208, 224.

РГАСПИ, ф. 17, о. 132 ЦК ВКП(б). Отдел пропаганды и агитации, д. 23, 108, 140, 250, 310, J.W. Stalin. Baumeister des Sozialismus-Kommunismus. Verlag Junge Welt; Stalin, der beste Freund des deutschen Volkes. Anleitung fr die Schulung der Aufklrungsgruppen in der 2. Hlfte des Monats Dezember 1952/Hrsg. vom Bro des Prsidiums des Nationalrates der Nationalen Front des demokratischen Deutschland. 1952; Stalin, der groe Feldherr und Organisator des Sieges ber den Faschismus. Leseheft fr den Zirkel zum Studium der Biographie J.W. Stalins.

Verlag Junge Welt; Stalin und die Jugend. Leseheft fr den Zirkel zum Studium der Biographie J.W. Stalins/Hrsg. vom Zentralrat der Freien Deutschen Jugend, Abt. Propaganda. Verlag Junge Welt, 1953 и др.

В первую очередь к анализу привлекалась газета «Нойес Дойчланд» (Neues Deutschland) – печатный орган ЦК СЕПГ, которая зеркально отражала мнение власти и транслировала в массы официальный миф Сталина.

Тюльпанов С.И. В первые послевоенные годы на немецкой земле//Новая и новейшая история. 1984. № 2. С. 121-136; № 4. С. 104-124; Semjonow W. S. Von Stalin bis Gorbatschow.

Ein halbes Jahrhundert in diplomatischer Mission 1939-1991. Berlin, 1995; Tjulpanow S.I.

Deutschland nach dem Kriege (1945-1949): Erinnerungen eines Offiziers der Sowjetarmee/Sergej Tjulpanow. Hrsg. von Stefan Doernberg. Berlin, 1987; Falin V. Politische Erinnerungen. Mnchen, 1993.

Gniffke E.W. Jahre mit Ulbricht. Kln, 1966; Кantorowicz A. Deutsches Tagebuch. Mnchen, 1959, 1961 и др.

Claudius E. Notizen nebenbei. Berlin, 1948. Hermlin S. Russische Eindrcke. Berlin, 1948.

CDs: Stimmen des 20. Jahrhunderts: Stalinallee – Stalinstadt (1997); Parteiauftrag: Ein neues Deutschland I - Die frhe DDR in Tondokumenten 1949-1959 (1996); Parteiauftrag: Ein neues Deutschland II - Die frhe DDR in Tondokumenten 1949-1958 (1997). Eine Produktion des Deutschen Historischen Museums Berlin und des Deutschen Rundfunkarchivs Frankfurt/M. und Potsdam-Babelsberg и др.

запечатлевшим иконографическую составляющую официального дискурса о Сталине 55.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что в нем предпринята попытка комплексного анализа проблемы, практически не разработанной не только в отечественной, но и в зарубежной исторической науке.

На конкретном эмпирическом материале пропаганды образа Сталина в Восточной Германии апробируется концепция общественного мнения в условиях авторитарных режимов. Предлагаемая коммуникативная схема анализа конструкции «вождя» в контексте социалистической диктатуры (ГДР) помогает пролить свет на механизм производства знания о Сталине «сверху», а также его восприятия, интерпретации, переработки социальными акторами, то есть «снизу».

В научный оборот вводится большое количество источников, ранее не известных не только в отечественной, но и в зарубежной историографии.

