«Этнополитическое исследование: концепции, методология, практика Саратов 2009 1 ББК 60.56(2Рос) УДК [316.48+316.347](470+571) М74 Б26 Рецензенты: Доктор философских наук, профессор В.Н. Ярская Доктор социологических ...»

К.С. Мокин

Н.А. Барышная

Этнополитическое исследование:

концепции, методология,

практика

Саратов

2009

1

ББК 60.56(2Рос)

УДК [316.48+316.347](470+571)

М74

Б26

Рецензенты:

Доктор философских наук, профессор В.Н. Ярская

Доктор социологических наук, профессор Л.С. Яковлев

Мокин К.С., Барышная Н.А.

Этнополитическое исследование:

М74 Б26 концепции, методология, практика / К.С. Мокин, Н.А. Барышная / Саратов: Издательский центр «Наука», 2009. – 247с.

ISBN 978-5-9999-0249-8 Монография посвящена теоретикометодологическим и практическим аспектам реализации этнополитических исследований в различных парадигмальных рамках. На примере конкретных проектов, проведенных в Саратовской области, даются методы и инструменты реализации этнополитического исследования.

Приводятся результаты исследований и рекомендации органам власти по совершенствованию этнокультурной политики региона. Особое внимание уделяется проектной части исследований.

Книга адресована социологам, политологам, этнологам, специалистам сферы управления и практики.

ББК 60.56(2Рос) УДК [316.48+316.347](470+571) ISBN 978-5-9999-0249- © Мокин К.С., © Барышная Н.А.,

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………

I. КОНЦЕПЦИИ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИХ

ИССЛЕДОВАНИЙ…………………………………………...

1.1. Обзор исследовательских подходов к изучению феномена этничности и этнических миграционных сообществ в западной и отечественной научной традиции…………………………………………………………… 1.2. Социально-этнические миграционные сообщества.

Концепции исследований этнокультурных меньшинств…

1.3. К понятию «миграционных этнических сообществ»….. 1.4. Стратегии межэтнического взаимодействия…………… 1.5. Проблемы взаимодействия этнических миграционных общин и государства……………………………………………..

II. МЕТОДЫ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИХ

ИССЛЕДОВАНИЙ…………………………………………...

2.1. Качественные методы социологии в этнополитическом исследовании…………………………….. 2.2. Программа этнополитического исследования в рамках качественной парадигмы…………………………….... 2.2.1. Результаты исследования этнических границ: стратегии [само]сегрегации этнических мигрантов..………………………….. 2.2.2. Результаты исследования этнических границ:

прагматическая культура среды миграционного сообщества….

2.3. Программа этнополитического исследования в рамках количественной (традиционной) парадигмы……….

III. МАТЕРИАЛЫ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИХ

ИССЛЕДОВАНИЙ В САРАТОВСКОЙ ОБЛАСТИ……. 3.1. Общие тенденции этнокультурного взаимодействия в Саратовской области……………………………………………. 3.2. Отношение к референтным этнокультурным меньшинствам в Саратовской области………………………. 3.3. Адаптационные и интеграционные установки мигрантов, прибывающих в Саратовскую область…………. 3.3.1. Адаптационные установки мигрантов, прибывающих в Саратовскую область на постоянное место жительства…….. 3.3.2. Интеграционные условия прибывающих в Саратовскую область на постоянное место жительства…….. 3.3.3. Факторы, способствующие адаптации мигрантов, и факторы, препятствующие интеграции мигрантов в социальную среду Саратовской области……………………….. 3.3.4. Общие итоги анализа серии исследований по адаптации в период с 2004 по 2008 гг. ……………………….

3.4. Рекомендации органам власти по развитию этнокультурного сотрудничества в регионе…………………. ПРИЛОЖЕНИЯ………………………………………………….. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ………………………………………..

ВВЕДЕНИЕ

Важнейшим результатом реформ 90-х годов в России явилось изменение трех взаимосвязанных характеристик соответствующих обществ: институциональной структуры, социальной структуры и человеческого потенциала.

Прямым и непосредственным результатом реформ является установление новых «правил игры», иными словами, изменение общественных институтов, ведущее к преобразованию социальной структуры, поскольку жизненные интересы классов, слоев и групп концентрируются именно здесь.

Социальная структура общества представляет собой совокупность взаимосвязанных и взаимодействующих социальных групп, различающихся местом в общественном разделении труда, располагаемыми ресурсами, социальным статусом, а также ценностями, потребностями, интересами, стратегиями поведения, образом и стилем жизни1.

Проблема адекватности, справедливости выстраивающихся социальных иерархий, в том числе этнической, территориальной, новой социальной стратификации, становится одной из центральных в современном российском обществе.

Вокруг принципов и границ социальной стратификации идут научные и политические споры, дискуссии. Применительно к этничности они приобретают дополнительную остроту. Если границы между социальными слоями оказываются особенно подвижными и неустойчивыми в трансформационном обществе, каковым сейчас является современная Россия, то этнические границы и отчерчивающие их маркеры в этот период, напротив, становятся выпуклыми и рельефными, привлекая к себе особое внимание практиков-управленцев и исследователей.

Наложение социально-дифференцированных полей на поле этничности дает многовариантный спектр возможностей и перспектив в полиэтническом обществе. Межэтническая интеграция во многом зависит от той модели социальной структуры, системы социальных отношений между стратами, возможностями взаимопроникновения и перемещения субъектов, Заславская Т.И. О движущих силах трансформации российского общества.//Общество и экономика. №6, 2003.С.65.

которые будут утверждаться в обществе, от представлений людей о складывающихся отношениях.

По мнению ряда авторов, в российском обществе после начала рыночных реформ для людей стала более очевидной имущественная дифференциация: почти разрушились прежние референтные группы, бывшие носителями образцов и норм поведения, власть утратила монополию на номинацию и ценностных образцов в современном обществе стало увеличение числа представлений о социальной структуре, поляризации идентичностей и статусов.

На этом фоне произошло заметное смещение акцентов в сторону значимости первичных связей. В первичных группах (общинах, семьях) сохраняются основные социальные навыки:

базисное доверие, инициативность, готовность экспериментировать с социальными ролями. Первичные группы являются элементами социальных сетей взаимодействия и выступают коллекторами трансформационных процессов, определяя динамику и направленность [ре]конструирования идентичности членов группы. В этих условиях значительно выросла проблема адекватного анализа механизмов взаимодействия этнических миграционных сообществ и принимающего населения.

В настоящее время существуют различные фокусы исследований взаимодействия этнокультурных меньшинств и «группы большинства». Однако в настоящее время в российской и зарубежной науке уделяется внимание процессам взаимодействия между этническими миграционными сообществами и принимающим населением, в основном, в терминах структуралистского и функционалистского подходов, имеющих основной целью выявление противоречий, прямо или опосредованно влияющих на уровень социальной напряженности общества.

См. Данилова Е.Н. Идентификационные стратегии: российский выбор//Социологические исследования. 1995..№6.С.122-124; Ядов В.А.

Социальные идентификации личности в условиях быстрых социальных перемен./Социальная идентификация личности. М.:ИС РАН.1994.С.267Климова С.Г. Социальная идентификация в условиях общественных перемен//Человек. 1995.№3.С.26-35.

В свою очередь, работы в рамках социального конструктивизма (нужно признать, весьма перспективных, но крайне малочисленных) ограничиваются исследованиями отдельных феноменов межэтнического взаимодействия. Особым фокусом исследований в первом десятилетии XXI века в рамках этносоциологии, в условиях продолжающейся трансформации этнокультурной структуры России, являются исследования процессов формирования социальных (этнических) границ в современном городе между этническими миграционными сообществами и принимающим населением.

При этом, актуальность исследований, как правило, артикулируется необходимостью социологического анализа проблем взаимодействия с миграционными этническими меньшинствами в поликультурных городских центрах, поскольку современные российские города, особенно находящиеся в границах миграционных транзитных потоков «Юг-Север» и «Восток-Запад», испытывают на себе «травматические изменения и последствия исторического масштаба массовых миграций»4.

Особую значимость для городов «приграничного» положения в этих сложных трансформационных процессах играет фактор миграции. В условиях значительной депопуляции населения, наблюдаемой не только в России в целом, но и в Поволжском регионе, являющемся при этом приграничным и единственным источником восполнения экономически активного населения, в частности, остается миграция. Однако, наряду с бесспорными плюсами, миграция и её этнокультурная составляющая являются и фактором дестабилизации местного социального поля.

Причинами дестабилизационной роли миграции являются: низкий уровень толерантности принимающего населения, отсутствие внятной миграционной политики в субъектах федерации, невнимание властей к миграционным процессам на мезо- и микроуровнях, сворачивание программ поддержки мигрантов и вынужденных беженцев, с одной стороны, и отсутствие четких адаптационных установок на Штомпка П. Социология. Анализ современного общества. М., Логос, 2005. С.475, 477.

интеграцию, проявление «прагматичной культуры»5 у части мигрантов - с другой.

В российских городах, являющихся центрами притяжения миграционных потоков, мы уже сталкиваемся не просто со статистическими совокупностями иммигрантов или временных трудовых мигрантов, составляющих часть определенной этнокультурной диаспоры, а с интенсивно формирующейся, стремящейся к кристаллизации и воспроизводству субкультурой мигрантов-прагматиков, рассматривающих принимающую среду, преимущественно, как экономический ресурс, а не как среду обитания6.

В этих условиях требуются новые, адекватные сложившейся ситуации механизмы по нормализации межэтнического взаимодействия. И главную роль в этом должны играть подготовленные управленцы, имеющие не только общее представление о «невероятном многообразии» культур народов, но и умеющие организовывать необходимые исследования для принятия взвешенных управленческих решений, способные деконструировать ситуации как потенциального конфликта, так и конфликта, вышедшего за пределы управляемости… Под «прагматичной культурой» нами понимается доминирование в структуре ценностно-мотивационных установок ориентаций на временное пребывание, стремление только к зарабатыванию денег, отсутствие желания (действий) на интегративное сосуществование, тяга части мигрантов к самосегрегации.

Кузнецов И.М., Мукомель В.И. Адаптационные возможности и сетевые связи мигрантских этнических меньшинств. М., ИС РАН, 2005.С.5.

