На правах рукописи

Колкова Наталья Александровна

Русские обрядовые концепты

во фразеологическом представлении

Специальность 10.02.01 – «Русский язык»

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Челябинск, 2011

Работа выполнена на кафедре русской филологии и методики преподавания русского языка Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Оренбургский государственный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Прокофьева Виктория Юрьевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Голованова Елена Иосифовна кандидат филологических наук, доцент Доронина Елена Геннадьевна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Стерлитамакская государственная педагогическая академия им. З. Биишевой»

Защита диссертации состоится 22 апреля 2011 г., в 10 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.295.05. при ГОУ ВПО «Челябинский государственный педагогический университет» по адресу: 454080, Челябинск, пр. Ленина, 69, конференц-зал (ауд. 116).

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки ГОУ ВПО «Челябинский государственный педагогический университет».

Автореферат разослан «15» марта 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, доцент Л.П. Юздова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Антропологическая парадигма современного лингвистического знания определила отношение к фразеологическому фонду языка как носителю и источнику культурно-национальной информации. Фразеологические единицы содержат в своей семантике длительный процесс развития культуры народа и способны сохранять на протяжении веков мировоззренческие установки человека.

Реферируемая диссертационная работа посвящена описанию когнитивных структур обрядовых концептов, реконструированных на материале русской фразеологии.

Актуальность диссертации обусловлена ее общей антропоцентрической направленностью и связью разрабатываемых вопросов с актуальными проблемами современной науки: отсутствием комплексного исследования обрядовых концептов; включением исследуемых концептов в широкий контекст когнитивных, психолингвистических, лингвокультурологических и лингвофилософских исследований; выбором новых аспектов анализа объектов;

применением разнообразных методов.

Объектом исследования являются фразеологические репрезентации обрядовых концептов в русском языке, в качестве предмета выступают особенности их когнитивной организации.

Цель исследования заключается в выделении русских обрядовых концептов, определении их структуры и вербальных способов репрезентации, отраженных во фразеологических единицах различных типов. Для достижения данной цели были поставлены следующие задачи:

1) выявить ключевые обрядовые концепты русской культуры и определить способы фиксации их в языке;

2) проанализировать современные научные подходы к описанию обрядовых концептов;

3) реконструировать схемы репрезентации знания об обрядах в коллективном сознании языкового социума на базе русской фразеологии;

4) выявить способы концептуализации ключевых обрядовых концептов и параметры их фразеологической презентации.

Материал исследования составляет 930 фразеологических единиц различных типов, отобранных методом сплошной выборки из русских фразеологических словарей и словарей пословиц и поговорок.

В диссертации использованы различные методы исследования:

описательные (наблюдения, анализа, синтеза, обобщения и систематизации), а также комплекс лингвистических методов и приемов (компонентный анализ, анализ словарных дефиниций, методы лингвистического описания и моделирования, метод фреймового и гештальтного анализа). Для создания целостной картины учитывались экстралингвистические факторы и данные смежных наук (этнографии, фольклористики, культурологии, психологии).

Теоретической базой исследования стали положения, выдвинутые в работах по фразеологии Н.Ф. Алиференко, В.Л. Архангельского, В.В. Виноградова, А.М. Бабкина, Л.П. Гашевой, Ю.А. Гвоздарва, В.П. Жукова, А.В. Жукова, В.М. Мокиенко, А.И. Молоткова, Г.Л. Пермякова, Ю.П. Сологуба, В.Н. Телия, А.М. Чепасовой, Н.М. Шанского, Л.П. Юздовой, по когнитивной лингвистике В.Г. Бабенко, А.П. Бабушкина, Н.Н. Болдырева, Г.А. ван Дейка, Е.С.Кубряковой, Дж. Лакоффа, М. Минского, М.В. Никитина, Ч. Филмора, по лингвокультурологии А. Вежбицкой, С.Г. Воркачева, В.И. Карасика, В.А. Масловой, Л.Б. Савенковой.

Положения, выносимые на защиту:

1) Фразеологическая система русского языка может быть объектом для реконструкции обрядовых концептов, т.е. концептов, ядерная зона которых содержит ментальную репрезентацию обрядовых действий.

2) Ключевыми обрядовыми концептами в русской культуре можно считать связанные с основными, судьбоносными «точками» в жизни человека РОЖДЕНИЕ, СВАДЬБА, СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ. Первые два являются концептами конкретного типа, последний имеет усложненную структуру в связи с принадлежностью двум областям человеческого восприятия – чувственному, рациональному и гипотетическому, иррациональному, поэтому может иметь двойное обозначение.

3) Лексический и фразеологический уровни языка по-разному фиксируют обрядовые концепты: лексика насчитывает большее число вербализаций, в то время как фразеологическая система в большей степени конкретизирует ментальный опыт народа.

4) Фразеологическая экспликация ключевых обрядовых концептов неравнозначна и выглядит следующим образом: концепт РОЖДЕНИЕ - 6%, концепт СВАДЬБА - 44%, концепт СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ - 50% от общего числа репрезентантов (930 единиц). Слабая фразеологическая экспликация первого концепта обусловлена табуированностью темы рождения. Ярко выраженная репрезентация второго объясняется сложностью свадебного обряда и его особой ролью в обрядовой системе. Высокая степень фразеологической вербализации третьего концепта связана со стремлением носителей языка зафиксировать опытное, конкретное знание о последней точке в жизни человека, а также желанием разгадать феномен смерти.

5) Обряд закреплен в сознании этноса в виде ментальной структуры, имеющей фреймовое наполнение и гештальтное представление.

6) Фреймовая структура обрядового концепта РОЖДЕНИЕ включает следующие субфреймы, отраженные в русской фразеологии: «Отношение к наличию/ отсутствию детей в семье», «Период до родов», «Наступление родов», «Период после родов».

7) Во фразеологическом представлении обрядового концепта СВАДЬБА выявляется фреймовая структура, содержащая субфреймы «Сватовство», «Смотрины», «Пропой/сговор», «Рукобитье», «Девичник», «Обручение», «Венчание и свадебный пир», «Послесвадебные обряды», «Отношение к семье и браку», «Возраст вступления в брак», «Приданое», «Время женитьбы», «Выбор супруга/ супруги», а также гештальтная структура, включающая гештальты «женихкупец», «невеста-товар», «свадьба-охота», «жених-охотник», зооморфный гештальт.

