На правах рукописи

КАРЛИК НАДЕЖДА АНАТОЛЬЕВНА

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ВЫЯВЛЕНИЯ СУГГЕСТИВНОГО

ПОТЕНЦИАЛА МАЛОФОРМАТНЫХ

АФОРИСТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ

Специальность 10.02.19 – Теория языка

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Санкт-Петербург-2013 2

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «СанктПетербургский экономический университет».

Научный консультант - доктор филологических наук, профессор Руберт Ирина Борисовна, декан факультета гуманитарных наук ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный экономический университет»

Официальные оппоненты: Мокиенко Валерий Михайлович доктор филологических наук, профессор ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет», профессор кафедры славянской филологии Щукина Дарья Алексеевна доктор филологических наук, ФГБОУ ВПО «Национальный минерально-сырьевой университет «Горный», заведующий кафедрой русского языка и литературы Скрипникова Надежда Николаевна доктор филологических наук, профессор ФГБОУ ВПО «Воронежский государственный архитектурностроительный университет», заведующий кафедрой «Связи с общественностью».

Ведущая организация - Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Государственный институт русского языка им. А.С.Пушкина»

Защита диссертации состоится «_»2013 г. в час. на заседании диссертационного совета Д 212.237.15 при Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный экономический университет» по адресу: 191023, Санкт-Петербург, Москательный пер. д. 4, ауд. 102.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный экономический университет»

Автореферат разослан «»_2013 г.

Ученый секретарь диссертационного совета О.А. Барташова

I.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В рамках современной коммуникативно-когнитивной парадигмы, которая окончательно утвердилась в лингвистике в последние десятилетия, языковые явления рассматриваются с точки зрения их реализации в разных дискурсивных практиках. Существующее в настоящее время в лингвистике деление дискурса на социо-функциональный и ментально-коммуникативный типы отражает тенденцию рассматривать язык в его функциональном аспекте, в аспекте прагматики.

Дискурсивный анализ в настоящее время является одним из перспективных направлений лингвистических исследований. Дискурс, включая в себя текстовый элемент, соотносит его с явлениями экстралингвистического порядка, что определяет в ходе исследования обращение к теории и практике смежных с лингвистикой дисциплин, таких, как теория речевого воздействия, психолингвистика, когнитивистика, прагматика, риторика и др.

Афористический дискурс, рассматриваемый в реферируемой диссертации, также становится объектом междисциплинарного изучения. При этом малоформатные афористические тексты выступают как объект лингвистики текста. Предметом исследования в данном случае становится проявление в малоформатных афористических текстах их суггестивного потенциала.

Афористический дискурс, в рамках которого в качестве результата могут быть предъявлены малоформатные афористические тексты, относится к ментально-коммуникативному типу. В отличие от других разновидностей ментально-коммуникативного типа, афористический дискурс долгое время находился на периферии исследовательских интересов.

Актуальность диссертационного исследования обусловлена двумя обстоятельствами, наблюдаемыми в области современных филологических знаний. Во-первых, филология, постоянно расширяющая спектр своих интересов, выходит к проблемам постижения тех языковых процессов, которые размыкаются в иные, принципиально нефилологические сферы гуманитарного знания, такие, как психология, социология, философия, культурология. Естественно, что реализация лингвистических принципов осмысления человеческого бытия, взятого в измерениях указанных наук, требует уточнения и коррекции самого теоретического потенциала языкознания. Появившиеся в последние десятилетия смежные отрасли филологии, такие, как психолингвистика, социолингвистика, лингвофилософия, лингвистическая антропология и др., свидетельствуют о серьезном сдвиге фундаментальной филологии в сторону общегуманитарной спецификации собственного объекта изучения. Данная диссертация также является вкладом в область теоретического постижения психологических (а именно – суггестивных) возможностей языковых текстов, которые на сегодняшний день интерпретируются крайне неоднозначно и оказываются краеугольным камнем лингвистики, психологии и теории языка.

Во-вторых, в современной науке наблюдается особое внимание к проблеме дискурсивных практик, одной из которых является функциональная организация афористического дискурса. На сегодняшний день афористика является преимущественно предметом изучения литературоведения, при котором главенствующее место занимает позиция автора-мыслителя, генерирующего некое философское знание о мире. Однако афористический, малоформатный текст представляет собой не только емкую форму для воплощения сентенционного свидетельства о бытии, но и сам является структурой порождающей афористическую сентенцию, восходящую к языковым и суггестивным планам человеческого сознания. Данный аспект изучения афористики, практически не разработанный в современной филологии и верифицируемый в предлагаемом исследовании, безусловно свидетельствует о необходимости фундаментального описания афористического дискурса как значительного явления лингвистической практики.

Основная цель исследования заключается в разработке теоретических основ определения специфики суггестивных возможностей малоформатных афористических текстов.

Для реализации этой цели решаются следующие исследовательские задачи:

уточнить сущность суггестии как явления речевого высказывания;

определить критерии структурно-семантической организации афористического текста;

создать типологию афористических текстов;

выявить особенности эмоционального восприятия мира посредством гендерных со-противопоставлений;

рассмотреть реализацию суггестивного потенциала афористических текстов религиозной направленности;

описать воплощение суггестии в светском дидактическом дискурсе;

осуществить анализ особенностей суггестии в малоформатных афористических текстах женского авторства;

разработать и провести лингво-психологический эксперимент и проанализировать его результаты в аспекте практического применения суггестивных стратегий в области прикладной лингвистики.

Степень научной разработанности. Для теоретического базиса данного исследования особое значение имеют работы, созданные в последние десятилетия, в области технологий речевого воздействия [Стернин И.А., 2001], в том числе провокации [Степанов В.Н., 2003] и манипуляции в устной и письменной публичной речи [Анисимова Т.В., Крапчетова Н.А., 2010], психолингвистики, риторики [Михальская А.К., 1996], [Зарецкая Е.Н. 1999], когнитивной лингвистики [Попова З.Д., Стернин И.А., 2002], [Верещагин Е.М., Костомаров В.Г., 1999], лингвистической семантики и прагматики [Арнольд И.В., 1999], нейропсихолинвистики [Седов К.Ф., 2007], лингвистической гендерологии [Кирилина А.В., 1999].

Для проведения исследования были проанализированы наиболее важные интерпретации понятия дискурс в соотнесении с понятием текст. В качестве базовой для настоящего исследования был принят взгляд Н.Д. Арутюновой, в соответствии с которым связный текст является частью дискурса в совокупности с экстралингвистическими факторами [Арутюнова 1990].

В исследовании рассматриваются письменные текстовые реализации в дискурсивной практике. Коммуникативный аспект не являлся основополагающим при выделении объекта исследования, поэтому основное внимание было уделено письменным текстам. Среди них для решения поставленных задач на передний план выступают именно афористические тексты, созданные с учетом возможностей суггестивного воздействия, которые имеют наибольший потенциал для дальнейшего функционирования в качестве прецедентных текстов в устных речевых практиках, использования в разных коммуникативных ситуациях.

В связи с тем, что афористика еще не имеет общепризнанной типологии жанров и общепризнанных критериев для введения в круг исследуемых явлений тех или иных высказываний, были проанализированы имеющиеся критерии выявления афористических текстов и на их основе составлена типология, ядро которой составили три жанра: афоризм, изречение и афористический фрагмент.

Отмечая неоднозначность интерпретаций афористики в современной лингвистике, в качестве релевантных для исследования афористического дискурса представляется правомерным выделить следующие критерии, позволяющие отнести тексты к афористическому типу: законченность, образность, оценочность и прагматическая направленность (последние признаки могут быть представлены в завуалированном виде), наличие механизмов конденсирования опыта до универсалий и его обратного развертывания до n-множества частных примеров, равных количеству реципиентов.

Экстраполируя на афористический дискурс итоги размышлений современных исследователей, связанные с процессом восприятия, отметим, что любая интерпретация афористических текстов «не является произвольной». Автор афористического текста может заложить такую интерпретационную программу, что «личностно-актуальный смысл-образ текста» [Филиппов В.С. 2002] будет прочитан как синонимичный тому, что был заявлен автором. Для этого «истолкования «навязываются» интерпретатору автором через расставленные в тексте «вехи», опорные пункты или средства прагматического фокусирования, складывающиеся в интерпретационную программу» [Андреева В.А. 2006].

Таким образом, суггестивность также выделяется как один из признаков текстов, участвующих в афористическом дискурсе: в зависимости от авторской интенции этот признак может проявляться или достаточно четко, с использованием языковых средств на текстовом уровне, или только на уровне экстралингвистических факторов.

В качестве рабочей гипотезы выдвигается утверждение, что малоформатные афористические тексты благодаря реализации суггестивных стратегий (активизации авторитетного авторского начала, использованию сенсорных ассоциаций, стратегии единения с реципиентом и др.), лучше запоминаются и воспроизводятся реципиентами: именно этот фактор является определяющим в процессе превращения текстов единичного употребления в прецедентные тексты.

Объектом исследования в диссертации становится афористический дискурс. Предметом же настоящего исследования выступают не все текстырепрезентанты афористического дискурса, но только те из них, в которых использованы суггестивные стратегии речевого воздействия или элементы суггестии в сочетании с приемами убеждения.