ГЛАВА I. КОНЦЕПЦИИ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИХ

ИССЛЕДОВАНИЙ

1.1. Обзор исследовательских подходов к изучению феномена этничности и этнических миграционных сообществ в западной и отечественной научной традиции разворачиваться с начала 70-х годов ХХ века. Обычно ее связывают с ситуацией в мире: распадом колониальной системы, образованием новых государств, обострением межэтнических отношений. Проблемы этничности обсуждались в рамках объяснительных моделей в различных теориях, в том числе, в теориях социальных изменений, межгрупповых отношений, дискриминации, этнической идентичности, ассимиляции. Все эти теории сводятся к пониманию этнического феномена, к трем подходам – примордиалистскому, инструменталистскому и конструктивистскому.

В теориях примордиалистского подхода выделяют два направления: социобиологическое и эволюционно-историческое.

Сторонники первого рассматривают этничность как объективную данность, изначальную (примордиальную, т.е. исконную) характеристику человечества. Они объясняют этничность с помощью эволюционно-генетических идей, интерпретируя ее как «расширенную» родственную группу, «расширенную форму родственного отбора и связи». Излагая эту точку зрения, Ван ден Берг указывал: «С прогрессивным ростом размера человеческих обществ границы этноса становились шире, связи родства соответственно размывались… Однако потребность в коллективности более широкой, чем непосредственный круг родственников на основе биологического происхождения, продолжает присутствовать даже в современных массовых индустриальных обществах»7.

Примордиалисты подчеркивают в этничности глубокую аффективную привязанность людей. Объяснение этому Van den Berghe P.L. The Ethnic Phenomenon. N.Y. 1981.P.35.

современная наука пытается дать лишь в последние годы, когда социальные психологи стали разрабатывать теорию аффиляции (потребности принадлежности к группе).

Последователи другого – эволюционно-исторического направления примордиалистского подхода рассматривают этносы как социальные, а не биологические сообщества, глубинно связанные с социально-историческим контекстом. Это реально существующие группы с присущими им чертами – языком, культурой, идентичностью, отличающими их от других групп.

Примордиалистское представление об этносе, в основном, эволюционно-исторического направления, до 70–х годов практически доминировало в мировой науке, а в отечественной науке было единственным до начала 90-х годов.

Наибольшее развитие получили представления об этносе, сформулированные Ю.В. Бромлеем. Согласно данным представлениям этносы характеризуются определенными, собственно этническими свойствами (язык, культура, этническое самосознание, закрепленное в самоназвании), но эти свойства формируются только в соответствующих условиях – территориальных, природных, социально-экономических, государственно-правовых.

Социобиологическое понимание этноса представлено в отечественной науке концепцией Л.Н. Гумилева, который считал этнос природным, биологическим феноменом9. Источником развития, по Л.Н. Гумилеву, является пассионарный толчок. По сформулированных в начале ХХ века С.М. Широкогоровым, хотя культуру, создаваемую этносом, он понимал как социальное явление.

Еще одна концепция, стоящая особо в этом ряду, концепция этноса Н.Н. Чебоксарова и С.А. Арутюнова, которые развивали представление об этносе как типе общности, основанной на информационных связях10.

Бромлей Ю.В. Этнос и география. М.1972; Этнология. Учебник для высших учебных заведений. М., 1994.С.7.

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. М.,2002.

Арутюнов С.А. Этничность – объективная реальность// Этнографическое обозрение. 1995..№5. С.7.

Несмотря на то, что примордиализм как научное направление был подвергнут критике, в настоящее время в российской науке есть много ученых, придерживающихся именно этого понимания этничности, под которым понимается, что «этнические процессы стихийны, бессознательны, они не зависят от желания и воли членов этноса»11.

Из крупных западных исследователей с примордиализмом связывают имя Клиффорда Гирца, который определял этничность как «коллективно одобренный и публично выраженный мир ратифицированную личностную идентичность».

Инструменталистское направление объяснения этничности исходит из понимания этничности как некоторого социального инструмента. В рамках этого направления этническая группа трактуется как общность, объединяемая интересами, а этничность – как средство для достижения групповых интересов, мобилизации в политической борьбе. Сторонники этого направления объясняют сохранение этнических групп потребностями людей в преодолении отчуждения, характерного для современного общества массовой культуры, потребительских ценностей и прагматизма.

Подобные объяснительные мотивы исходят из социально– психологических теорий личности, общения. В некоторой мере они согласуются с теорией аффиляции и компенсаторных потребностей. Этническая группа способна поддержать людей в реализации таких потребностей, мобилизовать на их осуществление.

Этническую мобилизацию также объясняют потребностью в изменении социальной стратификации (стремление подняться в высшие слои (со)общества), в разделении рынка, для чего требуется участие во власти. Поэтому данное направление в объяснении этничности называют также гедонистическим. Это направление получило широкое развитие в приложении к исследованию межнациональных конфликтов.

Лурье С.В. Историческая этнология: Учебное пособие для вузов. М., 1997.С.41.

Geertz C. The Interpretation of Cultures: Selected Essays. N.Y., 1973. Р.

268, 309. Цит. по Тишков В.А. Реквием по этносу. М.,2003, С.102.

Наиболее яркими представителями этого подхода, на наш взгляд, можно считать Ж.Девоса и Л.Романуччи-Росс, чья книга «Этническая идентичность» до сих пор является основным учебным пособием в западных странах. В ней авторы понимают, что «этничность есть социальная форма лояльности и экзистенциальное значение, проистекающее из человеческой потребности иметь преемственную принадлежность. Последнее есть дополнение к использованию этничности в ситуациях, когда определяется отличительность от других»13.

Таким образом, понимается, что этничность, пребывая в «спящем» режиме, вызывается к жизни и используется в целях социальной мобильности, преодоления доминирования и подчинения, социального контроля и солидарного поведения.

Несмотря на довольно уязвимую позицию в части определения этничности как некоторого культурного архетипа, символического и реального капитала, инструментализм, так же, как и примордиализм, позволил сделать ряд крайне важных выводов и наблюдений, особенно в сфере экономических и социальных отношений, а также в сфере политики, межнациональных контактов.

В анализе, проведенном В.А. Тишковым в своей работе «Реквием по этносу», автор приходит к выводу, что между инструментализмом и примордиализмом разница несущественна, а также что откровенный примордиализм как теоретическая модель практически не используется; возможно его исключение из языка общественных наук. Однако В.Тишков справедливо отмечает, что важность дебатов с представителями этих направлений чрезвычайно высока. «Грубый примордиализм – это, в основном, обыденный взгляд, но обладающий огромной силой в современном мире»14.

Согласно третьему, конструктивистскому, подходу, этническое сообщество, понимаемое на основе дифференциации культур, этнического чувства и формулируемых в его контексте представлений и «доктрин» представляют собой интеллектуальный конструкт писателей, ученых, политиков.

Развитие СМИ и образования позволяет транслировать их идеи Ethnic Identity. Creation, Conflict, and Accommodation / Ed. L.RomanucciRoss, G. de Vos. Third edition. L. 1995. P. Тишков В.А. Реквием по этносу. М.,2003, С.104.

самым широким массам. Ключевую роль в мобилизации членов этнической группы на коллективные действия во имя политических или социальных целей играют лидеры, которые нередко преследуют собственные цели и не всегда выражают конструктивизма внесли, на наш взгляд, Б.Андерсон, Р.Бурдье, Э.Гелнер, Э.Хобсбаум, П.Бергер15.

В рамках этого направления этничность понимается как форма социальной организации культурных различий.

Наиболее ярким представителем конструктивизма в современной отечественной науке является В.А.Тишков, В.Малахов, В.Воронков. Они формулируют понимание народа (этнической общности) как группы людей, члены которой разделяют общее название и элементы культуры, имеют общее происхождение и историческую память, обладают чувством солидарности. Все эти признаки – «результат особых усилий, особенно нациестроительства»16. Считая этнонацию социальным конструктом, конструктивисты, вместе с тем, признают ее значимой реальностью, способной определять действия людей, их мобилизацию для достижения целей.

Рассматривая этническую идентичность больше как форму социальной организации, нежели как выражение определенного культурного комплекса, сторонники этого направления считают, что этнические группы и их характеристики являются результатом исторических, экономических и политических обстоятельств и ситуационных воздействий.

Наибольшую значимость конструктивизм имеет при разработке реальных социальных программ, связанных с формированием толерантности, предотвращением ксенофобии и дискриминации17.

Bourdieu P. Espace social et genese des classes. Actes de la recherche en science sociales. Paris. 1984, №52-53.Р.6.; Anderson B. Imagined Communities: Reflection on the Origin and Spread of rationalism. London.1983.

См.также: Геллнер Э. Нации и национализм М.,1991. Бергер П., Бергер Б., Коллинз Р.. Личностно-ориентированная социология. М., 2004., Коротеева В.В. Воображаемые, изобретенные и сконструированные нации: метафора объяснения.//Этнографическое обозрение.1993.№3.

Тишков В.А. Концептуальная эволюция национальной политики России.

М., 2002. С.17.

Малахов В. Преодолимо ли этноцентричное мышление? //Расизм в языке социальных наук. СПб., 2002.С.9-19.

Наиболее спорным и актуальным является вопрос о процедурности этнических идентификаций в системе конструктивистского подхода.

На наш взгляд, как неосознаваемая процедура сознания идентификация состоит в приписывании смысла, некой социальной значимости внешним, изначально нейтральным отличиям. Иными словами, в ходе этой рутинной процедуры происходит семантизация этнических признаков: нечто бессмысленное, а значит, незаметное, становится значимым, различимым. Отсюда ясно, что под этническим знанием следует подразумевать не только некую осведомленность и даже не только навык чтения маркеров особого рода, но и еще нечто такое, что постоянно воспроизводит и этот навык от поколения к поколению, и эту осведомленность в обыденном сознании едва ли не каждого индивида.

Как не обратить внимание на это «не могу я вам этого объяснить», которое встречается практически в каждом интервью, посвященном исследованию этнических границ. Речь здесь идет об очевидности повседневного знания, обо всем, что известно из опыта рутинных практик, что усваивается непроизвольно, не нуждается в рефлексии. Оно несомненно для индивида и почти не вербализуемо. Вербализация требует от идеи логической структуры, более или менее ясной каузальности. Ведь вербализация – это, в пределе, всегда объяснение, тогда как процесс повседневного усвоения направлен в противоположную сторону – в сторону понимания. «Очевидность может быть полной или иначе адекватной, то есть такой, что дальнейшее выполнение соответствующей интенции в отношении того, что, таким образом, очевидно, невозможно; мы имеем здесь как бы полноту определения предмета: мы знаем о нем все, что только можно о нем знать в данных обстоятельствах»18. Очевидность – ключевое свойство обыденного знания, в том числе и этнического. С одной стороны, оно неосознанно - это фоновое знание, а с другой – «дальнейшее выполнение интенции». Иными словами, дальнейшее размышление по правилам здравого смысла о том, почему таджики – это таджики, а евреи – это евреи, действительно, совершенно невозможно.

