WWW.DISS.SELUK.RU

БЕСПЛАТНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА
(Авторефераты, диссертации, методички, учебные программы, монографии)

 

Pages:     || 2 | 3 |

«ПЕТЕРБУРГСКАЯ НЕОКЛАССИКА 1900–1910 Х ГГ. Архитектурные конкурсы: зодчий, цех, город С. ПЕТЕРБУРГ 2005 Басс В. Петербургская неоклассика 1900–1910 х гг. Архитектурные конкурсы: зодчий, цех, город. – СПб.: “ИПК “НП ...»

-- [ Страница 1 ] --

В. БАСС

ПЕТЕРБУРГСКАЯ

НЕОКЛАССИКА

1900–1910 Х ГГ.

Архитектурные конкурсы:

зодчий, цех, город

С. ПЕТЕРБУРГ

2005

Басс В.

Петербургская неоклассика 1900–1910 х гг. Архитектурные конкурсы:

зодчий, цех, город. – СПб.: “ИПК “НП Принт”, 2005. – 84 c., ил.

ISBN 5 901724 18 6

Автор выражает глубокую признательность доктору искусствоведения Григорию Зосимовичу Каганову, любезно принявшему на себя труд научного редактора этого издания и сделавшему множество важных заме чаний к тексту. Автор также приносит благодарность сотрудникам кафедры теории и истории архитектуры Института им. И.Е. Репина А.Л. Пунину, В.Г. Лисовскому, М.Н. Микишатьеву, С.И. Михайловскому, работникам петербургских и московских архивов и музеев и всем коллегам, к консультациям которых он прибегал в процессе подготовки публикации.

ISBN 5 901724 © В. Басс, Подготовка публикации: “Издательско Полиграфический Комплекс “НП Принт”, 198005, Измайловский пр., 29.

Печать: Печатный салон “Эльф”. 196105, ул. Решетникова, 15.

Глава 1. Петербургская неоклассика 1900–1910 х гг.

гг.

К онкурсы на проектирование объектов градостроительной большой градостроительной значимости Вынесенная в заглавие этого издания тема предполагает совместное рассмотре ние вопросов, относящихся к стилистической и градостроительной проблематике, на материале архитектурных конкурсов 1900–1910 х гг.

Одна из конечных целей исследователя, обратившегося к проблематике архитек туры 1900–1910 х гг., – попытаться вскрыть механизмы, определившие смену визу альных риторик 1 (по причинам, о которых говорится ниже, мы будем максимально избегать стилистической терминологии). Иначе говоря, попытаться ответить на воп рос, почему архитекторы, в 1890 е гг. строившие в духе эклектики (илл. 1), а на рубе же веков – в формах модерна (илл. 2), обращаются к классике (илл. 3). Существую щая архитектуроведческая традиция объясняет генезис и эволюцию неоклассики в рамках стилистической парадигмы, в едином контексте истории идей и формы. Как пишет в своем исследовании русского неоклассцизма Г.И. Ревзин, “искусствознание не обладает иным, кроме стиля, способом обозначить любую наблюдаемую в истории общность материала. Поэтому любые исследования, направленные на анализ сколь ко нибудь общих закономерностей, оказываются связанными с категорией стиля”2.

При этом Г.И. Ревзин разрешает несовершенство стилистического аппарата, очевид ное в применении к эпохе со столь вариативной формальной системой, рассматри вая стиль в качестве семантической общности и сопоставляя неоклассике актуальные для эпохи общекультурные смыслы.

Традиционная модель описания и анализа неоклассической архитектуры, зало женная еще в 1910 е гг. при первых попытках осмысления эпохи современниками “по горячим следам”, является порождением именно искусствоведческой рефлексии в категориях стиля, и она имеет дело не с реальным процессом, а лишь с его видимы ми результатами, и оперирует категориями, не характерными для конкретного про фессионального мышления эпохи.

Между тем, архитектурный цех обладал собственной системой ценностей, собствен ным представлением о “хорошей архитектуре”, собственным языком и способом мыш ления. Безусловно, критика в духе Бенуа, Лукомского, Курбатова не только влияла на архитектурную среду, но и прививала ей существующую до наших дней традицию рассуждения о собственном предмете в искусствоведческих категориях. Однако об щекультурный авторитет этой критики не должен вводить в заблуждение относитель но степени ее влияния на реальный архитектурный процесс тех лет.

Специфика архитектурной профессии (в частности, “жизнестроительное” нача ло архитектуры и своеобразный демиургический статус зодчего) и система институ циональной организации (в т. ч. Академия как высший цеховой институт, архитек турные сообщества и образовательные учреждения) предполагают крайне высокий статус и даже примат именно профессиональных, цеховых ценностей в системе оце нок, предпочтений и мотивов архитектора. Это в особенности характерно для изуча емого периода, когда групповая составляющая архитектурной деятельности приоб ретает принципиальное значение.

Модель стилистической эволюции неоклассики (“по прототипам” – от ампира к античности), заложенная еще Лукомским, игнорирует реальный профессиональный облик архитектора и “цеховые” представления о стилях и периодах в истории зодче ства. Кроме того, такая модель хорошо работает лишь в применении к “стилистичес 2 Глава ки чистым”, но не к “синтетическим” объектам. Появление же целого ряда проектов и построек (илл. 4, 5) вообще не вписывается в принятую схему стилистической эволю ции, что вызывает к жизни исследовательские конструкты вроде “классицизирующей эклектики” и “контекстуализма” или побуждает историков оперировать лишь твор чеством “первоклассных” архитекторов, телеологически расставляя приоритеты и говоря как о “лице” русской архитектуры лишь о стилистически ярких явлениях, выч леняемых на фоне общей массы творчества “зодчих второго плана”.

Представляется необходимым преодолеть расчленение единого архитектурного процесса и рассмотреть его с помощью аппарата, для которого работы студента Ака демии столь же релевантны, сколь и творчество “ведущих мастеров” (кстати, это по зволило бы оценить реальный цеховой статус последних и проследить процесс “сло жения авторитетов”). Аппарата, который не требует игнорировать сосуществование в архитектурной практике начала XX в. разных направлений и общий фон массового “нехудожественного” строительства.



В предлагаемом тексте делается попытка объяснить конкретное течение архи тектурного процесса и его видимые результаты, зафиксированные в утверждении определенной визуальной риторики, не только текущими процессами в культуре, не только общекультурной “модой”, но долгосрочными профессиональными фактора ми, восходящими к самому способу архитектурного сознания, сложившемуся в рам ках определенной профессиональной традиции и системы институций.

В нашу задачу входило проследить, каким образом “профессиональный язык го ворит архитекторами начала XX столетия”. Это предполагает реконструкцию систе мы цеховых ценностей и категорий профессионального сознания, установление ха рактерных для данной традиции взаимосвязей между этими категориями и формой.

В качестве предмета изучения были избраны конкурсы как сфера, в которой дей ствие “цеховых принципов” наиболее наглядно: выбор проектов осуществляли преж де всего сами архитекторы, более того, “профессиональная элита”, те, кто посред ством архитектурных институций (школа, объединения зодчих, органы власти) и в силу группового авторитета определял идеологию цеха.

Для изучения категорий профессионального сознания и механизмов его функци онирования в архитектурном процессе эпохи и конкретных формах профессиональ ной деятельности необходимо дистанцироваться от традиционного стилистического аппарата и принять в качестве основного методического приема совместный анализ проектов и соответствующих им текстов. Именно сочетание формального анализа проектов с анализом соответствующего им профессионального дискурса представля ется эффективным средством к выяснению основных категорий архитектурного языка, их структуры и специфического содержания и функционирования в рамках профес сионального сознания и цеховой системы ценностей. Подобный подход позволяет выявить профессиональные механизмы, обеспечивающие процесс смены визуаль ных риторик, традиционно представленный в литературе в итоговых категориях сти листической эволюции.

К онкурсная практика неоклассической эпохи К началу XX столетия архитектурные конкурсы становятся в России обыденной практикой. По данным ЦНИИТИА, с 1900 по 1917 г. было проведено около 450 значи тельных конкурсов3, большинство из которых – в 1911–1914 гг. “Конкурсный бум” свя зан с деятельностью профессиональных сообществ, пик которой также пришелся на конец XIX – начало XX в. Организация состязаний в это время становится “профес сиональной повинностью” обществ, выступающих в качестве “коллективного посред ника” между заказчиком и архитектором. Институциональное оформление цеха про текало синхронно с изменениями в статусе зодчего и с эволюцией самосознания.

В конкурсной практике нашла отражение двойственность статуса архитектора – как носителя искусства, представителя профессии, цеха и конкретного объединения (объединений) и одновременно – как “представителя заказчика”, сотрудника город ских органов и всероссийских институций, чиновника. Принадлежность к институ там и группам разного уровня определяла разные причины участия в состязаниях, стратегии, мотивы выбора задач, роль и позицию в конкретном сюжете.

Степень включения архитекторов в соревновательный процесс определялись, в частности, социальным статусом, обширностью проектно строительной практики, возможностями получения заказов – в т.ч. связанными с личным покровительством, с “социальным обликом” архитектора. Определенную роль играло происхождение.

Среди участников столичных конкурсов характерно обилие непетербуржцев по рож дению, для которых демонстрация принадлежности к цеху и высокого профессио нального статуса становилась частью “программы” социализации.

Среди современников бытовало представление о невыгодности конкурсов: лишь малая часть конкурентов (иногда не более 3%) получала вознаграждение. Однако су ществовал круг архитекторов, для которых состязания стали важнейшей частью дея тельности и – существенным финансовым источником: размеры отдельных премий были весьма внушительными.

Состязания имели для участников не только практическое значение, но и симво лический смысл, становясь ритуалом, актом приобщения к цеху, утверждения себя в группе4; конкурсы были и формой увековечения памяти коллег – что также позволя ет акцентировать “ритуальный” аспект.

В конкурсной практике складывается новая цеховая элита периода неоклассики – целый ряд представителей которой впоследствии войдет в число ведущих мастеров русской и советской архитектуры. Среди участников наиболее значительных конкур сов – П.В. Алиш, А.Е. Белогруд, А.Ф. Бубырь, Н.В. Васильев, Э.Ф. Виррих, А.И. Владовс кий, Я.Г. Гевирц, С.Г. Гингер, Г.Е. Гинц, А.З. Гринберг, А.И. Дмитриев, М.Х. Дубинский, З.Я. Леви, Ф.И. Лидваль, А.Л. Лишневский, М.С. Лялевич, Н.Л. Марков, О.Р. Мунц, М.М. Перетяткович, Ф.М. Плюцинский, С.С. Серафимов, Л.Р. Сологуб, И.А. Фомин, Е.Ф. Шреттер, Л.Л. Шретер, В.А. Щуко. Интенсивность конкурсной жизни была такова, что участие в любом из множества состязаний уже было актом выбора. Многие “посто янные конкуренты” тиражируют отдельные решения, мотивы или цитаты прототи пов из проекта в проект (примеры можно найти у Дубинского, Фомина, Лялевича, Дмитриева, Перетятковича, Лишневского).

Можно выделить и круг непременных участников конкурсных комиссий. Практи ка баллотировок позволяет говорить об этих зодчих как об элите, сформированной внутри самого цеха. Ядро “судейского истэблишмента”, сложившись еще на рубеже веков, сохраняется и в 1910 е. Его составляли Л.Н. Бенуа, И.С. Китнер, П.Ю. Сюзор, А.И. фон Гоген, Г.Д. Гримм, Ф.И. Лидваль, Г.И. Котов, П.П. Марсеру, В.П. Цейдлер, С.П. Галензовский и др. Характерно обилие представителей старшего поколения. Не будучи ретроспективистами в “мирискусническом” смысле (и не рассматривая стиль и стилистическую целостность в качестве основополагающей ценности), они в силу профессиональной и учебной традиции впитали классические ценности и принци пы. И когда общекультурная атмосфера и изменения в статусе архитекторов стали благоприятствовать возврату к классике, именно эти зодчие оказались инстанцией, осуществившей “классический выбор” на практике, одобрившей устремления моло дых коллег и конфирмовавшей неоклассику в качестве архитектурного мэйнстрима.

Представители профессиональной элиты были учителями тех мастеров, с именами которых связывается расцвет течения: многие из неоклассиков – архитекторы 1870 х годов рождения, окончившие Академию художеств в 1900–1910 е гг. и активно конку рировавшие в предреволюционное десятилетие. Следует также особо выделить поко ление зодчих, профессиональное становление которых происходило уже в 1910 е гг., на фоне утвердившейся неоклассической архитектуры. К их числу относятся, в част ности, представители последних предреволюционных выпусков Академии. Специ фика архитектурного мышления и языка, ценностей и принципов этого поколения становится очевидной при сравнении выпускных программ Высшего художествен ного училища 1900 х и 1910 х годов.

