Беседы у камина
Январь, 2010
«Отчаянье», автор: Ирина Фролова
№2
Слово редактора 2 стр.
Наши лица 3 стр.
Поэзия
Богдан Артемьев 4 стр.
Ирина Бондарева 6 стр.
8 стр.
Loran Jesal Дарья Серенко 11 стр.
14 стр.
Marins Davis Милодара Морозова 16 стр.
Светлана Захарова 20 стр.
Бескрылая Аннета 21 стр.
Марина Киевская 23 стр.
Мари Фиар 24 стр.
Содержание Дарья Иванова 26 стр.
Оксана Горошкина 28 стр.
Проза Бескрылая Аннета.
Школьные заметки 9 стр.
Публицистика «Прекрасная Мерилин» 17 стр.
Рисунки Ирина Фролова - Обложка, 22 и 29 стр.
Богдан Савчук – 5, 18, 25 стр.
Артур Кльован – 14, 22 стр.
Выбор читателя Здравствуйте, наши дорогие авторы и читатели. Вот и вышел второй номер нашей газеты. Скажем честно: он был для нас сложнее первого по двум причинам.
Во-первых, существенно уменьшилось число редакторов; во-вторых, гораздо меньше было и материала. Правда, его качество в большинстве случаев было выше, чем в прошлый раз. Меньше всего было прозы, поэтому второй номер почти полностью посвящен поэтам и художникам.
В связи с меньшим количеством материала, пришлось уменьшить и объем номера. Впрочем, мы только определяемся с удобным, оптимальным размером, который позволит вместить максимум достойных произведений и при этом не утомит наших читателей.
Есть и хорошие новости: у нас появилась новая рубрика. Она называется «Выбор читателя». Подробнее о том, что это за рубрика, будет написано позже. Пока в этой рубрике представлены только стихи. В последствии, Слово редактора если она приживется, в ней появится и проза, а может быть, и рисунки. Это будет зависеть от ваших отзывов, которые вы можете оставить в нашей Слово редактора группе на сайте «Вконтакте», а также на форуме.
Кроме того, в номер, помимо традиционных стихов и прозы, была введена статья, в данном случае биографическая. Хотелось бы, чтобы и это начинание не прошло незамеченным. Быть может, оно сподвигнет наших авторов и на публицистику.
Пару слов об обложке. У редакции нет пока единого мнения о том, какой она должна быть. В прошлый раз был представлен вариант для постоянной, единой, обложки газеты, которая могла бы сопровождать ее из номера в номер. В этот раз представлена идея изменчивой обложки:
единым остается лишь общий вид, макет обложки, центром его является рисунок, который каждый раз берется из тех, что присылают нам наши художники. Теперь, когда обе идеи озвучены и представлены вашему вниманию, мы надеемся, что вы поможете нам определиться с выбором.
Ну, вот и все, что мы хотели сказать. Читайте нашу газету дальше и не забывайте делиться с нами вашими впечатлениями.
Богдан Артьемьев Ирина Бондарева Наши лица Я проведу наброском нечётким по небу звёздному Строку раздумий, сюжетов когда-то искренних.
Во тьме пространства никем досель непознанного Я разбросаю мысли свои цветными искрами.
Сольются одни из них с дырами мрачными, чёрными, Иные мир обретут в чужой галактике.
В отсутствие воздуха и возможно навек обречённые Летать будут мысли без цели, без всякой тактики.
Особенно яркие светом зажгутся со звёздами И будут в безоблачном небе светить человечеству.
И каждая фраза и мысль «Уж поздно нам…»
Переродится в прекрасное «Мы дети вечности…».
Не знаю, как долог ещё мой полёт сознания, Не знаю я, где обрету для посадки полосу, Но только с годами приходит ко мне понимание, Что стоит поверить звёздного неба голосу.
Может стоит поспорить с термометром?
Плюс ползёт по стенке робко, Тает мокрая печаль, Где-то там запала кнопка В подсознании, а жаль.
