На правах рукописи

Усмонов Рустам Ахмаджонович

ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ СПЕЦИФИКА

ТЕКСТОВ ПУБЛИЧНЫХ ВЫСТУПЛЕНИЙ

В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

(на материале выступлений должностных лиц Таджикистана)

Специальность 10.02.01 – русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание учёной степени доктора филологических наук

Москва – 2012 1

Работа выполнена на кафедре русского языка и методики его преподавания филологического факультета РУДН

Научный консультант:

академик РАЕН, доктор филологических наук, профессор Шаклеин Виктор Михайлович

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Базылев Владимир Николаевич, доцент кафедры методики, педагогики и психологии Государственного института русского языка им. А.С.Пушкина доктор филологических наук, доцент Панков Фёдор Иванович, доцент кафедры дидактической лингвистики и теории преподавания русского языка как иностранного Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова доктор филологических наук, профессор Самадова Рафоатхон Ахунбабаевна, профессор кафедры развития устной и письменной речи русского языка Худжандского государственного университет им. академика Б.Гафурова

Ведущая организация: Таджикский государственный институт языков имени Сотима Улугзода

Защита диссертации состоится 19 февраля 2013 г. в 13- на заседании диссертационного совета Д 212.203.12 по филологическим наукам при Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, Россия, Москва ул. Миклухо-Маклая, д. 6, зал № 1.

С диссертацией можно ознакомиться в Учебно-научном информационном библиотечном центре (Научной библиотеке) РУДН.

Автореферат диссертации размещен на сайте РУДН – www.rudn.ru Автореферат разослан 28 января 2013 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент Н.Ю.Нелюбова

Общая характеристика работы

На рубеже XX –XXI веков политический дискурс стал весьма актуальным объектом исследования. Так, развитие когнитивной лингвистики привело к признанию роли политического дискурса в формировании языковой картины мира: фактически, политический дискурс является не только способом отражения и осмысления в языке объективных процессов, но и, как показывают исследования, способом формирования представлений, сюжетов, мифов в общественном сознании. Применяемые для этого средства – метафорическая концептуализация действительности, мифологизация общественной жизни, интегральные и агональные знаки, неслучайные тропы и фигуры речи. В зарубежном языкознании данная проблематика разрабатывалась, начиная с середины XX века, в России – после перестройки, в науке Таджикистана до настоящего времени еще не становилась объектом комплексного исследования.

Объектом настоящего исследования является русско-таджикский политический дискурс современного Таджикистана, понимаемый как институциональный дискурс, основная интенция которого – борьба за власть. В качестве предмета исследования выступают: особенности референции, семиотические характеристики и метафорика русскоязычного политического дискурса современного Таджикистана. Политический дискурс современного Таджикистана включает развитую систему метафорической концептуализации. Выбор русского языка при исследовании политического дискурса страны связан с важнейшей ролью русского языка и как языка межнационального общения и как языка внешней политики в Таджикистане. Несмотря на законодательно утвержденное уменьшение роли русского языка в Таджикистане, в реальности русский язык остается важнейшим традиционным и кодифицированным языком официально-делового общения, языком политики.

Актуальность избранной темы определяется следующими моментами:

1. В мировом пространстве возрастает значимость политической коммуникации, поскольку демократическое социальное устройство предполагает открытое обсуждение вопросов власти, ее передачи и сохранения, а язык власти имеет непосредственное отношение к политическим проблемам. В последние годы многие работы посвящены тем или иным аспектам исследований политического дискурса, однако комплексное исследование проблем политического дискурса на материале современного Таджикистана еще не проводилось.

2. Дискурс вообще и политический дискурс в частности являются объектом научных исследований и дискуссий. Требует уточнения знаковая природа дискурса, истинностный и ценностный аспекты его, процесс концептуализации действительности в нем и влияния его на общественное сознание.

3. В последние два десятилетия Таджикистан прошел долгий путь от постсоветской раздробленности и гражданской войны до формирования демократического, светского, правового государства; этот путь сопровождался построением своеобычного политического дискурса, отражающего этапы становления государственности и различные дискурсивные источники. Диахронический аспект становления политического дискурса в отдельно взятой стране еще не анализировался.

4. Политический дискурс современного Таджикистана является показательным объектом исследования и представляет собой вариант построения самостоятельного постсоветского политического языка отдельно взятой страны; в этом процессе одновременно отражаются и формулируются принципы самоидентификации нации, государственности современного Таджикистана.

Цель настоящего исследования – проведение комплексного анализа политического дискурса современного Таджикистана в наиболее показательных аспектах. В связи с поставленной целью предполагается решение следующих задач:

1) охарактеризовать основные концепции исследований политического дискурса в современной лингвистике, выявить его основные черты и особенности;

2) определить место и значимость русского языка в общественной жизни, в культуре и политике современного Таджикистана;

3) выявить особенности референциальности политического дискурса современного Таджикистана;

действительности, проявляющуюся в политическом дискурсе современного Таджикистана;

5) описать метафорическое пространство политического дискурса современного Таджикистана.

Научная новизна. Впервые в данном исследовании описывается комплексная лингвоконцептуальная модель построения политического дискурса в Таджикистане как отдельно взятой стране постсоветского пространства, определены его семантические, семиотические и концептуальные параметры, охарактеризованы его базовые концепты («власть», «политика»), политического дискурса современного Таджикистана. В связи с этим исследуются родовые признаки политического дискурса. Отмечается, что исследование текста публичного выступления предполагает выявление признаков, черт, принципов его структурного оформления, составляющих компонентов и композиционного строения. Обращая внимание на многомерность речемыслительного пространства политического текста и используя разработку понятийного аппарата семиотики применительно к лингвистике, возможно представить процесс публичного общения с помощью модели, включающей интенциональный фактор, фактор оценки и ментальной реакции.

В данном исследовании отмечается, что как и всякий языковой знак, текст политического диалога имеет универсальные и частные черты. Это прежде всего целостность и связность, проявляющиеся в континуальном смысловом единстве его компонентов. Кроме того тексту политического дискурса присущи хронотопность, т.е. обязательное наличие пространственных и темпоральных отношений, и информативность. Для политического диалога характерны также интерсубъективность, интенциональность, в большей степени, чем публичному монологу модальность.

Впервые в данной диссертации рассматривается «Политическая афористика как семиотическая подсистема». В её рамках выделяются такие жанры: собственно афоризм, пословица, заголовок, лозунг, девиз, программное заявление, фраза-символ и другие. Приведённые в этом параграфе примеры убеждают в правомерности такой классификации.

Здесь подчёркивается та мысль, что политическая метафора является инструментом для осмысления, моделирования и оценки политических процессов. В ней отражаются социально-психологические и политические процессы, личностные качества государственных деятелей.

Рассматриваются метафорические модели со сферами-источниками «История», «Ислам», «Семья», «Школа», «Организм», «Война» и др. а также тема «Мишени метафорической экспансии», включающая параграфы «Факторы национальной самоидентификации» (самоидентификация нации через величие предков: именно в истории политические элиты Таджикистана склонны искать проявления таджикского политического опыта прошлого.

Теоретическая значимость работы состоит в углублении теории дискурса, уточнении его лингвокультурного статуса, в разработке категориального аппарата, интегрирующего категории прагмалингвистики, когнитивной лингвистики, семиотики, метафорологии; в разработке концепции исследования политического дискурса одного государства в период становления его государственности.

Практическая ценность выполненного исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в разработке лекционных курсов по общему языкознанию, в спецкурсах по политической лингвистике текста и когнитивной лингвистике, социолингвистике, в практическом курсе интерпретации политических текстов, а также могут быть полезны исследователям и специалистам в области политической коммуникации.

Методологической основой исследование стало положение о диалектической взаимосвязи сознания, языка и культуры, образного и логического в языке и мышлении.

Для решения поставленных в диссертации задач использовались общенаучные методы понятийного анализа, интроспекции, и интерпретативного анализа. Предпринятое исследование политического дискурса современного Таджикистана соединяет в себе также элементы дескриптивно-риторического, дескриптивно-содержательного и когнитивного подходов.

Теоретической базой данного исследования послужили работы лингвистов в области семиотики и лингвосемиотики (Р. Барт, Ю.И. Левин, Ю.М. Лотман, Т.Себеок, Ю.С. Степанов, У. Эко.), лингвистики текста и теории дискурса (А.Г. Баранов, Богданов Б.М, Р. Водак, Т. ван Дейк, B.B. Гаспаров, В.И. Карасик, M.JI. Макаров, П. Серио, W. Dieckmann, W. Holly, М. Coulthard, R. Fowler), теории риторики (К.П. Зеленецкий, А.К. Михальская, Ю.В. Рождественский, R. Bachem), когнитивной лингвистики (Дж. Лакофф, Ч. Филлмор, А.Н. Баранов, В.В. Красных, Е.С. Кубрякова, R. Langacker, J. Taylor), прагмалингвистики (Дж. Остин, Дж. Серль, Г.Г. Почепцов, Б.Ю. Норман, В.И. Шаховский, D. Bolinger, R. Lakoff, G. Leech), социолингвистики (Л.П. Крысин, Н.Б. Мечковская, В.Г. Костомаров, H.A. Купина, Ю.А. Сорокин, В.И. Жельвис, М. Edelman), политической социологии (П. Бурдье, М. Вебер, С. Московичи, Н. Смелзер).