Черняк А.З. Проблема очевидности //http://philosophy.allru.net/perv 210.html.

В основе этнической идентификации лежит, как было сказано, семантизация формальных параметров. В основном, эти параметры непосредственно визуально наблюдаемы, но нередко среди них встречаются и угадываемые, «интуитивно»

приписываемые черты.

Конструктивистское понимание этничности отнюдь не приводит к мысли, что этнические идентификации хотя бы в какойто степени случайны, от них легко отказаться. Любая современная культура содержит правила конструирования аскриптивных признаков в этническом смысле, а также правила поведения в зависимости от той или иной этнической идентификации.

В основе любой этнической идентификации важно видеть своего рода конвенцию, «естественное» и спонтанное соглашение по поводу отнесения индивида к некой этнической категории.

Случаи несовпадения приписываемой индивиду этничности с той, которую он усвоил при первичной социализации, нередки. Дело в том, что, если кавказофобия оборачивается дискриминацией не только «традиционных» кавказцев, но и, скажем, таджиков, идентифицируемых «заодно» вместе с кавказцами, то таджики, прогнозируя реальность последствий этой неадекватной идентификации, выстраивают свое поведение так же, как и кавказцы. Такие случаи наглядно демонстрируют, что приписанная этничность неизбежно становится элементом биографической ситуации, а затем, так или иначе, встраивается в этническую идентичность.

Этнические идентификации дают, таким образом, наиболее простую, однозначную и окончательную картину мира.

Разумеется, обыденное сознание не конструирует какую-то отдельную – этническую – картину мира, наряду с другими, например, экономической, политической, статусной и проч. Все они суть аналитически выделенные части единого универсума, конструируемого и усваиваемого сознанием в его «естественной установке» воспринимать мир таким, каков он есть, каким он должен быть, каким его хочется видеть, и, наконец, каким он привычно видится. И если индивиду априори известно, и притом неосознанно известно (речь идет о фоновых представлениях), что каждый человек «какой-нибудь национальности», то и мир неизбежно начинает представляться этническим, в самом примордиальном смысле.

Таким образом, как правильно заметил М.Бэнкс в своей работе, «на протяжении многих лет «этничность» является ключевым понятием социологии и антропологии, но, тем не менее, по-прежнему представляется неясным его значение, применение и соотношение с другими понятиями»19.

С этим замечанием трудно не согласиться, как выше рассматривалось, существует ряд подходов к пониманию этничности, формам ее трансформации в иные социальные отношения. Ряд западных ученых, в частности М.Хайслер20, полагает, что в эпоху постнационализма этничность трансформировалась в иные – социальные, психологические, политические и экономические - феномены и приобрела «радикально измененные значения», или, иначе говоря, исчезла, а жизнь частного человека обусловлена, прежде всего, внеэтническими характеристиками социального бытия (образование, род занятий, доход и т.д.), законами, институтами и конкретной политикой.

Гипотеза М.Хайслера о трансформации этничности заслуживает внимания, но опыт национальных политик постсоветского пространства показывает, что это не совсем так.

Период роста национального самосознания в России у русских еще не достиг своего пика, этнические меньшинства, ощущая при этом рост дискриминационных практик, стремятся к объединению, которое происходит, чаще всего, как раз на основе этничности. На наш взгляд, существует ряд положений, которые могут служить отправными точками в попытке дать расширенное определение феномена этничности.

С точки зрения З.Сикевич, этничность представляет собой культурную или символическую категорию. Общество состоит из множества социальных групп, миров, культурных областей, границы которых определяются пределами эффективной коммуникации. Понятная всем и общепринятая система символов, выступая ценностно-нормативным регулятором поведения, способствует культурной консолидации в пределах данной Banks M. Ethnicity: Antropological Construction. London; New York. 1996.

Heisler M.O. Ethnicity and Etniic Relations in the Modern West // Conflict and Peacemaking in Multiethnic Societies. Massachusetts/Toronto. 1990. Р.21- этнической группы21. Вместе с тем, этничность может являться эмоционально-чувственной категорией: этничность часто переживается, причем это переживание может быть совершенно иррационально, в духе «коллективного бессознательного»22.

Таким образом, на индивидуально-личностном уровне этничность – это особая форма чувственной самоидентификации, выражающаяся в «привязанности» к определенной группе, отличающейся от других подобных групп.

Мы придерживаемся символического понимания природы этничности как одной из форм личностной идентичности. Но здесь, осмысляя природу этничности, следует вести речь не о ее фиктивности (в терминах инструментализма), а о ее символическом характере, о символическом производстве этнических отношений23. Те или иные характеристики, отличающие одних индивидов от других (расовые, антропологические, культурные), выступают как символ, по отношению к которому могут выстраиваться социальные различия24.

Этническая идентичность – субпонятие по отношению к понятию «идентичность» и одна из форм идентичности индивида, сосуществующая с такими формами идентичности, как профессиональная, половая, возрастная, конфессиональная и т.д.

Членом этнической группы, то есть носителем некоторой этнической идентичности, являются индивиды, которые обретают эту характеристику не по рождению, а по роли, которую эти индивиды играют в социальном взаимодействии.

Вслед за В.Малаховым мы принимаем этничность как аскриптивную категорию (т.е. предикат), проявляющуюся в повседневности как атрибут (неотъемлемое свойство личности).

Этничность – наиболее константная категория идентичности, схожая с категорией «гендер». Она значительно меньше Сикевич З.В. О соотношении этнического и социального //Журнал социологии и социальной антропологии. 1999. №2(2)С.24-43.

Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991.

Малахов В. Символическое производство этничности и конфликт //Язык и этнический конфликт. М., Московский центр Карнеги.2001.С.115- Здесь «символ» отличается от «знака»: «в отличие от знаков, символы не есть чисто когнитивные конструкты, они всегда эмоционально и интенционально нагружены» (Coben A. The Lesson of Ethnicity//Urban Ethnicity/ A.Coben (ed.) – London, 1974.-P.X) соотносится с динамикой социальных отношений и институтов, в отличие от социальных ролей, статусов и престижа. Однако интенсивность переживания вариативна и зависит от внешних условий (обостряется в случае этнического неравенства).

Здесь важно отметить, что и само понятие «идентичность» в данном контексте выступает как инструментальная, аналитическая категория. Для выполнения аналитической функции данная категория требует следующих оговорок: вопервых, «идентичность» - это отношение, а не свойство25, вовторых, этническая идентичность – одна из идентификационных возможностей индивида, проявляющаяся в определенных условиях.

Мы придерживаемся позиции, что идентичность может быть присуща только индивидам, и термин «коллективная идентичность» нами дальше по тексту используется исключительно как инструментальная категория, описывающая доминирующую (в большей или меньшей степени) в данной группе идентичность, разделяемую большинством членов этой группы через отношение солидарности.

Опираясь на перечисленные выше особенности, для дальнейшего исследования понимания этничности возможно принятие последней как особого переживания идентичности и групповой солидарности, формирующегося и проявляющегося в форме сравнения «нас» с «не-нами» в ходе межгруппового взаимодействия в этнокультурном пространстве и обладающего в ряде случаев свойствами социального института.

Выделенная выше особость проявляется в выполнении ряда существенных (возможно, инструментальных) функций на индивидуально-личностном и групповом уровнях. К данным функциям относятся следующие:

1. Регулятивная функция. Для каждого члена социальной общности этничность, опосредуя институциональные нормы, выступает регулятором социального поведения. Этничность регулирует межличностные и межгрупповые отношения на основе традиций, обычаев, общепризнанных (в группе) устойчивых ценностей.

Barth F. Introduction// Ethnic Groups and Boundaries: The Social Organization of Culture Difference/ Ed. by F.Barth. – Bergen; Oslo;

Londan,1969.

2. Информационно-символическая функция. Этничность, формируя единую символическую среду, выступает в качестве информационного фильтра. Этничность, в известном смысле, упорядочивает и систематизирует входящую разнообразную информацию, «просеивая» ее с точки зрения общепринятых культурных ценностей, идеалов, символов.

удовлетворению присущей человеку потребности в определенной психологической устойчивости и определенности. Актуализация этничности, по мнению З.Сикевич, «есть защитная реакция психики на унифицированность или нестабильность социальной среды…Этничность консервативна, и в кризисной, конфликтной ситуации человек стремится укрыться в ней как в материнском лоне»26. С этим можно согласиться, так как этничность противодействует социальной фрустрации и аномии, что подтверждается ростом национальных движений в период социальных кризисов и политических катаклизмов.

обстоятельствах этничность выступает мобилизационным фактором, становится инструментом для достижения определенных экономических, политических и иных целей.

Особую роль при этом играют этнические лидеры, «этнические предприниматели», способные консолидировать вокруг себя этническую элиту, и, используя механизмы трансляции этнических ценностей, возглавить национальные движения.

5. Мотивационная функция. В процессе мобилизации этничность может мотивировать разные направленности сознания и поведения как на групповом, так и на личностном уровне. В этом случае социальная реальность, действующие институты, ценности соответствия/несоответствия этнонациональным интересам общности. Здесь этничность выступает в качестве критерия оценки социальных, политических, экономических действий, подкрепляющих или, наоборот, унижающих этническое достоинство.

Основываясь на рассмотренных выше особых функциях и понимании этничности как некоего социального (символически Сикевич З.В. Указ. соч. С.24-43.

институционализации этничности.

В самом общем виде содержание любого института состоит из «определенного набора целесообразно ориентированных стандартов поведения определенных лиц в определенных ситуациях»27. В принципе, также трактует понятие и зарубежная социология, рассматривая его в «контексте долговременных и регулярных социальных практик» как «установленные образцы поведения»28.

Все эти стандарты, нормы и образцы поведения интериоризируются индивидом в ходе социализации и инкультурации в процессе усвоения элементов культуры, которая является одной из характеристик этничности.

Этническая самоидентификация свидетельствует о том, что член этнической группы готов солидаризироваться с ценностями данной культуры. В процессе межличностного взаимодействия происходит усвоение на индивидуально-личностном уровне определенной совокупности потребностей, идеалов, мотивов деятельности, т.е. происходит институционализация. В период актуализации этничности (этнической мобилизации) этнообусловленные социальные нормы и предписания становятся важным регулятором поведения людей, а этничность в культурносимволическом смысле образует ценностно-нормативное ядро социальной интеграции и контроля, таким образом, полноценно реализуя свою регулятивную функцию.