Характерно, что постройки, с которыми традиционно связывается начало петер бургского неоклассического строительства (здания Второго Общества взаимного кре дита (илл. 6) и Азовско Донского банка (илл. 7)), принадлежат представителю “су дейского истэблишмента” и одновременно активному конкуренту – Ф.И. Лидвалю.

К онкурсы и профессиональное сознание неоклассики Изучение конкурсных материалов позволяет реконструировать некоторые осно вополагающие категории профессионального языка и сознания.

Определяющими качествами проекта для цеха оказываются:

1) монументальность;

2) характерность (как способность здания сигнализировать о собственной функ ции – либо в силу соответствия сложившейся традиции данного типа, либо на коннотативном уровне) и 3) градостроительная уместность (замечания о том, насколько “здание подходит данному месту” и городу в целом, встречаются уже в 1900 х).

Кроме того, достоинствами проекта в цеховой “системе координат” оказываются цельность, “спокойствие” фасадов, формальное и композиционное единство на всех уровнях организации, связь и соподчинение частей, композиционная иерархия масс и форм, их взаимная сомасштабность и традиционная масштабность всего здания и его элементов, восходящая к укорененному в традиции (прежде всего ордерной) “че ловеческому масштабу”; ценятся “хорошие пропорции” постройки и отдельных форм.

Непременным достоинством и планов, и фасадов оказывается “простота” (как визу альная рациональность и отражение классицистического культа элементарной гео метрии), хотя однообразие оказывается негативной характеристикой. Приветствует ся логика и “красота” планов, в отношении представительных общественных зданий – “парадность” и “грандиозность приема”.

Хотя традиция предполагает анализ в документах профессиональной рецепции (отчетах конкурсных комиссий etc) сначала функционально планировочных, и лишь во вторую очередь формально стилистических аспектов, практика показывает, что предпочтение отдается симметричным композициям – даже в случаях, когда это не обусловлено функциональностью или вступает с ней в противоречие. Вообще, следо вание традиционным композиционным принципам оказывается определяющим фактором и играет существенно большую роль в оценке проектов, чем выбор того или иного формально стилистического канона. Практика демонстрирует множество примеров воплощения классической композиционной и планировочной логики в проектах, выполненных в далеких от классики формах.

Наследием предшествующего периода стали такие категории, как “правда” и це лесообразность: негативно воспринимаются “фальшивые” и “чисто декоративные” решения, “театральность”. Также приветствуется “оригинальность”, но порицается “вычурность”; “интересный” фасад – типовая характеристика. В отношении “декора тивности” встречаются и положительные, и негативные оценки, обусловленные соот ношением декора с другими уровнями организации архитектурного произведения.

Стиль же существует как факультативная категория, не обладающая абсолютным статусом в цеховой системе ценностей. Констатируя, что “фасад выполнен хорошо в стиле ампир”, архитекторы не выказывают предпочтение тому или иному стилю, но свидетельствуют квалификацию коллеги. Кроме того, профессиональная традиция предполагает разную жесткость формальной системы для разных стилей, и соответ ственно, разные требования, напр., к фасадам (в особенности на ранней стадии, в 1900 х). Стиль служит своеобразным регистром, задающим часть из набора критери ев для оценки проектов, в то время как основные, фундаментальные ценности сохра няют свое универсальное значение. По мере же утверждения неоклассики происхо дит своеобразная “универсализация” языка – и критериев.

Отказавшись от стилистического аппарата, мы тем самым попытались избежать спекулятивной логики, согласно которой “классичность” цеховой системы ценностей непременно должна вызывать к жизни классику как явление формального порядка.

Классическая форма и классические принципы находятся в сложных и неоднознач ных отношениях; они далеко не всегда явлены одновременно. Тем не менее, в под тверждение “классического” характера цехового сознания эпохи приведем цитату из столь же методически спекулятивной статьи И.Л. Маца “О классике и классичнос ти” (Академия архитектуры. 1935. N1 2). Автор, рассматривая дефиниции этих поня тий, отмечает: “наиболее распространенным является понимание классики и клас сичности как формально стилистической категории. Это толкование создается обыч но на основе догматизации некоторых – хотя эмпирически и правильных, но все же отдельных моментов, характеризующих архитектуру классических периодов. Наибо лее часто встречаемые, в этом смысле, моменты будут:

законченность и ясность общей формы;

гармоничность целого;

монументальность;

рационалистичность составных элементов и их формы;

уравновешенность масс;

строгая ритмизация частей, выражаемая математически правильными формулами;

математически и зрительно правильное распределение несомых и несущих частей;

пропорциональность соотношений, рассчитанных на основе золотого сечения и его функций”.

Как мы видим, этот набор критериев, соответствующих “традиционному” толко ванию классичности, в существенной степени согласуется с набором цеховых пред почтений зодчих начала XX в.

Однако наиболее очевидные свидетельства в пользу “классичности” цеховых цен ностей и профессионального сознания может стать сопоставление названных выше категорий с базовыми категориями витрувианской эстетики 5. Кроме того, отметим укорененность в системе архитектурного сознания принципов античной риторики (усвоенных зодчими непосредственно и опосредованных наиболее авторитетными в профессии текстами, прежде всего “Десятью книгами” Витрувия). И архитектурные объекты, и вербальные тексты (в т.ч. “конкурсного” происхождения) оказываются организованы на основаниях, восходящих к античной риторической традиции. Воп рос о риторических канонах профессионального дискурса представляется весьма перспективным для характеристики механизмов функционирования цехового язы ка и сознания.

Архитектурные конкурсы неоклассической эпохи: примеры Конкурсная практика эпохи подробно рассматривалась на примерах объектов большой градостроительной значимости. Градостроительная уместность определяет ся автором проекта и рецензентами на разных уровнях: на уровне локального окру жения; на уровне системы ключевых ансамблей, “семантического каркаса” города;

на уровне города в целом. Нас интересовали объекты, в силу масштаба и положения определяющие облик целых участков города. В то же время все эти проекты оказыва ются включены в единый контекст неоклассической реконструкции Петербурга 6 – чему, в частности, способствовало множество проводимых одновременно или хроно логически близких конкурсов.

Каждый из сюжетов дает уникальный материал к реконструкции разных граней профессионального сознания эпохи и по разному демонстрирует действие механиз мов, определивших новое утверждение классики.

Конкурс на здание Государственной Думы (1905–1906 гг.) Первый из взятых в качестве иллюстрации сюжетов был инициирован самим архи тектурным сообществом и явился исключительно цеховой инициативой. Конкурс на здание Государственной Думы на Марсовом Поле был объявлен Петербургским обще ством архитекторов (далее – ПОА) в декабре 1905 г. Всего к назначенному сроку – 10 апреля 1906 г. – было представлено 12 проектов, 5 из них удостоено премий.

Показательно, что уже в 1906 г., за несколько лет до времени, с которым принято связывать повсеместное утверждение неоклассицизма, художники академического круга выказывают предпочтение классике и демонстрируют свободное владение раз личными вариациями классической стилистики. И если премированные работы З.Я. Леви (илл. 8) и отчасти А.И. Дмитриева (илл. 9) можно счесть эклектичными, то проекты М.С. Лялевича7 (илл. 11) и А.И. Владовского (илл. 10) свидетельствуют не толь ко о целостности видения, чуждой эклектике, но и о проникновении в суть образной системы, архитектурных принципов и языка французских визионеров. Именно эта укорененная в профессиональном каноне “классичность”, отраженная и в проектах – в планировках, в единстве ордерного решения, в общем масштабе ордера, в еди ных цоколях и антаблементах – и в текстах, послужила предпосылкой к тому, что ин теллектуальная мода пассеизма встретила сочувствие архитектурного корпуса, сфор мировавшего вариативную, но целостную визуальную систему неоклассики. Показа тельно и проявление классических принципов в планировке и композиции работы В.В. Суслова (илл. 12) – единственном премированном проекте “в русском стиле”.

Выбор проектов свидетельствует и о том, что для цеха представление о масштаб ном общественном здании, предназначенном для демократической институции, свя зывается именно с архитектурой Grand Prix – или с реальными образцами парла ментских построек, подобными Рейхстагу 8. Присуждение же первой премии работе А.И. Дмитриева можно отнести на счет ее “контекстуальности”, наиболее “петербург ского” характера (воплощенного прежде вскго посредством цитат).

Развитием сюжета стала программа на соискание звания в ВХУ 1910 г. – Государ ственная Дума. В этих работах заметно влияние и конкурса 1905–1906 гг., и архитек туры перестроенного под думские нужды Таврического дворца. От проектов пятилет ней давности их отличает большее стилистическое единство, стремление к симмет рии, ясности планов и еще более грандиозный масштаб: речь идет о мегаломании в духе Э. Л. Булле (илл. 13).

Конкурс на здание Центральных Установлений Министерства торговли и про мышленности (1912 г.) Конкурс был объявлен ПОА по поручению министерства в августе 1912 г., проекты представлены в ноябре 1912 г.

Жюри отдало предпочтение работе С.С. Серафимова (илл. 14), наиболее “класси цистической” среди шести отмеченных. Показательно, что отзыв конкурсной комис сии не содержит не только оценки, но и указаний на стиль проектов вообще – при том, что конкуренты представили разные вариации классической стилистики.

Первоначально проект Серафимова был одобрительно принят заказчиком кон курса, однако постройку поручили другому конкуренту – М.М. Перетятковичу9 (илл. 19).

В окончательном проекте Перетяткович объединяет мотивы разных проектов в пол ностью переработанной композиции. Здание (илл. 20) стало одной из немногих мас штабных официальных построек неоклассической эпохи, реально возведенных в результате конкурса. Облик ее явился своеобразным компромиссом между монумен тальностью, контекстуальным началом и “характерностью” как выражением функ ции. Впрочем, “контекстуальность” означает здесь перекличку посредством стилис тических и формальных цитат с “петербургским текстом”, а не непосредственное подчинение градостроительному окружению. А корни стилистического своеобразия постройки следует искать не только в индивидуальной манере архитектора (не быв шего, как известно, сторонником чистоты стиля; упреки в обилии разнородных моти вов критики, в частности, Лукомский, адресовали таким постройкам Перетятковича, как банк Вавельберга или Русский Торгово Промышленный Банк), но и в двояком толковании принципа характерности, которое диктовалось назначением здания. С одной стороны, образ его должен был отражать характер официального учреждения в столице империи, с другой же – дух прогресса, инновации и коммерции. И в этом отношении выбор заказчиком проекта Перетятковича вместо “консервативного клас сицизма” Серафимова вполне обоснован, хотя очевидно, что подобные мотивы были куда менее значимы для цеха.

Конкурсы на застройку местности Тучкова буяна (1912–1913 гг.) В 1912 г. состоялся “второй конкурс имени В.А. Шретера”, объявленный ПОА в раз витие инициативы властей по использованию местности. Из четырех поданных про ектов три – А.З. Гринберга, С.С. Серафимова и М.Х. Дубинского – приобретены горо дом. По результатам открытого состязания было переработано задание, согласно ко торому в 1913 г. проведен именной (закрытый) конкурс. К участию в нем пригласили О.Р. Мунца, И.А. Фомина и победителя состязания 1912 г. – М.Х. Дубинского.

Информативность этому сюжету сообщает не только уникальное в градостроитель ном отношении местоположение ансамбля, но и его уникальный типологический со став, включавший здания для выставок, съездов и городских музеев. Каждый из архи текторов по разному разрешал задачу объединения в одном ансамбле разнохарак терных построек, сообщая им то или иное сочетание “монументальности” и “харак терности”. Конкурс 1912 г. стал этапом поиска планировочной идеи. Вероятно, имен но замкнутый генплан, сообщающий проекту М.Х. Дубинского характер “классичес кого ансамбля”, послужил основанием для выбора жюри. Принципы построения ген плана и отдельные планировочные приемы, найденные в 1912 г. (прежде всего М.Х. Дубинским и С.С. Серафимовым – кстати, практически одновременно участво вавшим в конкурсе на здание Министерства торговли и промышленности), получили развитие в проектах участников именного конкурса.

Хотя цеховые оценки этого конкурса отсутствуют, показательно существующее в литературе мнение о присуждении премии М.Х. Дубинскому. Модернизированная классика Дубинского (илл. 21, 22) и избранное им соответствие между “физиономи ей” каждого здания и ансамблевым началом оказываются наиболее приемлемыми и в части “монументальности”, и в вопросах характерности. Напротив, “цитатный” клас сицизм Фомина (илл. 23) и избранный им композиционный прием приводят архи тектора к решениям, очевидно “нехарактерным”, а неоспоримая типологическая “ха рактерность” отдельных построек О.Р. Мунца (илл. 24) не подкреплена ни должной “монументальностью”, необходимым “качеством” каждой постройки, ни должным ансамблевым началом.