Важнейшей опорой при исследовании когнитивной структуры политического дискурса явилась схема политической метафорики, разработанная в трудах Э.В. Будаева и А.П. Чудинова. Проведенный анализ показал состоятельность предложенной ими типологии источников политической метафоры (физиологическая метафора, артефактная метафора и др.), и в типологии мы опирались на предлагаемую ими схему, трансформируя ее в соответствии с лингвокультурными особенностями материала исследования.

Материал исследования. При исследовании политического дискурса материал играет определяющую роль – значительно бльшую, чем в традиционных работах, задачей которых является системное описание языковых единиц. Для политического дискурса характерно сочетание универсальных и специфических этнокультурных характеристик.

Политический дискурс современного Таджикистана имеет ряд универсальных характеристик, объединяющих его как с российским политическим дискурсом, так и с исламским, и с либеральнодемократическим дискурсом Запада. Вместе с тем культурно-специфические характеристики объекта данного исследования, а также избранные хронологические рамки требуют раскрытия особенностей современной культурной, коммуникативной, социальной картины жизни Таджикистана.

Материал исследования представлен записями политического дискурса современного Таджикистана на русском языке. Выбор русского языка видится принципиальным, так как, являясь языком межнационального общения и культурного наследия в современном Таджикистане, русский язык, как показывает материал исследования, далеко не потерял своих позиций в обществе, культуре, общественно-политической жизни; он является также языком внешней политики государства. Корпус исследованных нами записей политического дискурса Таджикистана на русском языке, составленный рядом сборников внешенеполитических текстов, выступлений речей президента и отдельными статьями, всего более 2500 страниц, является уже свидетельством особой роли русского языка в политических координатах государства.

В работе использованы материалы прессы, издания официального Таджикистана (администрация Президента, министерство иностранных дел), электронных ресурсов за период 1992-2011 гг.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Политический дискурс является одной из разновидностей институционального дискурса, вступающий в сложное взаимодействие с другими видами институциональных и неинституциональных дискурсов;

большое значение здесь имеет социальный контекст политической речи, когнитивные аспекты, а также двоякособытийность политического выступления, явленного одновременно и как текст, и как его продуцирование/восприятие.

2. Поиск истоков и опор национальной идентичности в политическом дискурсе Таджикистана привел к актуализации идеи великого исторического наследия таджикской цивилизации. Объявление единства иранотаджикского культурного наследия стало дискурсивным приемом самоидентификации нации, начиная с середины 1990-х годов, развившимся на почве таджикской идеологии в советской историографии (Б. Гафуров), филологии (И. Брагинский и др.).

3. Хронологический анализ политического дискурса показывает усиление исламских позиций к исходу 2000-х годов: на протяжении 1990х в политическом дискурсе Таджикистана ислам приобретает черты важнейшего источника метафор, а идентификация Таджикистана происходит через его метафорическое же отождествление с райской землей.

4. Временной срез позволяет выявить полисемию в политическом дискурсе официального Таджикистана на примере понятий демократия, ислам, глобализация, отличающихся нечеткой референцией [в понимании Е.И. Шейгал: Шейгал, 2000].

5. Образ Таджикистана регулярно синекдохически эвфемизируется:

Таджикистан не называется, но подразумевается при описании стран, которые остро нуждаются в помощи мирового сообщества.

6. В современном политическом дискурсе Таджикистана власть концептуализируется в ряде метафорических образов, среди которых важнейшим является укорененная в советском дискурсе метафора властькорабль, работающая как оправдание однопартийной политики («Партия – наш рулевой»). Политик позиционируется как разносторонняя личность:

одновременно и ученый, и культурный деятель, принадлежащий к народу и родной земле. Концептуализация выявляет интенцию осмысления политика не как части народа, но как противопоставленной ему элиты.

7. Политический дискурс современного Таджикистана формируется под влиянием как советского политического дискурса (как времени и источника становления политики Таджикистана и самой государственной единицы), так и аксиологии и метафорической системы политического языка ислама. Это соответствует декларируемой в Таджикистане политике «открытых дверей», а обозначение своей страны как Срединной Земли в речи Президента Эмомали Рахмона свидетельствует о стремлении к балансу между противоречивыми влияниями внешней и внутренней политики.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования докладывались автором на международных конференциях в Москве (Международная научно-практическая конференция, посвященная 50-летию РУДН, 2009 г.), Тегеране (Международная конференция преподавателей персидского языка и литературы, 2009 г.), Душанбе (Международная конференция «Б. Гафуров – видный исследователь истории Средней Азии»), Худжанде и других городах, а также на научных семинарах и конгрессах.

Всего по теме диссертации имеется 37 публикаций общим объемом 20,6 п.л., в том числе одна монография, 15 статей в Ведущих журналах и изданиях, рекомендованных ВАК Министерство образования и науки РФ, содержащие важнейшие положения защищаемой работы.

Объем и структура работы. Диссертация включает введение, четыре главы, заключение и список литературы, а также список источников текстовых примеров.

Во введении определяется предмет и цель исследования, обосновывается актуальность темы, научная новизна, доказывается теоретическая значимость и практическая ценность работы, формулируются основные положения, выносимые на защиту, определяется материал и методы исследования.

В главе I «Политический дискурс современного Таджикистана как объект лингвокультурного исследования» дается обзор основных направлений исследования политического дискурса в современной лингвистике и определяются базовые понятия; охарактеризованы границы и содержание политического дискурса, системообразующие признаки и функции, описываются базовые концепты; также охарактеризован статус русского языка в современном Таджикистане.

Понятие «политический дискурс» представляется нам наиболее соответствующим задачам политической лингвистики, а также нашего исследования; в данной дефиниции существенными факторами становятся социальный контекст политической речи, когнитивные аспекты, а также двоякособытийность политического выступления, явленного одновременно и как текст, и как его продуцирование/восприятие. Мы склонны придерживаться узкого понимания политического дискурса, определяемого как класс речевых жанров публичной политики: правительственные обсуждения, парламентские дебаты, партийные программы, речи политиков, – ограниченный особой социальной сферой, политикой. При таком понимании предмет исследования более определен, в частности, в отношении исследования политического дискурса современного Таджикистана.

Политический дискурс является одной из разновидностей институционального дискурса, вступающей в сложное взаимодействие с другими видами институциональных и неинституциональных дискурсов.

Наиболее значимой из языковых функций для него является функция регулятивная/побудительная (в частности, запрет и воодушевление).

Акцентированная креативность языка политики составляет специфику референтной функции, что позволяет сделать заключение о соединении в политическом дискурсе референтной и магической функций языка.

Специфика социальной функциональности политического дискурса по отношению к другим видам дискурса проявляется в его базовой инструментальной функции (борьба за власть).

План содержания политического дискурса отмечен двумя противостоящими тенденциями: к понятийной точности и к смысловой неопределенности. Семиотическим механизмом различных проявлений смысловой неопределенности является феномен неточной референции.

Основой ценностного аспекта политического дискурса является оппозиция «свои – чужие».

В условиях богатства форм политической речи современная политическая лингвистика столкнулась с задачей жанровой классификации политического дискурса. В общем виде классификация главных жанров современного политического дискурса отражена в таблице 1.

Семиотическое пространство политического дискурса формируется знаками различной природы. Функцию ориентации в семиотическом пространстве политического дискурса выполняют знаки, отсылающие к основным компонентам мира политического: политическим субъектам и политическим ценностям (идеологиям). Интегрирующую функцию выполняют лозунги и девизы. Агональные знаки (знаки вербальной агрессии) приобретают особую значимость в политическом дискурсе. Ярлык фиксирует реальную или мнимую социальную девиацию либо с позиций общества в целом, либо исходя из представлений о политической целесообразности той или иной социальной группы (политического движения).

Неформальные и Статусно-индексальное общение полуформальные - самиздатовские жанры - телеграммы и - юбилейная речь, - конституция, - предвыборные - политический радиообращение президента о - парламентские Мифологема (вербальный носитель мифа) относится к ключевым знакам политического дискурса. Имплицитно заключенная в мифологической картине мира аксиология способствует упрочению ценностных ориентиров и самоидентификации нации. Для таджикского политического сознания, как показывает анализ исследованного нами корпуса текстов, базовым является миф о славном прошлом таджикской нации, включающий происхождение и межнациональную роль таджикского языка (под это наименование попадает классический фарси) и позволяющий именовать «таджиками» деятелей классической ирано-персидской науки, культуры, литературы, религии. Политическая афористика представляет собой особую подсистему знаков политического дискурса, план содержания которых составляет множество суждений о политике.

Исследование президентского дискурса стало весьма популярным направлением в политической лингвистике, так как президент является ключевой фигурой политического дискурса государства. Таким образом, взаимодействие устной и письменной форм речь в президентском дискурсе характеризуется взаимозависимостью: так как выступление президента есть политическое действие, это налагает особую ответственность на письменную подготовку текста. С другой стороны, фиксация выступления в письменной форме также воспринимается как принципиально важный момент построения образа главы государства. Среди других жанров политического дискурса есть жанры, с которыми имеет право выступать только президент. В таджикской практике в такой роли выступает послание Маджлиси Оли республики Таджикистан, а также инаугурационная речь, включающая клятву.

«Государственным языком Таджикистана является таджикский язык.

Русский язык является языком межнационального общения». Это положение остается неизменным, позволяя судить о роли русского языка в языковой политике государства.

