«Формирование исторического знания в Западной Европе эпохи перехода от Средневековья к Новому времени ...»

Бобкова Марина Станиславовна

Формирование исторического знания в Западной

Европе эпохи перехода от Средневековья к Новому

времени

07.00.03.

исторические наук

и

Д 002.249.01

Учреждение Российской академии наук

Институт всеобщей истории РАН119334, Москва,

Ленинский проспект, 32а

тел. (495) 938-10-09

E-mail: [email protected]

Предполагаемая дата защиты 24 ноября 2010 г.

На правах рукописи

Бобкова Марина Станиславовна Формирование исторического знания в Западной Европе эпохи перехода от Средневековья к Новому времени специальность 07.00.03 – всеобщая история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук Москва –

Работа выполнена в Центре истории исторического знания Учреждения Российской академии наук Института всеобщей истории РАН

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Басовская Наталья Ивановна доктор исторических наук, профессор Девятайкина Нина Ивановна доктор исторических наук Намазова Алла Сергеевна

Ведущая организация – Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД РФ

Защита состоится « » ноября 2010 г. в 11 часов на заседании Диссертационного совета Д 002.249.01 при Институте всеобщей истории РАН по адресу: 119334, Москва, Ленинский проспект, 32а (ауд.1406)

С диссертацией можно ознакомиться в научном кабинете ИВИ РАН Автореферат разослан « _ » 2010 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат исторических наук Н.Ф. Сокольская

Общая характеристика работы

Диссертация посвящена изучению одной из фундаментальных проблем исторической науки – процессу формирования истории как гуманитарной дисциплины в Западной Европе переходной эпохи от Средневековья к Новому времени. В данной работе базовые элементы восприятия истории новоевропейским обществом исследуются, характеризуются и типологизируются в контексте целостной оценки исторического знания как единого феномена. Анализируются пути, способы и формы преемственности его традиций, а также неразрывная взаимосвязь локальных исторических культур, образующих западноевропейскую общность.

Актуальность исследования. Актуальность диссертационного исследования заключается в значимости изучения становления современной исторической науки в рамках единой европейской традиции историописания XVI–XVIII вв. Это базовое фундаментальное направление гуманитарного знания, и его изучение дает возможность лучше понять как природу и характер обращения к занятиям историей в переходную эпоху, так и многие процессы, происходящие в исторической науке сегодня.

В свете новейших теорий междисциплинарности актуальное значение приобретают исследования взаимосвязей истории с существовавшими интеллектуальными практиками в Западной Европе переходной эпохи от Средневековья к Новому времени, а также оценка роли общегуманитарного знания этого периода в формировании представлений о предмете изучения истории.

Особенная актуальность исследования состоит в анализе того вклада, который внесли филология, формальная логика, юриспруденция, математические науки в становление метода исторической дисциплины (новое осмысление пифагорейства как способа познания прошлого мыслителями переходной эпохи; методы критики источника, заимствованные из филологии и юриспруденции; теоретические подходы к организации материала и их соотношение с законами формальной логики и пр.).

Наше пристальное внимание к переходной эпохе вполне закономерно в ситуации рождения новой научной парадигмы, которая – в противовес постмодернистскому отказу от «большого нарратива»

– вновь актуализирует разработку принципов общей теории систем, интерес к изучению макропроцессов и макросдвигов, созданию универсальных теорий.

В контексте современной глобальной истории особенную актуальность представляют содержащиеся в историописании переходного времени дифференциация истории по пространственногеографическому основанию – по соотношению всеобщего и локального, а также понятие «всемирная история».

Актуальность данного исследования определяется и углублением разработки одной из основных категорий современной науки – историзма. Тексты об истории создаются в конкретной социокультурной среде и характеризуют собой различные аспекты исторического сознания общества. Таким образом, обращение к истории исторического знания, так или иначе, приводит нас к изучению исторического сознания общества, к изучению социального; помогает выявить общие причины и закономерности актуализации тех или иных аспектов исторического знания в переходные эпохи.

Новизна исследования. Научная новизна диссертации состоит в проблематике заявленных исследований, в научных подходах, которые использует автор, и в результатах проделанной работы.

В диссертации впервые в отечественной и зарубежной историографии на основе обширного комплекса сочинений об истории французских, итальянских, немецких, английских авторов XVI–XVIII вв. исследуется восприятие прошлого в контексте формирования самосознания европейской общности, на основе принципа единства европейской культуры переходной эпохи и с позиций развития традиций античного и средневекового историописания. Пятнадцать трактатов XVI века впервые вводятся в научный оборот. Впервые было проведено исследование:

– механизмов формирования оценок прошлого в контексте социального развития переходной эпохи;

– содержания исторического знания переходной эпохи;

– источниковой базы, на которой основывались авторы сочинений исторического жанра указанного времени в рамках западноевропейской традиции историописания;

– представлений о предмете истории и методах его изучения в контексте уровня развития гуманитарного и естественно-научного знания в Западной Европе XVI–XVIII вв.;

– моделей всемирной истории в сочинениях переходной эпохи;

– динамики становления категории «время» и вектора социального движения в истории;

– особенностей смены познавательной парадигмы, перехода от событийной истории к историческому моделированию.

Новизна исследовательского подхода, представленного в диссертации, состоит в том, что в ней определяются теоретические основания механизмов, путей и способов межкультурного взаимодействия, а также общего и особенного в восприятии прошлого представителями интеллектуальных кругов переходной эпохи.

Новизна научных подходов к изучению заявленной темы определяется и использованием методов компаративного анализа, ее рассмотрением с точки зрения сравнения развития существовавших до XVI в. традиций историописания, вклада в формирование исторической дисциплины авторов теоретических сочинений об истории XVI в. и трансформации кризисного типа историзма на протяжение XVII и XVIII вв. Кроме того, впервые по отношению к данному типу источников применяется метод описательной статистики.

В результате проведенного комплексного анализа нескольких десятков историко-теоретических трактатов XVI–XVIII вв.

впервые дано определение кризисного типа историзма переходной западноевропейского общества, а также определены перспективы его развития. Таким образом, автор данным диссертационным исследованием заявляет новое направление в истории исторической науки – изучение кризисного типа исторического сознания общества переходных эпох.

Объектом диссертационного исследования является трансформация исторического мышления в Западной Европе переходной эпохи от Средневековья к Новому времени.

Предметом диссертационного исследования являются состояние и развитие исторического знания в Западной Европе переходной эпохи от Средневековья к Новому времени, тесно связанные с культурными, социальными и политическим процессами.

Как известно, историческое мышление, то есть осмысление человеком своего прошлого, и историческое знание, составленное из множества фрагментов того, что нам известно (а не того, что было), образуют основу человеческих действий. Вне зависимости от того, насколько полно или фрагментарно историческое знание, именно на его базе складывается система ценностных суждений о настоящем через прошлое, именно оно служит критерием упорядочения знаний о мире и играет важнейшую роль в формировании мировоззрения. Из исторического знания рождается конкретный «образ истории». Он всякий раз индивидуален, субъективен, но в целом вписывается в общую картину представлений о прошлом, свойственную определенной социальной группе, определенному культурному типу, определенной эпохе.

Степень изученности проблемы. В историографии проблемы исторического сознания, включая такой его важнейший аспект как знания о прошлом, являлись предметом научного осмысления, в том числе и применительно к исторической мысли переходной эпохи от Средневековья к Новому времени1.

English Historical Writing and Thought, 1580–1640. L., 1962; Certeau M., de. The Writing of History. N. Y.: Columbia Univ. Press, 1988; Chartier R.

Cultural History. Between Practices and Representations. Oxford: Polity Press, 1988; Burke P. The Renaissance Sense of the Past. N. Y.: St. Martin’s Press, 1969; Breysig K. Kulturgeschichte der Neuzeit. В.: о. V., 1900; Barber B.

Science and the Social Order. N. Y.: Free Press, 1952; Barnes B. Scientific Knowledge and Sociological Theory. L.; Boston: Routledge & Kegan Paul, 1974; Dubois C.-G. La conception de l’histoire en France au XVI-e sicle (1560-1610). P.: A.G. Nizet. 1977; Finberg H.P.R. (ed.) Approaches to History.

Toronto: Univ. of Toronto Press, 1962; Kelly W. Philosophy and Historical Understanding. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1964; Gilbert N.W.

Renaissance Concepts of Method. N. Y.: Columbia Univ. Press, 1960; Simiand F. Recherches anciennes et nouvelles sur le mouvement general des prix du XVI a XIX siecle. P.: Domat Montchrestien, 1932; White M. Foundations of Historical Knowledge. N. Y.; L.: Harper & Row, 1965; Woolf D. A High Road to the Archives? Rewriting the History of Early Modern English Historical Culture // Storia della Storiografia. 1997. № 32; Woolf D. The Social Circulation of the Past: English Historical Culture, 1500–1730. Oxford, 2003;

Андреева Г.М. Психология социального познания. М.: Аспект-Пресс, 2000; Артог Ф. Время и история // Анналы на рубеже веков: антология.

М., 2002. С. 147–168; Басовская Н.И. Цель истории — история / отв. ред., сборник статей. М.: РГГУ, 2002; Брагина Л.М. Итальянский гуманизм эпохи Возрождения / Идеалы и практика культуры. М., 2002; Визгин В. П.

Герметизм, эксперимент, чудо: три аспекта генезиса науки Нового времени // Философско-религиозные истоки науки. М.: Мартис, 1997. С.

88–141; Гулыга А. В. Гердер. М., 1975; Девятайкина Н.И. Латинский нарратив трактата Петрарки: источники, способы организации текста, авторское «я» // Петрарка Фр. Диалоги на гендерные и эстетические темы (Трактат «О средствах против превратностей судьбы». Кн. 1. Саратов:

СГУ, 2008; Дрей У. Еще раз к вопросу об объяснении действий людей в исторической науке // Философия и методология истории / Ред. И. С. Кон.

М.: Прогресс, 1977. С. 37–71; Намазова А.С. Новые подходы в изучении истории XIX в // История: электронный научно-образовательный журнал.

2010. Вып.1: Историческая наука в современной России [Электронный ресурс]. Доступ для зарегистрированных пользователей:

URL:

http://mes.igh.ru/magazine/content/new_approaches_in_studing_history_xix_ce ntury.html (дата обращения 06.07.2010); Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история. М.: Языки русской Тем не менее, несмотря на то, что переходная эпоха от Средневековья к Новому времени занимает особое место в европейской истории, в историографии данный исторический период представлен довольно фрагментарно – в основном сюжетами по политической и культурной эволюции общества, в контексте которой, так или иначе, трактовалось и историческое знание. Имеющиеся научные исследования либо посвящены представлениям об истории отдельного мыслителя, либо ограничены отдельным и довольно кратким периодом в рамках переходной эпохи (например, XVI в.) и, как правило, одной страной2. Хотя, безусловно, исследования Г. Левина, У.-К.