8) Обрядовый концепт СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ обладает отличной от двух предыдущих структурой. В русской фразеологии с погребальной тематикой можно выделить: 1) гештальт «Смерть», эксплицирующийся во фразеологических единицах, реализующих статичное, образное представление концепта; 2) фрейм «Смерть/погребение», реализующий динамичное представление смерти как ухода и эксплицирующийся во фразеологических единицах, фиксирующих основные этапы погребального обряда (обмывание, одевание как подготовка к дороге; положение в гроб; вынос; траурная процессия; похороны и др.); 3) сценарий перемещения души, включающий два этапа: а) покидание душой тела и пребывание ее на земле; б) перемещение души с указанием места отбытия, прибытия, субъектов нового существования и цели пути.

Научная новизна работы. В работе впервые представлено комплексное, фразеолого-семантическое и когнитивное исследование трех базовых обрядовых концептов РОЖДЕНИЕ, СВАДЬБА, СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ, определен их тип, проанализирована их фреймовая и гештальтная структуры.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что результаты диссертационного исследования способствуют дальнейшему осмыслению таких теоретических проблем, как взаимоотношения языка и культуры, языка и сознания субъекта, культурного кода и его фиксации в языке, а также вносят вклад в разработку теоретических вопросов, связанных с уточнением принципов концептуального анализа применительно к материалу исследования.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования полученных данных в курсах лекций и семинаров по лексикологии и фразеологии, в спецкурсах по когнитивной лингвистике и лингвокультурологии, в ходе интегрированных занятий по культурологии и русскому языку, по этнографии и русскому языку, по истории и русскому языку, а также в лексикографической практике.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования нашли свое отражение в статьях и докладах, представленных на международных, всероссийских, региональных и межвузовских научных конференциях в Санкт-Петербурге, Ярославле, Волгограде, Воронеже, Пензе, Мурманске, Архангельске, Кемерово, Красноярске, Кургане, Новокузнецке, Челябинске, Омске, Оренбурге. По теме диссертации опубликовано 26 статей, в том числе две в журналах, рекомендованных ВАК РФ, и глава в коллективной монографии (г. Воронеж).

Цель и задачи работы обусловили ее структуру. Диссертация общим объмом в 277 страниц состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка, включающего 275 наименований, списка словарей, содержащего 15 источников, и приложения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются его объект и предмет, формулируется цель, задачи, указывается методологическая база, раскрывается научная новизна исследования, его теоретическая и практическая значимость, характеризуется структура работы.

Первая глава «Фразеология как основа для реконструкции обрядовой концептосферы» посвящена выявлению способов фиксации обрядов как основных этапов жизни человека в языке, а также раскрытию термина «обрядовый концепт» и описанию методов его исследования.

В первом параграфе «Обряды как основные этапы жизни человека.

Обрядовые концепты» представлены современные научные трактовки терминов «обряд» и «концепт», их принятые в гуманитарной науке классификации. При изучении проблемы ментальных процессов мировосприятия, которая относится к числу главных для когнитивной лингвистики и лингвокультурологии, одной из важных задач является исследование обычаев, обрядов, традиций социума, способных стать ключом к пониманию национального менталитета. Обряды – это существенная часть духовной культуры народа, воплощающая его мироощущение в разные периоды развития и отражающаяся в языке. Обряд интерпретируется как условное действие, символизирующее определенные изменения социального, бытового и иного порядка в жизни отдельного человека или социума в целом. Наиболее значимыми можно считать обряды, сопровождающие переходные «точки»

жизни человека: рождение, бракосочетание и смерть.

На ментальном уровне обряд представлен в виде когнитивной модели, определяемой как обрядовый концепт и представляющей собой всю сумму знаний, связанных с обрядами как основными этапами жизни человека и сопровождаемыми их явлениями и событиями, и воплощенную в языке.

В качестве ключевых выделяются обрядовые концепты РОЖДЕНИЕ, СВАДЬБА, СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ, которые обладают «экзистенциональной значимостью» для лингвокультурного сообщества (Маслова, 2010), хотя по степени конкретности-абстрактности они не являются равнозначными. При опоре на классификацию, предложенную Н.Н. Болдыревым (2000) и М.В. Никитиным (2001), согласно которой концепты делятся на конкретные, абстрактные и смешанной природы, или усложненного типа, исследуемые нами обрядовые концепты дифференцируются следующим образом. Концепты РОЖДЕНИЕ и СВАДЬБА отражают эмпирический опыт и носят преимущественно чувственный характер, хотя могут включать и умозрительные элементы. Доминирующая сенсорная составляющая (концепты складываются в основном из чувственного опыта: визуального, акустического и т.д.) позволяет отнести их к конкретному типу. Концепт СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ принадлежит двум областям – абстрактной и конкретной: с одной стороны, для понятия «смерть» отсутствует сенсорная основа, с другой — явление смерти сопровождается обрядами, т.е. конкретными действиями. Поскольку данный концепт обладает двойственной природой, он определяется как концепт усложненного типа и обозначается двойным названием.

Второй параграф «Лексические и фразеологические способы фиксации обрядовых концептов» демонстрирует возможности лексической и фразеологической фиксации представлений, связанных с ключевыми обрядами.

Являясь смежными, лексические и фразеологические единицы относятся к разным уровням языка, проведенное сравнение способов вербализации ключевых обрядовых концептов на этих уровнях выявило, что данные языковые средства отражают различные смысловые векторы обрядовой концептосферы: лексемы выражают смысл обрядов, фразеологические единицы помимо этого — скрытую цель обрядов, условия, особенности их совершения, связанные с ними приметы, запреты, т.е. рисуют обряд в широком смысле.

Если понятие «лексическая единица» в современной лингвистике имеет чткое определение, то вопрос о статусе фразеологической единицы до конца не решен в связи с существованием различных точек зрения на данную проблему. Обобщение отличительных (синтаксическая структура, значение, синтаксическая функция и т.д.) и общих (воспроизводимость, целостность значения, образность, устойчивость и способность к трансформациям, экспрессивно-эмоциональный характер, «известность» носителям языка, постоянство грамматических форм, метафоричность и т.д.) признаков устойчивых словосочетаний, пословиц и поговорок позволило нам остановиться на следующем определении, ставшем основным в исследовании средств вербализации обрядовых концептов. Придерживаясь вслед за Н.М. Шанским широкого понимания фразеологии, мы определяем фразеологическую единицу (ФЕ) как относительно устойчивый в результате семантических преобразований комплекс, который не создается в процессе речемыслительной деятельности, а воспроизводится в готовом виде, и обладает общим значением (фразеологизм, пословица, поговорка, примета).

Исследование лексических и фразеологических способов фиксации обрядов в языке осуществлялось по следующему алгоритму: 1) выявление ФЕ, семантическая структура которых содержит понятие об обрядах, связанных с рождением, свадьбой, погребением, путем сплошной выборки из лексикографических источников; 2) характеристика их с точки зрения семантики; 3) описание внутренней формы языковых единиц через изучение этимологии; 4) классификация по структурно-семантическому признаку.

