«В книге кандидата исторических наук старшего преподавателя кафедры истории советского общества Челябинского государственного университета B.C. Кобзова раскрывается история станицы Варненской, одной из многих станиц ...»

Кобзов B.C.

Уральская Варна: к 150-летию основания казачьей станицы.

Челябинск: Челяб. гос. ун-т, 1992. 126 с.

В книге кандидата исторических наук старшего преподавателя кафедры истории советского общества Челябинского государственного университета B.C.

Кобзова раскрывается история станицы Варненской, одной из многих станиц

Оренбургского казачьего войска. Она построена на подлинных документах и дополнена воспоминаниями участников революции, гражданской и Великой Отечественной войн. В книге по-новому т р а к т у ю т с я многие, ставшие за последние 70 лет однозначными события истории нашей страны, в научный оборот вводится значительное число ранее не использованных документов и материалов. Книга рассчитана на студентов, учащихся школ, учителей, всех, кто интересуется историей родного края.

Печатается по решению редакционно-издательского совета Челябинского государственного университета Научный редактор — д-р ист. наук, проф. А.П. Абрамовский Рецензент Н.В. Булычевский ISBN 5-230-17767-5 © Челябинский государственный университет, Настоящей книгой Челябинский государственный университет открывает серию изданий, посвященных истории городов и сел Челябинской области.

Предполагается подготовка истории большинства населенных пунктов одного из наиболее важных экономических регионов России — Челябинской области.

Программа «Антология городов и сел Челябинской области»

осуществляется силами научных работников Челябинского государственного университета, исследователями других вузов области и историками-краеведами, объединенными в ассоциацию историков Челябинской области.

1* Кобзов B.C.

Уральская Варна: к 150-летию основания казачьей станицы.

Челябинск: Челяб. гос. ун-т, 1992. 126 с.

В книге кандидата исторических наук старшего преподавателя кафедры истории советского общества Челябинского государственного университета B.C.

Кобзова раскрывается история станицы Варненской, одной из многих станиц Оренбургского казачьего войска. Она построена на подлинных документах и дополнена воспоминаниями участников революции, гражданской и Великой Отечественной войн. В книге по-новому трактуются многие, ставшие за последние лет однозначными события истории нашей страны, в научный оборот вводится значительное число ранее не использованных документов и материалов. Книга рассчитана на студентов, учащихся школ, учителей, всех, кто интересуется историей родного края.

Печатается по решению редакционно-издательского совета Челябинского государственного университета Научный редактор — д - р ист. наук, проф. А.П. А б р а м о в с к и й Рецензент Н.В. Булычевский © Челябинский государственный ISBN 5-230-17767- университет, Настоящей книгой Челябинский государственный университет открывает серию изданий, посвященных истории городов и сел Челябинской области.

Предполагается подготовка истории большинства населенных пунктов одного из наиболее важных экономических регионов России — Челябинской области.

Программа «Антология городов и сел Челябинской области»

осуществляется силами научных работников Челябинского государственного университета, исследователями других вузов области и историками-краеведами, объединенными в ассоциацию историков Челябинской области.

1*

К ЧИТАТЕЛЮ

Дорогой читатель! Л е т о м следующего, 1993 года, казачья станица Варна отмечает полуторавековой юбилей. 150 лет назад первые переселенцы, казаки Оренбургского казачьего и крещеные к а л м ы к и Ставропольского иррегулярного войск прибыли на отведенное им место в девственной необжитой степи, где прежде только ранней весной и поздней осенью изредка останавливались башкирские и казахские рода со своим скотом. С этого времени и начинается история уральской Варны, названной так в память о героизме, проявленном оренбургскими казаками при взятии в 1828 году одноименной турецко'й крепости.

С самого начала существования казачьего отряда в нем поселились представители нескольких национальностей — русские, т а т а р ы, калмыки, мордва, украинцы.

Объединенные в единое войсковое сословие, они на протяжении 74 лет жили бок о бок, не зная ни национальной, ни иной другой вражды. Единственно, где не на шутку разгорелось соперничество и борьба — это на поселковой площади во время войсковых праздников и состязаний. Варненцы совместно поднимали вековую целину, убирали урожай и обживали богатую степь. Так же сплоченно уходили они на военную службу, в дальние походы, на многочисленные войны. И за все время существования станицы варненцы не знали ни одного случая нарушения неписаного казачьего кодекса — среди них не было ни дезертиров в военное лихолетье, ни трусов на поле боя.

Не все складывалось легко.на пройденном пути — знала станица и светлые дни и горечь потерь, нелегко приходилось ее жителям в частые засухи, обременительной была и казачья служба. Но м а л о - п о м а л у крепли хозяйства переселенцев, со временем обзаводились они скотом и инвентарем, строили мельницы, открывали д о м а ш н и е промыслы, бережно относясь к кормилице-земле.

Новый, XX век стал временем тяжелых испытаний — две изнурительные войны и последовавшие за ними революции не прошли бесследно для станицы. Не знавшие прежде политических распрей казаки станицы оказались по разные стороны баррикад и потекла казачья кровь по безбрежным просторам седого Урала.

В последующие 76 лет также случалось всякое. Но расказачивание и насильственное вытравливание из народной памяти прошлого принесло трагические результаты.

Сегодня Варна, как и многие города и села Отечества, больна многими социальными недугами. В п р о ш л р м есть немало, чему бы и нам не грех поучиться, в частности, отношению к с т а р ш и м поколениям, к своей Родине и окружающей природе. Очень важно, чтобы связь времен не прервалась, именно в этом залог преодоления сегодняшних трудностей. Ведь у народа без п р о ш л о г о не может быть и будущего.

Проблема возрожения духа и традиций казачества сегодня приобретает особую актуальность. Работа по исторической и культурной реабилитации российского казачества уже начата специальной комиссией при Верховном Совете Российской Федерации. Но нельзя.ждать, когда ее проведут «сверху», работу необходимо начинать на местах, постепенно возрождая все лучшее, что было свойственно войсковому сословию.

Предлагаемая Вашему вниманию книга — не более чем попытка осмыслить на основе документального материала историческое прошлое села. Н е и з у ч е н н о с т ь многих вопросов, исчезновение документов станичного правления, пропавших, как полагают, в годы гражданской войны, — все это существенно затруднило работу над рукописью, выносимой на Ваш суд. Думается, что затронутые в ней в о п р о с ы не оставят Вас равнодушными, и работа по воссозданию истории села п р о д о л ж и т с я.

значит, что он знает и современность. Если человек говорит: «Я знаю только современность»

. В течение первой половины XIX века взаимоотношения кочевников Киргиз-Кайсацкой степи и населения крепостей и станиц Оренбургской пограничной линии отличались крайней противоречивостью и нестабильностью. Отряды лихих наездников-джигитов, не подчинявшихся султанам - правителям Младшего жуза (кстати, входившего в состав Российской империи — В.К.), часто совершали нападения на жителей пограничной полосы, захватывая их в плен с целью дальнейшей продажи на невольничьих рынках в Хиве и Коканде, угоняли скот, вытаптывали и выжигали посевы и нередко вступали в бои с гарнизонами степных укреплений, располагавшимися по реке Уралу. Прорвав узкую цепочку пограничных укреплений, отряды кочевников вторгались на территорию кочевок башкирских родов, грабили мирное население, захватывали скот и имущество. Посылавшиеся для преследования «воров» башкирские отряды настигали их в пределах пограничной линии и, сшибаясь в ожесточенных схватках, конные массы преследователей и степняков уничтожали все, что попадало им на пути, нанося большой материальный ущерб прилинейному населению.

С другой стороны, отношения между линейными казаками и большинством кочевавших вблизи границы казахских родов складывались вполне миролюбивые. Нередко казачьи отряды, охранявшие линейное пространство между крепостями и укреплениями, вступали в бои с отрядами степняков, нападавших на кибитки и улусы кыпчаков и табынцев, мирно кочевавших в районах, примыкавших к Оренбургской пограничной линии, защищая их от разбоя, или, как тогда говорили — «баранты». Казакам, располагавшимся в крепостях и укреплениях оренбургской линии, строжайше запрещалось без особой на то надобности пересекать пограничную черту и вторгаться в районы кочевок родов Младшего жуза, тем более пасти там скот либо заготавливать корма для лошадей кордонной стражи. В свою очередь и старшины родов удерживали сородичей от проявления агрессивности по отношению к русскоязычному населению, стремясь сохранить сложившиеся добрососедские отношения. Однако несмотря на их усилия, мирные периоды через определенное время сменялись кровопролитными столкновениями на границе, тем более, что феодальная знать Хивы, Бухары и Коканда периодически подталкивала кочевников к открытым выступлениям против России.

Систематические набеги, осуществлявшиеся кочевниками, вынудили Российское правительство принять решительные шаги по усилению обороноспособности юго-восточных рубежей империи.

Назначенный в апреле 1830 года военным губернатором и командиром Отдельного Оренбургского корпуса граф П.П. Сухтелен внес на рассмотрение высших правительственных кругов проект реорганизации системы охраны Оренбургской пограничной линии и предложил во избежание прорывов кочевников в Башкирию, усилить наиболее слабый ее участок на линии Орск—Верхнеуральск—Троицк, проведя границу напрямую от Орской до Троицкой крепости. Помимо очевидных выгод от сокращения количества войск, задействованных для обороны этого участка, в пользу предложенного генералом Сухтеленом плана говорили и экономические выгоды — Оренбургское казачье войско получало дополнительно обширный район степи, пригодный для земледелия и богатый лесами. Кочевые же рода Младшего жуза постоянно не использовали этот район, появляясь здесь только весной и глубокой осенью, перегоняя под защиту крепостных гарнизонов свой скот и размещая кибитки и юрты. Все остальное время степь оставалась безлюдной. Об этом писал и известный путешественник XVIII века академик П.С. Паллас, посетивший в году и впервые описавший широко известный ныне архитектурный памятник XIV—XV веков — мавзолей Кесене. «Переправившись через реку Улу-Тогузак, — писал Паллас, — ехали мы еще часа полтора к югу по совершенно безлюдной и незаселенной степи и увидели наконец на открытой возвышенности тот дом, коего ради я ехал сюда. Вблизи соленое озеро и потому Кошенакуль именуется. В окрестности на многие версты нет никакого жилья, кроме казачьих крепостей».

Предложенный оренбургским губернатором проект в целом получил одобрение Военного министра и Азиатского комитета министерства иностранных дел, но претворить его в жизнь генералу Сухтелену не пришлось — в марте 1833 года он внезапно скончался в самом расцвете творческих сил и замыслов. Проводил в жизнь программу Сухтелена другой генерал — Василий Алексеевич Перовский, назначенный летом на пост Оренбургского военного губернатора или, как тогда говорили, — главным начальником края.

Прибыв в Оренбург и покончив с формальностями вступления в должность, В.А. Перовский сразу же включился в работу по составлению детального плана реорганизации пограничной линии. В течение 1833—1834 годов все необходимые приготовления были завершены и в следующем 1835 году началось практическое осуществление утвержденного императором Николаем I проекта.

С этой целью весной 1835 года из Орской и Троицкой крепостей в степь выступило два специальных строительных и один съемочный геодезический отряд, а по районам кочевок казахских родов проехали военный губернатор и председатель пограничной комиссии генерал-майор Г.Ф. Гене. Лично разъяснив старшинам и аксакалам причины переноса линии укреплений и не встретив с их стороны ни малейших возражений и противодействия, Перовский и Гене вернулись в Оренбург, а на четырехсотверстном участке степи разгорелись строительные работы.

