WWW.DISS.SELUK.RU

БЕСПЛАТНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА
(Авторефераты, диссертации, методички, учебные программы, монографии)

 

Pages:     || 2 | 3 |

«Научная рациональность и философский разум Прогресс-Традиция Москва УДК 1/14 ББК87.3 Г 14 Издание, осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) проект № 02-0316041 Рекомендовано ...»

-- [ Страница 1 ] --

П.П. Гайденко

Научная

рациональность

и философский

разум

Прогресс-Традиция

Москва

УДК 1/14

ББК87.3

Г 14

Издание, осуществлено при финансовой поддержке

Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ)

проект № 02-0316041

Рекомендовано к печати

Институтом Философии РАН

Гаиденко П.П.

Г 14 Научная рациональность и философский разум. — М.:

Прогресс-Традиция, 2003. — 528 с.

ISBN 5-89826-142-7 Тема научной рациональности стала одной из ключевых не только в современной философии науки, но и в философии культуры и в социальной философии. В книге П.П. Гаиденко рассмотрен процесс рождения науки Нового времени, просле­ жены те факторы — религиозные, общекультурные, социаль­ ные, — которые содействовали формированию принципов на­ учной рациональности. Автор проводит сравнительный ана­ лиз античного и новоевропейского типов рациональности, обсуждает попытки ряда мыслителей XX в. преодолеть зау­ женные представления о рациональности и найти выход из кризисов, порожденных индустриально-технической циви­ лизацией.

Издание рассчитано на широкий круг читателей, интере­ сующихся проблемами философии, науки и культуры.

ББК87. В оформлении книги использована миниатюра С. Тремозена «Сияние солнца» (XV в.), изображающая алембик — алхимический прибор для дистилляции. Три птицы внутри него означают тело, ду­ шу и дух человека. Британский Музей, Лондон.

© П.П. Гаиденко, © А.Б. Орешина, оформление, ISBN 5-89826-142-7 © Издательство «Прогресс-Традиция»,

СОДЕРЖАНИЕ

Введение. Проблема рациональности на пороге третьего тысячелетия Раздел I. Формирование античной науки в лоне философии Глава I. У истоков античной математики Глава И. Онтологический горизонт натурфилософии Аристотеля 1. Аристотель и античная традиция трактовки бытия 2. Бытие, сущность и категории 3. Закон противоречия 4. Сущность и суть бытия (чтойностъ).

Проблема определения 5. Материя и форма.

Возможность и действительность 6. Виды сущностей. Вечный двигатель 7. Сущее (бытие) как таковое Глава III. Натурфилософия Аристотеля 1. Проблема непрерывности и аристотелевское решение зеноновых «парадоксов бесконечности» 2. Понятие бесконечного у Аристотеля 3. Понятие «места»

и проблема пространства 4. Понятие времени.

Время как число движения 5. Соотношение математики и физики 6. Аристотель как биолог Раздел. II. Христианство и генезис Новоевропейского естествознания Глава I. Христианство и наука:

к истории понятия бесконечности Глава II. Пересмотр фундаментальных принципов античной науки 2.Догмате творении как предпосылка новоевропейского понимания природы 3. Догмат о творении и первородный грех 4. Возрожденческий антропоцентризм:

5. Изгнание целевой причины 7. Пантеистическая тенденция теологии 8. Реформация и генезис экспериментальноматематического естествознания Глава III. Николай Кузанский и формирование предпосылок философии и науки Нового времени Раздел III. Специфика новоевропейского Глава I. Физика Аристотеля и механика Галилея 2. Категория цели и понимание природы 3. Теория движения в Средние века.

4. Эксперимент и проблема материализации 5. Возрождение физики стоиков и пантеистическое понимание природы 6. Превращение природы в материю — Глава II. Природа и идеализованный объект /. Физика и математика:различие, предметов 2. Гоббс о критериях достоверности знания «Механическое» и математическое 4. Проблема объективной значимости Глава III. К истории принципа непрерывности 1. Принцип непрерывности 2. Пересмотр аристотелевского принципа непрерывности и понятие бесконечно 3. Попытки преодолеть парадоксы 4. Возвращение к античным традициям в математике и философии Глава IV. Обоснование геометрии Глава V. Монадология Лейбница 1. Понятие континуума у Лейбница 2. Материя как «хорошо обоснованный 3. Феноменалистское или реалистическое решение 6. Вещи в себе в «Критике практического Раздел IV. XX век: философское осмысление Глава I. Неокантианская концепция научного 1. Трансцендентальный синтез как условие возможности научного знания.

Понимание синтеза у Канта 2. Принципы логики отношений и логическое обоснование математики 4. Теория множеств и кризис оснований математики. Отношение неокантианцев 5. Неокантианская концепция развития науки.. Глава II. Принцип всеобщего опосредования 1. Онтологический способ обоснования научного знания в рационализме XVII-XVIII вв. и его разложение 2. Отказ от онтологического обоснования знания 3. Наука и ее история с точки зрения Глава III. Научная рациональность и философский 1. Философия как строгая наука.

Критика Гуссерлем натурализма 3. От созерцания сущностей 5. Теоретическая установка сознания — 7. Трансцендентальная феноменология 2. Макс Вебер между Иммануилом Кантом

ВВЕДЕНИЕ

Проблема рациональности на пороге третьего тысячелетия В последние десятилетия философы, социологи, науко­ веды все активнее обсуждают проблему рациональности;

в философии науки она стала одной из самых актуальных.

Как пишет немецкий философ В. Циммерли, «основная и ключевая проблема, вокруг которой движется континентально-европейская философия наших дней, — это те­ ма рациональности и ее границ» 1. Тема эта, впрочем, не менее живо обсуждается и вне континентальной Евро­ пы, в англо-американской литературе 2 ; ряд интересных работ посвящен ей и у нас 3.



Чем же вызван на рубеже веков такой глубокий интерес к проблеме рациональности? С самого начала надо ска­ зать, что вопрос о природе рациональности — не чисто те­ оретический, но прежде всего жизненно-практический во­ прос. Индустриальная цивилизация — это цивилизация рациональная, ключевую роль в ней играет наука, стиму­ лирующая развитие новых технологий. И актуальность проблемы рациональности вызвана возрастающим беспо­ койством о судьбе современной цивилизации в целом, не говоря уже о дальнейших перспективах развития на­ уки и техники. Кризисы, порожденные технотронной ци­ вилизацией, и прежде всего экологический, — вот что в конечном счете стоит за столь широким интересом к про­ блеме рациональности.

Не только сегодня, но и в первой половине XX века про­ блема рациональности была предметом рассмотрения многих философов: А. Бергсона, Э. Гуссерля, М. Вебера, М. Хайдеггера, К. Ясперса и др. Во многом именно эти мыслители определили тот угол зрения, под которым про­ блема рациональности обсуждается и сейчас.

Однако сегодчяш«ее обсуждение вопроса о рациональ­ ности имеет свою специфику: оно переместилось в сферу собственно философии науки, что не могло не внести но­ вых важных акцентов в характер и способы обсуждения этой проблемы. Ни в начале XX века, ни в 30-е — 40-е го­ ды критика научной рациональности не находила своих приверженцев среди тех, кто изучал методологию и логи­ ку научного исследования, искал основания достовернос­ ти научного знания и пытался предложить теоретические реконструкции развития науки. Наука выступала как об­ разец рациональности. Сегодня же, напротив, один из не­ мецких философов науки, Ганс Ленк, заявляет: «Вероят­ но, европейской ошибкой было установление слишком тесной связи рационального и рациональности с наукой европейского происхождения...» 4. Согласно Ленку, евро­ пейская наука не есть прототип рациональности как тако­ вой, рациональность и научность — не одно и то же.

Наиболее непримиримым критиком науки и вообще ра­ ционального подхода к миру оказался философ и историк науки П. Фейерабенд, объявивший сциентизм «рациона­ лизмом», а «нездоровый альянс науки и рационализ­ ма» — источником «империалистического шовинизма науки» 5. «Отделение государства от церкви, — пишет Фейерабенд, — должно быть дополнено отделением госу­ дарства от науки — этого наиболее современного, наибо­ лее агрессивного и наиболее догматического религиозного института. Такое отделение — наш единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны, но ко­ торого никогда не достигали» 6.

Каким образом в философии науки последнего периода могло сложиться столь критическое отношение — у неко­ торых к рациональности вообще, у большинства — к науч­ ной рациональности?

Пересмотр понятия рациональности в философии науки начался примерно с 60-х годов XX века, когда складывался так называемый постпозитивизм, представленный хорошо известными именами Т. Куна, И. Лакатоша, С. Тулмина, Дж. Агасси, М. Вартофского, уже упомянутого П. Фейерабенда и др. В отличие от неопозитивизма это направле­ ние стремилось создать историко-методологическую мо­ дель науки и предложило ряд вариантов такой модели.

Вот тут философии науки и пришлось столкнуться с про­ блемой исторического характера рациональности, обнаПроблема рациональности на пороге третьего тысячелетия ружившей ряд трудностей, справиться с которыми оказа­ лось непросто.

Для понимания всей значимости вопроса об историчнос­ ти разума бросим беглый взгляд на философскую предыс­ торию этого вопроса. Если в философии науки в узком смысле слова проблема историчности разума встала по-на­ стоящему лишь в последний период, то в более широкой философской традиции эта тема возникла в конце XVIII ве­ ка. До тех пор разум рассматривался как нечто внеисторическое, тождественное себе, как важнейшая характери­ стика человека как такового. Рационализм XVII — первой половины XVIII вв. исходил из убеждения, что разум мыс­ лит бытие и что в этом и состоит его подлинная сущность, гарантирующая объективность, необходимость научного знания. Согласно этому представлению, принципы рацио­ нального высказывания должны сохранять свое значение в любую эпоху, в любом культурно-историческом регионе.

Изменчивость и вариабильность — признак заблуждения, возникающего в силу субъективных привнесений («идо­ лов», или «призраков», как их назвал Ф. Бэкон), замутняющих чистоту истинного знания. Даже Кант, в конце XVIII века отвергнувший онтологическое обоснование зна­ ния и показавший, что не структура познаваемой субстан­ ции, а структура познающего субъекта определяет харак­ тер познания и предмет знания, тем не менее сохранил не­ зыблемым представление о внеисторическом характере разума.

И только в XIX веке этот тезис был поставлен под сомне­ ние, с одной стороны, французским позитивизмом (СенСимон, Конт: закон трех стадий познания и общественно­ го развития), а с другой — послекантовским немецким идеализмом. Немецкий идеализм, особенно в лице Гегеля, предложил рассматривать субъект познания историчес­ ки: внеисторическии трансцендентальный субъект Канта предстал как история развивающегося человечества. В ре­ зультате была снята жесткая прежде дихотомия научного и ненаучного, ложного и истинного знания; появилось по­ нятие относительно истинного, истинного для своего вре­ мени; истина, таким образом, приобрела новое для нее оп­ ределение, стала историчной. Правда, в учении Конта, так же как и Гегеля, релятивизация истины носила ограниВведение ченный характер: оба философа сходились в том, что в со­ временную им эпоху разум пришел к созданию истинной науки: у Контаэто — позитивные науки, у Гегеля — фило­ софия, которая в его лице обрела, наконец, постижение Абсолюта. Немецкий идеализм создал своеобразную но­ вую онтологию субъекта, вставшую на место онтологии субстанции, или, иначе говоря, онтологию истории вместо онтологии природы.

Во второй половине XIX века, а особенно на рубеже XIX-XX вв., принцип историзма разума продолжал раз­ виваться и углубляться: прежде всего в рамках марксист­ ского материализма, а затем — у неогегельянцев и в исто­ рической школе и параллельно — в неокантианстве и фи­ лософии жизни. Хотя теоретические позиции названных философских школ были разными, тем не менее общим у них был отказ от гегелевского убеждения в возможности достигнуть абсолютного знания и в признании историчес­ кой относительности всех форм человеческого разума.

Философская мысль первой трети XX века стремилась со­ здать историческую типологию знания, понятую как ти­ пология культур.

Тем не менее существовала область знания, в которой исторический подход к рациональности не был принят вплоть до начала XX века: такой областью было естество­ знание — и соответственно философия естествознания.

Первую брешь здесь пробила научная революция начала ве­ ка: возникновение неклассической физики, — высветив­ шая по-новому проблему рациональности в науке. Тем бо­ лее что сознание ученых и философов уже было подготовле­ но к переосмыслению этой проблемы целым рядом других событий: кризисом оснований математики, открытием факта множественности логических систем, учением пси­ хоанализа о подсознательном и его влиянии на сознание, пристальным интересом к неевропейским культурам и т. д.