Комплексное использование российских и германских источников позволяет скорректировать ряд существующих в зарубежной историографии выводов по вопросам производства, экспорта, адаптации и социальной перцепции образа Сталина в странах народной демократии. Использование современных концепций и методик в русле новой политической истории позволило по-новому взглянуть на казавшиеся ранее неправомерными вопросы об общественном мнении в условиях диктатуры, социальном измерении культа личности, специфике функционирования обществ советского типа. Данный комплекс проблем позволил рассмотреть формирование образа Сталина в качестве коммуникативного процесса между государством и обществом, который протекал непрерывно в форме диалога, противостояния и/или конкуренции.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования результатов исследования для проведения лекционных и семинарских занятий в рамках курсов по всеобщей истории. Использованные методы интерпретации и анализа источников могут быть применены для спецкурсов по источниковедению. Кроме того, отдельные положения и выводы диссертации могут быть использованы как историками-германистами, так и представителями смежных дисциплин в научно-исследовательской работе. Не являясь исчерпывающим анализом всех аспектов репрезентации и механизмов интерпретации образа «вождя» в обществах советского типа, настоящая работа может стимулировать дальнейшее изучение ментального уровня феномена культа личности в общеевропейском и, более того, в трансатлантическом контексте.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении содержится постановка проблемы, обосновывается актуальность и научная новизна исследования, определяются его хронологические рамки и территориальные границы, анализируется степень Сбор визуальных источников по теме исследования проходил в Федеральном Архиве ФРГ (Bundesarchiv) г. Кобленц и г. Берлин, а также в Архиве (фото)иллюстраций Германского исторического музея г. Берлин (Bildarchiv des Deutschen Historischen Museums).

изученности проблемы в отечественной и зарубежной исторической науке, формулируются цели и задачи исследования, характеризуется методологический подход работы, приводится обзор источниковой базы.

В первой главе - «Эволюция образа Сталина в Советской оккупационной зоне Германии» - рассмотрен исторический контекст, необходимый для понимания условий становления и укрепления официального имиджа «вождя» в Восточной Германии.

Первый параграф – «Создание механизма сбора общественных настроений Советской военной администрацией (СВАГ)» - посвящен характеристике структур, средств и методов сбора общественных умонастроений восточных немцев со стороны оккупационных властей. Внимание сосредоточено на информационной политике СВАГ, ориентированной на проведение в жизнь концепции «единого общественного мнения» и приведения широкого диапазона мнений населения к единому знаменателю, то есть к официальному мнению «диктатуры дискурса». Мнения восточных немцев с самого начала заинтересовали советские оккупационные власти. Управление пропаганды/информации под руководством С.И. Тюльпанова, созданное в августе 1945 г., сыграло ключевую роль в становлении механизма сбора общественных настроений. 30 ноября 1945 г. был издан указ о регулярной подготовке по каждому административному округу и провинции политдонесений с указанием курсирующих среди населения слухов и мнений. Приказом СВАГ от 8 апреля 1946 г. к составлению сводок и донесений были привлечены структуры гражданской немецкой власти. При администрациях земель создавались «информационные отделы», которые обрабатывали первичные отчеты представителей политических партий, массовых организаций, местных властей и органов безопасности. Только после этого отчеты напрявлялись в центральное бюро в Карлсхорсте. В обязательном порядке одна из копий направлялась в оперативныйй сектор МВД для расследования особо опасных случаев. Таким образом, с помощью законодательных инициатив, наличия материальных ресурсов и рычагов политического влияния СВАГ удалось выстроить отлаженный механизм не только сбора, но и отслеживания, контроля и борьбы с оппозиционными режиму настроениями.

Во втором параграфе – «Роль Сталина в формировании Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) как «партии нового типа»»

- прослеживается процесс постепенной сталинизации СЕПГ. Качественный состав СЕПГ, созданной 21 декабря 1946 г. путем слияния КПГ и СДПГ, свидетельствует о том, что партия отнюдь не являлась единой в оценке лидера Советского Союза.

Можно выделить минимум три позиции ее членов. Сторонниками Сталина являлись В. Пик, В. Ульбрихт, А. Аккерман и другие коммунисты, которые пребывали в период национал-социализма в СССР и заняли в послевоенной Восточной Германии ключевые руководящие посты. Сильный внутрипартийный блок составили бывшие члены СДПГ, видевшие в пропаганде Сталина угрозу установления новой диктатуры по образцу Гитлера. Третью группу в СЕПГ составили молодые члены партии, для которых принятие сталинизма означало быстрый карьерный рост и доступ к системе партийно-государственных привилегий.