Теоретическая база исследования. При выборе афористического материала, на базе которого было проведено исследование, в качестве руководства используются два критерия – аксиологический и гендерный, в соответствии с которыми отдельно рассматривается мужская афористика в религиозной и светской ее ипостасях, в которых наиболее востребованными оказываются суггестивные методы воздействия на реципиента, и женская – в интимно-личном и социальном вариантах.

Такой подход впервые был применен к изучению афористики. Благодаря включению малоформатных афористических текстов в дискурс, учитывающий процессы их порождения и восприятия, на первый план оказываются выведены интенции авторов афористических текстов, которые проявляются в использовании соответствующего языкового материала. Роли, которые в афористическом дискурсе являются ведущими с точки зрения реализации суггестивных стратегий, определяются в соответствии с гендерными и социальнопсихологическими критериями.

Эмпирическим базисом исследования послужили малоформатные афористические тексты, представляющие средневековые источники (включенные в сборники «Пчела», «Златоуст», «Поучение философа, епископа Белгородского»), афоризмы, изречения и афористические фрагменты авторов XIX и ХХ века, таких, как Ф.Достоевский, Л.Толстой, Е. Ростопчина, Е. Ган, Е. Кологривова, Н. Дурова, О. Робски, В. Токарева, Т. Москвина, Б. Акунин.

Для выполнения задач исследования были использованы следующие методы лингвистического анализа: прагматический, семантический, структурный, описательно-аналитический. При изучении текстовых функций вводных афористических включений в произведения более объемных жанров применялся лингвостилистнческий анализ художественного текста и элементы литературоведческого анализа. Таким образом, методы исследования определяются спецификой многоаспектного объекта изучения, представляют собой интеграцию методов.

В исследовании используется как монотекстовый, так и транстекстовые подходы к афористическому дискурсу, в котором малоформатные афористические тексты рассматриваются как самостоятельные единичные явления, так и в соотнесении с другими текстами и элементами экстралингвистического контекста. При этом константным остается коммуникативно-прагматическое понимание афористического дискурса, в котором особое значение имеют определенные роли адресанта, его интенции, его целеполагание.

В связи с тем, что существует распространенное мнение, что каждый «исследователь дискурса ограничен интерпретацией своей дискурсии, «запущенной» материальным предметом – текстом» [Голоднов А.В. 2011], целесообразным представляется подтвердить объективность полученных в ходе исследования результатов в экспериментальном порядке. При разборе результатов эксперимента, которые в дальнейшем прошли статистическую обработку и были представлены в заключительной главе исследования в виде таблиц, были использованы психолингвистический и концептуальный виды анализа.

Достоверность и обоснованность выводов исследования обеспечивается репрезентативным объемом использованного в ходе исследования материала, представляющего все жанры афористического дискурса, для которых характерно использования суггестивных стратегий.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в разработке теоретико-методологического аппарата выявления суггестивного потенциала малоформатных афористических текстов и апробация его на афористическом материале, выборочная совокупность которого была сформирована с учетом аксиологического и гендерного критериев.

В реферируемой диссертации впервые предпринимается многоаспектное исследование афористики, определяются критерии выявления текстов, функционально-тематическая общность которых позволяет их рассматривать именно как репрезентанты афористического дискурса; разрабатываются теоретические основы обнаружения в этих текстах суггестивного потенциала и создается типология суггестии в зависимости от ее проявлений на разных языковых уровнях в текстах разных структурно-семантических видов.

Положения, выносимые на защиту.

- Разработка оригинального теоретико-методологического аппарата выявления суггестивного потенциала в текстах афористического дискурса включает в себя следующие этапы:

Критический обзор библиографических источников по теме исследования.

Операционализация понятий исследования (вычленение категорий анализа, единиц анализа).

Разработка гипотез исследования.

Обоснование типа выборки афористических текстов и ее репрезентативности.

Выбор инструментария для проведения исследования.

Выбор методов обработки и анализа полученной информации.

Анализ с применением выбранных методов приемов, реализующих суггестивную стратегию, в текстах религиозного дискурса на лексическом, синтаксическом и стилистическом уровнях.

Анализ с применением выбранных методов приемов, реализующих суггестивную стратегию, в текстах секулярного дискурса на лексическом, синтаксическом и стилистическом уровнях.

Анализ с применением выбранных методов приемов, реализующих суггестивную стратегию, в текстах женской афористической прозы на лексическом, синтаксическом и стилистическом уровнях.

Проведение лингвопсихологического эксперимента, который рассматривается как инструмент установления специфики мнемических процессов, активизирующихся при восприятии афористических текстов, обладающих суггестивным потенциалом.

- Дискурсивный анализ позволяет выделить два типа суггестивности, которые могут быть использованы в малоформатных афористических текстах:

рациональный и эмоциональный.

- Рациональный тип суггестивности связан с дискурсивной афористической практикой, реализующей мускулинное мышление. Традиционная патриархальная культура ориентирована на презентацию рационального знания о мире, которая проецируется на плоскость текстов дидактического целеполагания.

Дидактическая цель может быть достигнута как в рамках парадигмы религиозных представлений о мире, так и в секулярном афористическом дискурсе.

- Эмоциональный тип суггестивности связан с фемининным мышлением и находит выражение в текстах, представляющих женскую афористическую прозу. Первоначальный этап формирования женского афористического дискурса реализован в текстах, ориентированных на интимно-личную сферу, на модель семейных и романтических отношений. Современный этап развития женского афористического дискурса связан с переменой гендерных ролей, приоритетная репрезентация женского пола происходит через модель социальных отношений.

- Суггестивные стратегии способствуют лучшему запоминанию афористических текстов и переходу их в разряд прецедентных, что подтверждается результатами лингво-психологического эксперимента. Главными средствами суггестивного воздействия, используемые в малоформатных афористических текстах, являются непрямые директивы в виде образных примеров и метафоры, вызывающие ассоциации с учетом всех сенсорных возможностей реципиента.

Усиление суггестивных возможностей происходит за счет соединения в афористическом тексте ольфакторных, кинестетических, визуальных и аудиальных образов, создающих ассоциативные ряды на разных сенсорных уровнях восприятия.

Теоретическая значимость исследования обусловлена необходимостью формирования теоретико-методологического аппарата базы выявления суггестивного потенциала текстов, уточнения понятия суггестии применительно к афористическим текстам, составления типологии афористических текстов, в зависимости от использования в них разных видов суггестивных стратегий.

Практическая значимость исследования состоит в возможности применения разработанной методики анализа малоформатных афористических текстов на предмет использования в них суггестивных стратегий в изучении афористики в коммуникативном аспекте, в анализе материала публичных дискурсов, функционировании афористических текстов как текстов прецедентных в разных ситуациях современной коммуникации. Также положения и выводы диссертационной работы могут быть использованы в вузовских курсах теории и истории литературного языка, стилистики, культуры речи.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации прошли апробацию в виде докладов и сообщений на следующих международных, всероссийских и межвузовских конференциях: Всероссийская научнопрактическая конференция «Риторика и проблемы культуры речи» (Тула, 2001), Шестая международная научная конференция по риторике «Риторические дисциплины в новых государственных образовательных стандартах» (Москва, 2002), Международные лихачевские научные чтения (Санкт-Петербург, 2002), Межвузовская научная конференция «Пушкинские чтения – 2002» (СанктПетербург, 2002), ХХХII Международная фил. конференция «Язык и ментальность» (Санкт-Петербург, 2003). Всероссийская научная конференция «Пушкинские чтения – 2003: Петербургский текст повседневной культуры» (СанктПетербург, 2003), Международная научно-практическая конференция, посвященная 300-летию Санкт-Петербурга «Санкт-Петербург – полиэтнический мегаполис» (Санкт-Петербург, 2003), III научно-практическая конференция «Диалог культур – 2004: в поисках новой гуманитарной парадигмы» (СанктПетербург, 2004), «Пушкинские чтения – 2004: Филология в XXI: проблемы и методы исследования» (Санкт-Петербург, 2004), Восьмая международная научная конференция по риторике «Риторика в модернизации образования» (Москва, 2004), Всероссийская научная конференция «Слово. Словарь. Словесность:

социокультурные координаты (к 110-летию со дня рождения Н.П.Гринковой)»

(Санкт-Петербург, 2005), Международная научная конференция «Пушкинские чтения – 2005» Феномен повседневной культуры: Культурология. История.

Филология. Искусствоведение (Санкт-Петербург, 2005), Всероссийская научная конференция «Слово. Словарь. Словесность: из прошлого в будущее» (СанктПетербург, 2006), Всероссийская научная конференция «Слово. Словарь. Словесность: Петербургский контекст русистики» (Санкт-Петербург, 2007), Вторая Международная научная конференция «Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов» (Волгоград, 2007), Межвузовская научная конференция «Л.Н.Толстой в мировом коммуникативном процессе»

(Санкт-Петербург, 2008), Международная научная конференция «Человек в пространстве языка» (Вильнюс, 2008). Международная научно-практическая конференция «Диалог культур 2010: наука в обществе знания» (СанктПетербург, 2010), Вторая Всероссийская научно-практическая конференция.

