На правах рукописи

Ольга Андреевна Лукьянова

Идея универсума в поэзии В. Хлебникова:

Языковая система, мотивы, источники

Специальность 10.01.01 – русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Москва

2009

2

3

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Предмет исследования – творчество Велимира Хлебникова как художественное воплощение концепции единства вселенной. Под универсумом понимается представление о мире как о едином целом. Идея универсума лежит в основании как социальной философии Хлебникова, так и его онтологических и гносеологических представлений. Поэтическая концепция единства охватывает такие социальные проблемы, как общественные идеалы и перспективы, стадии и движущие силы человеческой истории. В центре философии Хлебникова оказываются вопросы всеединства человечества, воссоздания единого языка, сотворения всеобщей религии, установления мирового правительства.

Универсальность онтологических воззрений поэта проявляется в понимании пространства, времени, движения, системности как важнейших форм бытия.

Важнейший вопрос в мировоззрении Хлебникова – о потенциях собственного «Я».

Называя себя Председателем Земного Шара, он описывает свои возможности в управлении законами истории, в разрушении пространственных и временных границ, в объединении великих личностей всевозможных стран и эпох.

Онтологическую проблему небытия Хлебников также видит в контексте идеи универсума. Вопрос смерти рассматривается им не в индивидуальном, а в общечеловеческом ключе. Победа над смертью мыслится как окончательное освобождение всего Земного Шара. Гносеологические представления Велимира Хлебникова опираются на идею универсальности законов миропорядка. Главной для гносеологии является проблема познаваемости мира. Для Хлебникова путь познания Вселенной связан с концепцией универсальности человеческих знаний.

Поэт синтезирует научные, мифологические, религиозные, философские, художественный подходы с целью всестороннего изучения законов бытия и создания универсальной модели познания мира, которая проецируется и на художественное творчество Хлебникова. Так, его поэзия органично сочетается с математическими вычислениями и антропологическими исследованиями.

Материалом исследования стали поэтические и прозаические произведения Хлебникова разных периодов его творчества.

Цели данной работы – это разностороннее исследование литературных трудов В.В. Хлебникова, выявление важнейших для поэта мировоззренческих и творческих аспектов, а также поиск новых источников и ключей к дешифровке наиболее трудных для интерпретации текстов.

На сегодняшний день издан ряд сборников и монографий, посвященных Велимиру Хлебникову. Наиболее известны работы В.В.Бабкова, В.С. Баевского, Х.

Барана, Н. Башмаковой, Е.Н. Боклагова, И.Е. Васильева, Р. Вроона, А.В. Гарбуза,, Л.Л. Гервера, Л.Я. Гинзбург, В.П Григорьева, И.Р. Деринг-Смирновой, Р.В.

Дуганова, Л. Евдокимовой, В.В. Иванова, Д. Иоффе, А.Д. Кобринского,С. Лакобы, Ж.-К. Ланна, С. Ланцовой, Б. Леннквист, Ю.М. Лощица, А.А. Мамаева, Х.А.

Мурсалиевой, Л.Г. Пановой, А.Е. Парниса, Н.Н. Перцовой, А. Рафаевой, Д.В.Сарабьянова, Л. Силард, Э.В. Слининой, И.П. Смирнова, М. Смоляницкого, С.В. Старкиной, П.И. Тартаковского, В.Н. Турбина, Н. Харджиева, М.И. Шапира, Е. Эткинда, Р.О. Якобсона. Разносторонние проблемы футуризма и влияния футуристов на творчество писателей и поэтов разных направлений освещаются в трудах В.Н. Терехиной. По словам авторитетного исследователя русского авангарда, футуристы воздействовали «на художественные миры А. Белого и М.

Цветаевой, А. Ремизова и О. Мандельштама, С. Есенина и Н. Клюева».1 Среди диссертаций, посвященных творчеству В. Хлебникова, защищенных после года, следует отметить работы Е.Н. Боклагова «Концепция художественного творчества Велимира Хлебникова» (2000), Е.С. Ждановой «Лингвистические средства выражения элементов язычества в поэтической практике В. Хлебникова»

(2003), Н.В. Максимовой «Поэзия Велимира Хлебникова 1917 — 1922 гг.:

Проблематика и поэтика» (2004) Д.А. Пашкина «Феномен смерти в текстах В.Хлебникова» (2002), Н.Н. Перцовой «Словотворчество и связанные с ним проблемы идиостиля В. Хлебникова» (2000), Е.Г. Солнцевой «Дохристианские В.Н. Терехина, А.П. Зименков «Футуристы после футуризма» // Русская литература 1920-1930-х годов. Портреты поэтов. В 2 т. М.: ИМЛИ РАН, 2008. С. 503.

цивилизации в русской литературе первой трети ХХ в. (В. Хлебников, Д.

Мережковский, О. Мандельштам)» (2006).

В большинстве работ предпринимаются попытки выявить некую доминанту в творчестве поэта, определить границы влияния на его личность отдельно взятых религиозных, философских учений, научных концепций, литературных, фольклорных явлений. В данной работе предпринята попытка представить религиозно-философские и творческие концепции Хлебникова разносторонне. В этом заключается актуальность исследования. Кроме того, актуальность работы обусловлена возросшим вниманием гуманитарных наук и общественных дисциплин к межцивилизационным связям, составившим предмет творческого интереса Хлебникова.

Новизна. В данной работе предложены новые трактовки наиболее трудных для интерпретации текстов. Разрабатываются малоисследованные и неисследованные ранее области хлебниковедения. Прорабатываются источники образов и мотивов текстов Хлебникова, некоторые из которых никогда прежде не рассматривались хлебниковедами.

Предлагается следующая классификация источников, рассматриваемых в диссертации:

джайнизм, славянское, древнеегипетское, древнегреческое, орочское • Философские (учение Пифагора, восточный и западный Е.П.Блаватской, Г.И.Гурджиева, Б.Паскаля, К. Малевича, а также даосизм, конфуцианство);

• Естественные и точные науки (Пифагор, Н.Коперник, И.Кеплер, М.В.Ломоносов, И.Ньютон, Р. Декарт, Г.В. Лейбниц, А.Эйнштейн);

• Лингвистические (семито-хамитские языки, финикийская азбука, письмо Брахми, романо-германские языки, буддистские и даосские мантры, славянские магические тексты);

• Литературные (образы Библии, Корана, Торы, раввинистических текстов, произведений А. Фирдоуси, Б. Паскаля);

• Психотропные (опиаты, алкоголь).

Задачи исследования:

• Выявить специфику восприятия поэтом каждой из трех мировых религий (христианство, буддизм, ислам), особенности их влияния на его творчество.

• Исследовать универсальный принцип построения «Звездного языка», выявить возможные влияния современных и древних языков на формирование авторской лингвистической системы, в том числе поэтических неологизмов.

• Рассмотреть некоторые внелитературные аспекты жизни и творчества Хлебникова, обусловленные математическими, философскими и иными увлечениями поэта.

• Исследовать отражение идеи универсума в сверхповестях и сверхпоэмах Велимира Хлебникова.

Положения, выносимые на защиту диссертации:

• «Мировоззренческая концепция Хлебникова характеризуется доминантой принципа всеединства в его представлениях о мире, о современности и истории человеческого сообщества, его культуры.

• Согласно Хлебникову, грядет трансформация всех мировых религий в единую веру в верховное правительство законов числа. Себя лирический герой отождествляет с мессией всех мировых учений.

• Христианство, ислам, буддизм в основном интересуют Хлебникова как стержни формирования национального менталитета и источники художественных образов. Принцип богобоязненности, лежащий в основе любой религии, чужд Хлебникову, как и любое признание высшего авторитета, неоспоримых законов и догм.