По своей социальной активности русский язык в сегодняшнем Таджикистане стоит на втором месте в языковой иерархии, несмотря на резко уменьшившуюся долю русского населения в республике. Наряду с государственным языком русский используется в образовании на всех уровнях – от дошкольного до вузовского. В отличие от иностранных языков, которые изучаются в таджикских массовых средних школах по выбору, русский язык обязателен для изучения в каждой школе. В школах с нерусским языком обучения сокращено число часов на изучение русского языка как второго, и уровень его усвоения резко снизился, особенно в сельских районах. Этому способствуют такие факторы, как низкий уровень методической подготовки преподавателей, недостаточная обеспеченность учебниками и пособиями, но в первую очередь – отсутствие языковой среды.

Важным пространством культурно-языкового взаимодействия России и Таджикистана является наука. Межправительственное соглашение закрепило статус единого научного пространства России и Таджикистана:

научные звания и степени таджикским ученым присуждаются ВАК РФ (в высших учебных заведениях системы Министерства образования Республики Таджикистан действуют 2 совета по защите докторских и советов по защите кандидатских диссертаций), при этом существует определенная тенденция к расширению полномочий русского языка в данной сфере: если до 2005 года ученые Таджикистана могли писать диссертации на таджикском языке, а авторефераты были обязаны предоставить на русском, то теперь, по новому положению, все диссертации должны быть написаны на русском языке. Это решение, несомненно, служит к укреплению культурно-научных связей стран.

Ареал социального бытования русского языка не ограничивается только наукой. Он используется в СМИ (теле- и радиовещании, печати), книгоиздании, интернет-журналистике. На русском языке или на русском и таджикском публикуются около пятидесяти наименований периодических изданий. Значительным фактором распространения русского языка является миграция граждан Таджикистана в Россию.

Общим местом ментальности современного таджикского общества является то, что чиновник, плохо говорящий на таджикском языке, вызывает недоверие в таджикской среде. Одновременно чиновник, плохо говорящий на русском языке, понимается в той же среде как человек ограниченный и недостаточно образованный. Именно поэтому должностные лица, не являющиеся полноценными русско-таджикскими билингвами, во многом проигрывают своим оппонентам. Подобное восприятие русско-таджикского билингвизма в таджикском обществе особенно усилилось на протяжении XXI века, когда на долгие годы определилась роль России в ЦентральноАзиатском регионе.

В 2009 году парламентарии одобрили новый законопроект «О государственном языке». Несмотря на прописанный в Конституции республики статус русского языка как языка межнационального общения, в Законе этот статус не был прописан. Новый закон узаконил ведение делопроизводства в республике на государственном языке, тогда как ранее оно могло вестись, по заведенной десятилетиями привычке, и на русском.

Также законом было установлено, что государственный язык является и языком науки; это требование, несомненно, входит в противоречие с существующей ситуацией утверждения диссертаций ученых Таджикистана российской ВАК. Написание диссертаций на таджикском языке неизбежно замыкает круг научного общения, необходимый для любой исследовательской деятельности, границами республики. Вместе с тем формулировка данного положения в Законе не так решительна: «В Республике Таджикистан языком науки является государственный язык. В научных исследованиях могут использоваться и другие языки» (Ст. 10).

Языковая политика современного Таджикистана характеризуется определенной противоречивостью, что отражается в первую очередь на статусе русского языка, который законодательно ограничивается в сфере применения; этот процесс в определенной степени противоречит потребностям населения республики, особенно молодежи (нацеленной на работу в России); в частности, русский язык чаще используется гражданами Таджикистана в компьютерной и интернет-коммуникации. Русский язык поддерживается интересом населения, внешнеполитическими обстоятельствами, культурными факторами.

В главе II «Референциальный аспект политического дискурса современного Таджикистана» охарактеризован феномен неточной референции, характерный для политического дискурса, и проанализированы особенности референциального манипулирования в политическом дискурсе.

Фантомность (отнесенность к миру «самореферентных знаков»), фидеистичность, эзотеричность и смысловая неопределенность относятся к структурообразующим признакам политического дискурса, являясь диалектическим отражением таких его качеств, как институциональность и информативность. Неточность референции и референциальное манипулирование относятся к наиболее интересным свойствам политического дискурса, так как они являются феноменами, вступающими в видимое противоречие с миссией политического дискурса как такового, но вместе с тем они весьма влиятельны в прагматическом аспекте.

Наиболее, на наш взгляд, значимыми и важными способами размывания референции являются абстрактность и широта значения, а также идеологическая полисемия; причем последняя исследована нами на материале дискурса официального Таджикистана в его развитии на протяжении 1990-х–2000-х годов. Использование слов неточной, абстрактной, общей семантики, вследствие их референциальной неопределенности, допускает широкий «разброс» в интерпретациях, что позволяет формировать из данных лексем фантомные картины, мало относящиеся к реальной картине жизни страны. Как правило, абстрактная лексика является в то же время знаком политической адекватности, привычным способом обозначения сложнейших концептов, которые размываются в словоупотреблении до состояния неузнаваемости.

Одной из первоочередных задач перед правительством Таджикистана на протяжении десятилетий остается повышение уровня жизни населения, преодоление повсеместной бедности, связанной со слабостью экономического сектора страны и вызывающей массовую трудовую миграцию таджиков. Однако и в описании данной животрепещущей проблемы используются максимально неопределенные лексемы, возводящие конкретную проблему к некой абстрактно-политической цели:

«Правительство должно создать все условия для скорейшей реализации Стратегии снижения уровня бедности и таким образом обеспечить устойчивое развитие экономики, а также внедрение экономических программ, разработанных в рамках данной стратегии. Конечная цель этих мер – это создание благоприятных условий для жизни и деятельности, а также всестороннего развития человека» [Э.Рахмонов, 2004/4; 190]. От конкретной задачи снижения уровня бедности Эмомали Рахмон переходит к абстракции всестороннего развития человека, уходя, таким образом, в своем дискурсе от одной проблемы (социально-экономического толка) к другой, гуманитарно-просветительской. Очевидно, что для реализации данной подмены предмета разговора неопределенность референции весьма функционально подходит. От «снижения уровня бедности» (отметим позитивную наполненность фрейма, эвфемизацию голода и безденежья) дискурс президента переходит на «устойчивое развитие экономики» (также положительный аспект), а затем и на вовсе глобальное «всестороннее развитие человека», концепт современной гуманитаристики, мало отношения имеющий к проблеме голодающих семейств таджиков.

Неопределенность здесь служит целям манипулирования, затушевывая нежелательную информацию и переводя акцент к малоприятных социальных проблем к высоким задачам совершенствования человека как такового.

Приведенные в диссертации примеры достаточно убедительно доказывают свойственное для политического дискурса современного Таджикистана тяготение к использованию слов с абстрактным значением, широким до размытости денотатом. Обладая изначально неким достаточно ясным значением, в практике политического дискурса и контексте, эти слова (ответы, вопросы, отставание, усилия, кризис, операции, уровень, стабильность, обстановка, потенциал, продвижение, устойчивое развитие, развитие, прогресс, реализация, плоскость, проблема, вызов, программа и иные подобные) теряют его, будучи частью тактики нечеткой референции, свойственной для политического дискурса во всем мире.

Вместе с тем неопределенность референции в политическом дискурсе Таджикистана имеет собственные цели и задачи, собственный функционал.

Она, во-первых, способствует затенению информативной функции политической коммуникации и выделению прескриптивно-побудительной и воздействующей функции, связанных с утверждением роли Таджикистана на международной арене как самостоятельного и современного государства.

Во-вторых, неопределенность референции связана с манипулятивностью, вуалированием проблем (бедность населения), сокрытием отсутствия работы по важным направлениям (обеспечение населения водой и пр.). В-третьих, большинство приведенных цитат позволяют видеть, как неопределенность денотата и абстрактность лексики (программа, развитие, ускорение) позволяют говорящим скрыть свою неосведомленность и при необходимости оставить возможность иной интерпретации высказанных слов, стремление избежать контроля за своим действиями: описываемые действия и констатации состояний настолько общи, что вызывают сомнение в состоятельности означаемого (новая картина мира, цивилизованное экономическое развитие на региональном уровне, предпочтение ухода от изолированного усилия и т.д.).

Относительность обозначения соотносится с понятием идеологической полисемии. Как правило, анализ полисемии идеологизированных значений проводится на базе диалога официальной власти с оппозицией, однако избранный нами диахронический срез позволил выявить полисемию в политическом дискурсе официального Таджикистана. Результат является достаточно показательным в отношении феномена нечеткой референции политических понятий.

Демократия как концепт политического дискурса современного Таджикистана отличается ярко выраженной идеологической полисемией.

Во-первых, демократия – та идеология, под знаменем которой шли к власти оппоненты; поэтому официальный Таджикистан был вынужден ввести различие «подлинная демократия – ложная демократия». Во-вторых, сам официальный Таджикистан провозгласил демократию одним из приоритетов построения собственной новой государственности. В-третьих, несмотря на уверения в демократической морали, Таджикистан вводит некоторые ограничения демократических свобод граждан (в частности, учащихся).

Таким образом, идеологическая полисемия налицо, что связано, не в последнюю очередь, с определенной семантической нечеткостью термина в политическом его употреблении.

Ислам как концепт политического дискурса Таджикистана также имеет черты идеологической полисемии: это одновременно и «флаг»

оппонентов, и влиятельная культурная и политическая сила, с которой Таджикистан координируется и соотносит свою деятельность. Такая полярная оценка ислама демонстрирует возможности полисемии при смене идеологического курса.

