На правах рукописи

СТИКИНА

Надежда Викторовна

Повседневная жизнь русского православного монастыря

во второй половине XIX – первой четверти XX вв.

(на материалах Вологодской епархии)

Специальность 07.00.02 – отечественная история

07.00.07 – этнография, этнология

и антропология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Архангельск – 2007

Работа выполнена на кафедре теории, истории культуры и этнологии ГОУ ВПО «Вологодский государственный педагогический университет»

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор Александр Васильевич Камкин

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Павел Владимирович Лизунов кандидат исторических наук Александр Никонович Давыдов

Ведущая организация: Институт языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН

Защита состоится 31 октября 2007 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.191.02 при Поморском государственном университете им.

М.В. Ломоносова по адресу: 163006, Архангельск, ул. Смольный Буян, д. 7, учебный корпус № 2, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Поморского государственного университета им. М.В. Ломоносова Автореферат разослан 27 сентября 2007 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор исторических наук, доцент Соколова Ф.Х.

Актуальность темы исследования. Русский православный монастырь как церковный и социальный институт, как феномен культуры обладает множеством функций и значений. Монастырь – активный субъект политической, социальной, хозяйственно-экономической, культурной и духовной жизни современного ему общества. И в то же время – в силу своего канонического предназначения – он обладает известной автономией, отстраненностью от мира, стабильностью и устойчивостью уклада жизни. Таким образом, монастырь предстает как некая константа в динамичном социуме.

Православные монастыри и монашество – неотъемлемая часть религиозной традиции русских. С одной стороны, монастырь существенно влиял на жизнь и традиции этноса, поскольку транслировал православное мировоззрение, духовные, нравственные, этические ценности. С другой стороны, этническая культура влияла на организацию повседневной жизни монастыря, и он впитывал опыт материальной (хозяйственной, бытовой) и нравственноэтической культуры этноса. Несомненно, монастырь способен аккумулировать религиозные, исторические, социокультурные и этнические начала.

На уровне повседневности преломляются и интегрируются как исторические (экономические, политические, социальные, культурные) особенности развития монастыря, так и этническое своеобразие монастырской жизни. Уникальность монастырской повседневности в том, что она соединяет несколько культурных и исторических пластов. Изучение истории повседневности русского православного монастыря в эпоху второй половины XIX – первой четверти XX века представляется актуальным, так как будет способствовать решению проблемы соотношения и диалектики традиционного и нового в условиях яркой социокультурной динамики.

Изучение региональной монастырской повседневности в эпоху второй половины XIX – первой четверти XX века позволит увидеть общие закономерности и особенности функционирования повседневной системы существования русского монастыря. Важно оно и для нынешней ситуации в российском обществе, когда возрождение традиционного института монашества происходит в условиях динамичных политико-социальных изменений.

Степень изученности проблемы. Собственная историография поставленной темы сегодня проходит этап своего становления. Поэтому исследователю монастырской повседневности необходимо использовать практически весь накопленный историографический материал по общей церковной истории, по изучению проблем монастырей и монашества, а также по изучению этноконфессиональной повседневности русских.

Дореволюционная историография достаточно обширна и разнообразна.

Для второй половины XIX – начала XX века характерно увеличение количества работ, посвященных исследованию истории Русской Православной Церкви и ее отдельных аспектов. Это связано с повышением общественного интереса к проблемам Церкви и разворачиванием дискуссий по поводу состояния и возможного реформирования церковных институтов. В этот период были созданы обобщающие труды, введен в научный оборот огромный массив источников1. В ряде исследований конца XIX – начала XX века история русских монастырей и монашества предстает в качестве самостоятельного предмета изучения2. На этой основе были сформулированы концепции истории Русской Православной Церкви в целом и монашества, в частности, разработаны периодизации церковной истории, намечены основные пути дальнейшего изучения поставленных проблем.

Заметно оживилась в этот период деятельность местных историковкраеведов, которые внесли огромный вклад в изучение истории и этнографии регионов3. Работы по монастырям Вологодской епархии представлены описаниями обителей, составленными Н.И. и И.Н. Суворовыми, П.И. Савваитовым, А.К. и В.К. Лебедевыми, Л. Ильинским, В.Поповым, Ф.А. Арсеньевым, А. Голосовым, А. и С. Непеиными4. Нередко подобные описания составлялись любителями церковной старины (П.Н. Кузнецовым, И. Остроумовым, К. Случевским)5, а также монахами (А. Воскресенским, Н. Светлосановым)6. Эти работы отличались фактологичностью, доступным изложением, обилием личных впечатлений авторов. Одновременно высок был интерес к вологодским монастырям со стороны искусствоведов (И.К. Степановский, Г.К. Лукомский)7.

Таким образом, этот исследовательский этап можно обозначить как время накопления фактического материала, заложившего основу для изучения монастырей и монашества. Отметим, что для работ того времени характерен акцент на описании внутренней жизни монастыря, его упоминаемой выше «автономности». Но следует подчеркнуть, что монастырская повседневность представлена в таких работах на уровне личных наблюдений авторов, описательно. ВоМакарий (Булгаков), митр. История Русской церкви. – М., 1866 – 1883. Т. 1-12. [Репринт М., 1994 – 1997.

Т. 1-7]; Знаменский П.В. История Русской церкви. – Казань, 1870. [Репринт Paris - Москва, 1996]; Доброклонский А.П. Руководство по истории Русской церкви. – М., 1887. [Репринт М., 2001]; Голубинский Е.Е. История Русской церкви. – М., 1880 – 1917. Т. 1-2. [Репринт М., 1997. Т. 1-3] и др.

Казанский П.С. История православного русского монашества от основания Печерской обители преподобным Антонием до основания Лавры Святой Троицы преподобным Сергием. – М., 1855; Кудрявцев М. История православного монашества. – М., 1881. [Репринт М., 1999]; Богословский М. Северный монастырь в XVII веке // Вестник Европы. 1908. Кн. 11. С. 278 – 306; Никольский Н.К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века (1397 - 1625). – СПб., 1897 (Вып. 1), 1910 (Вып. 2).и др.

Серебрянский Н.И. Очерки по истории монастырской жизни в псковской земле. – М., 1908.

См.: Суворов Н.И. Описание Вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря. – Вологда, 1902; его же. Описание Павло-Обнорского монастыря Вологодской епархии. – Вологда, 1866; Суворов И.Н. Глушицкий монастырь Вологодской епархии. – Вологда, 1876 и др.; Савваитов П.И. Описание Тотемского Спасо-Суморина монастыря и приписной к нему Дедовской Троицкой пустыни. – Вологда, 1911; Лебедев А.К. Успенский женский монастырь в городе Вологде и приписная Николо-Озерская пустынь. – Вологда, 1899; Лебедев В.К. Семигородняя Успенская пустынь и приписной Николо-Катромский монастырь Вологодской епархии Кадниковского уезда. – Вологда, 1902; Ильинский Л. Описание Тотемского Спасо-Суморина монастыря. – М., 1850; Попов В.Т. Город Тотьма. – Вологда, 1886; Арсеньев Ф.А. Ульяновский монастырь у зырян. – М., 1889; Голосов А. Великоустюгский Михайло-Архангельский монастырь Вологодской епархии. – б/м, б/г; Непеин А. Святыни и достопримечательности города Великого Устюга и его окрестностей // Вологодские епархиальные ведомости. 1915. № 11.

С. 299-302.

Кузнецов П.Н. Свято-Троицкая обитель преподобного Павла Обнорского Вологодской губернии. – СПб., 1913; Остроумов И. Спасо-Каменный на Кубенском озере монастырь // Остроумов И. Святыни нашего Севера.

– СПб., 1897. С. 137-150; Случевский К. По Северу России. – СПб., 1886. Т. 1.

Воскресенский А. Свято-Троицкий Павло-Обнорский третьеклассный общежительный мужской монастырь Вологодской епархии. – Вологда, 1914; Нестор (Светлосанов), иером. Вологодский мужской второклассный Спасо-Прилуцкий монастырь. – Одесса, 1907.

Степановский И.К. Вологодская старина. – Вологда, 1890; Лукомский Г.К. Вологда в ее старине. – СПб., 1914.

просы же взаимосвязи монастыря и социума, монастыря и народной традиционной культуры, собирания и сохранения в монастырях этнокультурных ценностей редко попадали в поле интереса авторов. Лишь в краеведческих описаниях встречаются сюжеты (на уровне авторских впечатлений), иллюстрирующие взаимовлияние «мирской» и монастырской повседневности. Тему связи внутренней монастырской жизни и народного благочестия поднимала и литература о старчестве (заметки в провинциальной периодике или в Троицких листках, которые считались «благочестивым чтением для народа»).