• Межконфессиональные различия в христианстве для Хлебникова не имеют существенного значения. Кризис православных ценностей в России начала ХХ века отразился в творчестве самых разных поэтов Серебряного века. Так, на определенном этапе М. И. Цветаева моделирует свой собственный образ христианства, основанный на синтезе православия и католичества.

Хлебников же разрабатывает собственную христианскую неомифологию, в которой для себя, как председателя Земного Шара, он отводит роль грядущего Христа.

• Семито-хамитские языки во многом повлияли на создание Звездного языка Хлебникова.

• Правомерно говорить о сходстве Звездной Азбуки Хлебникова и финикийского алфавита. Есть вероятность того, что при создании Звездной азбуки в качестве образца Хлебников использовал графику письма Брахми, развившегося из финикийского алфавита.

• Увлечение поэта китайской медициной и славянской магической культурой дает основания полагать, что в работе над поэтическими произведениями Хлебников учитывал особенности воздействия отдельных звуков и звукосочетаний на душевное и физическое состояние человека.

происхождение. В целом отношение поэта к романо-германской группе языков не однозначно.

• Пифагорейство Хлебникова не ограничивается влиянием античного Прослеживается разностороннее воздействие идей Пифагора на поэта.

Концепция «числоречи», синтеза поэзии и математики, формируется у Хлебникова под влиянием Пифагора. Система чисел с их описанием в работах пифагорейцев имеет ряд соответствий в Звездной азбуке Хлебникова.

«звукобукв», их образующих.

• В произведениях Хлебникова прослеживаются следы многоуровневого и разнонаправленного воздействия учения К.Э. Циолковского как на философскую концепцию поэта, отраженную в творчестве, так и на развитие художественных образов.

• Поэт выносит из философских и научных работ лишь те идеи и тезисы, которые близки его собственным воззрениям. Ни одна известная доктрина или теория не способна всецело завладеть сознанием Хлебникова.

• В произведениях разных периодов творчества Хлебникова встречаются образы наркотического и алкогольного происхождения.

• В сверхповестях и сверхпоэмах Хлебникова акцентируются различные аспекты проблемы единения человечества: создание «Звездного языка»

(«Зангези»), объединение религий («Азы из Узы»), государств («Война в мышеловке»), единство великих людей («Дети Выдры»), всеобщность истории бытия человечества во Вселенной («Сестры-молнии»).

Методологической основой исследования послужили труды В.Е. Хализева, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Б.М. Гаспарова, А.Н. Веселовского, С.С.

Аверинцева. В работе проводится герменевтический анализ текстов, используются принципы сравнительно-исторического и мифопоэтического методов.

Практическая значимость диссертации определяется возможностью использования ее содержания и результатов в процессе формирования целостного представления о творчестве В. Хлебникова. Материалы исследования могут быть использованы для подготовки лекций по истории русской литературы ХХ в., а также спецкурсов и спецсеминаров, посвященных проблеме взаимодействия литературного творчества с точными и естественными науками.

Апробация результатов диссертации. В полном объеме диссертация обсуждалась на заседании кафедры Истории русской литературы ХХ века филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Результаты исследования изложены в публикациях.

Структура диссертации.

Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, освещается практическая значимость работы, формулируются положения, выносимые на защиту.

Глава I. Принцип «всеединства» в религиозной концепции В.

Хлебникова. Религиозность в собственном смысле этого слова воспринимается Хлебниковым как признак внутренней ограниченности и ущербности человека.

Активно используя в своих произведениях мотивы, символы и образы мировых вероучений, поэт не исповедует ни одно из них.

§1. Религиозные системы Индии и Китая в творчестве В. Хлебникова.

Интерес поэта к буддистской культуре возник еще в раннем детстве. Буддистское учение в сознании поэта ассоциируется с Индией, исторической родиной буддизма.

Славянский путь, согласно точке зрения Хлебникова, неразрывно связан с Индией:

в поэме «Хаджи Тархан» (1913) образ «убогой былинки» (Х., 2006; III. 127)2, на которую «молилась Индии душа» соответствует идеям и образам учения буддизма.

Упоминание казака, «сдувающего с меча пылинку», в контексте буддистских мотивов символизирует близость Индии к славянскому миру. Образы и идеи, которые прослеживаются во «Взломе вселенной!» (1921), также восходят к буддистскому учению о просветлении.

В повести «Ка» (1915) упоминаются дни Белого Китая, третьей эры мировой истории, наступление которой обусловлено приходом пятого Будды.

Однако Китай видится поэтом через призму не только буддизма, но и конфуцианства и даосизма. Эпоха Эль в «Царапине по небу» (1920) описана в духе Здесь и далее тексты В. Хлебникова цитируются по: Хлебников В.В. Собр. соч. В 6 т. Т. 6. кн. 2.

Сост., подгот. текста и примеч. Е.Р. Арензона и Р.В. Дуганова. М.: ИМЛИ РАН, 2006. Цитаты, приводимые по этому изданию, сопровождаются скобками с указанием номера тома и страницы.

идей даосизма, который проповедовал благородное недеяние как способ единения с вселенной.

Хлебникову бесспорно импонируют многие постулаты и представления буддизма. Буддизм видится поэтом как религия, несущая душевный покой и умиротворение: в статье «Пусть на могильной плите прочтут …» (1904) есть указание на буддистскую идею рейинкарнации, согласно которой при каждом ступень развития. Но считать Хлебникова последователем какой-либо религии, в том числе буддизма, ошибочно: принимая некоторые идеи буддизма, поэт не следует за Буддой, а считает его почти равным себе. В стихотворении «Меня проносят на слоновых» (1913) поэт называет себя Бодхисатвой, что идет в разрез с основными заветами учения, призывающими почитать Будду как единственно достойный идеал Пути.

рассматриваются им не обособленно, а как единое культурное целое. Изучая каждое из них в отдельности, поэт не пытается обрести через них познание основ бытия, но лишь стремится найти новые грани созданного им художественного образа Индии.

Хлебникова преимущественно увлекают не тонкости и различия в системах ценностей различных религиозных направлений Индии, а изучение исторических фактов и специфики индусского менталитета. Поэт отмечает, как правило, те пункты философского мировидения буддистов, индуистов, джайнистов или сикхов, которые близки ему самому. И буддизм, и индуизм, и джайнизм видятся им лишь как покрывало истины, как иллюзорная философия, не дающая ответов. Тем не менее, поэт верит в будущее буддистских стран: «Я верю, я верю, что некогда “майна!”/ Воскликнет Будда или Аллах».(«Девы и юноши, вспомните»1915) (Х., 2001; I. 209) Согласно Хлебникову, страны Азии должны осознать свои ошибки и войти в состав мирового государства, возглавляемого предземшаром, в то время как все ее верования должны влиться в единую новую, объединенную, религию:

Здесь и далее тексты В. Хлебникова цитируются по: Хлебников В.В. Стихотворения // Хлебников В.В. Собр. соч.: В 3 т. Под редакцией К. Н. Петрова. Т. 1. СПб.: Академический проект, 2001. С. 209.

Цитаты, приводимые по этому изданию, сопровождаются скобками с указанием номера тома и страницы.

§2. Исламский мир в интерпретации предземшара. В статье «Азоюз» (1918) Хлебников пишет о необходимости создания союза Асцу, который объединил бы страны Азии. При этом функции лидера в треугольнике христианство – буддизм – ислам выполняет мусульманский мир. По словам поэта, именно государство ислама «Персия – страна, где завязывался общий узел Индии и России»4.