Этничность все чаще становится «базовой» (ведущей) ценностью, что способствует актуализации этнических неравенств. Этническое неравенство само по себе присутствует в любом этническом пространстве, так как этнические группы, так же, как и социальные, образуют некоторую определенную иерархию – «этническое большинство» и «этническое меньшинство».

Институционализация этничности происходит в процессе ее символического (вос)производства в системе социальных отношений. Процесс воспроизводства этничности Социология / Под ред. Г.В.Осипова. М., 1995. С.206.

Eisenstadt S.N. Social Institution: Comparative study // Sills D.L. (ed.) International Encyclopedia of Social Sciences. Macmillan and Free Press, vol.14. N.Y., 1968.

проходит на двух уровнях: на недискурсивном (телесном, артефактном) и дискурсивном.

На недискурсивном уровне мы сталкиваемся с визуальными, аудиальными и тактильными образами. На этом уровне ведущую роль играют знаки групповой идентичности (национальные одежды, национальная кухня, архитектура, стилистика и ритмика речи). Здесь функцию символа, вокруг которого происходит кристаллизация этничности, а при необходимости и этническая мобилизация, могут выполнять различные знаки. К ним может азербайджанцев), одежда (платки для женщин-мусульманок во Франции), письменность, имена людей.

На дискурсивном уровне процесс воспроизводства закреплен в нарративах. Это, прежде всего, повествования, обеспечивающие трансляцию определенного опыта и обозначаемые рядом исследователей как «коллективная память»29. Здесь коллективная память выступает как метафора.

По меткому замечанию В.Малахова, «сколь бы неудобным это не прозвучало, но «общее прошлое» невозможно без специфических (индустриальных) обществах этот процесс отдан масс-медиа, в отличие от традиционных обществ, где передача традиций осуществлялась устным способом.

1.2. Социально-этнические миграционные сообщества.

Концепции исследований этнокультурных меньшинств Проблема этнических меньшинств актуализируется во всем мире. В России она связана с ростом этнического самосознания, ростом национальных движений, увеличением миграционных потоков. На постсоветском пространстве эта проблема воспринималась остро еще из-за того, что распад Советского Союза привел к появлению реальных государственных границ и для многих людей оказался открытым вопрос: гражданами какого государства они должны стать, т.е. будут они иммигрантами, Малахов В. Символическое производство этничности и конфликт //Язык и этнический конфликт. М., Московский центр Карнеги.2001.С.115- временными жителями или меньшинствами в государствах, в которых они живут.

В науке, правоохранительной и законодательной практике в настоящее время нет четких определений понятий «этнос», «народ», «национальное меньшинство», которые должны иметь вполне определенный политический и социальный смысл.

Основным критерием определения этнических меньшинств, как правило, на уровне федеральной и региональной политики является чисто количественные характеристики, позволяющие определить типы групп, которые в международной правовой или социальной практике могут быть отнесены к этническим меньшинствам.

С точки зрения Л.М. Дробижевой, понятие «этническое меньшинство» не чисто демографическое, оно несет в себе и определенную социально-психологическую нагрузку. В самом деле, для того, чтобы группа самоидентифицировалась как меньшинство, она должна ощущать свое недоминирующее положение или дискриминацию»30. К этническим меньшинствам, с ее точки зрения, относят группы, «во-первых, численно меньшие, чем этническое большинство в государстве, во-вторых, находящиеся в недоминирующем положении, в-третьих, обладающие этнокультурной спецификой и желающие сохранить ее. Они могут быть частью этнонации, проживающей за пределами основной территории самоопределения последней;

могут быть группой, сохраняющей свою идентичность народа, разбросанного по многим странам и не имеющего своего государства (цыгане, курды и т.д.); могут быть народом территории внутренней колонизации; наконец, группой, обосновавшейся на постоянное место жительства граждан – в прошлом иммигрантов (немцы в Поволжье, испанцы в России и т.д.)»31.

В отношении этнических групп, являющихся диаспорами, международные документы не предусматривают права на территориальную автономию, а гарантируют, главным образом, их защиту от политической и культурной дискриминации. Часто это Дробижева Л.М. Теоретические вопросы этничности.//Методические материалы сессии «Этносоциология. Социология конфликтов». М., РУДН.,2004.С.33.

Дробижева Л.М. Там же. С.34.

приводит к конфликтам, связанным с тем, что в результате распада Советского Союза значительные группы автохтонного нетитульного населения рассматриваются именно в качестве меньшинств, не принимая формул партнерства (Украина, Литва).

В настоящее время в законодательстве субъектов Федерации используются дефиниции, зафиксированные в Конституции Российской Федерации (национальные меньшинства, коренные малочисленные народы, малочисленные этнические общности) и в федеральных законах (малочисленные народы, коренные (аборигенные) народы, малочисленные народы Севера, коренные малочисленные народы Севера (Крайнего Севера), национальные группы и общности, этнические общности, малочисленные этнические общности Севера, культурноэтнические общности).

Кроме того, по данным Центра региональных и законодательстве субъектов встречаются определения, не используемые на федеральном уровне: этнические меньшинства (Татария, Хакасия), этнодисперсные меньшинства (Томская область), коренные национальные меньшинства (Бурятия), национальные общности (Свердловская область), малочисленные национальные общности (Красноярский край), малочисленные этносы (Якутия), коренная нация (Калмыкия), коренные народы данного региона (Кабардино-Балкария, Калмыкия, Татария, Хакасия, Алтайский, Приморский края, Свердловская область), коренной этнос (Хакасия), титульный коренной народ (Карелия), коренное население территории (Дагестан, Хакасия, Иркутская, Томская области), этнические группы (Коми, Дагестан, Якутия), этнические общины (Адыгея), этноконфессиональные и этнокультурные группы (Бурятия). Такое разнообразие дефиниций в регионах – результат не только учета местных особенностей, но и отсутствия внятной регламентации понятийного аппарата в федеральном законодательстве.

На наш взгляд, термин «коренные» (жители) нередко трактуется как право на дополнительные преимущества на данной территории, что воспринимается как нарушение Мукомель В.И. Кого относить к этническим меньшинствам.// Сайт Центра www.minorities.seprs.indem.ru гражданских прав всеми другими национальностями. Так Л.М.

Дробижева, проанализировав практику использования термина «коренной», приходит к выводу, что в настоящее время политики и ученые стараются как можно реже или вовсе не употреблять данный термин, используя с их точки зрения синонимичное «титульные (нетитульные) национальности»33.

В.Мукомелем предложена расширительная трактовка понятия “национального меньшинства”, к которому отнесены представители этнических групп, это:

- постоянно или преимущественно проживающие в инонациональной среде субъекта РФ и не относящиеся к титульному народу данного субъекта;

- численно находящиеся в меньшинстве на территории данного субъекта;

- имеющие гражданство РФ;

- признающие себя национальным меньшинством;

- не относящиеся, в соответствии с федеральным законодательством, к коренным малочисленным народам.

В соответствии с данными критериями эта трактовка распространяется на все народы, проживающие вне “своих” национально-территориальных образований, включая русских, находящихся в меньшинстве на территории данного субъекта Федерации.

В международной правоприменительной практике существуют несколько попыток классификации меньшинств, основанных на ситуации, в которой они находятся. За основу могут браться исторические особенности образования групп меньшинств34, концептуальные различия между «корпоративными» и «коммунальными» объектами и субъектами международного права (соотношение между понятиями «государство», «нация», «коренной народ», «меньшинство» и т.д.) либо географические особенности существования меньшинств на разных континентах вместе с историческими закономерностями их возникновения. Также существуют и типологии, основанные на Дробижева Л.М. Теоретические вопросы этничности.//Методические материалы сессии «Этносоциология. Социология конфликтов».М., РУДН.,2004.С.33.

Eide A. Protection of Minorities: Second Progress Report (UN Doc.

E/CN.4/Sub.2/1992/37); Heckmann F. Towards The Development of a Typology of Minorities// Minorities: Community and Identity. – Berlin etc., 1983.РР.9-23.

способе включения меньшинства в население страны либо на основе политических ориентаций большинства и меньшинства35.

Для целей данной работы наиболее приемлемым видится применение классификации, предложенной А.Эйде, директором Норвежского института по правам человека, в Специальном Докладе Подкомиссии ООН по защите меньшинств36. А.Эйде отмечает, что многие проблемы связаны с политикой, избираемой группами большинства и меньшинства, а также с политикой правительств. А.Эйде подвергает сомнению элемент определения меньшинства через меньшую, по сравнению с населением государства, численность. Такие группы должны иметь преференции защиты до тех пор, пока они, благодаря своей численности, не получат возможность влиять на демократический процесс принятия решений в обществе. Однако эти группы, являясь меньшинством в населении страны, могут составлять большинство в определенных ее частях, где они сами иногда проводят репрессивную и/или дискриминационную политику. Эта проблема особенно серьезна в регионах (республиках), имеющих определенную степень автономии внутри данного государства.

Далее А.Эйде разделяет меньшинства на четыре группы:

группы, обосновавшиеся на постоянное жительство; недавних мигрантов; компактно и дисперсно проживающие группы меньшинств; группы, отличающиеся в определенном смысле от остального населения (в отношении религии, языка, этнической или культурной идентичности).

Ф.Хекман, основываясь на исторических особенностях возникновения меньшинств, предложил следующее политическое понимание этнокультурного меньшинства:

«Гетерогенные (в отношении социальной структуры) группы, проживающие в результате возникновения буржуазной нации, изменений государственных границ либо конфликтов между нациями-государствами на территории иного по отношению к их национальной идентичности культуре и истории государства. В качестве граждан они лишены определенных гражданских прав… и часто подвергаются сильному ассимиляционному давлению. Их Smith M.G. Some problems with a minority concepts and solution // Ethnic and Racial Studies.-V.10, №4. 1987. pp.341-362;

Eide A. Protection of Minorities: Second Progress Report (UN Doc.

E/CN.4/Sub.2/1992/37) политической целью является присоединение к тому государству, которому они принадлежат в терминах их культурной идентичности и которое поддерживает их экономические интересы»37.

Особенностью данного понимания «меньшинства» является включение в определение политической цели. Однако его недостатком, на наш взгляд, является ограничение применения из-за привязки к группам, разделенным государственной границей, поскольку это в разных политических условиях будет приводить к разным толкованиям меньшинства: в одних государствах (регионах) они будут «объявлены» иммигрантскими группами, в других – национальными меньшинствами, что, в свою очередь, ведет к совершенно разным правоприменительным практикам.

