МОДУЛЬ 1. ЯЗЫК. ОБЩЕСТВО. ГОСУДАРСТВО

Рабочая программа курса (8 часов)

Автор программы: Чердаков Дмитрий Наилевич, старший преподаватель СПбГУ

Целевая группа

Курс предназначен для специалистов органов управления образованием субъектов

Российской Федерации, специалистов органов управления муниципального образования,

иных специалистов системы управления образованием, руководителей и заместителей

руководителей образовательных учреждений, преподавателей русского языка и литературы, преподавателей иных предметов, осваивающих программы дополнительного профессионального образования в рамках программ повышения квалификации специалистов и преподавателей по вопросам функционирования русского языка как государственного языка Российской Федерации.

Требования к преподавателю Преподаватель должен свободно владеть содержанием курса в объеме всех предложенных материалов и списка рекомендуемой литературы, методикой его преподавания, владеть современными компьютерными технологиями для оперативной проверки работ студентов и осуществления обратной связи.

Требования к слушателям Для освоения курса слушатели должны обладать необходимыми умениями анализа учебных текстов различной природы; иметь общие представления о функционировании языка в обществе; быть готовыми дополнять теоретические знания за счет реализации проектов и освоения технологии на практике. Владение основными компьютерными учебными технологиями обязательно.

Краткая аннотация к программе Курс описывает основные закономерности функционирования языка как социального явления и предмета государственного регулирования, знакомит слушателей с базовыми понятиями в данной области. Предметом рассмотрения станет русский литературный язык в его социокультурной обусловленности в современной России и ближайшей исторической ретроспективе. Особое внимание уделено проблемам общественной оценки современных языковых явлений, общественной и государственной деятельности в языковой области, личной свободы и ответственности в вопросах языка.

Целевое назначение курса Слушатели, успешно освоившие курс, будут иметь общее представление о социальной природе языка, взаимосвязи социальных и языковых феноменов, возможностях и трудностях государственного регулирования в языковой области, русском литературном языке как социальном феномене (в его становлении и современном качестве), проблемах, связанных с применением и обеспечением закона «О государственном языке Российской Федерации».

Слушатели смогут успешно решать социально и педагогически ориентированные задачи, обусловленные особенностями современной языковой ситуации в России.

Ведущие идеи. Понятия. Содержательная характеристика курса 1. Аспекты социального бытования языка. Основные понятия Основные аспекты взаимоотношений языка и общества, связанные с социальным расслоением общества, речевым взаимодействием в рамках социальных коллективов, необходимостью и возможностью государственной языковой политики. Содержание базовых понятий курса: национальный язык, литературный язык, государственный язык, языковая политика.

Форма занятия: лекция (для заочного обучения — самостоятельный анализ представленного конспекта лекции) — 2 часа.

Задания для самостоятельной работы — 2 часа.

Творческое задание (для самостоятельной работы):

анализ и описание языковой ситуации в определенном регионе Российской Федерации.

2. Литературный язык как средоточие языковых интересов общества Литературный язык и национальный язык. Литературный язык и язык и литературы. Литературный язык и стандартный язык. Признаки литературного языка:

значимость для социального коллектива в целом, нормированность как общественно осознанная образцовость, социальная полифункциональность, стилистическая дифференцированность.

Форма занятия: лекция (для заочного обучения — самостоятельный анализ представленного конспекта лекции) — 2 часа.

Задания для самостоятельной работы — 2 часа.

Творческое задание (для самостоятельной работы):

характеристика (в форме письменного рассуждения) общественного отношения к нелитературным речевым элементам.

3. Русский язык и российское общество в исторической ретроспективе (середина XVIII — начало XXI в.) Основные черты развития русского литературного языка с середины XVIII в.

Устойчивость грамматического строя. Формирование словарного состава, борьба с заимствованиями. Русские столицы и произносительная традиция. Формирование разновидностей языка в различных сферах общественной деятельности. Орфография как значимая социальная проблема. Русский язык на рубеже XX—XXI вв.

Форма занятия: лекция (для заочного обучения — самостоятельный анализ представленного конспекта лекции) — 1 час.

Практическое занятие: обсуждение проблематики, связанной с состоянием современного русского языка и возможностью государственного вмешательства в языковую сферу (на материале статьи А. Д. Шмелева «Ложная тревога и подлинная беда») — 1 час.

Задания для самостоятельной работы — 2 часа.

Творческое задание (для самостоятельной работы):

оценка процессов, протекающих в современном русском языке, в форме эссе.

4. Русский язык и современная Россия Возможность и необходимость государственной языковой политики в современной России. Языковые задачи, стоящие перед государством, и закон «О государственном языке Российской Федерации». Сопоставление законодательных инициатив в области языка в России и Франции. Рамочный характер закона «О государственном языке Российской Федерации» и задачи его организационно-лингвистического обеспечения.

Коммуникативные неудачи и повышение коммуникативной эффективности в современном обществе. Вопросы личной свободы и ответственности в языковой сфере.

Форма занятия: лекция (для заочного обучения — самостоятельный анализ представленного конспекта лекции) — 1 час.

Практическое занятие: коллективный анализ текста закона «О Государственном языке Российской Федерации» — 1 час.

Задания для самостоятельной работы — 2 часа.

Творческое задание (для самостоятельной работы):

формулировка возможных общественно-законодательных инициатив по вопросам языка, актуальных для определенного региона РФ.

Проблемные вопросы 1. Почему изучение взаимосвязей языка и общества относят к базовым дисциплинам в современном языкознании?

2. Каково соотношение понятий «национальный язык» и «литературный язык»?

3. Почему тот или иной жаргон не способен удовлетворить языковые и коммуникативные запросы общества в целом?

4. Какое место государство занимает во взаимоотношениях языка и общества?

5. Почему многие языковеды полагают, что языковое регулирование в принципе невозможно?

6. В какой степени можно согласиться с критиками закона «О государственном языке Российской Федерации», утверждающими, что закон носит декларативный характер?

7. Почему борьба с заимствованиями в современном русском языке на базе закона «О государственном языке Российской Федерации» обречена на неудачу?

«коммуникативная эффективность»?

9. В чем и почему характер французского и российского законов о языке принципиально отличен?

10. Каково содержательное наполнение понятия «государственный язык» в законе «О государственном языке Российской Федерации»?

Комментарий: проблемные вопросы могут быть использованы как темы для групповых занятий.

Тематический план учебного модуля бытования языка.

Основные понятия средоточие языковых интересов общества российское общество в исторической ретроспективе (середина XVIII — начало XXI в.) современная Россия Общая характеристика ресурсов Д. Н. Чердаков. Лекции (см. рабочую тетрадь).

1. Аспекты социального бытования языка. Основные понятия.

2. Литературный язык как средоточие языковых интересов общества.

3. Русский язык и российское общество в исторической ретроспективе (середина XVIII — начало XXI в.).

4. Русский язык и современная Россия.

Дополнительные ресурсы 1. Алпатов В. М. 150 языков и политика: 1917–1997. Социолингвистические проблемы СССР и постсоветского пространства. М., 2000.

2. Вахтин Н. Б., Головко Е. В. Социолингвистика и социология языка. СПб., 2004.

3. Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи. М., 1999.

4. Крысин Л. П. Русское слово свое и чужое. М., 2004.

5. Мечковская Н. Б. Социальная лингвистика. М., 2000.

6. Письменные языки мира. Языки Российской Федерации. Социолингвистическая энциклопедия / отв. ред. Г. Д. МакКоннел, В. Ю. Михальченко. Кн. 1. М., 2000. Кн. 2. М., 2003.

7. Современный русский язык. Социальная и функциональная дифференциация / Под ред. Л. П. Крысина. М., 2003.

Итоговая аттестация Итоговая аттестация выставляется по материалам итогового тестирования, самооценки и текущему оцениванию качества выполненных работ. На основании текста самооценки предлагаются задания в сводный вариант итогового тестирования.

РАБОЧАЯ ТЕТРАДЬ СЛУШАТЕЛЯ

(тексты лекций и задания для самостоятельной работы) Лекция 1. Аспекты социального бытования языка. Основные понятия Рассмотрение взаимоотношений языка и общества начинается с вопроса о возникновении языка, неразрывным образом связанного с историей человеческих сообществ. Потребность в социальном контакте, общении составляет часть человеческой натуры, и язык выполнял эту базовую функцию — быть средством социального контакта — еще на самом примитивном уровне развития человеческого сообщества.

Другая базовая социальная функция языка — объединение людей в группу, коллектив — сопутствовала созданию обществ разного масштаба: в древности язык объединял людей в родо-племенные союзы, позже — в этнические сообщества, а с развитием национальных государств служил средством консолидации наций.

Язык отражает и одновременно закрепляет социальное устройство общества.

С усложнением социальной структуры общества растет число языковых разновидностей, обслуживающих коммуникацию отдельных социальных слоев, групп, институтов и масс населения. Так, в самом архаичном типе сообщества уже существовали два варианта языка: сакральный (для общения с высшими силами) и профанный (обыденный) язык для общения между людьми. В раннефеодальную эпоху были зафиксированы диалекты (территориальные варианты языка), торговые языки, языки-посредники, а с развитием ремесел развились профессиональные языки, часть из которых были тайными. С развитием национального государства формируется совершенно новый тип объединяющего языка — национальный литературный, или стандартный (термин западной традиции, ср. Standard English), язык. На его основе вырабатываются специализированные функциональные разновидности для значимых в государстве и культуре сфер коммуникации: административный язык, язык делопроизводства, юридический, научный, позднее — средств массовой коммуникации, т. е. вся область публичного языкового пространства.

Помимо этой линии дифференциации языка в большом сообществе существует и другая, с еще более разветвленным членением языка на варианты в зависимости от ситуации, жанра и темы общения. Разговор семейной пары у себя дома на кухне и диалог Содержание лекции основано на энциклопедических материалах, подготовленных сотрудниками филологического факультета СПбГУ Д. В. Герасимовым, В. Б. Гулидой.