«Актуальные проблемы гуманитарного знания в техническом вузе» (СанктПетербург, 2010), XVI Международная научная конференция «Риторика в новом образовательном пространстве» (Санкт-Петербург, 2012), Международная научно-практическая конференция «Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков» (Санкт-Петербург, 2009, 2010, 2011, 2012, 2013).

Публикации. По теме диссертационного исследования опубликовано работы общим объемом 67,6 п.л., в том числе 7 работ опубликовано в изданиях, рекомендованных ВАК РФ объемом 4,0 п.л. и 1 монография, объемом 14 п.л.

Структура диссертационного исследования определяется спецификой поставленных задач, характером объекта и предмета изучения. Диссертационное исследование состоит из Введения, 6 глав, Заключения и Списка литературы.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ И РЕЗУЛЬТАТЫ

ИССЛЕДОВАНИЯ

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, анализируется степень разработанности проблемы суггестивных возможностей малоформатных афористических текстов, определяется методологическая и эмпирическая база исследования, дается характеристика новизны исследования и его практической значимости.

Несмотря на то, что первоначальное предназначение афористики состояло в том, чтобы определять явления окружающей действительности и давать им качественную характеристику, следует отметить, что в настоящий момент ее функциональные типы не ограничиваются только вариантом информирования.

За время существования афористического дискурса, в нем все большее значение стали играть тексты, в которых ярко выраженным оказывается персуазивный элемент - выражение авторской интенции тем или иным образом воздействовать на реципиента. Таким образом, в афористическом своде оказалось немало текстов, преследующих прагматические цели: элементы содержания и построения этих текстов свидетельствуют, что автор не просто презентует ту или иную информацию, но хочет сформировать определенное к ней отношение.

Выбор из всех вариантов речевого воздействия на реципиента приемов, связанных с внушением, маркируется определенными статусными коммуникативными ролями: сильная когнитивная позиция оказывается у того, чья афористическая деятельность связана с распространением основ религиозного учения или ценностей другого порядка, истинных, с точки зрения автора, и актуальных для светской культуры.

Первая глава «Суггестия в афористике» состоит из параграфов – «Афоризм как предмет лингвистики» и «Суггестия и манипуляция», в которых проводится обзор всех основных исследований, посвященных афористике, и происходит уточнение в определении критериев выделения афористических текстов и понятия «суггестия», применяемого по отношению к ним.

Важным для становления дискурсивного анализа афористики оказываются результаты исследований П. Реквадта и Г. Нойманна: тем единым знаменателем, к которому сводятся все жанровые афористические варианты, для них становится авторская интенция при создании текста, ориентированная на определенное читательское восприятие мыслительной ситуации, лежащей в основе афоризма. Эта константная «скрепа» «эластического общего понятия» [Neumann G. 1976] состоит в создании ситуации особого афористического «дальшемышления» («Weiterdenken» - термин П. Реквадта [Requadt P. 1976] в рамках афористического текста, при которой автор передает эстафетную палочку читателю: в зависимости от того, общее ли положение заключено в афоризме или частное наблюдение, происходит до-создание – или конкретизация, или генерализация, причем в каждом случае, на основе личного опыта.

Для настоящего исследования становится релевантным вывод, к которому пришли немецкие ученые: афоризм всегда маркирует ситуацию столкновения опыта и рефлексии, обобщения и конкретики, которая может быть решена в пользу того или другого, только с учетом участия в ней читателя. Именно эти элементы текста, ориентирующие на до-создание афоризма, на которое настраивает реципиента автор, оказываются ключевыми для анализа афористического дискурса в целом и, в частности, суггестивного потенциала афористических текстов. Констатация особого характера отношений между афоризмом и его читателем может быть названа одной из отправных точек дальнейшего исследования.

Во втором параграфе первой главы представлены значения понятия «суггестия» и проведен анализ наиболее существенных из них в сравнении с родственными понятиями, такими, как «провокация», «заражение», «манипуляция».

Как наиболее соответствующее нашему пониманию суггестивного механизма воздействия на реципиента, задействованного в малоформатных афористических текстах, приводится следующее определение: «суггестия – это процесс привития психической сфере человека посторонней идеи (волевого решения в виде мыслей, эмоций, актов) помимо его «я» (с черного хода психики)». [Гончаров, 1995] Данное определение позволяет рассматривать разные суггестивные стратегии, в зависимости от аксиологических и гендерных установок авторов, участвующих в создании текстов в рамках афористического дискурса.

При рассмотрении других вариантов прочтения понятия «суггестия» релевантным дискурсивным установкам исследования оказываются такие, как «компонент человеческого общения», «специфический вид коммуникации», «противоположность убеждения».

В первой главе описаны примеры, демонстрирующие все суггестивные стратегии, анализу которых будут посвящены последующие главы. В качестве демонстрационного материала выступают афористические тексты, обладающие большим зарядом суггестивного воздействия, именно за счет использования в них для активизации воображения читателя при пояснении абстрактных понятий в разговоре на религиозные, этические, философские темы, ярких пластических картин, полных красок, звуков и даже запахов.

Как один из важных показателей установки автора на суггестивное воздействие рассмотрено создание специальных капканов внимания, в которые попадает читатель. Объектом внимания для реципиента являются слова, за которыми скрываются реальные или идеальные объекты, воздействующие на его воображение, а также образ самого автора. Чтобы «вести» за собой, нужно обладать авторитетом, который не может иначе заявить о себе, нежели через слово-крючок, на который попадается читатель, или же через имя автора, которое читателю уже известно и которое для него связано с определенным статусом автора в обществе. Афористические тексты, за исключение библейских изречений, никогда не печатаются без указания автора – поэтому его имя тоже может быть отнесено к тем опорным, или (в другой терминологии) ключевым словам, через которые локализуется суггестивная интенция.

Второй фактор, который делает афористические жанры подходящей ареной для применения суггестивных техник – это их небольшой формат, которые является специфическим жанровым признаком. В емких, лаконичных малоформатных афористических текстах отсутствуют возможности для использования в полном объеме логической аргументации. Низкий уровень аргументированности всегда является преимуществом в использовании возможностей суггестии.

Если в процессе речевой коммуникации суггестивное вербальное воздействие подкрепляется невербальным - мимикой, жестами, позами, интонацией, то в афористическом дискурсе весь суггестивный потенциал сосредоточен в тексте. Специфика афористических жанров определяет построение текста на основе понятийного знания действительности, необходимого для создания типических образов. При этом типический образ не будет художественно убедительным, если будет основываться только на понятиях о каком-либо явлении, без учета соответствующих чувственных, наглядных впечатлений.

Анализ приемов, которые используются при реализации суггестивной стратегии, в первой главе осуществляется на материале мужской и женской афористической прозы, посвященной теме любви. В активной роли в них используются чувственные образы (зрительные, слуховые, тактильные и пр.) для создания негативной оценки объекта изображения.

Присущая мужской дискурсивной системе воля к господству выражается в том, что любовь выражается через понятия агонального характера, связанные с борьбой, войной, поединком, соответственно тот, кто на другой стороне баррикады, то есть женщина, оказывается врагом, противником, опасностью, которая приводит к порабощению, болезни, в конечном итоге, к смерти. Афористический «мужской» текст становится демонстрацией силы, которая проявляется и на лексическом, и на грамматическом, и на синтаксическом уровнях. Решительность, категоричность, уверенность в обладании единственно правильным, истинным знанием о любви находят выражение в императивных конструкциях, в восклицательных предложениях. В афоризме Г. Мопассана мы находим все перечисленные характеристики: «Остерегайтесь любви! Она гораздо опаснее всех насморков, бронхитов, плевритов! Она не дает пощады и толкает всех на непоправимые безумства». Универсальная качественная характеристика дается через сверхобобщения: любовь оказывается опаснее «всех» болезней, на безумства тоже толкает «всех», без исключения. Страшный характер любви выражается и через грамматические категории – через степень сравнения «гораздо опаснее», и через определение «безумств» через прилагательное с приставкой «не» - «непоправимых». В афористических высказываниях через использование сенсорных переживаний, обладающих суггестивным эффектом, любовь, прежде всего, получает ассоциацию с непереносимой болью и страданием – она обжигает, ранит, ослепляет, отравляет. «Любовь к женщине острее крюка, которым укрощают диких слонов, горячее пламени; она подобна стреле, вонзающееся в душу человека (Будда), «Любовь, если можно любовью назвать безумной похоти женской власть, опаснее чудовищ, страшнее бури» (Эсхил), «Любви женщины следует более бояться, чем ненависти мужчины. Это – яд, тем более опасный, что он приятен» (Сократ), «Рану, нанесенную копьем безумной любви, не исцелить ватой, смоченной бальзамом разума» (И. Канбу), «Любовь это временное помешательство» (А. Плещеев). И чтобы предостеречь, изменив составляющие поведенческой программы, используются новые установки: вместо поиска любви авторы внушают необходимость бегства от нее, как, например, это делает Сервантес, также в категоричной форме и с использованием агональной лексики: «Единственное средство побороть любовь – бежать от нее» или в синонимичном афоризме Наполеон: «В любви единственная победа – бегство».