Но, в тоже время, категория «граница» позволяет нам применить это определение и к диаспоре. Е.Шаин определяет диаспору как людей с общим происхождением, которые проживают на относительно постоянной основе за пределами своей этнорелигиозной родины (отечества), будь они реальными или символическими38. Однако трактовка термина «диаспора»

предполагает более широкие коннотации, ибо часто члены диаспоры себя таковыми не ощущают, а их идентичность часто связана с другими социальными коалициями: принадлежностью к государству проживания, профессиональной идентичностью и т.д.

Диаспора представляется скорее ситуативной характеристикой, определяющей некоторую социально-экономическую, часто политическую, структурную компоненту современного (индустриального) государства.

На наш взгляд, принципиальным является замечание Л.М.

Дробижевой, в котором она относит к этническим меньшинствам группы, испытывающие недоминирующее положение или дискриминируемые. Так, например, этнические группы, исторически проживающие на той или иной территории, не воспринимаются большинством как меньшинство и по отношению к ним не проводятся (применяются) дискриминационные практики.

Они воспринимаются как «наши», «свои», «такие же, как мы»

Heckmann F. Towards The Development of a Typology of Minorities// Minorities: Community and Identity. – Berlin etc., 1983.pp. Shain Y. The Frontier of Loyalty: Political Exiles in the Age of the NationState. Middletown, Conn., Wesleyan University Press. 1989.

(калмыки, татары, башкиры в Саратовской области). Фактически, это группы, находящиеся на высоком уровне интеграции с титульным населением. Уровень толерантности к этим группам достаточно высок, вероятность межэтнических конфликтов практически равна нулю. В отношениях данных групп и титульного населения формируемые социальные образы друг друга имеют безоценочный или нейтрально-эмоциональный характер, а социальные взаимодействия между ними значительно упрощены, стали достаточно предсказуемыми и бесконфликтными.

Также есть этнические группы, исторически недавно прибывшие на рассматриваемые территории. Их на уровне повседневных практик рассматривают как «пришлых», «мигрантов», «инородное тело». Именно они находятся на острие ксенофобских настроений в России (азербайджанцы, армяне, дагестанцы, таджики). По отношению к этим группам чрезвычайно высок уровень интолерантности, связи с этими группами характеризуются высокой напряженностью, ожиданием негативных последствий.

Исходя из этого, для целей исследования дефиницию «этнические группы» будем рассматривать как две составные части. Первое – это коренные этнические меньшинства, исторически проживающие на рассматриваемой территории.

Второе – миграционные этнические меньшинства, то есть являющиеся малыми этнические группы, прибывшие на рассматриваемую территорию со свой исторической родины либо иной территории (страны) исхода. Вторая группа характеризуется, на наш взгляд, следующими критериями:

- находящиеся в численном меньшинстве на данной территории;

- идентифицирующие себя с этнической группой, не являющейся титульной в данном субъекте;

- исторически недавно прибывшие на территорию данного субъекта;

инокультурной среде субъекта;

- признающие себя этнокультурным меньшинством, стремящимся к сохранению своих культурных обычаев, традиций, этнокультурной специфики.

исследования в современных условиях, в основном, являются мигрантские этнические группы, которые, по сути, распределенными на территории субъекта, исторически недавно прибывшие на территорию данного субъекта, в той или иной форме стремящиеся к интеграции с доминирующим большинством.

На рубеже XXI века пространство политических и социокультурных институций претерпело существенные изменения. В терминологию политики на равноправных основаниях с такими категориями как «государство», «класс», «раса», «страна», «этническое меньшинство» полноправно вступила «диаспора».

В условиях глобализации, когда складывается новая картина мира, связанная с превращением планеты в единый социокультурный организм, на первое место выходит проблема, связанная с новой организацией социальных сообществ.

«Доминировавшая еще до недавнего времени форма раздельнокомпактного проживания социокультурных общностей меняется на дисперсную («диаспоральную») организацию человеческих сообществ»39.

В подобных условиях учеными-обществоведами признаётся, что «нация-государство» – анахронизм, устойчивость культур – иллюзия. Подобные заключения форсировали исследования этнических, конфессиональных и других меньшинств. В современных условиях термин «диаспора» стал использоваться в столь широких коннотациях, что использование его как аналитической категории выглядит, по крайней мере, затруднительно. Отсутствие однозначного толкования данного термина, его концептуальная размытость, вынудили нас провести тщательный анализ основных существующих теорий диаспоральности. Ключевым в этом анализе является вопрос о том, какие характеристики и их качества должны быть присущи социальной группе, чтобы к ней можно было применить термин «диаспора» с вытекающими отсюда исследовательскими выводами.

Никитин В.А. К понятию диаспоры. М.,1997.С.110.

Также как и с определением «этнического меньшинства», здесь есть существенные противоречия. Ряд исследователей, например Жерар Шальян и Жан Пьер Раго, считают, что необходимо проводить различие между диаспорами и коренными, а также иммигрантскими общинами40. Однако, описывая черты «классической» диаспоры (на примере еврейской), они фактически описывают этнокультурное меньшинство. Ключевым пунктом здесь выступает недобровольность рассеяния (война, катаклизмы и т.д.). К наиболее существенным характеристикам диаспоры, по их мнению, относятся:

1. Массовое недобровольное рассеяние этнической (конфессиональной) группы, ускоренное природными или социальными катаклизмами;

2. Значимая коллективная память, посредством которой сохраняется знание о причинах переселения группы и о ее особом культурном наследии (в широком понимании);

3. Стремление группы сохранить себя в качестве меньшинства, передавая это наследие «от отца к сыну».

4. Сохранение ориентированной вовне коллективной идентичности после проживания в принимающей стране на протяжении жизни нескольких поколений.

У.Сафран41 в своей работе критически осмысляет эти положения и выделяет шесть основных характеристик классической диаспоры:

1. Рассеяние из единого центра в две или более «периферийных» области или иностранных региона. Члены диаспоры или их предки были вынуждены покинуть страну (регион) своего первоначального проживания и некомпактно (как правило, относительно небольшими частями) переселиться в другие места.

2. Коллективная память о стране происхождения и ее мифологизация. Члены диаспоры сохраняют коллективную память, видение или миф о своей первоначальной стране исхода, ее географическом положении, истории и достижениях.

Chaliand G., Rageau J.-P. The Penguin Atlas of Diasporas. N.Y., Penguin, 1997.

Safran W. Comparing diasporas: A review Essay. Diaspora,№ 8(3),1999. РР.

255- 3. Ощущение своей чужеродности в принимающей стране.

Члены диаспоры полагают, что они не являются «своими» и не могут быть полностью приняты обществом этой страны, и, следовательно, чувствуют себя отчужденно и изолированно.

4. Стремление к возвращению или миф о возвращении.

Члены диаспоры считают страну исхода своим родным и идеальным домом, тем местом, куда они или их потомки в конечном итоге вернутся, когда условия будут подходящими.

5. Помощь исторической родине. Члены диаспоры преданы идее всемерной поддержки (или восстановления) страны исхода и полагают, что им следует сообща взяться за это и тем самым обеспечить ее безопасность и процветание.

происхождения и базирующееся на этом чувство групповой сплоченности.

Центральной осью в концепции У.Сафрана является отношение к стране исхода, причем особого внимания заслуживают связи по линии «страна исхода – страна переселения – диаспора». Эти триангуляционные отношения интерпретируются учеными как «оперативный аспект» мифа о стране исхода и служат в качестве стабилизатора групповой идентичности.

Однако данные тезисы вызывают необходимость критично взглянуть на этот социальный конструкт. Особенно критикуются последние три тезиса У.Сафрана. Нельзя не согласиться с мнением Дж.Клиффорда42, что большая часть исторического опыта евреев не соответствует мифу о возвращении и стремлении евреев поддерживать страну исхода. Дж.Клиффорд полагает, что миф о возвращении может служить лишь средством, неким ресурсом для упорядочения самосознания и упрочения солидарности, когда религия уже не способна полноценно выполнять эту функцию, а также когда связи с общинами ослабевают и диаспора напугана дезинтеграцией. Наличие чувства групповой солидарности также весьма сомнительно, особенно когда речь идет о политических, экономических и прочих подобных интересах.

Clifford J.Diasporas. In: Cultural Anthropology 9(3): American Anthropological Association. 1994.P.302- Несколько отличный взгляд на суть диаспоры предлагает А.Ашкенази43, который следующим образом определяет шесть основных стратегий диаспоры, на примере еврейской:

1. Подвижность. Многие члены сообщества (как добровольно, так и вынужденно) всегда имели и использовали возможность географической смены политической единицы, в частности, переселяясь из одной страны в другую, т.е. из одной общины в другую.

2. Сети коммуникаций. Для того чтобы оставаться живой, активно функционирующей диаспорой, были необходимы действующие коммуникационные сети между различными общинами. Причем отличительной чертой еврейской диаспоры, коммуникационных центрах соответствующей политической единицы, будь то нынешний Нью-Йорк или античный Рим. Это позволяло не только поддерживать контакты между общинами, но и иметь определенный вес и влияние в принимающей стране, что, в принципе, было не характерно для позиции обычного этнического меньшинства.

3. Интуитивный коммуникационный код. Имеется ввиду цельность культурного коммуникативного кода с собственной символикой, который одинаковым образом читается всеми членами диаспоры, понимается и ощущается ими. Идея единства и общей исторической судьбы передавалась из поколения в поколение удивительно успешно, невзирая на всевозможные географические, социальные и временные препятствия.

4. Имманентный политический конформизм. Имеется ввиду способность быть полезным для принимающего государства. Преимущества наличия тесных связей и организаций по всему миру предлагались соответствующим правителям или правительствам, как правило, в важнейшем центре сосредоточения власти того или иного государства.

Одновременно имел место недостаток собственной как этнической, так и религиозной претензии на власть. Кроме того, общины могли успешно функционировать лишь в государствах, Ashkenazi A. Identitftsbewahrung, Acculturation und die Enttauschung in der Diaspora. In: M.Dabag und K.Platt (Hg.): Identitat in der Freme.

Bochum.1993.Р.106-116.

мультирелигиозный универсализм (например, Российская или Османская, Римская, Габсбургская империи). В настоящем в данную категорию попадают страны, которые считаются иммигрантскими или изначально полиэтничными (например, США, Великобритания, Россия).

5. Низкое демографическое представительство.