этих же людей в качестве судьи и секретаря суда в ходе судебного заседания — совершенно разная языковая реальность. Их социальные роли, обстановка, их тип отношений (дома и на работе) определяют тип языка, которым они пользуются, и правила ведения речи. Можно предположить, что в домашней ситуации наша семейная пара будет общаться на разговорном литературном языке, возможно, с элементами жаргона, в жанре обсуждения планов на вечер или шутливой перепалки, а на работе это будет юридический язык, развертываемый в жанре судебного заседания. Мы как члены данного общества имеем представление о том, как должен говорить судья, секретарь суда, адвокат, жена с мужем, родители с детьми. Выступая в разных социальных ролях, мы стараемся придерживаться своих представлений, т. е. владеем правилами ролевого поведения.

Каждым речевым поступком мы закрепляем социально-ролевую организацию своего общества и передаем эту традицию будущему поколению.

национального языка нет принципиальной разницы между моно- и полиязычными сообществами: потребность общества в различении социальных разновидностей языка будет удовлетворяться либо вариантами одного национального языка, либо разноструктурными языками (в многоязычном сообществе). Так, в Центральной России разговорный литературный русский язык, просторечие, а иногда диалект используется в разных социальных кругах как домашний язык, язык общения с друзьями, в неформальной обстановке на работе, а литературный язык письменного типа — в официальных ситуациях (на совещаниях, в докладах, в учебных заведениях). Только в ситуациях, связанных с православным богослужением, используется другой язык, церковнославянский. В многоязычных государствах для разных сфер общения могут использоваться разные, иногда разноструктурные языки. Например, в Парагвае, южноамериканской стране с двумя государственными языками, дома, с друзьями, на рабочих местах, не связанных с официальной обстановкой, будет использоваться гуарани (местный индейский язык), а в официальных учреждениях, высших учебных заведениях, для торжественных публичных событий — испанский. В церкви парагвайцы также используют испанский язык.

Известно, что язык эволюционирует, т. е. постоянно изменяется, и в связи с этим лингвистов всегда интересовал вопрос о том, что толкает язык к изменениям и каковы механизмы осуществления изменений. Для ответа на этот вопрос необходимо выяснить характер связей между языком и обществом: являются ли социальные и языковые изменения параллельными процессами, или социальные причины порождают языковые последствия, а может быть, эти процессы взаимообусловлены? Современное представление о движущих силах языковой эволюции состоит в признании обоих источников изменений: внутрисистемных закономерностей развития языка и внешних, социальных стимулов языковых изменений.

Следует учитывать, что элементы языковой системы в разной степени «открыты»

для влияния социальных факторов. Самая быстро реагирующая на социокультурные перемены часть языка — лексика и фразеология. Изменения в системе социальных вариантов языка (литературного языка, диалектов, просторечия и т. д.), отражающие перестройки в социальной организации общества, происходят гораздо более инерционно и отсрочены по времени. В языке т. о. отражается предыдущая ступень социального устройства общества. Наименее проницаемой областью для прямого воздействия социальных факторов является структура языка, его звуковая и морфологическая системы, изменяющиеся по своим внутренним законам, хотя внешние (социальные) факторы имеют некоторое значение для протекания и этих процессов. Социальные факторы, считал один из основателей российской социолингвистики Е. Д. Поливанов, не изменяют природу языковых процессов, но определяют, будет ли языковое изменение вообще иметь место и каковы будут «отправные пункты его развития», т. е. исходное воздействие общества на язык. Однако сам процесс языкового изменения совершается по внутрисистемным законам.

Общество как власть и язык как ресурс управления людьми и регулирования отношений в обществе составляют еще один аспект взаимоотношений языка и общества.

Это область языковой политики — сознательного и целенаправленного воздействия государства на язык с целью эффективного распределения языков по сферам использования и возложения на них ведущих или подсобных функций, а также обеспечения качества овладения государственным языком через систему образования.

Таким образом, взаимоотношения языка и общества могут рассматриваться в различных аспектах: 1) в аспекте социального расслоения языка, которое порождается расслоением общества на социально-экономические слои, классы и социальные группы;

2) в аспекте ситуативных разновидностей языка в зависимости от обстановки общения, его темы, социального статуса собеседников, их социальных ролей в данный момент, а также правил речевого поведения членов данного сообщества; 3) в аспекте деятельности государства по языковым проблемам.

Рассмотрим подробно основные понятия, связанные с обозначенными аспектами и необходимыми для дальнейшего изложения. Такими понятиями являются: национальный язык, литературный язык, язык межнационального общения, государственный язык, языковая политика.

Национальный язык. В русской научной традиции национальным языком называют язык нации, сложившийся на основе языка народности в ходе ее исторического развития. Он представляет собой систему нескольких форм бытования языка:

литературный язык (устный и письменный), просторечие, региональные диалекты; при этом в процессе формирования национального языка меняется соотношение этих форм, происходит постепенное вытеснение диалектов литературным. Параллельно идет вытеснение литературным национальным языком чуждых народу письменных языков (латыни в странах Европы, нормандского в Англии, в определенной степени — церковнославянского в России). В других странах национальным языком могут называть язык местного населения, обладающий определенным официальным статусом, или языки меньшинств, имеющие официальный статус на территории своего распространения.

Литературный язык — высшая форма национального языка, отличающаяся от всех других форм (территориальных диалектов, профессиональных подъязыков, жаргонов и пр.) рядом признаков: универсальностью; обработанностью; стилистической дифференцированностью; кодифицированностью. Понятие литературного языка будет подробно рассмотрено на следующем занятии.

Язык межнационального общения в функциональном отношении принадлежит к классу языков-посредников, которые служат средством коммуникации для людей, говорящих на разных языках. Термин «язык межнационального общения» использовался в отношении русского языка советского периода, когда он был средством общения для такой огромной и многоязычной страны, как СССР.

Государственный язык — язык, за которым в данном государстве законодательно закреплен самый высокий юридический статус по сравнению с остальными языками, которые могут использоваться на данной территории. Государственный язык выполняет в рамках страны объединяющую функцию в политической, социальной и культурной сферах; на нем написана конституция, осуществляется государственное управление, ведется дело- и судопроизводство; он выступает в качестве символа государства.

Привилегированный статус государственного языка означает обязательность его использования в установленных законодательно случаях, но не обязательно влечет за собой запрет на использование других языков.

предполагающая контроль за распределением функций и сфер использования национально-государственного языка данного сообщества и языков этнических меньшинств в его рамках. Органы осуществления языковой политики можно разделить на законодательные и исполнительные. Законодательными являются отделы академических институтов, выпускающие нормативные документы по языку (например, словари русского литературного языка, справочники по орфографии и пунктуации), комиссии по языку и иные официальные органы, ответственные за базовые юридические документы по языковой политике (в частности, статьи о языке в конституции страны) и более частные документы. Исполнительными органами языковой политики являются специалисты, по долгу службы следящие за соблюдением нормативных требований к литературному языку: редакторы и корректоры печатной продукции, дикторы, редакторы и ведущие передач на телевидении, школьные учителя, а также рядовые члены общества, болеющие за родной язык. Последняя категория, неофициальные проводники языковой политики, является очень важной ее составляющей, потому что усилия каждого отдельного человека по исправлению своих ошибок, заботе о культуре речи, привычке проверять себя по словарю способствуют сохранению языкового богатства при передаче его следующему поколению. Языковая политика в широком смысле включает любые сознательные действия по отношению к языку и государственных органов, и рядовых носителей языка.

Перейдите к выполнению заданий по теме 1. Вопросы для самоконтроля 1. В каких основных аспектах можно трактовать социальную сущность языка?

2. Чем обусловлено расслоение языка на разновидности, варианты?

3. Различаются ли принципы формирования социальной вариативности языка в одноязычном и многоязычном обществе?

4. Каковы ключевые термины и понятия, необходимые для обсуждения темы «Язык. Общество. Государство»?

5. Как вы понимаете смысл понятия «языковая политика»? Приведите известные вам примеры проведения той или иной языковой политики.

2. Творческое задание Опишите (в свободной форме — письменной или устной; во втором случае составьте письменный план сообщения) особенности языковой ситуации в вашем регионе.

Для этого ответьте в том числе на следующие вопросы: 1) одноязычным или многоязычным является социум? 2) какие примеры социального расслоения в регионе вы могли бы привести? 3) имеют ли используемые в регионе языки тот или иной официальный статус? 4) какая языковая политика проводится региональными властями?

Лекция 2. Литературный язык как средоточие языковых интересов Когда я произношу сочетание «русский литературный язык», многие слушатели, не знакомые с русской лингвистической терминологией, могут подумать, что имеется в виду язык художественных, литературных произведений. Между тем это не так: литературный язык и язык художественной литературы — это разные понятия, и смешивать их нельзя.

Под литературным языком мы понимаем тот вариант русского языка, который в обществе считается образцовым.

Между прочим, русскому понятию «литературный язык» соответствует современный западноевропейский и американский лингвистический термин «стандартный язык». Так что, если вы встречаете английское сочетание Standard Language, помните, что его следует перевести как «литературный язык». Не правда ли, на первый взгляд несколько странное соответствие: с одной стороны, «литературный», с другой стороны, «стандартный». Почему так? Давайте разбираться.

Что такое литературный язык, каковы его признаки — это серьезная научная проблема. Впервые ее всесторонне исследовали ученые-лингвисты, которые в 20-е гг. XX в. жили и работали в Праге и составили так называемый Пражский лингвистический кружок. Среди его членов были, кстати, и выдающиеся ученые русского происхождения, такие как Николай Сергеевич Трубецкой, Роман Осипович Якобсон.

Так вот, согласно идеям ученых Пражского лингвистического кружка, литературный язык — это такая разновидность употребления национального языка, которая характеризуется 1) общезначимостью, 2) нормативностью, 3) многофункциональностью, 4) стилистической дифференциацией. Охарактеризуем эти признаки чуть подробнее.