Среди тех, кто пытался взглянуть на развитие самого ес­ тествознания в понятиях историзма, был, в частности, Р. Коллингвуд, настаивавший на культурно-историчес­ кой обусловленности самого разума. Тем не менее истори­ ческий подход к пониманию рациональности в науке не получил широкого распространения вплоть до конца 50-х — начала 60-х годов. Пристальное внимание историПроблема рациональности на пороге третьего тысячелетия ков и философов науки к научным революциям, меняю­ щим сами критерии рационального знания и в этом смыс­ ле напоминающим, согласно концепции Т. Куна, что-то вроде «переключения гештальта», привело к установле­ нию плюрализма исторически сменяющих друг друга форм рациональности. Вместо одного разума возникло много типов рациональности. Тем самым была поставле­ на под вопрос всеобщность и необходимость научного зна­ ния. Скептицизм и релятивизм, столь характерные для историцизма в философии, распространились теперь и на естествознание 8.

В результате одни философы, подобно Фейерабенду, склонны ограничивать и снижать роль и значение рацио­ нального начала как в науке, так и в человеческой жизне­ деятельности в целом. Другие, стремясь все-таки сохра­ нить известную инвариантность норм и правил разума, пытаются сделать это путем снятия отождествления раци­ ональности как таковой с научной рациональностью. Та­ кую позицию занял, например, немецкий философ науки К. Хюбнер. В отличие от теоретико-познавательного анар­ хизма Фейерабенда Хюбнер признает определенные пра­ вила и стандарты рациональности, которые, однако, не ог­ раничиваются наукой и — при всей их относительной устойчивости — обусловлены в конечном счете историчес­ кой традицией. В работе «Критика научного разума»

(1978) Хюбнер пытается доказать, что те формы сознания, которые обычно противопоставлялись науке как ирраци­ ональные — например, миф, — в действительности имеют свою рациональность, которая обусловлена специфичес­ ким, отличным от научного, понятием опыта 9. Рассмотре­ нию мифологического сознания и характерного для него типа рациональности Хюбнер посвятил специальную ра­ боту «Истина мифа» 1 0. Согласно точке зрения Хюбнера, научная рациональность имеет свою границу в историчес­ ки контингентных положениях веры.

Введя принцип историчности в качестве ключевого для анализа научного знания, его сменяющихся форм, филосо­ фия науки наших дней непосредственно вышла к тем про­ блемам, которые на протяжении последнего века были до­ меном гуманитарных наук, или, как их называл В. Дильтей, наук о духе. Обратим внимание на характерную логику развертывания идей: у истоков постпозитивизма стоит работа Куна «Структура научных революций», на­ писанная не без существенного влияния исторической герменевтики Р. Коллингвуда; и вот сегодня, на послед­ нем, заключительном, этапе развития постпозитивизма, другой философ науки, Циммерли, подытоживает: герме­ невтика — вот путь мышления для Европы 11. Именно гер­ меневтика, по мысли Циммерли, должна выступить в ка­ честве всеобщей науки — scientia universalis — и занять то место, которое некогда принадлежало метафизике. Толь­ ко на почве герменевтики, согласно Циммерли, возможно расширение сферы рациональности, перед необходимос­ тью которого стоит сегодня философия.

Казалось бы, можно только радоваться, если человечес­ кое знание обретет наконец единство, которого оно было лишено на протяжении длительного периода, с тех пор как оказались радикально разделенными естественные и гуманитарные науки. Возникает, однако, новый вопрос:

в силах ли герменевтика справиться с ролью «всеобщей науки», которая ей сегодня — с разных сторон — предла­ гается?

Изучение науки в системе культуры, анализ развития науки как элемента истории культуры — это, в сущности, и есть рассмотрение знания с точки зрения герменевтики.

Такое изучение дает неплохие результаты.

Однако, на мой взгляд, сегодня назрела необходимость сделать следующий шаг в анализе как оснований научно­ го знания, так и самой культуры. Об этой необходимости, видимо, свидетельствуют и обостренное внимание в наши дни к проблеме рациональности, и неудовлетворенность слишком уж далеко зашедшей релятивизацией и «плюра­ лизацией» «истин науки», и, наконец, недовольство не­ возможностью полностью объяснить, так сказать, «вывес­ ти» науку — и особенно ее предмет — природу, из культу­ ры, а значит, и невозможностью преодолеть дуализм этих двух сфер. И поэтому я еще раз повторю свой вопрос: мо­ жет ли герменевтика служить фундаментом всего челове­ ческого знания, в силах ли она стать новой онтологией?

Ответ на этот вопрос требует еще одного исторического экскурса, а именно — в эпоху становления эксперименталь­ но-математического естествознания — в XVII-XVIII вв., Проблема рациональности на пороге третьего тысячелетия когда, собственно, и формировалось то понимание рацио­ нальности, которое сохраняет во многом свое значение по сей день. Хорошо известно, что в тот период фундамен­ тальной наукой о природе стала механика, творцы кото­ рой изгнали из научного обихода понятие цели. «Весь род тех причин, которые обыкновенно устанавливают через указание цели, неприменим к физическим и естествен­ ным вещам», — писал Декарт 12. «Природа не действует по цели», — вторит Декарту Спиноза 13. То же самое мы чита­ ем у Ф. Бэкона: «Физика — это наука, исследующая дей­ ствующую причину и материю, метафизика — это наука о форме и конечной причине» 1 4. Как рационалисты, так и эмпирики этого периода разделяют общее убеждение в том, что задача естественных наук — устанавливать сис­ тему действующих, а не целевых причин. Однако не сле­ дует забывать о том, что в эпоху рождения механики целе­ вая причина не была элиминирована совсем, она сохрани­ лась как предмет метафизики, изучающей не движение тел, как механика, а природу духа и души. «Душа, — пи­ сал Лейбниц Кларку, — действует свободно, следуя прави­ лам целевых причин, тело же — механически, следуя за­ конам действующих причин» 1 5.

Тип рациональности, сложившийся в XVII века, невоз­ можно реконструировать, не принимая во внимание как естествознание, так и метафизику этого периода, ибо, лишь вместе взятые, они дают смысловой горизонт форми­ ровавшегося способа мышления. Из природы было полно­ стью устранено и отнесено к сфере духа то, что полагает предел механическому движению, не знающему предела, конца, цели, — это, собственно, и нашло свое выражение в законе инерции — фундаментальном принципе механи­ ки. И только в эпоху Просвещения, когда началась реши­ тельная критика метафизики со стороны таких ученых и философов, как Эйлер, Мопертюи, Кейл, Ламетри, Даламбер, Гольбах и др., была сделана попытка перевести всю систему человеческого знания на язык естественнона­ учных понятий, т. е. устранить понятие цели вообще, да­ же из человеческой деятельности. Отсюда, кстати, и росло стремление понять человека как полностью детерминиро­ ванного внешними обстоятельствами, средой, т. е. — во­ обще говоря — цепочкой действующих причин. На месте философии нравственности появилась «философия обсто­ ятельств» как проекция механики на науки о человеке 16.

В конце XVIII века мы видим и реакцию на такое пони­ мание рациональности: Кант увидел в механистическом подходе к человеку угрозу нравственности и свободе и по­ пытался спасти последнюю, разделив сферы теоретичес­ кого и практического применения разума, т. е. науку и нравственность. В науке понятию цели, по Канту, нет места, тогда как в мире свободы она есть первейшая из ка­ тегорий: человек как нравственное существо, полагающее начало новых причинных рядов, — это, по Канту, есть цель сама по себе.

С конца XVIII века, как видим, на место дуализма физи­ ки и метафизики встает дуализм науки и этики, мира при­ роды и мира свободы, перерастающий в XIX веке в уже хо­ рошо нам известный дуализм наук о природе и наук о культуре. В неокантианстве были противопоставлены друг другу мир сущего и мир должного — в первом царят законы необходимости, изучаемые наукой, второй кон­ ституируется с помощью ценностей, выступающих как цели человеческой деятельности. В историзме и выраста­ ющей из него философской герменевтике, развитие кото­ рой связано с работами В. Дильтея, а позднее — с феноме­ нологической школой, этот же дуализм выражается в про­ тивопоставлении метода объяснения в естествознании методу понимания в гуманитарных науках. Объяснение по-прежнему исключает понятие цели, принцип целесооб­ разности, тогда как понимание базируется как раз на этом принципе.

Сфера целесообразного в указанных философских течени­ ях перемещается к субъекту, к человеческой деятельности и ее объективациям — культуре, истории. На этой почве, в сущности, стоит и современная герменевтика, несмотря на стремление таких ее представителей, как Г.-Г. Гадамер, преодолеть этот застарелый дуализм. В рамках герменев­ тики мир природы лишен подлинной жизни, лишен целе­ сообразно-смыслового начала. Герменевтика превращает историзм в своего рода онтологию истории, в которой на место природы встают исторически сменяющиеся ее обра­ зы как проекции вовне определенных культурно-истори­ ческих «смыслов». Этот принципиальный культур-субъПроблема рациональности на пороге третьего тысячелетия ективизм герменевтики в определенной степени обуслов­ ливает тот релятивизм и скептицизм, от которого хотели бы освободиться наиболее значительные представители этого направления.

Вот почему, мне думается, герменевтика не в состоянии удовлетворительно решить проблему рациональности и не может взвалить на свои хрупкие плечи тяжелый груз — быть «всеобщей наукой».

Пока мы не освободимся от мысли, что смысл вносит в мир только человек (человеческое сообщество, человеческая культура), пока не вернем и природе ее онтологическое зна­ чение, каким она обладала до того, как технотронная циви­ лизация превратила ее в «сырье», мы не сможем справиться ни с проблемой рациональности, ни с экологическим и про­ чими кризисами. Ибо экологический кризис есть не только продукт индустриальной цивилизации в ее, так сказать, предметно-вещной форме — в виде машин, фабрик, заводов, электро- и атомных станций и т. д., — но и продукт особого, характерного для нового времени типа ментальное™, опре­ деляющего наше отношение к природе и понимание ее.

Природа, как бы ее ни толковали, выступала в Новое время — и вплоть до наших дней — как объект (система объектов), используемый человечеством в своих целях;

не только к неживой, но и к живой природе человек отно­ сился и относится не просто как хозяин и даже не просто как господин, но как преобразователь и насильник. Тезис о том, что человек приходит в мир для того, чтобы его из­ менить (а отнюдь не просто понять, объяснить, наконец, обжить), — выражает то отношение к миру и природе, ко­ торое все более становилось господствующим начиная с XVIII века. Сегодня, слава Богу, последствия такого мироотношения становятся очевидными даже для самых не­ поколебимых защитников идеи «овладения природой».

Но это не значит, что мы нашли уже путь к устранению са­ мого источника «заболевания», — мы пока только стара­ емся найти лекарство против «симптомов».

Одной из предпосылок этой нововременной ментальности было, как мы уже видели, элиминирование из природы «целевой причины», между тем как совершенно очевид­ но, что принцип целесообразности — это начало всего жи­ вого, а природа — это прежде всего жизнь

ТОБОЛЬСКОЙ

Тут может возникнуть вопрос: почему для обретения но­ вого взгляда на природу — и соответственно на человека, общество, историю — так важно обратиться к вопросу о рациональности? Так ли уж тесно связаны между собой эти проблемы? И если да, то в чем здесь связь?

Мне думается, что связь тут — самая глубокая и что под­ линное преодоление уже почти двухвекового дуализма природы и культуры требует философского переосмысле­ ния проблемы рациональности — не случайно же вокруг нее сегодня ломаются копья.

Интересный и перспективный путь к преодолению дуа­ лизма природы и культуры предложил академик B.C. Степин. Внимательно исследуя новые тенденции в развитии как науки, так и новейшей технологии, B.C. Степин выде­ ляет три типа научной рациональности — классический, неклассический и постнеклассический. «Классический тип научной рациональности, центрируя внимание на объекте, стремится при теоретическом объяснении и опи­ сании элиминировать все, что относится к субъекту, сред­ ствам и операциям его деятельности... Неклассический тип научной рациональности учитывает связи между знаниями об объекте и характером средств и операций де­ ятельности. Экспликация этих связей рассматривается в качестве условий объективно-истинного описания и объ­ яснения мира. Но связи между внутринаучными и соци­ альными ценностями и целями по-прежнему не являются предметом научной рефлексии... Постнеклассический тип научной рациональности расширяет поле рефлексии над деятельностью. Он учитывает соотнесенность получа­ емых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами. Причем эксплицируется связь внутринаучных целей с вне научными, социальными ценностями и це­ лями» 1 7.

Одной из характерных особенностей работ, посвящен­ ных сегодня проблеме рациональности, является тенден­ ция к перечислению основных значений этого понятия.

Уже упоминавшийся выше К. Хюбнер различает четыре вида рациональности (или, что для него примерно то же самое, интерсубъективности): логическую, эмпиричес­ кую, оперативную и нормативную. По Хюбнеру, «рациоПроблема рациональности на пороге третьего тысячелетия нальность выступает всегда в одинаковой форме, а именно семантически как тождественное фиксирование правил определенного смыслового содержания (в чем бы оно ни состояло), эмпирически как применение всегда одинако­ вых правил объяснения (к чему бы они ни относились), ло­ гически-оперативно как применение расчета (калькуля­ ции) (как бы его ни истолковывать), нормативно как све­ дение целей и норм к другим целям и нормам (какое бы содержание в них ни вкладывалось). Рациональность, сле­ довательно, есть нечто формальное. Она относится только к уже положенному содержанию, например, к содержа­ нию науки или содержанию мифа» 18.