Диаспора, которая становится численно доминирующей, укрепляется и становится способной контролировать определенный географический регион, что обычно приводит к потере связи со страной исхода. В ней наблюдаются активные процессы ассимиляции или, по крайней мере, симбиоз своей и чужой культуры. Однако на практике такого практически не происходит. Как правило, диаспоры расширяются лишь до некоторого предела, после которого принимающая сторона начинает говорить об «угрозе демографического наводнения».

6. Связующий миф, который выражается в сильном тяготении к стране исхода. По мнению А.Ашкенази, миф лишен всякого прагматического содержания и никогда не представлял какой-либо опасности для доминирующего населения и его правительства, однако всегда являлся одной из важнейших характеристик диаспоры. Чаще всего именно еврейскими и армянскими диаспорами явно подчеркивается и даже сакрализируется идея необходимости возвращения.

Другая концепция диаспоры, предложенная Х.Тололяном44, концентрирует внимание на следующих элементах, в которых, по мнению автора, отражена суть феномена диаспоры:

1. Диаспора формируется вследствие принуждения к выселению; в результате этого за пределами страны происхождения оказываются большие группы людей или даже целые общины (например, вывоз людей в процессе работорговли). Одновременно может идти добровольная эмиграция индивидов и малых групп (например, под влиянием экономической мотивации), что также приводит к возникновению анклавов в принимающей стране.

2. Основа диаспоры – сообщество, которое уже обладает ясно очерченной идентичностью, сформированной в стране Tololyan K. 1996: Rethinking Diaspora(s): Stateless Power in the Transnational Moment. Diaspora 5: 1, Р.3-35. По: Попков В. Феномен этнических диаспор. М.: ИС РАН. 2003. С. исхода. Речь идет о сохранении и непрерывном развитии первоначальной и «единственно верной» идентичности, несмотря на возможность появления новых форм самоидентификации.

3. Диаспорной общиной активно поддерживается коллективная память, которая является основополагающим элементом ее самосознания. В случае с еврейской диаспорой коллективная память воплощена в текстах Ветхого Завета. Такие тексты или напоминания могут впоследствии стать ментальными конструкциями, служащими для сохранения цельности и «чистоты» идентичности.

4. Как и другие этнические группы общины диаспоры сохраняют свои этнокультурные границы. Это происходит либо по собственной воле, либо под давлением населения принимающей страны, которое не хочет ассимилировать их, либо благодаря тому и другому.

5. Общины заботятся о поддержании связей друг с другом. Такие связи часто носят институализированный характер.

Взаимодействие, включающее переселение и культурный обмен между первичными общинами, ведет, в свою очередь, к постепенному зарождению вторичных и третичных диаспор.

Члены сообщества продолжают воспринимать себя как семью и, в конечном итоге, если концепция исхода перекрывается национальной идеей, рассматривают себя как единую нацию, рассеянную по различным государствам.

6. Общины стремятся к контактам со страной исхода.

Недостаток в подобных контактах компенсируется общеразделяемой лояльностью и сохранением веры в мифическую идею возвращения.

Вне всякого сомнения, приведенные выше описания диаспор не содержат в себе полного перечня критериев, определяющих их классический тип. Очевидно, что у науки нет четкого определения, по которому можно классифицировать этнические рассеяния. Необходимо учитывать, что диаспора – активное динамическое явление, в рамках которого речь следует вести о трансформациях самой диаспоры, которая, сохраняя себя, вынуждена постоянно изменяться в ответ на внешние и внутренние воздействия.

По мнению А.Бра45, для того чтобы интегрироваться в принимающее сообщество и сформировать диаспорную идентичность посредством активизации коллективной памяти и соответствующих традиций, необходим значительный промежуток времени. Только по истечении десятилетий будет ясно, какие этнические группы, считающие себя сегодня диаспорами, смогут действительно сохранить такую же коллективную идентичность, которая сохраняется в классических диаспорах.

1.3. К понятию «миграционных этнических сообществ»

Относительно недавние волны трудовых миграций в промышленно развитые страны породили новое явление, заставляя исследователей говорить о феномене миграционных сообществ. До недавнего времени социология обходила стороной вопросы диаспоризации сообществ мигрантов, пока этот вопрос не встал особенно остро. С точки зрения классических подходов к диаспорам этнические образования, не входящие в клуб «классики» (армяне, евреи, цыгане), являлись «всего лишь»

этническими группами или меньшинствами. Нельзя не согласиться с мнением В.Попкова46, что данная позиция в исследованиях неоправданно упрощала проблему, предопределяя направление дальнейшего анализа таких групп, в основном, в рамках миграционных теорий, не учитывая наличия различных видов транснациональных сообществ мигрантов.

Основываясь на этом, большинство современных исследователей стали под диаспорой понимать любое этническое рассеяние, даже если оно не отвечает критериям классической диаспоры.

Отказ от «классической» интерпретации понятия диаспора, как следствие, привел к более широкому толкованию термина «диаспора», которую в современной литературе стали называть «новой» или «современной»47.

Brah A. Cartographies of Diaspora: Contesting identities. London and New York.1996.

Попков В. Феномен этнических диаспор. М.: ИС РАН. 2003. С. Abella M. (ed.) Turning points in labor migration. Special issue. Asian and Pacific Migration Journal 3(1).1994; Van Hear N. New diasporas. He mass exodus, dispersal and regrouping of migrant communities. London.1998;

Мукомель В., Паин Э. (ред.) Новые диаспоры. Государственная политика Однако новый термин, призванный первоначально расширить классическое определение диаспоры, стал, скорее, его противовесом и неминуемо осложнил теоретическое осмысление данного феномена. Остались открытыми вопросы о том, с какого момента можно считать, что этническая группа уже «превратилась» в диаспору? Возможна ли обратная трансформация? При каких условиях происходит данный процесс? Все эти и другие вопросы в сущности сводятся к поиску критериев, определяющих диаспору и имеющих четкие теоретические и методологические ориентиры.

исследуемое явление наложения друг на друга социальных, экономических, этнических и политических пространств, вследствие чего стало возможным возникновение и существование глобальных этнических анклавов, пересекающих границы культур и государств.

В этой связи интересную позицию предлагает В.Тишков, подчеркивая, что диаспора является политическим явлением.

Особое внимание в этом подходе акцентируется на понятии «родина» или «историческая родина». Принимая во внимание условность дефиниции «историческая родина», В.Тишков определяет ее как регион или страну, «где сформировался историко-культурный облик диаспорной группы и где продолжает жить основной культурно схожий с ней массив». Он понимает диаспору как людей, которые сами или их предки «были рассеяны из особого «изначального центра» в другой или другие периферийные или зарубежные регионы»48.

Основой, на которой возникает феномен диаспоры, В.Тишков считает историю группы и ее культурную отличительность. При этом указанные признаки являются необходимыми, но не достаточными, чтобы считать какое-то объединение людей диаспорой. Однако, если данные характеристики отсутствуют, то нельзя вести речь о диаспоре.

Принимая это во внимание, он полагает, что «диаспора – это культурно отличительная общность на основе представления об по отношению к соотечественникам и национальным меньшинствам.

«Диполь-Т», М.,2002.

Тишков В. Исторический феномен диаспоры.//Этнографическое обозрение №2,2000. С.43-63.

общей родине и выстраиваемых на этой основе коллективной связи, групповой солидарности и демонстрируемого отношения к родине»49. Подчеркивая, что диаспора является политическим явлением, автор считает, что диаспору следует понимать как результат личного выбора и сложившейся ситуации. Можно сказать, что «диаспора – это стиль жизненного поведения, а не жесткая демографическая и, тем более, этническая реальность…»50.

В своей работе «Увлечение диаспорой» В.Тишков разворачивает определение диаспоры как феномена. «Изучаемый феномен не есть статико-демографические или этнокультурные группы, а, прежде всего, конкретные ситуации и стиль поведения части мигрантских и других сообществ или политических сил, действующих от имени данных (не обязательно в их «грубой реальности») социальных коалиций»51. В указанной работе автор предлагает рассматривать диаспоральную деятельность также в аспекте вызова существующим государственным институтам, основанным на базовых принципах гражданства и лояльности со стороны тех, кто проживает в очерченном государством пространстве. По мнению В.Тишкова, диаспоры подвергают эрозии этот давний принцип мироустройства, а сами государства с внешними диаспорами вынуждены менять свои подходы к институту гражданства52.

Позиция Е.Шаина53 во многих моментах согласуется с рассуждениями В.Тишкова. Е.Шаин также склонен к пониманию того, что в явлении диаспоры доминирует, в основном, политическая составляющая, и поэтому предлагает понятие политической диаспоры. Политическая диаспора определяется как группа людей общего этнического происхождения, проживающих за пределами захваченной или независимой территории страны своего происхождения54. Важным моментом Тишков В. Указ. соч. С.50.

Там же.С.50.

Тишков В. Увлечение диаспорой. О политических смыслах диаспорального дискурса. // Диаспора.№2.2003.С.160.

Там же. С. Shain Y. Democrats and Secessionists: US Diasporas as regime Destabilizes. In: International Migration and Security. (ed.) by Miron Weiner.

Boulder, San Francisko, Oxford. 1993. Р. 287-322.

Там же. С.289.

здесь является идея границы, поскольку диаспорами могут считаться только те этнические рассеяния, которые находятся за пределами государства/территории исхода.

Члены политической диаспоры могут периодически мобилизовываться национальными лидерами и движениями как внутри, так и вне страны своего проживания и происхождения, а также примыкать к какой-либо акции или же группе, выражая этим самым свою лояльность данному лидеру или движению. Причем, природа и диапазон вовлеченности диаспор в дела страны исхода зависит в большей степени от размера и многообразия диаспорных общин. Но обычно бывает очень трудно узнать размер диаспоры, ее состав, размещение и, особенно, ее предрасположенность вникать в политику страны исхода.

Для получения более полной картины диаспоры следует принимать во внимание все многообразие волн миграции, степень ассимиляции и особенности процессов изменения идентичности в стране проживания, а также политику миграции в стране происхождения. Особенно важны процессы трансформации идентичности, поскольку вовлеченность членов диаспоры в политику страны исхода является, в основном, результатом ее постоянного изменения. Идентичность постоянно находится в процессе движения, на нее воздействуют множество различных факторов, определяющих в итоге круг интересов и действия членов диаспоры. По мнению Е.Шаина, потенциальная возможность обвинения диаспор в двойной лояльности является рычагом, который либо страна исхода, либо страна проживания могут использовать для мотивации и принуждения политической активности в диаспоре.