В то же время отказ М.Х. Дубинского от первоначально избранной формальной системы (любимого архитектором классицизма шинкелевского толка) демонстриру ет движение архитектора в направлении общего для цеха толкования вопросов “мо нументальности” и градостроительной уместности. Замкнутый и центричный ансамбль Дубинского (илл. 25) (показательно, что в окончательном проекте архитектор даже вводит полуциркульные “пропилеи”) оказывается более корректным по отношению к среде, чем демонстративно раскрытая новой осью в направлении Петровского ост рова постройка Фомина.

Проекты реконструкции Николаевского вокзала (подробнее см. Главу 2) Сюжет включает следующие основные этапы:

предыстория (историческое здание вокзала и ранние опыты его реконструкции);

проекты, выполненные силами специалистов Министерства путей сообщения, и конкурс 1906 – 1907 г.;

проект арх. А.Н. Померанцева и варианты проекта, выполненные специалистами работы двух стадий закрытого конкурса 1912 г. и окончательный проект арх. В.А. Щуко;

развитие сюжета – выпускная программа ВХУ за 1913 г.

Проекты последней стадии, игнорируя и локальный контекст, и предшествующую отечественную практику вокзального строительства, обретают новую монументаль ность модернизированной неоклассики, новый – крупный – масштаб и новую харак терность, обусловленную близостью их формирующейся “вокзальной” традиции, нео классическим станциям, во множестве возводимым в эти годы в Европе и Америке.

В градостроительном отношении эти проекты изменяют, расширяют само содержа ние понятия контекста, выходя за рамки как чисто прикладного, так и узко пассеис тического толкования. Сам город совокупностью новых построек и проектов оказыва ется введен в новый контекст, контекст интернациональной модернизированной клас сики (или таким образом возвращен из локального в универсальный классический архитектурный контекст – от античности до П. Беренса). Показательно, что конку ренты 1912 г. говорят в пояснительных записках о “римской классике” своих проек тов. Кроме того, окончательный выбор был сделан в пользу проекта, традиционным для Петербурга способом (посредством высотной доминанты) включенного в систему городских ансамблей.

Сюжет с реконструкцией вокзала демонстрирует влияние архитектурного корпуса и отдельных зодчих на выбор проектов, на ожидания и оценки прочих участников и, таким образом, на формирование окончательного образа сооружения. В результате длительной истории конкурсов на свет появился проект, в наибольшей степени отве чающий цеховой системе ценностей, воплотивший наилучшее сочетание представле ний о масштабности, монументальности, цельности, простоте, характерности, ориги нальности. Проекты конкурса 1912 г. отличает от работ пятилетней давности не только большая монументальность, но прежде всего стремление к масштабному, формально му и декоративному единству, цельности, однородности. Об этом же свидетельствует и окончательное изменение проекта Щуко, приблизившее его к работам Лидваля (и дру гих конкурентов) в части композиции, но сохранившее за ним больший масштаб, хотя и лишенный демонстративной монументальности проектов Фомина.

Некоторые выводы Конкурсная практика 1900–1910 х гг. демонстрирует, с одной стороны, измене ние визуальной риторики, связанное с утверждением системы ценностей архитек турного цеха, а с другой – изменение, эволюцию самой этой системы. Показательно, что ответом цеха на “вызовы эпохи” оказываются не реминисценции отечественно го классицизма, столь любимого критиками эстетами мирискуснического круга, а своеобразное “модернизированное палладианство” и “модернизированная антич ность” 10.

Среди архитектурных ценностей оказывается и соответствие духу времени, “прав де времени”. Поэтому “подделки под прошлое”, вызывая одобрение качеством вос произведения того или иного стиля, не становятся выбором цеха. Именно в монумен тальной модернизированной классике (масштаб которой обычно задан большим ор дером) воплотились предпочтения профессионалов – сочетание монументальности, характерности, простоты, современности и новой “контекстуальности”.

Причина неуспеха проектов Фомина (забракованные – коллегами! – проекты вок зала и мнение о победе Дубинского в конкурсе на застройку Тучкова буяна), вероятно, кроется в том, что у цеха есть и идеологическая, и связанная с ней визуальная норма.

Норма, в которую не “вписывается” ни самодовлеющий ретроспективизм эстетов кри тиков, ни самодовлеющая выразительность, гипермонументальность. Норма, в кото рой монументальность и традиционность ограничивается представлениями о разум ном и целесообразном. Не случайно сам архитектор вынужден до поры подстраиваться под эту норму, указывая, напр., в пояснительной записке, что портик – “это единствен ная архитектурная форма, правильно разрешающая большой подъезд”11 (тем самым автор оправдывает формальный выбор утилитарной целесообразностью).

Структурообразующим отличием цеховой системы ценностей от “критико искус ствоведческой” оказывается владение инструментами порождения и логикой порож дения архитектуры, укорененной в профессиональной (в т. ч. школьной) традиции.

Характерно внимание, уделяемое в конкурсных отчетах “художественности” испол нения фасадов и разрезов (любопытно нарекание А.Н. Померанцева на “холодный, без души” разрез в лидвалевском проекте вокзала). За пределами цеха эта характе ристика абсолютно нерелевантна, здесь же она становится своеобразным залогом качества и профессиональной ценности работы. Это можно связать и с восходящими к античности идеями типов знания. Упомянем также графические техники как опос редующий инструмент архитектурного мышления: не случайно познание архитек турной формы в школе строилось на основе рисунка. Углубленный анализ структуры, категориального аппарата и механизмов профессионального сознания в связи с си стемой архитектурного образования представляется весьма перспективным.

Показательно, что требования монументальности и характерности отвечают и общекультурным запросам (скажем, именно эти требования содержатся в задании на вокзальный проект, сформулированном министерством путей сообщения), но вто ричны по отношению к стилистической характеристике в оценке критиков мирис куснического толка, для которых принципиальна своя иерархия стилей. Отношение к стилю как категории и к конкретным историческим стилям у цеха – иное, нежели у критиков искусствоведов.

Анализ материалов конкурсов (прежде всего – на реконструкцию Николаевского вокзала) позволяет сделать вывод предположение об изменении значимости катего рии стиля в системе профессиональных оценок, о преодолении стилистического ре лятивизма. Если вначале система критериев в существенной мере определяется из бранной автором стилистикой, то в дальнейшем границы стилей размываются (по казательна формулировка из пояснительной записки Щуко: “Стиль здания взят клас сический (римский), но обработан таким образом, чтобы не быть чуждым Петербур гу, не нарушать его общего облика и быть близким по характеру к главным и типич ным зданиям Петербурга”). В архитектурном процессе, сопровождавшемся модер низацией классики, соответствие существующим историческим стилям уже перестает быть определяющим фактором. Принципиальным становится соответствие обезли ченной цеховой “норме”, системе универсальных принципов. Аналогично происхо дит изменение отношения к контексту: петербургской классике “на уровне цитат” цех предпочитает классику “на уровне принципов” и соответствие принципам пост роения городской среды.

Отметим, что в процессе взаимодействия и взаимовлияния цеховой и общекуль турной (а также художественной в широком смысле) систем ценностей (а также сис тем ценностей разных групп) особую роль играют медиаторы – в силу профессио нального или социального статуса опосредующие различные идеологии. Роль крити ки la Бенуа и Лукомский крайне важна именно в силу авторитета цеховой системы цен ностей: чем он выше, тем сильнее потребность в медиаторах, транслирующих общекуль турные идеологии и ценности разных групп. Тексты Александра Бенуа, связанные с сюже том реконструкции Николаевского вокзала (“Художественные письма”, опубликованные в “Речи” в 1910 г.), позволяют оценить реальный статус подобной критики и ее преувели ченную претензию.

Примечания Здесь и далее (за исключением случаев, когда речь идет об античной риторике) мы будем оперировать понятием в том смысле, как его определял Р. Барт в работе “Риторика образа”: “риторика – означающая часть идеологии”.

Ревзин Г.И. Неоклассицизм в русской архитектуре начала ХХ века. Архив архи тектуры. Вып. II. М., 1992. С. 6.

Казусь И.А. Архитектурные конкурсы 1917–1933 гг. (опыт сравнительного статис тического анализа) // Проблемы истории советской архитектуры. Вып. 5. М., 1980. С. 3.

В пользу этого говорит и практика воспроизводства архитектурного корпуса: так, выпускники Высшего художественного училища Академии художеств выполняли про грамму на соискание звания архитектора художника. Отметим, что роль состязатель ных архитектурных практик в становлении классических течений может быть рассмот рена в связи с “агональными” аспектами культуры, восходящими к античности.

Витрувий. Десять книг об архитектуре. Пер. с лат. Ф.А. Петровского. М., 1936. См.:

Кн. I. Гл. II. Основные положения архитектуры. См. также комментарий А.Ф. Лосева (Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранний эллинизм. М., 1979), “Новейший ком ментарий к трактату Витрувия …” Г.С. Лебедевой (М., 2003) и проч.

Даже оставаясь неосуществленными, конкурсные проекты оказывали влияние и на современную им строительную и проектную практику, и на последующее разви тие зодчества – тем более, что реализации многих из них помешали лишь историко политические обстоятельства. Для современников же их осуществление было делом ближайшего будущего, и подобные здания входили в тот образ городской среды, на который ориентировались при проектировании новых построек. Кроме того, многие архитекторы участвовали сразу в нескольких конкурсах, и их проекты, связанные общим городским контекстом, в силу замысла или невольно обретали характер со ставляющих единого феномена – ансамбля одного автора (или даже своеобразного “города одного архитектора”).

Характер отношения к форме позволяет говорить, наряду с общепризнанным итальянизирующим началом построек Лялевича, о глубинном сходстве архитектур ного метода и мышления этого мастера с принципами формообразования, свойствен ными К. Н. Леду.

В случае с новыми, нетрадиционными типами зданий сходство с реальными, успешно возведенными постройками оказывается немаловажным.

Приглашение заказчиком архитекторов для строительства в обход победителя было распространенной практикой – не случайно и профессиональные сообщества (в правилах состязаний), и архитекторы при приглашении их к участию в именных конкурсах особо оговаривают право производства постройки; см., напр., материалы по проектам реконструкции Николаевского вокзала – в частности, письмо И.А. Фоми на, который “по поручению А.А. Барышникова, Ф.И. Лидваля и В.А. Щуко и от своего имени” просит заказчика выдать “обещанные письма с подтверждением того, что условием объявленного конкурса является приглашение одного из конкурен тов к участию в деле постройки”(РГИА. Ф. 273. Оп. 6. Д. 1354. Л. 109).

Сходные процессы наблюдаются и в европейском и американском зодчестве.

Здесь и далее цитаты без указания источника – см. Приложение 1.

Глава 2. Конкурсы на реконструкцию Николаевского вокзала и петербургская неоклассическая архитектура Проекты реконструкции Николаевского вокзала – один из центральных сюжетов столичной архитектурной жизни 1900–1910 х гг. На протяжении более чем целого десятилетия к нему было приковано внимание архитекторов, путейского ведомства, прессы, горожан, петербургского городского управления, верховной власти. Прини мались заказчиком и одобрялись Академией художеств проекты, на годы вперед пла нировались работы, законодательно утверждалась строительная стоимость и прини мались законопроекты о выделении средств, отчуждались и освобождались от пост роек территории, отходившие под нужды переустройства. Освещение событий в прессе свидетельствует, что для современников реконструкция была очевидной перспекти вой, делом самого ближайшего будущего – причем реальные шансы на осуществле ние имели абсолютно различные проекты. Проектирование сопровождалось посто янными изменениями требований к функциональной организации сооружения, к его планировочной структуре, к организации пассажиропотоков и т. д.; целый ряд работ оказался лишь “подсобным материалом” для уточнения программы. Развитие событий пришлось именно на те годы, с которыми связывается становление отече ственной неоклассики и ее сравнительно недолгая история. Особую информативность сюжету придает и сам характер объекта, и местоположение постройки, и состав дей ствующих лиц и институций.

Мы не ставим целью в рамках этого издания предложить исчерпывающую исто рическую реконструкцию событий. История вопроса рассматривается постольку, по скольку позволяет восстановить последовательность создания проектов, эволюцию композиционных формул, движение мотивов и приемов. Проекты и сопровождав шие их появление тексты демонстрируют изменение представлений зодчих и заказ чиков о монументальности, характерности и градостроительной уместности вокзаль ного здания в центре столицы империи. Кроме того, история проектирования нового Николаевского вокзала выявляет как функционирование специфических цеховых механизмов, так и сложность реальных обстоятельств, сопровождавших появление на свет масштабной общественной постройки в столице. Выработка решений проис ходила на стыке различных систем ценностей. В развитии событий сказалось пере плетение интересов железной дороги, города, империи, различных групп и институ ций, здесь нашли отражение разного рода корпоративные и персональные страте гии, личные отношения между участниками – от скрытого или явного покровитель ства1 до столь же явных конфликтов2. Разные фигуранты и институции имели в этом процессе различный вес и разные возможности влиять на принятие решений. Спе цифика статуса зодчего сказалась и в том, что зачастую одни и те же персонажи в амплуа сотрудников ведомств, экспертов, представителей органов государственной власти и городского управления могли оказать на будущность проекта значительно большее влияние, чем в качестве членов конкурсных жюри, комиссий Академии художеств или архитектурных обществ. Так, И.С. Китнер в 1900–1910 е гг. совмещал пост председателя Петербургского общества архитекторов с обязанностями гласного Городской Думы, члена Инженерного совета МПС и т. д. – и именно последнее обстоя тельство определило роковую роль, которую мнение Китнера о проекте А.Н. Поме ранцева сыграло в судьбе этой работы (см. Прил. 1).