Семантика лексем и ФЕ может вступать в противоречие. Например, лексический уровень языка отражает отсутствие значимости пола будущего младенца для семьи, на что указывает наличие в языке лексем, не содержащих сем половой принадлежности (ребенок, дитя, чадо, новорожденный, младенец), единицы фразеологического уровня (особенно ФЕ-приметы) выражают важность появления на свет ребенка определенного пола (Аппетит хороший у роженицы – будет мальчик; Беременная при ходьбе левой ногой вперед ступает – будет девочка).

Результаты структурно-семантического анализа языковых средств фиксации обрядов жизненного цикла можно представить в Таблице 1:

структур- сло 1) простые словосочета- выносить/вынести вперед ногами, ческий подпоясывание, девичник, омовение опевать невесту, бабина каша, первая восприемники, дружка, сваха, плакуша, повивальная бабка По степени вербализации свадебные, погребальные и связанные с рождением обряды на лексическом уровне представлены практически равнозначно: 36%, 31% и 33% соответственно. Свадебные обряды эксплицируются с небольшим преимуществом, что объясняется сложностью, полифункциональностью и большим числом актов данного обрядового комплекса. Во фразеологии соотношение репрезентации обрядов несколько иное: свадебные – 33%, погребальные – 40%, связанные с рождением – 27%. Доминирование ФЕ в секторе вербализации похоронных обрядов связано с табуированностью темы смерти и наличием большого числа фразеологических эвфемизмов. Меньшее число ФЕ, связанных с темой рождения человека, объясняется интимностью родильного обрядового комплекса, многие действия которого совершались в тайне от окружающих и не вербализовались.

Соотношение лексических и фразеологических средств фиксации обрядов в языке составляет примерно 2:1, что обусловлено вторичностью фразеологической системы по отношению к лексической. Тем не менее, фразеологическая система в большей степени фиксирует и конкретизирует ментальный опыт народа.

В третьем параграфе «Методы исследования обрядовых концептов»

анализируются современные подходы к обрядовым концептам, которые еще не изучались как целостная система, хотя отдельные аспекты такого рода концептов становились объектом внимания многих лингвистов. Эти исследования можно классифицировать по нескольким критериям. На основании изучения вербализации концептов в одном или нескольких языках можно выделить работы: 1) выполненные на материале одного языка (Волкоморова, 2001; Хо Сон Тэ, 2001; Ашхарова, 2002; Бычкова, 2004; Чумак, 2004; Лоскутова, 2009); 2) выполненные на материале двух языков: а) русского и английского (Бабичева, 2007; Тарасенко, 2008); б) русского и французского (Ласская, 2006); в) русского и китайского (Дун Жань, 2009) и др.; 3) на материале трех и более языков (Яшин, 2009). По характеру исследуемого материала эти работы делятся на три группы: 1) выполненные на материале лексикографических источников (Хо Сон Тэ, 2001; Яшин, 2009); 2) на материале художественных произведений и других текстов (данные СМИ, тексты Библии, вербальные реакции респондентов и т.п.) (Волкоморова, 2001; Бычкова, 2004; Чумак, 2004; Ласская, 2006); 3) на материале лексикографических источников, художественных произведений и др.

текстов (Бабичева, 2007; Тарасенко, 2008; Дун Жань, 2009; Лоскутова, 2009).

При исследовании обрядовых концептов используются различные методики анализа и описания концептов (дефиниционный и контекстный анализ, анализ ассоциативно-смысловых полей, ассоциативный и психолингвистический эксперименты, дистрибутивный метод и др.), однако метод когнитивного моделирования, являющийся основным в работе, ранее при исследовании обрядовых концептов применялся лишь фрагментарно, что, конечно, неоправданно при учете его потенциальных возможностей для изучения концептуальных структур. Применение этого метода позволило интерпретировать ФЕ с обрядовой тематикой в форме обобщения фразеологических смыслов, т.е. сведения близких значений к одному более обобщенному смыслу. Далее на основе анализа обобщенных смыслов формулируются соответствующие когнитивные признаки концепта, которые представляются в виде схемы. Таким образом моделируется обрядовый концепт в виде сложного построения из имеющихся смыслов-признаков.

При описании структуры обрядовых концептов применяются понятия «фрейм», «гештальт», «сценарий». Наиболее признанным в когнитивной лингвистике является понимание фрейма как структуры данных для представления стереотипной ситуации, ориентированной на установление взаимосвязи языковых фактов и их когнитивных аналогов (Минский, 1979).

Структура фрейма традиционно представляется в виде сети, состоящей из вершины – имени, темы стереотипной ситуации, субфреймов, находящихся на верхнем уровне и образованных соответствующими по отношению к ситуации понятиями, и слотов, занимающих нижний уровень и конкретизирующих субфреймы (Минский, 1979; Панкрац, 1996; Плешакова, 1998; Чудинов, 2004 и др.). Фрейм как сложная, иерархически организованная когнитивная структура хранения знаний, опыта, представлений лингвокультурного сообщества о стереотипной, тематически единой ситуации может использоваться для структуризации концептов. Фреймовую структуру обрядовых концептов, вербализует совокупность ФЕ с обрядовой тематикой.

Анализ основных работ по теории гештальта зарубежных и отечественных исследователей (Лакофф, 1981; Крофт, 2004; Телия, 1996;

Чернейко, 1997) позволил сформулировать следующее определение: гештальт это когнитивная структура, возникающая на основе ассоциаций по смежности, сходству, противопоставлению явлений, воспринимаемых чувственно и рационально. Гештальт в научной литературе рассматривается как один из способов организации опыта в структурное целое (Лакофф, 1981), при этом акцент делается на смешанный тип кодирования информации, включающий чувственные и рациональные элементы (Стернин, Быкова, 2000). В основе гештальта усматривают и сочетание конкретных и абстрактных сущностей (Чернейко, 1997).

При исследовании обрядовых гештальтов, эксплицирующихся в ФЕ, применялся метод декодирования образа, предложенный Л.О. Чернейко. Суть его заключается в буквальном прочтении сочетаемости абстрактных имен и восстановлении смысловых связей, представленных в тех или иных словосочетаниях имплицитно (Чернейко, 1995). В работе методология экспликации гештальта основывается на буквальном прочтении ФЕ, обычно употребляемых и воспринимаемых в переносном значении.