В подходе М.Дабага и К.Платта55 ключевая роль отводится диаспоральной идентичности. Авторы предлагают рассматривать диаспору не как специфическую судьбоносную ситуацию, а как общественную модель, создающую идентичность, которая может предложить некие коллективные ориентиры и создать общественные институты. По мнению авторов, данная позиция приводит в своей основе к дискуссии о понимании идентичности.

Это вытекает из тезиса о том, что стиль диаспоры формируется Dabag M., Platt K. Diasoras und kollektive Gedachtnis. Zur konstruktion kollektiver Identitaten in der Diaspora. In M.Dabag und K.Platt (Hg.): Identitat in der Fremde. Bochum. 1993. P.P.117-145.

на основе взаимодействия традиций и современности, опыта и воспоминаний, а также взаимодействий историй, культур, языков и ориентаций трех акторов отношений: диаспоры, принимающей страны и страны исхода. Поскольку внутри принимающего общества группа, принадлежащая к диаспоре, всегда инородное тело, дальнейшее рассуждение должно идти об отдельных отличительных факторах, характерных для данной группы, которые отграничивают ее от общества в целом.

Важным для нашего исследования является подход Г.Шеффера56, в котором автор сосредоточивает свое внимание на построении стратегии взаимодействия диаспоры и страны поселения. По мнению автора, большинство диаспор выбирают наиболее предпочтительную и универсальную для них стратегию общины, которая является попыткой создать и сохранить тщательно разработанную сеть добровольных организаций, которые могут дополнять государственные организации в принимающей стране. Если в прошлом диаспоры стремились сконцентрироваться в политических и экономических центрах, то сейчас они распространены более широко по всей территории принимающей страны.

Термин «община диаспоры» выбран Г.Шеффером неслучайно, поскольку, по его мнению, стратегическое стремление большинства диаспор сфокусировано именно на общине, которая определяет сущность их организации и их деятельности. Общинные организации диаспор функционируют на уровне обеспечения деятельности внутри принимающей страны, на уровне зарубежной деятельности и в интересах страны исхода и других общин своей диаспоры.

На первом (внутреннем) уровне общинные организации диаспор рассматривают вопросы, имеющие отношение как к внутренним делам общины, так и к отношениям с политическими и экономическим властями и ведомствами принимающей страны.

На втором уровне рассматриваются те общинные функции, которые, главным образом, имеют отношение к стране исхода, и, в меньшей степени, имеют отношение к другим актерам, которые интересуются делами данной диаспоры. На каждом из этих Sheffer G. Ethnic Diasporas: A Threat to Their Hosts? In: International Migration and Security. (ed.) by Miron Weiner. Boulder, San Francisko, Oxford.

1993. Р. 263-286.

уровней функции диаспор разделяются на три широкие категории:

сохранение, защита и стимулирование развития общины.

Функция сохранения включает усилия членов диаспоры по увеличению капитала, которые совершаются через специальные организации или частных лиц; сюда же относятся управление и поддержка общественно-культурной деятельности среди множества общинных организаций, поддержка специальных воскресных школ, религиозных учреждений, исследовательских институтов, общественных центров и т.д. Функция сохранения включает денежные переводы, частные и коллективные взносы, другие типы односторонних переводов денежных ресурсов, а также различные политические и социальные обмены. Сюда же относится деятельность по координации социальных и политических акций.

Функция защиты осуществляется через локальные организации, созданные с целью обеспечения защиты членов общины диаспоры, когда это считается необходимым. К данной функции относится лоббирование различных структур с целью защиты экономических и политических интересов диаспоры.

Функция защиты включает также поддержку организации и проведение кампаний, направленных на создание благоприятной атмосферы как для страны исхода, так и для диаспоры в целом.

Функция стимулирования развития диаспоры содержит в себе три пересекающиеся категории: культурную, политическую и экономическую. Все три категории имеют дело с такими вопросами, как привлечение и вербовка новых членов, оказание моральной, политической и финансовой поддержки членам диаспоры. Большое значение имеет стимулирование идентичности членов диаспоры, улучшение имиджа диаспоры в принимающей стране и повышение интереса к стране исхода57.

Интересный подход к анализу явления диаспоры и новых сообществ мигрантов предпринял Р.Хеттлаге58. По мнению Р.Хеттлаге, важно не только то, что диаспоры через свои сети коммуникаций поддерживают тесные контакты со страной Sheffer G. Ethnic Diasporas: A Threat to Their Hosts? In: International Migration and Security. (ed.) by Miron Weiner. Boulder, San Francisko, Oxford.

1993.Р. 272.

Hettlage R. Diaspora: Umrisse zu einer soziogischen Teorie.In: M.Dabag und K.Platt (Hg.): Identitat in der Fremde. Bochum. 1993.P.P.75-105.

происхождения. Они заинтересованы в том, чтобы подорвать политику ассимиляции в странах проживания диаспорных общин.

Их цель не только политическая, но и лингвистическая, культурная, религиозная, экономическая. Поэтому, как только члены диаспоры становятся гражданами чужой страны, следует ожидать, что они будут предпринимать политическую активность, направленную на благо своих регионов происхождения. Автор также подчеркивает, что так называемая «третья партия», которой часто считается страна происхождения, обычно заинтересована в усилении диаспоры и тем самым поддерживает движение в сторону ее отграничения от общества страны проживания. Такое самоотграничение или самомаргинализация, поддерживаемые извне, могут быть просто выгодны геополитически, и тогда проблемы диаспоры будут стоять остро.

Как и многие другие исследователи, Р.Хеттлаге отмечает, что со стороны проживания диаспоры часто обвиняются в двойной лояльности. Причем чем слабее диаспора, тем меньше она подвержена риску однозначной позиции в сторону страны исхода в конфликте интересов между странами происхождения и проживания.

Важным аспектом, требующим обязательного учета в динамическом процессе взаимодействия диаспоры со странами исхода, является идентичность. По мнению Р.Хеттлаге, идентичность в чужой стране представляет собой процесс категоризации и оценки, который касается не только членов диаспоры, но и обществ исхода и проживания. Управление идентичностью означает способность усиливать, скрывать или манипулировать собственными этнорелигиозными признаками, чтобы создавать определенные впечатления, настроения и действия, которые должны приносить преимущества группе или минимизировать вред в ходе ее взаимодействия с другими группами. Другими словами, управление идентичностью направлено на то, чтобы защитить свои интересы и свой собственный стиль жизни. В случае диаспоры этот вопрос носит особенно сложный характер, поскольку стиль жизни и видение собственной группы постоянно находятся под вопросом. В этой связи ученый говорит о страхе декультуризации, свойственном всем трем акторам взаимодействия59.

Современные национальные государства в большинстве своем представляют собой гетерогенные государства и сложные общества, которые расслоены статусно, мировоззренчески и этнически. С одной стороны, всегда существует некая вероятность того, что ситуация диаспоры является неотъемлемой частью, свойственной таким системам. Поэтому, даже в том случае, если принимающему сообществу тяжело признать такое положение вещей, фактически оно вынуждено жить бок о бок с диаспорой.

Возникшие в этой связи фрагментация мировоззрения и мультиэтническая дифференциация приводят к ситуации, для которой характерно критическое рассмотрение (и сомнения) собственной идентичности, что вызывает страх декультурации. С другой стороны, возникает страх декультурации и в обществе исхода. Это становится возможным, если, например, как в случае с гастарбайтерами, наблюдается массовая реиммиграция.

Результатом реиммиграции становится культурное расщепление общества страны исхода, создается угроза идентичности населению, постоянно проживающему в стране исхода. В связи с этим оно развивает особую стратегию десолидаризации с диаспорой, направленную на поддержание собственных идентичностей. Бывшей группе, которая ранее принадлежала к общему целому, навязывается другая идентичность и проводится граница. Таким образом, диаспора становится «внешней группой»

в двойном смысле. Это означает, что, с одной стороны, она лишается поддержки изнутри, то есть со стороны страны исхода, а с другой стороны, извне (в стране поселения), где ей приписан статус диаспоры, согласно которому члены группы не принадлежат принимающему сообществу.

Положение диаспоры затруднительно еще и потому, что ее члены из страха диффузии идентичности и «культурного онемения» вынуждены развивать свою собственную идентичность (идентичность диаспоры). В этом случае диаспора, по мнению Hettlage R. Diaspora: Umrisse zu einer soziogischen Teorie.In: M.Dabag und K.Platt (Hg.): Identitat in der Fremde. Bochum. 1993.P.91.

автора, организуется и сохраняется как защитное объединение60.

Тогда реактивируется коллективная память и собственная история противопоставляется истории принимающего общества.

Интересная попытка рассмотреть диаспору, как предмет социологического анализа, предпринята Ж. Тощенко и Т.Чаптыковой61. В качестве ключевой функции диаспоры авторы выделяют сохранение этнического самосознания или четкое осознание принадлежности «своему» этносу. В основе этой функции лежит противопоставление «мы-они», которое определяет процессы идентичности членов диаспоры. Особо выделяются экономическая и политическая функции. Раскрывая экономическую функцию, авторы обращают внимание на то, что некоторые виды деятельности являются (или постепенно становятся) «специфичными» для представителей той или иной диаспоры. В случае с политическими функциями речь идет о лоббировании членами диаспоры дополнительных гарантий, прав, возможностей для своего этноса или диаспоры.

Все вышеприведенные подходы пытаются учитывать различные аспекты, определяющие феномен диаспоры. Следует отметить стремление диаспор к сохранению контактов со странами исхода и с общинами того же этнического происхождения, о чем говорят большинство исследователей.

Заслуживает пристального внимания тезис о наличии у диаспор социальных институтов и определенной организации диаспоры.

существование пространства диаспоры серьезно усложняет проблемы как принимающего сообщества, так и общества исхода.

Иначе говоря, «пространство диаспоры» включает в себя не только всю совокупность связанных генеалогий рассеяния, но и тех, кто «остается на месте». Таким образом, мы имеем дело с очевидными попытками диаспор основать трансгосударственные сети, объединяющие зарубежные общины между собой62.

Подводя итог проведенному анализу, можно сделать следующие выводы:

Hettlage R. Diaspora: Umrisse zu einer soziogischen Teorie.In: M.Dabag und K.Platt (Hg.): Identitat in der Fremde. Bochum. 1993. P.100.

Тощенко Ж., Чаптыкова Т. Диаспора как объект социологического исследования.//Социологические исследования. 1996, №12. С.33-42.

Попков В. Феномен этнических диаспор. М.: ИС РАН. 2003. С.40.