В стихотворении «С утробой медною» (1921) верблюд товарища Абиха для Хлебникова есть символ ислама, необходимого звена между христианским и буддистскими государствами Азии. Связывая будущее России с Востоком, исламским миром, поэт подразумевал не только укрепление политических, экономических связей, но и взаимодействие языковых культур. В текстах Хлебникова встречаются слова из арабского, тюркского, персидского языков мусульманского мира. Вероятно, столь выраженный интерес Хлебникова к исламу и языковой культуре мусульманских стран связан с верой поэта в их духовную близость к православной России.

Хлебников выделяет три ипостаси мусульманской Азии: народ (люди, традиции), государство (законы) и религия. Государство и религия исламских стран подвергаются резкой критике в произведениях Хлебникова. Согласно мнению поэта, государство манипулирует религиозными постулатами с целью подавления свободы личности и замены права выбора и вольной мысли на слепую веру. Поэт кощунствует, иронизируя над самим Магометом.

Стихотворные произведения Хлебникова пронизаны образами из Корана и средневековой литературы исламского мира. Стихотворение «Весеннего Корана…»

(1919) образно и тематически пересекается с произведением персидского поэта ХXI вв. Абулькасима Фирдоуси «Книга царей». Славя человека, Фирдоуси сравнивает его с тополем, что совпадает с центральным образом хлебниковского произведения. Образ «тополя» как символ внутреннего бунта встречается и в других стихотворениях Хлебникова (например, «Он город…» 1920). Русский поэт был знаком с указанным произведением Фирдоуси. Хлебников не раз упоминает Хлебников В.В. Творения. Сост., подгот. текста и комментарии В. П. Григорьева и А. Е. Парниса.

М.: Советский писатель, 1987. С. 672. Далее цитаты идут по этому изданию с условным обозначением Тв. и указанием страницы.

имя персидского поэта в своих произведениях, демонстрируя восхищение его творчеством. Вероятно, образы рыбы («осетра удивленного»; Х., 2001; I. 252), рога, «летней бури запаха свежего», воды в стихотворении Хлебникова заимствованы из мусульманской мифологии. «Великий Тополь», названный «великим богословом», есть символ великого Человека, вместилища духа и разума, которому подчинен мир бессловесных. Если в тексте Фирдоуси человек – существо, которому дано связать земной и небесный миры, то у Хлебникова герой Тополь-рыбак закидывает сети в небеса, легко управляясь с рыбой, на которой держится земля. Данный сюжет символизирует силу Человека, способного ломать и бросать к своим ногам любые устои и традиции. Насыщенно мусульманской символикой и произведение Хлебникова «Сестры-молнии» (1921). Словами «безбожной веры имя» (Х., 2001; I.

409) поэт разграничивает понятия Бога и религии. В противовес священному тексту Корана поэт рисует человечество, сознательно выбирающее «ночь» для прежних религий. От лица молний автор утверждает необходимость создания новой религии.

С помощью чисел, по Хлебникову, возможно обуздать судьбу. Молнии символизируют приход другой веры на смену прежним. Нагота молний, отсутствие одежды, становится символом внутренней свободы. Молнии, как предвестники новой веры, берут на себя божественные функции, описанные в Коране. В стихотворении «Ночь в Персии» (1921) лирический герой Хлебникова предстает в Персии в роли махди, мусульманского мессии.

§3. Христианские мотивы в творчестве и мировоззрении поэта. В образе Христа ранних стихотворений обращают на себя внимание черты кротости и доброты, а не силы и мощи, достойные Сына Божьего. Силу же олицетворяют христианские воины, к которым причисляет себя лирический герой Хлебникова. В раннем же стихотворении «Зеловеков венок» (1908) прослеживается мотив распятия Христа. Но, изображая казнь, поэт не описывает воскресение. Тем самым образ Сына Божьего в его произведениях очеловечивается, представая лишь пророком, а не Мессией. Тот же мотив распятия Мессии без воскресения появляется и в позднейшем произведении «Распятие» (1918). Образ кротости ранних стихотворений трансформируется в образ бессилия. Символ спасения и вечной жизни Христианства превращается у Хлебникова в символ смерти. Единственной надеждой на преодоление хаоса и смерти для Хлебникова может быть лишь сам предземшар, управляющий законами времени и судьбы. Как вспоминает О.

Самородова, «пробовал Доброковский и лепить Хлебникова. Тот попросил изобразить его с шаром на плече: “Шар — самая совершенная форма”, — сказал он.

Вздумал и брат написать его. “Только с рогами”, — заявил он. Брат согласился и добавил: “С бычьими?” — “Нет, — твердо возразил Хлебников, — с оленьими”»5.

Олень в христианстве символизирует Христа, который разыскивает дьявола, чтобы его уничтожить. Кроме того, олень в христианской системе символов также олицетворяет душу, жаждущую услышать слово Христа6. Поэт, выбирая этот символ, подчеркивал свою великую миссию на Земле, связанную со спасением всего человечества от смерти. Хлебников ассоциировал себя с христианским Мессией, что не умаляло его амбиций при восприятии себя Мессией ислама и буддизма. Представляя мировые религии в качестве равнозначных философских систем, поэт увлекается ими как очередными объектами художественного осмысления и интеллектуальных экспериментов. Поиски единого начала и духовных взаимосвязей явлений вселенной, которые прослеживаются в раннем материалистическим обоснованием всего происходящего.

Для поэта значимо художественное осмысление вероучений различных стран мира, не столько их системы ценностей, сколько сюжетов, персонажей, обрядоворитуальной символики. В стихотворных произведениях Хлебникова, наряду с христианскими мотивами, появляются мотивы славянского язычества. В его ранней поэзии языческие боги – не отжившие мифы Древней Руси, а высшие силы, мстящие современному человечеству за поругание («Перуну», 1910; «Мавка», 1913). Хлебников подчеркивает «потусторонность» языческих колдовских чар, в них он видит выход за пределы пространства и времени и способ овладения Самородова О. Поэт на Кавказе.// Звезда. №6. Л.: Художественная литература, 1972. С. 188.

Энциклопедический словарь символов. М.: Издательство Астрель, 2003. С. 595.

художественные образы явлений вселенной в стихотворениях Хлебникова позднего периода творчества. В стихотворении «Вы, привыкшие видеть жизнь…» (1922) поэт озвучивает символические значения имен языческих божеств.

Глава II. Идея синтеза лингвистических систем в основе Звездного языка В. Хлебникова §1. Звездная азбука В. Хлебникова: Графический аспект. Анализируя буквенно-звуковую систему Хлебникова, можно назвать ее консонантной, так как роль гласных в словообразовании, по мнению поэта, факультативна; хлебниковские описания цветовых и физико-геометрических значений звуков касаются только согласных. Консонантная система свойственна семито-хамитской группе языков.

Основное значение корня слов связывается в семитских языках с согласными звуками, причем гласные играют служебную роль, не входя в состав корня.

Словообразование и словоизменение в семитских языках происходит при помощи, как суффиксов, так и префиксов. Все указанные свойства семитских языковых систем совпадают с особенностями неологизмов Хлебникова и характеристиками Звездного языка в целом.

По воспоминаниям А. Крученых, Хлебников много говорил о влиянии восточной культуры на русскую поэзию: «Проходит японская линия, — распространялся он. — Поэзия ее не имеет созвучий, но певуча... Арабский корень имеет созвучия»7. Об интересе поэта к арабскому языку свидетельствует и использование арабских слов и выражений в поэтических произведениях.

Родственный арабскому, древнеегипетский язык также привлекал Хлебникова. Сама концепция «Звездного языка» соответствует представлению египтян о своей письменности. Египтяне определяли ее как «меду нечер» — «божественная речь»

или «Слово божье».