Работы советского периода. На первом плане в этих исследованиях – отношения Церкви и государства. Исследования 1920-х – 1930-х годов отличает пропагандистский подход, ярко выраженная атеистическая агитация8. Период 1940-х – 1950-х годов стал периодом относительного затишья, исследований по истории церкви и церковных институтов практически не велось. С 1960-х годов наметился подъем интереса к церковной тематике. В этот период сохраняется атеистическая направленность работ, но в то же время заметен профессиональный исторический подход к предмету исследования9. В 1985 году вышла книга Г.Г. Прошина о православном монастыре, ставшая важным рубежом в изучении темы монастырской повседневности10.

Следует отметить, что в течение всего советского периода изучались и публиковались источники по истории монастырей, рассматривались искусствоведческие вопросы, проводились историко-филологические исследования. Изучение вологодских монастырей шло именно по этим направлениям11.

Авторы, оказавшиеся в советский период за границей, в изучении церковной истории продолжили исследовательские традиции, заложенные в дореволюционный период12. Именно в них был расширен спектр исследовательской проблематики и поставлены вопросы о феномене русской религиозности, святости, церковного быта и др. В 1952 году вышло в свет фундаментальное исследование И. К. Смолича о русском монашестве13.

Буркин Н. Монастыри в России. – М., 1931; Горев М. Голод и церковные ценности. – М., 1922; Кандидов Б.П.

Монастыри-музеи и антирелигиозная пропаганда. – М., 1929; Маторин Н. Религия и борьба с нею в Северном крае. – М., 1930; Никольский Н.М. История Русской церкви. – Минск, 1931.

Билинец С. Тьма и ее слуги (о православных монастырях и монашестве). – Киев, 1960; Будовниц И.У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV – XVI веках. – М., 1966; Грекулов Е.Ф. Церковь, самодержавие, народ (вторая половина XIX – начало XX века). – М., 1969; Его же. Православная инквизиция в России. – М., 1964; Зыбковец В.Ф. Национализация монастырских имуществ в Советской России (1917 – 1921 г.). – М., 1975;

Фруменков Г.Г. Узники Соловецкого монастыря: Политическая ссылка в Соловецкий монастырь в XVIII-XIX веках. – Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1965. – 120 c.; Его же. Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI-XIX вв. – Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1975. – 184 c.

Прошин Г.Г. Черное воинство. Русский православный монастырь: легенда и быль. – М., 1985.

Евдокимов И.В. Север в истории русского искусства. – Вологда, 1921; Томский И.И. Путеводитель по Северу России. – Сольвычегодск, 1920; Рыбаков А.А. Художественные памятники Вологды XIII – начала XX веков. – Л., 1980; Тельтевский П.А. Великий Устюг. Архитектура и искусство XVII – XIX веков. – М., 1977; Бочаров Г., Выголов В. Вологда. Кириллов. Ферапонтово. Белозерск. – М., 1979; Баниге В., Перцев Н. Вологда. – М., 1970;

Мильчик М.И. Северный деревянный монастырь на иконах XVII – XIX веков // Памятники культуры. Новые открытия. 1978. – Л., 1979. С. 339-346; Кукушкина М.В. Монастырские библиотеки Русского Севера. – М., 1977.

Карташев А.В. Очерки по истории Русской церкви. – М., 1991. Т. 1 – 2; Тальберг Н. История Русской церкви.

– Изд. Сретенского монастыря, 1997; Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в ХХ веке. – М., и др.

Смолич И.К. Русское монашество. – М., 1997.

Проблемы взаимовлияния монастыря и этноса, формирования и функционирования системы монастырской повседневности в этот период не были заявлены исследователями, эти вопросы снова остались за рамками научного интереса отечественных авторов. Но в то же время большой вклад в монастырскую историографию сделан исследователями-эмигрантами, которые не только осмыслили результаты предыдущего историографического этапа, но и продолжили изучение церковной истории. Более того, ими были заявлены проблемы, имеющие важнейшее значение для развития темы монастырской повседневности и ее связи с духовно-религиозными идеалами народа (яркий тому пример – исследование о старчестве, предпринятое И.К. Смоличем).

Современная историография. Изучением феномена русских монастырей сегодня занимаются представители различных научных течений, школ и даже разных дисциплин. В исторической науке вопросы, связанные с изучением истории монастырей и монашества, рассматриваются в связи с более широкими процессами в истории Русской Православной Церкви14. В 2002 году вышла книга П.Н. Зырянова «Русские монастыри и монашество в XIX и начале XX века»15. Монография впервые освещает функционирование системы монастырей в условиях указанного времени. Необходимо отметить и книгу «Монашество и монастыри в России. XI – XX века»16. Основные проблемы истории монашества и монастырей на Русском Севере подняты в работах В. Н. Булатова, А.В. Камкина, А. А. Куратова, Е. В. Пащенко17и др. За последнее десятилетие состоялся прорыв в изучении провинциальных монастырей: изучается история отдельных обителей, история региональных монастырских систем18.

Культурологический подход к изучению монашества реализован в диссертационном исследовании Л.А. Щипакиной19. В рамках этого же подхода написаны статьи Л. Штайндорфа и Л.Н. Пушкарева20. Актуальны сегодня и проблеФирсов С.Л. Русская церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 годы). – М., 2002; Римский С.В. Православная церковь и государство в XIX веке. – Ростов-н/Д., 1998; Федоров В.А. Русская православная церковь и государство. Синодальный период. 1700 – 1917 гг. – М., 2003 и др.

Зырянов П.Н. Русские монастыри и монашество в XIX – начале XX века. – М., 2002.

Монашество и монастыри в России. XI – XX века. – М., 2002.

Булатов В. Н. Русский Север. Кн. 1-5. – Архангельск, 1997 – 2001; Камкин А.В. Православная церковь на Севере России. – Вологда, 1992; Куратов А. А. Православные святыни и святые в истории Архангельского Севера.

– Архангельск, 2004; Пащенко Е. В. Очерки о монастырях и храмах Архангельской области. – Архангельск, 1999.

Овчинников В.А. Православные монастыри, архиерейские дома и женские общины Томской епархии во второй половине XIX – начале XX века. – Дис… канд.ист.наук. – Кемерово, 2002; Радченко О.И. Православные монастыри Самарского края во второй половине XIX – XX веках. – Дис… канд.ист.наук. – Самара, 1998; Щербич С.Н. История монастырей Тобольской епархии во второй половине XIX – начале XX века: опыт социокультурного исследования. – Дис…канд.ист.наук. – Тюмень, 2001 и др.

Щипакина Л.А. Монашество в культурном сознании русского православия. – Дис… канд.филос.наук. – Саранск, 1997.

Штайндорф Л. Монашеская культура как способ общественного дисциплинирования в Московской Руси:

общеевропейский образец // Русская религиозность: проблемы изучения. – СПб., 2000. С. 41-47; Пушкарев Л.Н.

Своеобразие монашеского менталитета и его роль в формировании нравственности в обществе // Уваровские чтения III. Русский православный монастырь как явление культуры: история и современность. – Муром, 2001.

С. 7-9.

мы, связанные с искусствоведческим изучением монастыря21. Некоторые аспекты монастырской повседневности стали предметом изучения для филологов22.

Изучение Вологодских монастырей сегодня идет в рамках названных подходов:

восстанавливается история как региональной монастырской сети, так и отдельных монастырей, изучаются отдельные аспекты исторического развития обителей края (состав монашеских общин, социальное служение монастырей, закрытие вологодских обителей в 20-е годы ХХ века и пр.); изучаются особенности архитектурной организации монастырского пространства, место и роль монастырей в историко-культурной жизни края23.

Постепенно становятся предметом специального исследования монашеская повседневность, организация монастырского быта. В качестве самостоятельного предмета изучения эту тему в ряде статей предложила Л.П. Найденова24. В 2002 году в серии «Повседневная жизнь человечества» вышли работы Л. Мулена и Е.В. Романенко о средневековых европейских и русских монастырях25. Большой интерес к изучению монастырской повседневности проявляет современная этнография. Именно этнографы впервые поставили вопрос о необходимости изучения проблемы «вера и этнос», о целесообразности ее рассмотрения. Теоретическую постановку этой проблемы осуществила в своих работах М.М. Громыко26. Московской школой этнографов заявлена необходимость изучения монастыря средствами и методами этнографии, намечены и основные линии и вопросы, которые требуют специального этнографического Слюнькова И.Н. Монастыри восточной и западной традиции: наследие архитектуры Беларуси. – М., 2002;

Еремина Т. Мир русских икон и монастырей. – М., 1998; Пуцко В.Г. Иконописный портреты северных русских монастырей: корни локальной художественной традиции // Кириллов: краеведческий альманах. – Вологда, 1997. Вып. 2. С. 207-224; Комеч А.И. Русские монастыри: история и культура. – М., 2001.