Язык как важнейшее средство коммуникации — явление социальное. Понимать и быть понятым — эти два условия речевого общения уже предполагают определенный коллектив: говорящего и слушающего. Между тем хорошо известно, что любая социально и территориально обособленная группа тяготеет и к языковому обособлению, вольно или невольно создает «свой» язык, понятный только внутри данной группы. Это хорошо видно даже на примере мельчайшей социальной группы — семьи. Почти в каждой семье со временем появляются какие-то особые слова или — что чаще — отдельные общеизвестные слова получают какой-то особый смысл, начинают приобретать какие-то особые, неизвестные и непонятные окружающим ассоциации. То же касается и других, более крупных коллективов, объединенных по территориальному, профессиональному, социальному или возрастному признаку. Русский язык здесь не исключение. Свои социальные языковые разновидности есть и у военных, и у преступников, и у студентов;

компьютерный жаргон для непосвященных остается тайной; старики жалуются на то, что не понимают речь молодых, и т. д. и т. п. Приведу небольшой забавный пример. В русском литературном языке слова пожарный и пожарник являются синонимамивариантами и обозначают работника пожарной охраны. Однако пожарного в е г о присутствии во избежание обид и недоразумений лучше называть именно пожарным, но не пожарником, поскольку в данной профессиональной среде пожарный — это тот, кто тушит пожар, а пожарник — это тот, кто поджигает, создает пожар. Этот пример демонстрирует всего лишь одну из возможных коммуникативных неудач — мелкую, незначительную, но нетрудно себе представить, какие бы помехи сопровождали общение, если бы все эти многочисленные территориальные и социальные группы не объединял один язык. Этот язык должен быть общим для всех, а не только для данного коллектива. Литературный язык вообще, и русский литературный язык в частности, выполняет прежде всего именно эту функцию — быть значимым для всех.

Отсюда и первый его признак — общезначимость.

Второй признак тесно связан с первым — это нормативность литературного языка.

Норма указывает, как нужно говорить и писать: где ставить ударения в словах, как образовывать и изменять слова, как строить предложения, где ставить знаки препинания и т. д. и т. п. Норма определяет, что правильно, а что неправильно. Единая норма — одна для всех, — конечно, и есть тот общезначимый стандарт, который позволяет быть литературному языку общезначимым. Иногда вместо термина нормативный или нормированный употребляют слово кодифицированный. Можно, например, прочитать в научных трудах: кодифицированный литературный язык. Что это значит?

Кодификация — это закрепление нормы в словарях и грамматиках. Норма в литературном языке всегда кодифицирована, т. е. она не прячется где-то в сознании говорящих, а явно выражена в специальных лингвистических трудах.

Очень важно осознавать социальные функции нормы литературного языка. Через факт кодификации нормы общество сознательно накладывает на себя определенные обязательства следовать надындивидуальным правилам говорения в целях сохранения своей социальной и культурной целостности. Поэтому критерии «сказано правильно» — «сказано неправильно» надо рассматривать именно в социально-культурном аспекте, а не в собственно языковом. Что я имею в виду? Например, согласно норме форма течет от глагола течь является правильной, литературной, а форма текет — неправильной, нелитературной. Так говорят русские грамматики. Но это, конечно, не означает, что текет — какой-то «испорченный» вариант, что течет является более логичной, более оправданной с исторической точки зрения формой. Если рассуждать подобным образом, более логичным надо было бы признать как раз вариант текет, поскольку в таком случае исходная глагольная основа сохраняется без изменений — логичнее, проще, понятнее была бы парадигма теку, текешь, текет и т. д. Оба варианта — и текет, и течет — исторически оправданны, они возникли в разное время в результате действия определенных объективных законов развития языка, и в этом смысле они оба правильны, но общество в качестве образцового, наддиалектного выбрало только один вариант, и он кодифицирован, закреплен в грамматиках русского литературного языка. И он обеспечивает языковое единство общества.

Большой научной проблемой является вопрос о соответствии кодифицированной нормы реальному речевому употреблению. Как скоро должна измениться норма, зафиксированная в словарях и грамматиках, если в речи уже закрепилось то или иное изменение, та или иная инновация; насколько кодифицированная норма должна быть приближена к реальной речи, той, которую мы порождаем и слышим ежедневно? Как избежать того, чтобы кодификация не стала явным анахронизмом или даже абсурдом, не отражающим неминуемое языковое развитие? Этот вопрос, между прочим, тревожит очень многих людей, далеких от науки. Почему в словарях написано одно, а говорят все вокруг по-другому? Как к этому относиться?

Нужно сказать, что такая ситуация — когда норма не во всем совпадает с употреблением — не является чем-то странным. Вообще говоря, так и должно быть.

Норма по существу своему консервативна. Почему? Потому что ее задача не только объединять людей в пространстве, но и обеспечивать непрерывность культурного развития страны, не допускать слишком резких отличий между культурой одной эпохи от культуры следующей эпохи. Поэтому норма всегда будет запаздывать по отношению к неизбежным языковым изменениям, но в этом запаздывании заключается ее объединяющая сила.

Нормативные рекомендации словарей и грамматик, безусловно, учитывают реальное речевое употребление, и норма, конечно, изменяется вслед за языком, но изменение это в разных случаях происходит по-разному, с разной скоростью.

По-видимому, каждый конкретный случай здесь нужно рассматривать особо.

Рассмотрим несколько примеров. В исконных русских словах перед звуком [э] (на письме это буква е) возможны только мягкие согласные : лето с мягким [л’], день с мягким [д’], в Москве с мягким [в’] и т. д. В заимствованных же словах очень часто обнаруживаем перед звуком [э] согласные твердые: дельта с твердым [д], теннис с твердым [т] и т. д. По мере освоения заимствований русским языком твердые согласные в подобных словах заменяются мягкими: раньше говорили пио[нэ]р, му[зэ]й, ака[дэ]мия с твердыми согласными, сейчас такое произношение встречается крайне редко, говорят — пио[н’э]р, му[з’э]й, ака[д’э]мия с мягкими согласными. Если процесс замены твердого согласного мягким в каком-то слове не завершился, то мы сталкиваемся с вариантным произношением. Так, например, в наши дни можно услышать бизнес[мэ]н с [м] твердым и бизнес[м’э]н с [м’] мягким, [тэ]ррорист с [т] твердым и [т’э]ррорист с [т’] мягким.

Препятствовать этому процессу звукового обрусения заимствованных слов норма, конечно, не должна. Норма не должна запрещать говорить бизнес[м’э]н или бу[т’э]рброд, нравится кому-то такое произношение или нет. Этот процесс — замены твердых согласных на мягкие, — повторимся, совершенно естествен, отвечает историческим закономерностям развития русского языка. Кодификация здесь должна довериться употреблению.

Рассмотрим противоположный пример — из области грамматики. В современном русском языке постепенно исчезает склонение составных числительных. Вполне образованный русский человек с трудом поставит какое-нибудь длинное, состоящее из нескольких слов числительное в форму дательного или творительного падежа.

Ему придется очень напрячься, чтобы сказать без ошибок: «Я приехал в этот город с тремястами шестьюдесятью девятью тысячами семьюстами девяноста четырьмя рублями». Мы стараемся или избегать в своей речи таких случаев, или, сами того не замечая, склоняем только последнюю часть числительного: употребляем в форме творительного падежа не «девятьюстами пятьюдесятью четырьмя», а просто «девятьсот пятьдесят четырьмя».

Грамматики, однако, отнюдь не приветствуют такую тенденцию, а рекомендуют в письменной и строго нормированной устной речи склонять все части числительного. В данном случае кодификация противостоит употреблению, сдерживает его давление. И, может быть, это вполне закономерно — потому что числительное — это имя (мы говорим:

имя числительное), а все имена в русском языке (существительные, прилагательные, числительные) согласно историческим грамматическим законам, как правило, склоняются. Таким образом, норма может довольно долго сопротивляться употреблению, если это употребление не согласуется с закономерностями развития русского языка.

Так в общих чертах обстоит дело с нормативностью, или кодифицированностью, русского литературного языка.

многофункциональность. Иначе этот признак можно назвать многозадачностью или универсальностью литературного языка. Речь идет о том, что литературный язык, в отличие от прочих разновидностей употребления национального языка, способен успешно функционировать в самых разных сферах человеческой деятельности: в области непосредственного, живого общения, в области науки и права, в области политики и образования, в области средств массовой информации и публицистики и т. д. На русском литературном языке можно написать научную книгу, закон, подготовить телевизионную передачу, сочинить стихотворение, можно, наконец, поговорить на житейские темы гденибудь при встрече на улице. Здесь тоже не все так просто, как может показаться.

Очевидно, что язык научной монографии существенно отличается от языка телевизионных новостей или от эмоционального рассказа в кругу друзей о проведенном отпуске. Не следует ли говорить в таком случае о разных «языках»?

Русская научная традиция не видит непроходимой границы между ними и предпочитает называть эти речевые разновидности различными стилями (или функциональными стилями) единого литературного языка.

Что же позволяет литературному языку быть столь гибким и не терять при этом своей целостности, оставаться самим собой? Его усложненная структура, развитая стилистическая дифференциация языковых средств, стилистическое разнообразие. А это есть последний, четвертый признак литературного языка из тех, что были названы в начале лекции. Литературный язык накапливает в ходе исторического развития целые ряды синонимичных средств и распределяет их по разным стилистическим ярусам, специализирует их значение. Поэтому один и тот же смысл можно выразить по-разному в зависимости от целей и сферы общения. Например, можно сказать: «Если найдете книгу, то позвоните мне». Это будет нейтральная фраза, которую можно употребить в самых разных стилях. Можно то же самое сказать, не употребляя союз если, — исключительно с помощью интонации: «Найдешь книгу — позвони». И это будет характерно для непринужденного, устного общения. Можно, наконец, выразить те же самые смысловые отношения громоздкой, тяжеловесной конструкцией, которая несет на себе явный отпечаток официально-делового стиля: «В случае обнаружения книги необходимо обратиться ко мне по телефону». Это явление стилистической дифференциации можно наблюдать на всех уровнях литературного языка — не только в области лексики, что наиболее очевидно, но и в области синтаксиса — как мы только что видели, в области морфологии и даже фонетики.

Таким образом, четыре вышеописанных признака определяют современный русский литературный язык.

Вернемся к терминам, о которых мы говорили в начале лекции, — западному «стандартный язык» и русскому «литературный язык». Надеюсь, теперь понятно, почему западные лингвисты употребляют слово стандартный. Стандарт в данном случае — это и есть общезначимая норма, единый для всех шаблон. Почему же в таком случае литературный? Дело в том, что литературный язык формировался прежде всего как язык письменный, как язык литературы в широком смысле, т. е. язык письменности вообще.