Особый интерес поэта к семито-хамитской группе языков позволяет предположить, что «Звездный язык» Хлебникова формируется под их влиянием не только на уровне законов словообразования и словоизменения, но и на уровне Крученых А.Е. О Велимире Хлебникове // Сб.: Мир Велимира Хлебникова. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 128.

графики. Графические изображения единиц азбуки Хлебникова представлены в работе «Художники мира!» (1919). В системе древних семитских языков есть алфавит, с буквенными знаками которого совпадают три из шести хлебниковских символов. Речь идет о финикийской азбуке. Буква «Вав» (гвоздь) соответствует «Ч»

у Хлебникова; «Каф» (ладонь) финикийского алфавита в точности повторяет рисунок «Зэ» в Звездной азбуке. Хлебниковское Л есть зеркальное отражение «Коф» (обезьяна). Значение финикийского алфавита, как прародителя всех существующих алфавитов, укладывается в концепцию Хлебникова о «Звездном языке», соответствует стремлению поэта «найти единство вообще мировых языков, построенное из единиц азбуки» (Тв. 37). Согласно самому В. Хлебникову, поэт не изобретает, а лишь вспоминает «начертательные знаки» прошлого: «По-видимому, язык так же мудр, как и природа, и мы только с ростом науки учимся читать его»

(Тв. 625). Знаменитый труд Б.А. Тураева, читавшего лекции в Петербургском университете, «Очерк истории изучения финикийской древности» был впервые напечатан в 1893 году в непериодическом сборнике «Историческое обозрение».

Этот сборник издавался историческим обществом при Петербургском университете с 1890 по 1916. Таким образом, студент Петербургского университета В.В.Хлебников имел возможность ознакомиться с текстом. Однако другие три графических символа Звездной азбуки не находят отражения в финикийском алфавите. Кроме того, нет неоспоримых доказательств увлечения поэта азбукой финикийцев. Тем не менее, связь между Звездной азбукой и финикийским алфавитом существует. Она реализуется посредством древнего письма Брахми, которое развилось непосредственно из финикийского.

Все шесть символов Хлебникова, описанные в статье «Художники мира!», имеют графические аналоги в письме Брахми. В диссертации приведена таблица соответствий. Есть факты, свидетельствующие об интересе поэта к древнему письму. На санскрите, изучением которого увлекался Хлебников, наиболее часто писали и пишут именно письмом Брахми. Таким образом, знакомясь с санскритом, изучая древние памятники письменности, поэт непременно должен был познакомиться и с письмом Брахми, его графическими особенностями. Наиболее известные памятники письма Брахми – это эдикты царя Ашоки (III в. до н. э.). Сам факт того, что данные указы принадлежали царю Ашоке, был установлен лишь в 1915 году. Именно в 1915 году В. Хлебников написал прозаический текст «Я пошел к Асоке». Кроме того, в статье «Художники мира!» подробному описанию единиц Звездной азбуки предшествует замечание Хлебникова, согласно которому, для построения мировой азбуки следует опираться на достижения мыслителей Китая и Японии. И японский, и тибетский виды письма произошли от письма Брахми, как и все южные, а также многие восточные и юго-восточные письменности в Азии. Вероятно, письмо Брахми, развившееся из финикийской азбуки, вдохновило Хлебникова на создание собственной системы символов.

§2. Звукотерапия и звуковая теория В. Хлебникова. Современная звукотерапия разработана на базе древнейших методик китайской медицины. Но многие схемы влияния звуков на человека, его судьбу и физическое состояние, были известны славянским авторам заговоров и заклинаний. В статье «О стихах» (1920) Хлебников обращает внимание на то, что фольклорные тексты непереводимы, но тайна их воздействия на душу лежит в подборе и сочетании определенных звуков. Такого же эффекта поэт пытался достичь, создавая собственный заумный «иррациональный»

язык. В статье «Великий чародей» (1921) Хлебников предрекает будущее развитие звукотерапии, принципы которой уникальны для всего человечества. Хлебников подчеркивает именно физическое (терапевтическое) воздействие звуков на состояние организма человека.

Можно выделить два основных аспекта проблемы воздействия звука на человека в концепции Хлебникова. Это влияние произносимого слова на здоровье человека и на его судьбу: « мы говорим и открываем особую природу заглавного звука, звука имени, независимую от смысла слова, присваивая ей имя провода судьбы Следовательно, слово имеет тройственную природу: слуха, ума и пути для рока» (Х., 2001; III. 179). Это представление о влиянии слова удовлетворяет фольклорной традиции. Увлекаясь изучением народных заговоров и заклинаний, поэт нередко использует элементы их поэтики в своих стихотворных произведениях. Так, «Заклятие смехом» (1908 – 1909) по форме напоминает русский заговор от наростов в носу. Принцип повтора как прием усиления воздействия используется и в других произведениях Хлебникова. Примером может послужить «Симфония “Любь”» (1916). Русская песнь воспринимается поэтом как универсальное мерило добра и зла. Ее содержание, особенности поэтики должны служить, по Хлебникову, своеобразным ориентиром в создании авторских произведений.

Этим объясняется и пристальное внимание поэта к фонетическому строению «самовитой речи». Слово в работах Хлебникова уподобляется человеческому телу.

«Пять лучей звука» сравниваются с пятью пальцами. Первый звук в слове поэт называет то «лбом слова» (Х., 2001; III. 179), то «позвоночным столбом слова», которым «слух пользуется, чтобы услышать будущее в неясных говорах». Само слово сравнивается с «лицом с низко надвинутой шляпой» (Х., 2001; III. 181).

Акцентирование первого звука в слове восходит к традиции иероглифической письменности Древнего Египта. Иероглиф-фонограмма на письме обозначал первые звуки своего названия. Связь числа «5» и строения человеческого тела в образной системе поэта тоже уходит корнями в культуру Древнего Египта. Человек, по древнеегипетским воззрениям, состоял из пяти «тел». По Хлебникову, связь между культурами славян и древних египтян очевидна. Поэт искал и находил соответствия в русском и древнеегипетском языках. В стихотворении «Ра – видящий очи свои …» (1921) обыгрывается имя Ра как название Волги у античных авторов.

Современная наука подтверждает целебные свойства произносимых звуков, создаются реестры их воздействия, которые во многом совпадают с рекомендациями, разработанными в древности на Востоке, и магическими традициями Руси.

Система звукотерапии в основном базируется на буддийском учении о мантрах. Подробно описывает характер терапевтического воздействия звуков, а также их природу даосизм. Даосы, как впоследствии Хлебников, одушевляли звуки-мантры, приписывая им человеческие пороки и достоинства. По воспоминаниям И.Березарк, Хлебников рассказывал собеседникам «и о китайской медицине, и о египетских папирусах, и о латинских стихах. Он хорошо знал философию средневекового Востока»8.

Сопоставление фонетической теории Хлебникова с современной системой звукотерапии, основанной на китайской традиции и не противоречащей принципам русской магической культуры, представляется правомерным. С этой точки зрения анализируется поэма Хлебникова « И и Э» (1912). Звук «И», согласно современной звукотерапии, лечит заболевания сердца. В монологах И в поэме наиболее часто встречаются слова «грудь» и «сердце». Звук «Э», по мнению медиков, улучшает работу головного мозга. В поэме И называет его «спокойствия похитчиком» (Тв.

199). Э воплощает мужское начало, тогда как И – женское. Именно на Э уповает дева И в принятии решений. В лексиконе Э, в отличие от И, чаще встречаются слова со значением «разум» и «мыслительный процесс». Сердце и Разум у Хлебникова противодействуют как хаос и порядок, как «самовитое» слово и Число. Но именно об их гармоническом созвучии мечтал поэт.