Пролистаю книгу снова, Снова не пойму сюжет… Взгляд на время: пол второго, Лето жду, его всё нет.
Краем глаза вижу зиму, Краем глаза вижу чай… Мне б сейчас хоть малый стимул… Где ты солнце, отвечай!
Нагло врёт полоска ртути, Тело выгнула на плюс, Но дойдя до самой сути, Мне играет ложный блюз.
В пору зазвенеть капели И весны открыть глаза… Где ты солнце, в самом деле?
Где весенняя гроза?
Всё тепло, что есть со мною В кружке чая на столе.
Не поспорить мне с зимою, Аргументы на нуле.
Так наивны, словно дети… Но приятно, и не зря 4 Помечтать о жарком лете В первых числах декабря.
Автор: Богдан Совчук Не уродина и не тупица, В статистическом мире рожденная Статистическая единица, Ни покинутая ни влюбленная.
От навязанных образов млеет И канонов мужской красоты.
В зеркалах отраженье стареет, И все реже ей дарят цветы.
Запаковано право на счастье И закрыто в чулане глухом.
А страдает? Страдает отчасти, Когда дождь проливной за окном.
По инерции мчит на работу.
Статистический офис и стол.
Статистические все заботы Обезличивают женский пол.
Но, однажды, схватив за запястье, ОН поселится в сердце пустом.
Статистическое ее счастье Ворвалось свежим ветром к ней в дом.
*Торичеллива пустота – безвоздушное пространство над ртутью в барометрах.
Анастасия Лавренева Зачем я храбро ввысь взлетаю, О любви, о любви пишу Забыв и крылья-то надеть? Много-много красивых слов Зачем я вызов всем бросаю? Но зачем и о ком грущу?
Мне просто мало слишком лет. Мой любимый лишь тень от снов.
И эта молодость играет Он живет лишь в моей душе.
С весной на пару в чет нечет, Просто призрак во тьмой глухой, Ну и конечно побеждает Он отжил, отмечтал уже, В судьбе азартной только черт. Он познал жизни боль и страх.
И он, лукавый бес, повеса, Солнцем светит в моих мечтах.
Смеётся злобно мне в глаза. С головой я ушла в себя – И манит огоньком эфеса Это значит я с ним сейчас;
На битву с грустью, за леса Это значит – меня не тронь, И я опять, шутя, взлетаю Двух соседних миров огонь.
Оставив в небе яркий след.
Что будет завтра? Я не знаю.
Я просто верю в солнца свет.
Не полюбит никто.
Тридцать слов над крестом… Боль. Пустошь. День.
Дверь запретная – в Ад.
энтузиазма, даже после девяти часов учебы подряд. Хотя, быть может, это и есть настоящая причина неимоверной усталости – под конец года все эти занятия, репетиторы, спецкурсы начинают страшно надоедать, хотя в свободное время я очень даже не прочь порешать заковыристые задачки, поиздеваться над Паскалем (есть такой язык программирования, если кто не знает), или почитать статьи на английском. Но, Боже мой, разве это нормально – заниматься этим каждую неделю, да еще и в один день всем сразу! Хотя, кто-то говорил, что составить расписание, устраивающее всех, просто невозможно… и потому, видимо, его составляют так, Усталый мой взгляд, медленно блуждая по стенам, лениво вполз в большое, ничем не прикрытое окно. Там, за этой хрупкой, прозрачной, но, увы, в данный момент непреодолимой стеной из дерева и стекла смеялась весна. Смеялась над нами, десятиклассниками, заваленными учебой, вынужденными полдня сидеть в Бескрылая Аннета четырех стенах родной гимназии, а потом еще столько же дома, дабы быть готовыми к следующему дню. Смеялась над учителями, тоже запертыми и уставшими не меньше нас. Но больше всего она смеялась надо мной. Смеялась, пуская свой яркий солнечный луч прямо в глаза; смеялась и нашептывала свежим ветерком, залетевшим в открытую форточку: «Ну что ты делаешь здесь? Зачем тебе это надо?» - и звала, и манила бросить все и выйти туда, под