Если Хюбнер указывает четыре основных значения поня­ тия рациональности, то другие философы стремятся к воз­ можно более полному перечню значений и насчитывают их уже более двадцати. Так, Г. Ленк в статье «Типы и семанти­ ка рациональности», служащей введением в изданный им сборник статей под названием «К критике научной рацио­ нальности », приводит двадцать одно значение термина « ра­ циональность». Вот некоторые из этих значений:

«1. Рациональность как логическое следование аргу­ мента из принятых посылок: а) логически-синтаксичес­ кая, б) истинностно-семантическая, с) диалогически-се­ мантическая выводимость;

2. Рациональность как формально-научная доказуе­ мость;

3. Синтетически-интегративная рациональность в смысле кантовскои архитектоники разума как разумная координация и комбинация отдельных знаний в некую си­ стематическую общую связь ;

4. Содержательно-научная рациональность как теоре­ тически-научное структурирование, которое может возра­ стать благодаря приросту знания в ходе развития теорий 5. Рациональность как рациональная реконструкция, как идеально-типическая разработка критериев сужде­ ния для обсуждения, например, прогресса знания;

6. Рациональность как развитие рациональной экспли­ кации понятий ;

7. Целерациональность, рациональность «цель-средст­ во», или инструментальная рациональность в смысле миВведение нимизации затрат или оптимизации результатов при дан­ ных, не подлежащих обсуждению целях;

8. Рациональность в теории принятия решений и стра­ тегическая рациональность;

9. Рациональность в теории игр (стратегическая раци­ ональность в более узком смысле)...» 19.

Мы ясно видим здесь стремление исследователя не утра­ тить своеобразия каждого отдельного случая, каждой кон­ кретной мыслительной ситуации, специфицирующей зна­ чение понятия «рациональность». Если Хюбнер дает клас­ сификацию видов рациональности, тем самым обобщая единичные случаи, то Ленк сознательно уклоняется от по­ исков единства перечисленного им множества значений, подчеркивая к тому лее, что их можно назвать значитель­ но более двадцати.

Внимание к единичному, к его своеобразию, его несводи­ мости к общему всегда можно понять: здесь заключается непреходящая правда эмпиризма. Сегодня такой подход, видимо, усилился благодаря критике «тоталитаризма» на­ уки и научной рациональности, с которой выступил, в ча­ стности, Феиерабенд; в свете этой критики вполне понятна тенденция к плюрализму и к смягчению «диктата рацио», в той или иной мере стоящего за всяким обобщением.

И тем не менее философское рассмотрение проблемы ра­ циональности все же не может останавливаться на такого рода морфологическом уровне; описание случаев необхо­ димо в качестве первого этапа исследования, его отправ­ ной точки, но оно скорее ставит проблему, чем решает ее.

Нужна по крайней мере иерархическая теория типов ра­ циональности, которая в определенной форме все же вно­ сила бы начало единства в многообразие единичных значе­ ний, т. е. вносила бы момент систематизации.

В поисках путеводной нити для такой систематизации имеет смысл обратиться к тому ключевому для европейской философской традиции понятию разума, которое служило исходной точкой для всех обсуждаемых сегодня значений понятия «рациональность», но — парадоксальным обра­ зом — оказывается почти вне поля зрения тех, кто сегодня обсуждает проблему рациональности. И это, конечно же, не случайно: как глубокомысленно заметил немецкий фило­ соф Г. Шнедельбах, «рациональность вытеснила разум» 20.

Проблема рациональности на пороге третьего тысячелетия Со времен Платона и Аристотеля, через Августина, Фо­ му Аквинского и Уильяма Оккама, позднее — Декарта, Лейбница и Локка вплоть до Канта, Фихте и Гегеля поня­ тие разума было одним из ключевых для философии. Ко­ нечно, нельзя не учитывать тех существенных различий в трактовке разума, которые существовали между на­ званными философами и которые сами они не всегда адекватно осознавали. Однако при всех этих различиях имело место и нечто общее; с целью выявления этого об­ щего я хочу обратиться к двум весьма не схожим между собой представителям этой единой — классической — традиции: Канту и Аристотелю, поскольку учение о разу­ ме каждого из них было и достаточно развернутым и до­ статочно влиятельным, определявшим характер мышле­ ния не одного столетия.

Вопреки хронологической последовательности начну с Канта. Кант видит в разуме высшую из теоретических (пока мы будем говорить о теоретической функции) спо­ собностей. Он определяет разум как способность давать принципы 2 1, отличая его от рассудка как способности да­ вать правила для подведения многообразного чувственно­ сти под единство понятия. Принцип, согласно Канту, — это не любое общее положение, которое могло бы служить большей посылкой умозаключения. Так, аксиомы геомет­ рии — это, по Канту, не принципы, потому что они пред­ полагают опору на созерцание (т. е., говоря современным языком, не чуждым, впрочем, и Канту, являются резуль­ татом конструирования). А познание из принципов мы имеем тогда, когда познаем частное в общем посредством понятий, не прибегая к опыту. «Всякое наше знание, — пишет Кант, — начинает с чувств, переходит затем к рас­ судку и заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки материала созерцаний и для подве­ дения его под высшее единство мышления».

Итак, мышление — это способность давать единство.

В этой способности Кант выделяет как бы два уровня: рас­ судок, создающий единство посредством правил (т. е. с по­ мощью категорий), и разум, создающий единство правил рассудка по принципам. Это значит, что разум организует не чувственный материал, не опыт, а сам рассудок. «Разум стремится свести огромное многообразие знаний рассудка к наименьшему числу принципов, и таким образом до­ стигнуть высшего их единства» 24.

Кант различает два способа применения разума: фор­ мальный, или логический, и реальный, или трансценден­ тальный 2 5. При логическом применении используется способность разума давать опосредованные выводы, т. е.

умозаключать; реальное же применение предполагает спо­ собность разума производить особые понятия, которые Кант вслед за Платоном называет идеями. Философия в первую очередь, говорит Кант, должна исследовать трансцендентальное применение разума, его способность порождать трансцендентальные идеи, с помощью которых он дает наибольшее систематическое единство знания.

Что же представляют собой трансцендентальные идеи разума, какого рода единство сообщают они нашему зна­ нию? Послушаем Канта. «Высшее формальное единство, основывающееся исключительно на понятиях разума, есть целесообразное единство вещей, и спекулятивный ин­ терес разума заставляет рассматривать все устроение ми­ ра так, как если бы оно возникло из намерения наивысше­ го разума... Такой принцип открывает нашему разуму...

совершенно новую перспективу — связывать вещи в мире согласно телеологическим законам и тем самым дойти до их наибольшего систематического единства».

Как видим, телеологическое единство, единство через цель Кант считает наивысшей формой единства вообще.

В качестве регулятивного принципа теоретический разум, по Канту, стремится положить в основу познания природы понятие цели, и не случайно сам разум Кант называет «способностью целей». Высшая задача науки — «проник­ нуть в самую глубь природы сообразно всем возможным принципам единства, из которых главное составляет единство целеиь. Теперь яснее становится мысль Канта о том, что разум создает единство правил рассудка по принципам: разум достраивает до высшего единства — единства целей — то, что рассудок способен подвести лишь под единство причины — природной закономернос­ ти, как ее видит математическое естествознание Нового времени. Не случайно в кантовской системе категорий рассудка, т. е. тех правил, с помощью которых создается мир опыта и которыми оперирует современное естествоПроблема рациональности на пороге третьего тысячелетия знание, нет категории цели. Цель — это принцип разума, а не категория рассудка; но и рассудок не может обойтись без него: он останется лишенным регулятива. «Высшее си­ стематическое, следовательно, и целесообразное, единст­ во есть школа и даже основа возможности наиболее совер­ шенного применения человеческого разума. Следователь­ но, идея этого единства неразрывно связана с сущностью нашего разума» 28.

Как видим, именно цель, целесообразность как тип единства оказывается, по Канту, высшим принципом тео­ ретического познания 2 9. А те закономерности, которые ус­ танавливает рассудок, вскрывая причинную связь явле­ ний, оказываются системой средств для реализации це­ лей — не субъективных целей человека или человечества, а объективной целесообразности: ведь речь в данном слу­ чае идет о теоретическом применении разума.

Для поставленного нами вопроса о том, что такое раци­ ональность, существенно то, что именно теоретический разум предстает у Канта как «способность целей». Но кантовский анализ разума на этом не останавливается: фило­ соф обнаруживает практический корень разума, показы­ вая, что целераскрывающая способность разума в области науки обусловлена его главной функцией — быть законо­ дателем в сфере нравственности, т. е. указывать цель для человеческой деятельности и устанавливать иерархию це­ лей. Не случайно Кант подчеркивает, что Платон, впервые открывший идеи разума, «находил идеи преимуществен­ но во всем практическом, т. е. в том, что основывается на свободе...» 30.

Исконная сфера разума — это, по Канту, сфера свободы:

идея блага, составляющая сердце практического разума, имеет в теоретическом разуме свой аналог в виде принци­ па целесообразности. Идея блага — это высшее понятие разума вообще, как бы до его разделения на теоретический и практический. « Не только в области нравственности, где человеческий разум обнаруживает полную причинность и где идеи становятся действующими причинами (поступ­ ков и их объектов), но и в отношении самой природы Платон справедливо усматривает явные признаки проис­ хождения ее из идей... Лишь совокупность связи вещей во вселенной адекватна идее... Полет мысли философа, возВведение высившегося от четкого наблюдения физического в миро­ порядке к архитектонической связи его согласно целям, т.е. идеям, заслуживает уважения и подражания...» Нравственно-практический корень разума Кант рассмат­ ривает в этике. Здесь разум как способность принципов об­ ладает уже не только регулятивной, но конститутивной функцией: принципы разума, т. е. его цели, становятся ре­ альными причинами действий. Практический разум — это разумная воля. «Воля, — пишет Кант, — есть вид причинно­ сти живых существ, поскольку они разумны» 32. Действо­ вать, исходя из принципов разума, — значит руководство­ ваться идеей блага. «Воля есть способность выбирать только то, что разум независимо от склонности признает практиче­ ски целесообразным»33. Нравственный мир — вот подлин­ ное царство разума, царство целей34 как вещей в себе: ведь там, где разум обретает свою конститутивную функцию, мы выходим за пределы только явлений и оказываемся в мире вещей в себе — т. е. свободных разумных существ, или лиц.

Лица, пишет Кант, это «объективные цели, т. е. предметы, существование которых само по себе есть цель» 35.

Такова кантовская интерпретация разума. И — добавим — отнюдь не только кантовская. Немецкий философ вовсе не был исключением в европейской философской тради­ ции: рассмотрение сущности разума сквозь призму поня­ тия цели является общим у Канта не только с Платоном, на которого он сам нередко ссылается, но и с Аристотелем и, соответственно, с той многовековой традицией толкова­ ния разума, которая проходит через Средние века и завер­ шается Лейбницем. Именно от Аристотеля идет убежде­ ние в превосходстве целевой причины над причиной дей­ ствующей; а основную функцию разума греческий философ усматривал в познании целевых причин. Рас­ суждая о природе разума, Аристотель писал: «...Наиболее достойны познания первоначала и причины, ибо через них и на их основе познается все остальное... И наука, в наи­ большей мере главенствующая... — та, которая познает цель, ради которой надлежит действовать в каждом от­ дельном случае; эта цель есть в каждом отдельном случае то или иное благо, а во всей природе вообще наилучшее» 36.

Наука, которая познает цель, или благо, — это, согласно Аристотелю, философия. И пользуется она при этом разуПроблема рациональности на пороге третьего тысячелетия мом, ибо только ему доступны понятия цели, блага, наи­ лучшего. Как известно, высшим сущим, благодаря кото­ рому все в мире существует, живет и движется, является, по Аристотелю, неподвижный вечный двигатель: он как раз движет все сущее не как действующая причина, а как цель, подобно тому, как движет человека предмет жела­ ния и предмет мысли. «...Движет она (цель. — П.Г.) как предмет любви, между тем все остальное движет, нахо­ дясь в движении (само)» 37.

У Аристотеля мы находим тесно связанными между со­ бой три фундаментальных понятия: цели, блага и разума 38.

Приведем один из наиболее интересных отрывков из «Ме­ тафизики», где раскрывается органическое единство этих понятий. «"То, ради чего" — это конечная цель, а конечная цель — это не то, что существует ради другого, а то, ради че­ го существует другое; так что если будет такого рода по­ следнее, то не будет беспредельного движения; если же нет такого последнего, то не будет конечной цели. А те, кто признает беспредельное (движение), невольно отвергают благо как таковое; между тем, никто не принимался бы за какое-нибудь дело, если бы не намеревался прийти к како­ му-нибудь пределу. И не было бы ума у поступающих так, ибо тот, кто наделен умом, всегда действует ради чего-то, а это нечто — предел, ибо конечная цель есть предел» ".