– диаспорное сообщество – сложный, многогранный социальный феномен, отличающийся высокой подвижностью своих границ;

– современная диаспора, по сути, это социальнополитическая форма организации этнического меньшинства, находящегося вне своей исторической (символической) родины, включающая в себя сеть диаспорных общин (первичных ячеек, структур) на конкретной территории;

– основная функция современной диаспоры – защита и (вос)производство этнокультурной идентичности ее членов, а также это одна из форм защиты коллективных прав членов диаспоры в современном мире;

– ключевым фактом, позволяющим приписывать свойство диаспор определенным этническим группам, живущим вне своей исторической (символической) родины, является наличие у членов данного сообщества диаспорной идентичности;

– диаспорная идентичность представляет собой процесс категоризации и оценки, который касается не только членов диаспоры, но и обществ исхода и проживания;

– диаспорной идентичностью является многогранная (или множественная) идентичность, которая обусловлена структурой диаспоры, отличается динамизмом и отражает региональные особенности. В качестве базовой идентичности, как связующего элемента многогранности, выступают основные элементы этнической идентичности страны исхода, приобретаемые с детства в процессе социализации;

– конструирование диаспорной идентичности означает способность усиливать, скрывать или манипулировать собственными этнорелигиозными признаками, чтобы создавать определенные впечатления, настроения и действия, которые должны приносить преимущества этнической группе или минимизировать вред в ходе ее взаимодействия с другими группами;

– диаспорная идентичность обеспечивает использование общинной стратегии вследствие возможности мобилизации, как по этническому признаку, так и по стране (территории) исхода. Это основание мобилизации более высокого уровня, чем, собственно, этническая идентичность, и/или кровнородственные отношения;

– в структурном плане диаспорная идентичность лежит в континууме между этнокультурной (индивидуальной) идентичностью и гражданской (политической) идентичностью и может вбирать в себя черты одного и другого.

– диаспорная идентичность, как система (взаимо)отношений, является ситуативной характеристикой и может проявляться в случаях, требующих ее актуализации;

– диаспорная идентичность индивидуума актуализируется в условиях ассимиляционного давления и угрозы потери собственной/групповой этнокультурной инаковости (идентичности), что, в свою очередь, может привести к потере символического и/или статусного капитала.

1.4. Стратегии межэтнического взаимодействия В основе построения адаптационных установок инокультурных мигрантов лежит понимание, что любой адаптационный процесс – это система взаимодействия общины и внешней среды. Наиболее отчетливо взаимопроникновение при адаптационных процессах наблюдается в культурном поле.

Происходят взаимозаимствования, приводящие к «медиане»

кросскультурных коммуникаций, появлению «новых» культур, симбиотически включенных в тело каждой из культур.

Мы придерживаемся точки зрения, что становление культур происходит в процессе отстаивания социальных традиций, и неоправданный нормативизм. Говоря иными словами, налицо излишне поспешная идентификация тех или иных групп, неспособность выяснить смысл культурной идентичности и пренебрежение к мнению экспертного сообщества со стороны политики.

Большинство специалистов, работающих с темой культуры и идентичности, приветствует и поддерживает борьбу за признание и движение за приобретение идентичности и «особости» в той мере, в какой они отождествляются с движениями за демократию, Tully James.Strange Multiplicity: Constitutionalism in an Age of Diversity.

Cambridge: Cambridge Univ.Press. 1993.

за большую социальную и политическую справедливость, культурную подвижность.

Однако для решения задач данного исследования мы отказываемся от понимания культуры как некоторого социального института. Под культурой нами понимается совокупность элементов человеческой деятельности по осмыслению и репрезентации, организации и интерпретации (действительности), которая раскалывается на части конфликтующими между собой нарративами64. Становление культур происходит через сложный диалог между ними, и не всегда мирный.

Современные люди могут выбрать, поддерживать ли им свои культурные традиции или разрушать их. В зрелых обществах инкорпорирование новых групп приведет, скорее всего, к гибридизации культурного наследия на обоих полюсах.

взаимозависимостей, ставящих нас в тупик и вызывающих недоумение. В подобных условиях претензии культур на сохранение своей особости можно реализовать только путем острых диалогов с представителями иных культур, что может иметь своим результатом не только лучшее знакомство и взаимное понимание, но также отчуждение и соперничество»65.

В процессе взаимодействия культур возникает дилемма, как на уровне отдельного индивида, так и на уровне общины.

Интегрируясь в сообщество, принять чужую культуру или отказаться и сохранить свою? Или принять чужую, сохраняя частично свою, либо отказаться от обоих?

При этом существует ряд объективных посылок, по мнению Сейлы Бенхабиб, с которыми мы полностью согласны и на основании которых строится дальнейшее рассмотрение стратегий взаимодействия между населением принимающим и инокультурным.

1. Притязания разных групп, выдвигаемые по поводу того или иного аспекта их культурной идентичности, соперничающих между собой в публичной сфере стран демократии, как правило, Бенхабиб Сейла. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эпоху. М.: Логос.2003. С.LII.

вплетены в типичные столкновения, возникающие по поводу распределения и признания.

2. Культура стала общеупотребительным синонимом идентичности, ее характерным и определяющим признаком.

3. Культура в современном обществе является знаком социальной дифференциации. Новым здесь является то, что сейчас группы, формирующиеся вокруг подобных знаков идентичности, требуют от государства и его органов правового признания и предоставления им ресурсов для сохранения и защиты своих культурных особенностей. Политика «признания идентичности» вовлекает государство в культурные войны (как правило, на чьей либо стороне…).

4. Изменилось понимание культуры. В период романтизма культура противопоставлялась цивилизации. В изложении, например, немецких романтиков, таких как Гердер, культура (Kultur) представляет собой общие ценности, смыслы, языковые знаки и символы народа, которые, в свою очередь, рассматриваются как единая и однородная общность. С такой точки зрения обретение культуры отдельным индивидом предполагает духовное погружение в ценности коллектива и воспитание через постижение этих ценностей. Цивилизация же, напротив, имеет отношение к материальным ценностям и порядкам, которые приняты сообществом людей и не отражают индивидуальности. Она приблизительно отражает буржуазный капиталистический мир. В 20-30-е г.г. ХХ века возникло беспокойство по поводу возможности существования культуры, особенно с появлением так называемой «массовой» культуры, приводящей к аномии. Массовая культура никого не воспитывает и не меняет; она не формирует душу, не выражает духа или коллективного гения народа. Это чистое развлечение, а, по памятному выражению Теодора Адорно, «развлечение есть предательство» (1947, 1969. РР. 128-158).

5. В настоящее время преобладает эгалитарное представление о культуре, берущее начало в социальной антропологии Бронислава Малиновского, Эдванса Притчарда, Маргарет Мид и Клода Леви-Стросса, критиковавших европоцентричное понимание культуры. Они рассматривали культуру как сумму социальных систем и порядков, связанных с наделением смыслом, репрезентацией и символизацией.

Предусматривается наличие автономной собственной логики, отдельной от и не сводимой к намерениям тех, в чьих действиях и поступках культура проявляется и воспроизводится.

Прежний контраст между культурой и цивилизацией, как и связанная с ним тревога по поводу массовой культуры, иногда вновь выходят на поверхность, но, чаще всего, общепринятый смысл автономии культуры связывается с понятием идентичности.

Однако отождествление духа народа с проявлениями его культурной самобытности сохраняет свое значение.

6. Будь то в политическом процессе или в государственной политике, в суде или средствах массовой информации, повсюду принято считать, что у каждой группы людей «имеется», своего рода, «культура» и что границы между этими группами и контуры их культур можно точно установить и относительно легко описать (с использованием антропологических, социологических, культурологических подходов). Помимо прочего, нам говорят, что такие культуры и культурные различия нужно сохранять и передавать по наследству. При этом одни (консерваторы, мультикультуралисты, например, Хантингтон «Столкновение цивилизаций») настаивают, что культуры нужно сохранять, чтобы держать группы по отдельности, так как смешение культур приведет к конфликту и нестабильности. Прогрессисты же, напротив, считают, что культуры нужно сохранять, чтобы избавиться от доминирования и вреда, связанного с неприятием и подавлением одних культур другими.

7. Нам представляется, что в основе подобных представлений, имеющих широкое хождение в «коридорах власти», как, впрочем, и в близких к ним академических кругах, имеются некоторые ошибочные эпистемологические посылки:

а) будто культуры представляют собой четко очерченные целостности;

б) будто культуры соответствуют группам населения, и возможно непротиворечивое описание культуры определенной группы людей;

в) будто, даже если культуры и группы не полностью соответствуют друг другу, если в рамках одной группы заключено больше одной группы и более одной группы могут иметь одни и те же культурные черты, это не представляет серьезной проблемы для политического процесса и государственной политики.

Основываясь на перечисленных выше семи посылках, можно разобрать четыре основных стратегии, предлагаемые инокультурному сообществу принимающим, автохтонным населением.

Стратегии кросскультурного взаимодействия, предлагаемые Культура мигрантского сообщества Как видно из таблицы, у общины есть четыре основных стратегических вектора:

Интеграция – стратегия, основанная на принятии культуры принимающего сообщества и сохранении основ своей культуры.

Данная стратегия является одной из наиболее предпочтительных, однако, как выше уже говорилось, диалог культур – это некоторое состязание, и построение некоторого мультикультурного сообщества в локале сопряжено с трудностями кросскультурной конкуренции.

Данная стратегия включает в себя два основных сценария ее реализации. Первый – «культурная мозаика», второй – «этнический компромисс».

Первый сценарий предполагает формирование таких правовых и/или культурных норм, при которых статус члена общества устанавливается на более универсальных основаниях, нежели принадлежность к конкретной этнической группе. Этот сценарий предусматривает формирование новых повседневных практик кросскультурного взаимодействия в условиях отлаженного правового поля.

«мультикультурализмом». Однако в данном сценарии акцент сделан на политическую и организационную составляющую взаимодействия государства и общин, основанную на гражданской и политической лояльности общин к властям и привлечении финансов в регион за счет транснациональных связей общин диаспоры. Иногда этот сценарий называют «радикальным мультикультурализмом»66.

Второй сценарий – «этнический компромисс», который предусматривает поддержку и развитие интеграционной составляющей общины. Предполагается, что общины должны стимулироваться к тому, чтобы, в первую очередь, обеспечить адаптацию вновь прибывших мигрантов в принимающее сообщество, а также способствовать развитию экономических связей и формированию стабильного рынка труда. Особое внимание при этом уделяется внешним связям общины, ее организационному потенциалу и уровню активности как политического агента. Основой данного сценария выступает устремление принимающего сообщества ограничить влияние общины на индивида и поддержать индивидуальные стратегии интеграции.