В течение 1835—1836 годов усилиями строительных отрядов и специальных рабочих команд из состава Башкиро-Мещеряковского войска между Орской и Троицкой крепостями было возведено 5 укреплений полевого типа — Императорское, Наследнинское, Константиновское, Николаевское и Михайловское.

Между укреплениями по линии новой границы закладывались редуты и временные пикеты для несения сторожевой службы, а во внутренней пятнадцативерстной полосе — несколько десятков линейных станиц и отрядов. В 1837 году были основаны входящие ныне в Варненский район Владимировская, Александровская, Алексеевская и упраздненная в 1850 году Софийская станицы. Для заселения укреплений и станиц Новой пограничной линии (так она стала официально называться с 1835 года — В.К.) из крепостей старой — Таналыцкой, Магнитной, Верхнеуральской и Степной, были переведены нижние чины четырех Оренбургских линейных батальонов, положившие начало населению казачьих станиц. Всего к 1 января 1838 года в прилинейных поселениях было построено 24 казармы, 5 лазаретов, 874 жилых строения и 266 домов и землянок находилось в стадии строительства. Солдаты линейных батальонов были обращены в казачье сословие вместе с семьями и домочадцами, а в течение последующих пяти лет в новые поселения было переведено еще несколько сот семей казаков из упраздняемых внутренних станиц Оренбургского войска. Поселенные в степных укреплениях и линейных станицах казаки стали одновременно и защитниками Новой пограничной линии, совмещая хозяйственную деятельность с несением караульной и сторожевой службы в кордонах и пикетах.

Завершив работы по переносу линии укреплений в степь, администрация края приступила к осуществлению второго этапа проекта — заселению внутреннего пространства, образовавшегося между старой и новой крепостными линиями. С целью определения мест под внутрилинейные казачьи поселения по приказу Наказного Атамана Оренбургского казачьего войска из Орской и Троицкой крепостей вышло три специальных съемочных геодезических отряда. Они должны были выбрать 32 удобных для возведения станиц места с таким расчетом, чтобы качество и количество земельных угодий позволило бы в полном объеме обеспечить предназначенных к переселению казаков землей из расчета по 30 десятин на каждую мужскую душу и в дополнение иметь еще солидный запас под общественное пользование: луга, пастбища и резервный фонд. В инструкции военного губернатора, данной начальникам отрядов войсковым старшинам Ковалевскому, Авдееву и Лябзину, особо подчеркивалось, что для устройства казачьих поселений необходимо выбирать хорошо защищенные от ветра и зимних снежных заносов участки, тщательно проверяя запасы и качество воды, ее пригодность к употреблению и возможность устройства колодцев. При этом казачьи станицы не должны были находиться на удалении более 30 верст один от другого, иметь удобное между собой сообщение и возвышенные места для устройства маяков -— сигнальных и сторожевых вышек, посредством которых осуществляли контроль за прилегающей к поселению местностью и связь между находившимися в пикетах и станице казаками. Строительство жилых и общественных помещений, разбивку усадеб и улиц разрешалось начинать только после составления специальных планов и утверждения их военным губернатором.

В течение весны и лета 1841 года отрядом войскового старшины Ковалевского было определено 13 мест под новые поселения, отрядом Авдеева — 9 и 10 участков в направлении от крепости Петропавловской к Кирилловской станице — войсковым старшиной Лябзиным. Первоначально все эти участки получили названия по номерам — от 1 до 32 включительно. И хотя вскоре казачьим поселениям Новолинейного района Высочайщим указом были присвоены названия в память одержанных российскими войсками побед в войнах XVIII—XIX веков, местное казачье население еще долго употребляло в повседневном обиходе прежние, «номерные» названия.

Ранней весной 1843 года в поселок, обозначенный в документах за № 30, прибыл первый отряд переселенцев. Отправляясь на новое место, они везли с собой все необходимое для бытового обустройства — начиная от инструмента и домашнего скарба и кончая приобретенным еще в прежних местах жительства скобяным товаром — гвоздями, навесами, щеколдами и прочими крайне необходимыми в быту мелочами. Отдельными партиями под охраной казачьих отрядов перегонялся крупнорогатый скот, овцы, козы и, самое главное, рабочие волы. Первой партии переселенцев, направленной в новое место, помимо завершения строительства общественных зданий — поселкового правления, хлебного магазина 4 и кордегардии, была поставлена задача заготовить на зиму корма для всех хозяйств, поднять для общественной запашки целину под яровые и озимые, начать строительство жилых и хозяйственных строений для своих семей. Поэтому в нее от каждого предназначенного к переселению семейства выделялось по 2- человека с необходимым запасом продовольствия и инвентарем.

Строительные и полевые работы по указанию военных властей края проводились переселенцами только под охраной вооруженных казаков. Каждая партия делилась на две группы — одна косила сено или выполняла какие-либо работы, а другая находилась рядом, имея с собой оружие и готовая в любую минуту отразить внезапное нападение кочевников. Попеременно меняясь, они должны были до наступления холодов заготовить и перевести в поселок сено, засеять не менее 20—30 десятин хлеба для засыпки его в общественные магазины и заложить по проекту дома для прибывающих.

По составленному военными властями плану в поселок № 30, получивший позднее название Варна, предполагалось заселить 246 белопахотных солдат с семьями из военных поселений Бугульминского уезда, но в начале 1842 года к ним было добавлено еще 68 мужских душ из упраздненного Ставропольского калмыцкого иррегулярного войска.

Как видно из документов, в июне 1843 года в поселке № находились 65 человек отставных солдат и казаков из внутренних станиц, располагавшихся в Бугульминском уезде во главе с зауряд-хорунжим Иваном Федоровым. В течение лета 1843 года переселенцы построили несколько десятков жилых домов, главным образом, землянок, помещения для учреждений управления и общественного пользования, в том числе в половине кордегардии предполагалось устроить поселковую школу. Лес для переселенцев, необходимый для устройства жилья, был выделен из войскового Джабык-Карагайского бора из расчета по 50— корней на каждую семью. Землянки выкладывались из самана и дернового пласта, производство которых было налажено на месте. В августе зауряд-хорунжий Федоров докладывал штаб-офицеру Первого военного округа Оренбургского казачьего войска полковнику Тимлеру: «Отряд Варна основан близ речек Кисене и Улькунь-Тогузак на урочище Каш-Карабай, от поселка № 28 в четырнадцати, а от станицы Алексеевской в двадцати восьми верстах... из положенных к возведению поставлено домов и 10 землянок. В окрестностях найдена пригодная к выделке кирпича глина и можно выжигать известь...».

Вместе с тем, уже осенью 1843 года стало ясно, что место, выбранное войсковым старшиной Лябзиным под новое поселение, не совсем удачно. Поселок, размещавшийся у слияния двух степных речек Кисене и Улькунь-Тогузак (ныне Нижний и Средний Тогузак), как ни странно, стал испытывать недостаток в питьевой воде. Степные речки в суровые зимы постоянно промерзали чуть ли не до дна, циркуляция воды прекращалась, начиналось разложение водорослей и микроорганизмов и она «задыхалась» — становилась недригодной не только для употребления людьми, но и для скота. Летом речки пересыхали и зацветали и употребление речной воды для приготовления пищи приводило к тяжелым желудочным болезням. Попытки устройства колодцев также не дали ожидаемого результата — глубина залегания водоносных слоев оказалась на удивление значительной, а вкус ее оставлял желать лучшего. Помимо повышенной солености, вода из колодцев была мутной, с большим содержание взвеси темного цвета.

Тем не менее, заселение поселка продолжалось. Первыми прибыли калмыки бывшего Ставропольского войска в числе семей (67 душ мужского и 73 женского пола), вслед за ними, августа из Бугульминского уезда подошел обоз во главе с унтер-офицером Карымовым в сопровождении 20-ти оренбургских казаков и 30-ти башкир. Через две недели прибыла основная масса переселенцев с имуществом и скотом. К началу ноября в поселке, получившем название Варна, уже числилось более душ обоего пола, включая малолетних детей.

В течение 1843—1845 годов поселения Новолинейного района Оренбургского казачьего войска были распределены по станичю ным юртам и полковым округам. Варна и прилегавшие к ней поселки Первого военного округа вошли в состав Великопетровского станичного юрта, Бородиновский вошел в Березиновскую станицу, Лейпцигский — в Михайловскую, Кулевчинский и Владимировский — в Николаевский станичный юрт.

Главным поселением юрта — станицей был объявлен поселок Великопетровский, также основанный в 1843 году. Варненский, Аннинский, Варшавский, Полтавский и другие получили статус отрядов со своими органами управления. Во главе каждой станицы и отряда ставился начальник из офицеров или урядников, назначавшийся особым приказом Наказного Атамана Оренбургского казачьего войска по представлению командира полевого округа. В помощь станичному начальнику полагалось два станичных судьи, выполнявших роль заседателей правления и замещавших начальника в случае его отсутствия. Делопроизводство и ведение документации возлагалось на станичного или поселкового писаря, назначавшегося из владеющих грамотой казаков. Первоначально население новолинейных поселков пыталось проводить выборы станичных начальников без согласования с полковыми командирами, но такие факты администрацией войска были сразу же пресечены, а избранные населением органы управления распущены. Поэтому исполнявший первое время обязанности поселкового начальника зауряд-хорунжий Федоров уже в 1845 году был заменен урядником Якуповым. Приказом Наказного Атамана графа Н.Е. Цукато в ноябре 1845 года казакам было строжайше запрещено выбирать на должности станичных начальников кандидатов без одобрения вышестоящих начальников, так как зачастую они, «являясь неграмотными и беспечными, производили медлительность в течении дел и разные беспорядки, ставящие полковые правления в затруднение при исполнении распоряжений начальства». Одновременно с образованием станичных юртов было осуществлено распределение поселений по полковым территориальным округам. В соответствии с принятым в декабре 1840 года новым положением об Оренбургском войске, оно разбивалось на полковых округов и входившие в их состав казачьи станицы и поселки составляли территориальный полк. Для несения внешней службы каждый полковой округ в соответствии с численностью населения, по нарядам Войскового штаба ежегодно выставлял необходимое количество людей. При каждом полковом округе создавалось правление, осуществлявшее военное и гражданское управление на подведомственной территории, действуя при этом через станичных начальников и поселковые правления.

Полковые округа в Оренбургском казачьем войске сформировались в начале 1841 года, а через два года в их состав были введены и номерные поселки Новолинейного района. Великопетровский станичный юрт вошел в 5-й полковой округ, штаб-квартира которого находилась в укреплении Константиновском. Командовал полком войсковой старшина Ваулин.

В начале 1844 года в поселок Варненский с инспекторской проверкой прибыла группа чиновников и офицеров Оренбургского казачьего войска во главе со штаб-офицером Первого военного округа полковником Тимлером. В составе группы были также Старший член Войскового правления полковник Падуров и командующий 5-м полковым округом войсковой старшина Ваулин. Тщательно осмотрев хозяйства казаков-переселенцев, Падуров сделал серьезное замечание зауряд-хорунжему Федорову, исполнявшему обязанности начальника поселка, за плохое состояние казачьих хозяйств и небрежное строительство жилья и надворных построек. После поселкового смотра к проверяющим подошла группа жителей с жалобой на неудачное расположение поселения и качество воды. Вернувшись в Оренбург, полковник Падуров доложил военному губернатору генерал-лейтенанту В. А. Обручеву о просьбе казаков. По указанию Обручева Войсковое правление направило в поселок инженерного поручика Пажан де Монсе для определения места для переноса поселения.