В настоящее время в лингвистике наряду с термином «фрейм» используется понятие «сценарий», рассматриваемое как «процедурный способ представления знания, формулируемый в терминах алгоритма или инструкции»

(Баранов, Добровольский, 1997: 12). Сценарий фиксирует стереотипную информацию и, в отличие от фрейма, состоит из ряда актов или этапов. Опираясь на теоретические положения, представленные в работах Р.Г. Пиотровского, 1979;

Ю.Г. Панкрац, 1996; А.Н. Баранова, Д.О. Добровольского, 1997 и др., сценарий можно определить как когнитивную структуру, раскрывающую последовательность стереотипных событий в рамках определенной ситуации.

Исследование обрядовых концептов через когнитивные структуры фрейма, гештальта и сценария позволяет установить значимость и конкретный характер категоризации того, что получает человек при восприятии ключевых этапов жизни.

Вторая глава «Фразеологическое представление обрядовых концептов конкретного типа РОЖДЕНИЕ, СВАДЬБА» посвящена описанию фреймовых структур этих концептов.

В параграфе «Фреймовая структура концепта РОЖДЕНИЕ» представлена 4 субфреймами, которые составляют базовые признаки концепта, аккумулирующие информацию об обрядах, сопровождавших процесс рождения, об участниках обрядов, о закрепленных в сознании носителей языка верованиях, представлениях, связанных с этим процессом: «Период до родов», «Наступление родов», «Период после родов», «Отношение к наличию/отсутствию детей в семье». Фреймовая структура этого обрядового концепта дана в схеме (рис. 1).

Субфрейм детей в семье»

«участники обрядов, сопровождав ших процесс Субфрейм «Период до родов» представлен ФЕ-приметами, нацеленными на установление пола будущего младенца. Так, в ФЕ Если первые три месяца беременности легки – родится мальчик, тяжелы – девочка: «предметом»

гадания выступают особенности самочувствия женщины в дородовой период, выраженные антонимической парой «легкий/тяжелый». В сознании этноса закреплена ассоциативная связь между понятиями «мальчик» и «легкость вынашивания, рождения», рождение девочки связывается с трудностями, что обусловлено отношением к появлению сына как помощника в семье и к дочери как ребенку, который требует заботы, но «не принадлежит» родителям.

Субфрейм «Наступление родов» образуют следующие слоты: «участники обрядов, сопровождавших роды», «определение исхода родов», «обряды в помощь роженице». Первый слот эксплицируется, например, в ФЕ Погоди родить, дай по бабушку сходить, содержащей в качестве компонента номинацию помощницы при родах. Средства объективации второго слота единичны и свидетельствуют о страхе перед процессом родов, выливающемся в стремление скрыть, замаскировать его (Родильница должна мучиться за душу каждого человека, который знает, что она в родах). Третий слот конкретизируется обозначением атрибутов обряда (Подвенчальную свечу берегут, а зажигают ее для помощи при первых родах) и обрядовых действий (Во время родов на роженице не должно быть узлов, иначе роды будут тяжелые), включающих развязывание узлов на роженице.

Субфрейм «Период после родов» представляет собой конфигурацию слотов: «определение судьбы младенца» (родиться в рубашке), «обрядовые действия с новорожденным» (перерезать пуповину), «защитные действия»

(хвала (младенца – Н.К.) – порча), «обряд крещения» (Были бы родины, а крестины будут), «обряд имянаречения» (Имя преподобного – к счастью младенца, имя мученика – к несчастью), «именины» (именинный пирог).

Субфрейм «Отношение к наличию/отсутствию детей в семье» содержит слоты: «отсутствие детей в семье – плохо», «наличие детей в семье – хорошо», «должное количество детей в семье». Слот «отсутствие детей в семье – плохо»

реализуется на уровне семантики и коннотативной окраски ФЕ (бездетная семья; У кого детей нет – во грехе живет). Слот «наличие детей в семье хорошо» поддерживается элементами знания о взаимозависимости и взаимопомощи родителей и детей и основными христианскими догмами (Дети – благодать Божья). В ФЕ-экспликаторах слота «должное количество детей в семье»

(Один сын – не сын, два сына – не сын, три сына - сын) семантика числа «три»

расширяется до понятия «некая сила, достаточная и полноценная», в результате должное количество детей в семье приравнивается к трем и больше.

В параграфе «Фреймовая структура концепта СВАДЬБА» описана когнитивная организация этого обрядового концепта, которую можно представить в виде схемы (рис. 2). Субфрейм «Сватовство» вербализуется в ФЕ, обозначающих последовательно разворачивающееся событие, состоящее из двух этапов: 1) действия сватов; 2) беседа о цели визита в иносказательных выражениях.

ФЕ, характеризующие первый этап (Вошла в избу да руки погрела – так сваха), содержат в основе денотативную ситуацию, связанную с обычаем, когда входящие в дом сваты, ведя разговор на посторонние темы, грели руки у печи. ФЕ, вербализующие второй этап, имеют иносказательную форму (Хотим купить телочФрейм «Свадьба»

Субфрейм «приданое «женитьба/согласие «предпочтение «предпочтение «рекомендации «идеальная «плохой муж «семейная жизнь – «брак - «экономическая существование»

ку; У вас товар, у нас купец) и отличаются стереотипностью и ясностью смысла для участников обряда. Процесс сватовства был завуалирован, что обусловлено желанием запутать силы, способные помешать его благоприятному исходу.

Субфрейм «Сватовство» содержит такие кванты информации, как участники обряда - сват и сваха. Образ свахи в пословичных ФЕ более детализирован, чем образ свата, и представлен кругом постоянных ассоциаций. Так, в ФЕ отражается значимость роли свахи (Выбирай не невесту, а сваху), обязательность ее участия в обряде (Была бы невеста, а сваха будет), мастерство, связанное с обманом (Чужую строну никто против свахи не нахвалит; Никто против свахи не соврет). Ложь, к которой прибегает сваха, с одной стороны, отрицательно влияет на ее репутацию, с другой, – подчеркивает ее мастерство в умении выгодно представить жениха или невесту.

В речевых оборотах Ищем телочку, не заблудилась ли; У вас куничка, у нас охотник, которыми сваты начинали разговор о сватовстве, актуализируется зооморфный гештальт в представлении невесты, обнаруживающий связь с фреймом «Охота». Жених после свадьбы становится «обладателем» невесты, на основе чего возникает ассоциация свадьба – охота, невеста – добыча.

Субфреймы ядерной зоны («Сватовство», «Смотрины», «Пропой/сговор», «Рукобитье», «Девичник», «Обручение», «Венчание и свадебный пир», «Послесвадебные обряды») содержат информацию об основных этапах свадебного торжества. Особенность субфреймов «Сватовство», «Смотрины», «Пропой/сговор» заключается в пересечении их с фреймом «Торговля».