бездонно-голубое небо с нежными перышками облаков…Я резко тряхнула головой. Да, в весеннее небо опасно смотреть. Да и вообще в любое. Того и гляди уснешь… хорошо, если за будто бы хватает времени на все. Несмотря на то, что Ира такая же заядлая отличница, как и я, она успевает еще и отрываться в клубах, гулять с друзьями, с парнем… «Вот и молодец!» - скажете вы. Но почему-то мне все чаще кажется, что это совсем не так. Да, она улыбается, но в ее смехе нет той искренности, что присуща по-настоящему счастливому человеку; в нем сквозит равнодушие, и налет усталости, той же самой усталости, что мучает меня. Со стороны это плохо заметно, но вот она садится рядом и начинает листать учебник. Я вижу, как слегка задерживаются, словно протестуя, пальцы прежде чем перевернуть очередную страницу, вижу, как тяжело опускаются веки, опускаются на мгновение, слишком маленькое, чтобы приметить усталость, но все же чуть большее, чем обычно, и тут же вновь поднимаются. Ирина умеет быть счастливой на людях. Но умеет ли она быть счастливой без них, когда никого рядом нет? Мне сложно это представить.
Главный вопрос ведь не в том, какой ты хочешь выглядеть или быть, а чего это соседку – хоть ее не смущать. А впрочем, все равно звонок скоро. Он ведь у нас здесь громкий, голосистый, хоть уши зажимай – все равно разбудит. Так что можно не далеко не близкие и вовсе не друзья, но без них, наверное, будет скучно после школы. Как-никак столько лет вместе учимся, пусть и не со всеми. Интересно, ктонибудь их них поедет поступать в Москву, как я? Интересно, поеду ли я? Хватит ли мне смелости отказаться от всего, бросить дом, друзей, и уехать, пусть и в столицу?
Хотя, там должно быть хорошо. Ведь это же Москва! То, что здесь шик, там обыденность. Там должно быть хорошо. Вот бы попасть туда, вот бы посмотреть, Звонок неожиданно громко хрюкнул. Потом помолчал секунду и разразился своим невыносимым «дзззззы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ынь!». Я зевнула, прикрыв лицо ладонями. Вот и Нина Григорьевна. И как ей всегда удается зайти в класс ровно со - Здравствуйте! – она дождалась, пока все угомонятся и встанут, приветствуя ее.
- Садитесь. Сейчас я сделаю одно объявление. Вот тут ваша одноклассница, Юля Валерова, принесла приглашение… В субботу в школе №64, в восемь часов состоится выездной экзамен… ну вот как здесь написано – Специализированный Учебнонаучный Центр МГУ. Это, как я понимаю, какая-то школа… Юля утвердительно закивала:
- Это физико-математическая школа-интернат при МГУ. Туда принимают лучших детей со всей страны, и потом они могут даже без экзаменов поступить в сам МГУ.
- Ну вот, если кому интересно, идите… поучаствуйте хотя бы – Нина Григорьевна положила на стол бумажку, которая видимо и была приглашением, и открыла ящик стола, намереваясь достать мел и начать-таки урок.
- Да куда нам, Нина Григорьевна, – вслух рассмеялся Костик – Разве мы напишем… - Ну вот ты не напишешь, а кто-то другой напишет! – С усмешкой ответила она и многозначительно взглянула на меня. По ее губам скользнула легкая улыбка с капелькой самодовольства – видимо, на моем лице все было ясно написано… Я спрятала свой взгляд в тетради, где-то в недрах исследования всевозможных функций, но глаза бездумно блуждали по строкам, совершенно не заботясь об их содержании.
Сердце мое бешено билось; от утренней усталости не осталось и следа, и лишь однаединственная мысль бурной волной поднималась откуда-то из глубин сознания, билась, захлестывая разум, и буквально кричала внутри меня: «Это мой шанс!!!»
