«Ответственный редактор – Добрякова Мария Сергеевна, к. соц. н., директор по порталам, заместитель руководителя Лаборатории экономико-социологических исследований ГУ ВШЭ. E-mail: mdobryakova Журнал выходит пять ...»

– Эффект был. А потом Бляхман говорит: «У меня есть друг в издательстве “Экономика”.

Зачем материалу пропадать? Давай книжку напишем». Я спросил: «Мы Андрея ждать будем?» Он отвечает: «А зачем ждать Андрея? Мы его припишем», что мы и сделали. Тем более Андрей же реально участвовал – и анкету разрабатывал, и докладные записки писал. И мы сели писать книжку. Книга с самого начала была антиягодкинской и антиправительственной. Я объясню, в чем дело.

Анализ показал, что это не какая-то опасная, вредная текучесть, а здоровое, нормальное движение рабочей силы: при смене места работы менее квалифицированный труд меняют на более квалифицированный, менее оплачиваемую работу на более оплачиваемую, более удаленную от места жительства на приближенную к месту жительства и т.д. Иными словами, совершенно понятное движение людей к лучшему для себя и, в конечном счете, позитивно действующее на эффективность труда. Поэтому мы, в отличие от так называемой московской школы (школы Московского университета), написали книгу под названием «Движение рабочей силы на промышленных предприятиях»6. Издана она была в Москве за три месяца в 1965 г., в начале года.

Тогда эта книга была полным отказом от традиционных представлений. Мы чувствовали себя победителями, это оказался самый лучший период: прежде, при Хрущеве культ личности вроде бы был позади, но обстановка оставалась не очень хорошей. А вот первые пару лет после снятия Хрущева оказались очень свободными. Эта книжка и следующие наши работы с Бляхманом по промышленной социологии пришлись как раз на этот период. Очень много успели тогда сделать.

Параллельно мы начали читать литературу. Первое, на что мы наскочили, была книжка Д. Миллера и У. Форма «Industrial sociology»7. Сами понимаете, что тут не промышленная социология имелась в виду. Мы же, беря ее в руки, не открыв еще, не зная путем английского языка, думали, что это социология промышленности. Это, конечно, была для того этапа, по существу, экономическая социология, или социология экономической деятельности. Это было первое, что мы прочли. К тому времени мы прочли, конечно, уже ряд переводов с польского, сделанные Верой Радзинской, какие-то методические учебники.

В общем, к тому времени, когда вышла книга «Движение рабочей силы», мы а) знали западные материалы по проблемам движения рабочей силы; б) методически мы уже не были такими идиотами, как в период проведения нашего опроса; ну, и в) мы все-таки нашли тот фон, в который вписывалась эта книга. Не скажу, что попали в мировую литературу, но всетаки нащупали какие-то точечки, чтобы сопоставить, что пишут об этом. Во всяком случае, Бляхман Л.С., Здравомыслов А.Г., Шкаратан О.И. Движение рабочей силы на промышленных предприятиях. М., 1965.

Miller D.C., Form W.H. Industrial Sociology: An introduction to the sociology of work relations. N.Y.:

Harper&Row, 1951.

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru про движение рабочей силы мы раскопали довольно много работ на английском. Других языков мы оба не знали.

Много работали. Было много молодежи, которая стремилась помочь и перевести, поучаствовать в опросах. Совершенно другая моральная обстановка была. Все спрашивали:

«А можно нам тоже поучаствовать?» Просто выхватывали работу.

– И работали бесплатно?

– Практически да. Во всяком случае, это обследование для обкома партии и совнархоза было абсолютно бесплатным.

– А вне райкома или обкома делать было нельзя?..

– Нет, не так. Дальше-то возникло следующее. С 1961 г. я, в отличие от Ядова и Здравомыслова, работал не среди гуманитариев, а в закрытом вузе – так называемом Военмехе. Назывался он на тот момент Ленинградский механический институт. Это был ракетный центр страны, и он остается таковым и поныне. Правда, сегодня, по-моему, называется Санкт-Петербургский… или Балтийский технический университет, в общем, как-то хитро называется8. Названия я толком не помню, но мне оттуда до сих пор названивают. Я там был среди любимчиков, потому что лекции остальных гуманитариев, кроме моих и еще одного человека, не слушал никто. Поэтому приказом ректора я был освобожден от всех обязанностей, кроме того, что я должен был обслуживать дикое количество потоков, читая одни и те же лекции. Преподавателей сталинистского типа не допускали к студентам, их освистывали. А сделать что-либо с этими студентами было невозможно, потому что они ракетчики.

– Освистывали в буквальном смысле?

– Конечно, просто выгоняли из аудитории.

– Это было возможно?

– Никаких проблем не было. Так как В.А. Тетерин, ректор университета и правая рука С.П. Королева в подготовке кадров, был достаточно независимым человеком и плевать хотел на секретарей обкомов. Университет входил в ту сотню вузов, которые не работали по обязательным учебным планам (ну, кроме общественных наук). Там все время вывешивались в траурной рамке портреты молодых, до 30 лет докторов наук, которые погибли на очередных испытаниях. Я впервые столкнулся с тем, что в России по-настоящему работают.

Там работали, приходя в девять-десять и уходя в двенадцать. Рядом была шашлычная – ходили в шашлычную, «заправлялись» и обратно шли работать.

– Выпивали, наверное?

– Выпивали. Но учтите, это был чисто мужской вуз, в котором доля женщин была задана нормативом – 5%.

– Квота по женщинам была. А этнические квоты были?

– Да, были. Евреев не брали, как правило. Впрочем, если было нужно, то брали. А вот с девочками уже никак. Я помню наше совещание, когда ректор с тяжелой думой говорил:

«Что нам делать? Девочки блестяще сдали. Как из них выбирать?» И я помню свой слабый голос: «А может, самых красивых возьмем?!». И самое смешное, было принято решение отбирать хорошеньких.

Военмех в 1992 г. стал называться Балтийским государственным техническим университетом «Военмех» имени Д.Ф. Устинова.

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru Я как любимчик этих технарей участвовал во всех совещаниях. Почему у меня такие отношения сложились? Это очень важно было, через несколько секунд я объясню, почему это было важно. Дело в том, что когда состоялся XXIV съезд партии, в очередной раз осудивший культ личности, то от нас выступили на партийном собрании два заведующих кафедрами, в прошлом первые секретари райкома партии Ленинграда, которые проходили по Ленинградскому делу и которых искалечил и избивал лично член политбюро, будущий секретарь ЦК КПСС Козлов Фрол Романович. И они сказали, что пока во главе партии есть такие недоделы, как Козлов, мы голосовать за программу партии и за решение XXIV съезда не только не будем, но просим вас всех нас поддержать.

Собрание имело резонанс. Преподаватели общественных наук, исключая меня, конечно, единодушно не поддержали этих двух джентльменов. Я же был среди технарей, а не среди преподавателей истории партии. Что было со мной потом? Вы догадываетесь. Меня, конечно, вытащил за уши какой-то из министров, вот этих оборонщиков... Мы долго выясняли всякие отношения, там был некто Ершов, секретарь парткома, он же крупный ракетчик. Куда он только ни ездил, решая со мной вопросы. Очень долго, целый год, институт стоял на рогах против программы партии. Так что не простые были времена. Как-то очень часто наше прошлое изображается как сплошное «ура».

Они-то мне и сказали: «А почему ты ничего не делаешь за деньги? У нас же не бывает лабораторий бесплатных. Давай мы тебе создадим лабораторию». Вот я даже нашел пару документов о том, как мы пытались создать лабораторию по промышленной социологии и создали ее. Можно сказать: первая в истории страны лаборатория экономической социологии. [читает документ] «15 января 1965 года. Организовать научноисследовательскую лабораторию социально-экономических проблем».

– Кстати, я помню, это название еще потом у Вас воспроизводилось неоднократно и в куда более позднее время.

– Да, точно. Я вчера перед нашей встречей порыскал в архиве. Посмотрите: состав руководства лаборатории. Заведующие всеми кафедрами этими общественными, большой человек из горкома. Все солидно. Создав лабораторию, стали думать: где взять деньги?

– И где тогда брали деньги?

– По совету все тех же оборонщиков я написал заявку (документы тогда писались более простые по структуре, но очень жесткие с точки зрения политической грамотности) в совнархоз с просьбой предоставить мне деньги на исследование по теме «Подбор и расстановка кадров на промышленных предприятиях Ленинграда». Это был 1964 год.