Объективирующие их ФЕ (На товар нележалый купец неженатый; Просим товар лицом показать; пропита – продана) содержат лексемы-репрезентанты (купец, товар) фрейма «Торговля», в результате чего обнаруживается связь в сознании носителей лингвокультуры процесса выбора спутника жизни и явления торговли: Денежки на стол, девушку за стол. Еще в ХIХ веке жених должен был отдать родителям невесты вено, т.е. денежную компенсацию за потерю рабочих рук в семье. Таким образом, связь между институтами бракосочетания и торговли проявляется на уровне языка и обрядовой культуры.

Наиболее детализированным в системе базовых субфреймов является когнитивная структура «Венчание и свадебный пир», вербализованная 52 ФЕ и представляющая собой конфигурацию слотов: «канун венчания», «выкуп», «свадебные приметы», «свадебный пир»: Жениха под венец опоясывают вязаным кушаком; Хорош брат – сестру продал, хороша и сестра от брата ушла; Дождь на молодых – счастье; Совет да любовь; Жениху да невесте сто лет да вместе.

Языковой факт яркой экспликации субфрейма «Венчание и свадебный пир»

обусловлен сложностью и многоактностью обрядовых действий, совершаемых на данном этапе свадебного торжества.

Дополнительные признаки концепта СВАДЬБА представлены субфреймами «Отношение к семье и браку», «Возраст вступления в брак», «Приданое», «Время женитьбы», «Выбор супруга/супруги», содержащими информацию об отношении к сопровождающим свадебные обряды событиям.

Субфрейм «Отношение к семье и браку» содержит одинаковое число слотов, выражающих положительную («предпочтение семейной жизни», «семейная жизнь – полноценное существование», «семейная жизнь экономически выгодна»: И в раю жить тошно одному; Холостой – полчеловека;

Без жены, как без шапки; Жениться скорее – дому прибыльнее) и отрицательную («женитьба/согласие на брак требуют обдуманного решения», «брак – опасность», «предпочтение холостой жизни»: Выйти замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть; Идучи на войну, молись; идучи в море, молись вдвое;

хочешь жениться, молись втрое; Одному и под забором дом) оценку приобретения семейного статуса. Однако число репрезентантов первой группы слотов в два раза больше числа репрезентантов второй (63 % и 27 % соответственно), следовательно, в целом для носителей языка характерна позитивная оценка вступления в брачный союз.

Субфрейм «Возраст вступления в брак», представляющий собой модель слотов «возраст невесты» (Брагу сливай, не доквашивай, девку отдай – не доращивай), «возраст жениха» (В 20 лет сам женится, в 30 лет соседи женят, а в 40 и сам черт не проженит), «разница в возрасте супругов» (Невеста родится, а жених на конь садится; За старым жить – только век должить, за малым жить – только маяться, за ровней жить – тешиться), выражает зафиксированную в ФЕ пословичного типа, небольшую разницу в возрасте молодых, когда супруг чуть старше супруги. Данное условие в народном понимании является обязательным для счастливой семейной жизни.

В структуру субфрейма «Приданое» входят семантически поляризованные элементы «приданое необходимо» (Дочку в колыбельку – приданое в коробейку) и «приданое не важно» (Не жить с приданым, а жить с богоданным), что выражает двойственное отношение к приданому: с одной стороны, оно необходимо, т.к. является стимулом для брачного предложения и обеспечивает более авторитетное положение жены в семье мужа; с другой стороны, оно далеко не главное в семейное жизни.

Информация, содержащаяся в субфрейме «Время вступления в брак», свидетельствует о неоднозначном решении вопроса о времени вступления в брак.

С одной стороны, – конкретизация слотом «нельзя спешить с женитьбой», выражающим признаки «нельзя торопиться в выборе и в решении жениться», «нельзя жениться в молодом, раннем возрасте» (Не кайся рано вставши, кайся рано женившись; Молодому жениться рано, а старому поздно), с другой, слотом «поздно жениться плохо», включающим кванты информации «нельзя долго выбирать», «нельзя жениться старым» (Много выбирать – женатым не бывать; На старость жениться – не себе корысть).

Конкретизирующий субфрейм «Выбор супруга/супруги» слот «выбор предопределен» выражает свойственный носителям языка фатализм в вопросах брака: найти своего суженого; Смерть да жена Богом суждена; Всякая невеста для своего жениха родится. Слот вступает в антитетические отношения со слотом «рекомендации по выбору невесты», включающим представление о всеопределяющей роли того, кто хочет жениться, что отражает двойственность в отношении вопроса выбора спутника жизни. Пословичные ФЕ, репрезентирующие слот «идеальная жена», позволяют реконструировать образ, закрепленный в сознании носителей языка, в виде совокупности черт, наиболее ценимых мужчиной (табл.

2).

1. Доброта С доброй женой горе – полгоря, а радость вдвойне; Не 2. Хозяйственность Добрая жена дом сбережет, а плохая рукавом 3. Трудолюбие Хорошие для хороших, а работящие для нашего брата 5. Здоровье Муж жену любит здоровую, а брат сестру богатую 14, Красота женщины, согласно семантике пословичных ФЕ, не играет важной роли в выборе супруги, наоборот, в устойчивых единицах подчеркивается отсутствие ее значимости (С лица воду не пить, умела бы пироги печь).

Информация, содержащаяся в слотах «муж бывает плохой» (Был у меня муж Иван – не приведи Бог и вам; Муж не уж, а кровь сосет), «плохой муж лучше, чем никакого» (С ним горе, а без него вдвое; Хоть плохой, но свой; Хоть лыками сшит, а муж) субфрейма «Выбор супруга/супруги», свидетельствует о том, что предъявляемые к мужу требования отличаются меньшей строгостью, чем требования, относящиеся к жене. На основе анализа гендерно маркированных ФЕ-репрезентантов субфрейма установлено, что выбор спутника жизни осуществляет мужчина, а не женщина.

Третья глава «Фразеологическое представление обрядового концепта усложненного типа СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ» посвящена описанию самого сложного из обрядовых концептов, т.к. большая часть представлений, которые включает его структура, остается за пределами чувственного познания и содержит информацию о знаниях фрагментов невидимого мира. Тайна смерти человеком неразгаданна, поэтому представления о ней интуитивны, а образуемый ими концепт имеет усложненную структуру, включающую конкретные и иррациональные элементы. Эту двойственность можно заметить в русских фразеологизмах о смерти, которые располагаются на противоположных точках стилистической шкалы: либо разговорно-просторечные сыграть в ящик, дать дуба, склеить ласты, отбросить коньки, протянуть ноги, либо книжноторжественные испустить дух, окончить дни свои, отойти в вечность, отойти в мир иной, приказать долго жить и др.