В 1947-1948 гг. СЕПГ отказалась от «особого немецкого пути к социализму», объявив укрепление дружбы с СССР в качестве новой линии партии. Важную роль в советизации СЕПГ сыграли регулярные консультации руководства СЕПГ со Сталиным в Москве. Личные беседы представляли для восточногерманских политиков уникальный шанс оперативного решения актуальных проблем и артикулирования интересов, минуя многочисленные бюрократические инстанции СВАГ и ЦК ВКП(б). Для руководства СЕПГ реальная и символическая персона Сталина стала источником политической власти, а также материально-экономическим гарантом ее осуществления.

Следовательно, образ «вождя» использовался политической элитой Восточной Германии для укрепления восточногерманской государственности, утверждения культа партии, для оправдания борьбы с оппозиционными мнениями и легитимации партийных чисток.

В третьем параграфе – «Мнения восточных немцев о Сталине» оцениваются социальные, экономические, политические условия жизни населения, повлиявшие на разнообразные оценки о советском лидере. Негативные характеристики в адрес Сталина были связаны с отсутствием прогресса в решении актуальных послевоенных проблем (голода, безработицы, отсутствия жилья, разрушения семейно-родственных отношений), волной грабежей и насилия со стороны солдат Красной Армии в отношении гражданского населения, крайне непопулярной политикой репараций и демонтажа промышленности, установления границы по Одеру и Нейсе. В данных условиях официально пропагандируемому образу советского лидера пришлось конкурировать с образом Гитлера, который для профашистски настроенной части населения стал символом национальной независимости и государственного самоопределения. В то же время выступления против Сталина указывали на дефицит демократических принципов в советской зоне оккупации и свидетельствовали об ориентации значительной части населения на Запад.

Для сторонников же советского курса в Восточной Германии «вождь»

стал залогом решения германского вопроса и гарантом всесторонней помощи немцам. Послевоенная ситуация дестабилизации, дезориентации, кажущейся бесперспективности делала образ лидера СССР привлекательным для населения советской зоны. С образом Сталина власть предлагала не столько путь к социализму, сколько возможность разрешения актуальных политических, экономических, морально-ценностных проблем. Пропаганда нового «вождя»

предлагала немецкому обществу приобщиться к новым жизнеутверждающим ценностям, сплотившись вокруг харизматической личности.

Для основной массы общества оценки «лучшего друга» носили ситуативный характер, то есть были зависимы от успехов и неудач политического курса СВАГ и СЕПГ, от фактора личного обустройства в послевоенной жизни.

Столь амбивалентная перцепция образа Сталина в советской зоне была обусловлена отсутствием четко оформившегося и институционализированного дискурса о «вожде».

Все поколения послевоенной Германии стали свидетелями становления партийно-государственного образа Сталина. Каждый по-разному приспосабливался к процессам советизации, выстраивая личные стратегии либо интеграции в новую реальность, либо ее сознательного отклонения. Поэтому пропаганда «лучшего друга немецкого народа» вызвала к жизни широкий спектр социальных практик, простиравшихся от активного участия в общественнополитической жизни «новой Германии» до пассивного или открытого протеста.

Однозначным был лишь тот факт, что обязательной предпосылкой продвижения по социальной лестнице, а также оптимизации экономических, культурных и символических ресурсов индивида в условиях диктатуры являлось почитание «вождя».

Во второй главе – «Образ Сталина в ГДР: между властью и обществом» - анализируются стратегии репрезентации и конструирования официального знания о Сталине, с одной стороны, и восприятие дискурса о Сталине восточногерманским населением – с другой. Образ Сталина предстает продуктом символической коммуникации между властью, или сферой посланий и репрезентаций, и обществом, или сферой интерпретаций.

В первом разделе параграфа – «Сфера посланий и репрезентаций в общественном мнении о Сталине» - речь идет об уровне производства официального знания о советском лидере со стороны государственного и партийного аппарата. Рассматриваются авторы, приемы нарративного и визуального конструирования мифа «вождя», адресованного социальным акторам с целью их мобилизации в интересах режима СЕПГ.

В первом подпараграфе – «Экспорт советского мифа «вождя» в Восточную Германию» - изучаются каналы трансляции советского знания о Сталине из СССР в ГДР. Окончательный раскол Германии на две половины и создание двух немецких государств, сталинизация СЕПГ, начало реализации двухлетнего экономического плана (1948-1950 гг.), проведение внутрипартийных чисток и просоветская ориентация политической элиты стали исходными предпосылками для создания благоприятных условий экспорта мифа «вождя».