Согласно Аристотелю, как видим, разум тоже есть «спо­ собность целей», и это потому, что цель — это сущее-радисебя; все остальное — ради нее, но она больше не отсыла­ ет к другому, она замыкает, завершает ряд, кладет ему предел и тем самым останавливает механическое, беспре­ дельное движение от одного к другому. Именно такой не­ завершенный, не содержащий в себе конца, цели ряд есть нечто несовершенное, а потому и чуждое разуму.

Элиминирование принципа целесообразности из естест­ вознания нового времени как раз превращало природу в такой вот незавершенный, не имеющий в себе конца, а значит, и смыслового измерения ряд. Проекция механи­ ческого воззрения на мир из области естествознания на че­ ловеческую жизнь и деятельность, на сферу нравственно­ сти грозила устранению понятий цели и смысла и из этой сферы. Все это вело к устранению также и понятия разу­ ма, который к концу XIX века — по крайней мере в науках о природе — был сужен до так называемой научной раци­ ональности, означавшей объяснение всех явлений с помо­ щью установления между ними причинно-следственной связи — в смысле действующей, механической, а не целе­ вой, конечной причины. Сегодня мы видим, что как наше механистическое понимание природы, так и наше заужен­ ное толкование рациональности имеют общий корень.

Только в том случае, если мы вернем рациональности ее изначальное значение, если поймем ее как разум, как смысл, мы сможем положить в основу как наук о природе, так и наук о культуре единое начало, единый принцип це­ лесообразности, преодолев, наконец, их застарелый дуа­ лизм. Ибо частичное спасение начала целесообразности и, соответственно, смыслового начала, как его мыслили представители неокантианства (учение о ценностях), Дильтей (учение о понимании), современная герменевти­ ка, не освобождает нас от субъективизма и связанного с ним культур-релятивизма.

От научной рациональности, понятой как техника овла­ дения природой, необходимо вновь обратиться к разуму — как к той высшей человеческой способности, которая поз­ воляет понимать — понимать смысловую связь не только человеческих действий и душевных движений, но и явле­ ний природы, взятых в их целостности, в их единстве: в их живой связи. А это предполагает оживление интереса к философии природы — к натурфилософии.

На протяжении двух столетий человечество стремилось главным образом изменять природу; чтобы не истребить ее окончательно и не покончить таким образом и с самим собой, человечеству сегодня необходимо вернуть себе спо­ собность понимать природу. А это и значит — от слишком узко понятой научной рациональности перейти на точку зрения философского разума.

ПРИМЕЧАНИЯ

Zimmerli W. Die Grenzen der Rationalitat als Problem der europaischen Gegenwartsphilosophie. — In: Zur Kritik der wissenschaftlichen Rationalitat, hrsg. von H. Lenk, Freiburg-Miinchen, 1986. S. 327; Хюбнер К. Критика научного разума. М., 1994.

Проблема рациональности на пороге третьего тысячелетия См., например: Wilson В. (ed.) Rationality. Oxford, 1970; Kekes J.

A Justification of Rationality. Albany, 1976; Newton Smith W.H.

The Rationality of Science. London, 1981; Rationality in science and poli­ tics. Dordrecht etc., 1984.

Назову некоторые из них: Грязное Б.С. Логика и рациональность.

Методологические проблемы историко-научных исследований. М., 1982; Авшономова Н.С. Рассудок, разум, рациональность. М., 1988;

Пружинан Б.И. Рациональность и историческое единство научного зна­ ния. М., 1986; Никифоров А.Л. Научная рациональность и цель науки / Логика научного познания: актуальные проблемы. М., 1987; КасавииИ.Т.,СокулерЗА. Рациональность в познании и практике. М., 1989;

Порус В.Н. Парадоксальная рациональность (Очерки о научной рацио­ нальности). М., 1999; Швырев B.C. Рациональность как ценность куль­ туры // Вопросы философии, 1992, № 6; Швырев B.C. Судьбы рацио­ нальности в современной философии / Субъект, познание, деятель­ ность. К 70-летию В.А. Лекторского. М., 2002.

Leak Н. Ту pen und Systematik der Rationalitat. — In: Zur Kritik der wissenschaftlichen Rationalitat. S. 12.

Feyerabend P. Wider den Methodenzwang. Frankfurt a.M., 1976.

S. 15, 406; Feyerabend P. Erkenntnis fur freie Menschen. Frankfurt a.M., 1979; Feyerabend P. Farewell to reason. L.-N.Y., 1987.

Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.

С. 450.

В своей работе «An Essay on Metaphysics» (1940) Коллингвуд дает исторический анализ ряда научных понятий и принципов. Как отмеча­ ет М.А. Киссель в недавно вышедшей интересной работе, посвященной Коллингвуду, английский философ дает оригинальное историческое ис­ следование идеи причинности (см.: Киссель МА. Метафизика в век на­ уки. Опыт Р.Дж. Коллингвуда. СПб., 2002. С. 197-205).

Возникшую дилемму хорошо показал В.Н. Порус в своей книге «Па­ радоксальная рациональность». Характеризуя точку зрения внеисторичности научной рациональности как абсолютизм, он пишет: «Абсолю­ тизм стремится определить научную рациональность как таковую, как некое универсальное свойство научной деятельности и ее результатов, используя для этого методы нормативной эпистемологии. С помощью этих методов формулируют критерии рациональности. Но как только эти критерии объявляются адекватными выразителями научной рацио­ нальности, они становятся ложем Прокруста. Релятивизм отбрасывает требование универсальности и абсолютности, поворачивается к реалиям науки и ее истории, отказывается от априорных определений рациональ­ ности... Но при этом аннулируется само понятие « рациональности»... Аб­ солютизм не в состоянии сладить с фактом исторического движения в сфере рационального, в особенности — в науке. Релятивизм, напротив того, исходит из историчности, придает ей решающее значение. Но за движением ему не удается рассмотреть того, что движется. И тот, и дру­ гой в конечном счете утрачивают предмет своих исследований и притяза­ ний» (Порус В.Н. Парадоксальная рациональность. С. 86).

НйЬпег К. Kritik der wissenschaftlichen Vernunft. Freiburg-Miinchen, 1986. S. 424.

HilbnerK. Die Wahrheit desMythos. Miinchen, 1985.

См.: Zimmerli W. Die Grenzen der Rationalitat.., op. cit. S. 331.

Декарт P. Избранные произведения. М., 1950. С. 374.

Спиноза Б. Избранные произведения. Т. 1. М., 1957. С. 522.

Бэкон Ф. Сочинения в 2-х томах. М., 1971. С. 220.

Лейбниц Г. Переписка с Кларком // Сочинения в 4-х т. Т. 1. М., 1982. С. 492. Внимательный анализ сочинений Декарта показывает, что и у него целевая причина остается предметом метафизики. См. глубо­ кий и содержательный разбор понятия «Я», субъекта в философии Декарта в кн. :Л/ия:ешикаЛ.А Философия познания, М., 2002.С. 123-157.

Еще в 60-х годах XIX века критику этого «механицизма» в сфере нравственности дал русский философ П.Д. Юркевич, показав ее внут­ реннее родство с механистической теорией «происхождения мира един­ ственно из обстоятельств» (Юркевич П.Д. Философские произведения.

М., 1990. С. 164). Эта теория, по словам Юркевича, «рассуждает просто, что обстоятельства сходятся на пустом месте и рождают так называемую душу; но эта так называемая душа и после рождения не есть нечто опре­ деленное, как надо бы ожидать; она и теперь не смеет обнаруживать се­ бя как нечто относительно самостоятельное и качественное, хотя этим преимуществом пользуется самомалейшая песчинка в водах моря; ког­ да этой душе приходится действовать, то качество ее поступков будет за­ висеть не от нее, а все-таки от обстоятельств» (Там же).

Сшепин B.C. Теоретическое знание. М., 2000. С. 633-634.

Hiibner К. Wie irrational sind Mythen und Gotter? / DuerrH.P. (Hg).

Der Wissenschaftler und das Irrationale. 2 Bde. Frankfurt a.M., 1981.

Bd. I. S. 35.

Lenk H. Typen und Systematik der Rationalitat / Zur Kritik der wissenschaftlichen Rationalitat. S. 20-21.

Schnddelbach H. (Hg.) Rationalitat. Frankfurt a.M., 1984. S. 8.

Кант И. Сочинения. Т. 3. М., 1964. С. 340.

Современный немецкий философ К.-О. Апель, стремясь как-то си­ стематизировать множество значений понятия «рациональность», сво­ дит их к двум основным: «формально-логической и математической ра­ циональности, с одной стороны, и (трансцендентально-) философской рациональности, с другой» (ApelK.-O. Das Problem einer philosophischen Theorie der Rationalitatstypen / Rationalitat. S. 25). Нетрудно видеть, что Апель по существу воспроизводит здесь два способа применения ра­ зума, предложенные Кантом.

Кант И. Сочинения. Т. 3. С. 581-582. — Выделено мной. — П.Г.

Т а м ж е. С. 586. «Полное целесообразное единство... есть совершен­ ство», — замечает Кант (Там же). Не случайно математики нередко счи­ тают, что самым убедительным признаком истинности математическо­ го доказательства, построения и т. д. является его красота (например, так полагал П. Дюгем). Здесь речь идет не о субъективно-произвольном критерии истины, а напротив, о высшем, т. е. разумном, ее критерии.

Проблема рациональности на пороге третьего тысячелетия Совершенство, красота — это целесообразность, т. е. печать высшего единства, требуемого разумом.

Это не значит, что для достижения этой целесообразности надо на­ сильственно навязывать природе цели там, где их не удается обнару­ жить: такая «телеология» гибельна для науки. А вот искать целесооб­ разность, проводя строго научное исследование, — это, по Канту, про­ дуктивный эвристический подход.

" ^ Кант И. Сочинения. Т. 3. С. 351.

Кант И. Основы метафизики нравственности // Сочинения. Т. 4.

Ч. 1.С. 289.

Метафизика, XII, 7.

«Все, что есть благо, само по себе и по своей природе есть некоторая цель» (Метафизика, III, 2).

Метафизика, II, 2.

Об оживлении этого интереса свидетельствуют некоторые работы зарубежных ученых. См., например: Science et philosophic de la Nature.

Un nouveau dialogue, ed. Luciano Boi. Bern, Berlin, Frankfurt a. M., New York, Oxford, Wien, 2000. См. также: Hoffmann Th. S. Philosopliische Physiologie. Stuttgart, 2002.

Раздел I Глава I

У ИСТОКОВ АНТИЧНОЙ МАТЕМАТИКИ

В последнее время в связи с углубленным изучением тех по­ воротов в развитии науки, которые обычно называют науч­ ными революциями, нередко можно встретиться с утвержде­ нием, что наука, какой мы ее видим сегодня, в сущности бе­ рет свое начало на заре Нового времени, в XVI — первой половине XVII вв. Что же касается тех форм знания, которые принято называть античной и средневековой наукой, то они настолько радикально отличны от науки нового времени, что тут вряд ли можно говорить даже о преемственности.

Не вдаваясь в подробное рассмотрение этого вопроса, до­ статочно сложного и требующего специального анализа, мы должны, однако, отметить один важный аргумент, говоря­ щий против вышеприведенной точки зрения. Далее если до­ пустить, что изменение научных методов исследования в XVI-XVII вв. было столь радикальным, что породило со­ вершенно новую науку, то невозможно отрицать, что станов­ ление новой физики происходило на базе той математики, которая возникла в древности. Ибо «Начала» Евклида и ма­ тематические сочинения Архимеда не только не были отбро­ шены учеными XVII века, но, напротив, признавались тем фундаментом, на котором возводится здание новой науки.

Здесь, однако, может возникнуть вопрос: почему, же­ лая исследовать, когда и как возникла математика как нау истоков античной математики ука, мы обращаемся к древнегреческим мыслителям, в то время как уже до греков, в Вавилоне и Египте, существо­ вала математика, а стало быть, здесь и следует искать ее истоки?

Действительно, математика возникла задолго до гре­ ков — в Древнем Египте и Вавилонии. Но особенностью древнеегипетской и вавилонской математики было отсут­ ствие в ней систематичности, связи друг с другом отдель­ ных положений, — одним словом, отсутствие системы доказательств 1, которая впервые появляется именно у гре­ ков. «Большое различие между греческой и древневосточ­ ной наукой,— пишет венгерский историк науки А. Са­ бо, — состоит именно в том, что греческая математика представляет собой систему знаний, искусно построенную с помощью дедуктивного метода, в то время как древнево­ сточные тексты математического содержания — только интересные инструкции, так сказать рецепты и зачастую примеры того, как надо решать определенную задачу» 2.

Древневосточная математика представляет собой сово­ купность определенных правил вычисления; то обстоя­ тельство, что древние египтяне и вавилоняне могли осу­ ществлять весьма сложные вычислительные операции, ничего не меняет в общем характере их математики.

Эти характерные особенности древневосточной матема­ тики объясняются тем, что она носила практически-при­ кладной характер: с помощью арифметики египетские писцы решали задачи о расчете заработной платы, о хлебе или пиве и т. д., а с помощью геометрии вычисляли пло­ щади или объемы. «...В обоих случаях вычислитель дол­ жен был знать правила, по которым следовало произво­ дить вычисление. Но что касается систематического выво­ да правил для этих расчетов, то о них нет речи, да и не может идти, ибо часто (как, например, при определении площади круга) употребляются только приближенные формулы» 4.