Ментальная организация концепта СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ отличается и способом его фразеологической экспликации, в связи с чем можно выделить три группы фразеологических репрезентантов концепта: 1) ФЕ, отражающие понятие «смерть» через номинацию воздействий, ощущаемых или не ощущаемых человеком, через выражение отношения к смерти, через наименование погребальных действий, совершаемых людьми в момент смерти человека и после него; 2) ФЕ, представляющие смерть как статичный образ, наделенный чувственными и рациональными признаками, т.е. обладающий физическими, нравственными, социальными и иными характеристиками; 3) ФЕ, выражающие понятие «смерть» как процесс, связанный с пространственными и временными категориями. Отличительный характер ФЕ, репрезентирующих концепт СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ, определил его представление в виде: 1) фреймовой структуры; 2) гештальтной структуры; 3) структуры сценарного типа.

В параграфе «Фреймовая структура концепта» представлены основные концептуальные признаки когнитивного образования СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ: «Наступление смерти», «Обмывание и одевание покойного», «Положение в гроб», «Оплакивание», «Вынос покойного», «Погребение», «Поминальный обряд». Дополнительные концептуальные признаки, представленные субфреймом «Отношение к смерти», характеризуют исследуемую когнитивную единицу в аспекте ценностных ориентиров в отношении человека к жизни и смерти.

Субфрейм «Наступление смерти» в сознании носителей языка реализуется в двух группах слотов, выделяемых по типу отраженного в них мировосприятия: 1) языческими представлениями обусловлен слот «предвестие смерти»; 2) христианскими – слоты «покаяние перед смертью», «близкая смерть», «смерть как свершившееся действие».

Слот «предвестие смерти» имплицирует страх людей перед смертью и желание ее предвидеть, что отражается в большом количестве ФЕ-примет (Икона упадет – к покойнику; Мухи зимой в избе – к покойнику).

ФЕ слота «близкая смерть» базируются на: 1) описании состояния человека (много не надышит); 2) номинации временных категорий (последний час); 3) номинации пространственных категорий (быть на пороге смерти); 4) номинации реалий похоронного обряда (дышать на ладан).

ФЕ-экспликаторы слота «смерть как свершившееся действие» разделены на две группы по типу представления смерти: 1) рисующие смерть статически, как одномоментный акт (отдать Богу душу; смежить очи); 2) выражающие представление о предсмертном состоянии человека в динамическом аспекте, как процесс умирания (Душа с телом расстается).

Информация, сосредоточенная в слоте «покаяние перед смертью», свидетельствует о том, что обряды, связанные со смертью, начинают совершаться еще до момента ее наступления. Временная последовательность восприятия завершающего этапа жизни эксплицируется в ФЕ трех смысловых групп (рис. 3).

Субфреймы «Обмывание и одевание покойного», «Положение в гроб», «Оплакивание», «Вынос покойного», «Погребение», «Поминальный обряд»

фиксируют в ФЕ информацию о ритуалах погребально-поминального комплекса: Не обмывать мертвого грешно: нечистый на тот свет уйдет; белый саван; и крест в руках; Голоси всяк по своему покойнику; выносить вперед ногами; сойти в могилу; бросить горсть земли; Царство небесное, вечный покой, вечная память!). Важно отметить, что каждый из актов похоронного цикла находит отражение во фразеологической картине мира русского народа, что указывает на значимость явления смерти для носителей языка и развитую обрядовую систему. Несмотря на то, что означенные субфреймы эксплицируются в ФЕ, число их репрезентантов не так велико (57 единиц), что обусловлено опасением наименования смерти и обрядовых действий, ее сопровождающих.

СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ

покаяться Рис. 3. Концепт СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ во временном аспекте Субфрейм «Отношение к смерти», выражающий собой дополнительные признаки концепта СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ, состоит из слотов «неизбежность», «смирение», «бессмысленность земных благ», «смерть объяснима», «смерть хуже жизни», «смерть лучше жизни», «страх». По степени фразеологической вербализации доминирующим является слот «неизбежность», свидетельствующий о том, что смерть воспринимается людьми прежде всего как факт, который тяжело признать, но невозможно изменить: От смерти не откупишься; Сколько ни живи, а умирать надо. Коннотативный уровень средств языковой репрезентации означенного слота характеризуется общим значением «обреченность». Следует отметить существующую в народном сознании причинно-следственную связь между смысловыми компонентами «неизбежность» и «смирение», выражающуюся в понимании необходимости смирения перед неизбежным концом жизни: Все там будем; Придет пора – турнет курносая со двора.

Слот «смерть объяснима» конкретизирован такими квантами информации, как «земная жизнь – временное испытание перед вечной»: Не на живот рождаемся, а на смерть, «постоянная жизнь людей на земле – противоречие физическим законам»: Кабы люди не мерли – земле не сносить.

Слоты «смерть хуже жизни» и «смерть лучше жизни» выступают как оппозиционные, что свидетельствует об отсутствии однозначного подхода к теме жизни и смерти: Лучше век терпеть, чем вдруг умереть; Горько, горько, да еще б столько (пожить); Меньше жить – меньше грешить; Эта жизнь хуже смерти. По степени вербализации в ФЕ информации, отражающей отношение к смерти, можно судить о характерном для человека предпочтении жизни, какой бы она ни была.

Слот «страх» конкретизирован такими экспонентами знания, как «особенно страшна близкая смерть», «неизбежность смерти», «боязнь наказания за грехи»: Умереть сегодня страшно, а когда-нибудь – ничего; Живешь – не оглянешься, помрешь – не спохватишься; Смерть по грехам страшна.

«обмывание «одевание»

Субфрейм покойного»

«предвести «близкая Субфрейм «Наступление «покаяние перед смертью»

Анализ ФЕ показал, что отношение к смерти формируется на основе эмоционального (слот «страх») и логического (слот «смерть объяснима») мировосприятия. Превалирует эмоциональный подход, реализующий чувства страха и смирения. Понимание смерти тесно связано с восприятием жизни, концепт СМЕРТЬ в народном сознании пересекается с концептами ЖИЗНЬ и ВРЕМЯ. Последнее обнаруживается в тех ФЕ, где смерть представлена как процесс, длящийся во времени и включающий предсобытие (слоты «предвестие смерти», «покаяние перед смертью», «близкая смерть»), событие (слот «смерть как свершившееся действие»), постсобытие (слоты, представляющие информацию о погребальных обрядах): последний час; на склоне дней; дни сочтены; окончить свои дни; время пришло; вечный покой и т.п. Фреймовая структура обрядового концепта СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ представлена в схеме (рис. 4).