Особое место в истории планов реконструкции Николаевского вокзала принадле жит представителям путейского ведомства, – напр., инж. Н.Н. Митинскому, бывшему одним из главных “двигателей” сюжета (в частности, именно Митинским был осуще ствлен важнейший выбор – приглашение участников закрытого состязания 1912 г.3).

Инженеры путейцы также выполняли функцию своеобразных медиаторов, посред ников между собственным ведомством и архитектурным цехом.

История конкурсов Здание вокзала было построено по проекту К.А. Тона при участии Р.А. Желязевича.

Открытие состоялось 1 ноября 1851 года. В 1868–1879 гг. пассажирское здание было расширено, однако к началу XX в. вокзал уже не удовлетворял потребностям желез ной дороги. В связи с увеличением объемов перевозок в середине 1900 х гг. было пред принято временное переустройство 4. “Временно удовлетворяя лишь самые насущ ные потребности движения, Министерством Путей Сообщения в то же время было приступлено к составлению проекта коренного переустройства”5 станции и вокзала.

Последующее десятилетие ознаменовалось появлением множества проектов, со вершенно различных и в утилитарном, и в архитектурном отношении. Это было свя зано с неоднократным изменением мнений о необходимости сохранения либо сноса старого здания, следованиия прежним линиям застройки либо отодвижки вокзала вглубь для расширения площади (и даже – “ссылки” за Обводный канал), о располо жении помещений, подъездов и пр. По вопросу о расширении Знаменской площади шел многолетний спор между городскими властями Петербурга, Министерством пу тей сообщения и Министерством внутренних дел, ведавшим переустройством столи цы. Примером обратного свойства, демонстрирующим удачное согласование желез нодорожных интересов с городскими, может служить разработанный уже на оконча тельной стадии “Эскизный проект переустройства с электрификацией приго родного движения на второй паре главных путей”6. Он предусматривал устройство путевых тоннелей и платформ под Знаменской площадью и предвосхищал возмож ное строительство метрополитена и соединение с ним железнодорожных коммуни каций.

“Первоначальный эскизный проект нового пассажирского здания, без обра ботки фасадов здания, был составлен Управлением Николаевской дороги в 1904 году”7.

1905–1907 годами датирован целый ряд “временных положений” и вариантов проек та, подписанных гр. инж. С. Минашем и заведующим работами по переустройству инж.

п.с. Ф. Кноррингом8. Эти разработки легли в основу первого открытого состязания9.

Согласно постановлениям Инженерного совета МПС от 7.09.1905 и 14.12.1905 г.

управление Николаевской дороги поручило Петербургскому обществу архитекторов при участии Общества гражданских инженеров объявить конкурс на составление эс кизного проекта по утвержденному схематическому плану расположения частей зда ния, предполагавшему частичное использование существующего вокзала (допуска лось представление дополнительного варианта без сохранения частей старой пост ройки). Условия состязания, к участию в котором допускались лишь “лица, постоянно живущие в России”, были опубликованы в N36 “Зодчего” за 1906 г., а срок представле ния проектов устанавливался 29 января 1907 г. Выбор стиля, материала и способа ис полнения фасадов представлялся конкурентам.

В жюри вошли “от Императорского С. Петербургского Общества Архитекторов:

Л.Н. Бенуа, Г.Д. Гримм, Ф.И. Лидваль, гр. П.Ю. Сюзор; от Общества Гражданских Инже неров: С.Н. Галензовский, А.И. Дмитриев, Вас.А. Косяков, П.М. Макаров; четыре пред ставителя от Управления железных дорог и секретарь комиссии Д.А. Крыжановский”10.

Всего поступило 14 проектов, 1 премию получил М.М. Перетяткович (илл. 29), 2 – О.Р. Мунц с С.В. Беляевым (илл. 30), А.Л. Лишневский (илл. 31) и выступавшие с совме стной работой Г.А. Косяков, Н.Л. Подбереский и А.А. Ламагин (илл. 32), 3 – А.И. Владов ский (илл. 33) и В.И. Романов с Б.Я. Боткиным (илл. 34). Однако “при рассмотрении поступивших с конкурса премированных проектов [заказчиком] оказалось, что все они не могут быть признанными по планам отвечающими назначению здания, а по фасадам соответствующими как месту расположения здания, так и характеру зданий Петербурга вообще”11.

Разработка проекта была продолжена силами архитекторов путейского ведомства.

“Управление Николаевской дороги составило в то же время свои проекты вокзала:

один в общем отвечающий условиям конкурса инж. Ф.И. Кнорринга и С.И. Минаша и другой в предположении сохранения центральной части существующего корпуса вок зала (арх. Войневича) и кроме того ряд вариантов плана к этому проекту (арх. Минаша)”12. Все эти предложения, как и “материал, полученный на конкурсе”, не были одобрены, “и указано было на необходимость переработки программы”13.

С целью создания нового проекта в 1909 г. был образован специальный комитет под председательством Главного инспектора МПС инж. п.с. А.Н. Горчакова. Комитет приступил к работе 18 июля 1909 г. и закончил занятия 19 марта 1911 г. Для разработ ки архитектурной части решили пригласить академика архитектуры А.Н.Померанце ва, “имя которого может служить известной гарантией того, что построенный по его проекту вокзал будет действительно украшением столицы”14. При этом отмечалось, что “по закону, проекты выдающихся зданий подлежат прежде исполнения рас смотрению в Академии художеств и что поручение составления проекта академику значительно облегчит и ускорит это рассмотрение, устраняя в то же время необходи мость в ответственности всего Комитета за проект”. А.Н. Померанцевым к осени 1910 г.

был закончен проект с сохранением тоновского здания и массивной надстройкой над ним (илл. 35). Разработку подробных чертежей и иной проектной документации по ручили Н.Н. Митинскому. Из за недостаточной освещенности помещений в проекте Померанцева Митинским также были выполнены варианты с перекрытием здания одним общим и тремя отдельными остекленными куполами15 (илл. 36, 37).

Проект А.Н. Померанцева встретил, однако, серьезную оппозицию и в архитек турной среде, и в стане критики. Александр Бенуа в статье “Сплошное недоразуме ние” (Художественные письма. Речь. 1910 г. 3 (16) декабря) отозвался о старом вокза ле как о “жалкой провинциальщине К. Тона”, которая не заслуживает сохранения, и в самых резких тонах раскритиковал и проект Померанцева, и самого автора16. Реше ние сохранить существующее здание сочли ошибочным многие представители архи тектурного корпуса, в т. ч. “цеховая элита” (Л.Н. Бенуа, руководители профессиональ ных объединений И.С. Китнер и П.Ю. Сюзор, другие зодчие17). Против проекта 15– декабря 1910 г. резко выступили в Инженерном совете МПС его члены – председатель ПОА И.С. Китнер и председатель правления Московско Виндаво Рыбинской дороги Н.С. Островский. Они предложили составить новый проект с полной сломкой тоновс кого вокзала, с отступлением вглубь участка на 10–12 саженей. Было решено разрабо тать вариант проекта Померанцева с понижением громоздкого перекрытия вести бюля и эскиз с отодвижкой фасада, который и становится предметом дальнейшей разработки. Проектирование шло под руководством Н.Н. Митинского. Как указывает Митинский, он “обратился к архитектору И.А. Фомину и архитектору А.А.Барышнико ву для архитектурной разработки и для составления фасада”.

Академическая комиссия, на рассмотрение которой был представлен проект По меранцева, и собрание Академии художеств при возражениях председателя комис сии Л.Н. Бенуа признали возможным расширить вокзал с сохранением существующе го фасада18. Был признан “имеющим свои преимущества” и вариант проекта с пони женным перекрытием, рассмотренный комиссией и собранием Академии в феврале 1911 г.19. На собрании 28 февраля 1911 г. также было подвергнуто критике решение сохранить тоновский вокзал20. Однако судьбу проекта Померанцева решила прежде всего позиция путейских инстанций (напр., Инженерного совета, отвергшего его в заседании 4 мая 1911 г.), а не художественных институций; последнее же слово было за министром С.В. Рухловым. Весной 1911 г. появляются и новые предложения по фун кциональной организации здания 21. Управлением Николаевской дороги был разра ботан ряд проектов22 – в т. ч. с сохранением старых построек, с переносом дальнего сообщения на новый вокзал за Обводным каналом и пр.

Осенью 1911 г., после рассмотрения новых вариантов проекта, в МПС пришли “к заключению, что мысль о сохранении старых зданий должна быть окончательно ос тавлена, а следует попробовать спроектировать новый вокзал, причем следовало бы отодвинуть фасад саженей на 12–15”23. В ноябре 1911 г. проект Померанцева был вновь – и уже окончательно – “оставлен без одобрения”24. Тогда же были определены требования к расположению помещений, на основании которых инженером В.А. Гла зыриным составлены четыре эскизных плана 25. Кроме того, на основе этих планов И.С. Китнером, с одной стороны, и архитектором Московско Виндаво Рыбинской ж. д.

А.А. Гречанниковым под руководством Н.С. Островского были разработаны новые эс кизы здания. Эти предложения и новая программа были одобрены Техническим со вещанием 10 января и Инженерным советом 11 февраля 1912 г. 26 и легли в основу дальнейших разработок.

Как указывал начальник Управления железных дорог, он “полагал бы обратиться к 4–5 архитекторам художникам с предложением составить эскизные проекты в возможно короткий срок – до шести недель, причем ввиду невыясненности до сих пор вопроса об отодвижке часть эскизных проектов могла бы быть исполнена в предположении сохранения существующей фасадной линии, часть проектов – в пред положении отодвижки здания вглубь участка на 12 саж.” 27. В конце февраля 1912 г.

после переговоров с Н.Н. Митинским к проектированию приступили В.А. Щуко, Ф.И.Лидваль, А.А.Гречанников и И.А. Фомин совместно с А.А.Барышниковым (в даль нейшем из за различия взглядов на способы решения задачи архитекторы отказа лись от совместной разработки проекта в пользу самостоятельной работы; велись также переговоры и с Р.Ф. Мельцером28). Вариант без отодвижки был выполнен Фоминым.

Проекты были представлены в апреле 1912 г. Обсуждение их в Инженерном сове те 26 мая 1912 г. демонстрирует самый широкий спектр оценок и самые разные инте ресы (см. Прил. 1). “ Инженерный Совет полагал: I./ Признать подлежащими пред ставлению на заключение Императорской Академии Художеств три проекта:

Гречанникова, Лидваля и Барышникова, предоставив авторам, в случае их желания, в промежуток до представления в Академию, дополнить свои проекты де тальною разработкою в некоторых частях”. Между тем решением министра в июне в Академию были представлены работы всех пяти архитекторов.

Проекты рассматривались Академией на заседании Комиссии 12 июня 1912 г. (уча ствовали: Л.Н. Бенуа, М.П. Боткин, А.Н. Померанцев, Г.И. Котов, М.А. Чижов, П.Ю. Сю зор, И.С. Китнер, В.А. Покровский) и 26 июня29. Все эскизы были признаны в настоя щем виде не соответствующими назначению и подлежащими переработке, при этом оценка работ Гречанникова и Барышникова была весьма критической.

Как указывал Н.Н. Митинский, он “полагал бы признать результаты настоящего конкурса удачными и предложить архитекторам И.А. Фомину, В.А. Щуко и Ф.И.Лидва лю переработать к сентябрю проекты”30. Впоследствии сроки были перенесены на 15 октября 1912 г.

В заседании 9 ноября 1912 г. Академическая комиссия, “рассмотрев проекты, нашла их неприемлемыми к исполнению в настоящем виде. Более удовлет воряющим требованиям по разработке плана является проект г. Лидваля, а по внеш ней обработке – проект г. Щуко, но эти оба проекта требуют дальнейшей переработ ки ” 31. “В заседании 23 ноября 1912 г. одобрены проекты архитекторов Щуко и Лидваля, при условии выполнения некоторых изменений; проект Фомина не одоб рен”32. Собрание Академии 26 ноября 1912 г. согласилось с мнением комиссии.