При том, что на уровне формы «мужская» афористика о любви демонстрирует силу и власть императивов, на уровне содержания главное внушаемое чувство – страх. Если главная ценность – жизнь человека, то любовь оказывается тем, что угрожает его витальным интересам. К тому же, любовь лишает мужчину, как постоянно внушается в афоризмах разных авторов, главных достоинств – силы и разума. Таким образом, помимо тактики обращения к эмоциям адресата используется и тактика учета его ценностных ориентиров. Применение этих тактик способствует реализации стратегии объединения читателей-мужчин против угрожающей им опасности любви во имя жизни, свободы, сохранения разума. Основная сила метафор, которые применяют авторы-мужчины, оказывается в ассоциациях, которые они вызывают у читателей. Таким образом, любовь начинает ассоциироваться с опасностью, ловушкой, западней.

При этом существует и периферийная зона суггестивного воздействия, когда генеральная эмоция подкрепляется дополнительной. Например, используя тактильные образы разного порядка можно вызвать, например, не только чувство страха – обжечься (семантическое поле любовь – огонь, пламя, уголь), но и чувство брезгливости - испачкаться: «Женская любовь точно уголь, который когда пламенеет, то жжется, а холодный – грязнит» (А.Куприн).

Наиболее мощный суггестивный потенциалом обладают афоризмы, в которых автор использует разные каналы суггестивного воздействия, используя в одном тексте и ольфакторные, и кинестетические, и визуальные и аудиальные образы, создавая ассоциативные ряды на разных сенсорных уровнях восприятия. Например, «Любовь – это аромат, это оттенок звука на устах. Она как полуденный свет на спаленной траве. Уход за садом и выращивание цветов не имеет с любовью ничего общего» (Ш. Андерсон). В данном афористическом тексте интересен не только момент использования разных сенсорных регистров, но и создание положительной оценки через отрицание. Казалось бы, автор дистантирует любовь от процессов работы в саду и выращивания цветов, тем не менее, на подсознательном уровне абстрактное понятие «любовь» с понятиями «сад» и «цветы», имеющими в мире физического конкретные визуальные воплощения, оказываются прочно соединены. Так происходит по той причине, что мозг человека устроен таким образом, что его психические автоматизмы частицу «не» не воспринимают. Это позволяет использовать конструкции с отрицанием в качестве эффективного внушающего приема. Суггестивный прием с использованием частицы «не» основан на том, что человеку для того, чтобы представить, что одно явление не похоже на другое, надо их представить вместе: в одном ряду идут и любовь, и сад, и цветы. Также работает частица «не» в императивных афористических конструкциях: перед тем, как представить, что не надо делать, вначале человек мысленно видит, что он это делает. Отрицания с частицей «не» существуют в речи, но их нет в подсознании: В качестве внушающего приема использование частицы «не» очень эффективно. Внушение с отрицанием чаще всего используется в суггестивных инструкциях, которые находят выражение в самых разных жанровых модификациях, начиная от знаменитого правила уголовной контр-культуры «Не верь, не бойся, не проси», и, заканчивая, такими поэтическими афоризмами, как, например, «Не верь, не верь, поэту дева…» Ф.И.Тютчева.

В «женской» афористике первым существенным отличием от «мужской»

является переакцентировка авторского внимания с усилий по вербализации волюнтивного регистра на реактивный. Если для мужской позиции побуждение к действию «спасайся, кто может» оказывается главным, то для женской уже сам факт текстопорождения оказывается действием, которое носит протестный характер, в афоризмах же акцент смещается на оценочную реакцию. В связи с тем, что в обществе, несмотря на свой статус писателя, женщины все равно остаются на вторых ролях, не только директив и приказов, но даже советов и рекомендаций в афоризмах они практически не дают. В контексте доступного им сенсорного опыта они провоцируют читателя этот опыт также пережить, предлагая в качестве аналогов стереотипных ситуаций («первые восторги любви», «тайная любовь», «любовь угасает») артефакты эмпирического континуума, связанные с ольфакторными, аудиальными, вкусовыми, осязательными или визуальными характеристиками. Так, например, на сенсорную репродукцию ориентирован образ «скользкой дороги» в следующем афоризме про любовь Маргариты Наваррской: «Любовь слепа, и она способна ослепить человека так, что дорога, которая кажется ему наиболее надежной, оказывается наиболее скользкой». Используя достаточно традиционное определение «слепая» для характеристики любви, автор переходит от анализа состояния влюбленного к последствиям такого состояния: через стимулирование сюжетного воображения читателя она добивается воспроизведения по памяти каких-либо обстоятельств и ощущений, связанных с движением по скользкой дороге. Эмпирические представления о таком неустойчивом состоянии может вызвать воспоминание о падении, ушибе, боли, то есть отрицательные эмоции.

Ключевые слова в женских афористических текстах про любовь составляют семантическое поле, заметно отличающееся от созданного авторами-мужчинами. Прежде всего, обращает на себя внимание значительное снижение лексики агональной тематики, превалируют в качестве материала для сенсорных переживаний абстрактных понятий образы, связанные с движением в пространстве. Это движение, благодаря чувству любви, приводит его жертву или в тупик, «в глубокую трясину, откуда нет выхода», на «скользкую дорогу».

Анализ афористического материала первой главы дает возможность сделать вывод о том, что непрямые директивы в виде образных примеров и метафоры, вызывающие образные ассоциации с учетом всех сенсорных возможностей реципиента, являются главными средствами суггестивного воздействия, используемыми в малоформатных афористических текстах.

Во второй главе рассмотрен суггестивный потенциал афористических текстов религиозной направленности. Малоформатные афористические тексты, имея самые разные формальные показатели, могут объединятся на основе дидактического целеполагания их автора – той коммуникативной цели, которая заставляет искать наиболее эффективные приемы воздействия на реципиентов:

как логические, так и риторические.

Во второй главе предметом дискурсивного анализа становятся афористические тексты, связанные с клерикальной традицией древнерусской словесности, а также созданные Толстым – писателем, для которого религиозные принципы мировосприятия в определенный период были основополагающими. Роль пастора, проповедника, как было установлено, располагает, к созданию афористических текстов, основанных на суггестивных приемах: авторитет божественных истин является основанием для того, чтобы опускать доказательную часть, сосредоточив внимание на эффективных способах их передачи ученикам, в том числе и путем внушения.

В качестве центров суггестивного воздействия были определены ключевые слова, через которые нашла выражение авторская аксиологическая модальность, проанализированы наиболее часто встречающиеся в афористических текстах лексические единицы, семантика которых оказалась знаковой для интерпретации ключевых позиций представленной парадигмы религиозных представлений о мире и человеке. Также были рассмотрены синтаксические возможности афористических построений в плане концентрации внимания реципиента на опорных смысловых центрах, через которые должно осуществляться суггестивное воздействие. На основании предпринятого исследования был сделан вывод, что для большинства малоформатных афористических текстов Толстого типично использование биполярных структур, характеризующихся параллелизмом, части которых связаны отношениями антитезы, синтеза, анализа и сравнения. Для реализации суггестивных целей наиболее перспективными могут быть признаны афористические фрагменты, в которых используются развернутые метафоры и сопоставления.

В третьей главе «Суггестия в секулярном дидактическом дискурсе» интеллектуальная суггестия, связанная с желанием передать реципиенту ту или иную идею, скорректировать его модель поведения, оказывается определена потребностями секулярной культуры. В этой главе рассматриваются аксиологические парадигмы, нашедшие выражение в афористическом дискурсе, напрямую не связанные ни с православием, ни с другими религиозными учениями.

Тексты, которые созданы в рамках этих универсальных направлений, рассматриваются как элементы секулярного дидактического дискурса. В этой главе описываются как отдельные обособленные афористические тексты, так и вводные афоризмы и изречения светской тематики, являющиеся составной частью романов и повестей. На их примере проанализированы суггестивные возможности текстов, интенция авторов которых связана с просветительскими задачами, с передачей положений какого-либо учения, то есть те, в задачу авторов которых входило внушение каких-либо идей, не связанных религиозной догматикой, но важных для создания истинной картины мира, существенных для какойлибо деятельности или даже для жизни в целом.

Если в религиозной афористике наиболее частотными являются афоризмы, утверждающие положения, санкционированные принадлежностью к истинам верховного порядка, в секулярной афористике оказываются распространены афористические тексты, посвященные разного рода вопросам житейской мудрости, истинность утверждения в которых оказывается добытой эмпирическим путем. Фрагмент, в данном случае, культивируется как особый жанр афористики, претендующий на самостоятельность, родственный изречению, но отличающийся от него большим объемом.

Главное свойство афористических фрагментов - их тесная соотнесенность с основным тезисом текста, который они продолжают, развивают или иллюстрируют, их роль в акцентуации существенных моментов идейносодержательной информации, их интенсивная внутренняя оценочность. Логически усиливая уже заявленную тему и идею, афористические фрагменты разными способами ее расширяют и распространяют. Амплификация темы, как правило, создается при помощи обширных рассуждений, включающих как доводы в пользу автора, так и опровержение традиционных, рутинных представлений о человеке и его жизни. Большие возможности для распространения текста заключают в себе и прилоги - примеры, иллюстрирующие те или иные идеи автора.