Русский термин указывает как раз на эту связь — связь литературного языка с письменностью.

В настоящее время литературный язык также является по преимуществу письменным языком, но не исключительно письменным, он существует и в устной форме.

Разного рода устные публичные выступления, живая разговорная речь образованных людей относятся к устному варианту литературного языка. Впрочем, устный вариант литературного языка существенно отличается от книжно-письменного. Для разговорной речи характерны разнообразные фонетические изменения (например, грит вместо говорит), активное словотворчество, огромное количество незнаменательных слов (частиц, междометий), совершенно особый, отличный от книжного, словопорядок, нарушение синтаксических связей, являющихся нормой в письменной речи.

При этом оказалось, что носители литературного языка очень часто даже не замечают, как сильно отличается их собственная устная неподготовленная речь в неофициальной обстановке от того, что они сами считают «правильным» литературным языком. Многие, увидев записи такой неподготовленной устной речи, возмущались и недоумевали: «Неужели мы так говорим?!» Между тем в этом расслоении литературного языка на два варианта — на книжно-письменный и устно-разговорный — нет ничего удивительного, это явление свойственно, конечно, не только русскому, но и многим другим языкам.

Замечательный русский языковед Лев Владимирович Щерба еще в 30-е гг. XX в.

отмечал принципиальное отличие книжно-письменной речи от устно-разговорной и объяснял его принципиальной противоположностью двух основных видов речи вообще — монолога и диалога.

Монолог обращен к большому числу слушающих, он обдуман, он строится по плану, согласно предварительно определенной речевой стратегии, здесь нежелательны речевые ошибки. Диалог сиюминутен, калейдоскопичен, слит воедино с ситуацией общения, ограничен небольшим числом участников. Здесь не требуется лексическая точность и абсолютная грамматическая правильность, совершенно естественны ошибки и оговорки, жест, мимика, интонация становятся важными компонентами общения.

Монологическая речь общезначима, нормативна и консервативна. В монологе язык сохраняет сам себя, монолог обращен в прошлое. В диалоге же подготавливаются грядущие языковые изменения, ради них язык в диалоге, если так можно выразиться, разрушает сам себя; диалог обращен в будущее.

Следующий вопрос, на который нужно дать ответ: что не является литературным языком, чему он противопоставлен? Прежде всего диалектам — местным, региональным, территориально ограниченным, не имеющим письменной фиксации вариантам национального языка. В ходе исторического развития русского языка сложились три большие группы диалектов: севернорусские, среднерусские и южнорусские. Наиболее отчетливо они противопоставлялись друг другу по фонетическим признакам. Например, важнейшей чертой севернорусских говоров являлось оканье (т. е. неизменное качество гласных как в ударных, так и в безударных слогах) и произношение [г] (т. н. взрывного), а для южнорусских говоров было характерно аканье (изменение качества гласных в безударных слогах) и произношение [г] (т. н. щелевого, или фрикативного). Например, на севере России произносили [города], а на юге — [гарада]. В основу современного русского литературного языка лег говор Москвы, один из среднерусских говоров, которые являли собой известный компромисс между севером и югом. В области произношения согласных современный русский литературный язык в основном следует северным говорам, а в области произношения гласных — в основном южным. Например, в литературном языке необходимо говорить [гарада] — с [г] взрывным, как на севере, и с редукцией безударных гласных, как на юге.

В каждом национальном языке взаимоотношения литературного языка и местных говоров исторически обусловлены и обладают значительным своеобразием. Они всегда связаны с факторами социального, политического, культурного развития страны.

Сложение русского литературного языка на основе говора Москвы было связано прежде всего с возрастанием политического значения этого города, вокруг которого начиная с XIV в. постепенно создается единое централизованное государство. Аналогичные процессы протекали, например, во Франции или в Англии, где французский и английский литературные языки возникли на основе парижского и лондонского диалектов соответственно. С другой стороны, современная русская языковая ситуация отличается, скажем, от немецкой или итальянской, где наблюдаются резкие различия между местными диалектами внутри одной страны; русские говоры при всем их разнообразии не столь сильно отличаются друг от друга, чтобы разница между ними мешала взаимопониманию и общению.

Необходимо сказать еще об одном. В русском языковом сознании диалекты традиционно не обладают социальным престижем. В русском обществе не принято культивировать в своей речи какие-либо диалектные признаки, чтобы придать ей особый шарм, внести в нее изюминку. Человек, претендующий на то, чтобы быть или считаться культурным и образованным, должен строго следовать литературным нормам. В советское время, а именно в начале 30-х гг. XX в., даже была объявлена своеобразная война против диалектов, которые считались признаком социальной и культурной отсталости. Единый и сплоченный советский народ, согласно этой идеологической линии, должен был пользоваться единым литературным языком. Этого, конечно, не произошло:

русские диалектные языковые системы, хотя и в полуразрушенном, значительно измененном виде, продолжают существовать и сегодня.

Есть еще один вариант русского языка, который не относится к литературному языку. Это просторечие. Если диалект — это речь сельского населения, то под просторечием понимают речь городских жителей, не вполне владеющих нормами литературного языка. Это речь социальных низов города, и она, как правило, не обладает четкими территориальными границами в отличие от сельского диалекта. Например, такие слова и выражения, как башка, всё путем, не возникай, отмечаются русскими словарями как просторечные.

Наконец, к литературному языку не относятся жаргоны — речь различных или социальных групп. О них мы уже говорили в начале лекции.

Четких и резких границ между литературным языком, просторечием, жаргонами и диалектами нет. В результате самых разнообразных причин (как лингвистических, так и внеязыковых — социально-культурных) просторечие и жаргоны активно проникают в литературную речь, а диалекты растворяются в просторечии. И это нормально. Это значит, что русский язык живет и развивается. А литературный язык — это его наиболее развитая, наиболее богатая возможностями часть.

Перейдите к выполнению заданий по теме 1. Вопросы для самоконтроля 1. Каким нелитературным формам национального языка противопоставлен литературный язык?

2. Каковы признаки литературного языка?

3. Тождественны ли понятия «литературный язык» и «язык литературы»?

Аргументируйте ответ.

4. В чем достоинства и недостатки замены термина «литературный язык» на термин «стандартный язык»?

5. Каковы социальные функции языковой нормы?

2. Творческое задание В различных культурных ареалах наблюдается различное отношение общества к речи людей, отмеченной теми или иными диалектными чертами: от неприятия до одобрения. Выскажите свое мнение в свободной письменной форме по данному вопросу.

Лекция 3. Русский язык и российское общество в исторической Дадим краткий обзор развития русского литературного языка со времен М. В. Ломоносова. Такая временная граница выбрана потому, что именно с эпохи Ломоносова мы можем говорить о полноценном научном изучении собственно русского языка. Основная заслуга принадлежит здесь именно Ломоносову.

Главное его дело в филологической области — создание трудов, написанных на русском языке и предназначенных для русского читателя, которые содержали полное и систематическое описание, с одной стороны, грамматического строя русского языка («Российская грамматика», 1757 г.) и, с другой стороны, закономерностей построения русского текста («Краткое руководство к красноречию», 1748 г., иначе — «Риторика»).

Естественно, это были не первые грамматика и риторика, написанные в России. До Ломоносова существовали грамматики церковнославянского языка, написанные поцерковнославянски, краткие грамматики русского языка, фактически — учебники, написанные на иностранных языках и предназначенные для иностранцев, рукописные риторики, содержавшие церковнославянский языковой материал, в то время как труды Ломоносова — это первые полноценные печатные научные работы, впоследствии неоднократно переиздававшиеся, обращенные непосредственно к русской образованности и предлагавшие описание живого родного языка и как статичной системы, и как динамичной модели речевого действия.

Нам сейчас довольно трудно представить, насколько велико было это европейское ренессансное открытие, в XVIII в. совершенное и в России, — обнаружение во внешне неорганизованной, «низкой» речевой стихии грамматики, т. е. упорядоченного строя, правил, нормы — всего того, чем традиционно наделялись только «высокие» языки:

латынь в Европе или церковнославянский язык в России. Для формирования основ национальной культуры, для становления национального литературного языка, выступающего стержнем центростремительных социокультурных тенденций, для самоидентификации общества, устремляющего на свой язык совокупность рефлексивных и нормирующих усилий, это открытие имело принципиальное значение.

Каковы же основные тенденции развития русского языка в указанный период?

В области грамматики основной характеристикой русского языкового развития является стабильность. В последние 250 лет в русском языке не произошло каких-либо революционных преобразований, подобных тем, что русский язык переживал ранее, начиная с XI—XII века. Парадигмы склонения и спряжения, морфологические категории, типы синтаксических конструкций — одним словом, грамматический остов русского языка со времен Ломоносова не претерпел существенных изменений.

Устойчивость грамматического строя русского языка, безусловно, связана с нормирующей деятельностью филологического сообщества, которая восходит к уже упоминавшейся «Российской грамматике» Ломоносова. Именно Ломоносов установил в своем труде принцип совмещения описательной и нормативной грамматики. Его «Российская грамматика» не только описывает, но и предписывает, рекомендует и запрещает. Этим были заложены основы русской академической грамматической традиции, которая всегда поддерживала и поддерживает до сих пор нормативный аспект в описании языка. Например, известная ошибка в употреблении деепричастного оборота, которую мы часто иллюстрируем фразой из юмористического рассказа А. П. Чехова «Жалобная книга»: «Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа», — впервые была описана и охарактеризована как нежелательный речевой недочет Ломоносовым. «Весьма погрешают те, — писал он, — которые по свойству чужих языков деепричастия от глаголов личных лицами разделяют», приводя в пример ошибочно построенную фразу «идучи я в школу, встретился со мною приятель». С этой ошибкой, между прочим, мы боремся, причем без особого успеха, и по сей день, в том числе и в рамках Единого государственного экзамена, где подобного рода конструкции часто представлены как требующие исправления.