В апреле 1844 года такой участок был- выбран в 7 верстах от прежнего, вверх по течению речки Кисене у Светлого ключа. Он во всех отношениях удовлетворил казаков — один из берегов, высоко поднимавшийся над участком будущего поселения, надежно прикрывал его от ветров, из той же возвышенности вытекало несколько ключей с отличной питьевой водой.

В мае 1844 года началось переселение казаков на назначенное место, на прежнем осталось несколько построек, а впоследствии рядом вырос переселенческий поселок Краснополянский, упраздненный во время хрущевских укрупнений в 1950 году. Одновременно с переселением на урочище Ак-Булак в Варну была переведена часть казаков из Алексеевской станицы. Переселившиеся туда в 1841 году 430 человек из упраздненной Мочинской станицы вскоре ощутили нехватку земли. По причине удаленности паевых наделов от станицы казаки обратились к высшему губернскому начальству с просьбой разрешить им переехать в Варну, где имелись в избытке свободные земли под пашню и сенокосы. С переводом казаков Мочинской станицы численность населения Варны возросла до 893 душ обоего пола. По численности жителей Варненский поселок уступал только Михайловскому, Николаевскому и Константиновскому укреплениям и значительно превосходил другие населенные пункты Новолинейного района. В дальнейшем массовых переводов населения в поселок не проводилось и имели место лишь отдельные факты передвижения казаков с разрешения военного начальства. Впоследствии прирост населения достигался только естественным путем.

С переводом поселка на новое место началось возведение капитальных жилых строений. Первоначально было заложено три улицы, разбитые на 8 кварталов. Нижняя улица выходила на берег речки, главной считалась средняя, где находились поселковое правление и площадь. Дома, как правило, закладывались деревянные на две комнаты либо с крестообразной планировкой внутри. Землянок строили немного, и они ставились на окраине поселка, где жили менее состоятельные казаки. Часть домов была разобрана и перевезена со старого места, а часть возведена вновь из леса, отпущенного по предписанию Войскового правления. В начале следующего, 1845 года в поселке уже насчитывалось 120 деревянных домов и общественных зданий, 35 землянок, школа и было начато строительство культовых сооружений. С самого начала население поселка было интернациональным по своему составу. В это время в Варне проживало около 40% татар, ранее служивших в полках регулярной армии, 39% русских, 11% калмыков, 2% украинцев (малороссов), а также белорусы и несколько казахских семей, не входивших в войсковое сословие. Причем за все время существования казачьей станицы не было' зафиксировано ни одного факта каких-либо столкновений на почве межнациональных отношений, что было обусловлено особенностями быта войскового сословия: в бою казакам не было никакого дела до национальной принадлежности или вероисповедания — в бою есть товарищ, на чье плечо можно всегда опереться, и есть враги. Сильный отпечаток на взаимоотношения между жителями накладывали и особенности казачьей службы и быта с их жестокой регламентацией и воинской дисциплиной.

Население Варненского поселка росло довольно быстро. Если в первые два года после основания в нем проживало немногим более 400 человек, то к 1858 году согласно отчету о состоянии казачьего войска в нем уже жило 1280 человек, в том числе мужского и 620 женского пола. 7 Для сравнения можно привести численность населения близлежащих населенных пунктов. Так, в станице Николаевской числилось 840 человек обоего пола, в Кулевчинском — 1082 человека, в Катенинском поселке — и в Бородиновском всего 552 жителя. После переформирования в 1855—1857 годах полковых округов их численность была доведена до 12, а Варна перешла в 7-й полковой округ. В новом округе было объединено 7894 казачьих двора, и его штаб-квартира была перенесена в станицу Михайловскую. Командиром полка в это время являлся подполковник В,К. Деменев. По ведомости о населении Оренбургского казачьего войска за год, в Варненском поселке уже чйслилось 1340 человек, в том числе 699 женщин. К этому времени в поселке были возведены одна соборная и одна пятивременная мечеть, службу в которых вели 2 имама и 2 азанчи. Приход состоял из 613 человек, проживавших в поселках 5-го, 6-го и 7-го полковых округов. Помимо татар, к приходу соборной мечети были причислены башкиры, мещеряки и казахи из близлежащей округи. Для сравнения можно привести такие данные: всего в Оренбургском казачьем войске имелось 24 соборных и 4 пятивременные мечети, где службу вели 24 имама и 20 азанчи. Кроме мечетей, в поселении имелась походная православная церковь, а население было приписано к приходу Великопетровской станичной церкви.

В 1865 году по указу Александра Второго Оренбургское казачье войско было подвергнуто серьезной реорганизации, затронувшей военно-административное устройство войска. Из прежних 68 станиц 26 были упразднены. Изменения затронули и Великопетровский станичный юрт, в состав которого с февраля 1866 года вошли Аннинский, Варненский, Полтавский, Парижский и Толстой поселки. Варшавский поселок был выделен в самостоятельный станичный юрт, в соответствии с чем изменилась и структура полковых округов.

К началу 70-х годов XIX века казаки пустили прочные корни на новом месте, хозяйства их окрепли, что сказалось на дальнейшем росте численности населения. Как видно из данных Оренбургского губернского статистического комитета, в 80-е годы в Варненском поселке проживало 2397 человек, а количество дворов возросло до 308. Ежегодно с 1 по 10 ноября в поселке проводилась осенняя ярмарка, на которую жители ближайших станичных юртов съезжались для продажи и покупки сельскохозяйственной продукции. На Варненской ярмарке продавалась пшеница, овес, ячмень, просо, мука-крупчатка и мелких помолов, шерсть, выделанные кожи и изделия из них. Отдельный ряд на торговом месте (располагалось на западной окраине, где теперь находится колхозный рынок — В.К.) предлагал различные сорта мяса — говядину, баранину, свинину, конину, мясо домашней птицы и дичь как целыми тушами, так и вразвес. Реализовывались на поселковой ярмарке и изделия местных промыслов — глиняная посуда, изделия из дерева, плетеная из ивовых прутьев мебель, рыболовные снасти, а также пуховые вещи — шарфы, перчатки, варежки, вуали и знаменитые «шали» — пуховые платки. На ярмарку нередко приезжали продавцы и покупатели из таких удаленных от поселка мест, как Троицк, Звериноголовская, Кустанай, Орск. Годовой денежный оборот ярмарки составлял в начале XX века около 30 тыс. рублей. Аналогичная ярмарка проводилась только в Николаевской станице с 6 по 16 декабря и с 6 по 16 марта, специализировавшаяся на торговле скотом и хлебом.

В конце 70-х годов в состав поселка, кроме того, входило еще два хутора. Один, принадлежавший офицерской семье Кочуровых, располагался на речке Нижний Тогузак (Кисене) на месте прежнего нахождения поселка и насчитывал 15 дворов и человек жителей. Другой, принадлежавший старшему уряднику Н. Усманову, также находившийся на Тогузаке, так и назывался Усмановский. В 20 дворах этого хутора в 1889 году жило человека. 8 Своего хуторского управления они не имели, подчиняясь Варненскому поселковому правлению.

Случившийся в 1892 неурожайном и засушливом году сильный пожар, уничтоживший полностью северо-западную часть поселка, оставил без крова более 100 семей. Полностью оправиться от этого бедствия казаки смогли только к началу первой мировой войны. Если в 80-е годы в Варне насчитывалось дворов, то в 1900-м — только 290, хотя население поселка выросло до 2785 человек. 9 Для сравнения: в Николаевке жило 1400 человек, в Кулевчинском поселке — 1488, в Бородиновском — 1618, в Катенинском поселке — 2237 душ обоего пола.

К началу XX века в составе поселка имелось уже три хутора — 1-й Кочуровский на озере Кольбек (20 дворов, 118 жителей), 2-й Кочуровский на речке Нижний Тогузак (16 дворов, жителя) и Усмановский (13 дворов, 118 жителей).

Первый Кочуровский хутор принадлежал семье сотника Абдулвагана Кочурова и после его смерти перешел к старшему сыну Шайхисламу, умершему в начале XX века в чине генерал-майора.

Второй Кочуровский хутор являлся собственностью зауряд-хорунжего Багаутдина Кочурова и его жены Баби-Майуллы Кочуровой (Усмановой). А в 1894 году он перешел к старшему сыну Шагаутдину Кочурову. В этом же году к хутору было отмежевано 238 десятин земли (85 десятин пашни, 10 — лугов, 138 — под выгон скота и 5 — под водой). Усмановским хутором владели наследники хорунжего 7-го казачьего полка Назара Усмановича Усманова.

Столыпинская аграрная реформа, осуществлявшаяся в начале века, обусловила громадный приток в Сибирь и на Урал переселенцев из центральных губерний империи. Многие из них, не имея средств для продвижения в Сибирь и на Дальний Восток, оседали на Южном Урале, в том числе и на казачьих территориях, где не было недостатка в земле. Иногородние, как назывались казаками лица невойскового сословия, имели право селиться в черте казачьих поселений, но землей не наделялись, а арендовали ее у казаков за особую плату.

В 1906—1912 годах первые такие переселенцы появляются и в Варненском поселке. К началу первой мировой войны в Варне на казачьих землях проживало более 120 человек арендаторов и наемных сельскохозяйственных рабочих и членов их семей, многие из которых заводили в поселке свои дома и приобретали недвижимость. С учетом разросшихся хуторов и хозяйств иногородних, численность дворов выросла в поселке к 1917 году до 605, против 339 в 1900-м.

Рост населения, а также удаленность поселка от Великопетровской, где находилось станичное правление, затрудняли оперативное решение многих текущих вопросов и обусловили постановку вопроса о выделении Варненского поселка в самостоятельную станицу со своим станичным правлением. Февральская революция, буквально взорвавшая страну, смела прежние органы управления казачьим войском. В начале 1917 года в Оренбурге впервые было создано Войсковое Правительство области войска Оренбургского с широкими полномочиями по управлению войсковыми землями. Если раньше решение вопросов территориально-административного устройства являлось исключительно прерогативой императора, Военного министра и Главного управления казачьих войск, то теперь они могли решаться на местах исходя из принципа целесообразности.

18 августа 1917 года состоялся поселковый сход казаков Варненского поселка, принявший решение ходатайствовать перед Войсковым Правительством области войска Оренбургского о выделении из состава Великопетровского станичного юрта. 10 «Население поселка настолько обширно, — отмечалось в протоколе Сбора за номером 5, — что управлять им крайне тяжело и,з-за удаленности станичного правления, находящегося от Варны да расстоянии более 30 верст. В поселке имеются все необходимые помещения для размещения органов управления, а поселковое правление может быть преобразовано в станичное с наименованием «Варненское станичное правление». 1 сентября состоялся станичный Сбор Великопетровской станицы, в котором отмечалось, что препятствий к выделению Варны в самостоятельную станицу не имеется. После рассмотрения этого вопроса Войсковым Правительством, 11 октября 1917 года, было принято решение об удовлетворении ходатайства гласных Варненского поселка, о чем было объявлено в приказе по Оренбургскому казачьему войску. Приказ о преобразовании Варны в станицу подписали Председатель Войскового Правительства Войсковой Атаман полковник А.И.