Так примеры афористических фрагментов, проанализированных в третьей главе, представляют собой тексты, состоящие из двух частей: народной пословицы и авторского пояснения к ней. Для секулярной дидактической афористики самостоятельность пословиц оказывается неприемлемой в силу их многозначности и наличию в них вариантов толкования. Чтобы ни о разночтениях не могло быть и речи, пословицы включаются в состав афористического текста, сопровождаясь авторскими замечаниями и разъяснениями. Так, например, пословица «С грехом ссорься, с грешником мирись» амплифицируется синонимичным поучением.: «Ненавидь дурное в человеке, а человека люби» (Л.Н.

Толстой). Нейтральная пара антонимов «ссориться» - «мириться» заменена в новом варианте характерной для авторского индивидуального словаря парой «ненавидеть» - «любить». За счет замены глагола «ссориться» глаголом «ненавидеть» более объемный план содержания пословицы приближен к плану выражения. Такого рода комментарии пословиц и народных легенд положены в основу многих афористических фрагментов.

Также отмечается тенденция, свойственная афоризмам, изречениям и пословицам, «набухая» и «разрастаясь», способствовать возникновению еще более крупных жанров. В ряде случаев произведения дидактического жанра вырастают из крылатых выражений. Приведем пример такого афористического фрагмента: «Говорят: одна ласточка не делает весны. Но неужели оттого, что одна ласточка не делает весны, не лететь той ласточке, которая уже чувствует весну, а дожидаться? Если так дожидаться всякой почке и травке, то весны никогда не будет. Так же и нам для установления Царства Божия не надо думать о том, первая ли я или тысячная ласточка» (Л.Н. Толстой). Основой развития мысли в тексте является крылатое выражение, которое преподносится читателю как пословица вводным предложением «говорят», подчеркивающим его общеупотребительный характер. «Одна ласточка не делает весны» - это выражение, действительно является общеизвестным, мудрым и кратким, но, в отличие от пословиц, оно имеет литературное происхождение, принадлежит конкретному автору. При том, что отсутствует ссылка на первоисточник, нетрудно узнать, какое именно произведение цитирует Толстой: в словаре крылатых слов указано, что данное изречение восходит к басне Эзопа, а также присутствует в басне И.А. Крылова «Мот и Ласточка» [Афонькин Ю.Н., 1990]. Видимо, автор рассчитывал на то, что читателю известно содержание произведения русского баснописца, которое, хотя и сжалось до одной синтаксической единицы и уместилось в одно изречение, зато запомнилось и стало крылатым. Как и другие крылатые высказывания, то, которое используется при составлении афористического фрагмента, отличается стилистической гибкостью и многозначностью. Поэтому оно легко включается в новый контекст, хотя и сопровождается авторским разъяснением, точнее, размышлением и последующим наставлением читателям, в котором присутствует скрытая полемика с нравоучительной мудростью крыловской басни. И.А. Крылов, как и Толстой, стремился придать стилю своих произведений народный характер и колорит и поэтому использовал пословицы и поговорки, слова и выражения, восходящие к устному народному творчеству. Причем нередко он обращался к пословицам не только для того, чтобы представить с их помощью мораль той или иной басни в форме лаконичных и живописных формул. Например, построение басни «Мот и Ласточка»

полностью определяет как раз пословица (именно это жанровое определение присутствует в тексте, хотя, наверное, точнее будет определять жанровую специфику текста через определение «крылатые слова», ведь изначально они были составной частью басни Эзопа), которой впоследствии воспользуется и Толстой. У И.А. Крылова вся басня является как бы реализацией этого крылатого выражения, своего рода его сюжетным развитием: промотавшийся молодец в разгар зимы расстается с последним, что у него осталось, с шубой, потому что видит ласточку, принимает ее за «предтечу теплых дней», решая, что «к весенней клонится приятной все погоде». Таким образом, общая идея, которую дает пословица, раскрывается в басне в образах конкретных персонажей, в подробностях сюжета. Хотя «Мот и Ласточка» заканчивается словами мота, проклинающего замерзшую на снегу ласточку за то, что сгубила она и его и себя, читатель нравоучительную мудрость видит именно в словах пословицы. Прочитав басню И.А. Крылова, каждый поймет, что причина несчастий мота заключается именно в том, что «он забыл пословицу : что ласточка одна не делает весны». Что же касается Ласточки, то ей остается только посочувствовать: поторопилась, поэтому замерзла. И.А. Крылов не ставит перед собой цель рассмотреть жизненные позиции Ласточки, оправдать или осудить ее за то, что она оказалась первой вестницей запаздывавшей весны. Упоминания о богатом именье, которое мот получил в наследство, да и вся ситуация с шубой, которую молодец промотал в разгар зимы, способствует тому, что в басне И.А.Крылова мы видим прежде всего жанровую сценку, бытовую зарисовку, выражение житейской мудрости. Для Толстого этого недостаточно: если у И.А. Крылова мы наблюдаем процесс «сжатия» басни до пословицы, то в новом афористическом произведении из пословицы вырастает фрагмент, в котором автор открывает читателям проблему общечеловеческой важности. Для понимания специфики афористического дискурса существенными оказываются экстралингвистические факторы, включение рассматриваемых текстов в контекст условий, которые способствовали их появлению на свет. Время, когда Толстой создавал свое произведение, с особой остротой поставило вопрос о том, стоит ли во имя светлого будущего жертвовать всем, даже собственной жизнью. Сам автор рассмотренного афористического фрагмента, как известно, не мечтал о революционных преобразованиях с целью создания нового общества. Оттолкнувшись от общей формулы басенной морали, он опровергнул ее и, используя образную систему крыловской басни, пытаясь внушить читателю новое понимание жизни, основанное не на наблюдении того, что есть, а на мечте о том, что должно быть.

В четвертой главе «Риторическая аргументация в афоризмах и афористических фрагментах женского авторства» приводятся основания для реализации гендерного подхода к анализу малой афористической прозы.

Период формирования женской прозы, относящийся к первой половине XIX века, в том числе зарождение и развитие особой области женской прозы – женской афористики – в рамках гендерных исследований практически никак не отражен. В связи с тем, что обращение к малоформатным афористическим текстам, созданным женщинами-авторами является абсолютно новым этапом в развитии лингвистических исследований, автор реферируемого исследования обращается именно к тем источникам, в рамках которых они впервые стали доступны читателю, а именно – к прозаическим произведениям, написанным женщинами-авторами в первой половине XIХ века.

Женская проза первой половины XIX века с полным на то основанием может быть признана самостоятельным литературным феноменом, несмотря на то, что представлена она прежде всего так называемыми «забытыми именами», авторами, чьи произведения в процессе последующей рецепции художественного творчества были вытеснены на периферию литературного процесса первой трети XIX века, но отнюдь не утратили своего поэтического своеобразия).

В связи с этим речь идет о гендерном аспекте женской афористики. В ходе исследования доказывается, что существуют гендерные особенности формирования малоформатных афористических текстов: не только в тематическом плане, но и в плане выражения основных содержательных доминант женская афористика в значительной степени отличается от ее мужского эквивалента.

Гендерное исследование афоризмов женской прозы представляет прежде всего прикладную значимость, так как позволяет на примере малоформатных текстов выявить те коммуникативные стратегии и тактики, которыми женщины пользуются для передачи читателям основных позиций своей картины мира, для утверждения ее истинности.

В первой половине XIX века афористические произведения женской малой прозы не издавались отдельными сборниками. Афористический бум в России еще не наступил, и традиционный, известный со времен древнерусских собраний афористический жанр использовался на вторых ролях, как правило, во включениях в разного рода художественные тексты. Таким образом, можно сказать, что женская афористика этого периода, как и мужская, могла быть представлена только как некий «несобранный» цикл – афористические тексты, которые принято называть вводными, рассеяны по пространствам романов и повестей.

Системное изучение художественной прозы первой половины XIX века в связи с феноменом пола, а также социокультурных процессов, отражающих в литературе своеобразие гендерной ситуации (прежде всего, художественной оппозиции «феминность / маскулинность») этого времени, выявило ряд имен авторов, в произведениях которых наиболее четко выражена тенденция к использованию афористических вставок. Четвертая глава посвящена суггестивному потенциалу малоформатных афористических текстов таких авторов, как Е.П. Ростопчина, Е.А. Ган, Е. Кологривова и Н. Дурова.

В женской афористике также используются произведения, проанализированных в предыдущих главах жанровых модификаций: и афоризмы, и изречения, и афористические фрагменты. Тем не менее, в ходе исследования происходит открытие других, эмоциональных основ, на которых строится суггестивная стратегия и конкретные приемы воздействия на читателей, используемые при построении текстов. Так, например, практически не встречаются в женской малой прозе обращений к рассудку, к разуму. Чтобы сделать спорную, сомнительную мысль приемлемой для читателя в ход идет эмоциональная убежденность автора и другие риторические аргументы, заставляющие поверить, что автор прав и его утверждение истинно.