Гораздо более подвижным в своем развитии, нежели грамматика, оказался словарный состав русского языка, что вполне естественно, так как лексика, непосредственно реагируя на изменение реалий, является самым динамичным языковым уровнем. В этой связи примечательно, что принципы отбора слов в живой литературный язык, установленные Ломоносовым в его последней филологической работе «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке» (1758 г.), оказались актуальны в последующие эпохи и в своем общем виде действуют до сих пор. Эти принципы предполагают, что русский литературный язык в рамках конкретного текста сплавляет в своем составе генетически разнородные, восходящие к разным словесным традициям компоненты: славянизмы — слова, связанные с церковнокнижным, «высоким»

в стилистическом отношении началом, и разговорные элементы, связанные с живой, народной, и в этом смысле «низкой», речевой стихией.

Усвоение русским литературным языком значительной части церковнославянских слов и словообразовательных элементов (прежде всего — суффиксов) обеспечило ему примечательное отличительное качество — его своеобразную двумерность, т. е. наличие синонимических способов выражения, с одной стороны, для конкретно-бытового содержательного плана, а с другой стороны, для абстрактного или поэтическивозвышенного. Так, в предметно-бытовом речевом преломлении мы используем русские слова перегородка, дерево, при переводе же речи в иной стилистический регистр можем употребить церковнославянские по происхождению слова преграда, древо (например, в составе метафоры древо познания). Этой развернуто реализованной двумерностью русский литературный язык отличается в том числе и от близкородственных языков, например от украинского литературного, который — во многом по политическим причинам — сознательно отталкивался от русского и соответственно от стилистически обогащающего язык церковнославянского лексического и словообразовательного пласта.

Впрочем, основной, во многом знаковой лексической проблемой последних столетий стала для русского общества проблема заимствований. Надо сказать, что борьба с ними берет свое начало как раз в середине XVIII в. Тот же Ломоносов одним из первых высказал соображения о необходимости осторожного отношения к заимствованиям, он отвергал «дикие и странные слва нелепости, входящие к нам из чужих языков» — этот тезис впоследствии лег в основу многочисленных, хотя и не очень разнообразных по своему содержанию, вариантов русского пуризма.

В целом необходимо признать, что призывы к русификации словарного состава и изгнанию из русского языкового обихода иностранных слов никогда не имели особого успеха, даже будучи подкреплены конкретными лексическими рекомендациями и авторитетностью их источника, — вспомним хотя бы В. И. Даля, строившего свой знаменитый словарь на последовательно пуристической основе и потерпевшего полную неудачу в деле замены иноязычных слов русскими. Борьба с заимствованиями в иных культурных ареалах, например в чешской или французской культуре, велась и ведется гораздо более успешно, чем в русской. Русский язык оказался чрезвычайно восприимчив к чужеязычным элементам, а иногда и откровенно всеяден, впрочем, в большинстве случаев удачно перерабатывая иноязычный материал и разводя его по значению или стилистическим оттенкам с существующими русскими эквивалентами.

Борьба с заимствованиями тревожит умы и наших современников. Скажем, соответствующий пассаж введен в осторожной форме в действующий закон «О государственном языке Российской Федерации». К сожалению, можно с уверенностью сказать, что этот пуристический посыл постигнет та же незавидная участь забвения и неисполнения. Прежде всего потому, что он в настоящее время не обеспечен никакой научно-организационной базой и остается всего лишь декларацией.

Касаясь истории русского произношения последних столетий, следует отметить, что в XVIII в. еще довольно остро стоял вопрос о формировании единой произносительной нормы русского литературного языка. Уже тогда выделялись три группы русских наречий: 1) московское, 2) северное и 3) южное. В отношении норм литературного языка предпочтение отдавалось московскому произношению: «Не токмо для важности столичного говора, но и для своей отменной красоты» (М. В. Ломоносов).

Единая произносительная норма современного русского языка действительно сформирована на базе московского наречия, которое являет собой определенный компромисс между северными и южными русскими диалектами: в частности, как уже говорилось, в области произношения гласных оно следует южнорусским особенностям произношения, а именно аканью в отличие от северного оканья ([вада], а не [вода]), в области же произношения согласных оно ориентировано на северные произносительные особенности, что проявляется, например, в том, что в литературном языке, так же как и на севере, звучит [г] взрывное, а не [] щелевое ([гот], а не [от]).

В то же время формирование русской литературной произносительной нормы в последние два века отмечено определенным своеобразием. Существование в Российской империи двух столичных центров — Москвы и Петербурга — привело к тому, что произносительная норма долгое время была представлена в двух вариантах, отличающихся друг от друга несколькими десятками более или менее существенных произносительных черт. Специальные исследования, проведенные в последней четверти XX в., показали, что к концу прошедшего столетия эти различия сгладились, причем в каких-то случаях победило петербургское произношение, в каких-то московское.

Впрочем, следы этих различий в некоторых случаях ощущались до самого последнего времени. Например, когда В. С. Высоцкий в одной из своих ранних песен рифмует «парус» и «каю[с]» («Парус! Порвали парус! // Каю[с]! Каю[с]! Каю[с]!»), он следует старомосковской произносительной традиции. Это как раз тот случай, где литературная произносительная норма утвердила петербургский вариант произношения показателя возвратности — с мягким [c’], а не твердым, которое когда-то звучало в Москве.

литературном языке со времен Ломоносова, заключаются в выработке разветвленной системы функциональных разновидностей (или, как еще говорят, функциональных стилей) языка, т. е. таких его вариантов, которые закреплены за определенной сферой деятельности и содержат набор языковых средств для реализации соответствующей коммуникативной задачи.

Чрезвычайно важны в этой связи усилия русского образованного общества по выработке языка русской науки. Отказ от латинского языка как языка науки в пользу русского приводил к середине XVIII в. к необходимости тяжелой работы по созданию русской научной терминологии, причем в различных сферах знания. Не все термины, предложенные в то время, прижились в русской науке, но те лингвистические решения, которые были использованы: сочетать интернациональную терминологию на латинскогреческой основе (линия, квадрат, корпус и др.) с терминологизацией собственно русских слов и сочетаний (явление, частица, земная ось и др.), причем использовать абстрагирующий потенциал церковнославянских суффиксов (-ений-, -ость и др.) — эти решения оказались исключительно плодотворны.

Ломоносов в отношении возможностей русского языка испытывал оптимизм:

«Тончайшие философские воображения и рассуждения, — писал он, — многоразличные естественные свойства и перемены, бывающие в сем видимом строении мира и в человеческих обращениях, имеют у нас пристойные… речи». Но потребовались десятилетия, чтобы эти оптимистические предсказания сбылись. Еще в 1824 г. Пушкин замечал, что «ученость, политика и философия еще по-русски не изъяснялись — метафизического языка у нас вовсе не существует». Только к концу XIX в. система функциональных разновидностей русского литературного языка обретает свое полнокровное существование, и, собственно, с этого времени мы можем отсчитывать его современное состояние.

Особую страницу в истории русского языка последних трех столетий составляют изменения графического облика русской речи. Импульс, заданный реформами алфавита и графики, проведенными в Петровскую эпоху, был ощутим на протяжении всего XVIII в.:

проблемы правописания постоянно находились в поле внимания деятелей культуры той эпохи. Уже тогда деятелями русской культуры был высказан ряд предложений по усовершенствованию русского алфавита, например отказаться от буквы i («и десятеричное»), полностью дублирующей букву и («и восьмеричное»). Отказ от этой буквы, как и от ряда других, произошел, однако, гораздо позднее, когда готовившаяся с начала XX в. под руководством выдающегося языковеда А. А. Шахматова орфографическая реформа была утверждена и проведена в жизнь новой, революционной, властью.

Хотя письмо есть вторичная форма языка — по отношению к собственно звуковой — и является в чистом виде социальным соглашением, вмешательство именно в устоявшуюся графическую традицию очень остро и болезненно переживается обществом.

Известны многочисленные критические отзывы о реформе 1917—1918 гг., причем эта критика могла иметь различную мотивировку — политическую, как у И. А. Бунина, или символически-психолингвистическую, как у А. А. Блока, который утверждал, в частности, что не ощущает запаха леса, написанного без ятя.

Насколько сложно осуществлять даже мелкие орфографические изменения, хорошо видно на примере попыток реформирования русского письма 1960-х и начала 2000-х гг., когда обнародование соответствующих проектов вызвало жесткое общественное сопротивление. Между тем положение дел в области современной русской орфографии далеко не беспроблемно. И дело даже не в отдельных правилах и не в использовании отдельных букв, хотя некоторые наивно полагают, что главная проблема современного русского письма — это употребление или неупотребление буквы ё. Последним законодательно утвержденным справочником по правописанию являются «Правила орфографии и пунктуации» 1956 г., которые по целому ряду параметров нас уже не могут удовлетворить. В российском обществе сегодня отсутствует полный, отвечающий современным орфографическим реалиям свод правил, который был бы, как того требует закон, утвержден высшей исполнительной властью, служил бы основанием современного правописания и использовался для прояснения спорных случаев. В этих условиях неизбежна известная орфографическая разноголосица, особенно в отдельных сферах — например, в области слитного, полуслитного или раздельного написания слов, которая усугубляется интенсивностью процессов обновления, которое переживает русский литературный язык начиная с конца 1980-х гг.

В последние 20 с лишним лет в России наряду с изменениями политическими, экономическими и социальными произошло и существенное обновление русской речи, прежде всего официальной, массовой, публичной. В известном смысле можно говорить о завершении в конце 1980-х гг. советской риторической эпохи. Обезличенный, сильно идеологизированный публично-официальный язык советских лет, которому западные лингвисты не без оснований присвоили наименование «деревянный», ушел в прошлое.

Организующими речевыми принципами нового времени стали либерализация и деидеологизация языкового употребления, усиление личностного начала.

Деформировались привычные монологические формы речи, новые очертания приобрела система речевых жанров. Резко интенсифицировались лексические передвижения. Слова целыми пластами стали отодвигаться на периферию или, наоборот, перемещаться в центр языкового сознания общества. Значительное количество слов, в том числе более чем привычных, оказалось переосмыслено, получило новую оценочность и сочетаемость.