Большое влияние на утверждение культа Сталина сыграла традиция «вождя» в германском коммунистическом и рабочем движении.

Советские материалы мифа «вождя» разделяются на три группы: статьи и труды членов политбюро ЦК ВКП(б), идеологические материалы сотрудников аппарата пропаганды, произведения творческой и интеллектуальной элит. Данный круг текстов составил основу советского нарратива о «вожде», установив риторические и иконографические эталоны написания мифа о Сталине.

Решающим стимулом для переноса и легитимации образа Сталина в Восточной Германии стала подготовка к празднованию 70-летия «вождя», инициированная политбюро ЦК СЕПГ и массовыми организациями социалистической диктатуры (ОГСД, ССНМ) в 1949 г. Политическая элита, аппарат пропаганды и творческая интеллигенция ГДР подхватили эстафету выпуска текстуальной и визуальной продукции о жизни и деятельности Сталина. Власть монополизировала право производства знания о Сталине, приняв ряд законодательных инициатив по гомогенизации творчества о «вожде» и при одновременной институционализации дискурса в рамках Института Маркса-Энгельса-Ленина в Берлине. Среди приоритетных каналов экспорта посредством МИД СССР, Советского Информбюро и ВОКС стоит отметить перевод и выпуск литературы на немецком языке, организацию выставок и концертных программ, киноиндустрию. За сохранением канонов экспортируемого образа Сталина была выстроена схема двойного контроля: со стороны ЦК ВКП(б) в Москве и со стороны ЦК СЕПГ в Берлине.

Во второй части – ««Лучший друг немецкого народа»: нарративные и визуальные структуры образа Сталина» - анализируются дискурсивные стратегии власти, с помощью которых режим СЕПГ конструировал, адаптировал и легитимировал советский имидж Сталина в Восточной Германии. Одной из центральных форм репрезентации мифа стала биография, в контексте которой разрабатывались главные роли «вождя»: классика марксизма-ленинизма, искусного оратора и руководителя, Ленина наших дней, великого полководца и борца за мир. Для адаптации советского мифа о «вожде» к восточногерманским реалиям был использован дискурс благодарности за освобождение от националсоциалистической угрозы, эволюционировавший впоследствии в нарратив исторически прочной германо-советской дружбы и даже общегосударственной любви восточных немцев к советскому руководителю. Формула «лучший друг немецкого народа», которой стал обозначаться Сталин, апеллировала к национальной риторике, взывая к патриотическим чувствам немцев и постоянно подпитывая коллективные ожидания возрождения единого германского государства и великой немецкой нации. Включение мифа Сталина в дискурс холодной войны позволило режиму СЕПГ заявить о монопольном праве представительства немецкого народа в борьбе за мир и воссоединение Германии.

Чрезвычайная эмоциональная насыщенность мифа Сталина стала одной из техник социалистической диктатуры на пути к управлению общественными настроениями в интересах политической элиты, а также каналом трансляции официальной картины мира от власти социальным акторам, средством вовлечения индивида в сферу большой политики.

В центре внимания третьего подпараграфа – «Миф Сталина в пропаганде социалистического стиля жизни: стратегии инсценировки «нового человека»» - находятся вопросы репрезентации жизненного пространства «нового человека», который, согласно пропаганде, должен был стать идеальным носителем официального образа Сталина. Для привлечения населения на сторону СЕПГ пропагандировался некий стандарт роскошного образа жизни, прописанного в качестве составной части мифа Сталина. В обмен на принятие образа «вождя» и поддержку СЕПГ звучали обещания высокого потребительского уровня и выполнения социальных гарантий со стороны государства. Однако в реальности миф «вождя» обладал ограниченными ресурсами, которые могли быть предоставлены в распоряжение лишь избранной касте – героям социалистического труда, активистам, лауреатам национальных премий. Данная группа населения, достигшая высокого социального статуса, должна была стать своеобразной рекламой социализма, мотивируя и мобилизуя массы на реализацию целей режима СЕПГ.