Судаков Г.В. Монастырская трапеза в XVI веке // Кириллов: краеведческий альманах. – Вологда, 1998. Вып.

3. С. 88-92; Святые подвижники и обители Русского Севера. – СПб., 2005.

Смирнов К.Н. Судьба монастырей Харовского района. – Вологда, 2003; Спасенкова И.В. Православная традиция русского города в 1917 – 1930 гг. (на материалах Вологды). – Дис… канд.ист.наук. – Вологда, 1999; Петрова Т.Г. Закрытие Глушицкого Сосновецкого Дионисиева Предтеченского монастыря в 1924 году // Русская культура на пороге третьего тысячелетия: христианство и культура. – Вологда, 2001. С. 101-104; Миров А., Мухин А. Вологодское разорение. Монастыри города // Лад. 1993. №8. С. 11-17; Рощевская Л.П. Коми монашество как феномен культуры // Христианизация Коми края и ее роль в развитии государственности и культуры. – Сыктывкар, 1996. Т. 1. С. 234-242; Мартюков А. Троице-Гледенский монастырь в Великом Устюге // Советская мысль. Великий Устюг. 1994. 24 сентября. № 144 (16379); Зенкова О. Троице-Гледенский монастырь в XIX веке // Советская мысль. Великий Устюг. 1994. 6 апреля. № 51 (16286); Юшкова Е. Под покровом святого Корнилия // Лад. 1992. № 7-8. С. 2-6; Белоярская И.К. Монастырские комплексы Вологодской области. Принципы современной реабилитации. – Дис…канд. архитектуры. – СПб., 2002; Камкин А.В. Островные монастыри в культурном ландшафте Русского Севера // Русская культура на рубеже веков: Русское поселение как социокультурный феномен. – Вологда, 2002. С. 7-16; Золотова О.А. Храмы в ландшафтной и планировочной структуре Вологды // Вологда: краеведческий альманах. – Вологда, 2003. Вып. 4. С. 468-476.

Найденова Л.П. О возможных подходах к изучению монастырской жизни // Церковь в истории России: Монашество и монастыри в России. – М., 1997. – Сб. 1. С. 197-200; Ее же. Внутренняя жизнь монастыря и монастырский быт (по материалам Соловецкого монастыря) // Монашество и монастыри в России. XI – XX века. – М., 2002. С. 285-301.

Мулен Л. Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X – XV века. – М., 2002; Романенко Е.В. Повседневная жизнь русского средневекового монастыря. – М., 2002.

Громыко М.М., Кузнецов С.В., Буганов А.В. Православие в русской народной культуре: направление исследований // Этнографическое обозрение 1993. № 6. С. 60-68; Громыко М.М. Православие у русских: проблемы этнологического исследования // Православие и русская народная культура. 1996. Вып. 6. С. 160-185.

подхода. В рамках такого подхода к изучению монастырской повседневности вышли несколько статей московского этнографа А.Ю. Андрианова27.

Итак, в дореволюционной и советской историографии тема монастырской повседневности оказалась не востребованной. Это были этапы накопления фактического и теоретического материала. Правда, уже на этих этапах предпринимались попытки начать изучение монастырского уклада жизни (работы историков-краеведов, книга Г.Г. Прошина). Сегодня исследователи представляют монастыри и монашество как целостное религиозное, историко-культурное и этнокультурное явление. Изучение феномена русского православного монастыря вышло на междисциплинарный уровень. Исследователи подходят к тому, чтобы увидеть монастырскую повседневность как структуру, организованную особым образом и функционирующую по особым закономерностям. Центральную роль в этом изучении играют усилия этнографов, ориентирующихся на триаду «каноническое – этническое – локальное». В междисциплинарной зоне этой триады находятся и такие направления как история культуры и культура повседневности.

Объектом настоящего исследования выступает русский православный монастырь в эпоху российской модернизации пореформенного времени, а предметом – внутренняя организация повседневного уклада монастырей Вологодской епархии второй половины XIX – первой четверти XX века в его историко-культурном и этническом измерении.

Цель диссертационного исследования – изучить повседневность монастырей Вологодской епархии второй половины XIX – первой четверти XX века.

В историческом ракурсе она означает исследование взаимодействия и взаимовлияния монастырской повседневности с историко-культурной средой и социумом региона. В рамках этнографического аспекта раскрывается феномен «этнического» в повседневной жизни монастыря, а также его место и роль в народной конфессиональной культуре региона.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- выявить систему монастырской повседневности, представить описательные, типологические характеристики ее основных элементов в период второй половины XIX – первой четверти XX века;

- установить взаимосвязь монастырской повседневности с историкокультурными и этнокультурными особенностями вологодского региона второй половины XIX – первой четверти XX века;

- определить соотношение исторического, социокультурного, канонического и этнического аспектов в организации монастырской повседневности;

Андрианов А.Ю. Скитская и монастырская жизнь первой трети XIX века в трудах о. Зосимы (Верховского) // Православие и русская народная культура. – М., 1993. Кн. 2. С. 44-91; его же. Значение одежды в духовном становлении насельников русских православных монастырей XIX века // Православие и русская народная культура. – М., 1995. Кн.5. С. 284-298; его же. Роль режима питания в духовном становлении насельников русских православных монастырей XIX века // Этнографическое обозрение. 1995. № 5. С. 84-91.

- охарактеризовать функционирование системы монастырской повседневности как внутри корпорации, так и в социуме;

- обозначить место и значение монастырского образа жизни в конфессиональной повседневности населения вологодского региона во второй половине XIX – первой четверти XX века.

Территориальные рамки исследования. Для исследования избраны монастыри, находящиеся на территории Вологодской епархии в ее границах второй половины XIX века. Необходимо отметить историческое, конфессиональное и этнокультурное единство выбранной территории. Целостность и устойчивость епархиальных границ вплоть до 1918 года обеспечивала устойчивость монастырской сети епархии.

Хронологические рамки исследования охватывают вторую половину XIX – первую четверть XX века. Нижняя граница обусловлена началом нового, модернизационного периода русской истории, включившего в себя и церковные реформы, начавшиеся в 1863 году и повлекшие заметное оживление церковно-религиозной жизни России, а верхней границей является середина 20-х годов XX века, когда все монастыри епархии были закрыты и монастырская сеть перестала функционировать.

Методология исследования. Феноменальность русского православного монастыря делает целесообразным и научно актуальным исследование его с междисциплинарных позиций, в данном случае – в рамках отечественной истории и этнографии русских. Необходимо подчеркнуть, что изучение монастыря в данной диссертации тесно сопрягается также и с изучением культуры повседневности – междисциплинарным направлением, которое активно развивается в современном гуманитарном знании.

В основу исследования, прежде всего, положен феноменологический подход, со всей определенностью вытекающий из методологии микроистории.

В свете его монастырь рассматривается как целостный и относительно статичный религиозно-институциональный, историко-культурный и этноконфессиональный феномен. Он обладает устойчивой микросредой (монастырской повседневностью), существенной для окружающего сообщества и воздействующей на него, и которая, в свою очередь, способна реагировать на «вызовы» внешнего мира. Этот подход, как думается автору, может быть одинаково плодотворным как в историческом, так и в этнографическом аспектах исследования. Ведущими в работе стали историко-функциональный метод и метод историкоэтнографической реконструкции.

Источниковая база исследования. Для написания работы использованы источники трех типов: письменные, вещественные и фотодокументы. Письменные источники можно разделить на опубликованные и неопубликованные.

Опубликованные источники.

Источники законодательного и нормативного характера, определяющие юридические основы деятельности монашества и монастырей во второй половине XIX – начале XX века. Во-первых, это нормативно-законодательные материалы, исходящие от государственных структур28. К этой же группе относятся постановления, распоряжения и указы по различным вопросам, а также законодательные, нормативные, директивные документы Синода29. Во-вторых, это нормативные и законодательные документы церковного происхождения. Нами используются уставы основателей вологодских обителей и уставы, созданные в течение второй половины XIX – начала XX века30. На рубеже XIX – ХХ веков были созданы Правила благоустройства монашеских братств Филарета (Дроздова), Мужской и женский общежительные уставы, составленные игуменом Серафимом (Кузнецовым)31. Уставы призваны регулировать богослужебную практику и дисциплину внутри каждой обители. Важную информацию дают официальные материалы монашеских съездов 1909 и 1917 годов, работы Предсоборного Присутствия и Церковного Собора 1917 – 1918 годов32. В этих документах очерчен круг проблем и задач, стоявших перед монастырями и монашествующими в период рубежа XIX – XX веков, выявлены причины, которые привели к кризисному состоянию Церкви вообще и монастырей и монашества в частности, намечены возможные пути выхода из кризиса.