(Приказ о лаборатории вышел позднее.) Бумаги попали к председателю совнархоза, он их спустил по своей линии человеку, руководившему Управлением труда и заработной платы9.

И был подписан первый в истории страны хоздоговор на социологическую работу.

Мы получили, если мне не изменяет память, 20 тысяч рублей, и ректор перебросил столько денег, сколько требовалось. Он не мог увеличить существенно зарплату людям, и профессора получали 175 рублей надбавки, доценты (я тогда был еще доцентом) – 125 рублей надбавки, а студентам давали по 30 рублей. Но поскольку для опросов мне были нужны сотни студентов, ректор разрешил ставить экзамены автоматом тем из них, кто участвует в опросе. Так в 1965 г. прошел первый мой опрос на оборонных предприятиях Ленинграда – интервьюерами были студенты, которые получили зачет и по 30 рублей.

– А что было потом?

Управление труда и заработной платы рабочих и служащих Министерства обороны СССР.

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru – Потом совнархозы расформировали. Из Ленинградского совнархоза сформировали в Москве Министерство электротехнической промышленности. А мне еще надо было заканчивать тему, и я был как бы «перепродан» из Ленсовнархоза Министерству электротехнической промышленности. Худо-бедно, но договор был продлен еще на год.

Тут мы сделали одну глупость. В 1966 г. нас черт попутал уйти из Военмеха, где нам сильно помогали, сразу в два места: в Институт этнографии АН СССР к моему другу Ю.В. Бромлею и в Ленинградский финансово-экономический институт им. Н.А. Вознесенского, ректором которого весной 1966 г. стал вчерашний секретарь горкома партии Юрий Александрович Лавриков, с которым у меня тоже были личные, очень хорошие отношения. Так вот Лавриков предложил создать совместную лабораторию, и летом 1966 г. она была создана под названием «Межинститутская социологическая лаборатория Института этнографии и Ленинградского финансово-экономического института».

К этому времени в Ленинграде уже начались всяческие семинары, вернулся Ядов, который впервые прочел свой курс лекций по методике социологических исследований. В 1964– гг. мы вместе с Ядовым и еще несколькими коллегами прослушали курсы лекций по матстатистике и математической логике. Не скажу, что мы блестяще занимались, но старались. Честно ходили на занятия, получали свои двойки. Помню, Галя Саганенко10 (они сама была еще студенткой) учила нас математике и матстатистике – кстати, довольно успешно.

И начиная с 1966 г. во вновь созданной межинститутской лаборатории мы вели целый ряд тем на разных предприятиях. Возьмем, например, только первые пару лет: оборонное объединение «Красная заря», тема – «Оптимальный подбор, расстановка и закрепление рабочих кадров». Годом позже, на Мясокомбинате им. Кирова трехлетняя тема – «Повышение эффективности комплектования и использования рабочих кадров». В том же году объединение «Скороход», тема – «Бюджеты времени трудящихся». В 1969 г. на ЛОМО11, в объединении «Красногвардеец» мы проводили анализ труда инженернотехнических работников и факторов, влияющих на их эффективность.

– А результаты всех этих исследований были закрытыми или открытыми? Ведь речь идет об оборонных предприятиях, к тому же исследования делались за деньги. Так что результаты могли закрываться по разным причинам.

– Да, почти все, что я перечислил, выполнялось за деньги. Часто за смешные деньги, но за деньги. И я действительно больше с оборонкой работал.

– И результаты можно было публиковать?

– Я публиковал, но не указывал, о какой продукции идет речь. Согласовывал все с дирекцией, фамилии не назывались. Просто говорилось что такой-то процент рабочих… – А названия предприятий давались?

– В нашей книжке «Подбор и расстановка кадров на предприятии»12, в целом ряде статей и, самое главное, в моей итоговой книжке 1970 г. «Социальная структура рабочего класса СССР»13, объединение «Красная заря» упоминается.

Саганенко Галина Иосифовна, д. соц. н., ведущий научный сотрудник Социологического института РАН.

Ленинградское оптико-механическое объединение.

Бляхман Л.С., Сочилин Б.Г., Шкаратан О.И. Подбор и расстановка кадров на предприятии. М., Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru – Выходит, можно было упоминать даже сами предприятия?

– Да, я упоминал. И конечно, я упоминал ЛОМО. Его все упоминали, даже газеты. А это было сверхсекретное предприятие, на нем был всего один открытый цех. Опросы проходили так: я сидел в дирекции, а ребята, у которых был соответствующий допуск, ходили по цехам.

Ни о каких коммерческих тайнах нам не говорили. Просто сказали: «Вот это нельзя, и все».

Мне помогло то, что я с Военмехом был связан. Наладились отношения с директорами, главными инженерами кучи оборонных предприятий. Они знали, что я свой парень, что я не подведу, информация не утечет. Это не мешало мне считаться диссидентом – но это уже в политических кругах, не среди оборонщиков.

Среди материалов, которые я подобрал к нашей встрече, есть статья за 1969 г.

Миронченковой Зинаиды Сергеевны, зав. отделом науки и учебных заведений Ленинградского обкома партии. И вот в ней содержался такой кусочек про социологию.

«В Ленинграде получили развитие конкретные социологические исследования, объем которых в последние годы существенно возрос. Это, прежде всего, связано с тем обстоятельством, что были созданы большие коллективы, отдельные социологические группы при различных организациях и учебных заведениях города. В настоящее время социологическими исследованиями в той или иной форме и с различной степенью эффективности занимаются сотрудники более двадцати вузов, научно-исследовательских институтов, секторов и промышленных предприятий. Широко известны работы по конкретной социологии профессора В.А. Ядова, доктора исторических наук О.И. Шкаратана, доцента А.Г. Здравомыслова и С.А. Кугеля. Наиболее крупным центром социологических исследований является научно-исследовательский институт комплексных социальных исследований при Ленгосуниверситете, в котором ведутся исследования по трем основным направлениям: социальное планирование промышленных предприятий, разработка оптимальных режимов управления, социальные проблемы высшей школы и воспитания студенчества».

– Это, значит, статья партийного босса…?

– Закрепляющая нашу легитимность. Из более ранних документов – есть записка Сочилина о создании лаборатории. Вопрос стоял о том, как же быть дальше. Из Военмеха-то я ушел – как быть? Мы думали, что он даст деньги и первоначальный толчок. Но он не дал всерьез ничего кроме денег. Деньги, кстати, давались очень большие. В пересчете на нынешние рубли не так уж и мало. Типичный размер финансирования, начиная с 1968 г., был не ниже 80–100 тысяч рублей ежегодно (сейчас это примерно 200 тысяч долларов). Это дало возможность огромному числу преподавателей написать диссертации. Среди них Казбек Хамзатович Нинциев14, например. Или Ирина Ильинична Елисеева, ныне директор Социологического института в Петербурге.

– А каков был механизм получения таких больших денег? Тогда ведь не было никаких конкурсов.

– Да, конкурсов не было.

– Выходит, первое лицо решало, давать или не давать? Ему писалось письмо или заявка?

– Давайте я расскажу, как на меня свалились огромные, невиданные по масштабу деньги от нефтяников. Конечно, я не писал писем просто так. Директора шли ко мне потоком сами.

Например, директор мясокомбината пришел ко мне в отчаянии: «Овсей Ирмович, помоги!».

Шкаратан О.И. Проблемы социальной структуры рабочего класса СССР (Историкосоциологическое исследование). М.: Мысль, 1970.

Профессор, бывший проректор СПбГУЭФ по учебной работе. Умер в 2002 г.

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru Спрашиваю: «Чем я могу помочь? Я же молочной промышленностью не занимаюсь. Я все больше по части оборонки». Он давай жаловаться: «У нас большая беда – дикая текучесть».

Я удивляюсь: «А я-то тут при чем? Платить надо больше!». Он: «Сколько ни плачу, все равно уходят!».

Решили мы заняться этим делом. Я создал рабочую группу. В том числе в нее вошел Александр Васильевич Тихонов, который одно время был директором Института социологии в Ленинграде. Тихонов в то время был исключен из партии, а мы с Лавриковым по нашей наглости взяли его на работу. Исключен из партии он был за безыдейность, за неправильное понимание политики партии. Словом, мы взяли его к себе. И разобрались с мясокомбинатом.