Остаток учебного дня пролетел так стремительно, что сейчас его уже почти невозможно вспомнить. Были какие-то уроки, кто-то что-то говорил, делал, получал или ставил оценки – мне это уже было не важно. Вся школьная суета перемешалась в одну большую разноцветную кашу, привычную, но тем не менее довольно противную;
к счастью, неожиданная новость скрасила ее хроническую несъедобность (или, по крайней мере, плохоперевариваемость) как большая, нет, даже огромная ложка ароматного варенья, и за ее смакованием и предвкушением очередного праздника живота я и не заметила, как кончился последний урок. Домой! Домой! Скорее рассказать маме! Скорее поделиться с ней, выплеснуть этот поток эмоций, которые просто рвут меня на части! Скорее убедить ее, что я уже взрослая, что я смогу о себе позаботиться, и, конечно же, что я должна ехать, должна испытать судьбу!
Как назло, мамы дома нет. Трубку не берет – видимо, либо только что ушла, либо сейчас придет (она обычно ходит обедать домой). С тяжелым вздохом решаю сделать пока домашку – все-таки шанс шансом, а учиться все равно надо!
Грустно гляжу на стопку книг у себя на полке. Куда же запихать учебники, что в сумке? Они сюда никак не влезут, хотя… Вот если вот эти два поменять местами, а этот вообще убрать – все равно не нужен – то как раз хватит места… Колмогоровская математика, печально прошнлнстев страницами, подчиняясь силе тяготения, покорно треснула меня по голове, с грохотом ударилась об стол и кувырком полетела прямо на мирно теревшуюся об мои ноги кошку. Та недоуменно понюхала пронесшуюся в миллиметре от ее носа увесистую книжку и все же решила, от греха подальше, спрятаться под кровать. В последнюю секунду, когда она уже почти скрылась, я успела-таки ухватить с ее хвоста клочок бумажки, выпавший из учебника. Корявая надпись на нем гордо гласила: “http://www.***.ru”. Сайт этой школы! Точно! Надо поглядеть!
Мчусь к компьютеру, с ходу на полную вжимаю кнопку – не включается. Что такое?! Секундный ступор. Потом с глупым хохотом включаю его в розетку. Как всегда: поспешишь – людей насмешишь!
Шайтан-машина (как любит выражаться папа) начала медленно, грозно гудеть, и на экране засверкала эмблема Биллова творения. Ну давай, же, давай! Ну что ж ты так медленно… Комп усиленно моргал зеленой лампочкой, но молчал. Вот горячего чая – как раз то, что нужно после прогулки по улице, ведь там все еще папы, там придется жить в общаге, самой себе готовить, стирать, убирать. Да и ним залезь и посмотри, какие там программы, повтори все. Может тебе даже в школу не походить три денька-то, как думаешь, Саш? Почитать, прорешать, Бескрылая Аннета медленно все это прожевал под женскими пытливыми взглядами, глотнул чаю и, ушла начинать осуществление своей мечты. Мне предстояло еще много трудных испытаний, но пока я не знала об этом. Пока передо мной стояла лишь одна цель, вполне логичная и на первый взгляд не такая уж трудная – за три дня повторить весь материал, необходимый для экзаменов, и… сдать их!
Я добывала свет из тёмного колодца: Кому-то - узды, кому-то - узы, Я воду выносила на солнечный простор. Кому - хомут, а кому и узел.
Студёная вода, пронизанная солнцем, Но пот с боков, как морская пена, Была на вкус живой, глубокой и простой. И тьма оков для любого плена...
Её хотелось пить с закрытыми глазами, Несись навстречу свободной ночи.
Её хотелось жить, расцвечивать словами, Кому - бразды, а кому и сбруя.
Сплетёнными в одно из веточек и трав...
Когда-нибудь и я сплету такое слово И низко поклонюсь живой моей воде.
И, может, буду петь, как разучилась - вдоволь:
До сухости во рту, до звона в голове...