И в экономическом, и в культурном, и в социальном аспекте глобализация в политическом дискурсе Таджикистана отличается идеологической полисемией: она одновременно и благо, и угроза, дающая, в последнем случае, основание для различных обращений о помощи к мировому сообществу.

Наделение того или иного концепта, мнимо однозначного (как «демократия», «ислам» или «глобализация) вариативными значениями в прагматике выражается в использовании данных концептов в самых различных целях; таким образом, размытость референции является мощным способом придания дискурсу политика гибкости.

Эвфемия и дисфемия – особые стратегии использования лексики, которые составляют часть более широкой коммуникативной стратегии косвенности.

Эвфемизмы применяются для сокрытия правды об отрицательных сторонах денотата. Так, эвфемистично могут сообщаться новости об экономическом упадке в стране; просьба об экономической помощи.

Крайняя бедность таджикского народа описывается в терминах предотвращения расточительства. Невозможность существенного повышения оплаты труда учителей спрятана за эвфемистичной формулировкой. Периодически официальный Таджикистан описывает ситуацию в стране в терминах полного оптимизма. Эвфемизация представляет собой стратегию вуалирования, затушевывания нежелательной информации, которая позволяет приглушить, сделать менее очевидными неприятные факты, и это в полной мере проявляется в предпринятой выборке цитат из записей политического дискурса Таджикистана.

Общая схема синекдохического эвфемизирования такова: Таджикистан не называется, но подразумевается при описании стран, которые остро нуждаются в помощи мирового сообщества. Умолчание названия страны является эвфемистическим ходом, рассчитанным на догадку. Говорить о бедности собственной страны стыдно и неприятно, однако если поставить ее в ряд ей подобных и указать на необходимость помощи беднейшим странам, то такая позиция выглядит более чем достойно.

В годы борьбы за власть дискурс Эмомали Рахмона отличался обилием дисфемизмов по отношению к оппозиции и развязанной ею гражданской войне. Современный официальный Таджикистан, с его политикой «открытых дверей», мало использует дисфемизацию, так как он потенциально не имеет противников, кроме «общемировых угроз» типа наркобизнеса, терроризма и т.д.

В главе III «Категоризация и концептуализация в политическом дискурсе современного Таджикистана» рассматривается политический дискурс как знаковая система, охарактеризованы знаки, относящиеся к базовой когнитивной дихотомии «свои-чужие», рассмотрены особенности политической афористики в современном Таджикистане, а также базовые концепты политического дискурса.

К специализированным вербальным знакам интеграции, позволяющим политикам отождествлять себя с аудиторией, апеллировать к общей национальной, статусной и прочей социальной принадлежности, относятся маркеры «своих».

Так, широчайшее распространение в политическом дискурсе современного Таджикистана имеет инклюзивное мы. Оно может объединять народ и политиков, может служить также средством мобилизации народа;

может означать страну во внешней политике. Не менее популярны лексемы совместности (вместе, все, наш, объединение). Лексемы объединения могут включать как объединение народа, так и соединение народа и политиков, политиков и оппозиции, депутатов, различных народов, и так далее. Часто употребляются лексические единицы с компонентом совместности, выступающие в функции вокатива с коннотацией «я свой» (друзья, товарищи, братья и сестры, сограждане, коллеги), здесь ведущая в таджикистанском дискурсе номинация – по семейному признаку.

Достаточно часты грамматические формы непрямого императива (1-е л. мн.

ч.) со значением включения в сферу его действия говорящего.

Интегрирующую функцию выполняют лозунги и девизы: выражая руководящую идею, цель политической борьбы, они призваны сплотить приверженцев данной идеи, дать им возможность испытать и выразить чувство социальной солидарности.

К знакам интеграции относятся мифологемы-«идиллии». Сюда относится упомянутый миф о наследовании современным Таджикистаном государству Саманидов, подразумевающий в будущем возвращение к могуществу и культурной мощи этого государства; важнейшая мифологема – древняя нация. Психологической основой манипулятивного использования знаков интеграции является их способность обеспечивать контактную фазу общения, что весьма актуально для политического дискурса современного Таджикистана, использующего специфические и неспецифические вербальные знаки интеграции, включая мифологемы-«идиллии».

Агональные знаки (знаки вербальной агрессии) приобретают особую значимость в политическом дискурсе. Так, в дискурсе официального Таджикистана активно используются дейктические и полнозначные знаки, содержащие компонент дистанцирования: эти, они и др. Зачастую агональность подчеркивается за счет противопоставления они – мы. Для Таджикистана характерно преобладание в качестве ярлыков в начале 1990-х лексем исламисты, демоисламисты, фундаменталисты; встречаются показатели умаления значимости – идентификаторы нижнего уровня тимиологической оценки: всякие, разные, какой-нибудь там. Однако уже в середине 90-х Э.Рахмон фиксирует переосмысление лексики. Это переосмысление показывает путь к той политике «открытых дверей», которая лингвистически выражается в минимализации инвектив, агональных знаков «против».

К агональным знакам относятся и мифологемы-«кошмары», создающие образ врага и выполняющие функцию вербальной агрессии.

Среди таких можно назвать «завоевания» древнего народа таджиков – как арабоязычными племенами, так и коммунистической идеологией.

структурированным множеством. Э.Рахмон достаточно часто позиционируется как автор афористических высказываний. Активно используются в афористике Таджикистана такие знаковые единицы, как программные заявления. Весьма показательно диахроническое изменение стиля и тематики заголовков выступлений Э.Рахмона.

Власть концептуализируется в политическом дискурсе Таджикистана в ряде метафорических образов. Одним из наиболее распространенных является власть как артефакт. Власть воспринимается как объект завоевания, передачи, узурпации, реже – формирования. Очень распространена также метафора власть как живой организм. Следуя данной метафоре, власть может быть концептуализирована как больной организм, нуждающийся в лечении. Важнейшим направлением концептуализации является метонимическое олицетворение власть как личность. Власть может потерять авторитет; Она может быть обвиняема, а также ее могут взять за горло. Власти могут общаться между собой, а также с отдельными политиками. Достаточно распространена и концептуальная метафора власть-структура. Набирает актуальность советская по происхождения метафора власть-корабль. Данная метафора работает как оправдание однопартийной политики (с архетипическим лозунгом «Партия – наш рулевой»).

Исследование концептуализации лексемы «политик» в дискурсе Таджикистана дает возможность оценить самосознание таджикской политической элиты. Так, плодотворна метафора политик – это многосторонний деятель. Современная политическая элита Таджикистана видит образ политика как своего рода человека ренессансного, являющегося одновременно и ученым, и культурным деятелем.

С точки зрения деятельности политик рассматривается как стратег, рулевой, мудрый путеводитель. Основная задача политика – поиск компромисса. Позиционируется принадлежность политика к народу и родной земле. В то же время система со- и противопоставлений политика показывает насущность метафоры политик – это элита. Можно сказать, что здесь концептуализация выявляет скрытую интенцию: осмысление политика не как части народа, но как противопоставленной ему элиты.

Существует и пласт негативной концептуализации лексемы. Это относится, прежде всего, к не одобряемым политическим курсам. Образ оппозиции, подвергается дисфемизации; в этом случае употребляются даже инвективы шулеры, авантюристы, политиканы.

В главе IV «Метафорика политического дискурса современного Таджикистана» охарактеризована метафорическая структура политического дискурса современного Таджикистана с точки зрения источников метафорической экспансии.

Политическая метафора для современного Таджикистана, как и для других стран, является инструментом для осмысления, моделирования и оценки политических процессов. Отражение в политической метафоре социальной психологии, политических процессов и личностных качеств политиков делает ее важнейшим объектом исследования при обращении к политическому дискурсу Таджикистана.

Метафорика – мощный инструмент воздействия, обладающий концентрированным когнитивным потенциалом, и его использование означает высокую степень важности текста. Так, например, свое послание Маджлиси Оли Республики Таджикистан в апреле 2008 г., достаточно сдержанное, аналитико-фактологическое по языку, Э.Рахмон завершает цепью метафор. Метафора выполняет роль ключевого звена дискурса: она либо начинает цепь аргументов, либо завершает их, становясь концентрированным выражением интенции политического дискурса.

Структура метафорической модели отображается в теории метафорического моделирования в понятиях фреймов и слотов. Особенно весома нагрузка политической метафорики при узком понимании политического дискурса как дискурса институционального, которого мы придерживаемся. Исследование метафоры в политическом дискурсе в нашей работе строилось с позиций когнитивного дескриптивного анализа.

Основным источником метафорики в политическом дискурсе Таджикистана остается дискурс президентский. Выступая флагманом нации, Э.Рахмон отличается ярким речевым портретом, в то время как проанализированные нами выступления других деятелей политики государства (Х.Зарифи и др.) демонстрируют большую сдержанность стиля, официально-деловой характер публичной речи, с преобладанием традиционных стилевых форм, использованием статистики.

В случае Таджикистана можно говорить об определенном единстве институционального политического дискурса и в СМИ: из 259 газет в стране 137 принадлежат властям. Из 69 журналов – 41 принадлежит правительственным структурам [Выборы, власть, СМИ, 2004; 125] Историческая политическая метафора уверенно выделяется исследователями вопроса в отдельный тип метафор, особенно влиятельный в силу их укорененности в истории данного отдельного народа/государства.