Дутов и Войсковой секретарь А.И. Завалишин.

Начавшиеся вскоре боевые действия между красногвардейскими отрядами и верными Войсковому Правительству и присяге казачьими дружинами, а также гражданская война раскололи прежде монолитное казачество. В кровавой борьбе казачество столкнулось насмерть — каждая сторона фанатично отстаивала свои представления о будущем Родины, считая занятую позицию единственно верной. Раскололись на несколько лагерей и казаки Варненской станицы. Часть из них в составе отряда полковника М.А. Кочурова и есаула Гребенщикова выступила против большевиков, другие вступилц в сформированный в Троицке Первый социалистический добровольческий казачий полк им. Степана Разина и отряды братьев Николая и Ивана Кашириных. Значительная часть казаков, в душе сочувствуя той или иной стороне, непосредственного участия в боевых действиях не принимала, заняв зыбкую позицию «казачьего нейтралитета». Иногороднее же население станицы в своем подавляющем большинстве встало под красные знамена.

2. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ КАЗАКОВ

Переселение казаков в поселки Новолинейного района проходило в несколько этапов. Первоначально в назначенные места посылались рабочие команды, состоящие из семей переселенцев, и только потом оставшиеся с домашним скарбом и скотом. Все расходы по переселению ложились на плечи казаков, вынужденных за бесценок продавать в прежних местах жительства нажитое с большим трудом имущество, дома и часть сельскохозяйственного инвентаря. Из нескольких тысяч переселенцев только наиболее несостоятельным семьям казна оказала финансовую помощь, выделив в качестве пособия по 14 рублей серебром, да нескольким десяткам калмыцких семей из упраздненного казачьего войска из собственных сумм приобрело рабочий скот, лошадей и некоторый сельхозинвентарь.

Прибывшему в поселок № 30 рабочему отряду из Верхнеуральского крепостного арсенала было выдано 26-ружей с 20-ю патронами на каждое, 10 пистолетов и 30 шашек старого образца 3 Зак. на случай нападения кочевников. В течение первого месяца рабочая команда заготавливала строительные материалы, косила сено и перевозила его поближе к поселку. Но уже к началу июля кочевники активизировали свою деятельность и дважды предпринимали попытки захвата людей. 5 июля 1843 года начальник команды зауряд-хорунжий Федоров отправил группу казаков для заготовки тальника на изгородь вокруг сеновала. 10 казаков во главе с приказным Аюповым, нагрузив несколько телег ивняком, собирались ехать в поселок. Внезапно они были атакованы отрядом кочевников, в котором, судя по донесению в окружное Дежурство, было не менее 60 всадников. Аюпов, не растерявшись, приказал казакам залечь под телегами и открыть огонь по нападавшим. Дважды джегалбайлинцы пытались приблизиться к казакам на расстояние полета стрелы, но оба раза их отгоняли ружейным и пистолетным огнем. Кочевники, не имевшие огнестрельного оружия, все же ранили двух человек из луков, сами при этом потеряли 6 человек ранеными и убитыми. Заслышав отдаленные выстрелы, Федоров с 20-ю казаками поспешил на помощь к отряду Аюпова и совместными усилиями они рассеяли степняков, захватив при этом 4 лошади. Второй раз кочевники напали ночью и попытались поджечь недостроенные дома и заготовленное сено. В ходе нападения кочевники убили одного и ранили троих казаков, а также сожгли 4 из 15 стогов.

Ко времени прибытия основной массы переселенцев, рабочая команда успела построить 20 жилых домов, поселковое правление, вспахала 30 десятин целины под озимые и засеяла 11 десятин. После переезда в Новолинейный район основной части казаков и белопахотных солдат, экономическое освоение территории пошло более быстрыми темпами. В течение зимы казакам удалось довести до конца строительство домов, в которых первоначально размещалось по 5—6 семей, надворные постройки, загоны и навесы для скота. Но первый год жизни, как уже отмечалось, показал необходимость переноса поселения на другое место, что и было осуществлено в следующем 1844 году.

Для строительства жилья и зданий общественного назначения Войсковое правление выделило более 4 тыс. корней леса из дач Джабык-Карагайского войскового бора. Для заготовки леса в район Анненского поселка из Варны была направлена команда в 60 человек со всем необходимым инструментом. Вывозка леса осуществлялась каждой семьей самостоятельно, главным образом на волах. В двух верстах севернее поселка, вниз по течению реки, был построен сарай и обжиговые печи для производства кирпича из местного материала, а также изготавливался саман для землянок. Поселок возводился по разработанному инженерами отдельного Оренбургского корпуса плану со строгой линейной планировкой. Улицы и переулки, в отличие от крестьянских деревень, застраивавшихся бессистемно, образовывали строгие квадраты кварталов с площадью у поселкового правления. Казачьи усадьбы и хозяйственные постройки обносились каменными заборами или ивовыми плетнями. Одновременно с возведением жилья и надворных построек была начата разбивка полей, и лугов и землемеры приступили к наделению казаков земельными паями. Первоначально паевые в размере 30 десятин нарезались всему мужскому населению, достигшему 14-летнего возраста. В пай входила земля под пашню, луга, а там, где их не было, под сенокосные угодья выделялись в двойном размере участки степи. Оставшиеся земли вошли в общественное пользование под пастбища скота и лошадей и в поселковый резервный фонд для наделения будущих казаков.

Земляные паи не являлись частной собственностью казаков, а принадлежали войску и периодически перераспределялись. Земля служила войсковому сословию платой за военную службу и являлась для них основным и зачастую единственным источником получения средств к существованию и приобретения необходимого для несения службы обмундирования и снаряжения.

Распределение земель внутри станичного юрта завершилось к 1849 году, а уже к началу 60-х в пользовании жителей Варненского поселка находилось 34490 десятин 650 саженей всей земли, в том числе: 22810 дес. пашни, 590 ^ес. лугов, 270 дес. леса и более 11 тыс. дес. в резервном фонде. Николаевская станица имела в пользовании 31177 дес. земли, Бородиновский поселок — десятин, Чесменский — 21731 дес. земли.

Фактически в пользовании казаков Варненского поселка, в расчете на одного землепользователя, земли было больше, чем это определялось нормами Войскового правления. Общепризнанная норма включала 24 дес. пашни и 6 дес. лугов, но так как в поселке имелось лвсего 590 дес. лугов, то многие казаки вместо них получали двойную норму — по 12 дес. прекрасной ковыльной степи под сенокосы. Поэтому реальный земельный надел одного пая составлял 36 дес. на мужскую душу. В ходе проводившегося с 1867 года размежевания станичных и поселковых земель, кое-где размеры казачьих наделов были изменены, но Варненского поселка это не коснулось. Первые годы жизни казаков на новом месте протекали в нелегких условиях. Естественные трудности, обусловленные сменой места и образа жизни, усугублялись неблагоприятными погодными условиями — регулярными засухами и стихийными бедствиями. В 1845 году случился небывалый недород. Потратив немало усилий на поднятие вековой целины, казаки почти не сняли урожая. В следующем 1846 году удалось собрать хлеба чуть больше, чем было затрачено семян. Неурожайными выдались 1848 и 1849 годы. Казаки, не имевшие никаких запасов, переживали тяжелый голод. Несмотря на предоставленную администрацией войска трехгодичную льготу от службы, экономическое положение казаков не улучшалось, что всерьез обеспокоило Войсковое правление. Для выяснения на месте причин бедственного положения переселенцев, в Новолинейный район был направлен начальник штаба Оренбургского казачьего войска генерал-майор Н.В. Жуковский. Объехав станицы Первого и Второго военных округов, он нашел положение переселенцев крайне неблагополучным. Особо в плачевном состоянии оказались калмыки бывшего Ставропольского иррегулярного войска.

Привыкшие к кочевому образу жизни калмыки, к тому же разобщенные между собой и расселенные по нескольку семей в поселках, так и не смогли приобщиться к оседлости. В выстроенных для них башкирскими рабочими командами домах они не жили, предпочитая им войлочные кибитки, устраиваемые здесь же, в черте усадьбы.

Скот, приобретенный для них администрацией войска, они сразу же забыли и, проев выделенное им на первое время продовольствие (сухари, крупу и муку), вскоре очутились в тяжелом положении. Власти, расселяя калмыков среди русскоязычного населения, полагали, что такое соседство позволит кочевникам быстрее адаптироваться к новым условиям и перенять навыки обработки земли и ведения хозяйства. Однако расчеты чиновников не оправдались — калмыки всячески избегали сношений с русскими и татарами и, несмотря на острый недостаток у них женщин, в смешанные браки не вступали. Насильственно обращенные в христианство, калмыки еще долгое время поклонялись втайне бурханам и медленно вымирали от болезней и употребления в пищу мяса павших животных. Если в 1843 году в войско было переселено 2358 человек, то к 1883-му, по свидетельству А.Ф. Рязанова, их оставалось всего 1204 души обоего пола. «Регулярные недороды хлеба, — писал генерал Жуковский в донесении наказному атаману Оренбургского казачьего войска, — усугубляются вспышками инфекционных болезней среди скота, особенно среди лошадей. Весной 1847 года внезапно начался падеж лошадей в поселках 4, 5 и 6 полковых округов из-за неизвестной болезни. У лошадей сначала опухает голова, ноги, а затем появляется обильный гной из глаз и ноздрей, потом обильная пена изо рта. Как видно из докладов станичных начальников, в поселках одного 5-го полка заболело 835 лошадей, из коих пало около 600».5 В Варненском поселке в 1846—1848 годах численность рабочих лошадей сократилась на одну треть и составила всего 316 голов на весь поселок.

По докладу Жуковского наказной атаман граф Н.Е. Цукато приказал передать жителям поселков, пострадавших от неурожая, 50 тыс. пудов хлеба из общественных магазинов 7,8 и 9-го полковых округов. 6 Для пополнения хлебных запасов в самом поселке Цукато распорядился увеличить площади под общественную запашку.

Каждый житель в обязательном порядке должен был участвовать р обработке полей, посеве и уборке хлебов на общественных полях, урожай с которых ссыпался в поселковый магазин и являлся неприкосновенным запасом на случай стихийных бедствий. Зерно из магазинов могло быть выдано только с разрешения командира полкового округа и исключительно семьям несостоятельных казаков, пострадавшим от града, пожара или другого бедствия.

Такие явления, как неурожай и поджоги степи кочевниками, были отнюдь не редкостью в этом неспокойном крае. Только в районе Елизаветинской станицы кочевники, пустив пал, выжгли степь на протяжении 30 верст в ширину и 10 в глубину. В огне было уничтожено более 200 десятин неубранного хлеба, снопов пшеницы, 73 стога заготовленного сена, полностью сгорели редут № 3 и один летний пикет с маяком. В поселках Великопетровского станичного юрта в 1851—1856 годах в 12 пожарах сгорело более тысячи десятин различных посевов и большое количество сена и собранной в стоге соломы. Немалый ущерб наносили и проливные дожди и выпадание града. «26 июля года,— писал в Войсковое Дежурство штаб-офицер Первого военного округа полковник барон Фитингоф,— в Варненском поселке градом выбило 67 десятин разного хлеба, оценивающегося в 653 рубля серебром». 7 О степени нанесенного ущерба можно судить по следующим данным — средний размер посева хлебов на одно хозяйство составлял 5—6 десятин. Таким образом, только в один день полностью были уничтожены посевы 11 семей.