Проникновение мифа в повседневную реальность предполагало мифологизацию пространства и времени. Центральные места-репрезентанты, символизировавшие воплощение в жизнь первых успехов социалистического строительства, получили имя Сталина. Отметим лишь Аллею Сталина в Берлине и город им. Сталина, центр жизни которого образовывал металлургический комбинат имени «вождя». Однако чрезмерная манипуляция ожиданиями населения и растущее разочарование вследствие нереализованности пропагандистской утопии стали одной из причин народного восстания в июне 1953 года, которое начиналось на Аллее Сталина в Берлине и вскоре охватило всю территорию ГДР.

Вторая часть второй главы – «Сфера интерпретаций в общественном мнении о Сталине» - сфокусирована на вопросах восприятия официального дискурса о Сталине социальными группами и отдельными индивидами. Под сферой интерпретаций понимается пространство общественного мнения, в котором население могло адаптировать предлагаемое «сверху» знание о советском руководителе в соответствии с собственными потребностями, желаниями и интересами. Рассматриваются каналы, формы и условия передачи пропагандистского мифа «вождя» социальным акторам, с одной стороны, и процессы восприятия, интерпретации и реакций адресатов на предлагаемый властью культ личности – с другой.

В первом подпараграфе – «Ритуалы культа Сталина в календаре социалистических праздников» - исследуются стратегии интеграции образа советского руководителя в комплекс социалистических ритуалов, служивших практической стороной отправления культа. На протяжении нескольких лет, начиная с 1949 г., празднование дня рождения Сталина являлось апофеозом годового цикла партийно-государственных дат. Каждый праздник сопровождался мобилизационными, дисциплинарными и индоктринационными пропагандистскими кампаниями, преследовавших цель формирования единого общественного мнения о Сталине. Плотный график социалистических ритуалов регулярно сталкивал индивида с официальной идеологией, создавая возможности политической социализации населения и рассчитывая на укрепление социальной базы режима.

Во втором подпараграфе – «Массовые организации в формировании образа «вождя» и мобилизации населения» - изучена роль Союза свободной немецкой молодежи и Общества германо-советской дружбы в пропаганде культа Сталина в ГДР. Массовые организации как составное звено политической системы обладали возможностями и ресурсами влияния на сознание масс, способствуя привлечению населения к сотрудничеству с властью. Третьи всемирные игры молодежи и студенчества в августе 1951 г., месячники германосоветской дружбы, творческие конкурсы литературных произведений, стихотворений или рисунков о Сталине, создание системы партийного обучения с марксистско-ленинской идеологией служили приемами формирования социальной базы для режима СЕПГ не только в Восточной Германии, но и каналами популяризации советского лидера в Западной Германии. Массовые организации являлись организованными и контролируемыми со стороны власти публичными сферами, в которых происходил процесс воспитания социалистического человека. Успешность принятия образа Сталина человеком обеспечивалась возможностями повышения социального и профессионального статуса в обмен на поддержку гомогенности дискурса о «лучшем друге немецкого народа».

Третий подпараграф – «Инсценировка государственного траура и общественные реакции на смерть Сталина» - сфокусирован на символической составляющей переживания восточными немцами партийно-государственного траура в связи со смертью советского лидера в марте 1953 г. Государственный траур, продолжавшийся в течение шести дней, позволяет говорить о закреплении социалистической погребальной культуры в Восточной Германии. Центральную роль в драматизации траура и вовлечении населения в прощальные церемонии выполнили социалистические средства массовой информации. Ситуация потери центрального политического символа режима СЕПГ повлекла за собой попытку установления поминального культа «вождя», день смерти которого должен был стать общенациональным днем памяти немцев. Организованное переживание траура было рассчитано на конструктивное преодоление кризисной ситуации посредством ритуализированных действий и попытки переноса символического капитала «вождя» на лидеров СЕПГ. Гораздо больший акцент в пропагандистской работе стал делаться на популяризацию немецких национальных героев – Р.

Люксембург, Э. Тельмана, К. Маркса и Ф. Энгельса, хотя инерция почитания Сталина сохранялась вплоть до разоблачительного доклада Хрущева в 1956 г.