Фергюсона, Г. Баттерфилда, М. Джильмора, П. Кристелера, Р.

Флинта, Г. Хаузера, Д. Хапперта, Н. Джильберта, Д. Келли и др.

имеют большое значение для понимания концепций метода в познавательных практиках переходного времени, культуры этой эпохи в целом.

Анализ исторического сознания как единого феномена в рамках географического пространства Западной Европы в мировой научной практике предпринимался только однажды – в книге крупного отечественного историка М.А. Барга «Эпохи и идеи.

Становление историзма». Он рассмотрел развитие исторической культуры, 1996; Репина Л.П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М., 2003. Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала нового времени / Отв. ред. Л.П. Репина. М.: Кругъ, 2003; История и память:

историческая культура Европы до начала Нового времени // Отв. ред. Л.П.

Репина. М.: Кругъ, 2006; Рикер П. Память, история, забвение. М., 2004;

Уколова В. И. Античное наследие и культура раннего средневековья. М., 1989; Хобсбаум Э. От социальной истории к истории общества // Философия и методология истории: Сб. переводов / Ред. И. С. Кон. М.:

Прогресс, 1977 и др.

Levin H. The Myth of the Golden Age in the Renaissance. L., 1970;

Ferguson W.K. The Renaissance in Historical Thought. Boston: Houghton Mifflin, 1948; Butterfield H. Man on His Past. The Study of the History of Historical Scholarship. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1955; Jilmor M.

The World of Humanism (1453 – 1517). N.Y., 1978; Kristeller P. Renaissance Thought and its Sources. N.Y., 1962; Flint R. The Philosophy of the History in France and Germany. Edinburg and L., 1874; Hauser H. La modernite du XVIe sicle. P., 1930; Huppert J. The Idea of Perfect History (Historical Erudition and Historical Philosophy in Renaissance France). Urbana-L., 1969; Jilbert N.W. Renaissance Concepts of the Metod. N.Y., 1960; Kelley D. Foundation of Modern Historical Scholarship: Language, Law and History in French Renaissance. N.Y.-L., 1970; Gooch G.P. History and Historians in the Nineteenth Century. L.; N. Y.; Toronto: Longmans, Green and Co, 1928.

мысли Античности, Средних веков и Нового времени с позиций философии истории и в контексте культуры этих эпох3. Данная монография носит обобщающий характер и рассматривалась М.А.

Баргом как начало большого исследовательского проекта, основанного на изучении источников по истории исторической науки указанных периодов. В этой книге он определил основные приоритеты и направления изучения исторической сознания и шире – исторической культуры западноевропейского общества.

Наработки, сделанные для развития заявленной проблематики, носят незавершенный характер, но в силу их значимости были опубликованы посмертно4. М.А. Барг, обладавший тонким исследовательским чутьем, предполагал и дальше развивать это направление, но уже на конкретно-историческом уровне.

По отдельным хронологическим периодам обобщающих трудов по изучению истории исторического знания немного больше.

Рассмотрению античной традиции историописания посвящено всего несколько работ. В числе них следует обратить внимание прежде всего на обобщающие монографии А. Момильяно, А.Дж.

Вудмана, И.С. Моксона, Дж.Д. Смарта5. В отечественной историографии следует отметить книгу А.И. Немировского «Рождение Клио»6, которая, хотя и носит довольно популярный характер, тем не менее, до сих пор остается единственным примером целостного рассмотрения античной традиции историописания. Средневековому историописанию посвящена работа известного французского историка Бернара Гене «История и историческая культура средневекового Запада»7, а также близкие по тематике и подходам исследования Ф.-И. Шмале8 и Б. Лакруа9.

У истоков формирования этого исследовательского направления в Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М.: Мысль, 1987.

Барг М.А., Авдеева К.Д. От Макиавелли до Юма: становление историзма.

М.: ИВИ РАН, 1997.

Momigliano A. The Classical Foundation of Modern Historiography.

Berkeley, 1990; Woodman A.J., Moxon I.S., Smart J.D. Past Perspectives:

Studies in Greek and Roman Historical Writing. Cambridge: Cambridge University Press 1986. Greek and Roman Historiography in Late Antiquity.

Fourth to Sixth Century A.D. / Ed. G. Marasco. Leiden, 2003;

Немировский А.И. Рождение Клио: У истоков исторической мысли. 2-е изд. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1986.

Guene B. Histoire et culture historique dans l'occident Mdival. P., 1980.

Пер. на рус. яз.: Гене Б. История и историческая культура средневекового Запада. М.: Языки славянской культуры, 2002.

Schmale F.-J. Funktion und Formen mittelalterlicher Geschichtschreibung.

Darmstadt, 1985.

Lacroix B. L`historien au Moyen ge. Montral; Paris, России стояли работы Е.А. Косминского и О.Л. Вайнштейна, опубликованные в 60-х годах прошлого века10. Это направление довольно долгое время оставалось на периферии исторической науки и только в начале XXI века, обогащенное новыми подходами в изучении и осмыслении источника, получило новый импульс к развитию11. Одним из ярких примеров развития этого направления на совершенно новых методологических основаниях может служить монография А.И. Сидорова12. Предметом ее исследования является каролингское историописание, которое, бесспорно, представляет собой вполне обособленное культурное явление, ограниченное территориальными и хронологическими рамками.

В целом же следует отметить, что исследования, связанные с проблемами исторического знания, в отечественной исторической науке чаще всего или включены в историографические компендиумы13, или представляют собой работы, связанные с изучением жизни и творчества конкретных историков14.

Безусловно, они играют важную роль в процессе накопления и осмысления знаний об исторических представлениях разных эпох.

Источниковая база. Проведенное исследование основано на нескольких, условно выделяемых автором диссертации, группах Косминский Е.А. Историография средних веков V в. – сер. XIX в. М., 1963, Вайнштейн О.Л. Западноевропейская средневековая историография.

М., 1964.

В качестве примеров мы хотим привести очень интересные исследования наших коллег Н.И. Басовской, Л.М. Брагиной, Т.В. Гимона, Н.И. Девятайкиной, Ю.В. Ивановой, О.Ф. Кудрявцева, Ю.П. Малинина, С.Г. Мереминского, З.Ю. Метлицкой, Н.В. Ревякиной, Д.В.

Самотовинского, А.Ю. Серегиной, В.И. Уколовой и др., высказав при этом некоторое сожаление, что активно идущая сегодня публикация переводов сочинений исторического жанра Средневековья (например, Фруассар Ж. Хроники 1325 – 1340 СПб., 2008; Жан де Жуанвиль, Жоффруа де Виллардуэн. История Крестовых походов. М., 2008 и др.) не сопровождается монографическими исследованиями.

Сидоров А.И. Отзвук настоящего. Историческая мысль в эпоху каролингского возрождения. СПб.: Издательский Центр «Гуманитарная Академия», 2006.

Например, Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время: в поисках утраченного. М.: Языки русской культуры, 1997. Савельева И.М., Полетаев А.В. Знание о прошлом: теория и история. В 2 т., М.: Наука, 2003.

Например, Доронин А.В. Историк и его миф: Иоганн Авентин (1477М.: РОССПЭН, 2007. Зверева В.В. «Новое солнце на Западе»: Беда Достопочтенный и его время. М.: Алетейя, 2008 и др.

источников. Первую группу составляют восемнадцать сочинений исторического жанра, которые были «отобраны» самим XVI в. как наиболее значимые для исторического сознания европейского общества того времени. Впервые они были опубликованы в двухтомном издании Иоханном Вульфом в 1576 г. в Базеле.

Второе, дополненное издание под названием «Сокровищница истории. Сборник из восемнадцати трудов как древних, так и недавних [авторов] и, кроме того, что особенно следует отметить, шести книг Ж. Бодена о Методе истории» вышло уже через три года, в 1579 г., у того же печатника – Пьера Перно. Это издание и легло в основу наших исследований15. Оно хранится в Музее книги Российской государственной библиотеки и представляет собой два тома in 8° в переплетах более позднего времени, без сплошной нумерации страниц – в целом в двух томах их 2586.

В первый том входит семь трактатов об истории французских, итальянских и немецких авторов: Жан Боден Андикав «Метод истории»16; Франсуа Балдуин «Книга о всеобщей истории и ее связи с юриспруденцией в двух книгах»17; Франческо Патрици «Десять диалогов об истории»18; Иоанн Понтаний «Об истории»19;

Себастьяно Фокс-Марцелло «Об устройстве истории»20; Иоанн Антоний Випераний «О написании истории»21; Франческо Робортелло «Об истории»22. Завершает первый том сочинение Дионисия Галикарнасского «Суждение об истории Фукидида» с предисловием Дудиция23. Содержание второго тома состоит из девяти сочинений авторов XVI века (итальянцев, немцев и французов) и одного греческого автора и выглядит следующим образом: Кристоф Мило «Об универсализме истории»24; Уберто Фолиета «О смысле [правил] написания истории и единообразии у Artis historicae Penus, octodecim scriptorium tam veterum quam recentiorum monumentis et inter eos Io. Praecipue Bodini libris Methodi historicae sex instructa, Basileae, ex officina Petri Pernae, 1579.

Ioan. Bodini Andigavensis Methodus historica.

Fr. Balduinus de Historia universa, et ejus cum juristrudentia conjunctione libri II.

Fr. Patritii Dialogi X de Historia.

Joan Pontanus De Historia.

Sebastiani Foxii Morzilli de Historica Institutione.

Ioan. Ant. Viperanus de Scribenda Historia.

Fr. Robortellus de Historia.

Dionysius Halicarnasseus de Thucydidis historia judicium, cum Duditii Praefatione.

Christophorus Milaeus de Historiae universitate.

Полибия»25, Давид Цитройс «О том, как правильно читать историю»26; Лукиан из Самосаты «Как следует писать историю»27, Симон Грино «О пользе чтения истории»28; Целий Секунд «О пользе чтения истории» [О том же]29; Кристофор Пецель «Речь об истории»30; Теодор Цвингер «Базельский доктор»31; Иоанн Самбуций «Цезарь историк»32, Антоний Рикобоний «Об истории, включая недавно открытые фрагменты ее древних авторов»33.

Эта группа источников была дополнена автором диссертации сочинением Луи Леруа «Рассуждение о французской и всеобщей истории»34 в силу значимости его исторических штудий для понимания изучаемых процессов.