В Греции мы наблюдаем появление того, что можно на­ звать теоретической системой математики: греки впервые стали строго выводить одни математические положения из других.

Надо отметить, что в Древней Греции так же, как и в Ва­ вилоне и Египте, разрабатывалась техника вычислений, Формирование античной науки в лоне философии без которой невозможно было решать практические зада­ чи строительства, военного дела, торговли, мореходства и т. д. Но важно иметь в виду, что сами греки называли приемы вычислительной арифметики и алгебры логисти­ кой (XoyiatiKT] — счетное искусство, техника счисления) и отличали логистику как искусство вычисления от теоре­ тической математики. Правила вычислений, стало быть, разрабатывались в Греции точно так же, как и на Востоке, и, конечно, греки при этом могли заимствовать очень мно­ гое как у египтян, так и в особенности в малоазийских го­ сударствах. Математические знания Египта, Вавилона и Греции, использовавшиеся для решения практических задач, явились одновременно реальным фундаментом для последующего осмысления математики как системной те­ ории.

Становление математики как системной теории, какой мы ее находим в евклидовых «Началах», представляло собой длительный процесс: от первых греческих матема­ тиков (конец VI в. до н. э.) до III в. до н. э., когда были написаны «Начала», прошло около трехсот лет бурного развития греческой науки. Однако уже у ранних пифаго­ рейцев 5, т. е. на первых этапах становления греческой ма­ тематики, мы можем обнаружить особенности, принципи­ ально отличающие греческую математику от древневос­ точной.

Прежде всего такой особенностью является новое пони­ мание смысла и цели математического знания, иное пони­ мание числа: с помощью числа пифагорейцы не просто ре­ шают практические задачи, а хотят объяснить природу всего сущего. Они стремятся поэтому постигнуть сущ­ ность чисел и, главное, числовых отношений. По сущест­ ву, именно пифагорейцы впервые пришли к убеждению, что «книга природы написана на языке математики»,— как спустя более двух тысячелетий сформулировал эту мысль Галилей.

Если смотреть на развитие науки исторически, то не бу­ дет ничего удивительного в том, что мыслители, впервые попытавшиеся не просто технически оперировать с числа­ ми (т. е. вычислять), но понять саму сущность числа и ха­ рактер отношений чисел друг к другу, могли решать эту задачу первоначально только в форме объяснения всей у истоков античной математики структуры мироздания с помощью числа как первонача­ ла. Поэтому можно сказать так: чтобы появилась матема­ тика как теоретическая система, какой мы ее обнаружива­ ем у Евклида, должно было сперва возникнуть учение о числе как начале мира, и это учение сыграло роль по­ средника между древней восточной математикой как со­ бранием образцов для решения отдельных практических задач и древнегреческой математикой как системой поло­ жений, строго связанных между собой с помощью систе­ мы доказательства.

Пифагорейцы сосредоточили внимание на том откры­ том ими факте, что числа могут вступать между собой в не­ которые отношения и эти числовые связи и отношения вы­ ражают собой существенные закономерности природных явлений и процессов. Согласно Филолаю, «все познавае­ мое имеет число. Ибо без последнего невозможно ничего ни понять, ни познать» 6. Сделанное пифагорейцами от­ крытие было необходимым, но еще не достаточным усло­ вием для становления математической теории, как мы ее находим в «Началах» Евклида. Греческая научно-фило­ софская мысль должна была пройти еще ряд этапов, что­ бы те первоначальные интуиции, которые лежали в осно­ вании пифагорейской математики, отлились в форму ло­ гически ясных понятий. Пифагорейские представления об отношении вещей и чисел первоначально были весьма неопределенными с логической и онтологической точек зрения.

Так, от Аристотеля мы получаем свидетельство, что пи­ фагорейцы не проводили принципиального различия между числами и вещами. «Во всяком случае,— говорит Аристотель,— и у них, по-видимому, число принимается за начало и в качестве материи для вещей и в качестве вы­ ражения для их состояний и свойств...». Согласно Арис­ тотелю, пифагорейцы не ставят вопроса о способе сущест­ вования числа, т. е. о его онтологическом статусе, а пото­ му у них «чувственные сущности состоят из этого числа» 8, а это, в свою очередь, возможно лишь при условии, если числа имеют пространственную величину. Если Аристо­ тель здесь действительно адекватно воссоздает представ­ ления пифагорейцев, то в таком случае, надо полагать, они мыслили числа как некоторые «телесные единицы», Формирование античной науки в лоне философии и не случайно пифагореец Экфант, по сообщению Аэция, «первый объявил пифагорейские монады телесными».

Не вдаваясь детально в анализ пифагорейского учения о числе, пространстве, точке, фигуре и т. д., мы можем только высказать предположение, что приведенное свиде­ тельство Аристотеля указывает скорее на то, что эти ис­ ходные понятия пифагорейской математики не были еще логически и онтологически отрефлектированы, нежели на то, что пифагорейцы сознательно и обоснованно отож­ дествляли числа с телесными вещами или «составляли»

вещи из чисел.

Первый толчок к рефлексии по поводу основных поня­ тий математики, по-видимому, дало открытие несоизме­ римости, имевшее место, по свидетельству исторических источников, именно в пифагорейской школе". Следует, однако, отметить, что это открытие могло быть сделано только там и тогда, где и когда уже возникли основные контуры математики как связной теоретической системы.

Ведь только в этом случае может возникнуть удивление, что дело обстоит не так, как следовало ожидать. Не слу­ чайно открытие несоизмеримости принадлежит именно грекам, хотя задачи на извлечение квадратных корней, в том числе корень квадратный из 2, и решались уже в древневавилонской математике и составлялись таблицы приближенных значений корней.

Но если открытие несоизмеримости стало возможным только на почве пифагорейской математики, то оно в свою очередь вызвало целый переворот в математике и заставило пересмотреть многие из представлений, кото­ рые вначале казались само собой разумеющимися. Види­ мо, открытие несоизмеримости привело к перестройке первого здания пифагорейской математики, так называе­ мой «арифмогеометрии», поскольку указало на то, что существуют отношения, не выражаемые числами (греки понимали под числами только целые положительные числа). В результате возникла тенденция к геометриза­ ции математики — с целью геометрически выразить от­ ношения, не выразимые с помощью арифметического (целого) числа. Естественно, что переход от «арифмогео­ метрии» к геометрической алгебре сопровождался раз­ мышлением о самих основаниях математики и ставил под У истоков античной математики вопрос первоначальное представление пифагорейцев о со­ отношении «вещей» и «чисел».

Второй сильный толчок к размышлению о логических основаниях научных понятий был дан открытием так на­ зываемых апорий ЗенонаЭлейского 13, впервые выявивше­ го противоречия, связанные с понятиями прерывности и непрерывности (первое в истории науки открытие пара­ доксов бесконечности). Школа элеатов, представителем которой был Зенон, сыграла важную роль в античной на­ уке, поскольку она внесла требование логического прояс­ нения научных понятий, и прежде всего понятий матема­ тики, которыми ранее оперировали некритически.

Возможно ли мыслить множество, не впадая при этом в противоречие? — вот один из главных вопросов, постав­ ленных Зеноном.

Сам Зенон отвечал на этот вопрос отрицательно. Но не столько ответ Зенона, сколько его постановка вопроса сы­ грала важную роль в развитии научного мышления гре­ ков, вплотную подведя их к проблеме: в каком отношении между собой находятся чувственные явления и те поня­ тия, с помощью которых мы эти явления познаем?

Серьезный шаг на пути решения этого вопроса был сде­ лан Демокритом. Вслед за элеатами Демокрит отличает объекты, постигаемые мышлением, от тех, которые даны в чувственном восприятии; только изучая первые, мы мо­ жем познать истину (таковы, согласно учению Демокри­ та, атомы и пустота); что же касается того, что дано нам в чувственном восприятии, то Демокрит относит это к сфе­ ре «мнения», а не истинного знания.

Демокрит сосредоточил внимание прежде всего на са­ мом предмете истинного знания, создав таким образом атомистическую теорию; но выявленное элеатами и за­ крепленное Демокритом различение «истины» и «мне­ ния» толкало к дальнейшему исследованию познаватель­ ного процесса, переключая тем самым внимание с предме­ та познания на само познание.

В выяснении этой стороны дела большую роль сыграла философия Платона.

Как же решает Платон те проблемы, которые возникли в результате описанных нами выше открытий и вызван­ ных ими затруднений?

Формирование античной науки в лоне философии Размышляя о том, когда и почему у людей возникает надобность в научном исследовании того или иного явле­ ния, Платон приходит к следующему выводу: если чувст­ венное восприятие не дает нам определенного и недву­ смысленного указания, что такое находящийся перед на­ ми предмет, то возникает необходимость обратиться к мышлению. Таким путем возникает наука. Приведем это рассуждение Платона ввиду его существенного значе­ ния для нашей темы.

«Кое-что в наших восприятиях не побуждает наше мыш­ ление к дальнейшему исследованию, потому что достаточ­ но определяется самим ощущением; но кое-что решитель­ но требует такого исследования, поскольку ощущение не дает ничего надежного... Не побуждает к исследованию то, что не вызывает одновременно противоположного ощуще­ ния, а то, что вызывает такое, я считаю побуждающим к исследованию...» 14. Разъясняя сказанное, Платон заме­ чает, что «ощущение, назначенное определять жесткость, вынуждено приняться и за определение мягкости и потому извещает душу, что одна и та же вещь ощущается им и как жесткая, и как мягкая... То же самое и при ощущении лег­ кого и тяжелого...» 1 5. Таким образом, ощущение дает одно­ временно противоположные сведения. Поэтому необходи­ мо ввести меру, с помощью которой мышление могло бы определять степень жесткости или мягкости, легкости или тяжести вещи, не прибегая уже к одному только свидетель­ ству ощущения. Субъективный критерий должен быть за­ менен объективным, и здесь в дело должно вступить мыш­ ление.

Согласно Платону, переход от восприятия, ощущения к мышлению предполагает весьма серьезную операцию, которая на языке платоновской философии носит назва­ ние перехода от становления к бытию. Становление, со­ гласно Платону, это то, что неуловимо, не поддается твер­ дой фиксации, что ускользает, меняется на глазах, пред­ стает «то как мягкое, то как жесткое», о чем, стало быть, невозможно высказать что-либо определенное. Для того чтобы стало возможным остановить этот поток, выделить в нем нечто одно, отличить его от другого, измерить его в каком-либо отношении, необходима какая-то другая ре­ альность, которая была бы условием возможности осущеу истоков античной математики ствления этих операций. Эту-то реальность Платон назы­ вает бытием. Следуя логике Платона, можно сказать, что при переходе от становления к бытию первым рождается число как средство упорядочения и удержания чего-то по­ стоянного. Число, таким образом, есть посредник между сферами становления и бытия, оно служит связующим звеном между ними, или, как бы мы сейчас сказали, оно есть наилучший путь от восприятия и ощущения к мыш­ лению, наилучший путь к научному познанию.

Важнейшая особенность числа — это его идеальность, в силу которой «его можно только мыслить» 16. Как в ариф­ метике число, так в геометрии точка, линия, плоскость и т. д. представляют собой, по Платону, идеальные образо­ вания, а не явления самой эмпирической реальности, а по­ тому все они вводят человека в сферу, которая постигает­ ся мышлением, т. е., на языке Платона, в сферу истинно­ го бытия. «Вот ты и видишь, мой друг,— констатирует Сократ, — что нам и в самом деле необходима эта наука, раз оказывается, что она заставляет душу пользоваться са­ мим мышлением ради самой истины... Приходилось ли тебе наблюдать, как люди с природными способностями к счету бывают восприимчивы, можно сказать, ко всем на­ укам?» Согласно Платону, математика служит подготовкой мышления к постижению истинного бытия, которое осу­ ществляется с помощью науки— диалектики, стоящей выше математики. Математическое мышление находится посредине между «мнением», опирающимся на чувствен­ ное восприятие, и диалектикой — высшей наукой. Платон впервые пришел к мысли, что число имеет другой онтоло­ гический статус, чем чувственные вещи: оно является иде­ альным образованием. Поэтому после Платона стало уже невозможным говорить о том, что вещи «состоят» из чи­ сел; эти реалии теперь оказались размещенными как бы в разных «мирах»: мире идеальном и мире эмпирическом.

Платоновский идеализм возник в результате того, что про­ цедуру идеализации как способа образования научных (и прежде всего математических) понятий Платон смог впервые осознать, допустив существование некоторого идеального мира, мира чистых идей. Как отмечает А. Са­ бо, понимание чисел как идеальных образований послуФормирование античной науки в лоне философии жило логико-теоретической базой для дальнейшего раз­ вития греческой математики. «Числа, — пишет он, — яв­ ляются чисто мыслительными элементами, к которым не­ возможно подходить иначе, как путем чистого мышле­ ния. Следовательно, можно видеть, что та греческая математика, которая у Евклида стремилась избегать в сво­ их доказательствах только наглядного и видимого, тоже хотела понимать свой предмет как такой, который полно­ стью лежит в сфере чистого мышления. Именно эта тен­ денция науки сделала возможным прекраснейшие евкли­ довы доказательства...» 18.