Даже Н. Дурова, которая чаще всего находится в своих наблюдениях за пределами основных гендерных доминант, на традиционно мужские темы рассуждает, используя чисто женские приемы их презентации. Приведем пример из четвертой главы, где в основе афоризма традиционно женский концепт «счастье»: «Счастье ослепляет!..» Но дальше тема не амплифицируется ни в направлении любовных переживаний, ни в сторону игры страстей, страданий и измен. Точнее страсти имеют место, но они не носят гендерный характер, доводом, подтверждающим правомерность утверждения, оказывается судьба Наполеона: «Счастие ослепляет!.. Мне часто приходит на мысль молитва Старна перед жертвенником Одена, когда он просит его наслать на ум Фингала недоуменье, предзнаменующе могущего паденье!.. Вопреки бесчисленным поклонникам Наполеона беру смелость думать, что для такого великого гения, каким его считают, он слишком уже уверен и в своем счастии и в своих способностях, слишком легковерен, неосторожен, малосведущ. Слепое счастие, стечение обстоятельств, угнетенное дворянство и обольщенный народ могли помочь ему взойти на престол; но удержаться на нем, достойно занимать его будет ему трудно» (Н. Дурова).

Призму восприятия Наполеона Дурова задает через дословную цитату из трагедии В.А.Озерова, которая в начале XIX века была особенно популярна в России. Сопоставление с Фингалом, героем «Песен Оссиана», по имени которого и названа трагедия, несомненно, вводит Наполеона в контекст героических личностей прошлого, но, при том, что акцент делается именно на молитве Старна, интертекст здесь оказывается необходим, чтобы представить не столько героя в момент триумфа, сколько, наоборот, в момент паденья – таким, каким он видится его врагу. Дурова здесь выступает в роли прорицательницы, которая, в отличие от бесчисленных поклонников» Наполеона, видит за горизонтом его бесславное будущее, когда достойно занимать престол ему «будет трудно». На подкрепление этой авторской роли провидицы нацелено и упоминание молитвы Одину: в ней также заложен потенциал воссоздания в воображении читателя страшных картин грядущей судьбы Наполеона: Старн рисует Фингала «лютым зверем, страшилищем лесов», которого гонят ловчие в «расставленную сеть». Дурова, которая в момент написания «Записок» уже знала исход компании, создает иллюзию своей способности видеть будущее, основанную, правда на анализе ситуации и наличии сведений, которые оказываются скрыты от Наполеона, ослепленного счастьем. Интересно, что лексема «счастье» присутствует и в молитве Старна, который видит себя в недалеком будущем обладателем «добычи счастливой». На уровне интертекстуальных взаимодействий актуальным оказывается свойство счастья приносить зло, тем, к кому оно заглянула, дистабилизируя и лишая чувства опасности, как это случилось и с Фингалом, и с Наполеоном.

Предостережение Наполеону, которое Дурова оформляет как лично ответственное слово – «беру смелость думать», опять же благодаря интертекстуальному упоминанию о Фингале расширяет круг лиц, для которых оно может быть актуально: счастье, как это было в истории Фингала, связанное в чувством любви, в его случае к дочери Старна Моине, не в меньшей степени может ослепить, чем счастье оказаться на престоле или одержать победу в войне. Интересно, что счастье, представленное изначально только как субъект действия в процессе рассуждение само обретает характеристику той ущербности, которой оно награждает других: «слепое счастье» «ослепляет», ибо не видит, что творит.

Для женской афористической прозы характерно, как это было показано, на примере афористического фрагмента Дуровой включать для подкрепления своих мыслей ссылки на авторитетные источники. Это могут быть разного рода прецедентные тексты, в том числе пословицы, афоризмы, как известных мыслителей прошлого, так и современников, цитаты из художественных произведений. Как правило, женщины-авторы используют этот суггестивный прием, чтобы убедить реципиента в свой правоте, истинности того, о чем идет речь.

В пятой главе «Суггестивное речевое воздействие в повседневном общении: место и роль малоформатных афористических текстов» суггестивный потенциал малоформатных афористических текстов рассмотрен в аспекте культуры речи на примере закрытого светского общения, для которого востребованной оказывается не только их формульность, но и наличие возможностей скрытого воздействия на собеседника. На примере вводных афоризмов, используемых в современной женской прозе в качестве характеристики особенностей коммуникативного поведения представителей современной элиты, рассматриваются репрезентативные элементы идеостиля писательниц, которые используют суггестию для внедрения в сознание читателя определенных социальных стереотипов, связанных с системой ценностей тех или иных суб-культур.

В первом и втором параграфе пятой главы рассматриваются теоретические основы выделения светского общения как особого коммуникативного явления. В последующих трех параграфах данное явление становится предметом лингвокоммуникативного анализа в динамике изменений связанных с изменением исторического контекста. Смена гендерных ролей оказалась существенной для тематических изменений в рамках женского афористического дискурса: на примере афористических вводных текстов романов В.Токаревой, Т.Москвиной и О.Робски проводится анализ новых концептов и новых приемов реализации суггестивных стратегий, связанных уже не с интимно-личным, а социальным интересом, характерным для парадигмы современного фемининного мышления.

До недавнего времени, афористический дискурс был связан прежде всего с презентацией и внедрением постулатов идеологии, с акцентом на ее мускулинный интерес, и мог иметь разный масштаб: от жизненной философии целого поколения до учения, созданного одним его представителем, при этом сохраняя просветительский пафос и серьезность намерений. Современный публичный дискурс, не отказываясь от использования афоризмов и их суггестивных возможностей, резко снизил планку. Рассмотрев возможности функционального использования малоформатных афористических текстов в современной коммуникации, автор диссертационного исследования пришел к выводу, что наиболее востребованными они оказываются в ситуациях закрытого общения. Присутствие афористических вставок в светском общении прежде всего связано с действием «закона удовольствия», тем не менее, установка на комплиментарный стиль общения, на «поглаживания» и табуирование опасных тем, способствует выходу на передний план прецедентных текстов - нейтральных мудрых цитат из известных всем источников. Даже, если цитаты и скрывают двойное дно, собеседники уверены, что классикой жанра они застрахованы от прямого нападения – ведь если манипулятивные стратегии оказываются допустимы в светском общении, то открытое давление и императивы будут запрещены однозначно.

В шестой главе проводится анализ результатов лингво-психологического эксперимента. Основной экспериментальный массив был составлен из текстов, анализ которых в предшествующих главах исследования показал на семантическом и синтаксическом уровне наличие у них суггестивного потенциала. В ходе эксперимента, при сопоставлении с афористическими текстами, в которых используются другие средства речевого воздействия, было подтверждено, что использование суггестивных стратегий способствует лучшему запоминанию текстов. Таким образом, гипотеза, связанная с утверждением суггестии в качестве механизма превращения афористических текстов единичного употребления в прецедентные, была подтверждена экспериментально.

Для обработки и уточнение данных, полученных другими методами в ходе исследования, в ходе эксперимента применялась методика контент-анализа, а также психолингвистический и концептуальный виды анализа.

Контент-анализ использовался для решения следующих исследовательских задач:

изучения через содержание афористических текстов социальнопсихологических особенностей их авторов;

изучение реальных социально-психологических явлений, которые отображены в содержании афористических текстов, в том числе тех явлений, которые имели место в прошлом;

изучение через содержание афористических высказываний социальнопсихологической специфики различных средств речевого воздействия, а также особенностей форм и приемов организации содержания, в частности пропагандистского, дидактического и сакрального;

изучение через содержание афористических высказываний социальнопсихологических особенностей их реципиентов, в частности гендерных установок восприятия афористических текстов разных жанров;

изучение через содержание сообщений социально-психологических аспектов влияния на восприятие реципиентов их принадлежности к разным микро- и макрогруппам, а также изучение факторов, препятствующих и способствующих восприятия информации сообщения.

Метод контент-анализа был заимствован при проведении лингвистического исследования из методологии социальной психологии, поэтому, как и в дискурсивном анализе, афористический текст разворачивается в исследование авторских интенций, связанных с принадлежностью автора к определенной социальной группе и определенному психологическому типу, и характеристики реципиентов, как представителей микро- и макрогрупп, влияющие на их восприятие сообщений. Непосредственным материалом исследования становятся текстовые документы, которые рассматриваются как «сообщение», то есть с точки зрения их включения в динамический процесс коммуникации. Если на уровне гипотез выявляются определенные экстралингвистические факторы выбора суггестивных стратегий для подготовки афористических текстов, то в ходе эксперимента подкрепляется как эффективность этих стратегий, так и уточняются их возможности и разная степень их эффективности для воздействия на представителей разных микро- и макрогрупп. То есть, демонстрируется зависимость афористических сообщений на разных уровнях от личностных и групповых особенностей авторов и реципиентов.

В эксперименте участвовали студенты 1-5 курсов факультета филологии Государственной полярной академии и студенты факультета Гуманитарных наук Санкт-Петербургского государственного экономического университета ( человек). По гендерному признаку состав участников эксперимента был неоднороден: 356 девушек и 131 молодой человек.