Вторая группа источников позволила нам дать оценку кризисного типа историзма переходной эпохи на основе сравнительного подхода. Она подразделяется на три подгруппы: 1) сочинения отцов церкви, церковные истории, национальные, универсальные, региональные истории Средневековья (Августин Блаженный, Беда Достопочтенный, Зосима, Исидор Севильский, Григорий Турский, Гуго Сен-Викторский, Евсевий Кесарийский, Евсевий Памфил, Николя Тревет, Павел Джовий, Павел Орозий и др.)35; 2) «истории» и рассуждения об истории эпохи Возрождения Ubertus Folieta de Ratione scribendae historiae, et de similitudine normae Polybianae.

David Сhytraeus de Recte instituenda Historiae lectione.

Lucianus Samosatesis de Scribenda Historia.

Simon Grynaeus de Utilitate legendae historiae.

Coelius Secundus de eadem.

Christophori Pezelii Oratio de historia.

Theodorus Zwingerus Medicus Basiliensis.

Ioan. Sambucus Caes. Historicus.

Antonius Riccobonus de Historia et de ea verterum fragmenta recens adjuncta.

Leroy L. Consideration sur l’histoire franoise et universell de ce temps, dont les merveilles sont succinctement recitees. Lyon, 1567.

Эти и ряд других источников использовались авторами изучаемых нами трактатов. Beda Venerabilis. Historia Ecclesiastica Gentis Anglorum. - Baedae Opera Historica. Ed. by J.E. King, v. 1-2. L.-N. Y., 1930; Bernar Gui. Fleres chronicarum, prologus, RHF, XXI. P. 69; Isidorus Hispalensis. Etymologiarum, I, 41. PL, t.82; Hugues de Saint-Victor. Didascalicon. De Studio Lefendi. Ed.

Ch.H. Buttimer, Washington, 1939; Chronicon Turonense // Martene P., Durand U. Nicoluas Trevet. Annales…, ed. Th. Hog, Londres, 1845; Veterum scriptorum et monumentorum historicorum dogmaticorum moralium amplissima collectio…V. 9, P., 1724-1733; Zosimus. Historia Nova. Ed. by L.

Mendelson. Lipsiae, 1887 etc. Переводы на рус. яз.: Августин Блаженный.

О Граде Божьем: Соч. в 4-х томах. Т.4. М., 1994; Он же. Исповедь (Филипп де Коммин, Дж. Виллани, Ф. Бьондо, Н. Макиавелли, Фр.

Гвиччардини, М. Монтень и др.)36; 3) сочинения об истории или исторического жанра XVII – XVIII вв. (Бейль П., Болингброк Г., Бэкон Ф., Вико Дж., Вольтер Ф., Гердер И.-Г., Кондорсе, Монтескье Ш. Л., Спиноза Б., Тюрго А. Р. Ж., Юм Д. и др.)37.

Блаженного Августина. М.: Ренессанс, 1991; Беда Достопочтенный.

Церковная история народа англов. СПб.: Алетейя, 2001; Григорий Турский.

История франков. М., 1987; Евсевий Памфил. Церковная история. М., 2001; Памятники средневековой латинской литературы IV – VII веков. М., 1998; Орозий П. История против язычников. Кн. I-V. СПб., 2001-2003;

Исидор Севильский. Из «Этимологии» Исидора Севильского. М.: Одиссей, 1998; Григорий Турский. История франков. М., 1987 и др.

Эти и ряд других источников использовались авторами изучаемых нами трактатов. Flavius Blondus. Le decadi (Historiarum ab inclinatione Romanorum decades), Forli, 1964; Bruni L. Historiarum Florentini populi libri XII / A cura di E. Santini // Rerum italicarum scriptores. Citta di castello. 1926.

V XIX; Francesco Guicciardini. Storia d'Italia, R., 1537–1540; Ph. de Commynes. Memoires / Ed. par В. df Mandrot. P., 1901—1903. Т. I—II etc.

Переводы на рус. яз.: Филипп де Коммин. Мемуары. М.: Наука, 1986;

Петрарка Ф.Сочинения философские и политические. М.: РОССПЭН, 1998; Он же. Африка. М.: Наука, 1992; Виллани Дж. Новая хроника или история Флоренции. М.: Наука, 1997; Валла Лоренцо. Об истинном и ложном благе. О свободе воли. М., 1989; Он же. История деяний Фердинанда, короля Арагона // Средние века, вып. 59. М., 1996. С. 253Он же. Рассуждение о подложности так называемой дарственной грамоты Константина / В кн.: Итальянские гуманисты XV в. о церкви и религии. М.: Изд. Ан СССР, 1963. С.139-216; Макьявелли Н. История Флоренции. Л.: Наука, 1973; Он же. Избранные сочинения. М.: Худ. лит, 1982; Он же. Рассуждение о первой декаде Тита Ливия. Государь. М.:

РОССПЭН, 2002; Гвиччардини Ф. Сочинения. М.-Л.: Academia, 1934;

Монтень М. Опыты. Избранные произведения в 3-х томах. М.: Голос, 1992 и др.

Эти источники являются наиболее значимыми для рассмотрения трансформации кризисного типа историзма с точки зрения преемственности традиции, в контексте историографической революции переходной эпохи. Pierre Bayle. Dictionnaire historique et critique.

Rotterdam. 1697; Bossuet J.B. Discours sur l'histoire universelle. Paris, 1681;

Vico, Giambattista. Principi di una scienza nuova d'intorno alla comune natura delle nazione…Milano, 1990; The Works of Lord Bacon // ed. J. Spedding. L., 1879; The Letters of David Hume, edited by J.Y.T. Greig, 2 volumes, Oxford:

Clarendon Press, 1932 [This edition also contains Hume's autobiographical essay, “My Own Life” (HL, I:1-7).]; David Hume. The History of England, ed.

by William B. Todd, Indianapolis: Liberty Classics, 1983; Turgot A.R.J.

Oeuvres de mr. Turgot, ministre d’tat, v.1-9. P., 1808-1811 еtc. Переводы на рус. яз.: Бейль П. Исторический и критический словарь, в 2 т. М., 1978;

Болингброк. Письма об изучении и пользе истории. М.: Наука, 1978; Бэкон Кроме того, автор дает развернутую характеристику отражения античного историописания в сочинениях XV – XVI вв., что позволяет установить реальное влияние античного историописания на формирование исторического сознания переходной эпохи. Здесь в качестве источников привлекаются сочинения Аммиана Марцеллина, Аппиана, Аристотеля, Арриана, Веллея Патеркула, Геродота, Гесиода, Катона, Евтропия, Иосифа Флавия, Квинтилиана, Платона, Плутарха, Полибия, Светония, Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Курция Руфа, Тита Ливия, Павсания, Плиния Младшего, Плиния Старшего, Тацита, Цицерона, Саллюстия, Варрона, Страбона, Цезаря, Цицерона и др.38.

Ф. О достоинстве и преумножении наук // История правления короля Генриха VII. М.: Наука, 1990. С. 149-170; Он же. О мудрости древних // Там же. С. 191-199; Вико Д. Основания новой науки об общей природе наций. Л.: Гос. изд. худ. лит., 1940; Вольтер Ф. История Карла XII, короля шведского. СПб., 1909; Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977; Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи (История упадка и разрушения Великой Римской империи). Т. 1-7. М.: Терра, 1997; Декарт Р. Начала философии // Декарт Р. Избр. Произведения. М.: Госполитиздат, 1950; Кондорсэ Ж.А. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума. М.: Соцэкгиз, 1936; Юм Д. Англия под властью Стюартов, т 1–2. СПб., 2001–2002;

Лейбниц Г. В. Соч. В 4 т. М.: Мысль, 1982–1989; Монтескье Ш. Л. Избр.

произведения. М.: Наука, 1955. Спиноза Б., де. Избр. произведения. В 2 т.

М.: Госполитиздат, 1957 и др.

Эти и ряд других античных источников использовались авторами изучаемых нами трактатов. Аммиан Марцеллин. История. Вып. 1-3. Киев, 1906-1908; СПб., 1996; Аппиан. Римские войны. СПб., 1994; Аристотель.

Этика. Политика. Риторика. Категории. Минск, 1998; Арриан. Плавание вокруг Эритрейского моря // ВДИ. 1940. № 2; Он же. Поход Александра Македонского. М.-Л., 1993; Веллей Патеркул. Римская история. Воронеж, 1985. Геродот. История в девяти книгах. М., 1999; Гесиод. Труды и дни.

Теогония // Эллинские поэты в переводе В.В.Вересаева. М., 1963;

Дионисий Катон. Моральные дистихи // ВДИ. 1981. № 4; Евтропий.

Краткая история от основания города // Римские историки IV в. М., 1997;

Иосиф Флавий. О древности иудейского народа. Против Апиона. СПб., 1895. Он же. Иудейские древности. Москва-Иерусалим,1993. Он же.

Иудейская война. Минск, 1991; Катон Марк Порций. Фрагменты речей.

М., 1981; Квинтилиан Марк Фабий. Двенадцать книг риторических наставлений. СПб., 1834; Ксенофонт. Сочинения. М., 1880; Он же.

Анабазис. М., 1994; Он же. Греческая история СПб., 1997; Он же.

Киропедия. М., 1993; Курций Руф Квинт. История Александра Македонского. М., 1993; Ливий Тит. История Рима с основания города.

М., 1989-93. Т. 1-3; Павсаний. Описание Эллады. М., 1994; Платон.

Сочинения в 4 т. М., 1992-1994; Плиний Младший. Письма. М., 1982;

В диссертации использована и мемуаристика39. Благодаря этому типу источников в диссертации раскрывается одна из важнейших особенностей исторической культуры того времени – ее коммуникативность. Коммуникация в сфере исторических знаний может носить разные формы, но, во всяком случае, она подразумевает диалог с уже существующими текстами.

Привлечение мемуаристики в качестве источника позволило автору диссертации воссоздать то единое европейское информационное пространство, в рамках которого и осуществлялась историческая коммуникация.

Определение объекта и предмета исследования, нерешенность многих вопросов в выбранной проблематике и наличие обширного круга источников, часть из которых ранее не вводилась в научный оборот, позволили поставить цель и определить задачи исследования.

Целью диссертационного исследования является всестороннее изучение и комплексный анализ состояния и развития исторического знания в переходную эпоху от Средневековья к Новому времени.

Для достижения поставленной цели представлялось необходимым решить следующие исследовательские задачи:

историописания, раскрыть особенности и сущностные черты исторического знания переходной эпохи;

использовавшиеся в сочинениях исторического жанра указанного Плиний Старший. Естествознание. Об искусстве. М., 1994; Плутарх.