В параграфе «Гештальтная структура концепта» с помощью метода декодирования образа, т.е. буквального прочтения ФЕ, фиксирующих абстрактную сущность смерти, выявлена гештальтная структура концепта СМЕРТЬ/ПОГРЕБЕНИЕ, представленная в Таблице 3:

Антропоморфные гештальты Неантропоморфные Гештальты физиологештальты гического состояния смерть-субъект действия смерть-стихия смерть-инфекция смерть-сторож смерть-путник Наибольшая экспликация антропоморфных гештальтов обусловлена стремлением языкового сознания персонифицировать абстрактную сущность смерти.

Так, в ФЕ-поговорке Курносая со двора потурила смерть обозначается прилагательным, употребляемым по отношению к человеку. Женский род прилагательного позволяет рассматривать его как средство объективации гештальта смерть-женщина, а также дает представление о внешнем облике смерти. Интересно, что словари фиксируют и ФЕ, представляющие мужской гештальт смерти и имеющие языческие корни: карачун пришел, кондрашка хватил. Но эти фразеологизмы обозначают конкретную смерть (от мороза в первом случае, от удара – во втором). Таким образом, женский гештальт носит обобщающий характер, мужской – конкретизирующий.

В народном представлении смерть способна перемещаться в пространстве, как путник (Смерть дорогу найдет), стеречь человека (Не ты смерти ищешь, она сторожит), являться субъектом действия (Смерть всех поравняет). Неантропоморфные гештальты смерти возникают в результате попытки обозначения е «нрава», экспансивного, как у стихии (От смерти и под камнем не укроешься) и тихого, как у птицы (В нем смерть уже гнездо свила). Гештальты физиологических состояний связаны с «чувственным»

пониманием смерти, которая в сознании носителей языка представлена как инфекция, передающаяся от одного человека к другому (С проводов покойника надо руки погреть, чтоб не занести домой смерти), или как сон (заснуть вечным/непробудным сном; могильный сон).

В параграфе «Структура сценарного типа концепта» СМЕРТЬ/ ПОГРЕБЕНИЕ на основе когнитивного анализа образа души анализируются ФЕ, описывающие этапы сценария смерти, базирующиеся на представлениях о способности перемещения души в пространстве. Первый этап заключается в расставании души с телом, т.е. уходе ее из тела и нахождении на земле. ФЕ, репрезентирующие этот этап, содержат указание на время пребывания души на земле (шесть недель, сорок дней), что подтверждает наличие в языковом сознании строго организованной последовательности действий души после смерти. Второй этап представлен во фразеологии более рельефно. Он отражает процесс перемещения души с обозначением мест отбытия и прибытия, конкретизированных пространственно-временными характеристиками (табл. 4):

первый второй 1) с указанием места отбытия 2) с указанием места прибытия отойти/возноситься в горний мир;

а) в пространственном значении отправляться/отправиться на тот свет/ б) во временном значении отходить/отойти в вечность, отойти к 3) с указанием субъектов нового отправиться к праотцам; почить в Бозе; на Наличие на ментальном уровне элементов знания, составляющих суть данной когнитивной структуры (перемещение души, время пребывания, локусы отправления и прибытия и т.д.) подтверждает существование в сознании представителей лингвокультурного сообщества понятия смерти в виде последовательности действий души.

В заключении обобщаются результаты проведенного исследования, подводятся его итоги и намечаются перспективы.

ФЕ, фиксирующие ключевые обряды русской культуры, можно рассматривать как средства репрезентации обрядовых концептов. Возникшие очень давно и просуществовавшие длительное время, ФЕ-репрезентанты обрядовых концептов отличаются стабильностью, малоизменчивостью, как и в целом фразеологическая система (Юздова, 2008), и отражают наряду с универсальными, вневременными, в определенной степени архаичные, пережиточные представления о мире. Ценность ФЕ с обрядовой тематикой заключается в том, что они содержат информацию об утраченных традициях как части культурного наследия нации. В то же время, выражая устаревшее знание о мире, ФЕ могут отражать не изменившиеся черты менталитета народа, который характеризуется как устойчивый, стабильный, практически не меняющийся (Дробижева, 1992). Исследуемый материал хронологически неоднороден, т.к. невозможно дать точную датировку большинства ФЕ, значит, анализируются общие черты мировоззрения, наиболее типичные для народа.

Дальнейшее исследование может быть продолжено на материале других лингвокультур (сопоставительное изучение ключевых обрядовых концептов), либо за счет расширения числа выделяемых обрядовых концептов. В поле зрения исследователя также могут попасть фольклорные тексты (суеверия, предрассудки, заговоры, песни и т.д.), которые дадут новый материал для доказательства выведенных в работе когнитивных структур обрядовых концептов и расширят ее за счет введения дополнительных признаков и конкретизации обрядовых действий.

Основные положения и результаты исследования отражены в следующих публикациях автора:

Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

1. Колкова, Н.А. Русская погребальная паремиология и фразеология в когнитивном аспекте: смерть как сценарий ухода / Н.А. Колкова // Мир русского слова. – 2009. – № 3. – С. 59 – 64.

2. Колкова, Н.А. Гештальты и фреймы сватовства в русской фразеологии / Н.А. Колкова // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. – 2009. – № 1. – С. 268 – 278.

паремиологической и фразеологической системах русского языка / Н.А.

Колкова // Известия Оренбургского государственного аграрного университета. – 2006. – № 4 (12). – С. 182 – 184.

Колкова, Н.А. Свадебный обряд сквозь призму русских пословиц и поговорок / Н.А. Колкова // Филологические чтения: материалы междунар. науч.-практ. конф. (Оренбург, 3 ноября 2006 г.). – Оренбург:

ИПК ГОУ ОГУ, 2006. – С. 308 – 312.

Колкова, Н.А. Нравственный образ русского человека в пословичных и фразеологических текстах / Н.А. Колкова // Человек. Русский язык.

Информационное пространство: межвуз. сб. науч. тр. / под науч. ред. Н.В.

Аниськиной. – Ярославль: Канцлер, 2007. – Вып. 7. – С. 122 – 126.

Колкова, Н.А. Отражение русских обрядов в паремиологическом и фразеологическом фондах языка / Н.А. Колкова // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: сб. науч. тр. / сост., отв. ред. Т.В. Симашко. – Архангельск:

Поморский ун-т, 2007. – С. 67 – 70.

Колкова, Н.А. Смерть в языковой картине мира русского народа / Н.А.

Колкова // V Масловские чтения: сб. науч. ст. / науч. ред.

Н.Г. Благова, Л.Т. Пантелеева. – Мурманск: МГПУ, 2007. – С. 236 – 240.

8. Колкова, Н.А. Традиционный и современный русский свадебный фольклор / Н.А. Колкова // Филологические чтения: материалы междунар. науч.-практ. конф. (Оренбург, 1–2 ноября 2007 г.). – Оренбург:

ИПК ГОУ ОГУ, 2007. – С. 245 – 252.