В четвертой части – «Границы общественного мнения о Сталине:

репрессивные механизмы контроля и социального дисциплинирования» - на примере амбивалентных мнений и реакций населения в связи со смертью Сталина воссоздаются символические границы общественного мнения, устанавливаются пределы толерантности режима СЕПГ по отношению к населению.

Оппозиционные власти мнения инициировали поведенческие практики, нарушавшие пропагандируемую теорию общественного консенсуса и единого общественного мнения в ГДР. Активность социальных акторов проводила символические границы диктатуры, за которыми всесилие власти не могло быть тотальным. Разработанная формула «врага народа» стала надежным инструментом в реализации репрессивной политики социального дисциплинирования и контроля за миром мнений восточных немцев. Осуждение с титулом врага народа вело к фактическому исключению индивида из социальнополитической системы общества. Образ врага был инструментализирован и объективирован в работе партийно-государственных органов власти: аппарата юстиции и суда, министерства государственной безопасности и народной полиции, стоящих на страже границ сакрального знания о Сталине. Реакции «снизу» демонстрировали неприятие официального образа «лучшего друга немецкого народа», указывая на слабую социальную базу диктатуры и ориентацию населения на Запад. Единая конструкция образа Сталина в сфере партийно-государственных посланий и репрезентаций сталкивалась с многоликой обработкой знания о «вожде» в сфере интерпретаций – уровне активности социальных акторов.

Третья глава – «Влияние доклада Хрущева «О культе личности и его последствиях» на ревизию образа Сталина в ГДР» - посвящена оценке роли доклада Хрущева в эволюции восточногерманского политического курса, а также общественным реакциям на него.

В первом параграфе – «Внутрипартийные дискуссии СЕПГ о культе личности и принципах коллективного управления» - анализируются последствия доклада Н.С. Хрущева, повергшего в шок политическую элиту Восточной Германии. 4 марта 1956 г. В. Ульбрихт в отчетной статье о поездке на ХХ съезд КПСС заявил, что Сталина нельзя причислять к классикам марксизма-ленинизма, предложив возврат к ленинским нормам и принципам коллективного управления.

Предание «секретного» доклада широкой общественной огласке, прежде всего вследствие близости Запада, способствовало распространению дискуссий среди рядовых членов СЕПГ. Руководство ГДР теряло контроль над дискурсом о «вожде» из-за отсутствия прямых указаний к действию из Москвы. Разрушение мифологемы «вождя» повлекло за собой многочисленные отказы от вступления в партию, от изучения марксизма-ленинизма, от участия в партийной жизни и почитания советского лидера. Набирающая темпы ревизия образа Сталина вызвала сомнение в правильности политического курса строительства социализма в ГДР, а также способствовала выплеску агрессии на местное и центральное партийно-государственное руководство. Компенсировать стабильность в пошатнувшемся символическом порядке было призвано обращение к традиционным персонам социал-демократического, коммунистического и рабочего движения Германии. Очередным интеграционным символом, указывавшим на необходимость сохранения германо-советской дружбы, стал В.И.

Ленин, 100-летний юбилей со дня рождения которого был с широким размахом отпразднован в ГДР в 1970 г.

Во втором параграфе – «Общественные реакции в свете дискуссий по «вопросу о Сталине»» - изучены амбивалентные практики населения, ставшие следствием изменения официальных представлений о «лучшем друге немецкого народа». Практически все слои восточногерманского общества оказались втянутыми в дискуссии о культе личности. Специфика восточногерманского варианта ревизии имиджа Сталина заключалась в отсутствии психологической подготовки к решениям ХХ съезда КПСС. Если в СССР тенденция пересмотра сталинского курса была начата сразу же после смерти «вождя», то в ГДР наблюдался прямо противоположный процесс расцвета культа Сталина. Вплоть до выступления Хрущева имя советского руководителя не могло подвергнуться публичному поруганию без репрессивных последствий. Главными источниками информирования граждан вследствие молчания официальных властей стали западные газеты и радио. Во всех социальных группах фиксировались оппозиционные правящему режиму настроения. К местам распространения «провокационной информации» относились отели, рестораны и пивные, а также промышленные предприятия, университеты и общественный транспорт, то есть места массового скопления народа с преобладанием неформальных форм коммуникации. Критика в адрес Сталина вызвала цепную реакцию выражения недовольства в адрес Ульбрихта, обвинявшегося в насаждении культа личности в ГДР. Выплеск недовольства по отношению к режиму СЕПГ сопровождался экономическими и политическими требованиями демократических и либеральных преобразований по западному образцу.