Учительная и агиографическая литература включает в себя жития Вологодских святых - основателей монастырей, которые зачастую содержат сведения о начальном периоде истории различных обителей, об исконной духовной традиции монастыря, привнесенной монастыреначальником33. Источниками послужили также сборники поучений для монашествующих, раскрывающие суть монашеского подвига, объясняющие главные монашеские обеты, приводящие высказывания особо почитаемых подвижников о монашестве и монашеДуховный регламент. – М., 1897. Изд. 4-е.; ПСЗ-1. – СПб., 1830. Т. 7. № 4022 (Прибавление о правилах причта церковного и чина монашеского 1722 года); Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания. – СПб., 1869. Т. 4. № 1197 (Объявление о монашестве 1724 года); Указ о секуляризации церковных владений 1764 года// ПСЗ-1. – СПб., 1830. Т. 16. № 12060; Уставы духовных консисторий. – СПб., 1841, 1883; Инструкция благочинным монастырей 1828 года// Барсов Т. Сборник действующих и руководственных церковных и церковно-гражданских постановлений по ведомству православного исповедания. – СПб, 1885. Т. 1.

ПСЗ-1. – СПб., 1830. Т. 1 – 39; ПСЗ-2. – СПб., 1830 – 1885. Т. 1 – 45.; ПСЗ-3. – СПб., 1885 – 1913. Т. 1 – 33;

Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания. – СПб., 1869 – 1911, 1915 – 1916. 10 т., доп.; Полные духовные законы для православных священно- и церковнослужителей, монашествующих благочинных, членов консисторий, архиереев и других начальствующих лиц. – М., 1877;

Проволович А. Сборник законов о монашествующем духовенстве. – М., 1897; Завьялов А. Циркулярные указы Святейшего правительствующего Синода. 1867 – 1895. – СПб., 1896; Барсов Т. Сборник действующих и руководственных…– СПб, 1885; Айвазов И.Г. Законодательство по церковным делам в царствование императора Александра III.–М., 1913.

Общежительный устав Преподобного Корнилия Комельского // Древнерусские иноческие уставы. – М., 2001.

– с. 168-186; Устав Павла Вологодского (Обнорского, Комельского) // там же. С.241-247.

Филарет (Дроздов), митр. Правила благоустройства монашеских братств в Москве // Доброе слово новоначальному иноку, желающему нелицемерно проходить путь Божий. – М., 1998; Серафим (Кузнецов), игум.

Мужской общежительный устав. – М., 2000; Его же. Женские иноческие уставы. – Смоленск, 2002.

Серафим (Кузнецов), иером. Первый Всероссийский съезд монашествующих 1909 года: воспоминания участника. – М., 1999; Постановления Всероссийского съезда представителей от монастырей, бывшего в СвятоТроицкой Сергиевой Лавре с 16 по 23 июля 1917 года. – М., 1917; Святейший правительствующий Синод.

Предсоборное совещание. – СПб., 1912 – 1916. Т. 1 – 5; Священный Собор Православной Российской Церкви.

Деяния 1 – 150. В 12-ти книгах. – М., 1994 – 2000; Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви. – М., 1918. Вып. 1 – 4.

См.: Верюжский И. Исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в Вологодской епархии. – Вологда, 1880.

ской жизни34. К этой группе источников, так или иначе, примыкают акафисты и службы святым-основателям вологодских обителей35.

Нарративные и статистические источники включают в себя воспоминания и описания посещений вологодских монастырей паломниками и путешественниками36, этнографические и историко-статистические заметки, мемуары37.

Публицистические источники включили в себя материалы дискуссии конца XIX – начала XX века, которая проходила под девизом «На службе миру – на службе Богу». Одним из главных вопросов дискуссии был вопрос о кризисном состоянии монашества и необходимости монастырских реформ. На страницах различных периодических изданий («Церковные ведомости», «Вологодские епархиальные ведомости», ЧОИДР и др.) высказывались различные мнения, предлагались варианты и направления будущих реформ38.

Неопубликованные источники представлены материалами четырех архивохранилищ: Государственного архива Вологодской области (ГАВО), Отдела письменных источников Вологодского государственного историкоархитектурного и художественного музея-заповедника (ОПИ ВГИАиХМЗ), научного архива Тотемского музейного объединения (ТМО), архива УФСБ по Вологодской области. Самую обширную группу архивных источников составляет монастырская документация. Она отложилась в 11 монастырских фондах ГАВО. Весь корпус неопубликованных источников можно условно разделить на несколько проблемно-тематических групп:

- финансово-хозяйственные документы – приходо-расходные книги, книги для записи сбора пожертвований, счета монастырей и др.;

- учетно-статистическая документация – монастырские описи, документы, содержащие сведения о насельниках монастырей, а также книги для записи приходящих в монастыри богомольцев; сюда же относится группа документов, содержащих сведения о насельниках монастыря, которая включает в себя ведомости о монашествующих, ведомости о послушниках и рабочих, проживающих в монастыре, исповедные ведомости, книги об умерших;

См.: Свт. Игнатий (Брянчанинов). Приношение современному монашеству. – СПб., 1905 [Репринт Изд. Троице-Сергиевой Лавры, 1991]; Монашеское делание. – М., 1991; Монашеская жизнь по изречениям о ней святых отцев-подвижников. – Изд. Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, 1994; Три слова о монашестве. – СПб., 1888 [Репринт М., 1995] и др.

Служба Вологодским святым. – Грязовец, 1991; Акафисты русским святым. – СПб., 1996. Т. 1 – 3.

См.: Паломническая поездка учеников Вологодского духовного училища в июне 1892 года // Вологодские епархиальные ведомости. 1892. № 24. С. 299-305; Лебедев А. Путешествие по святым обителям Севера // Церковные ведомости. 1897. №№ 30-32; Муромцев П. Поездка на Каменный остров в Вологодской губернии // Вологодские губернские ведомости. 1848. № 3-4.; Круглов А.В. Поездка в Корнилиево-Комельский монастырь // Исторический вестник. 1897. Т. LXX. С. 216-236; Савваитов П. Дорожные заметки. От Вологды до Устюга // Москвитянин. 1842. Ч. 6. № 12. С. 310-336; Из дорожных записок // Лучи. 1860. № 10. С. 221-243; и др.

Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. – М., 1994; Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. – М., 1994; Его же. Письма о монашестве. – М., 2003; Пимен, архим. Воспоминания архимандрита Пимена. – М., 1877; Меркурий (Попов), монах. Записки монаха-исповедника. – М., 2001; Петр (Серегин), иером.

Дневник и поучения иеромонаха Петра (Серегина). – СПб., 1998; Сампсон (Сиверс), иеросхим. Дневник. – М., 2001.

См.: Д – в. Вопрос о реформе монастырей // Вестник Европы. 1873. Т. 4. Кн.8. с. 559-582; Пимен (Мясников), архим. Монашество и современные о нем толки // ЧОИДР. 1874. Кн. 2. С. 76-112; Наши монастыри // Беседа.

1872. №№ 3-8; Г.И. Чем ныне могли бы послужить иноки православным мирянам? // Церковные ведомости.

1889. № 51. С. 1574-1576. и др.

- делопроизводственные материалы – материалы монастырского делопроизводства (расписания богослужений) и документация, направляемая из вышестоящих инстанций (текущая деловая переписка);

- документы личного происхождения – записные книжки монахов, рукописные сборники молитв, письма; всего в этой группе выявлено и проанализировано двадцать пять документов за период с середины XIX века по 1915 год39 это переписка монашествующих с родственниками, друзьями, письма частных лиц в монастыри с различными просьбами по личным вопросам, выказывание благодарности и т.п.;

- комплексную информацию о повседневной жизни монастыря дают монастырские летописи Павло-Обнорского монастыря за 1884 – 1914 годы40 и летопись Корнилиево-Комельского монастыря в двух частях, первая из которых охватывает период с 1868 по 1890 годы, вторая – с 1890 по 1912 годы41;

- особо нужно выделить группу документов периода 1917 – 1930 годов – это делопроизводственная документация, которая отложилась в фондах ГАВО «Вологодский губернский финансовый отдел», «Вологодский губернский отдел управления», «Вологодский губернский административный отдел», «Вологодский губисполком», документы научного архива ТМО и дела архива УФСБ.

Это организационно-распорядительные документы, докладная документация, протоколы и выписки из протоколов заседаний ГИК, УИК, ВИК; учетностатистические документы, текущая деловая и личная переписка.