9. Колкова, Н.А. Тема рождения и погребения в русских пословичных текстах / Н.А. Колкова // Русский язык как средство межкультурной коммуникации и консолидации современного общества: материалы междунар. науч.-практ. конф. (Оренбург, 6 –7 ноября 2007 г.): в 2 т. Т. 2 / гл. ред. В.Ю. Прокофьева. – Оренбург: Изд-во ОГПУ, 2007. – С. 102 – 10. Колкова, Н.А. Один из аспектов изменений в менталитете русского народа / Н.А. Колкова // Ефремовские чтения: Концепция современного мировоззрения: материалы 11-й междунар. конф. «Ефремовские чтения»

(19 апреля 2008 г.) / сост. и отв. ред. М.В. Ягодкина. – СПб.: ЛЕМА, 2008. – С.89 – 92.

11. Колкова, Н.А. Текст свадебного фольклора как один из культурных источников / Н.А. Колкова // Концепт и культура: материалы III междунар. науч. конф. (Кемерово, 27 – 28 марта 2008 г.) / ред. кол.:

Г. И. Лушникова [и др.]. – Кемерово: Кузбассвузиздат, 2008. – С. 53 – 59.

12. Колкова, Н.А. Структурные компоненты концептов «Жених» и «Невеста» (на материале русского свадебного фольклора) / Н.А. Колкова // Современные проблемы лингвистики и методики преподавания русского языка в вузе и школе: сб. науч. тр. / под ред. проф.

О.В. Загоровской. – Воронеж: Научная книга, 2008. – Вып. 4. – С. 39 – 13. Колкова, Н.А. Словарное наследие В.И. Даля как свод правил поведения / Н.А. Колкова // Вестник Оренбургского государственного университета.

14. Колкова, Н.А. Концепт «Смерть» в пословичных текстах / Н.А. Колкова // Вестник Оренбургского государственного университета.

– 2008. – № 11 (93). – С. 8 – 15.

15. Колкова, Н.А. Гештальтная структура свадебных причитаний (на материале оренбургского фольклора) / Н.А. Колкова // Регионально ориентированные исследований филологического пространства:

материалы всерос. науч.-практ. конф. (Оренбург, 14 ноября 2008 г.). – Оренбург: ИПК ГОУ ОГУ, 2008. – С. 145 – 149.

16. Колкова, Н.А. Лингвистический анализ свадебного фольклора Оренбуржья / Н.А. Колкова // «Слава вам, братья, славян просветители!»:

материалы науч.-практ. конф. / под общ. ред. В. В. Амелина. – Оренбург:

Издательский центр ОГАУ, 2008. – С. 406 – 414.

17. Колкова, Н.А. Роль словарного наследия В.И. Даля в нравственном развитии личности / Н.А. Колкова // Оренбургский край. Архивные документы. Материалы. Исследования: сб. работ науч.-исслед.

краеведческой лаборатории ОГПУ / ред. кол.: А.Г. Прокофьева, В.В. Дорофеев [и др.]. – Оренбург: Изд-во ОГПУ, 2008. – Вып. 4. – 18. Колкова, Н.А. Образ идеальной жены (на материале русских пословиц и поговорок) / Н.А. Колкова // Семья как субъект формирования национально-культурных традиций: материалы регион. научн.-практ.

конф. / под общ. ред. В. В. Амелина. – Оренбург: Издательский центр ОГАУ, 2008. – С. 179 – 183.

19. Колкова, Н.А. Освоение достояния национальной культуры в ходе образовательного процесса / Н.А. Колкова // Философия отечественного образования: история и современность: сб. ст. V всерос. научн.-практ.

конф. / под общ. ред. П.А. Гагаева. – Пенза: РИО ПГСХА, 2009. – С. 48 – 20. Колкова, Н.А. Изучение культурных традиций в рамках курса русского языка / Н.А. Колкова // Проблемы современного коммуникативного образования в вузе и школе: материалы II всерос. науч.-практ. конф. с междунар. участием: в 2 ч. Ч. 2 / под ред. Т.Ю. Зотовой, Т.А. Федосеевой, М.С. Хлебниковой. – Новокузнецк: РИО КузГПА, 2009. – С. 97 – 102.

21. Колкова, Н.А. Забытый русский обычай (лингвистический анализ свадебных причитаний) [Текст] / Н.А. Колкова // Научные исследования:

информация, анализ, прогноз: монография / под общ. ред. проф.

О.И. Кирикова. – Воронеж: ВГПУ, 2009. – Книга 23. – С.113 – 124.

22. Колкова, Н.А. Христианская концепция в русской паремиологии и фразеологии / Н.А. Колкова // Святоотеческие традиции в русской литературе: сб. материалов II всерос. науч. конф. с междунар. участием: в 2 ч. Ч. 2 / отв. ред. В.В. Соломонова, С.А. Демченков. – Омск: ВариантОмск, 2009. – С. 148 – 152.

23.Колкова, Н.А. Антиномия «свое – чужое» в текстах свадебных причитаний / Н.А. Колкова // Тенденции развития социокультурного пространства: межвуз. сб. науч. ст. / ред. В.Ю. Прокофьева, Е.К. Дубцова.

– Оренбург: Изд-во ОГПУ, 2010. – С. 61 – 68.

24. Колкова, Н.А. Лингво-когнитивный аспект пословичных высказываний, репрезентирующих фрейм «Отношение к семье и браку» в русском языке [Текст] / Н.А. Колкова // Инновационные тенденции развития российской науки: материалы III междунар. науч.-практ. конф. молодых ученых / отв.

ред. Ю.В. Платонова. – Красноярск, 2010. – С. 299 – 302.

25. Колкова, Н.А. Изучение пословичного наследия с позиции когнитивной лингвистики в рамках курса русского языка / Н.А. Колкова // Наука и молодежь: новые идеи и решения: материалы IV междунар. науч.-практ.

конф. молодых исследователей: в 3 ч. Ч. 2. – Волгоград: «Нива», 2010. – С. 249 – 253.

26. Колкова, Н.А. Семантические особенности фразеологических репрезентантов фрейма «Рождение» // Фразеологические чтения памяти профессора В.А. Лебединской. К 70-летию со дня рождения / отв. ред.

Н.Б. Усачева. – Курган: Изд-во Курганского ун-та, 2011. – Вып. 5. – С.

160 – 163.

Подписано в печать 15.03.2011.

Формат 6090/16. Объем 1,0 уч.-изд.л.

Тираж 100 экз. Заказ № 1008.

Отпечатано на ризографе в типографии ГОУ ВПО ЧГПУ.

454080, г. Челябинск, пр. Ленина,