В исторической литературе, когда речь заходила о казачестве, обычно отмечали чуть ли не патологическую приверженность этого самобытного сословия самодержавию, рисуя казаков «цепными псами царизма» и охранителями его устоев. И обязательно добавляли, что за эту верность самодержавие с поистине царской щедростью расплачивалось с казаками землей (тут обычно приводились цифры, характеризующие размеры крестьянских наделов где-нибудь на орловщине и казачьи усредненные), и вот за эти десятины и мифические льготы, получается, и лупцевали своих соплеменников «господа нагайкины». Вот как это было в действительности.

Возьмем, к примеру, семью казака Варненского поселка Тимофея Савинова, состоявшую из 6 человек. Кроме главы семьи в ней было еще двое сыновей — Петр (17 лет) и Василий (21 год).

Трое остальных — жена и дочери при наделе землей в расчет не принимались и паев соответственно не получали. Таким образом, семья Т. Савинова (сыновья из хозяйства не выделялись) имела в 1881 году в своем пользовании 72 десятины пригодной для посевов земли и 36 десятин под покос, которые предоставлялись им за отправление казачьей службы. По среднестатистическим российским меркам, земли у семьи было более чем достаточно — по 18 десятин на душу, включая и женщин. Но разберем, что приносила эта земля и что за нее был должен казак.

Недвижимость семьи Савиновых состояла из дома, надворных хозяйственных построек и огорода. В хозяйстве имелась одна рабочая лошадь, вол, 4 головы крупнорогатого скота, овец и 20 гусей. Из 72 десятин пахотной земли семья в 1875— годах засевала от 5 до 6,5 десятин, в том числе 4 десятины ржи и 1—1,5 десятины овса и на огороде — 0,25 десятины картофеля.

Урожайность даже в самые лучшие года не превышала сам — 4, в среднем с каждой десятины семья собирала по 35 пудов зерна (5,6 ц).7 Таким образом, засевая 6 десятин, Савинов получал в конце года 33,6 центнера хлеба, распределяя его на три неравные части — на питание семьи, продажу и корм скоту. С покосов казак получал не более 80 пудов сухого сена с десятины (1,2 т) или 20—25 т со всего пая.

По существовавшим условиям, казаки были обязаны выходить на службу, приобретая за свой счет обмундирование, вооружение, все необходимое снаряжение и строевого, коня. Денежные средства на покупку амуниции казак должен был брать из доходов от земельного пая, поэтому был вынужден продавать значительную часть полученного урожая и даже часть скота.

Насколько обременительными были расходы на снаряжение, показывают следующие данные: строевой конь стоил 35—40 рублей серебром, оружие (шашка, ружье, пистолет и пика) 12—15 руб., обмундирование (комплект) — 15 руб., седло с полным прибором — 10—12 руб., причем стоимость снаряжения постоянно возрастала. Если до 70-х годов полный комплект снаряжения и строевой конь обходились казаку в 72—75 рублей, то уже с 1875 г. сумма необходимых расходов возросла до 200— рублей... 8 Даже продав большую часть собранного урожая, казак выручал за него не более 25—30 рублей серебром (пуд ржи стоил от 1,7 до 1,9 рубля). Во взятом же нами примере необходимо было иметь все в тройном размере. Но так как глава семьи уже имел обмундирование и коня, то ему приходилось приобретать в течение трех лет два комплекта для своих сыновей, на которые он тратил более 400 рублей. А в семье подрастало еще две дочери, которым нужно было готовить приданое и справлять свадьбу. Ясно, что ни о каком благосостоянии здесь не может идти и речи. Для приобретения «справы» казаки вынуждены были сдавать в аренду большую часть своей земли состоятельным казакам либо иногородним, получая в год за каждую десятину от 1,2 до 1,7 руб. арендной платы. Продав часть урожая и сена, сдав половину земель в аренду, семья в год получала не более 48 рублей денежного дохода и была вынуждена искать побочные источники получения денег. В 1873—1878 гг. интересующая нас семья занималась промыслами или нанималась на сезонные работы к более зажиточным жителям поселка.

Недостающие для снаряжения казаков суммы брались из капитала станицы в рассрочку и под проценты. Поэтому, справив необходимое для службы снаряжение, казак еще несколько лет расплачивался за коня и обмундирование.

Отрицательно сказывались на экономическом положении казачьих хозяйств постоянные и длительные отлучки казаков на службу, срок которой к началу 70-х годов был сокращен до лет. Зачастую оказывалось так, что одновременно на службе находилось по 2—3 работоспособных члена семьи, а вся тяжесть ведения хозяйства ложилась на плечи женщин и детей.

Недоимки казаков имели только одну тенденцию — к росту.

Так, по данным Войскового Хозяйственного Правления, к 1 января 1886 года казаки 5-ти поселков Великопетровского станичного юрта задолжали в станичный и войсковой капитал рублей 46 коп. и 29 667 пудов хлеба, в том числе и варненцы. В целом по войску долг составил 1 948 054 руб. 84 коп. или 10 руб. 93 коп. на одну душу войскового сословия. А какими льготами пользовались казаки? Освобожденный от подушного оклада в казну, казак ежегодно вносил денежные суммы в пожарный капитал, губернские и войсковые сборы, что, собственно, не меняло сути платежей: не важно куда, важно, что они взимались.

По сути дела, оставаясь такими же крестьянами, казаки отличались от них тем, что после 1861 года любой крестьянин по своему выбору определял место жительства и род занятий. Казаку же до выхода в «чистую» отставку запрещалось даже выезжать на заработки из станицы. Ни он, ни его дети не могли выйти из войскового сословия, оставаясь фактически на положении крепостных. Отсюда видно,.что утверждения о привилегированности казачьего сословия являются надуманными.

Долго не мог справиться поселок от последствий произошедшего в 1892 году сильного пожара. От удара молнии сгорела значительная его часть, а материальный ущерб, по официальным (как правило, всегда заниженным) данным, составил более 14, тыс. руб. серебром. Пожар, а также небывало _ засушливые 1891—1893 годы поставили казаков на грань нищеты. Только оказанная Войсковым Правлением помощь позволила пережить тяжелое время, а в 1894 году, по случаю бракосочетания наследника престола — Войскового Атамана всех казачьих войск России Цесаревича Николая, с казаков Оренбургского казачьего войска были списаны все долги. По всем станицам были отслужены благодарственные молитвы.

Ухудшавшееся положение казаков вынудило правительство в начале века принять ряд мер, направленных на облегчение условий их службы. В частности, были сокращены сроки нахождения на службе, разрешен выезд из станицы на срок до одного года, а также из казны стали выделять сторублевое пособие на приобретение снаряжения и обмундирования. С этого времени огнестрельное оружие стало предоставляться казакам за счет войска. Вместе с тем фактическая стоимость «справы» к началу первой мировой войны увеличилась до 250—300 рублей с рублей в 80-е годы.

В зоне рискованного земледелия, каковой являлись практически все без исключения земли Оренбургского казачьего войска, важное значение в хозяйственной деятельности имело огородничество, почти на треть обеспечивавшее население продуктами питания. К началу 50-х годов все казаки поселка завели свои собственные огороды, раскинувшиеся почти на две версты по обоим берегам речки Нижний Тогузак. Такое расположение огородов было удобно во всех отношениях — весной большинство из них заливались паводковыми водами и приносили даже в самые засушливые годы стабильный урожай капусты, репы, картофеля, огурцов. Помидоры и некоторые другие овощи казаки не культивировали, считая их «баловством». Кроме того, расположение огородов у речки позволяло поливать овощи теплой водой, что, в свою очередь, увеличивало урожайность выращиваемых культур. На склонах речки, за поселком разбивались бахчи, дававшие неплохой урожай "арбузов и тыквы, хранившихся казаками почти до середины зимы.

Войсковое Правление, заинтересованное в укреплении казачьих хозяйств, всемерно поддерживало развитие и подсобных промыслов, дававших возможность существенно пополнить бюджет семей, поощряло развитие предпринимательства. С начала 40-х годов (решение было принято в 1836 г. — В.К.) в войске создается специальное торговое общество, а его члены, занятые предпринимательством и торговлей за особую плату, вносимую в станичный капитал, освобождались от воинской службы. Именно на основе торгового общества к середине 50-х годов в войске стали складываться ярмарки и возникать мелкие предприятия по переработке продукции сельского хозяйства — кожевенные мастерские, мельницы, салотопни, бойни и т. п. Поселкам было выгодно иметь на своей территории такие предприятия, ибо отчисляемая ими арендная плата частично шла и в станичный и поселковый капиталы, из которого выделялись средства на содержание должностных лиц, структур управления, выплачивалось жалованье поселковому учителю, оказывалась помощь малоимущим в приобретении «справы» и компенсировался частично ущерб от стихийных бедствий.

Благодаря этой поддержке в Варненском поселке к началу 80-х годов насчитывалось около 10 таких кустарных предприятий — две салотопни, крупорушка, две семейные мастерские по выделке кож и пошиву меховых изделий, торговая лавка. Несколько семей занималось изготовлением плетеной мебели и валянием зимней обуви. В черте поселка работал кирпичный заводик с двумя печами, изготавливавший в месяц до 10 тыс. штук кирпича, спрос на который был довольно устойчивый. Предприятие оказалось настолько прибыльным, что к началу XX века перешло в собственность купеческого торгового дома братьев Яушевых и ежегодно приносило в поселковый бюджет свыше рублей арендной платы. Для размола пшеницы в поселке было построено 5 водяных и 4 ветряных мельницы, 6 из которых принадлежали казакам, 2 разночинцам, а одна являлась собственностью поселка, и доходы от нее полностью шли на пополнение станичного капитала. 10 К началу XX века часть владельцев мельниц, не выдержав конкуренции, продала их Усманову, одному из наиболее зажиточных казаков поселка. Из 5 водяных осталось всего 3, но уже более современных мельницы, а ветряные переделывались с одного на четыре постава каждая. На мельницах осуществлялся крупный и мелкий помол, а на основной мельнице Усманова — и очистка гречихи от оболочки.

Начавшаяся вскоре мировая война вызвала небывалый ранее отток рабочих рук из поселка. На фронт уходили казаки наиболее работоспособного возраста, многие их которых погибли, получили тяжелые увечья. Казачьи хозяйства начали приходить в упадок, снизились объемы посевов, количество скота и лошадей.

Большинство земель, оставшихся без применения, в отсутствие их владельцев сдавались в аренду иногородним. Станица находилась в преддверии тяжелых испытаний.

4 Зак.

3. КАЗАЧЬИ ТРАДИЦИИ И ПРАЗДНИКИ

Казачество являлось своеобразным сословием, соединявшим в себе образ жизни земледельца и профессионального воина, выработавшим свои специфические обряды и традиции, наиболее ярко проявлявшиеся в казачьих праздниках, высокочтимых и любимых всем войсковым населением. В их основе, безусловно, находились общие с другими сословиями и группами культурные и религиозные традиции и корни. Заметный отпечаток на складывание обрядов наложил и многонациональный характер казачества. В частности, в состав войскового сословия Оренбургского казачьего войска входили русские, украинцы, калмыки, татары, мордва, башкиры, мещеряки и др. Численность их была различной, но в той или иной мере их культуры оказали влияние на складывание образа жизни казачества.