Оказывается, там были очень смешные названия профессий, точнее специальностей. Людям писали в трудовой книжке такое, что после этого ни одна девочка не хотела с ними общаться. Парни шли работать на мясокомбинат после армии. А их специальность в трудовой книжке называлась по названию части тела, с какой они имели дело.

– Ну, например?

– Например, членоруб. Абсолютно неприлично. Нам с вами не понравилось бы!

В результате мы получили огромные возможности попользоваться продукцией мясокомбината. Провели там очень много обследований, потом просто так, ерунду всякую делали. Самое главное, мы сходу сообразили: надо просто укрупнить названия профессий и придать им эстетику, которая воспринимается нормальным женским ухом. Что мы и сделали.

Казалось бы, мелочь, но Вы-то социолог, понимаете, что на самом деле это не мелочь. Так что эта задача была решена легко.

А вот с нефтяной промышленностью дело оказалось сложнее. Дело в том, что когда я пришел в эту межинститутскую лабораторию и в штат Института этнографии, мы с Бромлеем долго ломали голову: «А что я буду здесь делать как социолог?» Было ясно, что этнографией я заниматься не собираюсь. А Бромлей как раз очень хотел открыть социологию. Более того, это было распоряжение академика Жукова Евгения Михайловича, который вызвал нас и сказал: «Нечего отдавать все философам». Науки социологии тогда нигде толком не было. И вот Евгений Михайлович сказал своему другу и только что назначенному директору Института этнографии: «Бери Шкаратана и открывай социологию».

Тот так и поступил. И что мне оставалось? Сначала шли у нас смешные споры, чем заняться.

Промышленной социологией тут не займешься. Быстро стало совершенно очевидно, что надо учитывать профиль института, как-то сгладить недовольство коллег тем, что вот, появился Шкаратан со своим исследовательским подразделением, которое перетягивает на себя фонды. Пришла в голову мысль заняться городами, городской культурой. Решили взять полиэтнические города. Дальше встал вопрос о выборе объекта. Вот тут сыграла совершенно гениальную роль тетушка великого русского писателя Аксенова Наталья Соломоновна Гинзбург. Она сказала: «Ребята, берите татар». Мы говорим: «Почему?»

Дело в том, что имеющиеся в госстатистике социально-экономические, социальнодемографические параметры, взятые в среднем по СССР, совпадали со средними тенденциями по Татарии. Добавьте к этому, что там проживают две основные этнические группы – славянская и тюркская, и сожительствуют две основные конфессии – христианская и мусульманская. Вопрос был решен мгновенно. Многие стали предлагать: «А может быть, они возьмут в целом Поволжье?». Бромлей ответил: «Цыц, не мешайте! Пусть займутся Татарией». Так и возникли довольно известные исследования по Татарии, которые начал я в городах, потом – исследовали деревню вместе с Дробижевой. Они до сих пор там исследования проводят. Честно говоря, я очень жалею, что туда нельзя вернуться.

– А почему сейчас уже нельзя? Татарстан не заинтересован в проведении исследований?

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru – Не уверен, что они захотят у себя видеть русских, москвичей. Но в принципе это обсуждаемо. Если найдется более молодой помощник… Все-таки мне 75 лет – уже не 40… – Помощник должен быть татарином?

– Нет, не обязательно. Он может быть и русским. Все можно решить. И повторить прошлые исследования было бы интересно.

Так вот нами были выбраны три города: Казань, Альметьевск, Мензелинск. Ну, а Альметьевск же – центр «Татнефти». Стоило мне только приехать туда, куда я пошел? Как и всюду – к первому секретарю горкома. Тем более, он получил распоряжение от первого секретаря обкома партии. От него позвонили в ЦК партии, а в ЦК партии пошел Бромлей.

Только так можно было получить разрешение на исследования. Но зато после этого ты получал бесплатно студентов, помещение и т.д. Даже самолеты для нас специально направляли… – Не может быть!

– Честно. Ну, маленькие, «кукурузники». Но это – факт!

Что дальше? Я попадаю, наконец, на прием к первому секретарю горкома. Жалкая приемная, просто нищенская. Он говорит: «Слушай, как здорово, что ты приехал! У нас в городе так много проблем. Я же сам – чиновник, а не хозяин города. Пошли к Решату Булгакову, начальнику НГДУ Альметьевского». Пришли. У того кабинет уже весьма приличный.

Разносолы на стол – беседа солидная. Начальник НГДУ говорит: «С удовольствием помогу, все сделаю. Знаете, я уже сам стал вовсю читать социологическую литературу». Он был блистательно образован, хотя по образованию – инженер. Есть в провинции такие вот особые типажи, супер! И вот этот интеллигентнейший, образованнейший джентльмен говорит: «Давайте мы с вами сразу встретимся втроем: я, вы и Грайфер». Я спрашиваю: «Кто такой Грайфер?». Он: «Главный инженер объединения “Татнефть”». Я предложил: «А может быть, сразу с начальником?». На что Булгаков пояснил: «Начальник там татарин, потому что позицию начальника должен занимать татарин. Но главный по всем делам – Валерий Исаакович Грайфер. Он из Москвы, окончил Московский нефтяной институт, образованнейший человек. У него тоже прекрасная домашняя библиотека. С ним будет хорошо».

Встретились втроем. Грайфер сейчас один из владельцев «ЛУКОЙЛа», кстати. И мы знакомы с ним очень близко. Так вот встреча состоялась. Они говорят: «У нас проблема в “Татнефти”. Сколько тысяч вам надо, чтобы вы не пожалели сил?». Я по наглости отвечаю:

«40–50 тысяч рублей…». По тогдашним временам, если один хоздоговор получить на такую сумму – это у всех вот такие глаза были бы! Потому что такие суммы давались только на крупные технологические разработки (там, конечно, давали и побольше). Но для гуманитарного исследования… – А сколько в те времена сколько стоила машина? 5 тысяч рублей?

– «Москвич» дешевле стоил – 3,5 тысяч рублей. 5 тысяч – это, пожалуй, «Волга».

– «Волга» тысяч семь стоила.

– Да, 5–7 тысяч. Т.е. это было десять машин. Я могу иначе сказать: заработная плата типичного квалифицированного рабочего колебалась от 100 до 120 рублей в месяц, профессора – 450 рублей в месяц в вузе (и это считалась блестящей зарплатой), 400 рублей – в Академии наук. Доценты получали 300–320 рублей, ассистенты – 105–120 рублей. И это считалось хорошей зарплатой. На заводах платили гораздо меньше. Тогда еще наука не потеряла своих позиций. Это был 1966 год.

Итак, деньги были перечислены на счет института. Институт заплатил из них положенный налог (40%, кажется), взял свои 15–20%. Так что на науку оставалось не так уж и много. Но Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru Грайфер прекрасно знал правила игры. Поэтому он предлагал не только деньги, а сам оплачивал труд интервьюеров (социологов тогда не было, так что мы приглашали молодых инженеров, экономистов). Через год он создал социологическую службу во главе с Тихоновым, который переехал туда, получил там квартиру, прекрасную зарплату и штат – т.е. мог делать вполне научные исследования, которые были нужны Грайферу, НГДУ «Татнефть» и другим НГДУ, а также первому секретарю обкома.

К счастью, нам удалось решить поставленную задачу. Дело в том, что нефть – мужская работа. Чем там заниматься женщине? И вот какому-то идиоту пришло в голову, что в самый раз в Альметьевске построить приборостроительный завод. «Вбухали» туда первые цеха. Но продукция – провальная, местные девушки не шли работать. И какой тогда смысл в заводе?

Непонятно. Мы разобрались, в чем дело: этот тип тонкой работы совершенно не пригоден для местного населения. Тогда я впервые столкнулся с проблемой этнокультурной специфики, связанной с дифференциацией по горизонтали (не по вертикали по принципу:

«хуже-лучше», а именно по горизонтали).

Пришлось строить завод электропогружных насосов, где, казалось бы, в целом все то же самое, но с другой ритмикой труда, с другими условиями труда, да и труд более содержательный.

– Действительно, не все могут на конвейере работать.

– Да. Тем более, это очень тяжелый труд, портятся глаза и т.д. А в Ленинграде на эти же работы на том же ЛОМО была очередь.