Поиск истоков и опор национальной идентичности в политическом дискурсе современного Таджикистана привел к актуализации идеи великого прошлого таджикской цивилизации. Объявление прадедами великих деятелей средневековой Азии является мощным метафорическим ходом самоидентификации нации, который активно разворачивался в таджикском дискурсе, начиная с середины 1990-х годов. Дискурс современного Таджикистана в этом отношении следует курсу советской историографии (Б.Гафуров), филологии (И.Брагинский с его концепцией «таджико-иранской литературы» и др.).

Становление исторической метафорики политического дискурса современного Таджикистана было направленным процессом и происходило на протяжении второй половины 1990-х–середины 2000-х годов. Это дало нам возможность проследить данный процесс в диахроническом аспекте.

В поисках государственной идентичности политический дискурс современного Таджикистана, использовав достижения советской историографии, актуализировал метафору современный Таджикистан – государство Саманидов. Впервые мотивы сравнения современного Таджикистана и государства Саманидов прозвучали в дискурсе начала 1990х. В то время судьба государства Саманидов, распавшегося от междоусобиц, была осмыслена как отрицательный пример. В 1996 году в таджикском государственном дискурсе появляется идея идентификации государства Саманидов как одной из форм таджикской государственности. В речи года Э.Рахмон актуализирует новую метафору таджики – наследники Саманидов, а в 2001 году политический дискурс Таджикистана демонстрирует полное слияние современной таджикской национальной идентичности со средневековой иранской идентичностью государства Саманидов. При этом эпоха Средневосточного возрождения постулируется как период существования «современных таджиков», что подразумевает весьма глубокие корни национальный идентичности, уходящие в доисторические времена.

Осмысление национальной идентичности таджиков в середине 1990-х годов обнаружилось в политическом дискурсе в реализации метафоры таджикская нация – влиятельная персидская цивилизация. Очевидно, для осознания и постулирования роли собственного народа на политической и культурной арене таджикистанский дискурс был вынужден обратиться к культурообразующей роли персидской цивилизации. Доказательство исторической роли таджиков способствовало поднятию самооценки и формированию более оптимистичной национальной идентичности в современности Таджикистана, что было также отражено в актуализации метафоры таджики – арийцы. В 2006 г. в Таджикистане торжественно отпраздновали «Год арийской цивилизации».

К исходу 2000-х годов идентификация таджикской древней государственности окончательно формируется как осмысление цивилизации влиятельной, объединяющей традиции, обогащающей, в частности, исламскую культуру. Так, появляется номинация цивилизация таджиков.

В метафорике современного политического дискурса Таджикистана актуализирована редкая для постсоветского пространства метафора таджики – сыны/народ Аджама. Не уточняя идентичность народов Аджама в современности, дискурс тем не менее имплицитно подразумевает таджикский народ.

Идентификация таджикской народности с персидской цивилизацией была смелым риторическим ходом, приведшим к формированию самостоятельной и своеобычной исторической метафорики таджикистанского политического дискурса постсоветской эпохи.

Несмотря на существующие отличия между фарси и таджикским языком, который разошелся с персидским примерно в XV в., в 1996 г. в институциональном политическом дискурсе Таджикистана вводится в обращение метафора таджикский язык – классический персидский язык (фарси). Если формирование метафорического поля таджики – это персидская цивилизация происходило постепенно, то метафорическое отождествление таджикского языка с персидским, опирающееся на представления советского языкознания и литературоведения, развито в политическом дискурсе постсоветского Таджикистана начиная с начала 1990-х годов.

Метафора таджикский язык имеет двухтысячелетнюю историю способствует отождествлению таджикской и персидской словесности, культуры, государственности. Идентификация языка производится с помощью известных имен персидской цивилизации (метафора таджикский язык – язык Мавлоно, Рудаки и т.д.). Далее, именно язык, в конечном итоге, в политическом дискурсе современного Таджикистана, сыграл роль в формировании государственности Саманидов; актуализируется метафора таджикский язык – фактор объединения нации. И, как свидетельствует политический дискурс Таджикистана конца 2000-х годов, к этому периоду язык таджиков окончательно сливается с персидским, подчеркивается его нераздельность и единство.

Объединение таджикского и персидского языков приводит к объединению пространства словесности. Происходит нанизывание исторических метафор персидская литература – это таджикская литература; таджикский язык – персидский язык; персидские поэты – таджикские поэты.

Метафорические ходы, объединяющие и идентифицирующие таджикскую государственность и язык с персидским наследием, закономерно приводят к идентификации деятелей персидской культуры как таджиков. Реализуется метафора великие персидские деятели – таджики.

Интересный поворот происходит в историографии таджикского политического дискурса. Если в начале 1990-х годов по отношению к ираноязычным народам используется метафора предки/прадеды таджиков, то с развитием данной метафорической сферы используется обратная метафора деятели персидской культуры – сыны таджикского народа.

Метафорический ход, предопределенный всей совокупностью исторической метафорики современного таджикистанского политического дискурса, призван дать молодому государству уверенность в своем славном прошлом, в своем вкладе в мировую культуру, осуществляемом по всем фронтам: религиозно-государственном, литературном, научном, философском.

Освоение собственной идентичности через исторические метафоры – общий для постсоветского пространства процесс; однако в политическом дискурсе современного Таджикистана исторические метафоры, связанные, в частности, с историей таджикского языка, занимают центральное место.

Немаловажно определение соотношения языковой политики современного Таджикистана в координатах политического языка ислама, России (с ее советским наследием) и Запада.

Отношения таджикской постсоветской государственности и ислама складывались достаточно сложно, так как идеология ислама явилась основанием для многих экстремистски настроенных группировок во время гражданской войны на территории Таджикистана. Поэтому в начале 1990-х годов в речах, выступлениях и заявлениях Э.Рахмон подчеркивал намерение консолидировать нацию и построить государство на светских и демократических началах. Вместе с тем президент не отказывался от ислама как религии светлой и толерантной.

В начале 1990-х упоминание мусульманских образов и идеологем сходно с советским и является скорее фигурой речи, нежели играет роль когнитивной метафоры. 2000-е годы демонстрируют процесс возрастания продуктивности исламских метафор в политическом дискурсе Таджикистана. Так, в частности, идентификация Таджикистана происходит через его отождествление с райской землей. Диахронический анализ политического дискурса показывает усиление исламских позиций к исходу 2000-х годов.

Весьма значимы для современного Таджикистана концепты баланса и разумного компромисса, проявляемые как в дискурсе (соотношение исламский дискурс – советский дискурс – западный дискурс), так и в политике: «…задача политиков в наше переходное время состоит как раз в том, чтобы найти разумный компромисс между необходимостью реальных перемен и бережным отношением к чувствам и убеждениям людей, чьим трудом создано все, что мы сегодня имеем» [Рахмонов, 2004/1; 29].

Метафора родства являлась, с дореволюционного периода, традиционной метафорой российского и советского политического дискурса.

Определенные типологические черты (метафоры народы-братья, Родина – мать) унаследовал от советского дискурса и политический дискурс современного Таджикистана.

Вместе с тем важность роли семьи, отражаемая в продуктивности метафоры семьи в политическом дискурсе современного Таджикистана, имеет и другие корни, а в частности – декларируемую аксиологию семьи в религии ислама.

Таджикистан метафорически представляется как единая семья, состоящая из народов, регионов и отдельных граждан. Традиционное для российского дискурса именование политического лидера отцом/батькой и представление народа как его детей фактически не реализовано в дискурсе современного Таджикистана. Это соответствует языковой практике политического дискурса ислама. Христианское понятие божественного Отца воспринимается в мусульманстве как кощунственный абсурд, и это отрицание, вероятно, отразилось и в языке политики исламских лидеров.

Зато постоянно (схоже с российской практикой) актуализируется метафорическое уподобление Родина – мать. Народ представлен метафорами сыновья, дети, которые должны отличаться сыновней преданностью.

Отличительной чертой таджикистанского дискурса является реализация метафоры (корыстный) политик – «ложный» отец/мать нации.

Такое словоупотребление (как и отказ от положительного значения выражения отец нации) связано, очевидно, с активным использованием данной метафоры в дискурсе оппозиционной исламской оппозиции, которая обвиняется в развязывании гражданской войны в стране.

Можно сделать вывод о том, что в метафорической картине мира таджикистанского дискурса современности безальтернативно народ – это дети, в действительности являющиеся детьми Родины, нации, но попадающие в опасность «усыновления» ложными родителями, чужаками, – «отцами»/ «матерями» нации. Таким образом, складывается картина метафорического сюжета о блудном сыне-народе, который должен вернуться от ложных родителей к истинным (Родине), от лица которых, очевидно, имплицитно и выступает политик (Рахмонов). Несмотря на христианское происхождение сюжета о блудном сыне, аллюзия здесь вполне уместна, так как данный сюжет давно вошел в метафорический словарь мировой культуры.

Весьма распространенным является метафорическое обозначение граждан Таджикистана как братьев, что вполне логично следует из метафоры дети одной Родины. Гражданская война в Таджикистане постоянно осмысливается в метафорах братоубийства. Кроме того, отношения Таджикистана с пограничными странами, а также с давними партнерами по политическим блокам (СССР, СНГ) также осмысляются метафорически как братские отношения. Такое позиционирование братства (даже в случае Афганистана с его возрастающим наркотрафиком и других конфликтных территорий) тесно связано с декларируемой в высших сферах Таджикистана политикой «открытых дверей». Важным идеологическим источником метафоры братства является мусульманская максима правоверный – брат правоверному, обосновывающая особые отношения с исламскими странами.