Эскизы Лидваля и Щуко были представлены императору “11 января с.г. [1913] в том виде, в каком они вышли из Академии Художеств и 1 февраля с.г., – совместно с фотографическими снимками с фасадов всех предшествовавших настоящим эски зам проектов того же вокзала –, в переработанном виде, т.е. по введении в них всех тех изменений, которые были указаны в отзыве Академии Художеств”33. Николай II “повелел разрабатывать проект” Щуко, “изменив проект башни с целью облегчения фасада” 34.

Договор с В.А. Щуко на составление окончательного проекта35 датирован 6 июня 1913 г. К этому времени “Академиком Архитектуры Щуко представлен в Управление железных дорог в совершенно законченном виде эскизный проект с одобрен ным изменением фасада башни” 36. В.А. Щуко по его просьбе был предоставлен бесплатный проезд в Берлин, Дрезден, Лейпциг, Франкфурт на Майне и Париж – “для ближайшего ознакомления с новейшими вокзалами”37.

По договору чертежи должны были быть представлены через 4 месяца со дня при ступа к работе (18 июня 1913 г.), однако летом путейское ведомство приняло решение об увеличении числа путей, что вызвало полное изменение проекта и перенос сроков.

Новый фасад был утвержден министром 15 октября 1913 г., а 1 января 1914 г. одобрен президентом Академии Художеств вел. кн. Марией Павловной. Чертежи главного зда ния вокзала подписаны Щуко 15 февраля 1914 г., проект одобрен заказчиком. Были утверждены планы работ на 1914–1921 гг., разработаны сметы и законопроекты о вы делении средств (стоимость работ и поставок установлена в сумме 16.713.900 руб.). июня 1914 г. был высочайше утвержден закон об определении стоимости работ по пе реустройству здания и об отпуске из Государственного казначейства средств на при ступ к работам. Тогда же Николай II одобрил новые фасады со стороны Знаменской пл.

и Лиговского пр., предоставив министру путей сообщения “делать необходимые в них изменения в подробностях”38. Было “сделано все отчуждение для постройки и с июля фактически приступлено к работам. Между тем наступившие события чрез вычайной государственной важности [начало мировой войны] заставляют предпола гать, что постройка вокзала будет отложена на некоторое время”39.

1 августа 1915 г. был подписан договор “на построение вчерне корпуса прибытия” к концу 1916 г. Еще в феврале 1917 г. пресса сообщала о спешном его сооружении, однако дальнейшие события окончательно остановили течение сюжета.

Отдельный эпизод связан с программой 1913 г. на соискание звания архитекто ра художника в ВХУ, составленной А.Н. Померанцевым (см. Прил. 1., илл. 60, 61, 62).

Железнодорожный вокзал начала XX в.: “характерность” и ее приметы Рассматривая реконструкцию Николаевского вокзала в контексте петербургской неоклассической архитектуры, отметим следующее обстоятельство. Категории мону ментальности и градостроительной уместности универсальны и находятся вне связи с функцией здания, с его типологической принадлежностью. Напротив, понятие “ха рактерности” непосредственно связывается с назначением постройки и возможнос тями его опознания40.

Эта характерность закладывается архитектором и вычитывается зрителем одно временно на разных уровнях и различными способами. Прежде всего – “по преце денту”, благодаря сходству с уже существующими постройками данного типа. Функци онально очевидные элементы, назначение которых связывается с функциями, свой ственными зданиям определенного типа, в совокупности также формируют харак терность архитектурного сооружения. Наконец, она реализуется и на коннотативном уровне: облик постройки может порождать коннотации, опосредованно ассоциирую щиеся с ее типологической природой; в случае с вокзалом это, напр., такие катего рии, как “прогресс”, “скорость”, “динамика”, “комфорт”, “респектабельность”, кон нотации “экзотического” свойства, порождающие представление о путешествии в другие местности и страны (вокзал оказывается своеобразным “архитектурным очер ком” места назначения).

История вокзальной архитектуры, распространенные приемы, мотивы, основные формально стилистические тенденции в строительстве станций разных стран и эпох подробно рассмотрены такими авторами, как К. Микс (Carroll Meeks), С. Паризьен (Steven Parissien), Н. Певзнер (Nikolas Pevsner) и др. Среди отечественных авторов упомянем, напр., И.Г. Явейна с его книгой “Архитектура железнодорожных вокзалов” (М., 1938). Кроме того, ряд сведений об архитектуре современных планам реконст рукции и более ранних вокзалов содержится в специализированных изданиях по проектированию железных дорог и сооружений на путях сообщения – напр., в публи кациях одного из активных участников событий, В.А. Глазырина.

“Существующий фасад, лишенный художественных достоинств, совершенно не ха рактеризует архитектуру царствования императора Николая I и, как построенный в то время, когда железнодорожное дело было внове, совершенно не отвечает ныне вполне выработавшейся железнодорожной архитектуре; примерами которой могут служить возведенные, во многих крупных городах Западной Европы, грандиозные железнодо рожные вокзалы” – так в 1911 г. отзывались о тоновском здании авторы “Особого мне ния” к заключению Академии по проекту Померанцева (П.Ю. Cюзор, И.С. Китнер, Л.Н.

Бенуа, А.В. Щусев, В.А. Покровский и В.В. Суслов; полный текст “мнения” см. в Прил. 1).

В эпоху “железнодорожного бума” середины – второй половины XIX столетия был отработан набор общеупотребительных приемов вокзального строительства, опре делились и основные стилевые предпочтения. Именно в это время сложился привыч ный тип тупикового железнодорожного терминала41, архитектура которого представ ляла смешение примет технического прогресса и исторических форм. Главным эле ментом, “родовой чертой” его стало перекрытие дебаркадера. Станционные шатры оказывались новыми воротами в город, для горожанина же перекрытие дебаркадера (возвышающееся над приемным зданием или маркированное гигантским щипцом на фасаде) становилось индикатором “вокзальной природы” сооружения. Выявлен ные в городской среде посредством огромных перекрытий объемы вестибюлей и кон корсов – обширных распределительных залов, получивших распространение с кон ца XIX в., – также свидетельствовали о назначении постройки, призванной обслужи вать большие массы пассажиров (показательно, что в ранних проектах реконструк ции Николаевского вокзала, а также в вариантах инж. Митинского к проекту Поме ранцева используются металлостеклянные купола, аналогичные венчающим музей Штиглица и вокзал Московско Виндаво Рыбинской ж. д.; широко применялись и скат ные фонари более простых очертаний).

Основания характерности вокзалов (как и построек иного назначения) связаны именно со спецификой функции – и в ее утилитарном, и в риторико идеологическом измерениях. В случае с вокзалом они определяются специфическим, амбивалентным статусом постройки. Здание терминала включено одновременно в разноуровневые городские контексты и в глобальный контекст, в котором оно занимает уникальное положение на границе между городом и страной. Архитектура вокзала по преимуще ству воплощает “пограничную” риторику. Это обстоятельство нашло отражение прежде всего в повсеместном применении форм и композиционных структур, традиционно обозначающих место пересечения границы (физической или семантической – напр., границы сакрального пространства, границы между состояниями зрителя etc) – пор тиков, колоннад, триумфальных арок и пр. Особое место здесь занимают именно ароч ные мотивы. Общим местом стали огромные полуциркульные окна, применяемые для освещения дебаркадеров, вестибюлей и конкорсов (часто этот мотив применяет ся в сочетании с треугольным щипцом, венчающим фасад – подобная композиция, воплощенная в здании Восточного вокзала в Париже (илл. 52), пользовалась широ кой популярностью). Строители станций часто используют мотив триумфальной арки – то исподволь, на уровне композиционной формулы, то вполне прямолинейно; в решении фасадов многих вокзалов присутствуют аркады.

Другой характерный элемент железнодорожной архитектуры – часовые башни (илл. 53), наследие европейских ратуш: вокзалы в XIX веке взяли на себя роль новых городских центров. Кроме того, в подобных башнях кампаниллах можно усмотреть и дань храмовой традиции; очевидное композиционное сходство со средневековыми соборами демонстрируют двухбашенные постройки.

В XIX столетии появляются и позднеклассицистические вокзалы, и вариации на темы классики и средневековой архитектуры, и эклектические здания в неоренес сансном и необарочном духе, и ориенталистские постройки (ведь история железных дорог – это и история колониальных империй). На рубеже веков на железнодорож ное строительство оказывает влияние стилевая мода модерна.

Из отечественных вокзалов ко времени возникновения планов реконструкции станции Николаевской дороги особое место занимал новопостроенный терминал Московско Виндаво Рыбинской ж. д. Он не только рассматривался как образцовый в функциональном отношении, но и служил примером удачного разрешения одновре менно и железнодорожных, и городских интересов. Едва ли должно удивлять, что в сюжете с переустройством Николаевского вокзала столь важная роль принадлежала представителям именно этой дороги – председателю правления Н.С. Островскому и архитектору А.А. Гречанникову.

В 1900–1910 е гг. по всему миру строятся новые терминалы, в архитектуре кото рых вырабатывается новый масштаб, новая монументальность и новая характерность.

Реконструкция Николаевского вокзала была органической частью этого процесса.

Именно тогда в железнодорожное зодчество приходят монументальные ордерные композиции, выполненные в канонических или упрощенно модернизированных формах (в духе построек П. Беренса, Г. Тессенова и др.). В этой связи следует особо упомянуть гигантские неоклассические вокзалы, возводившиеся в Соединенных Шта тах в начале XX века – Пенсильванский и Grand Central в Нью Йорке, Washington Union, Chicago Union и другие.

Синхронно с интересующими нас событиями создается крупнейший в Европе вок зал в Лейпциге (конкурс 1906 г., строительство начато в 1909 г., завершено в 1915 м). В 1910 г. состоялся конкурс на штутгартскую станцию, победителями в котором вышли П. Бонатц и Ф. Шолер, спроектировавшие здание в тяжеловесной и монументальной модернизированной неоклассике (реализованное здание (илл. 59) сильно отличается от конкурсного проекта: как и в случае с Николаевским вокзалом, архитекторы были поставлены перед необходимостью перепроектирования из за изменений в програм ме; строительство также затянулось из за войны и было завершено лишь в 1920 е).

В числе современных “николаевскому” сюжету инициатив, несомненно оказавших влияние на его участников, назовем строительство вокзала в Хельсинки (илл. 54). Ар хитектура этой станции – начиная с ранних конкурсных предложений, выдержанных в духе “национального романтизма” (конкурс 1903–1904 гг.), и заканчивая существен но более лапидарным и классичным зданием, возведенным по измененному проекту Э. Сааринена, – являет пример образцового для начала столетия решения проблемы характерности. В здании получили развитие арочные и башенные мотивы, прием орга низации фасада упрощенной пилонадой – своеобразным знаком, “тектонической схе мой” ордерной композиции. Кроме того, арочный портал фланкирован скульптурой, а в оформлении фасадов широко используются “перспективные” мотивы (в частности, ступенчатые архивольты ниш). В арсенал отечественных архитекторов вошли и такие приемы, как расчленение портальной арки козырьком на окно витраж (с характер ной расстекловкой и выделенными вертикалями) и входную зону. Постройка, выпол ненная в камне в лаконичных и “суровых” формах (эта линия модернизации формы получила развитие, напр., в проектах финляндского сейма на конкурсе 1908 г.), оказа лась образцовой и в отношении монументальности.

Другой пример, значительно более скромного масштаба, – станция в Выборге (илл. 55), архитектура которой сказалась и на вокзале Хельсинки, и на петербургс ких проектах (арх. Г. Гезеллиус, 1904–1911 гг.). Характерность зданию также прида ют портал с огромной аркой и перекрытия залов и дебаркадера.

О значимости этой постройки свидетельствуют архивные документы, относящие ся к истории реконструкции Николаевского вокзала – в частности, сохранившиеся в фонде РГИА планы и материалы осмотра выборгской станции управляющим Техни ческого отдела Маносом и инж. Глазыриным42 в начале осени 1913 г. Образцовая же лезнодорожная постройка попала и в поле зрения В.А. Щуко – выборгский вокзал был даже предметом обсуждения с министром путей сообщения в Киеве в сентябре 1913 г.43. Отметим, что именно в это время, летом–осенью 1913 г., проект Николаевс кого вокзала Щуко претерпевает радикальные изменения, связанные с требования ми заказчика увеличить количество путей. И в окончательной композиционной фор муле здания можно усмотреть не только влияние проектов экс конкурентов, но и от звук финляндских арочных порталов и сводов.