В заключении подводятся основные итоги исследования, которые в самом общем виде можно свести к следующим выводам.

1. Пропаганда образа Сталина представляла собой социальнополитический проект режима СЕПГ, предполагавший создание общества консенсуса. Одним из инструментов на пути к оформлению социального согласия стал механизм формирования общественного (господствующего) мнения, представленный двухуровневой структурой: сферой посланий и репрезентаций, а также сферой интерпретаций.

2. Сфера посланий и репрезентаций в общественном мнении о Сталине являлась уровнем конструирования официального знания о «вожде». Это было пространство всевластия партии и государства, по поручению которых политическая и творческая элита, сотрудники аппарата пропаганды формулировали то знание о Сталине, которое должно было стать единственной истиной для населения. Для популяризации советского лидера была найдена формула «лучшего друга немецкого народа». Риторика дружбы, благодарности и любви к советскому «вождю» преследовала цель создания харизматического лидера, который бы активировал доверие граждан к режиму СЕПГ и легитимировал курс на строительство социализма в Восточной Германии.

3. Официальный образ Сталина аккумулировал мощный символический капитал, адресованный населению. Политическая привлекательность «лучшего друга» заключалась в пропагандируемых перспективах создания единого государства и национального воссоединения, заключения мирного договора и формирования собственных вооруженных сил. Экономическая мотивация в пользу принятия образа советского лидера включала аргументы успешной реализации пятилетних экономических планов, достижения высокой продуктивности производства за счет внедрения сталинских методов социалистического соревнования, повышения жизненного уровня и потребительских стандартов. Социально-культурные коннотации образа Сталина передавали адресату обещание безопасности, прогресса, успеха и победы, апеллировали к морали и сознанию «нового» человека для «новой» Германии.

4. Центральными инстанциями трансляции знаний о Сталине стали массовые организации и учебные заведения, а также такие контролируемые государством и партией публичные сферы, как кино, печать, радио и телевидение.

Эффективность использования средств массовой коммуникации заключалась в возможности регулярного обращения к адресату и широкомасштабного охвата аудитории, с целью воздействия на оценки, мнения и поведение акторов. Для передачи знания о «вожде» была создана целая система партийного воспитания и обучения населения в рамках пропагандируемой идеологии. Иными словами, пространство общественного мнения представляло собой информационную среду социализации индивида в соответствии с канонами официального дискурса о Сталине.

5. Сфера интерпретаций в общественном мнении о Сталине указывает на уровень активности социальных акторов в процессе восприятия, интерпретации и реакции на предлагаемый «сверху» продукт пропаганды. Успешная коммуникация власти с обществом предполагала принятие официального знания о «вожде». Для этого образ Сталина должен был учитывать комплекс ожиданий, потребностей и интересов различных групп общества, к которым он обращался.

Пропаганда создавала для потребителя строго регламентированное знание, которое, однако же, открывало многовариантные стратегии адаптации к миропониманию многочисленных социальных групп. Население «перерабатывало» предлагаемый «сверху» продукт, исходя из собственных политических, экономических, социальных и культурных потребностей, наделяя его личным смыслом и индивидуальными значениями.

6. Вопрос о реальной силе воздействия пропагандистского мифа Сталина на общество Восточной Германии заставляет обратиться к принципу экономизации действий акторов, заключавшемся в практической поддержке населением режима СЕПГ в обмен на материально-символические ресурсы поощрения. Практики рациональной интерпретации образа Сталина «снизу»

позволяют по-новому взглянуть на устоявшееся в исследовательской литературе мнение об архетипичной структуре мифа «вождя», определявшей поведение общества посредством коллективного бессознательного.