Таким образом, сфера-источник «Семья» в исследованном корпусе текстов политического дискурса современного Таджикистана оказалась представлена фактически исключительно фреймом «Кровное родство», в то время как продуктивные в российском политическом дискурсе фреймы «Родство по супружеству» и «Родство по религиозным обрядам», а также слот метафоры «Кровное родство» «Отдаленное родство» оказались непродуктивны в таджикистанском политическом дискурсе. Можно предположить, что фактическое отсутствие метафор, относящихся к фрейму «Родство по супружеству», связано с большей сокровенностью семейной жизни в исламской культуре, чем в современной российской и западной.

Таким образом, данные исследуемой метафорической сферы подтверждают то, что политический дискурс современного Таджикистана формируется под влиянием как советского политического дискурса (как времени и источника становления политики Таджикистана и самой государственной единицы), так и аксиологии и метафорической системы политического языка ислама.

Актуализация историко-культурных метафор для самоидентификации нации, явившаяся отличительной чертой постсоветского политического дискурса Таджикистана, детерминировала выделение в отдельную продуктивную сферу метафоризации школу. Декларируемые в официальном дискурсе Таджикистана культурные ценности и отождествления требуют для своего восприятия некоторой культурной подготовки. Поэтому образование становится одним из наиболее широко разрабатываемых направлений перестройки сознания нации.

Важнейшим источником наставления и обучения, в таджикистанском политическом дискурсе современности, оказывается история. Исторические события недавнего времени – это горькие уроки, из которых нужно сделать правильный вывод.

Называя религию ислама светлой и противопоставляя ее суть экстремистским тенденциям последних десятилетий, Э.Рахмон актуализирует в своих речах метафору религия есть наставление. Религия ислама, как показывает современный политический дискурс официального Таджикистана, является религией с мощным этическим и просветительским началом, что актуализируется в метафорах, в частности, проповедь, беседа есть урок нравственности; мечеть – школа человеколюбия.

Дом – важнейший культурный концепт в человеческом сознании, это традиционный источник метафорической экспансии. Метафорическое представление общественных реалий и процессов как дома (в том числе его строительства, ремонта и разрушения) – один из наиболее традиционных для политической речи образов.

Важной, постоянно актуализируемой в политическом дискурсе современного Таджикистана является метафора такой части домагосударства, как его фундамент. Заложение фундамента видится политиками как необходимое условие, первый шаг к построению новой государственности. Так, метафора фундамента используется для концептуализации последних десятилетий. Закладка фундамента воспринимается как первый шаг к дальнейшему построению (созиданию).

Самоидентификация политики современного Таджикистана также основана на концепте основательности, выраженном в метафоре фундамента.

При отсутствии регулярной актуализации метафор внутреннего убранства дома, конструкции, мебели и обстановки в таджикистанском дискурсе, в отличие от российского, весьма продуктивна метафорика из области границ здания – окон и дверей. Постоянная метафора этого фрейма – обозначение политики Рахмона как политики «открытых дверей» (начиная с 2002 г.). Суть такой политики отчасти проясняется при анализе исламской и исторической метафорики современного политического дискурса: через обоснование в истории (смешение арийской и исламских традиций) Таджикистан осмысливается как государство, стоящее на перепутье традиций, обычаев, идеологий. Он открыт влияниям, оставаясь и мусульманским, и светским, и демократическим, и традиционным, и так далее. Интересно отметить, что другие части конструкции здания – стены, крыша и т.п. – практически не реализованы в политическом дискурсе Таджикистана в качестве источников метафоры. Зато является источником метафоризации инфраструктура, площадь, монумент.

В политическом дискурсе современного Таджикистана метафора строительства как первоочередной задачи общества является одной из наиболее продуктивных. При этом, как правило, строительство осмысляется как начинаемое с нуля, т.е. с фундамента, за которым следует возведение жилищ. Оппозиционные настроения, породившие гражданскую войну, концептуализированы как отсутствие возможности строительства.

Созидание и строительство являются факторами благосостояния народа.

Достаточно продуктивны и метафоры слота «Ремонт дома, его перестройка».

Годы гражданской войны осмыслены в политическом дискурсе современного Таджикистана как разрушение (дома). Также актуализируется метафора ослабления устоев. Интересно отметить, что в исследованном нами корпусе текстов таджикистанского политического дискурса не реализована метафора строители – по всей вероятности, это связано с предполагаемым единством народа и правящих кругов в совместном деле строительства. Актуальна метафора совместной жизни в доме, без разделения на жильцов, хозяев, квартирантов (что имеет место в российском дискурсе). Наряду с постулированием братских отношений с соседними странами, официальный Таджикистан активно актуализирует метафору соседства. Оценивая метафорику данной сферы с позиций оптимистичности/пессимистичности, можно констатировать переход от пессимизма начала 1990-х годов к оптимизму конца 1990-х–2000-х годов: от метафорики разрушения и колебания устоев дискурс обратился к образности строительства, ремонта, восстановления, а также добрососедских отношений.

Образ пути, дороги относится к пространственным метафорам и помогает структурировать исторические периоды, придавая им характер осмысленного и направленного движение, обладающего четко различимой целью. Важнейшей метафорой осмысления политического и исторического прошлого является выбор пути, отождествляемый с приходом к власти нынешней власти. Может подниматься вопрос о правильности избранного курса. Путь неправильного направления оказывается путем обмана.

Для выбора и оценки пути используется традиционная топологическая дихотомия направлений вперед-назад. Так, путь назад оказывается неизменно дорогой к исторической (политической, социальной, идеологической) деградации. Для обозначения же нужного, желательного, требуемого направления регулярно воспроизводится метафора движения вперед, имеющая особенно большой опыт использования в советской эволюционистской социальной теории.

Попытка построения государственности на новых началах (идеологических, политических, экономических) концептуализируется в политическом дискурсе Таджикистана, начиная с раннего постсоветского периода, в метафоре начала пути. Более развернуто данная метафора выглядит в виде последовательности действий: выйти из полосы упадка – встать на столбовую дорогу – взять курс на созидание.

Осознание пути невозможно без постановки (осмысления, концептуализации) цели пути. Представленная в дискурсе официального Таджикистана цель исторического пути страны и народа многоаспектна, включает политически, экономические, социальные задачи. Немаловажно в современном информационном обществе и достижение определенного уровня информационного оснащения страны, что осмысливается как стратегическая цель, вывод из коммуникационного тупика.

Путь осмысливается в политическом дискурсе не только целиком, но и в своих этапах, что соответствует образу последовательного движения. Путь страны достаточно сложен, и причиной этого являются разнообразные препятствия в дороге. Это, прежде всего, понимаемые абстрактно трудности. Кроме того, используются метафоры барьеров, ограничений, препятствий. Сложность предстоящих реформ осмысливается в образе трудного пути. Трудный путь осмысливается как единственно ведущий к цели. Имплицитным противопоставлением здесь является метафора легкого пути, который в мифориторической картине мировой культуры является синонимом ошибочного выбора, слабости и лености. В политическом дискурсе Таджикистана актуальны метафоры помощи в пути, что закономерно вытекает из осмысления его как трудного, наполненного препятствиями. Актуализируются метафоры народ как опора/поддержка в пути. Интересно отметить, что актантная структура данной метафоры свидетельствует о том, что путь – удел субъектов речи (политиков), в то время как народ (электорат) исполняет только роль опоры на пути. Культура прошлого осмыслена в метафоре путеводной звезды, язык и история – в метафоре сопровождения.

Метафора огня демонстрирует достаточно высокую продуктивность, так как способна моделировать восприятие многих аспектов указанных событий. Прагматический потенциал данной метафорической модели достаточно высок, здесь преобладают концептуальные векторы тревожности, приближающейся опасности, угрозы разрушения. В исследованном нами корпусе текстов метафора огня как угрожающего, всепожирающего стихийного бедствия в подавляющей мере структурирует концепт войны. Так, вооруженный конфликт отмечен признаками огня.

Развязывание военных действий трактуется как разжигание огня, прекращение войны воспринимается как погашение пламени, при этом официальный Таджикистан отождествляется со спасателями-пожарниками, избавляющими от власти стихии. Также прекращение войны осмысливается в метафоре остановки огненной колесницы.

Как показывает, в частности, риторическая практика советской эпохи, метафоры света нередко относится к будущему. Эта тенденция прослеживается и в метафорике современного Таджикистана, в употреблении той же метафоры светлого будущего. Риторический ход предсказания будущего на концептуальном уровне имеет значение утверждения пророческого дара говорящего, поэтому метафора светлого будущего, к тому же укорененная в мировой хронологии большинства мировых религий, является продуктивной вплоть до настоящего времени.

Что же касается сферы-мишени метафорической экспансии, то практически безальтернативно метафора света отнесена к культуре, языку, историческому примеру прошлого. Исторический труд, утверждающий роль предков таджиков в мировой истории, осмысливается через метафору факела. Язык, идентифицируемый с классическим фарси, концептуализируется через метафору светоча. Свету далеких звезд уподобляются отдаленные дела славных средневековых предков.