Рассмотрим стихотворение «Па-люди» (1912). С одной стороны, «Па – это якобы» (Тв. 663). С другой стороны, согласно системе современной звукотерапии, Па – это мантра, снимающая боли в сердце. Такая трактовка неологизма «Па-люди»

не противоречит содержанию стихотворения. Народ, «лишенный души», – это Палюди, то есть люди, не имеющие боли в сердце. Боль в сердце читается как совесть, чувство любви, жалости или стыда. В сверхпоэме «Азы из Узы» интересен фрагмент, посвященный месяцу Ай: учитывая некоторую увлеченность поэта изучением китайской медицины, можно предположить, что ему была известна и мантра «Ай», которая, как и «Па», служит для снятия боли в сердце. В свете данной гипотезы становится понятнее, почему столь легкий по настроению стих встроен в главу «Современность», отделяя фрагмент, описывающий «черепа городов» и «чудовища событий» современности от строк «О, Азия! Себя тобою мучу »

(Тв. 471).

Хлебников писал в «Свояси», что слова умирающего Эхнатэна «Манч!

Манч!» из «Ка» вызывали у него почти боль. Такое влияние слова можно Березарк И. Встречи с Хлебниковым. СПб.: Звезда. №12, 1965. С. 173 — 176.

объяснить путем анализа его звуковых составляющих, основанного на данных современной звукотерапии. Все звуки этого слова считаются целебными. «М» и «А»

лечат заболевания сердца, это звуки любви и покоя. «Н» улучшает работу головного мозга. «Ч» очищает душу и тело. Таким образом, сочетание этих звуков может оказывать не только физическое, но и яркое эмоциональное воздействие.

В текстах Хлебникова нередко обыгрываются многократно повторяемые определенные звуковые сочетания. Безусловно, Хлебников не владел глубокими и системными знаниями, доступными современной медицине. Но, акцентируя внимание на определенных звуковых сочетаниях в своих произведениях, поэт интуитивно выбирал именно те звуки, в которых скрыта наибольшая сила эмоционального влияния на человека, связанного с их целебным физическим воздействием. Его отношение к звуку как таковому соответствует традициям и русской магической культуры и китайской философии. Этим обусловлен особый интерес поэта к славянским заговорам, заклинаниям и к китайской медицине.

§3. Участие романо-германских языков в словотворчестве В. Хлебникова.

Борясь с заимствованиями из европейских языков, поэт порицает прежде всего наукообразие текстов, испещренных словами иноязычного происхождения. В то же время, исповедуя принципы объединения и синтеза языков, Хлебников активно использует романо-германскую лексику в своем творчестве.

В статье «Наша основа» (1919) упоминаются такие известные хлебниковские неологизмы, как «Манч! Манч!», «чи брео зо!», чьи подлинные источники до сих пор не установлены. По всей видимости, они принимались просто за «сочетания звуков в вольном порядке» (Тв. 627). Но в этой же статье Хлебникова прослеживается мысль о том, что люди, не владеющие знанием какого-либо языка, воспринимают слова из этого языка всего лишь как «собрание звуковых тряпочек»

(Тв. 627). Таким образом, говоря о приведенных неологизмах, поэт мог подразумевать не отсутствие в них смысловой нагрузки как таковой, а их «непонятность» для большинства носителей другого языка, как слов иноязычного происхождения. «Манч» по звучанию во многом соответствует итальянскому слову «manci», имеющему актуальное для Хлебникова значение «маньчжур, маньчжурский». Кроме того, выражение «Манч! Манч!» соотносится с итальянским разговорным восклицанием «la mancia! la mancia!», означающему «один – ноль в его пользу».

Многие явные, но не мотивированные искажения иноязычных слов в транскрипции Хлебникова обусловлены тем, что поэт не имел системных лингвистических знаний и воспринимал, запоминал многие слова и выражения на слух. Дм. Козлов вспоминает: «Я только что закончил читать Хлебникову на английском языке стихотворение Уитмана Он очень любил слушать Уитмана по-английски, хотя и не вполне понимал английский язык»9. Звуковая оболочка Доказательством того, что многие фонетические искажения иностранных слов в текстах поэта объясняются особенностями их «запоминания», служит то, что французские слова у Хлебникова, как правило, не подвергаются явному искажению в русской огласовке даже в ироническом контексте. Французский – единственный иностранный язык, которым он владел, согласно анкете.

Глава III. Внефилологические источники мотивов и образов в текстах В.

Хлебникова §1. Пифагорейство и теория числоречи в философии В.Хлебникова.

Наряду с широко известным влиянием пифагорейской теории чисел на формирование концепции Хлебникова, необходимо отметить ряд общих черт творческой личности поэта и философа. Как и античный мыслитель, Хлебников предпочитал использовать псевдоним, представляясь Велимиром (повелителем мира). Божественному происхождению Пифагора, приписываемому ему его учениками, соответствует посвящение Хлебникова в Председатели Земного Шара, воспринятое поэтом весьма серьезно. Подобно тайному обществу пифагорейцев, куда допускались лишь избранные, Хлебников решил создать свое сообщество «317», куда предложил вступить некоторым, по его мнению, близким идее Государства Времени лицам, в том числе Вяч. Иванову и о. П. Флоренскому. Как и философ, поэт верил в возможность переселения душ («Сестры-молнии» 1921).

Козлов Д. Новое о Велемире Хлебникове. Красная новь, №8. 1927. С. 177 — 188.

Пифагор призывал относиться к животным, как к родичам или к друзьям: ни в чем не чинить им обиду, не убивать и не есть. Подобная мысль прослеживается и в произведениях Хлебникова («Лебедия будущего» 1918). Пифагор открыл, что движение и обращение светил, слагающееся из их шумов, скоростей, величин, положений в созвездии, упорядочены в отношении друг друга определенной музыкальной пропорцией. Он же учил, что десять движущихся сфер отделены друг от друга гармоническими интервалами, причем движущиеся быстрей издают более высокие звуки, а движущиеся медленнее – более низкие. Эти звуки сливаются в музыкальной гармонии звучания, доступной слуху Пифагора. Остальные не воспринимают на слух эту гармонию, так как привыкли к ней с детства. О музыке сфер говорил и Хлебников10. С одной стороны, поэт называл философа своим «последователем (от будущего к прошлому)» (Тв. 694). С другой же, говорил о себе как об «антиподе Пифагора»11. Несмотря на безусловные отличия учения Пифагора от концепции Хлебникова (представление о Числе, учение Пифагора о почитании богов и смирении перед их волей), называя философа своим антиподом, поэт тем самым говорит о нем, как о собственном зеркальном двойнике. Подобная ситуация возникает в контексте отношений Хлебников-Степан Разин. Как известно, образ народного бунтаря появляется в творениях поэта и как антипод, и в качестве Alter Ego Велимира.

До наших дней дошли три нумерологических традиции: каббалистическая, халдейская и пифагорейская. Связывая концепцию числоречи с нумерологией и учитывая влияние Пифагора на поэта, можно было бы воспринять пифагорейскую нумерологическую традицию как главный ориентир в исследовании соотношений слов и чисел в теории Хлебникова. Но во всех трех нумерологических системах действует принцип, противоречащий ключевой идее хлебниковской теории заумного языка: буквы, обозначающие гласные звуки, рассматриваются в нумерологической таблице наравне с теми, что соответствуют согласным. У Хлебникова согласные наделяются основной функциональной нагрузкой. Кроме Андриевский А.Н. Мои ночные беседы с Хлебниковым. // Дружба народов, 1985. №12. С. 228 — 242.

того, в «Предложениях» (1915 – 1916) поэт предлагает «называть числа пятью гласными: а, у, о, е, и; а – 1, у – 2, о – 3, е – 4, и – 5, я – 0» (Х., 2001; III. 203).