Массовое вторжение иноязычных слов, активизация целого ряда словообразовательных моделей преобразовало языковой облик многих жизненных сфер: политики, экономики, финансового дела, массовой культуры.

При этом частично разрушенными оказались традиционная стилевая иерархия и стилевые границы, что привело к заполнению публичного коммуникативного пространства разговорно-просторечной стихией. Запрятанные ранее в сферы исключительно частной жизни многочисленные факты низкой речевой культуры сегодня легко обнародуются, а речевая свобода часто подменяется вседозволенностью и стилистической беспринципностью.

Как бы остро ни переживались данные языковые процессы, следует признать, что ничего принципиально нового для русской культуры в них нет. Схожие явления наблюдались в периоды общественных потрясений начала XVIII в. и 20-х гг. минувшего столетия. Пожалуй, действительно новым и неожиданным стало то, что все большую роль в формировании особенностей современной русской речевой среды начинает играть неофициальное общение в интернете, где новые технологические возможности преобразуют традиционные речевые параметры. Речь идет не том, что здесь формируется собственная группа жаргонов, — это как раз вполне ожидаемо. Главное — возникновение новых, ранее неизвестных типов речевых ситуаций, новое сочетание интимности и публичности речи, ее официального и частного характера, признаков письменной и устной речи. Например, в русском литературном языке практически не употребляются и запрещены нормой действительные причастия настоящего времени от глаголов совершенного вида типа увидящий, сделающий. Между тем в общении в интернете подобные формы встречаются регулярно, а для некоторых глаголов исчисляются тысячами словоупотреблений. Это происходит как раз потому, что, с одной стороны, письменный характер общения предполагает употребление такой книжной формы, как причастие, а с другой стороны, неофициальный характер общения подразумевает весьма свободное отношение к литературной норме, характерное для устной неподготовленной речи.

В то же время бесконечное многоголосие отсылающих друг к другу и перетекающих друг в друга интернет-текстов, уже оторванных от их изначальных авторов, анонимность общения или общение под социальной и речевой маской создают в современной глобальной сети некое пространство «нового средневековья», где утрачивается представление о принципиальной важности авторского начала высказывания. Вместе с этим размываются и теряются критерии авторитетности текста, что в конечном счете приводит к утрате личной ответственности за слово.

Было высказано немало соображений о том, как следует относиться к современным языковым процессам в российском обществе. Отвергая панические и алармистские лозунги, хочется все же подчеркнуть, что литературный язык — это явление культуры, а культура и есть область применения осознанных целенаправленных человеческих усилий.

Поэтому уважение к внутренним силам и «мудрости» самого языка отнюдь не предполагает нашего бездействия.

Материал для практического занятия:

Шмелев А. Д. Ложная тревога и подлинная беда // Отечественные записки. Журнал для медленного чтения. 2005. № 2. URL: http://www. strana-oz. ru/?numid=23&article=1033.

обсуждение понятийной структуры статьи, проблематики, основных выводов;

сопоставление представленных автором фактов и доводов с собственными наблюдениями и представлениями в отношении обсуждаемой темы;

формулирование коллективного заключения по проблематике статьи.

Перейдите к выполнению заданий по теме 1. Вопросы для самоконтроля 1. Каковы особенности развития русского литературного языка в последние лет: в области грамматики; лексики; стилистики; фонетики; графики и орфографии?

2. Что такое языковой пуризм? Сформулируйте свое отношение к нему.

3. Почему можно говорить об орфографии как значимой социальной теме?

4. Каковы наиболее характерные черты обновления русской речи в последние лет?

5. Каковы основные особенности русской речи в интернете?

2. Творческое задание Опираясь на собственный языковой опыт, напишите эссе «Как изменилась русская речь в последнее двадцатилетие». Приведите примеры, прокомментируйте их. Выскажите свое отношение к описываемым процессам. В заключение дайте ответ на вопрос: должно ли а) общество, б) государство активно реагировать на протекающие языковые процессы?

Вопросы языковой политики с начала XXI в. находятся в центре внимания высшей государственной власти России. В данной ситуации вновь становится актуальным старый лингвистический и общественный вопрос, неоднократно поднимавшийся и в последние годы: насколько эффективным может быть государственное регулирование в языковой сфере и возможно ли оно вообще, учитывая объективный, неподвластный человеческой — индивидуальной или коллективной — воле характер большинства языковых явлений.

Спектр мнений на этот счет, бытующих в современном российском обществе, довольно широк, хотя совсем не оригинален: от счастливой уверенности в скорейшем достижении под руководством и контролем государства идеального языкового состояния общества до отрешенно-апокалиптических настроений, питающихся в том числе убеждениями, что в истории России последних ста лет интерес власти к вопросам языка всегда непосредственно предшествовал падению этой власти.

Понятно, что это крайности. Адекватной, на наш взгляд, является следующая оценка данной проблемы. Ошибочно представление о том, что возможно отсутствие какой бы то ни было языковой политики: ни одно государство не может себе этого позволить.

Даже декларативный отказ от нее — в своем роде один из вариантов ее провозглашения.

Не проявляя интереса к языку как таковому, государство так или иначе практически решает языковые вопросы в сфере образования, национальной, миграционной и информационной политики, трудоустройства, судо- и делопроизводства и т. д. Не закрепленный юридически статус языка (языков) тем не менее не может не обнаруживаться в действительной практике государственного управления. При этом, естественно, в сфере языкового регулирования нередко можно наблюдать несовпадение деклараций и фактов, когда заявляемые (или подразумеваемые) цели существенно корректируются или подменяются на прямо противоположные. Примеров тому множество, в том числе и в российском и советском прошлом. В частности, Советский Союз почти до самого конца своего существования формально следовал раннебольшевистским принципам национально-языковой политики (сформулированным Лениным с отчетливой целью — способствовать уничтожению государственности Российской империи) и отказывался конституционно или в специальных законодательных актах обозначать приоритеты в разрешении сложной внутригосударственной языковой ситуации; при этом в разных жизненных сферах осуществлялась непрозрачная и запутанная языковая политика, а сами ленинские принципы (абсолютного равенства языков) начиная с 1930-х гг. подвергались в политической реальности все большей негласной деформации, что проявлялось в самых разных областях: от системы школьного образования до деталей геральдического оформления.

Представляется, что для новой России четкая экспликация на уровне федерального и регионального законодательства государственной стратегии в языковой сфере является предпочтительной линией по сравнению со «скрытым», неявным способом ее реализации или, что еще хуже, с отсутствием какой-либо стратегии. Задача общества при этом — воспользоваться данной законодательной «ясностью» с тем, чтобы не допустить, с одной стороны, искажения проводимой политики, отступления от обозначенных целей и ориентиров, а с другой — ненужной и малоэффективной (но всегда вполне востребованной и в личном, и в национальном аспектах) патетизации языковой темы, которая легко может заслонить реальное содержание необходимых действий.

Отчасти парадоксальной выглядит в этой связи ситуация с законом «О государственном языке Российской Федерации», вступившим в силу в 2005 г. Если в ходе подготовки проект закона вызвал и бурные дебаты в среде законодателей, и живой профессиональный и общественный интерес, то после его принятия дискуссии утихли, внимание к закону ослабло или даже сошло на нет, хотя именно теперь следовало бы проанализировать и широко обсудить ход его исполнения и механизмы, призванные это исполнение обеспечивать.

Напомним, что закон «О государственном языке Российской Федерации» только часть более общей законодательной конфигурации, которая после его вступления в силу приобрела следующие основные очертания.

эволюционно складывавшаяся на протяжении почти 15 лет) призвана обеспечить сбалансированное решение комплекса разнородных языковых задач, стоящих перед государством:

укрепления и развития континуального коммуникативного пространства, значимого для России как единой суверенной страны;

свойственного ей лингвистического и культурного многообразия;

соблюдения характеризующих федерализм принципов вариативности и самостоятельности регионального законодательства.

Закон «О государственном языке Российской Федерации» входил в это юридическое пространство долго и трудно. Сравнивая разные редакции законопроекта, можно отметить основное направление, в котором шла доработка текста: придание ему более острожного, взвешенного и в то же время емкого и лаконичного характера. В результате объем окончательного текста по сравнению с тем вариантом, что был внесен на первое чтение в Государственную думу, был сокращен более чем в два раза; из текста исчезли фрагменты откровенно публицистического характера, тезисы, отражающие неверное понимание особенностей функционирования языка в обществе, утопические требования и т. д. В то же время из текста закона уходила конкретика как филологического, так и организационно-практического свойства, что придавало ему все более общее звучание. По иронии судьбы единственное вполне конкретное лингвистическое указание, представленное в окончательном варианте закона:

фактический (хотя и витиевато сформулированный) запрет на употребление в сферах использования государственного языка заимствований, для которых существуют общеупотребительные русские аналоги (ст. 1, п. 6), — является самым неудачным местом в тексте. Эта уступка пуристам сомнительна с точки зрения лингвистической корректности, не обеспечена должным образом ни научно, ни организационно и лишена какой-либо функциональной нагрузки.

Безусловно, этот пункт в законе отсылает к аналогичным тезисам французских законов «Об употреблении французского языка» 1975 и 1994 гг. Вообще говоря, именно французское языковое законодательство, известное своим последовательным ригоризмом, в России чаще всего выступает ориентиром при обсуждении языковых проблем. Нельзя сказать, что этот ориентир является бесспорно верным: французская языковая ситуация значительно отличается от российской, и ее современные проблемные точки, как можно понять из устремлений французской власти и культурной элиты, связаны прежде всего с англоязычным влиянием. Сильно ощутимое и в России, это влияние, однако, не является в нашей стране ключевой языковой проблемой. Не случайно при сопоставлении двух законов о языках — французского и российского — между ними, наряду с множеством точек содержательного пересечения, обнаруживаются и явные различия.