Реконструкция петербургской станции и проблема наследия Ренессанса в нео классическом зодчестве Обращаясь к другому характерному мотиву вокзальной архитектуры – часовой башне, – укажем на любопытное обстоятельство. Обрушение венецианской Кампа ниллы в начале столетия и последующее ее восстановление стало идеологически зна чимым событием, отозвавшимся в культуре спорами о судьбах Европы, а в зодчестве – эхом реминисценций. С этим можно отчасти связать актуализацию “итальянизирую щего” направления ретроспективизма – направления, к представителям которого относили и В.А. Щуко. В литературе существует основанное прежде всего на визуаль ных параллелях мнение о композиции окончательного проекта Николаевского вок зала Щуко как аллюзии на ансамбль Сан Марко. Между тем часовая башня, воспроиз водящая мотивы именно венецианской Кампаниллы (и масштабом, соотношением с окружением, с размерами вокзального здания отсылающая к ансамблю Сан Марко), появляется еще в проектах открытого конкурса. В 1912 г. прием используют и Лид валь 44, и сам Щуко 45. Трехсводчатая же структура перекрытия, выявленная на зна менском фасаде “закомарами” la собор Сан Марко, появится у Щуко лишь в окончатель ных версиях проекта и станет развитием композиционных формул, ранее воплощенных другими участниками событий. Отметим также, что сочетание Лоджетты с Кампаниллой дает распространенную вокзальную формулу, в которой башенный мотив служит допол нением трехпролетной “триумфальной арки”.

Использование мотива венецианской Кампаниллы можно рассматривать еще и как своеобразный пример нового “обретения Ренессанса” в архитектуре неоклассической эпохи. “Николаевский” сюжет и сопровождавшая его полемика о стиле, о сохранении ста рого тоновского здания демонстрирует не только эволюцию представлений об уместности той или иной стилистики применительно к поставленной задаче, но и изменения в толко вании самих стилей, в смысловом наполнении понятий о “стиле Итальянского Возрожде ния”, “флорентийском стиле”, об “ампире” и т. д. Выявление конкретного формального со держания и границ стилевых категорий, характерных для данной профессиональной тра диции, представляется весьма актуальным. Так, напр., “empire” для архитекторов начала XX в. – более универсальное определение, чем для искусствоведов. Оно не имеет столь ярко выраженной пассеистической окраски. Для профессионалов это скорее не архитектура “пре красного и невозвратного” прошлого, не ушедший “золотой век” национального зодчества, а вполне актуальный стиль, визуальный канон, допускающий применение наравне с други ми.

Общеупотребительные, стертые в автоматическом, нерефлективном употребле нии термины вроде “неоренессанса” также требуют осмысления в связи с конкрет ным архитектурным процессом, конкретными архитекторами и памятниками, конк ретными мотивами и механизмами их заимствования и претворения.

Для участников событий начала XX в. – и представителей архитектурного цеха, и заказчиков – тоновское здание служит примером именно “флорентийского стиля”, “стиля Итальянского Возрождения” (напомним: для Александра Бенуа – “жалкой про винциальщиной” и “уродливым зданием в псевдоренессансном вкусе”). Это мнение, разделяемое отменно образованными профессионалами, представляется тем более парадоксальным, что оно лишь в незначительной мере основано на истолковании формально иконографических аспектов постройки. Визуальное сходство тоновского варианта “неоренессанса” с раннеренессансной архитектурой, формальное и ком позиционное подобие здания флорентийским источникам представляется более чем условным. Подобная характеристика, вероятно, в большей степени опирается на об раз стиля, прежде всего общекультурный – но и школьный. В начале XX столетия любимый архитекторами предшествующей эпохи “стиль Возрождения” (по преиму ществу Раннего и Высокого) оказывается своего рода нейтральным (в т.ч. и в идеоло гическом отношении) арсеналом визуальных форм, входящим в профессиональный багаж зодчего и в то же время не обремененным обильными коннотациями идеоло гического и историко культурного свойства – в отличие от классицистической архи тектуры “большого стиля”, напр., от русского классицизма, “приватизированного” пассеистами мирискусниками. Здесь можно говорить о своеобразном переосмысле нии эпохи Возрождения, о смещении акцентов. Именно это изменение представле ний свидетельствует отмеченная Г.И. Ревзиным ориентация ведущих мастеров нео классики на “маргинальные” явления, находящиеся на стыке эпох – прежде всего на маньеризм46. В сюжете с вокзалом она находит отражение во вполне маньеристичес ких эффектах монументализации формы: в использовании колонн в призматичес ких муфтах или со стволами из грубо околотых бочкообразных барабанов, в широком применении мегалитической кладки, в массивных замках, в очертаниях сандриков и пр. Маньеристическим же отношением, экспрессивным и чуждым классицистическо го пиетета, каноничности, отмечено использование палладианских композиций на основе большого ордера.

Кампанилла на манер венецианской – мотив очень “говорящий”, безошибочно опознаваемый и абсолютно непетербургский в пассеистическом смысле. “Итальянс кий” характер приема – свидетельство расширения формально иконографической “источниковой базы” петербургской неоклассики, переориентации с локального – прежде всего неоампирного – на универсальный классический контекст. Градостро ительная значимость проектируемой доминанты находится в связи с переосмысле нием самого понятия городской среды. Башня кампанилла в проекте Щуко – единствен ном – занимает место, обеспечивающее непосредственное визуальное включение здания как в застройку площади и Лиговского пр., так и в более широкий городской контекст.

Здесь мы сталкиваемся со специфическим способом разрешения проблем градострои тельного порядка. С одной стороны, прием организации пространства высотными доми нантами традиционен для Петербурга. С другой – впервые роль важного акцента в город ской среде получает крупномасштабное сооружение в подобных формах – и, как показы вает история сюжета, это решение оказывается приемлемым и для цеха, и для заказчиков.

Впрочем, и сам мотив башни, и ее облик в разных проектах встречают как одобрение, так и критику. Напр., А.А. Парланд отмечает, что “желаемый характер центральной станции отнюдь не состоит в прибавлении к фасаду ненужной башни, играющей и в плане жал кую роль”. Показательно и мнение императора о необходимости изменения башни “с целью облегчения фасада” в одобренном Академией варианте Щуко.

Николаевский вокзал: между столицей и империей Местоположение Николаевского вокзала подразумевает необходимость его гра достроительного, ансамблевого осмысления (и, соответственно, проектирование и рецепцию проектов в связи с соображениями градостроительной уместности) на не скольких уровнях:

на уровне локального ансамбля Знаменской площади;

на уровне ансамбля Невского проспекта;

на уровне системы ансамблей петербургского центра и уровне города в целом.

Разные архитекторы демонстрируют преимущественное внимание к тому или другому уровню, что можно связать, в частности, с их участием в иных сюжетах из проектно строительной практики. Это различие в самоопределении авторов по от ношению к разноуровневым контекстам реализовано композиционными и формаль но стилистическими средствами, в т.ч. при помощи цитат “главных и типичных зда ний Петербурга”47. Вокзал таким образом становился своего рода концентрирован ным очерком Петербурга, “конспектом” города. Популярным решением было исполь зование мотивов Адмиралтейства, закрепляющее ключевой статус Невского проспекта в системе центральных ансамблей и придающее ему структурную и смысловую за вершенность48. В этом отношении авторы подобных предложений следовали логике, ранее воплощенной К. Тоном в вокзальном здании с башней, которая ассоциирова лась с башней Думы49. Если старый вокзал таким образом маркировал южный участок Невского, то проекты, в которых варьировались мотивы захаровского здания, впер вые оформляли весь проспект (потребность в этом была связана и с интенсивной застройкой всей магистрали во второй половине XIX – начале XX столетия). Цитаты Адмиралтейства (арки, башни со шпилями или с венчаниями наподобие захаровс ких павильонов, скульптуру перед фасадом) вводят в эскизы вокзала Перетяткович и Гречанников, Фомин и Щуко. В то же время академическая комиссия в своем заклю чении указывала в связи с проектом Гречанникова, что “идею подражания Адмирал тейству следует признать нежелательной”.

Окончательный проект Щуко радикально отличается от более ранних вариантов практически полным отсутствием мотивов, явно ориентированных на петербургс кую традицию и конкретные постройки (например, Адмиралтейство или Михайлов ский замок). “Петербургское” начало реализовано здесь не посредством цитат, а преж де всего на качественном уровне: монументальность и классичность этой архитекту ры сближают ее с “главными и типичными” зданиями и ансамблями, ордерная осно ва композиции – с работами Росси, Стасова и т.д. – и вообще со всем массивом класси ческих построек. Самый выбор классической стилистики и крупного масштаба для зда ния терминала был вполне “петербургским”, он обеспечивал новую визуальную опору в застройке Знаменской площади и включал последнюю в систему ансамблей центра горо да, сохранивших классический костяк и получивших синтетический облик при перестрой ках XIX – начала XX в. А новое, современное отношение к форме, использование мону ментальной модернизированной классики делало проекты органической частью миро вого архитектурного процесса.

Старая тоновская модель превосходным для своего времени образом разрешала проблему одновременной принадлежности вокзала петербургскому и имперскому контекстам: здание венчала башня, сочетающая мотивы башни Думы и московской Сухаревой, а в композиции постройки приемы столичной архитектуры соседствова ли с ренессансными формами, некогда вошедшими в арсенал допетровского зодче ства. На другом конце соединяющей две столицы железной дороги петербургскому вокзалу отвечало аналогичное по композиции и оформлению, но более скромное (в т.ч. и по размерам) здание в Москве. Необходимость реконструкции (и изменения этой схемы) диктовалась не только функциональными, но и идеологическими сооб ражениями: в 1900 х годах вокзал “сделался головным пунктом великого сибирского, северного и юговосточных железнодорожных путей”. “Имперские” смыслы при этом приобретали первостепенное значение. Документы, относящиеся к сюжету (отзывы о проектах, программы архитектурного решения и декоративного оформления пост ройки50), полны имперской риторики. Значимость оси “страна – столица” подчерк нуло открытие в 1909 г. памятника Александру III, ориентированного на вокзал.

В процессе многолетнего проектирования происходило постепенное согласова ние “городского” и “имперского” начал. Имперская семантика могла быть воплоще на языком архитектурных форм и средневекового (древнерусского) происхождения, и классического толка. “Римские” смыслы актуализировала и неоампирная стилисти ка петербургского образца, и архитектура последних проектов, самый масштаб кото рых сообщал ей “античный” характер. На ранней стадии истории сюжета появляются проекты, выдержанные в самых разных стилях – от “северного модерна” до ампира.

По мере его развития спектр формально стилистических вариаций ограничивается.

Проекты заключительных стадий решены исключительно в классических формах.

Любопытный пример относится к середине 1900 х гг. С.И. Минаш выполняет око ло двух десятков (!) вариантов вокзала в самых разных стилях51. Здесь есть и проекты в духе “северного модерна”, отмеченные явным влиянием конкурса на вокзал в Хель синки и сходные с известными петербургскими работами Минаша (отечественной версии “северного модерна” более отвечает вар. III, “национальному романтизму” финляндского толка – вар. VIII, XIX и др.). Есть и более лапидарные версии, сопоста вимые с рядом построек и проектов, возникших в те же рубежные для становления неоклассики годы (1907–1908); подобную архитектуру отличает сочетание классичес ких композиционных приемов и декоративных мотивов с усвоенным в предшествую щие годы отношением к форме, материалу и пр. (см., напр., лидвалевское здание Второго Общества взаимного кредита).

Любопытно, что “вариант Б” (илл. 27) в части композиции и отдельных приемов весьма сходен с проектом Государственной Думы арх. Лялевича: параллели можно най ти и в строении масс, в своеобразном геометрическом минимализме объемов парал лелепипедов, и в приемах обработки углов, и в использовании столь любимых Лялеви чем арочных мотивов – в т. ч. в сочетании с раскрепованным ордером в простенках.

Наряду с вполне тривиальными “эклектическими” компиляциями классических форм встречаются совершенно неожиданные проекты, спектр ассоциаций которых простирается даже до Византии! Присутствуют и “историцистские” вариации на тему сред невековья – романики и готики.

Отдельный и весьма многочисленный класс составляют варианты, в которых архи тектор обращается к формам древнерусской архитектуры. Источники и способы их претворения весьма различны. Есть и “сказочные” интерпретации в национально ро мантическом духе, прямо восходящие к шехтелевскому Ярославскому вокзалу (Минаш даже цитирует знаменитый “шатер” с металлическим венчанием). Ряд версий пред ставляет собой популярные среди мастеров “неорусского” направления вариации на темы псковской и новгородской архитектуры, северного зодчества (степень переос мысления источников, в глазах нашего современника доходящая до гротеска, позволя ет сопоставлять их с работами Н. Рериха; в варианте I очевидно сходство – прежде все го идеологическое, но и формальное также – с проектом победителем Первого кон курса им. Шретера (1906), зданием театра арх. А.И. Дмитриева и Н.В. Васильева).