Приведенные соотношения гласных и чисел не соответствуют данным таблиц халдейской, кабалистической и пифагорейской традиций. Таким образом, теория Хлебникова не является копией ни одной из рассмотренных нумерологических методик. Вероятно, поэт знал, что древние системы со временем были значительно искажены последователями. Поэтому он мог решиться на создание (или воссоздание) не только заумного языка, но и своей нумерологической методики. В своей работе поэт, скорее всего, все же опирался на учение Пифагора. Ведь именно этот философ, по преданию, изучил все существовавшие в его время нумерологические системы, чтобы создать свою. Идея синтеза различных древних традиций близка Хлебникову.

В статье «Художники мира!» (1919) поэт описывает открытую им общечеловеческую азбуку. Согласным он дает абстрактные космо-геометрические и цветовые определения, которые во многом совпадают с теми значениями, которые приписываются числам в пифагорейской системе. Опираясь на данное сходство, в полной версии диссертации мы составили таблицу соответствий хлебниковских звуков и чисел Пифагора. Актуальным является тот факт, что для пифагорейцев «элементы чисел являются элементами всего существующего»12, а для Хлебникова «азбука, общая для многих народов, есть краткий словарь пространственного мира»

(Тв. 622). На основе данных таблицы декодируются некоторые имена, неологизмы и в целом тексты поэта. Так, имя героя сверхповести Хлебникова «Зангези» (1922) возможно расшифровывается как сочетание Зэ+Эн+Гэ+Зэ, то есть 4+0+5+4.

Гласные не учитывались, поскольку основная смысловая нагрузка, по Хлебникову, лежит на согласных13. В нумерологии цифровые двойники букв складываются, образуя основное числовое значение слова. 4+0+5+4=13. Образ Зангези близок Симаков М. Ю. Пифагорейская система (Гармония космоса). М.: Диалог МГУ, 1997. С. 70.

В «Предложениях» (1915 – 1916) Хлебников описывает числовые значения гласных звуков.

Однако позже поэт отказывается от данной идеи. В работе «Художники мира!» (1919) подчеркивается доминирующая роль согласных в словообразовании, гласные же звуки, по словам Хлебникова «здесь случайны и служат благозвучию» (Тв. 623).

самому Хлебникову, который испытывал симпатию к числу 13. Поэтому соответствующее числовое значение имени его героя не удивительно.

Комментируя стихотворение «Бобэоби пелись губы» (1909), необходимо вспомнить, что, по мнению поэта, «поэзия и математика тесно связаны между собой, что об этом когда-то, в прошлом люди знали, и он теперь пытается установить эту давно утерянную связь»14. Решающее значение при этом, как уже Хлебникову, управляет всем словом) соотносится с числом 3; Вээоми (вторая строка) – с цифрой 1; Пиээо (третья строка) – 7; Лиэээй (четвертая строка) – 2.

Таким образом, по вертикали образуется 317 и 2. Число 317 является ключевым в хлебниковской системе вычислений законов Судьбы. В статье «Наша основа»

(1919) поэт говорит о символичности числа 317: «Изумительно, что и человек как таковой носит на себе печать того самого счетатело человека содержит в себе 317*2 мышц = 634, 317 пар» (Х., 2001; III. 254). По Хлебникову, число 317* имеет отношение к мышечному строению человеческого тела, что соотносится с сюжетной линией стихотворения:

Далее поэт объясняет: «Так на холсте каких-то соответствий / Вне протяжения жило Лицо» (Тв. 54). Изображение Лица на холсте превращается в сюжет о рождении Человека. Проясняется значение метафоры «гзи-гзи-гзэо пелась цепь», так как «цепь времен» – «числовой» образ в математической системе Хлебникова (Тв. 252). Подобное «телесное» представление Библейского сюжета о сотворении человека встречается и в иудейских раввинистических текстах. Так, в таргуме Псевдо-Ионатана, где рассказывается о создании Адама, уточняются Березарк И. Встречи с Хлебниковым. С. 173 — 176.

В тексте «Воин не наступившего царства» (1912 – 1913) говорится следующее: « В первом звуке мы видим носителя судьбы и путь для воль, придавая ему роковой смысл» (Х., 2006; VI. 205).

следующие подробности: « “И создал в нём 248 членов тела и 365 жил” (1:27)»16.

Увлекаясь кабалистикой, поэт мог быть знаком с такой формой трактовки Библейского сюжета.

По Пифагору, числа и математические закономерности как соименные подобия всего сущего проецируются на все уровни бытия. По Хлебникову, буквы и звуки, как своего рода двойники пифагорейских чисел, тоже лежат в основании всех явлений жизни. Древний философ много говорил о всевозможных видах движения небесных сфер и светил, о заграждениях одних другими и затмениях, об отклонениях от правильного движения, об эксцентриситетах. Если вместо астрономических понятий небесных сфер и светил использовать физикогеометрические: точки, линии, прямые, тела, – то станет очевидным, что многие астрономическими описаниями в текстах пифагорейцев.

§2. Идеи К.Э. Циолковского в образной системе произведений В.

Хлебникова. Хлебников, как и Циолковский исповедовал монистический материализм, восходящий к античному атомизму. И у Хлебникова, и у Циолковского развивается идея цикличности бытия, обратимости всех процессов, происходящих в мире. Это обусловлено влиянием буддизма на мировоззрение и поэта, и философа. У Хлебникова следы данного воздействия обнаруживаются уже в раннем творчестве: «Мирооси данник звездный, / Я омчусь, как колесо, / Пролетая в миг над бездной, / Задевая краем бездны, / Я учусь словесо» («Мирооси данник…»

1907) (Х., 2001; I. 44). Идеи Хлебникова, изложенные в его статье «Пусть на могильной плите…» (1904) созвучны концепции Циолковского о развитии всего чувствительностью и зачатками духовности («Нирвана» 1914; «Научные основания религии» 1898; «Первопричина» 1918; «Приключения атома» 1918). По мнению философа, человек сделал великий путь от «мертвой» материи к одноклеточным существам, а отсюда к своему теперешнему состоянию. Нет ни одного атома, который не принимал бы бесчисленное число раз участия в высшей животной http://www.ruthenia.ru/folklore/folklorelaboratory/PETROVN3.htm#_ftn5#_ftn жизни. Под высшими животными философ подразумевает человека. Совпадает с философскими представлениями Циолковского и хлебниковский образ стеклянного сосуда мира («Чу! Зашумели вдруг облака…» 1921; «Наша основа» 1919; «И вот зеленое ущелье Зоргама» 1921; «Что делать вам» 1922). Циолковский говорит о бессмертии живых существ и бессмертии нашего мира в прозрачном сосуде, поскольку бесконечен путь каждого атома. К идеям Циолковского отсылают и другие образы стихотворения Хлебникова «Чу! Зашумели вдруг облака…».

Согласно Циолковскому, в будущем вокруг Солнца, поблизости астероидов, будут расти и совершенствоваться миллиарды миллиардов существ. Так появятся разнообразные породы совершенных сущностей, способных существовать в разных атмосферах и живущих одними солнечными лучами. Господствовать будет наиболее совершенный тип организма, обитающего в эфире и питающегося, как растения, непосредственно солнечной энергией. Только в таком облике человек, по Циолковскому, будет достоин контакта и союза с иными разумными силами вселенной, равноправного участия в едином космическом содружестве. Солнечный луч, как символ будущего человечества, появляется и в других текстах Хлебникова («Воззвание председателей земного шара» 1917; «Люди! Утопим вражду…» 1921).

Говоря о будущем человечестве («Горе и гений» 1916; «Идеальный строй жизни» 1917, «Человек. Свойства человека» 1917), Циолковский рассуждает о необходимости направленного биологического подбора. С точки зрения мыслителя, познающие воля и разум человека способны сделать людей счастливыми.