Сравнительные жизнеописания. М., 1994. Т.1-3; Полибий. Всеобщая история. СПб., 1995-1996. Т.1-3; Саллюстий Крисп Гай. Сочинения. М., 1991; Светоний Транквилл Гай. Жизнь двенадцати цезарей. Любое изд.;

Страбон. География. М, 1994; Тацит Корнелий Публий. Сочинения. М.-Л., 1993. Т.1-2; Флор Луций Анней. Две книги эпитом римской истории обо всех войнах за 700 лет. Воронеж, 1977; Малые историки. М., 1996;

Фукидид. История. М., 1993. Т. 1-2; Цезарь Гай Юлий. Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о галльской войне, о гражданской войне, об александрийской войне, об африканской войне. М., 1993; Цицерон Марк Туллий. Диалоги. О государстве. О законах. М., 1994; Он же. Письма. М., 1995., Т.1-3; Он же. Речи. М., 1995., Т.1-2; Юстин. Эпитома сочинения Помпея Трога Historia Philippicae. Всеобщая история //ВДИ. 1954. № 2.;

1955. № 1. и др.

Маргарита Валуа. Мемуары. СПб., 2010. Abb Goujet. Mmoire historique littraire sur le college royal de France. P., 1758; Jacques-Auguste de Thou. Les mmoires. Nouvelle collection des mmoires. P., 1985. V. 11; Hume D. The Life of David Hume, Esquire, Written by Himself. L., 1777 etc.

времени, определить значение библейской традиции, традиций античного и средневекового историописания, оценить использование свидетельств современников;

– дать оценку представлениям о предмете истории и методах его изучения в контексте познавательных практик переходной эпохи;

– рассмотреть проекты всемирной истории, соотнести их с представлениями о региональной истории, определить перспективу развития этих двух типов истории;

– проанализировать представления о времени, хронологии, развитии в новоевропейском историописании;

– определить специфику перехода от фактологического построения средневекового нарратива к методам реконструкции прошлого.

Хронологические рамки работы – XVI–XVIII вв. Основная исследуемая нами группа источников относится к XVI в. Именно в это время возникает новый исторический жанр – трактаты об истории, ознаменовавшие собой рождение новой познавательной парадигмы, которая существенно видоизменилась в XVII в., а в XVIII в. практически исчерпала себя – объективистское мировидение трансформируется в естественно-научную систему знаний. Таким образом, заявленные хронологические рамки исследования дали возможность определить вектор развития кризисного типа историзма.

Кроме того, именно эти хронологические рамки определяют переходную эпоху от Средневековья к Новому времени, которая характеризуется кризисным типом исторического сознания общества.

При определении хронологических рамок диссертационной работы учитывалась и специфика предмета ее исследований – развитие исторического знания. Накопление знаний – это процесс, относящийся к познавательной сфере, характеристики и содержание которой формируются и видоизменяются на протяжении длительного времени. Поэтому их корректное рассмотрение возможно только в исторической ретроспективе и перспективе с привлечением исторических источников Античности, Средневековья и Нового времени.

Географический ареал. Проведенное исследование предполагало изучение важнейших моментов в истории исторического мышления стран Западной Европы, которые испытали на себе сильнейшее влияние таких мощных духовных, социальных, политических, религиозных потрясений, как Возрождение и Реформация. Это – Италия, Германия, Франция и Англия.

Методологическая основа. Диссертационное исследование основано на методологических принципах, концепциях, теоретических моделях и технических приемах, выработанных в рамках компаративной истории, новой культурной и социальной истории, которые в сочетании с традиционными текстологическими и герменевтическими методами анализа текста и позволяют наиболее результативно решить поставленные исследовательские задачи.

Методологической базой изучения проблем исторического сознания в диссертации является сочетание типизирующего и индивидуализирующего подходов. При этом типизирующий подход обеспечил возможность выявления системообразующих черт в кризисном типе историзма, в то время как индивидуализирующий подход раскрыл специфическую «траекторию» движения теоретической мысли. Как следствие, ключевое значение обретала проблематика передачи традиции в «экзистенциальном пространстве творческой деятельности и коммуникативных практик сообщества интеллектуалов»40, что позволило сфокусировать внимание на той части предметного поля историописания XVI–XVIII вв., где и происходит зарождение и оформление важнейших историографических событий – концептуальных моделей.

Обращение к системному подходу позволило представить интеллектуальные усилия, разделенные временем, расстоянием и направленностью, как единую совокупность элементов, взаимодействующих посредством структуры коммуникаций для решения общего комплекса задач.

Важной составной частью методологии исследования стало уточнение содержательного наполнения ключевых дефиниций. В нашей работе мы основываемся на теоретических разработках понятия «историческое сознание» как важной части культуры, сделанных М.А. Баргом41. Согласно его концепции, «историческое сознание» включает в себя представления о прошлом, настоящем и Алеврас Н.Н. И снова про… предмет историографии (трансформация предметного пространства и категория «историографический быт» // Теории и методы исторической науки: шаг в XXI век : материалы международной научной конференции / Отв. ред. Л. П. Репина. М., 2008. С.

238-240.

Барг М.А. Историческое сознание как проблема историографии // Вопросы истории. 1982, №12. С. 49-66; «Цепь времен»: проблемы исторического сознания / отв. ред. Л.П. Репина. М.: ИВИ РАН, 2005.

будущем, которые существуют в том или ином обществе. На первый план выходит временной аспект любого культурного явления; обращается большое внимание на восприятие времени обществом, на формирование чувства своей эпохи в историческом времени. Сегодня ведущая роль в этом направлении мировой историографии принадлежит известному немецкому историку Й.

Рюзену, который разработал оригинальную типологию кризисов, отличающихся по глубине и стратегиям их преодоления42.

Понятие «переходная эпоха» является дискуссионным и до сих пор не имеет точного определения43. В данной работе это понятие используется для характеристики хронологического периода в истории Западной Европы, ограниченного рамками XVI – XVIII вв. Особенностью этого времени было тесное взаимодействие, а зачастую и противостояние традиционного и инновационного в развитии общества. Понятие «переходность» предполагает постепенное качественное изменение традиционного за счет инновационного в социальной реальности, эволюцию и трансформацию традиционного. Это не совсем точно по отношению к изучаемому нами периоду. Поэтому наряду с термином «переходная эпоха» мы используем понятие «эпоха катастроф». Под ним подразумевается период экономического, социального, политического, культурного взрыва, который проявляется в этнических, конфессиональных конфликтах, революциях, гражданских и континентальных войнах, являющихся высшим проявлением кризисного состояния общества. Катастрофа — это полное разрушение системы без возможности ее Rsen J. Historiographische Orientierung: ber die Arbeit des Geschichtsbewutseins, sich in der Zeit zurechtzufinden. Kln, 1994; Rsen J.

Was ist Geschichtskultur? berlegungen zu einer neuen Art, ber Geschichte nachzudenken // Rsen J., Fmann K., Grtter H.T. (Hg.) Historische Faszination. Geschichtskultur heute. Kln-Weimar-Wien, 1994.

Humanism in Crisis: The Decline of the French Renaissanc // ed. Desan Ph.

Ann Arbor: University of Michigan Press, 1991; Уколова В.И. Особенности культурной жизни Запада (IV – первая половина VII в.) // Культура Византии IV – первая половина VII в. М., 1984. С. 78–97; Она же.

Мировоззренческая борьба в западном средиземноморье на рубеже античности и средневековья // Средиземноморье и Европа: исторические традиции и современные проблемы. М., 1986. С. 9–25; Переходные эпохи в социальном измерении. История и современность: Сб. ст. М., 2002.;

Селунская Н.А. Осень средневековья и поздняя античность: как антиковеды с медиевистами историю делили // Диалог со временем.

Альманах интеллектуальной истории. Вып. 13. М., 2004. С. 232–246;

Цивилизации. Вып. 8. Социокальтурные процессы в переходные и кризисные эпохи. Отв. ред. акад. А.О. Чубарьян. М.: Наука, 2008 и др.

последующего восстановления. Такое разрушение традиционного общества происходило на протяжении XVI–XVIII вв. и проявлялось в целом комплексе структурных кризисов.

Под понятием «историографическая революция» в данной работе подразумевается формирование и трансформация представлений о содержании и структуре предмета истории, характер обновления теоретико-познавательного инструментария, изменение стилистики сознания и языка историка, т.е. явления системного характера. Историографическая революция в Западной Европе XVI–XVIII вв., как и всякая научная трансформация, носящая парадигмальный характер, представляла собой глобальное как в содержательном, так и во временном планах явление44.

Важнейшими в ряду используемых являются понятия «историография» и «историописание»45. Общеизвестно, что термин «историография» обладает опасной двусмысленностью и может означать или искусство написания истории (традиция, идущая от Луи Николя Бешереля, Иоахима Лелевеля, ИосифаКазимира Плебанского), или литературу по истории (немецкая школа XIX в.). Значит, историки, которые изучают эту литературу по истории, занимаются историей историографии (так немцы разрабатывали свою Geschichte der Historiographie, а итальянцы – свою «storia dell storiografia»). Максимилиан Поль Эмиль Литтре в словаре 1877 г. определил термин «историография» как «литературную историю трудов по истории». И начиная с Литтре во Франции, например, для многих ученых историография – это задворки истории как науки, вспомогательная историческая дисциплина. Таким образом, говоря, например, «античная историография», одни сегодня подразумевают труды, написанные историками античности, другие имеют в виду труды, которые современные историки посвящают исследованию античности, а третьи обозначают этим термином труды историков наших дней, посвященные изучению наследия историков античности. Мы используем термин «историописание» 1) для обозначения совокупности исторических текстов, созданных в определенную эпоху и на определенной территории; 2) для характеристики способов и форм фиксации прошлого в период становления исторической дисциплины.

Joseph H. Preston. Was There an Historical Revolution? // Journal of the History of Ideas, 38 (1977), 353-64. Барг М.А. Эпохи и идеи. С. 316-317.

Терминология исторической науки. Историописание. / Сб. науч. статей.

Отв. ред. М.С.Бобкова, С.Г. Мереминский. М.: ИВИ РАН, 2010.

Определение предмета исследования и методологических подходов позволило сформировать набор методического инструментария. Наиболее продуктивными в рамках избранной темы, кроме общенаучных методов анализа и синтеза, классификации и типологизации, представляются методы исторического исследования – историко-генетический и историкосопоставительный. Кроме того, в рамках системного подхода использовались структурный, структурно-диахронный и функциональный анализ, а также метод описательной статистики.

Научная и практическая значимость диссертации состоит в том, что она позволит заполнить значительные пробелы в освещении проблемы формирования истории как гуманитарной дисциплины; выявить особенности и сущностные черты исторического знания в социальном пространстве новоевропейского общества, этапы его становления; актуальные для историописания этой эпохи источники знаний о прошлом;

определить специфику осмысления предмета истории; показать особенное в восприятии такого базового для исторической дисциплины понятия, как «время». Положения и выводы исследования могут быть использованы для дальнейшей разработки широчайшего спектра проблем исторического сознания, подготовки лекционных и специальных курсов для высших учебных заведений гуманитарного профиля, при создании обобщающих трудов по истории исторического знания, исторической культуры разных хронологических периодов.