С течением обстоятельств объединенные в единое сословие различные национальные группы взаимно обогащали друг друга, в то же время сохраняя некоторые особенности своего национального уклада. Так получилось, что в Варненском поселке сошлись две культуры — оседлая в своей основе русскоязычная и в недавнем прошлом кочевая, татарская и калмыцкая. К этому времени татары (в войске впервые появились в середине XVIII века под названием тептярей) во многом утратили элементы кочевого образа жизни, адаптировались к оседлости, вобрав традиции окружающих национальных групп. Единственным резким различием между казаками-татарами и русскоязычным населением войска являлась религия. Варненские татары в отличие от ногайских, сохранили свою традиционную религию — ислам.

Принадежность к разным мировым религиям не являлась препоной в межнациональных отношениях. Они развивались на иной основе — сознании общности войскового сословия и регламентировались особенностями казачьего уклада жизни. В отдичие от калмыков, которые, как уже отмечалось выше, держались в стороне от основной массы населения поселка, татары, русские, малороссы, мордва вступали в смешанные браки, не делая из национальной или религиозной принадлежности препятствий для бытового общения. Религиозная принадлежность не являлась препятствием и в продвижении по служебной лестнице — многие представители рода Кочуровых, Усмановых и Велиных являлись потомственными офицерами Оренбургского казачьего войска и достигли тех же чинов, что и офицеры православного вероисповедания. При выходе казаков на службу — одновременно проводился молебен в православном храме и в мечети, а во время военных кампаний в походе казаков сопровождал священник и азанчи.

Говоря о религиозной веротерпимости в Оренбургском казачьем войске, нельзя не отметить и то, что элементы притеснений по религиозным мотивам все же имели место. Но касались они исключительно последователей сектантских течений в христианстве.

По данным на 1 января 1904 года, в поселке Варненском проживало 5 офицеров: полковник Ш.А. Кочуров (незадолго до начала первой мировой войны уволен в отставку с чином генерал-майора), подъесаул Шаймардан Кочуров, сотники Шахмурат, Султан и Сагивалей Кочуровы.

В середине 40-х годов приказом военного губернатора и установлениями Св. Синода православной церкви ограничивалось продвижение по службе лиц, приверженных к расколу, и калмыков, исповедовавших языческую религию 1. Но эти факты были крайне редки. Вне зависимости от национальности и вероисповедания офицеры войска в XIX веке обычно не поднимались выше чина есаула, и одной из особенностей казачьих офицеров было резкое несоответствие между обер-офицерскими чинами и возрастом.

В казачестве, являвшемся военно-служилым сословием, наиболее отчетливо, чем где-либо сложились устойчивые патриотические традиции. Вся жизнь казака с малых лет была ориентирована на подготовку к будущей воинской службе и защите Отечества. Обычными занятиями поселковой детворы были игры в «казаков-разбойников» и «войну», стрельба из самодельных луков, езда на лошадях. К 7—8 годам любой ребенок в станице в совершенстве осваивал технику верховой езды, а к 10—12 годам проводил почти все лето при лошадях в «ночном». Полувоенная атмосфера царила и в поселковых казачьих школах. Наряду с изучением Закона Божьего, арифметики, правописанием и чтением казачата под присмотром специальных инструкторов из отставных урядников учились владению шашкой и пикой, занимались строевыми занятиями и гимнастикой. В казачьей школе деревянная шашка была такой же необходимой принадлежностью ученического арсенала, как ручка и тетрадь. С конца 80-х годов в поселковых школах была введена единообразная школьная форма — черные брюки со светло-синими лампасами и серая гимнастерка с кожаным ремнем. В начале XX века эта форма была дополнена фуражкой с кокардой и погонами по образцу войсковых, но без букв и цифр.

Администрация войска строго следила за постановкой обучения в казачьих школах. Ежегодно все поселковые и станичные учебные заведения лично осматривали станичные начальники и окружные штаб-офицеры, а позднее — атаманы отделов. В случае обнаружения серьезных недостатков издавались специальные приказы по войску, а на виновных накладывались строгие взыскания. Так, в 1857 году Наказной атаман Оренбургского казачьего войска генерал-майор И.В. Падуров, побывав во всех без исключения школах, отмечал в приказе, что в Варненском поселке школьная подготовка находится на должном уровне, а ученики показали при проверке удовлетворительные знания, за что поселковый начальник сотник Качуров получил благодарность, а учитель школы урядник Велин прибавку к жалованию на 3 рубля серебром в год больше. 1 Благодаря такому отношению к школьному образованию в Оренбургском войске среди детей школьного возраста грамотность была выше, чем в других — 70,8% (в Донском — 66,9%, Сибирском — 68,8%, Кубанском — 50,6%, Уральском — 47,7%, Забайкальском — 25,7%). С 16 лет все казаки зачислялись в «малолетки» и уже в полном объеме готовились к предстоящей службе, а также назначались к выполнению отдельных обязанностей, наряжались для отправления подводной гоньбы, в караулы к общественному сеновалу и хлебным магазинам. Особое внимание при подготовке к выходу «на действительную» уделялось конной подготовке.

Требования к строевому коню предъявлялись отборочной комиссией очень строгие — рост его должен быть не менее 2 аршин, здоровое телосложение без изъянов, перечень которых включал более 30 пунктов. Рабочие лошади, если их пытались выдать за строевых, сразу же браковались. Если казак за неимением рабочих лошадей или волов использовал строевую лошадь для каких-либо работ или впрягал ее в телегу или бричку, то за это подвергался строжайшему наказанию (до конца XIX века и телесному), после чего его заставляли покупать нового строевого коня. Строевой конь вместе с обмундированием и оружием должен был содержаться казаками в полной готовности к выходу на службу в течение всего времени нахождения в строевом разряде.

Строевой конь для казаков был не просто верховым животным, а скорее боевым товарищем, с которым ему приходилось преодолевать все невзгоды воинской службы. Не случайно, что одним из элементов обряда прощания уходящего на службу казака была сцена его публичного разговора с конем у крыльца родительского дома. Попрощавшись с родными и близкими, уходящий на воинскую службу или в поход молодой казак, обращаясь к коню, просил: «Брат ты мой боевой, не выдай меня в трудную минуту, принеси домой». Казаки по этому поводу обычно говорили: «Конь подо мной, как Бог надо мной».

Верхом позора для молодого казака считалось падение с коня во время джигитовки или выполнения конных упражнений. В таких случаях над незадачливым парнем долго подсмеивались, награждая его едкими насмешками и прозвищами типа «баба»

или «казак в юбке».

Военная администрация войска обращала неослабное внимание на состояние взаимоотношений между казаками даже во время их нахождения на льготе, всячески поддерживала воинскую дисциплину и, особенно, авторитет стариков и награжденных Знаком военного ордена и медалями. Казаки, находившиеся на внутренней службе или по домам на льготе, обязаны появляться в общественных местах и в праздники в форменной одежде, а при встрече приветствовать друг друга по воинскому уставу, причем молодой должен был приветствовать старика или награжденного, как тогда говорили, господина кавалера, первым. Вообще для казаков культ стариков был характерным явлением, и по реорганизации системы местного управления в каждом станичном юрте вводились выборные должности станичных и почетных станичных судей, которые замещались исключительно опытными и авторитетными казаками и урядниками. Их слово при разборе разного рода внутрипоселковых конфликтов было решающим и не подлежало обсуждению.

Совершенно иными, чем в армии, были взаимоотношения между нижними чинами (казак, приказный, младший и старший урядники, вахмистр) и офицерами. Казаки и офицеры всех без исключения станиц, как правило, служили также в одном полку, а по выходе на льготу вели один и тот же образ жизни, и их паевые наделы зачастую размещались по соседству. Общность бытового, уклада и экономического положения (годовое содержание казачьего сотника в 60-е годы составляло всего 88 руб. 80 коп.

серебром,, т.е. 7,4 рубля в месяц 3 ) накладывала своеобразный отпечаток на их взаимоотношения. Но вместе с тем, через условную черту, разделявшую их, казак и офицеры не преступали.

Характер службы, а также принципы комплектования частей с самого начала устраняли самую возможность проявления свойственных остальным формированиям русской армии негативных явлений во взаимоотношениях между нижними чинами. Таких случаев, как издевательства старослужащих над молодыми, притеснения, в казачьих полках не было.Не было в казачьих частях и громадной пропасти, разделявшей армейских офицеров и их подчиненных со всеми вытекающими из этого последствиями.

Это обусловливалось, с одной стороны, тем, что казак с детства воспитывался в дисциплине и уважении к будущей службе, которая в его представлении являлась не тяжелой повинностью, а почетной обязанностью, тем более окутанной романтикой воинских подвигов, навеянной рассказами стариков. С другой стороны, казачьи офицеры, вышедшие из низов, в своей массе имели те же обязанности, что и рядовые казаки. Вместе с ними офицеры строевых полков делили трудности походной жизни и довольствовались из одного котла. С детства они приучались к коллективизму и взаимовыручке. Поэтому казачество и не знало таких позорных явлений, как дезертирство или малодушие в бою. Если кто-то бросал своего товарища в беде, то об этом неминуемо становилось известно во всей казачьей общине и пятном позора ложилось на всю семью и род. За особо тяжкие проступки казака по требованию жителей поселка могли лишить казачьего звания, выселить за пределы территории или отдать в солдаты.

Казачьи традиции и обычаи складывались в течение длительного времени и в той или иной форме неосознанно проявляются в поведении потомков казаков и по сей день. Свадьбы и торжества, связанные с рождением в семье первого ребенка, у варненцев проходили с учетом национальных особенностей, впрочем, как и погребальные обряды, совершавшиеся по религиозным и традиционным канонам. Церковные православные и мусульманские праздники по времени не всегда совпадали между собой и с уважением воспринимались обеими общинами, будь то пасха или.ураза. Остальные же, имевшие под собой общую основу — празднование завершения сева, сбора урожая, войсковые торжества — отмечались казаками совместно.

Особенно много народа собиралось в поселке на проводах зимы, проходивших обычно в конце христианской масленицы и воспринимавшейся не как религиозный, а скорее как традиционный казачий праздник. Обычно он проходил следующим образом. Рано утром на поселковую площадь перед правлением собиралось большое количество одетых по форме казаков с женами и детьми. Празднование начиналось со скачек, в которых участвовали все желающие жители Варны на своих строевых лошадях. Дистанция для конных состязаний размечалась заранее по улицам поселка, и ее протяженность составляла 2—3 версты.

Принимавшие участие в скачках казаки, преимущественно молодые, выстраивались в ряд и по команде распорядителя праздника — офицера или урядника, с места в карьер бросали лошадей. К состязанию его участники начинали готовиться загодя, откармливая и холя лошадей, так как победа на скачках, помимо морального удовлетворения и титула лучшего наездника, приносила и ценный приз — обычно комплект конского снаряжения, стоивший в начале века около 45 рублей серебром, или полное форменное обмундирование, также обходившееся казакам по тем временам недешево. Поэтому борьба за лидерство разгоралась на скачках нешуточная — победителями признавались только двое первых, пришедших к финишу, а остальным в качестве награды доставались лишь приветственные крики собравшихся на площади друзей и болельщиков да едкие замечания стариков.