А идея использования в качестве прототипа древнерусских оборонительных со оружений, заимствования мотивов архитектуры кремлей, монастырей, крепостных башен (вариант XII и проч.) предвосхищает щусевский проект Казанского вокзала (несколькими годами спустя сходные идеи будут использованы и С.С. Кричинским в ансамбле Федоровского собора, находящегося в непосредственной близости от вок зального комплекса; см. также, напр., проект стадиона на Ватном острове (1915 г.) В.А. Покровского и И.С. Китнера).

Подобную ситуацию52 можно рассматривать как свидетельство универсальности подготовки зодчего, его способностей и профессионализма – и одновременно как симптом отсутствия сложившихся представлений об уместности той или иной стилис тики; вспомним упреки в безвкусии и своего рода стилистической беспринципности, адресованные этому архитектору таким ревнителем классики, как Лукомский53.

“Неорусские” проекты Минаша – не единственная инициатива, предполагавшая применение форм национальной архитектуры к задаче преустройства вокзала в сто лице империи. Упомянем такой курьезый документ, как письмо помощника началь ника Московско Курско Нижегородской и Мурманской ж. д. инженера Голева, пред лагавшего построить здание “в древне русском Московском стиле, так как оно есть преддверие Московского Царства”. Этот документ интересен и в том отношении, что появляется в начале 1913 г. – то есть через несколько лет после проектов Минаша.

Письмо представляет любопытный пример актуализации “русского стиля” примени тельно к задаче создания монументальной столичной общественной постройки еще до начала I Мировой войны. Инженер Голев предлагает сначала решить принципи альный вопрос о стиле здания, а затем провести новый конкурс. Есть в тексте и такие экзотические идеи, как оформление входа в вокзал фигурами васнецовских богаты рей – в дополнение к “императору богатырю” на площади (впрочем, содержащиеся в письме требования “связности, цельности и величественности” площади с “гранди озным зданием вокзала и четырьмя монументальными фигурами”, да и язык доку мента, – явно классического происхождения).

Письмо было направлено железнодорожными инстанциями архитектору Щуко – “на случай, если бы высказанная мысль могла быть признана подходящей при будущей разработке проекта”54. И хотя предложения инж. Голева в части стиля и архитектурного решения едва ли могли заинтересовать зодчего, в скульптурных груп пах Диоскуров, венчающих здание в окончательном проекте, можно усмотреть не только реминисценции архитектуры Рима и беренсовского здания Германского по сольства, но и своеобразный отголосок “богатырских” конных монументов из этого письма (мысль же использования форм средневековья оказалась “подходящей” при разработке Щуко проекта другого вокзала – киевского).

Движение приемов Проблема движения приемов, использования архитекторами тех или иных ком позиционных структур, форм и мотивов представляет для нас интерес отнюдь не в связи с вопросами приоритета, заимствований и проч. Речь идет о процессе выработ ки “новой характерности” вокзального сооружения и о специфическом толковании градостроительной уместности.

Последовательное развитие в сюжете с Николаевским вокзалом получает мотив трехпролетной триумфальной арки, использованный в композиции целого ряда предложений – от конкурсного проекта А.И. Владовского (1906–1907 гг.) до оконча тельных вариантов В.А. Щуко (начиная с 1913 г.). Первоначально “триумфальная арка” – равнопролетная 55. В этом отношении спроектированный Владовским терминал, формы и композиционные приемы которого недвусмысленно отсылают к построй кам Росси и Стасова, сходен с нью йоркским Grand Central56 (илл. 58). Кстати, именно в раннем проекте А.И. Владовского появляется ампирное сочетание арочного и ор дерного мотивов – портики, вписанные в арочные проемы. Этот прием будет впос ледствии использован в композиции И.А. Фомина. Сочетание колоннад в нижнем ярусе с арками – в верхнем – вообще станет характерным решением на заключительных этапах истории сюжета.

Проект А.Н. Померанцева Опосредующей стадией между проектами 1900 х и 1910 х годов стала работа А.Н. Померанцева. Положенная в ее основу идея монументальной надстройки, распо ложенной за ядром тоновского фасада, развивается уже в предложениях середины 1900 х гг.57 (илл. 28). Но именно в проекте Померанцева был задан новый масштаб сооружения, определивший на будущее масштабные ожидания архитекторов, заказ чиков и публики. В решении надстройки синтезированы характерные для вокзаль ной архитектуры мотивы – “арочный” и “башенный” (последний присутствует в заву алированном виде, намеком). Прием фланкирования башенками торцовой стены пе рекрытия, прорезанной гигантским полуциркульным окном и увенчанной треуголь ным щипцом, ранее был использован, напр., в решении фасада Балтийского вокзала (композиция которого в остальном восходит к парижскому Восточному вокзалу).

А сам Померанцев применял сочетания арочных проемов с треугольными щипцами еще в сооружениях Нижегородской ярмарки (1896). В железнодорожной архитектуре есть и примеры умножения этого мотива – в частности, удвоения (здание станции в Туре арх. В. Лалу, 1898 г., илл. 56). В проекте же Николаевского вокзала зодчий утраи вает мотив арочного окна под щипцом, тем самым отсылая к канонической “термаль ной” конфигурации.

Парадоксально, но именно А.Н. Померанцев, архитектор старшего поколения, ко торый и в постройках, и в теоретических взглядах был весьма далек от неоклассическо го движения, дает ранний пример использования римского мотива и масштаба в ар хитектуре вокзала (это обстоятельство, как и воплощенные в текстах Померанцева прин ципы, лишний раз свидетельствует о классическом характере цеховой системы ценно стей). Для отечественной архитектуры рубежа 1900/1910 х гг. крупномасштабная над стройка, выполненная в античных формах, – весьма радикальный жест. Формы римс ких терм в этот период получают распространение в проектах курзалов, грязелечеб ниц etc. Померанцев же применяет термальный мотив к решению вокзала в столице58.

Ближайшей и очевидной аналогией этому решению оказывается перекрытие зала ожидания Пенсильванского вокзала в Нью Йорке (“МакКим, Мид и Уайт”, вокзал стро ился с 1906 г., открыт в 1910 г., илл. 57). После открытия зал Penn Station называли круп нейшим и самым монументальным помещением в мире. Его создатели почти дословно воспроизвели (в увеличенном масштабе!) тепидарий терм Каракаллы; контрастом слу жил конкорс из стекла и металла.

Очевидно, впрочем, и отличие архитектурных школ. Для “American Beaux Arts Architecture” характерно более идеальное, “стерильное” отношение к классической форме – в силу авторитета европейской традиции. В Пенсильванском вокзале мотив римских терм явлен в чистом виде, Померанцев же маскирует его приметами “раци ональной архитектуры”, вокзальной традиции – металлостеклянными полукуполами и пр. Если в здании американского терминала термальное перекрытие сопоставлено с классической же крупномасштабной ордерной композицией, то основанием поме ранцевской надстройки служит старый тоновский вокзал. Две части сооружения отли чает степень и способ расчленения, разный масштаб, различная степень детализа ции и – сообразно характеру используемых форм – принадлежность разным стиле вым сферам, отсылка к прообразам разных эпох.

Возникает неожиданная ситуация, когда измельченность и стилистическая “неха рактерность” тоновского фасада становится очевидной именно в сопоставлении с круп номасштабной и очевидно “античной” надстройкой, предложенной Померанцевым.

Нарекания вызывает прежде всего не сама форма перекрытия (что свидетель ствует о готовности цеха принять мотив 59), а масштабная и стилевая несогласован ность сохраняющейся и новой частей здания. Античная надстройка визуально “уби вает” тоновский “неоренессанс”.

Несколько неуклюжие оправдания архитектора относительно “якобы нецельнос ти проекта”60 лишний раз свидетельствуют о том, что сам мастер сознает несоответ ствие частей. При этом Померанцев вынужден отстаивать даже не свой проект, а то новскую часть здания. Да и оппоненты связывают негативные оценки проекта с огра ничениями, перед которыми был поставлен автор: “критика менее всего может касаться имени академика Померанцева”.

Кстати, крупномасштабные “римские” формы, большие гладкие поверхности оказались отнесены вглубь здания, получившего таким образом любопытное сход ство с парковыми затеями руинами XVIII века (заказчики которых демонстрировали преемственность древним властителям, помещая “готические” фрагменты на “ан тичную” основу). Вспомним воплощенный в сюитах Пиранези образ “обстроенной”, приспособленной последующими поколениями античности, характерный для его работ контраст между величественной древностью и ничтожеством современников.

Не только в актуализации мотива римских терм, но и в этом настроении, едва ли разделявшемся самим А.Н. Померанцевым, но созвучном пиранезианству Фомина, можно усмотреть импульс, вызвавший к жизни пиранезианское начало вокзальных проектов последнего.

Показательно, что своеобразным ответом поколения неоклассиков станет именно “римский” проект Фомина, сохранившего померанцевский термальный прием, но дополнившего его демонстративно монументальным масштабом всех частей здания, вступающих в драматическое столкновение.

Закрытый конкурс 1912 г.: исходная планировочная схема Проекты финальных стадий отличаются прежде всего именно монументальнос тью, цельностью, крупным масштабом. Общая схема плана, положенная в основу этих работ, восходит к эскизу, разработанному “под личным руководством инж. п.с. Н.С. О стровского гражданским инженером А.А. Гречанниковым”.

В этом предложении была заложена не только общая функциональная схема группи ровки помещений, но и сформулированы основные композиционные идеи: расположе ние корпусов главного здания “покоем”, устройство крытой лобовой платформы, скруг ление углов плана между корпусами “покоя” (этот прием пользовался наименьшей попу лярностью у конкурентов – вероятно, в силу функциональной уязвимости), способы орга низации подъездов на стороне прибытия и отправления, принципы “сопряжения” зда ния с городом (проезд со стороны Гончарной, площадь перед подъездом к лобовой плат форме), а также – своеобразная “трехнефная” структура главного корпуса на Знаменскую пл. Эта структура определила тяготение конкурентов к трехчастной структуре фасада и характерный прием, использованный первоначально Лидвалем и Фоминым, а впослед ствии – и Щуко: перекрытие помещений знаменского корпуса тремя ориентированными по глубинной оси здания цилиндрическими сводами. В подобном решении очевидна и преемственность проекту Померанцева. А дополнительные членения плана между глав ными “нефами” и по их сторонам нашли отражение в популярности мотива эдикул.

Проекты И.А. Фомина В проекте И.А. Фомина (илл. 40, 42) получил развитие основной мотив померан цевской надстройки – “термальная” композиция. Однако центральное звено этой структуры теперь мощнее боковых. Между звеньями и по краям фасада располагают ся колоссальные эдикулы коринфского ордера. А перед арками помещены протяжен ные портики каннелированного “пестумского” дорического ордера (пропорционально сходные с колоннадой Горного института). Портик пестумской дорики – одна из наи более монументальных структур в арсенале классического зодчества; она и воспри нимается как априори монументальная 61. Здесь эти структуры включены в общую композицию здания в качестве наименьшего масштаба и сопоставлены с элемента ми, существенно превосходящими их размером. Вся постройка, таким образом, при обретает поистине визионерский масштаб, гипермонументальность сродни архитек турным фантазиям Пиранези.

Выступающее ядро главного корпуса фланкировано мощными круглыми башня ми. Подобный прием не характерен для петербургской архитектуры, редкие приме ры акцентирования башнями углов здания – Чесменский дворец, усадьба Безбород ко в Полюстрове, Литовский замок (в этих случаях башенные объемы – наследие ро мантических устремлений II половины XVIII века). С другой стороны, солидные, тя желые башни – еще и своеобразная реминисценция несколько грузных глав распо ложенной визави Знаменской церкви. А ступенчатое венчание со шпилем флагшто ком сближает башни с боковыми павильонами Адмиралтейства – и с павильонами из выполненного Фоминым несколько позже, в 1913 г., проекта для Тучкова буяна.

Архитектурный образ здания формируется в композиционном столкновении ос новных монументальных, крупномасштабных тем – арок, портиков, эдикул, башен etc. Масштабные контрасты при общей крупной форме составляющих, сопоставление “горизонтальных” (“распластанных” портиков) и “вертикальных” элементов (эди кул, арок) подчеркивают и столкновение тем “римских” и “греческих” (различие это очевидно даже в разном уклоне фронтонов – не случайно в переработанном проекте эта разница будет нивелирована). Другое основополагающее начало выразительнос ти постройки – контраст гладких поверхностей, каннелированных дорических ко лонн и мегалитической кладки, обильно рустованных частей фасада, клинчатых ар хивольтов, грубо рустованных лопаток etc.

В решении арок использованы характерные вокзальные мотивы – членение вер тикальными перемычками на сегменты, “перспективные” архивольты. Такие элементы, как рустованный архивольт из чередующихся клиньев разной длины, отсылают к пост ройкам русского ампира (в первую очередь – работам Томона, Бирже и Сальному буяну) и к французским источникам подобного рода архитектуры (проектам Леду, Булле etc).