Горстка земли, лепесток цветка, В твоих глазах идёт бесконечный снег.
Камень, который вода точила... Но этот снег давно разучился таять.
На расстоянии счастье ткать В ком сотни тысяч белых невскрытых рек, Не надоело к чужим кострам? Я буду рядом много снегов спустя.
Я распускаю тугие косы. Пусты часы: их стрелки давно опали.
Косы и нити... Из дальних стран И боль пуста, и память уже пуста, Горстку земли, лепесток цветка, Камень, который вода точила...
Самому сложному - отпускать Время не научило.
Не вынуть, не вымыть Меня из твоих стихов.
От горького дыма Глаза становились горше...
И я протянула две маленькие пригоршни С россыпью самоцветов и леденцов.
Не вымыть, не выдымить...
Вечер прибавил ходу, Чтобы быстрее всех подойти к концу.
А у нас За каждой щекою - по леденцу.
А у нас На каждом запястье - по хороводу...
Ты пишешь, Я рядом пью ключевую воду.
И, знаешь, счастье Нам очень с тобой к лицу.
Автор: Артур Кльован А кто из нас не рвался к заездам, милый мой? Кто не хотел всего и сразу? Возьми меня в охапку, отвези домой. Останови меня на этой фразе. А кто из нас по встречной не гонял? А кто не разгонялся до предела? Тащи меня, мой милый, на вокзал. И прочь из города, пока я не сгорела, как свечка, спичка, лампочка, бумажный лист.
Бей в колокол, сигнальные ракеты трать. Я твой любимый циник-эгоист. Меня совсем не сложно потерять. Мне тесен город, мне тесна страна. И кто из нас не смел и не запальчив? Нет, не спасай меня - а выбрось из окна, вложив предсмертную между холодных пальцев. Там будет – «некого винить, сама решила сигануть с балкона».
Там будет – «просто надоело жить...» В кармане пиджака найдут икону. А на поминках, горла не жалея, вой. От горя волосы с башки косматой рви. Ну что ты растерялся, милый мой. Ну что ты грустно смотришь? Подтолкни.
Бьет холодом в глаза И день как день, октябрь как октябрь.
противный первый снег. И дождь, и ветер. Грязная листва.
дворняга смотрит на меня, и не хочу доказывать, в чем я была права.
Трезвонит телефон, Бывало, ржали сутки напролет.
аллокаю, чуть злясь, Теперь - один работает, другая что- то учит, ну разумеется лишь он, Но день как день. И никого не жалко.
Что что-то где-то сдал, Я одиночеству и друг, и содержанка, что мчался на какой то там вокзал, А день как день. Бывали дни похуже.
Бьет холодом в нутро студенчество. Общага - красота.
ноябрь, что есть сил. Теперь один открыл своё, другая служит в и снег как серебро. та, с животом, купила мазду, пусть в кредит.
"привет, родная. Беспокоит Бог. Нет, день как день. Москва, машины, пробки, Marina Davis У меня есть ты. В холодильнике - винегрет и ром, еще есть пара дисков - ну тех, из Питера.
У меня есть ты. Есть какой-никакой, но дом, есть учебники на английском, и два мятых У меня есть ты. Два просроченных флаера в "Рай", и тарелочка спелой вишни.
У меня есть мечты, ведь я много чего хочу - ну там в космос слетать, еще порулить на танке, выиграть пару конкурсов красоты, черные Джимми Чу, еще "оскар", "гремми" и длинный счет в банке. Я совсем не Моника, и даже не Хайди Клум, у меня прокурен голос, и довольно миллионным контрактом, мы ругаемся чаще, чем переключаем каналы, пьем вино из картонных стаканов- их трудно разбить, - когда нервничаю я отчего- то всегда бью бокалы, У меня есть ты. Есть прогулки по вечерней столице. Кружка есть смешная, и две зеленых подводки для глаз. Четыре крема для тела с ароматом корицы. Дошираково-роллтонный У меня есть ты. Есть в прихожей кеды. Есть на кухне плавленые сырки "Дружба".