7. Таким образом, общественное мнение в Восточной Германии представляло собой господствующее мнение режима СЕПГ, артикулируя которое акторы получали благоприятные условия для жизни и работы, учебы и досуга, а также обеспечивали себе гарантии безопасности существования. Взамен на политическую благонадежность и практическую поддержку власти государство предоставляло населению шансы оптимизации жизненных перспектив. С помощью аппарата пропаганды и органов государственной безопасности устанавливались пределы толерантности режима СЕПГ или границы общественного мнения, нарушение которых грозило индивиду исключением из социалистического сообщества. Практики репрессивной изоляции негативных мнений были направлены на защиту партийно-государственного знания о Сталине и являлись вынужденной мерой на пути к приближению пропагандируемой утопии общества социального консенсуса.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования были представлены на научных конференциях в г. Ярославле в 2001-2004 годах, на заседаниях методологического семинара преподавателей и аспирантов исторического факультета ЯГПУ им. К.Д. Ушинского в 2003 году. Концепция диссертации обсуждалась на коллоквиумах университета г. Карлсруэ (ФРГ) в 2002-2003 годах и в Институте европейской истории г. Майнц (ФРГ) в 2004 г.

Результаты исследования были представлены в докладах на Летней школе по «лингвистическому повороту» в Берлине (ФРГ) в августе 2005 г., на международной конференции «Послевоенная история Германии: российсконемецкий опыт и перспективы» в Москве (октябрь 2005 г.) и Конгрессе исследователей истории ГДР в Веймаре (ФРГ) в ноябре 2005 г.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Тихомиров А.А. Общественное мнение в ГДР в эру Ульбрихта (1949-1971):

теоретико-методологические подходы//Вопросы отечественной и зарубежной истории: Материалы конференции «Чтения Ушинского». – Ярославль: Изд-во ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2003. – С. 127-132. - 0,2 п.л.

2. Тихомиров А.А. Феномен «слухов» в условиях современной диктатуры (на примере Германской Демократической Республики)//Человек в информационном пространстве: Материалы международной научно-практической конференции. – Воронеж, Ярославль: «Истоки», 2004. – С. 171-175. - 0,3 п.л.

3. Тихомиров А.А. «Лучший друг немецкого народа»: образ Сталина в ГДР//Ярославский педагогический вестник. - 2004. - № 3. – С. 61-69. - 0,5 п.л.

4. Тихомиров А.А. Роль личности в новой политической истории: конструкт «вождя» в современной диктатуре//Новая политическая история: Сб. науч. работ.

– СПб.: Изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге; Алетейя, 2004. (Источник.

Историк. История. Вып. 4) – С. 41-58. - 0,7 п.л.

5. Тихомиров А.А. «Друг» или «враг»? К вопросу эволюции образа Сталина в Советской оккупационной зоне Германии (1945-1949 гг.)//Вопросы отечественной и зарубежной истории: Материалы конференции «Чтения Ушинского».

Ярославль: Изд-во ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2004. – С. 148-151. - 0,2 п.л.

6. Тихомиров А.А. Коммуникативные практики культа «вождя» в «обществах советского типа»//Человек в информационном пространстве. – Ярославль, Воронеж: «Истоки», 2005. – С. 139-145. - 0,3 п.л.

7. Тихомиров А.А. Культурная история сталинизма. Культ Сталина в Восточной Германии: проблемы трансфера, адаптации и социальной перцепции (1945-1961 гг.)//Послевоенная история Германии: российско-немецкий опыт и перспективы. Тезисы докладов конференции российских и немецких историков. – Москва, 2005. – С. 37-42. - 0,2 п.л.

8. Tikhomirov A. „Feinde des Volkes“: Zur (Re-)Konstruktion des inneren Feinds in der Stalinisierungsphase der DDR (1949-1953). In: Unsere Feinde. Rekonstruktion des Anderen im Sozialismus. – Leipzig: Leipziger Universittsverlag, 2004. – S. 167п.л.

Ярославский государственный педагогический университет 150000, г. Ярославль, ул. Республиканская, Типография Ярославского государственного педагогического университета 150000, г. Ярославль, Которосльная наб.,