Препятствием выступают страсти – источник всех человеческих страданий; страсти – от блаженства до агонии – лишают людей разумного умиротворенного существования. Принципиальное решение этой проблемы в планетарном масштабе Циолковский видел в создании посредством направленного биологического подбора существа без страстей, но с великим разумом. В перспективе самым уважаемым занятием людей станет интеллектуальный труд, а наиболее ценным продуктом – научное знание. Сходные идеи отражены и в текстах Хлебникова. В «Воззвании председателей земного шара» поэт рисует образ председателей земного шара как людей с развитым интеллектом, но хладнокровных и бесстрастных.

Именно им суждено, по Хлебникову, контролировать процесс искусственного отбора будущего человечества. По мысли Циолковского, на Земле не будут дожидаться, когда из волков или бактерий получится человек: будут размножены наиболее удачные его представители. Волк олицетворяет здесь определенную стадию развития живых существ. Образ волка в контексте темы будущего человечества прослеживается в ряде произведений Хлебникова, например, в текстах «Царское село» (1921), «Если я обращу человечество…» (1922). Называя современное человечество «правоверными волками», поэт акцентирует собственное превосходство. Предземшар – человек будущего, стоящий на более высокой ступени эволюции и способный видеть «зачеловеческие сны» (Тв. 170).

Идеи Хлебникова о мировом всеединстве, избавлении народа от войн и других видов самоистребления, создании универсальной религии и «Звездного языка» также совпадают с философскими воззрениями Циолковского.

§3. Мировоззренческая концепция В. Хлебникова через призму влияния деятелей точных и естественных наук (Н. Коперник, И. Кеплер, М.В. Ломоносов, И.

Ньютон, Р. Декарт, Г.В. Лейбниц, А. Эйнштейн).

Все упомянутые ученые совершили переворот в сфере научной мысли. Все мыслители, привлекавшие поэта, в основу своих теоретических исследований закладывали идею единства пространства, явлений или живых организмов вселенной. Большинство из перечисленных революционеров научной мысли, в отличие от Хлебникова, были верующими людьми и, совершая открытия, отстаивали мысль о Божественной первопричине бытия, или, во всяком случае, признавали существование сакральной тайны вселенной. Все они обладали необходимыми признаками «гениев», по определению Хлебникова17. Поэт искал в их исследованиях не ответы и открытия, а подтверждение своих собственных суждений.

Ни одна известная научная или философская доктрина, ни одно творческое открытие не способны всецело завладеть его сознанием и перевернуть его мировидение. Поэт акцентирует внимание не столько на научной или Хлебников В.В. Собр. Соч.: В 6 т. Т.5. М.: ИМЛИ РАН, 2006. С. 72 — 73.

художественной преемственности, сколько на своей духовной связи с «гениями»

науки, философии, литературы, искусства. Показателен отзыв Хлебникова на «Дневник» (1887) художницы М.Б. Башкирцевой, который он называет образцом «дневника Духа»(Х., 2001, III. 256). Подобно М.И. Цветаевой, ощущая внутреннюю связь с личностью Башкирцевой, поэт ставит дневник в пример своим современникам, рассчитывает цикл колебательных волн души его автора и говорит о бесценном праве юной художницы печататься в «Пощечине общественному вкусу»(Х., 2001, III. 566).

Анализ раннего хлебниковского стихотворения «Я не знаю…» (1909), в частности его композиции, дает основание полагать, что оно написано под влиянием «Мыслей» (1669) Б. Паскаля. Аллюзии из стихотворения М.В.

Ломоносова «Вечернее размышление о Божием Величестве при случае Великого северного сияния» (1743) прослеживаются в хлебниковской «Лесной тоске» (1919).

В поэтических произведениях «Приятно видеть…» (1922) и «Помимо закона тяготения…» (1921) Хлебников ссылается на научные открытия И. Ньютона и вступает с ним в дискуссию. Имена Н. Коперника и М.В. Ломоносова появляются в сверхповести «Дети Выдры», где герои-ученые оказываются на острове «Хлебников», символизирующем душу поэта. Личности Р. Декарта, Г.В. Лейбница, И. Ньютона анализируются поэтом в «Ене Воейкове» (1906).

§4. «Курильщик ширы» и «Лунный свет» как образы поэтического творчества В. Хлебникова. Очевидными источниками ряда образов, представляющих мир как универсум, является, на наш взгляд, наркотическое и токсическое опьянение, хорошо известное Хлебникову18. Сюжет стихотворения «Курильщик ширы» (1921) построен на описании процесса курения и последующего наркотического эффекта.

Частое курение опиума19 могло отразиться на особенностях образной системы Как писал о поэте доктор В.Я. Анфимов: «Немного рахитичный, он, в общем, развивался правильно. В детстве почему-то “стал нюхать эфир с удовольствием”. В отрочестве у него прошла полоса религиозных мечтаний» ( Анфимов В.Я. К вопросу о психопатологии творчества: В. Хлебников в году. // Труды 3-й Краснодарской клинической городской больницы. Вып. 1. Краснодар, 1935. С. 66 — 73).

Костерин так вспоминает о персидском периоде жизни Хлебникова: «Хлебников и Доброковский часто сидели или возлежали в какой-либо чайхане, курили терьяк и пили крепкий чай» (Костерин А.

Русские дервиши. М., 1966. №9. С. 216 — 221). Обращает на себя внимание наречие «часто». В переводе с персидского языка «терьяк» означает опиум, сильнодействующий наркотик.

некоторых стихотворений персидского периода. Стихи 1921 года отличаются особой описательностью. Поэт фиксирует каждое свое действие, каждое увиденное явление, мельчайшие детали происходящего («Кавэ-Кузнец», «Э-э! Ы-ым!», «Пасха в Энзели», «Ручей с холодною водой…» и др.). Подобно герою «Письма лорда наркотического опьянения, поэт в стихотворениях персидского периода рассматривает всякий предмет, словно через увеличительное стекло. В творении «Кавэ-кузнец» внимание концентрируется на рабочем инструменте кузнеца, описанию которых посвящается большая часть произведения. В стихотворении «С утробой медною…» в центре описания оказывается чернильница в форме верблюда, стоящая на письменном столе. Специфика образности в стихах персидского периода заключается в том, что лирический герой Хлебникова разрушает барьер между субъектом и объектом изображения и конструирует описания, как бы вживаясь в пространство безгранично расширяется, превращая стол в бескрайнюю пустыню, а чернила в чернильные реки.

Лирический герой наделен особым стереоскопическим зрением, благодаря гиперобъемными, а отдельные мелкие детали представлены сверхкрупным планом («Пасха в Энзели», 1921). В стихотворении «Бурлюк» Хлебников пишет: «Братья и сестры, сильные хохотом, все великаны, / С рассыпчатой кожей, / Рыхлой муки казались мешками»(I. 360). Или в «Прачке» (1921): «Рыча подвалами лица, / Идете / Широк стежок / Рогожным шилом / Собранья дыр – тулупа вашего, / И четок каждый шов: / Гнездо для грязи и для гнид» (I. 334). Наркотические образы прослеживаются и в произведениях 1919 года («Поэт», «Каменная баба»), и в раннем творчестве Хлебникова («Огнивом-сечивом», 1908; «Крымское», 1908).

Сновидческие мотивы лирики Хлебникова, отмеченной наркотическим подтекстом, принципиально отличны от сновидческих символов в текстах как М.