Это утверждение Сабо представляется вполне справед­ ливым по отношению к VII книге «Начал» Евклида, по­ священной арифметике; что же касается тех книг «На­ чал», где рассматривается геометрическая алгебра, т. е.

где Евклид имеет дело не с числами, а с геометрическими объектами, то по отношению к ним дело обстоит несколь­ ко сложнее.

Обратимся еще раз к свидетельству Аристотеля. Каса­ ясь платоновского обоснования математики, Аристотель высказывает два разных и, на первый взгляд, трудно сов­ местимых утверждения: во-первых, он подчеркивает, что числа у Платона суть идеи (т. е. принадлежат к сфере иде­ ального бытия); а во-вторых, он неоднократно заявляет, что предмет математических наук составляют некоторые «промежуточные вещи» 1 9, находящиеся к а к бы между сферами идеального и эмпирического бытия.

С другой стороны, как мы помним, и сам Платон поме­ щает математику посредине — между «мнением», имею­ щим свой источник в чувственном восприятии, и высшей формой знания — философией, или диалектикой. Но, мо­ жет быть, никакого противоречия не будет в сообщениях Аристотеля, если предположить, что Платон и его после­ дователи вовсе не отождествляли понятие числа и «мате­ матического объекта»? Но тогда — что же такое «матема­ тические объекты», или, иначе говоря, «промежуточные вещи» ? Тот же Аристотель дает некоторое указание, в ка­ ком направлении следует искать ответ на этот вопрос.

«Что же касается тех, — говорит он, имея в виду Платона и его учеников, — кто принимает идеи... они образуют ге­ ометрические величины из материи и числа (из двойки — у истоков античной математики линии, из тройки — можно сказать — плоскости, из чет­ верки — твердые тела...)» - Легко видеть, что здесь выяв­ ляется разный способ бытия чисел и геометрических вели­ чин; оказывается, последние образуются, по Платону, из чисел (которые суть идеальные образования) плюс не­ которая материя,— вот почему они и могут быть квалифи­ цированы как промежуточные вещи. Арифметика, стало быть, оперирует с числами, а геометрия — с линиями, пло­ скостями, объемами, из которых она конструирует фигу­ ры (окружности, треугольники, четырехугольники, ша­ ры, кубы) и их элементы (радиусы, углы, диагонали и пр.). Не случайно Платон ставит арифметику по логикоонтологическому рангу выше геометрии: число, которое она изучает, элементарнее и в этом смысле «чище», иде­ альнее, чем «промежуточные» объекты геометрии.

Но тут снова возникает вопрос: если объекты геометрии образуются из числа и материи, то чем же они в таком слу­ чае отличаются от обычных эмпирических вещей, кото­ рые, по Платону, ведь тоже обязаны своим существовани­ ем тому, что «материя» приобщается к идеям? А в то же время, как мы видели, Платон весьма определенно отли­ чает четырехугольник как объект изучения математика и его чувственное воплощение — чертеж, говоря, что мате­ матики делают свои выводы только для четырехугольни­ ка самого по себе и его диагонали, а не для той диагонали, которую они начертили. Точно так же и те эмпирические вещи, которые имеют форму шара или куба, Платон счи­ тает лишь чувственными подобиями некоторого идеаль­ ного шара или куба. Снова вроде бы получается какая-то неувязка: преодолев одно затруднение, выяснив, что чис­ ла и геометрические объекты имеют у Платона разный он­ тологический статус (числа — идеальные образования, а линии, углы, фигуры — «промежуточные»), мы попада­ ем в новое затруднение: чем же тогда «промежуточные ве­ щи» отличаются от просто чувственных вещей?

Вопрос упирается в понятие «материи», которая, соеди­ нившись с числами, дает геометрические величины. Что это за « материя » ? И как она может соединиться с числами?

Есть ли на этот счет какие-либо разъяснения у Платона?

В позднем диалоге Платона « Тимей » есть очень интерес­ ное рассуждение, проливающее свет на интересующий нас Формирование античной науки в лоне философии вопрос: «...Приходится признать, во-первых, что есть тождественная идея, нерожденная и негибнущая, ничего не воспринимающая в себя откуда бы то ни было и сама ни во что не входящая, незримая и никак иначе не ощущае­ мая, но отданная на попечение мысли. Во-вторых, есть не­ что подобное этой идее и носящее то же имя — ощутимое, рожденное, вечно движущееся, возникающее в некотором месте и вновь из него исчезающее, и оно воспринимается посредством мнения, соединенного с ощущением. В-тре­ тьих, есть еще один род, а именно пространство: оно веч­ но, не приемлет разрушения, дарует обитель всему рожда­ ющемуся, но само воспринимается вне ощущения, посред­ ством некого незаконного умозаключения и поверить в него почти невозможно» 21.

О первых двух родах существующего мы уже знаем: это, с одной стороны, идеальное бытие (идея), постигаемое только мыслью, а с другой, мир чувственных вещей, вос­ принимаемых ощущением. Третий же род— пространст­ во — Платон помещает как бы между этими мирами: оно имеет признаки как первого, так и второго, а именно: по­ добно идеям, пространство вечно, неизменно, и постигает­ ся оно нами не через ощущение. Но сходство его со сферой чувственного в том, что оно постигается все же и не с помо­ щью мышления. Та способность, с помощью которой мы воспринимаем пространство, квалифицируется Платоном весьма неопределенно — как «незаконное умозаключе­ ние». Интересно, что Платон сравнивает видение прост­ ранства с видением во сне. «Мы видим его (пространст­ во. — П.Г.) как бы в грезах и утверждаем, будто этому бы­ тию 2 2 непременно должно быть где-то, в каком-то месте и занимать какое-то пространство, а то, что не находится ни на земле, ни на небесах, будто бы и не существует» 23.

Сравнение «незаконнорожденного» постижения прост­ ранства с видением во сне весьма важно для Платона, по­ тому что он не однажды употребляет это сравнение. В диа­ логе «Государство», говоря о геометрии и ее объектах, Платон вновь пользуется этим сравнением: «Что касается остальных наук, которые, как мы говорили, пытаются по­ стичь хоть что-нибудь из бытия (речь идет о геометрии и тех науках, которые следуют за ней. — П.Г.), то им всего лишь снится бытие, а наяву им невозможно его увидеть, У истоков античной математики пока они, пользуясь своими предположениями, будут со­ хранять их незыблемыми и не отдавать в них отчета. У ко­ го началом служит то, чего он не знает, а заключение и се­ редина состоят из того, что нельзя сплести воедино, может ли подобного рода несогласованность когда-либо стать знанием?» Пространство мы видим как бы во сне, мы его как бы и видим и в то же время не можем постигнуть в поняти­ ях, — и вот оно-то, по мнению Платона, служит началом («материей») для геометров. Значит, их начало таково, что они его не знают в строгом смысле слова.

Итак, Платон рассматривает пространство как предпо­ сылку существования геометрических объектов, как то «начало», которого сами геометры «не знают» и потому должны постулировать его свойства в качестве недоказуе­ мых первых положений своей науки.

Именно пространство и есть «материя», путем соедине­ ния которой с числами образуются, по Платону, геометри­ ческие объекты. Однако сама эта «материя» — особого ро­ да; не случайно Платон помещает пространство посреди­ не — между чувственными вещами и чисто логическими идеальными образованиями. Впоследствии в неоплато­ низме возникает понятие, хорошо передающее этот «про­ межуточный» характер пространства: оно было названо «умной (или умопостигаемой — в отличие от чувственной) материей». А ту способность, с помощью которой постига­ ется этот род бытия и которую Платон назвал «незакон­ ным умозаключением» (может быть, лучше было бы ска­ зать — незаконным умозрением), неоплатоник Прокл в своем «Комментарии к «Началам» Евклида» именует во­ ображением, фантазией. Воображение — это и не логичес­ кое мышление, и не чувственное восприятие, хотя оно имеет общие черты и с первым, и со вторым (что и зафик­ сировал Платон).

Геометрические объекты, следовательно, тоже рассмат­ риваются Платоном и его последователями как некоторые «гибриды»: в них чисто идеальное (число, числовое отно­ шение) оказывается «сращенным» с «умопостигаемой ма­ терией» — пространством. Движение точки, с помощью которой образуется линия (ибо и сама точка, как то, что « не имеет частей», не есть эмпирический объект), происходит, согласно Платону, не в чувственном мире, а как бы в неко­ торой идеализованной чувственности — в воображении.

Подводя итог нашему анализу платоновского обоснова­ ния математики и науки вообще, можно сделать следую­ щие выводы.

Во-первых, Платон считает математику образцом науки как таковой; правда, она уступает высшему знанию, кото­ рое Платон называет диалектикой; это выражается, в ча­ стности, в том, что математика нуждается в некоторых предпосылках — допущениях, которые ею самой прини­ маются, но внутри нее доказаны быть не могут.

Во-вторых, математика оперирует с идеальными объек­ тами, или, как мы сегодня сказали бы, создает идеализа­ ции, и в этом — основа строгости ее выводов и определен­ ности ее понятий.

В-третьих, математические науки имеют дело с идеализациями, так сказать, разной степени строгости и логиче­ ской чистоты: арифметика — с числами, образованиями идеальными (логическими), геометрия — с пространст­ венными фигурами, образованиями промежуточными, для конструирования которых приходится как бы прида­ вать идеям-числам пространственный облик, что и выпол­ няет особая способность — воображение.

Именно философская рефлексия об основных понятиях античной науки, прежде всего математики, таких как число, геометрическая фигура, пространство и т. д., суще­ ственно содействовала превращению научного мышления в систематическое, содействовала возникновению единой связной системы доказательств, которой отличается тео­ ретическое знание. Образцом последнего не только для древнегреческой, но и для новой науки были «Начала» Ев­ клида.

ПРИМЕЧАНИЯ

Это не значит, что в древневосточной математике отсутствовали эле­ менты, начатки доказательства; но единой системы доказательств в ней не было.

Szabo A. Anfange der griechischen Mathematik. Muuchen — Wien, 1969. S. 245.

Варден Б.Л. ван дер. Пробуждающаяся наука. Математика Древне­ го Египта, Вавилона и Греции. М., 1959. С. 41.

' Пифагорейская школа была основана в VI в. до н. э. Кроме самого Пифагора, основателя школы, к наиболее крупным ее представителям относятся Гиппас, Филолай, Архит Тарентский (один из крупнейших математиков IV в. до н. э.). Пифагореизм представлял собой религиоз­ но-философское учение, важным моментом которого было понимание числа как начала всего существующего. Однако пифагорейцы занима­ лись не только математикой, к которой в античности относили кроме арифметики и геометрии также астрономию, акустику и теорию музы­ ки. Среди них были также врачи, как Алкмеон из Кротоны, ботаники, как Менестор из Сибариса, и т. д. Начиная с IV в. до н. э пифагореизм сближается с идеалистической философией Платона. В целом это на­ правление существовало очень долго — вплоть до эпохи Римской импе­ рии (так называемый неопифагореизм — с I в. до н. э. по III в. н. э.).

Маковельский А.О. Досократики. Ч. III. Казань, 1919. С. 34.

Аристотель. Метафизика. М. — Л., 1934. С. 27.

О чем свидетельствует Аристотель: *...Единицам они приписывают пространственную величину...» (Там же).

Маковельский. А.О. Цит. соч. С. 62.

Это открытие приписывали даже самому Пифагору, однако точных сведений об этом нет.

Подробнее см.: Цейтен Г.Г. История математики в древности и в средние века. М.—Л., 1932. С. 40-42.

Зенон (V в. до. н. э.) принадлежал к школе элеатов и был любимым учеником главы школы — Парменида.

Платон. Соч.Т. 3. Ч. 1. М., 1971. С. 332.

Там же. С. 337. Еще более выразителен в этой связи следующий от­ рывок из Платона: «...Когда они (геометры. — П.Г.) вдобавок пользуют­ ся чертежами и делают отсюда выводы, их мысль обращена не на чер­ теж, а на те фигуры, подобием которых он служит. Выводы свои они де­ лают только для четырехугольника самого по себе и его диагонали, а не для той диагонали, которую они начертили... То же самое относится к произведениям ваяния и живописи: от них может падать тень, и воз­ можны их отражения в воде, но сами они служат лишь образным выра­ жением того, что можно видеть не иначе как мысленным взором» (Там же. С. 317-318). Разбирая эти соображения Платона, ван дер Варден по­ лагает, что античные математики должны были быть согласны здесь с Платоном. «И действительно, — пишет ван дер Варден, — для прямо­ линейных отрезков, которые можно видеть и эмпирически измерять, является бессмысленным вопрос, имеют ли они общую меру или нет:

Ширина волоса уложится целое число раз в любом начерченном отрезке.