Апробация результатов исследования.

Диссертация была обсуждена на совместном заседании Центра истории исторического знания и Отдела западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени ИВИ РАН.

По теме диссертации были представлены доклады на заседаниях Центра истории исторического знания ИВИ РАН, секциях, «круглых столах», конференциях, в том числе и международных, проходивших в ИВИ РАН, в университете Сиднея (Австралия), в университете Хельсинки (Финляндия), университете Чикаго (США), университете Париж IV (Франция), Казанском, Саратовском, Ставропольском, Омском государственных университетах, в Воронежском государственном педагогическом университете, на заседаниях междисциплинарного научного семинара ИВИ РАН «Люди и тексты».

Различные аспекты темы диссертационного исследования освещались в курсах лекций и отдельных лекциях по истории исторического знания, прочитанных на историческом факультете МГОУ, историческом факультете Саратовского государственного университета, на историко-филологическом факультете РГГУ.

Основные положения и результаты работы изложены в публикациях автора общим объемом 125 п.л., в том числе в публикации перевода, монографии и двух учебных пособий. Всего автором опубликовано по различным проблемам истории исторического знания более 160 п.л.

Структура работы Цель и основные задачи исследования определили его структуру, в основу которой положен проблемный принцип.

Диссертация состоит из введения, пяти глав, разделенных на параграфы, и заключения. Справочный аппарат включает:

постраничные сноски, список источников и литературы, приложения. В приложениях помещены впервые вводимые в научный оборот в отечественной историографии источники, перевод которых выполнен автором диссертационного исследования – это сочинения исторического жанра Жана Бодена, Луи Леруа, Ж.-О. де Ту.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность и новизна темы, анализируется степень ее разработанности в зарубежной и отечественной литературе, описываются использованные источники, определяются предмет, объект, цели, задачи и хронологические рамки исследования.

В Главе I «Историческое знание в социальном пространстве новоевропейского общества» рассматриваются место и роль знаний о прошлом в историческом сознании социума. В первом параграфе «Этапы становления новоевропейского историописания» выделяются основные хронологические отрезки и периоды становления новоевропейского историописания. На основе положения о том, что Ренессанс концептуализировался как переворот в мировоззрении; как исторический период, содержанием которого стало торжество сильной, не признающей никаких ограничений личности, ниспровергающей средневековые церковные представления о мире и выдвигающей вместо религиозно-этических гуманистически-эстетические критерии, делается заключение, что именно в этот период формируется новоевропейская историография, которая определяется как тип восприятия прошлого, присущий исторической культуре, основанной на объективистском мировидении (в противовес теологическому). Именно эпоха Возрождения утвердила антропоцентричную систему мировосприятия. При этом на основе привлечения широкого круга источников показано, что новоевропейское историописание развивалось все-таки и в рамках христианской идеологемы, которая по-прежнему исполняла свою (и не последнюю) роль в оценках исторического опыта.

Реформация вначале ассоциировалась с рубежом, началом новой эпохи, а позднее превратилась в концепцию определенного хронологического этапа. Наступление эпохи Реформации рассматривалось как заключительный период христианства;

одновременно предполагалось, что им закончится история.

Если в сочинениях исторического жанра предыдущих эпох (то есть за две тысячи лет) только в небольших «Введениях» авторы вскользь касаются рассуждений о прошлом, то теперь за одно столетие было написано несколько сотен объемных трактатов, специально посвященных проблемам метода, способам познания прошлого. Данное явление характеризуется как начало историографической революции XVII в.

Произведения переходного времени знаменуют собой новое восприятие прошлого, новый тип исторической саморефлексии, характеризующейся схематизацией памяти о прошлом, «пренебрежением» реальной памятью в пользу сущностного объяснения этого прошлого. Именно в ту эпоху в книгах по истории происходит изменение базового вопросного ряда.

Вопросы «что, когда, как» становятся второстепенными, уступая место вопросу «почему?», который затрагивает различные исследовательские сферы. Первостепенная адресация – к манере писания истории историками (почему писали так, а не иначе, и как следует писать), вторая – выявляет причинно-следственный ряд, механизмы, действующие в событийной истории. При этом подчеркивается, что у истории одна задача и цель – полезное, а оно может вытекать только из истины.

На основе анализа содержания исследуемых исторических источников делается вывод о том, что все они посвящены не описанию какого-то конкретного периода в истории, события или исторического деятеля, а размышлениям об отношении к прошлому; разбору тех приемов и способов его описания, которые использовали предшественники; поискам ответов на вопрос о том, какого историка можно считать наилучшим и др. XVI век словно провел своеобразную «ревизию» всего, что было написано об истории за многие столетия.

Однако на этом обсуждение проблем предмета и методов истории не закончилось. Оно было продолжено в первой половине XVII в. и в трансформированном виде, скорее уже в рамках философской истории, велось довольно широко в XVIII веке.

Во втором параграфе первой главы «Особенности и сущностные черты исторического знания» отмечается, что одной из важнейших особенностей исторической культуры этого периода является формирование свойства ее коммуникативности.

Благодаря этому свойству человек действительно становится самим собой, обнаруживая себя в ином. Историческая коммуникация осуществляется в едином информационном пространстве, носителем и производителем которого является конкретное общество, существующее в определенных координатах времени и пространства. Для XVI – XVIII вв. характерна высокая динамика культурных связей – складывается впечатление, что, например, поиски текстов античных авторов, их переводы и издания объединяли интеллектуальную элиту Италии, Франции и Германии.

Другая особенность этого периода состояла в высокой степени интегрированности в историческую культуру западноевропейского общества XVI – XVIII вв. целого ряда типов историописания, характеризующихся определенными традициями восприятия прошлого. Условно говоря, «источниковедческая база»

новоевропейского историописания включала в себя сочинения греческих, римских, византийских авторов, церковные истории и сочинения отцов церкви (не только христианской, но и иудейской, мусульманской), средневековых хронистов, произведения итальянских историков XIV – XV вв., а также сочинения об истории современников.

Наконец, отмечается тот факт, что географические рамки территорий, которые были вовлечены в круг интересов новоевропейского историописания, выходили далеко за пределы Западной Европы и включали страны Восточной, Южной, Северной и Центральной Европы, а также Индию, Африку и Америку.

В третьем параграфе «Направленность развития исторического знания» определяется кризисный тип европейского историописания XVI–XVIII вв. и вводится понятие «эпоха катастроф», которое наиболее емко отражает процесс рождения нового социума, детерминируемого новыми временными ритмами и погруженного в них, иным осмыслением прошлого, фиксируемого в особенностях как индивидуальной, так и коллективной памяти. В этой части главы показано, что совокупность ответов на вызовы «эпохи катастроф», содержащиеся в исследуемых ею источниках, отражают кризисную форму и противоречивую динамику исторической культуры этого периода.

XVI–XVIII вв. – важный этап в становлении историзма. За это время история выделилась из философии и риторики и приблизилась к науке, обретя свой предмет и метод исследования, правила отбора и организации материала. Культура Возрождения, с XV в. охватившая все стороны жизни европейцев, не могла не затронуть и историографию. Правда, в самостоятельную область знания история выделялась довольно медленно, хотя гуманисты живо интересовались ею. Постепенно возрождается античное искусство историописания, предпринимаются попытки превратить историю в самостоятельный жанр. Она становится все более популярной, о чем свидетельствует множество наставлений, как освоить искусство истории, писать и читать ее. Гуманисты использовали историю для того, чтобы приукрасить и сохранить культурные идеалы. Как и в других сферах культуры, точкой отсчета служила классическая античная историография.

Гуманистическому видению истории как практического знания были присущи черты, позволявшие усматривать в нем, с одной стороны, возрождение и старательное воспроизведение античной традиции, а с другой – значительное смещение акцентов внутри нее, свидетельствовавшее о стремлении переосмыслить знания о прошлом в новой исторической ситуации. Появляются многочисленные издания античных историков, служившие эталонами при отборе, организации и изложении материала.

Особой популярностью пользовались труды Г. Саллюстия и Т.

Ливия. Имитировались и стиль, и форма исторического сочинения.

Как у Ливия, все «Истории» обычно делились на книги, каждая из которых начиналась с рассуждения на общие темы. Влияние классиков сказалось и в отборе тем, пользовавшихся повышенным вниманием гуманистов. Их мало интересовали проблемы метода и теории истории. Следуя Аристотелю, они отделяли историю от поэзии, ставя последнюю гораздо выше, а у Цицерона заимствовали тезис о том, что историк должен стремиться искать и излагать правду (впрочем, сами они на деле далеко не всегда следовали этому правилу). Гуманисты заботились прежде всего о том, чтобы история помогала увековечить те события и достоинства действующих лиц, которые ценились как доблесть, достойная подражания. Достижению этой цели должна была максимально способствовать и форма повествования.

Несомненным было влияние классиков и на выбор тематики:

главными объектами интереса выступали внешняя политика, войны с подробнейшим описанием битв. Заметным было тяготение к масштабным характерам и ко всему тому, что могло служить образцом для подражания. В качестве источника чаще использовались работы одного автора. Иногда это была средневековая хроника, но в организации материала и принципах его изложения всегда четко следовали античным образцам.

Критическая оценка приводимых данных отсутствовала.

Гуманисты были далеки от использования совокупности источников, их сопоставления и изложения выводов как результата собственного исследования. Первые попытки в этом направлении были предприняты Ф. Бьондо, заложившим основы эрудитской школы. Существовал четкий эталон описания событий, в котором центральное место занимали битвы, портреты и речи героев. Вместо безликих событий средневековых хронистов на авансцену вышли «герои», в характерах которых гуманисты пытались найти и причины отдельных событий, и двигатель всего хода истории. Тяготение к искусству портрета часто выливалось в персонификацию порока и добродетели. Для объяснения мотивов действий в текст зачастую включались пространные речи «героев»

(как правило, обращенные к воинам перед битвами), которые должны были подчеркнуть важность происходящего. При этом авторы не слишком заботились о скрупулезности в соблюдении исторической правды, точности в деталях, нередко вкладывая в уста «героев» информацию о вымышленных фактах.

Гуманистическая историография имеет ярко выраженный дидактический характер. Основная функция истории, по мнению гуманистов, должна была состоять в том, чтобы забавлять, доставлять удовольствие драматизмом изображаемых событий, но прежде всего наставлять, убеждать через создание моделей для подражания и порицания. Представляя природу человека неизменной, гуманисты делали из этого вывод о том, что история может предсказывать развитие событий в будущем, ибо одни и те же причины порождают одни и те же следствия. Именно поэтому история, по их мнению, могла служить основанием для построения политических максим.