После завершения конных состязаний молодежь строевого разряда и казаки показывали свое уменье владением холодным и огнестрельным оружием. На площади параллельно устраивалось 2—3 дорожки с разнообразными препятствиями и барьерами и несколькими соломенными чучелами в конце. Казаки, стартовав одновременно по одному всаднику по каждой такой дорожке, должны были пройти все препятствия и на полном скаку пикой поразить чучело. Затем, развернувшись, вновь проходили дистанцию и рубили шашками лозу, размещавшуюся по обеим сторонам дорожки. На все упражнение отпускалось не более 3 минут и победителем становился тот, кто, первым придя к финишу, срубит больше лозы и поразит чучело пикой «насмерть».

Это соревнование признавалось одним из наиболее сложных и было под силу только опытным казакам, прошедшим службу в полках первой очереди. Молодые казаки, выступавшие на необученных и не привыкших к шуму лошадях, запросто могли вылететь из седла, когда их кони внезапно взвивались перед барьером в свечку, испугавшись выстрелов пушки или криков зрителей. Победа в рубке лозы, помимо приза, выдвигала казака в число реальных претендентов на повышение в чине, особенно, если на соревнованиях присутствовали офицеры из управления отделом, либо сам Атаман, по чину полковник или генерал-майор.

После поселковых соревнований в ловкости и умении владеть оружием аналогичные устраивались в станице и в отделе, за победу на которых казаки получали в награду холодное оружие либо полный комплект обмундирования. Длительное время лучшим наездником 2-го военного отдела Оренбургского казачьего войска считался казак Варненского поселка Дмитрий Самтанов.

Вот что писал в казачьей газете очевидец соревнований 1899 года:

«Вихрем несясь через сложные препятствия, которые обычно взять нелегко, он (Самтанов) почти невидимыми ударами клинка срезал верхушки лозы, не пропустив ни одной. Бросив шашку в ножны, наездник ударом пики в самый центр чучела сорвал его с места и протащил под восторженные крики собравшихся за собой несколько саженей. Лихой наездник уже гибко спрыгнул с разгоряченного коня, когда основная масса4соревнующихся еще только подходила к середине дистанции... Дважды видевший казака в выполнении этого упражнения Атаман 2-го военного отдела полковник В.А. Толмачев вручил варненцу украшенный серебром кавказский клинок с выгравированной на лезвии надписью «За ловкость и умение владеть. Казаку Великопетровской станицы Д. Самтанову. Атаман 2 отдела. 26.04.1899 гг. Верхнеуральск». Неоднократно отличались в ходе станичных состязаний казаки поселка Федор Сушков, Нигмат Рахмеев, Фейзула Юсупов, которых Наказной атаман войска генерал-майор В.Е.

Ершов во время войскового праздника в Оренбурге наградил за продемонстрированную ловкость и мастерство в джигитовке редчайшей по тем временам наградой — серебряными часами с цепочками и брелоками.

Стрелковые соревнования, или, как именовали их казаки — «цельная стрельба», проводились на льду речки. Мишени устанавливались у крутого берега с тем, чтобы пули не давали рикошета в сторону собиравшихся зрителей. Обычно устанавливалось несколько мишеней и казаки из отпущенных им трех патронов должны были поразить «всадника», «солдата» и «яблоко». Стрельба велась из казенных винтовок системы Бердана № 2, выдававшихся из станичного запаса и патронами из поселкового магазина. До введения казнозарядных винтовок казаки обычно стреляли из ружей образца 1860 года, заряжавшихся с дула. Из-за высокой стоимости свинца стрельба в большинстве случаев велась глиняными пулями, что вело к быстрому износу стволов. В 1866 году стрельба глиняными пулями была запрещена, а станичное правление стало отпускать порох и пули из войсковых запасов.

С большой охотой казаки участвовали в джигитовке — каждому было лестно показать свое мастерство и ловкость при большом стечении народа и особенно перед девушками. Джигитовка начиналась с простых упражнений — соскакиванием с коня на ходу, скачек спиной к движению лошади, на ногах, затем следовали «ножницы» и другие более сложные номера. Завершались состязания групповыми гимнастическими упражнениями, выполнявшимися казаками на несшихся галопом лошадях. Двое конных казаков клали себе на плечи перекладину, а третий крутил «солнце», подтягивался или делал «выход силой». Немногим удавался заимствованный у горцев номер — пролезание на полном скаку под брюхом лошади с одновременной рубкой лозы у финиша. Помимо физической силы и ловкости, необходимо было очень точно рассчитывать все манипуляции с тем, чтобы успеть выхватить шашку и срубить лозу на строго определенной высоте. Завершалась конная часть состязаний доставанием с зем-, ли на полном ходу платков с завязанными в них монетами. Но, пожалуй, наиболее любимым зрелищем и развлечением казаков было взятие «снежной крепости», собиравшим наибольшее количество зрителей и участников. Посмотреть на это увлекательное театральное зрелище приезжали жители из других поселков. Собиралось все население от мала до велика. На поселковой площади загодя устраивалась снежная крепость из снега в форме небольшого городка. Участие в его строительстве принимали все жители за несколько дней до начала праздника, проявляя максимум изобретательности для того, чтобы сделать ее как можно более неприступной. Стены крепости возводились в рост-человека, поливались водой, устраивались бойницы и зубчатые башни по углам. Внутри стен устраивалась также из снега круглая в основании башня высотой 5—6 метров с гладкими, политыми водой боками. На верхней площадке устанавливался флаг синего цвета с надписью «Снежная крепость Варненского поселка» и датой ее строительства. Флаг охранял «паша» в чалме и пестром халате. Гарнизон крепости составляли несколько десятков парней и девчат, имевших на вооружении громадные комья снега, снежки, палки, трещотки и свистки.

Для нападения на крепость формировалось 2—3 отряда конных казаков, соперничавших между собой. Их задача заключалась в том, чтобы, ворвавшись в крепость, захватить флаг. Какой партии удастся это сделать, та и признавалась победившей. Если же гарнизон отстаивал флаг, то награда, зачастую в виде конфет, пряников и других сладостей, доставалась ему.

Взять флаг оказывалось весьма сложным предприятием. Наступление на крепость начиналось по команде распорядителя праздника. Конные группы казаков с двух-трех сторон одновременно бросались к стенам крепости, пытаясь любым путем перебраться через них. Им навстречу летели комья снега, снежки, трещали колотушки и велась стрельба из ружей холостыми зарядами. Оглушенные небывалым грохотом и воем,"лошади шарахались в стороны, седоки вылетали из седел, сбитые меткими бросками снежных глыб. На площади стоял такой гвалт, что с большим трудом можно было расслышать команды «офицеров». Каждое удачное попадание защитников крепости сопровождалось шутками и хохотом зрителей, советами незадачливым казакам впредь сидеть дома на печи, а не ходить на «войну».

После нескольких попыток одной из партий все же удавалось пробиться внутрь городка и начиналась наиболее ответственная часть штурма. Устроители крепости придумывали различные ловушки и препоны — то устраивали замаскированную яму, куда с головой проваливался первый, кто подбегал к башне, либо мазали дегтем часть стены, столов, словом, простор для фантазии и изобретательности ничем не ограничивался. Карабкаясь 5 Зак. вверх по ледяным стенам, казаки срывались с отвесных стен, толкались и мешали друг другу, а «паша» валил им на головы глыбы снега и громко, на всю площадь, комментировал успехи и все происходящее.

В конце концов, кому-то из штурмующих все же удавалось взобраться на вершину башни, «паша» летел вниз головой так, что развевались полы пестрого халата, а удалец, затолкав флаг за пазуху, спрыгивал вниз и под охраной своей партии пробивался к лошадям, а оттуда — к распорядителю праздника. Передав ему флаг, он получал заслуженную награду — шинель, фуражку или ремень в качестве приза. Но случалось и так, что, взяв флаг, партия не доносила его до финиша, по дороге трофей отбивали другие, навалившись гурьбой, и тогда приз доставался им. Помимо главного приза, который получал самый ловкий казак, все остальные чины команды также награждались подарками, закупленными поселковым правлением.

Обычно рядом с большой крепостью устраивалась и малая, предназначавшаяся для штурма казачатами. После ее взятия праздник заканчивался, происходила церемония награждения отличившихся и атаман поселка, поблагодарив удальцов-казаков за продемонстрированную силу, ловкость и умение, распускал всех по домам. С площади казаки и ученики, принимавшие участие в штурме малой крепости, расходились строем по своим концам с песнями и веселым гвалтом, продолжая гулянье по домам и катаясь на санках по улицам поселка. Вечером на льду речки собиралась вся. молодежь, разжигались яркие костры, казаки пели песни и частушки, устраивали различные игры. Многие приходили «под хмельком», но пьяных не было — за появление в общественном месте в нетрезвом виде полагалось довольно суровое наказание. По решению станичных судей за этот проступок могли хорошенько взгреть плетьми без каких-либо скидок на возраст или заслуги. Поэтому молодежь предпочитала не испытывать судьбу и строго придерживалась общепринятых правил. Особенно веселилась ребятня — в этот день им разрешалось находиться на улице до 9 часов, тогда как в обычные дни — только до 6 часов. Если же казачата находились на улице дольше, чем положено, то поселковое правление имело право наложить на их родителей взыскание, а им самим снижалась оценка по поведению.

Аналогичные праздники проводились в самой станице Великопетровской, куда из поселка обычно направлялась целая делегация участников и болельщиков. Такой санный поезд и группы верховых, растянувшись на несколько верст (обычно собиралось 3—4 поселка вместе), с песнями и гармошками неслись по белоснежной равнине к месту сбора. Шумно.отпраздновав свою победу или победу соседей, казаки через 2—3 дня возвращались назад по домам.

С большим подъемом отмечался и войсковой праздник Оренбургского казачьего войска — день Св. Георгия Победоносца, покровителя казаков и кавалерии. В его честь ежегодно 23 апреля в станицах и поселках служились молебны и устраивались конные состязания и джигитовка. Особым вниманием окружались казаки, награжденные Георгиевскими крестами и медалями. Начиная с 1862 года, генерал-губернатор А.П. Безак ввел войсковые конные скачки, проходившие в станице Усть-Уйской. На них съезжались казаки со всех отделов и станиц войска. Подготовка к скачкам начиналась не менее чем за полгода до их начала.

Казаки, особенно зажиточные, приобретали лошадей лучших пород, но предпочтение комиссия все же отдавала лошадям местной породы, всячески поощряя развитие коневодства в войске. Местная порода была лучше адаптирована к климатическим условиям Южного Урала и более вынослива, нежели красавцы ахалтекинцы и дончаки. Главным призом соревнований обычно был породистый жеребец — заветная мечта каждого казака.

Выиграть такой приз было равно что найти клад — плата за пользование жеребцом, покрывавшим кобыл многих юртов, позволяла его хозяину весьма безбедно жить весь год. В качестве 2-го и 3-го приза Войсковой штаб выделял оружие и другие ценные подарки.