Итак, первое, что удалось пробить – изменение структуры хозяйствования в районе. Удалось разобраться с системой найма нефтяников. Набирали-то по уровню образования, а более образованными были татары (средний уровень образования татарских мальчиков – полное среднее образование, а русские почему-то – с восемью классами). Но русский нефтяник почему-то работал, а вот татарин по непонятным мне до сих пор причинам не работал. Так что системе требовались русские мальчишки.

И здесь, вовсе не из теоретических побуждений, я впервые столкнулся с проблемой, которая теперь называется сравнительным менеджментом. Это работы Льюиса15 и другие, которые связаны с изучением типов организации труда в зависимости от этнической традиции, ментальности и т.д. Так вот наши исследования по «Татнефти» стали базовыми в этом отношении. Мы тогда впервые объединились с создававшимся Институтом социологии.

Когда мы уже работали в «Татнефти», с нами начал сотрудничать Николай Иванович Лапин – он приезжал консультировать в 1969–1970 гг. А объединились мы с ним уже позднее, когда руководители «Татнефти» стали руководителями «Тюменьнефти».

– Там сибирские месторождения начали открывать?

– Ну, открыли их раньше, но разворачиваться стали именно в это время. И вот там-то мы с Лапиным и сотрудничали. Преимущественно работал Лапин со своей лабораторией16, его люди (например, Михаил Дуберман), а я выступал в роли консультанта. Хотя примерно в 1978 г. на крупном национальном совещании ЦК КПСС о развитии этого района от социологов был я, а от экономистов – А.Г. Аганбегян. Мы жестко выступили по поводу того, что нельзя грабить тундру, нельзя так варварски относиться к природным ресурсам России и к русским людям. Там на одного рабочего приходилось 3,5 квадратных метра жилья, Льюис Р.Д. Деловые культуры в международном бизнесе. От столкновения к взаимопониманию / Пер. с англ. Т.А.Нестика; Общ. ред., вступ. ст. П.Н. Шихирева. М.:

Дело, 2001.

Подробнее о лаборатории см.: http://lab1-3.narod.ru/page8.html Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru включая сушилки. Выбили все оленье стадо. Кормить людей было толком нечем. Партийные боссы устраивали демагогию, кричали: «Чего вы боитесь? Будущим поколениям будет жить лучше. Зато сейчас дадим нефть стране!». Ну, знакомый призыв. «Против» выступили три человека: я, Аганбегян и генерал Крылов, начальник Академии МВД.

Кончилось тем, что я был отведен в гостиницу в Тюмени, а их выгнали с дачи компартии и тоже поселили в гостинице. Мы втроем выпили с горя. После этого генерал года два или три не давал мне покоя, требуя, чтобы я перешел в Академию МВД и надел генеральские погоны. От чего я пришел в состояние полного остолбенения. Он на этом не остановился – обратился и к Бромлею и к Лаврикову, требуя, чтобы они заставили меня стать начальником управления и заниматься какими-то социологическими исследованиями. Естественно, я от генеральских погон отказался. Хотя, конечно, в то время, чтобы генералом МВД стал еврей – это что-то!..

– Но как бы ни обстояли дела с поддержкой обкома, получается, что у крупных предприятий, у грамотных руководителей была потребность в социологических обследованиях? Ведь, например, сейчас, как я догадываюсь, такого интереса нет.

– Сейчас нет этих предприятий. Я долго думал, почему сейчас… – Почему заводская социология рухнула?

– Заводской социологией официально руководили мы с Лапиным. Мы были сопредседателями соответствующего комитета внутри Советской, а затем Российской социологической ассоциации. Я могу вам сказать одно. Все зависело от того, кто этим занимался. В Москву съезжалось 20,30 или 50 человек, а в стране тысячи предприятий – больших, огромных. Так что это было с гулькин нос.

– Но ведь говорят, что заводских социологов было 5, а то и 10 тысяч человек?

– Да, но лишь потому, что это было модно, эти люди просто работали на подхвате.

А серьезных социологических служб были мало. Были в «Норникеле» (мои ученики), в «Тюменьнефти» (ученики Лапина). Была прекрасная служба на Тираспольском швейном объединении – просто превосходная служба была, директриса там потрясающая женщина.

Можно по пальцам пересчитать те десятки случаев, когда на предприятии работала настоящая социологическая служба; все остальное было липой. Как только стало ясно, что от этого можно избавиться, – сразу избавились.

Почему исчезли службы и там, где они давали эффект? Дело в том, что такие службы содержались за счет статьи расходов, которая в обязательном порядке отводилась на науку.

Как только заводам перестали сверху расписывать эти статьи расходов, директора пожертвовали (впрочем, не всегда с радостью – порой и с огорчением) службами, без которых завод мог прокормиться. Это не значит, что руководителей служб тоже сразу выгнали – напротив, многие из них были повышены. Но когда реальный сектор экономики рухнул и был разграблен, социологическая деятельность на предприятиях именно в форме таких служб исчезла (я могу привести тысячу примеров, рассказать, как это было на конкретных предприятиях Питера).

– Но нефтяники-то не рухнули.

– Да, они перестроилась. Но они рухнули по существу. Почему «Норникель» не рухнул?

Потому что в определенный момент за управление взялся Владимир Олегович Потанин, а он – преемственный советский бюрократ. Он не рушил и не воровал, а строил.

– Там ведь работают социологи – О.Ю. Голодец, В.И. Кабалина?

– Да, у них огромная служба, преемственность сохранилась – я об этом и говорю. Кстати, Ходорковский тоже создавал службу.

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru – Создавал или создал?

– Я не располагаю информацией, боюсь соврать, поэтому говорю «создавал» – процесс шел.

Вы, вероятно, знаете, что сегодня в нефтяной промышленности производительность труда по выпуску продукции на одного работающего в среднем в 4 раза ниже, чем в советское время.

Приватизация нефтяной промышленности, помимо всего прочего, оказалась еще и не эффективной. Дело не только в социальных последствиях или в том, что государственная казна стала недополучать деньги. Забудем все это. С точки зрения организации дела:

нефтяная промышленность, как и строительство, не требовала так жестко анкетных данных от инженерных и, особенно, от административных кадров. Поэтому в этой отрасли были очень сильные менеджеры, которые прошли хорошую переподготовку. Они слушали те же предметы и часто у тех же преподавателей, включая Аркадия Ильича Пригожина. Был соответствующий институт, который потом стал Академией народного хозяйства.

Что же касается нефтяников, то я твердо убежден, что управленческие структуры были разрушены, а созданные заново оказались не адекватны тем кадрам, которые там работают, и тем обстоятельствам, в которых проходила работа. Возможно, во вновь создающихся и перестраивающихся центрах нефтедобычи появились социологические службы, я просто не в курсе.

– По Вашим прогнозам, такая практика может возродиться? Не в прежнем виде, а в каком-то новом? Взять, к примеру, тематику трудовых конфликтов. В связи с их появлением потребность в заводской (и не только заводской) социологии появится?

– Я думаю, что это направление не возродится под именем социологии. Вы же слышали названия моих тем – разве это социология? Это не социология. Эта работа должна пойти под другими именами – социальный менеджмент, управление персоналом и трудовыми отношениями. Это широкий комплекс, а не только социология. Тогда просто было модно называть все социологией. Вот я вам перечислил 5–7 тем. Где там слово «социология»? Ведь недаром моих публикаций, выходивших тиражами в десятки тысяч экземпляров, академические социологи не знали. Они знали меня в связи с работами по стратификации.

Все, о чем я вам рассказывал, была терра инкогнита для многих социологов.

– Почему?

– Это не считалось социологией. Вот экономисты меня хорошо знали. В министерствах меня знали. Мои исследования не были осмыслены через парадигматику «большой» социологии.

Она шла параллельно. И я сам параллельно читал курсы по социологии, параллельно писал книжки по социальной стратификации, вполне вписывавшиеся в мировую парадигматику (ну, не мне судить, но во всяком случае они были отнесены к этому направлению), и одновременно вел исследования, которые я сам называю социологическими, но которые… – Сейчас называют прикладными?

– Абсолютно верно. Комплексные прикладные исследования, связанные с эффективностью работы персонала. Это было бы прекрасным направлением где-то на стыке между экономическим и социологическим факультетами. Это и не социология, и не экономика, и не социоэкономика в своих теоретических глубинах. Можно для приличия или для простоты назвать это прикладной социоэкономикой. Но на самом деле я бы с удовольствием, честно говоря, вернулся к этому направлению, давал бы такие темы диссертаций и дипломов, чтобы ребята шли в реальную экономику, в реальный сектор – пришло этому время: оборонка сейчас восстанавливается, и довольно активно, легкая промышленность тоже… – А вдруг их не пустят на предприятия?