Переходная эпоха характеризуется активизацией интереса к источникам – их начинают собирать, публиковать и комментировать. Эрудитская школа, зародившаяся в последней трети XVI в. и нашедшая свое воплощение в деятельности антикваров, вступает в полосу расцвета. В Англии основы антикварианизма были заложены коллекционерами и исследователями прошлого У. Кэмдэном, Дж. Леландом, Дж. Стоу.

В XVII в. стали выходить большие серии средневековых источников. Общества, занимавшиеся их поиском и изучением, часто учреждались католической церковью с целью изучения христианского прошлого и истории церкви. Во многом такая деятельность мыслилась как ответ на реформационное движение в Европе.

Одним из самых известных обществ-публикаторов было объединение мавристов во Франции – монахов конгрегации Святого Мавра из ордена бенедиктинцев (с 1627 г.) в парижском аббатстве Сен-Жермен-де-Пре. В 1648 г. они подготовили план изданий, куда вошли рукописи по истории бенедиктинского ордена, церкви, а также документы, содержавшие сведения о прошлом французских провинций. Мавристами было собрано множество средневековых манускриптов. Каждый из них публиковался на основе тщательного сопоставления и сверки всех списков. Эрудиты-мавристы издавали и руководства по датировке и установлению достоверности рукописей. С 1643 г. по инициативе Ж. Болланда иезуиты начали издавать средневековые источники в Антверпене. Серия «Жития святых», содержавшая средневековые легенды и предания о деяниях христианских святых, насчитывала несколько десятков томов. Круг источников, публиковавшихся эрудитами, значительно расширился — в него вошли хроники, документы по истории права и др., причем публикации содержали все больше критических элементов.

Современная историческая наука обязана эрудитам публикацией фундаментальных источников, а также появлением ряда вспомогательных дисциплин — научной хронологии, палеографии, сфрагистики, геральдики, дипломатики. Однако они не в состоянии были осмыслить весь огромный материал, извлеченный из архивов.

Попытка понять исторические процессы, найти в них внутренний смысл первоначально была привнесена в историю извне. Чаще всего она исходила от политиков и юристов, придававших развитию истории новый импульс. В прошлом они искали упорядоченность, а, следовательно, закономерность, выясняли типичное, общее, проводили аналогии с настоящим. Уже в XVI и особенно в XVII в. настойчиво проводилась мысль о том, что общественно-политические формы имеют собственную «естественную историю», вытекающую из ряда свойств человека:

там, где вновь образуются сходные условия, история повторяется.

Природа человека трактовалась как отправная точка при выяснении общественно-политических событий прошлого и настоящего. Эта мысль возникла под влиянием успехов точных наук. Существенное влияние на развитие новоевропейского историописания оказало картезианство. Картезианская парадигма истинного знания заключалась в выделении отправных «ясных и определенных» идей, всякое противоположение которым абсурдно. Затем путем строгой дедукции из них выводилось заключение, истинность которого обеспечивалась вечной истиной исходных аксиом и строгостью последующей дедукции. В результате оказывалось, что лишь математические науки, допускающие строгое доказательство, соответствовали выдвинутым Декартом требованиям научности. Все же остальные не имели ничего общего с истиной, которой должен питаться разум, ибо в них, по мнению Декарта, изложение сводилось к словесной гимнастике и игре с абстракциями, а заключение носило лишь вероятностный характер. Названия науки заслуживает только очевидное уму и глазу, все же остальное, подверженное иллюзиям, прибегающее к воображению, не отгорожено от «подсказок» страстей, пребывает во власти заблуждений. Знание законов, по Декарту, было возможно лишь в точных науках, но не в истории. Действия и поступки людей он считал непредсказуемыми, мотивируя это тем, что помимо внешних причин приходится учитывать мотивы и намерения, а о них можно судить лишь с определенной долей вероятности. Если историк объясняет причины человеческих действий, то никогда нельзя быть уверенным в его правоте, утверждал Декарт. Отсюда он делал вывод, что история не является достоверным знанием о причинах и следствиях и не отвечает идеалу науки.

Олицетворением картезианства в теории гуманитарного познания в целом и исторического познания в частности является неопирронизм. Гуманисты возродили учение античного философа Пиррона с его неверием не только в истинность знания, но и в способность человеческого ума вообще адекватно познать чтолибо из окружающего мира. Пирронизм возродился в условиях смены исторических эпох, когда старое разрушалось, а новое пугало своей неясностью, происходил пересмотр самих основ познания, а получил развитие в творчестве М. Монтеня, но особенно широко распространился в XVII в. В развитие этого течения немалую лепту внес Дж. Локк, усомнившийся в основных установках дидактической историографии: вряд ли кто-либо станет лучше от того, что узнает историю древних греков и римлян, истина дается не историей, а внутренним сомнением и вопросами. Школа либертинов, культивировавшая скептицизм в истории, считала большинство исторических трудов ложными, мотивируя это тем, что заинтересованные авторы по-разному интерпретируют одно и то же событие, создают мифы и даже заведомую ложь в угоду личным или корпоративным предпочтениям. Различные течения неопирронизма слились в труде П. Бейля «Исторический и критический словарь». Бейль утверждал, что всякая истина, каким бы ни был ее источник, ложна, если она не выдерживает проверки индивидуальной способностью рассуждения. Вся история – не что иное, как клубок ошибок и преступлений, а историография – базирующееся на лжи и мифах собрание басен, выдуманных невежественным и алчным воображением безумцев. Являясь выразителем крайнего исторического пессимизма, Бейль не только считал, что вся предшествующая историография искажена и представлена в ложном свете, но и вообще сомневался в возможности достижения истины в истории. Историки Просвещения увидели решение проблемы в распространении на историографию познавательных принципов рационализма, духа критицизма – как в отношении ее фактического основания, так и методов ее научного освоения.

Успехи рационализма в познании законов природы вдохновляли просветителей на применение тех же методов в изучении природы человека. Анализ человеческих устремлений и социального поведения в различные исторические эпохи с точки зрения универсальных и неизменных принципов разума открывал возможности рассмотреть всю историю человечества с рациональных позиций как уникальный эксперимент, позволяющий выявить в человеческой природе конечные цели и правила поведения. В результате открывалась возможность внесения в историографию единства метода, духа критицизма и требования фактической верификации. Так на смену повествовательной и провиденциальной схеме историографии пришла другая схема – «философская». Знание истории должно было в значительной степени способствовать освобождению человечества от зол, к которым причислялись и заблуждения прошлого. В этих условиях достижения историзма XVIII в. были весьма значительны. Интенсивный, но ограниченный интерес к прошлому, характерный для антикваров, сменили попытки конструирования схем универсальной истории. Начали формироваться общие идеи, которые рассматривали состояние человечества как производное от его прошлого опыта.

В целом интеллектуальная ситуация, сложившаяся в Европе к концу XVIII в., была исключительно противоречивой и сложной. В ней переплелись антиаристотелизм, расцветший под влиянием не только Бэкона, но и Декарта, картезианство, спинозизм, физикалистский эмпиризм (начало последнему положил Галилей, а вершина была достигнута в творчестве Ньютона). Отсутствие общепринятых «конечных истин», ранее обеспечивавших гармонию в сфере знания, разброд, наступивший в ней в условиях антиклерикализма, – таковы были основные черты переходного времени.

Во второй главе «Источники знаний о прошлом:

традиционное и новаторское в историописании переходной эпохи» ставится вопрос об источниках информации авторов трактатов об истории изучаемого периода. В четырех параграфах этой главы показано, что ответ на него дает возможность понять, в рамках каких культурных и интеллектуальных традиций прошлого они чувствовали себя естественно, каким образом «осваивали» их, актуализируя и подстраивая под свою систему мировидения.

Решение данной проблемы позволило показать, что в актуализации источников знаний о прошлом, в их подборе и трактовке четко фиксируются многообразные социально-политические запросы общества. В этой главе устанавливается, что авторы исследуемых в работе сочинений черпали сведения из самых разных источников – устной традиции, свидетельств очевидцев, собственных наблюдений и письменных текстов. В первом параграфе «Священное Писание. Патристика» выявлено, что в соответствии со средневековыми традициями письменный текст в сочинениях авторов XVI – первой половины XVII вв. зачастую воспринимался как наиболее аутентичный описываемой прошлой реальности.

Историю как предмет изучения легитимизировал сам Ветхий Завет, повествование об истории народа Израилева. Парадокс, который также отмечался исследователями, состоит в том, что Писание давало не только модель для рассказа о прошлом, но и представляло историю, которая служила образцом для будущего хода событий. Текст Писания мыслился как многозначный, содержащий множество скрытых значений, которые надлежало из него извлекать. Для этого в христианской теологии разрабатывались специальные процедуры чтения – извлечения смыслов. Они выстраивались в определенную иерархию. Впервые четыре уровня истолкования библейского текста – буквальный, аллегорический (типологический), тропологический (моральный), анагогический, – были выделены Кассианом в IV–V вв. Хотя, конечно, в постреформационное время уже был известен целый ряд приемов критики текста, которые сформировались не в последнюю очередь и раньше всего под влиянием своеобразного «разрушения» безусловного авторитета письменного слова, восходившего к исключительной роли Библии в рамках христианской культуры.

Во втором параграфе «Сочинения античных авторов» показана очевидность авторитетности античных историков и особая актуализация сочинений древнегреческих авторов. Отношение к Геродоту и Фукидиду в историко-теоретических построениях XVI – XVII вв. автор диссертации расценивает как предтечу формирования двух направлений историописания: «диалогичного» (Геродот) и «монологичного» (Фукидид). При этом Геродот придерживался «литературно-риторического» подхода в описании событий прошлого, а Фукидид – собственно «исторического», аналитического. Последний был, несомненно, историкомтеоретиком и считал, что факты (пусть вполне объективно описанные) должны обязательно соответствовать теоретическим построениям. Геродот же представлял «эпическую»

историографию. В работе показано, что именно в XVI в.

обращение к истории обретает новый смысл: история формируется как дисциплина, разрабатываются пути и способы ее изучения.

Когда события прошлого излагаются как бы происходящими в настоящем времени и в непосредственной близости от рассказчика, повествование уступает место непосредственному изображению действия. Этот вид повествования преимущественно предпочитает Фукидид. Обычно отмечается, что главными источниками сообщений Фукидида были его собственное присутствие на месте происходивших событий и сообщения других свидетелей событий. Таким образом, Фукидид воспринимался как первый историк современности, о котором было известно XVI в. Осмысление наследия Фукидида в историкотеоретических трактатах предшествовало и в значительно мере способствовало расцвету мемуаристики во Франции XVII в. С другой стороны, подчеркивается, что в XVIII веке Геродот снова вошел «в моду» в качестве «отца истории» в значительно мере благодаря распространению картезианства.