Анастасия Лавренева Роняют капли воска свечи, Пусто, грустно и печально.
Отражаясь в хрустальном шаре. Ночь настала, кончен бал.
Вопрошающий - человече, Колокольчиков хрустальных Духи правду скажут едва ли. Звон раздался и пропал.
Старых книг потемнели страницы, Здесь сидел Пьеро с гитарой, Свой ответ отдают не задаром. У стены его колпак.
Ты за знания платишь душою, Завитушки серпантина, Одиночеством и отчужденьем. Чей-то веер позабыт, Если требуешь мести, то кровью Бант с прически Коломбины, Данной тут же, без промедленья. Маска на столе лежит.
Здесь главенствует суть Равновесья: Здесь вино разлито кем-то, То, что просишь и что отдается... Кто-то туфлю потерял, До конца никогда не известно, В карты кто-то проигрался...
Что теряешь и то, что найдется Был веселым этот бал.
Имя Мэрилин Монро знакомо каждому. На долю этой красивой женщины выпало немало трудностей и перепитий. Она прожила короткую, но яркую жизнь, оставив след в сердцах миллионов людей. Мы знали Мэрилин как актрису, прекрасную женщину, секс-символ и недостижимый идеал. Но сможем ли мы когданибудь узнать, кем она была на самом деле?
Настоящее имя Мэрилин - Норма Джин Бейкер. Она родилась 1 июня 1926 года в Лос-Анжелесе. Ее мать – Глэдис Бейкер, отец неизвестен.
У Нормы было сложное и короткое детство, и провела она его в скитании по разным семьям. В возрасте двух недель мать отдала ее на воспитание в чужую семью и забрала только к восьми годам. А в 1935 году (Норме 11 лет) ее мать попала в психиатрическую клинику. Опекуном девочки назначили ближайшую подругу матери, Грейс Эткинсон Мак-ки. В последствии Норма жила то с опекуншей, то у ее родственников, то в приюте, то снова у опекунши. Когда Норме исполнилось 16, мужа Грейс перевели работать в другой город. Норма уже давно была обузой для этой семьи, и они не могли взять ее с собой. Норма вышла замуж за Джима Деггерти, двадцатилетнего парня, который давно за ней ухаживал. Бракосочетание состоялось Публицистика 19 июня 1942 года. Через год после свадьбы ее муж нанялся в торговый флот и Норме пришлось работать. Сначала она работала на авиационном заводе, после – ушла В 1944 году судьба столкнула ее с армейским фотографом. Он фотографировал женщин, выполняющих военные заказы, для поднятия боевого духа солдат. Фотограф предложил Норме сниматься за 5$ в час. Она согласилась, и именно эта съемка со временем привела ее в кино. Некоторые из этих снимков попали в фотоагенство «Голубая книга». Вскоре ее фотографии стали появляться в журналах для женщин.
Через два года она получила обещание заключить контракт с кинокомпанией «Двадцатый век Фокс», куда ее брали статисткой. Именно здесь она получила свой псевдоним: Мэрилин Монро. Фамилия Монро принадлежала ее бабушке.
Впоследствии она была уволена оттуда за роман с сыном человека, заведовавшего производством фильмов на студии. К этому моменту Мэрилин уже была разведена.
Следующий свой контракт Мэрилин заключила в 1948 году со студией «Коламбия Пикчерз». В октябре 1948 года вышел первый фильм «Хористки», в котором Мэрилин говорила и пела. Фильм был слабым, но он стал очередной вехой в карьере Мэрилин: ее голос получил одобрение публики.
В киностудии Мэрилин доставались не самые лучшие роли. Тогда она имела дело с Джонни Хайдом - заместителем председателя агентства Уильяма Морриса.
Именно он получил для нее крошечную роль в «Асфальтовых джунглях». После смерти Хайда в 1950 году, Мэрилин вновь подписала семилетний контракт с «Фокс».
«