Французский закон характеризует прежде всего отчетливая прагматическая ориентация на потребителя продуктов (в том числе и интеллектуальных — в области науки и культуры) и услуг: они должны быть описаны или представлены на французском языке. Отдельно охарактеризованы требования к употреблению французского языка в области образования и сфере труда и занятости. Степень детализации и конкретизации при перечислении отчасти удивляет: речь идет, в частности, о наименованиях товаров, этикетках, квитанциях, счетах, проспектах, инструкциях по применению, вывесках, табличках в общественных местах и на транспорте, объявлениях о найме на работу и о поиске работы, трудовых контрактах и соглашениях, правилах внутреннего распорядка на предприятиях и в учреждениях и т. д. Подавляющее большинство вынесенных предупреждений или наложенных штрафных санкций за нарушение закона — этими санкциями французское языковое законодательство прежде всего и знаменито — касается как раз указанной сферы: информации для потребителя.

Что же касается упомянутого требования заменять заимствования французскими соответствиями в официальной и деловой терминологии, не следует забывать, что это не заявление о намерениях, а вполне конкретное указание на четко очерченный лексический фонд, представляющий собой результаты многолетней работы специально созданных при министерствах терминологических комиссий, которые ежегодно публикуют очередной список предлагаемых для употребления французских слов. И хотя деятельность этих комиссий лингвистами оценивается скорее скептически, а действительно вошедших в живую речь французских слов, призванных заменить заимствования, немного, показателен сам факт наличия у закона своего рода организационно-лингвистической инфраструктуры.

Иначе расставлены акценты в российском законе. Он, безусловно, несет в себе сильный символический заряд — уже в самом своем заглавии. На это символическое значение неоднократно указывалось в пору обсуждения законопроекта — при сравнительной характеристике возможных терминов для обозначения статуса языка:

официальный, национальный, государственный, общегосударственный. Неудивительно, что все страны, образовавшиеся в результате распада СССР, закрепляя свой суверенитет, обозначили официально доминирующие языки именно как государственные, а не каклибо иначе. Россия здесь не исключение.

Российский закон детализирует упоминание о тех сферах употребления языка, делопроизводству, связи, средствам массовой коммуникации, тем самым трактуя интеграционную функцию языка как важнейшую, как фактор национальной безопасности.

Это вполне естественно, если учитывать целый ряд специфических для современной России как государственного и культурно-национального образования факторов: размеры территории при неоднородной и слабой ее заселенности и многонациональном, многоязычном и многоконфессиональном составе населения, наличие в национальных республиках собственных государственных языков, сложную демографическую ситуацию, возрастающие иммиграционные потоки, неоднородность экономического развития регионов, неразвитость сети путей сообщения и прочих элементов необходимой инфраструктуры и др.

Закон не только характеризует правовой статус русского языка, но и апеллирует к модифицировать и преодолевать естественные культурно-географические границы.

Действительно, периодически возникающий и горячо обсуждаемый вопрос, является ли Россия европейской страной — вопрос едва ли не бессмысленный с точки зрения непрерывности российского культурно-коммуникативного пространства, порождаемой русским языком.

Наконец, закон, заявляя о содействии изучению русского языка за пределами Российской Федерации, размыкается вовне, во внешнюю политически-культурную реальность, предполагая использовать русский язык как существенный способ формирования образа России в мире и неявно реагируя на образовавшуюся геополитическую данность: многомиллионное население в соседних странах, говорящее на русском языке, в том числе и как на родном.

Масштаб обозначенных в законе устремлений — значительный, в полном смысле невыявленными, если можно сказать, лично-конкретное и функционально-практическое предъявляемые к закону и к возможностям его применения: утверждается, во-первых, что закон декларативный и, во-вторых, что о нем осведомлено крайне небольшое количество российских граждан. Эти замечания, как видно, взаимосвязаны: действительно, на первый взгляд не вполне ясно, что практически ценного закон способен привнести в жизнь конкретного человека и что в связи с этим может или должен знать о законе российский гражданин, если он не лингвист и не правовед. Претензии эти, однако, не вполне справедливы.

Само слово декларативный здесь не очень удачно. Точнее было бы говорить, используя юридическую терминологию, что закон, по меньшей мере в целом ряде положений, носит рамочный характер, т. е. определяет опорные пункты и вектор необходимого движения, но при этом предоставляет значительную свободу в способах достижения обозначенных целей и предполагает, что регламентация может быть конкретизирована на уровне подзаконных правовых актов, а содержательное наполнение осуществляемых во исполнение закона или, по крайней мере, не противоречащих ему.

Важно, что федеральная власть принимает на себя обязанность осуществлять государственную (организационную и финансовую) поддержку осуществляемым действиям и тем самым разделяет ответственность за их содержание. В таком случае интересующими нас опорными словами и словосочетаниями, представляющими понятийную структуру закона, будут «развитие языковой культуры», «защита и поддержка русского языка», «нормы русского литературного языка», «словари и грамматики русского языка», «система образования в области русского языка».

Как и чем будет наполнена эта структура, какими действиями «оживлена», зависит от российского общества. Таким образом, основной проблемой, связанной с исполнением закона и его практической ценностью, становится проблема его обеспечения, его инфраструктуры. И в первую очередь это лингвистическое обеспечение.

эффективности», что, в свою очередь, предполагает формирование в обществе условий для успешного речевого взаимодействия и атмосферы речевого комфорта, развитие общефилологической культуры и ценностного отношения к языковым фактам. Работа эта сложна еще и потому, что должна быть адекватной нынешнему языковому состоянию общества и его актуальным языковым проблемам.

В предыдущей лекции были охарактеризованы процессы, происходящие в эмоциональным утверждениям о катастрофе, происходящей с русским языком. Это, конечно, не так. Ни по одному из известных науке параметров, определяющих состояние языка, русский национальный язык (в отличие, кстати говоря, от целого ряда малых языков России) не может рассматриваться как язык, которому что-либо угрожает или будет угрожать в обозримом будущем. Бурное его обновление касается только части словарного состава и свидетельствует скорее о его жизнеспособности. В конце концов, не изменяются только мертвые языки.

Речь идет о другом. Количество коммуникативных трудностей, свойственное «обычному», относительному спокойному состоянию языка, в эпоху подобных динамических сдвигов значительно увеличивается и еще более осложняет процессы социального, политического строительства, обостряет внутриобщественные конфликты, наконец мешает элементарному взаимопониманию.

Важно учитывать и еще один компонент современного языкового состояния общества, который также не благоприятствует гармонизации коммуникативных процессов. Его суть в стремительной терминологизации, своеобразной «интеллектуализации» современного общеупотребительного языка. Это терминологическое изобилие связано, конечно, со многими факторами: в том числе и с очень активной правовой нормотворческой деятельностью государства, характерной для периодов становления и начального развития новой политической реальности, и с вынужденной ориентацией на очень интенсивный поток иноязычной научно-технической информации, которая (не в последнюю очередь и в силу невысокого качества переводов) поставляет в русский язык все новые и действительно ненужные заимствования.

Привнесение в общеупотребительный язык элементов научности, однако, оборачивается подчас наукообразием, причем небезобидным. На границе специального и общего языкового употребления формируются многочисленные обширные коммуникативные поля, где специальная терминология, создавая иллюзию точности использования, научной или научно-технической корректности, на самом деле детерминологизируется, приобретает расплывчатость, переходит из области системы специально-научных понятий в область «наивных», общеязыковых понятий. Это касается самых разных отраслей знания: от медицины до юриспруденции. Особенно преуспевают в распространении подобного «псевдознания», пусть и с благой целью, средства массовой информации. И это может явиться и порой является причиной самых разных коммуникативных неудач, более или менее значительных.

Приведем только два примера. Существует юридический термин необходимая оборона. В общем употреблении находится, однако, — при активном участии СМИ — его несколько модифицированный вариант необходимая самооборона. В таком виде этот термин и входит в сознание российского общества. Между тем, согласно Уголовному кодексу, право на оборону от общественно-опасных посягательств у гражданина существует в равной степени как при посягательстве на него лично, так и на третьих лиц, а также на общественные и государственные интересы. Как видим, ограничительное использование термина существенно сужает представление граждан об объеме их прав.

Второй пример — из области лингвистики. В начале 2000-х гг. общественности был представлен проект нового полного «Свода правил русской орфографии и пунктуации», подготовленный членами Орфографической комиссии РАН. Необходимость такого кодекса, отвечающего современным письменным реалиям, была очевидна. Авторы одновременно вынесли на обсуждение ряд предлагаемых изменений в области орфографии, спорных, но не очень значительных. Неизвестно с чьей легкой руки в печати данный проект был предложен российскому обществу в крайне неудачной и неверной терминологической форме: «реформа русского языка» — и вызвал не интерес, а переполох. В результате планируемое обсуждение нового свода и предлагаемых новшеств обернулось коммуникативным неуспехом общероссийского масштаба, поскольку большая часть разъяснений была посвящена тому, что собственно русский язык реформировать никто не собирается, хотя бы потому, что это невозможно.

Безусловно, многие, если не все, обозначенные выше проблемы решаются при помощи разнообразных словарей и справочников. Однако и здесь не все в российском обществе благополучно. В России — блестящая лексикографическая школа, давшая замечательные образцы словарного дела и продолжающая обеспечивать нас высококлассной словарной и справочной продукцией самого разного типа. Последнее десятилетие было отмечено появлением новых авторитетных словарей русского языка, затрагивающих разные его аспекты и отражающих в том числе языковые изменения рубежа веков.

Проблема, однако, в том, что культура обращения с лингвистическими словарями и справочниками в современном российском обществе развита слабо. Неоднократно отмечалось, что массовое российское сознание подчинено магии трех имен: Даль, Ожегов, Розенталь. Безусловно, в этом вина и школьного обучения русскому языку, которое предлагает учащемуся набор разнообразных сведений, иногда весьма специальных, но при этом почти совсем не готовит ученика к решению языковых задач во внеучебной реальности, не ориентирует его на поиск необходимой лингвистической информации, не культивирует самостоятельно добываемое лингвистическое знание. Нужна последовательная и долгая работа, разъясняющая цели и специфику того или иного словаря, нужна широко распространяемая информация, позволяющая человеку опознавать профессионально подготовленное издание, отличать его от компиляций.