В третьем параграфе «Средневековые источники» показано, что историческая реальность фиксировалась в рамках провиденциальной периодизации всемирной истории – от Сотворения мира до Судного дня – и характеризовалась «отсутствием представлений о ее эволюционности» и движением истории по кругу. Таким образом, рассуждения историографов о типе исторического движения, его направленности естественным образом предопределяли в средневековых текстах отношение к источникам, а точнее – отсутствие представлений об их репрезентативности. Используя в качестве источников разновременные по происхождению тексты, средневековые авторы не задавались вопросами о специфике описываемых ими эпох, более того, изображение современных событий давалось в рамках уже устоявшихся «текстовых моделей». История выстраивалась как событийная. Большее внимание авторы повествования уделяли не тому, «что произошло», а «тому, что было сделано» людьми, «замечательными мужами» (viris illustribus), правителями, служителями церкви, праведниками, а также целыми «народами».

В этом историки следовали за Библией как за образцом; такая история давала простор для рассказов о добродетели и пороке, моральных истинах, Cпасении. В текстах о прошлом сочетались политическая и церковная истории; нарратив мог выстраиваться вокруг становления государства или обращения народа в христианство и достижения церковного единства. Пожалуй, самые яркие сцены историй связаны с описаниями судеб «народов». В раннесредневековых текстах народы «создавались» по библейской модели. История разворачивалась через отношения Бога и народа, принимающего или отвергающего веру.

В четвертом параграфе «Свидетельства современников»

указывается, что именно в переходную эпоху складываются представления о различиях между событием и фиксирующим его текстом (то есть «образом события»). Единственная угроза для истины в реконструкции прошлого исходит от историка, который может вольно или невольно исказить или «замутить» ясную истину факта. А способность текста «говорить от имени бытия»

превращает его из явления репрезентативного в реальность первого порядка. Следует отметить, что в работах историков этого времени полностью разрушается «гуманистический идеал автора»

и все настоятельнее звучит требование, выдвинутое еще в XVI в., по возможности «исключить личность писателя из его произведения», то есть освободить исследование от убеждений и иллюзий, симпатий и антипатий, воображения и страстей автора.

Лучшим признавался тот историк, который оставлял читателя «наедине с фактами» (например, Гвиччардини). Мыслители XVI – первой половины XVII вв. относились к истории как к дисциплине факта, поскольку факт (в отличие от теории) ничего не предполагает и не «обобщает». Из этой трактовки, которая была дополнена и взята на вооружение, например, Ф. Бэконом, Дж.

Вико, А. Тюрго, Ш. Монтескье и др., выводилась возможность отождествления природы исторического и естественно-научного знания. Но если так, то к этому можно относиться и как к очевидному реверсивному движению, ведь лучшей формой изложения фактов были анналы – жанр историописания, переставший быть актуальным уже в раннее Средневековье, и хронистика, отвергнутая интеллектуальным движением эпохи Возрождения. Перелом в оценке источников наметился в эпоху Возрождения в филологии, когда зародились новые представления о движении истории и утвердилась ее светская периодизация.

Именно тогда Л. Валла едва ли не первым концептуализировал понятие прошлого как «другого» на уровне анализа текстов, выдвинув и доказав идею о том, что в прошлом создавались другие тексты. В правоведении представления о репрезентативности источников права были сформулированы приблизительно в это же время, если не раньше, в работах французских юристов Ж. Куяса, Э. Барона, Ф. Отмана и особенно Ф. Канно в рамках критики вневременного характера содержания римского права. Наблюдения, сделанные в области филологии и права, легко переносились на историю, поскольку она так же, как филология и, в значительной степени, право, связана с текстами – историки используют их для изучения прошлого и пишут «истории-тексты».

Отметим, что в интересующую нас эпоху в исторических сочинениях история во временных координатах также была представлена одной-единственной моделью – настоящее/будущее как продолжение прошлого. Отсюда следовало определение «законов» истории и выводилась необходимость изучения прошлого. Более того, история виделась как повторяющийся процесс. Уже сформированное к тому времени представление о качественном отличии исторических циклов друг от друга не было препятствием в прогнозировании (предопределении) будущего на основе знания закономерностей социального развития, сокрытых в прошлом. Подобным «утилитаризмом» отличался подход представителей французской гуманистической школы историописания в XVI в. (Боден обосновал предсказательную парадигму теоретически, а Нострадамус реализовал в своих «Пророчествах»). Одним из наиболее важных факторов формирования истории как отрасли научного знания является выделение особой группы носителей информации о прошлом – исторических источников. Уже в XVI в. авторы книг по истории разделяют исторические источники и исторические сочинения.

Оценивая значимость всех предшествующих традиций историописания, автор доказывает, что в сочинениях об истории XVI – XVIII вв. большая доля упоминаний и отсылок приходится на античную традицию историописания. В этой главе диссертации показано, что во второй половине XVII в. новая мировоззренческая и, прежде всего, научная парадигма, ориентированная на эксперимент, опытное знание, полностью меняет отношение гуманитарного сообщества к историческим источникам. На протяжении трех столетий отношение исследователей к историческому источнику, осознание его роли и места в изучении прошлого претерпели длительные и весьма непростые изменения, которые, бесспорно, не носили эволюционного характера. Можно было бы выразиться даже более определенно: на протяжении XVI– XVIII вв. было сформировано несколько совершенно разных моделей оценки прошлого, получивших обоснование в контексте осмысления предмета истории в целостной системе социогуманитарного и естественно-научного знания той эпохи.

В двух параграфах третьей главы «Представления о предмете истории в контексте познавательных практик»

анализируются представления о предмете истории и способах его изучения в контексте познавательных практик переходной эпохи.

При исследовании этих проблем исходной является прежде всего установка, что в этот период история только определяла себя как дисциплина, причем данный процесс носил крайне противоречивый характер. В первом параграфе «Определение предмета исторического знания» показано, что, во-первых, формирование представлений о предмете истории происходило исключительно в рамках уже существовавших в то время познавательных практик. Во-вторых, в сочинениях XVI в. история осознанно противопоставлялась этим практикам, излишне преувеличивались ее специфичность и состоятельность как специальной отрасли знаний. В-третьих, начиная с середины XVII в. скептицизм и неопирронизм подвергли историю всесторонней критике. Эти критические нападки, с одной стороны, буквально лишали историю права на существование в рамках познавательной системы общества, а с другой – реально конституировали, формировали научные основы осмысления прошлого, которые были развиты и трансформированы в рамках культурных и мировоззренческих моделей XIX в. Определение предмета истории в XVI – XVIII вв., его сущностное наполнение было очень динамичным и в значительной мере задавалось кризисным типом историзма той эпохи. При этом на одном хронологическом отрезке (в нашем случае – в рамках «эпохи катастроф») на уровне историко-теоретического моделирования были сформированы, бытовали и актуализировались не просто различные, но и взаимоисключающие представления о предмете истории. В переходную эпоху осмысление истории определялось тремя генерирующими и очень мощными интеллектуальными потоками – христианской парадигмой мировидения, правовыми штудиями, гуманистической культурой (прежде всего, философской, филологической ее составляющими) и открытиями в области естественно-научного знания. Причем первый из этих потоков сыграл ведущую роль в формировании предмета истории, а остальные оказали огромное влияние на выработку методов, способов и путей познания прошлого.

Во втором параграфе «Методы изучения прошлого»

подчеркивается, что для мыслителей переходной эпохи в разработке методов познания прошлого особенно важным было установление причинно-следственных связей и строгих закономерностей (цель историка – предвосхищать будущее), теоретически обоснованное возможностью отождествления природы исторического и естественно-научного знания. Факт истории и факт природы рассматривались как однородные и характеризовались равной степенью объективности и достоверности. Ориентация на математику как на «образцовую науку» или на науки, в которых результаты исследований могли быть выражены и обоснованы математическими методами, воплощала меру научного оптимизма XVIII в., когда универсальная рационализация мира представлялась в идеале как его универсальная математизация. Уже в XVI в. основой методологического подхода в познании прошлого становится новое осмысление пифагорейства, подчеркивавшего наличие в мире соотношений меры, числа и веса, ибо божественное искусство при сотворении мира состояло главным образом в геометрии, арифметике и музыке. С одной стороны, это закономерный результат поиска инструмента упорядочивания прошлой социальной реальности, а с другой – проверка возможностей использовать этот же самый инструмент (математику) для прогнозирования будущего. Второй сферой выявления механизмов, определяющих историческое развитие, является сотворенная Богом природа, законы которой неизменны, так же, как и ее влияние на человека. В XVI–XVIII вв. эти механизмы изучались географией, хорографией и комплексом медицинских наук. Так в арсенале исторических методов появились географический детерминизм и гуморальная теория.

Методы исторического исследования были непосредственно заимствованы из правоведения и филологии. Иначе и быть не могло, так как, во-первых, изначальный прагматический интерес к истории в начале XVI в. был обусловлен идеей создания универсального права, во-вторых, авторами трактатов, содержавших теоретическое осмысление истории, были выпускники факультетов права ведущих европейских университетов, имевшие ученую степень доктора права.

Теоретические подходы к организации материала были заимствованы из выведенных П. Рамусом законов формальной логики. Согласно этим законам, при изложении какого-либо сюжета следовало, в первую очередь, дать общую формулировку проблемы. Затем выводились определения основных понятий.

Проблема расчленялась на составные части, каждая из которых получала свое определение. Далее шли разъяснения на наглядных примерах. Таким образом, исследование, предпринятое в этой главе, убеждает в том, что история имела глубокую связь и основывалась практически на всех имеющихся интеллектуальных практиках.

принципиально важным представляется обращение к одному из фундаментальных понятий исторического знания – «времени». В первом параграфе «Представления о времени и динамика их изменений» указано, что христианское время мыслилось как сотворенное, линейное, имевшее начало и конец, двигавшееся из вечности в вечность, стремившееся к завершению. В «Церковной истории» Беды Достопочтенного приводился пример, который показывал человеческую жизнь и земную историю в соотношении с вечностью: они были подобны птице, на мгновение влетающей в освещенный пиршественный зал и снова уносящейся за его пределы в неизвестность. Вся история мира, от его сотворения до конца, разворачивается в едином времени. Христианский историк должен, опираясь на библейские тексты, охватить единым взором всю историю мира от его сотворения до конца. В повествовании о первых и последних временах христианские авторы опираются на библейские тексты. Для христианского историка, строго говоря, время – единый поток. Однако между прошлыми событиями, дата которых точно известна, и будущими есть существенная разница.