Вещественные источники представлены подборкой монастырских предметов из коллекций трех музеев – ВГИАиХМЗ, ТМО, музея Спасо-Прилуцкого монастыря. Это предметы повседневного монастырского обихода: церковного (кресты, иконы, потиры, подсвечники, покрова, пелены и др.), столового (кухонная и столовая посуда, скатерти, салфетки), личного (рукомойники, платки, полотенца и др.); предметы обстановки храмов, келий, трапезной; книги, носильные вещи.

В работе также использованы фотодокументы, хранящиеся в фондах ВГИАиХМЗ. Для исследования были отобраны семнадцать фотографий. Все они вошли в приложение к диссертации.

Итак, архивные и музейные материалы отражают большинство проявлений повседневной жизни монастыря: предметно-сакральную среду, окружавшую монахов, суточный и годовой циклы богослужений, набор пищевых продуктов, виды одежды и др. Таким образом, комплекс названных источников является репрезентативной источниковой базой для изучения повседневной жизни православного русского монастыря.

Научная новизна исследования. В исследовании предпринята попытка комплексного междисциплинарного изучения русского православного монастыря в период пореформенных модернизационных процессов в российском ОПИ ВГИАиХМЗ. Ф. 11 «Семейный фонд Брянчаниновых». Оп. 1. Д. 6; Ф. 13 «Семейный фонд Суворовых».

Оп. 1. Д. 51; Ф. 17 «Личный фонд игумена Спасо-Прилуцкого монастыря Павла». Оп. 1. Дд. 2, 5, 6; Ф. 22 «Личный фонд архимандрита Спасо-Прилуцкого монастыря Анатолия». Оп. 1. Дд. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14; экспонаты №№ А-255, 1879, 2016, 2018, 2027, 2146.

ГАВО. Ф. 521. Оп. 1. Д. 104.

ГАВО. Ф. 520. Оп. 1. Дд. 164, 228.

обществе второй половины XIX – первой четверти XX века, когда конфликт между традиционным и новым приобретает особо острые формы. Впервые на примере вологодских обителей монастырская повседневность была структурирована, выделены ее описательные характеристики и определены функции. Выявлена специфика монастырской повседневности как историко-культурного и этнического феномена, предложена ее структура и рассмотрен механизм функционирования. Сформулированы типологические черты уклада монастырской жизни: устойчивость, замкнутость, каноничность, ритмичность, цикличность.

Введены в научный оборот новые источники, позволяющие наполнить теоретическую основу работы конкретным содержанием.

Теоретическая значимость работы. В исследовании предложена теоретическая схема повседневности монастыря. Структуру монастырской повседневности составили предметно-сакральная среда, ритмы повседневности и повседневные отношения как внутри, так и вне монастырских стен. Эти составляющие вписаны в три крупных сферы: предметную, деятельностную и духовную, которые в свою очередь имеют несколько аспектов: культурноисторический (те черты в укладе жизни монастыря, которые обусловлены историей, социальным и культурным развитием русского общества в целом); церковно-канонический (сформированный многовековой христианской традицией и зафиксированный в соответствующих церковно-канонических документах);

этнический возникающий под влиянием особенностей этнокультурного развития конкретного региона, области, местности).

Практическая значимость работы. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы для дальнейшего исследования русского православного монастыря, а также в разработке общих и специальных курсов по этнологии, истории России, истории Православной Церкви, конфессиональной этнографии русских, краеведению.

Апробация результатов работы. Основные положения и выводы исследования были рассмотрены и одобрены на расширенном заседании кафедры теории, истории культуры и этнологии Вологодского государственного педагогического университета с приглашением докторов наук по специальности 07.00.02 – отечественная история, а также на семинаре в Институте этнологии и антропологии Российской Академии наук; представлены в 5 статьях в научных сборниках, в 1 статье, опубликованной в издании в соответствии с перечнем ВАК Министерства образования и науки РФ. Основные положения диссертации изложены на 1 всероссийской, 4 межрегиональных и 2 региональных научных и научно-практических конференциях. Наиболее значимыми из них стали конференции «Документы государственных, муниципальных и ведомственных архивов как источник по отечественной истории» (Вологда, 2003); Прокопиевские межрегиональные чтения (Великий Устюг, 2003); «Европейский Север в судьбе России: общее и особенное исторического процесса» (Вологда, 2004);

«Святые места Вологодчины» (Тотьма, 2004); «Русская культура и XXI век:

проблемы сохранения и использования историко-культурного наследия» (Вологда – Кириллов, 2004).

Структура диссертации определена задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обоснована актуальность исследования, определены главные понятия, указаны объект и предмет работы, сформулированы цель и задачи, обозначены территориальные и хронологические рамки исследования, дан обзор литературы и источников по теме диссертации.

Первая глава «Историко-географическая и предметная среда вологодских монастырей во второй половине XIX – первой четверти XX века» посвящена воссозданию предметно-вещной сферы вологодских монастырей. Предметно-сакральная среда определялась местом обители в геокультурном ландшафте, организацией монастырского пространства и убранством внутренних (малых) пространств.

Монастырь являлся одним из основных элементов историко-культурной среды Вологодского края. Монастыри располагались в исторически рано сложившихся политических, хозяйственных и культурных центрах региона (таких как Вологда, Великий Устюг, Тотьма). Отчасти поэтому монастырская сеть носила очаговый характер. Это проявилось, прежде всего, в неравномерном распределении обителей по уездам епархии. Большинство обителей (19) располагались в наиболее густо заселенных и экономически развитых юго-западных уездах (Вологодском, Грязовецком и Кадниковском). В центральных уездах, Тотемском и Великоустюгском, обширных и также достаточно плотно заселенных, находилось 8 монастырей. И, наконец, в отдаленных северо-восточных уездах – Сольвычегодском, Устьсысольском и Яренском располагались 4 обители. Из десяти уездов в двух (Никольском и Вельском) вообще не было монастырей.

Условно можно выделить несколько очагов концентрации монастырей во второй половине XIX – начале XX веков. В юго-западной зоне это – Вологда и ее округа (Свято-Духов, Горне-Успенский, Спасо-Прилуцкий, ВладимироЗаоникиевский монастыри); Кубеноозерье (Сямский, Спасо-Каменный, Александро-Куштский, Белавинский монастыри); Грязовецкая округа (ПавлоОбнорский, Воскресенский скит, Корнилиево-Комельский, АрсениевоКомельский, Николаево-Озерский, Арсениево-Одигитриевский монастыри);

Кадниковская округа (Лопотов, Дионисиево-Глушицкий, Покровский монастыри), сюда же тяготели несколько отдаленные Семигородняя пустынь и НиколоКатромский монастырь. Такая плотность расположения обителей объясняется, во-первых, развитой сетью коммуникаций в этой зоне, во-вторых, давним и достаточно плотным заселением этой территории.

В центральной зоне это – Тотьма и ее округа (Спасо-Суморин, Дедов монастыри); Великий Устюг и округа (Михайло-Архангельский, ИоанноПредтеченский, Гледенский, Знамено-Филипповский монастыри); а также Сольвычегодский Введенский, Николаево-Коряжемский, НиколаевоПрилуцкий монастыри.

Наконец, северо-восточный очаг, для которого характерно наименее плотное расположение обителей. К нему отнесем всего три монастыря: Лальский, Стефано-Ульяновский и Яренский Крестовоздвиженский. Это территории расселения коми-зырян, и монастыри, расположенные в этой зоне, были своего рода миссионерами.

В течение второй половины XIX – начала XX века можно выделить три волны изменения монастырской сети епархии. Первая приходится на 60-е годы XIX века, основное ее содержание – переход ряда монастырей в разряд приписных.

Вторая волна изменений монастырской сети региона приходится на 10-е годы XX века. Во-первых, увеличивается число женских обителей путем учреждения новых или превращения мужских монастырей в женские (1894 – Яренский, 1910 - Арсениево-Комельский, Гледенский, Знамено-Филипповский)42.

Во-вторых, ряд монастырей переходит на общежительный устав (1911 – Николаево-Прилуцкий, Павло-Обнорский, Дионисиево-Глушицкий)43. К 1917 году монастырская сеть Вологодской епархии состояла из 31 монастыря, из которых 9 являлись приписными.

Третья волна (1918 – 1924) связана со сворачиванием монастырской сети края.

Во второй половине XIX – начале ХХ века монастырская сеть Вологодской епархии была устойчивой и являлась одним из выразительных элементов историко-культурного ландшафта Вологодчины. Сложилась своя иерархия обителей: выделились монастыри, имеющие общероссийское значение (СпасоПрилуцкий, Стефано-Ульяновский), монастыри регионального уровня влияния (Павло-Обнорский, Корнилиево-Комельский), монастыри, ставшие локальными центрами религиозной жизни (Знаменно-Филипповский, Николаево-Прилуцкий и др.).