Показательно, что Фомин в посвященной Томону главе III тома “Истории русского искус ства” называет амбары Сального буяна “одним из прекраснейших зданий Петербурга” и указывает, что “в них с особенной ясностью отразились все приемы Леду и его школы”62.

Фоминская композиция вокзального фасада и есть в некотором смысле парафраз Саль ного буяна.

В то же время в проекте терминала эти и другие мотивы введены в контекст, акту ализирующий классические первоисточники разных эпох: среди них и собственно греческая и римская классика, и – в очень большой степени – работы Пиранези, чей опыт осмысления античности стал одним из важных источников эстетической мысли и художественной практики европейского неоклассицизма 1760 1830 х. Влияние Пи ранези очевидно и в мегаломанском масштабе и масштабности композиций, в отбо ре и претворении мотивов, в характере исполнения графики, в избираемых ракур сах и точках зрения, в организации перспективных эскизов мизансценами, в кото рых стаффажные фигуры в абсолютно пиранезианском духе суетливо разыгрывают повседневное представление среди декораций древней исполинской архитектуры 63.



Pages:     || 2 | 3 |


Похожие работы:

«Консорциум по вопросам прикладных экономических исследований РЦЭР Академия Канадское Ассоциация Институт Рабочий центр народного агентство по университетов и экономики экономических хозяйства при международному колледжей переходного реформ Правительстве развитию Канады периода РФ С.В. Приходько, Н.П. Воловик Особые экономические зоны Москва ИЭПП УДК 332.122(100) ББК 65.046.1(2Рос)+65.046.1(7Кан) П77 Особые экономические зоны / С. В. Приходько, Н. П. Воловик ; Кон сорциум по вопр. приклад....»

«Глава 6. Образование, воспитание и развитие детей 6. ОБРАЗОВАНИЕ, ВОСПИТАНИЕ И РАЗВИТИЕ ДЕТЕЙ Система образования в Санкт-Петербурге. – Основные направления развития системы образования Санкт-Петербурга в 2008 году. – Реализация приоритетного национального проекта Образование. – Дошкольное образование. – Начальное, основное общее образование, среднее (полное) общее образование. – Сведения о кадетских корпусах и кадетских классах на базе общеобразовательных школ Санкт-Петербурга. – Начальное и...»

«Коллекция биографий Сто замечательных финнов вышла на русском языке. Биографий могут быть прочитаны также в Интернете (pdf). Электронная версия Национальной биографии Финляндии на русском языке Национальная биография представляет собой коллекцию биографий 6 000 граждан Финляндии, которая была создана в результате работы более 700 исследователей в рамках проекта Исторического Общества Финляндии в 1993–2001 гг. За редактирование статьей отвечает Биографический центр Общества финской литературы....»

«Разработаны и внесены Управлением по Утверждены Постановлением надзору в химической, нефтехимической и Госгортехнадзора России от нефтеперерабатывающей 22.12.97№ 52 промышленности Общие правила взрывобезопасности для взрывопожароопасных химических, нефтехимических и нефтеперерабатывающих производств ПБ 09-170-97 ВВЕДЕНИЕ Общие правила взрывобезопасности для взрывопожароопасных химических, нефтехимических и нефтеперерабатывающих производств, 2-е издание, переработанное и дополненное (ОПВБ-II),...»

«Вступительное слово Президента Республики Татарстан Р.Н. Минниханова Уважаемые коллеги! Добрая традиция два раза в год собираться в таком представительном составе для обсуждения состояния дел в одной из самых важных отраслей нашей республики и страны в целом – вопросах агропромышленного комплекса. Что такое село? Село – это не только производство сельскохозяйственной продукции. У нас в сельской местности проживают порядка 1,0 млн. наших граждан, работает более 15 тысяч сельхоз формирований, 410...»

«Министерство образования и науки Российской Федерации 1 Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ТУРИЗМА И СЕРВИСА Филиал ФГБОУ ВПО РГУТиС в г. Махачкале Кафедра туризма и сервиса ДИПЛОМНЫЙ ПРОЕКТ на тему: Разработка мероприятий по повышению эффективности использования земельных ресурсов муниципального образования (на примере Кумторкалинского района Республики Дагестан) по специальности:...»

«ООО Шелл НефтеГаз Девелопмент (II) ДОПОЛНЕНИЕ к Проекту на проведение сейсморазведочных работ 2Д на СевероВоркутинском-1 лицензионном участке ОЦЕНКА ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ОКРУЖАЮЩУЮ СРЕДУ Москва 2014 СОГЛАСОВАНО УТВЕРЖДАЮ: Генеральный директор Генеральный директор ООО Шелл Нефтегаз ООО “ФРЭКОМ” Девелопмент(II) Т.Г. Каргиева В.В.Минасян _ 2014 г. “ ” 2014 г. ТОМ 1 ОЦЕНКА ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ОКРУЖАЮЩУЮ СРЕДУ ТЕКСТ ОТЧЕТА Редакция Подготовлено по заказу: ООО Шелл Нефтегаз Девелопмент (II) ООО ФРЭКОМ 2014 г....»

«Министерство культуры и туризма Свердловской области ГУК СО Свердловская областная межнациональная библиотека Вып. 1 Библиографический указатель Екатеринбург, 2010 ББК 60 О 11 Редакционная коллегия: Гапошкина Н. В. Козырина Е. А. Косович С. А. Кошкина Е. Н. О толерантности. Вып. 1: библиогр. указ. / сост. Е. Н. Кошкина; Свердл. обл. межнац. б-ка. – Екатеринбург: СОМБ, 2010. – 31 с. Ответственный за выпуск: Т. Х. Новопашина Содержание Содержание 1. Вступление..4 2. Закон и толерантность..5 3....»

«ЛУКОЙЛ Оверсиз Холдинг Лтд. КОРПОРАТИВНЫЙ ОТЧЕТ 2011 ЛУКОЙЛ Оверсиз Холдинг Лтд. КОРПОРАТИВНЫЙ ОТЧЕТ 2011 Оглавление № стр. раздела 4 География деятельности 6 Обращение руководства ЛУКОЙЛ Оверсиз 9 01. Миссия и стратегия ЛУКОЙЛ Оверсиз 9 1.1. Миссия 9 1.2. Стратегия 9 1.3. Ключевые факторы успеха 11 02. Календарь событий за 2011 год 14 03. Основные операционные и финансовые показатели 16 3.1. Добыча и разработка нефти и газа 17 3.2. Геолого-разведочные работы 19 3.3. Запасы нефти и газа 23 3.4....»

«Исследование инвестиционного климата в Смоленской области, ОТЧЕТ разработка мер, обеспечивающих благоприятные условия предпринимательской деятельности и улучшение инвестиционного климата в регионе Инвестиционная стратегия Смоленской области на 2013-2025 годы Смоленск - Москва 2014 г. ОГЛАВЛЕНИЕ 1. Доступные ресурсы развития экономики Смоленской области 1.1. Характеристики социально-экономического развития 1.2. Характеристики отраслей экономики 1.3. Условия для реализации инвестиционных проектов...»

«Фредерик Шерман Война на Тихом океане. Авианосцы в бою Военно-историческая библиотека – 2 Андрей Мятишкин ([email protected]) http://militera.lib.ru/h/sherman/index.html Фредерик Шерман. Война на Тихом океане. Авианосцы в бою: АСТ, Terra Fantastica; М.; СПб.; 1999 ISBN 5-17-010653-Х, 5-7921-0243-0 Аннотация Автор этой книги знал войну не понаслышке. Командир авианосца, а затем авианосной оперативной группы, он прошел сквозь ад крупнейших сражений на Тихом океане. Коралловое море, Гилбертовы и...»

«ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО 15 ЗАКОН БРЯНСКОЙ ОБЛАСТИ О ВНЕСЕНИИ ИЗМЕНЕНИЙ В УСТАВ БРЯНСКОЙ ОБЛАСТИ ПРИНЯТ БРЯНСКОЙ ОБЛАСТНОЙ ДУМОЙ 29 АПРЕЛЯ 2010 ГОДА С т а т ь я 1. Внести в Устав Брянской области, принятый Законом Брянской области от 26 января 1996 года № 7 З (в редак ции Закона Брянской области от 30 июля 2003 года № 43 З, с изменениями, внесенными законами Брянской области от 8 октяб ря 2003 года № 49 З, от 28 мая 2004 года № 24 З, от 3 августа 2004 года № 44 З, от 2 декабря 2004 года № 78 З, от 8...»

«Ефим эткинд • Записки незаговорщика Харьков Права людини 2013 ББК 84.4(РОС) Э 89 На переплете использован фотопортрет автора работы Нины Аловерт Художник-оформитель Борис Захаров Записки незаговорщика / Харьков: Права людини, Э 89 эткинд Е. Г. 2013. — 372 с. ISBN 978-617-587-088-4. Записки незаговорщика впервые вышли по-русски в 1977 г. (Overseas Publications Interchange, London). В том же году был издан перевод на французский (Dissident malgre lui. Albin Michel, Paris), в 1978 — на английский...»

«Информация для граждан о проекте бюджета муниципального образования город Ульяновск на 2014 год и плановый период 2015 и 2016 годов Вводная часть В целях реализации принципа прозрачности (открытости) бюджетной системы Российской Федерации и обеспечения полного и доступного информирования граждан о бюджете муниципального образования город Ульяновск, в соответствии с Бюджетным кодексом Российской Федерации и Уставом муниципального образования город Ульяновск, составлен Бюджет для граждан на 2014...»

«ОГКОУ Буйская школа – интернат Исследовательский проект От формирования познавательной деятельности - к навыкам самостоятельной работы Автор проекта учитель географии Смирнова Ольга Владимировна 2012 Буй Пояснительная записка Изучение географии в коррекционной школе для детей с нарушением интеллекта имеет важное образовательное, практическое и воспитательное значение. Формирование познавательной деятельности по географии и развитие самостоятельности происходит в тесной взаимосвязи, является...»

«Ежегодная маркетинговая премия Энергия успеха №10 (49), октябрь 2012 Лучшее корпоративное издание 2010 года В номере: Крупным планом Что такое Белгазпромбанк? Для многих это синоним слов головной офис, Притыцкого, 60/2 и “Sky Towers”. Но на самом деле существует немало отделений банка, жизнь которых пусть и протекает вдали от магистрали, но от этого не становится менее насыщенной и интересной. Будем знакомы! Очередными героями нашей рубрики стали юрисконсульты — люди, чья профессия обладает...»

«ПРИКАЗЫВАЮ: Утвердить темы магистерских диссертаций у студентов 2 курса Магистратуры и назначить следующих научных руководителей в 2008-2009 учебном году: Ф.И.О студента Специализация Тема диссертации Ф.И.О № руководителя Абрамова Анастасия Маркетинг товаров класса Маркетинговое Соловьев Б.А. Сергеевна люкс планирование на предприятии Акиева Юлия Маркетинг товаров класса Позиционирование: Просвиркин Б.Л. Русланова люкс процесс и методы Алин Сергей Финансы( ценные бумаги) Дивидендная политика...»

«РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВО КАЛИНИНГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ ПОСТАНОВЛЕНИЕ 12 декабря 2012 года № 970 г. Калининград О согласовании проекта схемы территориального планирования муниципального образования Полесский муниципальный район В соответствии с частью 2 статьи 21 Градостроительного кодекса Российской Федерации, частью 10 статьи 11 Федерального закона от 20 марта 2011 года № 41-ФЗ О внесении изменений в Градостроительный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской...»

«лет истории Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг Нестор-История Санкт-Петербург 2009 УДК 947: 336.451.006.3 ББК 63.3(2)7-28:37.849 Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) Проект № 07-01-16007д Вознесенский С. В. Первые сто лет истории Экспедиции заготовления государственных бумаг (1818–1918 гг.) / Сост. Т. Н. Смекалова, А. В. Мельников, Н. М. Вечерухин. — СПб. : Нестор-История, 2009. – 426 с., ил. ISBN 978-59818-7307-2 Книга Первые...»

«Название: ООО РемTV Адрес: Туполева, 16., офис 111 (2 этаж), тел. 95-27-58 Строго конфиденциально. БИЗНЕС– ПЛАН Открытие службы по ремонту теле- видео- аппаратуры РемTV Учредители: Колчева Ирина Манашкнина Ксения Михайлина Вероника. учащиеся 11 А класса Руководитель: Гришина Татьяна Вячеславовна, учитель информатики и ИКТ. Дата составления плана: 10 сентября 2012 года. Тольятти PDF created with pdfFactory Pro trial version www.pdffactory.com Содержание Меморандум о конфиденциальности.. 1....»






 
2014 www.av.disus.ru - «Бесплатная электронная библиотека - Авторефераты, Диссертации, Монографии, Программы»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.