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru – Не думаю, если серьезно к этому отнестись. Других ведь тоже не пускали, а меня пустили, потому что я пришел из Минэкономики. Значит надо прийти оттуда, откуда положено: с соответствующими бумагами и, если нужно, то с соответствующей степенью.

– А откуда сейчас положено прийти, чтобы, например, пустили исследовать оборонку?

– Думаю, соответствующие комитеты в правительстве есть.

– Иными словами, только через верх?

– Да. Я проводил последние обследования на оборонных предприятиях в 2001 г. Опросы организовывала Т.Ю. Сидорина. Одно исследование мы провели вместе с Н.Е. Тихоновой при поддержке американцев (USAID): в Нижнем Новгороде и Воронеже создавали пункты психологической реабилитации безработных. Так что даже такими вещами занимался.

– А в командах действительно работали представители разных дисциплин?

– Да, взять даже последнюю команду, которой я руководил и создание которой инициировал:

Наталья Евгеньевна Тихонова – социолог, ее муж – психолог, доктор психологических наук, Сергей Николаевич Смирнов – экономист. А местные кадры были инженерами.

– Давайте вернемся немного назад. Вы упомянули некую программу для обработки социологических данных. У вас ведь были большие массивы. Использовались доморощенные программы?

– Доморощенные, поневоле… – А вручную не пытались считать? Или при таких объемах это невозможно?

– Нет-нет, конечно, никто вручную не считал. У нас была блестящая группа программистов во главе с Леонидом Айзиковичем17 (забыл его фамилию, они сейчас работают в СанктПетербургском экономико-математическом институте РАН), Чернюгов18 – талантливейшие программисты. Сначала мы создали программу «БЭСМ-3», потом «БЭСМ-4», а последнее, что мы делали – «БЭСМ-6». Случилась трагедия: сгорела машина вместе с моими массивами. Сгорел мой предпоследний массив по Татарии, и у меня даже копии не сохранилось.

– Копий тогда не делали?

– Тогда ведь все на бумажных носителях было. Даже анкеты не сберег – в голову не пришло, куда ж такой архив. В общем, все мои архивы обследований 1965–1974 гг. пропали (только архив 1983 г. был спасен, есть копии). Все массивы до 1994 г. я обрабатывал в Ленинграде в этом центре, одной из специализаций которого стало развитие программного обеспечения для социологов.

Кстати, в связи с этим важное замечание об SPSS. До определенного предела с ней все хорошо. Но когда встал вопрос о том, что нужно просчитать энтропию по полной программе, то оказалось, что мощностей наших персональных компьютеров (Пентиум-IV) недостаточно.

Так что вскоре может встать вопрос об оборудовании и программных продуктах, выходящих за пределы SPSS. Вот я сейчас вернулся к энтропийному анализу. А если дальше вытащить причинный анализ на свет божий?..

– Да. Но наша главная проблема, все-таки, конечно, не техническая. Главное – это люди.

Какова Ваша оценка нынешней ситуации в социологии? Многое изменилось – в лучшую или худшую сторону. Что вам кажется наиболее примечательным в этих изменениях?

Руховец Леонид Айзикович, работает в институте по настоящее время.

Чернюгов Виктор Васильевич, работает в институте по настоящее время.

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru – Я консерватор. Я знаю одно: если возьму какой-нибудь 1980-й год, то назову порядка 40– 50 весьма профессиональных социологов. А когда я начинаю перебирать, кто же есть в следующем поколении, то обнаруживаю, бесспорно, лишь трех человек: Хархордин, Волков и Радаев. И дальше я спотыкаюсь. Может быть, я кого-то забыл, но это все равно очень мало.

– Получается парадоксальная вещь: всплеск социологии пришелся на 1980-е годы – на годы, когда идеологический зажим был наибольшим.

– Да. Утюжили. Но в профессиональном смысле результаты были наибольшими. Если взять технологии, которыми мы пользовались, филигранность расчетов, надежность источников, соблюдение методических правил, то, бесспорно, это делалось корректно.

Все, что касалось промышленной социологии (назовем это так), прикладной социологии (наподобие социологии семьи, социологии детства, социологии пожилого возраста и т.д.), развивалось совершенно спокойно, и идеология не слишком мешала. Тут могли сказать чтонибудь о не той национальности исполнителя. Но особенно в Академию наук не лезли, этого больше было в вузах, например, в Ленинградском университете. Бесспорно, затруднения у нас были, мы мечтали от них избавиться. Но мы не думали, что вместе с грязной водой будет выплеснут и ребенок.

Академические исследования требуют спокойствия, надежного финансирования, уверенности в том, что завтра будет заработная плата. Это касается не только социологии, но и других наук. Переход на американскую систему грантов – спорный. Надо иметь в виду, что в США большинство нобелевских лауреатов выросли не на грантах, а до того – внутри национальных систем, где нет доминирования грантов, где они спокойно работали на академических началах. И именно там они выросли, а в американские университеты пришли уже созревшими. Поэтому Америка – потребитель чужого интеллектуального знания, и я не уверен, что ее опыт адекватен.

Как и Е.Т. Гайдар, я был сторонником ликвидации Академии наук как системы институтов и сохранения ее как союза высокопрофессиональных академических ученых. При этом так же, как и Гайдар, я предполагал, что нам дадут возможность создать университеты как независимые корпорации, не подчиненные министерствам, что исследования в них будут не менее важны, чем учебный процесс, а последний не будет занимать столь много времени у тех, кто хорошо показывает себя в науке. Но этого не произошло. (Я имею в виду не наш вуз.

У нас все-таки что-то подобное делается.) Когда в Польше решали вопрос науки, то решили сохранить Академию. В Эстонии и Литве – разогнали. Не людей, а академию как систему. Но у них не было и дня, когда ученые получали смешные зарплаты. Да, кто-то лишился всякой зарплаты. Слабые звенья действительно убрали с помощью соответствующих комиссий, в том числе международной экспертизы.

Меня бы не смутило, если бы можно было сказать: «Зато в экономике у нас расцвет, и в конце концов какая разница – экономика, социология или какие-то другие смежные дисциплины…» Но дело в том, что и там я не вижу великого расцвета. Если брать поколение экономистов, делавших реформу, то оно действительно моложе, чем поколение социологов в период расцвета, но оно тоже малочисленно.

Это очень тяжелый вопрос – вопрос о судьбах науки в России. Причем, меня больше волнуют естественные науки. То, что происходит с информационными и компьютерными технологиями в России – это просто невозможно понять. На следующий год я хочу взять маленькую тему по ИКТ, дать ее ребятам и исследовать компетенции выпускников вузов, их использование и неиспользование в экономике России. Хочу с этим хотя бы для себя разобраться. Нашел толковую девочку, окончившую МИРЭА, попросил ее взять эту тему как Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru магистерскую. Говорю: «Имей совесть. Давай разберемся, что происходит с твоими друзьями по этому профилю».

Тяжелая ситуация, очень тяжелая. Я лично не считаю, что политические свободы оказываются решающим фактором в этих случаях.

– Иными словами, надежное долгосрочное финансирование важнее политического прессинга?

– Вы знаете, смотря что понимать под прессингом. Ведь я помню прессинг постсталинских первых лет. Это действительно было ужасно.

– А то, что происходило позднее в Институте социологии, с Левадой… – Давайте разберемся: с Левадой произошло то же самое, что и со мной – выгнали отовсюду.

Ну и что? Левада в Академии остался. Он же, как и я, ввязался в политику. Только он более крупно ввязался, я менее крупно. А это совсем другое дело! Его же не за теорию социологии лупили, а за «танки на улицах Праги» – будем точны. А это было под жесточайшим запретом. Главное, не наступать на больные мозоли сознательно, как я наступил с расширительными границами рабочего класса (что до 1991 г. служило предметом притеснений – «смотрите, Шкаратан – создатель еврокоммунизма»).

– Но ваши книги выходили, много.

– Да, но по какой тематике? «Рабочий и инженер. Социальные факторы эффективности труда»19. Была подготовлена книжка по социальной стратификации, я могу рукопись показать. А вместо нее вышла эта книжка, где сплошные модели эффективности. Что касается Левады – то же самое: ему было разрешено писать по экономической географии, урбанистике… – Значит, негативные эффекты все-таки были.