Одна из основных функций монастыря в пространстве – организующая.

Монастыри «фиксируют» наиболее важные коммуникационные узлы региона (основные торговые и почтовые дороги, сухопутные и речные магистрали). Местонахождение вологодских обителей в узловых точках коммуникационной сети региона делало их центрами социально-экономических связей различных уровней, позволяло им так или иначе влиять на формирование экономического пространства макро- и микротерриторий. Монастыри фиксировали также и узлы региональной сакральной сети. Наконец, монастырь служил фактором, организующим ландшафтное пространство. Монастыри епархии находились в качественно разных ландшафтах: городском, пригородном, сельском, островном, в стороне от сельских и городских поселений.

ГАВО. Ф. 496. Оп.1. Д. 18530. Л. 1 – 3об.; Д. 19520. Л. 5об.

ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Д. 18865. Л. 4, 9; Д. 19413. Л. 3об.

Важна роль монастыря как духовного ориентира. Пространство с точки зрения любой религиозной традиции является поляризованным. Для религиозного сознания пространство неоднородно, в нем присутствуют разрывы, разделение на священное и мирское. Монастырь в этом смысле является наивысшим проявлением этой поляризации, как пространство, насыщенное «иномирной»

семантикой и символикой. Он создает пространство-символ, несущее определенный культурный текст.

Одна из функций православного монастыря – сакрализация, наделение географического пространства эмоциональным и религиозно-мифологическим смыслом. Сакрализация пространства неразрывно связана с его преображением, т.е. с воздействием Божественной силы на изменение пространства. Восприятие места, на котором стоит или будет стоять монастырь, как преображенного, хорошо зафиксировано в житиях вологодских подвижников-основателей монастырей.

Таким образом, облик монастыря нес не только эстетическую нагрузку, можно говорить о неповторимом образе обители, ставшем необходимой частью северорусского геокультурного ландшафта и этносознания. Монастырь являлся духовным ориентиром и был видимым символом сакрализованного пространства и места.

Организация монастырского пространства определяется православным представлением о монастыре как образе Града Небесного на земле. Пространство вологодских монастырей сложилось исторически и было организовано в соответствии с рядом принципов: принцип иерархии, принцип функционального зонирования, принцип соподчиненности элементов друг другу, концентричность, принцип подобия44. Уставная регулярность, каноничность в организации монастырского пространства традиционно сохранялись в XIX веке.

При этом планировочная композиция вологодских монастырей второй половины XIX – начала XX века не оставалась неизменной. Ключевые элементы монастырского пространства подвергались ремонтам и перестройкам (обновляются соборные храмы, строятся каменные ограды, каменные жилые корпуса, колокольни). Активная строительная деятельность в целом не нарушала главных принципов организации монастырского пространства. Каменное строительство сохраняло и даже еще сильнее акцентировало архитектурный центр обителей (соборный храм и колокольня), основные элементы монастырской топографии (ограда, корпуса, хозяйственные постройки). Пространство обителей в течение этого периода расширяется, дробится.

Все элементы монастырского пространства можно разделить на внутримонастырские и внемонастырские. В первую группу вошли храмы, жилые и хозяйственные корпуса, сады, расположенные внутри монастырских стен, колодцы, кладбища. Вне монастыря могли располагаться хозяйственные постройки, земельные монастырские угодья, мельницы и рыбные ловли, гостиницы, странБелоярская И.К. Влияние жилых и хозяйственных сооружений монастырей на объемно-пространственную композицию монастырских ансамблей // Вологодский политехнический институт. Сборник научных трудов института. – Вологда, 1998. Т. 1. С. 189 – 194.

ноприимные дома, дома для наемных рабочих, монастырские рощи, монастырские кресты и часовни.

Все основные элементы монастырской топографии были организованы в функциональные зоны: жилую, природную, сакральную, хозяйственную, которые пересекались, накладывались друг на друга, т.е. формировали «многослойное» пространство.

К концу XIX века в пространственной композиции монастырей смещается зональность, происходит наложение функциональных зон друг на друга, вследствие чего «плотность» монастырского пространства становится неоднородной.

Внутреннее убранство монастырских храмов и помещений создавало особое пространство, освященное присутствием монастырских икон, мощей и других святынь.

Малые пространства монастыря – это внутренние помещения, их обустройство, интерьеры, функциональное назначение. Это та среда, где протекает повседневная жизнь монашествующих. По функциональному признаку в каждом монастыре можно выделить пространства для богослужения, пространства для принятия пищи, жилые и хозяйственные пространства. Большая часть повседневных действий монахов и насельников обители проходит в трех из них:

храме, келье и трапезной.

Монастырский храм является пространством, в котором реализуется главная функция и главная цель монашества и монастыря – богослужение. Монах проводил в храме большую часть суток. Известно, что организация внутреннего пространства православного храма подчинена ряду устойчивых принципов: в основе храмовой композиции лежит крест, храм разделен на три части – алтарь, собственно церковь и притвор. Каждая из частей имеет свое смысловое и функциональное значение. Внутри каждого храма имеются особые пространственные точки, которые, по сути, создают сакральное пространство храма – это Святой престол в алтаре, это иконостас с Царскими вратами, это мощи и особо почитаемые иконы. Как правило, эти точки зрительно выделялись своим местоположением в храме, особенно богатым украшением. В целом, внутреннее убранство храмов в вологодских монастырях достаточно традиционно.

Богослужебная утварь в монастырских храмах не отличалась роскошью. Большая часть богослужебных предметов была изготовлена из серебра, меди, олова, редко встречались вещи из бронзы или мельхиора. Особое отношение монашествующих к храму, восприятие монастырского храма как вместилища главных монастырских святынь, как места главного действия монахов – богослужения, выражалось в первую очередь во внешнем убранстве храмов и содержании их.

Атмосфера монастырского храма создавала у посетителей и богомольцев особый настрой и совершенно особое поведение. Его можно охарактеризовать как ощущение присутствия святыни и благоговения перед ней.

Келья. В течение второй половины XIX – начала XX века происходит модернизация жилого пространства (повсеместное внедрение электрического освещения, канализации). Этот процесс оказывал определенное влияние и на организацию жилого пространства в монастырях.

Хотя каноны прямо не указывают, как должно быть организовано пространство монашеской кельи, в монастырских уставах даются рекомендации общего плана: отсутствие роскоши, простота, чистота, запреты держать в кельях еду (если поставляется общая трапеза), книги мирского содержания и т.п.

Таким образом, обстановка кельи должна соответствовать задачам келейного времяпрепровождения: молитва, упражнения в чтении и пении.

Большинство монашеских келий в вологодских монастырях располагались в двухэтажных каменных корпусах. В течение второй половины XIX века несколько изменяется культура жизнеобеспечения в монастырях. В жилых помещениях в дополнение к традиционным русским печам появляются печиголландки, которые занимают меньше места и предназначены исключительно для отопления, ретирадные места или уборные пристраиваются непосредственно к жилому корпусу, использование паровой тяги позволяет провести водопровод, повсеместно распространяется керосиновое освещение. Сложились и общие приемы внутренней отделки: стены оштукатурены, покрашены краской или обиты обоями; пол тесовый, окрашен; деревянные двери; деревянные лестницы; деревянные, покрашенные краской оконные рамы. При этом довольно ощутимы были различия во внутреннем убранстве настоятельских и братских келий.

Трапезная. Особенность пространства монастырской трапезной заключается в том, что оно имело единственное назначение. Это помещение служило исключительно для принятия пищи. В общежительных монастырях было предусмотрено одно общее помещение трапезной для всей братии и настоятеля, также как и в необщежительных, в которых поставлялась общая трапеза. К концу XIX века во всех обителях Вологодской епархии было лишь одно помещение для трапезной.

Помещение трапезной располагалось чаще всего в том же здании, где и жилые кельи. Обстановка трапезной в вологодских обителях во многом сходна.

В помещении стояли большие деревянные столы, скамьи или лавки, а также кресло для настоятеля. В восточном углу размещались иконы.

Монастырские интерьеры содержали набор предметов обстановки, характерной для городской и усадебной культуры (передвижная мебель, занавески на окнах и дверях, ковры, зеркала, фотографии и картины на стенах, скатерти на столах, комнатные цветы). И все же в жилом пространстве келий существовали маркеры, наделяющие интерьер типологическими признаками, обнаруживающими принадлежность их владельцев к духовному сословию.

Бытовые пространства монастыря, интерьеры и их предметное наполнение представляли собой попытку создать образ «идеального» быта, быта, освященного присутствием Бога и Его святых.