Цветаевой, так и Н. Клюева, А. Ремизова. По воспоминаниям Т. де Квинси («Исповедь англичанина, любителя опиума», 1822), мимолетное впечатление дня у любителя опиума способно превратиться в навязчивую идею. Лирический герой «Пасхи в Энзели» (1921) Хлебникова вспоминает рассказы «О сумасшедших водолазах» «под небом испуганных глаз» (I. 307). Образ сумасшедших водолазов появляется в последующих стихотворениях 1921 года, например, в «Судьба закрыла»: «Увы! Маша, на полках шаря / Громадным кулачищем, / И водолазы стеклами созвездий, / Что ищем мы? / С подушки к небу подымаясь, / И пальцем согнутым хвоста / Цепляясь в земной шар, / И броненосным телом извиваясь, / В ночном бреду, / В небесной тяге / Ночною бездной нас манила» (I. 319). В описании данного сновидения присутствуют иные образы, навеянные наркотическими переживаниями20.

По материалам доктора В.Я. Анфимова, поэт признался ему, что ранее был пристрастен к алкоголю. Наряду с наркотическими мотивами, в творениях Хлебникова нередко встречаются образы синей водки, известной как самогон («Весеннего Корана…», 1919; «Лунный свет», 1919). Образ огненного напитка часто провоцирует появление темы безумия и сумасшествия в стихах Хлебникова («Случай», 1919).

Глава IV. Сверхповести и сверхпоэмы В.В. Хлебникова: Неомифология универсалий. Указанные в «Зангези» (1922) типологические черты созданного Хлебниковым жанра сверхповести (сверхпоэмы), основой которого является единство самостоятельных повестей (поэм), отвечают его идее всеединства.

§1. «Дети Выдры». В «Детях Выдры» (1913) отражены образы и мотивы, характерные для учений западных оккультистов и восточных мистиков, «скифской»

теории», орочских, древнеиндийских, древнекитайских, древнеегипетских и древнегреческих мифов, а также философских установок К. Малевича. Данный контекст позволяет понять скрытые пласты произведения. Шесть «парусов» в сверхповести символизируют бег «поперек времен» (первоначальное название «Детей Выдры»). Главы («паруса») суть «паруса времен», распространенная метафора хлебниковских произведений; число шесть в каббалистике – это энергия, Так, изображение согнутых хвостов персонажей стихотворения напоминает рисунок больного полинаркоманией, созданный под воздействием зрительной галлюцинации. Данный рисунок представлен в полной версии диссертации (www.psychology-online.net).

заставляющая все живое двигаться по колесу жизни и смерти. Сын Выдры, то есть праматери мира, – образ самого Хлебникова. Детям Выдры вверено управление шахматными досками судеб, пространствами, исходами битв; в душе Сына Выдры могут сосуществовать души величайших мыслителей разных эпох, он является образом мифологического Стрелка, поражающего и сбрасывающего с небес лишние светила, он имеет право на вызов богам, ему предначертано осуществить миссию объединения народов под знаменем России.

§2. «Война в мышеловке». В сверхпоэме «Война в мышеловке» (1922) образ Первой мировой войны трансформируется в образ войны метафизического порядка. По Хлебникову, война несет в себе рок, которым управляет Дедер (нечистая сила). Прекращение войны, «нетерпение меча стать мячом» (Тв. 465) воспринимается Хлебниковым как первый шаг на пути к единению народов и к победе над смертью. Боги оставили героя в его борьбе со злом, ему и его единомышленникам приходится в одиночку «тянуть слепое человечество» (Тв. 462).

Но современные ему события поэт не рассматривает как преддверие грядущего Апокалипсиса. Близится лишь смена эпох, освобождение от старого и создание нового мира, управляемого предземшаром и свободного от власти богов и смерти.

§3. «Азы из Узы». Название сверхпоэмы «Азы из Узы» (1922) можно трактовать как прорыв Азии в союзе с Россией из оков времени и пространства, чтобы следовать к великой цели единения народов. Здесь заключена основная идея данного произведения. Композиция творения служит раскрытию ее проблематики.

Создателю Единой книги, рождению которой посвящена первая глава, подчиняются, по мысли поэта, время и пространство. Поэтому вторая часть сверхпоэмы – «Азия» – олицетворяет идею пространства, воплощенного в разных эпохах, тогда как третья часть – «Современность» – символизирует идею времени, объединяющего страны и культуры мира в синхроническом срезе. Последняя часть сверхпоэмы завершается строками, в которых отражается разочарование в Азии:

она оказывается равнодушна к проблемам человечества и не желает бороться за объединение народов, религий и языков.

§4. «Зангези». В параграфе, посвященном рассмотрению сверхповести «Зангези» (1922), подробно анализируется символика Больших Арканов Таро, которая прослеживается в текстах Хлебникова. Каждой из плоскостей, общее число которых в произведении совпадает с количеством Арканов, символически соответствует карта под тем же порядковым номером в магической системе.

Обращение поэта к Арканам Таро обусловлено, в первую очередь, тесной связью карт с учением каббалы, к которой Хлебников испытывал явный интерес. Вовторых, карты используются для гадания: это соответствует установке Хлебникова «похитить тайный свод законов» (Тв. 589) судьбы. Л. Силард в статье ««Карты между игрой и гаданием» (2000) писала о поразительной последовательности, с которой «Зангези» отражает символы Больших Арканов Таро.

§5. «Сестры-молнии». В сверхповести «Сестры-молнии» (1921) три молнии олицетворяют три мировые религии: христианство, буддизм и ислам. В первом «парусе», освобождаясь от «одежды» религий, молнии оказываются не подвластными высшим силам. Их миссия – это освобождение всего человечества путем обуздания судьбы законами алгебры и геометрии. Во втором «парусе»

описано распятие Мессии без его воскресения. Хаотическая круговерть мира, изображенная в конце второго «паруса», может трактоваться как процесс очищения, предваряющий строительство нового. Сестры-молнии посылают на Землю нового Спаса, появлению которого посвящается третий «парус». «Белогривый Спаситель»

(Х., 2006; V. 289). — образ самого предземшара — символизирует переход человечества на новую стадию развития. Многие мотивы первого, третьего и четвертого «парусов» восходят к философии Г. Гурджиева21. Через призму его учения дешифруются образы трех молний и «белогривого спаса». Весь последний парус «Переселение душ» трактуется в ключе системы Гурджиева.

В Заключении подводятся итоги, формулируются выводы.

Положения диссертации отражены в публикациях:

Мыслитель-эзотерик Г. Гурджиев выступал с лекциями в Москве и Санкт-Петербурге с 1912 года.

Однако основные труды философа, создававшиеся на протяжении всей его жизни, были впервые опубликованы во второй половине ХХ века («Рассказы Вельзевула своему внуку», 1950;»Встречи с замечательными людьми», 1963; «Жизнь реальна только тогда, когда "Я есть"», 1975) 1. Лукьянова О.А. Звездная азбука В. Хлебникова: Графический аспект // М.: Вестник МГУ, 2008. №1. С. 51 — 55.

2. Лукьянова О.А. Графические прообразы Звездной азбуки Велимира Хлебникова: финикийский алфавит и письмо Брахми // М.: Вестник РУДН, 2009. №1. С. 12 —17.

3. Лукьянова О.А. Реальные и поэтические сны Марины Цветаевой: проблема взаимодействия сновидческих символов и художественных образов // Кафедральные записки: Вопросы новой и новейшей русской литературы: Сб.

статей. Вып. 2. М.: МАКС Пресс, 2005. С.86 – 101.

4. Лукьянова О.А. Образ Марии Башкирцевой в творчестве М.И. Цветаевой и В.В. Хлебникова // Русская литература XX — XXIII веков: проблемы теории и методологии изучения: Материалы Второй Международной научной конференции: 16 – 17 ноября 2006 г. М.: Изд-во Моск. ун-та. 2006. С. 176 – 177.