Эксперимент подтвердил, что лучше всего запоминаются и обладают потенциалом суггестивного воздействия афористические тексты, основанные на перцептуальных образах – ольфакторных, кинестетических, визуальных и аудиальных. Активнее всего воздействуют на чувственно-образную сферу восприятия тексты, в которых были использованы метафоры и сравнения, связанные со зрительными образами. Задание, связанное с выявлением ключевых слов, показало следующую специфику в восприятии информации юношами и девушками: первые акцентировали внимание на абстрактных категориях, но связывали их ассоциативно с конкретными предметами и явлениями, вторые и в выборе ключевых слов, и в ассоциациях ориентировались на эмпирическую реальность. При восприятии на слух текстов афористической выборки, представлявших сообщения, в которых использовались приемы суггестивного воздействия, и сообщения, в которых такого рода проявлений суггестивного потенциала не было выявлено, продемонстрированы следующие результаты: из афористических текстов первой группы юноши и девушки запоминали около 80%, из второй юноши - 50%, девушки – 30%. На втором этапе эксперимента, включавшем выполнение задания по конкретизации каждого сообщения, основанного на дефиниции абстрактных категорий - по поиску примеров, подкрепляющих конкретным примером генеральное утверждение, показатель был улучшен по второй группе – до 70% у юношей и до 50% у девушек.

Рабочая гипотеза, в соответствии с которой утверждалось, что малоформатные афористические тексты благодаря реализации суггестивных стратегий (активизации авторитетного авторского начала, использованию сенсорных ассоциаций, стратегии единения с реципиентом и др.), лучше запоминаются и воспроизводятся реципиентами, была подтверждена экспериментально. Таким образом, именно фактор суггестии может быть признан определяющим для активизации процесса превращения текстов единичного употребления в прецедентные тексты.

Заключение содержит основные выводы и обобщающие положения, связанные с теоретически разработанными и экспериментально подтвержденными алгоритмами выявления суггестивного потенциала малоформатных афористических текстов. В диссертации подтверждается гипотеза о существовании разных типов суггестии – рациональном и эмоциональном. На примере религиозного и секулярного афористических дискурсов продемонстрированы суггестивные стратегии, отражающие специфику мускулинного мышления. Эмоциональный афористический дискурс малой женской прозы показан в динамике изменений гендерных ролей, которая выразилась в разных тактических проявлениях суггестивной стратегии на всех языковых уровнях.

Диссертационное исследование показало, что приемы, связанные с суггестией, находят выражение как на лексическом уровне, так и на синтаксическом, то есть внушение оказывается возможным только при использовании подходящего языкового материала и правильном его распределении в каждом отдельном афористическом высказывании. Исследование языковых явлений с точки зрения их функционирования определило выбор в качестве главного метода дискурсивный анализ. Афористический текст, как результат речемыслительной деятельности автора, обобщающего свои частные наблюдения и резюмирующие их в универсальном утверждении, таким образом, был проанализирован с точки зрения его направленности на читательское восприятие, которое в итоге становилось интерпретацией общего с точки зрения наличия в индивидуальном опыте частных наблюдений, позволяющих судить об истинности или неистинности этого утверждения.

Таким образом, предметом афористического дискурса, которому посвящено исследование, становится все, что предшествовало созданию текстов и то, что происходило после знакомства с ними реципиента. И если в основе афористического дискурса лежит специфическая мыслительная ситуация аппроксимации индивидуального всеобщим и всеобщего индивидуальным, то, можно сказать, что по сути она является частным случаем тех переходов, которые происходят на стыке любого дискурса с любым текстом.

Настоящее исследование имеет перспективы быть продолженным в изучении суггестивной природы современных афоризмов, прежде всего в коммуникативном аспекте. Наличие в афористических текстах суггестивных возможностей способствует их запоминанию, активизации действия мнемических механизмов. В качестве прецедентных текстов они получают новую жизнь, превращаясь в составляющую публичного дискурса.

3. ОСНОВНЫЕ НАУЧНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ

ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИя

Монографии:

1. Карлик Н.А. Афористика Л.Н.Толстого: сборник мудрых мыслей «Круг чтения»: Монография. – СПб., 2012. – 14 п.л.

Учебные пособия:

2. Карлик Н.А. Риторика: Учебно-методическое пособие. - СПб.: ГПА, 2008. – 15 п.л.

3. Карлик Н.А. История мировой литературы и искусства: эл. уч. – СПб.: АУиЭ, 2008. – 17 п.л.

Статьи опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК РФ:

4. Карлик Н.А. Риторический потенциал афористических жанров (на примере творчества Л.Н.Толстого) / Н.А. Карлик // СанктПетербургский государственный горный университет. Актуальные проблемы гуманитарного знания в техническом вузе. - Записки горного института. - 2011. - Том 193.– 0,5 п.л.

5. Карлик Н.А. Суггестивная роль пословиц в построении малоформатных афористических текстов / Н.А.Карлик // Вестник Орловского государственного университета. - 2012. - №8(28). - (Серия: новые гуманитарные исследования). – 0,6 п.л.

6. Карлик Н.А. Интертекстуальные взаимодействия как основа построения рецептивных афористических циклов / Н.А.Карлик // Вестник Орловского государственного университета. - 2012. - №9(29). - (Серия: новые гуманитарные исследования). – 0,6 п.л.

7. Карлик Н.А. Афористические скрепы в романе Л.Н.Толстого «Война и мир» / Н.А.Карлик // Известия Санкт-Петербургского университета экономики и финансов: Периодический научный журнал. – 2013. п.л.

8. Карлик Н.А. Суггестивный потенциал интертекстуальных взаимодействий: афоризмы А. Шопенгауэра в «Круге чтения» Л.Н. Толстого / Н.А. Карлик // Вестник Орловского государственного университета.

- 2013. - №1 (30). - (Серия: новые гуманитарные исследования). – 0,6 п.л.

9. Карлик Н.А. Риторические традиции древнерусской учительной литературы в творчестве Л.Н.Толстого: о художественной аксиологии «Круга чтения» / Н.А. Карлик // Известия Санкт-Петербургского университета экономики и финансов: Периодический научный журнал. – 2010 п.л.

10. Карлик Н.А. Риторическая аргументация в афоризмах и афористических текстах женского авторства (на примере «Записок кавалеристдевицы» Н.Дуровой) / Н.А.Карлик // Научно-технические ведомости Санкт-Петербургского политехнического университета. Гуманитарные и общественные науки. – 2013. - № 1. – 0, 5 п.л.

Научные статьи и доклады, опубликованные в профессиональных журналах и научных сборниках:

1. Карлик Н.А. «Круг чтения» Л.Н.Толстого / Н.А.Карлик // Вестник КазГАУ. - 1997. - № 1-2. – 0.5 п.л.

2. Карлик Н.А. Риторические особенности «Круга чтения»

Л.Н.Толстого: к вопросу о влиянии на писателя древнерусской учительной традиции / Н.А.Карлик // Всероссийская научно-практическая конференция Риторика и проблемы культуры речи: Материалы Всероссийской научнопрактической конференции. – Тула:, ТГУ, 2001. - 0, 4 п.л.

3. Карлик Н.А. Афористическое в произведениях Л.Н. Толстого: морфологический аспект / Н.А.Карлик // Мировая словесность для детей и о детях.

– Вып. 7. – М.: МПГУ, 2002. - 0, 5 п. л.

4. Карлик Н.А. Афористическое в произведениях Толстого: морфологический аспект / Н.А.Карлик // Мир русского слова. - № 2 (10). - 2002. – 0, п.л.

5. Карлик Н.А. Риторическая роль пословицы в построении афористических фрагментов сборника «Путь жизни» Л.Н. Толстого / Н.А. Карлик // Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков:

материалы четвертой международной научно-практической конференции: В томах. Том 2. – СПб.: ГПА, 2012. – 0, 5 п.л.

6. Карлик Н.А. Управление культурными горизонтами: негативный смысловой фонд и пути его нейтрализации / Н.А.Карлик // Экономика, культура, образование в XXI веке. Перспективы развития: Тезисы докладов Международной научно-практической конференции. – СПб., 2002. – 0, 2 п.л.

7. Карлик Н.А. «Круг чтения» Л.Н.Толстого: жанровая природа авторской афористики / Н.А.Карлик // Жанры в историко-литературном процессе:

Сборник научных статей. – Вып. 2. – СПб., 2003. – 0,5 п.л.

8. Карлик Н.А. Риторические возможности афористических жанров (на примере афористики «Круга чтения» Л.Н.Толстого / Н.А.Карлик // Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков: материалы третьей международной научно-практической конференции: В 2 томах. Том 2. – СПб.: ГПА, 2011. - 0,5 п.л.

9. Карлик Н.А. Война и мир в афористике Л.Н.Толстого / Н.А. Карлик // 1812 года в истории и культуре: материалы международной научной конференции 23-24 октября 2012 г. – СПб: ГПА, Прана, 2012. – 0,6 п.л.