Внутри монастырских стен, а тем более внутри монастырских помещений, от человека требовался иной тип поведения, отличный от поведения в миру. Ему соответствовали такие понятия как сосредоточенность, благоговение, усиленное внимание к собственному внутреннему миру, отношение ко всему окружающему как к творению Божию. Такое поведение и самоощущение затрагивало все малейшие проявления повседневной жизнедеятельности. Этот процесс можно назвать сакрализацией быта. Такое отношение к бытовым, повседневным сторонам жизни, рождаясь внутри монастырских стен, воспринималось приходящими богомольцами и воспроизводилось в их мирской жизни.

Во второй главе «Формы и нормы повседневной деятельности монастырских корпораций» раскрываются наиболее заметные и наиболее важные проявления повседневной деятельности монастыря – богослужение, трапеза и послушания. Ритмичность повседневной жизни обители определялась их устоявшимся чередованием.

Монастырское богослужение – ядро монастырской повседневности. Оно задавало ритм повседневной жизни каждой обители, поскольку все остальные повседневные занятия и заботы были подчинены расписанию церковных служб. Именно богослужение придавало духовный смысл всем повседневным действиям монахов и насельников.

Богослужение в вологодских монастырях занимало не менее 8 часов в сутки. Монастырские богослужения складывались в три цикла: суточный, недельный и годовой. В монастырях совершались все положенные по уставу суточные службы (утреня, литургия, вечерня, повечерие, полунощница, молебен и часы). Недельный богослужебный цикл в каждом монастыре подчинялся собственному расписанию. В недельном круге церковных служб особое место занимали субботние и воскресные службы, а также еженедельное чтение молебнов и акафистов. Годовой круг монастырских богослужений складывался из чередования периодов постных и обычных служб, а также праздничных богослужений. В монастырях, как и в приходских храмах, торжественно отмечались двунадесятые праздники, минейные праздники, связанные с почитанием общехристианских, общеправославных и русских святых. Во второй половине XIX – начале XX века торжественные службы служились в так называемые «царские»

и «викториальные» дни.

Богослужение являлось наиболее регламентированной сферой повседневной жизни монастыря, содержание ее строго определено канонами и уставами.

Благодаря этому, в монастыре с наименьшими изменениями сохранялись традиции общеправославного отправления церковных служб, поскольку только монастырское богослужение во второй половине XIX – начале ХХ века было более остальных приближено к православному богослужебному уставу.

Монастырская трапеза являлась одним из наиболее важных элементов монастырской повседневности, элементом, который во многом определял специфику монастырского повседневного уклада жизни. Монастырская система питания есть система отказа, поста и воздержания. Канонами установлено должное отношение монаха к принятию пищи: цель принятия пищи – удовлетворение потребностей тела в еде и питье; есть необходимо не для удовольствия, а для того, чтобы иметь достаточно сил проводить жизнь в подвигах и делах Божиих. Много внимания монастырские правила уделяют количеству потребляемой монахами пищи. Одно из главных положений – избегать крайностей в принятии пищи, соблюдать умеренность в потреблении.

Структура питания в монастырях определялась уровнем сельскохозяйственного производства, а значит, имела свои особенности в каждой из сельскохозяйственных зон Вологодского края: юго-западной, центральной и северовосточной. Основу рациона братии составляли продукты, производимые самостоятельно каждой обителью. Во-первых, это хлеб и мучные изделия. Одно из главных мест в рационе братии вологодских обителей занимали овощи. В каждой обители были огороды, где возделывали овощные культуры. Летом на братском столе обязательно присутствовали продукты монастырского садоводства. Почти каждый монастырь содержал пасеку. Молочные продукты тоже производились в монастырском хозяйстве, т.к. практически каждая обитель содержала крупный рогатый скот. Определенный вклад в структуру питания вологодских иноков вносили промыслы (рыболовство, собирательство). Рыбное меню вологодских обителей было достаточно разнообразным. Рыба попадала на братский стол частью из собственного хозяйства обителей (рыбные ловли), а частью – покупалась. Часть продуктов для братской трапезы относились к разряду покупаемых, они не производились в монастырском хозяйстве. Это все специи и приправы, которые, скорее всего, входили в рецептуру сложных блюд: уксус, горчица, мята, анис. Покупали также соль, сахар и сахарный песок, чай.

Блюда монастырской кухни в обителях Вологодской епархии по существу не отличались друг от друга.

Традиции питания в вологодских обителях во многом совпадали с питанием северорусского крестьянства. Совпадения наиболее явно можно проследить в рационе, кулинарных предпочтениях и даже в столовом этикете. Рацион состоял преимущественно из пищи растительного происхождения, из тех культур, которые без излишних затрат труда культивировались в северном климатическом поясе. Блюда, которые появлялись на монастырском столе, в основном имели простую рецептуру. Нормы и правила поведения монаха во время трапезы вполне сопоставимы с традиционными крестьянскими установлениями в этой сфере. Сама трапеза – общая, это трапеза иерархичного сообщества, за столом есть главный, он начинает трапезу и руководит ее течением. Но нужно указать и на некоторые отличия. В вологодских обителях наблюдается сосуществование как традиционного питания, так и элементов питания, присущих городскому и дворянскому обществу. Эти элементы вносились благодаря особенностям питания настоятелей монастырей, а иногда влиянию городской жизни на жизнь обителей.

Труд занимал заметное место в повседневной жизни насельников вологодских обителей. Физический труд монаха в русских обителях был одним из способов исполнения обета послушания и носил вспомогательный характер, поскольку лишь дополнял главную работу инока – духовную. Система монастырских послушаний охватывала все стороны жизни обители, поскольку, согласно канонам, обитель должна была самостоятельно обеспечивать себя всем необходимым. В условиях второй половины XIX – начала XX века это положение более или менее строго реализовывалось только в общежительных монастырях, штатные обители получали небольшое государственное содержание, а значит, жили не на полном самообеспечении.

Перечень послушаний, практиковавшихся в вологодских монастырях, не являлся оригинальным, присущим только вологодским обителям. При этом, в нем отразились как общерусские, так и локальные этнокультурные хозяйственные традиции, и крестьянской, и городской среды.

Группа клиросных послушаний (послушания певчих, гробовых, иеромонахов) поддерживала этнорелигиозные традиции: монастырское богослужебное пение, почитание святынь, строгое уставное богослужение. Послушания, связанные с обеспечением трапезы, поддерживали связь монастырской традиции питания с устойчивыми этническими практиками. Послушания, обеспечивающие монастырское хозяйство (послушания печников, мельников, конюхов, пастухов, сапожников, портных, кузнецов, столяров, плотников, а также сельскохозяйственные работы, огородничество, садоводство), воспроизводили локальные хозяйственные традиции. Для этого труда характерны традиционные технологии, устойчивый набор сельскохозяйственных и ремесленных орудий, практически не отличающийся от крестьянского, соблюдение трудовых обычаев. Такой труд формировал этническую идентичность.

Но были и такие послушания, которые отличали монастырскую хозяйственную систему от традиционной крестьянской. Так, навыки переплетного мастерства, резьбы по дереву, слесарного и токарного мастерства, иконописи требовали владения определенными технологиями, сложного инструментария, а также, не в последнюю очередь, особого склада натуры.

Все указанные сферы монастырской жизнедеятельности (богослужение, трапеза и послушания) являлись элементами, которые определяли специфику монастырской повседневности. Они создавали такие качества повседневной жизни обители как ритмичность и цикличность.

Третья глава «Развитие системы повседневных отношений в вологодских монастырях второй половины XIX – первой четверти XX века» посвящена исследованию комплекса взаимоотношений, составляющих неотъемлемую часть повседневного существования каждой обители. Психологическая атмосфера внутри монастырской общины определялась такими характеристиками общины как соотношение представителей разных социальных групп внутри нее, соотношение возрастных групп, уровень образования насельников.

Перемены в составе братии, произошедшие в течение второй половины XIX – начала XX века, отражали социальные процессы и проблемы пореформенной России. Процесс окрестьянивания монашества совпал с общим увеличением удельного веса выходцев из крестьянства в других социальных слоях и общностях (например, в среде промышленников, купцов и т.д.). Так, если в 1861 году среди братии вологодских обителей крестьянское происхождение имели 6.4% монахов и послушников, то в 1902 году эта цифра составила 61.3%45.

Большое влияние на внутреннюю жизнь насельников оказывал настоятель: понимание настоятелем своей роли и своих задач по управлению общиной, харизматические свойства личности, пастырские качества, организаторРассчитано по: ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Д. 13296, 17897.

ские, административные способности оказывали свое воздействие на общность интересов внутри общины, понимание своих задач, своего статуса. Если настоятель оказывался в зависимости от синодальной практики частых переводов с одного места на другое, то неизбежным был упадок духовной жизни обители.