Вопрос о соизмеримости имеет смысл только для отрезков, создаваемых мыслью» (Варден Б.Л. ван дер. Пробуждающаяся наука. М., 1959.

С 201).

SzaboA. Anfange der griechischen Mathematik. S. 256-257.

Аристотель. Цит. соч. С. 47.

Платон. Цит. соч. С. 493.

Здесь возникает неясность в переводе, поскольку выражение «это­ му бытию» читатель, естественно, относит к пространству — ведь о нем сейчас ведет речь Платон. И получается, что пространству надо быть где-то, в каком-то месте и занимать какое-то пространство. А в оригина­ ле говорится: «Мы видим его (пространство) как бы во сне и утвержда­ ем, что всякому бытию (то 6D araxv. — П.Г.) необходимо где-то находить­ ся, быть в каком-то месте и занимать какое-то пространство, а то, что на­ ходится ни на земле, ни на небе, как бы нигде не существует».

Пространство описывается Платоном как вместилище всего сущего;

всякому сущему надо где-нибудь находиться, и то,- где оно находится, и называется пространством.

Платон. Цит. соч. С. 493-494.

Там же. С. 344-345.

Глава II

ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ ГОРИЗОНТ

НАТУРФИЛОСОФИИ АРИСТОТЕЛЯ

Как мы уже отмечали во «Введении», философия науки сегодня стремится преодолеть застарелый дуализм естест­ веннонаучного и гуманитарного знания, дуализм, прочно вошедший в духовную жизнь Европы с XVII-XVIII вв. Ос­ нову его составляет представление о природе как системе объектов, между которыми существует лишь механичес­ кая связь, где нет места так называемой «целевой причи­ не». Мир природы, таким образом, оказывается лишен­ ным подлинной жизни, целесообразно-смыслового нача­ ла, которое вынесено за пределы природного мира и отнесено к сфере человеческой деятельности, — передано субъекту. Такого рода субъектный подход к категориям цели, смысла формирует характерную для индустриаль­ ной цивилизации ментальность, определяющую сего­ дняшнее отношение не только к природе как к «сырью», но и к человеку только как к производителю и потребите­ лю материальных благ.

Преодолеть субъективизм, ставший в новое время руко­ водящим принципом при исследовании научного знания и постепенно превративший гносеологию в основную фиОнтологический горизонт натурфилософии Аристотеля лософскую науку, можно лишь путем обращения к рас­ смотрению бытия как центрального понятия философии и — соответственно — к онтологическим, бытийным осно­ ваниям всякого знания, в том числе и знания научного 1.

Как возможно онтологическое фундирование науки?

Что означает такое фундирование? В какой мере оно в со­ стоянии изменить сегодняшнюю ситуацию, помочь в про­ яснении структуры современной науки, а, может быть, и содействовать рождению «альтернативной науки»

о природе, в рамках которой человек уже не противостоял бы природному миру как его «преобразователь» и насиль­ ник? Ведь в поисках альтернативного варианта отноше­ ния к природе взоры европейцев, как мы знаем, все чаще обращаются на Восток, к Индии, Китаю, а то и к далекой, тонущей в тумане догадок и неподтвержденных гипотез эпохе мифологически-магического единства человечества с природой.

А между тем нам нет надобности уходить ни в седую древность первобытного состояния, о которой у нас нет яс­ ного представления, ни отказываться от собственной евро­ пейской традиции, убегая от нее на Восток, поскольку на европейской почве имела место развитая естественнона­ учная теория, построенная на прочном онтологическом фундаменте и дававшая цельную и продуманную систему рационального знания, а не просто мифологему природы.

Я имею в виду физику и — шире — натурфилософию Ари­ стотеля, при этом рациональность аристотелевской физи­ ки отличается от научной рациональности в ее современ­ ном понимании, так что без большой натяжки мы можем назвать ее альтернативной. Научное познание мира, с точки зрения Аристотеля, отнюдь не предполагает абст­ рагирование от изучающего этот мир сознания и от суще­ ствования человека в этом мире, не требует того противо­ поставления субъекта и объекта, на котором стоит совре­ менная наука. Такой подход к изучению природы можно назвать натурфилософским. Сегодня к натурфилософии Не случайно возрождается большой интерес.

Рассмотрению онтологической базы, на которой строит­ ся естественнонаучная система Аристотеля, и посвящена настоящая глава.

Формирование античной науки в лоне философии 1. Аристотель и античная т р а д и ц и я Философия Аристотеля представляет собой завершаю­ щий этап трех столетий развития древнегреческой мысли.

В определенном смысле он как бы подводит итог этого раз­ вития, создавая основания для ряда наук — логики и он­ тологии, физики, биологии и психологии, этики и поэти­ ки. При этом Аристотель наследует и основную тему раз­ мышления древнегреческих мудрецов: что такое бытие?

Что значит «быть»? В отличие от философии Нового вре­ мени античная мысль имеет четко выраженную онтологи­ ческую ориентацию. В теоретически рефлектированной форме понятие бытия впервые предстает у элеатов. Фор­ мула Парменида «мыслить и быть — одно и то же» выра­ зила глубокое убеждение греков о внутреннем родстве бы­ тия и разума. С этой формулой тесно связана другая мысль: «бытие есть, а небытия нет»: небытия нет, потому что оно непостижимо для разума, невыразимо в слове.

Элеаты впервые в такой отчетливой форме противопоста­ вили бытие как истинное и поэтому познаваемое чувст­ венному миру как всего лишь мнению. В парменидовском понятии бытия мы должны подчеркнуть три момента, сы­ гравших ключевую роль в античной философии, в том числе и у Аристотеля: 1) бытие есть, а небытия нет; 2) бы­ тие едино, неделимо; 3) бытие познаваемо, а небытие непо­ стижимо.

Эти моменты в разных философских школах получали разную интерпретацию, но принципиальное, парадигмальное их значение сохранялось на протяжении многих веков — от Парменида и Демокрита до Платона, Аристоте­ ля, Плотина и Прокла. Мы здесь коснемся интерпретации понятия бытия только у наиболее выдающихся предшест­ венников Стагирита — у Демокрита и у Платона, посколь­ ку это необходимо для постановки вопроса о бытии и сущ­ ности у Аристотеля.

У Демокрита элеатовское «бытие» — единое и недели­ мое — предстало как атом, соответственно небытие — как пустота. Бытие у Демокрита, в отличие от небытия, позна­ ваемо. Правда, у Демокрита утратили свое значение тези­ сы элеатов о единстве и единственности бытия, а также Онтологический горизонт натурфилософии Аристотеля о его неподвижности: атомов — множество, они непрерыв­ но движутся в пустоте. Хотя Демокрит сохранил парменидовское противопоставление мира мнения данного чувст­ вам, и мира подлинно сущего, доступного лишь уму, тем не менее атомы Демокрита, как справедливо заметил Ге­ гель, — предмет не умозрения, а абстрактного представле­ ния, о чем свидетельствует как вид атомов (вогнутые, вы­ пуклые, шероховатые, якореобразные, угловатые и т. д.), так и чисто физическое толкование их неделимости:

атоцос; — «неразрезаемое>>, «нерассекаемое». Нужна была полувековая критика натурфилософии и «работа с поня­ тиями» софистов и Сократа, чтобы различие между абст­ рактным представлением и понятием ума стало общим до­ стоянием.

Плодом этой работы оказалось рассмотрение бытия Платоном. Как и элеаты, Платон считает бытие вечным и неизменным; в отличие от чувственного мира мнения, мира становления, бытие открывается только умозрению.

«Нужно отвратиться всей душой ото всего становящегося;

тогда способность человека к познанию сможет выдер­ жать созерцание бытия» (Государство, VI, 518 с). Предме­ том умозрения оказываются вечные, неизменные, непо­ движные, недоступные чувствам идеи; Платон называет их истинно сущим — ovxccx; ov. «Истинное бытие — это не­ кие умопостигаемые и бестелесные идеи» (Софист, 246 Ь);

их Платон называет сущностями: слово «сущность»

(ouoia), образованное от глагола «быть» (то eivoa), означа­ ет не что иное, как «существующее».

Именно понятие «сущности» становится ведущим у Аристотеля. Но Аристотель дает ему новую, отличную от платоновской, интерпретацию, отвергая платоновское учение о сущностях как бестелесных, отделенных от чув­ ственных вещей идеях. Тем не менее у Аристотеля сохра­ няется характерное для большинства греческих филосо­ фов понимание бытия как вечного, неизменного и непо­ движного. В отличие от Платона Аристотель, однако, ищет нечто постоянное, пребывающее в самом изменчи­ вом природном мире, стремясь создать также науку о дви­ жущемся и изменяющемся, т. е. о природе. В результате Аристотель ищет новые способы выражения бытия в по­ нятиях, давая свое истолкование бытия и сущности.

Формирование античной науки в лоне философии Насколько важным для Аристотеля оказывается вопрос о бытии во всех возможных его модификациях, свидетель­ ствует ряд языковых выражений, ставших ключевыми терминами философии на протяжении многих столетий.

Приведем важнейшие из них: то elvca (субстантивирован­ ный глагол «быть») — бытие; то ov (субстантивированное причастие от глагола «быть») — сущее; r\ o-uoia (субстанти­ вированное причастие от глагола «быть») — сущность; то х\ fjv eivoa (субстантивированный вопрос: «что есть бы­ тие?») — суть бытия 3. Важнейшую роль играет у Аристо­ теля также термин то ov кат'сштб (ens per se — сущее само по себе и то ov т\ ov — «сущее как сущее», «сущее как та­ ковое» 4.

С самого начала необходимо отметить, что у Аристотеля нет принципиального различения понятий «бытия» и «су­ щего» 5 в том виде, как мы встречаем это позднее, напри­ мер у Фомы Аквината в XIII веке или у B.C. Соловьева и М. Хайдеггера — в XIX и XX вв. У Аристотеля то etvai и то ov различаются в соответствии с их грамматической формой, что всегда определяется из контекста. Как же по­ нимает философ бытие, или сущее? Ответить на этот во­ прос — значит изложить онтологию Аристотеля, органи­ чески связанную с его логикой и теорией познания, т. е.

раскрыть содержание «Метафизики». Ибо первая наука, какой является метафизика, имеет своим предметом сущее как таковое. Всякое же знание, согласно Аристоте­ лю — и тут он опять-таки следует греческой философской традиции, — есть знание причин и начал: мудрость есть наука об определенных причинах и началах (Метафизика, I, 1, 982 а). Для философа необходимо приобрести знание о первых причинах: «ведь мы говорим, что тогда знаем в каждом отдельном случае, когда полагаем, что нам изве­ стна первая причина» (Метафизика, I, 3, 983а 24-26).

Не касаясь пока вопроса, в каких значениях говорится о причинах, отметим, что первым таким значением Аристо­ тель считает сущность, или суть бытия вещи: «ведь каждое "почему", — пишет философ, — сводится в конечном счете к определению вещи, а первое "почему" и есть причина и на­ чало» (Метафизика, I, 3, 983а 27-29) 8. Поскольку благода­ ря сущности каждое сущее есть то, что оно есть, то именно в ней следует, по Аристотелю, искать источник связи следОнтологический горизонт натурфилософии Аристотеля ствия с его причиной как в природе, так и в искусстве и в мышлении. «Причина, по которой создается что-ни­ будь, есть первичная часть, сама по себе сущая...Так же как в умозаключениях, сущность есть начало всего, ибо из сути вещи исходит умозаключение, а здесь — виды возникнове­ ния. Одной сущности необходимо должна предшествовать другая сущность, которая создает ее, находясь в состоянии осуществленности, например, живое существо, если возни­ кает живое существо» (Метафизика, VII, 9,1034а 25-1034b 15). Вместе с понятием сущности вводятся, как видим, те принципы научно-теоретического объяснения мира, кото­ рым суждено было определять характер европейской науки вплоть до XVII-XVIII вв. Не удивительно, что при этом сущность выступает как предмет исследования в метафизи­ ке, и именно рассматривая проблему сущности, мы, по Ари­ стотелю, отвечаем и на вопрос о том, что такое бытие.

2. Бытие, сущность и к а т е г о р и и Бытие в учении Аристотеля не является категорией, но к нему отнесены, на него указывают все категории.

«Бытие само по себе приписывается всему тому, что обо­ значается через формы категориального высказывания, ибо сколькими способами делаются эти высказывания, в стольких же смыслах обозначается бытие» (Метафизи­ ка, V, 7, 1017а 20). Иначе говоря, через связку «есть», яв­ но или неявно присутствующую в любом высказывании, всегда обозначается бытие. Тем не менее не все категории в одинаковой мере выражают бытие, или сущее: первая среди категорий — сущность — стоит к бытию ближе всех остальных, которые связаны с бытием через ее посредство.

Сущность, по Аристотелю, есть в большей степени сущее, чем любой ее предикат (акциденция). «Сущность есть в первичном смысле сущее, т. е. не в некотором отноше­ нии сущее, а безусловно сущее» (Метафизика, VII, 1, 1028 30). Именно благодаря сущности возможны и все те состояния и действия сущего, его отношения к другим суЩим, которые фиксируются в остальных категориях, т. е.