Дело в том, что никто не может сказать, когда произойдут будущие события, даже в тех случаях, когда Господь приподнял над ними покров тайны. Например, никто не может сказать, когда настанет конец мира. Так что есть большая разница между прошедшими событиями, дата которых точно известна, и будущими событиями, дата которых неопределенна. Смирившись с этим, историк разграничивает в ровном потоке времени прошлое и будущее. Будущее – область пророка, прошлое – царство историка. Ограниченный прошлым, средневековый историк старается, по крайней мере, охватить его полностью, от начала мира до своего времени. В этом непрерывном потоке, который представляет собой прошедшее время, единственным решающим моментом, собственно говоря, является смерть историка. В отличие от античности, средневековое христианское сознание очень остро ощущало единство прошедшего времени.

Следовательно, труд историка состоит в том, чтобы сохранить память об этом времени, изложить относящиеся к нему факты, «последовательность», установить достоверную хронологию событий. Средневековая историография плохо ориентировалась в пространстве, свою суть она видела во времени. На нее давила тирания хронологии. Время, увиденное авторами через текст Писания, имело свой центр и кульминацию – рождение Христа и Его жизнь среди людей. Поэтому все события делились на произошедшие «до», «после» и «в течение» этого переломного периода. Временные отрезки «до» и «после» рождения Христа как бы «смотрелись» друг в друга, взаимно отражаясь, отсылая к уже совершенному или грядущему событию. И прошлое, и будущее могли быть выражены во время пришествия Спасителя. Таким же образом соотносились книги Ветхого и Нового Заветов. Все это раннесредневековых текстах о прошлом воплотились элементы анахронического понимания истории. В рамках исследования «время» рассматривается как основополагающее социокультурное явление, как важнейший научный концепт, определяющий развитие исторической теории и конкретно-исторических исследований.

На протяжении столетий среди мыслителей царило согласие относительно того очевидного факта, что история разворачивается во времени, при этом выявляются особенности в восприятии времени в историко-теоретической традиции переходной эпохи.

Античные историки представляли себе историю мира циклической. Человеческие сообщества рождаются, расцветают и погибают одно за другим. История изучает времена, которые постоянно возвращаются на круги своя. Христианское время мыслилось как сотворенное, линейное, имевшее начало и конец, двигавшееся из вечности в вечность, стремившееся к завершению.

Поэтому, труд историка состоял в том, чтобы сохранить память об этом времени, изложить относящиеся к нему факты, дать его описание, точнее представить себе его «последовательность», установить достоверную хронологию событий. В сочинениях исторического жанра XVI – XVIII вв. впервые в европейской традиции историописания изложены взгляды на события прошлого, теории и модели, принципиально отличавшиеся от средневекового видения истории и привносившие в общественное сознание новые оценки исторического процесса. Темпоральные характеристики истории были базовыми для понимания и трансляции прошлого в переходную эпоху.

Во втором параграфе «Вектор социального движения в историописании переходной эпохи» направленность развития общества определяется поступательным движением в истории человечества, который усматривался в этическом идеале, в научных (компас, порох, книгопечатание) и географических открытиях своего времени, в появлении новых сухопутных и морских путей, в развитии торговли, в общем росте товарного и ремесленного производства. Одну из предпосылок развития истории человечества по восходящей линии мыслитель видел в огромных возможностях освоения природы, естественной среды обитания общества. Наряду с теориями прогресса в XVIII в.

разрабатывались и концепции культурно-исторических циклов.

Этим концепциям, не обещавшим ни усовершенствования разума, ни всеобщего счастья, не удалось стать столь же популярными в обществе, как идея прогресса. Последователи идеи прогресса в своих умозаключениях опирались на картину мира, сформированную воззрениями Бэкона, Декарта, Ньютона. В ее основе лежали точные и естественные науки, методы которых давали возможность объяснить не только природу, но и жизнь человеческого общества в прошлом и настоящем. В своих представлениях о мире сторонники теории циклов признавали важность, наряду с разумом, человеческих чувств: эмоций, интуиции. Это направление в значительной мере соотносилось с традициями гуманистической культуры. Подавляющее многочисленных моделей социального развития схематизировали «живую» историю прошлого, словно подтверждая слова о том, что современник, даже когда его влечет старина, склонен считать своих предков людьми простодушными и недалекими. Он замечает в них прежде всего то, чего им не хватало с современной точки зрения, и обычно не замечает того, чего ему самому не хватает по сравнению с ними. Идея поступательного развития общества, выраженная изначально в критике представлений о шести возрастах мира, о золотом веке, трансляции империи, находит свое логическое воплощение в периодизациях, основанных на объективных критериях (региональноклиматический, уровень развития государственности, языка и др.) и обретает завершенность в концепциях бесконечного и непрерывного прогресса. За пределы исторической дисциплины выносится и такая характерная для Средневековья позиция, как «время – вечность». Вместо нее на первый план выдвигается позиция внутри самого времени – «прошедшее – будущее», в рамках которой «настоящее» одновременно выступает и разделительной гранью, и соединительным звеном. Обращение собственно к хронологическим системам прошлого в историописании переходной эпохи связано прежде всего с попытками создания универсального всемирного календаря или с попытками исторического прогнозирования, которые характеризовали смену познавательной парадигмы.

Пятая глава «Переход от фактологического построения средневекового нарратива к методам глобальной реконструкции прошлого» посвящена анализу изменений познавательных приоритетов в переходную эпоху. В первом параграфе «Значение фактологии в изучении прошлого»

указывается, что «факт, событие, явление» – эти термины в основном используются в профессиональном сообществе историков для обозначения действия человека или групп, объединений людей, происходящего в определенных временных и пространственных координатах и составляющего содержательный стержень исторического процесса. Смысловая интерпретация этого действия, придающая ему социальную значимость, предопределена политическими интересами, идеологическими парадигмами, нравственными принципами и религиозными ценностями. Она формирует потребность общества в актуализации памяти о прошлом. Именно интерпретация исторического факта придает ему значимость события. По сути, со-бытиё – это востребованный образ прошлого, который, претерпев известную трансформацию, бытует в общественном сознании и становится важной составляющей коллективной памяти. Оценивая значимость события в формировании исторического сознания как человека, так и общества в целом, мы вправе задать себе вопросы, связанные, например, с целями и способами первичной фиксации этого события, с выделением критериев отбора, с последующей трактовкой, выстраиванием причинно-следственного ряда, с проблемой авторского изложения события, авторских пристрастий и т. п. Ответить на все эти вопросы, на наш взгляд, можно только в контексте выявления общих черт эволюции историзма и его основных характеристик в средневековой и ренессансной историографии, а также в контексте ответа на вопрос «что такое история?».

Итак, обращение к историческому событию, так или иначе, ставит перед нами обширнейшую проблему исторического знания в целом, ибо именно в процессе трансформации исторического факта в историческое событие кроется ключ к пониманию его дальнейшего бытования и в истории, и в историческом сознании современного общества. Существует целый ряд подходов к исследованию события в истории. Выделяются некоторые общие тенденции изображения события в западноевропейских средневековых и ренессансных сочинениях исторического жанра, поскольку переосмысление античной и средневековой традиций являлось важнейшей составляющей историзма XVI–XVIII вв. В античном историописании риторическая история, понимаемая как собрание образцовых деяний, создавалась для тех, кто должен был творить дальнейшую историю, то есть для граждан, политиков, государственных мужей. Отсюда выводилось и такое значение исторического события как «exemplum vitae». На дидактическое значение исторических событий указывает и широкое распространение в Средневековье и особенно в эпоху Возрождения ars historica, основанного на следующей посылке:

покровительницей искусства истории является Клио – Муза, которая прославляет, отсюда и трактовка истории как искусства прославления.

Во втором параграфе «Событийная история» показано, что факты, составляющие содержательную основу истории, по Цицерону, требуют точного соблюдения хронологического порядка и описания места, где они случаются. Таким образом, с одной стороны, над историками довлело понимание необходимости хронологического изложения фактов (событийной истории), отсюда и самый распространенный жанр исторических сочинений Средневековья – хроника. С другой стороны, историки тщательно отбирали факты, удостаивая тот или иной факт значимости исторического события (исторического примера). По сути, они создавали историю событийную, в которой события прошлого излагались в определенных хронологических границах, а именно: либо в рамках провиденциальной периодизации всемирной истории – «шесть веков» земной истории – от Сотворения мира и до Судного дня, либо в рамках светской периодизации, заложенной в идее «четырех Империй». Историки с преимущественно теологической ориентацией (например, Исидор Севильский, Беда Достопочтенный, Адо Вьенский) предпочитали опираться на схему «шести веков», поскольку для них события прошлого – не столько явления конкретной реальности, сколько функции трансцендентного начала. Средневековье записывало, а значит, создавало образы событий, которые отличались или неординарностью, или значимостью для той общности людей, где составлялись хроники. Политическая раздробленность, собирание земель, господство вассально-ленных отношений, с одной стороны, и церковь, с другой, предопределили тематическую направленность работ средневековых хронистов.

Хроники появлялись в основном (чаще всего по заказам) при дворах королей и крупнейших представителей светской (почти однозначно – элиты рыцарства) знати, которая своими богатством и славой была обязана войне, а также при монастырях, использовавших хроники для утверждения и прославления христианской церкви. Хотя многие хроники Средневековья основаны на одном имевшемся под рукой источнике, не следует игнорировать тот факт, что именно при светских дворах и в монастырях собирались и хранились документы и «древние книги»

(архивы и библиотеки). Средневековые писатели не ставили перед собой задачу точного установления фактов и причинной связи между ними. Они стремились главным образом истолковать описываемые факты в духе определенной религиозно-этической или политической модели. События неканонизированные, то есть не охваченные библейским текстом, поскольку они принадлежат к указанной промежуточной эпохе, освещались промыслом – включением их в единую с библейской периодизацию.

В параграфе третьем «Историческое моделирование»

отмечается, что в XIV–XV вв. появляется новая, отличающаяся от традиционной дидактической концепции, тенденция в оценке события. Причины социально-политических событий связывались с мотивами, движущими людьми. Связь событий с абсолютным прообразом и, в конечном итоге, с Богом опосредована человеком и выбором, который ему предоставляет Бог. Таким образом, намечается переход от символической к причинно-следственной интерпретации событий. Структура событий усложняется, теряя упрощенность очертаний, которую придавала им этическая концепция Средневековья. В XVI в. событийная история приобретает качественно новое наполнение на основе гуманистического наследия благодаря появлению мыслителей, которые смогли объединить в своих работах: 1) понимание специфики первоисточников, использование их в качестве основы исторического сочинения, навыки антикваров; 2) умение выстраивать и использовать фактологическую цепь движения истории, определяя историческое пространство (приемы хронистов); 3) литературные навыки «историков».

В XVI – начале XVII вв. существовало уже несколько терминов для описания прошлого: «историописание», «искусство истории», «история». Термином «историописание», как правило, называли летописи, хроники, анналы, то есть сочинения, которые только фиксировали те или иные события прошлого и деяния правителей в определенной хронологической системе. «Искусство истории»