Аскетические же идеалы сохранялись и становились образом жизни в тех обителях, где настоятель ставил цели духовного роста братии или усиления влияния монастыря на мир и имел достаточно времени для достижения поставленных целей. Такими настоятелями были павло-обнорский игумен Иоасаф, архимандрит Нафанаил, возглавлявший сначала Тотемский Спасо-Суморин, а затем Вологодский Свято-Духов монастыри, архимандрит Иона, который последовательно был настоятелем в трех вологодских обителях: Спасо-Каменной, Сямской и Дионисиево-Глушицкой, и др. Все они в равной степени заботились как о внешнем благолепии вверенных обителей, так и о нравственном климате внутри монашеских общин.

Важным являлся «административный ресурс» общины, т.е. наличие способных и активных монахов на управленческих должностях (казначей, эконом и т.п.). Большое влияние на характер взаимоотношений внутри монастырской общины оказывало наличие в общине подвижников.

Влияние яркой и сильной личности, признание за такой личностью безусловного авторитета – это не только продолжение церковной традиции духовного водительства, но и отражение устойчивых качеств этнического менталитета русских (таких, как иерархичность, например).

Для русской монастырской традиции характерна тесная связь обителей с миром: дела милосердия, миссионерство, заступничество и др. Отношения монастыря с миром во второй половине XIX – начале XX века развивались по трем направлениям: православный монастырь, во-первых, выступал как объект религиозного почитания верующих, как центр (локальный, региональный, общероссийский) духовно-религиозной жизни народа, во-вторых, монастырь был субъектом экономических связей местности, региона, и, наконец, в-третьих, каждая обитель осуществляла социальное служение миру (дела благотворительности, миссионерская деятельность, просветительская и образовательная деятельность). Во второй половине XIX века многие монастыри превратились в некое подобие музеев. В этом смысле они становились хранителем этнокультурных ценностей, закрепляя их в коллективной памяти народа.

В Заключении диссертации обобщены результаты исследования и сформулированы основные выводы.

Исследование повседневной жизни вологодских монастырей показало, что во второй половине XIX – начале ХХ века на уклад монастырской жизни воздействовали несколько факторов: во-первых, общерусские тенденции социального и культурного развития, во-вторых, местные особенности уклада жизни (северорусская этническая традиция), в-третьих, каноническая православная традиция, которая определяла основу монастырской повседневности. Именно поэтому монастырский уклад можно рассматривать как отдельный тип организации повседневной жизни. Ему свойственны такие качественные характеристики (свойства) как устойчивость, замкнутость, каноничность, ритмичность, цикличность.

Влияние социальных факторов проявилось в том, что во второй половине XIX века произошел процесс окрестьянивания монашества. Это был своего рода монастырский «ответ» на социальную модернизацию пореформенной России. В то же время, окрестьянивание может рассматриваться не только как «опрощение», но и как еще большее сближение, слияние образа жизни монашества с этнокультурной традицией русских, с традиционной крестьянской культурой.

Таким образом, вологодское монашество потенциально могло в эпоху яркой социальной динамики выступать в качестве носителя традиционных культурных традиций и самобытности локального этнокультурного сообщества.

Сложившуюся во второй половине XIX – начале ХХ века структуру монастырской повседневности составили предметно-сакральная среда, ритмы повседневности и повседневные отношения как внутри, так и вне монастырских стен. Эти составляющие вписаны в три крупных сферы: предметную, деятельностную и духовную. В каждой из сфер достаточно четко можно выделить несколько аспектов: культурно-исторический, церковно-канонический, этнический. При этом указанные аспекты различаются степенью своей весомости в каждой из сфер монастырской повседневности.

В предметно-вещной сфере наиболее заметно воздействие культурноисторического развития русского общества, поскольку этим определялась состав, функции, форма и качество вещей и предметов повседневного обихода.

Канонический компонент способствовал устойчивости этой сферы. Этническое своеобразие выражено в ней менее явно, но все же его присутствие можно выявить. Внешний облик монастыря, его органичная включенность в окружающий геокультурный ландшафт, являли собой один из устойчивых образов этносознания. Монастырский ансамбль был неразрывно связан с религиозными и эстетическими предпочтениями, с представлениями о малой родине и т. д. Не смотря на все поновления и перестройки второй половины XIX – начала XX веков, вологодские монастыри сохранили те базовые принципы организации пространства, которые можно обозначить как историко-культурную константу.

Могилы святых, монастырские сакралии, которые сохранялись в каждой обители, создавали уникальную среду для укрепления религиозных чувств и связанного с ними этноконфессионального опыта.

Более открытыми для проникновения этнического являются трапеза и хозяйство монастыря. Там влияние локальных традиций питания и хозяйствования прослеживается особенно явно. Каноны в этих сферах монастырской повседневности определяли только дисциплинарную сторону. В целом, культура повседневного питания вологодских монахов была в русле этнической культуры питания северорусского населения. Ее некоторая корректировка определялась лишь аскетическими установлениями в этой сфере.

Деятельностная сфера выразилась во второй половине XIX – начале ХХ века в широко распространившейся практике паломничества в вологодские обители. Паломничество в святые обители способствовало тому, что монастырский опыт повседневной жизнедеятельности активно воспринимался и реализовывался «в народе». Через монастырь шла сакрализация этнической повседневности. Каждое повседневное действие (принятие пищи, труд, сон и т.д.) приобретало в монастыре особый духовный смысл, который паломники активно транслировали в мирскую повседневность.

Эта практика дополнялась нарастающим социальным служением монастырей. Благотворительная, просветительская, образовательная и иная социальная деятельность обителей стала особенно востребованной в условиях российской модернизации. Одновременно социальное служение было продолжением культурной и этноконфессиональной традиции.

Наиболее регламентированной сферой повседневной жизни монастыря является духовная сфера, прежде всего – богослужение. Тем не менее, и эта сфера не была закрыта для проникновения историко-культурных и этнолокальных особенностей. Они прочитываются как в храмовом монастырском богослужении, так и в массовых религиозных монастырских практиках. Обязательное празднование «царских» и «викториальных» дней стало важными вехами на пути формирования и закрепления коллективной памяти народа. В монастырском богослужении большое место занимал цикл, связанный с почитанием собора вологодских святых. Массовые празднования дней памяти местных святых тоже превращались в традицию, вплетаясь в годичный государственноцерковный праздничный цикл. Свою роль в этом процессе играло монастырское богослужебное пение. Оно, следуя требованиям сохранения древних форм и способов, само являлось уже этноконфессиональной традицией.

Вологодские монастыри второй половины XIX – начала ХХ века как субъекты историко-культурной среды оказались относительно динамичными и способными реагировать на важнейшие «вызовы» социального развития региона. В качестве же носителей религиозных ценностей монастыри проявили себя скорее носителями статики, укрепляя традиционные православные этноконфессиональные практики.

Основные научные результаты, полученные в ходе исследования, изложены в следующих работах:

Статьи в научных изданиях в соответствии с перечнем ВАК 1. Бридня Н.В. Повседневная жизнь русского православного монастыря во второй половине XIX – начале ХХ века: теоретический аспект // Вестник Поморского университета. Научный журнал. Серия «Гуманитарные и социальные науки». Архангельск, 2006. № 4. С. 89-107.

2. Бридня Н.В. Документы Государственного архива Вологодской области о повседневной жизни вологодских монастырей во второй половине XIX века // Историческое краеведение и архивы. – Вологда, 2004. Вып. 10. С. 78-82.

3. Бридня Н.В. О влиянии монастырской повседневности на формирование народной исторической памяти и этнического самосознания (на примере вологодских монастырей второй половины XIX – начала ХХ века) // Историческое краеведение и архивы. – Вологда, 2004. Вып. 11. С.112-120.

4. Бридня Н.В. Каноническое и этническое в повседневной жизни монастыря // Европейский Север в судьбе России: общее и особенное исторического процесса. Материалы научной конференции. – Вологда: ВИПЭ ФСИН России, 2005. С. 223-230.

5. Бридня Н.В. Влияние настоятеля на повседневную жизнь православной обители (на примере вологодских монастырей второй половины XIX – начала ХХ века) // Глагол времени: Исследования и материалы. Статьи и сообщения межрегиональной научной конференции «Прокопиевские чтения». – Вологда:

«Книжное наследие», 2005. С. 359-366.

6. Бридня Н.В. Геокультурный ландшафт православных монастырей Вологодской епархии во второй половине XIX – первой трети ХХ века // Русская культура нового столетия: проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия. – Вологда: «Книжное наследие», 2007.

С. 212-220.