10. Карлик Н.А. Субкультурные феномены в литературе и фольклоре Древней Руси / Н.А.Карлик // Мир гуманитарной культуры академика Д.С.Лихачева. II Международные лихачевские научные чтения. – СПб.:

СПбГУП, 2003. – 0,5 п.л.

11. Карлик Н.А. Роль этнических стереотипов в построении риторических моделей / Н.А.Карлик // Материалы ХХХII Международной фил. конференции. Вып. 18. Язык и ментальность. – СПб.: СПбГУ, 2003. – 0, 2 п.л.

12. Карлик Н.А. Светская беседа как субкультурный феномен / Н.А.Карлик // Диалог культур – 2004: в поисках новой гуманитарной парадигмы: Материалы III научно-практической конференции. – СПб., 2004. – 0,4 п.л.

13. Карлик Н.А. Роль филологических дисциплин в речеведческой подготовке студентов факультета социального управления / Н.А.Карлик // Риторика в модернизации образования: Материалы докладов Восьмой международной научной конференции по риторике. – М.: МПГУ, 2004. – 0,2 п.л.

14. Карлик Н.А. Светское общение и его жанровые разновидности // Н.А.Карлик / Человек в информационном пространстве. – Вып. 3. Научное издание. – Ярославль, 2005. – 0,4 п.л.

15. Карлик Н.А. Светская беседа: классика жанра / Н.А.Карлик // Записки Горного института. Риторика в системе коммуникативных дисциплин. В двух частях. - Часть I. - Том 160(I). – СПб., 2005. – 0,5 п.л.

16. Карлик Н.А. «Уходят запахи и звуки…» / Н.А.Карлик // Материла международной научной конференции «Пушкинские чтения – 2005». Феномен повседневной культуры: гуманитраные исследования: Философия. Культурология. История. Филология. Искусствоведение. – 0,3 п.л.

17. Карлик Н.А. Режим афористических включений в ситуациях закрытого общения / Н.А.Карлик // Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов. – Волгоград, 2005. – 0,5 п.л.

18. Карлик Н.А. Образ автора в произведениях афористических жанров («Круг чтения» Л.Н.Толстого) / Н.А.Карлик // Человек в информационном пространстве. – Вып. 3. Научное издание. – Ярославль, 2005. – 0,5 п.л.

19. Карлик Н.А. Закрытое общение как предмет лингвокоммуникативного анализа / Н.А.Карлик // Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 110-летию проф. Н.П.Гринковой «Слово. Словарь. Словесность:

социокультурные координаты». 16-17 ноября 2005 г. – СПб., 2006. – 0,5 п.л. – 0, 5 п.л.

20. Карлик Н.А. Общение как часть повседневности / Н.А.Карлик // Диалог культур – 2006. Болонский процесс, язык, культура, бизнес. Материалы V международной научно-практической конференции (16-17 марта 2006 г.). – СПб., 2006. – 0,5 п.л.

21. Карлик Н.А. Женщина как царица и раба в современной России / Н.А.Карлик // Материалы заочной межрегиональной научно-практической конференции. – СПб., 2006. – 0,5 п.л.

22. Карлик Н.А. Светское общение в ментальном языковом сознании / Н.А.Карлик // Материалы Х-й Международной научно-методической конференции «Риторика и культура речи в современном обществе и образовании». – М., 2006. – 0,3 п.л.

23. Карлик Н.А. Коммуникативный портрет представителя современной элиты (на материале отечественной художественной прозы) / Н.А.Карлик // Материалы Всероссийской научной конференции «Слово. Словарь. Словесность: из прошлого в будущее». – СПб.: РГПУ, 2006. – 0,5 п.л.

24. Карлик Н.А. Современная отечественная элита глазами Т. Москвиной / Н.А.Карлик // Диалог культур – 2007: Молодежь в пространстве межкультурных и этнокультурных коммуникаций: сборник научных статей. – СПб.:

СПбАУЭ, 2007. – 0,3 п.л.

25. Карлик Н.А. Коммуникативное поведение представителей современной элиты (на материале отечественной художественной прозы) / Н.А.Карлик // Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов: Материалы Второй Международной научной конференции. – Волгоград, 24 – 25 апреля 2007 г. – Волгоград, 2007. – 0,5 п.л.

26. Карлик Н.А. «Светское» общение героев современной прозы (по роману В.Токаревой «Птица счастья») / Н.А.Карлик //Опыты – 2006 – 2007:

Сборник работ студентов и преподавателей факультета филологии. – СПб., 2008. – 0,3 п.л.

27. Карлик Н.А. Светское будущее российского андеграунда / Н.А.Карлик // PR и социальное управление: экономика, политика, культура.

Личность. Семья. Общество: Материалы VIII межвузовской конференции. мая 2008 г. – СПб.: СПбАУЭ, 2008. – 0, 2 п.л.

28. Карлик Н.А. Светский дискурс и современные аспекты его интерпретации / Н.А.Карлик // Материалы международной научной конференции «Человек в пространстве языка». - Вильнюс, 2008. – 0, 5 п.л.

29. Карлик Н.А. «Круг чтения» Л.Н.Толстого: к вопросу о влиянии на писателя древнерусской учительной литературы / Н.А.Карлик // Л.Н.Толстой в мировом коммуникативном процессе: Тезисы Межвузовской научной конференции, посвященной 180-летию Л.Н.Толстого. - 12 ноября 2008 г. – СПб.: Роза мира, 2008. – 0,3 п.л.

30. Карлик Н.А. Риторический идеал Л.Н.Толстого и его древнерусские истоки (на примере «Круга чтения») / Н.А.Карлик // Опыты – 2008: сб. работ преподавателей и студентов факультета филологии. – СПб.: ГПА, 2009. – 0,5 п.л.

31. Карлик Н.А. Риторические возможности афористики / Н.А.Карлик // Материалы XIII Международной научно-практической конференции «Риторика и культура общения в общественном и образовательном пространстве», – 23 января 2009 года. – М.: Гос. ИРЯ им. А.С.Пушкина, 2009. – 0,5 п.л.

32. Карлик Н.А. Риторические особенности «Круга чтения»: к вопросу о влиянии на Л.Н. Толстого древнерусской учительной литературы / Н.А. Карлик // Рус. яз.: взгляд из-за рубежа. – М.: Старая площадь, 2009. – 0,7 п.л.

33. Карлик Н.А. Светская речь на рубеже веков (на материале современной отечественной прозы) / Н.А.Карлик // Актуальные вопросы русской словесности: сб. ст. – М.: Старая площадь, 2009. – 0,6 п.л.

34. Карлик Н.А. «Афоризмы Шопенгауэра в «Круге чтения»: принципы редакторской работы Толстого над «чужими текстами» / Н.А.Карлик // Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков:

Материалы первой международной научно-практической конференции 19 – февраля 2009 года. – СПб.: ГПА, 2009. – 0,3 п.л.

35. Карлик Н.А. К вопросу о связях «Круга чтения» Л.Н.Толстого с древнерусской риторической традицией / Н.А.Карлик // Мастерская публициста: опыт прошлого и настоящего. Вып. 6 /Под ред. Г. В. Жиркова. - СПб.: Роза мира, 2009. – 0,5 п.л.

36. Карлик Н.А. Риторическая проза Л.Н.Толстого: «Круг чтения» / Н.А.Карлик // Диалог культур – 2009: поиск общих целей и ценностей: сб. научных ст. к VIII Международной научно-практической конференции. – СПб.:

Астерион. – 0,3 п.л.

37. Карлик Н.А. Риторические возможности жанра интервью (на примере интервью с Л.Н.Толстым) / Н.А.Карлик // Материалы XIV Международной научной конференции «Риторика и культура речи: наука, образование, практика», 1-3 февраля 2010 года / Под. ред. Г.Г. Глинина. - Астрахань: Издательский дом «Астраханский университет», 2010. – 0,5 п.л.

38. Карлик Н.А. О преподавании речеведческих дисциплин студентамнефилологам / Н.А.Карлик // Актуальные проблемы гуманитарного знания в техническом вузе: Материалы второй Всероссийской научно-практической конференции. – СПб.: Горный институт, 2010. – 0,5 п.л.

39. Карлик Н.А. Лев Толстой глазами журналистов начала XX века // Ценности журналистики и достоинства журналиста (аксиология журналистики). – СПб.: СПбГУ, 2010. – 0,3 п.л.

40. Карлик Н.А. Суггестивные возможности жанра интервью / Н.А.Карлик // Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков: Материалы второй международной научно-практической конференции. – СПб.: ГПА, 2010. – 0,3 п.л.

41. Карлик Н.А. «Пирамида ценностей» в афористике «Круга чтения»

Л.Н.Толстого» / Н.А.Карлик // Мастерская публициста: опыт прошлого и настоящего. – СПб., 2010. – 0,3 п.л.

42. Карлик Н.А. Феномен удовольствия в коммуникативном сознании начала XXI в. / Н.А.Карлик // Диалог культур – 2010: наука в обществе знания:

сборник научных трудов международной научно-практической конференции. – СПб.: СПбАУиЭ, 2010. – 0,2 п.л.