– Несомненно, огромнейшие! Если человек влез в политику, то да. Я же не говорю, что было хорошо!

– Но если не влезать в политику, то можно было нормально работать?

– Нет, не в этом дело. Конечно, идеальная модель – когда человек чувствует себя достаточно свободным в политической сфере (поскольку это общественные науки, их трудно отделить от нее) и в то же время может работать пусть при скромных, но гарантированных заработках.

Если второе условие не соблюдено, то с политической свободой с точки зрения личных судеб может быть все превосходно, но для судьбы России и развития науки проку нет.

– Должна быть долгосрочная перспектива?

– Конечно.

Рабочий и инженер. Социальные факторы эффективности труда / Под ред. О.И. Шкаратана. М., Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru

НОВЫЕ ТЕКСТЫ

ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ СТИЛЕЙ ЖИЗНИ РОССИЯН В

университета – Высшей школы экономики. Исследования стиля жизни (или «образа жизни») активно Email: [email protected] Работа выполнена при поддержке Научного фонда ГУ ВШЭ по проекту «Дифференциация стилей жизни в России».

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru потребительских рынков в интернете и др.). В то же время основной акцент этих исследований сместился в практическую плоскость: большинство из них если и не являются непосредственно маркетинговыми, то во всяком случае имеют целью дать маркетологам ориентиры в возможных направлениях развития и сегментирования рынка. Кроме того, многие из них ограничиваются изучением только отдельных социальных групп (чаще всего «среднего класса» как основного потребителя). Собственно академических исследований в России на эту тему проводилось довольно мало (один из примеров – исследование средних классов в России, выполненное Московским центром Карнеги в 2000–2002 гг. при участии автора [Средние классы… 2003]).

Pа прошедшее десятилетие много внимания уделялось динамике и дифференциации доходов, проблемам падения материального благосостояния жителей России, бедности, однако широкомасштабные исследования стиля жизни были затруднены, в том числе из-за проблем со сбора адекватных данных.

С начала 1990-х годов в образе жизни россиян произошли радикальные изменения. Это связано как с мировыми темпами технического прогресса (появление таких новых товаров, как персональный компьютер и мобильный телефон), так и с возрождением рыночных отношений в России, открытостью рынка для западных фирм, а также, что немаловажно, с изменениями ценностей и потребительских образцов людей. Однако многие вопросы, кажущиеся очевидными, пока не получили научного подтверждения или опровержения.

Например, насколько велика дифференциация стилей жизни в России? Какими факторами она определяется – например, доходами или уровнем образования? Наблюдается ли тенденция к «мозаичности» стилей жизни или, напротив, их «унификации», как в западном обществе последних двух десятилетий? Эти вопросы, как и многие другие, очевидно выходят за рамки чисто маркетинговых.

В нашем исследовании предполагается хотя бы частично восполнить этот пробел. С одной стороны, имеющиеся теоретические разработки дают основу для этого – мы можем выдвигать и тестировать гипотезы, используя адекватную методологию. С другой стороны, исследования, проводимые сегодня маркетинговыми компаниями, дают для этого эмпирическую базу.

С теоретической точки зрения, дифференциация стилей жизни проявляется на уровне различных групп общества. Понятие стиля (или образа) жизни активно используется в теориях классовой структуры и социальной стратификации. Родоначальником термина считается М. Вебер. Согласно его концепции, статусные группы стратифицированы именно по своим принципам потребления благ, выраженных в образе жизни, – в отличие от классов, стратифицированных по уровню экономического положения. При этом статусная позиция определяется социальной оценкой уважения и находится в сфере распределения престижа, а статусный престиж выражается прежде всего в том, что от всех, кто претендует на принадлежность к данному кругу, ожидается особый образ жизни. Роль стиля жизни в статусном престиже заключается в формировании определенных «условностей», или символов, которые следует демонстрировать всеми способами так, чтобы достичь полной «стилизации» жизни, создающей статусную группу и сохраняющей ее [Вебер 2002]. Таким образом, по отношению к статусной группе определенный стиль жизни выступает в четырех ипостасях: как системообразующее начало; как символ принадлежности к ней и идентификации; как элемент, обеспечивающий ее стабильность в течение определенного времени; как фактор отделения от других групп.

По отношению к множеству индивидуальных практик (понимаемых здесь как виды деятельности и материальные объекты) стиль жизни выступает как то общее и повторяющееся, что позволяет отнести конкретного агента (семью или человека, т.е.

частное) к одной из различных социальных групп.

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru Новое звучание понятию придал П. Бурдье [Bourdieu 1979], определив стиль жизни через два других понятия – социальное пространство и габитус. Согласно его концепции, «стиль жизни» – это структурированная система позиций социального пространства, которые занимает индивид, принадлежащий к определенной группе (классу), а также его представление об этих объективно занимаемых позициях. Сами же позиции определяются свойственными индивидам практиками, т.е. видами деятельности и используемыми вещами.

Особое место в этой системе принадлежит вкусу – системе схем восприятия и оценивания своих и чужих практик.

В этом теоретическом подходе класс, или социальная группа, понимается как совокупность агентов, занимающих сходную позицию, и позволяет объяснять и предсказывать практики и свойства агентов, а также поведение, ведущее к объединению в группу. Таким образом, стиль жизни – это система практик, повторяющихся в повседневном поведении и определяющих положение человека в социальном пространстве. В стиль жизни включаются практики в самых разнообразных полях: потребление и досуг, труд и доходы, здоровье, участие в политике и религии, и пр. Выделить или обнаружить определенный стиль жизни – значит дифференцировать людей на группы, которые различаются набором свойственных им практик в каждом поле, и описать эти практики.

Согласно П. Бурдье, различия в стиле жизни обусловлены объемами и соотношением экономического и культурного капиталов агентов. Анализируя эмпирические данные и совмещая расположение социальных страт и соответствующих им практик стиля жизни, он выявлял расположение классов в социальном пространстве в координатах общего объема капитала и соотношения экономического и культурного капиталов.

В последнее время распространилась тенденция рассматривать динамику стиля жизни в контексте скорее культурных, чем социальных трансформаций. Концепция постмодернизма, связанная в первую очередь с урбанистическими тенденциями, динамикой культуры и информационными технологиями, породила и соответствующую идею о формировании нового «постмодернистского стиля жизни». Этот стиль жизни связывают прежде всего со средним классом современных западных городов, для которых характерна массовая культура, эстетизация повседневной жизни, наличие анклавов потребления и досуга (центры торговли, музеи и т.д.). Деиерархизация и стандартизация стиля жизни приводят к тому, что он перестает быть символом принадлежности к определенной социальной группе, несет в себе эклектичные черты. Так, стиль жизни «постмодерн» характеризуется как не имеющий единого согласованного организующего принципа: например, концерты классической музыки и соседствуют с дискотеками и поп-музыкой [Featherstone 1994; Savage et al. 1992].

Методология исследования В настоящей работе мы выделим различные типы стилей жизни россиян в поле досуга и проанализируем факторы, влияющие на выбор человеком того или иного стиля жизни. Для это требуется решить следующие задачи:

• построить структуру досугового поля социального пространства стилей жизни;

• выделить типы поведения в данном поле;

• построить классы (группы) людей, ориентирующихся на один или несколько типов поведения, т.е. стилей жизни;

• выявить факторы, влияющие на выбор индивидом конкретного стиля жизни.

Объектом исследования является взрослое (16–75 лет) население крупных (более 100 тыс.) городов России. Эмпирическая основа – база данных R-TGI (Российский индекс целевых групп) за 2000 г. R-TGI2 – мониторинг стиля жизни и потребления. В России он производится компанией КОМКОН-медиа по лицензии BMRB International (Британского бюро маркетинговых исследований), где TGI имеет более чем 30-летнюю историю. R-TGI – адаптированный к российским условиям аналог британского исследования TGI. В настоящее время TGI – один из основных источников информации в маркетинговой практике крупнейших мировых компаний. R-TGI – единственное в России и СНГ сертифицированное исследование целевых групп потребителей товаров, услуг и средств массовой информации, полностью соответствующее международным требованиям технологии проведения TGI. RTGI проводится регулярно с 1995 г. Годовая выборка R-TGI составляет около 16 тыс.