способах высказывания о сущем. Именно поэтому вопрос о том, что такое сущее, сводится к вопросу, что такое сущФормирование античной науки в лоне философии ность, и не без основания А.Л. Доброхотов видит у Арис­ тотеля «радикальное отождествление бытия и сущего» 9.



Pages:     || 2 | 3 |


Похожие работы:

«№ 30, 29.04.2011 ОГЛАВЛЕНИЕ 1 РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ ПРАВОВЫЕ АКТЫ ПРАВОВЫЕ АКТЫ ГЛАВЫ ГОРОДА 26.04.2011 № 53 О назначении публичных слушаний по проекту межевания территории, ограниченной ул.Томской, ул.Адмирала Старикова, переулком Левшинским, ул.Делегатской, ул.Памирской, ул.Социалистической, ул.Цимлянской Орджоникидзевского района города Перми ПРАВОВЫЕ АКТЫ АДМИНИСТРАЦИИ ГОРОДА 25.04.2011 № 172 О мерах по охране городских лесов, расположенных в границах города Перми, от пожаров в пожароопасный сезон...»

«1 Острова Реальности Практическая эзотерика XXI век 2О11 2 ББК 53.59 О 78 О 78 Острова Реальности. Практическая эзотерика. XXI век [Текст]. — СПб.: Вектор, 2010. — 160 с. ISBN 978 5 9684 1734 3 Острова Реальности, как и два предыдущих выпуска альманаха — Открытая дверь и Оранжевая долина, — новый проект, цель которого познакомить читателя со всем многообразием школ и направлений современ ной эзотерики и психологии. На его страницах представлены авторы, статьи которых объединены единой темой:...»

«ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА к бухгалтерской отчетности за 12 месяцев 2007 года Полное Открытое акционерное общество наименование Новосибирское авиационное организации производственное объединение им. В. П. Чкалова Почтовый адрес 630051, г. Новосибирск, ул. Ползунова, 15 Организационно- Открытое акционерное общество правовая форма ОКОПФ – 47 Дата 31 октября 2002 года государственной регистрации Регистрационный 1025400515986 номер Уставный капитал 1 034 893 тыс. руб. 1. Общие положения. Открытое...»

«СОДЕРЖАНИЕ стр. Аннотация.. 3 Общая информация о Департаменте. 1 5 Характеристика кадрового потенциала. 2 6 Основные результаты деятельности Департамента. 3 7 Лесное хозяйство.. 3.1 7 Лесопользование.. 3.1.1 8 Охрана лесов от пожаров.. 3.1.2 Мероприятия по защите лесов. 3.1.3 Лесовосстановление.. 3.1.4 Осуществление государственного лесного надзора (лесной 3.1.5 охраны).. Деятельность школьных лесничеств. 3.1.6 Лесопромышленный комплекс. 3.2 Финансовое обеспечение и доходы от лесного комплекса...»

«Информационно-аналитический дайджест № 12 8 апреля – 20 апреля 2014 г. 1 Дайджест новостей логистики №12 8 апреля – 20 апреля 2014 года МЕЖДУНАРОДНЫЕ НОВОСТИ В течение месяца в Крыму пройдут конкурсы на создание логистической инфраструктуры Президент японской консультативной компании в сфере железных дорог (JTC) сообщил, что ранее дал взятку вьетнамскому чиновнику в сумме 80 млн. иен Toshiba, Hitachi, Itochu выиграли тендер на поставку системы интеллектуального управления движением Шлесерс и...»

«Саломатова О.И. Научная библиотека ГУО ВПО Челябинский государственный университет Новации в работе библиографа в условиях участия в корпоративных проектах. Слайд. Саломатова О.И. Научная библиотека ГОУ ВПО Челябинский государственный университет Новации в работе библиографа в условиях участия в корпоративных проектах Определение новации. _ 2 Инновации в работе современной библиотеки. _ 3 Проект МАРС (Межрегиональная аналитическая роспись статей). 4 Почему был организован МАРС _ Количественный...»

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ АЭРОКОСМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Н.Е. ЖУКОВСКОГО “ХАРЬКОВСКИЙ АВИАЦИОННЫЙ ИНСТИТУТ” ВОПРОСЫ ПРОЕКТИРОВАНИЯ И ПРОИЗВОДСТВА КОНСТРУКЦИЙ ЛЕТАТЕЛЬНЫХ АППАРАТОВ Сборник научных трудов Выпуск 1 (65) 2011 МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ, МОЛОДЕЖИ И СПОРТА УКРАИНЫ Национальный аэрокосмический университет им. Н.Е. Жуковского Харьковский авиационный институт ISSN 1818-8052 ВОПРОСЫ ПРОЕКТИРОВАНИЯ И ПРОИЗВОДСТВА КОНСТРУКЦИЙ ЛЕТАТЕЛЬНЫХ АППАРАТОВ 1(65) январь – март СБОРНИК НАУЧНЫХ ТРУДОВ...»

«И. А. Есаулов Москва ФРЕЙДИСТСКИЕ КОМПЛЕКСЫ СОВЕТСКО-ПОСТСОВЕТСКОГО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ В ИЗУЧЕНИИ ЕВАНГЕЛЬСКОГО ТЕКСТА РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ1 i. a. esaulov moscow FREUDIAN COMPLEXES OF SOVIET AND POST-SOVIET PHILOLOGY IN STUDYING EVANGELIC TEXTS IN RUSSIAN LITERATURE В статье исследуются некоторые маргинальные положения концепции Фрей­ да и его статьи о Достоевском, в которых проявилось культурное бессозна­ тельное основателя психоанализа. Указывается на близость этого культур­ ного...»

«1 С С 2 3 1. Цели и задачи освоения дисциплины Целями освоения дисциплины Основы проектирования и оборудование являются: изучение основ организации и выполнения проектирования химических производств органических веществ. Задачами освоения дисциплины являются: обоснование района размещения проектируемого производства предприятий органического синтеза, порядка формирования и содержание задания на проектирование, основных этапов проектирования; получение навыков в выполнении научно-технического...»

«НАЦИОНАЛЬНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ СТРОИТЕЛЕЙ Стандарт организации Освоение подземного пространства ПРОКЛАДКА ПОДЗЕМНЫХ ИНЖЕНЕРНЫХ КОММУНИКАЦИЙ МЕТОДОМ ГОРИЗОНТАЛЬНОГО НАПРАВЛЕННОГО БУРЕНИЯ СТО НОСТРОЙ 2.27.17-2011 СТАНДАРТ САМОРЕГУЛИРУЕМОЙ ОРГАНИЗАЦИИ НЕКОМЕРЧЕСКОЕ ПАРТНЁРСТВО МОНТАЖТЕПЛОСПЕЦСТРОЙ СТО 109 НОСТРОЙ 2.27.17 -2011 Издание официальное Филиал ОАО ЦНИИС Научно-исследовательский центр Тоннели и метрополитены Общество с ограниченной ответственностью Издательство БСТ Москва Предисловие 1...»

«...... ЦЕНТР КОМПЕТЕНЦИИ ПО ЭЛЕКТРОННОМУ ПРАВИТЕЛЬСТВУ. ПРИ АМЕРИКАНСКОЙ ТОРГОВОЙ ПАЛАТЕ В РОССИИ Австралийская ассоциация местных правительств Информационная архитектура местного правительства Первое обсуждение наброска проекта Версия 0.4 Предварительного варианта документа Октябрь 2003 года Расширенный реферат по материалам: Local Government Association The Local Government Information Architecture First Discussion Sketch Draft Version 0.4 Exposure Draft October...»

«ПОЛОЖЕНИЕ О проведении межрегионального публичного открытого конкурса в области архитектуры жилых, общественных зданий и помещений, дизайна интерьеров и городского ландшафта Архитектурная премия 1. Общие положения 1.1. Конкурс Архитектурная премия (далее Конкурс) является межрегиональным публичным открытым конкурсом в области архитектуры жилых, общественных зданий и помещений, дизайна интерьеров и городского ландшафта. 1.2. Цели конкурса: - выявление и поощрение авторов наиболее успешных...»

«ОТКРЫТОЕ АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО СТРАХОВОЕ ОБЩЕСТВО ГАЗОВОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ УТВЕРЖДАЮ Правления С.С. Иванов 2014 г. ПРАВИЛ СТРАХОВАНИЯ СТРОИТЕЛЬНО-МОНТАЖНЫХ РИСКОВ 31 августа 2005 г. с изменениями и дополнениями, утвержденными Приказами от 12.04.2007 г. № 119, от 20.08.2007 г. № 294, 10.08.2009 г. № 299, от 18.05.2012 г. № 238, от O l. 0 3 -.2014 г. № W 1. Общие положения. Субъекты страхования 2. Объекты страхования 3. Страховые риски и страховые случаи 4. Случаи, не являющиеся страховыми....»

«Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ТУРИЗМА И СЕРВИСА Факультет сервиса Кафедра сервиса ДИПЛОМНЫЙ ПРОЕКТ на тему: Проект ювелирного гарнитура из подвески и серег Роза по специальности: 100101.65 Сервис Бутонова Студент Екатерина Алексеевна д.т.н., профессор Руководитель Пашковский Игорь Эдуардович Москва 2014 г. РЕФЕРАТ Бутонова...»

«ИПМ им.М.В.Келдыша РАН • Электронная библиотека Препринты ИПМ • Препринт № 72 за 2012 г. Малинецкий Г.Г., Тимофеев Н.С. О методологии прогноза развития аэрокосмического комплекса Рекомендуемая форма библиографической ссылки: Малинецкий Г.Г., Тимофеев Н.С. О методологии прогноза развития аэрокосмического комплекса // Препринты ИПМ им. М.В.Келдыша. 2012. № 72. 16 с. URL: http://library.keldysh.ru/preprint.asp?id=2012-72 Ордена Ленина ИНСТИТУТ ПРИКЛАДНОЙ МАТЕМАТИКИ имени М.В.Келдыша Российской...»

«Государственно-общественное образование Владимир И. Гусаров Оглавление Предисловие Глава I. Теория и практика общественного участия в управлении образованием в России в XIX – XX вв. Историография отечественного общественного участия в управлении § I.1 образованием в XIX - XX вв. как части системы местного самоуправления Государство и самоуправление в России в XIX - XX вв. § I.2 Отечественный опыт общественного участия в управлении § I.3 образованием в XIX - XX вв. Глава II. Современная практика...»

«ФЕДЕРАТИВНАЯ РЕСПУБЛИКА ГЕРМАНИЯ Политика, экономика, культура Информационно-аналитический бюллетень по проблемам изучения новейшей истории Германии № 1 (5) ТВЕРЬ 2007 ЦЕНТР ГЕРМАНСКИХ ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ ИНСТИТУТА ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ РАН ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ ТВЕРСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ФЕДЕРАТИВНАЯ РЕСПУБЛИКА ГЕРМАНИЯ Политика, экономика, культура Информационно-аналитический бюллетень по проблемам...»

«241 СОВЕТСКИЕ ТРАДИЦИИ Катриона Келли. Ленинградская кухня / La cuisine leningradaise — противоречие в терминах? Катриона Келли Ленинградская кухня / La cuisine leningradaise — противоречие в терминах?1 Как известно, ностальгия по советскому прошлому часто фиксируется на еде2. По словам женщины-билингва, родившейся в 1983 г. в Ленинграде, а проживающей с начала 1990-х гг. в Англии, “I miss some things. I miss the food. Хлеб.” (процесс погружения в прошлое маркируется переходом на русский язык,...»

«ПРАВИТЕЛЬСТВО НОВОСИБИРСКОЙ ОБЛАСТИ ПОСТАНОВЛЕНИЕ от 19 марта 2014 г. N 104-п О ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОДДЕРЖКЕ ИНВЕСТИЦИОННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ, ОСУЩЕСТВЛЯЕМОЙ В ФОРМЕ КАПИТАЛЬНЫХ ВЛОЖЕНИЙ НА ТЕРРИТОРИИ НОВОСИБИРСКОЙ ОБЛАСТИ В соответствии с Законом Новосибирской области от 14.04.2007 N 97-ОЗ О государственном регулировании инвестиционной деятельности, осуществляемой в форме капитальных вложений на территории Новосибирской области, в целях стимулирования инвестиционной деятельности и обеспечения...»

«Курсовая по горному делу I Данные по проекту: 1. Протяженность штрека 850 м. 2. Угол падения жилы 18о 3. Штрек проводится из штольни ?=250м. Характеристика пород |Наименование пород |f |Кр. |? т/м3|Катег.ЕНВ|Тм |Прим. | |Глинистые сланцы |4 |1,75 |2,0 |VIII | | | |Рудная жила |5 |1,75 |2,5 |VIII |1,8 | | f=4 – средние породы f=5 – довольно крепкие породы 1.1 pic] 1.3 Горная выработка – это полость в земной коре, образованная выемкой, полезными ископаемыми, пустой породой. Открытая горная...»






 
2014 www.av.disus.ru - «Бесплатная электронная библиотека - Авторефераты, Диссертации, Монографии, Программы»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.