Таким образом, использование продуктивных метафор свет и огонь в таджикском политическом дискурсе имеет практически противоположное воплощение: огонь как стихийная сила, которую могут разжечь злонамеренные экстремисты, должен контролироваться «пожарными»политиками; свет же несет коннотации Просвещения, так как используется преимущественно для концептуализации явлений культуры.

В речи руководителей различных уровней, как в России, так и на Западе, распространена метафорическая модель управление (государство, общество) – это организм, носящая название морбиальной метафоры.

В медицинской практике заболевание определяется исходя из его симптомов, что отражается и в морбиальном видении действительности в политическом дискурсе с помощью метафор паралич, боль, страдания.

Наиболее частой, что закономерно для республики, опустошенной после гражданской войны, стала метафора паралича. Процесс заболевания осмысляется в метафорах поражения. Малое внимание к физиологической стороне, свойственное для таджикистанского политического дискурса, отражается и здесь, в том, что свойственные для российского политического дискурса метафоры заражения, заболевания, паразитов, микробов, вирусов не нашли здесь реализации. После определения симптомов и постановки диагноза политические «врачи» предлагают (или отвергают) те или иные способы лечения заболевания. Способы лечения косвенно являются оценкой его состояния. Можно привести в пример метафоры залечить раны, шоковая терапия, операция.

Для таджикистанского политического дискурса, однако, весьма продуктивным является метафорика здоровья, многократно выражаемая в метафоре здоровых сил общества. Это можно считать как следствием желания уйти от болезненных проблем развивающейся страны, так и результатом политической стратегии внушения оптимизма относительно существующего положения дел.

Исследователи указывают на значительный прагматический потенциал антропоморфной метафоры в современном политическом дискурсе.

Метафоры этой сферы связаны с полным отождествлением государства и человека: Таджикистан может раздвигать плечи или нуждаться в халате.

Достаточно продуктивна метафора сердца, употребляемая в различных контекстах. В наивной картине мира сердце – вместилище чувств и эмоций, что находит отражение в различных политических метафорах. Метафора сердца/середины относится к превалирующим метафорам физиологической сферы в исламском политическом языке. Также нашла реализацию в исследованном нами корпусе текстов метафора руки, функции которой могут пониматься как осуществление самой разнообразной деятельности. Речь, говорение, волеизъявление – отличительная черта человека, которая выделяет его в окружающем мире. Когда голос государства (=человека) громко звучит, это позиционирует его статус.

Возраст является важнейшей характеристикой человека как сферыисточника метафоризации, он связывает конечность человеческого существования с временной последовательностью, вечностью, циклами календаря. Все богатство коннотаций возраста реализуется в метафорах молодости. Интересно отметить, что метафорическое отождествление молодость – благо противостоит традициям политического языка ислама, признающего за благо старость (ср. тж. латинское senior, senator), и наиболее актуально в советском дискурсе. Юность в исламском дискурсе метафорически означает неопытность, слабость или военную силу.

Подобно тому, как организм нуждается в пище, субъекты экономической и политической деятельности нуждаются в «питании» – власти, деньгах и т.д. В таджикистанском политическом дискурсе реализуются метафоры крови (политики – вампиры), народного хлеба.

Распространена метафора плодов, в смысле последствий.

Таким образом, физиологическая (в том числе морбиальная) метафора широко используется в политическом дискурсе современного Таджикистана.

Исходная сфера таджикской политической метафоры рассматриваемого типа, как и в российском дискурсе, – это «наивные», донаучные, отраженные в наивной картине мира представления человека о своем теле, его частях (органах), их функциях и физиологических действиях.

Милитарные метафоры распространены в политическом дискурсе многих стран, а сфера-источник война относится к наиболее частотным исходным понятийным областям, задействованным в метафорическом конструировании мира политики.

В метафорической картине таджикистанского институционального политического дискурса, несмотря на тяжелое положение и фактически длившуюся на протяжении начала 1990-х годов гражданскую войну, фрейм «война» фактически не продуктивен. Использованные сочетания братоубийственная война, бессмысленная война, гражданская война прямо, без метафорического переноса, указывают на денотат – гражданскую войну в Таджикистане. Относящиеся к рассматриваемому фрейму номинации сражение, побоище, битва, дуэль, драка также фактически не представлены в политическом дискурсе Таджикистана. Зато часто употребление метафоры борьбы. Объединение субъектов различных видов деятельности, направленное на достижение общей цели, описывается в таджикистанском политическом дискурсе эвфемистично. В исследуемом корпусе текстов непродуктивными оказались привычные для российского дискурса метафоры рать, дивизия, полк, батальон и т.д. Зато в изобилии представлена метафора объединения под флагом/стягом.

Метафорическое пространство таджикистанского дискурса, в отличие от русского, сравнительно небогато видами оружия. Это меч, нож, а из средств защиты – щит. Интересно отметить, что субъектами милитарной метафоризации в таджикистанском дискурсе и в данном слоте становятся не столько политические, сколько культурно-исторические реалии. Более продуктивны в таджикистанской метафорике различные инфраструктурные сооружения: полигон, поле боя, поле битвы. Обострение политических, экономических, культурных противостояний описывается в метафоре мобилизации. Результаты противостояний субъектов политических действий (выборы, передача власти) широко представлены номинациями победа, поражение, отступление. В то же самое время распространенные в российском дискурсе метафоры капитуляции, перемирия, оккупации, узурпации, пленных и колоний непродуктивны в таджикистанском дискурсе.

Таким образом, милитарные метафорические модели являются мало популярным (по сравнению с российским или британским политическом дискурсом) компонентом политического дискурса современного Таджикистана. Что касается преимущественных сфер-мишеней метафорической экспансии, то для таджикистанского дискурса свойственно осмысление в терминах войны не только и не столько политических ходов, сколько культурных реалий.

Артефактная метафорическая сфера в таджикистанском дискурсе связана с образами богатства (метафоры золота, жемчуга, сокровища) и страниц книги. Важность в исламе образа книги (и связанной метафорики летописи, страниц, строк, букв) в полной мере обусловливает высокую продуктивность данной метафорической сферы в дискурсе Таджикистана.

Сфера неживой природы представлена метафорами климата, погоды.

Таджикистан часто страдает от водной стихии: в горной стране нередки сели, обвалы, разливы рек. Поэтому достаточно продуктивна метафорика пучины войны, водоворота. Глобализация также осмысляется как процесс стихийный, неуправляемый, опасный, с помощью метафорики бурных волн.

Сходным образом осмысливается распространение исламского экстремизма, как пробуждение водной стихии, угрожающее всему земному шару.

Закономерно фактически полное отсутствие в анализируемом материале метафор со сферой-источником океанские воды, достаточно значимой в других культура. Таджикистан, не имеющий выхода к морю, не содержит данный концепт в своей концептосфере; продуктивной для горной страны, часто страдающей от селей и наводнений, напротив, становится концепт поток воды. Интересно отметить, что в таджикистанском политическом дискурсе зооморфные и фитоморфные метафоры крайне мало продуктивны, встречаются только единично. Очевидно, это может быть связано с малой актуальностью параллелизма с природной жизнью в культуре ислама, отличающейся невизуальным характером представления отвлеченных понятий.

Свойственные сфере-источнику «Театр» метафоры не получили распространения в политическом дискурсе Таджикистана (и не получат, вероятно) в связи с отрицательным отношением мусульманской культуры к театральному искусству. В духе мусульманских ценностей театр представлен в метафорике современного Таджикистана как место обмана, наваждения, подмены обличья. Можно выделить в современном политическом дискурсе Таджикистана, на основании проанализированного корпуса текстов, только следующие метафоры: роль, маска (срыватьнадевать маску), марионетки. Использование метафоры марионеточного театра связано с коннотациями политической безвольности, обмана. Та же семантика обмана, подмены обличья связана с метафорой маски.

Проведенный нами анализ таджикистанского политического дискурса позволяет прийти к выводу о том, что сфера-источник «Спорт, игра»

относится к числу малопродуктивных. Спорт и физическое совершенствование были важной сферой советской культуры, однако в исламской культурной парадигме он имеет сугубо подчиненное значение.

Вербализация концепта игра в таджикистанском политическом дискурсе связана с семантикой неискренности, имитации деятельности, в целом негативна. Более важной оказывается для таджикистанского политического дискурса метафора арены как места спортивных состязаний, встречи.

Очевидно, продуктивность данной метафоры связана как с ее популярностью в советском политическом дискурсе, так и с традиционными формами таджикской культуры (можно назвать в этом ряду народную борьбу гушти, другие традиционные виды соревнований, танец). Несмотря на непродуктивность метафор, основанных на различных видах спорта, в таджикистанском политическом дискурсе, в нем актуализирована метафора второго/ нового дыхания, связанная со сферой легкой атлетики. Вместе с тем среди источников данной метафоры может быть назван миф о сотворении человека в библейском Бытии, который мог проникнуть в исламскую культура Таджикистана в качестве привычной языковой метафоры в советский период его истории.