Между тем сам факт постоянного обращения российского читателя к имени, например, В. И. Даля или С. И. Ожегова показателен в том смысле, что в нашем обществе востребована легко узнаваемая «словарная марка», одновременно являющаяся гарантией высокого качества данной книги. Такие издательские словарные марки (по происхождению как раз имена лексикографов или издателей) распространены во многих зарубежных странах: Webster в США, Larousse или Robert во Франции и т. д. Вместе с узнаваемостью и безусловной авторитетностью словарная и справочная продукция должна отличаться полиграфической и визуальной привлекательностью, разнообразием и удобством печатных форматов и, конечно, привлекательной ценой при достаточных тиражах — именно в этом вопросе особенна важна государственная поддержка.

Хуже обстоит дело с грамматическими пособиями. Притом что русская грамматика представляет собой одну из наиболее разработанных областей лингвистики, авторитетного, полного, общедоступного и общеизвестного, понятного неспециалисту грамматического справочника по русскому языку, который, условно говоря, мог бы стать книгой «для каждой семьи», ориентируя читателя в вопросах грамматической нормы и вариантности, являясь своего рода «грамматикой говорящего», — такого справочника у нас нет.

Во многих вопросах, конечно, помогают разбираться средства массовой информации. Мы имеем в виду не только нужную и полезную просветительскую работу в области культуры речи на радио или в печати, но и деятельность справочных филологических интернет-ресурсов, какими являются специализированные сайты, посвященные проблемам русского языка (www. gramota. ru; www. gramma. ru;

www. slovari. ru и др.). Возможность получить доступ из любой точки мира и в любое время, комплексный характер предлагаемой справочной и общефилологической информации, интерактивность — эти и другие достоинства данных ресурсов позволяют предположить, что за ними будущее. Востребованность их очевидна.

Однако и здесь мы в самом начале пути. Таких электронных ресурсов пока недостаточно, недостаточна степень полноты представленных лингвистических сведений.

Недостаточно человеческих и финансовых ресурсов, недостаточно внесетевой рекламы, наконец. Многое держится на энтузиазме и доброй воле отдельных людей. Показательна в этом отношении история сайта «Культура письменной речи» (www. gramma. ru), заслуженная известность которого — заслуженная в том числе и благодаря обстоятельному и уважительному общению с посетителями сайта — стала результатом частной инициативы трех (!) петербургских специалистов, отдававших свободное время разработке ресурса.

Таким образом, на основе предложенного обзора основных характеристик языковой жизни современной России, можно полагать, что создание лингвистического обеспечения закона «О государственном языке РФ» должно основываться на следующих принципах.

1. Языковая актуальность. Лингвистическое обеспечение закона должно ориентироваться на язык современной России, учитывать изменения, произошедшие в языке на рубеже веков, сохраняя при этом нормативную направленность.

2. Диверсификация авторитетной лингвистической информации. Словари, справочники, грамматические пособия должны опираться на достижения современной лингвистической мысли и при этом быть различными: разного объема, формата и типа, с ориентацией на разного адресата.

3. Поэтапность. Учитывая сложность обозначенных задач, возможно разбить их решение на этапы: первая очередь создания лингвистического обеспечения предполагает в таком случае ориентацию на описание актуальных, вызывающих трудности, новейших языковых единиц; вторая очередь — на полноохватную и детальную характеристику языкового состава.

4. Технологичность. Структурирование информации уже на начальных этапах работы должно предполагать ее цифровую обработку, размещение в Интернете и возможность оперативного, технологически обеспеченного доступа к ней.

5. Междисциплинарность. Думается, что необходимо привлечение к работе специалистов разных областей знания, способных помочь адекватно представить и охарактеризовать ту часть лексики, которая, будучи специальной, постоянно и активно актуализируется в неспециальных сферах общения.

При создании лингвистического обеспечения закона «О государственном языке РФ» небесполезным может оказаться опыт лексикографической работы последних лет, проводимой специалистами СПбГУ. Так, при участии ученых разных специальностей создается «Комплексный нормативный словарь современного русского языка», в котором представлены в их взаимодействии три различных компонента: собственно лексикографические данные, энциклопедические и терминологические. Подготовленные материалы сразу же размещаются в Интернете, где пользователь в специально подготовленной технологической среде может ознакомиться как с интегральной словарной статьей на искомое слово, так и с целым рядом других словарных статей, содержащих дополнительную информацию. Известна также серия кратких словарейсправочников под общим названием «Давайте говорить правильно!» (к настоящему времени издано 27 таких словарей, серия продолжает разрабатываться), ориентированных на культуру речи и имеющих особую нормативную направленность. Словники таких словарей, тематически связанные с определенными сферами социальной жизни (политический язык, финансовые, экономические, юридические термины, лексика православной церковной культуры и т. п.), формируются с учетом трех основных критериев: новизна, актуальность и трудность восприятия и использования той или иной языковой единицы.

Данные источники вместе с целенаправленно отобранными словарями, справочниками, грамматическими пособиями — классическими и новыми, общими и специальными — могут составить базу данных лингвистического обеспечения закона «О государственном языке РФ», которая послужила бы основанием необходимой работы.

В заключение остается сделать еще несколько замечаний.

Говоря о языковых проблемах общества, многие, в том числе крупные современные языковеды, отмечают, что язык как самодовлеющая система все сам расставит на свои места, отсеет ненужное, сохранит ценное и т. д. Эта справедливая мысль, к сожалению, в обществе часто воспринимается как научный вариант традиционного русского: «Авось как-нибудь само образуется».

Все, несомненно, образуется. Но не стоит забывать о том, что литературный язык — это явление культуры. А культура и есть область применения осознанных целенаправленных человеческих усилий. Поэтому уважение к внутренним силам и «мудрости» самого языка отнюдь не предполагает нашего бездействия. Хотелось бы особенно подчеркнуть, что вышеописанные проблемы и намеченные пути их решения касаются не только лингвистического профессионального сообщества. Конечно, созданием лингвистической инфраструктуры, обеспечивающей функционирование закона «О государственном языке РФ», должны заниматься профессионалы. Но, как мы пытались показать, это не узкоспециальная, а насущная общественная задача.

Любые вопросы, связанные с языковым нормированием и регулированием, всегда вызывают естественную настороженность, особенно в культурной среде, чуткой к проблемам прав человека. Говорят о лингвистическом империализме или тоталитаризме, о новом «деревянном» языке, об оруэлловском новоязе, о подавлении права человека на свободу выражения мыслей.

Безусловно, язык чутко реагирует на социальные и политические изменения, господствующую идеологию, вообще говоря, это превосходный инструмент для манипуляций и внушения. В то же время именно в языке проявляется подлинная свобода человеческого духа, индивидуального и национального. Языку невозможно по большому счету ничего навязать, и в языке по большому счету нельзя ничего запретить.

Вопросы речевой культуры — вопросы прежде всего личные. Каждый сам решает, как ему говорить, каждому предоставлена свобода выбора. Но свобода здесь, как и всегда, сопряжена с ответственностью. В данном случае с ответственностью за судьбу языка, культуры, страны. Задачи создания обеспечения закона «О государственном языке РФ» — это задачи не регламентации и принуждения, а создания условий для возможности свободного и ответственного выбора.

Материал для практического занятия http://base. garant. ru/12140387/.

обсуждение тематической и понятийной структуры текста;

обнаружение и обсуждение возможных проблемных ситуаций при реализации формулирование коллективного вывода по вопросам создания организационнолингвистического обеспечения закона.

Перейдите к выполнению заданий по теме 1. Вопросы для самоконтроля 1. Какова законодательная конфигурация юридических нормативных документов, трактующих вопросы языка, в современной России?

2. Какова социально-политическая и геополитическая функция закона «О государственном языке Российской Федерации»?

3. В чем состоят основные претензии современного российского общества к языковой политике в области русского языка, проводимой государством?

4. Как следует трактовать основные задачи современного российского общества в отношении исполнения закона «О государственном языке Российской Федерации»?

5. Каковы основные характеристики лингвистического обеспечения закона «О государственном языке Российской Федерации»?

2. Творческое задание Составьте перечень возможных инициатив, актуальных для вашего региона (в области образования, языка СМИ и рекламы, делопроизводства, миграционной политики и др.), которые бы способствовали жизнеспособности и исполнению Федерального закона «О государственном языке Российской Федерации».

ОБРАЗЕЦ ИТОГОВОГО ТЕСТА ПО КУРСУ

(правильные ответы отмечены звездочкой) 1. Образцовую и общеупотребительную форму национального языка называют:

*а) литературный язык б) государственный язык в) официальный язык а) простая, неизысканная речь б) территориальный вариант языка, отклоняющийся от норм литературного языка *в) речь городского населения, не вполне владеющего нормами литературного языка 3. Русский национальный язык включает в себя:

*а) литературный язык, диалекты, жаргоны, просторечие б) литературный язык, диалекты, просторечие в) литературный язык, диалекты 4. В последние 250 лет наиболее существенным изменениям в русском литературном языке подверглись грамматический строй и произношение 5. Никто из лингвистов не отрицает возможности языкового регулирования.

6. Российское законодательство трактует вопросы языка а) в Конституции РФ, в Федеральном законе «О государственном языке Российской Федерации», в Федеральном законе «О языках народов Российской Федерации»

*б) в Конституции РФ, в Федеральном законе «О государственном языке Российской Федерации», в Федеральном законе «О языках народов Российской Федерации», в региональных законах и нормативных актах в) в Федеральном законе «О государственном языке Российской Федерации», в Федеральном законе «О языках народов Российской Федерации», в региональных законах и нормативных актах 7. Закон «О государственном языке Российской Федерации» касается вопросов употребления заимствованных слов.

8. Актуальной задачей российского общества в языковой сфере следует считать:

а) устранение заимствований в соответствии с правилами их употребления, указанными в законе «О государственном языке Российской Федерации»

*б) создание организационно-лингвистического обеспечения закона «О государственном языке Российской Федерации»

в) инициирование подготовки новой редакции закона «О государственном языке Российской Федерации»

9. В законе «О государственном языке Российской Федерации» федеральная власть принимает на себя обязательства оказывать государственную поддержку изданию словарей и грамматик русского языка.

10. Согласно закону «О государственном языке Российской Федерации» порядок утверждения норм современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации, правил русской орфографии и пунктуации определяется.

*а) Правительством Российской Федерации б) Государственной думой в) Советом Федерации