домохозяйств (36 тыс. респондентов). Генеральная совокупность – 60,4 млн. человек в городах с населением более 100 тыс. жителей (46% населения России в возрасте 10 лет и старше). Исследование проводится в 40 городах, репрезентирующих все 12 макрорегионов России. В каждом городе распределение выборки пропорционально численности населения в административных округах. Случайный отбор домохозяйств производится из адресной базы данных3.

Мониторинг охватывает данные о потреблении и вкусах в различных сферах, предпочтениях и психографических типах, а также социально-демографические характеристики. Основная единица опроса – индивид, однако часть информации собирается в семейном разрезе.

Данные о потреблении охватывают более 400 категорий товаров и услуг, более 3 900 марок в следующих сферах: продукты, хозяйственные товары, бытовая техника, услуги, косметика, транспорт (автомобили), мебель, одежда и обувь, досуг. В каждой сфере широкий спектр переменных касается частоты потребления, предпочтений, информированности, места покупки, обеспеченности и др.

В базе также содержится информация о социально-демографических характеристиках респондентов (пол, возраст, образование, занятость, доходы, семейное положение и др.).

К сожалению, этих характеристик в исследовании R-TGI меньше или они менее точны, чем это часто бывает в обычных социологических исследованиях (например, нет состава семьи, не разделены высшее и неоконченное высшее образование, среднее и среднее специальное образование, невозможно установить возраст детей респондента, а также то, живут ли они с респондентом, и др.). Это несколько ограничивает возможности формирования детерминант используемых нами моделей.

Социально-демографические характеристики исследуемой совокупности Из массива всех опрошенных в рамках R-TGI-2000 нами были выбраны только люди в возрасте 18–75 лет как взрослая и наиболее активная часть населения. Мы исключили детей, так как их стиль жизни во многом определяется их родителями, а также пожилых старше 75 лет, так как они проявляют слишком низкую потребительскую и досуговую активность.

В итоге исследуемая совокупность составила 27 582 человека. Из них 23,9% проживают в Москве или Санкт-Петербурге, 16,4% – в Поволжье, 11,2% – на Урале, 29,8% – в других регионах европейской части России, 18,6% – в Сибири и на Дальнем Востоке. Лишь немногие опрошенные не принадлежат к русской национальности: татар – 3%, украинцев – 2,1%, чувашей и мордвы – 1,5%, евреев – 0,7%, белорусов – 0,5%, башкир – 0,3%, других национальностей – 2,4%. Чуть более половины считают себя верующими.

Данные были любезно предоставлены компанией КОМКОН-Медиа.

Подробнее о данных R-TGI см. на сайте КОМКОН-медиа: http://www.comcon-2.ru.

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru Рисунок 1. Распределение респондентов по возрасту.

Три пятых респондентов составляют женщины (60,1%). Возрастные группы представлены достаточно равномерно (рис. 1). Чуть больше половины (51,7%) имеют среднее или среднее специальное образование, 38,4% – высшее, 10% – неполное среднее образование. В большей части совокупность представляет собой занятое население: большинство работает (60,2%), учится в высших или средних специальных учебных заведениях (5,5%), работает и учится (4%). Четыре пятых всех учащихся – студенты вузов. Среди незанятых преобладают пенсионеры (63,2% не занятых).

Среди занятых можно выделить три большие профессионально-должностные группы:

квалифицированные рабочие или мастера (25,1%), служащие или обслуживающий персонал (29,1%), специалисты (23,5%). Каждый десятый занимает руководящую позицию: 6,3% – руководители подразделения, 3,9% – наемные высшие менеджеры, 2,2% – предприниматели (руководители), еще 2,5% заняты индивидуальной трудовой деятельностью.

Таблица 1. Статус занятости респондентов Около одной пятой части горожан живет в семье из двух человек, чуть менее чем по трети – из трех или четырех человек, 8% – одиночки. В зарегистрированном или гражданском браке Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru состоят 63,4%, 9,4% – разведены, 8,6% – вдовы (вдовцы). Более чем в половине семей (55,7%) есть дети до 16 лет.

Распределение личных и душевых доходов представлено в табл. 2. При этом горожане в основном воспринимают материальное положение своей семьи как крайне стесненное: 68,9% полагают, что их доходов не хватает ни на что, кроме питания, и лишь 2% населения ощущают достаточную свободу в своей обеспеченности (табл. 3). Правда, следует оговориться, что данные опросов R-TGI смещены в сторону более низкодоходных групп.

Основу доходов россиян составляет заработная плата за наемный труд: как основной источник благополучия семьи ее отметили 70,8%, как дополнительный – еще 2,7%. На втором месте, как и следовало ожидать, пенсия по старости: это основной источник доходов в семьях 26,7% горожан и дополнительный – еще в 7%.

Таблица. 2. Распределение доходов респондентов Размер доходов в Среди опрошенных подавляющее большинство живет в отдельной частной или государственной квартире (86,9%) или доме (3,6%), в коммунальной квартире проживают 3,7%, еще 3,4% арендуют квартиру или часть квартиры. Жилищные условия подавляющего большинства следует признать неудовлетворительными – 64% имеют менее 1 комнаты на человека, еще 25,4% – по 1 комнате на человека. В семьях четырех из десяти респондентов обеспеченность жилой площадью на человека – менее 10 кв. м, еще трех из десяти – от 10 до 14 кв. м. В то же время 63,2% горожан имеют второе жилье, в том числе 4,5% – в городе, 0,8% – загородный коттедж, 30,6% – дачу или дом в деревне. Более чем у половины есть садовый участок или огород, чаще всего пресловутые «6 соток». Семья каждого четвертого респондента владеет автомобилем, причем пятая часть из них – двумя и более.

Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru Таблица 3. Оценка материального состояния семьи Купить сейчас телевизор или холодильник было Денег хватает на бытовую технику, но не на Заработков хватает на все, кроме приобретения Стили жизни в поле досуга Для анализа поля досуга в нашем распоряжении имелись переменные о частоте посещения некоторых зрелищных мероприятий (кино, театры, концерты, выставки), ресторанов и кафе, занятий в свободное время («хобби»), поездки во время отпуска (всего 28 переменных, см.

табл. 4). Для выявления структуры поля досуга реализована модель факторного анализа с методом вращения варимакс. Было выделено 7 факторов, объясняющих 45,8% дисперсии, представляющих собой «латентные» способы досугового поведения:

1) «классический» отдых: посещение театров, оперы и балета, кинотеатров, концертов классической музыки и других концертов;

2) «развлекательный» отдых: посещение кинотеатров, концертов современной музыки, казино, ночных клубов, дискотек, кафе, пивных и других баров;

3) «домашний» отдых: коллекционирование, рисование, игра на музыкальных инструментах, прослушивание музыки и просмотр видеофильмов дома;

4) «спортивный» отдых: занятия спортом самостоятельно или в спортивной секции, походы, спортивно-развлекательные игры (боулинг, шахматы и т.д.);

5) «хозяйственный» отдых: различные прикладные занятия (шитье, вязание, вышивка и пр.), а также дрессировка домашних животных;

6) «в отпуске»: поездки за рубеж и по России, посещение ресторанов;

7) «читательский» отдых: предпочтение отдается чтению.

Выделить определенный стиль жизни – значит не только определить составляющие его практики, но и носителя этого стиля, т.е. группу людей, поведению которых присущи эти практики. Так как построенные нами при помощи факторного анализа способы досугового поведения независимы друг от друга (соответственно методу конструирования факторов), не обязательно, что удастся идентифицировать группу людей, которая характеризуется высокой активностью в данном способе поведения и низкой активностью во всех остальных. Кроме того, как правило, особенно в поле досуга всегда существует группа, «низко активная» во всех досуговых практиках. Действительно, мы можем сразу выделить значительную группу Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru респондентов (почти 30% опрошенных), не посещающую никакие «зрелища» и не имеющую никаких «хобби». Соответствующий им стиль жизни в поле досуга мы назовем «пассивным».

Исключив эту группу, методом кластерного анализа (К-средних) мы разбили остальных респондентов на 7 классов, каждому из которых соответствует свой стиль жизни (набор практик) в поле досуга. В кластерном анализе были использованы те же исходные переменные, что и в модели факторного анализа, а также частота просмотра ТВ, однако эти переменные были нормированы так, чтобы измерять их в интервале от 0 до 1.