В 1893 году группа казаков Великопетровской станицы, принимавшая участие в войсковых скачках, забрала все, кроме первого, призы. Урядник Полтавской станицы Яков Звездин и казак Варненского поселка Мансур Давлетшин были награждены призовыми шашками и кинжалами за отличное владение верховой ездой и ловкостью. На клинках врученного им оружия были сделаны соответствующие надписи.

Помимо войсковых праздников, тезоименитств императоров и других официальных дат, казаки поселка отмечали и полковые праздники, в ходе которых также устраивались военно-спортивныё состязания и гуляния. В частности, жители поселка, преимущественно служившие во 2-м и 5-м казачьих полках, отмечали полковые праздники 30 августа и 9 мая.

Традиции войскового сословия закреплялись не только в быту и праздниках, но и в названиях населенных пунктов Оренбургского казачьего войска. Называя новые поселения именами прославленных людей или в честь памятных дат, администрация края и высшее военное руководство стремились прививать казакам лучшие воинские традиции и постоянно поддерживать патриотические чувства, всегда отличавшие российскую армию от других. Если посмотреть на названия казачьих поселков и станиц под этим углом зрения, то видно — подавляющее большинство населенных пунктов Оренбургского казачьего войска получило их в ознаменование побед русской армии в войнах XVIII—XIX веков. Таким являются Бородиновский поселок, названный в память Бородиновского сражения под Москвой (7 сентября 1812 года); Лейпцигский, увековечивший участие казаков 3-го Оренбургского казачьего полка в «битве народов»

у немецкого города Лейпциг (6—19 октября 1823 года); Тарутинский (сражение русской и французской армий у деревни Тарутино, 18 октября 1812 года); Полтавский, названный в честь первой победы регулярной русской армии в войне со Швецией; Кулевчинский, закрепивший память о разгроме мая 1829 года турецкой армии под крепостью Кулевча, и другие. В том числе и бывший номерной поселок, а позднее Варненский, получил свое название в память о взятии турецкой крепости Варна в войне 1828—1829 годов. Многие высшие воинские чины Оренбургской губернии и казачьего войска в эту войну принимали активное участие во многих сражениях, а когда встал вопрос, какие названия давать новым поселениям, то они однозначно высказались в пользу ныне существующих, отдавая дань памяти погибшим русским солдатам и офицерам.

В частности, взятием крепости Варна в период русско-турецкой войны 1828—1829 годов руководил будущий Оренбургский военный губернатор граф П.П. Сухтелен. Командуя небольшим отрядом, состоявшим из 4-х батальонов пехоты, 12-и эскадронов бугских улан, сотни казаков, имея всего 12 орудий, он сумел разбить противостоявший ему отряд турецких янычар и заставил гарнизон хорошо укрепленной крепости сдаться на милость победителя. 5 Это событие произошло 28—29 сентября 1828 года. В боях под турецкой (ныне территория Болгарии) Варной неоднократно отличались казаки 9-го Оренбургского казачьего полка, которым командовал есаул И.В. Падуров.

Многие чины этого полка получили знаки воинской доблести — ордена и медали, а полк — особое наградное звание. Перед началом первой мировой войны 9-й полк получил почетное наименование Оренбургский казачий атамана Подурова полк.

Имя генерала Подурова носил и один из поселков 3-го военного отдела войска.

Помимо присвоения поселкам названий в память побед, в Оренбургском казачьем войске существовала и другая традиция — многие поселения назывались фамилиями высших чиновников Оренбургского края и войска, оставивших о себе наиболее глубокую память у жителей. Так, основанный в 1857 году на речке Караталы-Аят казачий отряд получил название в честь много сделавшего для облегчения положения казаков генерала А.А. Катенина — Катенинский. 11 мая 1862 года в составе Великопетровского станичного юрта появился еще один населенный пункт — отряд Толстой, названный в честь Наказного Атамана генерал-майора графа И.А. Толстого. Позднее был основан и Маслаковецкий поселок, названный так в память Оренбургского губернатора и Наказного атамана войска генерал-лейтенанта Генерального штаба Н.А. Маслаковца, служившего в крае с 1884 по 1891 год. Всего в войске таких поселков и станиц было более 15. Правда, сегодня большинство названий этих поселков не персонифицируется с реальными личностями, в чью честь они в свое время были названы. Так, к примеру, некто В. Похлебкин, опубликовавший в середине 70-х годов статью «Военная история России на карте одной из области», пытаясь, в частности, проследить происхождение названия Толстинского поселка (правильнее было бы называть Толстовского), всерьез утверждал, что он был назван в память сражения между французской и австрийской (?!) армиями, состоявшегося 3 мая 1825 года в Италии. «Поселок, называвшийся вначале Толентино,— писал В. Похлебкин,— впоследствии стал Толентинским, а ныне превратился в Толстинский».6 Наукообразно, но, к сожалению, далеко от истины.

К области казачьих традиций относились и выборы лиц по общественному управлению общинами. По положению года органами местного управления являлись станичные и поселковые правления в составе атамана, его помощника, казначея и 2—4-х доверенных от казаков, станичный суд, а также Сбор (собрание выборных от населения лиц). В поселениях, где имелось менее 30 дворов, в Сборе участвовали все казаки-домохозяева, а в поселках с числом хозяйств от 30 до 300 в состав Сбора сроком на один год избирались по одному выборному от каждых 10 дворов. Поселковый Сбор решал все дела, связанные с наиболее важными вопросами общественной жизни, в том числе контролировал должностных лиц, определял размер их жалования, выдвигал кандидатов на должности атамана, казначея и помощника атамана.

В хуторах, если они насчитывали менее 60 дворов, самостоятельного управления не создавалось и они входили в состав близлежащего или от которого они в свое время отпочковались поселка. Так, к примеру, 1-й, 2-й Кочуровские и Усмановские хутора считались частью Варненского поселка и избирали в состав его правления и на поселковый Сбор доверенных лиц по той же норме, что и остальные казаки.

К категории выборных относились и своеобразные общественные должности огневщика (пожарного смотрителя — прим.

ред.), хожалого (рассыльного при поселковом правлении), квартальных. Первоначально все они замещались казаками, переведенными во внутреннюю службу, и не оплачивались из поселковых сумм. Впоследствии, с упразднением срока внутренней службы, обязанности выборных стали исполнять отставные казаки или находившиеся на льготе 3-й очереди урядники за чисто символическую плату. Кандидатуры на замещение этих должностей выдвигались самими жителями и утверждались поселковым Сбором.

Особенно большой вес в поселке имели квартальные, выбиравшиеся из числа наиболее авторитетных домохозяев, преимущественно урядников и вахмистров. В обязанности квартальных входил контроль за чистотой на улицах (в квартирах) и в усадьбах, оповещение жителей подведомственной им части поселка о времени станичных и поселковых Сборов и выносимых на них вопросах, сбор платежей, наблюдение за времяпрепровождением казачат и их поведением в общественных местах и на улице. За невыполнение указаний квартального поселковое правление имело право налагать на домохозяев денежные штрафы в размере до 5 рублей или применять иные меры воздействия. Институт квартальных оказался настолько важным и необходимым, что в Варненском поселке он просуществовал до начала 60-х годов, намного пережив саму казачью станицу.

По выборам замещались и поселковые табунщики, смотревшие за принадлежавшим жителям Варны скотом и конскими табунами, в которых содержались под специальным присмотром строевые лошади, станичные судьи и почетные судьи.

У жителей Варненского поселка, как и в других станицах Оренбургского войска, широкое хождение имели разного рода легенды, предания и поверия, в достоверность которых верили все без исключения жители войскового сословия. Это были поверия о закопанных кладах, открывающих свое местонахождение во время цветения папоротника, о силе заговоренной земли, которую казаки носили в особой лядунке на груди, предания о заколдованном коне, появляющемся перед казаками и спасавшим их в самые тяжелые минуты, когда гибель казалась уже неминуемой. Немало легенд и поверий существовало и вокруг находившегося у поселка памятника средневековой архитектуры — мавзолея Кесене.

Среди тюркоязычного населения прилегающих районов бытовало поверие о том, что раз в году, в период весеннего полнолуния больные, принесшие особое подношение и сотворившие молитву в одиночестве у мавзолея, излечивались от многих тяжких недугов — проказы, порчи, бесплодия. Поэтому с момента заселения поселка казаки татары взяли мавзолей под свое особое покровительство, тщательно следили за его сохранностью и первое время изредка служили в нем намазы. Но в отличие от кочевавших по степи казахских родов и башкир, считавших за особую честь хоронить в его пределах своих покойников, жители Варненского поселка устроили свое отдельное кладбище невдалеке от поселения.

Несмотря на превратности времени и сложность пройденного пути, варненцы сумели сохранить все самое лучшее, что было свойственно казачеству — интернационализм на деле, а не на лозунгах, горячую любовь к своей Родине — небольшой уральской Варне. Ярко эти чувства выразили С. Гусельников и Р.

Юсупов в «Песне о Варне», в которой есть такие слова:

Так писал поэт Дмитрий Смагин об одном из уникальных памятников архитектуры Южного Урала, находящемся невдалеке от бывшей казачьей станицы Варненской. Заканчивая стихотворение, он восклицал:

Необычное для южноуральских степей сооружение — мавзолей Кесене и история его происхождения волновали не одно поколение уральцев, в том числе и варненцев. Жители поселка с детских лет слышали красивую легенду о дочери грозного властителя востока Тимура — Тамерлана и ее трагической любви к простому воину Менгирею. В различных вариантах этой легенды по-разному раскрывалась суть произошедшей на берегу степного озера трагедии. По одному варианту, дочь Тамерлана, сбежавшая от своего отца с простым воином из его отряда, была разорвана дикими зверями (тигром, вепрем), по другим — покончила с собой, увидев гибель своего возлюбленного, схваченного посланной по их следам погоней и убитого по приказу отца. На месте гибели единственной дочери хан, как это утверждается в легенде, приказал выстроить величественный памятник — «Башню Тамерлана», где и была погребена Кесене. По легенде кирпич изготавливался в районе города Троицка и передавался по цепочке воинами до места строительства мавзолея.

Однако достоверность легенды в 60—80-е годы нынешнего века была подвергнута серьезному сомнению, и исследователям удалось убедительно доказать ее несоответствие подлинным причинам возведения этого необычного для степи сооружения. Еще в 60-е годы известный археолог К.В. Сальников показал, что отрядов Тамерлана в этих местах никогда не было. Преследуя своего соперника — хана Тохтамыша, он прошел со своими войсками намного южнее описываемой местности. Но еще больше сомнения в достоверности по-восточному цветистая легенда вызывает при ее более детальном анализе и сопоставлении событий с реальной историей южноуральского края.

Первое зафиксированное известие о существовании этого памятника содержалось в классической работе южноуральского историка, первого члена-корреспондента Российской Академии Наук П.И. Рычкова «Топография Оренбургской губернии», написанной им в 1762 году. Описывая сооружение из обожженного кирпича, находившееся в районе Троицкой крепости, П.И. Рычков отмечал, что «такая же палата и в Киргиз-Кайсацкой степи находится, около вершины речки Тогузак, от Троицка верстах в 50. О ней объявляют, что она только без верху, а впрочем никакого повреждения не имеет». 1 Дотошный исследователь, Рычков обычно не ограничивался констатацией фактов, а стремился дать объяснение- сообщаемым им сведениям, скрупулезно разбирая происхождение топонимов и приводимых на страницах своих исследований легенд. В интересующем же нас случае П.И.