Наблюдения за современной агитационно-политической речью свидетельствуют, что техническая метафора по-прежнему занимает определенное место в образном представлении таджикской действительности. В отличие от выделенной исследователями фреймовослотовой системы российского дискурса, в таджикистанском фактически не реализованы фреймы «Государство – мощный и безжалостный механизм»;

«Человек – это механизм»; «Человек – это часть механизма». Государство концептуализируется с помощью метафор разрушенного и сломленного аппарата. Общество Таджикистана концептуализируется метафорой корабля. Интересно отметить, что для не имеющей выхода к моря страны метафора корабля в открытом море должна иметь особенно угрожающие коннотации. Политические процессы могут описываться с помощью метафоры пробуксовывания. Лидирующую позицию занимает метафора управления различными рычагами государства. Политическая деятельность как управление рычагами является перефразой известной метафоры политика – это труд и помогает электорату представить себе политическую жизнь в терминах физического труда. Экономика в целом может восприниматься как механизм, который необходимо запустить в действие.

Метафоры со сферой-источником «сельское хозяйство» достаточно актуальны для такой по преимуществу аграрной страны, как Таджикистан.

работы/деятельности.

В заключении подводятся итоги работы и намечаются перспективы дальнейшего исследования.

Исследование политического дискурса современного Таджикистана в его концептуально-метафорическом срезе позволяет прийти к наиболее общему выводу о том, что дискурс Таджикистана подпитывается из трех источников – дискурса советской политики, исламского политического языка и либерально-демократической риторики. Это соответствует декларируемой в Таджикистане политике «открытых дверей», а обозначение своей страны как Срединной Земли в речи Э.Рахмона свидетельствует о стремлении к балансу между противоречивыми влияниями внешней и внутренней политики.

Перспективы дальнейшего изучения политического дискурса современного Таджикистана мы видим в следующих направлениях:

изучение когнитивной базы и когнитивных моделей политического дискурса;

продолжение исследования ключевых концептов политического дискурса Таджикистана;

развернутый анализ структуры категоризации и концептуализации политического дискурса Таджикистана;

дальнейшая разработка метафорической сферы политического дискурса Таджикистана, в частности, дальнейшее изучение базовых сфермишеней и сфер-источников метафоризации;

компаративный анализ политического дискурса Таджикистана на русском и таджикском языках на уровнях категоризации, референции, метафорики; изучение политического дискурса Таджикистана в сравнении с политическим языком других независимых государств постсоветского пространства и анализ их этнокультурной специфики;

выявление видов и типов манипуляций в политическом дискурсе и их специфики в сопоставлении с другими видами институционального дискурса.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях.

1. Усмонов Р.А. Тексты публичных выступлений должностных лиц Таджикистана на русском языке: синтаксис, теоретические характеристики.

– Худжанд: Изд-во Ношир, 2011. – 236 с.

Статьи, опубликованные в научных изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки 2. Усмонов Р.А. Грамматические связи в текстах публичных выступлений на русском языке должностных лиц Таджикистана.// Вестник Российского университета дружбы народов. Серия русский язык и иностранные языки и методика их преподавания, 2009, № 4. – С.17-24.

3. Усмонов Р.А. Тематика организация текстов публичной коммуникации должностных лиц на русском языке // Вестник Академии наук Республики Таджикистан, 2009, № 4. – С. 33-38.

4. Усмонов Р.А. Структурность как компонент комплексного анализа текстов публичных выступлений в публичной коммуникации должностных лиц Таджикистана на русском языке. // Вестник Московского государственного областного университета. Серия Лингвистика, 2009, № 4.

– С. 67-70.

5. Усмонов Р.А. Средства экспрессов и социальной ритуализации в текстах публичного характера.// Вестник Российского университета дружбы народов. Серия русский язык и иностранные языки и методика их преподавания, 2010, № 3. – С.33- 6. Усмонов Р.А. Текст публичного политического выступления как лингвистический феномен. // Гуманитарные исследования Астраханского государственного университета, 2010, № 3(35). – С. 91-94.

7. Усмонов Р.А. Феномен инциирования и прогрессирования темы в публичном диалоге. // Проблемы истории, филологии, культуры, 2010, № 3(29). – С. 243-248.

8. Усмонов Р.А. Экспрессивная и социальная ритуализация в текстах политического характера. Ученые записки Худжандского государственного университета, 2010, № 4(24). – С.52-61.

9. Усмонов Р.А. Утверждения как речевая тактика в публичном диалоге //Вестник Таджикского национального университета, 2010, № 5(61). – С.66Усмонов Р.А. Функционально-смысловые типы речи в текстах публичного характера. // Вестник Московского государственного областного университета. Серия Лингвистика, 2010, № 6. – С. 41-44.

11. Усмонов Р.А. Коммуникативно-смысловые типы речи в текстах публичного характера. // Вестник Таджикского национального университета, 2010, № 7(63). – С.8-11.

12. Усмонов Р.А. Связанность как компонент комплексного анализа текстов выступлений должностных лиц Таджикистана // Омский научный вестник, 2010, № 1. – С. 82-84.

13. Усмонов Р.А. Место сверхфразовых единств в публичных выступлениях должностных лиц.// Вестник Российско-Таджикского славянского университета, 2011, № 1. – С. 204-208.

14. Усмонов Р.А. Основные аспекты феномена инцинирования и прогрессирования темы в публичном диалоге. // Ученые записки Худжандского государственного университета, 2011, № 1(25). – С.72-79.

15. Усмонов Р.А. Логико-композиционная структура текста публичных выступлений. // Вестник Московского государственного областного университета, серия Лингвистика, 2011, № 2. – С. 108-110.

16. Усмонов Р.А. Психолого-синтаксические аспекты исследования практики воздействия текстов публичных выступлений. // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия русский язык и иностранные языки и методика их преподавания, 2011, № 1. – С.87-90.

Публикации в других изданиях 17. Усмонов Р.А. Структурность как компонент комплексного анализа текстов публичных выступлений в публичной коммуникации должностных лиц. // Сборник статей Международного научно-практической конференции посвященной 50-летию РУДН, Москва, РУДН, 22-24 октября 2009 г. – С.

483.

18. Усмонов Р.А. Русский язык в современном Таджикистане.// Тезисы докладов Международной конференции «Б.Гафуров – видный исследователь истории Средней Азии». – Душанбе: Дониш, 2009. – С. 106-109.

19. Усмонов Р.А. Становление национальной политической риторики. // Тезисы докладов Международной конференции преподавателей персидского языка и литературы. – Тегеран, 2009. – C. 46-48 (на перс. яз.).

20. Усмонов Р.А. Жанровая природа политического дискурса.// Рамзошнои маъни. – Худжанд: ДДХ, 2011. – C.107-111. (на тадж. яз.).

21. Усмонов Р.А. Истинностный, ценностный и эмотивный аспекты политического дискурса // Сборник научных трудов ХГУ, 2002, №4. – С. 88Усмонов Р.А. Политический дискурс в языке культуры: содержание, функции, базовые концепты.// Сборник статей научно-практической конференции молодых ученых ХГУ, Худжанд,, 22-24 марта 2009 г.

Худжанд, 2009. – С. 232.

23. Усмонов Р.А. Основные направления исследования политического дискурса в современной лингвистике.// Маорифи Точикистон, 2010, № 1. – С. 11-16. (на тадж. яз.) 24. Усмонов Р.А. Феномен неточной референции: семантика и прагматика // Маорифи Точикистон, 2009, № 6. – С. 23- 28. (на тадж. яз.) 25. Усмонов Р.А. Абстрактность и широта значения //Сборник статей молодых ученых области // Худжанд, 2010. – С. 67-71.

26. Усмонов Р.А. Дисфемизация как стратегия принижения денотата // Равзанаи ирфон // Худжанд: Нури маърифат, 2009. – С. 99-102. (на тадж. яз.) 27. Усмонов Р.А. Семиотика политического дискурса современного Таджикистана // Адиб, забон ва услуб // Душанбе: Адиб, 2010. – С. 74-79.

28. Усмонов Р.А. Вербальные знаки интеграции с народом, странами. // Номаи мер // Худжанд: Нури маърифат, 2010. – С. 167-176 (на тадж. яз).

29. Усмонов Р.А. Политическая афористика как семиотическая подсистема // Материалы IV международного междисциплинарного семинара // МАКС Пресс, 2009. – С.56-61.

30. Усмонов Р.А. Источники метафорической экспансии // Материалы международной научной конференции г. Минск, 12–13 ноября 2009 г.

Минск, 2009.–С.54-58.

31. Усмонов Р.А. Соседние страны как мишень метафорической экспансии // Материалы V Российского философского конгресса. – Новосибирск:

2009.–С.121.

32. Усмонов Р.А. Публичный диалог аргументативного типа.// Материалы научной конференции ХГУ – Худжанд, 2009. – С. 98-101.

33. Усмонов Р.А. Убеждение как форма воздействия в публичном диалоге // Сборник статей областной научной конференции посвященной дню молодежи. – Худжанд,2010. – С. 78.

34. Усмонов Р.А. Просьба и требование как речевые тактики публичного диалога // Тезисы конференции молодых ученых ХФТУТ. – Худжанд, 2011.

– С. 34-36.

35. Усмонов Р.А. Вопрос как речевая тактика информационного текста публичной направленности // Паеми Сугд // Худжанд, 2011. – С. 109-111.

36. Усмонов Р.А. Частотные аспекты исследования практики публичных выступлений // Вахдат // Душанбе, 2011. – С. 64-69.

37. Усмонов Р.А. Русский язык в культуре и политике Таджикистана // Язык. Словесность. Культура, 2011. №2. – С.7-18.

Усмонов Рустам Ахмаджонович (Таджикистан) Лингвокультурологическая специфика текстов публичных выступлений в современном русском политическом дискурсе (на материале выступлений должностных лиц Таджикистана)