Соответствующий каждой группе людей и их стилю жизни (СЖ) набор практик позволяет интерпретировать их следующим образом:

2 – «спортивный» СЖ;

3 – «постмодернистский» СЖ (мозаичность и высокая активность);

4 – «развлекательный» СЖ;

5 – «читательский» СЖ;

6 – «хозяйственный» СЖ;

7 – «классический» СЖ (посещение театров, музеев);

Как можно заметить, в целом эти стили жизни соответствуют выделенной нами структуре поля досуга (переменные места проведения отпуска были исключены из анализа, так как выезжают отдыхать за рубеж не более 1% населения, отдыхать в России – около 6%). Таким образом, каждой из шести полученным групп соответствует набор практик из одного или двух факторов. Помимо них есть еще две группы: одна имеет высокую активность почти по всем практикам, а вторая, напротив, – нулевую активность (за исключением просмотра телепередач).

Рассмотрим подробнее, как же проводят свое свободное время представители разных стилей жизни (табл. 5).

Первый выделенный нами стиль жизни можно назвать «пассивным» (29,7% всех респондентов). Все наши факторы в данной группе имеют отрицательное значение.

Действительно, эти люди на досуге никуда не ходят (только раз в году бывают в библиотеке и в книжном магазине), ничем не увлекаются. В основном их досуг уходит на просмотр телепередач (примерно по 3 часа в день), чтение художественной литературы занимает у среднего представителя 4,6 часа в неделю, хотя все равно этот вид деятельности они не считают своим «увлечением». Кроме того, 72% слушают радио. Эта группа по телевизору смотрит в основном каналы ОРТ и РТР, остальные каналы – реже, чем средний россиянин.

Структура их зрительских предпочтений также мало отличается от средних по России, хотя практически все передачи они смотрят чуть реже, особенно негативно относясь к культурным, развлекательным и познавательным передачам. Люди, придерживающиеся этого стиля, в основном совсем не расходуют деньги на отдых и развлечения (85,4%), лишь у 2,6% эти затраты составляют более 20% доходов.

Второй стиль жизни – «спортивный» (29,7%), положительное значение имеет лишь соответствующий фактор досуга. Абсолютно все представители этого класса занимаются спортом, в среднем – более чем двумя видами. Однако чаще эти занятия индивидуальные:

только 9% посещают спортивную секцию, лишь около 1 раза в месяц средний представитель этого типа ходит в спортивный или тренажерный зал. Эта группа людей совершенно не интересуется культурой, развлечениями – лишь около раза в год посещает театр, дискотеку, кинотеатр. Время от времени посещают кафе и пивные бары (раз в два месяца), примерно раз в год ходят в ресторан. Помимо спорта, каждый третий увлекается бильярдом, боулингом, Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru рыбалкой или охотой, каждый десятый играл в лотереи или игры. Их телезрительские предпочтения мало отличаются от предпочтений среднего россиянина, чуть чаще они смотрят только военно-патриотические и спортивные передачи (например, «Футбольный клуб», «Служу отечеству»), а также некоторые шоу (Маски-шоу, шоу Бенни Хилла). Расходы на отдых, развлечения 7,5% «спортсменов» превышают 20% доходов, хотя почти 70% все же считают, что вообще не тратят деньги на эти цели.

Третий стиль жизни (5,3%) наиболее близок тому, который обычно называется «постмодернистким». Однако этих людей можно также назвать «активными» – для них характерны высокие положительные значения всех досуговых способов поведения (факторов), особенно домашне-культурного и спортивного. Можно подумать, что эти люди занимаются абсолютно всем, не имея даже четко выделенных предпочтений. Они около 3 раз в год бывают на концертах популярной музыки, 4 раза в год – в театре, более 5 раз – на дискотеке, более 3 раз – в кинотеатре и в ночном клубе, по 2 раза в год – в опере или на балете и в художественном музее. Каждый месяц они не раз бывают в кафе и барах; средние затраты на питание вне дома составляют 11 долл. 15,9% играют в лотереи или азартные игры. Кроме того, у них масса увлечений – спорт (72%), часто в секциях или спортивных залах, спортивные игры (48%), коллекционирование (35%), домашние «хозяйственные»

хобби (шитье, вязание и пр. – 35%). Подавляющее большинство из них еще к тому же слушают дома музыку, смотрят видеофильмы, слушают радио, читают (в среднем 6,5 часов в неделю художественную литературу и еще 4 часа – литературу по профессии). У них дома больше всего книг (в среднем – около 400), они чаще прочих покупают книги (более четырех за полгода) и больше других тратят на это денег. Среди купленных книг наиболее распространены детективы и приключения, профессиональная литература и учебники, однако даже в покупках проявляется стиль постмодерн: эта группа людей покупает и стихи, и прозу (современную и классическую, русскую и зарубежную), и фантастику. Лишь любовные романы они выбирают реже, чем среднероссийский читатель. То же касается зрительских симпатий: создается впечатление, что эти люди должны просто не отходить от телевизора, так как абсолютно по всем телепередачам их аудитория превышает среднероссийскую. Они смотрят и развлекательные передачи, и сериалы, и познавательные, и детские, и женские, и спортивные передачи, и новости, и музыку. Пожалуй, по музыкально-развлекательным передачам разрыв наиболее велик (например, «Музыка на СТС», «Сто к одному», «Секретные материалы», КВН и др.). «Активные» довольно интенсивно оплачивают свой досуг: каждый десятый тратит на эти цели больше пятой части своего дохода.

Четвертый стиль жизни – «развлекательный» (5,4%). Его представители так же, как и «постмодернисты», очень активны в посещении зрелищных мероприятий, но они менее ориентированы на посещение учреждений культуры (музеи, театры) и более – на развлечения (дискотеки, ночные клубы, кафе и бары). Они раз в неделю бывают в кафе, раз в две недели – в пивном и в других барах, чаще всех ходят в «серьезные» рестораны – примерно раз в месяц. Расходы на питание вне дома в этой группе самые большие и в среднем составляют 15 долл. в месяц. Это завсегдатаи дискотек и ночных клубов, в которых они бывают 1–2 раза в месяц. 16,3% из них играют в лотереи или азартные игры. По сравнению с третьим типом, они чаще бывают на концертах популярной музыки и в кино и реже – в театрах. Это также активные посетители фитнесс-клубов и других спортивных залов, хотя спортом они занимаются несколько реже, чем представители третьего и второго типов. Чаще прочих они ездят в отпуск за рубеж или по России. А вот увлечений или «хобби» у них гораздо меньше, наиболее распространенное – прослушивание музыки (20%).

Это очевидные «экстраверты», ориентированные на «внешние», развлекательные стороны отдыха. Даже их зрительские симпатии направлены прежде всего на развлечения – чаще других они выбирают такие передачи, как «Плейбой», «Про это», различные ток-шоу, Экономическая социология. Т. 8. № 4. Сентябрь 2007 www.ecsoc.msses.ru музыкальные передачи на MTV. Эта группа несет самые высокие затраты на свой досуг – 13,3% тратят не менее пятой части своего дохода.

Пятый стиль жизни (8,4%) характерен для «читателей». Эти люди очень редко посещают какие-либо развлекательные или культурные центры (около 1 раза в год – театр, 3–4 раза в год – кафе и бары). Они очень редко занимаются спортом, а среди увлечений называют чтение и «другие» (не указанные в анкете). Чтению художественной литературы они посвящают в среднем 6 часов в неделю, специальной – около 3,5 часов. Однако по объемам чтения они не превосходят третий тип, также как и по количеству книг дома и по количеству купленных книг. Их основной интерес при покупках – детективы и приключения, а также профессиональная литература. Пожалуй, характерна для этого типа именно узконаправленность только на единственное занятие. Это также «рядовой», абсолютно ничем не выделяющийся среднероссийский телезритель. Три четверти «читателей», по их словам, совсем не тратят деньги на отдых и развлечения, а сколько-нибудь существенными эти затраты являются только для 4,2%.

Шестой стиль жизни (25,2%) можно назвать «домашнее-хозяйственным» (женским). Как и предыдущий, он близок к пассивному, т.е. его представители не ходят практически никуда, кроме кафе, а среди своих увлечений указывают вязание, шитье, выращивание комнатных цветов. Они совсем не занимаются спортом и не любят читать художественную литературу, хотя и посвящают этому занятию больше 4 часов в неделю (но это меньше, чем в других группах). Как и «читатели», они не имеют, по сравнению со средним, каких-либо выраженных зрительских симпатий. Затраты на отдых в этой группе не отличаются от затрат в предыдущей группе.